Зарянка (гет)

Сивилла немного обеспокоилась, когда зельевар, а ныне преподаватель Защиты Снейп снова зажал ее в темном коридоре, нависая сверху, как Немезида. Интересно, с чего бы ему кипятиться? 

— Рука Дамблдора, — нехорошо глядя на нее, прошипел он. Конечно, Трелони обратила внимание на странный вид ладони директора, но уже привыкла и не обращала внимания.

— Вы тоже её видите? — Рассеянно поинтересовалась она, не отрывая взгляда от шеи зельевара. Странный у него был "шарф", немного… шевелился? 

— Что значит "тоже"?! Её все видят, Альбус пострадал недавно. 

— И вы предполагаете, что мне сейчас стоит бегать по коридорам с криком: "А я же предупреждала?!".

— Нет, но… можно выражаться яснее? 

— Яснее я не могу, Северус. Это предсказание, а не метеосводка. 

— От вас никакой пользы! 

Прорицательница повела плечами, плотнее кутаясь в шаль. Да, в этом от неё действительно не было пользы. Её винтовка в этом случае бесполезна, а альтернатива — Дамблдор не пойдёт на спасение своей жизни ценой чужой, так что нечего и думать. 

— Ему остался примерно год, — задумчиво сообщила Сивилла, а профессор раздражённо отмахнулся:

— Я и сам знаю, что год! 

Явно недовольный разговором, он развернулся и унесся прочь, а Трелони поправила очки. Спираль постепенно закручивалась, сжималась, и когда она распрямится, не выдержав напряжения, отдачей ударит по всем. Первые листики уже уносило порывами надвигающегося урагана, — Краучи, Блэк, Грюм… Даже такой колосс, как Дамблдор, великий волшебник, который долгие годы защищал Сивиллу от всего мира, не выдержит напора стихии. Вытянув из кармана колоду карт, прорицательница перетасовала их, вытаскивая по одной и шепча под нос толкования. Снова ничего хорошего, — будто она ждала чего-то другого. 

Однако известие о болезни директора заставили Трелони слегка взбодриться. Ей вернули половину учебных часов, и теперь в башне каждый день мелькали студенты, напоминая о поставленной задаче. На выходных она развила бурную деятельность, посетила Сити, завернула в "Голову королевы", пополнив запасы, и даже заглянула на обратном пути в тир. Выдавая ей наушники и защитные очки, Стив между делом сообщил:

— Тот чувак, твой приятель, что приходил с тобой, он к нам иногда заглядывает. 

— Серьёзно? 

— Ага, видать, проникся. Является нечасто, но пару раз в месяц бывает. Купил себе пушку длиной с локоть и палит, как не в себя. 

Похоже, коллеге пришелся по душе этот способ справляться с напряжением. Главное, чтобы не претендовал на добычу Сивиллы — в лесу снова расплодились гигантские пауки и винтовка не залеживалась без дела. 

///

Некоторое время в жизни Сивиллы не случалось потрясений, и она почти расслабилась, подстроившись под неспешный ритм — раннее пробуждение, занятия, письма Майкрофту, вечерние посиделки у окна с винтовкой. Директор выглядел спокойным и привычно доброжелательным, хотя внимательный наблюдатель мог заметить и темные тени на лице старика, и его утомлённый вид. Дамблдор хорошо держался, но намётанный взгляд Трелони подмечал, как сгущаются вокруг него тени Изнанки, как медленно, постепенно темнеет правая рука. Похоже, зельевар боролся за жизнь директора, но шаг за шагом проигрывал эту битву. 

В один из дней профессор снова ворвался в покои прорицательницы и, яростно сверкая глазами, спросил:

— Скажите… вы видите много… Меня интересует Драко Малфой…

Трелони озадаченно склонила голову набок. Необычный вопрос. Среди слизеринцев встречались те, кому в скором будущем грозила беда. Бедняга Крэбб… И теперь декан решил озаботиться этим вопросом? 

— Я не вижу на нем угрозы гибели. Мальчик будет сильно болеть, но угрозы жизни нет.

— Понятно, — услышав это, зельевар сильно помрачнел, будто новости его не обрадовали, коротко кивнул и снова удалился. Вот так, предупреждаешь о плохом — не верят. Говоришь о том, что всё обойдётся — огорчаются. Люди бывают категорически странными. 

Покой Сивиллы нарушил очередной реалистичный сон, в котором неприятного вида пожилой мужчина в тонких очках и со змеиными глазами, сидя в пустой комнате, задумчиво бормотал: "Холмсы… Такие назойливые… Похоже, пора с ними разобраться…". Вскочив с постели, прорицательница принялась ходить по комнате, до боли прикусив костяшку указательного пальца. Катастрофически мало данных. Кто этот человек? Что он задумал? Для кого это испытание? Прозвучало имя "Холмсы", но кто теперь попадёт под удар? 

Босые ноги замёрзли и она забралась в кресло, усевшись по-турецки и набрасывая на плечи вязаный плед. Не зажигая света, она гипнотизировала нижний ящик комода, надежно запертый на ключ. Как бы передать информацию, не встречаясь лично? Может, улечься спать днем, когда Майкрофт на службе, оставить ему послание в "зазеркальном" кабинете? Звучало нереально, но Сивилла ничего не могла поделать с паникой. Она ощущала себя ужасно, будто и не было всех этих лет — неуверенной, слабой.

Прорицательница признавала, что вела себя крайне непорядочно, снова сбежала, долгие месяцы избегала человека, который был к ней добр. И теперь не удивится, если Холмс обидится на неё всерьёз. Да что уж говорить — в прошлый раз он от беспокойства за Сивиллу повысил голос, уговаривал с такой болью и отчаянием, но она решила поступить по-своему, и теперь колебалась в большей степени из-за того, как он отреагирует на её появление. 

Нащупав на столике чашку, Сивилла бросила её в стену. Хрупкий сосуд с грохотом разлетелся на десятки осколков. На душе полегчало. Растерянность начал подменять гнев. Прорицательница снова вскочила, посылая в полёт вслед за чашкой расписную тарелочку. Как можно быть такой трусихой! Майкрофту или кому-то из его близких снова угрожают враги, а она сидит, как глупая курица, и переживает, что он будет разочарован. Да пусть хоть проклятия посылает на её непутёвую, бунтарскую, непослушную голову! Главное, чтобы оставался цел и невредим! 

На то, чтобы достать ключ и вытянуть зеркало из тайника, ей не понадобилось и минуты, и только ощутив под подушечками пальцев холодную бронзу, Сивилла поняла, как ей не хватало этого ощущения. Будто взялась за ручку двери родного дома, в котором отсутствовала так долго. Решительно устроившись на постели, она крепко зажмурилась, не выпуская оправы из судорожной хватки. И через минуту уже стояла посреди библиотеки, дерзко глядя на Майкрофта, который выглядел слегка удивлённым. Не ждал визита? Но уже через минуту он озвучил причину своего недоумения: 

— Сивилла, вы в пижаме? 

— Что? 

Она так привыкла появляться в зазеркалье в привычной повседневной одежде, что теперь не обратила внимания на собственный наряд, и ошарашенно изучала босые ноги, еле заметные под длинной закрытой ночной сорочкой. Благо, одежда для сна у прорицательницы была приличной, и плечи всё так же закрывала широкая шаль, но это было слегка непривычно. 

— Видимо, вы сильно торопились, — дипломатично отметил Холмс, поднимаясь. — Пожалуйста, устраивайтесь поближе к огню. Не знаю, грозит ли вам простуда, если вы переохладитесь… здесь. 

— Да какая простуда! Майкрофт, какой-то человек хочет навредить Холмсам. Тощий, в возрасте, худой. Очки в золотистой оправе, классический серый костюм. Лысеющий, с неприятным лицом. Он собирается разбираться с кем-то из вашей семьи. 

— Я знаю человека, подходящего под описание. И уверяю, очень серьезно отношусь к вашему предупреждению. Но всё равно настаиваю, чтобы вы сели, успокоились и немного отогрелись. 

В голосе его звучали неподдельное участие и забота, и Сивилла послушалась, опускаясь в кресло. Собственно, ей нечего больше здесь делать, можно уходить, просыпаться, но они так долго не виделись, и она позволила себе несколько минут слабости — просто посмотреть, как он выглядит, может, спросить, как дела… 

— Надеюсь, вы больше никого не спасали? — Первым спросил мужчина, подходя и останавливаясь возле кресла Трелони. Она отрицательно качнула головой, избегая проницательного взгляда. — Но собираетесь рисковать собой в будущем. 

Теперь в его голосе звучало утверждение, а ещё усталость. Сивилле еле хватило мужества, чтобы кивнуть. Этот человек явно переживал из-за её упрямства, и она собиралась разочаровывать его и дальше. Майкрофт внезапно опустился на корточки, оказываясь лицом к лицу со своей собеседницей, аккуратно взял в ладони её руки, согревая, и прозорливо заметил:

— Вы снова забываете поесть. Что у вас там происходит? 

— Директор заболел, ему недолго осталось, — ответила Трелони, ощущая, как от касаний у неё наливается краснотой смущения шея и уши. — И нет, я ему помочь не смогу, на этот счет можете не переживать… 

— Я не собираюсь ничего по этому поводу говорить. Вы слишком любите убегать. Моё мнение вы знаете и так. 

— Вы слишком умный, Майкрофт. Я просто знаю, если продолжу вас слушать, вы так или иначе сможете исподволь меня переубедить и я не смогу в конце-концов сделать то, что собираюсь. 

— Я не буду извиняться за то, что пытаюсь отговорить  от самоубийственного поступка молодую, порядочную, тонко чувствующую волшебницу с большим потенциалом. По моему глубокому убеждению, это неправильно. 

Сивилла от этой нежданной похвалы покраснела ещё пуще, пытаясь незаметно отнять ладони, но не преуспела в этом — хватка оказалась бережной, но крепкой. 

— Вы предвзяты, поэтому завышаете мою ценность. Помните, вы сами говорили про минимизацию рисков, и я стараюсь делать так же. Если так посудить, я одна, семьи нет, как и пользы от моего несчастного дара. И перспектив, о которых вы говорите, тоже не предвидится. 

— Вы пришли ко мне несколько лет назад с просьбой о помощи и защите. И теперь пытаетесь забрать свои слова обратно. Хотя я вижу, Сивилла, защита вам всё так же необходима. Тепло, внимание… — Говоря это, он начал пальцем стирать слезинки, которые невольно покатились по щекам прорицательницы. — Забота, которой вы так щедро делитесь, но не получаете сами.  Утешение. Любовь. 

От этих слов у прорицательницы перехватило дыхание, затрепетало сердце и она изумлённо вздрогнула, когда лица осторожно коснулись чужие губы. В этот раз Холмс целовал ее первым, осторожно придерживая лицо ладонями, и делал это вдумчиво, аккуратно, как и привык выполнять любую свою задачу. Прервавшись, он снял очки Трелони, откладывая их на столик, чтобы не мешали, краем пальца скользнул по переносице, будто стирая напряжение, так же легонько, еле ощутимо, прошёлся по овалу лица. 

Он глядел на Сивиллу не отрываясь, очень серьезно, и по лицу было видно, что этот поступок не сиюминутный порыв под влиянием эмоций, как было с прошлым поцелуем, а взвешенное решение, почти декларация о намерениях. 

Совсем засмущавшись, прорицательница собиралась отстраниться, чтобы сохранить хотя бы видимость приличий, но следующий поцелуй напрочь выбил из головы все мысли о пристойности. Будто из унылого, мрачного леса она внезапно вывалилась на залитую солнцем поляну, и нежилась теперь в этом тепле, становилась мягкой, наливалась изнутри золотистым сиянием, как древесная смола на стволе вишни. Сухая, тонкая, неверная былинка, какой была Сивилла в реальности, в руках любимого человека превращалась в душистый, благоухающий плод, сочащийся соками. 

От поцелуев она раскраснелась, с трудом различая действительность, но краем сознания понимая, что сидит у Майкрофта на коленях, вцепившись в отвороты рубашки, и яростно целует белеющие выступающие ключицы и кадык, которые, казалось бы, никогда не видели солнца. Цепочка красных отметин спускалась по мужской шее вниз, как причудливое украшение. Сивилла слегка смутилась, не ожидая от себя подобного напора — раньше у нее не возникало желания кого-нибудь съесть, но прикосновение к коже Майкрофта будило закопанные где-то глубоко внутри примитивные, низменные инстинкты. 

— Я снова ошибался, — хриплым, полным тепла голосом заметил вполголоса Холмс. — Вы не певчая птичка, а голодная хищная кошка. 

— Ох, помолчите, Мерлина ради, — грубовато оборвала его прорицательница, крепко обнимая за шею и снова припадая к губам мужчины. Она понадеялась, что ковер в библиотеке окажется достаточно мягким. Вряд ли в таком состоянии Холмс сможет вообразить им спальню. 

///

Дорогой персидский ковер с густым ворсом оправдал ожидания, хотя с непривычки Трелони умудрилась натереть колени, хотя сама не помнила, как, а мышцы спины, отвыкшие от подобных упражнений, откликались при движении тянущей болью. Майкрофт стянул с кресла плед, обмотав ее, как кокон, и теперь прорицательница лежала, положив голову ему на плечо и рисуя завитушки на обнаженной  груди. 

На удивление, Холмс оказался под рубашкой довольно волосатым, плечи и спина густо усыпаны веснушками, и Сивилла вспомнила, что это признак счастливого человека. 

— А это ты тоже видела своим Оком? — Лениво поинтересовался мужчина, поглядывая на пламя в камине. 

— Нет, конечно. Это же что-то хорошее. Ко мне никогда не приходят такие видения. И я рада, что здесь их нет вообще…

— То есть, здесь ты не видишь того, что в реальности? 

— Нет, здесь я отдыхаю. Наверное, потому, что это место само по себе эфемерное, нет ничего определенного, ни прошлого, ни будущего. 

Помолчав немного, она осмелилась поинтересоваться: 

— Зачем ты так поступил? 

— Кажется, это очевидно. Ты мне нравишься. Я бы не стал целовать человека, который мне безразличен. 

— Но это точно не благотворительность? 

— С каких пор, позволь поинтересоваться, я в твоих глазах превратился в филиал Армии спасения? У меня есть гордость и чувство собственного достоинства. И можешь поверить, я никогда не ухаживал за женщинами, потому что их жалел. Я что, по-твоему, Казанова-альтруист? 

— Нет. Прости. Для меня это в новинку, слишком давно меня воспринимали, как объект симпатии. Я никогда не была в этом особенно хороша… 

Сивилла близоруко прищурилась, украдкой поглаживая ему щеку. Холмс перехватил ладонь и поцеловал тонкое запястье. 

— Не знаю, что в твоём понимании значит "хороша", но ты чуть не отгрызла мне уши и пальцы. Страсти тебе точно не занимать. 

Он будто бы ворчал, но в то же время ласково скользнул подушечками по растрёпанным волосам, расправляя пушистые пряди. 

— Кажется, я впервые была живой, — призналась Сивилла, пытаясь вжаться в бок мужчины, ощутить его напоследок всем телом, от макушки до кончиков пальцев на ногах. — Никогда раньше я не ощущала себя такой… целой. Это и правда было хорошо. Теперь все будет с одной стороны тяжелее, а с другой, наоборот, легче. 

Майкрофт напрягся, чутко распознавая нотки печали в голосе женщины, начал разворачиваться, но не успел — она уже таяла, возвращаясь в реальность.

— Сивилла, не смей сбегать! Сивилла! 

Отзвуки голоса ещё звенели в ушах Трелони, когда она открывала глаза в своей пустой одинокой постели. Взглянув на зеркало, она поцеловала стекло, прошептав: 

— Пожалуйста, оставайся живым, — и снова заперла артефакт в ящик. 

Она и правда была благодарна за этот головокружительный вечер. Искрящиеся эмоции, бесконтрольная радость, счастье, которое можно было набирать горстями, рассыпать, как разноцветное конфетти — пожертвовать всем, зная, что подобное существует, будет очень сложно. 

И в то же время, легко, так как Сивилла прекрасно осознавала — так хорошо ей не будет больше никогда и ни с кем. А так — возможно, у них будет шанс встретиться когда-нибудь в другом месте, в другой форме, не имея между собой непреодолимой преграды двух миров.

Примечания:

В оправдание перед читателями, которые могут сказать: "Автор, завязывай с подосиновиками, не преувеличивай привлекательность Трелони", напомню, что Сивиллу в фильме играла чрезвычайно симпатичная актриса Эмма Томпсон, и если это канон Роулинг, без очков и с убранными волосами она должна быть очень красивой. А Майкрофта, с его наблюдательностью, очками и растрепанными волосами не проведешь, он в корень зрит. Немудрено, что влип.

(Я вот тоже влипла, только гляньте на эти глаза)

https://celebrityzone.ru/znamenitosti/Aktrisa-Emma-Tompson/24.jpg

https://i.pinimg.com/736x/9b/32/12/9b3212251604a596d230aea82d2395fb.jpg

https://ilarge.lisimg.com/image/771376/740full-emma-thompson.jpg

https://s.hdnux.com/photos/01/17/67/36/20936592/6/1200x0.jpg