С самого начала (джен)

Раннее августовское утро блестело в каплях росы, рассыпанных по траве, каждый куст готов был слегка освежить задевшего ветку прохожего. Но небо было чистым, день обещал стать жарким. Альбус должен был к полудню испечься в мантии, накинутой им поверх маггловской одежды, если только не наложил охлаждающие чары. Том пренебрег этой условностью, никаких мантий – ему с Гонтами все было ясно заранее, поэтому на нем были только брюки и легкая белая рубашка. Маггловские.

Как и в воспоминании, высокие кусты закрывали обзор, ничего вокруг не было видно, кроме собственно дороги, испещренной следами копыт в обе стороны до ближайших ее поворотов. К счастью, столб с указателями стоял на прежнем месте. Они прошли по следам Боба Огдена, чтобы еще издали увидеть, насколько сдала за прошедшие с его появления годы хижина Гонтов. Она, казалось, еще глубже вошла в землю, еще гуще поросла мхом, почти сливаясь с окружающей зеленью, окна были закрыты ставнями. Трава на поляне между дорогой и хижиной казалась нетронутой, с дороги явно никто не сворачивал в ее сторону.

– Никого? – прошептал Альбус.

Том покачал головой, указывая на прогалину в траве вдоль дома:

– Тропинка в лес не заросла, кто-то ходит туда или оттуда. Подождем.

Они устроились под сосной, немного в глубине леса, но так, чтобы увидеть, как только кто-то покажется из хижины или подойдет к ней. Том скоро стал клевать носом, неосознанно ища опору для головы. Альбус ненавязчиво подставил плечо и немедленно потерял собеседника – Том уснул. Час или два ничего не происходило, только жужжание насекомых становился то звонче, то тише, и солнце постепенно поднималось вверх. А потом дверь скрипнула, на пороге появился крепыш с густой, совершенно седой шевелюрой, в потрепанной одежде, с большой сумкой через плечо, в которой, казалось, что-то позвякивало или постукивало. Он поколдовал над дверью, запирая ее. Еле заметная тропинка вдоль дома, примеченная Томом, была его, Гонт скользнул в лес так быстро, что Альбус даже не успел рассмотреть толком его лицо. Он толкнул Тома осторожно, чтобы не напугать и не вызвать какой-либо шумной реакции, тот открыл глаза и вдруг почти вскочил, глядя ровно в ту сторону, куда ушел Гонт. Оглянулся на Альбуса:

– Вы слышали?

– Что? – шепот в ответ, намекающий, что стоит вести себя потише.

– Это же зов, зовут змей, довольно близко, – прошептал Том возбужденно.

Альбус в двух словах описал, что увидел. Очевидно, Гонт жил в доме один, кто именно, отец или сын, стало предметом тихого, но жаркого спора.

– Это Марволо, раз он сед. Морфин не может так выглядеть, ведь он моложе вас, ему не может быть сейчас больше сорока.

Дамблдор не избежал седины, но это было фамильное – его отец тоже начал седеть рано. еще до того, как попал в Азкабан. В остальном – лицо, фигура, подвижность – Альбус выглядел не старше сорока, а по маггловским меркам, к которым Том привык, даже моложе. Обычно, глядя на магов, он прибавлял им десяток лет, если они казались ему моложе пятидесяти, и два, если казались старше. Значит, Морфину на вид должно быть лет тридцать.

– Марволо должен сейчас выглядеть стариком, – возразил Альбус.

– Прошло не так много лет по магическим меркам.

– И все же это сын, а не отец. Он сед, потому что провел в заключении три года, это очень много, Азкабан хуже любой маггловской тюрьмы, я видел, что он делает с людьми.

Том бросил косой, чуть насмешливый взгляд в сторону леса.

– Пойду посмотрю сам.

Не добавив больше ни слова, он снял с себя разиллюминационное и обратился. Серая змея так и не опознанного вида скрылась в траве. Альбусу осталось только ждать.

Гонт вернулся в дом только когда пекло стало спадать, Том – еще позже.

– Он доит змей, и не сказать, что они этим очень довольны, – выпалил он, когда Альбус вернул ему человеческий вид. – Прошлый хозяин подкармливал их и ставил в лесу теплые гнезда осенью и весной, этот – нет, – краткий отчет исчерпывающе описывал экономическую основу жизни Гонтов – яд змей высоко ценился зельеварами и медиками.

– Значит, я был прав, это Морфин? – уточнил Альбус.

– Змеи не слишком хорошо считают, когда годы переваливают за десяток, но если я правильно понял, Марволо, предпоследний хозяин, умер почти сразу после возвращения. Меропу они почти не знают, она к ним, – Том махнул рукой на лес, – не приходила.

– С ним самим не разговаривал?

– Не рискнул в виде змеи – он груб с ними и совсем их не боится, его, скорее всего, и кусать бесполезно, я был бы беззащитен. Поговорю как человек, – Том коснулся палочки сквозь ткань потайного кармана вдоль, и пошел прямо к хижине. Альбус поднялся следом, но был остановлен. – С одним-то я справлюсь. Мне нужен разговор без свидетелей. Если что… – Том, улыбаясь, сжал в другом кармане монетку – проверенный способ экстренной связи.

Дверь в хижину была полурассохшейся, обесцвеченная временем древесина слоилась, поэтому стук вышел тихим и глухим.

– Что ты здесь забыл, маггл? – Гонт, распахнув дверь, уставился на него почти удивленно.

– Я не маггл, – прошипел Том в ответ, получив всю полагающуюся толику изумления – парселтонг глобально изменил ситуацию.

– Кто ты?

– Угадай.

– По лицу видно, что ты риддленыш, и думать тут не о чем. Но на слух я распознаю нашу кровь, самую ее каплю, – Морфин, стоя в дверях, перегораживал вход рукой, упираясь ей в косяк.

– Меня назвали в честь отца, второе имя – от деда по матери.

– Том Марволо, значит, – Морфин лишь слегка развернулся, убрав руку, и Том счел этого достаточным, чтобы шагнуть внутрь.

– Том Марволо Риддл, все верно.

Это место могло быть его домом. Кухня за прошедшие годы не стала чище, стол был заставлен посудой. Несколько стульев были завалены старой одеждой, и неловко было даже пытаться сесть на один из них. Впрочем, ему и не предложили. Морфин, прищурившись, разглядывал гостя, и его усмешка все меньше походила на «добро пожаловать».

– Наша потаскушка небось и не задумалась, что за дети получатся от такого союза. Грязнокровки. И Риддлы от тебя избавились.

Том вскипел от столь неожиданного умозаключения, но логика Морфила лежала на поверхности. Прежде чем прийти в лачугу, любой попробовал бы Дом на холме, и совершенно неочевидно, почему бы Тому Марволо пришло в голову поступить иначе.

– Возможно, Риддлы обо мне не знают. Все, что знаю я: моя мать пришла одна в лондонский маггловский приют в Сочельник, родила меня и умерла, успев только дать мне имя. Никаких документов не осталось.

– И как же ты нашел меня?

– Архив Аврората, – ответил Том коротко.

– Чего же ты хочешь, змееныш?

– Дом и кольцо, – что-то заставило Тома сказать правду, самую ее сердцевинку.

Альбус, вслушивавшийся в разговор сквозь неплотно закрытую дверь, едва сдержал удивление: ответ был слишком прямолинеен даже для Тома. Видимо, способность получать честные ответы была фамильной магией Гонтов.

– Дом, говоришь, – снова протянул Морфин, – а твоя матушка сбежала отсюда, сверкая пятками, как только присмотреть за ней стало некому.

– Не этот дом, другой, – просто ответил Том, – тот.

– Тот, значит. Хороший выбор, кому, как не магам, жить там, – и теперь Том был поражен тем, насколько сошлись их мысли. – Том Риддл, как теперь оказывается, старший, вернувшись без супруги, сказал, что его обманули. В деревне это поняли так, что дурнушка Меропа сказалась беременной, в церковь затащила, а в срок не родила. Хочу посмотреть на его рожу, когда он тебя увидит. Когда видит меня, перебегает на другую сторону дороги, поджав хвост. Пойдешь к нему?

Том кивнул.

– Иди сегодня, они по четвергам отпускают всех слуг сразу. Сможешь поговорить без лишних ушей, – тягучесть, изображавшая задумчивость, из голоса Морфина исчезла, появилась опасная хрипотца и нетерпение. – И кольцо, – продолжил Морфин, – вот как кровушка сыграла. Медальон у тебя? Я его так и не нашел. Унесла, … – Том предпочел не расслышать последнее слово.

– Нет, не у меня, – ответил Том, – я пересмотрел воспоминания у всех магглов, которые видели ее, уверен, что когда она пришла в приют, медальона при ней уже не было.

– Умеешь, значит. Умный. Я так понимаю, грязнокровку пригласили в Хогвартс?

– Я там лучший.

– А кольцо, значит, хочешь вот это.

Морфин протянул правую руку ладонью вниз, демонстрируя артефакт, а левый кулак полетел Тому в лицо.

Риддл не отвлекся, не купился на эту простую уловку, и все же не смог избежать удара. Задело по касательной, скула вспыхнула, правый глаз как будто ослеп, но инстинкты дуэлянта не подвели. Морфин отлетел к противоположной стене и был спеленан обездвиживающим в два счета. Том подошел и наклонился, глядя в удивленно и беспомощно моргающие глаза.

– Не поверил, что я лучший в Хогвартсе?! Для тебя на рожу я маггл магглом?! От маггловской крови могу добавить, – Том добавил ногой с размаха, попав куда-то по ребрам.

– Прекрати, – прогремело от двери. Альбусу пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь, не задев притолоку.

Том обернулся.

– Он попытался напасть.

– Он попытался ударить, – поправил Альбус уже несколько спокойней.

– И в чем разница?

– Он попытался ударить. Мне кажется, он как раз признал тебя – ты должен был запомнить, как тут обращаются со своими детьми.

– Ну, выходит, мне повезло, что я родился не здесь. Спасибо маме снова.

– Ему очень больно, – произнес Альбус, кивнув на Морфина.

Том опустился на колени рядом с побежденным им Гонтом, все же достал палочку и срастил два сломанных ребра – медицинский курс был прослушан им не зря, никакой возни с костеростом не понадобилось. Потом он вылечил ссадину на левой руке, полученную только что об его же скулу. Кстати, с приходом Альбуса болеть она перестала. Как по волшебству. Том заметил на левой еще несколько неумело залеченных старых шрамов – эта рука явно была рабочей, Морфин был левшой. Потом с тем же интересом он осмотрел правую, снял грубое тяжелое кольцо и надел себе на палец.

Альбус пристально следил за медицинскими манипуляциями и не только.

– Собираешься так и уйти?

– Нет, конечно. У нас в плане остался еще один пункт. Взгляну одним глазом на Риддлов, подготовлю для него, – Том едва коснулся лежащего Морфина носком ботинка уже без всякой злобы, – воспоминание, которое он завтра покажет аврорам. Да, я собираюсь, –добавил он твердо, прочитав во взгляде Альбуса возмущение.

– Ты не понимаешь?! Даже хорошо ведь у вас получилось! Ты уже доказал, что можешь его отделать, что ты Гонт, самый настоящий. Если бросишь дурить и распеленаешь его, к утру будете не разлей вода. Он всегда будет дразнить тебя грязнокровкой и ловить возможность дать в нос, а ты будешь раз за разом доказывать, что ты самый сильный маг в этом доме со времен Салазара. Он не станет тебе отцом, но может стать старшим братом, между братьями такое бывает. Ты ведь хочешь этого, хочешь того, кто примет тебя и с твоим "Я самый лучший", и с маггловской мордой одновременно.

– Я не хочу, чтобы меня били. И слышать его "потаскух" и "грязнокровок" не хочу. Неужели не понимаешь? – Альбус видел под тонкой пленкой спокойствия бурное кипение – кто бы мог подумать, что Тома так сильно заденут слова. – Не этим утром. Не смогу сейчас. В моем доме должно быть безопасно, никаких розог, никаких кулаков. Поэтому мне остались только магглы. Поэтому сейчас – мой план.

– Хорошо, иди. Только помни, что трех месяцев заключения будет более чем достаточно, мне этого хватит с головой, а ему нечего делать в Азкабане дольше. Поэтому – не делай ничего особенного.

– Конечно, Дамблдор, не беспокойтесь.

Том наклонился, чтобы поднять палочку Морфина – ему было прекрасно известно о необходимости выполнить именно ей все заклинания, которые нужно будет списать на ее хозяина.

– Для оборотки, – Альбус тоже нагнулся над Морфином, чтобы отхватить в незаметном месте прядку грязных седых волос. – С одеждой помочь?

Том поморщился.

– Слишком долго возиться, да и противно. Обойдусь трансфигурацией.

Альбус кивнул.

– Сначала трансфигурируй с запасом, фигура у него плотная, потом пей.

Том скользнул к двери.

– Думаю, трех часов мне хватит.

* * *

Дверь в Дом на холме открылась легко, как и любая маггловская дверь перед волшебством. Том прошел сквозь темный холл к звукам богатства – звону серебряных вилок о фарфоровые тарелки. В освещенной столовой ужинали. Том остановился на входе, оставаясь в тени, разглядывая сидевших за столом людей. Двое пожилых магглов, скорее всего муж и жена – она что-то тихо выговаривала ему, и третий – зеркальное отражение для Тома, Том Риддл старший, живой и совсем не постаревший, кажется, только легкая седина на висках выдавала, что они с Томом Марволо не ровесники и не близнецы. Стол был уставлен большими и маленькими тарелочками с разнообразной едой – как будто войны не было.

Все же какое-то движение или звук его выдали, потому что женщина подняла голову и спросила:

– Кто вы и по какому праву…

Том шагнул на свет.

– Вам должно хватить одного взгляда, чтобы ответить, кто я, – Том сделал небольшую паузу, дав ей рассмотреть себя, – не правда ли?

Она медленно кивнула, переведя вопросительный взгляд на самого старшего из Риддлов, как бы спрашивая, видит ли он то же, что она, а потом на их сына, сравнивая его, убеждаясь, что двое в этой комнате похожи, как две капли воды, и прося, даже требуя у него объяснения.

– Ты же сказал, что тебя обманули… – полувопрос, полуутверждение.

– Я тоже слышал это выражение, и хотел бы знать, в чем состоял обман, – произнес Том, глядя на отца.

Но если оба старших маггла не отрываясь смотрели на его лицо, узнавая сына и себя, то Том Риддл старший так же не отрываясь смотрел на правую руку вошедшего, и задал свой вопрос:

– Ты такой же, как она? – его голос был полон ужаса, а лицо исказилось, будто он вот-вот закричит.

Том понял этот взгляд:

– Такой же. Отвечай мне: в чем она тебя обманула?

– Ты знаешь, в чем. Разве то, что вы делаете с нами, не обман? Мне бы никто не поверил, даже собственные родители, если бы я рассказал, как было, меня бы просто упекли в сумасшедший дом.

– Теперь придется рассказать. Говори правду.

Том взглянул на старых магглов, убедился, что они замерли и ловят каждое слово. Почему-то это стало важно.

– В один несчастный день я проснулся и понял, что влюблен в девчонку из дома Гонтов, как они себя называют, из лачуги Гонтов, скажу я. Но тогда я был как ослеплен, не в своем уме. Я собрал все деньги, что смог найти, обвенчался с ней и умчал в Лондон, никому ничего не сказав. Даже тогда понимал, что это невозможно, но мне хотелось этого, как ничего и никогда. Несколько месяцев я был счастлив, пока не проснулся в своем уме, рядом с уродливой дурой с уже округлившимся животом.

Палочка в руке Тома дрогнула, его удержало лишь то, что он должен дать дорассказать историю и только потом карать. Он, как ему казалось, не чувствовал ничего, позволяя себе только обдумывать; иначе, он понимал, ситуация мгновенно выйдет из-под контроля.

Маггла воскликнула:

– Я не понимаю, Томас, что значит «в своем уме», «не в своем уме»? Тебе разонравилась беременная жена, поэтому ты оставил ее одну с ребенком, зачатым в браке? Почему мы узнаем об этом только сейчас?!

Том, выросший крайне далеко от этого слоя общества, совсем не ожидал здесь поддержки. Их представление о правилах и приличиях работало сейчас на него.

– Не в этом дело, мама. Она объяснила мне, что поила меня приворотным зельем до тех пор, пока я не доказал, что хороший муж и действительно люблю ее. Я не поверил своим ушам, и тогда она показала мне несколько фокусов, чтобы доказать, что она ведьма. Она делала это с помощью такой же штуки, как у него, – Том Риддл старший впервые с начала своего рассказа поднял глаза и снова взглянул на волшебную палочку. – Мне пришлось поверить. Я сказал, что никогда не повернусь больше к ней спиной, и она сломала свою палочку, чтобы я не боялся. Но это была не жизнь. Я не знал, сколько этих «палочек» может быть и что они значат для нее, значит ли сломанная деревяшка отказ от волшебства, как она обещала. Я понял, что не выпью ни глотка рядом с ней, не смогу съесть ни крошки. Вышел, в чем был, и уехал домой.

– Приворотное зелье? Фокусы? – поднял голос старший из Риддлов-мужчин. – Ты понимаешь, что опозорил семью!? Может, твоя жена и была нездорова, но ты должен был позаботиться о ней, а не сбегать. Если ты хоть на минуту сам поверил в то, что говоришь, тебе и место в сумасшедшем доме.

Но Том-волшебник не собирался использовать неверие магглов в магию, это следовало немедленно исправить.

– Я покажу вам, – и они замолчали.

На краю стола стояла тонкая, полупрозрачная ваза с цветами. Том поднял ее в воздух, заставил медленно пролететь перед глазами каждого из магглов и вдребезги разбил о стену. Женщина вскрикнула. Том бросил несколько осколков на стол, чтобы они могли их рассмотреть и потрогать. А потом восстановил вазу, плеснул в нее воды и по одному вставил обратно цветы, будто никогда и не лежавшие сломанными в луже на полу. Насладился эффектом – неверием, близким к восхищением у старших, и какой-то новой обреченностью у своего отца. Нет, это был цирковой фокус для детишек, он должен показать власть и могущество, чтобы достичь послушания. Том поджег стол, предварительно обездвижив их всех. Возможно, это было ошибкой, возможно, ему не следовало показывать магглам их слабость, ведь до этого они не считали себя беспомощными перед юношей, который вошел в их дом без спросу. Они оказались неспособны понять это правильно, реакция на беспомощность оказалась парадоксальной – в них троих вспыхнули гнев и ненависть, почти ощутимые в воздухе даже после того, как огонь погас, не оставив ни одного повреждения. Атмосфера изменилась.

– Что еще ты можешь, мальчик? Превратить воду в вино? – самый старший из Риддлов решил проверить до конца, с чем или с кем имеет дело.

Том не повел и бровью, перенес чистый стакан поближе, плеснул в него воды и трансфигурировал.

– Вино в бокале не отличишь на вкус от того, что в той бутылке, – Том кивнул на край стола, – подобие жидкости – достаточно простое упражнение трансфигурации.

– И пятью хлебами можешь накормить... скольких?

– Скольких нужно.

Круглый хлеб лежал на блюде, от него было отрезано всего несколько кусков. Том отрезал еще и еще, незаметно добавляя, пока на столе не выросла гора хлеба.

– По воде как посуху пройдешь?

– Да, – Том взлетел над столом так, чтобы его ноги было видно, и опустился обратно.

Маггл взглянул ему прямо в глаза с каким-то странным превосходством. Это было странно – чем больше Том показывал, тем ярче оно разгоралось. Он явно убеждал маггла в чем-то, но не в том, в чем пытался убедить.

– Только, сдается мне, что от этого вина не опьянеешь, а хлебом не наешься. Верно?

По существу ответить было нечего – еда была самым известным исключением, и спиртное – тоже, иначе маги бы просто спились. Но как маггл мог догадаться об этом?

– Я не пытаюсь сказаться Христом. Хотя и могу.

– Ты враг роду человеческому. Мне известна цена, которую нужно заплатить, и которую заплатил ты или твоя мать. Зачем ты пришел к нам?

Том не смог понять, кем его посчитали и что маггл имел ввиду, говоря о цене. Хоть он и вырос среди магглов, для него религия была чем-то далеким и, безусловно, всего лишь способом запугивания, инструментом для того, чтобы одни магглы могли управлять другими. Это для него описанное в Библии было несложными для мага его уровня фокусами; он никогда не сталкивался с верой в таком смысле. В этот момент он считал разницу между собой и своими родичами в этой комнате меньшей, чем они, поэтому его ответ был человеческим, но для двоих в этой комнате он больше не был человеком. Том не мог это объяснить, лишь почувствовал.

– Узнать правду о матери, прежде всего узнать, что с ней случилось. Этого никто не знал, кроме него.

Он вновь повернулся к отцу.

– Видишь, теперь у тебя нет проблем с описанием фокусов. Я показал достаточно. Это крохотная часть того, что я могу, поверь. В моем мире это может любой ребенок, моя мать просто никогда не училась по-настоящему и не могла показать тебе многого. Я расскажу историю дальше с того момента, о котором знаю я. Она пришла рожать меня в маггловский приют, потому что ей некуда было больше идти. Я родился, и через несколько часов она умерла, потому что у нее больше не было палочки и она не могла себе помочь. А теперь…

Том замолчал на мгновенье, готовясь перейти от обвинительной речи к приговору

Но в этот момент другой человек решился переломить разговор.

– Теперь ты узнал все, но… ты ведь не уйдешь так просто? – женщина видела перед собой совершенно не то, что ее муж и сын, и знать она хотела совершенно другое. – У тебя есть дом?

Том в глубине души слишком ждал этих слов, чтобы позволить себе их не услышать. Теперь это было почти волшебство.

– Я живу в красивом замке, пока учусь, но своего дома у меня нет, – просто ответил он.

– Нет? Ты можешь починить разбитое, перемещаться по воздуху, но дом себе не можешь построить? – старший из Риддлов оборвал жену, чтобы не дать ей наговорить глупостей. –Действительно, просто фокусы, которые ничего не стоят. Они не стоили души.

– Я могу многое, но у магии есть правила, вернее, исключения: нельзя наколдовать еду, алкоголь, одежду, жилье, деньги...

– Так, может... – старая женщина сделала приглашающий жест.

– Нет, мама – он не сядет с нами за один стол никогда. Он уйдет, откуда пришел. Ты не пригласишь дьявольское отродье.

– Я твое отродье, – прошептал Том, закипая. – Ты, значит, так боялся пить из рук ведьмы, что обрек ее на смерть. Ты думал, что это сойдет тебе с рук, но ошибся. Ты снова будешь пить то, что содержит магию, только это будет не приворотное зелье, а наказание для тебя. Зелье, которое я дам, создано как сыворотка правды, если использовать ваше маггловское название, но я изменил его – оно заставит тебя во всем сознаться самому себе, принять в мельчайших деталях, что ты сделал и к каким последствиям это привело. Ты узнаешь о себе всю правду.

Он создал прозрачный бокал из первой подвернувшейся тарелки и плеснул в него воды, а потом достал фиал, который в последнее время носил с собой, и отсчитал пять капель в бокал.

Риддлы были солидарны, закричав почти одновременно:

– Не пей! Не пей дьявольского, – старый маглл перекрестил Тома вытянутой рукой.

– Лучше умереть, чем взять от дьявола.

– Лучше умереть, чем принять что-то из руки с палочкой, – повторил его сын.

– Что ж, это можно устроить, – Том поднял палочку. Горячая волна ненависти превратилась в зеленую вспышку. – Avada Kedavra.

Маггла попыталась вскочить и была обездвижена. Дед и внук остались один на один. Одного взгляда на остекленевшие глаза сына ему оказалось достаточно.

– Теперь оживи его. Мы все поняли, он, я думаю, тоже. Мы будем делать все, что ты скажешь.

Маггл изменил свое мнение, и все же недостаточно быстро, точнее, слишком поздно. Том лихорадочно соображал, что ему делать. Он никогда не думал, что убьет так легко, что его первый раз будет настолько необдуманным, настолько под влиянием момента и эмоций. И все же правильным выбором. Жалеть не о чем.

– С чего вы взяли, что я могу?

– Ты восстановил вазу, стол не сгорел... ты все можешь исправить, ведь правда? Ты уже заставлял нас всех замирать.

– Нет, я не могу.

Мысли били в голове, как маленькие молнии. Что скажет и сделает Альбус, когда узнает, не хотелось даже думать, сейчас нужно было думать о сейчас. Что? Стереть этим память и проиграть сцену еще раз, под обороткой Морфина? Уже с трупом? Как сложно думать, когда время так нависает над тобой – авада уже зафиксирована Министерством. Том оценивал сотню возможностей изобразить все так, чтобы убийцей казался Морфин. Но ему нужна была помощь, нужен тот, кто согласится выпить оборотку Тома-старшего и стать под лжесмертельное заклятие. Согласится ли Дамблдор помочь скрыть убийство? Достаточно ли времени, чтобы вызвать его сюда, не зарегистрирует ли Министерство эту аппарацию, есть ли время? Ответы на все эти вопросы были сомнительны, поэтому оставался только один выход. Еще две авады. Вот так просто.

Том уничтожил стакан с зельем, посадил мертвых более естественно. Потом трансфигурировал свою одежду в подобие лохмотьев Гонта, выпил оборотку и вышел. Ему не повезло, на обратном пути, специально пройдя через деревню, он не встретил ни души – летом за полночь все спали без задних ног, готовясь к следующему трудному дню.

В доме Гонтов его ждал встревоженный Дамблдор, но с ним лучше было не говорить. Ткнув пальцем в потолок, он попросил таким образом купол и получил его.

– Enervate…

Морфин осторожно сел, глядя снизу вверх на копию себя.

Том присел рядом с ним на корточки и прошипел:

– Я убил их, убил всех троих. Сделал то, что должен был. Он заставил Меропу сломать палочку, а потом все равно бросил. Я не мог оставить его жить.

Морфин осторожно коснулся своей палочки, забирая ее из рук двойника.

– Сделал это вместо меня… А я так и не решился, – в его голосе были радость и уважение, почти восторг, потом прозвучала и тревога. – Тебя кто-нибудь видел таким?

– Нет, – ответил Том, – похоже, никто не видел. Выбор за тобой.

Они прекрасно поняли друг друга, Морфину не потребовалось много времени на раздумья.

– Ты еще мал, чтобы выдержать Азкабан. И… я ведь уже понял, кто ты.

– И кто же?

– Наследник Слизерина. Ты ведь пришел за ним, – ответил Морфин, осторожно, почти с любовью коснувшись кольца на чужом пальце.

Том молчал, понимая, что, не перебив, он узнает больше.

– Это ведь ты откроешь Тайную Комнату в Хогвартсе и уничтожишь там всех грязнокровок, – продолжил Гонт, – он поможет тебе.

– Он – камень? – Том пытался найти смысл в этом загадочном бормотании.

– Он – Салазар. С нами он почти не разговаривал, ждал тебя. Увидишь, – Морфин почти улыбнулся. – Делай же, что собирался.

Перелить в Морфина воспоминания было делом техники. Только самое начало и конец, оставлять весь разговор с Риддлами было слишком рискованно. Закрывать процесс от Альбуса сил не было, да и не стоило – что сможет – увидит сам, меньше останется для объяснения. Дамблдор, безусловно, был поражен. Том понял, что говорить с ним не сможет.

Бросил:

– Я аппарирую домой, вы следом, – и исчез.

Альбус хотел уже аппарировать к воротам Хогвартса, к границе антиаппарационной зоны, куда только и мог попасть Том, но что-то его удержало. Тот поступил слишком нелогично – им надо было аппарировать вместе по многим причинам. Значит, в Хогвартсе его не будет. Легкий аппарационный след остается в пространстве минут десять, правда, немногие могут отследить его. Альбус мог, поэтому так и сделал. Жаль только, что это занимало много времени, и Альбус знал, что безнадежно опоздает, куда бы Том не отправился.

Установив направление и расстояние, Альбус аппарировал. Его выбросило на камни в темноту, полную шелеста волн. В свете люмуса он обнаружил с одной стороны море, с другой – почти отвесный каменистый склон, и тонкую полосу прибоя, по которой можно было идти в любую сторону, но слишком опасно по скользким камням.

Вспомнил, наконец, и о своем приборе, который Том неизменно называл солнечным аннигилятором, и убедился, что Том где-то в море и совсем недалеко. Рассвета оставалось ждать полчаса, и Альбус решил подождать. Первые же солнечные лучи осветили каменный остров метрах в трехстах от берега точно в нужном направлении. Оставалось взять палочку в зубы и плыть. Но на острове, когда Альбус его достиг, ничего не стало понятнее. Том, по мнению прибора, был здесь, в центре острова, но его не было. Альбус потратил на тщательное исследование больше часа, учитывая всю медлительность ползанья по мокрым скалам. В скале был небольшой грот, тоже пустой, способный лишь немного укрыть от ветра. Альбус опустился на ближайший камень, бездумно глядя на то, как вода каплет с его мантии на пол. Голова гудела после бессонной ночи.

Перед тем, как провалиться в сон, привалившись к пологой стене грота, едва трансфигурировав из камня что-то мягкое в качестве ложа, Альбус успел подумать, что человек по своей природе не может выиграть у Смерти, даже его попытка овладеть ее Дарами воспринята ею, как вызов, и ответила она по-своему. Между ним и Геллертом навсегда встала Ариана, между ним и Томом теперь Риддлы. Если так, Том не виноват, он даже не подозревал, насколько опасна игра, в которую его втянули и которая предопределила его поступок. Правда, чтобы принять это, придется признать, что свободы воли у магов нет. Но это давно следовало сделать: многие высшие законы магии ему противоречили, тот же Долг Жизни, который отдавался всегда, независимо от желания и возможностей должника. У магглов свобода есть, по крайней мере, их вероучение гарантирует им это. Возможно, отсутствие выбора и есть та цена, которую маги платят за право так сильно превосходить магглов.