Последний спектакль (гет)

Свечи испуганно взвились к потолку, будто по стойке смирно, когда дверь одного из кабинетов Хогвартса распахнулась и с грохотом ударилась о стену. От столкновения с металлической изящной ручкой остался скол. Встревоженная неожиданной яростью Горгулья сжалась и отвернула голову в сторону лестниц. В такие опасные моменты она всегда старалась не привлекать внимания. Не каждый камень выдержит магического натиска, особенно когда хозяин такой, как Снейп, в дурном настроении, в таком, как сейчас. По этой причине она осторожно затворила магией дверь и, оказавшись в безопасности, спокойно выдохнула.

Воровато оглядываясь, тишина постепенно возвращалась во всё ещё неспокойный коридор, у которого горящая боль от только что полученной раны мучительно остывала. Вместо стонов, в заброшенных частях Подземелий пульсировало эхо грохота. Но и оно вскоре затихло. Восстановился порядок. Замолкло всё.

Воцарившийся покой стёр всякий след только что промчавшегося чёрного вихря. Влюблённые в слухи портреты помалкивали, предпочитая стену сырой и тёмной каморке — знали, что декан факультета церемониться не будет и при удачном случае устроит перестановку, а потому-то и не спешили попадаться под руку бывшему пожирателю.

Из своего угла не высовывался и Кровавый Барон.

Тишина, повисшая в кабинете после грохота двери, была иного рода. Так бывает только перед бурей, или, проводя аналогию со словами кретина Шарля, исключительно перед взрывом. В такие моменты таймер бомбы затихает.

Тик-так-тик-так-тик-так.

Северус облокотился о рабочий стол широкими ладонями. Его длинные пальцы походили на ястребиные когти, которые вцепились в края и стремились разорвать древесину на части. Снейп задержал тяжёлое дыхание и прикрыл глаза. Покрасневшие губы всё ещё горели. Едва уловимая ваниль, которой пахли волосы Гермионы, до сих пор преследовала мужчину, словно его тайная боль и сокровище в одном флаконе стояла здесь, рядом. Ему было невыносимо.

Северус вдохнул горький воздух сквозь зубы и сжал сильнее край холодной столешницы.

Он ненавидел Грейнджер.

Дыхание вырвалось облаком пара. Обычно, если Тинки не справлялся с Хогвартскими делами, Снейп топил камин сам. Сейчас такого желания не возникало. Гнев, дующий вены, сливался в его душе с костром, вызванным нежным, доверчивым поцелуем девчонки. Нет, девушки.

— Студентки… — прошипел он хриплым голосом и с едва сдерживаемой яростью ударил ладонями по столу. Чернильница пошатнулась и упала.

Тик-так-тик-так.

Не Клеопатры, а его ученицы. Совершеннолетней ученицы.

Тик-так.

Гермиона Грейнджер смело оставила печать своими нежными, желанными губами. Теперь он знал вкус слаще спелой черешни. Как давно Северус тайно желал познать этот вкус, наблюдая за ней в роли Антония? Застенчивость, в которой она долго не решалась двинуться к нему, излучала манящий для мужчин свет, совмещающий в себе невинность нынешнего дня и всю страстность завтрашнего. В эти долгие минуты ослеплённый Северус сходил с ума. Он сильнее обычного представлял, какая пылкость таится внутри мисс Грейнджер, и оттого долго не мог отвести взгляда от этого чистого и одновременно чувственного ангела.

Втайне от себя самого он молился отказу девушки и намного сильнее надеялся на гриффиндорскую смелость.

Вспомнился дурманящий вкус её молочной кожи и то, как Гермиона не смела остановить его и продолжала играть. Что бы он мог с ней сделать, останься они наедине в тот момент?

Северус медленно открыл глаза, налитые ненавистью к себе, и не к добру затаил дыхание. Чёрное пятно пожирало белоснежные пергаменты, пятнало их.

«Чернила, губящие чистоту…» — пронеслось в голове красной тряпкой. Вспыхнули новой волной гнева воспоминания бала: напуганные глаза Гермионы, ваниль и белоснежное платье с фонариками.

Он был в чёрном.

Тик…

Ярость вмиг овладела им. Свирепствуя, Северус швырнул флакончик в стену. Одновременно с лязгом удара взорвались стёкла в шкафчиках, треснули со скрипом петли дверец.

— Студентка, — повторил Снейп, не обращая внимания на магический выброс, и ударом скинул стопки работ со стола. Пергаменты с шелестом полетели на пол. Он схватился за книгу и снёс ею канделябр, сам фолиант с хрустом корешка ударился о медный котёл. Прогремел металлический звон. Магией Снейп взорвал любимый котёл.

«Виновата в поцелуе не Гермиона Грейнджер, не удержался ты!» — проник насмешливый голос в голову.

Столь драгоценный и сложнозаколдованный стол, сделанный на заказ, Северус опрокинул вместе с колбами, склянками и деревянными французскими ложками. Дребезг стекла пронёсся эхом меж стен кабинета. В камине вспыхнул огонь, взвившись глубоко в трубу. Профессор яростно пнул тумбочку, попавшуюся на пути, схватился за дверцу книжного шкафчика с намерением дёрнуть вниз.

— Совсем сдурел?! Снейп. Что. Ты. Творишь?! — раздалось яростное рычание позади. — Остановись сейчас же!

Дверцы его рука не выпустила.

— Поди. Вон. Минерва! — прошипел низкий голос, принадлежащий больше не человеку, а какому-то демоническому существу. Существу хоть и сильному, но загнанному в угол неземными охотниками, чувствами, которым даже он сам побоялся бы дать имена.

Его магия пронеслась между банок с заспиртованными ингредиентами и в одночасье взорвала стёкла. Послышалось недолгое падение ошмётков мерзких тварей. С полок словно кровью заструился вонючий спирт.

— Перестань! — приказала Макгонагалл и вошла, хлопнув дверью. Она сама не менее нуждалась в паузе. — И изволь объясниться!

— Вон! — рявкнул Снейп с лицом, искажённым болью и презрением. Свободной рукой он указал на дверь женщине, заварившей спектакль, а следовательно, толкнувшей его в клетку к дикому зверю, которым был он сам.

— Не уйду! Сначала ты перестанешь паясничать и расскажешь, как ты понимаешь педагогическую этику. Может быть, тебе знакомо и такое слово, как мораль? — её тактичность трещала по швам, и дребезжащий голос не скрывал этого. — Возможно, все, кроме меня, поверили в сцену поцелуя, но я видела, что ты не играл! Северус Снейп, чёрт тебя подери, ты не играл!

Северус расправил плечи и отцепил одеревеневшую от напряжения ладонь. Дверца шкафа скрипнула в попытке побега, но замерла от вибрации магии. Не передать словами той силы, которая клокотала в груди мужчины, и, несмотря на это, он нашёл в себе стойкость обуздать эмоции. Не сейчас, не при Старой Кошке давать им волю. Мужчина, обычно всегда владеющий собой, прикрыл глаза и вдохнул воздуха глубже.

Минерва не умолкала и взялась за старый приём манипуляции — продолжила разочарованным тоном:

— Как ты посмел? Ты, хваленный Альбусом шпион, герой и педагог! И поддался глупому безнравственному порыву, или неправда?! Не смей отпираться! Я знаю этот взгляд и знаю тебя! Погром, который я наблюдаю, тебе не объяснить ничем иным!

— Не неси чепухи, Макгонагалл, — устало и совсем равнодушно проговорил Северус и переступил осколки колб, — то, что я… поцеловал Грейнджер иначе…

— Как захотел.

— Откуда тебе знать, как я хотел? — огрызнулся Северус и достал бутылку огневиски, меняя тон на безучастный, — да, я поцеловал актрису, но это не означает, что я соблазнил студентку. Тебя же это печёт, не так ли? Так вот, Минерва, Шарль прав, мы были на сцене и я видел Клеопатру, и, признаться, трагичность её судьбы меня тронула сильнее, чем страсть к Грейнджер. То есть н-и-к-а-к.

Раздался лёгкий щелчок крышки. Янтарная жидкость наполнила бокал, и взгляд Северуса на секунды застыл в цвете алкоголя. Даже в нём он находил оттенок её глаз.

— Нечего сказать! Взял себя в руки, а теперь, как баран, споришь! А что это? Ответь, что ты сделал с кабинетом? Из-за чего к пойлу за помощью побежал? Перо Шекспира ранило сердце? Ох, не лги мне, Снейп!

— Не лгу тебе с такой же степенью, с какой бы интересовался твоей любимой всезнайкой. Прекрати шипеть и скалиться.

С губ Макгонагалл вылетели слова, заставившие Снейпа на доли секунды потерять контроль вновь. Он замер, когда услышал пулемётной дробью:

— А как мне не шипеть, если ты захотел утащить в постель Гермиону Грейнджер! Собственную студентку! Девочку, которую знал с её одиннадцати лет, Северус! В своём ли ты уме?

Снейп вместо ответа уселся на единственный уцелевший диван и развалился, как самый нахальный правитель, существующий в истории человечества. Он сделал пару медленных глотков, опаливших горло, и посмотрел на Макгонагалл. Его взгляд окончательно покрылся толстым слоем льда, скрывающим бушующий океан на глубине. Бесстрастно он спросил, изогнув при этом чёрную бровь:

— Тебя волнует моё бельё?

— Нет.

Он выдержал паузу — навыки шпиона всё ещё пригождались.

— Тогда не ройся в нём. Скитер и то пока не дошла до скандальной пары Хогвартса. А знаешь почему? Пиар ваш плох, Макгонагалл, он — прогнившая палуба тонущего корабля. Даже пожар на ней, палубе этой, не привлечёт общественность — не загорится. А вот матросы сгинут все. Ты не заметила гнили и допустила к штурвалу не того. Или, что, не так? Действительно, Минерва, поправь меня, если я ошибусь. Ты ни чёрта не шаришь в пиаре и во всём потакала Шарлю до сегодняшнего дня. А зря, этого выродка не стоило и в школу пускать. Но ты пустила. Ты выбрала спектакль. Ты разрешила отдать роль Грейнджер. Из-за этого целую её я, дурит Уизли, а в школе все шушукаются, — он жадно осушил стакан и налил ещё. Минерва не находила слов для ответа, да Снейп и не позволил бы прервать его. — Поэтому тебе, брезгливой и обременённой моралью, и подавно не стоит копаться в моём белье. Ты молчала тогда, молчи и теперь. А сейчас попрошу выйти и закрыть дверь с обратной стороны. Я разберусь сам, — отчеканил Снейп сухим менторским тоном и сделал новый обжигающий глоток. Желваки ходили на его лице, а тяжёлый взгляд стремился изжить незваную гостью хотя бы невербальным способом.

По мере того как Снейп говорил, в директрисе Макгонагалл, всегда обладающей достоинством, знающей такт и чувство меры в спорах, рвалось на маленькие кусочки терпение. Как рычащий на охотников зверь, Северус защищался, и оба понимали это.

Если раньше она спустила бы такое с рук, то сейчас, когда на кону стояла честь любимой гриффиндорки, лучшей ученицы и наивной, по сути, девочки, Макгонагалл приходила в бешенство. Одна аморальная мысль, что профессор Хогвартса смеет влечься к студентке, заставляла её скалиться. «Невозможно представить такую пару! — напоминала она себе. — Мы все цивилизованные люди, и игры в мезальянс ни к чему! Он выбросит её, как только надоест! Жизнь надкусанной девочки полетит под откос! Как много она потеряет в отношениях со Снейпом!»

Минерва злорадно улыбнулась, и повисшую паузу рассёк директорский приговор:

— Все обвинения снимаются с Гермионы Грейнджер, — промолвила Макгонагалл с горящими глазами, — её отработки закончены. Если ты желаешь, чтобы я сохранила твою тайну, не приближайся к ней без необходимых на то причин.

Снейп не знал, как изменилось его лицо, но по тому, как вздрогнула и как невольно отшагнула директриса, стало ясно: гнев вновь овладел им.

— Ты не посмеешь, — прошептал он и подался вперёд.

Она не сразу вернула властный взгляд. В её речи проскользнула строгость:

— Посмею, если ты, извращенец, попробуешь запудрить мозги студентке! Мы в одной лодке, Северус, нам лучше дружить.

Невесть сколько продолжалась бы перепалка враждебных взглядов, если бы не Тинки, выбежавший будто в доказательство словам директрисы.

— Тинки пришёл сказать, что всё готово…

Снейп встал и молча склонил голову. Макгонагалл без тени улыбки кивнула и вышла.

* * *

Тем же вечером, когда закончились репетиция и примерка, Гермиона пообещала себе не царапать душу раздумьями о профессоре и о том, что между ними произошло. С трудом она уводила мысли. Ещё никогда учебе и будущему не удавалось так непоколебимо терпеть фиаско в её голове и так изящно находить дорогу к мыслям о поцелуе, как сейчас.

Единственным спасением оказались витражи. Гермиона ухватилась за них, как за тонкую нить клубка, и потянулась из бездны влюблённости и романтики к твёрдой земле реальности.

Удивляло то, что всегда предусмотрительная Макгонагалл до сих пор не потребовала витражи для создания древнеегипетских украшений. Ещё в начале года она заявляла превратить их в части декораций… А теперь? Девушку передёрнуло.

Идея сделки с мистером Домшоном не нравилась изначально. Сейчас же, когда Гермиона выяснила, что обладает не просто искусными стёклышками, но артефактом, не допускалась и мысль заработка денег. Невозможно! Она не позволит!

Девушка из Чармшира топталась у выхода и трогала от неловкости свой локоть. Оно и понятно: пока спектакль — командная тайна, и нечего соперникам делать на чужой репетиции. При виде пугливых глазок сердце Гермионы сжалось.

— Веди, разбираться будем. Говоришь, вещи разбросал кто-то? А у другой что?

Они направились в сторону гриффиндорской башни. Пока шли, чармширка неустанно болтала о происшествиях:

— Кто-то проник и перерыл вещи. Мадам Клэр очень не рада этому… Я же как… прихожу, а там всё разбросано, платья, которые выглаживала магией часами, представляешь, часами! А здесь их смял кто-то. А у соседки пропали бусы к спектаклю! Костюмы каждая сама везла…

Гермиону рассказ наводил на подозреваемую, и всё же она старалась не делать поспешных заключений. Уизли не так глупа, как кажется. Она не стала бы повторяться.

Когда дверь спальни чармширок отворилась и перед Гермионой предстал беспорядок, на стене выросла тень длинной, тучной фигуры с огромной шляпой и торчащими из неё облезлыми перьями. Больше походя на странную бабку, нежели на элегантную женщину, мадам Клэр вздёрнула курносый нос и вальяжно вошла. Зрелище чем-то напоминало третий курс, урок защиты от темных искусств, когда Невилл бросил ридикулус в мрачного Снейпа. Об этом она поспешила забыть. Только не Снейп. Не его опытные нежные губы и профессиональная игра!

— Я думала, что решать такой вопрос нам пришлют кого-то получше актрисы, ну, или хотя бы получше вас…— вытащил из размышлений грубый голос Клэр. Гермиона чуть не вздрогнула. Она подняла скромный, но сильный взгляд и тихо спросила:

— Простите?

— Не расслышали? Я сказала «…получше вас».

От беспардонности Гермиона раскрыла рот. Оскорбление, наглое и прямое, ошарашило её. Она никак не ожидала услышать такое от женщины, так как всегда казалось, что только дети и хамы способны на такое безрассудное, неэтичное поведение. Потому-то всё, что смогла сделать Гермиона, так это спросить:

— Почему?

Клэр, никогда не встречавшая столь нахальную, смелую школьницу, изумил вопрос, но она быстро нашла, что ответить.

— Я думала, что вы просто выскочка и почемучка, но чтобы задавать вопросы невпопад… — она хмыкнула, — и вы лучшая ученица? Бред какой-то… Позовите Макгонагалл.

Но Гермиона не двинулась с места. Она вспомнила, как Снейп на педсоветах хранил спокойствие, как Макгонагалл тактично вела беседу, ощущая раздражение, как сам Дамблдор держал отпор тёплым взглядом. Не вскипать — первый шаг к взрослению, а она именно это и пообещала себе. Стараясь не обращать внимания, девушка покачала головой и спросила вновь:

— Почему? Почему, извольте!

Клэр подарила утомлённый взгляд.

— Ну и? Я должна задать вопрос «Что «почему»?».

— Именно. Почему вы считаете, что имеете право оскорблять актрис и меня? Я пришла помочь вам. Давайте обсудим вашу проблему.

— Нашу?! — завопила директриса Чармшира. — Повторите, нашу? Это проблема вашей школы, мисс Грейнджер. Но знаете, больше всего меня удивляет не то, что произошло (Это Хогвартс, ничего лучше я и не ожидала), а то, что директор такого «престижного» заведения послала решать вопрос о воровстве студентку с сомнительной репутацией. Вы ведь не станете отрицать, что именно о вас ходят слухи, как о пойманной с поличным?

Если, получив пушечное ядро прямо в грудь, человек остался бы жив, то у него, наверное, было бы такое же выражение лица, как в эту минуту у Гермионы. Она не знала, как отреагировал бы взрослый человек на столь грубый и нежеланный удар. Она задала вопрос о неуважении к ней. Ей ответили.

Невидимый капкан Джинервы, который всё это время висел в воздухе, цепко сомкнулся на шее Гермионы сейчас. Последствия ложного обвинения в воровстве и отсутствие оправдания влекли за собой цепочку неприятностей. Ни возразить, ни отбить натиск сейчас нельзя. Будет поистине странным, если Гермиона начнёт возражать. Ради рейтинга школы пришлось промолчать тогда, придётся и в этот раз. Вновь принести себя на жертвенный алтарь пиара. Внутри девушки всё противилось: гордость требовала возразить, чувство собственного достоинства и вовсе — уйти. Без раздумий она развернулась бы и тотчас покинула беспардонную женщину, не будь у неё значка старосты. Директриса ясно дала понять: одним её плечам выносить давление разбирательств. Клэр продолжала:

— Хороша… Нечего сказать! Если взялись за грязь, то умейте и отмываться, грязнокро… грязнуля!

— Мэм! — сначала возмутилась, затем заметно расстроилась Гермиона, — вы же сама директриса школы и как видимо… — её подавленный голос стих, когда она заметила агрессивную решительность в холодных, пустых глазах мадам Клэр. Аргументы не дойдут до той, даже если бы говорил сам Мерлин. Взяв паузу, девушка опустила глаза в пол и сжала кулачки.

Кровь застучала в висках и позорно, совсем не очаровательно наливала щёки стыдом. Она не знала, как общаться с такими, но была готова поспорить, что психика Клэр не взрослее её.

— «И как видимо», что, мисс Грейнджер? И? Вы оборвались, или нечего сказать? — с надменностью промурлыкала женщина, наслаждавшаяся видом растерянности. Она не любила, когда такие соплячки, как и эта гриффиндорка, задирали нос и умничали перед ней. Таких Клэр быстро усмиряла.

— И как видимо, — раздался голос из коридора, — вы недалеко ушли от тех не обделенных умом сплетниц, что разносят ложь. Мадам Клэр, что здесь происходит?

Макгонагалл подоспела вовремя. Стёклышки в её круглых очках отражали огни свеч, поэтому оставалось неясным, как она смотрела на бывшую однокурсницу. Но по поджатым губам стало понятно: дальше будет недружелюбная атмосфера. После перепалки со Снейпом сил на новый спор не осталось, однако Макгонагалл вовремя поняла, что ту, которую защищала от орла, добровольно отдала на растерзание гиенам.

— Минерва, — протянула приторно Клэр, — зачем ты послала воришку? Хочешь, чтобы она улики все замела? Уже был случай…

Если бы Гермионе завязали глаза, она не узнала бы голос Макгонагалл: настолько тот был сух и предостерегающий.

— Мисс Грейнджер ни при каких обстоятельствах не взяла бы чужого, Энн. Кому как ни тебе известно, что слухи — недостоверная информация.

— Правда? А дым без огня тогда откуда? Не юли, Минерва. Мы обе знаем, что не просто так обсуждают мисс Грейнджер, главную актрису-воровку! Да и о Снейпе говорят не без причины. У нас пропали некоторые вещи, а в комнате кто-то навёл бедлам. В дополнение скажу, что, говорят, у вас агрессивные домовики, которые недружелюбно относятся к гостям. Вы либо решайте свои вопросы до фестиваля, либо мы уедем, а вместе с нами и все школы, Минерва. Так не пойдёт. Или ты забыла, что такое «держать марку»? При Альбусе такого бардака не было. И я прихожу к заключению, что лавры все Хогвартсу даются за достижения прошлогодней давности. С тобой же всё летит в тартарары.

— О Мерлин, Энн…

Женщина вскинула накрашенную бровь, и её блестящие, словно намазанные слизью губы растянулись в кривой усмешке.

— Мине-е-е-рва, я же серьёзно. Я не желаю, чтобы другие команды находились в таких поганых условиях. Если ты не можешь обеспечить порядок хотя бы для проведения театрального фестиваля, лучше сдайся сейчас. Мне не составит труда рассказать обо всём министерству. К тому же они уже интересуются, что же в этой «геройской» школе происходит…

Минерва накрыла худощавой, но тёплой кистью плечико Гермионы и сжала. К большому сожалению Макгонагалл, правда была на стороне гостьи — не уследил Хогвартс, а точнее она сама.

— Ты права, — процедила сквозь зубы Макгонагалл, — я поговорю с домовиками, и мы решим проблему.

— Про-бле-мы.

— Проблемы.

В окне, под облаком, промелькнула полярная сова с большим конвертом в лапах.

* * *

По выходным спокойный в будни Хогсмид преображался. К субботнему вечеру здесь было столько прохожих, сколько можно увидеть на небосводе звёзд в самое тёмное время суток. У магазинов играет музыка, заколдованные витрины завлекают покупателей, а газетчики выкрикивают сенсационные новости. У лавки сладостей толпятся дети, а в «Трёх мётлах» не смолкают гул да хохот. Прохожие веселятся, вокруг беззаботность и праздник. Выходной.

Как разительно отличался этот же выходной утром.

Сонные лавочники нехотя открывали двери и меняли облезлые таблички, чьей потрёпанности не видно в вечернем освещении. Они давно поняли, что если в такую рань и зайдёт к ним посетитель, то лишь один и вряд ли закажет что-то «по-крупному». То и дело торговцы зевали и лениво поглядывали на редких гостей. Возможно, если бы они не знали, что вечером будет нажива побольше, то старались бы привлечь к себе внимание и тех двоих девушек, пришедших, как по расписанию, ранним утром. Но булочница и трактирщица слишком долго работали в Хогсмиде, чтобы не знать здешней системы, потому и не зазывали.

Здесь к 9:30 стояла тишина. Первое время молчала и Гермиона. Она встретилась с анонимом у порога магазинчика «Писсаро». Ни удивления, ни гнева никто не смог бы узреть на её спокойном лице. Её голову жгла лишь одна мысль. Просчёт. Осознание своей беспечности и глупости.

Ошибка в оценке противника порой бьёт сильнее круцио. Она вирусом проникает в раздумья, суёт навязчиво гипотетические «если бы да кабы» и по самым наивным соображением заставляет ворошить прошлое. Гермиона догадывалась, кто был анонимом, и до последнего отрицала эту версию. Легче переносить шантаж от незнакомца. Тот и хуже знал её, и рассчитывал на деньги — не самое ценное для такого типа людей, как Гермиона Грейнджер.

Гермиона глубоко вдыхала и выдыхала, но это не означало, что дыхание давалось ей легко. Аноним плёл игру куда лукавее, чем могло показаться. Он знал, что на них никто не обратит внимания. Магазинчик «Писсаро» утром пустовал. Некогда в нём продавали исключительно перья. Не так давно здесь взялись за продажу книг и выстроили длинные ряды шкафов.

Когда Гермиона открыла дверь, зазвенел колокольчик, торговец даже не обратил на неё внимание. Он дремал, полагаясь на охранные чары. Девушки петляли меж книжных рядов, пока не остановились у символичной полки, посвящённой театру.

Если ярость устраивала штормы в душах, то презрение охватывало рябящие волны льдом. Гермиона пообещала, что ни один её нерв не падёт к ногам жалкого анонима и не доставит ему удовольствие. Вместо того, чтобы подыгрывать своему врагу, она не отрывала от Джиневры спокойного взгляда и этим показывала безразличие. Низость Уизли не удивила её, но и не тронула. Думалось, лишь нагоняла циничную усталость от предсказуемости жизни. Если бы анонимом оказался очаровательный хитрюга Шарль или недовольная соперница Клэр, игра бы засияла новыми красками, а так…

В мелких глазах Джиневры горел злорадный огонёк. Конопушки почти сливались в жирное пятно от кривой усмешки. Гермионе сразу стали заметны асимметрия рыжих бровей, приторная фальшивая мушка под мелким носом, жёлтые зубы. Сейчас в низменной победе Уизли потеряла красоту и обнажила душу.

— Итак, итак, итак… — промурлыкала Джиневра и похлопала по пакету, — мисс Грейнджер, всё успевающая и вездесущая, уделила время мне, старой подруге? Тебе взять Станиславского? Или Чехова? Ммм?

Она встала на цыпочки и схватила фолиант с верхней полки, который тотчас же швырнула Гермионе, стоило той сказать:

— К делу, Джиневра. Чего тебе?

Уизли закатила глаза и тихо протянула:

— Лев встречается со львицей, а коза с козлом. Будем откровенны, Грейнджер: ты косишь под белую овечку, что глупо, и пытаешься казаться старательной отличницей, но это не так. Далеко не так. Волки таких едят, а Снейп с тобой воркует. Улавливаешь мозгами аналогию?

Гермиона сохранила спокойствие, хоть сердечная боль затеснила грудь.

— Джиневра, не могу понять, для чего ты это делаешь? Откуда такое внимание к профессору Снейпу?

— Не отрицаешь…— прошептала Уизли и злорадно заулыбалась, — не отрицаешь! Это уже хорошо. Мы сможем договориться…

— Ты и вовсе не ответила. Тоже не отрицаешь? — Гермиона приподняла бровь, на что Джиневра разразилась наигранным хохотом, от которого задребезжали стёкла старой витрины. Продавец недовольно хрюкнул, но сон его продолжался. Это означало одно: Уизли неправильно поставила блок. Признаться, она никогда не владела этими чарами, но понимала, как никто, что нельзя подавать вида всезнайке. Каждый её резкий жест, нервное хлопанье ресниц говорили об этом. Разве что Крэб и Гойл не заметили бы ошибку. Она обладала хитростью и могла просчитать многие ходы вперёд, но пробелы в знаниях магии приносили ей немало проблем.

Наблюдая за неудачами начинающей шантажистки, Гермиона со спокойствием ожидала ответа, и это развязало рот рассерженной Джиневре. Она не сдержалась и с презрением бросила:

— Отрицаю! Сальноволосый, мерзкий, грубый и лишённый всякого чувства Снейп не заслуживает и грамма чьей бы то ни было любви. Грейнджер, ты дура конченная, раз считаешь, что у него к тебе есть что-то кроме похоти. Или ты думаешь, что вы равны и ты ему интересна не как кусок мяса? Да, ты одной породы с ним. Две животные твари, не люди. Он тебя вытрахает и кинет.

С каждым словом Гермиона сильнее ощущала, как внутри вскипает неведомая мощь. Хотелось заткнуть кокетливый голосок, проклясть его хозяйку и воткнуть в горло палочку, лишь бы заставить замолчать поганый рот. Настоящий Северус Снейп не такой! Пускай он знает о её чувствах и продолжает, будто издеваясь, прекрасно играть свою роль возлюбленного на сцене, но душа у него светлая и добрая! Её подозрения об опытах абсолютно не доказаны и по большей мере нагнаны стрессом. Северус Снейп не виноват, что она влюбилась в него.

На этой мысли всё тело сковала мерзлота.

— Что ты хочешь, Джиневра? — спросила Гермиона тем же спокойным голосом, но уже со стеклянными глазами, вид которых мог доставить удовольствие всякому, кто давно точил зуб на Грейнджер.

— Я? Совсем немного, ты же знаешь, что я девушка скромная, мне много и не унести, — приторно протянул писклявый голос. Джиневра хмыкнула.

— Что?

— Малюсенькую, — она показала аккуратными пальчиками размер не больше горошины и промурлыкала игриво, — сделку. Видишь ли, в этом пакетике несколько интересных вещиц. Я подумала, — она с важным видом поправила прическу и продолжила, — раз ты отняла мечту, почему этого не могу сделать я? Око за око, как говорится. Здесь немного: письмо да фотографии, которые я непременно направлю во все магические академии с приложениями и доказательствами. Представляешь, тогда все узнают, что ты спишь с преподавателями со школьной скамьи и не только ради оценок, но и ролей. Вот умора будет!

Гермиона сардонически рассмеялась.

— Да неужели? Тебе никто не поверит, Джиневра. И на то две причины: это неправда, раз; все твои основания — часть пиара, два.

— Как недальновидно ты смотришь, Грейнджер, — цокнула рыжая. — Тебя не будут спрашивать, как это делал Рон и Гарри. Именно мне первоначально они поверили. Более того, ваш пиар — прикрытие скандала. Вы давно водили шашни, а так и популярность школе, и ты на сцене. Или думаешь, что все здесь дураки? Академии не проведёшь. Уж поверь мне, они будут в курсе. К тому же я знаю тебя слишком хорошо, считай с детства. Ты влюблена, у тебя глаз горит. И знаешь, после выпускного всякое может быть… Ты же явно хочешь, чтобы он тебя не просто трахал, так? Если вдруг вы сойдётесь, это лишь подтвердит все мои доводы, письма. Какая магическая академия захочет принять тебя? То, что ты скандально известная, перекрывает репутацию подруги избранного. Ты скатишься в глазах общественности.

Впрочем, Гермиона, давай по чесноку? Ты оскорбила меня, я оскорбила тебя, ты забрала мою мечту, я отниму твою. Ты отвела от меня Гарри, я отведу Снейпа от тебя, если ты, конечно, не согласишься на сделку. Так зачем тебе такие неприятности? Пока у тебя есть возможность на счастье…

Даже зная правду, обещая себе не поддаваться на уколы Уизли, Гермиона вздрогнула от резкого вопроса в голове. Что будет после выпускного? Действительно, слухи либо подтвердятся, либо растают облачком пара в зимнем небе. И если первое было плодом влюблённой фантазии, то второе совсем походило на правду. Она поступит в академию и с головой погрязнет в учёбе, в мечте своей юности. В прошлой мечте.

С тем взглядом умиления, каким смотрят на котят, Джиневра любовалась трещинами боли, которые ползли в стеклянных глазах Грейнджер. Та ломалась. Ломались и её тайные мечты. Она связана. «Наконец-то, эта тварь поймана! — ликовала в мыслях рыжая. — Теперь она будет ступать только так, как я прикажу. Руководство над самой Грейнджер в моих руках!»

— Условие, — вымолвила Гермиона и показала сильную улыбку — жалкое зрелище среди падальщиков, но достойное уважения среди львов.

— Два зелья Невидимости. Заикнёшься Снейпу, и сова полетит в сторону академий. К тому же, как я поняла, ты и Снейп возитесь с какой-то игрушкой…

— Это сложные зелья, Джиневра.

— Ты должна их сварить лично. Ты в этом деле лучше, чем на сцене. Так вот, та игрушка — стёклышки. Как я поняла, Снейп не знает, что они работают. Поэтому он подписал ту странную книгу строчками шекспировской сонеты. Ты…

— Что?!

Джиневра закатила глаза и с самодовольным видом протянула фотографии из пакета. Одна из них изображала исписанный форзац книги, подаренной Снейпом. Гермиона узнала размашистый острый почерк.

«Уж если нет на свете новизны,

А есть лишь повторение былого,

И понапрасну мы страдать должны

Давно рождённое рождая снова, —

Пусть наша память, пробежавши вспять

Пятьсот кругов, что солнце очертило,

Сумеет в древней книге отыскать*…предположение, которое весь смысл заключило…

С Рождеством, мисс Грейнджер».

Гермиона сглотнула. Теперь понятно, почему профессор расспрашивал о книге в тот вечер после каникул. Внезапно сердцу сделалось тесней в груди, когда в голове мелькнул обжигающий низкий шёпот:

«Как тот актёр, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли, Мисс Грейнджер?» — вспомнилось ей, а в сознании всплыло продолжение сонета:

«…Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, —

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладёт печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идёт к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

Прочтёшь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?»

Отказываясь верить в надуманное совпадение, Гермиона тряхнула головой. Так не могло быть. Это никак не походило на признание! Это не признание!

— Не строй дуру! — вырвала из опьяняющих мыслей Джиневра. — Раз он подарил тебе книгу, а ты тайком глазеешь в свои стёклышки, значит, ты что-то скрываешь от него! Так вот, откажешься выполнять условия сделки, и он всё узнает… Не от меня, конечно, но, Грейнджер, у тебя полно врагов в школе.

— Мне нужно время подумать, — прошептала Гермиона. Пристальный взгляд Джиневры заставил собраться с мыслями. Если Снейп и написал так, то исключительно чтобы намекнуть на книгу. Понять, что тайный подарок от него. О любви не шло и речи. А если так, то ему нужен артефакт…

— Ага, а мои зелья когда варить? Грейнджер, я милосердна и даю тебе выбор: либо да, либо нет.

Наступила пауза. Гермиона молчала. Внутри всё подсказывало, что Джиневра так просто не отстанет. Она пойдёт до конца, и этот последний семестр всё равно окажется во вражде. Навык Невидимости ей явно необходим для новой проделки. Варить ей зелье — всё равно что рыть себе могилу. Но на кону стояло слишком много.

Козырь Джиневры — фотографии. Снейп действительно хорошо играл свою роль, а она млела, что чётко запечатлели колдографии. Подаренная книга с подписью подводила чёрту. Это был личный подарок, не предназначенный пиару, и он ломал систему фальши. Оправдание с рунами не примут. Не поверят. Осудят.

Гермиона посмотрела на пакет как на воплощение всех своих страданий, затем на лживую, продажную Джиневру. Зачем той зелья? Она лишилась мантии-невидимки, и теперь твёрдо нуждалась в инкогнито. За разрыв с Гарри она сердита, поэтому можно предположить, что не для свиданий нужны ей зелья. Скорее всего, дело, действительно, крылось в подставе. Возможно, Джинни вновь играла в воровство. Но зачем такая сложная схема?

Гермиона не знала, но понимала: следует ожидать пакостей.

— Хорошо. Я соглашусь на твою сделку и выполню её, но при условии, что мы дадим друг другу непреложный обет. Я варю зелья, а ты обещаешь никогда не отправлять письма про меня, клеветать на меня, подставлять меня и враждовать со мной. Как только обет свершится, мы будем вести себя как малознакомые одногруппницы, будто ничего не произошло и не происходит, Джиневра.

Рыжая состроила гримасу и задумчиво накрутила локон на палец.

— Какая же ты эгоцентричная, Грейнджер. Мне не нужна ты. Ты почти расплатилась. Давай сюда руку…

На этих словах они скрепили магией руки, и Уизли заулыбалась, поглядывая с гнильцой на Гермиону, словно даже клятва не удержала бы её. Выйти им не позволил неожиданный посетитель. Колокольчик у входной двери мелодично задребезжал, раздались изящные тяжёлые шаги.

— Мистер Роббинс, проснитесь, миленький. Мне нужно купить у вас ещё несколько маггловских книжек, — протянул мелодичный голос Квентина Шарля. Джиневра изменилась в лице и одёрнула ладошку, начинающую потеть от испуга.

Шарль вновь чуть не запел:

— Мисте-е-ер Ро-о-обинс, подъём!

Пронёсся скрежет ножек стула о холодный каменный пол, продавец подскочил и запыхтел:

— Ох, это вы, господин Шарль! Вам Станиславского принести или что-то другое?

— Нет, мистер Роббинс, будьте добры что-нибудь новенькое про маггловский пиар.

— Сейчас поищу… А вы уже читали свежий выпуск «Пророка»? — голос старичка удалялся на склад. — Вам должно быть интересно. Вы любите такие жуткие вещи, мистер Шарль. Ещё одного аристократического рода больше нет. Сегодня ночью Нарцисса Малфой наглоталась чего-то, и не откачали.

— Как не откачали?! — воскликнул Шарль и схватил газету. Послышалось невнятное бормотание старика, означавшее, что он ушёл далеко в глубины склада.

Молчание не умертвило атмосферу. Магазинчик жил в возне мистера Роббинса, в шелесте газеты Шарля, в часах, в дыхании. От этих звуков Гермиону потряхивало. Смерть вновь мелькнула мимо и забрала знакомого ей человека. Было страшно осознавать, что женщина, которую она видела ещё вчера, мертва. Она совершила суицид. Не вынесла. Не из-за того ли, что Снейп предложил ей начать новую жизнь? Или, может быть, свидание?

Гермиона сглотнула. Профессор спровоцировал самоубийство миссис Малфой. Его предложение довело депрессию вдовы и матери, потерявшей ребёнка, до крайности. Так всё-таки свидание?!

Она устыдилась собственных мыслей и впала в глубокую задумчивость. Наигранный лепет Джинни и удивлённый голос Шарля слышались так, будто её затащили в озеро и вода залилась в уши. Небрежный поцелуй Джиневры прозвучал на щеке, оставив холодный липкий отпечаток. Она моментально попрощалась с пиарщиком и убежала на кассу. Изумлённый Мистер Роббинс, не ожидавший новых покупательниц, упаковал книгу, с которой совсем скоро рыжая исчезла за дверью.

На глаза будто бросили шипучку, и от раздражения хотелось поскорее окунуть голову в бочку с ледяной водой. Но Гермиона не двигалась и даже не моргала.

— Мисс Грейнджер, всё хорошо? — тревожный Шарль надул комично губы, но посмотрел в глаза уже без шутовства. — Милая, рассказывайте, что случилось? Поверьте, мне можно доверять, вы, считай, моя подопечная. Что у вас с глазками? Почему пускаем слёзки, а?

— Ни-че-го…— прошептала она.

— Вас кто-то обидел? Так, идёмте скорее! Я знаю одну чудесную кофейню, где делают удивительный кофе и пекут такие миндальные печенья, что вам и не снились! — ласково проговорил вернувшийся Мистер Поддержка. Доверяя мужчине с самой первой их встречи, Гермиона даже не подозревала, что она была ключевым звеном игры этого милого, на первый взгляд, человека. Она согласилась.

Примечание к части

Котятки, я вас очень люблю! Но я приболела, поэтому сегодня без заигрываний *грустно улыбается и держится за батарею, чтобы не отрекошетить от собственного кашля*. Скоро вернусь к вам, целую!)))

Пс, еще выяснила совсем недавненько, что примерно семь глав еще (но это не тоочно)))

* есесена мой любимый Шекспир, последнюю строчку которого Снейп малость подделал по смыслу. Да простит меня Уильям вместе с Хатшепсут и Сенмутом за все мои прегрешения! Мур-мур!