Дневник Агнес Грюм (гет)

* * *

Июнь, 1981 год

— Дорогой, — нежный поцелуй в щёку. — Аластор, — еще один поцелуй, на этот раз в губы. Он недовольно промычал и потянулся за еще одним. Легкий женский смех медом лился в уши и согревал сердце.

Умиротворение. Сонная безмятежность. Разморенное после недолгого сна уставшее тело, которого коснулись тонкие женские руки, совершенно не хотело просыпаться. Едва уловимое дыхание и очередное нежное касание губ к его поросшей щетиной щеке заставило Аластора лениво приоткрыть один глаз.

Луч солнца, прокравшийся сквозь неплотно сдвинутые занавески, золотил каштановые волосы его жены, которые, против обыкновения, сегодня были заколоты. Тея, в одном из своих извечных цветастых платьев, которые так любила еще со школьных времен, была прекрасна. Тонкая, изящная — Аластору иногда казалось, что рядом с ней он выглядел неповоротливым медведем — она была похожа на фею из сказок, которые в редкие свободные и спокойные вечера читала его мать.

Из соседней комнаты послышался заливистый смех его дочери — похоже, та весело проводила время с домовым эльфом. Хук обожала возиться с маленькой хозяйкой и, хоть и была довольно строга, Аластор знал — она души не чаяла в его дочери, несмотря на капризный характер той. Из груди вырвался тихий смешок — его дочь вила веревки не только из домовушки. Единственным человеком, который мог сладить с его дочкой, была Тея. Его губы сложились в мягкую улыбку.

Спокойствие и счастье.

Как бы ни сходил с ума мир снаружи домашних стен, дома он всегда ощущал себя самым счастливым человеком в мире.

Ради нежного смеха жены и веселого угуканья дочери он раз за разом сначала выкладывался на работе, отдавая себя без остатка службе мракоборцем, и ради них же он до утра засиживался в Ордене Феникса, анализируя хаотичные нападения Пожирателей, — всё ради того, чтобы каждое утро проходило вот так.

Кровать слегка прогнулась под весом женского тела, Аластор сноровисто обхватил Алтею за талию и утянул её к себе в объятия. Та не сопротивлялась, лишь согрела теплым касанием, привычно прижавшись лицом в сгиб его шеи.

— Ты в Мунго?.. — прохрипел его сонный голос.

— Да, — Тея отстранилась и положила подбородок на его грудь.

— Я провожу вас… — начал Грюм, но она перебила его:

— Лежи, — отрезала Алтея, и продолжила, предвосхищая его возражения: — Ты вернулся только под утро, Аластор. Профессор Дамблдор совсем тебя не бережет, — в её голосе прорезались недовольные нотки. — Тебе нужно поспать. Иначе, какой из тебя мракоборец, который спит на ходу?

Аластор несогласно втянул воздух в легкие, но промолчал. Его жена обладала невероятно упрямым характером, и переспорить её было необычайно трудно.

— Я зашла сказать, что беру Агнес с собой, — она встала с нагретой постели, и Аластор внезапно ощутил пустоту: ему резко стало не хватать тепла её тела и до одури любимого запаха.

— Ты уверена? — он внимательно всмотрелся в её лицо: огромные орехового цвета глаза были слегка прищурены, а линия губ была упрямо поджата.

— Да, тебе нужно отдохнуть, — увидев недовольство мужа на свои слова, Алтея нахмурила брови так, как умела только она. — Всё будет хорошо, нас встретит Джорджи… Вечно ты переживаешь по пустякам, — она выдержала паузу и добавила: — Или мы опять будем ругаться по поводу моих походов в госпиталь?

Аластор вздохнул: его жена была удивительной женщиной. Она не могла сидеть дома за семью замками, Тея чахла, едва оказывалась взаперти, а когда не могла приносить пользу окружающему миру, то буквально увядала. Грюм не хотел её ограничивать, он любил свою жену и доверял ей.

— Будьте осторожны, Тея. — Аластор схватил уходящую Алтею за руку и мимолетно поцеловал её запястье. — Знаешь же, какое сейчас время.

— Хорошо, — улыбнулась она, радуясь, что скандала удалось избежать. — Спи, дорогой.

Эти слова возымели волшебное воздействие, и он мгновенно погрузился в сон, едва голова коснулась подушки.

* * *

Он проснулся разбитым: голова раскалывалась, а тело казалось уставшим еще сильнее, чем до сна. Аластор помотал головой, сбрасывая липкие остатки мутного сна. Предстоящее ночное дежурство не прибавляло ни настроения, ни энтузиазма, и лишь мысль о том, что Тея и Агнес уже должны были вернуться домой, заставила подняться его с постели.

Аластор встал и пошлепал босыми ногами в сторону кухни, с которой доносился шум.

— А, Хук, это ты… — произнес он, едва перед ним показалась голова маленькой эльфийки. Домовушка сноровисто намывала сковородки и кастрюли и обернулась, чтобы отчитаться перед хозяином дома, которому она служила уже почти целый год — единственная из всех домовых эльфов, выжившая в страшном пожаре в особняке Грюмов.

— Хук готовит запечённую в духовке курицу и овощи. Миссис Грюм сказала подготовить стол к шести часам вечера, — деловито щелкнув тонкими пальчиками и вытащив противень из духовки, произнесла домовушка. Бросила мимолетный взгляд на часы и пробурчала: — Миссис Грюм и маленькая мисс обещали к пяти явиться…

Аластор нахмурился вслед за домовушкой. Тея никогда не опаздывала и категорически недолюбливала тех, кто не приходил вовремя — единственным исключением был Артур Уизли, который, казалось, опаздывал везде, где только можно и нельзя.

Внезапно Хук подпрыгнула на месте и убежала в гостиную, из которой прокричала:

— Мистеру Грюму пришло письмо! Хук не стала будить — миссис Грюм запретила.

Аластор проследовал за домовым эльфом и обнаружил неподписанный конверт, лежащий на туалетном столике недалеко от заколоченного камина. Дурное предчувствие неприятно кольнуло его, стоило ему распечатать его, предварительно проверив на наличие проклятий. На столик выкатилась аккуратная заколка, смутно показавшаяся знакомой, но больше всего Аластора заинтересовало письмо. В нем было всего несколько строчек.

«Твоя жена и дочь у нас. Если хочешь увидеть их живыми, воспользуйся порт-ключом, он сработает ровно в полночь. Никаких мракоборцев и Министерства, иначе от твоей семьи не останется даже костей. У нас есть способы узнать, обращался ли ты за помощью».

С каждым прочитанным словом Грюм белел всё сильнее. Сердце упало куда-то в живот, а глаза застекленели, уставившись в пустоту.

Невозможно!

Нет! Это не могут быть они!

Заколка, на которую он вначале не обратил внимания, одиноко покоилась в центре стола: синяя, в тон сегодняшнему платью Теи, она скрепляла её волосы этим утром.

Необходимо удостовериться… Убедиться, что они в безопасности. Алтея могла просто её обронить и не заметить, а он бы абсолютно глупым образом повелся бы на эту абсурдную наживку…

Поисковые заклинания уходили в пустоту, и с каждым взмахом палочки Грюм все сильнее и сильнее нервничал.

«…не останется даже костей…»

Выбежав на крыльцо дома, Аластор трансгрессировал прямо напротив госпиталя Святого Мунго и быстрым шагом направился внутрь. В приемном покое сидел Джорджи, он удивленно его поприветствовал.

— Джорджи, позови Алтею, — не поздоровавшись, произнес Грюм.

— Миссис Грюм с дочкой ушли, — целитель оглянулся и посмотрел на часы, висевшие за его спиной, — больше двух часов назад…

Аластор больше его не слушал.

Алтеи не было на работе, не было дома, и было только одно место, где она могла появиться. Он трансгрессировал и очутился напротив маггловского дома, однако дом миссис Уилсон оказался пуст.

«…не останется…»

Ужас, что он так старательно пытался подавить, нахлынул на него из теней разума и сковал ребра жгучим льдом.

Эти ублюдки действительно схватили Алтею и Агнес.

Эти мордредовы отродья, не имеющие ничего святого, позарились на самое дорогое!

Ужас сменился гневом: чистое, незамутненное бешенство охватило его. Грудная клетка теперь заходила ходуном, едва сдерживая его ярость. Быстрый стук сердца отбивал неровный ритм, а вены на его шее вздулись так, словно грозились лопнуть.

Цветочная клумба — главная гордость миссис Уилсон — по неведомой причине в считаные секунды обратилась пеплом, как и газон, что ровным ковром украшал лужайку перед домом.

Аластор крепко сжал кулаки и протяжно выдохнул сквозь зубы, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

Дыхание замедлилось, но дышать легче не стало: растерянность, явившаяся следом за гневом, совершенно неожиданным образом выбила почву из-под его ног.

Впервые в жизни он не знал, что ему делать.

Он привык к мракоборческой рутине: прийти на место происшествия, помочь пострадавшим, поймать преступника… Однако сейчас он сам оказался на месте жертвы — этот гнусный шантаж был ради него. И на чаше весов была жизнь его жены и дочери.

Как он должен поступить?

Аластор не имел ни малейшего понятия. Однако перед глазами миражом прошлого явилась до боли знакомая картина: его отец и мать, с горящими глазами и почти хищным интересом, распутывающие запутанные дела, не прекращающие думать о совершенных преступлениях даже в тишине домашних стен.

Что бы сделал отец?

Он бы закурил трубку — может быть выкурил бы недельную норму, что делал в те редкие моменты, когда нервничал. Он бы не действовал импульсивно, вероятно, наоборот, основательно задумался, устроившись за грузным дубовым столом в его кабинете: кем были похитители, какую цель они преследовали, и действительно могли ли претворить в жизнь угрозу или блефовали? И уже потом, найдя ответы на эти вопросы, он бы ринулся в бой — таков был Александр Грюм. Он не утруждал себя составлением планов и предпочитал им импровизацию — ему достаточно было знать лишь мотивацию противников, чтобы ориентироваться в схватке. И он бы никогда не обратился за помощью, если существовал хоть малейший риск причинения вреда семье.

Мать бы поступила по-другому: она бы разложила карты местности и книги с поисковыми заклинаниями на полу, погрузилась бы в детальную разработку плана по освобождению, усевшись на восточный манер на мягкий ковер в гостиной и заправив палочку за ухо. Она бы точно не стала действовать в одиночку — она и не умела. Виктория Грюм искусно распределяла обязанности, мастерски делегировала их, интуитивно понимая, кто и где справится лучше. Она бы не рискнула безопасностью своей семьи, и именно поэтому задействовала бы всех, до кого бы смогла дотянуться.

И как бы Аластор ни хотел, он не обладал холодной невозмутимостью своих родителей, и как бы ни старался быть на них похожим, у него не получалось. Никогда не получалось. Слишком импульсивный, слишком порывистый, слишком… безрассудный, как сказал бы отец.

Аластор знал себя: он не был способен сейчас ни на одну ясную и здравую мысль. Все его думы вертелись вокруг жены и дочери. Всё его естество рвалось в бой — освободить самых дорогих людей и отомстить своим обидчикам. Кровь бурлила, страх, волнение и ярость застилали глаза, а искры срывались с волшебной палочки сами по себе, выдавая его желание повиноваться своему импульсу, однако Аластор буквально силой удерживал себя на месте.

Мысль о том, чтобы принять приглашение, любезно предоставленное похитителями, даже не задержалась в его голове — родители ни за что в жизни не поступили бы так. Ясно как день, что то была весьма топорная попытка заманить его в ловушку.

Однако строчка, намекающая на наличие шпиона в их рядах, царапала. И царапала довольно сильно.

Кому он мог доверять?

В Министерстве — никому. В Ордене Феникса — нескольким волшебникам, но большинство из них, так или иначе, были связаны с Министерством, и он не мог так рисковать.

Однако были люди, которых он знал со школьной скамьи, которые состояли в Ордене Феникса. К тому же, их неприязнь к Министерству не подвергалась сомнению.

Они точно могли помочь.

Слегка успокоившись, Аластор трансгрессировал в самый конец Косого Переулка, с хлопком появившись напротив неприметной двери с надписью «Волшебная лавка чудесных поделок и переделок». На улице еще не зажглись фонари, однако прохладная летняя ночь уже пыталась отвоевать свое законное время у дневного зноя. Было пасмурно, и закатное солнце уже давно скрылось за тяжелыми облаками.

Едва Грюм переступил порог магазинчика, как его обдало горячим жаром охранного заклинания, которое никак не препятствовало ему войти внутрь — судя по всему, сочло его не представляющим угрозу для владельцев лавки.

— Добро пожаловать в… — встретил Грюма жизнерадостный голос молодого человека, вынырнувшего из-под прилавка, который, однако, осекся, стоило ему увидеть посетителя. — Аластор? — недоверчиво протянул хозяин лавки. — И давно у мракоборцев вошло в моду рейды босиком проводить?

Аластор как-то растерянно взглянул вниз, отстраненно замечая, что бросился из дома в том, чем спал. Весь запал куда-то исчез, стоило ему перейти порог давно знакомого магазинчика.

— Фабиан, Гидеон сможет определить конечный пункт перемещения порт-ключа? — спросил он, решив разобраться с обувью потом. Сейчас ничего не имело значения, кроме его семьи.

Фабиан Прюэтт вышел из-за прилавка, оперся боком о шкаф и скрестил руки на груди, бросив колючий взгляд на Грюма.

— Что? Теперь ты врываешься сюда, даже не извинившись за свой предыдущий… — он взмахнул руками, пытаясь подобрать слова, — концерт? Гидеон до сих пор на тебя обижен, к слову.

Не найдя в себе сил, чтобы рассказать, что сейчас с ним происходит, Аластор просто всучил злосчастное письмо в руки Фабиана. Руки Грюма слегка дрожали, выдавая волнение и нетерпение. Дождавшись, когда Прюэтт прочтет мордредову бумажку, он повторил:

— Гидеон сможет это сделать? Определить конечный пункт?

Не ответив ему, Фабиан развернулся и кинулся вниз по лестнице в подвальное помещение, на ходу скидывая мантию с плеч и закатывая рукава рубашки, и крикнул в пустоту магазина:

— Бо! Где ты? Закрой магазин и мигом дуй вниз в мастерскую. У нас мало времени.

Спустя секунду около двери материализовался домовой эльф, щелчком пальцев закрыл входную дверь, вежливо поклонился Аластору и спросил у рыжей макушки хозяина:

— А как же заказ Долгопупсов, мистер Фабиан?

— Подождут, никуда мы от них не денемся, — проворчал Прюэтт и скрылся в подвальном помещении. Аластор последовал за ним.

До полуночи оставалось ровно пять часов.

* * *

Маленькая комната, заваленная всяким разным барахлом, не изменилась ни на йоту с его последнего визита к братьям. У северной стены были сдвинуты вплотную друг к другу потрепанный диван с креслом, рядом высилось нагромождение сундуков. Напротив располагались книжные шкафы, полные всякого хлама — оторванные от дверей ручки, неработающие компасы и часы, россыпь старых колец и потертых браслетов, сломанные маггловские перьевые ручки и прочая рухлядь, по какой-то причине ревностно коллекционируемая Гидеоном. Настоящие — работающие, созданные Прюэттом — артефакты здесь не хранились. Впрочем, как и те, что были ввезены в обход британского Министерства Магии из других стран и континентов.

В центре комнатки стояли два стола, сдвинутых друг к другу — один принадлежал Фабиану и был практически пуст, если не считать вещей, перекатившихся с соседнего стола. Стол Гидеона, во-первых был больше, во-вторых, не имел ни единой пустой и чистой поверхности. Сам артефактор коршуном склонился над ним и не поднимал головы, сосредоточенно высчитывая какие-то цифры и делая пометки на карте.

Они почти не разговаривали — Аластор не рискнул отвлекать его от работы, а Прюэтт не обращал на Грюма никакого внимания, поглощенный вычислениями местоположения.

— Нортумберленд, на границе с Шотландией, — напряженным голосом наконец произнес Гидеон. — Недалеко от реки Туид, плюс минус пару миль на запад. — Затем поднял голову от бумаг и обратился к брату, полностью проигнорировав взволнованного Грюма, который прекратил расхаживать из угла в угол и полностью прикипел взглядом к точке на карте: — Что дальше?

— Я достал всё необходимое, — ответил Фабиан, появившийся в подвале минутой ранее, и указал на целую груду вещей, что недавно появились на соседнем столе, — поэтому мы сможем навестить наших скудоумных недоброжелателей и устроить им небольшой сюрприз.

— Втроем?.. — приподнял правую бровь Гидеон.

Аластор уже обсудил этот момент с Фабианом — они решили, что риск наткнуться на шпиона слишком велик, а время слишком ограничено. Вероятность успеха у маленького диверсионного отряда была выше, чем у стандартной группы мракоборцев, в этом они были единодушны.

— Эффект неожиданности сработает лучше любого отряда мракоборцев, братец. К тому же, смотри, что я достал: в Испании в прошлом году я прикупил этот потрясающий кастет и целых два плаща…

— А что Дамблдор? — сменил тему Гидеон, он не собирался в очередной раз выслушивать бессмысленные истории брата.

— В Риме, обсуждает вопросы национальной безопасности и пытается выклянчить помощь у континента, — закатил глаза Фабиан, — словно Франция с Германией не спят и видят, как обвалить курс британского галлеона.

Разговор между братьями превратился для Аластора в фоновый шум, и более он не обращал на них внимания: в его голове крутились ужасающие образы пыток, на которые были способны Пожиратели Смерти. В том, что это именно они были похитителями, он не сомневался ни на йоту — кто кроме них мог использовать такие способы ведения боя? Желание наказать их, схватить и проучить за их наглое и бесцеремонное похищение горело в его венах, обжигая кожу и скручивая вихри магии внутри него. Теперь, когда он знал примерное направление, он едва удерживал себя на месте, чтобы не сорваться вперед и покарать их. Из глубин его души, казалось, грозилась вырваться ужасающая и сметающая все на своем пути тварь, мечтающая разорвать обидчиков на мелкие кусочки, выпотрошить их и скормить бродячим псам.

Ненависть была знакомым чувством, но никогда она еще не захватывала его, не погребала под глубиной своих вод. Но выносить её было легче — во множество раз легче, чем неизвестность и удушающий страх за семью. Аластор не был трусом, но сейчас ему было очень страшно.

Он выдохнул сквозь сжатые зубы, отгоняя от себя навязчивый образ связанной жены и дочери. Если с их головы упадет хоть один волос…

Три часа до полуночи.

* * *

Довольно много времени, по мнению Аластора, ушло на шлифовку плана и последние приготовления перед боем.

— Итак, — хлопнул в ладоши Фабиан, обращая на себя внимание Аластора и Гидеона. Бо, стоявший в углу комнаты недалеко от сундуков, спешно перебирал содержимое рюкзаков. Удостоверившись, что его слушают, Фабиан погрузился в финальное обсуждение плана. Они планировали переместиться к деревеньке под названием Шорсвуд и лететь на метлах на запад до тех пор, пока перед ними не явится конечный пункт назначения. Большая часть работы ложилась на Гидеона и артефакты, которые он планировал взять с собой, роль Аластора же заключалась в том, чтобы охранять Прюэтта до того момента, пока тот не даст отмашку и позволит незаметно и беспрепятственно попасть в тыл врага.

Состояние, словно в груди взорвалась бомбарда, так и никуда и не исчезло. Не имело значения, что его сердце сжималось и трепетало под ребрами, пока его семья была в опасности, однако он все никак не мог прийти в себя и собраться с духом. Он покачал головой, пытаясь сбросить это раздражающее состояние.

— Соберись! Всё будет пучком, Ал, — Фабиан хлопнул по его плечу рукой, в попытке поддержать. — Вытащим Тею и малышку Агнес, они даже моргнуть не успеют.

Гидеон не сказал ничего, однако повторил жест брата, хлопнув Грюма по спине.

— Бо, ты остаешься здесь и следишь за часами. Не переживай, мы все сделаем быстро. Однако… — обернулся к эльфу Фабиан. — Если мы не вернемся к двум ночи, то ты стрелой мчишь к дежурным мракоборцам и даешь эти бумаги. Они сами всё поймут, стоит увидеть их, — карта и бумаги с расчетами перекочевали в руки эльфа. — Дурость, конечно… Но перестраховка не бывает лишней, да? — нервно хохотнул Прюэтт.

— Мистер Фабиан и мистер Гидеон никогда не обманывали Бо. Если они говорят, что волноваться не о чем, то Бо им верит. Бо отнесет бумаги, если хозяева не вернутся до двух часов ночи, — отрапортовал эльф.

Фабиан кивнул и в нетерпении подпрыгнул, Гидеон закончил расфасовывать артефакты по карманам и толкнул брата в плечо, призывая угомониться, Аластор же вытащил палочку из кобуры и нервно выдохнул.

Пора.

Он нужен своей семье.

Грюм прикрыл глаза, глубоко вздохнул и выдохнул, сосредотачиваясь. Затем раскрыл глаза и решительным взмахом палочки трансгрессировал.

До полуночи оставалось чуть менее двух часов.

* * *

На улицу опустилась ночь, и трио волшебников, ловко оседлавших метлы и сорвавшихся в небо, не привлекли внимания жителей Шорсвуда.

Ночь была темная — облака так никуда и не делись, а душный и влажный воздух был предвестником скорого дождя.

Летели они недолго и, когда компас в руках Гидеона начал светиться, начали по широкой дуге планировать вниз. Совсем недалеко располагалось небольшое поместье, скрытое защитными чарами, однако Прюэтта было не обмануть: он легко увидел и охранный контур, и его слабые места, стоило ему надеть старинного вида пенсне — очередное свое изобретение. Переглянувшись, волшебники решили приземлиться на маленькой поляне недалеко от поместья.

Аластор наколдовал темпус и скривился — времени было чертовски мало, оно утекало сквозь пальцы подобно воде. До полуночи оставалось менее часа, и теперь в каждом его движении сквозила спешка.

Он не мог медлить.

— Быстрее! — поторопил он братьев, и, не глядя на них, двинулся в сторону поместья.

— Стой! — громкий шепот Фабиана заставил его недовольно обернуться. — Забыл? — и накинул на него тяжелый маскировочный плащ. — Смотри в оба, Ал. И не отходи далеко.

— Мы здесь не одни, — пробормотал Гидеон, оглядываясь по сторонам, так и не сняв пенсне. — В этом лесу целая куча животных следов…

— Тогда давайте побыстрее свалим отсюда, — шепотом ответил Фабиан.

Аластор согласно кивнул и, уже осторожнее и внимательнее глядя по сторонам, двинулся вперед.

— Это не животные… — задумчиво продолжил Гидеон, шагая рядом с братом, и неловко запнулся о торчащий корень дерева, но успел вцепиться в руку Фабиана. Тучи разошлись, луна осветила лесную опушку, облегчая ему задачу высматривать лесную тропинку и таинственные следы. — Больше похоже на… оборотней? Взгляни, — и протянул пенсне Фабиану.

— Ты уверен? — пробормотал он. — Следы выглядят старыми, и я не уверен в том, что ты хочешь сказать.

— Сам-Знаешь-Кто не брезгует использовать оборотней, ты же знаешь, — возразил Гидеон. — Это не одиночка, заблудившийся в пограничных лесах, а… — договорить он не успел, когда серая тень бросилась в их сторону.

— Инкарцеро! — атаковал Грюм оборотня, серебристая вспышка сорвалась с кончика волшебной палочки и врезалась в существо, связывая его магическими веревками. Оборотень истошно заскулил и извивался, пытаясь освободиться.

Грюм задрал голову вверх, не зная, плакать или смеяться — именно сегодня было полнолуние.

Мордредово полнолуние.

За тяжелыми грозовыми тучами скрывалась полная луна.

Внезапно еще две твари набросились на них, и если Гидеон смог уйти из-под направления атаки, то Фабиан не успел — иссиня черный оборотень полоснул когтями по спине, вспарывая плащ.

На небольшом клочке земли разгорелась нешуточная схватка: были слышны выкрики заклинаний и громкий волчий вой, яркие вспышки, срывающиеся с волшебных палочек, мелькали среди деревьев, которые отбрасывали черные тени, теряющиеся в глубине ночи. Растворившись в пылу битвы, Аластор впервые за сегодняшний день почувствовал себя на своем месте. Так и должно быть: он не создан для хитроумных планов и многоступенчатых интриг, он боец. Грюм чувствовал странное умиротворение, напряжение медленно выходило с каждой успешной атакой. Стая оказалась небольшой — всего три оборотня, одного из которых они чуть не убили — оглушили, сильно ранили, но оставили в живых, а других оставили лежать связанными, скулящими и изнывающими от жажды крови.

— Пожиратели совсем с ума сошли? Держать оборотней так близко к поместью, даже ради дополнительной линии обороны… это нужно быть чокнутыми, — возмутился Фабиан, тяжело привалившись плечом к дереву. Гидеон мгновенно подлетел к нему и начал обрабатывать его спину, игнорируя шипение брата.

Они потеряли слишком много времени. Аластор, проверив время, испуганно посмотрел на братьев.

Десять минут до полуночи.

— Мы не успеваем, Фабиан, — прошептал Грюм.

— Кажется… у меня есть идея, — пробормотал Фабиан, отлипая от дерева.

* * *

Встреча с оборотнями полностью перечеркнула подготовленный несколькими часами ранее план. Преимущество, которое они надеялись получить благодаря эффекту неожиданности, испарилось подобно дыму, а время все так же утекало сквозь пальцы. Однако, были и положительные моменты — суматоха, которая поднялась среди Пожирателей Смерти, чертовски им помогла.

Создать брешь в защите поместья, сдерживать уцелевших, но все еще агрессивных и жаждущих крови оборотней и отвлечь внимание похитителей, спустив кровожадных существ с поводка, было отчаянной идеей Фабиана, который даже не рассчитывал на успех. Однако она оказалась разыграна словно по нотам. Смешаться с людьми в черных плащах и серебристых масках, что сновали по территории поместья испуганным ульем, оказалось легче, чем Аластор себе представлял.

Они решили разделиться: Фабиан и Гидеон направились в сторону южных ворот, чтобы смешаться с Пожирателями и посеять панику, больше мешая, чем помогая в борьбе с оборотнями, которых сами же и запустили в полное людьми поместье. Грюм же зашел в здание, используя неприметную боковую дверь. Аластор спешил — полночь наступила уже более пятнадцати минут назад. Темный коридор, освещаемый только настенными факелами, закончился развилкой: лестница, выросшая перед его носом, вела на второй этаж, а поворот вправо, судя по всему, вел в холл, из которого сейчас доносились звуки разговоров. Недолго думая, он повернул направо, тихо наложил приглушающие шаги заклинание и наколдовал дезиллюминационное.

— Что за дерьмо там творится? — рослая фигура в темном плаще приблизилась к окну.

— О… У нас все-таки сегодня будут гости! — восторженно ответили ему из другого конца зала, в юном голосе говорившего отчетливо слышались кровожадные нотки.

Пока Пожиратели Смерти пытались понять, что происходит во внутреннем дворе поместья, Аластор медленно показался из-за угла коридора и окинул взглядом царившую внутри обстановку: в холле находилось около шести волшебников, два из которых торчали около окна. Владелец юного голоса решительным шагом двинулся в сторону выхода, поигрывая волшебной палочкой в своих руках. Три оставшихся фигуры не двинулись с места, судя по всему, охраняя что-то, кулем лежащее на холодном полу.

— Кто-то впустил оборотней в поместье!

Пожиратели Смерти заволновались, и Аластор мстительно ухмыльнулся.

Охранять фигуру остались только два человека, остальные направились во двор — звуки сражения и вой оборотней ворвались в поместье, стоило тяжелым дверям раскрыться и выпустить людей в серебристых масках на улицу.

Бесформенная кучка, лежащая на холодном гранитном полу, испустила болезненный стон.

А сердце, мгновение назад пребывавшее в спортивном азарте битвы, внезапно замерло.

Аластор задержал дыхание и медленно приблизился к фигуре, стараясь не попасть под взгляды её охранников.

Изящные запястья, выглядывающие из-под рукавов мешковатой желтой мантии, знакомые кудри густых каштановых волос, сейчас спутанные и грязные, и — о, Мерлин! — волшебная палочка его жены, варварским образом сломанная пополам, ни на мгновение не заставили его усомниться в личности той, что лежала на полу.

«Тея!» — чуть не вскричал он, забывшись на одну невероятно долгую секунду, пока его сердце чуть не разбилось на множество осколков и ожило вновь.

Мертвенная бледность её кожи и хриплое дыхание пугали Аластора до дрожи. И тем не менее, глядя на то, как вздымалась и опускалась её грудная клетка, он с облегчением думал о том, что успел. Тея жива.

Тем временем только шестое чувство и натренированная интуиция мракоборца спасли Грюма от летящего в него атакующего заклинания.

Один из охранников Теи заметил подозрительно мерцающий воздух и не колебался ни секунды. Второй Пожиратель Смерти присоединился к схватке мгновением позже.

Выстоять против них было трудно, но реально, однако Аластор опасался попасть шальным заклинанием во все еще бессознательную Алтею. Парируя удары и нападая в ответ, он пытался сместить поле боя к лестницам — подальше от жены.

Двигаясь спиной вперед, он уверенно атаковал и уклонялся от летящих в него заклинаний. До тех пор пока второй Пожиратель Смерти не развернулся и направил палочку на Тею.

— Нет! — крикнул Аластор и бездумно швырнул бомбарду прямо в Пожирателя, однако в последний момент успел сменить курс заклинания, ужаснувшись тому, что чуть не сделал. Аластор никогда никого не убивал и никогда не хотел лишать жизни кого бы то ни было. Принципы, вбитые с пеленок, говорили ему ценить жизнь.

Бомбарда пролетела прямо над головой пожирателя, врезалась в стену поместья, разнеся её на кусочки. Взрывной волной задело всех: и Аластора, и его противников, и Алтею.

У него была только секунда до того, как противники придут в себя — обездвижить первого, швырнуть заклинание во второго. Уклониться. Атаковать еще раз и еще, передвигаясь со скоростью обезумевшей виверны. Выставить щит. Заметить брешь в схеме атаки оставшегося на ногах Пожирателя и хлестко ударить прямо в уязвимое место. Выдохнуть. И помчаться на противоположный конец зала к жене.

— Энервейт, — непослушные губы сложились в заклинание, а волшебная палочка оказалась прижата к чужому виску. Слегка поморщившись, Тея прищурилась и расфокусированным взглядом пыталась оглядеть обстановку, пока не наткнулась на Аластора. Ее потрясающие, такие любимые глаза цвета карамели глядели, казалось, прямо ему в душу.

— Аластор…

* * *

Декабрь, 1992 год

Что было дальше Аластор помнил плохо — словно перед ним был один-единственный белый лист, на котором кляксами проступили далекие воспоминания.

Вот он лежит. Отчаяние, он чувствовал так много отчаяния. Что произошло? Почему пальцы такие ледяные, а сердце бьется с таким трудом? Почему стало так темно?

Вот перед ним появляется — спускается со второго этажа — очередной Пожиратель Смерти, только у этого, в отличие от других, на руках маленький сверточек. Ребенок.

Вот он оглядывает холл и спешит к выходу, не обращая никакого внимания на раненых людей.

Беззвучный крик, с которым рвется душа, пока он смотрит, как его дочь исчезает в темноте ночи, а он ничего не может с этим поделать, сводит с ума. Руки тяжелые, они едва слушаются, а сил почти нет. Он не может побежать за ним. Он не может даже встать.

Вот перед глазами Аластора заплаканное лицо жены. Она аккуратно отводит прядь волос, запекшихся в крови и облепивших потный лоб и щеки, внимательно осматривает лицо и напряженно хмурится. Затем она переводит взгляд вниз, ниже губ, которые прикушены в болезненном стоне, ниже груди, на которой, он знает, уже давным-давно расцвели синяки, ниже бедер, которых он почти не чувствует — туда, где фантомная боль впервые начала свою симфонию, которая длится и по сей день.

Медленно уплывающее сознание, помутившееся из-за боли, и шепот жены: «Агнес должна выжить…»

Он не мог сосчитать сколько раз он вспоминал эти слова — сбился после первой тысячи. То, как он вкладывает свою волшебную палочку ей в руки и теряет сознание, снится ему в кошмарах. Он ненавидит себя за это, но у него не остается выбора, он больше не может никого защитить, он умирает, а Тея… Тея еще может спасти их дочь.

Следующая воспоминание-клякса совсем маленькое и невзрачное: топот чьих-то ног, суета и выкрики, и одинокий маленький эльф, дрожащий и судорожно прижимающий к себе стопку бумаг.

Зато следующее воспоминание он помнит хорошо. Хотя предпочел бы забыть, стереть с помощью «обливиэйта» и не вспоминать никогда.

Мертвый Фабиан. Несносный балабол и отчаянный любитель путешествий, теперь сломанной куклой лежащий на каменном полу поместья — снаружи начался ливень, и кто-то занес его внутрь, аккуратно прикрыв его тело мантией.

Мертвый Гидеон. Артефактор-самоучка, влюбленный в свое дело. Непонятый гений, так любивший рискованные эксперименты, теперь лежал рядом с братом, и опознать в нем Прюэтта можно было только по ярко-рыжей шевелюре.

Мертвая… ох.

В груди становится слишком больно — тесно, обжигающе, мучительно.

Становится больно настолько, что на этом вереница воспоминаний обрывается.

Он не помнит, кто его нашел, кто снял с него отводящее глаза заклинание, кто отправил его в Мунго.

Не помнит абсолютно ничего.

Только потом выясняется, что Тея, перед тем как броситься за дочерью, потратила драгоценное время на то, чтобы остановить ему кровь и наложить лечащие заклинания на ногу и глаз. Слабые, сделанные впопыхах, но спасшие в конечном итоге ему жизнь.

Тея…

Он знал, что невольно оставил её перед ужасным выбором: потратить время и попытаться его, истекающего кровью калеку и почти мертвеца, спасти, либо ринуться за дочерью.

Он не хотел этого. Он был бы рад пожертвовать своей жизнью ради благополучия своей семьи. Но вышло наоборот.

Алтея спасла его — остановила кровь, отволокла к дальней стене и накинула отводящее глаза заклинание.

Алтея спасла их дочь — ринулась в самую гущу сражения и защитила Агнес ценой своей жизни.

Алтея не должна была умереть.

Не она.

Аластор невидящим взглядом смотрел перед собой, однако не видел ничего: ни причудливой обстановки кабинета директора Хогвартса, ни мириадов таинственных приборов, которые крутились, жужжали и мигали, словно пытаясь привлечь его внимание.

Перед глазами внезапно появилось лицо отца. И слова, которые он так любил повторять время от времени, сами собой всплыли в его голове:

«Мир отвратительное место… чудовищное. И наша задача делать его чуточку лучше — защищать жизнь, ценить её как самую величайшую ценность. Это наша, Грюмов, ноша и наше же благословение».

Защищать… спасать жизни…

Как же ему хотелось выть и рвать на голове волосы, как же ему хотелось крушить все вокруг!

Он — разочарование своих знаменитых родителей, недостойное носить их фамилию.

Он — причина смерти самой лучшей в мире женщины, которая имела несчастье связать свою жизнь с ним, и друзей, готовых в любой момент помочь ему. Отвратительный муж. Худший друг.

Он — бездарность и отвратительный отец, который оказался неспособен обеспечить безопасность собственной дочери.

Никчемный.

Бесполезный.

Он судорожно вдохнул и прикрыл глаз.

Потеря Теи почти его убила, выпотрошила душу, однако смерть Агнес полностью растворила бы его сердце без остатка.

Он так боялся об этом думать там, лежа на холодном полу и глядя на бездыханные тела близких людей, так боялся. Задыхался, сходил с ума от горя от потери, но вместе с тем лелеял надежду о том, что его дочь выжила. Он не видел её тела, как и не слышал её громкого крика — он не знал, что с ней, как она.

Он потерял жену, и горевать по ней он будет всю свою жизнь. Это его крест — пожинать плоды своей беспечности и дурости, которые стоили жизни его Алтеи.

Однако Агнес он не потеряет. Он не отпустит её. Он не допустит тех ошибок, которые совершил тогда. Ни за что.

Агнес должна быть в безопасности.

И она будет.

Нравится ей это или нет.

Со свистом выдохнув, Аластор расправил плечи.

— Альбус, — он уставился своим единственным здоровым глазом на директора школы, тот выглядел жутко потрепанным и уставшим. Второй глаз Грюма, скрытый за черной повязкой, продолжал крутиться в искусственной глазнице, оглядывая кабинет и замечая исходящее сияние магии, пропитавшее каждый уголок замка, — Я забираю Агнес из Хогвартса. Ноги её здесь больше не появится.

Едва директор открыл рот, чтобы ответить — отговорить, оправдаться, или что он там пытался сделать? — как Грюм оскалился и прорычал:

— Ты обещал, Альбус! Ты обещал, что в Хогвартсе она будет в безопасности, что ей будет комфортно! Тогда, почти три года назад, я в это поверил. Даже, дурень, обрадовался, что теперь смогу больше уделять времени работе, — хрипло рассмеялся Грюм, — приглядывать за этим шутом Фаджем, который тогда и шагу боялся ступить без твоего, Альбус, совета, — сплюнул он. — Министр Магии!

Дамблдор внимательно слушал и лишь глаза цвета морозного инея грустно взирали из-под очков-половинок.

— Шутка ли, я обменял безопасность и благополучие Агнес на работу нянькой! Сколько я дерьма выгреб… и сколько там его еще осталось! А до этого! Разве я хоть раз заставлял тебя сомневаться, будучи мракоборцем? Я выкладывался… я буквально жил там, только ради того, чтобы то, что произошло тогда, больше никогда не повторилось! Чтобы моя дочь могла чувствовать себя в безопасности в любом уголке Англии! И что же я получаю взамен? Скажи мне, Альбус, что?

— Аластор… — вздохнул директор. — Я предал твое доверие, и ты совершенно справедлив в своем гневе. Однако ситуация… не так однозначна, как кажется на первый взгляд. — Он грузно сел на кресло и отвел глаза.

— Неоднозначна? — заорал Грюм. — Что неоднозначного во фразе: «Твоя дочь находится в больничном крыле после встречи с Василиском»? Что, Моргану мать твою?

Грюм был в бешенстве, и многочисленные приборы на столе и шкафах директора запищали и завизжали.

— Я был не прав, доверившись тебе. Я забираю Агнес, как только она очнется, и ухожу в отпуск. Его у меня накопилось столько, что ближайшие пару лет попрошу меня не беспокоить, — он порывисто развернулся и похромал к двери, однако перед тем, как уйти, бросил: — Счастливого Рождества и веселого Нового Года, — и вышел, оглушительно хлопнув дверью.

То, что произошло, всколыхнуло слишком многое из того, что он хотел похоронить в глубине своей души, спрятав в самых темных углах и надежно заперев, повесив самый тяжелый засов, в надежде больше никогда это не вспоминать, не чувствовать снова.

Не чувствовать было проще: первые несколько лет после окончания войны он так и жил. Отключить тоску по жене, чувство вины перед дочерью и горечь от потери того, что каждое утро он теперь будет просыпаться один, было жизненно необходимо. Для того, чтобы ловить Пожирателей Смерти, нужно было другое — холодный ум, и постоянная, мать его, бдительность.

Сохранять бдительность было трудно, особенно когда сознание так и норовило утечь и погрузиться в пучины тоски, боли и самобичевания. Еще труднее — когда малышка-дочь смотрела своими бездонными глазами и просила ласки и тепла. А он не мог. Не мог дать ей то, чего она просила, вместо этого его затапливало такое жгучее чувство вины, что переставало хватать воздуха и кружилась голова, что казалось, словно его придавило огромной каменной плитой, и он не мог сдвинуться, раз за разом наворачивая круги вокруг одной и той же мысли: «Я виноват, я так перед тобой виноват. За то, через что тебе пришлось пройти. За то, что я лишил тебя матери. За то, что не могу её заменить. Это всё моя вина».

Но была в его жизни, ему казалось, одна константа, которая, как бы извращенно это не звучало, держала его на плаву, не давая утонуть и захлебнуться чувствами, выносить которые он больше не мог. Сначала это были Пожиратели Смерти, попрятавшиеся и сбежавшие, затем их многочисленные последователи, затем преступники, воришки, дебоширы... Всегда находился кто-то, на ком он мог излить всю свою ярость, все свое негодование.

Но со временем их становилось все меньше и меньше, а желание действовать, быть хоть как-то полезным так никуда и не девались.

В тот день он так же, как и сегодня, встретился с Дамблдором, посетовал на отсутствие работы и получил совет: «Не хочешь ли ты начать обучать стажеров, Аластор?»

В тот день он отшутился, сказал, что не готов, ну какой из него наставник? Уцепился за вскользь брошенное: «Фадж занял кресло Министра, но так и не научился принимать самостоятельные решения. Третий раз за месяц просит о встрече...» и намекнул, что не против начать разбираться в политике.

Но мысль о том, чтобы обучать стажеров, поселилась в голове, и когда Агнес отправилась в Хогвартс, он решился.

Ему досталась Нимфадора Тонкс. Девчонка, которая до жути напоминала ему Фабиана и Гидеона. Талантливая, но слегка неуклюжая как Гидеон, и остроумная и смешливая как Фабиан.

И круг самобичевания вышел на новый уровень.

Дома, глядя на Агнес, он вспоминал Алтею, и сердце ныло, а боль со временем так и не утихла, хотя и стала привычной. На работе, глядя на натыкающуюся на угол стола Тонкс, он смотрел, поджимая губы — Гидеон точно так же цеплял предметы мебели, а Фабиан отпускал шуточку, чтобы разрядить обстановку.

Иногда ему казалось, что он проклят.

Шаги его хромой походки гулко отдавались в тишине коридоров Хогвартса. Было раннее утро, и большинство учеников еще спали. Подойдя к Больничному крылу, он тихо открыл двери и зашел. Внутри все было по-прежнему.

Его дочь, бледная, но целая и невредимая, лежала на дальней кровати и едва слышно сопела.

Натянутая пружина внутри него расслабилась, и он облегченно выдохнул.

Он знал, что с ней вряд ли что-то случится за тот час, что он отсутствовал, но противный червячок страха, поселившийся в нем, казалось, многие годы назад, не желал отступать и с завидным упорством подтачивал его уверенность во всем, что касалось его дочери.

Агнес жива.

Агнес в безопасности, пока он рядом с ней.

Он защитит её, если понадобится — умрет ради неё.

Он давно должен был умереть, но по какой-то неведомой причине всё же живет, дышит и чувствует. Он не знает почему, но знает — для чего.

Для того, чтобы его дочь спала крепко и видела хорошие сны.

Для того, чтобы она была в безопасности.

Примечания:

У работы появилась потрясающая обложка! Автор сей красоты — Yuliya Yako https://ficbook.net/authors/4039285

P.s. Как вам глава? Волнительно, жутко волнительно её публиковать, поэтому, пожалуйста, поделитесь впечатлениями