Аргайл-энд-Бьют в чернилах (джен)

От автора:

Добро пожаловать домой — мы так скучали, так скучали (с) Много Эйвери, немного призрачных ответов на полупрозрачные вопросы, очень много проблем и поиска способов решения: пока одни скрываются от судьбы и правосудия, другим предстоит разбираться со всем, что эти «одни» накуролесили.

Когда лорд Волан-де-Морт исчез в ночь Самайна после событий в Годриковой Лощине, Шифра Эйвери не особенно беспокоилась.

Нет, ее настрой не имел ничего общего с беззаботностью, а настроение — с безмятежностью. Шифра знала о Вальпургиевых рыцарях (или Пожирателях Смерти, если вам угодно) достаточно, чтобы понимать: без лидера эта «организация» или не продержится долго, или превратится в клубок кусающих друг друга за хвосты разношкурных змей. Да и сам факт, что Том Реддл пропал без вести и, возможно, погиб, серьезно ее расстроил — в глубине души она все еще воспринимала его не как политического лидера, великого темного мага или олицетворение зла, а как друга Артура, Бертольда и Антонина, который запирался от нее и Пэд в кабинете, но периодически снисходил до совместного чаепития или игр с детьми.

Шифра морально готовилась, что Эйвери придется платить «налог на принадлежность к проигравшей стороне» — но это было проблемой завтрашнего дня, а у нее хватало дел в сегодняшнем.

Арчибальд после смерти сына вскоре слег в постель, и все в доме опасались, что следует ждать еще одних похорон. Железный характер, забота жены и курс лечения от Трэверса все же помогли «капитану» их семьи встать на ноги и продержаться больше года — но тут случилось второе потрясение, и Марианна вновь не отходила от постели мужа, а Шифра осталась за старшую женщину в доме.

И вне дома тоже — с теми чистокровными семьями, с которыми они оказались в одной лодке, следовало сохранять доверительность и взаимоподдержку, но и держать разумную дистанцию, чтобы никто в панике не ухватился за тебя и не потянул на дно. И не только за женщину — Эйдан, Альфред и Этельрик почти не бывали дома, а когда появлялись, то такими уставшими и взвинченными, что у Шифры язык не поворачивался нагрузить их чем-нибудь вроде проверки защитных чар или починки козырька крыльца.

В конце концов, как здраво заметил старший племянник, когда заглянул к ним в первых числах ноября, младшая ветка Эйвери — далеко не первые в этой очереди.

— Альфред в рейды ходил по большей части в группах прикрытия — его если только по структуре и именам боевиков потрясти, на нем самом не так много, если смотреть en masse. Эйдана в боевке ни к чему серьезному не допускали, а у Рика, как у большинства полукровок, вообще Метки нет — можно сказать, болтались оба на подхвате при Ставке. Артур — единственный, на кого у аврората действительно что-то е… е… есть, — Родольфус зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, и Шифра бы фыркнула, если бы не догадывалась, почему племянник выглядит все эти дни не спавшим инферналом, — но с Артура, по понятной причине, уже не спросишь.

— А ты? А Стэн? А твоя… — «бешеная жена», хотела она сказать, но осеклась и продолжила чуть мягче: — А Белла?

Родольфус непроницаемо улыбнулся и на мгновение накрыл своей ладонью ее лежащую на столе руку — левую, с вдовьим кольцом на безымянном пальце. Мальчик в траурной мантии, цепляющийся за ее руку. Взрослый мужчина с обручальным кольцом и перстнем главы семьи, выглядящий старше и жестче, чем его же отец в том же возрасте.

— А мы-то что? — сказал вслух, но в голове у Шифры отчетливо прозвучало «А у нас уже есть план», и она под Веритасерумом бы не сказала, было это легилиментной штучкой разведки или собственной случайной мыслью. Отпустил руку, отодвинул тарелку и поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен: — Спасибо за ужин, тетя Сеф. Я всегда на связи с Эйданом — но если Арчибальду станет хуже или с чем-нибудь еще нужна будет помощь, сразу пишите мне, хорошо?

В первые дни после краха Шифра Эйвери была уверена, что всё под контролем — благословенные, блаженные дни.

* * *

Шифра проследила, чтобы эльф донес до спальни Арчибальда поднос с обедом и зельями, и собиралась выйти проверить, хорошо ли укрыты клумбы и все ли в порядке с ближним защитным контуром. Приоткрыла окно в коридоре и, поддавшись порыву, по-детски высунулась за подоконник: двор заметало мокрым снегом, с моря тянуло свежим соленым холодом… Окна комнат Эйдана горели так ярко, что три темных силуэта были видны как на ладони: два метались между комнатами, будто что-то искали, еще один замер спиной к окну и, кажется, курил.

«Паршивцы, по три серьги им в ухо и в нос еще одну, как у жены посла Патил», — думала Шифра по пути в комнаты сына: защитный контур и фиалки свекрови ради такого дела могли подождать. «Сейчас я им всё скажу: и что, прежде чем пришвартоваться и сняться с якоря, неплохо бы предупреждать, и что помощи от них — как от весел на метле, у нас тут могло три аврорских обыска за это время пройти, а они бы об этом из «Пророка» узнали, и что могли бы хоть к отцу и деду заглянуть, бессовестные…»

У порога спальни все ругательства вылетели у Шифры из головы.

На кровати раззявил бездонную пасть чемодан с чарами расширения пространства, а в спальне — как догадывалась Шифра, и в других комнатах тоже — царил такой разгром, словно чемодан сам затягивал вещи в черную дыру, а не Этельрик кидал туда теплую одежду Эйдана, пока сам Эйдан сосредоточенно собирал аптечку под руководством Альфреда.

Три пары глаз уставились на нее в беззвучном: «Ой-ой, трындец прямо по курсу», «Ма-а-ам, ты только не ругайся…» и «Сеф, я всё понимаю, но давай потом?»

— Я не смогу вам помочь, если вы не расскажете мне, в чем дело, — Шифра сказала это самым ровным тоном, посмотрела на Альфреда и добавила жестче: — И не «потом», а немедленно.

— Мы решили, что Эйдану будет лучше отсидеться пока в укромном месте. Когда это будет безопасно, он вернется домой, — Альфред выдержал ее взгляд и сказал это мягким, почти веселым тоном, но Шифра безошибочно услышала — такое Артурово — «Не твое дело, женщина». Услышала — и разозлилась.

— Так, мальчики. Мне сорок лет, и двадцать из них я была женой боевика. Я могу отличить подготовку к тому, чтобы «залечь на матрасы», от сборов в продолжительные бега в глуши, — Рик почему-то покраснел и уронил в чемодан толстый свитер с узором из ирландских узлов. — И я хочу знать, почему скрываться потребовалось именно Эйдану, раз — если верить Родольфусу и вам всем — он был последним среди боевиков, кому доверили бы что-то серьезное.

— Среди боевиков — да, — тихо сказал сын, и Шифра — сложив это и «Я всегда на связи с Эйданом», как два и два — молча села на кровать.

— Родольфус в курсе? — спросила она, хотя и догадывалась, что сейчас плюет с Нидлсского маяка на правило «меньше знаешь — меньше сможешь рассказать на допросе».

— Родольфус сам, того… — встрял Рик. — Не-не-не, упаси Мерлин, не этого — но они с тех пор так на связь и не выходили…

— Они. С тех пор, — тупо повторила Шифра, уже чувствуя, что дело пахнет гоблинской взрывчаткой.

— С последнего сообщения неделю назад — когда Родольфус дал мне сигнал не просто закрыть архив, а законсервировать, — Эйдан говорил тихо, но зелье в пальцах сжал так, что будь это стакан, а не закаленный фиал, стекло бы лопнуло. — И с тех пор я ничего не слышал ни от него, ни от Беллатрикс, ни от Стэна. Пробовал попасть в дом — «запечатан» от самого внешнего периметра. А потом мы узнали, что их троих и еще кого-то из наших, потому что в группе, судя по следам, был четвертый, ищет аврорат…

Шифра сразу решила, что не будет спрашивать, откуда узнали и что собираются предпринять — даже если бы ей ответили.

Шифра сразу вспомнила, о чем писали все газеты неделю назад, и ей стало дурно, потому что она ждала от себя всплеска недоверия: мол, да не может такого быть! — и не почувствовала его.

Шифра сразу поняла, что этот архив — он, как сказал бы покойный Артур, «не просто так архив», потому что в таких организациях не бывает «просто так архивов», зато бывает информация смертоноснее Авады.

— Эйдан Конуэй Эйвери, — все в комнате, и даже сам Эйдан, вздрогнули от неожиданности и машинально осмотрелись: мол, кто этот Конуэй, он сейчас с нами? — и лишь потом вспомнили. — Когда вернешься, напомнишь мне, чтобы я хорошенько намылила тебе шею.

Альфред недоверчиво хмыкнул, Рик присвистнул, а Эйдан усмехнулся так криво, что Шифра заподозрила: в аптечке есть не только лекарства — но не стала ничего спрашивать.

— А сейчас отправляйся, куда собирался — и что бы ни случилось, веди себя достойно.

* * *

Финнеган Макмахон души не чаял в дочерях — и всё, что не мог дать им щедростью душевной, а характер у него был тяжелый и манера общаться не всегда приятная, восполнял щедростью кошелька. У Падрагинь было столько книг, что ее преподавательский кабинет в Хогвартсе всё не вместил, в том числе настолько дорогих и редких, что их нельзя было уменьшать — пришлось оставить часть в родительском доме, даже зная, что она может их больше не увидеть. Сорха на памяти Шифры надела платье Падрагинь только один раз — на спор, хватит ли ловкости рук затянуть тройную шнуровку корсета. У самой Шифры еще до Хогвартса были золотые серьги, клобкопух элитной породы и шелковые нитки для вышивки.

— Не жили вы в бедности, — не раз в сердцах говорила Кива Макмахон, когда Падрагинь прямо заявляла, что не торопится замуж, Сорха лихо съезжала по перилам и хохотала над разорванной юбкой, а Шифра забрасывала вышивку на середине.

— И не будут, — уверенно отвечал Старый Финн. — Не для того ты их рожала, не для того я их растил.

Шифра захлебнулась смехом и плачем — и едва успела отвернуться от пергамента, чтобы не закапать слезами свежие строчки. Да, athair, мы не знали бедности — даже мне теперь едва ли придется столкнуться с настоящей нищетой, хотя как знать, когда беда на пороге, деньги иссякают, как вода на пожаре — но вот насчет совершенно иного горя: болезни и ранней смерти, позора и тюрьмы, разбитого сердца и вдовства… «о крови не было ни слова», не так ли, athair?

— Шифра, Бертольд меня обижает! — Сорхе уже за двадцать, но она делает такое лицо, будто вот-вот разревется, как маленькая девочка. Падрагинь беззлобно хмыкает что-то в духе «о, Дуллахановы портки, началось» и закатывает глаза, но Шифре всего девять, и она пугается не на шутку.

— Выходит, máthair была права — притворялся добрым и благородным, а теперь понял, что может делать что хочет, потому что ты никуда от него не денешься… Это потому, что он сассанах и в кнат нас всех не ставит, да? Сорха, я не знаю, что такое «не ставить в кнат», но это, наверное, очень-очень плохо — а ты правда не можешь теперь от него уйти?

Смех замолкает, Пэд почему-то хлопает себя по лбу, а Сорха приподнимается в кресле — что непросто, с таким-то животом — и манит Шифру к себе: лицо у нее серьезное, глаза почти злые, но улыбка совершенно непроницаемая.

— Я пошутила, Сеф. Если бы Бертольд правда меня обидел, он бы уже давно…

— Отчалил в море, — вставляет Падрагинь, и сестры почему-то снова начинают смеяться. — Ладно, не так жестоко — пошел бы по миру, а ребенку нашей предприимчивой сестры достались бы деньги Лестрейнджей, фамилия Макмахонов и одно из тех замечательных имен, которыми Бертольд сейчас не дает его назвать… как там — Домналл, Конхобар?

— Какой «Домналл», вот еще глупости, я говорила, что если девочка — то Дейрдре! И не Конхобар, а Конуэй — и уж поверь, второго сына я назову именно Конуэем… или Риорданом… да, или Конуэй, или Риордан, я еще подумаю.

Шифра вспомнила статью о нападении на дом Лонгботтомов на весь разворот «Ежедневного Пророка» — и нажала на перо так, что стержень хрустнул. И ведь она ни на миг не усомнилась, что ее племянники действительно могли чистокровных волшебников, родителей маленького мальчика, пытать до лишения человеческого облика — не усомнилась, потому что знала и беспощадное упрямство Родольфуса, и склонность к гневному буйству Беллатрикс, и что Рабастан, если ему припекло, не выбирает способов… и ведь был там еще кто-то четвертый — хорошо, что не Эйдан, спасибо, что не Эйдан…

Но и Эйдан тоже хорош, gombeen: двадцать два года мальчику, скажет, не понимал, что в таких организациях «держать» информацию — хуже, чем в гоблинской лавке быть материально ответственным?!

«В том-то и дело: он хорошо это понимал», — откликнулся внутренний голос, чем-то похожий на голос Падрагинь. «Эйдан смирился с тем, что в этой организации он вечно будет в тени отца — но ты правда думаешь, что если бы он получил шанс стать кем-то и чем-то, он просто продолжил бы болтаться среди боевиков, как мокрые кальсоны на веревке? Артур и Эйдан всё время ссорились, это верно, у тебя даже есть определенные мысли — но значит ли это, что Эйдан не любил своего отца? Ах, ну тогда вы с Артуром точно друг друга не любили — уж вы-то шишугались еще похлеще и, уж поверь, отнюдь не только Артур был в этом виноват…» — в голосе отчетливо прорезались интонации Сорхи.

«Замолчи», — Шифра закусила костяшку пальца, чтобы не разреветься уже в голос. «Замолчи, замолчи, замолчи — ты, вы обе, не знаете, о чем говорите».

Артур — совсем еще молодой, на лице цветные отблески с витража и ни единого шрама, поправляет ее свадебный венок, нервно оглядывается на родителей и тихо говорит: «Сейчас я тебя поцелую — не откусывай мне язык, ладно?» Артур не такой красивый, как Андре, но он серьезнее и взрослее, носит серьгу и впрямь похож на пирата, Шифре это льстит, и она шепчет: «Я подумаю».

Артур с порога кричит: «Эй, жена, ты где? Кто будет мужа встречать?» — и когда Шифра сбегает вниз по лестнице, чтобы высказать ему всё, что думает об этих претензиях и грубоватом «жена», ловит ее за пояс и поднимает в воздух, как книззлу: «О, я-то уже думал: не дождусь — гребень твой домовухе подарю».

Артур сперва ругает ее последними словами и даже запирает в комнате, чтобы не носилась — «в твоем положении, дура, угробишь же ребенка!» — в Лестрейндж-Холл через камин, но потом, когда Шифра и впрямь рожает сына на месяц раньше срока, едва живым, утешает ее и не упрекает ни словом…

Артур вваливается в спальню в мантии и с маской в руке, пропахший потом и кровью, веселый и взбудораженный, и забирается в кровать прямо в сапогах — Шифра вопит, что он грязное животное, и в шутку лупит подушкой, но в целом не возражает и потом, когда всё заканчивается, с интересом слушает, «как мы их потрепали, Шифра, как мы их потрепали — а ведь там были не только молокососы-добровольцы, откуда их только приносят драклы, но и опытные авроры, но мы сбили с них спесь».

Артур больше не спорит с Альфредом, кто во время семейной прогулки будет управлять яхтой, а когда они выходят в море — бессмысленно смотрит в воду, словно море потеряло для него всякий интерес. Артур все реже ругается с ней и все чаще сразу говорит, чтобы она «замолчала, пожалуйста» и даже «заткнулась», а в кровати сразу отворачивается к стене. Артур все чаще не приходит после рейдов домой, а когда приходит — лучше б не приходил: это значит, что его либо слишком сильно зацепили, чтобы лечиться «на ногах», либо он слишком пьян и разбит, чтобы показываться в таком виде своим людям, либо… свекор и свекровь в гостях, ковер в гостиной, юбка и цветы по полу, ладонь и переносица, Эйдан…

В глазах зарябило, но Шифра упрямо шмыгнула носом, обмакнула перо в чернильницу и продолжила:

«Абраксас Малфой. Кто: Люциус. Что: деньги, нужные люди, Франция, Министерство. Вероятность: если поймет, что это выгодно в долгосрочной перспективе.

Нарцисса Малфой (Блэк). Кто: Беллатрикс, Люциус. Что: давление на Люциуса и Абраксаса. Вероятность: неоднозначно (сестра или муж?)

Джулия Мальсибер. Кто: Майкл, дочь замужем за Д. Ноттом. Что: деньги (немного), надо еще подумать. Вероятность: с охотой, если ей самой ничем не будет грозить.

Батильда (Бат-Шева) Трэверс София (Шейндл) Трэверс. Кто: Джозеф. Что: ??? Вероятность: едва ли, т.к. отреклась от внука + Джозеф просто выполнял свою работу, ему едва ли что-то грозит.

Евангелина Трэверс. Кто: Джозеф. Что: целительство, зелья. Вероятность: точно. Но: два маленьких сына, может самой понадобиться помощь»

Кива Макмахон заставляла младшую дочь готовить еду без магии, учила чинить одежду, украшения и книги, которые казались безнадежно испорченными, и показывала, как превратить старые скатерти и шторы в лоскутные одеяла:

— И пусть тебе это никогда не пригодится — да и твоим бестолковым сестрам тоже — но я хочу, чтобы ты запомнила принцип. Ты должна знать, что ты хочешь сделать. Видеть, что у тебя для этого есть. И помнить, что что-то всегда есть, а кто не умеет этого понять и продолжает жалеть себя — может сразу ползти на кладбище.

«Старшие Блэки. Вальбурга и Орион. Кто: Регулус (пропал без вести), Сириус (?). Что: деньги, связи, Министерство (?) Вероятность: Орион — возможно, Вальбурга — под вопросом, но у нее еще: Беллатрикс, Нарцисса…»

Записки сумасшедшего.

Лоскуты.

* * *

Альфред Эйвери с детства любил сложные задачи.

Если быть точным — с того воскресного утра, когда ему очень-очень захотелось достать из огромной бутыли в кабинете Арчибальда корабль, и детская магия помогла с тем, с чем не могли справиться неугомонные мальчишеские руки. Альфред сам не понял, что именно пошло не так, но вместо целого корабля у него в руках оказались верхняя и нижняя половина, горсть мачт с по инерции заклинания трепещущими парусами и вывалившиеся внутренние переборки.

Альфред в тот день узнал много новых и интересных слов, а также много нестандартных способов применения корабельных снастей — Арчибальд, когда увидел «кораблекрушение», ругался долго и с чувством. Но ругался не на сына — наоборот, увидев, как тот расстроен, предложил вместе вернуть всё как было.

— Главное — что сначала, а что потом, — учил Арчибальд, показывая, как подогреть горячим воздухом из волшебной палочки пахучий клей и как долго прижимать друг к другу детали. — Нельзя просто использовать Репаро — весь корабль перекосит, и заклинание ветра «замкнет». Если вставишь мачты, прежде чем соединить верхнюю и нижнюю части, они могут не попасть во внутренние пазы. И если заколдуешь паруса по отдельности, выйдет вразнобой — нереалистично и некрасиво… А если знать порядок действий, всё получится — и быстрее, чем кажется. Смотри: вот и всё, не о чем было и расстраиваться…

— Ура! — Альфред скакал по кабинету от восторга, глядя, как уменьшенный корабль занимает свое место на волнах в бутылке и вырастает там до прежних размеров. — А можно мы его еще раз сломаем, чтобы собрать?

Арчибальд выразительно взялся за ремень и строго сказал, что у вещей есть предел прочности: если слишком часто ломать, потом уже никак не починишь. Но тут же улыбнулся в усы и пообещал показать, как выпиливать детали и самостоятельно собирать модели — «раз тебе это так нравится».

Альфреду понравилось — и понравилось скорее даже не собирать корабли, хотя этим он увлекся аж до самого Хогвартса, а раскладывать сложную задачу на простые действия. В школе это помогало ему стабильно получать высшие баллы по Трансфигурации и Зельеварению, в семейном деле — быстро и точно считать бюджеты и маршруты законных и не очень перевозок, в Ставке — планировать прикрытие боевых операций, пути отхода и способы укрыть от аврората человека с любым «анамнезом»: как того, кто только попал на карандаш, так и того, кого уже активно ищут.

Надо сказать, в «личном» ему это тоже помогало — а что, та же последовательность простых действий: вовремя отмеченных деталей, своевременно заданных вопросов, правильных подарков и жестов, шагов вперед и назад… и зелье, обязательно зелье — непопулярное у джентльменов, но очень полезное!.. И все получили желаемое, а если не получили — сделали вид, что так и надо, и все довольны, и никто не в обиде, никаких неприятных сюрпризов.

Артур, когда услышал об этом, так хохотал, что чуть не рухнул с крыльца и расплескал всё пиво из кружки на колени.

— Ты же всю прелесть дела убиваешь! Отношения — они же как рулетка: встретишь кого вечером или один ляжешь спать, получишь за букет поцелуй или скрученный в фигу драклов хвост, когда девчонка тебе даст по морде, а когда даст… то, что нужно, когда всерьез влюбишься, а когда так… а когда рулетка русская, и победитель получает сме-е-ерть!

— В следующий раз, как придешь с собрания пьяный и с букетом — и этим букетом от жены получишь по шее, мне жаловаться и дрыхнуть на моем диване не приходи, — мстительно ответил Альфред, и Артур обиженно насупился.

— А что не так? Я понимаю, что делаю ей неприятное, и поэтому стараюсь сделать еще приятное, чтобы оно было не совсем неприятное… думаешь, надо было прийти просто пьяным и без букета? И вообще, ты племяннику говоришь, что однокурсница с ним дерется, потому что он ей нравится!

— Ты получил по шее не потому, что ты пришел с букетом — а потому, что своротил вешалку в коридоре и разбудил Эйдана. И еще, возможно, дело в том, что букет Сеф ждала на той неделе на годовщину свадьбы, но это не точно. И Рудольфа зачем-то еще приплел, чудак-человек...

Слово «рулетка» напомнило ему о единственном фатальном проигрыше: в рулетку католическую. Нет, дело было не в отвратительном поступке матери Рика, имя которой Альфред к тому времени уже и забыл, а в том, что Рику приходилось расти полукровкой, бастардом и наполовину сиротой — сам Рик, узнав о его угрызениях совести, наверняка покрутил бы пальцем у виска, но Альфред-то понимал перспективы!

И стоял тогда с — теперь уже не Ричардом, а Этельриком — на руках в прихожей, и боялся идти в столовую, где ждали отец и мать. Ответ на его письмо из Бристоля ему пришел крайне сдержанный и сухой: мол, что не бросаешь родную кровь — молодец, но что сделал ребенка «девице маггловского происхождения и крайне сомнительного поведения» — «чести не делает и одобрения не заслуживает», и вообще, на мальчика еще надо посмотреть, прежде чем «принимать еще более серьезные решения, чем ты уже принял, не посоветовавшись с нами».

Стоял, ждал неизвестно чего — пока не дождался: со стороны кухни в прихожую вылетела Шифра. Альфреда аж передернуло: маленькая и хрупкая, с темными кругами под глазами — наверняка бессонная ночь над колыбелью Эйдана, Рабастана или обоих сразу, в черном платье — год прошел, но Шифра продолжала носить траур по сестре... в общем, невестка выглядела как воплощение оскорбленных чувств и попранной семейной чести.

— Что стоим, как мачта под Ступефаем?

— Здравствуй, Сеф, — осторожно начал Альфред.

— И тебе здравствуй, дальше что? — по лицу Шифры невозможно было понять, знает она об отношении к… ситуации Арчибальда с Марианной и держится «общего курса» — или сама пока не знает и лишь поэтому ничего внятного не говорит. Этельрик молчал, но изо всех сил вцепился в плечо.

— Мне жаль, что я привез его в настолько неподходящий момент — но…

— О да, конечно. Надо было оставить с этой… мамашей его. А лучше — сразу утопить, чтобы не задеть чье-нибудь раздутое самомнение или тонкую душевную организацию, — Рик вцепился в плечо еще сильнее, Альфред сам опешил от такой встречи, и Шифра раздраженно закатила глаза. — Глупостей не говори. Умывайтесь, переодевайтесь и поднимайтесь — вас все к обеду ждут.

Протянула Рику печенье — и едва дождавшись, пока тот несмело схватит угощение, взлетела по лестнице наверх: Альфред даже не успел подсказать сыну: «Что надо сказать тете Шифре?» Если честно, он и сам не знал, что сказать.

* * *

Альфред вернулся в дом родителей под утро — убедился, что Эйдан благополучно достиг первой точки маршрута, отправил Рика отсыпаться в квартиру и вернулся, чтобы поговорить с родителями: объясниться с Арчибальдом, успокоить Марианну и, если оба будут в состоянии, посоветоваться, что делать… а надо ведь и дальше что-то делать.

Нет, сначала надо сделать кофе — огромную кружку крепкого горячего кофе, три ложки сахара, одна ложка огневиски или две ложки рома. Прямо сейчас и не привлекая эльфов, пить на кухне и не зажигая верхних свечей, пока еще никто не проснулся и не пришлось ни с кем говорить.

Он поздно вспомнил, у кого еще в доме есть причины не спать до утра, привычка самостоятельно готовить и совершенно маггловская манера сидеть на кухне.

Шифра подняла голову от каких-то записей, потерла не то воспаленные, не то заплаканные глаза, пачкая скулу чернилами, и сказала — как каркнула:

— Báltaí.

— Причем полный, — на всякий случай согласился Альфред.

— Эйдан?..

— Всё по плану.

— Этельрик?..

— В Эдинбурге — надеюсь, спит. Мама?

— Уже проснулась, но я ей пока ничего не говорила. Что планируешь дальше делать?

— Я? — Альфред как раз потянулся за жестянкой с кофе и чуть не уронил ее на голову.

— Шафт для бильярдного кия. А кто еще, Альфред? Арчибальд сейчас несколько не в лучшей форме, Марианна… Марианна — с Арчибальдом, и я вообще не уверена, что им сейчас стоит оставаться в этом доме. Дом моих родителей — я в сентябре там бывала — в хорошем состоянии, и защита на нем хорошая: если сделать генеральную уборку и отправить туда половину эльфов, на время подойдет… что скажешь?

— Я тоже об этом думал, — дома и стены помогают, но не когда в дом в любой момент могут вломиться с обыском или карательным погромом. — Но думал, что до этого не дойдет.

— Я тоже слишком много думала. Думала, что Родольфус нам поможет — забыла, что он не Бертольд, ему сейчас самому бы кто помог. Думала, что могу рассчитывать на Эйдана — но сейчас не могу рассчитывать даже на то, что он будет жив и на свободе.

— Он будет, — твердо ответил Альфред. — Если его «отсмотрят» в основной волне арестов исключительно как сына Артура, а не как самостоятельную единицу, убедятся, что он не занимался ничем серьезным, и отпустят раньше, чем успеют докопаться до сути. И если он не попадет под вторую волну, когда проверять будут уже более тщательно и на основе показаний тех, кого удастся расколоть. Нужна грамотная линия защиты — но сейчас, на мой взгляд, ее разрабатывать не время. Лучше будет скопировать с кого-то другого, более… резонансного, чтобы история Эйдана выглядела типичным случаем.

Шифра взяла в руки несколько исписанных листов, словно раздумывая, стоит ли делиться, но все же протянула:

— Взгляни.

Альфреду хватило беглого взгляда, чтобы присвистнуть и искренне сказать:

— Тебе бы на разведку работать. Планируешь объединить тех, кто может и хочет помочь… и стрясти помощь с тех, кто должен, но не горит желанием?

Шифра пробормотала «focáil leat» — что семантически означало, скорее всего «отгребись», но довольная ухмылка позволяла трактовать как «приму за комплимент».

— Я спрашивала руны, и мне выпала Йера — знак урожая. Благой знак, если бы не знать, что мы сеяли. Жернова уже закрутились, Альфред, и кто-то под них неизбежно попадет: что мы скажем о них мистеру Реддлу, когда он вернется, и доживем ли до его возвращения, если ничего не сделаем, чтобы облегчить их участь?

Помахала ладонью, словно развеивая морок, и добавила попросту:

— Но сначала — своя семья.

— И кофе, — ответил Альфред настолько невпопад, что это могло бы быть неудачной шуткой, и достал кофейник побольше — на две кружки. — И обсудим вместе, что будем делать. Потому что иначе, чувствую, мы без согласования столько... напланируем, что потом еще и с этим разбираться придется.