Гарри Поттер и Шоу Без Конца (гет)

Три недели спустя...

Кто-нибудь другой на его месте, возможно, ощутил бы угрозу, недовольство или, по крайней мере, обиделся на то, что ему не доверяют, но Ремус Люпин, услышав, как в дверь явочной квартиры позвонили и поняв, что прибыли те, кого он ждал весь день, почувствовал лишь облегчение. У него было достаточно мужества, чтобы признаваться, когда ему нужна помощь, и один лишь Господь знал, как она нужна была ему именно сейчас.

Явочная квартира во Флоренции представляла собой трехэтажное здание из коричневого камня, принадлежавшее, по крайней мере, на бумаге, обществу дружбы Магглов и Волшебников. Общество владело приличным количеством недвижимости по всему миру, что особенно впечатляло, если знать, что такого общества не существовало вообще... оно было лишь прикрытием для РД, одним из многих. Ремус и Изабель буквально захватили это и еще два здания в свое полное распоряжение в качестве оперативного центра управления совместной операцией СИР и И&Р дивизионов... хотя, в последние пару недель, «управление» было бы не совсем правильным термином. В настоящий момент Ремус ощущал, что не они управляют операцией, а, скорее, она ими.

И поэтому, услышав звонок, все подняли головы.

— Они прибыли, — сказал один из агентов.

Ремус услышал, как кто-то даже произнес «слава Богу» — и с этим заявлением он был полностью согласен.

На лестнице послышались шаги, кто-то поднимался в большую гостиную на верхнем этаже, гостиную, которую они использовали, как ситуационный центр. В начале операции она представляла собой отлично организованное и удобное рабочее пространство, сейчас же там творился полный бардак.

Ремус поднялся, когда дверь отворилась, и в помещение ввалилась большая группа агентов, все одетые в одинаковую полевую форму РД. Они осмотрелись, ничего не говоря, и остановились, ожидая инструкции. Затем они расступились и дали дорогу Гарри, который прошел вперед, осмотрелся вокруг себя и остановил взгляд на Ремусе. Он криво улыбнулся.

— Итак. Кое-кто запросился домой? — сказал он, вызвав этим нервные смешки вокруг.

Ремус протолкался вперед, чтобы пожать его руку.

— Рад видеть тебя, Гарри.

— И я, тоже. Впрочем, я бы предпочел увидеться при других обстоятельствах.

— Добро пожаловать, Джонс, — сказал Ремус, кивая заместителю Гарри, стоявшему рядом с ним, держа в руках высокую стопку папок с информацией, которые он тут же начал раздавать прибывшим агентам.

— Ремус, это капитан Тейлор, мой новый руководитель полевых операций, — сказал Гарри, показывая на женщину, стоявшую с другой стороны. Она была высокой и не запоминающейся, если не считать какого-то прямо непристойного количества веснушек на лице; её светлые волосы были собраны в пучок. — Диз, это мой хороший товарищ, Ремус Люпин.

Она пожала ему руку, и тут он вспомнил её...

— Израель Тейлор? — спросил он.

— Так и есть, — сказала она.

— Очень приятно. Рад, что вы пересекли океан вовремя, чтобы попасть в нашу «маленькую заварушку».

Гарри повернулся к ней, всем видом показывая, что время светских бесед прошло.

— Я хочу через час получить полный отчет по тому, что тут происходит. Вы с Наполеоном запросите рапорты от всех агентов, я хочу, чтобы вы оба были полностью в курсе дел и знали все детали. Принимайте командование, пока я буду говорить с Ремусом.

— Есть, сэр, — ответила она, резко кивая... у Ремуса возникло ощущение, что она едва удержалась чтобы не отдать ему честь. Её военные привычки слегка напрягали в обычно неформальной атмосфере РД, и Ремус слышал, что эта легендарная личность педантично следовала всем процедурам. Тейлор занялась выполнением приказа, а Гарри проследовал за Ремусом в небольшую комнату сбоку, которую тот использовал как свой кабинет.

— Да уж, я никогда не ожидал, что меня позовут на эту операцию, — сказал он, присаживаясь.

— Мне хотелось этого меньше, чем кому-либо еще, но у меня не было выхода, — Ремус сел за свой стол и переплел пальцы, и перед ним встала неприятная задача рассказывать в малейших деталях, как все пошло вкривь и вкось. — Бывает, что нужна артиллерия главного калибра. Когда наши планы разваливаются, мы зовем ССО на помощь.

— Я не сомневаюсь в ваших действиях, я просто слегка удивлен. Я думал, что все под полным контролем.

— Так оно и было, но...

— Где Изабель?

Он чуть замешкался с ответом.

— Она в госпитале.

Гарри выпрямился, тревога отразилась на его лице.

— Что случилось?

— Она была с группой, наблюдающей за вечеринкой, в которой участвовала большая часть синдиката Д’Агустино, когда на вечеринку напал враждующий синдикат. Еще три агента пострадали, но, к счастью, никто не был убит.

— Атака враждующего синдиката? Интересное совпадение по времени.

— Да, большинство здесь думает, что это было подстроено. Специально для нас.

Гарри ничего не ответил. Ему не требовались пояснения Ремуса про то, как все пошло вкривь и вкось сразу по нескольким направлениям, он и сам отлично знал это.

— Я и не представлял, насколько беспощаден Д’Агустино. — сказал он наконец.

— Мы очень многое не представляли, Гарри. Он просто колоссален, он ужасен в Библейских терминах. Он занимается всеми видами преступного бизнеса. Контрабанда темных талисманов, торговля нелегальными зельями, заказные убийства, отмывание денег, похищение заложников, шантаж, проституция под оборотным зельем... я уж не говорю про бессчетные разбойные нападения на магглов.

— Я знаком с предысторией, — он встретился взглядом с Ремусом. — Если я правильно помню, ты говорил снова и снова, что пытаться разгромить весь его синдикат за один раз — это плохая идея.

— Хотел бы я ошибиться. Просто мне казалось, что безопаснее было бы откусывать от его организации кусочек за кусочком, преследуя разные секции его синдиката по одной за раз и уничтожая его по частям.

— Ну, мы разберемся с этим и возьмем все под контроль, не сомневайся. Но... предыдущий опыт научил меня быть откровенным, даже при том, что ты знаешь наши процедуры — когда наш дивизион зовут на помощь, мы берем управление. Следовательно, я обязан сказать тебе, что, начиная с данного момента, я должен принять на себя командование всей операцией. Это не означает, что мы сомневаемся в твоих способностях или не уверены в тебе, это просто стандартное правило.

— Я понимаю, — он действительно понимал, даже очень хорошо. Когда он был заместителем Гарри, их дивизион иногда вызывали в помощь терпящим бедствие группам, и он видел, как Гарри приходилось противостоять свергнутым командирам, которых возмущало его вмешательство... даже не смотря на то, что они же первые и запросили помощь. — Мое эго не ущемлено, Гарри.

— Отлично, тогда у нас нет проблем. Насколько я понимаю, непосредственное руководство остается за вами, никто не знает ситуацию лучше, и у меня нет шансов разобраться во всем за короткое время. При этом, если что-нибудь пойдет плохо, полетит моя голова, а не ваша. Моим первым приоритетом является безопасность агентов, внедренных в синдикат. Мы будем работать над тем, чтобы аккуратно изъять их, не раскрывая нашу сеть. Мне бы хотелось минимизировать знание нашей активности противником, в особенности знание той высокой степени внедрения, которой вы добились, чтобы сохранить возможность наехать на противника еще раз, когда страсти немного поостынут, — Гарри подвинулся и на мгновение отвел взгляд. — Скольких агентов мы недосчитываемся? — спросил он, тоном одновременно спокойным и настойчивым.

Несколько мгновений Ремус думал, ответить ли ему на вопрос, который Гарри задал, или на вопрос который он не задал. Он выбрал последнее, не видя смысла тянуть кота за хвост.

— Она в порядке, Гарри. Она появлялась на всех назначенных встречах, и её доклады приходят вовремя. Её не раскрыли.

Выражение лица Гарри не поменялось, но Ремус заметил, как он несколько расслабился.

— Спасибо за информацию, но все-таки ответь на мой вопрос.

Он вздохнул.

— Мы недосчитываемся троих.

— Из?

— Из двадцати одного из засланных.

— Плохо. — Гарри бессознательно хрустел суставами, размышляя. — Наполеон и Диз займутся этой проблемой совместно с вами. Я должен посмотреть все полевые журналы, которые вели вы и Изабель, и я, вероятно, захочу встретиться с некоторыми из агентов во время их обычных явок, — он встал. — Ремус. Я уверен, что мы справимся с этим, и найдем первопричины провала.

— Гарри, — сказал Ремус, тихо.

— Да?

Ремус секунду поколебался, говорить ли.

— Знаешь, существует единственное реалистичное объяснение, почему такая операция могла провалиться с таким треском...

Гарри шумно вдохнул.

— Давай не торопиться с выводами. Мы сожжем этот мост, когда дойдем до него...

* * *

Наполеон вошел в зал для совещаний явочной штаб-квартиры, захлопывая папку с записями. Диз сидела во главе стола, заваленная записями и отчетами... точнее, он предполагал, что она там сидит, так как её не было видно за этими завалами.

— Диз? — позвал он.

— Йа, — послышался её ответ из-за бумажной горы. Он обогнул стол и придвинул кресло поближе к ней. Их отношения до сих пор были... как бы это сказать, странные... Для начала, он не понимал до конца, как к ней относиться. Она была выше рангом, но он был заместителем Гарри, а она всего лишь руководителем полевых операций, и в результате ему часто приходилось давать ей приказы. Кроме того, её официальное поведение и привычка педантично следовать процедурам были полной противоположностью ему самому, почти во всех аспектах их деятельности...

— Я поговорил со всеми агентами здесь в явочной квартире. А что вы нашли?

— Пока просто разобралась с происходившим. Все выглядело нормально до примерно недели назад, когда внезапно начался сущий ад. Три агента на нелегальном положении внезапно исчезли, шесть пострадали в разного рода инцидентах, которые, похоже, все были специально подстроены, несколько секретных явок оказались под скрытым наблюдением нашими противниками.

— Это Д’Агустино, — пробормотал Наполеон. — Я давно слышал о нем.

— Вероятно, самая грозная фигура преступного мира... хотя не надо обманываться, они не слишком организованны. Операция должна была убрать его и уничтожить его преступный синдикат... хотя вы же знаете настоящую цель этой операции, не правда ли?

— Определить, связан ли он с Кругом.

— Тут у нас большой вопросительный знак. Никаких доказательств до сих пор собрано не было... хотя, зная Аллегру, тяжело поверить, что она могла бы позволить кому-то еще сконцентрировать столько власти над преступным миром независимо от Круга.

Наполеон вздохнул.

— Я беспокоюсь о своем друге, Гермионе. Она в порядке?

Диз покопалась в бумагах.

— Грейнджер, правильно? Пока она вроде бы в порядке. Она на подпольном положении в доме Патрика Вейнрайта, который является самым главным лейтенантом Д’Агустино, своего рода его правой рукой.

— Она в его доме?

— Да. Она изображает гувернантку по имени Мадам Треблинка, которая заботится о детях Вейнрайта. Её отчеты удивительно полны. Она сообщила массу информации о том, что делают главные приспешники Д’Агустино. Очень многие свои делишки синдикат обделывает как раз в доме Вейнрайта, именно поэтому её туда и направили. Последний её отчет поступил вчера, — она минутку подумала. — Это не станет проблемой для нашего Босса, не правда ли? — слово «босс» прозвучало у неё с оттенком сарказма.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, хорошо... у них были... некоторые трения, не правда ли?

— Ну, можно и так сказать.

Она покачала головой, проговорив неразборчиво.

— Я надеюсь, что он сможет держать чувства при себе и не рассыпаться на части от того, что одна из его маленьких бывших находится здесь на полевой операции.

Наполеон встал.

— Не надо беспокоиться за Гарри, — сказал он холодно. — И не стоит рассуждать о вещах, которые вы не понимаете... — он вышел, не отказав себе в удовольствии громко хлопнуть дверью.

* * *

You're everywhere to me

When I close my eyes, it's you I see

And everything I know that makes me believe

I'm not alone...and you're everywhere I see

So tell me, do you see me?

Ты везде вокруг меня.

Когда я закрываю глаза, я вижу именно тебя

И все это позволяет меня верить

Что я не одинок, и ты всюду куда я не посмотрю

Так скажи же мне, видишь ли ты меня.

Гермиона считала себя хорошо натренированным профессионалом. Её учили лучшие учителя в этой области, и она на данный момент получила неплохой практический опыт. Она знала, как ходить по веревкам, она не свалилась с пальмы только что.

Тем не менее, увидев Гарри, сидящего на скамейке в парке на месте своего обычного контакта, она с трудом смогла сдержать эмоции... Она сумела спохватиться в самый последний момент, понимая, что ей никак нельзя показать, что она знает этого человека, нельзя компрометировать себя. Он был в своей, как она думала, обычной маскировке, в основном сам собой, но с волосами, перекрашенными в каштановый цвет и с убранным со лба шрамом. Без очков и с глазами, поменявшими цвет на карий, он был почти неузнаваем, при том, что его лицо не изменилось ни на йоту.

Она заставила себя не думать о том, что, черт возьми, он тут делает, или о том, куда девался её обычный агент, с которым она встречалась. «Следуй стандартной процедуре», — сказала она себе. «Если ничего больше не работает, следуй стандартной процедуре.» Эта мысль успокаивала, в особенности сейчас. К ней просачивалось совсем немного информации о том, как идет операция, но то, что просачивалось, выглядело совсем печально. Дело явно шло к провалу.

Ко всему, она была уверена, что подцепила какую-то инфекцию. У неё слегка кружилась голова и её подташнивало. Один из детей болел желудочным гриппом, и она, вероятно, заразилась от него.

Она, как обычно при явочных встречах, нырнула в безлюдную аллею и сняла маскировку, которую носила, чтобы изменить свою внешность. В аллею вошла сурово выглядящая гувернантка по имени Мадам Треблинка, а вышла оттуда уже Гермиона Грейнджер. Она обыденно подошла к скамейке и села на другом её конце. Гарри не подал виду, что он заметил её, уткнувшись в газету, которую читал. «Веди себя так, как будто это твой обычный контакт. Вперед.» — сказала она себе.

— 6520, — проговорила она, не разжимая губ. Это был её кодовый номер. Гарри должен был ответить правильным кодом, подтверждая, что он не самозванец.

— 5963, — ответил он таким же образом. — Докладывай.

Гермиона продолжила свой доклад. Она не надеялась, что он мог бы поговорить с ней; в конце концов, они не разговаривали и тогда, когда им не нужно было скрывать свой разговор. Он слушал, ничем не выдавая это.

— Вейнрайт приходил ко мне вчера ночью, — добавила она в конце доклада. Это не было сказано специально для Гарри, она должна была бы сообщить то же самое и своему регулярному контакту.

— Это не слишком необычно, не правда ли?

— Пожалуй, нет. Он переспал почти со всеми служащими у него, так что было лишь вопросом времени, когда он начнет подкатываться ко мне, — она остановилась, не утруждая себя рассказом о том, удалось ли ему соблазнить её или нет. Пусть сам гадает.

— И я видела Д’Агустино этим утром. В действительности это был первый раз, когда я увидала его своими глазами.

— И?

— Он ниже, чем я думала.

— Все так говорят, — пауза. — Что-нибудь еще?

— В основном, все, — В этом месте ей следовало бы подняться и уйти, её задача выполнена... письменный доклад был послан с невидимой совой, у неё не было причин и дальше поддерживать контакт. Чем дольше она задерживалась, тем больше было шансов, что их встречу заметят. Однако, на языке у неё вертелся миллион вопросов, и она в конце концов решила задать по крайней мере один из них.

— Что происходит? — спросила она. — Где мой обычный контакт? — она не могла назвать его по имени.

— Я временно заменяю его.

Она вздохнула.

— Вас вызвали на помощь, не правда ли? Я имею в виду, ССО?

— Да.

— Я и не знала, что дела так плохи.

— Не беспокойся об этом. Концентрируйся на своем задании, — он помедлил. — Ты в порядке? — спросил он так тихо, что она еле расслышала.

Она сдержала свое желание прочитать слишком многое в этом его вопросе.

— Я в порядке, — ответила она.

— Ты выглядишь усталой.

— В моем положении не выходит расслабляться. Мое задание держит меня в постоянном напряжении.

— Я знаю.

— Не то чтобы я хорошо спала до него, — она сказала это прежде, чем остановила себя. Гермиона поглядела на него, в первый раз за всю их встречу, и заметила, что он тоже взглянул на неё. Какое-то мгновение их взаимная боль разрядилась в пространстве между ними подобно электрическому разряду. Гарри снова уткнул глаза в газету. Волна тошноты скрутила живот Гермионы, и она вздрогнула, проклиная инфекцию, преследующую её. Если и было что-то, в чем она не нуждалась в этот момент, так это в том, чтобы заболеть. Её движение не ускользнуло от Гарри... будучи когда-то лучшим ловцом, а теперь еще и шпионом, он обладал отличным периферийным зрением.

— Ты очень бледная, — сказал он. — Тебе нужно позаботиться о своем здоровье.

— Я в порядке, — повторила она, вставая. — Мне пора возвращаться.

— Держись, — сказал он, и в голосе послышалось едва уловимое беспокойство. — Будь осторожна.

Она не ответила, а просто быстро пошла прочь, не оглядываясь. Её сердце стучало, и её слегка подташнивало. Она не могла и подумать, что даже просто сидеть в трех футах от него будет так тяжело. Несколько недель она находилась в изоляции в доме Вейнрайта, не видя никого, кроме своего РД контакта, который вполне мог оказаться и андроидом, судя по его отстраненному поведению. Она и не представляла себе, насколько отчуждение Гарри опустошило её, пока не прибыла сюда месяц назад и обнаружила себя полностью вымотанной всем, что между ними случилось. Тогда она полностью сконцентрировалась на своей задаче как агента, и, к своему удивлению, обнаружила, что это дало ей некоторое облегчение. Удивительно, но даже не смотря на то, что ей приходилось все время быть настороже, её подпольная роль дала ей так необходимую передышку. Играя роль гувернантки троих детей Вейнрайта, её мысли были более чем заняты их обучением и уходом за ними. У них были частые походы в парки и на разные музыкальные мероприятия, а ей самой оставались обычно свободные вечера, когда она могла читать или часто ходила гулять по огромному роскошному саду усадьбы Вейнрайта. Временами ей вообще казалось, что она находится на каникулах. Она всегда помнила о своей основной задаче, которой было наблюдать и замечать любую связанную с синдикатом активность в доме Вейнрайта, но для этого предоставлялось крайне мало возможностей. Она могла лишь видеть небольшой кусочек их деятельности то, что происходило непосредственно в резиденции Вейнрайта.

Встреча с Гарри полностью выбила её из колеи. Она даже не знала, что он был в стране. Она что, действительно думала, что начала забывать его? Насколько безумной должна была она стать, чтобы подумать, что сможет покончить с их отношениями?

Гермиона ощутила, как в её глазах начали появляться слезы, пока она стремительно шла по живописным улочкам Флоренции. Она задумалась о том, как он отнесся к их встрече. Похоже было, что он сумел пережить их разрыв без особых потерь. Даже их беседа у него в кабинете, перед её отъездом во Флоренцию, отдавала каким-то светским трепом едва знакомых людей... и это ведь были почти что единственные слова, которые они сказали друг другу за все это время.

Ей хотелось бы верить, что его полная отрешенность была лишь маской, обманом, способом спрятать его истинные чувства. Все вокруг отмечали его отчужденность, и не только по отношению к ней. Если она знала Гарри, а она знала его очень хорошо, он, вероятно, проглотил все, что чувствовал, спрятал и запечатал прочной пробкой внутри себя. Ну, хорошо, когда все это кончится, а все было так плохо, что кончиться должно было уже скоро, она найдет способ прорваться через эту маску апатии, что он надел. Но ей нужно было знать, что эта апатия всего лишь самозащита... или все-таки он действительно не любил её больше.

Четыре дня спустя...

В явочной квартире творился полный кавардак. Гарри задействовал всех в составлении детального плана вывода всей группы агентов из нелегального положения в синдикате... что было не простой задачей, учитывая ту степень внедрения, которая была достигнута, вы же не можете просто так, взмахом шляпы, выдернуть тщательно внедренного агента, без того, чтобы противник не заподозрил недоброе, не подвергнув опасности других агентов или информаторов.

Люпин проверял и утверждал одно задание за другим по мере того, как они попадали на его стол, лихорадочно прокручивая в мозгу возможные последствия, а также думая об объяснениях, которыми придется заниматься, когда все кончится. Гарри стоял возле большой карты Флоренции, трогая её там и тут, чтобы увеличить тот или иной фрагмент.

— Ну, хорошо. Сабиан наблюдает за этой точкой встреч, — сказал он, показывая на небольшой парк. — Если Д’Агустино устроил слежку за агентом Мурдохом, мы скоро будем знать об этом.

— А что, если они заметят Сабиана? — сказала Дизраель. Гарри, Люпин и Наполеон удивленно взглянули на неё. — В чем дело? — спросила она.

— Это невозможно, — сказал Гарри. — Сабиан работает на меня пять лет, и я никогда не мог заметить его. Он совершенно не по зубам Д’Агустинским болванам. — он повернулся к карте. — Итак, Лила собирается фальсифицировать свою...

Дверь с треском распахнулась, и Гарри остановился. Это была Шай Дейли, которая была очень взволнована.

— В чем дело, Шай? — спросил Гарри, нахмурившись.

— Похоже, что у нас проблемы, — ответила она. — Гермиона не пришла на встречу сегодня. Её контакт прождал несколько часов... она так и не появилась.

Сердце Люпина упало. Он глянул на Гарри, который стоял, скрестив руки перед грудью. Его лицо слегка побледнело, но в остальном он не проявил никаких эмоций. Люпин ждал, что же скажет Гарри. Обычная процедура для такого случая была подождать один день. В конце концов, имелось множество причин, по которым агент мог пропустить встречу... один такой пропуск совсем не обязательно становился поводом для беспокойства. Как правило, ничего не предпринималось до тех пор, пока агент не пропускал две встречи подряд... хотя Люпин и знал, что первым порывом Гарри во всем, что могло случиться с Гермионой, было рвануться вперед паля из всех пушек, так сказать...

— Ну ладно, — сказал Гарри, наконец. — Пусть её контакт придет на встречу завтра в то же время. Свободна, — Шай, явно недовольная, покинула комнату. В случае, когда агент пропускал встречу, стандартная процедура предписывала попытаться провести встречу в то же время и в том же места на следующий день, даже если по расписанию такой встречи не было. Если Гермиона просто не смогла почему-то прийти сегодня, она пришла бы на то же место завтра. И только если она не покажется и завтра, то это станет причиной реального беспокойства. Гарри сделал в точности то, что и ожидалось для любого агента, пропустившего явочную встречу.

Он повернулся и посмотрел на них, его губы были плотно сжаты. Наполеон заговорил первым.

— Это еще ничего не значит, Босс,— сказал он тихо. — Имеется миллион причин, почему...

— Я знаю, — Гарри оборвал его. Он кивнул, глядя в пол. — Я знаю... — повторил он тихо, скорее даже сам себе.

* * *

Гарри шагал взад и вперед вдоль стены, на которой отмечался прогресс их операции. Он не особо прислушивался к спорам, ведущимся в зале заседаний; его глаза уткнулись в пол и он явно витал в своих собственных мыслях.

Люпин постучал по столу.

— Тихо, тихо! — сказал он. — Это бесполезно.

— Бесполезно? — вскрикнул агент Мурдох. — Мы не можем больше бездействовать, Лила раскрыта. Мы должны реализовать её сценарий немедленно, или её придется добавить к списку потерь!

— Но мы не можем продолжать фальшивые смерти, они становятся умнее!

— Они и так поумнели. Нам нужно избежать потерь и свернуть все операции.

— Но мы потеряем всякие шансы взять Д’Агустино за жабры, если отзовем всех одновременно.

— Плевать на Д’Агустино, безопасность полевых агентов куда важнее!

— Какая безопасность? Они все раскрыты куда больше, чем мы думаем, в несколько раз больше. За Силверштейном следят. Найтбридж вынужден был уйти в подполье. И Грейнджер пропустила уже три встречи.

Люпин заметил, как все глаза повернулись к Гарри, когда агент Вильямс произнес это. Гермиона пропала, её не было видно уже больше недели. Другие работающие в подполье агенты пытались наводить справки, но все безрезультатно. Похоже было, что она все еще в доме Вейнрайта, но она не приходила на явочные встречи и не присылала больше ежедневных отчетов совой-невидимкой. Гарри упрямо молчал по этому поводу, отдавая лишь стандартные приказы в соответствии со стандартной процедурой, но Люпин знал, что беспокойство поедает его изнутри. Он был уверен, что Гарри не спал уже несколько ночей.

Громкие разговоры продолжались, споры возникали тут и там вокруг стола совещаний. Все были взвинчены до предела и сложностью задачи, и беспокойством о своих друзьях и коллегах, которые все еще были в опасности, находясь в подполье и пытаясь избежать зорких глаз Д’Агустинских миньонов.

Внезапно Гарри прекратил ходить взад и вперед и направился к выходу. Все посмотрели на него.

— Куда вы, Босс? — спросил Наполеон.

Гарри обернулся.

— Я собираюсь навестить дом Вейнрайта.

Все замолчали. Агенты удивленно посмотрели друг на друга, не зная, что сказать. Диз Тейлор, казалось, одна собиралась возразить. Она встала, её строгое лицо выражало недовольство.

— Не нужно ли сначала обсудить план действий, Гарри? — сказала она.

Он пристально взглянул на неё.

— Мы теряем агента, Тейлор. Вся информация подтверждает, что она все еще в доме Вейнрайта. Если бы она могла вырваться, она бы сделала это. Если бы она могла связаться с нами, она бы связалась. Я думаю, что никто не сомневается, что она в опасности. — Люпин слушал их спор, не вставая с кресла. Гарри одной фразой сказал о Гермионе больше, чем высказал за всю прошедшую неделю.

— Не она одна в опасности, — сказала Тейлор. Люпин подавил недовольство, в конце концов, она просто делала свою работу. — Почему вам нужно идти туда самому? — его удивила её желчность; в конце концов, все в этой комнате знали почему... и она просто хотела, чтобы он явно сказал это.

— Потому что никого больше не удерживают силой в их собственном подпольном положении. И нет ничего опаснее для агента, чем быть отрезанным от внешней поддержки. Что-то происходит в этом доме, и я собираюсь выяснить, что именно.

— Сэр, — сказала Тейлор, вставая, — вам не следует идти туда, — в помещении наступила такая тишина, что было даже слышно, как на пол упала какая-то булавка. Люпин испытал порыв возразить, но Тейлор должна была высказаться... и он не мог избавиться от мысли, что формально она была абсолютно права.

Гарри не выглядел удивленным.

— И почему это? — спросил он.

Диз вышла из-за стола и встала перед ним.

— Потому что вы командуете всей операцией, сэр. Если вы хотите разузнать про агента в доме, вы должны послать кого-нибудь другого туда. Если вас скомпрометируют, вы поставите под удар всю нашу операцию.

— Это возражение не относится к моим прошлым отношениям с агентом Грейнджер, не правда ли?

— Я этого не говорила, но вы сказали.

— Вы думаете, что я поступаю иррационально?

— Не приписывайте мне то, что я не говорила, Гарри. Но вы не должны позволять эмоциям брать верх над стратегическими интересами.

— Я ничего не могу поделать, Диз. Да, мои чувства участвуют в этом. Я озабочен ситуацией с Лили, чья легенда рассыпается на части. Я беспокоюсь об агенте Силверштейне. Я озабочен безопасностью агента Найтбриджа. И да, я очень боюсь за Гермиону. Может быть, вы в состоянии заморозить ваши чувства, находясь на работе, но я думаю, что большинство из нас не может, — он посмотрел сквозь неё на Люпина. — Есть у нас резервная легенда для дома Вейнрайта?

— Да, конечно. Подменный дворецкий, личность по имени Густафсон.

— И где настоящий Густафсон?

— В отпуске.

— И как долго?

Люпин улыбнулся.

— Столько сколько нам нужно.

— Отлично, — он повернулся в Диз. — Я иду в этот дом, Диз. Мне срочно нужна информация по Густафсону на одну страничку, так как я собираюсь изображать его, и мне нужен будет грим под него в течении часа. Займитесь этим, пожалуйста, — он повернулся, собираясь уйти.

Диз выглядела недовольной.

— Я должна возразить, сэр. У вас эмоциональный конфликт, и вы должны отказаться от того чтобы идти самому. Это слишком опасно для вас.

Гарри задержался, не оборачиваясь.

— Я услышал ваше возражение.

Тейлор не закончила.

— Сэр, я не могу позволить...

Гарри резко обернулся и посмотрел на неё уничтожающим взглядом.

— Капитан, выполняйте приказ, или я освобождаю вас от ваших обязанностей. Все ясно?

Тейлор застыла на мгновение.

— Да, сэр. — Сказала она подчеркнуто официально. Гарри кивнул и вышел.

Тейлор помедлила, потом повернулась к агентам.

— Все слышали? Готовьте грим. Наполеон, срочно подготовь страничку с легендой про Густафсона, — все засуетились. Тейлор вернулась в свое кресло и занялась бумагами.

Люпин вздохнул.

— Я не понимаю, Диз, какой был смысл в этом представлении?

— Это должно было быть сказано, — она посмотрела на него. — Ты мог бы и поддержать меня. Ты же знаешь, что я права.

— Я боюсь, что это не имеет значения. Он принял решение. Кроме того, он, возможно, и переполнен эмоциями, но я уверен в его способностях действовать несмотря на это. Ты просто слишком мало работаешь с ним и не знаешь его, он удивительно талантливый агент, не говоря уж о его способностях волшебника. Никто не выполнит эту задачу лучше него, независимо от того, кто такая Гермиона для него самого.

Она покачала головой.

— Я только надеюсь, что мы не станем позже рвать волосы на голове из-за этого решения.

* * *

I can't stand to fly, I'm not that naive

I'm just out to find the better part of me

I'm more than a bird, I'm more than a plane

I'm more than some pretty face beside a train

It's not easy to be me

I wish that I could cry, fall upon my knees

Find a way to lie about a home I'll never see...

Superman — It's Not Easy

Я не умею летать, я не настолько наивна

Я просто ищу лучшую часть себя

Я больше чем птица, я больше чем самолет

Я больше чем милое личико возле поезда

Это нелегко, быть мной

Я хотела бы заплакать, упасть на колени

И солгать про дом, который я никогда не увижу.

Гермиона лежала в кровати, погребенная под толстыми одеялами, и пыталась удержать уплывающее сознание. Зрение расплывалось, её бросало то в холод то в жар, а тело мучали спазмы, накатывающиеся безостановочными волнами.

В данный момент она была одна. Это было необычно, с того момента как она оказалась прикованной к постели, а это случилось три дня назад, за ней все время наблюдал кто-нибудь из обитателей этого дома. Чаще всего это была жена Вейнрайта, которую она теперь уже попросту ненавидела. Иногда это был дворецкий, её главный мучитель. Несколько часов сам Вейнрайт сидел рядом, наблюдая, но не сказав ни слова.

Гермиона подумала было, что нужно бы воспользоваться случаем и сбежать, но её затуманенное сознание даже не смогло удержать эту мысль. Впрочем, она все равно не могла бы уйти далеко в своем нынешнем состоянии... она настолько ослабла, что не устояла бы на ногах. Её палочка была заперта где-то в кабинете Вейнрайта, дом полон людей, а входная дверь так далеко, что она могла бы с тем же успехом быть и где-нибудь в Риме.

Секунды текли одна за другой, а она ждала... она не была уверена в том, чего, собственно, ждет. Смерти, наверное. Это было все, что для неё оставалось. Скоро, совсем скоро, её заберут из этого дома, и она уже никогда не вернется, никуда не вернется. Её сочтут пропавшей без вести. Она подумала еще, что Гарри придется подписывать приказ, объявляющий её официально умершей. Её тело никогда не найдут, в этом она была уверена, Вейнрайт умеет обделывать такие дела.

— Ты довольна, Страж? — подумала она. — Я приду к тебе совсем скоро.

Тут дверь в её спальню открылась, и на мгновение ей показалось, что она видит Тео, пришедшую забрать её в Домен. Силуэт в капюшоне появился в двери на фоне освещенного холла, и на мгновение задержался на пороге. Затем он приблизился и вышел на свет, и Гермиона увидела, что это был Гарри.

Сначала она подумала, что он ей мерещится. Она уже не в первый раз видела его в своих галлюцинациях в её нынешнем полубредовом состоянии. Лежа тут часами, она почти ни о чем другом и не думала, она только отчаянно желала, чтобы он пришел и нашел её. Он уже виделся ей несколько раз. Один раз ей привиделось, что он сидел на краю кровати и держал её за руку, а она плакала и повторяла снова и снова, как она сожалеет о том, что сделала, как сожалеет.

Гарри закрыл за собой дверь и подошел к кровати, так что Гермиона смогла видеть выражение его лица. Она так удивилась, что даже её сознание немного прояснилось. Маска, которую он носил последние два месяца, эта холодная и отстраненная маска я-ничего-не-чувствую, она исчезла. Весь его вид выражал обнаженные эмоции, ясные и неконтролируемые. Она все время спрашивала себя, любит ли он еще её, и теперь она получила четкий ответ. Этот ответ был ясно написан на его лице, когда он увидел её лежащую в кровати.

— Гермиона? — прошептал он. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука. Гарри бросился вперед и опустился на колени рядом с кроватью, глядя на неё. Он выглядел таким обеспокоенным и испуганным, и при этом проявление его эмоций, вообще любых эмоций, было таким долгожданным для неё, что все остальное вообще не имело никакого значения.

— Гарри? — сумела прохрипеть она.

— Да, это я.

— Ты действительно здесь? — прошептала она. Она задала этот вопрос автоматически... даже если это была еще одна галлюцинация, она не хотела бы знать об этом.

— Я здесь, — ответил он. Он положил руку на её лоб, откидывая в сторону её спутанные волосы. Он приподнял одно её веко, потом второе, и посмотрел прямо в её глаза. — Никто не знал, что случилось с тобой. Я не мог больше выдержать. Что стряслось? Ты уже выглядела больной тогда, когда мы встретились... что случилось? В чем дело?

Она ухватила его за рукав трясущимися пальцами. Он ощущался вполне материальным. Облегчение навалилось на неё, такое облегчение, что она почувствовала, что снова уплывает. Зрение снова стало расплываться, и его лицо удвоилось и затем утроилось. Она закусила губу и мир вернулся на место.

— Ох... — выдохнула она. — Я так мечтала, чтобы ты пришел...— сказала она. — я мечтала о тебе каждую секунду, — её голос был слабым и дрожащим.

— Прости, что я пришел так поздно, — сказал он, твердо беря её за руку. — Но сейчас я здесь, дорогая. Что случилось с тобой? Ты можешь сказать мне?

— Они... они отравили меня... — прошептала она. Она почувствовала, как Гаррины пальцы напряглись так, что ей стало больно, но она была даже рада этому. Любые ощущения помогали ей сконцентрировать свое то и дело уплывающее сознание.

— Вейнрайт? — спросил он жестоким голосом.

Она слабо кивнула.

— Он и его жена... они узнали обо мне.

— Кто еще знает?

— Хмм... вероятно, никто. Они держат это в секрете... потому что...

Гарри закончил за неё.

— Потому что они не хотят, чтобы Д’Агустино узнал, что мы к ним внедрились.

— Да. И поэтому они просто сделали меня больной... постепенно.

Он прервал её.

— Так, чтобы избавиться от тебя, сказать, что тебя отправили в госпиталь, и чтобы никто не подозревал, что случилось на самом деле. Ну, хорошо, это понятно. А теперь я собираюсь вытащить тебя отсюда. — Он наклонился и охватил её руками, помогая ей сесть. — Ты можешь двигаться?

— Совсем немного... я так ослабла и устала...

— Не вздумай заснуть, слышишь! Говори со мной, просто говори, — он кинулся к гардеробу и стал рыться там, вероятно, в поисках её плаща.

Гермиона заставила себя разговаривать, как он и просил. В его присутствии ей было легче концентрироваться.

— Когда я поняла, что случилось... я уже была больной. Я попыталась сбежать, но... — она немного привстала, опираясь на кровать. — Они поймали меня. Я была слишком слаба, чтобы сопротивляться.

— Ты сделала все что могла, — сказал он, возвращаясь с её плащом в руках. Он сел на кровать и накинул его на неё, застегнув сверху. Она опиралась на его плечи, собирая все оставшиеся силы и волю для предстоящего побега. — Они знают, кто ты? — спросил он.

— Нет, знают лишь, что я агент. Я даже не думаю, что они знают, на кого я работаю, — к счастью, её маскировка была наведена извне и оставалась на месте до тех пор, пока её не убирали... Если бы она должна была поддерживать её самостоятельно, она бы не смогла. — Гарри... я так рада, что ты пришел, — прошептала она. Он посмотрел на неё, и выражение его глаз чуть не заставило её расплакаться и запрыгать от радости одновременно. Это даже не был сам взгляд, в котором явно видны были беспокойство и забота, это был тот факт, что он не скрывал эмоций больше. Это был тот Гарри, к которому она привыкла, а не тот, кого она видела последние несколько месяцев, если вообще видела.

Внезапно он притянул её к себе и крепко обнял.

— Боже мой, Гермиона! — прошептал он ей в ухо. — Мне нельзя было приходить сюда самому, но я должен был, я не мог не прийти. Я не был уверен, что застану тебя в живых.

Она не ответила, она не могла ничего ответить. Все что она могла, это держаться за него и шептать его имя, снова и снова, голосом дрожащим от слез.

Он отодвинулся.

— Пошли, — сказал он. — Давай выбираться отсюда. — Он обхватил её и помог ей выбраться из кровати.

— Гарри, но как... они в доме... как мы...

— Позволь мне об этом позаботиться, — он полез в карман и вытащил свой маскировочный талисман. Несколько мгновений, и он принял вид старого, седого человека. Он выглядел слегка знакомым Гермионе, хотя она и не могла точно припомнить, когда и где его встречала. Вроде бы это был один из слуг, которого она видела однажды по прибытию в дом. Маскировка всегда была необходима, но особенно необходима она была Гарри. Это была одна из проблем, которая всегда раздражала его — попытка быть шпионом, имея самое известное лицо во всем волшебном мире, была, по меньшей мере, невиданной наглостью.

Он поставил её на ноги, но она ощущала их слабыми как желе, и темные круги снова стали расплываться перед её глазами. Он взял её за плечи и встряхнул.

— Не смей засыпать! — сказал он резко. — Оставайся со мной, слышишь меня? А теперь пошли. Оставайся со мной!

Гермиона вцепилась в его плащ и попыталась шагать сама, но оказалась слишком слаба для этого. Она едва заметила, когда он согнулся и подхватил её на руки. Она прижалась к его груди, презирая себя за свою слабость и ненавидя Вейнрайтов еще больше.

— Гарри, ты не можешь нести меня все время... большой дом.

— Я пронесу тебя до самой явочной квартиры, если это будет нужно, — сказал он, направляясь к двери. — Ты только держись и не вздумай заснуть!

— Я не могу сражаться... и ты не сможешь, если будешь нести меня.

— Мне и не понадобится, — сказал он тихо, так как они были уже в холле. — Если Вейнрайт так боится, что правда про тебя раскроется перед Д’Агустино, он вынужден будет помочь мне вынести тебя из дома, или же он рискует своей головой, — он начал спускаться по лестнице. Они должны были воспользоваться входной дверью, так как другая сторона дома выходила на утес над озером и не годилась для побега. А чтобы попасть к этой двери, им нужно было пересечь весь дом. И как будто этого было недостаточно, они не могли пользоваться магией. Как и почти во всех домах синдиката Д’Агустино, дом Вейнрайта был накрыт особыми чарами, которые блокировали магию у всех, кроме небольшого числа авторизованных обитателей. Кстати, именно поэтому маскировка должна была быть наведена снаружи из явочной квартиры РД, с помощью управляемого извне талисмана.

Она уткнула лицо в изгиб его плеча и прочно держалась за него, а образы и звуки долетали до неё как из другой реальности. Её тело дрожало от лихорадки, мускулы сводило спазмами, кожа покрывалась мурашками. Сильные руки Гарри твердо держали её, и она ощущала его пульс рядом со своим лицом. Он шагал быстро и целеустремленно, но совершенно бесшумно.

Они вышли в главное фойе, огромное трехэтажное пространство во фронтальной части дома. Ряд комнат выходил в него, в том числе и офисы самого Вейнрайта, место, где он обычно и занимался делами, связанными с синдикатом. Она догадывалась, что в это время несколько высокопоставленных членов синдиката проводили там митинг, причем, возможно, там был и сам Д’Агустино.

Как раз, когда они входили в фойе, она услышала, как где-то впереди открылась дверь, и ощутила, как Гарри напрягся.

— Это сам Вейнрайт, — прошептал он и продолжил, чуть помедлив. — Я опущу тебя на мгновение, любимая. Мне нужно освободить одну руку. Ты сможешь стоять?

Она слабо кивнула.

— Я могу стоять. Не беспокойся за меня. — Она приподняла голову и посмотрела перед собой. Вейнрайт стоял в фойе с двумя своими приспешниками, она знала их в лицо, но не знала их имена. Любой из них был бы рад узнать о её внедрении в дом Вейнрайта... они были бы счастливы отодвинуть его и занять его место в синдикате вместо правой руки Д’Агустино. Гарри мягко поставил её на ноги, придерживая одной рукой вокруг талии. Она вцепилась в его плащ мертвой хваткой, собирая все свои силы, чтобы удержаться на ногах. Что бы они не делали, ему придется позаботиться об этом самому, она была слишком слаба, чтобы помогать. Они медленно пошли вперед.

Один из приспешников заметил их, старый джентльмен с добрым лицом, она с трудом могла представить его закоренелым преступником. Он всегда носил хорошо сидящий вельветовый костюм и вежливо разговаривал с ней.

— Мадам Треблинка. — сказал он. — Бедная ты бедная. Патрик, она выглядит еще хуже, — он обращался к Вейнрайту, все в доме знали, что она заболела. — Ей явно нужно в госпиталь.

Вейнрайт быстро пошел к ним, оторвавшись от своих коллег. Он был высоким, с седыми волосами, в свои сорок лет он бы сошел за типичного исполнительного директора большой корпорации, если бы он не был мажордомом самого большого в волшебном мире преступного синдиката.

— Что происходил, Густафсон? — спросил он вполголоса, подходя к ним.

Гарри сердито посмотрел на него.

— Я забираю её отсюда, прежде чем яд прикончит её, — сказал он, тоже вполголоса. Успех их побега зависел от сохранности этой тайны Вейнрайта.

— Ты не Густафсон, — сказал Вейнрайт, и на лице его показался страх. — Кто ты?

— Догадайтесь сами. Лучше помогите нам дойти до дверей. Вы же не хотите оказаться скомпрометированным прямо перед своими друзьями, — эти слова произвели магическое действие. Вейнрайт немедленно подошел к Гермионе с другой стороны и поддержал её под руку. Все трое начали медленно смещаться к входной двери. Гермиона приняла помощь Вейнрайта лишь потому, что иначе рисковала упасть на пол.

— Вам не уйти отсюда живыми, — пробормотал Вейнрайт.

— Я бы на вашем месте побеспокоился о своей собственной голове.

— Твоя магия тут бесполезна. Ты даже не сможешь послать щекоточное заклятие.

— Да, но я вполне могу пострелять из своего 38 калибра, лежащего в моем кармане, — сказал Гарри, держа правую руку в кармане. — И как вам такая перспектива? Или вы хотите рассказать им, кто она такая? Давайте, валяйте. Я уверен, что любой из них будет счастлив услышать, как вы допустили такую дыру в безопасности синдиката и агент жил в вашем доме месяц, не будучи замеченным.

Вейнрайт ничего не ответил. К этому моменту большинство его помощников вышло в фойе из офиса.

— Куда вы её ведете? — спросил один из них.

— В госпиталь, — ответил Вейнрайт через плечо. — Ей стало намного хуже этой ночью.

— Вовремя, Патрик, — сказал один из его коллег. — Не нужно было так долго тянуть.

— Густафсон услышал её стон и обнаружил, что она упала и не может подняться, — они были возле входной двери. Вейнрайт держался рядом с Гермионой. Он взглянул на неё, лишь частично скрывая свою агрессивность.

— Кто она, в действительности? Это не мадам Треблинка.

— Это не ваше дело, Вейнрайт.

Один из швейцаров держал дверь открытой для них, не замечая ничего необычного в их группе.

— Выздоравливайте, мадам, — сказал он. Некоторым образом Гермиона даже чувствовала себя виноватой за то, что обманывала обычных людей, работавших здесь. Они не были преступниками, многие из них абсолютно не в курсе того, каким бизнесом занимался их работодатель. Гермиона ощутила невероятное облегчение, когда они пересекли порог, и не только потому, что они наконец-то вырвались из этого дома, который чуть не стал местом её смерти, но и потому, что Гарри наконец-то мог использовать тут свою магию.

И действительно, как только они оказались снаружи, Гарри подхватил её на руки. Он игнорировал протест Вейнрайта, Гермиона вцепилась в него так крепко, как только могла, он сделал три бегущих шага и взлетел с ней вверх. Холодный ночной воздух овевал её лицо и трепал плащ Гарри, пока он стрелой несся в темноте ночи. Дом исчез позади, и Гермиона, наконец, позволила себе отпустить ускользающее сознание и провалиться в теплую, желанную черноту небытия.

* * *

Когда она пришла в себя, она лежала в кровати в явочной квартире. Это была одна из спален верхнего этажа, удобная и богато отделанная комната. Сейчас она была заставлена медицинскими лечебными талисманами, которые светились и пульсировали, наблюдая за её жизненными параметрами. Рядом с кроватью она обнаружила незнакомую женщину со строгим, веснушчатым лицом и светлыми волосами, стянутыми во французскую косу; она сидела и внимательно наблюдала за Гермионой. Гермиона моргнула.

— Вы кто? — спросила она сонными голосом.

Незнакомка улыбнулась, и её лицо потеплело.

— Я капитан Тейлор. Можете звать меня Диз, если так удобнее.

— А, так вы наш новый агент. Знаменитый. Мой друг Наполеон рассказывал о вас, — Гермиона все еще ощущала слабость, но чувствовала себя гораздо лучше, чем все последние дни.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Диз.

— Лучше. — Гермиона попыталась сесть. Диз помогла ей подняться и подсунула подушку под её спину. — Сколько времени я спала?

— Три дня.

— Три дня? — повторила Гермиона изумленно.

— Если честно, то мы не были уверены, что ты выкарабкаешься. В твоей крови было почти смертельное количество яда. Наш колдомедик погрузил тебя в сон и держал так до тех пор, пока не был уверен, что освободил тебя от большей его части. И потребуется еще немало времени, чтобы ты полностью очистилась от него.

Гермиона осмотрелась.

— А где Гарри? — спросила она. Она смутно помнила последние дни в доме Вейнрайта, но она ясно запомнила и его испуганное выражение, и его нежность, когда он появился подобно ангелу и, в ответ на её молитвы, и спас её.

— Он работает с документами, касающимися тебя. Кроме того, он страшно занят... мы отзываем всех агентов.

Гермиона покачала головой.

— Я и понятия не имела, что дела так плохи.

— Ты и не могла знать. Свою работу ты делала удивительно хорошо, если я могу так сказать. То, что Вейнрайт раскрыл тебя, не было твоей виной, — Тейлор наклонилась поближе. — Как ты поняла, что тебя травят?

— Я и не поняла сначала. Просто думала, что заболела. Но потом я подслушала разговоры слуг, о том, что Вейнрайт приказал чтобы никто, кроме дворецкого, не мыл мою посуду и не подавал мне и что-то про то, что у меня фобия на чистоту и на микробы, что, я точно знала, не было правдой. И я начала замечать, что никто, кроме дворецкого не обслуживал меня. С этого момента не надо было много времени, чтобы догадаться, учитывая, как плохо я себя чувствовала. Я попыталась следовать стандартной процедуре и прервать инфильтрацию, но я уже была совсем слабой и они поймали меня. И я не выяснила, чем же они меня отравили.

— Тебя травили экстрактом янокаина.

Гермиона кивнула.

— А...

— Ты знакома с этим?

— Да, конечно. Он добывается из корней растения, являющегося чуть менее ядовитой версией своего родственника иокаина, и симптомы отравления очень похожи на симптомы обычных заболеваний, от чего я и думала сначала, что просто подхватила инфекцию, — она покачала головой. — Гарри нашел меня очень вовремя. (Иокаин — волшебный яд из Звездных Войн — прим. переводчика).

— Безусловно, — они обе посмотрели в сторону источника шума, раздававшегося в холле. Громкие голоса донеслись с лестницы.

— Меня не трогают ваши стандартные правила, или вы меня пропустите, или тут прольется кровь! — услышали они слова с характерным кокни-акцентом.

Тейлор подняла бровь.

— Ты как?

Гермиона улыбнулась.

— Конечно, пусть входит.

— Я тогда пойду. Было приятно познакомиться с тобой... и, между прочим, спасибо за отличную работу, — с этими словами Диз вышла из комнаты, и через несколько секунд туда ворвался Наполеон.

— Ох, ты порядке, — сказал он на ходу, подбегая к ней и крепко обнимая, прежде, чем она успела вымолвить хоть слово.

— Я в норме, — сказала она, слегка смеясь и обнимая его в ответ. — Ничего особенного.

Он сел в кресло, которое освободила Тейлор.

— Ничего особенного, скажи еще! Ты же выкарабкалась с того света! — он тесно держал её за руку, как будто опасаясь, что улетит прочь. Его дружеское и шумное присутствие подействовало на неё как стакан бренди в желудке, принося так нужное тепло. — Безмозглый офицер-медик пытался не пустить меня к тебе, говоря, что тебе нужен отдых и покой!

— Не забывай дышать, Наполеон, — к её удивлению он сделал как раз это, глубоко вдохнув несколько раз.

— Ну хорошо, хорошо, — он покачал головой. — Но я очень переживал за тебя!

— Спасибо. Теперь я в порядке, — она вздохнула. — Похоже, что вся операция вылетела в трубу!

Он стал серьезным.

— В основном, да. Но не беспокойся об этом, мы этим занимаемся. Ты делала свою часть работы безупречно.

— И все же была поймана, не правда ли?!

— Это было неизбежно, — он посмотрел на дверь. — Что ты думаешь о нашей новой знаменитости? О Тейлор?

— Да вроде она ничего. Но она... недолюбливает Гарри, не так ли?

— А, ты уже заметила... Ну, в общем то, это правда.

— А почему?

— Ну... она считает, что он слишком быстро двигался по карьерной лестнице просто из-за своей знаменитости, а не по заслугам. Ты, наверное, понимаешь, что не она одна так думает.

— Я знаю. Это всегда раздражало его. Наконец-то он нашел работу, потому что годился для неё, а не потому, что он знаменитый Гарри Поттер, и все равно его известность преследует его даже здесь.

— Ну, я думаю, что она наконец-то начала понимать, почему он стал руководителем дивизиона в 28 лет, в конце-то концов. Дай ей немного времени.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала Гермиона, дверь открылась и вошел Гарри, держа в руках папку. Она села, её лицо растянулось в улыбке, и сердце забилось.

— Гарри, — сказала она, надеясь, что сейчас увидит на нем такие же неприкрытые эмоции, какие он высказывал в доме Вейнрайта. Он шагнул в комнату... и её плечи опустились, она мгновенно увидела, что надеялась напрасно. Его лицо снова было полностью отключено от всяких эмоций, и маска Я-Бесчувственный-Мужчина (как его однажды назвал Наполеон) снова была на месте. Он встал в ногах кровати, не подходя ближе, держа свою папку перед собой как щит.

— Привет, — сумела произнести она, опустошенная и разочарованная. Он лишь кивнул, подтверждая, что услышал её.

— Я принес ваши новые предписания, — сказал он. — Вы будете в полном отпуске по состоянию здоровья следующие две недели, и затем в частичном отпуске с минимальными обязанностями по работе еще пару недель. Вы останетесь во Флоренции в течение всего этого времени, так как целители не уверены, можно ли вам путешествовать. Мы сохраняем явочную квартиру как минимум еще месяц, так что вы сможете жить тут.

— Понятно, — сказала она сухо. Ужасное чувство возникло в её голове, она подумала, что, может быть, его поведение в доме Вейнрайта полностью привиделось ей в бреду. Очевидно, он там был и вытащил её, но, возможно, что в действительности все выглядело совсем не так, как казалось её памяти.

Он постоял немного.

— Если вам нужно будет что-нибудь, попросите дежурного целителя, — Он повернулся чтобы уйти, затем чуть помедлил. — И я рад, что вам лучше, лейтенант, — сказал он, глядя в пол, и вышел не поднимая глаз и не оглядываясь.

Гермиона застыла на кровати, не в силах пошевелиться, и, собирая всю свою волю в кулак, чтобы не разрыдаться. Она почувствовала, как Наполеон сжимает её руку.

— Проклятье, проклятье, проклятье... — пробормотала она.

— Это не он, — тихо сказал Наполеон. — Ты бы видела его в ту ночь, когда он принес тебя. Мне пришлось держать его, когда целители забирали тебя к себе. Ему не все равно, он по-настоящему беспокоится о тебе.

— Я знаю, — ответила она. — И видят боги, это не было галлюцинациями, — она посмотрела на Наполеона. — Гарри может играть в Бесчувственного-Мужчину сколько ему угодно, но я больше на это не покупаюсь, — она приподнялась. — Он хочет вести себя так, как будто ничего не было. Ну, хорошо! В эту игру могут играть и двое.

* * *

Диз забилась вглубь небольшого офиса, который ей выделили, дожидаясь, когда же наконец подействует зелье от головной боли, которое она приняла. Она пыталась сконцентрироваться на работе с документами, которые громоздились метровой пирамидой на её столе, но это у неё никак не выходило, ей мешали мысли, роящиеся в её голове.

Её новое назначение принесло ей намного больше того, на что она рассчитывала. Она как-то не думала, что первой её задачей на новом месте будет состоять в вытаскивании сорока агентов из проваливающейся операции.

Её мнение о коллегах, с которыми ей пришлось работать, было в основном благоприятным, даже больше, чем она ожидала. Её собственная команда в Нью-Йорке была примером абсолютной эффективности, состояла из лучших агентов, которых она сама тщательно подобрала, и в результате она привыкла работать только с лучшими из лучших и потому опасалась, что перевод в центральную штаб-квартиру, где ей нужно будет работать с уже сложившимися коллективами, принесет ей разочарование. На данный момент эти опасения не оправдались. Больше всего её удивил Джонс, ведь до перехода в центр она слышала много ужасов о нем, но оказалось, что хотя он и был, как все признавали, ярким, эмоциональным и шумным и не признавал авторитетов, но вместе с тем, он был исключительно компетентен во всем, и работал с такой целеустремленностью и удовольствием, что она даже иногда ему завидовала. Что же до его босса, то она должна была признаться себе, что её раннее мнение о нем было окрашено предвзятым отношением к Великому Поттеру, предвзятым еще и из-за неявной обиды на то, что начальником дивизиона поставили не её (как многие считали должно было бы быть или могло бы быть). Она неохотно признавала его руководство, считая, что он выдвинулся в основном из-за известности и этого своего шрама на лбу. И она не понимала, насколько же её недоверие к нему было заблуждением, пока не перешла работать в штаб квартиру организации и увидела, что к нему там относятся без всякого пиетета и без скидок на известность. Арго, например, не давала ему ни малейших скидок и поблажек, по сравнению с остальными агентами. Кроме того, она, как и многие другие, предполагала ранее, что Гарри вовсю использует свою известность для получения привилегий, и в жизни и в работе. И после перехода в центр она убедилась в том, что это крайне далеко от правды, и фактически он, напротив, чувствовал себя очень неуютно из-за своей известности.

Она все еще думала, что он слишком молод для своего поста, и удивлялась его стремительному подъему до звания Майора... но она начинала понимать причины его успеха. Он был удивительно хорош во всем. Его операция в доме Вейнрайта была безусловно полной дуростью... но нельзя было отрицать её полный успех и своевременность.

— Тебе нужно бы пойти отдохнуть, взять сеанс массажа или что-нибудь вроде этого, — послышался знакомый голос. Она обернулась и увидела Наполеона, стоявшего в дверях.

— Как там Гермиона? — спросила она.

— Она в порядке. Снова заснула, — он покачал головой и нахмурился. — Я не думаю, что она понимает, насколько близко к смерти она была.

— Может, оно и к лучшему.

— Может... Ты видела Гарри?

— Хм... Я видела его в холле несколько минут назад. Он сказал, что идет в тренажерный зал, — она помолчала. — И он выглядел крайне взвинченным.

— Не удивляюсь, — Он повернулся к выходу.

— Куда ты собираешься?

— Провести хорошее промывание мозгов. Как раз самое время.

* * *

Наполеон нашел Гарри, как Диз и предсказала, в маленьком тренажерном зале. Это была небольшая комната для тренировок, расположенная в подвальном этаже явочной квартиры, больше служившая местом для выпускания агентами пара, чем для настоящих тренировок.

Гарри был в углу, оголенный по пояс, и пинал манекен так, как будто хотел освободить его набитое паралоном тело от любой частички души. Набитая по форме человека фигура, на жаргоне «болван», дергалась и вибрировала на деревянном постаменте, по мере того, как явно возбужденный Гарри наносил по ней удар за ударом, а по его коже стекали ручейки пота. Наполеон остановился в дверях, прислонившись к косяку и наблюдая за своим боссом с явным выражением интереса на лице.

— Удовлетворяешь свою злость, не правда ли, Гарри?

Гарри приостановился и бросил на него всего лишь секундный взгляд, но этот взгляд говорил сам за себя. Наполеон каким-то внутренним чувством знал, что он единственный человек, с которым Гарри теперь может поговорить, не кривя душой. То, что он тоже испытывал чувства к Гермионе, странным образом делало его своего рода родственной душей для Гарри, пусть даже Гарри не был готов это признать открыто.

Гарри продолжал пинать болвана.

— Они травили её, — произнес он плотно сжатыми губами, сопровождая слова злобными ударами по манекену. — Травили, как крысу в ловушке!

Наполеон вздохнул.

— Я знаю. — В то время как Гермиона находилась без сознания эти три дня, балансируя на грани жизни и смерти, он провел достаточно часов без сна, фантазируя о возможной мести за неё, и теперь прекрасно понимал Гарри.

Гарри отступил назад и положил руки на бедра, тяжело дыша. Он взглянул на Наполеона, глазами, готовыми нести смерть.

— И пусть Вейнрайт молится, чтобы наши пути никогда не пересеклись больше.

— Я знаю, что ты чувствуешь, Гарри. Я чувствую тоже самое, — он прошел в зал и сел рядом на скамейку. — Но только... разве мне это нужно говорить? Я думаю, что несколькими этажами выше находится женщина, которая была бы очень рада услышать от тебя, что ты чувствуешь!

Гарри фыркнул и отвернулся к своей сумке.

— Вы что, заделались советником, Джон?

— Да нет. Я всего лишь беспристрастный наблюдатель.

— Я не нуждаюсь в твоих советах.

— А, может, как раз наступило время, когда ты нуждаешься в советах?! — сказал Наполеон, вскакивая. Гарри остановился, явно удивленный внезапной горячностью Наполеона. — Знаешь, все так заняты хождением вокруг тебя на цыпочках, что они не скажут тебе ничего, даже если у тебя на подбородке запутается целый шматок шпината. С меня лично хватит! Я наелся твоим притворством, что, мол «я — мистер гребаный робот!»

— Ты что, пришел чтобы спорить со мной? Если так, то ты можешь уйти прямо сейчас.

— Я пришел не для того, чтобы спорить с тобой, я пришел, чтобы попытаться поговорить с тобой, — Гарри закатил глаза и снова вернулся к своему занятию по избиению болвана, хотя его злость вдруг заметно уменьшилась. Наполеон встал за манекеном, стараясь поймать взгляд Гарри, который умышленно смотрел только прямо перед собой. — Может, все это продолжается уже слишком долго?

— Я не понимаю, о чем это ты.

— Попробуй угадать.

— Может быть, это не твое дело?

— Это мое дело!

— С чего это вдруг?

— Потому, что я её друг, и, нравится тебе или нет, но я еще и твой друг, как... вышло. Я не могу стоять и смотреть, как вы двое играете в игру Я-Тебя-Не-Вижу-Ты-Меня-Не-Видишь, — Гарри ничего не сказал, но его злость по отношению к болвану возросла на пару делений. — У тебя больше нет оправданий этому, ты же знаешь. Что бы там не разделило вас, оно не может быть больше оправданием этой... пытке, которой вы подвергаете сами себя.

— Ты не понимаешь!

— Нет уж, позволь высказаться начистоту. Знаешь, может быть, я и не твой исповедник, но я знаю одно: я никогда не видел двоих, которые так бы любили друг друга, как ты и Гермиона. Более того, с тех пор, как вы расстались, я никогда не встречал никого, кто бы так страдал, и в то же время так упорно делал вид, что ничего не случилось. Вы оба упрямы, как два осла, и это все скоро сведет и меня самого с ума.

— Ты все сказал?

— Тебе не хочется этого слышать! Нет, я только начал!

— Ты что, приготовил какой-то план?

— Какой тебе нужен план? Просто пойди и поговори с ней!

— Это не так просто, как кажется.

Наполеон протянул руку и ухватил Гарри за руку, которую он отвел, чтобы еще раз ударить болвана.

— Знаешь, что? Я думаю, что это как раз так просто! Я думаю, что именно ты усложняешь все это, точнее, вы оба. Может быть, это не так сложно, как ты представляешь!

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — огрызнулся Гарри, вырывая руку.

— Когда это я понимал, о чем говорю? Это не останавливало меня раньше, не остановит и сейчас!

— Я не хочу этого слышать!

— О, конечно! Все должны плясать вокруг тебя! А кто-нибудь подумал обо мне? Все так зациклились на тебе и Гермионе, что никому даже в голову не пришло подумать, что чувствую я!

— Ты!? А ты—то тут каким боком?

— Я тот самый третий лишний, Гарри. Парень, который ждал своего часа и молился о разрыве. И вот, сюрприз, разрыв произошел, а я почувствовал себя еще хуже! Ты знаешь, как это выглядит для меня? Позволь объяснить! Это выглядит, как будто ты видишь, как кто-то выкидывает на помойку ценнейшее сокровище, о котором ты мечтал всю свою жизнь. Ты думаешь, мне легко видеть, как она страдает? Ты думаешь, это делает меня счастливым и довольным, когда я вижу, как ты разрушаешь то, о чем большинство людей не могут даже и мечтать? — он вздохнул. — У тебя было все это, но ты слишком упрям, упрям как ишак, и не можешь этого признать. Наверху, в медицинском крыле, находится одна из лучших во всем мире женщин. Поверь мне, многие были бы счастливы, если бы могли просто купить ей чашку кофе. Но ты... она была твоей. И ты настолько упрям, что позволил какому-то идиотскому секрету встать между вами!

— Эй! Не надо вешать вину на меня! Это она ушла от меня, не забывай!

— Да, я помню. Но никто из нас не способен в действительности оценить все то, через что ей пришлось пройти, когда она сделала все возможное и невозможное, чтобы спасти тебя от смерти. А когда она попыталась вернуться, ты отвернулся от неё! Вы оба два упрямых идиота, тут спорить не о чем. Но это вовсе не означает, что вы должны бесконечно мучать сами себя.

Гарри увял, его плечи безвольно опустились.

— Cлишком поздно, — еле слышно прошептал он.

— Только если сидеть и ничего не делать!

Гарри поднял глаза и в первый раз за все это время поймал взгляд Наполеона.

— Я не могу! — проговорил он.

Наполеон изумленно воззрился на него.

— Мне что, привязать вас друг к другу? Просто поди и поговори с ней, неужели это так сложно?

— Ты все еще не понимаешь, о чем я говорю, — Гарри повернулся, взял со скамьи свое полотенце и начал вытирать пот со лба. — Это должно... должно идти от неё, — сказал он, медленно. — Я не хочу, чтобы она возвратилась потому, что я попросил. Я не хочу, чтобы это было снова вокруг меня. Это уже было проблемой и прежде. Это должно быть её... её собственным выбором.

Наполеон покачал головой.

— Босс, пойми меня правильно, но ты что, слепой идиот? Она готова! Она здесь. Она просто ждет сигнала от тебя. Любого. Она ждет малейшего намека... а ты играешь в этого Бесчувственного-Мужчину перед ней и не даешь ей ничего, ничего, на что бы она могла опереться, — он подошел поближе и они стояли теперь нос к носу. Наполеон, который был выше на три дюйма, смотрел сверху вниз в лицо Гарри.

— Только не вздумай стоять тут и рассказывать мне, что ты собираешься позволить вашей любви быть смытой в водосточную трубу просто потому, что не хочешь моргнуть первым.

Гарри ничего не ответил.

— Я знаю, что ты все еще любишь её! Я знаю, что ты ненавидишь себя, такого, каким ты стал. И, веришь ты этому или нет, я знаю, что тебе пришлось пережить. Но это не должно больше так продолжаться!! Ты все так усложняешь, хотя это все настолько очевидно и просто...

Гарри глубоко вздохнул и повесил полотенце через плечо.

— Оставшийся персонал покидает Флоренцию к концу этой недели. У меня накопилось почти два месяца отпуска, и я думаю, что я останусь тут и использую несколько недель. Бог знает, удастся ли мне отдохнуть, — он внимательно взглянул на Наполеона. — Я остановлюсь в номере агентства в Маркус-отеле. — он на мгновение удержал взгляд на Наполеоне, а затем прошел мимо него к выходу.

— Это все? — тихо спросил Наполеон.

Гарри приостановился в дверях.

— Это самое большее, что я могу сделать, — и он вышел из зала.

* * *

— Я думаю, что тебе стоит остаться в явочной квартире, Гермиона. — сказал Люпин.

Она сложила свой запасной плащ и положила его сверху, закрывая крышку своего чемодана и запирая его.

— Если я проведу здесь еще день, я сойду с ума от пребывания в замкнутом помещении, — сказала она, чуть улыбнувшись.

— Тебе не стоит быть одной. Ты все еще слаба, ты все еще в отпуске по болезни. И что делать с твоим курсом лечения? Ты не можешь проводить его сама, кто-то должен помогать.

— Я смогу сама, Ремус. Я уже большая девочка.

— Но...

— Никаких но, — она подняла руку. — Послезавтра тут никого не останется, кроме меня и пары санитарок и уборщиц.

— Я могу остаться.

— Тебе нужно возвращаться, Ремус. У тебя в плане де-брифинг, если я не ошибаюсь. — Ремус ничего не ответил, но на лице его появилось выражение озабоченности. — Не беспокойся, я могу позаботиться о себе сама. Я не буду лезть на рожон, я обещаю.

— Но где ты остановишься?

Гермиона сделала паузу.

— Я еще не знаю. Хотя... есть у меня одна идея.