Элементы (джен)

Советская агитация создала образ гражданина СССР как человека образованного, трудолюбивого и непременно спортивного. В этом плане мой отец был образцовым советским гражданином: пять дней в неделю он был уважаемым научным сотрудником Николаем Николаевичем, работавшим в НПП «Волна», а по выходным становился Коляном, кандидатом в мастера спорта по настольному теннису и любителем пива.

В летние выходные отец садился на велосипед и ехал в центральную часть Измайловского парка, где располагались спортивные площадки и пункты проката спортивного инвентаря. А я частенько составлял ему компанию на своей «Каме». Пока они с приятелями часами колотили по мячику ракетками, в перерывах потягивая пиво и закусывая шашлыком, я колесил по парку на велосипеде, время от времени делая остановки в безлюдных местах, чтобы покурить.

В тот день всё начиналось как обычно. Мы доехали до пункта проката, отец взял там сетку и мы пошли к столам. Немного понаблюдав за тем, как отец в пух и прах разносит очередного соперника, я предупредил, что вернусь через час, и отправился кататься.

Мои обычные маршруты уже порядком мне наскучили, и на этот раз я решил ехать к Собачьему пруду. Прислонив велосипед к дереву, я уселся на берегу, но едва успел достать пачку сигарет, как услышал за спиной шорох травы.

Позади меня, возникнув будто из ниоткуда, стояло пятеро ребят — явно старше. Они недобро и как-то оценивающе разглядывали меня, словно прикидывая, что ценного у меня может быть с собой. Я убрал сигареты и хотел было сесть на велосипед, чтобы поскорее убраться отсюда, но они преградили мне путь.

— Не рыпайся, очкарик, это теперь наше, — один из них положил руку на сиденье моей «Камы». — Вали отсюда.

Спорить с ними было глупо и опасно. Я мог бы просто молча уйти, понадеявшись, что им не придёт в голову догнать меня, чтобы отобрать что-нибудь ещё или просто избить ради забавы. Но что-то всё же заставило меня вступить с ними в странные переговоры.

— Хорошо, забирайте, — спокойно сказал я. — Только довезите меня до главного входа.

Они захохотали, и мне пришлось пояснить:

— Меня там батя ждёт. Если опоздаю, да ещё и явлюсь без велика, мне влетит.

— Это твои проблемы! — фыркнул тот, кто держал мою «Каму». — Иди отсюда нахер.

Я развернулся и не спеша двинулся в сторону автобусной остановки на Московском проспекте, как вдруг меня окликнул один из ребят:

— Эй, очкарик! Погоди! Так и быть, садись, подброшу.

Я ехал на багажнике собственного велосипеда, неловко задрав ноги и вцепившись в сиденье, и размышлял, как быть дальше. Конечно, когда я просил отвезти меня к парку, я думал не только об отце, который будет ждать меня и беспокоиться. Я думал ещё и о том, что, оказавшись на своей территории, я смогу хоть что-то предпринять: например, столкнуть этого нескладного, пахнущего потом прыщавого парня, забрать велосипед и жать на педали изо всех сил, пока не окажусь возле теннисных столов.

Но этот парень, словно зная, о чём я думаю, мчался так быстро, что в ушах свистел ветер, и мы едва вписывались в повороты. У меня совершенно не было возможности устроить аварию так, чтобы не пострадать при этом самому. А когда мы уже подъезжали, он обернулся и крикнул:

— Я не буду останавливаться! Спрыгивай!

Мне ничего не оставалось, кроме как спрыгнуть на полном ходу напротив главного входа. При этом я умудрился угодить прямо в лужу, в которой не только основательно промок и испачкался, но и ободрал колени, локти и порвал любимые джинсы.

Когда я в таком виде явился к отцу и всё ему рассказал, он, уже порядочно выпив пива и пребывая в философском настроении, ответил, что всякое бывает и что ни в какую милицию мы обращаться не будем, потому что это бесполезно.

Я негодовал:

— Пап, ну хотя бы поехали в Сокольники, к магазину «Зенит»! Прямо сейчас! Они его точно туда повезут, к перекупщикам. Мы их там встретим, и ты им по шеям надаёшь.

Отец только улыбнулся:

— Игорь, да хорош, забудь уже. Я тебе на день рождения куплю такой же новый. Или вообще как у меня, шоссейный. Хочешь?

Я не хотел шоссейный велосипед. Я хотел «Салют» вместо своей старенькой «Камы». И новые джинсы взамен испорченных — само собой, узкие и чёрные.

А ещё я хотел отомстить.

* * *

Несмотря на мирное завершение этой глупой и дрянной истории, злость не оставляла меня и на следующий день. Утром мы с Лёхой зашли к «гаражникам» и целой толпой, возглавляемой Зуем, Игнатом и Головой, отправились к Собачьему пруду. Само собой, мы там никого не нашли, ни у самого озера, ни в окрестностях, и про пятерых ребят с единственным велосипедом на всех, никто даже не слышал.

После обеда мы с Алексеем даже наведались к сокольническим перекупщикам, но выяснили лишь то, что моя «Кама» была продана новому владельцу ещё вчера. Таким образом все нити в этой истории оказались оборваны, полностью лишив меня возможности отомстить.

Прошло около недели, и моё неудовлетворённое желание мести каким-то странным образом превратилось в желание просто взять и совершить какое-нибудь преступление. Разумеется, я не собирался уподобляться той компании и делать кому-то подлость, отнимая что-то, унижая и издеваясь — для меня это было чем-то постыдным. Я решил, что от моего преступления не должен пострадать никто лично, и тогда план созрел сам собой.

* * *

Мои преступные намерения были связаны с булочной, находившейся в соседнем доме, рядом с аркой. Я часто проходил через дворы, мимо её дебаркадера, и уже не раз обращал внимание, что замок висит на разболтанных петлях, держащихся только на честном слове.

За три дня до преступления поздним безлюдным вечером я пришёл к дебаркадеру, подобрал булыжник и, оглядевшись, запустил им в лампочку над крыльцом. За следующие три дня никто не озаботился её заменой, и я понял, что можно смело действовать.

Было одиннадцать вечера, когда я начал собираться. У отца в шкафу я нашёл его старую синюю водолазку, которая была мне велика и позволяла закрыть воротником лицо до самого носа. Покопавшись в ящике с инструментами, я нашёл там строительные перчатки. Потом я взял пакет, положил в него бутылку вина и монтировку, которую недавно обнаружил на подоконнике в подъезде, и направился к булочной.

Людей в это время на улице не было. Подойдя к дебаркадеру, я поднялся по лестнице и просунул монтировку под дужку замка. Замок слетел легче, чем я думал, и мне пришлось поймать его на лету, чтобы не наделать шума в пустынном дворе, где каждый резкий звук отражался от домов звонким эхом.

Затем я взялся за ручку и потянул дверь на себя. Раздался такой оглушительный скрип, что где-то в кустах шарахнулась кошка. Со страху я отбежал во двор, в тень. Там я уселся на лавку под деревом и минут десять наблюдал за дебаркадером. За это время ничего не произошло — и я понял, что сигнализация в булочной не установлена.

Я глотнул вина для храбрости, поднялся с лавки и пошёл совершать своё первое в жизни преступление.

Я вошёл в кромешно тёмную булочную и, освещая себе дорогу спичкой, осторожно двинулся по узкому коридору. Фонарь я не стал брать намеренно, чтобы никто не заметил его луч с улицы. Света не хватало, и я не заметил ведро и швабру, почему-то оставленные уборщицей прямо в середине прохода. Запнувшись о ведро, я растянулся на полу во весь рост под оглушительный грохот.

Вскочив, я снова сбежал во двор, где просидел на лавке около двадцати минут, нервно куря сигареты одну за другой и иногда прикладываясь к бутылке. Убедившись, что в булочной всё так же ничего не происходит, я убрал вино в пакет и пошёл доводить своё чёрное дело до конца.

Обнаружив, что касса в зале открыта, я поначалу обрадовался, но внутри оказалась сущая мелочь — три рубля по рублю и какие-то медяки. Я не без досады сгрёб всё это в карман джинсов и тут заметил в глубине кассы связку ключей. Тогда я решил, что один из этих ключей наверняка от кабинета директора магазина, где может найтись что-нибудь поинтереснее трёх рублей с мелочью.

Вскоре мои надежды оправдались: мне удалось открыть не только кабинет директора, но даже стоявший там сейф. В нём лежали какие-то документы, стояла початая бутылка коньяка, но главное, там были и деньги — двадцать пять бумажных рублей и ещё около пяти мелочью. Документы меня не интересовали, а вот деньги я сунул в карман, коньяк убрал в пакет и, стараясь больше не шуметь, отправился домой, чтобы как следует отметить удачное ограбление.

* * *

Лёха мне почему-то не верил.

— Да пиздишь ты всё! — обиженно говорил он, пока мы шли навещать компанию «за Шлюшьим домом». — Это тебе дедушка, небось, выдал тридцатник за очередные твои заслуги. Ты же у нас вон какой хороший, аж на Союзмультфильме работаешь! Две недели уже… Взял один и забрался в эту булочную без меня, как же!

Тем временем мы пришли на место, где сидела вся эта тусовка почти в полном составе. Мы не успели обменяться с ними и парой слов, как вдруг появился наш приятель Никита Лукин и заговорщическим тоном объявил, что у него есть очень интересная информация для всех присутствующих, а особенно — для нас с Алексеем.

Нам предлагалось идти на дело.

— Это на какое же? — усмехнулся Лёха, закуривая. — Как в тот раз, с пивной палаткой?

От совершения прошлого разбойничества мы с Алексеем благоразумно отказались, а Лукин, Майда и Ришта с Данилюком всё-таки решили это сделать, прихватив с собой почти всю компанию: Пашу Кобзева, младшего Голованова по прозвищу Брёшка, Диму Мумми-Тролля и Мансура по прозвищу Китаец.

Перед моим домом на Щербаковской стояла пивная палатка, и после закрытия Никита с компанией незаметно туда пробрались. В огромной кеге действительно оставалось много пива, и на радостях, вместо того, чтобы слить его в канистры и быстрее уходить, они принялись пить прямо там.

В итоге они до глубокой ночи торчали в палатке, играя в карты и продолжая напиваться, а под конец, осмелев, даже принялись курить. Кто-то из них промахнулся тлеющим окурком мимо кружки, служившей пепельницей, и ларёк вспыхнул.

Поняв, что самим огонь им не погасить, они спешно вылили остатки пива в свои канистры и выскочили на улицу, но к этому моменту к дымящемуся ларьку уже подъехал патруль, и им пришлось бежать со всех ног, побросав добычу.

Лукина задело замечание Лёхи.

— И ничего не как в тот раз! — проворчал он обиженно. — Сейчас всё путём будет. Но не хотите — и не надо, кого-нибудь другого позову!

— Ладно, расскажи, а там решим, — предложил я.

Мама Лукина работала на восьмой улице Соколиной горы. Возвращаясь от неё днём, Никита решил заглянуть на железнодорожную станцию Лефортово, где ему удалось подсмотреть расписание поездов и выяснить, что послезавтра в пять часов вечера со станции выходит состав с очень важным грузом.

По МКЖД составы шли в основном со стройматериалами и прочим безынтересным барахлом. Иногда, правда, там перевозили и кое-что подороже — мебель и даже технику, но для нас это было бесполезно, поскольку сбывать краденное нам было бы попросту некуда.

Но то, о чём говорил Никита, было ценно само по себе — в четверг из Лефортово должен был выйти состав, в трёх вагонах которого находились канистры с коньячным спиртом.

* * *

В половине пятого мы уже были на месте, прихватив с собой стремянку. Пока мы втроём — я, Лёха и Майда — курили в ожидании состава, Никита прогуливался вдоль насыпи, поглядывая на рельсы с видом знатока. Иногда он останавливался перед нами, чтобы изречь что-то абсолютно очевидное:

— Хорошо, что вагоны со спиртягой почти в самом начале. У нас будет больше времени, пока поезд не разгонится.

Или:

— Это правильно, что Лёхину стремянку захватили — она должна быть не слишком широкой, чтобы пролезла в люк.

В начале шестого на выезде из Лефортово показался наш состав. За локомотивом следовало несколько одинаковых белых рефрижераторных вагонов, а сразу за ними — то, что было нужно нам.

С прищуром глядя на приближающийся поезд, Никита скомандовал:

— Так, пацаны. Становимся на расстоянии. Майда, ты идёшь первым. Киныч, бери лесенку, передашь ему. Делаем всё быстро, поняли?

Меня раздражал его тон: Никита говорил так, словно он, а не мы, был первооткрывателем и мастером нашего железнодорожного ремесла. Но все замечания я решил оставить на потом, когда мы уже совершим ограбление поезда.

Белые вагоны-холодильники медленно поползли мимо нас, и Майда побежал вровень с поездом, чтобы зацепиться. Когда нужный вагон поравнялся со мной, я на бегу передал ему стремянку и следом забрался сам. Вскоре мы вчетвером стояли на крыше вагона.

Лёха ногой откинул крышку вентиляционного люка.

— Майда, полезай в люк, спрыгивай и бери лестницу. За ним ты, Никита. А мы с Кинычем будем принимать канистры. Скинем на насыпь аккуратно. Если повезёт, что-нибудь да уцелеет.

Никита, почему-то продолжавший мнить себя руководителем, видимо, хотел возразить, но Лёха это пресёк:

— Ну что уставились? Быстрей давайте! Поезд-то идёт!..

Времени у нас и правда было немного.

Спустившись в вагон, Майда с Лукиным сначала перекрикивались между собой и чем-то гремели, а потом в люке показалась первая канистра.

Спирт был разлит по десятилитровым алюминиевым канистрам, которые запросто могли треснуть, упав на камни, поэтому, сбрасывая первую, я старался попасть ей в кусты. Лёха, приняв у Никиты вторую, последовал моему примеру, и дело пошло.

Приняв одиннадцатую канистру, я почувствовал, что поезд начинает понемногу набирать скорость, и крикнул Майде с Никитой, чтобы они выбирались.

Спрыгнув и собравшись, мы стояли на насыпи и курили, ожидая, пока пройдёт состав.

Никита сказал:

— Одиннадцать штук! Мы это всё не допрём вчетвером. Майда, может, сгоняешь к «Шлюшьему», приведёшь ещё хотя бы троих?

Я усмехнулся:

— Одиннадцать штук, ты подумай. Хорошо, если из всех уцелела хотя бы пара.

Мы побрели вдоль насыпи, высматривая нашу добычу. К моему удивлению, целых пять канистр остались невредимыми; содержимое остальных шести стекало ручейками по камням, источая характерный аромат.

Спирт мы поделили по-честному. Никита как информатор получил две канистры, мы с Лёхой и Майдой — по одной.

Тем же вечером компания «За Шлюшьим домом» устроила грандиозную попойку, но мы обошлись с нашим трофеем аккуратнее — на следующий день отвезли Зую все двадцать литров спирта.

— Вот это дело, мужики! — обрадовался Зуй. — Я теперь из этого настоек понаделаю! Лимонные, калиновые, смородиновые, яблочные, вишнёвые… Я разные умею, рынок-то под боком. Аж душа радуется!

Результатом ограбления поезда стало то, что мы были надолго обеспечены вкусными, хотя и очень крепкими настойками авторства Зуя, и только глубокой осенью наши запасы подошли к концу.

В конце ноября мы случайно обнаружили заведение в Черкизово, где можно было приобрести настойки, похожие на зуевские. Мы стали иногда наведываться туда, несмотря на то, что этот район в те времена становился всё более опасным.