Чёрный кофе без сахара (джен)

Время летело нещадно. Пол-лета пронеслось, как один день. Солнце палило, жара была невыносимая.

Джеймс последнюю неделю июля провел с Сириусом у себя дома. Они не особенно тусили и вели себя как ни странно, весьма адекватно. Джеймс все дни напролет придумывал тексты писем к Лили. Он как будто погрузился в транс. Он жил мечтами о том, как они будут вместе, как она будет любить его больше, чем кого-либо в этой жизни.

Они с Сириусом сидели на крыше, закатав штаны по колено и скинув футболки.

— Ох, Бродяга… Что же мне делать? Я так хочу поцеловать ее.

— Поцеловать и все?

— Ну да. А что же еще?

— Я не задавал такие вопросы даже в одиннадцать лет. Ей повезло, что ты настроен так безобидно. Хорошо бы она была настроена так же… Хотя о чем я? Это же Эванс.

Они молча смотрели в небо.

— О! Только что вспомнил. Я обещал Эмке приехать. Давай со мной? Потусим, как в старые добрые?

— О-о... Это точно без меня. Спасибо.

— С каких это пор?

— С которых я хочу ее... Не только поцеловать, в общем. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я…

Они опять молчали. Каждый думал о своем. Сириус курил, запрокинув голову назад.

На следующий день они попрощались. Сириус уехал домой. Джеймс направился к Эмме.

Он вышел из "Ночного рыцаря" и, пошатываясь, побежал к ее дому. Тот был очень приветливым и даже казался ему каким-то родным. Он постучал. За дверью послышалась беготня и приглушенные переговоры. Наконец дверь распахнулась. Перед ним стояла Эмма Браун. Она была очень загорелая, сильнее чем всегда, и абсолютно счастливая.

— Джим!

Она тут же кинулась к нему. Они обнялись очень крепко. Наконец отпустив друг друга, они еще какое-то время глупо улыбались, а потом от этих улыбок им стало ужасно смешно, и они, стоя в дверях, рассмеялись на весь дом.

В конце концов они все-таки вошли. Вся семья сидела в гостиной на уютном диване и что-то рассматривала. Они все как по команде обернулись.

— Здравствуй, Джеймс! — улыбнулась мать Эммы. — Присаживайся, посмотри, что сделала Эмма!

— О нет... Не стоит. Тебя точно хватит удар, — шепнула ему на ухо та, таща его за локоть к себе в комнату.

Тут из-за дивана показался маленький четырехгодовалый мальчик и, подбежав к Джеймсу, обхватил его колени и нежно прижался к нему.

— О-о-о! Привет, Джон!

Джеймс схватил мальчика на руки.

— Что там надо смотреть?

Он подошел к дивану. Отец Эммы с улыбкой протянул ему альбом с яркой обложкой, на которой были изображены они все. На переднем плане был нарисован Джон, засунувший палец в рот, за ним стояли Эмма, Ремус и Вилли в обнимку, немного сбоку Джеймс, обнимающий Лили, а с другой стороны — Сириус, обнимающий сразу двух девушек; в двух углах были ее родители. Джеймс открыл альбом на первой странице. На ней были нарисованыМародеры. Они были здесь еще милыми первачками, сидевшими на уроках и слушавших учителя. Джеймс пролистал весь альбом со сладким еканьем в сердце, там была вся их жизнь в Хогвартсе, нарисованная Эммой. Тут он уставился на последнюю страницу. На ней были Вилли и Эмма, которые целовались. Причем не в щечку, что было бы вполне нормально, а в губы. Причем не просто, а прямо взасос. Джеймс перевел на нее ошалевший взгляд.

— Что? Считай, что ты сейчас прочитал мой личный дневник.

— Эм… У меня к тебе парочка вопросов нарисовалось…

— Пошли уже.

Она опять схватила его за локоть и повела наверх. Джон все еще сидел у него на руках.

— Только скажи мне, когда вы успели?

— Знаешь что… Времени у нас было предостаточно. Ты вообще с Эванс вечно носишься, я могла со всеми гриффиндорцами переспать, а ты бы даже не заметил.

— Ну еще бы, ты же будешь делать это не в гостиной Гриффиндора. А вы что, еще и спали?

— Нет, конечно. Это мы так. Ну, я же целовалась с тобой. С Ремом даже не один раз. Что уж говорить про Сириуса. А он тоже Мародер. Тем более кто знает, когда мы встретимся в следующий раз, — она опустила глаза.

— Ну ладно тебе. Встретимся мы еще с твоим холостяком... Пха, — Джеймс только ухмыльнулся и покачал головой.

— Может, гулять?

— О да.

— Я тоже гулять! — подал голос маленький Джон.

Все трое вышли из дома и побрели по тропинке. Они скинули кроссовки и, приминая ярко-зеленую траву, шли босиком.

Солнце жарило вовсю, а они купались в пруду в нескольких километрах от дома, как вдруг Джон резко закричал и заплакал. Джеймс с Эммой быстро подплыли к нему.

— Что такое? Джонни?

— Я… Я…

Он всхлипывал и вытирал ладошками слезы.

— Я хочу к маме…

— Ты что серьезно? Джон, тебе уже четыре года. Мы же гуляем только, а сколько мы гуляем?

— Часа четыре... Наверное.

Джон, однако, не успокаивался.

— К маме... Домой хочу, — он выглядел так жалко, что Мародеры вылезли из воды и, перекинув одежду через плечо, пошли в сторону дома. Джона почему-то трясло, и они решили, что он перекупался и заболел, поэтому Джеймс нес его на спине и они всеми силами старались его развеселить. Однако им это не удалось, и они шли, разговаривая о школьных делах и, конечно же, об Эванс. Они уже подходили к дому, когда поняли, что что-то не так. Около дома было несколько машин, и одной из них был фургон служба спасения. Эмма с Джеймсом только быстро переглянулись и стремительно понеслись туда.

— Что тут произошло? — резко спросила Эмма у молодого работника скорой помощи, как только они подбежали на место.

— А вы, собственно, кто?

— Да что ты тянешь, урод? — заорал Джеймс, который весь побледнел.

— Здесь вам нечего делать, молодые люди! Тут произошел несчастный случай. Погибли двое человек, — санитар небрежно махнул на двое носилок, лежащих в открытой машине. Эмма быстро рванулась к ним, оттолкнув парня в униформе. Она отчаянно стянула белую ткань с тела, и ужас охватил ее душу. Она смотрела на неподвижные черты лица матери, и кровь холодела в жилах. Она не понимала, что происходит... Перед глазами как будто расстелился неприглядный туман. Как во сне Джеймс оттащил ее от носилок и, схватив за руку, куда-то повел ее. Она оглядывалась назад и смотрела на дом, в которой никогда больше не вернется ни при каких обстоятельствах, и не видела этот дом. Как через заслонки она слышала, как рыдает брат, как твердит что-то друг, но она ничего не понимала.

Джеймс в ужасе бежал домой. Он знал, что это не несчастный случай. Он точно это знал. Его родители точно во всем разберутся, они же мракоборцы. А если они не смогут, он разберется во всем сам. Он этого так не оставит. Джеймсу очень хотелось плакать. Не то что хотелось, а слезы стояли в глазах. Как жаль ему было Эмму. Он же любил ее как родную сестру. Что сейчас происходило у нее в душе? А этот маленький мальчик? Он так нуждался в родителях.. И как теперь они будут жить? Что теперь делать?

Он не чувствовал усталости, хотя тащил на руках Джона и Эмму, ноги которой подкашивались. Он влетел домой, а мать как будто ждала его, хотя он должен был вернуться не скоро. Она испуганно посмотрела на него и его подругу, которые были жутко бледны, и приготовилась слушать.

Эмма не спала всю ночь. Она не плакала ни разу, но под утро ступор исчез, и на его место пришла боль. Она была такая тяжелая и сильная, что жить не хотелось. Как любила она родителей. О Мерлин, кто бы знал. До определенного возраста они были для нее всем. Она чувствовала себя настолько опустошенной, что мурашки бежали по коже. Она не плакала. Ей этого не хотелось. Она привыкла прочувствовать все беды внутри себя, никому не показывая. На соседней кровати ворочался Джон. Ей было жаль его намного сильнее, чем себя. Себя ей не было жалко вообще. Она понимала, что осталась не одна. У нее были друзья, которые никогда не бросят ее. А Джон… Что будет с ним? Этой ночью она решила, что ни за что не бросит своего брата, даже если придется взять его с собой в Хогвартс.

* * *

Через три дня после этих ужасных событий были похороны. Эмму жутко трясло, когда они с Джеймсом и Джоном подходили к кладбищу. Джеймс обнял ее и взял на руки Джона. Они все были в черном. Когда они подошли к месту, то увидели целую толпу незнакомых тетушек и дядечек. Кто они? Эмма ни имела никакого понятия и никогда раньше их не видела. Они же подходили к ней и высказывали ей слова соболезнования. А ей хотелось одного... Побыстрее свалить оттуда. Она в последний раз поцеловала в лоб отца и мать и, отойдя, дала сделать то же и Джону. А тот подошел к гробу матери и, прижавшись к ней, начал просить, чтобы она проснулась. Тут не выдержал уже и Джеймс. Когда Эмма подошла к нему, глаза у него были красные.

Какая-то тетка принялась что-то ненавязчиво говорить Эмме про то, что у нее есть хорошая знакомая в службе опеки и что при необходимости Эмма может обращаться. Она только нахмурилась. Какая еще служба опеки? О чем это она?

Однако, когда Эмма с Джеймсом и Джоном уже собрались уходить, к ним подошел какой-то дядечка и сказал, что Джону будет очень хорошо в том интернате, который он для него подобрал. Эмма на это только демонстративно подхватила брата на руки и удалилась.

— Я его не отдам! — отчаянно сказала она по дороге домой к Джеймсу.

— Да не будут же у тебя отнимать его силой!

— Это ты плохо знаешь маггловские порядки. Они заберут. Джеймс, — она вдруг остановилась и крепко прижала брата к себе. — Я не хочу расставаться еще и с ним.

— Слушай, мы сделаем все, чтобы они остались ни с чем!

Ночью Эмма не спала. Ей так живо представлялись образы родителей, она вспомнила их фразы и последние слова… Под утро она некрепко задремала, а когда, вздрогнув, проснулась и огляделась, то не увидела в комнате Джона. Она встряхнула головой и сфокусировала взгляд на кровати у другой стены. Там никого не было, а покрывало лежало скомканным в углу.

Сердце ее забилось в груди со скоростью света, и она опрометью бросилась из комнаты. Она стояла перед родителями Джеймса в рубашке поверх пижамы, с растрепанными по всему лицу волосами и такими испуганными глазами, будто она нашла труп у себя в постели.

— Эмма, дорогая, что случилось? — спросила мать Джеймса, весьма удивленная ее видом.

— Где Джон?

Она нервно переглянулась с мужем.

— Ты только не переживай… К нам пришли из… Как это называется? В общем, магглы. Они сказали, что ему будет там хорошо. Они сказали, что если мы не отдадим ребенка, то проблемы будут у тебя, Эм. Ты знаешь, мы не разбираемся в этом. Но мы хотели, как лучше.

Все внутренности Эммы опустились и как будто оторвались от своих мест. Она побледнела еще сильнее, чем была, и медленно опустилась на колени, хватаясь за голову.

— Что же вы натворили? Я… Я теперь вообще его не увижу!

— Эмма, не говори так! Вы обязательно встретитесь. В конце концов, он попал не в Азкабан. Тебе нужно учиться, а ему надо где-то жить и получать образование, которое можно получать там. У него вся жизнь впереди!

— Ох, вы не представляете... Служба опеки — это что-то. Они не дадут мне даже приблизиться к Джону. Там ужасные условия. Я знаю. Мне надо идти… Спасибо вам за все. Я пойду... Мне надо его найти.

— Эм, постой! Остановись!

Эмма бросилась вон из дома, запахивая рубашку. Было прохладно, и дождь так некстати моросил. Одежда быстро намокла, и ей было очень холодно, но она не чувствовала этого.

Кто теперь поможет ей? Вилли? О нет... У него сейчас вступительные экзамены. Рем? Точно нет. Сейчас полнолуние. Он, конечно, может напугать опекунов, но лучше хитростью вытащить оттуда Джона. Сириус... Сириус... Он живет в доме один. А вдруг у него сейчас какая-нибудь девушка? Да когда ей было не плевать на его девушек?

Эмма бросилась к остановке. Она стояла в незашнурованных кедах, в большой мужской пижаме и рубашке. Какой-то бомж, сидевший на остановке, предложил ей место в большой коробке. Она только слабо улыбнулась. Когда подъехал "Ночной рыцарь", она быстро запрыгнула в раскрывшиеся двери и села на сиденье. Ее мысли были только о брате. Она уже не надеялась встретить его и теперь жутко злилась на родителей Джеймса. Они могли все предотвратить, могли просто закрыть дверь перед их носом, но они просто взяли и отдали его... Отдали чужим людям. На душе было тяжело и погано.

Она чуть не проехала свою остановку и выбежала из автобуса в последний момент, не заплатив, потому что денег она с собой не взяла. Она бежала по малознакомым улицам и пыталась найти дом, в котором они тусили на это Рождество. Она стучала во все двери подряд, Сириуса нигде не было. Целый день она бегала по этим чужим и абсолютно неизвестным улицам. Она была в полном отчаянии. Небо почернело и собиралась гроза. Она медленно подошла к дереву напротив какого-то светло-серого домика и, прислонившись к нему, медленно съехала по нему вниз, сдирая кожу спины до крови. Она спрятала лицо в ладони. Как же она устала…

Вдруг, убрав руки от глаз, она увидела, как в окнах серого дома включился свет. На окне было написано веществом, которое можно было видеть только при свете, которое Вилли создал из косметики Эммы: "Здесь были марАдеры". Она слабо застонала и облегченно вздохнула, затем медленно побрела к дому, и ее ослабевшие ноги подкосились. Она подняла руку и нажала на кнопку звонка. Каждое движение давалось с большим трудом. За дверью послышались негромкие шаги, и дверь начала открываться. Эмма собрала остаток сил и твердо встала на ногах. Лил дождь, гром страшно гремел и сверкала молния. Она стояла на пороге, такая бледная на фоне этого черного неба, и выглядела, как мертвец.

Сириус содрогнулся, когда открыл дверь, но тут же до него дошло, и он озабоченно и вопросительно уставился на нее.

— Эм… Что с тобой случилось?

— Бродяга. Ты должен мне помочь, — твердо сказала она, а дождь поливал ее, так что ее уже можно было выжимать.

— Может, войдешь?

Она шагнула неровно. Он оглядел ее. На одно мгновение ему показалось, что она плачет, но он тут же осознал, что это капли дождя стекают по щекам. Ее трясло, и зубы колотились друг об друга, с одежды текла вода.

— Сириус… Мне очень надо, чтобы ты мне помог. Извини, что я обращаюсь именно к тебе. Просто…

— Эм! Перестань. Мы с тобой не чужие люди. Я с радостью помогу тебе. Всегда. Ты же знаешь.

— Да, знаю, конечно.

— Тогда объясни все по порядку.

— По порядку? Хорошо…

Она только сейчас осознавала, что произошло с ней за последнюю неделю. От этих мыслей ей в первый раз слезы начали душить ее и жечь глаза. Но она, справившись с этим сглотнула и посмотрела в глаза Сириусу.

— Мои родители погибли. Все утверждали, что это несчастный случай, но мы с Джеймсом точно знали, что это не так! Их убили, понимаешь, Сириус? Убили! Мы с Джоном некоторое время жили у Поттеров, и я думала, мы в безопасности, а когда проснулась сегодня утром, то узнала, что Джона отдали в интернат! Я не знаю, увижу ли я когда-нибудь снова! Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ!!!

Она сбилась на крик. Из глаз ее хлынули горячие слезы, вырывающиеся наружу уже целую неделю. Она облокотилась рукой на стену и горько плакала. Сириус совершенно не ожидал такого. Сердце его упало, когда он услышал все это, и он просто представил, каково это все переживать ей. Он подошел к ней и крепко прижал к себе. Это было самое лучшее, по его мнению, что он мог сделать сейчас для нее. Все ее худенькое тело дрожало. Она вся была мокрой и холодной. Его сердце сжималось от жалости и любви к ней. В эту минуту он решил помогать этой беззащитной девчонке во всем.

— Эм, я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Пожалуйста… Не надо плакать.

Он видел ее слезы впервые в жизни. До этого момента он думал, она вообще не умеет плакать и что она чрезвычайно сильная. А теперь она казалась ему такой маленькой и слабой.

* * *

Через полчаса они сидели вместе у камина. Эмма надела сухую одежду Сириуса, которую носила и всегда. Они пытались разработать план, но в конце концов Эмма быстро вскочила на ноги, схватила палочку Сириуса и, подбежав к камину, разожгла зеленый огонь. Она встала в камин и крикнула:

— Интернат имени святого Маркуса!

Она в тот же миг исчезла в трубе.

— Святого Маркуса… Так, надо запомнить, — пробормотал Сириус, подходя к камину.

Эмма быстро вылезла из камина и огляделась. Она была в серой темной комнате. Стены были из серого камня, без обоев. Там было ужасно холодно и сыро. Она решила перекинуться на всякий случай.

Сириус приземлился следом за ней. Его передернуло от окружающей атмосферы. Серая пума дернула его за штанину и указала на темный коридор.

— Хорошо. Так. Я иду отвлекать ту красотку на входе, а ты идешь искать пацана? — шепотом спросил он.

Пума только кивнула.

— Ладно. Тогда встречаемся у входа…

Она опять кивнула.

— Удачи тебе.

Сириус посмотрел в глаза Пуме и поцеловал ее в пушистую щеку.

— Все будет хорошо.

Они разошлись в разные стороны. Эмма бежала по коридору. Она остановилась и притаилась за углом. Около двери стояли две здоровенные тетки. Обе дремали, облокотившись на стену. Эмма быстро перебирала мягкими лапами. Она вошла в комнату и в ужасе увидела просто бесконечную комнату. Четыре ряда кроватей стояли безукоризненно ровно. Около двух сотен детей, ровно дыша, спали. Стены, одеяла, полы, потолок были серыми. Пума осмотрела всех, хотя на это ушло намного больше времени, чем она рассчитывала. Она в отчаянии перебегала от одной кровати к другой. Джона здесь не было. Она перепроверила каждую койку несколько раз, но толка от этого не было никакого.

В холодном поту она вынеслась из комнаты. Где он? Он точно где-то здесь… Он должен быть здесь. Она тихо шла по темному коридору, и вдруг на глаза ей попалась надпись: "Изолятор".

В душе ее опять зародилась надежда. Она несколько минут провозилась с дверью, потому что открывать ее лапами было очень сложно. Наконец дверь поддалась, и Эмма быстро и мягко вошла внутрь. Она подошла к кроватке с таким же серым одеялом, и как будто огромный камень свалился с ее сердца. Маленький Джон был здесь. Она лизнула его в щеку. Джон тут же распахнул огромные глаза и, увидев ее, улыбнулся хитро.

— Я знал, что ты придешь за мной.

Она много раз превращалась при нем, поэтому он ничуть не удивился при виде пумы.

Эмма быстро посадила его к себе на спину. И вдруг осознала, что за ней кто-то наблюдает. Тетка, спавшая до этого в кресле, которую она до этого даже не заметила, сейчас стояла над ней, и, испуганно глядя, замахивалась на нее шваброй.

— Уйди, чудище! О господи! Помогите! Спасите!

Эмма бросилась бежать, а навстречу уже неслись другие тетки. Они верещали, кричали, визжали. Проснулись дети, они плакали, орали и бегали по коридорам. Пума петляла у них в ногах, развивая бешеную скорость. Наконец она запыхавшись понеслась к выходу. Сириус стоял возле молодой охранницы и что-то ей рассказывал с самодовольным выражением лица. Увидев пуму, он тут же махнул рукой девушке и бросился к кошке с мальчиком. Он схватил Джона и побежал к выходу. Не успели они закрыть дверь, как вся толпа, взбудораженная на верхнем этаже, схлынула вниз.

— Трансгрессируем. Быстро!

— Интересно, как мы это сделаем с Джоном? — скептически спросила Эмма, принимая обратно свой облик.

— Тогда просто бежим!

И они побежали, причем очень быстро, а Джон болтался на спине у Сириуса. Спустя несколько минут они устали и остановились. Сириус быстро поставил Джона на ноги и схватил Эмму за руку.

— Ты чего? — спросила она удивленно.

— Прости меня, — очень серьезно сказал он.

— За что?

— Да за все.

Он быстрым движением обнял ее и, схватив за волосы, страстно поцеловал в губы. Она, офигев, конечно, растерянно обняла его. Когда они оторвались друг от друга, Эмма просто вопросительно смотрела на него.

— Теперь вы мои мама и папа! — воскликнул Джон.

Она рассмеялась.

— Почему это?

— Ну они же тоже целовались!

— Считай, что теперь мы твои родители, — улыбнулся Сириус.

Эмма только лукаво смотрела на него. Она, наверное, ничего не понимала в этой жизни. Но сейчас это было неважно, потому что им надо было добраться до дома.

Под утро они вдвоем молча сидели на кухне за столом и пили кофе. Каждый из них не понимал, потому бы им не пойти спать, но они продолжали залипать в одну точку и не двигаться с места.

— Бродяга, что происходит?

— Все куда труднее, чем ты думаешь, Эм, — ответил он, как будто ожидал этого вопроса всю ночь, — Все очень сложно.

— Ну я, конечно, не Рем, но, думаю, смогу понять. Просто это все так странно…

— Слушай, я бесконечно виноват перед тобой. Но сейчас, когда твоих родителей убили, и я даже догадываюсь, кто это сделал, я очень не хочу оставлять тебя одну. В общем, если это дело рук моих родственников. то, пожалуй, вам с Джоном лучше остаться жить у меня. Я... Нет, скорее мы с тобой защитим его как сможем. Он должен жить.

Эмма кивнула.

— Сириус… — задумчиво проговорила Эмма, внимательно глядя на него. — Ты ведь любишь меня.

— Всегда любил.

— Я знала это. Поэтому не врезала тебе, когда ты поцеловал меня.

Они немного помолчали.

— Что же получается? Раз мы будем жить вместе, мы и спать в одной кровати будем, как взрослые?

— Ну если хочешь, я могу спать отдельно, — пожал плечами Сириус.

— Нет уж. Я ведь тоже люблю тебя. Тем более нельзя упускать такой уникальный случай — спать с самым красивым мальчиком в школе...

— Такое ощущение, что ты уродина. Это еще вопрос, кто тут красивее.

— Так... А где же будет находиться Джон во время учебного года?

Сириус молча соображал.

— Кажется, знаю. У моей сестры! У нее дочка примерно такого же возраста.

— А… Ты уверен, что твоя сестра… Что она вообще захочет его взять?

— О-о, уж что-что, а договариваться с женщинами я точно умею. Поверь.

— Ну в это я точно верю.

За окном поднималось солнце. Было пять часов утра.

* * *

Приближалась осень. События, произошедшие за это лето, оставили след в сердцах Эммы, Сириуса и Джеймса. Для Эммы теперь главной заботой был младший брат, хотя благодаря Сириусу это было не так уж и сложно. Они втроем отлично ладили.

Джеймс после того, что случилось с родителями Эммы, после того, как его собственные родители отдали Джона опекунам, он стал более замкнутым и вечно сидел в своей комнате.

Наконец наступило первое сентября. Эмма в первый раз шла на платформу 9 и ¾ без мамы и папы. Но зато рядом шел Сириус.

Джон уже два дня, как жил у Андромеды Тонкс. Она была очень хорошей, а ее дочь Нимфодора умела менять цвет волос и внешность. Эмме очень хотелось иметь такую способность, чтобы превращаться в парня каждый школьный бал. Но больше всех из семьи Тонксов ей понравился Тед. Он был таким добрым. Она вообще никогда не видела таких добрых людей. Характером он немного походил на Вилли.

Они уже подходили к месту, как вдруг Эмма увидела Ремуса. Она бежала к нему, расталкивая людей. Она кинулась к нему на шею и прижалась всем телом. Он тоже обнял ее и гладил по волосам. Только сейчас до нее дошло, как она скучала по нему, и по Вилли, и по Джеймсу. Эта бытовуха поглотила ее с головой, и она начала забывать, как все было в прошлом году.

— Чуть не задушила, — улыбнулся он. — Как лето?

— Лучше не спрашивай…

К ним быстро подскочил Джеймс. Он стремительно схватил Эмму в охапку и оторвал от земли. Она обвила его шею руками и одновременно запустила пальцы в его волосы. Они были такими же жесткими и запутанными, как всегда.

Родители Джеймса тоже были тут, и мать Ремуса. Они стояли дружной компанией, когда мимо прошла она… Лили Эванс. Джеймс тут же сорвался с места.

— Лили! Стой!

Она тут же остановилась и обернулась. Увидела его, лицо ее озарила светлая улыбка, и они побежали друг к другу навстречу. Они стояли совсем рядом несколько секунд, и наконец Джеймс резко приблизился к ней и коснулся губами ее губ.

Что тут началось… Мародеры как будто только этого и ждали всю свою жизнь. Им будто снесло голову. Они орали, прыгали и обнимались. Несчастные родители стояли и не знали, чему поражаться больше, этим двоим или реакции их друзей. Мать Лили плакала, стоя у противоположной стены, Эмма сидела на спине у Ремуса с таким довольным выражением лица, какого у нее вообще никогда не было, а мама Джеймса что-то торопливо рассказывала матери Ремуса. Джеймс быстро схватил Лили за руку и потащил ее в поезд.

— Красавчик!

— Наконец-то... Сколько мы там лет этого ждали?

— А что ты у меня спрашиваешь? Вон, Рем у нас считать умеет.

— Проще будет, если просто сказать — до фига.

— Действительно проще. Ладно, пошли в поезд, а то втроем мы вряд ли слизеринцев прогоним. Они здоровые какие-то вымахали.

— Ага все как на подбор. Ну, кроме Нюниуса, конечно.