Дневник Агнес Грюм (гет)

Примечания:

Глава писалась под песню "WaveWind — Сирин"

---

* * *

Когда я открыла глаза в первый раз, передо мной летали изумрудные вспышки, землю потряхивало, а тело отказывалось слушаться — я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, даже голова противилась отозваться на мое желание осмотреться. Единственное, что было в моих силах — это наблюдать за окружающей меня картиной. Чувство беспомощности навалилось тяжелой каменной плитой, а невозможность хоть как-то пошевелиться вызывало глухое раздражение.

«Сонный паралич», — решила я и мысленно скривилась.

Сквозь приоткрытые глаза я наблюдала за людьми в пыльных темных мантиях, они взмахивали руками, выкрикивали слова, некоторые из них были ранены — я видела кровь на лицах, висящие безжизненной плетью руки, хромающую походку убегающих отсюда людей. Большинство носило странного потустороннего вида маски, отливавшие в ярком лунном свете серебром. Невольно обратила внимание на небо — именно полнолуние и полное отсутствие облаков дали мне достаточно света разглядеть обстановку.

Я сделала еще одну попытку пошевелиться — бесполезно.

Рядом со мной сверкнула еще одна вспышка, однако из-за ограниченного обзора я не смогла понять, откуда она прилетела. Слева от меня послышался жуткий грохот, и краем глаза я увидела летящую в меня часть каменной стены.

Я зажмурилась, мысленно приготовившись к адской боли. Однако ничего не происходило. Я в недоумении открыла глаза — кругом была одна лишь пыль, и не было видно ни зги в радиусе пары шагов. Поспешно оглядела свое тело — вернее попыталась это сделать, однако не смогла — оставалось только надеяться, что меня не придавило тем, что когда-то было стеной здания. Но самым удивительным было то, что я не чувствовала ничего — совершенно ничего! — ни боли, ни тяжести камней, ни ночной прохлады.

Я могла только отрешенно наблюдать за игрой своего бессознательного и надеяться, что скоро проснусь.

Пыль медленно оседала, а людей тем временем становилось меньше.

Трое рослых мужчин, два из которых были в масках, а третий обладал яркой рыжей шевелюрой, обменивались вспышками разных цветов, еще один человек сидел, склонившись над неподвижным окровавленным телом.

Внезапно в поле моего зрения появилась худая женщина, которая явно выбивалась из толпы в своем цветочном платье, цвет которого я бы не рискнула угадать — таким оно было пыльным и грязным. Она бежала, вглядываясь в полумрак и, судя по всему, искала кого-то. Внезапно она нашла глазами меня и облегченно разрыдалась.

В течение буквально пары секунд женщина оказалась рядом со мной, опустилась на колени, взмахнув чем-то, напоминающим палочку, и нежно обхватила за плечи, обнимая и скрывая своим телом от окружающего хаоса.

— Я здесь, я здесь, дорогая… — шептала она. У нее был мягкий и мелодичный голос. — Не бойся, все скоро закончится.

Она легко подхватила меня на руки, словно пушинку, и бросилась бежать. Я была плотно прижата к ее груди и необъяснимым образом чувствовала себя в безопасности, вдыхая причудливую смесь запаха из пота и чего-то жутко непонятного, но до одури родного, и прикрыла глаза.

Спустя время она остановилась, спрятавшись, судя по окружавшей нас обстановке, среди заросших деревьев в чьем-то саду. Нехотя отстранившись, женщина опустила меня и начала водить палочкой над моим телом, шепча странные слова. Она озабоченно хмурила брови, оглядывая меня с головы до пят.

— Мерлин... — в ее голосе послышались едва заметные панические нотки. — Солнце мое, пожалуйста, потерпи еще немного. — Она продолжила водить палочкой, испускавшей неяркий свет, и шептала нежные и успокаивающие слова.

Я начала чувствовать себя странно — словно волна мурашек пробежала по моему телу. И с каждой секундой все больше и больше осознавала, что необычное чувство в каждой клеточке моего тела — это ощущение земли, что холодила мою спину, это прикосновение травы, щекочущее мои ладошки при каждом порыве ветра, это тепло ладони женщины, согревающее своим прикосновением почти до самого нутра.

Я внимательно ее рассмотрела — невзрачные каштановые волосы были рассыпаны по худым плечам, острый подбородок придавал ее лицу упрямства, а уже показавшиеся морщины в уголках глаз и рта указывали на ее возраст — ей было чуть больше тридцати лет.

Единственным запоминающимся в ее облике были глаза — ореховые, большие, выразительные, глядевшие в самую душу. Они привлекали внимание, приковывая взгляд, от них было трудно оторваться. Так я и лежала, разглядывая их.

Внезапно она обернулась, резко вытягивая руку с палочкой вперед, и красная вспышка, неожиданно возникшая рядом с нами, словно столкнулась с невидимым барьером, разбившись снопом искр.

— Вот ты где, грязнокровка! — осклабился молодой мужчина, позади него стояло четверо мужчин в таких же плащах, но уже в масках. — А мы тебя обыскались. Иди сюда, — он издевательски раскинул руки в приветственном жесте.

— Не в этой жизни, — прошипела женщина и взмахнула палочкой, с которой сорвался луч. Между ними разгорелась неравная битва, которая закончилась, едва начавшись. Женщина дернулась, вскрикнув и прижав руку к окровавленному боку, когда не смогла увернуться от очередного брошенного в ее сторону луча.

Парень, казалось, только сильнее раззадорился, растягивая губы в жуткой улыбке, и усилил напор, до тех пор, пока один из красных лучей не попал прямиком ей в грудь. Когда оглушенная женщина рухнула на землю, он вновь заговорил:

— Полагаю теперь мы можем избавиться от нее? Очевидно, что ее муженек даже и не пытался выполнить наши требования, — хохотнул он, обернувшись к своим спутникам. — Теперь эта грязнокровка абсолютно бесполезна.

И, не дождавшись слов согласия от остальных, выкрикнул:

— Авада Кедавра!

Мое сердце словно оборвалось. Я откуда-то знала эти слова и то, что они означают. Смерть. Мгновенную и неотвратимую. И хоть эта женщина была для меня никем, и я совершенно не знала ее, в груди поселилась такая пустота, словно меня лишили чего-то жизненного важного и необходимого как воздух. Это чувство иррациональной потери настолько поглотило меня, что я очнулась только тогда, когда услышала, что этот жуткий тип обращался ко мне:

— Милосерднее будет тебя убить, — ухмыльнулся он.

Я бы вздрогнула, если бы могла, но так как я до сих пор — до сих пор!- не могла пошевелить и пальцем, то просто лежала испуганным недвижимым комочком.

— Крауч, — его одернул статный мужчина, недовольно устремив взгляд своих серых глаз на юношу, — мы не убиваем детей.

— Это отродье грязнокровки и блядского Грюма, а не!...

— Крауч, — с нажимом повторил он. — Не тебе ставить в вину ребенку грехи его родителей. С ребенком разберусь я. — И получил абсолютно взбешенный взгляд.

— Сюда направляется отряд мракоборцев, они прибудут с минуты на минуту, — обратился к остальным этот светловолосый мужчина. — Уходим.

— Оставь их мне, и от них не останется и мокрого места!

— Мы уходим, Барти, — отрезал он. — Приказ был не влезать в массовые стычки с мракоборцами, Лорд будет недоволен.

Барти Крауч не ответил ему, лишь ненавидяще взглянул и, взмахнув палочкой, исчез. Вслед за ним прозвучало еще два хлопка, заполнив пространство громкими звуками.

— Антонин, подожди.

— Абраксас? — чуть склонив голову вбок Антонин посмотрел на своего собеседника. Он обладал низким голосом с едва уловимым акцентом.

— Ты забрал?... — Абраксас получил ответ, не договорив.

— Да, он был у мальчишки Прюэтта. — Антонин дождался кивка и исчез.

Затем Абраксас перевел взгляд своих глаз на меня и пробормотал себе под нос:

— Долг Жизни перед Малфоями, полагаю, будет лучше, чем бесполезная смерть?

И оставил меня в одиночестве. Металлический запах щекотал ноздри, вдалеке шумела листва, а луна клонилась к линии горизонта, продолжая освящать ночное небо, несмотря на занявшийся рассвет. Я по-прежнему не могла пошевелиться, лишь ощущала вернувшейся чувствительностью, как по щекам катились крупные слезы.

И молилась о том, чтобы этот кошмар закончился. Пожалуйста.

Мракоборцы явились лишь пятнадцать минут спустя.

* * *

Во второй раз я открыла глаза в просторном светлом помещении. Ослепительный солнечный свет, проникавший в комнату, ярким ковром устилал потолок и стены.

Недалеко от меня находилось две женщины: одна из них была пухлой блондинкой в желтой мантии, другая же носила темно-синюю накидку, а на ее носу сидели очки, придававшие ей серьезный вид.

Они тихо разговаривали, не обращая на меня никакого внимания, и я услышала обрывки их фраз:

— Бедный Аластор… Потерять жену и почти лишиться дочери — такого и врагу не пожелаешь, — послышался шепот женщины в очках.

— … говорят, Пожиратели приходили только за Алтеей, но та была с дочерью в тот день…- голос женщины в желтом был тише и глуше, и я не всегда могла разобрать, что она говорит.

— Девочка еще не очнулась? Чудо, что она выжила. — Еле слышный вздох. — Когда мы нашли ее, у всех волосы дыбом встали. Ребенок был весь в крови... не двигался совершенно. Не рискнули трансгрессировать...

— …странное проклятие, даже Сметвик не знает. Возможно наложение нескольких, мы пока сошлись на этом.

А теперь волосы на макушке зашевелились у меня.

Пожиратели? Проклятие? Трансгрессировать?..

Эти слова я знала совершенно точно, и даже помнила, где я могла их узнать.

Гарри Поттер.

Гарри, мать его, Поттер.

Произведение Джоан Роулинг, которым я зачитывалась в детстве, спрятавшись у себя в комнате. Эти книги были моей отдушиной, моим лучиком света в те времена, когда казалось, что мир рушится. Когда из-за тонкой стенки слышался отборный мат, когда я вздрагивала, услышав очередные пронзительные крики, я старалась сильнее сосредоточиться на тексте, на приключениях Мальчика-Который-Выжил, мальчика, который ничего не боялся. Вчитываясь в эту волшебную историю о мире, в котором существует магия, я мечтала однажды оказаться в таком, мечтала получить конверт в одиннадцать лет, мечтала уехать в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс, самое безопасное место во всей Британии. И никогда -

никогда, ни при каких обстоятельствах и условиях! — больше не слышать этих душераздирающих криков, из-за которых все тело сжималось, а грудь стискивало раскалённым металлическим обручем.

Я воображала себя волшебницей, которая может всё: которой не страшны никакие монстры. Которая взмахом своей палочки могла усмирить даже дементора. Которая могла оседлать фестрала, гиппогрифа, дракона... Которая могла все. Я мечтала об этом, зажмурившись до ярких цветных кругов перед глазами. Но чуда не происходило, хотя я отчаянно ждала совы с письмом, усевшись на узкий подоконник и глядя на ночное лондонское небо.

Я повзрослела. За это время мать развелась с отцом и скончалась спустя два года, я закончила сначала школу, затем университет...

Я моргнула.

А вот что было дальше, я не помнила. Как бы не пыталась напрячь свою память, ничего не выходило. Я четко помнила свой последний день учебы, но то, что происходило дальше — нет.

«Так, ладно, — в панике подумала я. — Возможно, эта амнезия связана с теми слуховыми галлюцинациями, которые я сейчас испытываю? И с тем жутким кошмаром, который мне приснился сегодня?»

Я попыталась встать с кровати, однако мое тело ощущало жуткую усталость и двигалось неохотно. Я сделала попытку облокотиться, чтобы приподняться и осмотреться, однако не смогла в полной мере воплотить эту попытку в жизнь — но того, что я увидела, мне хватило с лихвой.

«Так, значит не только слуховые, но еще и зрительные галлюцинации», — подумалось мне. Вывод был неутешителен.

Увиденная картина была, ни много ни мало, шокирующей. У меня были руки годовалого ребенка. У меня были ноги годовалого ребенка. И, я подозревала, что у меня было туловище и голова годовалого ребенка.

Что, твою мать, со мной?

* * *

В третий раз я открыла глаза на закате — огненно-красные лучи заходящего солнца освещали комнату совершенно иначе, чем днем.

На этот раз в комнате не было никого, кроме одного единственного посетителя. Уставший мужчина сидел на стуле неподалеку. К спинке моей кровати были прислонены костыли.

Его сгорбленная спина вздрагивала, а голова была опущена. Русые пряди его волос полностью скрывали его глаза, виски были полностью поседевшими.

Я попыталась пошевелить своей рукой, и — о чудо! — мне это удалось. И хотя эта ужасная усталость так никуда и не делась, я была рада и такому результату. Отвратительное чувство беспомощности, целиком захлестнувшее меня недавно, ослабило свои путы и дало возможность вздохнуть чуть свободнее.

Мужчина мгновенно выпрямил спину, очевидно заметив мои слабые попытки, и взволнованно посмотрел на меня.

— Агнес... родная, — его слова, обращенные ко мне, имели странный эффект. Все мое маленькое тело словно откликнулось на ту нежность, с которой он говорил со мной. — Солнце мое...

Он протянул руки, в попытке приобнять и взять меня на руки, но в последний момент передумал, не рискнув и побоявшись причинить мне вред. Лишь пересел на мою кровать и легонько прижался своим лбом ко мне.

— Прости, прости, прости меня... — продолжал шептать он, мешая слова о прощении и ласковые прозвища. — Прости… Не успел... — Своей левой ручкой я чувствовала, как намокли рукава моей кофты. Как шевелились губы, молящие о прощении. Как он дрожал.

Я чувствовала его щемящую тоску, не могла не чувствовать. Я сочувствовала ему, я горевала вместе с ним.

И хотя этот мужчина был мне незнаком, ощущение уверенности и безопасности рядом с ним не покидало меня.

Так мы и лежали некоторое время, пока дверь в палату — а это была именно палата — не открылась, и не вошла уже знакомая мне светловолосая женщина.

— Мистер Грюм, — начала она, неловко отведя взгляд в сторону. — Подошел профессор Дамблдор, он искал вас.

Когда Грюм покинул палату, перед этим пару раз выполнив своей палочкой непонятные узоры и что-то тихо сказав женщине, она увидела меня, потешно всплеснула руками и убежала звать кого-то мистера Сметвика.

Этот мужчина... Выходит, если этот мужчина был Аластор Грюм, то мое тело принадлежит его дочери?

Одновременно с этим паззлы из событий, хаотично перемешанных в моей голове, начали складываться в единую историю.

Жену Аластора Грюма, а также его годовалую дочь, похитили Пожиратели Смерти, преследуя свои определенные цели. При попытке спасти семью, Грюм получил многочисленные ранения, его жена погибла, а вот дочь — нет. Вернее, не совсем. Девочка погибла, а ее место заняла я — человек из другого мира, из другой Вселенной, где «Гарри Поттер» всего лишь серия популярных книг.

Такова моя теория. И я буду придерживаться ее. Ведь даже если это все мои галлюцинации, то я предпочту думать о том, что я действительно перенеслась в другой мир, чем о том, что возможно где-то на окраинах города в одной из множества психиатрических больниц Лондона в смирительной рубашке лежу я и пускаю слюни, уставившись в одну точку.

Так что теперь я, стало быть, дочь самого чокнутого мракоборца (в перспективе — еще и параноика) во всей Магической Британии. И нахожусь в мире, где существует Гарри Поттер и профессор Дамблдор, а Тот-Кого-Нельзя-Называть с переменным успехом пытается обрести бессмертие.

Детская мечта, о которой я грезила тогда, давно, в своей прошлой жизни, обратилась явью. Однако эта сказка оказалась гораздо страшнее, чем мне думалось в детстве. И, судя по всему, мне придется как-то здесь выживать.

Прекрасно.

* * *

Быть Агнес Грюм оказалось совсем несложно — всего лишь нужно лежать, улыбаться и время от времени угукать. Однако со временем до меня начали доходить шепотки целительниц о том, что моё поведение довольно подозрительно, а я сама не сильно похожа на обычного ребенка — уж слишком спокойная. Так что первая проблема пришла оттуда, откуда ее не ждали. Выяснилось, что я совершенно не знаю, как должны вести себя годовалые дети.

Во сколько они начинают говорить? Понятия не имею.

Они только ползают, или уже умеют ходить? Не-зна-ю.

Как часто закатывают истерики? Или истерики начинаются позже?

Так уж получилось, что в своей прошлой жизни — в том ее отрезке, который я не забыла — у меня не было абсолютно никакого опыта общения с такими маленькими детьми.

Единственное, что я помню, так это двух мальчишек восьми-девяти лет, что постоянно путались под ногами, когда я съехала в съемную комнату в спальном районе Лондона. Каждый раз, когда я видела их на улице, они либо лупили друг друга в попытке выяснить, кто же из них будет водить в прятках, либо играли, прячась везде, где можно.

Вдохновляться же своими детскими годами, большинство из которых я уже почти забыла, а остальную часть провела в своей комнате в одиночестве, перебирая игрушки и книжки, не было никакого желания.

В результате мозгового штурма было решено — мне просто необходимо найти ребенка моего возраста и повторять за ним! В принципе, задача выглядела посильной, потому как я до сих пор находилась в больнице Святого Мунго.

Однако для этого, мне нужно было научиться ходить, ибо как оказалось, мое тело было настолько слабым, что уставало от любой физической нагрузки. И это было второй проблемой, что меня беспокоила.

Прошло четыре месяца с того момента, как я оказалась в Мунго, однако целители не спешили возвращать меня Грюму, аргументируя это тем, что до сих пор не было выяснено, чем же меня прокляли. И я была с ними согласна — мне все-таки хотелось быть здоровым ребенком.

Подслушивая разговоры приставленных ко мне целительниц — в этом плане Элис, та самая пухлая блондинка, была настоящим кладом и находкой для шпиона — я выяснила, что Агнес Грюм появилась на свет раньше срока и изначально не могла похвастаться хорошим здоровьем. Ребенком по тем временам она считалась поздним, но очень желанным — она родилась лишь спустя десять лет брака. Алтея и Аластор сыграли свадьбу через пару лет после того, как Тея закончила свое обучение в Хогвартсе.

Элис также рассказывала, что моя мать тоже работала целительницей здесь, в Мунго, на втором этаже, в отделении ранений от живых существ — лечила пациентов от укусов, ожогов и прочих напастей, причиненных различными магическими животными. Так что Тею и меня здесь знали довольно хорошо.

После моего рождения весной прошлого года, Аластор настоял на том, чтобы жена не ходила в больницу, полностью сосредоточившись на заботе о новорожденном ребенке. И хотя Алтея была с ним полностью согласна, это не отменяло ее грусти по невозможности помочь тем, кто нуждался в ее помощи.

Лишь спустя год, когда состояние ребенка выровнялось, и девочку можно было считать условно здоровой, он согласился на компромисс — примерно раз в неделю Алтея приходила в Мунго и помогала целителям, не справляющимся нагрузкой, которую диктовало военное время.

И хотя подобное положение вещей относительно моего здоровья меня бесило, другого слова и не подберешь: недоношенный ребенок, слабое здоровье, неизвестного происхождения проклятие — я решила, что пора начать учиться ходить.

Свои эксперименты я решила начать проводить в одиночестве — присутствие Грюма меня смущало — я вообще пока что слабо соотносила книжный образ параноика-мракоборца и мужчины, который называл себя моим отцом, уж настолько огромной была эта разница между ними.

Само собой первые мои попытки были неудачными, пару раз я больно шлепалась на пол, и, кажется, отбила себе пятую точку и коленки. Но я не сильно переживала — судя по тому, что у меня все-таки получилось устоять на ногах больше пяти секунд — потенциал был, и оставалось только тренироваться.

Неловко получилось тогда, когда Грюм заметил мои боевые отметины — те самые синяки, полученные в неравной битве с гравитацией. Влетело всем, но больше всего целительницам. Пришлось заступаться.

Я тихонько подергала рукава мантии мужчины, что стоял рядом с кроватью и распекал двух женщин — Элис и Мэри, и помотала своей головой из стороны в сторону, когда он обратил на меня свое внимание.

— Плюх! — произнесла я, вставая на четвереньки, и падая на кровать. — Плюх!

— Вы что, умудрились уронить ее?! — буквально прошипел он, вперив взгляд своих глаз в целительниц. Кажется, бедная Мэри начала немного дрожать.

Я снова потянула за рукав, возвращая его внимание себе.

— Плюх! — произнесла я, слезая в этот раз с кровати и касаясь пятками пола. Убрала руки от мантии и кровати и сосредоточенно пыталась держать равновесие, но все-таки неловко завалилась вперед и выставила руки в попытке смягчить столкновение. Сильные руки подхватили меня и устроили в своих объятиях.

— Ты пыталась ходить, Агнес? — спросил он, улыбаясь. Я с готовностью закивала, радуясь, что он довольно быстро все понял.

С тех пор мои тренировки стали проводиться под чутким руководством Аластора Грюма.

В самом начале своего пути здесь, в мире «Гарри Поттера», я думала, что жизнь с таким отцом как он, будет похожа на жизнь в армии — я ожидала ежовых рукавиц, железной дисциплины и минимума эмоций. Однако все оказалось ровно наоборот.

В первое время я была так растеряна, что даже забывала хоть как-то реагировать, цепенела безмолвной статуей, когда Аластор брал меня на руки, целовал в макушку или мягко и тихо разговаривал, баюкая.

И дело было даже не в том, что я не ожидала такого от него, а скорее в том, что я даже не знала, что так бывает — что родители не стесняются проявлять свои эмоции по отношению к ребенку, что любить свое дитя это нормально. Что слышать о том, что тобой дорожат и тебя любят просто за то, что ты есть, что пришел в этот мир, настолько приятно, что кажется, что внутри тебя с каждым разом все ярче и больше загорается маленькое солнце, а свет его мягко согревает даже тогда, когда родителя рядом нет. Что то чувство комфорта, уюта и безопасности будет сопровождать тебя всегда, когда твой взрослый рядом с тобой.

Это был новый обескураживающий опыт, несомненно, приятный, и я начала замечать, что довольно быстро расслабляюсь на его руках, что все чаще и чаще в своих мыслях зову Аластора Грюма не по имени, а просто и коротко — «отец».

* * *

В тот день я была жутко горда собой — я смогла пройти от кровати и обратно, даже ни разу не споткнувшись и не упав. Мне все еще было трудно, и приходилось довольно долго отдыхать после каждого своего марафона, но та раздражающая слабость в ногах и руках начала понемногу проходить. Хотелось бы надеяться, что скоро я смогу покинуть осточертевшую палату, хотя бы даже на пару минут.

Кто ж знал, что именно сегодня выпадет такая возможность.

Была поздняя осень. За окном своей палаты я могла видеть лишь золотые макушки деревьев, понемногу теряющих свои листья да пасмурное лондонское небо, увешанное низкими тучами.

С раннего утра я слышала странное оживление, царившее за дверьми моей палаты, а когда вошла светившаяся от радости Элис, я прямо-таки ощутила волну безудержного воодушевления и восторга, исходившие от нее.

— Ох, малышка Агнес! Сегодня великий день! — ворковала она, мягко водя палочкой над моим телом — обычный утренний ритуал, состоящий из диагностических заклинаний.

Я заинтересованно вытянула шею и уставилась на нее, повторив окончание ее фразы:

— День?

— Да! Да, сегодня день, когда... — она выдержала небольшую паузу, словно пытаясь взять больше воздуха в свои легкие, — ...Сами-Знаете-Кто исчез!

Я еле удержала свою руку от того, чтобы смачно не хлопнуть ею по своему лбу.

Точно!

Как я могла забыть?

В своих попытках разобраться с тем, что я оказалась в другом мире, я совершенно забыла, что время за стенами моей палаты не остановилось, даря мне время привыкнуть к новой реальности, а шло своим ходом.

А это значит, что Лили и Джеймс Поттеры погибли сегодня ночью, и их сын Гарри стал не только знаменитостью, но и последним крестражем Волан-де-Морта.

Когда пришел отец, то я впервые за пять месяцев увидела его настолько взволнованным. Он подошел к моей кровати, поднял меня на руки, клюнул в макушку и спросил, хочу ли я прогуляться.

Ну, справедливости ради, вопрос был чисто риторическим.

Пятый этаж, на котором мы сейчас находились, принадлежал отделу по недугам от заклятий, и здесь находились те пациенты, что пострадали от порч, проклятий, неправильно наложенных чар и тому подобное.

Сейчас этаж был полон — большинство пациентов покинули свои палаты и переговаривались между собой, периодически смеясь, похлопывая друг друга по плечам. Какой-то пожилой волшебник подкинул свой котелок под потолок с криком «Сами-Знаете-Кто исчез! Его больше нет!» и его клич подхватили остальные. Между палат ходили целители в желтых мантиях, но они не делали никаких замечаний, а лишь улыбались, радуясь вместе со всеми. И хотя я почти не застала времена Темного Лорда, я праздновала вместе с ними, мое сердечко радостно билось, и я пребывала в восторге, глядя на эту пеструю гудящую толпу.

Алиса и Фрэнк Долгопупсы появились в Мунго спустя неделю после исчезновения Волан-де-Морта. Для них выделили совместную палату через две двери от моей. Первые дни можно было даже услышать крики, доносившиеся оттуда, однако сейчас там царила тишина. Эту информацию, как обычно, я узнала от Элис.

После окончания войны отец еще несколько раз прогуливался со мной по коридорам — мне было интересно все, я вертела головой как заправский вентилятор, вытягивая голову, когда натыкалась взглядом на особо интересных пациентов и их посетителей.

Пару раз я видела леди Августу Долгопупс — бабушку Невилла. И оба раза она с кем-то ругалась, выстраивая довольно интересные словесные конструкции в попытке то ли оскорбить оппонента, то ли достучаться до него. Я бы, пожалуй, даже записала их к себе в дневничок, если бы он у меня был, и я умела писать.

До падения Темного Лорда большую часть времени Аластор проводил в моей палате, лишь изредка отлучаясь по особо важным поручениям Ордена. Однако после окончания войны он пустился во все тяжкие — выслеживал оставшихся на свободе Пожирателей Смерти, допрашивал их, участвовал в заседаниях Визенгамота и всячески способствовал тому, чтобы как можно больше сторонников Темного Лорда оказалось в Азкабане.

Однако в одиночестве я была недолго — в декабре начала регулярно навещать меня Молли Уизли, которую я видела лишь в июле, глубоко беременную и оплакивавшую свою хорошую подругу и братьев. Она всегда приходила вместе с Роном и Джинни, и, если честно, я не знала — радоваться этому или нет.

С ними было интересно, ведь я воочию могла наблюдать за тем, как в итоге ведут себя маленькие дети. Например, Рон уверенно стоял на ногах, носился по палате и по коридорам Мунго, сшибая всех подряд подобно бладжеру. Говорил он громко и, в принципе, уже мог говорить фразами. «Мама, ты обещала мне игрушку как у Фреда», «Мама, я хочу кушать» и тому подобное. На его фоне я казалась безбожно отстающим в своем развитии ребенком, поэтому активно начала перенимать манеру речи Рона. Сказать, что взрослые обрадовались моей внезапной говорливости — значит не сказать ничего. В результате моих успехов на поприще освоения навыка светских бесед Молли Уизли и стала моим постоянным посетителем.

Обратная же сторона этих визитов заключалась в Джинни — ей категорически не нравилось находиться в Мунго. И типичное посещение выглядело так: Молли сидела и укачивала дочку, успокаивая ее, пока та не уснет, а мы с Роном сидели и играли во всякие примитивные детские игры — к примеру, мы могли часами катать по полу совершенно обычный мяч, перекатывая его от Рона ко мне и наоборот.

Молли Уизли не могла приходить ко мне часто — обычно она навещала меня по выходным, когда у Артура был выходной, и тот сидел с Биллом, Чарли, Перси и близнецами.

Однако в каждый свой визит она обязательно рассказывала мне что-нибудь о маме.

Алтея Грюм, в девичестве Уилсон, была магглорожденной. Шляпа распределила ее в Пуффендуй, и Молли была согласна — та буквально воплощала собой все те качества, которые так ценились на этом факультете. Она была трудолюбива, терпелива и невероятно оптимистична.

Тея и Молли учились на одном курсе и подружились не сразу — моя мать слегка побаивалась темпераментную гриффиндорку. К тому же та была единственной сестрой близнецов Прюэттов — этот факт тоже никакого доверия не прибавлял, скорее наоборот, заставлял задуматься. Сдружились они довольно интересным способом — обе девушки ходили на уроки по Уходу за магическими существами, и на одном из занятий вредные пикси здорово измочалили рыжие волосы Молли, оставляя приличного размера проплешины. Сердобольная Тея не смогла спокойно смотреть на рыдающую белугой Молли, которая вернулась из лазарета, где ей только обработали раны и отправили восвояси, принесла из библиотеки маленький томик по косметическим зельям, и они вместе принялись варить нужное зелье. Так и подружились.

Уже через Молли и ее братьев Тея познакомилась с Аластором, который был старше ее на курс и дружил с Фабианом и Гидеоном.

Также Молли упомянула, что Алтея была подружкой невесты на ее с Артуром свадьбе. Про свою свадьбу она рассказывала довольно эмоционально, часто упоминая о том, что ее родители были не в восторге от кандидатуры Артура Уизли, и только братья поддерживали ее решение создать с ним семью.

Каждый раз, когда в ее рассказе упоминались братья, если внимательно приглядываться к ее лицу, можно было заметить непролитые слезинки. Было видно, Молли Уизли пока что не смогла полностью их отпустить и продолжала горевать по Гидеону и Фабиану, своим любимым старшим братьям.

И все равно, даже несмотря на частые визиты Молли Уизли у меня оставалась целая прорва времени, которую я тратила на размышления.

Размышления эти касались, главным образом, того, как мне дальше существовать в этом мире: менять ли оригинальную историю или нет?

У каждого выбора были свои достоинства и недостатки: например, выбери я не менять историю, то будет означать, что рано или поздно Волан-де-Морт проиграет, а все его крестражи будут уничтожены. Однако при этом придется пожертвовать многими людьми — Альбус Дамблдор, Северус Снейп, Сириус Блэк... Аластор Грюм. Я знаю, что не смогу равнодушно наблюдать за тем, как эти люди будут идти навстречу своей смерти.

Второй вариант будет означать запредельно высокий процент неопределенности — возможно, в первые лет десять-одиннадцать это будет заметно не сильно, но затем все изменения снежной лавиной снесут все то, что я знаю о будущем исходя из книг. Я не могу так рисковать.

Все свое свободное время я думала и размышляла, прикидывала варианты и искала решения, но так и не пришла к какому-то одному выводу.

Также я не исключала и версию того, что маленькая Агнес Грюм уже изменила историю — когда выжила. Что одно мое существование уже так сильно перевернуло эту реальность с ног на голову, что уже нет никакого смысла в моих душевных терзаниях и муках выбора.

Чем дольше я думала об этом, тем больше болела моя голова.

Из Мунго меня выписали под конец зимы.

В тот вечер ко мне в Палату пришел целитель Сметвик. Мы как раз сидели с Аластором и рисовали. Точнее, он принес обычные краски, я окунала свои пальчики в разные цвета, которые мне нравились, и творила искусство. На выходе получилась какая-то сумбурная мазня из всех цветов радуги, но нам было весело, так что я была довольна.

— Добрый вечер, Аластор, — начал целитель. Затем он повернулся ко мне и улыбнулся: — Добрый вечер, маленькая леди. — И протянул возникший из воздуха цветок фиалки нереалистично розового цвета.

Надо ли упоминать, что Сметвик был моим любимым целителем в Мунго?

Успешно отвлекши мое внимание, он повернулся к Аластору и заговорил:

— Я посоветовался с коллегами, и в связи с той информацией, которую получили от вас, мистер Грюм, мы пришли к выводу, что имело место обычное заклинание обездвиживания, и в норме оно абсолютно безопасно и не имеет никаких негативных последствий. Слабость и почти полное отсутствие мышечного тонуса возникли в связи с юным возрастом пациентки и длительным воздействием заклятия. Совершенно нетипичное поведение, но если Агнес действительно не подвергалась никаким заклинаниям кроме этого... полагаю, мистер Грюм, у вашей дочери непереносимость определенного вида заклятий, других гипотез у нас нет.

Сметвик немного промолчал, словно оценивая реакцию на сказанное, затем продолжил:

— Я и мои коллеги считаем, что пребывание мисс Грюм в больнице Святого Мунго теперь излишне. Я смею предположить, что Агнес ничего не угрожает, и мы можем ограничиться обычными диагностическими осмотрами, скажем, дважды в месяц. — Он взглянул на меня, затем на Аластора и спросил:- Что вы думаете по этому поводу?

— Я согласен с вами, целитель Сметвик. — Произнес Аластор, легонько растрепав мои волосы на макушке. — Есть ли еще какие-либо рекомендации относительно Агнес, которые нам необходимо соблюдать?

Сметвик кивнул, одобряя вопрос, и пустился в монотонное перечисление различных многочисленных советов, предназначенных, по всей видимости, знатно попортить мне жизнь, а не укрепить здоровье.

Но я уже их не слушала. Я целиком и полностью витала в облаках, представляя, что я наконец-то выйду из уже осточертевшей до самых печенок больницы и увижу свой собственный дом.

Аластор довольно быстро собрал все мои вещи — их, к слову, было совсем немного: несколько наборов одежды, маленькая расческа и игрушки. Попрощавшись с персоналом больницы — Элис даже всплакнула, обнимая меня напоследок — мы вышли на улицу. Я радостно щурила глаза, уютно устроившись на отцовских руках, и пребывала на седьмом небе от счастья. Солнце нежно грело мое лицо, прохладный ветер мягко щипал и румянил щечки, а я наконец-то вздохнула полной грудью февральский воздух.

---

Примечания:

С наступающим Новым Годом!

* * *

— С возвращением, маленькая мисс Грюм! — пропищало небольшого роста существо с огромными ушами, напоминающими крылья летучих мышей. — Старая Хук очень рада снова видеть вас!

Огромные глаза домового эльфа уставились прямо на меня. Маленькое тельце немного дрожало, а белая наволочка покачивалась из-за сквозняка. У меня она вызвала приятные ассоциации с миленьким домашним зверьком, и хотелось немедленно ее затискать.

Дом, в котором жили Грюмы, был небольшим — он был одноэтажным, но с большим садом, сейчас, однако, пустующим.

Небольшой холл сразу переходил в гостиную, оформленную в светлых оттенках. Дверь слева вела в большую кухню-столовую и хозяйственное помещение, а справа — в спальные комнаты и рабочий кабинет Аластора.

Я засеменила за эльфом вглубь дома.

Дом был самым обычным, однако единственным, что сильно выделялось из общего интерьера, был камин — он был полностью заколочен. Я не стала ничего спрашивать — догадалась, что это было мерой предосторожности от нежданных гостей во время войны. Во времена, когда нельзя была доверять никому — даже Министерству Магии.

Я убежала исследовать свою комнату — она была оформлена в розово-белых тонах, и в принципе, была неплохой — в углу стояла заправленная детская кровать, был стеллаж для игрушек и маленький столик со стульчиком. На стене висели колдографии в рамке: я, новорожденная, на руках у Алтеи; только я, лежащая на спине и сосредоточенно глядящая куда-то за камеру; и семейная фотография, на которой Алтея, Аластор и я чинно сидели на диване в гостиной и улыбались.

Я начала потихоньку обживаться в доме. Аластор все так же продолжал свою работу по отлавливанию оставшихся на свободе Пожирателей Смерти и сторонников Темного Лорда, и их количество продолжало стремительно уменьшаться. Однако некоторым из них всё же удавалось избежать правосудия.

Как-то раз в «Ежедневном Пророке» — Аластор выписывал газету, и каждое утро к нам в дом прилетала сова с очередным выпуском новостей и сплетен Магической Великобритании — я прочла, что на этой неделе прошло заседание Визенгамота, где шло слушание касательно Игоря Каркарова, заложившего Августа Руквуда и получившего оправдательный приговор.

Одним словом, работы для мракоборцев было много.

Грюм часто отсутствовал и, таким образом, Хук стала моей нянькой. Я надеялась, что мы быстро подружимся — домовушка выглядела безобидной и дружелюбной.

О, как же я ошибалась... Хук была генералом в юбке, иначе и не скажешь.

Завтрак ровно по расписанию и не минутой позже.

И нет, сладости нельзя — согласно рекомендациям целителей мисс Грюм следует есть много овощей и каши, а про конфеты там нет ни слова.

Нет, на улицу маленькая хозяйка может выходить только в сопровождении хозяина.

Нет, в ту комнату тоже нельзя — там кабинет мистера Грюма, и мисс Грюм туда не положено заходить.

Отбой тоже согласно расписанию, иначе велик риск получить укоризненный взгляд и строгий выговор.

Однако Хук была полезной — она была старой и знала Аластора с самого его рождения, с самых его пеленок. Как-то раз она обмолвилась о том, что я в разы покладистее своего отца в мои годы. А я, почти ничего не знавшая об Аласторе Грюме из оригинальной истории, с замиранием сердца спросила: «Каким же он был, мой отец?»

— Знатным шалопаем он был, — ворча, начала рассказывать Хук. — Очень активным и подвижным ребенком. Ох, и сурово его воспитывал его отец, ваш дедушка, маленькая мисс Грюм. И палки прописывал, и от матери отлучал — да все без толку. Только под угрозой отказа зачисления в Хогвартс ваш отец начал проявлять уважение и слушаться старших. Но и в школе продолжил ребячиться и дурить, но на это хозяин Александр, дед ваш, уже закрывал глаза. Говорил, что, пока старших чтит и законы наши помнит, волен делать, что угодно. Старая Хук все знает и все помнит.

— Законы? — удивилась тогда я.

— Сохранять человеческое достоинство, — начала перечислять Хук, загибая свои миниатюрные пальчики, — быть достойным чудес, хранить чистоту души, уважать свободу и защищать жизнь. Законы, что у Грюмов из поколения в поколения переходят. Пять законов, как пять пальцев на руке, — она показала на свою ладошку, — не перепутаешь.

— Из поколения в поколения?

— Грюмы — уважаемый род, каждое поколение которого посвящало свою жизнь спасению других. Александр Грюм, ваш дедушка, был мракоборцем, его отец и ваш прадед — тоже. И хозяин Аластор по его стопам пошел. А поколений Грюмы много насчитывают, но я застала только вашего деда и отца, маленькая мисс Грюм.

— И что, все мракоборцами были?

— Ваша мать целителем была. А бабушка — мракоборцем. Очень сильные и мудрые женщины были. И маленькая мисс Грюм такой же будет — сильной и мудрой, нужно только подрасти.

После того разговора я надолго задумалась.

* * *

Спустя неделю нас навестила миссис Уизли и позвала на день рождения Рона — тому должно было исполниться два года.

Когда она ушла, я спросила у Аластора — что же мы будем дарить Рону? Мне действительно было интересно, что здесь, у магов, принято дарить: что-нибудь волшебное? Или может полезное? Безделушку или наоборот?

Но он не ответил. Было видно, что он не горел желанием посещать Нору. Я не знала, в чем было дело — в чувстве ли вины за смерть Фабиана и Гидеона, или в чем-то другом.

Однако я не была намерена прозябать все свое свободное время в компании с Хук. Мне было интересно познакомиться с Уизли!

— Папа, мы же пойдем в гости? У Рона день рождения!

— Агнес, — со вздохом начал он, — понимаешь, я не думаю, что мы сможем...

Я не дослушала — мне не было интересно слушать наспех придуманные оправдания.

— Папа! Я хочу пойти! — однако мои крики не возымели никакого действия.

Кажется... кажется, пришло время подключать тяжелую артиллерию. Мой рот обиженно скривился, глаза медленно опустились в пол, а нос стал шмыгать.

Грюм обеспокоено огляделся по сторонам, словно в поиске того, кто мог обидеть его драгоценную дочь. Однако так и не найдя потенциальных обидчиков, он снова обратил свой взгляд на меня.

Шмыганье носом уже переросло во вполне отчетливые всхлипы.

Я буквально кожей ощущала растерянность отца — что делать, когда твой обычно спокойный и рассудительный ребенок начал впадать в истерику? Что делать, если причина слез твоего ребенка — это ты сам?

Мне же действительно было его жаль, но себя было жальче сильнее.

Тихие всхлипы медленно начали набирать громкость, и вот уже спустя пару секунд гостиную поглотило оглушительное рыдание:

— А-а-а! — пока что никакой реакции, у него, очевидно, ступор.

— Аааа!! — я решила поднажать, увеличив громкость. Отстраненно заметила, что у этого тела вполне себе хороший вокальный потенциал. Потихоньку крик начал переходить в визг, и вот здесь Аластор сломался.

— Хорошо-хорошо! Агнес, хорошо, мы пойдем!

Потихоньку начала сбавлять обороты, возвращаясь к тихим всхлипываниям:

— П-правда? — я решила на всякий случай уточнить, кидая взгляд зареванных детских глаз на своего родителя. На самом деле закатывать истерику — это большой труд, я даже вспотела немного. И, судя по исполненному мной репертуару, будет немного саднить горло.

Но способ действительно рабочий.

На закатившую глаза Хук я решила не обращать внимания. Да, я помню про пять правил семьи Грюм — и про человеческое достоинство и все остальное, но мне всего два года! Имею полное моральное право сделать вид, что ничего не поняла.

А подарок Рону мы все-таки купили — большую красочную книгу по квиддичу, на страницах которой словно ожили все рисунки.

Спустя два дня мы уже стояли напротив двери в жилище семейства Уизли. Я привычно устроилась у Аластора на руках, в нетерпении болтая ногами и вытягивая шею вперед.

Дверь нам открыл Артур Уизли — высокий и худой мужчина с ярко рыжими волосами, невзрачными очками и усами, которым позавидовал бы любой гусар. Он обрадованно улыбнулся, протягивая руку для рукопожатия:

— Здравствуй, Аластор! Рад видеть тебя и малышку Агнес у нас в Норе!

Грюм опустил меня на землю и ответил на рукопожатие, а я тем временем завертелась и начала разглядывать внутреннее убранство дома.

А посмотреть было на что: мебель во всем доме была настолько разномастная, что, казалось, в нем не найти ни одного повторяющегося интерьерного элемента. Все стулья были разными — высокие, низкие, со спинкой и без, бирюзового, красного и желтого цветов или просто деревянные. Занавески, ковры, шкафы, тумбы, стол — все было настолько разнообразным, что глаза разбегались. Светильники и лампы тоже отличались друг от друга, словно были прямиком из разных эпох. Но при этом в самом доме чувствовался уют, было видно, что у каждой вещи свое место, что дом обставляли с трепетом и любовью.

Из кухни доносились аппетитные запахи свежеприготовленной еды: я учуяла пирог с почками и, кажется, запечённую картошку. Желудок радостно заурчал — предчувствовал сытный обед.

— О, Артур, решил обзавестись усами? — хохотнул Грюм и прошел в гостиную, чуть прихрамывая. — Выглядит довольно внушительно.

И за-за угла коридора выглянула Молли и, приветственно улыбнувшись им обоим, обратилась к Грюму:

— Аластор, скажи хоть ты ему! Эти усы совершенно ему не идут, но Артуру так понравилась эта маггловская мода на усы, что он решил к ней присоединиться! — возмутилась Молли, видимо продолжая давний спор с мужем.

Из-за подола платья выглянул Рон и, явно оживившись при виде знакомых лиц, подбежал к нам.

Я решила сразу отдать подарок и протянула небольшой сверток, вручая ему прямо в руки:

— Привет, Рон! Это тебе!

— Привет! — он молниеносно схватил подарок и принялся разворачивать его прямо в коридоре, выбрасывая остатки обертки прямо на пол. Глядя на это, Молли переключилась с мужа на Рона, и принялась отчитывать его, что подарки следует разворачивать не в коридоре и не сейчас. Спустя пару секунд из гостиной донесся обиженный крик Джинни, про которую все забыли, и Рон, смекнув ситуацию, схватил меня за руку и помчался вверх по лестнице. Совершенно очевидно, чтобы распаковать подарок подальше от матери.

В общем, в Норе было весело.

Я познакомилась абсолютно со всеми Уизли. Билла и Чарли я нашла в их спальне, где они сидели и возбужденно обсуждали факультеты — Билл получил письмо из Хогвартса лишь пару месяцев назад и до сих пор пребывал во взволнованном состоянии.

Чуть позже, уже после празднования, я заметила, как он разговаривал с Грюмом и, когда отец начал расспрашивать про Хогвартс, мальчишка с убийственной серьезностью обещал тому, что станет не только старостой факультета, но и старостой школы. Аластор лишь со смешком спросил:

— Не хочешь в мракоборцы к нам пойти? Нам бы пригодились такие смышленые ребята.

— Пока не знаю... — смущенно отвечал Билл.

Чарли же ходил хвостиком за своим старшим братом и старался брать во всем пример с него. Единственное, что его отличало — он периодически сбегал на чердак. Как я потом выяснила — для того, чтобы подкормить упыря и немного с ним поболтать. Чарли говорил, что упырю жутко скучно сидеть в полном одиночестве, а остальные Уизли — в том числе и Билл — не горели желанием навещать его. В остальном, Билл и Чарли всегда ходили вместе, прямо как Фред и Джордж.

Кстати о близнецах — через месяц им должно исполниться четыре года, но даже сейчас они одно сплошное ходячее бедствие. Одна из любимых их забав — носиться по Норе, воображая себя ловцом и снитчем, или бладжером, я так и не поняла. Вот и сейчас, пока они наводили беспорядок, играя в догонялки, миссис Уизли не выдержала, прикрикнула на них и отправила их на улицу, чтобы дословно "сводить с ума садовых гномов, а не нас".

Чуть ли не единственным островком спокойствия в Норе оставался Перси, который закрылся в комнате, обложился книгами и делал вид, что читал. Когда я подошла и с интересом спросила, о чем он читает — неужели он уже умеет? — он с умным видом ткнул в ближайшую книгу и принялся читать, сопровождая каждую прочитанную строчку пальчиком. И я чуть не померла со смеху, когда поняла, что прочитанное не соответствовало написанному — Перси самозабвенно сочинял чепуху и скармливал ее мелкой девчушке — какая разница, она же все равно не умеет читать!

Я даже познакомилась с дедушкой Рона — Септимусом Уизли! Им оказался очень активный мужчина, такой же высокий, как и все Уизли, и такой же смешливый. Именно он подарил Рону набор детских игрушечных шахмат. А на замечание миссис Уизли о том, что Рон для них слишком мал, ответил:

— Дорогая Молли! Ты просто не видела, в каком состоянии мои собственные шахматы, — сокрушался он. — Рональд постоянно достаёт их из коробки и совершенно бесстыдно слюнявит! Они его боятся! И отказываются выходить из коробки... Я дарю этот подарок не ради него, а ради себя, ха-ха!

В целом, я примерно начала понимать, почему Гарри Поттер так любил Нору и ее обитателей. Семейство Уизли было совершенно очаровательно в своей непосредственности и непринужденности.

С тех пор я стала частым гостем в доме Уизли. Аластор смирился, я думаю. По сравнению с Норой наш дом казался жутко пустым и тихим.

Я довольно часто навещала их, когда была маленькой — лет так до пяти. Когда мне минул шестой год, миссис Уизли впервые разрешила Рону погостить у нас — под зорким надзором нашей домовушки Хук, естественно. Потихоньку, к нам начали подтягиваться близнецы — новый дом, новое место, новые возможности для шалостей! Естественно, Джинни, которой с Перси было невыносимо скучно, тоже начала проситься к нам. Но ей впервые разрешили погостить, только когда той исполнилось восемь, а близнецы уехали в Хогвартс. Так мы и жили — на два дома.

Естественно, такое активное перемещение между домами было невозможно без использования волшебного камина — для метел расстояние было слишком большим, а трансгрессировать мы не умели. Аластору пришлось-таки расколотить камин — но только на второй год после падения Волан-де-Морта, после того, как он был уверен, что все, кто может причинить вред и представлять опасность находятся в Азкабане, что та сама ночь больше никогда не повторится.

Аластор очень редко навещал семейство Уизли — гораздо чаще он переговаривал с ними по камину, или ему вполне хватало общения с мистером Уизли в Министерстве. Однако я заметила, что Грюму некомфортно, когда вокруг много людей — он начинает нервничать, а движения становятся более дерганными.

В ту самую июньскую ночь 1981 года Аластор лишился не только ноги, но и левого глаза, и с тех пор носил черную повязку.

Однако спустя три года в нашем доме все-таки появился тот самый легендарный Волшебный Глаз, благодаря которому в оригинале истории Аластор стал обладателем множества прозвищ, включая "Грозный Глаз".

В первый раз, когда Аластор пришел с новым глазом, я подняла крик — я испугалась!

Этот глаз выглядел до того жутко, меня буквально передергивало, когда я видела, как он быстро скользил от одного места в доме к другому, явно подчиняясь какому-то своему мудреному алгоритму, а не воле нового владельца.

Я никак не могла расслабиться рядом с отцом, когда эта штука смотрела буквально внутрь меня, сканируя словно рентген.

Спустя некоторое время Грюм вернул свою старую повязку на глаз, прикрыв им свой оптический артефакт.

На мой робкий вопрос о том, видит ли он хоть что-нибудь, он отвечал, что повязка ему не мешает. И хмыкнув, добавлял, что наличие повязки может здорово выручить, если враг будет рассчитывать, что он слеп на один глаз.

«Эффект неожиданности» — пояснял он.

Хотя я видела, что повязку он вернул ради меня, а не ради каких-то практических соображений.

И уже не так нервничал, когда приходилось все-таки оказаться среди толпы.

* * *

Первый свой магический выброс я ощутила в восемь лет — когда испугалась саламандры, вылезшей из камина.

Всё было бы не так плохо, если я не разнесла бы к чертям всю гостиную и даже немного многострадальный камин. Про несчастную саламандру я вообще молчу.

В общем, тогда-то мы с отцом и выяснили, что у меня очень мощное магическое ядро.

Я, будучи дочерью одного из самых известных мракоборцев, небезосновательно рассчитывала, что мне все-таки перепадут уроки по самообороне, и что у меня будет свой личный учитель по боевой магии.

Но мечтам моим не было суждено сбыться — Аластор категорически отказывался учить меня чему-либо хоть сколько-нибудь опасному.

Единственное, что мне удалось от него добиться это уроки маскировки и защиты.

И то, он выдвинул мне условие — условие! — я должна была оббежать вокруг дома пятнадцать кругов без остановок!

«Хорошая физическая подготовка, — говорил он, — спасет тебя вернее множества заклинаний».

«Вовремя убежать, — говорил он, — это самый верный способ избежать неприятностей».

Так что я наворачивала круги, пыхтя и недовольно бормоча.

Честно говоря, я была с ним согласна. В глубине души. Где-то очень-очень глубоко. Но это слабое и хилое тело заставляло меня буквально выгрызать каждый свой успех на поприще физических упражнений.

Выполнить его условие мне удалось только через год, к девяти годам.

К тому моменту я так долго пробыла в этом теле, видела, как оно растет, как меняется маленькая Агнес, что совсем не воспринимала себя как взрослую женщину, что застряла в теле ребенка.

Скорее я чувствовала себя ребенком, который знал слишком много. Иногда мне вообще начинало казаться, что моя прошлая жизнь была лишь не самым интересным сном, а знание о будущем этой реальности — лишь моей детской фантазией.

* * *

В девять лет начались мои тренировки у Аластора — он учил меня, как грамотно замаскироваться, как правильно и бесшумно передвигаться и прочим азам.

И хотя я очень сильно ждала этих тренировок, этот период моей жизни запомнился мне по совершенно другому поводу. Я влюбилась.

Первой моей детской — это вообще можно назвать детской? — любовью стал Билл Уизли.

Он покорил не только мое детское сердечко, но и мою взрослую душу.

Билл Уизли был сыном маминой подруги. И в буквальном смысле, и в переносном: он был умным, спокойным, чутким и тактичным.

Я знала, что могу ему доверять — и не только по информации в книгах, но и по его поведению в реальности. Он всегда держал слово.

Он очень дорожил своей семьей. Он любил всех — и родителей, и братьев, и сестру. И это чувствовалось. Это жутко подкупало.

А еще он был красивым — высокий, с густой рыжей шевелюрой, широкоплечий, с потрясающей улыбкой... Хорошо, что он не знал, что в него влюбилась мелкая сопля, которой даже десяти нет. Я бы этого не пережила.

Про мою сердечную привязанность знал, разумеется, Рон, подозревали — их интуиция это нечто! — близнецы и своей сестринской чуйкой чувствовала Джинни — ей соперницы за внимание старшего брата были не нужны.

А я вот ничего не могла с собой поделать — сердце ёкало, стоило Биллу потрепать Джинни по голове, стоило ему помочь отцу в гараже, стоило ему просто поболтать со мной, спросив как у меня дела, и как здоровье у моего отца.

Я реально страдала, когда поняла, что Билл все-таки станет ликвидатором заклятий и уедет в Египет.

И страдала не я одна — хотя Молли Уизли совершенно очевидно любила всех своих детей одинаково, ей было особенно трудно отпустить своего самого старшего сына в дальнее одиночное плавание под названием «взрослая жизнь».

В тот день мы собрались все вместе на прощальную вечеринку в честь Билла, который получил должность ликвидатора заклятий в Каире, собрал вещи, и уже на следующий день должен был отправляться в Египет.

Было странно — все грустили, но чувствовалась и радость. Билл — очень талантливый парень, и это прекрасно, что мир сможет оценить его по достоинству.

— Сынок... — начал Артур. — Я и твоя мама очень гордимся тобой. Мы рады, что смогли вырастить такого прекрасного сына как ты. — Вот здесь голос Артура начал немного дрожать, и слово взял Билл.

— Спасибо, пап, — начал он. — Я бы хотел сказать... Спасибо моим замечательным родителям. Мама и папа, вы всегда были моей поддержкой и опорой. Вы самые лучшие и, я никогда бы не променял вас на любых других родителей. — В тишине гостиной послышался оглушительный всхлип миссис Уизли.

— Спасибо за ваш усердный труд ради нашей семьи, за поддержку в трудные для меня моменты, спасибо за теплую и дружную атмосферу дома... Спасибо, за самых лучших в мире братьев и сестру.

Он не успел договорить — Молли не выдержала, подбежала обнять Билла и утонула в его объятиях. Артур тоже подошел, трепетно обняв жену и сына. И спустя пару секунд скрылся из вида из-за остальных членов семьи Уизли, которые тоже решили присоединиться к семейным объятиям.

Это выглядело очень трогательным — на моих глазах выступили маленькие слезинки.

Я бы хотела иметь такую любящую и поддерживающую семью в своей прошлой жизни.

— Агнес? Ты чего там стоишь в одиночестве? — обернулся ко мне Артур. — Иди к нам! Ты же почти как вторая дочь нам... — голоса остальных Уизли вторили ему, и я, смущаясь, подошла ближе. Джинни обхватила мое запястье и утянула в групповое объятие.

Так мы и стояли одним большим рыжим комочком, и я внезапно поняла, что ни за какие несметные блага и богатства не обменяла бы этот момент ни на что другое. Жаль, только Аластора рядом не было — у него внезапно возникли какие-то дела в Хогвартсе, и он не смог прийти — тогда в этой гостиной бы находились все самые важные для меня люди в этой жизни.

* * *

Первый свой поход в Косой Переулок я запомнила надолго.

Мне тогда исполнилось шесть лет, и я уломала-таки Аластора отвести меня на самую известную торговую улицу Магической Британии.

Отец взял в тот день выходной, и мы камином отправились в Дырявый котел. В баре было немноголюдно, судя по всему, весной в дневное время волшебники предпочитали проводить время в других местах.

Бармен Том — преклонного возраста старик, стоявший за барной стойкой и протиравший мутные стаканы — поздоровался с Аластором молчаливым кивком головы и с любопытством поглядывал на меня, пока мы не вышли на задний двор бара.

Грюм коснулся волшебной палочкой кирпичной стены в нескольких местах, и передо мной открылся проход, за которым виднелась извилистая улица.

Яркое майское солнце освещало мощеную брусчаткой улицу, а многочисленные солнечные зайчики, отразившись от витрин магазинов, ласково касались моих щек и волос.

По правую руку от меня расположились здания аптек, магазинчик «Все для квиддича» и книжный «Флориш и Блоттс»; по левую были магазины для котлов и различных магических приборов.

Сильнее всего выделялось белоснежное здание банка «Гринготтс» — оно было самым высоким и большим, а у дверей его стоял гоблин-привратник в нарядной алой с золотым униформе. По соседству с банком находилось ателье мантий мадам Малкин, а прямо напротив него — кафе-мороженое Флориана Фортескью.

Зданий было так много, что глаза разбегались, и мне хотелось посетить каждое из них.

Первым делом я утянула отца в кафе Флориана Фортескью — мне жутко хотелось попробовать его знаменитое мороженое! Я заказала рожок клубничного мороженого с шоколадом и арахисовым маслом и уплела его в считанные секунды.

Будь здесь Хук, то мне бы пришлось выслушивать многочасовые лекции о правильном питании, вреде холодного десерта, особенно если поглощать его так быстро... Но домовушки здесь не было, был только Аластор, и вот он действительно редко мне что-либо запрещал. Скорее, даже баловал, если дело касалось каких-то обычных детских желаний вроде новой книжки, игрушки или, например, мороженого.

Единственное, в чем он был непреклонен — это вопрос моей безопасности.

Поэтому перед походом в Косой Переулок я была строго проинструктирована: от родителя не отходить; к незнакомым не подходить и из рук ничего подозрительного не брать; а если потеряюсь, то потянуть за порт-ключ в виде брошки, которую он мне нацепил на платье. Помимо брошки Аластор также нацепил на меня миниатюрную цепочку, от которой исходило слабое тепло.

«Защитный амулет», — пояснил он.

После кафе-мороженого я потащила отца вперед — мне жутко хотелось зайти в Колдовской магазин приколов Гэмбла и Джейпса.

Внезапно голова Аластора чуть повернулась вбок, он сбавил скорость и обратился ко мне:

— Так, Агнес, мне нужно кое-что проверить. Зайди-ка сюда. — Он открыл дверь лавки Олливандера и крикнул хозяину, копошившемуся за прилавком:

— Эй, Гаррик! Присмотри за ребенком, — и сразу сурово добавил: — Отказ не принимается. Отвечаешь за нее головой.

Я в недоумении уставилась на отца, а он снова взглянул на меня:

— Мне нужно отойти кое-куда, проверить, я быстро. Но, Агнес, ты помнишь, что нужно делать, если вдруг стало страшно и небезопасно?

— Потянуть за брошку... — пробормотала я. Собственно, я уже была хоть сейчас готова ее потянуть — сердце резко ускорило свой ритм, и непонятное предчувствие чего-то затопило с головой, стало тревожно.

— Умница, — улыбнулся он и ласково взъерошил волосы. Развернулся, тихо шепнул что-то Олливандеру и вышел. Захлопнув дверь, он сделал мудреный пасс палочкой и наложил какое-то заклинание на дверь лавки. И, резко развернувшись, быстрым шагом направился назад.

Я припала носом к витрине лавки и продолжила наблюдать за ним — он даже перестал хромать! Когда Аластор исчез за поворотом улицы, сзади раздалось вежливое покашливание:

— Мисс Грюм...

Я, не ожидавшая этого и бывшая на взводе из-за странного поведения отца, подпрыгнула от испуга и громко взвизгнула.

— Мисс Грюм, не беспокойтесь, — успокаивающим тоном сказал Олливандер. — Ваш отец всего лишь решил перестраховаться. Не желаете ли чаю? У меня, — он иронично усмехнулся, — судя по всему, образовался внеплановый перерыв, так почему бы не провести его за чашкой чая с фруктовым кексом?

— Нет, сэр, спасибо, — я виновато улыбнулась. — Я мороженого объелась.

— Ох, тогда, может быть, вы просто составите компанию этому старику? Ужасно грустно пить чай в одиночестве.

Я кивнула. Согласно оригинальной истории Гаррик Олливандер персонажем был довольно безобидным, так что я согласилась. К тому же, он знал достаточно много и должен быть интересным собеседником.

Он протянул руку в приглашающем жесте и направился вглубь стеллажей. Вокруг было темно и пахло пылью. Мы подошли к противоположной стене и уткнулись в лестницу — она вела на второй этаж. Помещение, что было наверху, определенно было жилым и было в разы светлее и уютнее самого магазина. Из-за обилия окон в комнате было много света, и даже воздух казался свежим.

Меня усадили в огромное желтое кресло, в котором я утонула, и все-таки всучили фруктовый кекс. Я немного расслабилась и начала с любопытством осматривать обстановку гостиной — в ней было очень много портретов и фотографий, был также большой стеллаж, в котором угадывались не только книги как в новом, так и в старом переплете, но и свитки с рукописями.

Портреты были, в основном, волшебные, но большинство изображенных на них живших когда-то людей спали.

— Фамильные портреты... — Олливандер вздохнул, проследив за направлением моего взгляда. — Мастера волшебных палочек.

Он аккуратно разлил чай по кружкам и сел в кресло напротив.

— А почему только мужчины? — спросила я интересовавший меня вопрос. Женщин на портретах не было.

— В роду Олливандеров статус мастера палочки переходит по мужской линии. К тому же, — он отвел взгляд, уставившись на ближайший портрет, — девочки рождались очень редко, а вырастая, ни одна из них не хотела продолжать семейное дело.

— Ого... Но волшебные палочки — это так интересно! — и нет, я не лукавила. Мне действительно было любопытно.

— О, юная мисс Грюм интересуется палочками! — Олливандер заметно оживился. — И что же вам хочется узнать?

— Сэр, а когда лучше всего покупать палочку?

— Мисс Грюм хочет узнать, когда она сможет творить чудеса? Есть мастера, которые советуют приобретать палочку после первого магического выброса, но я категорически не согласен... Я считаю, что у ребенка должен устояться характер, должна появиться своя изюминка, индивидуальность, и советую приобретать личную палочку как можно позже. Большинство волшебников покупает палочки своим чадам летом перед первым курсом Хогвартса, и я с этим согласен.

— Эх... — я громко вздохнула и вперила взгляд в пол, расстроенно опустив плечи.

— Не расстраивайтесь, мисс Грюм. Зато такие палочки преданнее, ведь они точно знают, кого выбирают.

— Сэр, а почему именно палочка выбирает волшебника, а не наоборот? — я заинтересованно подняла голову и заглянула в бесцветные глаза старика.

— О... Какой хороший вопрос, — он откинулся на спинку кресла. — Волшебная палочка — это не предмет, однако и не полноценное существо. — Начал объяснять Олливандер. — Но при этом, каждая палочка имеет свой собственный характер. И для нее очень важно подружиться и понять своего владельца.

— Это как? — я задумчиво начала барабанить пальчиками по ручкам кресла.

— Если палочка мягкая и нежная, а волшебник неуступчивый и суровый, то дружбы не получится, и хороших и красивых чудес не выйдет. Тоже самое произойдет и в обратном случае — если палочка будет жесткой, а человек, к примеру, с тонкой душевной организацией.

— Ого. А как узнать, какая палочка тебя выберет?

— А как мисс Грюм узнает людей, с которыми ей хочется дружить, а с которыми нет?

— Эм... — я задумалась. — Ну, поговорить с ними?

— Совершенно верно! — обрадовался Олливандер. — Немногие способны это понять... Друзья выбирают друг друга за определенные качества характера, наличие общих ценностей, однако... были и есть люди, которые выбирают себе компанию не за личные качества, а за происхождение.

Он сделал паузу, словно хотел ей что-то сказать.

— Например, палочки из липы, — продолжил он, после того как отпил чая. — Липа была особенно популярна в девятнадцатом веке. Спрос намного превышал предложение, и недобросовестные изготовители волшебных палочек даже перекрашивали древесину, чтобы продать больше палочек... Палочки из этого замечательного дерева считались идеально подходящими для ясновидения и прорицания. Из-за такой репутации быть владельцем палочки из липы считалось статусным. Таким образом, множество волшебников колдовало палочками, которые просто-напросто им не подходили.

Я призадумалась на несколько минут — в моей голове крутился вопрос, который я все-таки задала:

— Но, сэр, в мире существует очень много палочек. Мне нужно поговорить с каждой, если я хочу найти свою?

— Для этого и существуют мастера палочек, мисс Грюм. Мы не только изготавливаем палочки, но и изучаем их характер, чтобы, когда придет их время, мы знали, кому может подойти тот или иной экземпляр.

— А как вы думаете, какая бы палочка подошла мне?

— Хм... Пытливый ум Виктории Грюм, любопытство и интерес к жизни Алтеи Грюм... — он задумчиво почесал подбородок. — Вы пошли в мать и бабушку, так что, я полагаю, кедр или бук, или возможно, клен.

— Ух ты! А вы?.. — но я не договорила, когда заметила, как в окне отразилась какая-то яркая вспышка. Я встала с кресла и подошла поближе.

На улице была суматоха — чуть выше по улице двое мужчин обменивались ударами волшебных палочек, когда внезапно один из них упал на брусчатку лицом вниз.

Второй мужчина, в котором я с удивлением узнала отца, подошел к лежащему ничком волшебнику и ударил еще одним заклинанием, судя по всему, связав его. Аластор взмахнул палочкой, и огромная птица, сотканная словно из света, улетела прочь. Патронус?

Спустя минуту на улице начали появляться люди — мракоборцы, судя по мантиям. Спустя еще одну — журналисты из "Пророка". Это я поняла по непрекращающимся вспышкам колдокамеры.

Аластор рвал и метал, я это видела. Он жестко что-то выговаривал явившимся мракоборцам, потом прикрикнул на журналистов, и, круто развернувшись, хромой походкой направился к лавке Олливандера.

Я мигом отлипла от окна и со скоростью света помчалась вниз.

Когда дверь открылась, и Аластор вошел, я раскрыла рот, чтобы задать миллион вопросов, но захлопнула его, едва увидев выражение лица отца.

Он сдержанно поблагодарил мистера Олливандера и попросил разрешения воспользоваться его камином, по пути бегло удостоверившись глазами, что со мной все в порядке.

Когда мы оказались дома, он позвал Хук и предупредил, что будет вынужден вернуться на работу. Вышел во двор, проверил защиту на доме и камином умчался в Министерство.

На следующий день заголовки «Пророка» и остальных газет пестрели надписями:

«Задержан находящийся в розыске бывший Пожиратель Смерти»,«Косая Аллея — место обитания преступников?»,«Судьба бывших сторонников Сами-Знаете-Кого».

* * *

Свое письмо из Хогвартса я получила за несколько дней до того, как встретила свой одиннадцатый день рождения.

Меня охватило сильнейшее нервное возбуждение, кончики моих пальцев слегка потряхивало, когда я распечатывала конверт, а сама я еле усидела на месте, когда прочла заветное:

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»Директор: Альбус Дамблдор(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волш., Верх. чародей, Президент Международной конфед. магов)Дорогая мисс Грюм!Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее конца июля.Искренне Ваша,Минерва МакГонагалл,заместитель директора»

Я была на седьмом небе от счастья — эйфория полностью поглотила меня. Моя давнишняя мечта, которую я бережно лелеяла в прошлой жизни, стала реальностью!

Да, когда я переместилась в этот мир, то подозревала, что буду иметь отношение к волшебству.

Да, когда у меня случился первый магический выброс, я понимала, что стану студенткой Хогвартса.

Но одно дело понимать это всё своей головой, разумом, и совсем другое — сжимать в своих руках шершавый пергамент письма, разглядывать аккуратный с завитушками подчерк профессора МакГонагалл, раз за разом перечитывать строки «Дорогая мисс Грюм», «предоставлено место», «Хогвартс».

Внутри меня пузырилась радость, чистая и незамутненная. Предвкушение щекотало мои внутренности, заставляя время от времени подпрыгивать на месте, и уже считать дни до сентября.

Время тянулось ужасно медленно.

Однако летом я снова оказалась в Косом Переулке вместе с Молли Уизли, что пригласила меня присоединиться к ним с мальчишками в сборах в Хогвартс.

Когда все было куплено, и осталась приобрести только палочку, я обнаружила, что все разошлись кто куда: Перси убежал во «Флориш и Блоттс», Фред и Джордж — к Гамболу и Джейпсу и их волшебным розыгрышам, а Рон пытался улизнуть посмотреть на последнюю модель метлы Нимбус-2000, что украшала витрину «Все для квиддича». Я обратилась к миссис Уизли и напомнила про волшебную палочку.

— Ох, дорогая! Я совсем забыла про Олливандера, — она взмахнула руками. — Рону решили отдать палочку Чарли, и они совсем вылетели у меня из головы. Так, давай я отведу тебя в лавку Олливандера, а мы в это время сходим с Роном в магазин по соседству — я видела там отличные уцененные штаны, свои он уже до дыр износил.

Таким образом, я оказалась в лавке Олливандера во второй раз в жизни.

— Мисс Грюм, добро пожаловать, — прошелестел голос мастера палочек из-за прилавка. — Подошло время покупки волшебной палочки?

Я поздоровалась и кивнула.

Первой он предложил палочку из бука и волосом из хвоста единорога.

— Идеально подходящим для буковой палочки будет человек молодой, но мудрый не по годам... Волос единорога дает самую стойкую магию и меньше других подвергается влиянию колебаний и блокировок. Такие палочки очень привязываются к владельцу...

Я взяла волшебную палочку в руку и не ощутила ничего.

— Взмахните, — попросил Олливандер.

Я послушно выполнила сказанное, и по лавке пронесся сильный холодный ветер.

— Хм... Давайте попробуем эту, — он достал вторую упаковку. — Кедровая палочка с сердцевиной из сердечной жилы дракона. Палочки с такой сердцевиной подходят волшебникам с большим магическим потенциалом, которые не боятся трудностей и легко их преодолевают. Для благородных, страстных и глубоких натур... Кедр же хорошо подходит для людей проницательных, понятливых... Мой отец, Джервейс Олливандер, часто говорил: «У кого кедровая палочка, того не одурачишь».

— Прошу, мисс Грюм, — он вложил палочку в мою ладонь.

Я прикрыла глаза.

Меня охватило ощущение, словно сама Вселенная смотрит на меня.

Изучает меня, лаская взглядом.

Мягко касается рук и головы, будто в попытке познакомиться.

Нежно зовет меня, точно хочет показать, как прекрасен этот мир.

Словно приветствует меня, обещая всю поддержку, на которую она способна.

Мне стало очень уютно, и появилось ощущение, что по моим венам течет солнечный свет — теплый, но не обжигающий.

Когда я распахнула глаза, то опешила. Олливандер стоял очень близко ко мне, задумчиво рассматривая меня своими белесыми глазами.

— Как интересно, мисс Грюм... Вы словно разговариваете не с волшебной палочкой, а с самой магией.

— Это как, с-сэр? — еле проговорила я.

— О... такое бывает, когда волшебника сверху донизу пронизывает магия, когда она — уже неотъемлемая часть самого человека. Вейлы или, к примеру, оборотни, имеют более тесное знакомство с магией...

— Но я не вейла, и тем более не оборотень! — перепугалась я.

— Да, мисс Грюм, да, я вижу. И, тем не менее, магия хорошо вас знает.

Я лихорадочно соображала: это может быть связано с тем, что я принадлежу роду Грюм, у которого, выходит, есть какие-либо секреты насчет моего рождения, или с тем, что этот мир — не родной мне, и я перенеслась сюда и переселилась в чужое тело?..

— Сэр... А это будет как-либо влиять на меня? Или на мое волшебство?

— И да, и нет, мисс Грюм. Волшебная палочка будет служить вам верой и правдой, и никаких сюрпризов от нее ждать не стоит.

Я выдохнула.

— Другое дело — магия... Вот уж кто действительно любит сюрпризы. Но с ней легко сладить. Главное — не ссориться, — он поспешил успокоить меня: — Не переживайте, мисс Грюм. Чтобы разозлить саму магию — это нужно хорошенько постараться...

И выпал из разговора на минуту-две. Затем, словно очнувшись от раздумий, он продолжил свой монолог:

— Вы заинтриговали меня, мисс Грюм. Еще тогда, пять лет назад. И сегодня я вижу подтверждение своим мыслям... Я не буду ждать от вас великих свершений. Я буду просто наблюдать за вами — что-то мне подсказывает, ваша жизнь будет полна приключений.

Для человека, который знал канон, его слова прозвучали как приговор.

---

Примечания:

В этой главе был использован отрывок из книги "Гарри Поттер и философский камень". Далее по тексту также будут встречаться отрывки из первой части.

* * *

Утро первого сентября 1991 года было суетливым.

Я жутко нервничала. Аластор тоже. И лишь Хук утирала скупую слезинку, глядя на мои последние попытки впихнуть в чемодан жизненно необходимые, по моему мнению, вещи, и бормотала:

— Маленькая мисс Грюм так подросла!.. Маленькая хозяйка уже такая взрослая — едет в Хогвартс учиться!..

Я снова схватила билет и перепроверила время, согласно которому поезд будет отходить со станции. Время не изменилось и осталось таким, каким было и час, и два часа до этого. Потом бросила взгляд на часы — они показывали десять часов утра. Затем спросила у отца:

— Мы же трансгрессируем, да?

— Да, ровно через сорок минут, — проворчал Аластор. — Еще целая прорва времени, которое ты можешь потратить на что-нибудь полезнее бессмысленного мельтешения по дому.

Я чинно уселась на диван, посидела спокойно пару мгновений и снова убежала в комнату — совсем забыла взять с собой корм для Олафа!

Олаф — это мой личный совёнок, которого отец подарил мне год назад, и которого мы дрессировали сами. Вернее, им занимался Аластор, а я просто наблюдала, периодически поглаживая его перышки и подкармливая. Своё имя он получил за свое колоссальное сходство со снеговиком из «Холодного сердца» — такой же милый, умный и большой любитель объятий. И, да, мне все равно на то, что в этом мире этот мультфильм еще не вышел — и выйдет ли? Ассоциация у меня была мгновенная, а Аластор ничего не сказал, лишь похвалил выбор имени — мол, хорошее, добротное и суровое, самое то для почтовой совы.

Клетку для Олафа было решено не тащить с собой — Грюм сказал, что совёнок сам прилетит в совятню Хогвартса. Так что моя поклажа состояла из одного, но большого чемодана.

Спустя сорок минут мы вышли на улицу, я вложила свою ладошку в руку отцу, и мы трансгрессировали. Ощущения были не из приятных, но я настояла именно на трансгрессии — во-первых, я давно хотела попробовать, но особой надобности в этом не было; во-вторых, боязно было столкнуться по пути с Уизли и задержать их ненароком — все-таки мне бы крайне не хотелось, чтобы сюжет менялся, особенно в моментах, касающихся Гарри Поттера. Или, возможно, я просто трусила перед скорой встречей с Мальчиком-Который-Выжил, не знаю.

Мы появились в закутке неподалеку от основного скопления людей — учеников и родителей.

На платформе оказалось огромное количество народу, но я опытным взглядом сразу нашла рыжие макушки семейства Уизли и на буксире потащила Аластора к ним.

— Миссис и мистер Уизли!

— О, Агнес, детка, здравствуй, — тепло улыбнулась Молли. Аластор и Артур пожали друг другу руки. Вокруг крутились близнецы, а Джинни, которая станет первокурсницей только в следующем году стояла рядом с отцом и с любопытством смотрела по сторонам. Перси рядом не было — видимо уже начал выполнять обязанности старосты.

Да, Перси — староста, но это я помнила не сколько из оригинальной истории, сколько из-за того, что он все уши мне прожужжал про свою должность. Кажется, что даже упырь на чердаке дома Уизли знает, кто получил значок старосты Гриффиндора в этом году.

— О, Мерлин, как быстро летит время, — Молли подошла ко мне и крепко обняла. — Ты так выросла, уже едешь в Хогвартс. Пиши нам тоже, хорошо? Мы всегда будем рады общению с тобой.

— Хорошо, миссис Уизли, — пробормотала я, до сих пор прижимаясь к ней.

— Фред и Джордж помогут занести твой чемодан. Слышали? — обратилась к близнецам она.

— Спасибо, — я, наконец, отлипла от нее.

Я взглянула на Хогвартс-экспресс — алый паровоз был огромен, и сейчас множество студентов брали его на абордаж, заталкивая свои чемоданы внутрь.

Неловкие первокурсники, для которых это был их самый первый и волнующий опыт, и энергичные второкурсники, которые соскучились по школе и своим новым друзьям. Решительные третьекурсники, стремящиеся поскорее убежать из-под бдящего ока родителей, и вальяжные четверокурсники, которым в этом учебном году еще не грозили никакие экзамены. Беспокойные пятикурсники и семикурсники, наоборот, сдающие СОВ и ЖАБА, и шестикурсники, балансирующие на тонкой грани беспокойства по поводу учебы и подросткового раздолбайства.

Наблюдать за ними было увлекательно. У меня захватывало дух только от одной мысли, что сейчас я нахожусь рядом с теми, с кем я буду учиться ближайший год.

Внезапно на мою макушку упала широкая рука отца и ласково потрепала по волосам.

Я привыкла к тому, что Аластор очень редко проявлял свою привязанность словами. Гораздо чаще он делал так, превращая мою прическу в воронье гнездо.

И в этом прикосновении я ощущала все то, что он не мог сказать словами.

Его заботу. Он действительно был очень заботливым. Аластор всегда старался узнать, как я — как мое самочувствие, мое настроение, что нового я узнала за сегодняшний день. Он старался уделять мне внимание по мере своих возможностей.

Его печаль. Я чувствовала, что расстроен тем, что долгое время не сможет видеться со мной. Чувствовала, что будет скучать и с нетерпением ждать встречи.

Его гордость. Я видела, как он одобрительно кивал, или как еле уловимо уголок его губ полз вверх, когда я отвечала его словами, фразами или действиями.

Его любовь. То, какой отеческой любовью лучились его глаза, мне кажется, мог видеть каждый. Такое всегда видно.

В грудной клетке резко стало тесно, а глаза почему-то стали влажными.

Я обернулась и уткнулась носом в его мантию. Замерла, внезапно осознав, что не увижу его до Рождества. Резко перехотелось его отпускать, и так я и стояла, крепко вцепившись в мантию. Аластор не возражал, лишь мягко переложил руки с моей макушки на плечи.

Я не двигалась до тех пор, пока не услышала громкий свисток, означающий, что поезд скоро тронется с места, и не разобрала тихий голос:

— Удачи, Агнес.

Я кивнула, громко шмыгнув носом, оторвалась от отцовской мантии и залезла в поезд.

Близнецы Уизли уже занесли чемоданы вглубь поезда и оставили их в одном из купе.

Я зашла внутрь и выглянула в окно — пестрая толпа, состоящая из родителей и многочисленных провожатых, начала понемногу исчезать: кто-то трансгрессировал прямо с платформы, а кто-то предпочитал вернуться через проход в стене.

Аластор о чем-то коротко переговорил с мистером и миссис Уизли, затем, заметив мой взгляд, повернулся ко мне, улыбнулся и, взмахнув рукой на прощание, трансгрессировал.

Я заметила, как стоящие неподалеку чьи-то родители выдохнули — все-таки Аластор Грюм слыл не нежной фиалкой, а лучшим мракоборцем со времён войны с огромным послужным списком.

Справа от разошедшегося семейства Уизли я обнаружила леди Августу Лонгботтом — совсем не изменилась за десять лет! — что уже проводила своего единственного внука, а еще дальше — мистера и миссис Малфой. Идеальная осанка, мантии по последней моде без единого изъяна, непроницаемые лица. Однако совершенно разные взгляды: Нарцисса взволнованно наблюдала за сыном, который взбирался на поезд, а Люциус высокомерно оглядывал людей, что собрались здесь проводить своих детей в школу.

Внезапно дверь купе скользнула вбок, а я услышала смущенное:

— Агнес, привет! — улыбнулся Рон. — Представляешь, в соседнем купе едет Гарри Поттер, — продолжил он шепотом. — Мне Джордж и Фред сказали.

— Ого, сам Гарри Поттер? — решила подыграть ему я, спросив нарочито веселым голосом и пряча грустные глаза.

Рон всегда мечтал познакомиться с Мальчиком-Который-Выжил.

— Да! — он возбужденно согласился, а затем, с несвойственным ему смущением спросил: — Ты не обидишься, если я сяду к нему?.. О, или идем вместе?

— Иди, Рон. Я присоединюсь к вам попозже, когда переоденусь.

Он благодарно улыбнулся и потащил свои чемоданы дальше. Спустя пару секунд я услышала, как отодвигается дверь соседнего купе, и тихий голос Рона:

— Здесь свободно? В других вообще сесть некуда.

Мимо пронеслись близнецы, мчащиеся в соседнее купе. Дверь резко отъехала вбок и внутрь высунулась рыжая голова Фреда. Почему именно Фреда? Так именно он заводила в их огненном дуэте, а Джорж, как правило, спокойнее и не так импульсивен и порывист. Да-а, десять лет бок о бок с Уизли — это вам не шутки!

— Хей, Агнес! Хочешь глянуть на гигантского тарантула? — предложил Фред.

— Когда вы умудрились пронести его мимо миссис Уизли? — удивилась я.

— Это не мы, — хором возразили Фред и Джордж, — это Ли Джордан! — В их голосе слышалась причудливая смесь из восторга и недовольства — действительно, почему это не они авторы этой замечательной идеи?

В общем, я решила, что не готова к встрече с огромными пауками и прочими членистоногими.

В поезде царило такое оживление, что долго предаваться грусти не получалось при всем желании.

Я убрала свой чемодан на полку, вытащила специально заготовленную для дальней поездки книгу и села читать. Помимо отсутствия «Гарри Поттера» литература этого мира ничем не отличалась литературы родного мира. Я предпочла занять время чтением книги — решила дать время Рону познакомиться с Гарри. Но не прочла и страницы, вместо этого погрузившись в размышления.

Мальчик-Который-Выжил — какой он?

Естественно, мне было интересно.

Мне было волнительно.

Человек, которому была посвящена целая серия книг, главный герой этой истории.

Из произведения Джоан Роулинг я знала, что Гарри смелый, находчивый, добрый ребенок. Знала, что сейчас он был очень взволнован из-за школы, что переживал из-за того, что вырос в маггловском мире. Что его буквально разрывало от волнения и интереса к этому захватывающему миру магии и волшебства.

Всего лишь маленький одиннадцатилетний мальчик, находящийся в смятении из-за резкой смены курса своей жизни, но при этом не утративший своего желания познавать этот мир.

Интересно, сильно ли он будет отличаться от книжного Гарри?

Крепко задумавшись, я вздрогнула, когда услышала стук в дверь: в купе заглянула продавщица сладостей и спросила у меня, хочу ли я перекусить.

Отказавшись, я решила все-таки выйти и познакомиться с главным героем этой истории.

Я переоделась в школьную форму: юбку с белой блузкой и джемпером, и направилась в соседнее купе. Постучалась и просунула голову внутрь:

— Рон?

— О, Агнес, — обрадовался он. Везде — на сиденьях, столике и даже на его коленях — были разбросаны фантики. В руках была карточка из "шоколадных игрушек". — Заходи! — Он обернулся к мальчику, сидящему напротив него:

— Ты не против, Гарри?

— Нет, — ответил щуплый темноволосый мальчишка. Поношенная футболка, несуразные очки и еле видимый из-за челки шрам в виде молнии. Передо мной, очевидно, был Гарри Поттер.

— Меня зовут Агнес Грюм, — начала я, присаживаясь на сиденье со стороны Рона. — Это моя первая поездка на Хогвартс-экспрессе. Я первокурсница.

— Ух ты! Я тоже, — обрадовался Гарри, немного расслабляясь. — Меня зовут Гарри Поттер.

— Приятно познакомиться, Гарри.

— Кстати, Гарри, представляешь, отец Агнес — самый крутой мракоборец в Британии! — оживился Рон.

— Эм... мракоборец? — растерялся Гарри.

— Это, ну... Тот человек, который ловит преступников, — нашелся с ответом Рон.

— А, как полицейский, — понял Гарри. — Круто!

— Да! Именно он поймал целую кучу сторонников Сами-Знаете-Кого.

— Ого...

Я сидела и тихо наблюдала за их оживленным диалогом, умиляясь тому, как быстро сдружились эти двое.

Кто-то постучал в дверь купе. На пороге показался Невилл — а это точно был он, так как только Невилл мог искать сбежавшую от него лягушку.

— Извините, Вы тут не видели жабу?

У Невилла были пухлые щечки и огромные испуганные глаза, готовые вот-вот расплакаться.

Мы втроем покачали головами, и Невилл ушел, причитая о своем земноводном питомце.

А Рон пустился в нытье о своей вечно спящей крысе.

Я мысленно скривилась. Питер Петтигрю был тем человеком — существом? — чье присутствие мне всегда приходилось держать в голове. Если бы я не знала, что Короста ни черта не крыса, то ни за что в жизни не догадалась бы об этом, настолько она была никакой.

Я не решилась раскрыть ее сущность — Хвост был слишком важен для дальнейшего сюжета. Без него многое могло просто посыпаться, подобно карточному домику. Я даже боялась подумать, куда свернет история без Хвоста.

Пока я размышляла, Рон успел вытащить палочку и наставить ее на крысу, а дверь в купе — в очередной раз отъехать в сторону.

На пороге снова показался Невилл, но уже в компании с девочкой с густыми каштановыми волосами.

— Никто не видел жабу? — спросила девочка. — Невилл её потерял, а я помогаю ему её отыскать. Так вы её видели или нет?

Начальственный тон не оставлял сомнений — передо мной была Гермиона Грейнджер.

Она уже была переодета в школьную форму, руки уперты в бока, а внимательный взгляд мгновенно отсканировал маленькое купе на наличие жабы.

— О, — ее взгляд упал на палочку Рона, — ты показываешь магию? Давай, — продолжила она, присаживаясь на свободное место рядом с Гарри, — мы тоже посмотрим.

Невилл продолжал неловко топтаться на входе.

Вот это да. Я медленно подняла брови. Одно дело, когда читаешь это в книгах, и совершенно другое — когда наблюдаешь воочию. Характер мисс Грейнджер действительно был чуток тяжеловат. Бедняга Рон распереживался из-за большого количества зрителей и сморозил какую-то чушь, а не заклинание, и нарвался на очередную речь Гермионы.

— Да, кстати, меня зовут Гермиона Грейнджер, а вас? — закончила она и вопросительно уставилась на нас.

— Я — Рон Уизли, — пробормотал Рон.

— Меня зовут Агнес Грюм, — ответила я.

— Гарри Поттер, — представился Гарри.

Гермиона огорошила бедного Гарри пулеметной очередью из фактов о его жизни и книг, где об этом можно прочитать, и вскоре ушла, а разговор в купе медленно повернулся к обсуждению Хогвартса, факультетов и братьев Рона.

— А твои старшие братья, которые уже кончили школу, чем они сейчас занимаются? — спросил Гарри.

— Чарли в Румынии, изучает драконов, а Билл работает на банк «Гринготтс» и уехал в Африку по их делам, — пояснил Рон и бросил лукавую улыбку в мою сторону. И продолжил, выдержав небольшую паузу: — Он, кстати, недавно письмо прислал нам. — Я навострила ушки. — Говорит, что нашли какие-то новые захоронения и целую кучу мумий и гробниц. Работы, говорит, завались. Пишет, что вернется не раньше, чем через три-четыре года.

Мы с Роном одновременно грустно вздохнули.

— Вау! Рон, твой брат крутой, — присвистнул Гарри. — Это он в Гринготтсе работает?

— Да, — важно кивнул Рон, — ликвидатором заклятий. Кстати, — оживился он, — вы слышали, что кто-то пытался ограбить банк, но так ничего и не вынес?

Гарри жутко переполошился, а Рон продолжил пересказывать слухи об ограблении.

Дверь купе в очередной раз отъехала в сторону, а я уже подумывала о том, чтобы вернуться в свое, когда на пороге возникло трое мальчишек. Тот, что посередине, спросил:

— Это правда? По всему поезду говорят, что в этом купе едет Гарри Поттер. Значит, это ты, верно?

— Верно, — ответил Гарри.

— Это Крэбб, а это Гойл, — кивнул на своих спутников блондин. — А я Малфой, Драко Малфой.

Я улыбнулась, веселясь тому, с каким пафосом мальчишка произнес свою фамилию, а Рон даже прокашлялся, пытаясь сдержать смех.

— Моё имя кажется вам смешным, не так ли? Даже не буду спрашивать, как тебя зовут, — он скривился, уставившись на Рона. — Мой отец рассказал мне, что если видишь рыжего и веснушчатого мальчишку, значит, он из семьи Уизли. Семьи, в которой больше детей, чем могут себе позволить их родители.

Веселые улыбки буквально смело с наших лиц, и я встала. А Малфой снова повернулся к Гарри и продолжил, как ни в чем не бывало:

— Ты скоро узнаешь, Поттер, что в нашем мире есть несколько династий волшебников, которые куда круче всех остальных. Тебе...

Он не успел продолжить, когда я его перебила, бесцеремонно ткнув своим пальчиком тому в плечо и пристально глядя в серые глаза:

— Да, Гарри, тебе следует знать, с кем водить дружбу, — я была так зла, что даже не обратила внимания, как вслед за мной встал Рон. — Скользкий род Малфоев, по жуткому недоразумению избежавший правосудия и оказавшийся на свободе, а не в Азкабане — лучший выбор, если хочешь стать посмешищем.

Я чеканила слова, словно вбивала гвозди в крышку гроба. Малфой бледнел с каждой произнесенной фразой, и под конец слился цветом со своими волосами, только щеки его розовели яркими пятнами.

— Чего-о? — взревел он. Крэбб и Гойл за его спиной напряглись, с готовностью закатывая рукава.

— Чего слышал, клоун.

— Ах ты, троллья отрыж!..

Я помню, что в оригинальной истории драки не получилось — Короста просто покусала наглецов, те убежали, и инцидент был исчерпан. Однако это не было оригинальной историей уже давно, а крыса в этот раз была явно медленнее моей руки, что мертвой хваткой вцепилась в волосы Малфоя.

И, да, когда Гермиона вернулась во второй раз, она увидела не самый изящный мордобой в исполнении еще даже не первокурсников.

— Вы что делаете?! — переполошилась она и умчалась искать старост.

Спустя минуту в купе появился Перси Уизли и еще одна девушка, видимо, тоже староста. К тому моменту я уже почти выдохлась, но белобрысые патлы держала крепко, с мужеством терпя удары острыми локтями.

Что там творилась с остальными, я не знала, однако злобно ухмыльнулась, когда услышала жалобное:

— А-а-а! Хватит, хватит! — этот голос принадлежал Малфою.

— Что. Здесь. Происходит? — громко и четко выговорил Перси. Выражение его лица я не видела, но подозревала, что оно было жутким — он терпеть не мог отсутствие дисциплины. Мгновенно возня в купе прекратилась, и, кажется, мальчишки перестали даже дышать.

Я нервно рассмеялась. Кажется, я вылечу из Хогвартса, даже не успев туда зачислиться.

— Агнес! — рявкнул он.

* * *

Долгой и проникновенной воспитательной беседы не получилось: спустя пару минут выяснилось, что мы подъезжаем к Хогвартсу и нужно собираться. Однако взгляд Перси не предвещал ничего хорошего — было ясно, что наши будущие деканы обязательно узнают о нашем поведении в поезде.

Малфоя и компанию увели в другой вагон, а я вернулась в свое купе — требовалось тщательно причесаться и привести себя в порядок. Я с раздражением отряхнула руки — белобрысые волосы были везде.

Я длинно выдохнула и упала на сиденье. Потерла саднящий бок. Еще раз вздохнула.

Я переоценила свою выдержку. Очевидно, что темпераментом я пошла в отца, хотя до последнего планировала в школе вести себя тише травы и никуда не влезать. Думала, — ха! — что у меня получится отстраненно наблюдать за всеми сюжетными перипетиями и хладнокровно просчитывать все наперед.

Кажется, нужно срочно вносить корректировки в свой дальнейший план.

Я все-таки не учла, как повлияли на меня последние десять лет моей жизни: тесное общение с Уизли и воспитание Аластора по сути своей не оставляли никакого шанса на то, что я смогу бесстрастно и спокойно реагировать на ущемление своего и чужого достоинства, апатично наблюдать за оскорблениями и невозмутимо реагировать на такие события в принципе.

— Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут, — разнёсся по вагонам громкий голос машиниста. — Пожалуйста, оставьте ваш багаж в поезде, его доставят в школу отдельно.

Я вздохнула еще раз, достала зеркальце и оглядела себя. Слава Мерлину, лицо было не задето, а синяки достались только моим ребрам.

Поезд начал сбавлять свою скорость, а спустя минуту остановился.

Я вышла в коридор, где толпились остальные студенты, и, увидев знакомые макушки Рона и Гарри, пошла за ними. Правое ухо Рона было красным — из нашей битвы он вышел не без потерь, а Поттер так вообще похоже чуть окончательно не доломал свои очки — те буквально дышали на ладан.

Через несколько минут мы оказались на неосвещенной платформе, а огромный великан — Хагрид — пробасил:

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда!

Когда он удостоверился, что все детишки собрались, он направился к озеру. Спустя минуту мы оказались на берегу Черного озера и впервые в своей жизни рассматривали гигантский замок, что располагался на вершине скалы на другом берегу.

Он был прекрасен. Ни больше, ни меньше. Множество башенок стремилось ввысь, шпилями упираясь в вечернее небо. Из бойниц замка лился теплый свет.

Деревья мягко шелестели листвой, а звуки леса дарили странное умиротворение. Множество лодок слабо колыхалось на низких волнах озера, и плеск волн об их борта был еле слышен.

— По четыре человека в одну лодку, не больше, — я едва расслышала голос Хагрида, настолько поглощенная открывшимся передо мной видом.

Я оказалась в одной лодке с Роном, Гарри и Гермионой, и, когда все заняли свои места, флотилия двинулась в сторону замка.

Мы плыли к Хогвартсу.

* * *

Нас встретила профессор МакГонагалл — серьёзная немолодая женщина в изящной, но строгой мантии. На голове её был аккуратный пучок, а на носу сидели очки.

Она внимательно оглядела нас, пересчитала и строгим тоном наказала вести себя тихо. И исчезла за массивными деревянными дверьми, чтобы вернуться спустя пару минут и отвести нас в Большой зал.

Профессор вытащила табуретку и водрузила на нее потрепанного вида остроконечную шляпу. Затем повернулась к нам и начала по очереди звать каждого первокурсника:

— Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, — произнесла она. — Начнём. Аббот, Ханна!

Девочка отправилась на Пуффендуй, а профессор МакГонагалл продолжила звать первокурсников дальше, периодически сверяясь со списком в своем длинном пергаменте. После Ханны Аббот к своим факультетам последовали Сьюзен Боунс, Терри Бут, Лаванда Браун, Миллисента Булстроуд...

Моя очередь пришла сразу за Малфоем, которого Волшебная Шляпа распределила на Слизерин, едва коснувшись его головы. Профессор произнесла мое имя:

— Грюм, Агнес!

Я вышла вперед, гордо задрав подбородок кверху. Волнение тугим комком свернулось в животе, но я не подавала виду. Решительным шагом приблизилась к табуретке, села и трясущимися от волнения руками надела Шляпу.

— Хм-м, — произнес задумчивый голос Шляпы в моей голове. — Хм? — А потом уже с другой, чуть более оживленной интонацией: — Хм-м! Знаю я, что с тобой делать.

И истошно завопила:

— ГРИФФИНДОР!

Я тихо выдохнула и вытерла вспотевшие ладошки об школьную мантию.

Мне было интересно, смогла бы Шляпа увидеть, что я не из этого мира, и, возможно, даже дала бы мне какой-нибудь совет? Или наоборот, растрезвонила бы всем профессорам о том, что я не являюсь той, за кого себя выдаю? В любом случае, по итогу я просто услышала невнятный бубнеж и была отправлена восвояси. Выходило, что Шляпа была не настолько всезнающа, как мне казалось из книг. Это немного разочаровало, хотя распределение на Гриффиндор не могло не радовать.

Я выбросила из головы бесполезные сейчас мысли и направилась к столу, пестревшему ярко-алыми галстуками. Крайний левый стол громко приветствовал аплодисментами, близнецы Уизли подмигивали, как сломавшийся светофор, а Перси, обреченно вздохнув, все равно пару раз хлопнул в ладоши.

Я плюхнулась на свободное место рядом с Невиллом и продолжила наблюдать за распределением.

Когда прозвучало имя Гарри Поттера, многие студенты забавно пооткрывали рты и принялись громко перешептываться. Стол Гриффиндора буквально взорвался аплодисментами, когда Шляпа отправила Гарри к нам. Перси подорвался с места и принялся трясти руку Поттера, а Фред и Джордж радостно завопили во все горло.

Когда Рон, которого тоже распределили в Гриффиндор, приземлился рядом с Гарри, я протянулась к нему через весь стол и дала пять.

— Пф-ф! А ты волновался, Рон, — протянула я. — А в итоге мы даже на одном факультете.

— Отлично, Рон, — важно кивнул Перси. — Просто превосходно.

Пока мы поздравляли Рона, распределение успело закончиться, а Альбус Дамблдор поднялся со своего золотого расписного трона и приветливо развел руки, обращаясь к студентам:

— Добро пожаловать! — звучным голосом начал он. — Добро пожаловать в Хогвартс! Прежде чем мы начнём наш банкет, я хотел бы сказать несколько слов. Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Всё, всем спасибо!

Даже не смотря на то, что я помнила эту речь по книгам, я все равно растерянно посмотрела на директора. Остальных учеников его слова не заинтересовали никак, они уже набросились на еду, которая начала появляться на праздничном столе.

Я снова взглянула на Дамблдора, и возможно мой уставший за сегодняшний день мозг решил сыграть со мной злую шутку, но мне показалось, что директор мне подмигнул, лукаво взглянув сквозь очки-половинки.

Я, немного растерявшись, перевела взгляд с директора на сидевших рядом с ним за одним столом профессоров. Профессор МакГонагалл беседовала с милой и пышнотелой женщиной — профессором Стебль? — и неспешно попивала из своего бокала. Хагрид тоже не отставал, приложившись к большому кубку. За учительским столом, помимо великана, выделялся невзрачный худой мужчина в дурацком ярком тюрбане, размером примерно с две головы. Что, положа руку на сердце, так оно и было.

Я хмыкнула — Квиррел выглядел... безобидно. Если забыть про его жуткого соседа по черепной коробке. Это получилось даже в какой-то мере иронично — юный Том Реддл так мечтал преподавать в Хогвартсе Защиту от Темных Искусств, что, не получив желанное место, развязал гражданскую войну, развоплотился в самый ее разгар и спустя десять лет вселился в беднягу Квиррела, сделав того заикой, но получил-таки желаемое — теперь он сидел за учительским столом в Большом зале в Хогвартсе. Частично, конечно, но всё же.

Не знаю почему, но профессора Квиррела не получалось воспринимать серьезно. Парадокс.

Зато вот его собеседника — вполне.

Профессор Защиты от темных искусств сидел ко мне вполоборота и разговаривал с мрачным мужчиной с черными сальными волосами, тяжелым взглядом и крючковатым носом.

Профессор Снейп выглядел словно сошел со страниц оригинальной книги про Гарри Поттера. Суровое лицо, без единого намека на веселье, цепкий взгляд и плотно сжатые губы, время от времени что-то цедившие для поддержания диалога с Квиррелом.

От него бежали мурашки по коже.

Один только его вид внушал твёрдое желание пойти и всыпать самому себе за все шалости и проступки, которые ты совершил или только планируешь воплотить в жизнь.

Кстати, по поводу проступков. Перси — предатель! — все-таки донес насчет небольшого недоразумения в Хогвартс-экспрессе, и на следующий день я получила строгое предупреждение от своего декана и по совместительству преподавателя трансфигурации — профессора МакГонагалл — за драку, учиненную в поезде.

Профессор пытливо взирала на меня, сидя за массивным столом, и коротко обрисовывала возможный диапазон отработок, которые меня могут ждать за плохое поведение и отсутствие дисциплины. Взяв с меня обещание вести себя прилично, МакГонагалл отправила меня восвояси.

Но по ее глазам я уже видела, как она мысленно занесла меня в список «проблемных студентов».

* * *

Всего на первый курс на факультет Гриффиндор поступило пять девочек. Свою комнату я делила вместе с Гермионой Грейнджер, Парвати Патил, Лавандой Браун и Фэй Данбар.

И если первых четырех девочек я знала из книг, то, кто такая Фэй Данбар, я понятия не имела.

Парвати и Лаванда были веселыми, смешливыми и легкими на подъем. Они могли часами обсуждать разные сплетни, читать выписанные журналы и просто болтать ни о чем.

Фэй Данбар особо не общалась с девочками из нашей комнаты, однако дружила с когтевранкой и большую часть времени проводила не в общежитиях Гриффиндора. И, судя по обилию фанатской символики на её вещах, она была большой поклонницей квиддича.

Гермиона Грейнджер тоже проводила мало времени в комнате, но довольно часто ее можно было обнаружить в библиотеке. Вернее, почти всегда. Она любила уткнуться в книги и поглощать их одну за другой — скорость ее чтения поражала воображение.

Меня же всегда можно было найти в общей гостиной Гриффиндора — это место стало моим самым любимым во всем замке.

Мне нравилось наблюдать за студентами всех курсов, что уютно устраивались на диванах и обсуждали прошедший день, выполняли домашнее задание либо просто общались, смеялись и шутили.

В гостиной всегда было полно народу: кто-то играл в плюй-камни, заняв угол комнаты, кто-то сидел рядом с камином и тихо общался, сдвинув диваны и кресла, кто-то выполнял домашние задания, сидя за столами в другом конце гостиной. А вечерами гостиная Гриффиндора превращалась в одну из самых шумных и оживленных во всем замке, зуб даю.

Я была в восторге.

Единственное, что раздражало, так это то, как Перси периодически зыркал на меня — не простил-таки мое участие в феерической битве в поезде.

С Перси у меня сложились интересные отношения — он считал меня разумнее своих младших братьев, и периодически мы могли разговаривать с ним на разные темы — от политического строя Британии до восстаний гоблинов. Точнее, по большей части он говорил, а я слушала — мне всегда было по душе больше слушать, чем читать. Перси это льстило, нравилось, что его не перебивают и демонстративно не зевают в ответ на его слова.

Но Перси также был и свидетелем множества шалостей и выходок, которые мы проворачивали совместно с близнецами и Роном. Он всегда смотрел на меня так, словно говорил: «Покайся, Агнес, не переходи на сторону зла. Ты еще не пропащая, я же вижу».

Вот и сейчас, стоило мне пересечься взглядом с ним, как он снова вернул мне тот-самый-взгляд.

Я не выдержала, спрыгнула с подоконника — да, я облюбовала именно его, подложив свое мягкое покрывало, привезенное из дома — и поспешила прямо к Перси.

Он вопросительно выгнул бровь и спросил, стоило мне подойти ближе:

— Кто?

— Что? — я даже опешила.

— Кто в этот раз пострадал от ваших приколов? Я слышал, что Фред и Джордж готовят что-то, но...

— Эй! Я так-то только первокурсница и ничего и никого не знаю толком!.. — я замолкла, стоило мне увидеть его выразительный взгляд.

— Случай с Малфоем не считается! — продолжила я отстаивать свою честь. — Драка была не на территории Хогвартса, и вообще, я пообещала профессору МакГонагалл примерное поведение.

— А я пообещал мистеру Грюму, что ты не свернешь себе шею здесь. И что-то я уже сомневаюсь в том, что смогу сдержать свое обещание, учитывая твое поведение, Агнес.

— Ой.

— Вот именно, «Ой».

— Перси, — я проникновенно взглянула в его глаза. — Этого больше не повторится. Я обещаю вести себя как мышь, серьезно.

— Ну какая из тебя мышь, — Перси фыркнул и примирительно улыбнулся.

А спустя неделю я загремела на отработку у Филча.

Дело было в среду, когда у нас был урок в Астрономической Башне. Башня была огромной и высоченной, и я полностью взмокла, пока поднималась на площадку, на которой должен был проходить урок.

Надо сказать, что когда я впервые увидела коридоры Хогвартса и его знаменитые лестницы, то чуть не взвыла — замок был громаден! И теперь до меня стало понемногу доходить, почему в последний год Аластор стал гонять меня строже обычного — подозреваю, чтобы по дороге из теплиц в башни я не выплюнула свои легкие из-за отдышки. Что оказалось не так уж и далеко от правды.

— Эй, Агнес, ты жива там? — обернулся Рон и поддерживающие похлопал по спине. — Хорошо, что уроки у профессора Синистры у нас только раз в неделю, да?

— Да... — я выдохнула и оперлась руками о коленки. — А ты прикинь, — я взглядом указала на соседнюю дверь, — у нее кабинет здесь рядом. Это она каждый день спускается и поднимается в Большой зал, чтобы поесть?

— Да-а, спортивная женщина, выходит, — хохотнул Рон, и я улыбнулась.

Мы стояли перед дверью, ведущей на улицу, к телескопам, болтали, и до начала урока оставалась около пяти минут.

— Вы только посмотрите, разве таким должен волшебник? Ты, Грюм, совсем мелкая и немощная, — скривился Малфой, внезапно материализовавшись у нас за спиной. — Даже лукотрусы, и те, силачи на твоем фоне, — и рассмеялся.

— Заткнись, Малфой, — нахмурился Рон.

— Не суй свой нос в чужие разговоры, — я сжала кулаки.

— А то что? — он улыбнулся.

Я помнила свое обещание Перси и держалась изо всех сил. Я была уставшей и голодной — пропустила ужин, решив получше подготовиться к уроку, а Малфой профессионально выводил из себя. Но я держалась, хотя было очевидно, что Драко хочет реванша.

— Побьешь своими кулачками? — продолжал Малфой, манерно растягивая слова. — Папаша разве не говорил, что кулаками дерутся только магглы и грязнокровки? — Он внимательно следил за моей реакцией, ухмыляясь. — Или он вообще на тебя внимания не обращает? На такую слабую и убогую, а, Грюм?

Он задел сразу несколько моих болевых точек — мое слабое здоровье и взаимоотношения с отцом. Потомственный, мать его, политик — не глядя, ткнул в ахиллесову пяту.

Я взмахнула палочкой, и яркая вспышка ударила его по носу. Нос в мгновение ока начал опухать.

То, что отец не учил меня атакующим заклинаниям, не значит, что я не учила их сама. В этом плане я нашла идеальный для себя вариант — близнецов Уизли. Я была частым гостем в их доме, в частности из-за них самих — моих добровольных учителей, которых жутко веселило, что дочь прославленного мракоборца выбрала их. И они честно старались помочь мне — в моем арсенале была целая куча разных противных заклинаний, которые людям в здравом уме ни за что не пришли бы в голову. Да, я не могла обездвижить человека или сбить его с ног — но я знала вещи в разы хуже этого. Фантазия близнецов Уизли — вещь жуткая.

— Я напишу своему отцу! Ты еще пожалеешь, ненормальная, — прогундосил Малфой, а его нос тем временем продолжал опухать и становиться все краснее и краснее. Рядом с ним маячили Крэбб и Гойл, больше мешая, чем помогая.

— Пиши, — улыбнулась я, злобно сощурив глаза. — А я напишу своему. И он, между прочим, очень внимательно читает все мои письма.

Малфой забавно округлил глаза — он явно не ожидал, что угрозой воспользоваться могут оба.

— И тогда тебе действительно следует написать отцу — предупредить, чтобы он подготовил сменные штанишки, — продолжила я. — Иначе велик риск их намочить, если мой отец решит, что в Азкабане слишком пусто.

Теперь багровым стал не только его нос, но и лицо.

— Т-ты! Т-ты пожалеешь! — закричал он, но нос стал настолько большим, что стал перевешивать — центр тяжести сильно сместился, и Малфой поспешил скрыться. Его свита посеменила за ним.

Мне не было его жаль — в оригинале книги я не испытывала к этому персонажу симпатии, а в реальности — тем более! Избалованных надо ставить на место — чисто из стратегических соображений. Иначе крови они знатно попьют — и вампиры здесь абсолютно не причем.

Справедливости ради, после этого случая Малфой перестал ко мне цепляться и начал всячески игнорировать, полностью переключившись на Поттера.

Однако это мое действие не осталось без последствий: профессор Синистра совсем не впечатлилась моими талантами в сглазах, и мне была назначена неделя отработок у Филча по вечерам.

Фред и Джордж, узнав об этом, нарочито вежливо пожали мне руки и торжественно сообщили, что я являюсь достойным представителем нашего факультета, и вообще, они во мне даже не сомневались.

* * *

Наказание мне досталось не самое приятное, но и не трудное. Скорее, муторное. Каждый вечер мне приходилось идти в Зал Наград, отдавать свою волшебную палочку на хранение Филчу и драить кубки. Как правило, завхоз не следил за мной — он просто закрывал зал на ключ на час и возвращался обратно по истечению времени.

В первый день я жутко трусила — без палочки чувствовала себя совсем беспомощной, однако потом привыкла и расслабилась — зал был закрыт, и никто не мог войти.

И даже из казалось бы идиотского и бессмысленного наказания, у меня получилось извлечь пользу. Я принялась изучать кубки и таблички в попытке найти что-нибудь интересное — и нашла!

Фамилию Грюм я обнаружила на небольшой табличке, которая была посвящена лучшим студентам Хогвартса 1941 года: семикурсникам Виктории Фоули — когтевранке, и Александру Грюму — гриффиндорцу.

Аластор о своих родителях не говорил почти ничего, однако Хук упоминала их довольно часто. Говорила, что моя бабушка Виктория была дочкой тогдашнего министра Гектора Фоули. Что бабушка и дедушка познакомились еще в Хогвартсе и учились вместе, постоянно соревнуясь. И что их брак был договорным — Фоули и Грюмы условились о нем, когда те еще были детьми. Союз их держался на взаимном уважении, общих целях и сыне. Именно в таком порядке: сначала работа и спасение людей, и только потом — сын.

Для меня было сюрпризом, что Виктория была с Когтеврана. Я, если честно, ожидала, что ее родным факультетом окажется Гриффиндор.

К тому же выходило, если брать во внимание дату на табличке, они оба закончили Хогвартс в разгар войны с Грин-де-Вальдом, и вместе сразу же ушли в мракоборцы. Вчерашние школьники, решившие хоть как-то помочь в той войне своими силами. Молодые люди, выбравшие жизнь, полную опасностей, ради служения народу и спасения чужих судеб.

Страшное время. Война не только волшебников, но и магглов. Лондон начала сороковых годов... Я помнила еще из прошлой жизни, что нам рассказывали про Блиц. И не могла представить себя среди горящего города, среди руин домов и уничтоженных районов. Как себя чувствовали те, на кого многие месяцы с неба летели многочисленные бомбы, как им было страшно, и как они были напуганы?.. И даже несмотря на то, что сейчас я волшебница, я не была уверена, что мне хватило бы духу даже просто остаться в столице, не говоря уже о том, чтобы воевать, сражаться, помогать и поддерживать порядок в мире, который буквально на твоих глазах могло смести взрывом, от которого не спас бы ни одно защитное заклинание. Нужно иметь большое сердце, недюжинную храбрость и отчаянное желание нести добро несмотря ни на что.

Внезапно я ощутила странное чувство, оно горячими иголками покалывало мою грудь, согревая область около сердца — уважение к бабушке и дедушке, гордость за принадлежность к этой семье и какой-то неясный, взволнованный трепет перед тем, как они выбрали прожить свою жизнь.

Понемногу я начала понимать, про что именно были те самые пять правил семьи Грюм.

Их таблички я отполировала до блеска.

Последний день отработок пришелся аккурат на Хэллоуин.

Я помнила про горного тролля, которого Квиррел выпустит в подземелья, и попадаться ему не планировала — думала отсидеться в закрытом зале.

Я вообще решила, что в первый год не буду вмешиваться в события канона. Максимум, на который я буду способна дальше, это отобрать дневник у Джинни в следующем году и тихонько прибить Коросту во время третьего курса. Жаль, что Хвост нужен для оправдания Сириуса Блэка, иначе натравила бы Олафа на эту крысу ещё давным-давно.

Надеюсь, этих событий хватит, чтобы минимизировать количество жертв, но не пустить сюжет под откос. Всё-таки мне до дрожи в коленках было страшно основательно менять сюжет. Но... выхода я не видела. изменять его все равно придется, а раз так, то пусть это будет на моих правилах.

Не будет дневника — не будет Василиска. Не будет Хвоста — Волан-де-Морт так и будет прозябать в лесах Албании.

И уже потом, когда я подрасту и смогу хотя бы минимально пользоваться окклюменцией, то попробую намекнуть директору на крестражи.

Пока же мне жутко страшно даже подумать о том, как отреагирует профессор Дамблдор на такие знания из уст первокурсницы. Не хочу привлекать внимания таких влиятельных людей до тех пор, пока не научусь самостоятельно постоять за себя.

Хотя нет, мне в принципе не хочется привлекать к себе его внимания. Профессор Дамблдор мыслит, совершенно очевидно, другими, более масштабными категориями. Битва добра и зла, противостояние сторонников Волан-де-Морта и людей, не поддерживающих идеи Темного Лорда, политические игры и военные стратегии, игры разума и готовность принимать ответственные и тяжелые решения...

Я не птица такого полета и никогда не хотела ей быть. Такой масштаб меня пугал, а сама мысль быть ответственной за жизнь множества людей вгоняла в панику. Может быть, есть люди, которые стремятся к подобной власти, но это явно не я.

С такими мыслями я привычно направлялась в Зал Наград, и распахнула массивные деревянные двери.

Однако не обнаружила ни Филча, ни миссис Норрис.

Пожала плечами, прошла вглубь зала — возможно, они были внутри? Но нет, их не было нигде. Я немного растерялась.

Могла ли я перепутать время? Наколдовав темпус, убедилась, что явилась вовремя. Прошлась еще раз, заглянув буквально везде — вдруг отыщется хотя бы миссис Норрис? Но нет, Зал Наград был пуст.

Итак, напрашивалось два вывода: первый — Филч отменил отработку из-за Хэллоуина, но забыл — забыл ли? — предупредить об этом меня; второй — мне следует возвратиться в гостиную Гриффиндора или в Большой Зал.

И желательно принять решение до того, пока в обеденный зал не вбежит профессор Квиррел с паническими криками о тролле в подземелье.

Стоять в коридоре резко стало некомфортно.

* * *

Я решила спуститься-таки в Большой зал. Возможно, мне всё же удастся перекусить до всей этой суматохи с троллем.

Приняв решение, я развернулась, прикрыла широкие двухстворчатые двери и направилась в сторону зала.

Возможно, отмененная отработка была подарком — ну, мало ли? — в честь сегодняшнего Хэллоуина. Меня обуревали большие сомнения относительно того, что Аргус Филч мог забыть о своей обязанности.

Я шла по коридору третьего этажа, когда внезапно услышала еле слышный посторонний шум. Словно что-то большое и деревянное волочилось по каменному полу.

Стремительно обернулась. В конце коридора перед развилкой я увидела огромное существо — под четыре метра, с уродливым лицом, тусклой гранитно-серой кожей и огромным телом с крошечной лысой головой.

«Тролль, — догадалась я. — Тот самый тролль, который сейчас, должно быть, направлялся в туалет для девочек, где спряталась Гермиона, и с которым должны были разобраться Гарри и Рон».

Однако это огромное нечто, вместо того, чтобы свернуть направо, повернуло голову в противоположную сторону, заметило меня и, изобразив на лице жуткую глупую улыбку, двинулось в мою сторону.

Я примерзла к полу и в отупении наблюдала, как он направлялся ко мне, волоча тяжелую — наверное, с тонну! — дубинку. Я была в ужасе.

Чем ближе он подходил, тем хуже пахло — тошнотворная смесь из самых разнообразных запахов ошеломляла не хуже его внешнего вида.

Я отмерла только тогда, когда наконец осознала, что тролль прибьет меня этой самой дубинкой, разбрызгав мои внутренности по многочисленным портретам Хогвартса, если я так и буду стоять на одном месте.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я принялась бежать прочь.

Я неслась, совершенно не разбирая пути, плутая среди многочисленных поворотов замка. В панике даже не понимала куда бегу, — лишь бы подальше от этого мерзкого тролля! — однако совсем скоро оказалась в холле с многочисленными лестницами.

Дыхание уже сбилось, а в боку нещадно кололо. Сердце отбивало бешеный ритм, который вторил гулу крови в моей голове. В голове было абсолютно пусто.

Я остановилась отдышаться, и чуть не подпрыгнула — тролль находился на расстоянии буквально пяти его широких шагов и вытаскивал свою дубинку, не сводя с меня своих черных и маленьких как бусины глаз.

Я из последних сил бросилась к ступенькам, запрыгнув в последний момент на уезжающую лестницу, и добежала почти до самого ее конца. Ноги отнимались и от усталости, и от страха — душа ушла в пятки и, судя по всему, планировала покинуть мое бренное тело в ближайшую минуту. За эти два месяца с лестницами Хогвартса дружбы завести мне не удалось, однако сейчас я благодарила всех известных мне богов за то, что на моем пути повстречались именно они.

Тролль медленно подошел прямо к выступу, с которого отъехала лестница, огляделся по сторонам и потоптался на месте, где я была мгновение назад, и глупо хлопал глазами, бессмысленно размахивая дубинкой, словно спрашивая себя: «А где девчонка? Только что же здесь была!»

Я нервно выдохнула и продолжила пятиться, пристально глядя на развернувшего обратно тролля. Низкие каблучки моих туфель продолжали глухо отстукивать в такт моим шагам. Громкое дыхание со свистом выходило из моих легких.

И тот момент, когда тролль полностью развернулся и скрылся в глубине коридоров, моя нога повисла в воздухе.

Сердце громко ёкнуло.

Я неловко взмахнула руками, заваливаясь назад, — я совершенно не заметила, когда своенравная лестница опять сменила направление! — и полетела вниз.

Словно в замедленной съемке я наблюдала, как передо мной проносятся лестничные пролеты, висящие на стенах портреты...

А затем наступила темнота.

* * *

Когда я открыла глаза, вокруг меня была полутьма, а в глазах двоилось.

При попытке пошевелиться мое тело пронзило тысячи игл — даже не имея медицинского образования, я могла сказать, что у меня определенно что-то сломано и точно есть сотрясение мозга. Голова кружилась, меня жутко мутило, а сил, чтобы подняться, не было абсолютно никаких.

Чудо, что меня не размазало по полу — хотя за это, наверное, нужно благодарить магию — полагаю, именно она затормозила мое падение. Я коснулась кончиками пальцев цепочки, которую носила с самого первого похода в Косой Переулок, но руки ощутили лишь то, что осталось от защитного амулета — металлическую пыль.

Так я и лежала, боясь подняться и сглатывая противный ком в горле. И ловила дикие флешбэки с той самой первой моей ночи в этом мире.

Тогда я полагала, что это всего лишь страшный сон и просто очередной кошмар, созданный моей неуемной фантазией. Однако сейчас все было по-другому.

Я лежала и бесилась от своего бессилия, прикрыв глаза, в попытке переждать особо сильный приступ головокружения. Дико злилась на саму себя, на свою беспомощность.

Я — волшебница!

Я владею магией, и у меня есть волшебная палочка!

Какого Мерлина я бежала, словно глупая и трусливая ослица?

Почему не постояла за себя?

Почему застыла, словно кролик, увидевший удава?

Почему мои мозги отключились, как по щелчку, и я побежала, куда глаза глядят? Я же могла привести тролля прямо к профессорам, и все решилось бы максимально благополучно!

Меня мутило. Я лежала и сокрушалась своей глупости, своей трусливости, своей — как там Малфой говорил? — немощности.

Выходит, он был прав.

Дочка Грюма? Нет, всего лишь жалкая пародия на его дочь.

Хилая, глупая, слабая.

Внезапно рвотный позыв стал таким сильным, что мне пришлось повернуться, чтобы не захлебнуться, и меня вывернуло прямо на пол.

Я упала обратно на спину и зарыдала в голос. У меня не было сил даже отодвинуться. Так и лежала, и из моих глаз лились злые слезы — мне было обидно, мне было жалко себя.

Почему я не обладала сильным и здоровым телом? Почему я не знала заклинаний для самообороны, а была способна только на глупые розыгрыши?

Мне было больно. Мне было стыдно.

Я знала, что случится сегодня вечером, знала про тролля. Но была настолько заносчива, настолько самоуверенна, настолько легкомысленна... что допустила такой исход.

Сколько времени прошло — секунды, минуты или же даже часы? — я понятия не имела, в голове творился хаос, мысли скакали с одной темы на другую, подолгу задерживаясь вокруг уничижительных размышлений о самой себе.

Мне было так невыносимо.

Это отвратительное чувство беспомощности. Оно мне так надоело. Оно ледяным айсбергом холодило мое нутро, сковывая по рукам и ногам и мешая мыслить трезво. Я так хотела перестать чувствовать его.

Все чувства во мне смешались в один ядерный коктейль, который разрывал меня.

Я сжала руки в кулачки, и ногти впились в мои ладони.

Надоело.

Жуткая боль во всем теле, отвратительный запах рвоты и раздражающее головокружение — сейчас все это словно отошло на второй план.

Твердая решимость заполнила меня до краев. Я решила — я не стану больше той, кто убегает от проблем и неприятностей, плачет от бессилия и страдает из-за безрассудства. Я стану больше внимания уделять себе, своему здоровью и физической форме — мне не понравилось задыхаться от усталости. Я знатно присяду Аластору на уши на каникулах. Я сделаю все что угодно, но он будет просто обязан — особенно после этого чертова тролля! — научить меня боевым атакующим заклинаниям. Нет, не так. Он обязан научить меня сражаться. Впереди нас будут ждать вещи похуже троллей и своенравных лестниц.

Я так больше не хочу. Мне не нравится лежать недвижимым телом. Мне не нравится, что я не могу бороться за себя. Мне не нравится, что я теряю голову при малейшей опасности.

Я хочу иметь возможность выбирать: отступить или сражаться.

Откуда-то появились силы, и я рискнула медленно и аккуратно приподняться. Мне надо было найти палочку — та вылетела из моих рук, пока я падала.

В таком скрюченном виде меня и нашел профессор Снейп — и при этом так заковыристо ругался, шипя и бормоча про непослушных студентов, неясно откуда взявшихся троллей и глупых профессоров в тюрбанах, растерявших последние мозги в заграничных лесах.

Взмахом палочки он отправил патронуса директору, коротко обрисовав обстановку, и обратился ко мне:

— Мисс Грюм? Вы меня слышите?

— Да... сэр, — я едва слышала свой голос. — Тролль?.. — сил закончить вопрос не было. В неверном свете факела я нашарила рукой свою палочку и крепко ее сжала.

— Вы в безопасности, — неверно интерпретировал мой вопрос Снейп.

Буквально полминуты спустя появились директор Дамблдор и мадам Помфри, и меня погрузили в сон.

* * *

С того самого дня, когда ребята победили горного тролля, Гермиону можно было часто заметить в компании Гарри и Рона.

Рон перестал жаловаться на нее — еще бы! Грейнджер согласилась проверять их с Гарри домашние работы — и, в целом, стал относиться к ней гораздо терпимее.

Гарри же целиком и полностью был поглощен квиддичем, пропадая на тренировках по три раза в неделю.

Я с изумлением обнаружила, что большую часть времени провожу с Невиллом — главным образом потому, что он тоже довольно часто стал находиться в общей гостиной.

Невилл был точь-в-точь своей книжной копией — такой же неуклюжий и неловкий. Часто отбивал мизинцы о столы и стулья, спотыкался на ступеньках и забывал перья или чернила, необходимые для уроков, и не только.

Когда я вышла из больничного крыла, Невилл бросился мне в ноги с мольбами о прощении — выяснилось, что мистер Филч передал первым попавшимся студентом, а это оказался бедняга Невилл, что моя отработка переносится на следующий день. Но Долгопупс забыл об этом и затем удивлялся, почему же его Напоминалка весь день горела ярко-красным цветом.

Перси же объявил мне бойкот — ему прилетело огромное письмо от Грюма, который в лучших своих традициях выражал разочарование в Перси, первое, как в старосте факультета, и второе — самое главное! — как в молодом человеке, на которого можно положиться. Его демонстративным молчанием я была ни удивлена, ни напугана.

Кем я была напугана, так это близнецами. Те, следуя своей альтернативной логике, решили отомстить Филчу и, судя по всему, готовили что-то жутко неприятное. И да, Невиллу тоже досталось, но не сильно, к тому же, он даже не сопротивлялся, признал вину и, по мнению Фреда и Джорджа, заслужил прощение.

Рон же, в отличие от своих братьев, был единственным, кто подошел ко мне и спросил, как я вообще себя чувствую и сильно ли испугалась. Поделился тем, что сам чуть не наложил в штаны, когда увидел того горного тролля. И даже рассказал, что они — Гарри, Рон и Гермиона — считают, что тролля впустил профессор Снейп, предварительно отключив несколько охранных заклинаний в коридорах и на лестницах, чтобы магия Хогвартса не среагировала на опасность для детей. И, судя по всему, страхующее от падения заклинание было их частью. Рон сказал, что Перси ему сказал, а с тем поделились старшекурсники, что студенты могли спотыкаться на лестницах, но никогда не падали — заклинания им этого не позволяли.

Я была благодарна ему за такую милую и немного неловкую заботу.

Что же касается моего отца...

Сама же я осталась без гневного письма от Аластора. Ибо Грюм решил навестить меня лично, пока я валялась в Больничном крыле, а мадам Помфри силком впихивала в меня костерост — самую мерзкую и отвратительную бурду, что мне довелось попробовать в этой жизни.

Разговор у нас с ним был долгий и обстоятельный, в ходе которого на меня были, как и наложены определенные санкции, так и отвоеваны некоторые преференции.

А именно, мне было сделано внушение относительно нарушения дисциплины в Хогвартсе — Грюму крайне не понравилось, что я загремела на отработку из-за того, что поддалась на провокации, пф-ф, Малфоя. Выговор этот закончился тем, что я оказалась лишена поездки к миссис Уилсон на Рождество — а я очень любила свою маггловскую бабушку! В общем, я жутко расстроилась.

Положительным моментом было то, что я знатно насела на Аластора и выбила себе занятия по магии.

Когда отец укоризненно уставился на меня, лежащую на больничной койке — мол, как же так, Агнес? Почему ты вообще здесь лежишь? — я не выдержала и с возмущением спросила:

— А что мне нужно было сделать? Идти сражаться с троллем? Я сделала только то, чему ты меня учил — убежала!

И, да, я решила благополучно забыть, что именно по поводу инцидента с троллем Аластор ничего не сказал. Скорее намекал, что если бы не отработки, то этой ситуации не случилось бы. Но мне же нужно было хоть что-то с этого разговора получить, верно?

— Агнес, я считаю, что дети не должны сражаться в принципе, — он тяжело вздохнул. — За безопасность ребенка обязаны отвечать его родители или взрослые за него ответственные.

Я неловко поерзала на кровати.

— С профессором Дамблдором я еще поговорю по поводу уровня безопасности в школе, — его лоб нахмурился, а губы поджались.

Мне повезло, что у меня был отец. Родитель, которому небезразличны мое здоровье, мое будущее. Который заботился обо мне по мере своих возможностей и который, вне всяких сомнений, любил меня. И все же...

— Но, папа, что мне делать тогда, когда тебя или другого взрослого рядом не будет?

— Я... — он тяжело вздохнул. Было видно, что он очень не хочел произносить эти слова, но ситуация действительно не предполагала выбора. — Хорошо, Агнес. Я буду учить тебя, как защищаться, как сражаться. Но! Я обязан взять с тебя обещание.

— Какое? — я с любопытством склонила голову вбок.

— С большой силой приходит большая ответственность. Я могу рассчитывать на то, что ты будешь использовать эти знания только в крайних случаях?

— Крайних?

— Да. Если рядом нет меня, а тебе будет грозить опасность.

— Хорошо, папа.

Он положил свою лапищу мне на голову и растрепал мои волосы. Перед тем, как уйти, вытащил из кармана небольшое колечко и попросил надеть. Как только оно оказалось на пальце, то уменьшилось под мой размер и стало невидимым.

В очередной раз взъерошив мне волосы, он поднялся, попрощался и ушел.

* * *

Спустя неделю после Хэллоуина и четыре дня после выписки из больничного крыла я решила, что достаточно окрепла для первого пункта своего плана.

Так что в тот день я встала достаточно рано, а до завтрака оставалась еще целая прорва времени.

Выскользнув из теплой кровати, я всунула босые ноги в холодные тапочки и убежала умывать лицо и чистить зубы. Затем переоделась в свободную одежду, выбрала более-менее свободное место в комнате и начала разминать шею. Затем пришел черед рук и ног.

— Агнес, — прозвучал заспанный голос Лаванды, — что ты делаешь?..

— Это зарядка, — пропыхтела я, выполняя наклоны из стороны в сторону.

— Чего-о? — прозвучал зевок уже с другого конца комнаты. — Зачем?

— Чтобы умереть не в сорок пять лет, а в девяносто.

— Чего-чего? — всполошилась Лаванда, окончательно просыпаясь. — Откуда ты знаешь?

— Упражнения продлевают жизнь. А я хочу жить долго. — Это я уже говорила, выполняя приседания.

— И кто это сказал? — с подозрением донеслось с кровати Парвати.

— Статистика. Магглы говорят, что физические упражнения продлевают жизнь.

— П-ф-ф, Агнес, нашла кого слушать! Волшебники живут дольше магглов, если ты не знала, — Лаванда нравоучительно пояснила мне. — Гораздо дольше, чем девяносто. Профессору Дамблдору, например, уже больше ста десяти лет, и я сомневаюсь, что он каждое утро, пха-ха, машет руками и приседает.

Я проглотила смешок, представив Дамблдора, приседающего после каждой съеденной лимонной дольки.

И лишь Гермиона ничего не сказала, молча наблюдая за нашим разговором.

Когда я закончила зарядку, то приняла душ. Вернувшись в комнату, обнаружила, что все девочки уже встали.

И хотя в течение всего дня у меня тянуло мышцы, я была довольна — я сделала шаг к тому, чтобы быть сильнее.

На следующее утро ко мне присоединилась Лаванда и, что еще неожиданней, Гермиона.

Парвати лениво наблюдала за нами из своей уютной кровати, и присоединяться к нам не планировала, лишь изредка комментировала:

— Это что за упражнение? Выглядит так, словно вы пропалываете грядки профессора Стебль!

— А это точь-в-точь профессор Квиррел, когда не может найти пудинг за обеденным столом! Он точно также голову вытягивает, видели? — веселилась она.

В итоге, на следующее утро Парвати с Лавандой сидели и обсуждали упражнения, домашние задания, прически и целую кучу всего, а мы с Гермионой так и продолжили заниматься, сообразив график с днями для отдыха и занятиями.

Согласно Великому Плану Как Стать Сильнее — зарядка являлась первым пунктом, помогающим мне добиться поставленной цели.

Второй шаг заключался в том, чтобы стать умнее — и нет, я не собиралась соревноваться с Гермионой, ни в коем случае! Скорее, я шла в библиотеку с единственной задачей — найти способы как стать сильнее. Но эта информация, по всей видимости, была не для неокрепших детских умов, и хранилась в большинстве своем в Запретной Секции. Но и в книгах, что были в общем доступе, можно было почерпнуть много интересного, если читать вдумчиво, а не по диагонали.

Третий шаг моего плана заключался в постоянной практике волшебства, что, в принципе, было делом нехитрым, особенно, если ты учился в школе магии. Но этот шаг содержал в себе не менее важный подпункт: боевая магия. И с ним я решила повременить до Рождества — помнила, что отец обещал обучать меня самостоятельно.

Таким образом, я решила не тянуть с воплощением своего грандиозного плана и приступила к нему как можно скорее.

Рон моего стремления никак не понял, что-то пробормотав насчет того, что я сама себе решила усложнить жизнь.

С Гарри я почти не пересекалась — он был чертовски занят, пытаясь вытянуть учебную нагрузку, тренировки по квиддичу и поиски приключений на пятую точку вместе с Роном и Гермионой.

Гермиона же была единственным человеком, кто оценил мою идею с тренировками и не стал подтрунивать по этому поводу. А подкалывали меня многие, начиная с Парвати с её ежедневным комментированием моей утренней рутины, и заканчивая близнецами, которые как-то раз нарисовали мой шутливый портрет с огромными бицепсами и накаченными ногами. Я смеялась до слез, когда увидела эту карикатуру.

Несмотря на то, что тот случай с троллем взбудоражил школу, всё вернулось на круги своя довольно быстро.

Небольшое отклонение от канона из-за моего эпичного полета с лестниц почти никак не отразилось на основном сюжете. Однако я стала чаще задумываться о различиях между оригинальным произведением и той реальностью, в которой оказалась.

Любимым моим делом во время тренировок стало размышлять о главных героях истории, сравнивая книжный образ и реального человека. Вот, к примеру, Гермиона.

Не могу сказать, что она мне не нравилась — в оригинале истории Грейнджер мне импонировала. Умная, смелая, добрая — она была идеальной героиней, преданным другом главного героя и имела потрясающий и живой ум.

Однако в реальной жизни иметь дело с ней... оказалось трудновато.

Гермиона была сильно ориентирована на получение похвалы от окружающих. Особенно сильно это было заметно на уроках — еще сильнее это было заметно на уроках конкретно профессора Снейпа.

А так как в ее семье поощрялась тяга к знаниям и соблюдение правил, то демонстрируя их, Гермиона словно просила обратить на нее внимание.

Я видела ее постоянное напряжение: как в голове у нее крутилось великое множество информации, как трудно ей было выносить чьи-то несовершенства, как сильно она старалась сделать все максимально идеально.

И будучи постоянно рядом с ней, — на уроках и в комнате — я невольно начинала тревожиться сама.

Идеально ли написано эссе по Зельеварению? Достаточно ли хорошо я помнила про законы Гэмпа? А может всё-таки дополнительно потренироваться на метлах, чтобы в следующий раз не опозориться?

А потом ловила себя на мысли: «А зачем?»

Проще сойти с ума, чем сделать все идеально.

Да, в реалиях школы поощрялась тяга к постоянному совершенствованию на поприще знаний. И именно благодаря этому Гермиона и была ходячей библиотекой — любимицей профессоров.

В обществе Гермионы мне постоянно приходилось напоминать себе не только то, что я разрешаю себе делать неидеально многие вещи, но и то, что я буду стараться и выкладываться по мере моих сил ради тех вещей, которые для меня важны.

Я не буду писать эссе идеально ради оценки Снейпа — я буду писать так, чтобы запомнить содержание. Я не буду постоянно тревожиться относительно формулировок законов Гэмпа — для меня важно понимаю ли я их суть или нет. Я не буду тренироваться из-за страха опозориться, а буду учиться сидеть на метле хорошо ради самой себя.

Но не мне одной было тяжело в компании Гермионы.

Я видела, как Рону было сложно понять ее.

Рон не понимал — зачем заслуживать любовь? Ведь в его семье его любили, несмотря на все его несовершенства. Он знал, что даже несмотря на то, что он младший, его будут любить любым — и не потому, что не заслужил, а потому что иначе и быть не может. Это ведь его семья, верно?

Да, Рон временами переживал из-за той ответственности, которую на него невольно взвалили его старшие братья. Старосты школы и факультета, капитаны сборных по квиддичу, всеобщие любимчики, отличники... Ему совершенно не хотелось разочаровать своих родителей. Но при этом он все равно знал — чего бы он ни добился, он в любом случае может рассчитывать на поддержку своей семьи.

И наверно именно поэтому мне было бесконечно тяжело наблюдать за Гарри Поттером, выросшему без родительской любви.

Я видела, как он тянулся к каждому, кто был хоть немного к нему добр. И тянулся он не потому, что сам это выбрал и хотел общаться именно с этими людьми, а потому, что ему совершенно не хватало любви — любой любви — и он добирал ее так, как мог.

Он совершенно не включал голову, он просто шёл туда, где ему могли дать признание, восхищение, внимание. У Гарри Поттера было все просто — если человек относился к нему хорошо, то он был достоин его любви.

Как и с Гермионой, в его случае лакмусовой бумажкой тоже был профессор Снейп.

Сам же профессор Снейп был настолько противоречивым персонажем, что я до сих пор не смогла понять его.

Однако я узнавала некоторые черты, а именно тот неосязаемый кокон, что словно броня защищал его от чужих эмоций, мыслей... и это не окклюменция.

Мне было знакомо это по моей прошлой жизни. Я точно также выстраивала вокруг себя стену, через которую трудно было пробиться людям. И через некоторое время даже те, кто был заинтересован в общении со мной, сдавались. Стена, за которой жили и существовали множество эмоций — сильных, ярких! — но которые не видел никто. Потому что я считала, что это слишком опасно — показывать их. Я не чувствовала себя способной защитить себя, если вдруг все мои чувства обнажатся.

И вот тоже самое я чувствовала от Снейпа — как чувственная и увлекающаяся натура зельевара была надёжно сокрыта ото всех. Я видела внешнюю маску — холодную, жесткую — и все мои инстинкты вопили о том, что лезть за нее крайне опасно.

И я не лезла.

Да, мне было обидно, когда Снейп проходился по моим умственным способностям, когда ставил в упрек мне моего знаменитого родителя, однако я чувствовала этот надрыв в нем, эту черную дыру, что скрывала за собой огромный массив эмоций. И напоминала себе, что он срывался на учениках, не потому что его студенты полнейшие бездари, а потому что не умел по-другому.

В прошлой жизни Снейп был моим самым нелюбимым персонажем. Потому что слишком напоминал меня, а себя я не любила.

Спустя десять лет жизни в этом мире я с интересом наблюдала за тем, как изменилось мое отношение к книжным персонажам, которые воплотились реальными людьми.

Это потому, что раньше я просто не вглядывалась глубже, цепляясь глазами за поверхностный образ?

Не знаю.

Или потому, что я стала другой?

Я чувствовала, что изменилась. Сейчас между прошлой и нынешней мной пролегала огромная пропасть. Я знала, что у меня теперь есть люди, на которых можно положиться — моя опора, что у меня есть люди, которые любят меня, ценят меня. Это сильно повлияло. Это было главным катализатором изменений.

При этом я чувствовала себя собой, а не кем-то ещё.

Я оставалась прошлой собой, но которой получилось вздохнуть полной грудью и снять те самые непробиваемые и неудобные доспехи. Ведь их я уже переросла — они мне стали малы, в них было нестерпимо тесно.

Да, без своего панциря я была чертовски уязвима. Но у меня были люди, на которых можно опереться, пока я взрослею и становлюсь сильнее. Пока учусь опираться на саму себя.

* * *

До самого Рождества была тишь да гладь — Гриффиндорское Трио почти все время зависало в библиотеке.

Поиски хоть какой-нибудь информации о Николасе Фламеле, о котором случайно сболтнул Хагрид, судя по их кислым лицам, пока что не увенчались успехом. И не увенчаются, ведь нужные им сведения о философском камне они найдут только после Рождества.

По крайней мере, если следовать оригинальной истории. Но я пока что не видела никаких видимых отличий в поведении главных героев. Выходило, что мое появление почти никак не повлияло на текущий сюжет, и меня это чертовски радовало.

Я исправно делала зарядку каждое утро, посещала уроки, ходила в библиотеку, все чаще и чаще кидая свой взгляд на Запретную Секцию, и старалась не влипать в отработки. Но баллы на уроках с меня летели стабильно — за опоздания. Я не смогла заставить себя вновь ступить на эти своенравные лестницы и приходилось выкручиваться, выискивая обходные пути. Вкупе с моей медлительностью этот факт прилично нервировал преподавателей, на чьи уроки я опаздывала.

Крупные хлопья снега падали с неба, яркое декабрьское солнце освещало внутренний двор, на котором веселились младшекурсники — второкурсники Гриффиндора и Пуффендуя спонтанно организовали бой снежками.

Я наблюдала за ними, усевшись на широкий подоконник главного коридора и бросив сумку с пергаментами и учебниками на пол. Недавно закончился последний урок в этом году, и впереди студентов ждали рождественские каникулы. Подниматься в башню не хотелось, хотелось лицом ловить редкие для шотландских гор теплые лучики солнца и наслаждаться безмятежной и спокойной обстановкой замка.

Я сидела на подоконнике, с интересом наблюдая за обстановкой на улице, когда за своей спиной услышала тихие шаги, а затем и голос, хорошо знакомый по урокам Зельеварения:

— Мисс Грюм.

Я развернулась и неловко соскочила с подоконника.

— Здравствуйте, сэр.

Профессор Снейп стоял угрюмой летучьей мышью, которую силком вытащили из пещеры на солнечный свет. Я поёжилась — попадать под горячую руку накануне каникул не хотелось совершенно.

— Ваш отец в курсе сомнительных интересов своей дочери? — кажется, профессор Снейп действительно был не в духе: весь его вид буквально вопил о том, что он не против выклевать мозги какому-нибудь нерадивому ученику.

— Каких интересов, сэр? — я удивилась и заинтересованно приподняла брови.

— Не притворяйтесь идиоткой, мисс Грюм, — он поморщился. — Ваш библиотечный формуляр выглядит достаточно… любопытно. За два месяца вы пересмотрели всю литературу, хоть как-то касающуюся Тёмных искусств.

Взгляд его бездонных черных глаз, казалось, мог пробуравить во мне дыру. Я запоздало вспомнила, что мне следовало избегать смотреть на него в ответ, и вперила свой взгляд в пол.

Снейп не ошибался, но и не был прав в полной мере. Я правда пересмотрела множество книг и составила список из тех, что показались мне наиболее полезными. Там действительно было много литературы по Тёмным искусствам, но я искала не только её. Я брала с полок труды и по Трансфигурации, и по Чарам тоже. Но у бывшего шпиона Темного Лорда было на это своё мнение. Привычку Снейпа видеть во всем подвох я могла объяснить только профессиональной деформацией, не иначе.

«И вообще, что он забыл в библиотеке?» — с раздражением подумала я.

Спустя секунду до меня дошло — он проверял, насколько близко Гермиона подобралась к разгадке философского камня.

— Не знает, значит, — хмыкнул Снейп в ответ на моё молчание. — Не удивлён.

Он нахмурил брови — хотя, казалось бы, куда больше? — и поджал губы. Полы его иссиня черной мантии на секунду распахнулись, когда он скрестил руки.

— Тёмные искусства — это не развлекательное чтиво для первокурсников, зарубите себе это на носу, мисс Грюм. Не каждому семикурснику, не говоря уже о первокурсниках, хватит мозгов, чтобы правильно понять и интерпретировать этот предмет, — в его голосе отчетливо послышалась издёвка. — Не лезьте в Тёмные искусства. Ясно это вам?

— Да, профессор, я всё поняла, — я покорно согласилась. С профессором Снейпом противопоказано (опасно для собственного душевного здоровья) пререкаться и спорить. Не услышав ничего в ответ, я решилась спросить: — Э-э, я могу идти? Меня ждут друзья, — я нервно оглянулась в окно. Внизу, среди сугробов, промелькнула знакомая рыжая макушка Рона, рядом с ним маячили черные вихры Поттера и русые — Финнигана, который бесстрашно влез в ожесточенную борьбу снежками, утянув за собой стоявших рядом с ним мальчишек.

Выдерживать давление Снейпа было сложно. Казалось, словно я находилась рядом с вулканом, который мог взорваться в любую секунду. Как бы мне не хотелось этого признавать, но я испугалась. Мерлин, не хочу отработки, да еще и по такой идиотской причине!

— Не так быстро, мисс Грюм, — Снейп, заметив мои полные надежд взгляды на улицу, скривился. —У меня для вас… задание. Проследите за своими друзьями, чтобы они не лезли в те части замка, куда слоняться запрещено, — в низком и обманчиво мягком голосе профессора прорезались стальные нотки. — Поттер и Уизли слишком бестолковы, а Грейнджер — упряма, чтобы тратить на них своё время. Вы в их компании, несмотря на сомнительные интересы, — он снова скривился, — выглядите наиболее здравомыслящей.

«Надо же, комплимент от Снейпа, — отстраненно подумала я. — Однако почему я ощущаю себя грязной половой тряпкой, которой вытерли половину замка?»

Дав обещание, которое не собиралась исполнять, я практически сбежала на улицу.

«Вразумить Поттера и его друзей? Бесполезное занятие, абсолютно, абсолютно бесполезное», — с раздражением подумала я — иллюзий у меня на этот счет не было. К тому же, я, как заинтересованное лицо, была на стороне Поттера, который с потрясающим упорством находил для себя приключения.

К тому моменту, когда я спустилась вниз, уже весь двор участвовал в снежной баталии, разделившись на два стихийно образовавшихся лагеря. Я оглянулась и посмотрела в то окно, около которого стояла минуту назад — Снейп уже ушел. Выдохнула и решила отойти подальше, чтобы поразмышлять над недавно произошедшим, но не успела.

Смачный снежок снега угодил мне прямо в затылок, и я чуть не упала, успев ухватиться за рукав рядом стоящего Симуса. Он радостно прокричал мне в ухо что-то про победу любой ценой и стратегическое преимущество и утащил за самодельные снежные баррикады, всунув в руки охапку готовых снежков:

— Пли! — громкий крик мне в ухо чуть не уничтожил мои барабанные перепонки.

Мне резко стало не до размышлений, я с внезапно проснувшимся азартом и жаждой отомстить за подбитый затылок начала обстреливать своих противников. С удивлением поняла, что каким-то неведомым образом Рон и Гарри оказались на противоположной стороне — Гарри бросался в гущу летящего снега, а Рон помогал со снарядами. Встретилась взглядом с Уизли, широко улыбнулась мальчишкам и — что за несправедливость! — поймала лицом очередной снежок.

Ну что ж. Сами напросились. Я закатала рукава и крикнула:

— Надерем им задницу!

Стоявший рядом со мной Симус прыснул, а ребята постарше согласно закричали.

Обратно в башню я вернулась уставшая, взмокшая, но довольная как черт, и мгновенно уснула, стоило моей голове оказаться на подушке.

А на следующий день замок опустел — большинство студентов школы отправились на каникулы по домам, и я в том числе.

На Рождество я решила поехать домой — мы с отцом договорились, что он встретит меня на платформе, когда Хогвартс-экспресс доставит всех студентов, желающих провести праздник в семейном кругу, в Лондон.

Мне не верилось, что я провела в Хогвартсе уже почти четыре месяца, а впереди меня ждало целых две недели рождественских каникул.

Время действительно летело очень быстро.

Я сидела в одном купе с Гермионой — Рон, близнецы и Перси остались в замке, так как мистер и миссис Уизли отправились в Румынию навестить Чарли. В это Рождество Нора пустовала.

За Рона я не переживала — он встретит Рождество вместе с Гарри, и они найдут себе очередное приключение в виде зеркала Еиналеж. Поттер, если мне не изменяет память, даже сунется в Запретную Секцию.

Я завистливо вздохнула — в ту часть библиотеки я бы тоже полезла с превеликим удовольствием, но, к сожалению, мантия невидимости существовала только в единичном экземпляре и принадлежала Гарри. Точнее, будет принадлежать Гарри.

Я в очередной раз завистливо вздохнула.

Большую часть времени мы с Гермионой сидели молча. Не назвала бы это молчание неуютным, скорее у нас обеих не было потребности болтать ни о чем, и по негласному взаимному согласию мы ехали в тишине. За все время поездки Гермиона так и не подняла головы от книг, в которые уткнулась с головой. Я мельком взглянула на обложки книг — «Выдающиеся волшебники нашей эпохи», «Главные магические открытия двадцатого века»… Грейнджер не оставляла попыток узнать о Николасе Фламеле.

Эта поездка на поезде в корне отличалась от самой первой — в купе царила тишина, и было слышно лишь слабый перестук колес да шелест перелистываемых страниц. Все это вместе убаюкивало и вводило в своеобразный транс, и я, не выдержав, заснула. Проснулась только тогда, когда Гермиона едва коснулась моего плеча и предупредила:

— Агнес, мы подъезжаем.

— Спасибо-о, — я зевнула, — что разбудила.

Я бросила взгляд в окно — и действительно, можно было увидеть знакомые очертания Лондона.

Когда поезд остановился, я одной из первых выскочила на платформу и начала оглядываться в поисках отца. Обернулась, почувствовав чей-то пристальный взгляд, и встретилась глазами с Люциусом. Он смотрел на меня, словно я была лягушкой, которую ему необходимо было препарировать, не иначе. Отстраненный интерес и брезгливая неприязнь одновременно.

Видимо, Драко наябедничал-таки на меня в своих письмах отцу.

Шурх!

Меня резко сгребли в охапку, по пути слишком сильно взъерошив мои волосы, и повели к выходу из вокзала Кингс-Кросс.

— Папа! — улыбнулась я, мгновенно узнав знакомые руки.

— Привет, Агнес, — услышала я голос Аластора. — Ну что, как тебе Хогвартс?

* * *

Мы-таки отпраздновали Рождество у бабушки, миссис Уилсон, вопреки всем тем обещаниям, которыми грозился Аластор.

Было весело, несмотря на то, что нас было всего четверо: я, отец, бабушка и моя тётя Алекса.

Я видела, что отец чувствовал себя не в своей тарелке среди маггловского мира — звук телевизора или телефонного звонка заставлял его инстинктивно касаться палочки, вид автомобиля внушал недоверие, а отсутствие магии, к которой он привык с детства, было встречено им с осторожностью.

Хотя, положа руку на сердце, я могла уверенно заявить, что на моей памяти Грюм чувствовал себя комфортно и расслабленно только дома.

Да и сами миссис Уилсон и тетя Алекса слегка побаивались Аластора: во-первых, все-таки отсутствие глаза и протез вместо ноги выглядели жутковато, во-вторых, его повадки и импульсивность были по душе не всем, в-третьих, сказывалось и полное отсутствие тем для разговора, кроме обсуждения меня и моей жизни.

Но я обожала эти визиты. Мне нравилось, что миссис Уилсон души не чаяла в своей внучке, несмотря на наши с отцом довольно редкие визиты. Мне нравилось, что все в доме бабушки было привычным — без магии — и я могла быть с ней на одной волне. Мне нравилось, как со мной разговаривала Алекса — как с взрослой, и какие истории она мне рассказывала. В почти восьмидесяти процентах из ста это были истории о неудачных свиданиях или отвратительных коллегах из ее отдела. Почти всегда это был анекдот.

— Ой, ну вот на этой неделе я сходила на свидание с молодым человеком… — начала рассказывать Алекса. — Ну, как сходила. В общем, мы же ремонт делаем на первом этаже. Зашла я в строительный магазин, купила топор, а про то, что свидание у меня назначено — забыла! — она забавно всплеснула рукой, в которой была вилка с наколотым на нее куском индейки. Часть еды разлетелись по столу, но тётя внимания на это уже не обращала: она была поглощена рассказом. — Но ничего! Мы с Итаном договорились встретиться в парке, и я даже почти не опоздала, представляете? Но Итан меня неправильно понял…

К концу этой истории я почти хрюкала от смеха, и даже Аластор, кажется, улыбнулся.

Миссис Уилсон лишь огорченно покачала головой — в этой истории она была на стороне неудавшегося ухажера.

Алекса Уилсон была младшей сестрой моей мамы и мне приходилась тетушкой, но выглядела она весьма прогрессивно для своего возраста — носила вошедшие в моду косухи и делала пятиэтажный начес для своих волос. Иногда я ловила себя на мысли, что могла бы с ней подружиться в своей прошлой жизни — настолько мне с ней было легко.

Навещали Уилсонов мы не так часто, как мне бы этого хотелось, и по этой причине я научила Алексу пользоваться совиной почтой. Периодически, когда мне требовалось поговорить по душам или спросить совета, я писала ей. Привычные ей телефоны в нашем доме не работали, впрочем, как и телевизор и другая подобная техника. Как объяснял Аластор — из-за плотной концентрации защитных заклинаний вокруг нашего дома сигнал просто не проходил через них. На моё удивленное выражение лица, он горделиво пояснил, что у него было «превосходно» по Маггловедению.

Все оставшееся время каникул я провела дома.

Но словно стараясь скомпенсировать все те дни, когда он пропадал на работе, Аластор был со мной почти все каникулы. Сказал, что выторговал себе отпуск всеми правдами и неправдами.

Мы занимались разным: пекли пирог с патокой — любимый десерт отца, и запеченные яблоки, которые обожала я, играли в снежки и много разговаривали.

Я рассказала отцу все, что не смогла передать в письмах, пожаловалась на профессора Квиррела, которого невозможно понять из-за заиканий, на профессора Снейпа, за то, что часто придирался к нашему факультету, и даже на профессора Синистру — за то, что уроки проходили, во-первых, очень поздно, во-вторых, чертовски высоко.

Отец в свою очередь поделился тем, что к нему приставили нового стажера.

— Девчонка, но способная, — усмехался Грюм. — Слишком бойкая, правда, но в нашей профессии это не недостаток.

Обычно немногословный, Аластор даже рассказал о своих школьных буднях, разумно опуская моменты с собственным шалостями. В один из зимних вечеров, устроившись рядом с камином, он поделился воспоминаниями о том, как познакомился с мамой.

Во время учебы в Хогвартсе он почти все свое время проводил в компании Фабиана и Гидеона, к которым время от времени присоединялась их сестра Молли Прюэтт. Осенью его шестого курса она пригласила Аластора отметить своё день рождение, организовав небольшие посиделки. Помимо Грюма и близнецов Молли позвала еще Артура и Алтею. Вот тогда-то Аластор впервые заметил её — незаметную, но очень милую и улыбчивую пуффендуйку из пятого курса. И с тех пор стал часто ловить её взгляды в Большом зале во время обедов и ужинов, в коридорах Хогвартса и вне замка.

Аластор грустно улыбнулся:

— Перед рождественскими каникулами она подошла ко мне и призналась, что я ей нравлюсь. И убежала. Я тогда жутко растерялся, — он тихо усмехнулся. — Не знал, что делать и как реагировать. Уже потом, когда приехал домой, написал Молли, спросил у неё адрес Алтеи и отправил ей сову. У нас завязалась переписка, и когда мы вернулись в замок после каникул, то начали много времени проводить вместе.

Помимо уютных вечеров, проведенных за чашкой горячего какао, мы занимались.

Я припомнила Аластору его обещание, на что он тяжко вздохнул, но слово сдержал и принялся меня гонять. Заметил, что за время, проведенное в Хогвартсе, я стала немного крепче. Я горделиво распрямила осанку — было приятно, что мои старания были заметны и не пошли псу под хвост.

Мы начали с изучения щитовых чар. Аластор сказал, что это программа четвертого курса, но не из-за сложности самих заклинаний. Для хорошего и крепкого щита нужно тренироваться долго и упорно — младшекурсники таким усердием и усидчивостью, как правило, не обладали. Грюм же решил, что чем раньше я овладею щитом, тем будет лучше.

— Я хочу, чтобы это заклинание отскакивало от твоих зубов. Хочу, чтобы первым заклинанием, которое приходит в твою голову, было оно. Хочу, чтобы оно превратилось в твою привычку, — он сурово взглянул на меня. — Начинай.

Первые мои попытки были просто ужасны. Само по себе заклинание было простым — широкий и амплитудный замах палочкой, сопровождающийся словесной формулировкой.

— Протего! — я взмахивала и взмахивала, однако ничего не происходило.

Спустя час бесполезных маханий, я сдалась.

— Агнес, что профессор Флитвик вам говорил о том, что необходимо для любого заклинания?

— Словесная формула и взмах палочкой, — ответила я.

— И все? — Аластору ответ не понравился. — Наколдуй мне любое заклинание, сейчас.

Я на секунду растерялась, но взяла себя в руки и произнесла:

— Вингардиум Левиоса.

Мой шарф, который я сняла и оставила на скамейке во дворе дома, медленно поднялся в воздух.

— А теперь ответь мне еще раз. Что именно необходимо для заклинания?

— Э-э… Представить конечный результат?

— Близко, но неправильно.

Я задумалась. И действительно, я не всегда представляла себе итог. Например, в случае с Малфоем и его отвисшим огромным красным носом я даже не задумывалась об этом, мне просто жуть как хотелось его проучить.

О-о, кажется, поняла.

— Желание?

— Да, — его уголки губ немного приподнялись, обозначая улыбку. — А теперь ответь на главный вопрос: чтобы заклинание щитовых чар сработало, что тебе необходимо сделать?

— Взмахнуть палочкой, произнести Протего и пожелать защитить.

— Защитить кого, Агнес? В щитовых заклинаниях это важно.

— Себя.

Он кивнул и произнес:

— Пробуй снова.

Я проделала ставшую уже привычной последовательность действий, но задержалась, сосредоточившись на своем желании.

— Протего!

Воздух передо мной дрогнул на мгновение, обозначая прозрачную пленку, которая растворилась в ту же секунду.

— Продолжай, — Аластор наблюдал за мной.

Я выдохлась спустя пару часов, за которые мой прогресс почти не продвинулся. Расстроенная, я пожаловалась отцу, что устала и готова на сегодня завершить нашу тренировку.

— Агнес, я занимаюсь с тобой по твоей же просьбе, — ответил мне Аластор. — Я не буду спрашивать с тебя, как с ученицы Хогвартса. Я буду оценивать строже, по самой первой и главной причине — ты моя дочь. Тренировка еще не окончена.

С тихим вздохом я кивнула, признавая его правоту. Мы продолжили. Аластор гонял меня до самого вечера, и вернулись в дом мы только к ужину.

А на следующий день все повторилось. И на следующий. И так все каникулы.

Траектория движения древка стала настолько привычной, что я даже перестала замечать, каким образом выполняю пасс. Палочка словно знала, что я собираюсь делать, с нетерпением вибрируя в моей руке — ей тоже хотелось освоить это упрямое заклинание.

К концу первой недели щит стал получаться таким, каким и должен быть — полупрозрачная пленка, защищающая от воздействий извне.

— Существует множество вариаций этого заклинания: это может быть, как и щит вокруг волшебника, так и щит, установленный в пространстве как, к примеру, над нашим домом, — периодически Аластор рассказывал что-нибудь про заклинания. — Сейчас с тобой мы разучиваем самую распространенную и стандартную вариацию щитовых чар.

Со временем тренировки становились интереснее: Аластор стал бросать в меня чары щекотки, от которых я должна была либо увернуться, либо поймать щитом.

Очень скоро выяснилось, что щит мой не самый сильный, и каждая третья по счету Риктусемпра стабильно проходила сквозь него.

— Хотя это заклинание довольно простое, но оно является одним из самых надежных. Пробить его довольно сложно, однако важным моментом является концентрация, особенно на начальных этапах, — говорил отец, пока я приходила в себя от очередного приступа щекотки.

Был последний день каникул, и завтра мне нужно было возвращаться в Хогвартс. Мы заканчивали тренировку во внутреннем дворике дома, холодный зимний ветер хлестал меня по лицу, а шарф ситуацию не шибко спасал — погода в январе была не в пример хуже декабрьской.

— После того, как Протего станет для тебя привычным, после того, как ты доведешь его до автоматизма, станет легче, — улыбался Аластор, наблюдая за тем, как я раз за разом ставила щит. — Нет препятствий, которые бы не могли покориться настойчивости, терпению и силе воли. Ты большая молодец, Агнес.

— Спасибо, пап, — я благодарно улыбнулась в ответ.

Тем же вечером Аластор дал мне домашнее задание до следующих каникул — помимо отработки щитовых чар, он посоветовал упражняться в контроле заклинаний. Привычной мне левиосой удерживать, к примеру, яблоко на весу, перемещать его из одного угла комнаты в другой, играться с ним, меняя скорость движения или направление полета.

— Воспринимай как игру, если хочешь, — он наколдовал снежок и метнул его в меня, я поймала его щитом, который растворился после удара. — Но поверь мне, это положительно повлияет на концентрацию, которой тебе сейчас так не хватает.

Я улыбнулась, и из моего рта вырвалось облачко пара, затем соорудила еще один снежок и метнула в него. И принялась с визгом уворачиваться от ответного снежного кома.

* * *

Как дочь мракоборца, я волей неволей вникала во всю политическую мишуру, которая сопровождала отставку прошлого Министра Магии.

Не потому что хотела, а потому что не помнила всего этого из оригинальной истории — либо не вникала в текст, либо мозг не счел это важным.

Но факт оставался фактом: в прошлом году Миллисента Багнолд подала в отставку, дав отмашку предвыборной гонке.

В числе фаворитов числился Альбус Дамблдор, который, как я знала, предпочел креслу министра должность директора Хогвартса. А также Корнелиус Фадж, который в оригинале истории и стал главой Магической Британии.

Однако также я знала, что помимо двух этих фигур, существовало еще две: Роберт Бёрк, сторонник «мягкого» и завуалированного перехода к полной обособленности и независимости от магглов, и Мишель Меро, волшебница, в противовес Роберту представлявшая интересы тех, кто хотел пойти на курс сближения с магглами.

Ничего нелогичного в том, что большинство чистокровных поддерживало Роберта, не было. Да, с момента войны с Волан-де-Мортом прошло почти десять лет, но общество жило, двигалось вперед, строило планы на будущее, а будущее каждый видел по-своему. Мишель же поддерживали в основном магглорожденные волшебники, и те, чьи семьи как раз-таки и состояли из магглов. В свете двух этих фигур, настроенных довольно радикально, выгодно отличался Корнелиус Фадж, который планировал продолжить политический курс Багнолд и ничего не менять.

Так и получилось, что именно он занял кресло Министра Магии.

И именно он сейчас смотрел на меня со страниц «Пророка», подводившего итоги его руководства Магической Британией (довольно скромные, надо заметить) и поздравлявшего с первой годовщиной избрания.

Я отложила газету на сиденье, и уставилась в окно. Привычным движением руки взмахнула палочкой и газета плавно взлетела, зависнув под потолком.

Мимо меня проплывали зимние пейзажи — вдалеке голубыми шапками сверкали шотландские горы, озёра, скованные льдом, блестели на свету, а мягкие пуховые облака стелились так низко, что задевали своими неповоротливыми телами верхушки гор.

Поезд мерно раскачивался из стороны в сторону, набирая ход и спеша доставить студентов в замок.

Повинуясь движению палочки, газета проплыла в противоположный угол купе.

А я все размышляла и размышляла. Странное чувство не давало мне покоя.

Опираясь на свои уже местами поблекшие от времени воспоминания об оригинальной истории, я могла сказать, что Аластор Грюм не казался мне человеком, хоть сколько-нибудь сведущим в политике и ведущим политические игры. Скорее я видела его бойцом, что целиком и полностью посвятил себя войне.

Однако то, что я наблюдала все свое детство, заставляло меня сомневаться в своих знаниях.

Первые пять лет все действительно было так, как я и думала — Аластор, закончив охоту на оставшихся Пожирателей Смерти, переключился на поиск и поимку преступников Магической Британии. Однако потом он все чаще и чаще стал приносить домой новостные сводки, материалы, посвященные не только преступному миру, но и политикам, законам, членам Визенгамота и прочее. И если материалы про криминал он прятал довольно хорошо, то остальное спокойно можно было найти в его кабинете. Но тогда все свое свободное время я проводила в Норе или во дворе, и мне было совершенно не до этого, как, собственно, и любому нормальному ребенку.

Все чаще из своих командировок он возвращался без ранений и даже царапин — я радовалась этому, справедливо полагая, что Грюм стал просто неуязвим для обычных преступников. Не зря же он носил титул лучшего мракоборца в Министерстве.

Очередное движение палочки, и газета вновь висела надо мной.

Я размышляла и не могла понять, что же именно меня не устраивало.

Аластор все так же оставался мракоборцем, все так же работал в Министерстве Магии, все так же оставался на страже магического правопорядка.

Газета качнулась и шлепнулась прямо на мои колени.

Я снова взглянула на лицо Министра Магии. Чёрно-белая колдография показывала полноватого и невысокого человека в котелке, мелькающего в свете многочисленных вспышек камер. Фотографы сняли министра на выходе из Министерства — Фадж спускался по лестнице, придерживая свою шляпу. По обе стороны от него стояло двое: темнокожий крепкий мужчина и высокая блондинка с острым ястребиным профилем. Чуть вдалеке от них можно заметить еще одного волшебника — и эту повязку на левый глаз я бы узнала из тысячи. Меня смущало, сколько времени Аластор Грюм теперь проводил в компании нынешнего министра. Я помнила судьбу Фаджа и все его действия в контексте канона, и не сказать, что была от него в восторге.

Я не могла сказать, что оригинальная история сменила свой курс — возможно, сейчас я просто закрывала пробелы в своем знании оригинальной истории.

Дверь купе резко отъехала в сторону и показалась макушка Невилла:

— Агнес! Ты чего одна сидишь? — удивился он. — Мы тебя везде ищем… Дин привез маггловские журналы — их там целая куча! Пошли?

Я встряхнула головой, прогоняя бесполезные мысли о том, что изменилось что-нибудь или нет, и поспешила за Невиллом. Я помнила, что у Дина есть сестры, может он и девчачьи журналы прихватил?..

* * *

Первый день после рождественских каникул встретил Хогвартс розыгрышем Аргуса Филча.

Близнецы-таки разыграли его, приклеив ноги завхоза к полу, и устроили хаос в его кладовке. На миссис Норрис они спустили трансфигурированного из деревянной табуретки злющего пуделя.

После этого желание Филча умертвить каждого студента, в особенности студента Гриффиндора, увеличилось в геометрической прогрессии — это было видно по его глазам, пышущим ненавистью буквально к каждому владельцу ало-золотого галстука. Завхоз успокоился только спустя неделю, когда смог вычесать всю древесную стружку из шерсти миссис Норрис.

Потянулись обычные школьные будни. Трансфигурация, Зельеварение, Чары… Домашние задания и конспекты, библиотека и чтение дополнительной литературы. И почти ежедневные опоздания, которые так никуда и не делись.

Факультет потихоньку начинал закипать за медленно утекающие баллы, а я так и не смогла себя пересилить и начать ходить по этим вредным лестницам, добираясь до уроков окольными путями. И если профессор Флитвик предпочитал не обращать внимания на опаздывающих студентов, то профессор МакГонагалл и профессор Снейп таким отношением к дисциплине не отличались.

В какой-то момент Лаванда и Парвати не выдержали и силком потащили меня к лестницам. Я отбивалась, кричала и ругалась, но без толку. Отстали они от меня только тогда, когда я клятвенно пообещала, что отработаю все упущенные мной баллы. С тех пор приходилось поднимать руки на всех уроках, честно компенсируя потерянные по моей вине очки.

В расследовании Гарри, Рона и Гермионы наметился прогресс — они стали гораздо оживленнее шептаться на уроках и в течении дня, не расставаясь даже в факультетской башне и библиотеке.

Рон поделился со мной, — по секрету, конечно же — что они выяснили, кем являлся Николас Фламель.

— Агнес, ты представляешь, что Николасу Фламелю шестьсот шестьдесят пять лет? Представляешь? И знаешь почему? — он блеснул глазами, полагая, что я понятия не имею о разгадке этого феномена.

— Я полагаю, — протянула я, задумчиво уставившись в потолок, — что он большой поклонник утренней зарядки.

— Пф, нет! — Рон доверительно наклонился ко мне и зашептал: — Философский камень! Он единственный в мире владелец философского камня, из которого можно создать эликсир бессмертия.

Таким образом, я узнала, что Гарри, Рон и Гермиона разгадали секрет того, что охраняет Пушок.

Однако про коридор на третьем этаже, трехголового пса и профессора, который хочет похитить философский камень, Рон мне не сказал ни слова. И не думаю, что расскажет — эта тайна, так или иначе, не только его. Ну или, возможно, Рон впечатлился тем, как влетело Перси от Грюма, и решил, что лучше меня не втягивать в свои приключения.

Гарри же, казалось, был поглощен совсем другим делом — тренировки по квиддичу занимали все его свободное время.

А сегодня он был совсем нервный — выяснилось, что матч между Гриффиндором и Пуффендуем будет судить профессор Снейп. Ну, тут я Гарри понимала, приятного в этом действительно было мало.

Закончились последние уроки на сегодня, и поток учеников двинулся в сторону стадиона. Я отделилась от общего потока и пошла обходными путями через потайные ходы.

Как я узнала о потайных ходах? История довольно занятная.

После рождественских каникул близнецы Уизли не только знатно пошутили над Филчем, но и обнесли его кладовую.

Обнаружила я это чисто случайно, когда наткнулась на них в коридоре три дня назад — они оживленно обсуждали очередную шалость, склонившись над чем-то, напоминающим карту. Заинтересовавшись, я подошла, но разглядеть, что там было нарисовано, но не смогла — Уизли резво развернулись и затараторили:

— Хей, Агнес, привет! — начал Фред.

— Как делишки? Мы слышали, что мистер Грюм, — продолжил Джордж, — устроил тебе незабываемые каникулы.

— Ну, это действительно, в некотором роде было, кхе, незабываемо, — пробормотала я. — Но, парни, что вы прячете у себя за спиной?

— А, это? Это просто… — ответил Джордж.

-… бумага, пустая бумага, — закончил Фред и потряс старой пожелтевшей бумагой у меня перед носом.

Я резко выхватила ее из его рук — Фред не стал отбирать ее у меня. Вероятно, боялся повредить. У меня появилось неясное предчувствие — возможно, так чувствуют себя гончие псы, когда нападают на чей-то след.

— Просто бумага? — задумчиво уставилась на старый пергамент я. Какова вероятность того, что сейчас в моих руках находилась Карта Мародеров? Бросив быстрый взгляд на нервничающих близнецов, я решила, что почти стопроцентная.

— У меня как раз сдвоенная история магии у профессора Бинса, а все мои пергаменты уже исписаны — ни одного чистого! Я возьму? — спросила я, уже отправляя бумагу в свою наплечную сумку.

Но близнецы Уизли никогда не сдавались без боя.

— Притормози, Агнес, — нервно усмехнулся Фред, вцепившись в мою руку.

— Да, Агнес, как не стыдно брать чужое? Мы же даже не разрешили, — продолжил Джордж, неуловимым движением руки вытащив палочку.

— Вы чего так из-за бумаги-то разнервничались? — хлопнула глазами я. И совершенно невинно поинтересовалась: — Или это не обычный пустой листочек?

Братья быстро переглянулись, и уже собрались мне отвечать, как я перебила:

— Ага, это определенно точно не пустой листочек.

— Хей, Агнес, нам совершенно не хочется…

— …с тобой ругаться. Поэтому будет лучше…

— …если ты отдашь нам наш пергамент.

Я не была глупой — ну, я надеялась на это, по крайней мере, — и знала, что близнецы Уизли уделают меня за пару секунд, если дело дойдёт по потасовки. Единственное, что я могла сделать, чтобы выторговать себе хоть что-то, это:

— Хорошо, без проблем, — я подняла руки вверх, словно признавая поражение и капитулируя. Фред и Джордж расслабились и улыбнулись мне. — Надеюсь, что Филч не сильно расстроился тому, что теперь этот пергамент собственность близнецов Уизли, — я гаденько выделила интонацией последние слова, — а не его.

Ну да, это шантаж.

— Ауч, Агнес, грязно играешь, — неловко улыбнулся Джордж.

— Чего ты хочешь? — перешел к главному Фред.

Вот таким образом я и стала счастливой обладательницей знаний обо всех тайных ходах Хогвартса. Торг с близнецами был чертовски сложным — я упиралась до последнего, зная настоящие возможности Карты Мародеров, и справедливо полагала, что близнецы расстанутся зачарованным пергаментом только в том случае, когда наиграются с ним, а это произойдет не скоро. Используя эти рычаги давления, я выбила себе возможность перерисовать все тайные ходы Хогвартса. Знания эти теперь позволяли мне избегать ненавидимые мной мордредовы лестницы и перестать опаздывать почти на каждый урок. Почти.

Первое время Фред и Джорж дулись на меня, но потом остыли — видимо посчитали, что сделали это не только ради сохранности собственной шкуры, но и ради факультета и Кубка Школы.

Сейчас мой путь лежал на стадион — на матч Гриффиндор-Пуффендуй собралась посмотреть почти вся школа. Даже профессор Дамблдор явился, а игры он посещал не всегда.

Я все-таки немного опоздала — матч начался минуту назад — и торопливо пробиралась на трибуну к своим однокурсникам.

Уже подходя к месту, которое было отведено для первокурсников, я увидела неприглядное зрелище: Невилл, Рон, Малфой, Крэбб и Гойл сцепились между собой в один большой комок, из которого доносились крики.

Гермиона же, не обращая на них никакого внимания, вцепилась в ограду и непрерывно наблюдала за Гарри, выкрикивая слова поддержки.

— Давай, Гарри! — вопила она, и я перевела взгляд на поле.

Как раз вовремя. Гарри Поттер ловким движением руки поймал золотой снитч, который спрятался за головой судьи сегодняшнего матча.

Трибуны взорвались криками и аплодисментами, оглушая своей громкостью. И было из-за чего — Гарри Поттер установил очередной рекорд, поймав снитч в начале игры. Вся игра заняла от силы минуты три.

— Рон! Рон! Где ты?! Игра закончилась! Гарри выиграл! Мы выиграли! — Гермиона обернулась, радостно повиснув на Парвати и улыбнувшись мне.

Клубок из пяти тел медленно развалился на части и из него показался растрепанный Рон и побитый и дезориентированный Невилл.

— Невиллу, кажется, нужно в Больничное крыло… — сообщила я Гермионе, и взяла под локти Долгопупса.

Я была немного разочарована тем, что матч закончился так быстро — наблюдать за играми всегда было интересно. Однако искренне порадовалась за исход матча, сто пятьдесят очков в копилку Гриффиндора грели душу.

Я огляделась по сторонам и, так и не найдя старост, решила проводить Невилла до Больничного крыла сама.

Спустя десять минут — именно столько времени занял путь до второго этажа — под бормотание Невилла о том, что он ещё покажет Малфою и его друзьям, я дошла до владений мадам Помфри. Передав однокурсника ей на руки и выслушав её короткий укоризненный монолог о том, как же сильно ей надоел квиддич, я развернулась и двинулась обратно.

В коридорах Больничного крыла я оказалась впервые, поэтому немного заплутала по дороге в башню. Вынырнув из очередного прохода, я оказалась в совершенно неизвестном мне месте.

Вереница высоких окон по правую руку от меня и целый ряд заброшенных кабинетов с другой стороны были мне незнакомы. Я решила пройти коридор насквозь — в конце маячила арка, плавно переходящая в следующий коридор, скрытый за поворотом.

Когда я прошла мимо очередной двери, из-за неё послышалось чьё-то бормотание. Решив не обращать на это внимание, — мало ли что может почудиться среди заброшенной части замка! — я двинулась дальше.

Послышался чей-то звонкий чих.

Плюнув на все, я развернулась и направилась к тому самому кабинету. Вдруг кто-то тоже потерялся?

Я легонько толкнула дверь, и она бесшумно отворилась. Я зашла внутрь заброшенного кабинета, и моим глазам предстала довольно интересная картина: домовой эльф Хогвартса, не обращая ни на что внимания, сидел на парте и увлеченно что-то рисовал на каком-то огрызке бумаги.

Он был так этим поглощен, что даже не заметил моего появления, продолжая бормотать себе под нос и выводить карандашом зигзаги.

Я ощутила себя довольно озадаченно сразу по нескольким причинам.

Во-первых, я не ожидала увидеть эльфа — за все время моего пребывания в Хогвартсе я не видела их ни разу, хотя точно знала об их существовании.

Во-вторых, я не ожидала застать эльфа за подобным занятием. Готовка, уборка, стирка — да, вполне типичное времяпрепровождение для них, но не рисование.

В-третьих, я не знала, как себя вести. Просто уйти? Поздороваться? Попросить помощи?

Потратив на размышления целых две секунды, я остановилась на последнем варианте.

— Эм… Подскажите, пожалуйста, в какой стороне находится Башня Гриффиндора?

Эльф, едва услышав мой голос, подскочил на месте и испуганно воззрился на меня.

— Бобо? — звонко спросил он.

— Что? — не поняла я.

— Бо бобобо бобо, — пояснил он и неловко улыбнулся.

Я застыла в замешательстве. Так он еще не понимает человеческую речь? Или он слишком мал?

Насколько я знала, домовые эльфы не страдали проблемами с речью. Например, Хук обладала громким, звучным и хорошо поставленным голосом, несмотря на свое маленькое худое тельце. Из воспоминаний об оригинале я помнила, что Добби и Кричер тоже могли свободно общаться с волшебниками.

Но этот эльф… Он был странным. На нем была привычная для этого маленького народца тога из простыни, на котором сбоку тусклым пятном виднелся герб Хогвартса.

Выходит, он действительно принадлежал школе.

Эльф продолжал улыбаться, словно знал какую-то только одному ему известную шутку, и, махнув рукой, повторил:

— Бо бобобо бобо.

— Извини, пожалуйста, но я тебя не понимаю, — я неловко почесала затылок.

Эльф замер на секунду, затем резко соскочил с парты и оказался рядом со мной.

Его маленькие ладошки были теплыми, а кожа — нежной. Он схватил меня за мизинец и легонько повел к парте, показывая свой рисунок. На огрызке пергамента была изображена большая черная клякса, в которой я опознала гигантского кальмара, что обитал в Черном озере.

Странный эльф, внезапно засмущавшись, протянул мне карандаш и перевернул пергамент чистой стороной. До меня дошло, что он от меня хотел.

Я не была мастером изобразительных искусств, но схематично изобразить Хогвартс смогла, указав стрелочкой на Башню Гриффиндора, которая мне была нужна. Чуть подумав, добавила знак вопроса и протянула листок эльфу. Он взял его, и его огромные глаза принялись с восхищением изучать рисунок. Я уже подумала о том, что, возможно, неправильно поняла его, когда он схватил меня за руку и утянул в прыжок трансгрессии.

Ощущение искажения тела, которое пропихивают через пространство, никогда не было приятным. Не было оно приятным и в этот раз.

Мы очутились в хорошо знакомом мне закоулке рядом с коридором, ведущем к портрету Полной Дамы.

Я обрадованно выдохнула:

— Ух ты! Спасибо.

Эльф кивнул, словно понял и принял слова благодарности, и повернулся, собираясь исчезнуть. А мне в голову внезапно пришла мысль, каким образом я могла его отблагодарить.

— Подожди! Никуда не уходи, я скоро, — пробормотала я и покачала головой из стороны в сторону на его вопросительный взгляд, направленный в коридор.

Я стрелой помчалась в свою спальню, огибая ликующих и празднующих победу гриффиндорцев, заполонивших общую гостиную. Взбежав в свою комнату, я открыла прикроватную тумбу, вытащила оттуда пустую тетрадь, которой все равно не пользовалась, и спустилась вниз, возвращаясь обратно в коридор. Оглянулась в поисках эльфа и улыбнулась, когда обнаружила его на том же самом месте.

— Держи, это тебе, — я протянула ему подарок. — Чтобы рисовать.

Эльф замер и неверяще уставился прямо на меня. Его огромные уши затрепетали.

— Бо? — спросил он.

— Да, это твое. Ты можешь открыть тетрадь, — я раскрыла ее, объясняя ему, — и рисовать все, что ты хочешь.

Эльф осторожно протянул ручки к подарку и аккуратно взял его. Маленькие ладошки сжались на тетради, едва уловимо дрожа. А до меня запоздало дошло, что эльфы к подаркам относились не так, как люди. Я втянула уши в плечи и уже приготовилась к истерике, однако домовик в очередной раз удивил меня.

Эльф поднял взгляд своих огромных глаз и порывисто поклонился.

— Я рада, что тебе нравится, — улыбнулась я, едва уловимо выдохнув. — Мне пора идти, — я оглянулась за спину, услышав раскатистый смех старшекурсников неподалеку от Полной Дамы. — Еще раз спасибо за помощь.

Уже в общей гостиной я поймала себя на мысли о том, что не помнила о том, были ли среди эльфов Хогвартса такие особенные представители их вида.

* * *

Потянулись учебные будни, которые почти не отличались друг от друга. Единственное, что чем меньше времени оставалось до лета и экзаменов, тем сильнее нас нагружали на уроках.

Вспомнив слова профессора Снейпа перед рождественскими каникулами, я внимательнее начала выбирать книги — избегала любого упоминания Тёмных искусств, собирая литературу лишь по Чарам и Трансфигурации. Конечно, я была зла — я ведь всего лишь искала способы стать сильнее, а на меня повесили кучу подозрений, которые не имели ничего общего с реальностью.

«Если бы профессор Снейп преподавал во времена Тома Реддла, то у того не было бы никаких шансов создать свой первый крестраж в школе», — мстительно думала я.

Так или иначе, большую часть времени я пропадала в библиотеке — до экзаменов оставалось десять недель, а профессора буквально завалили нас работой. Времени, чтобы читать дополнительно, не оставалось совсем.

В один из таких дней, один в один похожих друг на друга, я заметила Хагрида. В библиотеке у меня был свой уголок — обособленное место, которое я всегда заставляла книгами, чтобы ко мне меньше подходили и не мешали читать. Вот и сейчас, сидя на своем привычном месте, сквозь гору книг и многочисленных талмудов я увидела великана, который вышел из секции, посвященной драконам, и медленно продвигался к выходу, пряча за спиной книгу. Но, как оказалось, заметила его не только я.

— Хагрид! Что ты здесь делаешь? — громко воскликнул Рон на другом конце библиотеки. Гермиона и Гарри оторвались от книг и заинтересованно уставились на Хагрида. На возмущенный взгляд мадам Пинс они не обратили никакого внимания.

Хагрид пробормотал что-то невнятное в ответ.

Они говорили недолго, и буквально через минуту великан уже испарился, оставив после себя взбудораженную троицу.

«Пришло время Норберта», — хмыкнула я про себя, припоминая чешуйчатого и огнедышащего домашнего питомца Хагрида, и вновь уткнулась в книги, посвященные зельеварению. Чертов профессор Снейп, кажется, решил извести меня — свой конспект по зелью забывчивости я переписывала уже в третий раз.

Первокурсники Гриффиндора жутко не любили уроки зельеварения.

Нетрудно догадаться, почему.

Профессор Снейп отвечал нам взаимностью.

Тоже нетрудно догадаться, за какие заслуги.

Так что каждый урок был похож на прилюдную казнь какого-либо случайно выбранного гриффиндорца.

Чаще всего под удар попадали либо Гарри, либо Невилл. Но с рождественских каникул Госпожа Удача благоволила им, чего я не могла сказать о себе.

— Мисс Грюм, — цепкий взгляд профессора вцепился в меня, до этого лениво пробегавший по головам студентов. — Какие компоненты могут входить в состав зелий?

А вот и любимая забава Снейпа: после выбора жертвы, он мог задать совершенно любой вопрос по пройденной теме. После каникул эта роль стабильно принадлежала мне. Малфой, видя, что я впала в немилость к их декану, корчил гримасы и молча передразнивал.

— Эм… Травы, различные минералы, — я нервным движением прокрутила невидимое кольцо на своем пальце. С недавних пор это движение меня успокаивало. — Части различных животных, например, когти или шерсть… Семена и коренья. М-м… Магические компоненты?

— Это вы нам ответьте, — профессор Снейп прошел вдоль кабинета, игнорируя протянутую вверх руку Гермионы. И не дождавшись моего ответа, спросил: — Безоар является магическим компонентом или минералом?

«Валит! Точно валит, гадина», — подумала я. В глаза ему я благоразумно не смотрела, помнила про чёртову леггименцию.

— Ни то, ни другое, сэр. Безоар — это комок из плотно свалянных волос и волокон растений в желудке козы, поэтому он относится как частям животных.

Едва уловимо кивнув, Снейп развернулся и подошел к своему столу.

«Эй, а где мои баллы за правильный ответ?» — мысленно возмущалась я.

— Тема сегодняшнего урока — противоядие от обычных ядов. В его состав входит рог единорога, безоар… — он остановился, оглядел класс. Затем рявкнул: — Почему никто не записывает?

Зашуршали листья пергамента и заскрипели перья.

И так каждый раз, Мерлин.

Каждый раз.

Поскорее бы уже каникулы.

Спустя две недели после встречи Хагрида в библиотеке Рон попал в Больничное крыло с полностью опухшей рукой — его укусил дракон, клыки которого оказались ядовитыми.

— Как ты, Рон? — спросила я, когда пришла навестить его. — Где ты вообще умудрился?

— Ну, я ходил в гости к Хагриду, заигрался с Клыком… И, ты же знаешь, какой он огромный, он меня и укусил, — неловко соврал Рон.

Я лишь сочувствующе покивала головой и решила перевести тему, чтобы не нервировать Уизли.

— Кстати, Рон, все хотела тебе рассказать, но забывала, — начала я, вспомнив один инцидент. — Ты когда-нибудь встречал домового эльфа, который увлекается рисованием?

И рассказала ему про того странного эльфа, с которым встретилась после матча.

Рассказала даже о том, что домовик после того дня начал периодически подкладывать мне на тумбочку свои рисунки — видимо, так выражал благодарность за подарок. Листочки были из той самой тетради, что я ему отдала.

Рон, что неудивительно, заинтересовался.

— Это очень странно, Агнес. Я никогда не встречал эльфа, который не умеет разговаривать!

— Да… мне тоже это показалось необычным. Но это точно эльф, и он точно принадлежит Хогвартсу.

— Я думаю, что тогда можно просто спросить у других эльфов. Фред и Джордж говорят, что на кухне их полным-полно, — Рон заинтересованно подался вперед. — Если хочешь, то можем вместе сходить, давно хотел побывать там.

Когда Рона выписали Больничного крыла, то мы вместе, как и договорились, спустились в подземелья.

— Джорж сказал, — задумчиво протянул Рон, — что нужно дойти до натюрморта с весёлыми фруктами, пощекотать грушу и станцевать перед ней. Только я танцевать не умею, давай лучше ты?

— Да не надо там танцевать… — пропыхтела я, дотянувшись до груши. Дверь открылась, мягко отъехав вбок.

— Вау, — протянул Рон, заглянув внутрь.

И действительно, там было чему удивляться. Кухня была огромна — размерами она была примерно с половину Большого Зала.

По ней сновали эльфы, ни на секунду не отвлекаясь от своих дел. На столах стояли горы кастрюль, а из огромной печи доносились совершенно потрясающие ароматы.

Тут один из эльфов заметил нас, удивленно подпрыгнул, усадил на табуретки, всунул в руки по стакану молока и плюшке и убежал.

— Хм, а тут прикольно, — довольно сказал Рон, уплетая импровизированный поздний ужин.

— Согласна, — отозвалась я, выпивая залпом целый стакан молока.

— Агнес, — рассмеялся Рон, глядя на меня. — А тебе идёт! Классные усы!

В общем, так мы и веселились, хихикая над моими молочными усами, пока не заметили, как к нам подошел другой домой эльф.

— Приветствую. Меня зовут Тинки, сегодня я главный по кухне, — поклонился он. — Чего желают юные волшебники?

Глаза Рона загорелись каким-то нездоровым энтузиазмом, и я опередила его, задавая свой вопрос.

— Добрый вечер! Да, я хотела узнать… — я обернулась к Рону, в поисках поддержки. Он уверенно кивал, поощряя задать вопрос. — Подскажите, есть ли среди домовых эльфов те, кто не имеют разговаривать?

— Хм… — эльф задумался. — Наш народ умеет разговаривать, юная мисс, кроме двух случаев: либо когда эльф слишком мал, либо когда эльф болен.

Я опять переглянулась с Роном.

— А есть ли такие эльфы среди эльфов Хогвартса?

— О! Вы встречали Бо? — эльф явно удивился. — В общине Хогвартса есть только один такой эльф. До кухни его не допускают — для него это слишком опасная работа. Его зона ответственности является уборка заброшенных кабинетов.

Увидев, что мы понимали о ком идет речь, эльф продолжил:

— Бо находится в Хогвартсе уже давно, около десяти лет. Раньше он был домовым эльфом славной семьи Прюэтт, однако смерть своих хозяев перенёс тяжело, с огромным трудом не утратив рассудок. Он обратился к нам, и община решила его оставить. В Хогвартсе тот, кто просит помощи, всегда её найдет, — закончил Тинки.

— Разве это не опасно? — спросил Рон. — Если у него проблемы с головой…

— О, нет-нет! — запротестовал эльф. — Сейчас Бо в здравом уме, однако способность говорить и понимать человеческую речь к нему так и не вернулась. К тому же мы, домовые эльфы, не можем навредить юным волшебникам, находящимся в Хогвартсе.

Когда мы вернулись в Общую гостиную, то сели на диван и синхронно вздохнули.

— Как-то… грустно, — поделился Рон. — Мне жалко этого Бо.

— Да, — ответила я. — Мне тоже. Так любить своих хозяев, что почти тронуться умом после их смерти…

В голове возник образ одинокого домовика рыдающего посреди пустого поместья. Сердце сжалось.

— Прюэтт, кстати, — Рон перевел взгляд на меня, — девичья фамилия моей мамы.

— Прюэтты… — я задумчиво пожевала губу. — Прюэтты, умершие более десяти лет назад… Рон, как ты думаешь, это может быть домовой эльф Фабиана и Гидеона Прюэттов?

Уизли кивнул, соглашаясь с ходом моих мыслей.

После того похода мы решили, что будем приглядывать за Бо и периодически справляться о его самочувствии у эльфов Хогвартса.

По неясным для себя причинам я и Рон ощутили себя ответственными за его судьбу.

* * *

До начала экзаменов оставалось всего ничего — две несчастных недели, когда одним ужасным утром студенты Гриффиндора проснулись и не досчитались на огромной доске, на которой фиксировались очки факультета, целых ста пятидесяти очков.

Когда спустя час выяснилось, что это последствия ночной вылазки трех первокурсников, Гарри, Гермиона и Невилл были белее полотна и готовы были провалиться сквозь землю.

Факультет, не сговариваясь, объявил им бойкот. Теперь Гриффиндор занимал последнее место в гонке за Кубок Школы.

Бедный Невилл стал ходить по замку исключительно не поднимая головы, Гермиона каждый раз нервно отводила взгляд, когда сталкивалась с осуждающим взглядом однокурсников.

А Гарри Поттер ходил с траурным лицом, вынужденный выслушивать всякие обидные слова, и не только от своего факультета, но и от других. Ни Когтевран, ни Пуффендуй не были в восторге от того, что в очередной раз Кубок Школы будет принадлежать Слизерину.

Единственные, кто радушно приветствовал Гарри в коридорах замка и в Большом зале, были сами слизеринцы.

— Мы твои должники, Поттер! — громко выкрикнул Блейз Забини, когда Гарри вылетел из Большого зала, в расстройстве даже не притронувшись к еде.

Из всех людей в замке Гарри поддерживал только Рон.

— Вот увидишь, через несколько недель все об этом забудут, — успокаивал он Поттера. — Фред и Джордж за то время, пока они здесь, получили тонны штрафных очков, а их всё равно все любят. Или Агнес, она на своих опозданиях точно сотню баллов потеряла, зуб даю. И ничего, ей вообще всё равно.

— Ты не понимаешь, Рон, — расстроенно отвечал Гарри. — Это совсем другое.

— А вот и нет, — влезла я. — Не другое, Гарри. Какие-то дурацкие баллы никак не характеризуют тебя как человека. Рон это понимает, я это понимаю, а те, до кого не дошло, что ты славный малый — тупицы, — я заглянула ему в глаза. — Гарри, так почему ты слушаешь тупиц?

— Агнес! — рассмеялся Рон. — Кажется мама была права, когда говорила, что из мистера Грюма такой себе учитель манер и этикета.

— Не надо наговоривать на моего отца, Рон, — возмутилась я. — Он душка!

Аластор действительно не позволял себе лишнего в моей компании. Но, да, парочку раз мне довелось услышать его брань: ругался он экспрессивно и остроумно, хотя мадам Долгопупс пока не переплюнул никто.

— Ага, конечно, — усмехнулся Уизли. Затем наклонился к Гарри и доверительно ему шепнул: — У меня от него мурашки по коже…

Возможно, помогла близость годовых экзаменов, но студенты по уши погрузились в учебу и повторение пройденных материалов и перестали обращать на этот обидный инцидент внимание. Факультет факультетом, а собственные оценки важнее.

Гарри, Гермиона и Рон занимались теперь в Общей гостиной — в библиотеке яблоку было негде упасть, старшие курсы всех факультетов перекочевали туда. Трио засиживалось до глубокой ночи, зазубривая составы сложнейших зелий, заучивая наизусть заклинания и запоминая даты целой кучи волшебных открытий. Иногда к ним присоединялась и я, но это бывало редко.

Все-таки я предпочитала заниматься самостоятельно и в своем темпе и подсаживалась к ним только тогда, когда от однообразия и скуки начинала ехать крыша.

Моя любимая Общая гостиная сейчас выглядела печально — скрип перьев да шелест книг. Филиал библиотеки, не иначе.

Я сидела в полной тишине — время перевалило за полночь. В углу сонными совами сидели пятикурсники, листая огромные талмуды, рядом со мной на соседнем кресле посапывал Рон.

В одиннадцать часов вечера Гарри, Гермиона и Невилл в компании Малфоя отправились на отработку — да, ту самую, которую получили из-за ночных блужданий по Хогвартсу после отбоя, — и до сих пор не пришли.

Я даже не могла объяснить самой себе, почему ждала их. Просто сердце было не на месте, хотя и знала, что все закончится хорошо. Как-никак, сегодня Гарри предстояло встретиться с убийцей единорогов.

Я все-таки задремала и проснулась от громкого шепота:

— …пока он здесь, Ты-Знаешь-Кто не придёт сюда и тебя не тронет. Да и кто сказал, что кентавры правильно истолковали расположение звёзд? — напуганный голос Гермионы донёсся до меня сквозь сон. — На мой взгляд, это обычное предсказание будущего, как по руке или картам. А профессор МакГонагалл говорит, что это очень неточная наука… Тс-с, тихо, — она резко замолкла. — Давайте по кроватям, завтра всё обсудим.

Затем она прикоснулась ко мне, заставляя окончательно проснуться, пожелала мальчикам спокойной ночи, и мы вместе поднялись наверх.

Ну что ж, кажется, мы вышли на финишную прямую. Встреча с кентаврами и убийство единорога уже произошли, осталось только пережить экзамены и дождаться возвращения ребят из крестового похода за философским камнем.

Экзамены пролетели в один миг. Удивительно, но подготовка к ним оказалась в разы тяжелее, чем сами годовые контрольные.

Последним экзаменом у первокурсников была история магии. А дальше нас ждала долгожданная свобода! Целая неделя ничегонеделания до объявления результатов.

Я выдохнула и с удовольствием растянулась на пледе.

На улице стояла жаркая погода, и даже небольшой ветерок никак не спасал от вездесущей духоты. Но в теньке под дубом на берегу озера было терпимо. Возвращаться в осточертевшие за год каменные стены замка чертовски не хотелось.

В руках я вертела очередной подарок Бо — листок бумаги с изображёнными на нем то ли часами, то ли компасом.

С того самого дня я не видела эльфа, хотя даже пару раз проходила мимо того самого заброшенного кабинета, где встретила его впервые.

Рядом послышался всплеск воды, и я повернула голову в сторону Чёрного озера.

Источником шума оказались близнецы Уизли и Ли Джордан, развлекающиеся тем, что дёргали за щупальца заплывшего на тёплое мелководье кальмара.

Чуть дальше были видны макушки Гарри, Рона и Гермионы, которые сломя голову бежали к хижине Хагрида.

Еще дальше, почти на границе с Запретным лесом находился Невилл, который смеялся в окружении Драко Малфоя и его свиты.

Так, стоп.

Я пригляделась повнимательнее, и поняла, что Долгопупс трясся вовсе не из-за смеха.

Когда я подошла к ним, Невилл размазывал слезы по лицу, пытаясь вырваться из плотного кольца слизеринцев.

— Ну чего ты так боишься, Долгопупс? Никто тебя не укусит, — манерно растягивая слова, улюлюкал Малфой.

— Я не пойду в Запретный лес, — еле слышно ответил ему Невилл, его голос заметно дрожал. — Первокурсникам без сопровождения туда нельзя.

С того самого случая на Астрономической Башне в начале учебного года Малфой не беспокоил меня. Не сказать, что это было моей заслугой — вероятнее всего, он в полной мере впечатлился репутацией моего отца. Однако задирать перестал, лишь бросал ненавидящие взгляды и изредка передразнивал на уроках. Чего нельзя было сказать об остальных гриффиндорцах — их Драко провоцировал с немыслимым упрямством, особенно сильно доставалось Поттеру, Уизли и Долгопупсу. И если первые двое могли за себя постоять и дать сдачи, то Невилл — нет.

— Отвали от него, Малфой, — я подошла к Невиллу, встав между ним и слизеринцами. Палочка быстро перекочевала в мою руку.

— Тебя не звали, Грюм, — скривился Драко. — Не суй свой нос в чужие разговоры.

— Без проблем, — хмыкнула я. — Пошли, Невилл, — схватив за руку Долгопупса, потащила его с сторону замка.

— Э-э? — Гойла, кажется, не устроило такое развитие событий, и он вопросительно уставился на Малфоя.

Лицо Драко пошло некрасивыми красными пятнами — он был в бешенстве, однако, вопреки жгучему желанию поставить меня на место, не двигался и молчал. Взгляд его был красноречивее всяких слов.

Не рискнув испытывать терпение Малфоя, я быстрым шагом направилась в сторону замка. Невилл, уже порядком успокоившись, но всё ещё шмыгая носом, потрусил за мной следом.

— Спасибо, Агнес, — пробормотал он. — Малфой как с цепи сорвался после ночной отработки, постоянно достаёт теперь.

«Кажется, Драко жутко перепугался тогда в лесу, — мысленно хмыкнула я. — А репутацию надо поддерживать, она сама себя не восстановит.»

Дойдя до дверей, я все-таки не выдержала и обернулась.

Малфой и его компания всё так же стояли около Запретного леса. Крэбб и Гойл о чем-то переговаривались, указывая в сторону деревьев, а Драко смотрел в противоположном направлении — он провожал нас взглядом до самого замка, отвернувшись только тогда, когда заметил, что я посмотрела на него в ответ.

* * *

В ночь, когда трио ушло спасать философский камень, я ворочалась в кровати и не могла заснуть.

Прошло уже более часа, как Гермиона выскользнула из своей постели, и я решила встать.

Подумала, что раз уж мне не спалось, то можно потратить ночное время с пользой. Стараясь не потревожить спящих соседок, я вытряхнула из рюкзака свою тетрадь, перьевую ручку — сколько бы я не пыталась, но так и не смогла освоить письмо пером — и очередную книгу из библиотеки.

Тихо выскользнув из комнаты, я спустилась вниз в общую гостиную и чуть не заорала, когда увидела лежащее ничком тело.

Чуть отдышавшись, я медленно приблизилась к нему и, углядев знакомые уши и прическу, опознала в нем Невилла.

Мысленно дала себе оплеуху — как я могла забыть, что Долгопупс попадет под горячую руку Грейнджер? — и задумалась о том, стоит ли мне его расколдовывать.

Взвесив все за и против, я подошла к мальчишке.

— Финита!

Невилл дернулся и, потирая лоб, уселся прямо на пол.

— Спасибо… — пробормотал он. Затем, словно очнувшись, выкрикнул: — Агнес! Гарри, Рон и Гермиона опять вышли ночью гулять по замку!

Я кивнула, обозначая, что внимательно его слушаю.

— Из-за них у нас могут отнять еще баллы! — продолжал возмущаться Невилл.

— Какие баллы, Невилл? — фыркнула я, присаживаясь на кресло. — Мы же и так в самом конце, аж на четвертом месте.

— Но это все равно неправильно! — негодовал он.

— Неправильно, да, — вздохнула я. — Но сейчас мы уже ничего не можем сделать, остаётся только ждать этих троих.

Он замолк, грустно уставившись в камин.

— В меня Гермиона кинула петрификус, — начал он, продолжая смотреть на огонь, — чтобы я не мешал им пройти. Я думал, что мы друзья.

Настал мой черед молчать, я ждала продолжения.

— Рон постоянно учил меня, что надо уметь за себя постоять. Это трудно, но я стараюсь! Я действительно пытаюсь! — он расстроенно взмахнул руками. — И сегодня, когда я начал стоять на своём, он внезапно сказал, что я ничего не понимаю, и что должен их пропустить, — в оглушительной тишине общей гостиной послышался всхлип. Часы над камином показывали час ночи.

Невилл продолжал сидеть на полу, только прижал к себе ноги и уткнулся носом в колени, спрятав глаза.

Я знала, что Долгопупс помирится со друзьями. Знала, и тем не менее не могла бросить его здесь вот так. Я ему сочувствовала — в оригинале мальчишка провалялся всю ночь на полу гостиной, скованный заклинанием, — и могла понять его чувства как никто другой. Обездвиживающее заклинание я ненавидела всеми фибрами души.

— Почему ты грустишь, Невилл? — спросила я после минутного молчания. — Из-за того, что решился постоять за себя, но это оказалось сложно, или?..

— Нет, — перебил Долгопупс. — Я грущу, потому что считал друзьями тех, кого не должен был.

— Почему ты так считаешь? — я слегка удивилась — не ожидала, что Невилл так быстро привязался к Гарри, Рону и Гермионе. Хотя… наверное, это было логично: он больше всего общался именно с мальчишками из собственной спальни, а Гермиона постоянно помогала ему на уроках.

— Потому что друзья не предают, — шмыгнул носом он, — а они предали.

Я глубоко вздохнула и сползла с кресла на пол, сев напротив Долгопупса.

— Невилл… То, как поступила Гермиона было действительно жестоко, — тихим голосом сказала я. — Я чувствую, как тебе больно из-за её действий и слов Рона.

Шмыгание стало чаще.

— Ты большой молодец, что решился отстаивать свои интересы и интересы родного факультета.

Я выдохнула, собираясь с мыслями.

— Невилл… Скажи, пытался ли ты понять, почему твои друзья решили так поздно ночью нарушить правила?

Долгопупс молчал и спустя некоторое время помотал головой из стороны в сторону.

— То есть ты не спросил их, зачем им нужно в коридор, и преградил им путь?

— Они бы все равно не ответили, — пробормотал он.

— Откуда ты это знаешь? Ты не можешь знать это наверняка, — ответила я. — Отстаивать свои интересы — это хорошая и нужная вещь. Ты отстаивал свои, Гарри, Рон и Гермиона — свои.

— Я не хотел… Я не хотел, чтобы остальной факультет опять ополчился против них, если вдруг их поймают.

— То есть ты заботился о них?

Всхлипы стали тише. Невилл кивнул.

«О, Невилл, ты действительно хороший друг,» — подумала я, рассматривая мальчишку внимательнее. Он был пухлым, и весь его вид кричал о мягком характере и доброте владельца. И несмотря на это было что-то общее между ним и Гарри — это взгляд. Иногда тоскливый и грустный как сейчас, иногда — чертовски упрямый, но большую часть времени — очарованный Хогвартсом. Они оба любили замок, это было видно невооруженным взглядом.

— А какие интересы отстаивали Гарри, Рон и Гермиона?

Тишина была ответом на мой вопрос.

— Ты не знаешь, потому что вам не удалось поговорить об этом?

Невилл молчал, лишь приподнял голову, оторвав её от коленей, и посмотрел на меня, неловко кивнув.

— Отстаивание своих интересов это хорошо, Невилл, — я сделала паузу, обдумывая следующие слова. — Но мы живем в огромном и большом мире, где у каждого свои цели и стремления. И тем ценнее умение просто поговорить перед тем, как вступать в конфликт, — я вздохнула и попыталась улыбнуться. — Возможно, у вас получилось бы найти компромисс и решение, которое устроило бы всех.

Я мысленно поморщилась, вспомнив, как повела себя с Малфоем сегодня и не только.

— Но иногда конфликт действительно неизбежен, когда обе стороны отказываются идти навстречу друг другу, — добавила я. — Друзья, как правило, стараются сначала поговорить, таким образом избегая большинство ссор. Но иногда бывает и наоборот: сначала разборки, и только потом разговор.

— Ты… Ты хочешь сказать, что даже друзья могут ссориться?

— Конечно! Не сосчитать сколько раз я ссорилась с Роном и Джинни. С Джинни, правда, больше — у нее слишком дерзкий характер, и мы очень редко приходили к единому решению. Но это не означает, что мы не друзья — мы ценим друг друга, уважаем чужую точку зрения и даже иногда готовы договориться между собой.

— Но бабушка говорила… что друзья никогда не ссорятся.

— Я могу спросить, есть ли у твоей бабушки друзья, Невилл? Не коллеги, знакомые, родственники, а именно друзья?

И тут Долгопупс смутился — его лицо слегка покраснело, а взгляд уткнулся в пол.

— Кажется, я понял, — пробормотал он.

Я вздохнула.

Не ожидала, что в середине ночи буду вести с Невиллом философские беседы о дружбе.

Хотя именно о дружбе я могла рассуждать довольно много: я сама придерживалась точки зрения леди Долгопупс в своей прошлой жизни. Была невероятно категорична, отказывалась идти на диалог и рубила сплеча, даже не интересуясь мнением собеседника. Нужно ли упоминать, что в те времена у меня не было друзей? Тогда я не понимала, в чем дело — почему же я всегда одна? И для себя я решила: мир чертовски прогнил, и люди слишком лицемерны, выдавая за дружбу удовлетворение своих потребностей в общении. Я была строга к себе и того же требовала от других.

Дружить, что неудивительно, научил меня Рон.

Рон Уизли, огромный любитель поболтать, каждый раз, видя мое нежелание и ярое сопротивление в сближении, втягивал меня в разговор. Про это даже тогда подумать было смешно: мелкий рыжий карапуз Уизли учил меня — меня! — диалогу. И постепенно я начала понимать, где же я ошибалась, медленно оттаивая.

Мы действительно ссорились с ним, и не раз — я не врала Невиллу.

Самой большой ссорой на моей памяти была история с метлой. Мы стащили тогда её из небольшого сарайчика — Рон всё рвался сесть на нее и научиться летать. Он был одержим метлами, не иначе. Делали мы это, естественно, тайком — миссис Уизли запрещала нам даже приближаться к метле.

И все было нормально до того момента, пока Рон не решил, что освоил мастерство полета в достаточной мере, чтобы подняться выше нескольких метров над землей. А мы заранее договорились — не подниматься высоко! Я кричала ему спуститься, но он не слушал, летал, воображая себя лучшим игроком сборной квиддича. Тогда я убежала за миссис Уизли, надеясь, что та точно спустит своего сына с метлы. Молли действительно спустила его, да так, что он потом неделю со мной не разговаривал. На мои заверения о том, что я заботилась о нем, боясь, что он упадет и сломает себе что-нибудь, он лишь фыркал. Называл предательницей, которой все равно на его желания.

Неделю спустя он в одиночку опять стащил метлу, надеясь покататься и утереть мне нос. Однако сорвался с высоты трех метров и сломал себе ногу. Крики миссис Уизли можно было услышать даже в Лондоне, так громко она отчитывала Рона.

Тогда же мы и поговорили, извинились друг перед другом и договорились, что следующий урок полетов будет под присмотром взрослых. Через год, когда миссис Уизли забудет про этот инцидент.

И именно тогда я и поняла, как чувствовали себя люди, когда я категорично отмахивалась от их заботы, отказываясь даже выслушать их точку зрения.

— Отлично, — я улыбнулась Невиллу. — Пойдем спать или подождем их здесь?

— Подождём, — он встал с пола и сел на кресло рядом с камином. Я последовала его примеру и устроилась рядом с журнальным столиком, на котором лежали позабытые мной книга, тетрадь и ручка. Удобно устроившись на кресле, я углубилась в чтение, изредка делая пометки в тетради.

Ближе к пяти часам я окончательно устала и сообщила задремавшему в кресле Невиллу, что поднимаюсь к себе в спальню. Он лишь сонно кивнул — был намерен дождаться своих друзей.

Однако в ту ночь в Общую гостиную Гриффиндора так никто и не вернулся.

* * *

Последующие дни пролетели со скоростью бладжера. Возвращение Рона и Гермионы, лечение Поттера в Больничном крыле и целый ворох самых невообразимых слухов — все это смешалось в моей голосе в одну сплошную кашу.

Праздничный банкет прошел без сюрпризов — Дамблдор добавил необходимое для победы Гриффиндора количество очков, и мой родной факультет буквально сошел с ума, празднуя победу.

Порадовали результаты экзаменов. Внезапно обнаружилось, что я оказалась в пятёрке лучших студентов первого курса. Сразу после Гермионы Грейнджер, Драко Малфоя, Энтони Голдштейна и Блейза Забини. Это открытие оказалось довольно неожиданным, хотя и приятным.

Последние дни в этом учебном году оказались слишком насыщенными на события и эмоции, и выдохнуть я смогла только в Хогвартс-экспрессе.

Учебный год закончился.

Несмотря ни на что, я была довольна. Первый курс прошел как нельзя гладко — он был полностью предсказуем, и я ощущала себя в безопасности. Если всё так дальше и продолжится, то у меня действительно будет шанс аккуратно изменить историю буквально одним-двумя действиями, почти не вмешиваясь в сюжет.

В поезде царило оживление. В крошечное купе набилось огромное количество народу — почти весь первый курс Гриффиндора пришел поболтать с Гарри Поттером и пожелать счастливых каникул. Мы дружно поедали конфеты и делились смешными историями, связанными со школой и экзаменами. Гарри, Рон и Гермиона хранили молчание по поводу своих подвигов, несмотря на жгучее желание однокурсников узнать побольше об их приключениях.

Пейзаж за окном незаметно менялся, и вскоре дикая природа сменилась ухоженными полями, затем показались жилые дома.

Когда поезд стал замедлять свой ход, многие студенты вспомнили о том, что необходимо переодеться и сменить мантии на повседневную одежду, и, тепло попрощавшись, разбрелись по своим купе.

С громким и протяжным гудком поезд подошёл к платформе номер девять и три четверти вокзала «Кингс Кросс».

Народу на платформе была тьма, и мне сразу же вспомнилось первое сентября — тогда, почти целую жизнь назад, была точно такая же толпа.

Я попрощалась со своими друзьями и, уверенной походкой минуя огромные очереди на выход из платформы, пошла к закоулку, откуда обычно трансгрессировали волшебники, и стала ждать.

Утром отец прислал письмо, в котором извинялся за то, что не сумеет забрать меня с платформы и предложил отправиться домой либо с помощью мистера и миссис Уизли, либо с помощью его стажера Нимфодоры.

Мне было неудобно в который раз напрягать Уизли. И, конечно же, я ужасно хотела познакомиться с Тонкс. Поэтому я, быстро нацарапав ответ, отправила сову обратно.

— Эй, аккуратнее! — воскликнула молодая волшебница с короткими и торчащими во все стороны розовыми волосами. Проталкиваясь сквозь толпу, она пару раз едва не получила локтями по ребрам. — Агнес, привет! — заметив меня, она помахала мне рукой.

— Привет. Ты Нимфадора Тонкс, стажер отца? — я внимательно разглядывала её. Мне было интересно, как сильно она была похожа на свой книжный оригинал.

— Можно просто Тонкс, — улыбнулась она. — Да, это я. Мистер Грюм попросил тебя забрать, возникли срочные… кхм, дела.

— Ладно, — пожала плечами я. — Мы трансгрессируем?

— Ну… — Тонкс немного замялась. — Я только полгода назад сдала экзамен по трансгрессии, а Грюм, если с тобой что-нибудь случится, точно мне голову открутит, — нервно усмехнулась она. — Давай прогуляемся до Косого переулка и оттуда уже камином переместимся, не против?

— Я только за, — улыбнулась я. Мне редко удавалось прогуляться по маггловскому Лондону, и для себя я уже решила, что буду просить Аластора как можно чаще звать Тонкс.

Пока мы прошли сквозь проход между платформами и вышли из вокзала прошло более получаса. Всё это время мы болтали. Дора спрашивала про учебу в Хогвартсе и делилась своим мнением по поводу преподавателей:

— Профессор Флитвик очень ценит практику. Ты можешь написать полную чушь в теоретической части экзамена, он и бровью не поведет, главное показать, как хорошо у тебя получаются заклинания, — наставляла она, когда мы вышли из здания вокзала и пошли вдоль улицы. — У профессора Стебль тоже несложно, главное присутствовать на уроках и не пропускать их.

Лондон был таким же, каким и во времена моей прошлой жизни — оживленный мегаполис, в котором никогда не было тихо, даже ночью. Мы шли мимо многочисленных кафе и магазинов, музеев, торговых центров и правительственных зданий. Нимфадора действительно оказалась полной своей книжной копией — у неё был легкий характер, отличное чувство юмора и жуткая неуклюжесть. Пока мы шли, Тонкс умудрилась два раза споткнуться на ровной брусчатке и один раз чуть не влететь в открывающуюся дверь кафе.

— В конце второго курса вам нужно будет выбрать минимум два новых предмета для изучения, и мой тебе совет — не выбирай Прорицания. Его ведет профессор Трелони, и она слегка… не в себе. Древние Руны полезны и встречаются гораздо чаще, чем можно подумать, хотя они чертовски сложные, — задумчиво протянула она. — Но если что, то ты всегда можешь обратиться ко мне, я помогу, — Тонкс хлопнула меня по плечу и подмигнула. — К тому же, моя мама весьма недурной специалист в Древних Рунах.

Я не смогла удержать своего любопытства, когда речь зашла про её семью:

— А кем работает миссис Тонкс?

— Мама занимается переводом текстов и в основном работает с гоблинами, — пояснила Нимфадора. — У них довольно много книг, написанных именно рунами, а они сами предпочитают уделять время финансовой грамотности и управлению галеонами, чем изучать языки и древние письмена.

Я удивленно посмотрела на свою собеседницу. То, что средней из сестер Блэк пришлось работать после изгнания из семьи, я подозревала. Однако… гоблины, руны? Это было интересным.

— Мама очень хотела, чтобы я пошла по её стопам и выбрала стабильную и надежную работу... ой, — неловко почесав затылок, Тонкс отвлеклась от дороги и в очередной раз споткнулась. — Но я рада, что не сдалась и переубедила её, мне очень нравится быть мракоборцем, — улыбнулась она. Затем торопливо добавила: — Вернее, я пока что стажер, но все равно… Мистер Грюм очень помогает, хотя в отделе все его боятся. Мы бросали кости, когда решали, кто к нему пойдет стажироваться — о нем ходят довольно жуткие слухи, если честно. Повезло, как ты уже догадалась, мне, но я не жалею.

— А какие слухи ходят про отца? — я с интересом навострила ушки.

— Ну-у, — Тонкс в очередной раз почесала затылок, видимо, раздумывая, что можно говорить любимой дочке начальника, а что — нет. И судя по затянувшемуся молчанию, цензуру не прошел ни один слух.

— Строгий очень, говорят, у тебя папа. Очень.

Мы как раз подходили к Дырявому Котлу, так что Тонкс быстро свернула разговор, и мы зашли в бар, в котором сейчас было довольно многолюдно.

Я была довольна прогулкой, Тонкс, судя по её улыбке, тоже.

— Ну что ж, Агнес. Почти добрались до дома. Держи, — сказала Тонкс, схватив с каминной полки летучий порох, и протянула его мне, но в очередной раз неловко споткнулась — какой-то волшебник задел её плечом, когда выходил из бара.

— Спасибо, — пробормотала я, неловко втиснув чемодан в камин. — Приятно было познакомиться, Тонкс, — улыбнулась я. — Надеюсь, получится еще раз встретиться.

Привычным движением я бросила порох под ноги, прикрыла глаза, но не успела ничего произнести, как почувствовала, что меня утянуло в водоворот перемещения, и я исчезла в зеленом пламени.

«Что за?..»

---

Примечания:

Следующая глава будет от лица другого персонажа.

Ваши ставки?

* * *

Июнь, 1981 год

Полную луну затянули тяжелые тучи, словно обещая разразиться неистовой летней грозой.

Внутри поместья царила кромешная тьма, и только многочисленные факелы вдоль стен освещали второй этаж. В звенящей тишине его шаги казались раскатами грома.

Он шел по тёмному коридору в комнату, где они оставили ребёнка, по пути снимая охранные заклинания — девчонку следовало спустить вниз и показать матери, чтобы немного припугнуть. Та отказывалась идти на контакт — пока что они не узнали ничего нового о планах Дамблдора. Да и он не особенно рассчитывал, что жена мракоборца знала многое, но всё же. В их случае была важна любая зацепка.

Лицо его хранило привычную невозмутимую маску, однако в груди поднималось глухое раздражение: мало того, что эта упрямая ослица хранила никому ненужное молчание, а её муж, судя по всему, все-таки ставил цели Ордена Феникса выше собственной семьи, так эта женщина ещё и умудрилась подвергнуть опасности собственного ребенка!

Согласно их первоначальному плану Алтею Грюм должны были схватить недалеко от Больницы Святого Мунго, которую она стабильно из раза в раз навещала по средам. Они планировали схватить её тихо и быстро — важным фактором было время. Орден Феникса не должен был узнать об этом. Затем следовало отправить Грюму послание с ультиматумом и ждать до полуночи — столько было решено дать времени на обдумывание. В полночь порт-ключ, переданный Аластору, должен был перенести того на заранее подготовленное место встречи.

Однако именно в этот день Алтея Грюм была с ребенком. Они схватили их и перенесли в поместье Джаггсона — и вначале Абраксас даже немного расслабился.

Что за отец не придет спасать своего ребенка?

Шансы того, что их план по поиску мальчишки Поттеров возымеет успех, неуклонно росли. Согласно их информатору, Аластор Грюм принимал непосредственное участие в деятельности Ордена Феникса, а значит, имел доступ к информации относительно нового убежища Поттеров.

Малфой вздохнул — он, как и все остальные Пожиратели Смерти, понятия не имел, зачем Темному Лорду понадобился этот ребенок, однако достать его требовалось даже из-под земли.

Полночь минула более десяти минут назад, а Аластор Грюм так и не явился. Было решено выпытать у его жены буквально всё, что она знала — сейчас им нужна была вся возможная информация. А затем её мертвое тело отправить мужу — должен же он воочию лицезреть последствия своих поступков?

Что же делать с ребенком, Абраксас пока не решил. Убивать его — напрасная трата ресурсов, которые так милосердно сами пришли им в руки. Ребенок все еще оставался отличным средством манипулирования.

Да и принципы, вбитые его отцом и дедом, запрещали причинять вред младенцам, — и он понимал их. Дети — продолжение рода, а семья — превыше всего. Он испытывал уважение к тем волшебникам, которые чтили семейные связи и отношения.

И именно по этой причине он сейчас ощущал огромное отвращение к Аластору Грюму.

Он знал его отца — Александра Грюма, и ожидал, что его единственный сын будет похож на своего родителя. Не сказать, что они с Александром были приятелями и закадычными друзьями, скорее очень и очень близкими врагами — после отставки Нобби Лича Грюм-старший словно ищейка преследовал его, однако так и не сумел добыть доказательств того, что именно Малфой был автором теневого заговора против первого магглорожденного Министра Магии. Главный мракоборец вместе со своей женой восприняли это как личный вызов и с тех пор неотступно преследовали его по пятам, ожидая любого его промаха. Однако не более как год назад родовое поместье Грюмов исчезло в пожаре Адского Пламени, а Александр и Виктория Грюм сгорели заживо.

Не ему лить слезы по почившим врагам и тем проблемам, которые они могли создать, но даже ему было не по себе от такой бесславной кончины знаменитых мракоборцев. Всё-таки, род Грюм был чистокровным, и даже несмотря на то, что сейчас он был попорчен грязной кровью, всё ещё хранил в себе былое величие предков-волшебников.

Пребывая в задумчивости, Абраксас отворил дверь в маленькую тёмную комнатку.

И мгновенно принял боевую стойку, наколдовав вокруг себя защитный купол. Его охватило странное оцепенение — то, что он увидел, заставило его вновь почувствовать себя пятилетним мальчишкой, что бежал к матери, чтобы спрятаться в её объятьях, спасаясь от мнимых кошмаров и монстров под кроватью.

В противоположном углу комнатки — там, где находилась кровать, в которой лежал ребёнок — в неярком свете луны, что едва показалась из-за туч и осветила небольшой пятачок рядом с окном, виднелся силуэт огромной птицы с человеческим лицом.

— Я пришла проводить это дитя в дальний Путь, — это существо обладало сладчайшим женским голосом, гипнотизируя и лишая воли. Оно склонило человеческую голову вбок, словно сова, увидевшая интересную вещицу. — И поприветствовать такую же блуждающую душу, как и я.

Длинные черные волосы, достававшие до пола, колыхались, следуя поворотам ее головы. Лица существа так и не было видно.

— Она согласилась помочь, — шёпотом продолжило оно, словно это что-либо объясняло.

Абраксас отмер, до этого завороженно внимавший каждому слову этого существа:

— Что ты такое? — спросил он, сжимая палочку крепче необходимого.

Существо не ответило.

Он никогда не встречал таких тварей — ни в жизни, ни на страницах многочисленных бестиариев, что хранились в огромной библиотеке семейного поместья Малфоев. Абраксас никогда не считал себя невеждой, но именно сейчас почувствовал себя таковым.

Его пульс участился, а легкие, казалось стянуло тугим жгутом. Взгляд Абраксаса метался между существом и ребенком, пытаясь сосредоточиться на ком-то одном, но безрезультатно.

Он гордился своей выдержкой, справедливо полагая, что повидал в своей жизни многое, однако сейчас она ему отказала, растворившись под давлением этой твари.

Что-то похожее на панику начало подкрадываться к нему, и ему это не понравилось. Малфой начал мысленно отсчитывать количество вздохов, пытаясь делать их глубокими и размеренными, но сбился, когда существо резко взглянуло на ребенка и произнесло:

— Что-то не так… Душа уже должна была очнуться.

— Ребенок мёртв? — выдохнув, спросил Малфой, осторожно подходя ближе к кровати и не спуская палочки с существа.

— Дитя живо, — медленно проговорило существо, — но очнулась не та душа, что была обещана.

Он не успел даже обдумать произнесенные слова, как внезапно существо взглянуло прямо на него, показав свои обсидиановые глаза.

— Я знаю будущее и мне известно, что оно готовит для тебя и твоей семьи, Абраксас Малфой. Презрение к вашему роду. Смерть от руки собственного сына. Безумие Господина. Нарушенные клятвы и обещания. Клеймо предателей, — быстро, словно боясь передумать, существо произнесло эти слова.

В его душе царил полный хаос. В смятении Малфой опустил волшебную палочку.

— Но будущее можно изменить, для этого эта душа и должна прийти в этот мир, — голос стал тише, мягче, проникновенней. — Помоги ей.

Абраксас заторможено перевел взгляд с существа на ребенка и обратно.

Что это было? Пророчество? Попытка манипуляции? В какую игру его сейчас пытаются втянуть? И самое главное:

— Почему я должен тебе верить?

— Ты не обязан верить мне.

— Тогда какие гарантии я получу? — продолжил он. Голова слегка кружилась, но он отмахнулся от этого. — Как я могу быть уверен, что описанное тобой будущее изменится?

— Я не имею права скреплять сделки. Я не принадлежу этому миру. Но ты можешь помочь этой душе появиться здесь и обязать её долгом, — предложило существо. — Она многое знает, она поможет, если… сочтет нужным.

Он задумался. В любом случае он ничего не терял в этой сделке. Ему следовало искоренить даже призрачный намек на то, что жуткое будущее, описанное существом, могло претвориться в жизнь. Голова слегка кружилась.

Абраксас привык перестраховываться — иначе он был бы мертв еще в школьные годы.

— Что я должен сделать? — спросил он, подойдя к кровати вплотную. Теперь ему удалось лучше рассмотреть это существо — огромное птичье тело обладало иссиня-черными перьями, такого же цвета были и длинные волосы, брови и глаза существа. Глаза были бездонными, потусторонними, в них нельзя было увидеть даже отблеска луны — они словно поглощали весь свет.

— Убей дитя, — прошелестел ласковый голос. — В одном теле не может жить две души.

Что?

Абраксас замер, словно не веря своим ушам.

— Хватит играть со мной, — прошипел он. Что за вздор! Только недавно существо лило сладкие речи о спасении ребенка, а теперь уговаривает его стать убийцей детей. — Что за игру ты ведёшь?

Существо не шелохнулось, обсидиановый взгляд стал еще темнее.

— В этом теле сейчас две души. Ты не станешь детоубийцей. Дитя перестанет дышать лишь на миг — когда его тело покинет душа, но ведь есть и вторая, — сладкий голос все лился, дурманя сознание. — Ты лишь поможешь ей исполнить её предназначение.

Он чувствовал, что здесь происходило что-то не то. Что не хватало значимого фрагмента мозаики. Да, логика была — но неясная, извращённая. Словно что-то исказили и переиначили, искусно сшив разные кусочки. Мысли, обычно четкие, послушные, кружились вокруг стаей встревоженных птиц.

И всё же.

То, что произнесло это существо о судьбе его семьи, леденило кровь.

Необходимо было исключить все риски.

Что значила душа этой годовалой девчонки против судьбы его семьи? Предки должны его понять — он не предаёт собственные принципы, просто правильно расставляет приоритеты.

Он не мог заставить себя поднять палочку, чтобы произнести убивающее проклятие. Лишь стянул подушку и медленно приложил её к лицу ребенка. И старался не думать о том, что сейчас в родовом поместье сладко спал его внук, который пару дней назад отпраздновал свой первый день рождения. Его сердце болезненно сжалось.

Всё, что он делал, он делал ради семьи.

Всегда.

Словно боясь передумать, он лишь сильнее придавил подушку к маленькому телу на кровати.

Спустя минуту — или целую вечность? — существо взволнованно захлопало крыльями:

— Хватит!

Он быстро убрал подушку от безмятежного лица и внимательно вгляделся. Ребенок спал спокойным сном, хотя по всем законам логики уже давно должен был быть мертв.

Абраксас нервно выдохнул. Сердце его быстро колотилось, отбивая неровный ритм.

— Я, Абраксас Малфой, признаю за этой душой Долг Жизни, — тихо произнес он.

Ему не верилось в то, что происходило сейчас. Всё казалось странным и загадочным сном, наведенным дурманной травой. Жизнь в обмен на смерть? Смерть в обмен на жизнь?

Тварь согласно кивнула головой, молча подтверждая.

— Добро пожаловать в этот мир, — произнесла она, проведя иссиня-черными перьями по ребенку, словно лаская, и исчезла в мгновение ока.

Ребёнок в кровати мирно спал.

Минуту Абраксас стоял и не двигался с места, пытаясь собраться с мыслями. Затем, словно приняв какое-то решение, едва кивнул самому себе, и на его лицо наползла привычная маска невозмутимости. Подхватив девочку на руки, он направился к выходу из комнаты, когда до его слуха донеслись звуки драки на первом этаже поместья.

Абраксас нахмурил брови и поспешил вниз.

* * *

Июнь, 1992 год

Наконец-то.

Все эти годы он пытался встретиться с ней и стребовать возврата долга одиннадцатилетней давности. За это время накопились немаленькие проценты. Но девчонка, как назло, была недосягаема — Грюм берёг её как зеницу ока.

Его мучила неопределенность — он не знал, обмануло ли его то существо, или ему действительно предстояло умереть от руки сына. Абраксас не хотел в это верить, но последнее десятилетие они провели порознь — он приобрел небольшой особняк, скрыл его от всех и стал затворником. Это устраивало всех: и Дамблдора, и нынешнего министра, и даже Люциуса, который считал, что отец сошел с ума после исчезновения Темного Лорда.

Исчезновение Темного Лорда… Абраксас не был фанатиком, в отличие от большинства Пожирателей Смерти, и выбрал Волан-де-Морта осознанно, оценив его харизму, политическое влияние и, самое важное, ценности, которые тот хотел нести в волшебный мир.

Абраксас Малфой только закончил Хогвартс, когда Грин-де-Вальд начал набирать силу в Европе, и отец сказал ему сосредоточиться на управлении поместьем и начать вникать во все дела семьи, не отвлекаясь на политику. Во время войны Арбаксас не принимал участия, штрудируя многочисленные гроссбухи. Он точно знал, что отец вел переписку с Грин-де-Вальдом, но о чем именно — не узнал даже после смерти отца.

Спустя полтора десятилетия после войны он познакомился с подающим большие надежды молодым политиком Волан-де-Мортом, однако вступать в ряды сподвижников не решился — были риски. Дамблдор был на пике своей популярности и рьяно выступал против любых радикальных идей.

Все началось с сына. Люциус настолько впечатлился Волан-де-Мортом, постепенно набиравшем влияние на политической арене, что после окончания школы присоединился к нему, даже не посоветовавшись с отцом. Абраксас всегда ему потакал — заглушал чувство вины за то, что совсем не заботился о нем ребёнком, когда почти друг за другом умерли начала его жена, затем отец. Он принял решение Люциуса и, поразмыслив и взвесив все за и против, тоже вступил в ряды последователей — тогда Абраксас был уверен, что сделал верный выбор.

В начале семидесятых Волан-де-Морт казался отличной кандидатурой на пост Министра Магии — обладал необходимым обаянием и каким-никаким влиянием, был неглуп, складно вещал с трибун и пытался создать мир, который бы не утопал в крови из-за магглов.

Однако в последний год перед своим исчезновением… он словно сошел с ума. Абраксас старался избегать этих мыслей, но в те времена логику поступков Темного Лорда становилось всё труднее и труднее понять.

В лунную июньскую ночь, когда он увидел то существо, в поместье Джаггсонов произошла настоящая кровавая баня — попытка шантажа Грюма обернулась полным провалом.

Темный Лорд тогда долго пытал его за большие потери, больше срывая свою злость за отсутствие информации о мальчишке Поттере, чем наказывая за потерянных в бою людей.

Абраксас лишь радовался тому, что на его месте был он сам, а не Люциус, который и предложил эту идею. Лорд выбрал Люциуса ответственным за выполнение задания, однако Абраксас вызвался заместо сына, заработав полный недоверия и обиды взгляд. Что тогда заставило его поступить так, он и сам ответить не смог — тревога за сына, плохое предчувствие или что-то другое — да и неважно уже это было.

Единственное, что набатом звучало в его ушах, пока его пытал Темный Лорд, было: «…Безумие Господина…», произнесенное мелодичным голосом твари, крутившееся в голове, словно заевшая пластинка.

И когда Волан-де-Морт исчез, он был готов к любому исходу.

Подкупил необходимых людей, шантажом и угрозами связал клятвами тех, кого подкупить не удалось, и даже подался в благотворительность, любыми способами обеспечив безопасность себе и семье своего сына.

Затворничество действительно было небольшой ценой за ту спокойную жизнь, которая была у него сейчас. Всё лучше чем Азкабан.

Единственный, ради кого он мог нарушить свое уединение, был внук. Их встречи были редкими — Люциус не любил отпускать сына к отцу. Абраксас пытался, как мог, передать внуку весь тот жизненный опыт и багаж знаний, накопленный за свою насыщенную жизнь. Но мальчишка рос балованным ребенком, чертовски напоминая Люциуса, и отказывался слушать, с каждой встречей всё подозрительнее и подозрительнее поглядывая на дедушку, пока в один из вечеров не спросил, зачем же ему слушать того, кто страдает безумием? Абраксас, насколько возможно, пытался развить критическое мышление у ребенка, но тот был слишком мал и крайне привязан к Люциусу.

Перед сыном же он ощущал лишь безграничную вину: за то, что не присутствовал в его жизни что в детстве, что сейчас, и за то, что всё-таки не доверял Люциусу — допускал, что тот может его убить.

Абраксас Малфой исчез в своем поместье и редко показывался людям, но это не означало, что он перестал существовать как политическая фигура. Эти годы, что он провел в своем поместье, Абраксас потратил с умом. Он вел обширную переписку — не было ни одной фигуры на политической арене Британии, с которой Абраксас не был знаком. Ограничив себя в контактах с семьей, он пытался скомпенсировать недостаток общения другим, более привычным образом. Пытался подстелить солому на случай своей смерти. Абраксас не собирался бросать свою семью.

Иногда он спрашивал себя: «Зачем? Ради чего всё это?»

Абраксас мог жить спокойно рядом с сыном и его семьей, не отказывая себе в общении с ними. Он мог быть рядом с внуком и наблюдать за его взрослением — он бы точно не допустил, чтобы Драко стал таким избалованным как сейчас. Хотя, нет, он бы избаловал его пуще Люциуса. Он мог не оставлять сына справляться со всем в одиночку. Он мог не бросать их, поддерживать их не только материально, но и морально.

Он мог. Но каждый раз вспоминал слова того существа. И с каждым днем, то чувство вины, поселившееся у него в голове после убийства ребёнка, всё сильнее грызло его изнутри.

За прошедшее десятилетие он выяснил, что за тварь это была. По крайней мере, у него была гипотеза. Пришлось поднять старые архивы времен чуть ли не самого Мерлина. Собирать информацию едва ли не по кусочкам и не только по Британии. Изучить множество мифов и легенд.

Сирена. Сирин.

И информация везде разнилась. Безумно редкая тварь, что могла разрезать ткань миров, чтобы это ни значило. Могла видеть как духов, так и людей. Могла видеть несчастья, что придут и что уже были. Могла очаровать голосом до потери памяти или даже смерти. Её, как магнитом, притягивало человеческое отчаяние, безысходность и горе.

О существах этих нашлись упоминания в мифах и легендах, но не было ни одного достоверно известного факта, что они показывались на глаза волшебникам, лишь немногочисленные домыслы, размышления и фантазии.

Абраксас не удивлялся этому — возможно, все свидетели существования этих тварей либо мертвы после встречи с ними, либо лишились памяти об этом. Он помнил своё необъяснимое, почти медитативное состояние, вызванное этим медовым голосом.

Он помнил, и он ждал того момента, когда ему вернут долг. Он жаждал объяснений. Десятилетие — долгий срок, но ему было проще и привычнее проявить терпение и собрать долгожданные плоды, чем брести напролом, наугад выбирая направление.

У каждого решения были последствия, и последствия своего выбора Абраксас прекрасно понимал.

Как и было обговорено, тайно установленный порт-ключ в камине Дырявого Котла сработал как положено. И прямо сейчас перед ним стояла мелкая девчушка с каштановыми волосами чуть ниже лопаток и пронзительными серыми глазами. На ней было синее с оборками платье и маленький бант на слегка вьющихся локонах, в руках она сжимала чемодан.

«Абсолютно не похожа ни на Александра, ни на Викторию, — решил Абраксас. — Вероятно пошла полностью в отца и грязнокровку-мать».

Девочка растерянно оглядывалась вокруг.

— Доброго дня, мисс, — он отвесил небольшой поклон. На лицо он нацепил благодушное выражение лица.

— Здравствуйте, сэр, — растерянно отозвался ребёнок. Или не ребёнок? — Где я? Я, кажется, ошиблась камином…

— Пройдемте, мисс Грюм, у нас не так много времени, — он аккуратно отставил трость в сторону, со вздохом присел в кресло, стоящее неподалёку, и указал девчушке на соседнее: — Присаживайтесь.

Девочка замялась, но все-таки села, держа идеально ровную осанку.

— Сэр, я извиняюсь за свое невежество, но я не знаю вашего имени.

Абраксас улыбнулся, однако глаза его оставались холодными.

— Думаю, вам должна быть знакома фамилия Малфой?

— Да, — девчушка кивнула и округлила глаза: — Вы Абраксас Малфой?

— Всё верно. И прошу, — он не сводил с нее своего цепкого взгляда, — давайте оставим все эти игры.

Девочка в недоумении склонила голову вбок, напоминая ему ту жуткую потустороннюю тварь.

— Мисс Грюм, нам обоим прекрасно известно, что вы не ребёнок. Хотя, тут я не спорю, ваш актерский талант довольно неплох.

Он с видимым удовлетворением наблюдал за тем, как девчонка напряглась, не верящим взглядом уставившись на него.

Ему писали, что девчонка у Грюма выросла избалованной, наглой, надменной и изнеженной: не уважала учителей, нарушала правила, с пренебрежением относилась к однокурсникам. Однако это было только на руку — чем меньше мозгов было у девчонки, тем лучше.

Ему ли не знать, как родитель может занежить любимого ребенка, и к чему это приводит.

— Полагаю, это довольно скучно — наблюдать за событиями, о которых знаешь заранее, — скучающе продолжил он, растягивая слова.

На самом деле, он не знал. Это была гипотеза, предположение, логично проистекающее из всех сведений, что он узнал о потусторонней твари, и анализа той самой ночи. Попытка угадать, блеф.

Но он не видел другого способа быстро разговорить девчонку. Времени у него почти не было — нужно было вернуть её домой до того, как Грюм заметит её отсутствие перевернет всю Магическую Британию вверх дном в поисках дочери.

Если он окажется не прав, то просто сотрет ей память. Но если прав…

— Э-э… я не совсем понимаю, о чем вы говорите, сэр, — испуганно ответила девчонка, но он видел. Видел всё: и как забегали её глаза, как она поджала губы, как вспотели руки, и каким поверхностным стало её дыхание. Он даже видел, как быстро запульсировала жилка на её шее.

Она не смотрела на него, как на идиота, который нёс чушь, нет.

Она боялась.

Он нутром чувствовал животный страх, исходивший от сжавшейся девичьей фигуры.

Абраксас приложил титанические усилия, чтобы не выдать своих эмоций. Лишь взгляд стал острым как бритва, вцепившись в свою жертву.

Сегодня он взыщет все долги.

* * *

Я оказалась в камине богато обставленной комнаты, кажется, чьего-то кабинета. Огромные окна, сквозь которые светило яркое закатное солнце, высокие потолки, украшенные лепниной, и дорогая мебель буквально вопили о достатке владельца поместья. Я дезориентированно хлопала глазами, пытаясь понять — где же я, и куда меня, черт возьми, занесло.

— Доброго дня, мисс, — пожилой мужчина учтиво отвесил небольшой поклон. Россыпь морщин возле глаз и словно выцветшие волосы его никак не портили — наоборот, возраст ему невероятно шел, а явно дорогой сюртук изумрудного цвета и трость, инкрустированная ювелирными камнями, ненавязчиво намекали мне, что сейчас я говорила с владельцем поместья или его ближайшим родственником.

— Здравствуйте, сэр, — я совсем растерялась и неловко сжимала ручку чемодана, словно она могла мне как-то помочь разобраться в этой ситуации. — Где я? Я, кажется, ошиблась камином…

— Пройдемте, мисс Грюм, у нас не так много времени. Присаживайтесь, — деловито предложил мужчина, проигнорировав мой вопрос.

Я вышла из камина, оставила чемодан в стороне, аккуратно присела на краешек кресла и почувствовала под ладонями бархатную обивку подлокотников. Чуть нахмурилась из-за того, что не услышала ясный ответ на свой вопрос, но старалась вести себя вежливо — наживать врагов на ровном месте не хотелось совершенно. Так и сидела, удерживая осанку ровной — подсознательно чувствовала, что мой собеседник оценивал меня, таким внимательным казался его взгляд. Мой большой палец нервно огладил кольцо, и я постаралась взять себя в руки. Похоже, что в каминной сети произошла ошибка, и я случайно переместилась в чужой дом.

— Сэр, я извиняюсь за свое невежество, но я не знаю вашего имени, — предприняла вторую попытку узнать, в чьём же доме я оказалась, и удивилась собственному спокойствию.

Отстраненно подумала, что, когда на меня не мчатся огромные тролли, я, оказывается, способна взять себя в руки. Не паниковать помогала мысль о том, что этот старик явно не может быть страшнее горного четырехметрового тролля.

Мужчина продолжал рассматривать меня, пауза слегка затянулась, а до меня медленно начало доходить, что меня здесь, кажется, ждали. Я сглотнула ставшую вязкой слюну.

«Меня что, — моё сердце пропустило удар, — похитили?»

Следующей моей мыслью было:

«Получится ли отсюда сбежать?»

Я постаралась незаметно скосить глаза вбок и обнаружила коробочку с летучим порохом на верхней полке камина. Слишком высоко. Но если подпрыгнуть?..

От разглядывания обстановки меня отвлек ответ пожилого мужчины:

— Полагаю, вам должна быть знакома фамилия Малфой? — старик улыбнулся.

— Да, — я кивнула. Этот мужчина определенно точно не был Люциусом, и методом исключения выходило, что передо мной сидел его отец. Фамильное сходство было налицо: белоснежные волосы, стального цвета глаза и безукоризненная осанка. — Вы Абраксас Малфой?

— Все верно. И прошу, давайте оставим все эти игры, — он уставился на меня немигающим взглядом.

Резко стало некомфортно. Чего он от меня хотел? По коже побежали мурашки и стало ощутимо прохладнее, резко захотелось поёжиться, однако я не решилась сдвинуться даже на дюйм. Леденящий взгляд его светлых глаз пробирал буквально до самого нутра.

Я напрягла память, пытаясь вспомнить об этом персонаже всё, что могла. Согласно оригинальной истории Абраксас Малфой умер из-за драконьей оспы и в повествовании не участвовал. Я ничего не знала о нём, и это заставляло чувствовать себя чертовски неуверенно.

— Мисс Грюм, нам обоим прекрасно известно, что вы не ребёнок. Хотя, тут я не спорю, ваш актерский талант довольно неплох.

Я замерла. Меня словно дубиной по голове огрели — откуда он мог это знать?

Сердце ускорило свой ритм, а моё дыхание стало поверхностным и учащенным, но я постаралась успокоиться. Попыталась взять себя в руки и получше сосредоточиться на воспоминаниях о прошлом.

Я довольно смутно помнила свои первые дни в этом мире: пережитый ужас и страх почти вытеснили события той июньской ночи.

Первые несколько лет я практически не покидала дома, а в следующие посещала только Нору и маггловский мир, когда приезжала к миссис Уилсон. Практически всегда со мной был либо Грюм, либо кто-либо из Уизли. Я нигде не могла проколоться. Только если раньше.

Неужели в Святом Мунго? Но там я была под бдящим оком целительниц и Аластора.

Ещё раньше?

Я напрягла память, пытаясь вспомнить первые мгновения моего пребывания в этом мире, но перед глазами стояли сплошные зелёные вспышки и ощущение всепоглощающего ужаса, сковавшее тело.

— Полагаю, это довольно скучно — наблюдать за событиями, о которых знаешь заранее, — уверенно продолжил Абраксас.

«Растягивает гласные прямо как Драко», — пробежала в голове мысль совершенно не к месту.

«Он знает, что я не Агнес Грюм», — следующая мысль каменной плитой практически придавила меня к креслу.

Он знает, что я не та, за кого себя выдаю.

Легкие стиснуло огненным обручем, пульс ускорился, и сердце грозилось пробить грудную клетку. Воздуха резко перестало хватать.

Мерлин, что делать?

В голове пронеслась спасительная мысль: может быть, есть крошечная вероятность того, что он не знал этого достоверно?

— Э-э… я не совсем понимаю, о чем вы говорите, сэр, — я постаралась правдоподобно изобразить удивление и недоумение.

— Кого вы собираетесь обдурить, мисс Грюм? — он, казалось, насмехался надо мной.

Я досадливо поджала губы.

Он знал.

Эта мысль набатом била в голове, не давая сосредоточиться.

Он знал.

Голова кружилась, а сердце продолжало заполошно отстукивать бешеный ритм.

Он знал.

Я бросила взгляд на дверь, затем на камин. Мне было чертовски страшно и очень хотелось убежать из этого чертового дома, оказаться снаружи этой клетки. Буквально насильно заставив себя не двигаться с места, я сосредоточилась на том, чтобы хоть немного включить голову.

— Вы можете уйти, мисс Грюм, — любезно предложил мистер Малфой, правильно истолковав мои взгляды. Я удивленно уставилась на него. — Но только после того, как вернете мне Долг, — продолжил он.

Удивление на моем лице сменило изумление и недоумение. Долг? Какой, к Мордреду, Долг?

«Долг Жизни перед Малфоями, полагаю, будет лучше, чем бесполезная смерть?» — словно из-под толщи воды донесся голос Абраксаса.

Я замерла, пытаясь сосредоточиться. Не получалось.

— Вам известно, где и как я умру, — утверждал он. — Одиннадцать лет назад я вас спас, настал ваш черед.

В моей голове тем временем царила пустота.

— Расскажите мне всё, что относится к судьбе Малфоев, ничего не утаивая. Расскажите о моей смерти, мисс Грюм, и я сочту Долг выполненным.

Внезапно я почувствовала её.

Магию.

Похожее ощущение было, когда я приобрела свою первую палочку у Олливандера, однако сейчас это не было ласковым прикосновением. Больше это было похоже на уверенное и твёрдое давление, настаивающее и требовавшее соблюдения правил.

Если я не предупрежу Абраксаса о его смерти, то он действительно умрёт от лихорадки, и Долг будет считаться неоплаченным. Этого нельзя было допустить, и Магия красноречиво мне об этом намекала, подталкивая к возврату Долга.

Мерлин… У меня что, действительно не было выхода?

Я хранила молчание, отказываясь открывать рот и пытаясь выторговать драгоценные секунды на размышления, а гул в ушах тем временем нарастал всё сильнее. Магия, определенно, была против моего решения изображать из себя немую. Давление, меж тем, усиливалось, и всё мое тело, находившееся в напряжении, начало дрожать. И я сдалась.

— Я… я не знаю, где вы умрете… и когда, — почти прохрипела я. Мне было ужасно страшно. Я не смогла долго выдерживать его взгляд и опустила голову, рассматривая свои дрожащие пальцы. — Знаю только как.

Малфой наклонился ко мне, вцепившись в позолоченные подлокотники своего кресла морщинистыми руками.

— Как я умру? — выдохнул он. В глубине стальных, почти неживых глаз мимолетно блеснула эмоция, которую я даже не рискнула расшифровать.

— Оспа… — я закашлялась. — Драконья оспа. Вы подхватите её и умрете. Должно быть, скоро.

Малфой, казалось, был разочарован моим ответом.

— Оспа… — повторил он, затем рассмеялся, словно я рассказала ему очень смешную шутку. — Вы уверены, мисс Грюм?

— Так, по крайней мере, будут писать в газетах.

Этот ответ его устроил чуть больше чем предыдущий.

— Поделитесь своими мыслями, мисс Грюм, — он откинулся на спинку кресла и сложил руки домиком. Взгляд же не изменился ни на йоту, остался таким же холодным и острым. Добрый дедушка, встретивший меня минутами ранее у камина, растворился без следа. — Каким образом мне трактовать слова вашей… кхм, коллеги о смерти от руки собственного сына, безумии господина и клейме предателей?

— Коллеги? — растерянно переспросила я. Какой, к Мордреду, коллеги? Я недоуменно взглянула на мужчину.

Малфой же наоборот, казалось, что-то понял и перефразировал свой вопрос:

— Будут ли в будущем Малфои носить клеймо предателей?

— Да, — ответила я не задумываясь и, опомнившись, прижала руки ко рту.

— Интересно… — пробормотал он.

«Разве они уже не носят это клеймо?» — хотелось спросить, но я благоразумно прикусила язык. Он, кажется, думал совсем о другом, а дополнительных подсказок давать я не собиралась.

Следующий его вопрос меня удивил сверх меры:

— Считаете ли вы, способен ли Люциус сознательно организовать покушение на меня?

— Люциус? — я скривилась. Отца Драко я терпеть не могла. — Я понятия не имею. Он ваш сын, и вы знаете его гораздо дольше чем я. Хотя, — хмыкнув, продолжила, — ваша неуверенность говорит о многом.

Я не знала, какие взаимоотношения были между ними двумя, поэтому не могла дать однозначного ответа. Люциус мог заразить отца драконьей оспой как случайно, так и с явным намерением убить.

Спустя несколько вопросов, я немного расслабилась — Абраксас, казалось, совсем не помышлял причинить мне вреда. Большинство вопросов, которые он задавал, действительно касались судьбы Люциуса и Драко, и я рассказала ему всё, что знаю. Давление Магии, дамокловым мечом нависающее надо мной, не прекращалось ни на секунду. Всё, что касалось других людей, я старалась максимально замалчивать, и это было единственное, что я могла выторговать, не ощущая, что нарушаю правила. Не прозвучало ни одного имени — я не рассказала ни о Волан-де-Морте, ни о Дамблдоре, но при должной смекалке и хотя бы капле ума догадаться об именах не составило бы труда.

Поведав ему все, что знала о судьбе Малфоев, я обессилено рухнула на спинку кресла, устав следить за осанкой — из меня словно вынули стержень, на котором я держалась. Давление Магии постепенно исчезало, давая возможность вздохнуть полной грудью. Хотелось расплакаться, настолько я была выжата морально. В голове было пусто.

— Что ж, мисс Грюм… — мистер Малфой медленно поднялся с кресла и оперся на изящную трость. Камни на рукоятке весело засверкали, поймав луч заходящего солнца. Я взглянула в окно, и действительно — закат окрасил верхушки деревьев и небольшой сад, раскинувшийся перед поместьем. — Благодарю вас за то, что навестили меня, — усмехнулся он. Я буквально подавилась своим возмущением, но промолчала. — До скорой встречи.

Он проводил меня до камина и попрощался, но мысли его витали уже не здесь.

Когда я вернулась домой, то добрые полчаса просто стояла в камине, ни на что не реагируя. Даже золу не смахнула с платья.

Пустоту в моей голове, образовавшуюся после тяжелого разговора, сменил рой мыслей. Они, словно волны, накатывали и накатывали, толкали и утягивали вслед за собой.

Выходит, моя прошлая жизнь была не просто сном?..

Это значит, что я действительно перенеслась из одного мира в другой?..

И книга о Гарри Поттере действительно существовала, а не приснилась мне во сне?.. Это не просто мой вымысел и неуемная фантазия, а реальность?

Я сравнивала свою жизнь в Хогвартсе с оригинальной историей, сравнивала людей и персонажей, не до конца понимая и осознавая, что книга действительно существовала. Это просто было… привычкой? Когда у меня появилась эта привычка?

Этот момент всегда от меня ускользал, а позже мне бывало уже не до размышлений о прошлом.

Прошлом… Так у меня на самом деле была прошлая жизнь?

То гнетущее одиночество, вездесущая грусть и истошные крики, стоящие в ушах — это был не просто страшный сон, а моё прошлое? Помотав головой из стороны в сторону, словно пытаясь выбросить тяжкие думы из головы, я отмерла и вышла из камина. Рассеянно стряхнула золу со складок юбки, краем уха услышала приветствие домовушки и кивнула ей.

И только занеся чемодан в комнату, распаковав вещи и присев на краешек кровати, я осознала, что рассказала всё будущее Пожирателю Смерти.

Сердце замерло.

Силы внезапно покинули меня, и я медленно осела на пол.

Взвыв и схватившись за голову, я отчаянно принялась долбить головой об стену, проклиная себя всеми бранными словами, которые знала.

«Я всё испортила!»

«Теперь все умрут!»

«Все будущие смерти на моей совести…»

На мой крик прибежала Хук и принялась меня успокаивать, мягко поглаживая по голове, шепча ласковые слова и ненавязчиво оттаскивая от стен.

Я выла белугой, отчаянно вцепившись себе в волосы.

«Я никого не спасу. Теперь история станет совершенно непредсказуемой…»

«Малфой теперь слишком много знает».

Комната резко стала казаться мне тесной, а стены сдавливали. Воздуха не хватало.

«Я виновата. Мне страшно, мне очень страшно!»

Я захлебывалась рыданиями, а душа болела — мне было страшно подумать о последствиях сегодняшнего дня.

Я дрожала от страха, испуганно забившись в угол и свернувшись калачиком, когда в комнату зашел Аластор.

Аластор…

Увидев отца, я испытала сильнейшие душевные муки.

Если я его потеряю, я себе этого не прощу…

— Агнес! — Аластор с тревогой оглядел меня и крепко прижал к себе, баюкая меня. Он завалил меня вопросами, но видя, что я не отвечаю, замолчал и лишь крепче прижал к себе, раскачиваясь из стороны в сторону. А слёзы всё не заканчивались — я разрыдалась пуще прежнего, когда поняла, что могу его потерять.

Уже потом, когда не осталось сил и все слёзы закончились, в голове мелькнула мысль: «Может, рассказать отцу?»

Но не смогла заставить себя произнести эти слова и признаться в том, что я не его дочь. Не могла.

Я этого просто не вынесу, если он отвернется от меня, если откажется. Я знаю, как сильно привязан Аластор к своей дочери — испытала это на себе. Я не выдержу, если он обвинит меня в смерти своей настоящей дочери, если бросит меня.

Я ощущала себя так, словно у меня выбили почву из-под ног, отправив в свободный полет с вершины огромный скалы прямо в бушующий океан.

Панический страх о том, что все умрут, просочился в мои сны, превратив их в кошмары. Каждый день я просыпалась в холодном поту и пыталась успокоить себя в том, что никто не умер.

Я стала бояться засыпать, и вскоре обнаружила, что недостаток сна чертовски плохо влиял и на здоровье, и на настроение, но страх заснуть и вновь увидеть смерть и трупы дорогих мне людей побеждал. Я заметила, что стала быстро уставать, и большую часть времени я проводила, не вылезая из постели.

Аластор впал в панику, по другому и не скажешь — обычно не такой чуткий, он внимательно следил за любым изменением моего настроения, старался как можно чаще со мной разговаривать, уговаривал пойти в гости к Уизли или пригласить их к нам, несмотря на мои категоричные отказы.

Я не хотела видеть никого — не после того, как их мертвые глаза преследовали меня в каждом сне.

Я знала, что нужно что-нибудь предпринять, но в голове царил такой хаос, такой бардак, что я из раза в раз малодушно откладывала принятие решения на потом.

Что мне теперь делать?

Как себя вести?

Должна ли я рассказать взрослым об этом?

Должна ли я рассказать Аластору?

Что будет, если я расскажу? Что будет, если умолчу?

Что теперь будет?

Как изменится история?

Я не знаю.

Вопросы давили, а ответы казались такими трудными, что я избегала думать о них.

Единственное, что я могла сказать точно — мне было до жути страшно.

В какой-то момент времени, устав от бесконечных мыслей о будущей войне и смерти, я сдалась и захотела лишь тишины. День и ночь поменялись местами, а я спала лишь урывками. Хук я уже больше не слушала — мне надоело круглосуточно слушать ее наставления и бубнеж. Целыми днями я не выходила из своей комнаты, мысленно пожирая себя заживо.

Почему я медлю?

Что я должна делать?

Я не хочу решать, как мне быть! Мне страшно!

В середине августа — или это было начало месяца? Или это все-таки был июль? — Аластор, не спрашивая моего мнения, отправился со мной в Мунго прямиком на пятый этаж. Ох, и давно же я здесь не была…

— Это не проклятие и не порча, Аластор, — успокоил отца мистер Сметвик. Я сидела в соседнем кабинете, но даже сквозь дверь все прекрасно слышала. — На Агнес нет никаких следов темномагических заклятий.

— Тогда что с ней? — не успокоился Грюм.

— Я выпишу зелье сна без сновидений, ей нужно хорошенько выспаться, — вздохнул целитель. — Ребенок истощен, Аластор. Кажется, её что-то жутко напугало.

Затем послышался звук отодвигаемого стула и голос целителя стал ближе:

— Агнес испугалась чего-то настолько сильно, что это спровоцировало кошмары и, как следствие, нарушение сна.

— Она не говорит, что её испугало… отказывается и упирается, упрямая девчонка, — устало пробормотал Грюм. Послышался тяжелый вздох.

— Дети… — в голосе Сметвика мне почудилась улыбка. — Крепись, Аластор, твой ребенок взрослеет и входит в очень тяжелый для любого родителя период. По опыту знаю — лучше не давить, расскажет сама, когда посчитает нужным.

— Будем надеяться, — вздохнул Аластор.

В глубине души змеей шевельнулась вина: «Нет, пап, не расскажу…»

— Мерлин, как же мне не хватает Алтеи… — пробормотал Грюм, его было едва слышно. — Иногда мне кажется, что я совсем не понимаю Агнес.

— Аластор, в этом нет твоей вины, — голос мистера Сметвика стал тише.

— В том, что Агнес осталась без матери? — удрученно ответил Грюм. — Сомневаюсь, Сметвик. В этом целиком и полностью виноват я.

Целитель, казалось, раздраженно выдохнул:

— Опять ты за своё… Слышишь только то, что хочешь слышать.

В этот момент Аластор решил, что засиделся на приеме, скомкано попрощался с целителем и вышел из кабинета.

* * *

Дни шли один за другим, сливаясь в один бесконечный день.

В какой-то момент времени Аластор в очередной раз зашел ко мне в комнату и в попытке расшевелить предложил собраться в Хогвартс и наведаться в Косой Переулок — был август и близилось время возвращения в школьную рутину. Вначале я отказалась — могла ли Хук сходить и купить необходимые учебники и подшить мантии вместо меня? — но затем смысл слов медленно дошел до моего мозга, который в последнее время работал со скрипом.

— Вместе с Уизли? — спросила я. Отец кивнул, обеспокоенно нахмурившись. — Можем и без них, если тебе… — он не успел договорить, когда я перебила.

— Нет! Нет, все в порядке, — нервно усмехнулась я. — Я хочу пойти вместе с ними, давно не видела Рона и остальных.

Целая куча писем высилась на моем столе: мне писали Гермиона, Гарри, Невилл… даже письмо от Перси завалялось. Но больше всего писем было от Рона и Джинни. И хотя чувство вины скручивало жгутом мое сердце, я так и смогла заставить себя прикоснуться к ним.

Мне всё еще было жутко стыдно, страшно и волнительно увидеть своих друзей, но я помнила, что поход в Косой Переулок накануне второго курса был чертовски важен — именно тогда Люциус подкинет Джинни дневник! Подкинет…

Подкинет?

Или нет?

Я замерла посреди комнаты, а понимание того, что будущее теперь стало совершенно непредсказуемым словно окончательно прижилось в моей голове.

Я теперь, как и все остальные, буду двигаться наугад.

— Агнес? — окликнул меня Аластор и, словно решившись на что-то, тихо выдохнул, прикрыл дверь в комнату и присел на мою кровать.

— Агнес, присядь. Я хотел с тобой потолковать кое о чём, — он похлопал по месту рядом с собой, и я уселась, прижавшись к нему боком.

— Если ты не хочешь возвращаться в Хогвартс, то не нужно себя заставлять, — он тяжело вздохнул. — Я знаю, что в школе случилось много страшных вещей, которые могли тебя напугать.

Я удивленно на него посмотрела, Аластор же вперил свой взгляд в фоторамки, висевшие на стене и не отводил от них глаз.

— Я разговаривал с Альбусом еще до твоего поступления на первый курс. Сомневался, стоит ли тебе идти. В Хогвартсе ведь постоянно что-то происходит, мне ли не знать, — он еле улыбнулся. — Он сказал мне тогда, что лишать тебя шанса завести друзей на всю жизнь — несправедливо. Я согласился. Учеба среди ровесников не чета обучению в одиночестве. Хотя, признаюсь, было очень тяжело тебя туда отправлять, — он замолк и продолжил лишь после небольшой паузы. — В Хогвартсе ты была сама по себе, и я не мог быстро сорваться тебе на помощь, как бы я не хотел… И я пойму твое желание, если ты захочешь остаться дома. Я не буду тебя винить в твоем решении, но и неволить тебя тоже не хочу.

Он неловко пошевелился на кровати, устраиваясь удобнее.

— Хотя, не скрываю, буду даже рад — так у нас получится больше времени проводить вместе, — он потянулся ко мне левой рукой и привычным жестом потрепал по голове.

Я была удивлена — совершенно не ожидала, что Аластор интерпретирует мою истерику и последующее молчание именно так. Предложение остаться дома и не посещать Хогвартс выглядело заманчивым, я не могла этого отрицать.

Дома я была в безопасности, это факт. Я могла отсрочить принятие решения по поводу вскрывшейся Малфою правды, я могла забыть о мире снаружи и жить так, как привыкла, купаясь в заботе отца.

Но из дома я совершенно никак не могла повлиять на ход событий, которые произойдут или могут произойти в будущем.

А хотела ли я влиять на них?

— Я… Спасибо, папа, — я прислонилась к его плечу. — Я подумаю над этим.

Я не стала разубеждать Аластора в том, что он был неправ, иначе мне пришлось бы выдумывать новую причину случившегося нервного срыва. Да и не было это в полной мере неправдой — я действительно была напугана перспективой вернуться в Хогвартс, но только по совершенно другой причине.

Если раньше Хогвартс казался мне волшебным местом, где творились чудеса, происходили приключения и вершились подвиги, то сейчас замок виделся мне огромной клеткой, где я уже не могла почувствовать себя в безопасности, где меня ждала лишь неопределенность.

* * *

Я и Аластор условились встретиться с четой Уизли в Косом Переулке недалеко от кафе Флориана Фортескью. В этот раз отец решил прогуляться вместе со всеми, и сейчас мы сидели вместе за миниатюрным столиком в ожидании рыжего семейства. Я уплетала мороженое — ледяная сладость таяла во рту, а вафельный рожок хрустел в зубах. Несмотря на волнение, я мимолетно улыбнулась: всё-таки в каком бы ты ни был ужасном настроении, а сладости неизменно его улучшали.

На столике помимо тарелочек с угощением лежало письмо из Хогвартса, в котором можно было найти список необходимых вещей для нового учебного года. Мысленно закатила глаза, когда вспомнила, какие учебники предстояло купить в этом году. Семь — Мерлин, целых семь! — книг авторства несравненного и неподражаемого Златопуста Локонса.

Да, я решила вернуться в школу. В тот вечер, когда отец предложил мне покинуть Хогвартс, я всё-таки собралась с силами и пинком под зад заставила себя сесть и основательно обдумать ту ситуацию, в которой оказалась. Расчертила в тетрадке несколько столбцов и начала выписывать: что может измениться, а что незыблемо. Дальше выписала то, на что я могла повлиять. Ещё сложнее мне дался столбец, где я отмечала себе способы, которыми могу воспользоваться, чтобы повлиять на будущее. Так или иначе, но в любом случае у меня выходило следующее: мне кровь из носа необходимо быть в Хогвартсе, незримой тенью сопровождая Гарри.

В тот день я просидела за тетрадью весь вечер и почти всю ночь, то вскакивая и возбужденно меряя шагами комнату, то заторможено глядя в стену и размышляя. Закончив, я долго гипнотизировала взглядом полностью исписанные листы, испещренные многочисленными чёрточками и стрелками, которые перескакивали из одного столбца в другой, кружа вокруг многочисленных имён, перед тем как сжечь их. Листы сгорели слишком быстро, однако с каждой обратившейся в пепел строчкой я парадоксальным образом чувствовала себя лучше. После того, как решение было принято, даже дышать стало легче, и я впервые за каникулы смогла вдохнуть полной грудью, расслабляясь и отпуская ненадолго то напряжение, которое теперь всегда будет моим спутником, в этом сомневаться не приходилось.

Задумавшись, я не сразу заметила, как вернулся отец, который отходил перекинуться парой слов с владельцем кафе. Мистер Фортескью оказался волшебником с добродушным лицом, который обожал общаться с посетителями своего заведения, не минула эта участь и Аластора.

Грюм сел на соседнее кресло и, закинув ногу на ногу, невозмутимо уткнулся в волшебную газету. Весь его вид говорил о том, что ему было абсолютно плевать на то, что происходило вокруг него, он был сосредоточен лишь на тексте перед глазами и колдофото, что украшали страницы «Ежедневного Пророка». Только чуть съехавший вниз уголок губ говорил мне о том, что Аластор был обеспокоен. Я пригляделась получше, пытаясь разобраться в буквах, но быстро бросила это дело — там опять было что-то о политике, в этот раз отличилась, кажется, Мишель Меро. Я быстро потеряла интерес и перевела скучающий взгляд на улицу. Думать ещё и об этом не хотелось совершенно. Разобраться бы сначала со своей жизнью, которая пошла наперекосяк.

Погода была прекрасная, если не сказать идеальная — было солнечно и тепло, а легкий ветерок дарил прохладу. Волшебники, собравшиеся сегодня прогуляться по самой известной торговой магической улице Британии, решили отдать предпочтение легким мантиям, а то и вовсе отказаться от них. В Косом Переулке царило оживленное умиротворение.

Я доедала уже третий шарик мороженого, когда на противоположном конце улицы заметила вереницу знакомых рыжих голов. Миссис Уизли, словно полководец, вела своё маленькое солнечное войско сквозь толпу, изредка окрикивая шебутных долговязых мальчишек.

— Агнес! — внезапный окрик принес целый табун ледяных мурашек, и я с трудом смогла сглотнуть ставшей вязкой слюну.

Это выкрикнул Рон, едва увидел нас с отцом, выходящими из кафе к ним навстречу. Он быстро пересек разделявшее нас расстояние и утянул в крепкие объятия. Я выдохнула — даже не заметила, как задержала дыхание. Напряженное волнение сменилось теплым и мягким чувством где-то в груди. Передо мной был живой — живой! — Рон, его глаза радостно блестели, а озорная улыбка не покидала губ. Эта картина не имела ничего общего с застывшим мертвым взглядом, раз за разом преследовавшим меня, стоило мне закрыть глаза и провалиться в сон. И хотя в последнюю неделю мне стало легче — выписанное целителем Сметвиком Зелье Сна без сновидений помогало, но панацеей не было — переживания о судьбе Магической Британии и потенциальной войне никуда не делись.

Едва Рон отстранился, меня настигли ещё одни руки — маленькие и девичьи. Хватка у Джинни была твердая.

— И как это понимать, Агнес! Я не видела тебя целый год, а ты!.. — возмущению Джинни не было предела. — А ты даже не соизволила прийти в гости. И игнорировала письма!

— Джинни, — Рон потянул сестру за край кофты и поднял руки, словно сдаваясь, когда она развернулась к нему и недовольно сверкнула глазами. Я невольно улыбнулась.

Пока младшие члены семьи раздраженно пыхтели в сторону друг друга, Фред и Джордж аккуратно придвинулись ко мне бочком и впихнули в мои руки какой-то сверток, в котором, как оказалось, лежали обычные конфеты.

— Если мы вдруг обидели тебя…

— …то просим прощения.

Где-то в районе сердца вновь заболело.

Под изучающим взглядом Грюма близнецы быстро спрятались за спину миссис Уизли. Затем внимание отца переключилось на Артура: мужчины пожали друг другу руки и отошли в сторону, принявшись обсуждать новый закон в защиту магглов и рейды, которые планировало Министерство.

Едва я обнялась с миссис Уизли, Рон крикнул:

— О, смотрите! Это же Гермиона с родителями, — он помахал двумя руками в сторону толпы, которая находилась рядом с белоснежным и величественным зданием Гринготтса. Грейнджер, едва завидев нас, побежала навстречу, по пути окончательно растрепав свои распущенные волосы.

В итоге выяснилось, что Гермиона договорилась встретиться с Гарри рядом с банком — Поттер сказал, что дядя Вернон сможет отвезти его в Лондон только в эту среду. Однако по какой-то причине он задерживался. Затем она повернулась ко мне и спросила:

— Почему ты не отвечала на мои письма? — и в отличие от обиженного тона Джинни, Гермиона спрашивала это подозрительно.

— Не очень хорошо себя чувствовала, — пробормотала я, придавленная чувством вины. Гермиона мне явно не поверила, но расспросы прекратила, видимо сделав мысленную пометку расспросить меня позже.

Царило радостное оживление и неисправимый бедлам, как и всегда, когда семейство Уизли собиралось вместе. Толпа на улице мягко огибала нашу большую компанию. Молли, крепко ухватив Джинни за руку, направилась в сторону лавки подержанной одежды, перед уходом предупредив всех:

— Через час встречаемся в книжном магазине «Флориш и Блоттс», купим для всех учебники. Не опаздывать! Фред и Джорж, я вам это говорю!

— Так точно, мэм! — хором отрапортовали близнецы.

Перси испарился буквально сразу же. Близнецы, завидев в толпе знакомую макушку Ли Джордана, тоже довольно быстро убрались восвояси. Гермиона хмурила брови и озабоченно оглядывала толпу, пытаясь отыскать в ней Гарри. Мистер Уизли, увидев вживую реальных и всамделишных магглов, прикрепился к родителям Гермионы банным листом и пригласил их в «Дырявый Котёл» — отметить знакомство. Я ожидала, что отец присоединится к ним, но он отрицательно помотал головой в ответ на предложение Артура составить им компанию.

Рон обернулся ко мне и жизнерадостно спросил:

— Ну что, пойдем? — но наткнулся на взгляд Аластора и неосознанно вжал голову в плечи.

Потом обернулся к Грейнджер и спросил уже у неё:

— Гермиона?

Она раздраженно сдула чёлку со лба и проговорила:

— Я буду ждать Гарри. Что, если он потеряется? Мы договорились встретиться именно здесь.

Рон растерянно посмотрел на нас, завис на секунду и, словно приняв какое-то решение, сказал:

— Хорошо, тогда мы с Агнес пойдем и прогуляемся. Если что, жди нас во «Флориш и Блоттс», — и потянул меня за руку, уводя прочь от Гриннготса и Аластора.

— Что происходит? — серьёзно спросил он меня, легко лавируя между волшебниками. — Тебя за что-то наказали?

Затем понизил голос еще сильнее и склонился ко мне, шепотом продолжив:

— Это поэтому мистер Грюм не пускал тебя к нам в Нору и отбирал письма?

Я лишь покачала головой:

— Потом. Объясню тебе потом, не сейчас.

И мы резко затормозили, едва перед нами, словно из-под земли, вырос Аластор. Он лишь бросил недовольно:

— Далеко не убегать, малышня.

Рон кивнул и начал болтать ни о чем, по дороге успев рассказать, что кажется Перси — ха-ха, зануда Перси! — обзавелся девушкой, а близнецы начали с чем-то экспериментировать. Даже про Джинни сболтнул — сильнее всех сегодня на прогулку рвалась именно она, особенно когда узнала, что Гермиона придет вместе с Гарри. Затем рассказал про Поттера — у того, кажется, начали улучшаться отношения с Дурслями, по крайней мере, теперь они его не доставали так сильно как раньше.

Я утомленно выдохнула.

Вот оно. Мордредовы изменения. Гарри Поттер находился в доме на Тисовой улице, а не в Норе, потому что отношения с Дурслями не испортились, к тому же, у него была возможность отправлять и получать письма. Отношения с Верноном и Петунией не обострились, потому что, судя по всему, не появился Добби. А эльф не появился, потому что… Так и не закончив свою мысль, я остановилась.

Прямо передо мной появилась до боли знакомая белобрысая макушка, выскользнувшая из-за соседнего переулка. Вслед за ней показалась фигура рослого волшебника, покачивающего тростью, набалдашник которой был выполнен в виде змеи.

Аластор обошел меня и очутился спереди, словно загораживая меня от них. Рон пристроился ко мне сбоку, задевая своим плечом моё.

Взрослый волшебник — очевидно, это был Люциус — заметил нас и окрикнул сына. Драко удивленно посмотрел на отца и только потом обратил внимание на нас, и в его глазах мелькнул огонек узнавания.

— Какая встреча, — ухмыльнулся Грюм.

— Аластор Грюм, — вернул ему ухмылку Люциус, лениво растягивая слова. — Что же вы прохлаждаетесь здесь, отлыниваете от работы? Я слышал, у Министерства нынче прибавилось хлопот.

— А кто сказал, что я прохлаждаюсь, — Грюм красноречиво проводил взглядом то место, откуда вышли Малфои. — Прибарахлился в Лютном, Люциус?

Рука мистера Малфоя едва заметно дернулась по направлению к карманам, но наглой улыбки волшебник не растерял.

— Что, обыщешь меня? Прямо здесь, средь бела дня, без малейшего на то основания? — в притворном удивлении он приподнял брови и с сарказмом добавил: — Доблестный блюститель закона.

Драко круглыми глазами следил за перепалкой, даже забыв держать лицо, на котором отобразился целый калейдоскоп эмоций: и недовольство тем, что его отцу угрожают, и интерес к нежданному оппоненту, и волнение из-за внезапной встречи со школьными неприятелями.

Несмотря на напряжение между волшебниками, которое можно было резать ножом, я выдохнула. Ни Люциус, ни Драко не обращали на меня ни малейшего внимания, а это означало, что Абраксас никому не рассказал обо мне. Было ли это хорошим или плохим знаком, я не знала.

— Раз уж ты так настаиваешь, — Аластор скривил губы в хищном оскале, — то так уж и быть, обыск начнем с твоего поместья. Ждите в гости.

Крылья носа Люциуса гневно затрепетали.

— Всенепременно.

Он развернулся на каблуках, взметнув полы мантии, и потянул сына за собой.

— Ух ты! Это было круто, — Рон улыбнулся во все тридцать два зуба, едва Малфой растворился в толпе. — Так его!

— Скользкий как змея, — проворчал Аластор. — И сопляка своего ничему хорошему не учит. В таком возрасте по подворотням таскать, тьфу!

Когда мы подошли к «Флориш и Блоттс», там уже собралась целая толпа, состоящая в основном из женщин самого разного возраста, а у входа в магазин возникла толчея, которую разгребал уже слегка потрёпанный волшебник. Едва Аластор это всё увидел, он устало потер переносицу, словно поймал приступ мигрени.

— Мерлин, ну и дерьмо, — едва слышно произнес он и покачал головой. Затем вытащил мешочек с галлеонами, всунул Рону несколько монет и список книг и дал задание:

— Сейчас ты, Уизли, зайдешь, купишь Агнес и себе книги, и мы быстро уйдем из этого адова места. Справишься быстро — получишь мороженое, — он хлопнул Рона по плечу и скомандовал: — Пошел!

Уизли, вдохновленный и тем, что сам Аластор Грюм дал ему задание, и обещанным угощением, стартовал со скоростью бладжера, влетев в открытые двери. Однако спустя минуту толпа снова заволновалась, и не удивительно — внутри магазина оказалось целых две знаменитости!

Выяснилось, что Златопуст Локонс сцапал Мальчика-Который-Выжил к себе на автограф-сессию, когда тот явился в магазин вместе с Гермионой, и теперь вовсю позировал вместе с ним перед колдофотографом, что-то щебеча про первые полосы.

Периодически из помещения доносились бурные овации и аплодисменты, однако ждать Грюму надоело, — Рона не было видно более пяти минут — и настроение Аластора испортилось ещё сильнее.

— Не видать ему мороженого как своих ушей… — брюзжал он. Затем заметил, как я вглядывалась в зеркальную витрину магазина, и чуть мягче спросил: — Что, хочешь на Локонса этого посмотреть?

Я кивнула, а настроение Грюма, кажется, пробило дно:

— Наглядишься ещё…

В попытке поднять ему настроение, я достала мешочек с обычными конфетами, подаренными близнецами Уизли, и протянула одну из них отцу. Он съел сладость и едва уловимо скривился, а на мой вопрос о том, хочет ли он еще, почему-то отрицательно мотнул головой. Затем передумал и попросил отдать ему все конфеты, на что я только пожала плечами и отдала мешочек. Настроение Грюма скакнуло вверх.

После очередных бурных аплодисментов внутри магазина море из человеческих тел заволновалось и выплюнуло на улицу сначала Гарри Поттера, затем краснеющую и смущенную Джинни. Чуть позже к ним присоединились все Уизли и Грейнджеры.

Показался Рон, и в его руках высилась огромная стопка из книг, половину которой он спихнул прямо мне в руки.

— Фух! — выдохнул он, утирая пот со лба. Затем повернулся ко мне и пожаловался: — Меня чуть не затоптали!

— Это точно, — подхватил Гарри. — В жизни не видел столько людей в книжном.

— Ох, Гарри, ты не понимаешь, это же был сам Златопуст Локонс! — сказала Гермиона, поудобнее перехватив книги. — Конечно, там было много народу, у него очень много поклонников.

— Много поклонников, — передразнил её Рон. — Вот у кого действительно много поклонников, так это у Гарри, а Локонс это так… несерьёзно, — при этом посмотрел на Джинни так, что та покраснела пуще прежнего. В руках у нее был котелок, куда были свалены книги. Я заглянула внутрь и быстро пересчитала их — внутри лежало ровно семь штук, и никакого дневника.

Да и не откуда ему было там взяться: Люциус по широкой дуге обошел «Флориш и Блоттс», не рискуя появляться в магазине, пока на пороге маячил Аластор.

И где теперь мне искать дневник?

— Ну что, теперь к Фортескью? — Рон обрадованно повернулся к Грюму и уточнил: — Я купил все необходимое, мистер Грюм.

— Ты был слишком долго, малец, — проворчал отец, но видя, как обиженно Рон выпятил губу, он добавил: — Не расстраивайся, лови конфетку!

Рон поймал сладость, мгновенно засунул её в рот и тут же скривился:

— Буэ! Кха-ха… Что это за дрянь? — возмутился он и мгновенно получил подзатыльник от миссис Уизли.

— Рональд Уизли! Подбирай выражения! — отчеканила она.

Настроение Грюма стало совсем уж хорошим, особенно когда на глаза ему попались близнецы, сразу же узнавшие свою работу. Он поманил их пальцем, и Фред с Джорджем побелели.

Несмотря на царивший хаос и беспорядок, я улыбнулась — я чертовски сильно любила этих людей: таких неидеальных, но таких живых и настоящих.

Наша большая компания решила расходиться — все покупки были сделаны, и в Косом Переулке нас больше ничего не держало. Мы дошли до Дырявого Котла, проводили Грейнджеров, впечатленных близким знакомством с такой волшебной семьей как Уизли, и уже собирались разойтись кто куда, когда Джинни неожиданно крепко вцепилась в мою кофту и наотрез отказалась её отпускать.

— Мистер Грюм, можно Агнес сходит к нам в гости? — она знала, что в отличие от её братьев к ней Аластор всегда относился снисходительно. — Пожалуйста! Я так волнуюсь перед Хогвартсом, а мальчишки совсем меня не понимают!

Затем увидела Гарри и опять густо покраснела. Однако моей кофты не отпустила.

— Молли? — Грюм повернулся к матери семейства, которая любовно сдула пылинку с пиджака Перси.

— Ты же знаешь, я всегда рада гостям в нашем доме, особенно вам, — взмахнула руками миссис Уизли. — Конечно, Агнес, детка, приходи!

— О! — оживился Рон, — А можно позвать и Гарри?

Поттер, услышавший свое имя, удивленно округлил глаза.

— Обязательно! — Молли повернулась к мальчику и ласково обратилась: — Мы ждём тебя в любое время к нам в гости. Приходи, не стесняйся.

В это время, пока Молли общалась с детьми, Аластор взглянул на меня и молча приподнял брови, словно спрашивая: «Пойдешь?»

Я кивнула до того, как успела задуматься. Кажется, я действительно очень сильно соскучилась по Уизли. Да и Грюм, судя по его реакции, выглядел довольным моим решением.

— Хорошо, значит так и быть, — притворно вздохнул он, ероша мои волосы.

По итогу Грюм возвращался домой в одиночестве, а Гарри не решился без разрешения Дурслей гостить у Уизли, однако клятвенно обещал отпроситься.

Когда я очутилась в Норе, уже больше никто не мог помешать Рону и Джинни учинить надо мной расспрос. Мне пришлось состряпать полуправду-полуложь: сказала, что узнала, кто на самом деле скрывался под личиной профессора Квиррела и жутко испугалась. А полученная информация настолько выбила из колеи, что я заболела — Аластор даже водил к целителям в Мунго. Лучше стало буквально пару дней назад, поэтому согласилась на прогулку в Косой Переулок. Джинни громко возмутилась тому, что Хук меня, кажется, совсем перестала кормить — настолько, по её словам, я отощала — и убежала к Молли с просьбой приготовить сытный ужин и накормить меня до отвала.

Я окинула себя взглядом и удивлением отметила, что мои коленки стали острее, а руки тоньше. Надо же, а я даже и не заметила.

Рон тоже выглядел обеспокоенным, даже немного виноватым:

— Агнес, ты это… Если вдруг станет страшно, ты не стесняйся, подходи ко мне или братьям. Обещаешь, что если испугаешься чего-то, то сразу обратишься к нам?

Мы сидели в его комнате, когда миссис Уизли окликнула Рона, попросив спуститься на первый этаж. Дождавшись моего короткого «обещаю», он улыбнулся и поспешил к матери.

Я же осталась в комнате совершенно одна.

Устало выдохнула.

Я собиралась на эту прогулку для того, чтобы забрать дневник у Джинни, но теперь не имела ни малейшего понятия, где мог находиться первый крестраж Волан-де-Морта.

Сбыл ли Люциус его в Лютном Переулке, испугавшись планируемого Министерством рейда? Подкинул другому школьнику, коих было огромное количество сегодня? Перепрятал в другое место? Или же вообще отдал своему отцу?

Я спрятала лицо в ладонях и потерла его, словно пытаясь проснуться.

Случайно в бардаке комнаты Рона мой взгляд зацепился за мелькнувшее маленькое серое пятно, скрывшееся среди груды журналов про квиддич. Аккуратно приблизившись к нему и поворошив груду бумаги, я встретилась глазами с Коростой, которая пожирала меня своими маленькими глазками-бусинками.

А вот и ещё одна дилемма.

«Что мне теперь с тобой делать, Питер Петтигрю? — подумала я, присаживаясь рядом с крысой. — Должна ли я прихлопнуть тебя сейчас, пока у меня есть такая возможность? Я не знаю, каким теперь будет будущее, поэтому могу ли я рисковать?..»

Договорившись сама с собой, я медленно потянула руки к крысе. Я просто швырну её посильнее об стенку — надеюсь, этого будет достаточно.

Словно расшифровав мой взгляд и поняв, что сейчас его ждет бесславная кончина, Питер закопошился и попытался сбежать, но я успела поймать его. Он забрыкался и изгибался всем телом, пытаясь укусить меня, но я держала крепко. Выдохнула, сосредотачиваясь, и уже почти замахнулась, когда в комнату влетела Джинни и поспешила ко мне:

— Агнес, пошли вниз! У нас для тебя есть сюрприз, — сказала он, я едва успела отпустить Коросту, которая напоследок всё-таки успела меня укусить.

Сюрпризом оказались запечёные яблоки, которые я обожала.

Уже внизу, сидя за столом в окружении Уизли, я успела пожалеть о своем импульсивном поступке — я почти обрекла Сириуса Блэка на пожизненное в Азкабане без возможности оправдаться. И что ещё страшнее — я чуть добровольно не совершила убийство. Едва я осознала это, как ледяные мурашки табуном пробежались по мне от макушки до пят.

Да, Питер Петтигрю был виноват. Да, он был ужасным человеком и поступки, которые он совершил и совершит — отвратительные и гнусные. Но он был человеком, живым существом, и убивать его я не имела ни малейшего права.

Я чуть не стала убийцей и едва не расколола свою душу на части.

Всего лишь из-за того, что испугалась, что Питер Петтигрю ускользнет так же, как ускользнул и дневник.

* * *

Свой второй год обучения в Хогвартсе я начала со знакомства с такими жутко очаровательными существами как фестралы. Я настолько впечатлилась видом этих скелетообразных крылатых лошадей, которые были запряжены в кареты и терпеливо стояли на месте, ожидая учеников, что мой крик был слышен даже в подземельях замка.

Фестрал, стоявший ближе всего ко мне, заинтересованно повернул свою худую морду и тихонько фыркнул, демонстрируя ряд острых клыков, способных с легкостью оторвать куски мяса от своей жертвы. Мне резко перехотелось садиться в карету — подумалось, вплавь по Черному озеру добраться до замка могло быть в разы безопаснее, чем в компании подобных тварей. Открытые белые светящиеся глаза без зрачков внимательно оглядели меня и затем, словно потеряв интерес, принялись смотреть в небо. Мощные кожистые крылья фестрала, сложенные за его спиной, степенно раскрылись, демонстрируя их размах и поднимая дорожную пыль, и вернулись в первоначальное положение. Существо опять повернулось ко мне и насмешливо фыркнуло.

Со всего курса только я и Невилл смогли увидеть этих плотоядных тварей, и, к моему удивлению, встречу с ними Долгопупс перенес в разы спокойнее чем я, лишь побледнел да шокированно округлил глаза. Рон и Гарри завалили нас вопросами, а Гермиона изредка вставляла сноски из «Фантастических тварей и мест их обитания», рассказывая про повадки фестралов и их потрясающую выносливость и сообразительность. Какими бы интересными эти существа ни были, это не отменяло их кровожадный и устрашающий вид, и полностью выдохнуть я смогла только тогда, когда мы вышли из карет, зашли под своды замка и привычным маршрутом направились в Большой зал — с минуты на минуту должна была начаться процедура распределения первокурсников.

Я сидела за длинным факультетским столом, рядом со мной приземлилась счастливая Джинни — её только что распределили на Гриффиндор, и она принимала многочисленные поздравления от своих братьев и будущих сокурсников.

Процедура распределения ещё не закончилась, но большинство мальчишек уже в нетерпении поглядывали на пока еще пустующий стол — были голодными. Девичьи же взгляды, особенно взгляды старшекурсниц, были прикованы к преподавательскому столу, где находился новый профессор по Защите от Темных Искусств. Я тоже не удержалась от любопытства и принялась его рассматривать.

Златопуст Локонс счастливо сверкал белоснежными зубами и улыбался так, словно позировал для очередной обложки собственной книги. Каким бы посредственным ни был волшебником новый преподаватель Хогвартса, но он действительно обладал определенной долей очарования. Язык не поворачивался назвать его посредственным, Локонс был красив и, что немаловажно, знал это.

— Ну всё, хватит на него пялиться, — закатил глаза Рон. Он крепко невзлюбил Локонса после того похода в книжный и плевался каждый раз, стоило в разговоре упомянуть нового профессора. Я отвела взгляд и примирительно улыбнулась. Справедливости ради, единственной девочкой, которая не смотрела в сторону Локонса, была Джинни. Но у той был свой кумир.

Гарри Поттер, он же Мальчик-Который-Выжил, сидел прямо напротив нас и заразительно смеялся, услышав какую-то дурацкую шутку от Симуса. Гермиона, устроившаяся по соседству с ним, неодобрительно поджимала губы и демонстративно на них не смотрела. Кажется, шутили над новым профессором.

Из-за того, что в этот раз Добби так и не появился в жизни Гарри Поттера, тому не пришлось опаздывать на Хогвартс-экспресс, и, следовательно, пропускать праздничный ужин в честь начала занятий, а Фордик мистера Уизли был цел и невредим.

Начало этого года мало чем отличалось от прошлого, за исключением того, что Рон почти все свое время пытался держать меня на виду и даже пересел со мной за одну парту, уступив Гермионе Гарри. А на самом первом уроке по Защите от Темных Искусств, когда Локонс выпустил корнуэльских пикси, учинивших жуткий бедлам, я даже рта раскрыть не успела, когда оказалась задвинута за худую мальчишескую спину. Мне оставалось лишь хлопать ресницами и со стороны наблюдать за тем, как бесновались эти маленькие исчадия Ада.

Характер Рона слегка изменился, и я пребывала в растерянности.

Сами изменения я почувствовала не сразу, просто в какой-то момент поняла, что второкурсник-Рон-из-оригинала повел бы себя совершенно не так. Он бы ни за что на свете не пересел бы от Гарри Поттера — своего лучшего друга. Он бы не закрыл своим телом другого ученика — вероятно, просто даже не задумался бы об этом. И он бы никогда не пропустил мимо ушей очередную провокацию от Малфоя.

— Променял Поттера на Грюм? Совсем олух, Уизли! Грюм доходяга, это знают все, — потешался он.

Но к всеобщему удивлению Уизли его просто проигнорировал и ничего не ответил, лишь палочку сжал так, что побелели костяшки пальцев.

Но не только Рон начал вести себя необычно: Гарри, казалось, наоборот стал избегать большого скопления людей. Возможно, таким образом он переживал слишком навязчивое преследование со стороны Колина Криви с его вездесущей камерой и повышенное внимание профессора Локонса, отвадить которых было практически нереально.

Островком стабильности казалась Гермиона — она всегда пропадала в библиотеке и при любой удобной возможности пыталась затащить туда остальных. Чаще всего рядом с ней оказывался Гарри, который больше прятался, нежели учился и читал.

Я же, ругая себя разными плохими словами, пыталась восстановить свою физическую форму, которая пришла в полную негодность из-за моей тотальной лени в течение каникул. Грюм на тренировках не настаивал, видя мое состояние, хотя неодобрительно поджимал губы, время от времени припоминая мое яростное желание учиться боевой магии. Но тогда мне было совершенно не до этого — в те летние месяцы я, казалось, оплакивала то беззаботное будущее, которое нарисовала себе сама, едва во мне пробудилась магия. Так или иначе, я совершенно забросила тренировки, и тело мое пребывало в отвратительном состоянии. По этой причине я начала довольно много ходить, я слонялась везде: и в замке, и за его пределами. По неведомой мне причине, Рон всегда увязывался за мной, поэтому пришлось показать ему несколько тайных проходов, которыми я часто пользовалась сама.

Из-за того, что Тайная Комната так и осталась закрытой, а Василиск мирно посапывал где-то глубоко под замком, в Хогвартсе было спокойно, и единственным событием, взволновавшим учеников, помимо, естественно, квиддича, оказалось открытие Дуэльного клуба, назначенное на первую пятницу декабря.

Занятия было решено проводить в Большом зале, и второкурсники со всех четырех факультетов возбужденно галдели, рассматривая подмостки, появившиеся на месте исчезнувших столов. И даже профессор Снейп не смог хоть как-то повлиять на то, с каким радостным предвкушением дети ждали открытия клуба.

Златопуст Локонс вышел на подмостки, ослепительно улыбнулся и вдохновенно произнес вступительную речь, поздравляя всех с открытием Дуэльного клуба, так необходимого в стенах Хогвартса, не забыв мимоходом упомянуть парочку своих книг.

Затем последовала показательная дуэль в исполнении профессора Снейпа и Локонса, и в ней сюрпризов не было никаких — зельевар показал идеальное исполнение обезоруживающего заклинания, и я сделала мысленную пометку изучить его и зазубрить.

Локонс, распластавшийся на подмостках, кое-как поднялся на ноги, поправил свои растрепавшиеся кудри и бодро продолжил:

— Браво, профессор Снейп, браво! Прекрасная мысль! Вы уж простите меня, что разгадал ваш посыл, и решил наглядно продемонстрировать ученикам последствия обезоруживающего заклинания! Но что поделать, приходится идти на жертвы, — вздохнул он и опять поправил прическу. Затем заметил, что Снейп собирается открыть рот и торопливо продолжил: — Итак, показательная часть окончена! Сейчас мы всех разделим на пары, и вы сможете приступить к практике!

Здесь тоже сюрпризов не было — Гарри достался Драко, Рону — Симус, а Гермиона была вынуждена встать в пару к Миллисент Булстроуд. Мне же досталась Панси Паркинсон, миниатюрная и курносая слизеринка, которую Снейп поставил напротив меня.

С другого конца зала до нас донесся жизнерадостный голос Локонса:

— Обменяйтесь приветствиями! Так… Палочку на изготовку! Раз!.. Два!.. Три!

Только прозвучало заветное «три», как Панси взмахнула палочкой и произнесла:

— Фурункулус!

Я едва успевала уклоняться, а все выученные заклинания вымело из головы. Я расстроилась, однако на самобичевание времени не было — в меня летело очередное заклинание. Панси не демонстрировала огромного багажа знаний по заклинаниям, используя одно и то же, однако колдовала очень быстро.

В меня опять летел «фурункулус», когда руки среагировали быстрее головы: я выполнила пасс рукой и только потом вспомнила заклинание:

— Протего!

Передо мной появился уже знакомый щит, который тут же разрушился под давлением атакующего заклинания.

— Силенцио! — выкрикнула я, пытаясь отыграться, но промахнулась — заклинание просвистело над головой Панси и врезалось в противоположную стену.

Так мы и стояли друг напротив друга — я ловила заклинания на щит, но редко когда успевала атаковать её в ответ.

Краем уха я слышала крики однокурсников, но отвлечься от собственного боя и посмотреть как дела у остальных, у меня не было возможности. На заднем фоне о чем-то надрывался Локонс, однако перекричать возбужденную толпу детей было не так уж и просто.

— Фините Инкантатем! — проревел Снейп и в Большом зале повисла тишина.

Весь зал был окутан зеленоватой дымкой, а ученики начали подниматься на ноги и отряхивать брюки и юбки.

В моей крови бурлил адреналин. Мне понравилось сражаться. Мне чертовски это понравилось, даже несмотря на трясущиеся коленки, которые с непривычки грозили отказать и сердце, решившее пробить грудную клетку.

Локонс бегал от одного ученика к другому и даже отправил парочку в Больничное крыло. Затем предложил:

— Думаю, стоит пока остановиться на этом… — он запнулся, поймав недовольный взгляд Снейпа. — Сделаем по-другому. Вызываю двух добровольцев!

Толпа замерла, никому не хотелось позориться на глазах почти у всей школы.

— Я бы предложил Поттера и Малфоя, — усмехнулся Снейп, скрестив руки на груди.

Локонс, едва услышав фамилию своего фаворита, радостно закивал головой.

— Отличная, отличная идея! Итак, мальчики, выходите в центр зала.

Снейп склонился над ухом Драко, Локонс показывал что-то Гарри. Рон бочком передвинулся ко мне и тихо сказал:

— Гарри его размажет.

«Можно и так сказать», — подумалось мне. Исход этого поединка для меня не являлся секретом.

Едва началась дуэль, как Малфой выкрикнул, призывая длинную чёрную змею:

— Серпенсортиа!

Толпа учеников взволнованно зашевелилась, а заклинание Локонса, пущенное в змею ничем не помогло. И тут Гарри поднял палочку и чётко произнес:

— Иммобулюс, — и змея, приготовившаяся броситься на одного из учеников, замерла, застыв недвижимой статуей.

— Гарри! Гарри! Гарри! Прекрасно! Изумительное решение! — соловьем заливался Локонс.

Драко скривился так, словно проглотил лимон. Лицо профессора Снейпа осталось беспристрастным.

— Отлично, продолжаем! Кто желает выступить следующим?

Занятия Дуэльного клуба продолжились, однако я уже не обращала внимания, кто сражался на помосте. Я была целиком и полностью в своих мыслях.

Парселтанг Гарри Поттера являлся незыблемой константой и тем, что измениться никак не могло. Однако, выходит, я ошибалась?..

* * *

В воскресенье за завтраком пришла почта, и я привычным движением подхватила падающее письмо — вероятно, пришел ответ от тёти Алексы. Однако раскрывать его не спешила, здраво рассудив, что будет лучше прочесть его в одиночестве. Накануне отбытия в Хогвартс я написала Алексе и выложила все свои переживания, естественно, подвергшиеся определенной цензуре. С тех пор у нас была постоянная переписка, в которой она по большей части меня успокаивала и поддерживала, приводя примеры из своей жизни. Я не знаю, как это работало, мне стало в разы легче. И даже кошмары, периодически появляющиеся после отмены зелья Сна без сновидения, перестали меня беспокоить, чему я была чертовски рада.

Я придвинула к себе поближе тарелку овсянки, убирая её из-под возможной траектории падения очередной газеты, мельком взглянула на Пророк в руках Гермионы и застыла. «Новые жертвы драконьей оспы» — гласил заголовок.

— Можно глянуть? — спросила я у Грейнджер, та кивнула, передала газету мне и углубилась в чтение очередной книги, посвященной похождениям Локонса.

«Новые жертвы драконьей оспы! Как вы, уважаемые читатели, прекрасно знаете, драконья оспа — тяжелое магическое заболевание, которое чаще всего поражает именно юных волшебников. Дети, переболевшие этой напастью, как правило, не подвергаются почти никакой опасности, однако для взрослых и тем более пожилых волшебников эта болезнь часто бывает смертельна.

Эпидемия драконьей оспы, которая началась в сентябре этого года не утихает уже который месяц, и редакция «Ежедневного Пророка» приносит свои искренние соболезнования семьям и родным Мишель Меро, скончавшейся после продолжительной борьбы с болезнью, и Руфуса Скримджера, заразившегося при выполнении служебных обязанностей.

…Мишель Меро была талантливой волшебницей с французскими корнями и представляла интересы магглорожденного населения Магической Британии. Только этом летом на всю страну прогремел законопроект о защите магглов, выдвинутый её командой…

…Руфус Скримджер был одним из самых выдающихся работников Министерства Магии и являлся главой Управления мракоборцев. Он обладал огромным послужным списком…»

Дальше я уже не читала. Руфус Скримджер определенно точно должен был дожить до начала войны, сменить Корнелиуса Фаджа на посту Министра Магии, возглавить борьбу против Волан-де-Морта. Однако он был мёртв.

Он мёртв, а Абраксас Малфой жив.

Мордред, всё пошло вверх дном! Я помассировала виски, в попытке облегчить головную боль, свалившуюся на меня этим утром.

— Агнес, с тобой всё в порядке? — Гермиона обеспокоенно коснулась моего локтя.

— Да-да, все хорошо, — фальшиво улыбнулась я, поблагодарила за газету и вышла прочь из Большого зала.

Мозг лихорадочно начал перебирать варианты того, как мне выйти на связь с Абраксасом. А что ещё оставалось? Срочно необходимо понять, что он задумал и какие цели преследовал. Смерть будущего Министра Магии не являлась тем, что я могла игнорировать — слишком большое отклонение, ведущее к непредсказуемым последствиям.

То, что он никому не рассказал мой секрет, наводило на определенные мысли. К тому же то, откуда он узнал правду о моем происхождении, до сих пор оставалось для меня загадкой.

Всё лето и осень я вела себя как идиотка, не иначе. Пугливая трусиха. Сейчас было ясно как день — ни одна проблема не решится, если игнорировать её, а разрастется всё больше.

Когда я дошла до башни Гриффиндора, в моей голове уже созрел план. Точнее, план был не мой, а Гермионы-из-оригинальной-истории, однако сейчас это не имело никакого значения. Важно было другое — хватит ли мне моих довольно средних способностей в зельеварении, чтобы сварить Оборотное зелье?

Я зашла в пустую сейчас спальню, подошла к комоду и бросила до сих нераспечатанное письмо поверх других бумаг. За эти месяцы я получила целую пригоршню записок от Бо, однако так и не смогла его поймать, чтобы отблагодарить за его милые знаки внимания.

«Так, Агнес, соберись! Не отвлекайся, — я ощутимо хлопнула себя по щекам в попытке сосредоточиться. — Во-первых, нужно выяснить, владеет ли Гарри парселтангом или нет. Во-вторых, необходимо раздобыть рецепт Оборотного зелья из Запретной секции, да и ингредиенты к нему… В-третьих, мордредов дневник Тома Реддла до сих пор не найден, и вероятнее всего он даже не в школе, а у того же самого Абраксаса, однако в любом случае расслабляться рано. В-четвертых, нужно ответить на письмо Алексы… А еще потренировать «экспеллиармус», достать пропуск в Запретную секцию и успеть сделать целую кучу домашней работы. Аргх-х!»

Я взъерошила волосы и упала на кровать, раскинув руки в стороны.

«Так, всё по порядку. Начну с того, что полегче», — решила я, села и распечатала письмо.

* * *

В отличие от оригинальной истории занятия Дуэльного Клуба шли своим чередом, и каждую пятницу весь второй курс направлялся в Большой зал для того, чтобы отточить свои навыки в искусстве борьбы на волшебных палочках.

В этот раз я решила, что буду тренировать обезоруживающее — мне оно казалось чертовски перспективным заклинанием. На втором занятии мы уже сами разделились на пары, и в этот раз я стояла напротив Невилла. Однако то, что мы демонстрировали, с большой натяжкой можно было назвать дуэлью — мой экспеллиармус нуждался в дополнительных тренировках и не всегда срабатывал, а заклинания Невилла почти не долетали до меня, гораздо чаще калеча наших соседей по помосту.

Когда профессор Снейп в очередной раз проходил мимо нашей пары, он не сдержался, уничижительно прошелся по нашим успехам и растащил-таки по разным парам.

— Отвратительно. Если вы и дальше планируете продолжать в подобном духе, то можете больше не приходить, — ругался он, проводив меня в противоположный конец зала. — Вот ваш партнер для упражнений до конца этого года, — и остановился напротив Панси, прошипев мне: — И только попробуйте снова поменяться.

В этот раз Панси использовала больше заклинаний, бульдозером наседая на мой щит, не давая мне вообще никакой возможности атаковать в ответ. Я смирилась с этим, решив сосредоточиться на щитовых чарах — в любом случае, я была единственной на курсе, кто владел ими.

И я же была единственной, кто вышел из зала, ни разу не поймав своим телом заклинание. Гермиона заинтересованно расспрашивала меня про щитовые заклинания, с неудовольствием отмечая, что они пока что они у нее совершенно не выходили. Я же процитировала слова отца и даже повторила его интонацию:

— Это заклинание простое, но одно из самых надежных. На начальных порах очень важна концентрация, именно поэтому щитовые не учат на первых курсах. К тому же, чем больше ты его повторяешь, тем крепче становится щит. — Затем добавила уже от себя: — Я тренировалась с отцом, поэтому он у меня выходит. Не расстраивайся, тут главное терпение.

Гермиона кивнула, показывая, что поняла совет к сведению.

— Меня бесит, что я совершенно не могу потренироваться в атакующих заклинаниях — Паркинсон чертовски быстрая, и я вынуждена постоянно держать щит, — расстроенно пожаловалась я в ответ.

— Зачем постоянно держать щит? — удивился Гарри. — Ты же можешь уворачиваться от заклинаний и атаковать в ответ.

— Страшно, что не успею и попаду под заклинание, — скривилась я, представив себя усыпанной фурункулами.

— Но разве не в этом смысл тренировок? — пожал плечами Рон.

— Как по мне, лучшая защита это нападение, — поделился мыслями Поттер.

— Гарри! — послышался писк Колина Криви, который сторожил двери в Большой зал.

— Э-э, ладно, мне пора, — прошептал Гарри и умоляющим тоном добавил: — Ради Мерлина, отвлеките кто-нибудь Колина.

Малыш Криви, радостно сжимавший камеру и даже привставший на носочках ради того, чтобы разглядеть среди всех макушек вихрастые кудри Поттера, прокричал:

— Гарри, Гарри, привет!

Рон тренированным движением загородил Поттера, а Гермиона едва заметно взмахнула палочкой. В противоположном конце коридора кто-то тонко вскрикнул, и все посмотрели в ту сторону. Миллисент Булстроуд внезапно обзавелась ядовито-зеленой шевелюрой. Однако она подобной смены имиджа не оценила и взвизгнула:

— Кто это сделал?!

И, Мерлин, я готова была поклясться, что видела, как мстительно ухмыльнулась Гермиона. Эти двое чертовски невзлюбили друг друга после их самой первой дуэли у Локонса.

Вокруг Милли начали собираться студенты, потеснив Колина, и Гарри буквально испарился, когда тот отвлекся на толпу.

Примерно таким образом из раза в раз Гарри Поттер избегал своего самого навязчивого фаната.

На следующее занятие Дуэльного Клуба я пришла с определенной целью: во что бы то ни стало обезоружить Панси. Подойдя к помосту в противоположном углу зала, я коротко кивнула Паркинсон в знак приветствия, на что та только высокомерно задрала нос и отвернулась.

— Итак! — донесся до нас звонкий голос Локонса. — Начинаем как обычно! Три!.. Два!..

— Агуаменти! — выкрикнула Паркинсон. На меня обрушился поток воды, который все не прекращался. Щит в данном случае оказался бессилен.

«А Паркинсон в этот раз подготовилась, — со злым азартом подумала я, откидывая со лба мешавшуюся промокшую прядь волос. Следом в меня полетело заклинание холода, однако я успела отпрыгнуть. — Приморозить к полу меня пытается. В принципе, это даже может сработать…»

Как бы мне этого не хотелось признавать, но план Панси действительно был хорош — щит мог сдерживать любое магическое воздействие или удары, однако пропускал воздух и воду. Заморозить мокрую цель вполне реально, если бить под ноги — туда, где щит слабее всего. К тому же лед под ногами жутко мешал уклоняться от летящих заклинаний.

С сожалением отбросив мысль о том, чтобы спрятаться за щитом, я уклонилась от очередной вспышки. Двигаться в мокрой одежде — то ещё удовольствие, однако я решила не тратить время на сушку, вместо этого атаковав Панси:

— Экспеллиармус!

Паркинсон уклонилась от заклинания, но поскользнулась на мокром полу, с трудом удержав равновесие. Я же углядела возможность в том, чтобы повторить обезоруживающее. И с каким-то удивлением посмотрела на свою руку, в которую влетела чужая палочка: непривычно короткая и из другого, более светлого дерева. Паркинсон, тоже не ожидавшая удара, обиженно возмутилась:

— Нечестно!

В груди сыто ворочалось чувство удовлетворения. Было приятно ощущать шершавую поверхность чужой палочки и понимать, что противник безоружен и не может атаковать тебя. Я наслаждалась этим чувством — быть победителем поединка оказалось восхитительно. Прекрасно.

Паркинсон яростно сверкала глазами и сверлила меня взглядом.

— Ещё раз, — я бросила палочку ей в руки и почувствовала её решимость отыграться.

На меня посыпался шквал мелких проклятий и вредных заклинаний, которые я опять приняла на щит, однако и в этот раз легко не было — Панси атаковала с высокой скоростью, выведенная из себя своим недавним проигрышем. Об ответном ударе не шло никакой речи — удержать защиту казалось подвигом. Опусти я сейчас её и неизбежно поймаю заклинание, однако щит мой не привык выдерживать такой натиск и все норовил распасться. По виску прокатилась капля пота, убежавшая за мокрый воротник рубашки.

Я была на пределе своих возможностей и полностью сосредоточилась на обороне, лишь краем глаза отмечая уставший вид Паркинсон.

Бой закончился так же быстро, как и начался: в какой-то момент времени я не выдержала — руки чертовски затекли, а силы почти иссякли, — опустила палочку и дернулась вбок, уходя от предполагаемого атакующего заклинания, однако с удивлением обнаружила, что Панси обессиленно сползла на мокрый пол. Руки её мелко дрожали, и казалось, что она с трудом держала осанку ровной.

Позади нас внезапно материализовался Златопуст Локонс собственной персоной и запричитал:

— Ах, не уследил! Каюсь, каюсь, девочки! Если вы хотели таким образом привлечь моё внимание — право слово, не нужно выбирать такие методы. Ах! — отточенным движением отбросив прядь со лба, он продолжил: — Магическое истощение — одна из самых неприятных вещей, которая может произойти в дуэли. Присядьте и отдохните!

Мы с Панси разошлись в разные углы зала, предварительно просверлив друг в друге дыру словно в безмолвном обещании продолжить прерванный бой.

Внезапная передышка дала мне возможность понаблюдать за своими однокурсниками. Занятие было в самом разгаре — едва ли прошла середина отмерянного времени. Найти Уизли оказалось легко — рыжая макушка выделялась ярким пятном среди других учеников. Рон сражался с каким-то когтевранцем, уверенно держа в руке свою палочку. В отличие от оригинальной истории его волшебная палочка не была сломана, и хоть была старой, но колдовала исправно — если Уизли и испытывал какие-либо трудности, то явно не по её вине, а потому что учился спустя рукава, ну, по словам Гермионы.

Внезапно зал осветила вспышка яркого света, и я посмотрела в её направлении. На невысоком помосте недалеко от меня сражался Гарри Поттер и смуглый слизеринец — Блейз Забини. Я начала наблюдать за их дуэлью и временами у меня перехватывало дыхание — Гарри обращался в заклинаниями так, словно был рожден сражаться. Палочка буквально порхала в его руках. Забини был одним из лучших учеников на потоке да и в дуэлях тоже был неплох, однако сдерживать напор Поттера он был не в силах.

Объективно говоря, Гарри Поттер был на целую голову, а то и две, выше своих однокурсников. Да и заклинания, которые он использовал… Где он их выучил? Их мы ещё не проходили.

Так я и просидела на скамейке до конца занятия, не отрываясь наблюдая за развернувшейся дуэлью. Очнулась я только тогда, когда Локонс похлопал в ладоши, приковывая внимание учеников к себе.

— Что ж! Это было последнее занятие Дуэльного Клуба в этом году. Увидимся после рождественских каникул!

Студенты зашумели: несмотря на личность Златопуста Локонса в качестве руководителя Клуба, мальчишки любили эти занятия, которые давали сбросить лишнее напряжение и от души размяться; девочки же дружно загрустили, тоскливым взглядом провожая профессора. Лишний час в неделю для того, чтобы понаблюдать за своим кумиром — этого было чертовски мало, а тут еще и каникулы!

Я тоже поймала себя на мысли, что мне будет не хватать этих занятий.

Дуэли — это прекрасно.

Внезапно для самой себя я обнаружила, что даже не против быть в паре с Панси, а не с Невиллом — дуэли с ней держали меня в форме и заставляли не сидеть на месте. Уже сейчас мне хотелось побежать в библиотеку и начать искать заклинание, способное сдержать её напор. Пример в виде Поттера вселял надежду в том, что у меня получится это сделать, главное постараться.

* * *

До Рождества оставалось три дня, и в замке царило праздничное оживление. Главным образом потому, что близнецы Уизли умудрились накормить петардами саламандру и едва сбежали от разъяренного профессора Кеттлберна — преподавателя Ухода за магическими существами.

Фейерверк получился поистине грандиозным. Однако в этот раз больше всего от розыгрыша пострадали сами близнецы — разозленная саламандра в долгу не осталась, наградив братьев приличными ожогами, и непоседы Уизли теперь куковали в Больничном крыле у миссис Помфри.

Так или иначе, в замке было весело. В Общей гостиной Гриффиндора царило предпраздничное оживление: многие студенты мысленно уже покинули замок и отмечали Рождество, и лишь единицы не забывали о том, что учеба ещё не закончилась, а каникулы ещё не наступили.

Я привычно устроилась на подоконнике и болтала ногами, легкомысленно плюнув на остаток уроков до праздников — выделяться из общей массы учеников не хотелось никак. Рецепт Оборотного зелья я уже достала — развести Локонса на пропуск в Запретную секцию не составило никакого труда, бесстыдно польстив и подарив ужасно приторный комплимент. В самой секции я не смогла заставить себя не отвлекаться на другие книги и помимо трудов по зельеварению, умыкнула ещё парочку книг.

«Экспериментальная Трансфигурация» показалась мне в достаточной мере полезной и в основном рассказывала о нестандартных применениях трансфигурирующих чар. Были главы посвященные заклинаниям преображения, применяемым в бою, совсем немного было про то, как трансфигурация применяется при изготовлении артефактов, но основная часть касалась анимагии. Быстро пролистав книгу, я решила углубиться в первые главы — анимагия казалась интересной, но чертовски сложной наукой, к тому же она вряд ли могла помочь мне побить Панси в дуэли.

Второй заинтересовавшей меня книгой была «Чары. Записки Первого Дуэлянта». Сборник смешных историй, связанных с дуэлями, многочисленных уловок — как честных, так и бесчестных — и, самое важное, перечисление советов для того, чтобы выйти победителем из каждой схватки. Причина же, по которой данное сокровище оказалось на полках Запретной Секции, заключалась в излишней жестокости некоторых советов и повышенной летальности при их применении.

Книги я пролистала в тот же день, как взяла их, и остаток времени до Рождества я посвятила тому, чтобы переписать самые нужные главы оттуда. Рецепт Оборотного зелья также был аккуратно переписан, а ингредиенты для него было решено достать на каникулах и начать варить в январе. Срочных дел, помимо домашних заданий у меня не было, поэтому я решила наградить себя спокойным днем отдыха.

— Агнес, привет! Ты Гарри не видела? — спросил меня Невилл, я лишь пожала плечами — в последний раз я встречала Поттера утром на завтраке — и поморщилась, вспомнив, что хотела ненавязчиво расспросить того про змей и парселтанг, но так и не поговорила — Гарри было чертовски трудно поймать. Я планировала свести разговор к походу Дурслей в зоопарк летом перед первым курсом, и если окажется, что в тот день Гарри так и не понял слов змеи из террариума, то одним змееустом в этом мире окажется меньше. Плохо это или хорошо, я не бралась судить, но выяснить это было необходимо.

— Плохо, — расстроился Долгопупс. — Его Вуд ищет, тренировку перенесли на сегодня, а Гарри как сквозь землю провалился.

То, что Вуд свихнулся на квиддиче, секретом не было, а после того, как он узнал, что команда Слизерина теперь рассекала в поле на новеньких Нимбусах, так совсем растерял все крупицы адекватности. Смущало другое.

Я нахмурилась. Если что я и знала о Гарри Поттере, так это то, он бы никогда в жизни не пропустил тренировку по квиддичу добровольно.

Спустя пару минут я выкинула любые мысли о Поттере из своей головы, ему в любом случае не грозило ничего страшнее разъяренного Оливера, и их заменили мысли об еще одной головной боли — Оборотном зелье, для которого мне был нужен волос Драко Малфоя.

Мой план был по-идиотски изящным: я хотела под видом любимого внука расспросить дедушку о его планах. Исходя из того, что я увидела, Абраксас во внуке души не чаял. Это могло сыграть мне на руку.

Самый очевидный и легкий способ достать волос Драко — вцепиться тому в волосы, как при нашей первой встрече в Хогвартс-экспрессе. Способ был приятным, но имел свои последствия, а именно высокую вероятность отработки, чего мне не хотелось совершенно. Был еще вариант стащить волос незаметно, околдовав Малфоя конфундусом — для этого необходимо было каким-то образом избавиться от его свиты. Еще вариант — воспользоваться дезиллюминационным заклинанием, однако я абсолютно не знала его, и мне нужно было заложить время на его разучивание.

Размышляя, я не заметила, как настало время обеда, и очнулась только тогда, когда Общая гостиная опустела. В кои-то веки я была в таком непривычном в последнее время одиночестве — Рон и Гермиона, судя по всему, искали Гарри. К потере Поттера я решила отнестись философски — если обладатель мантии невидимости не хотел быть найденным, то и смысла искать его не было никакого.

Спрыгнув с подоконника, я поспешила в Большой зал, петляя по коридорам и тайным ходам, и около резных дверей словно назло столкнулась лицом к лицу с уже отобедавшим Малфоем и его пустоголовой свитой. Драко, увидев меня в одиночестве, не смог пройти мимо.

— Надо же, Грюм, — протянул он. — Уизли-таки очнулся и понял, что птица не твоего полета?

Я удивленно посмотрела на него, и во мне проснулось любопытство:

— А кто птица моего полета?

— Флоббер-червь, полагаю, — сделав вид, что задумался, ответил он. Крэбб и Гойл загоготали.

Я закатила глаза.

— Ты поэтому ко мне пристал сейчас? Не знала, что Малфои от флоббер-червей родословную ведут, — издевательски пропела я. Что черви, что змеи — всё одно, скользкие и противные.

— Заткнись, Грюм! И не смей говорить о моей семье такие вещи, — прошипел он.

— Иначе что? Уползешь? — что поделать, я осознавала, что нарывалась, но остановиться уже не могла. Я жутко злилась на Абраксаса, однако ответить ему не могла никак, поэтому с удовольствием решила отвести душу на его внуке. К тому же мысль о том, чтобы оттаскать Драко за волосы внезапно показалась отличной, даже невзирая на возможную отработку. — К тому же ты первый начал, придурок.

Он злобно сощурил глаза и резко успокоился.

— Идиотка, — бросил он в ответ. — Ты и твой папаша еще пожалеете за то, что недооцениваете нас, Малфоев.

— А за что вас ценить? Что ты, что твой отец — заносчивые индюки, — фыркнула я и попробовала закинуть удочку: — А вот деда твоего я еще не видела — познакомишь? Должен же у вас хоть кто-то быть нормальным.

— С дедушкой? Тебя? — презрительно отозвался Малфой. — У тебя был бы шанс, имей ты хоть каплю мозгов и живи ты во Франции.

— Во Франции? — недоуменно переспросила я.

— Дед переехал во… — начал он, но затем замолк и недоверчиво протянул: — Ты что, действительно хочешь познакомиться с моим дедушкой?

И громко рассмеялся.

Мне же было не до шуток. Если Абраксас Малфой решил покинуть Британию, это могло означать две вещи: либо он решил ни во что не вмешиваться и сбежал на континент, спасаясь от драконьей оспы, либо это было лишь прикрытием для его путешествия в леса Албании для поиска того, что теперь было Волан-де-Мортом.

Сообразив, что на выпад Драко нужно было что-то ответить, я излишне резко бросила:

— Делать мне нечего! Сомнительно, что такой идиот как ты, мог получиться от достойных людей.

— Ты точно нарываешься… — покраснел он. Крэбб и Гойл беспокойно переступили с ноги на ногу — предчувствовали бурю. Малфой медленно вытащил палочку. — Слышать такое от той, чья мать была грязно…

— Мисс Грюм, мистер Малфой, какие-то проблемы?

Из моей головы совершенно вылетело то, что мы устроили разборки совсем недалеко от дверей Большого зала. Над нами возвышалась профессор МакГонагалл в своей извечной остроконечной шляпе и сверлила нас суровым взглядом.

— Нет, профессор, никаких, — состроив абсолютно дружелюбное лицо ответил Малфой.

— Мисс Грюм? — обратилась ко мне декан Гриффиндора, не поверив слизеринцу ни на йоту.

— Абсолютно никаких проблем, профессор, — МакГонагалл мне, впрочем, не поверила тоже. Кредит доверия ко мне был чертовски мал ещё с первого курса.

Вернувшись обратно в башню, я погрузилась в размышления и просидела, не двигаясь, пару часов кряду. План с Оборотным зельем трещал по швам. Нужно было придумать новый. Действовать в лоб и открыто заводить переписку не хотелось совершенно.

Время близилось к закату, однако Поттера найти так и не удалось: ни Рон, ни Гермиона не знали, куда же он мог запропаститься. Решили подождать до отбоя — если пропажа к тому времени не найдется, то было решено пойти к профессору МакГонагалл. Я же отстраненно думала — насколько всё было серьезно и стоило ли сдавать наличие Карты Мародеров у близнецов, которые ночевали в Больничном крыле?

К вечеру сидеть в Общей гостиной мне надоело, поэтому я решила побродить по замку, и Рон увязался за мной следом:

— Ну и куда Гарри мог запропаститься?

— Не знаю, может потерялся? Сам же знаешь сколько в Хогвартсе ходов и коридоров.

— Да нет! В жизни не поверю, — фыркнул Рон, завернув в необитаемую часть замка. — Гарри обожает Хогвартс, и, мне кажется, замок отвечает ему взаимностью.

На это мне ответить было нечего.

Мы в очередной раз свернули и оказались в незнакомом коридоре. Вдоль стен висели многочисленные гобелены, однако они пребывали не в самом лучшем состоянии. Пыльные и погрызенные молью ковры говорили о том, что этот коридор был заброшен, и притом давно. Коридор оканчивался тупиком, и я развернулась, чтобы сказать Рону, что здесь было пусто.

Вдруг до моего уха донесся тихий звук — чертовски знакомый чих, однако он доносился словно из-за стен.

— Ты тоже это слышала? — прошептал Рон, забавно округлив глаза.

Я кивнула в ответ и повернула голову в ту сторону, где мне послышался звук. Чуть помедлив, подошла к гобелену и тыльной стороной руки сдвинула в сторону тяжелую и старую ткань, открывая вид на спрятанную дверь. И молча кивнула в сторону находки, уступая место Уизли. Рон взялся за дверное кольцо, потянул его на себя и вошел в комнату.

Комната была огромной, и всё её пространство было заставлено манекенами — старыми, обветшалыми, но рабочими. Рядом с окном, расположившись на подоконнике, ловя своими огромными ушками огненные лучи заходящего солнца, сидел Бо.

Он испуганно оглянулся, но, заметив мое лицо, расслабился. В его тоненьких руках можно было разглядеть хорошо знакомую мне тетрадь.

— Бо! Привет! — помахала рукой я.

— Бобо бо! — мне помахали в ответ.

— О, так это тот самый эльф? — удивился Рон, едва мы зашли в комнату.

— Ага, — кивнула я Уизли. Затем обратилась к Бо: — Что рисуешь, Бо?

Однако, кажется, эльф только недавно приступил к своему занятию — лист был пуст, лишь несколько чёрточек одиноко покоились в середине.

— Слушай, как ты думаешь, а он не видел Гарри? — спросил меня Рон, я лишь пожала плечами. Ну как это спросить? Бо всё равно не понимал человеческую речь. Хотя…

— Бо, ты не видел мальчика с темными волосами и очками? — я тоже присела на подоконник. В ответ на это эльф протянул мне лист бумаги и карандаш, и я принялась писать портрет Мальчика-Который-Выжил. Получилось так себе, однако шрам на лбу вышел довольно похожим. Уизли заглянул мне через плечо и весело хмыкнул:

— У Гарри волосы не такие прилизанные. Бо-о-ольше хаоса на волосах, больше!

Успокоился он только тогда, когда у нарисованного Поттера на голове получилось натурально птичье гнездо. Взглянув на результат, я решила, что так вышло даже лучше — больше похоже.

В этот раз эльф рассматривал рисунок долго, постоянно переводя взгляд своих огромных глаз то на меня, то на портрет и обратно. Я обеспокоенно закусила губу — получится ли в этот раз?..

Бо резко спрыгнул с подоконника и взял нас за руки.

— Аккуратно, сейчас будем трансгрессировать, — предупредила Рона я.

— Что? Разве в Хогвартсе можно трансгре… — окончание предложения потонуло в водовороте пространства, которое сначала сжалось, затем вновь расширилось. Я лишь чудом удержала ужин в своем желудке, Рону же не повезло — это оказался его первый опыт трансгрессии, к тому же такой внезапный.

Мы очутились в подземелье, это сразу стало понятно по почти могильному холоду и полному отсутствию света.

— Люмос! — произнесли мы одновременно, едва пришли в себя, и зажмурились, привыкая к свету. Вспышка световых чар осветила наши лица и небольшой пятачок пространства вокруг нас. Мы очутились в коридоре — или тонелле? — и довольно глубоко под землей. Бо находился неподалеку, указывая своим тоненьким пальчиком вглубь коридора, в очередной раз громко чихнув.

— Мда… И как Гарри сюда занесло? — проворчал Рон, двинувшись вперед. Я засеменила за ним, стараясь не отставать.

По коже бежали мурашки, а коридор казался жутким. Это подземелье отличалось от обычного — под ногами был не каменный пол, а земля, устланная чем-то неприятно хрустящим, а потолки — ниже чем обычно. К тому же в слизеринских подземельях постоянно гулял сквозняк, здесь же воздух был спертым, и дышать было в разы тяжелее. Воздух со свистом выходил из моих легких, а я старалась дышать глубоко, игнорируя сосущее ощущение под ложечкой. Очередная ветка хрустнула под моими ногами, и я наклонилась, стараясь рассмотреть, на что наступила. Кость.

Пол был покрыт огромным количеством костей самых разных размеров.

О, Мордред, кажется, я начала понимать, где мы оказались.

— Рон… — начала я, однако Уизли, который шел впереди меня, застыл как вкопанный. Прямо из-за поворота перед нами показалась открытая нараспашку круглая дверь, а дальше — просторный и тускло освещенный зал. Огромные колонны, увитые змеями, словно плющом, уходили ввысь под самый потолок, который утопал во тьме. В конце комнаты, прямо за последней парой колонн, высилась гигантских размеров мужская статуя.

— Мерлин, я не хочу умирать… — прошептала я.

Тайная Комната.

Гарри Поттер сейчас находился в Тайной Комнате.

Мой мозг отказывался это понимать.

В Тайную Комнату можно было попасть только узнав, где находился вход. Этой информацией обладал только Том Реддл и гипотетический владелец его дневника. Однако Реддлу сейчас было не до Тайной Комнаты — он оправлялся от неудачной попытки завладеть философским камнем. Что же касалось дневника… В этот раз он не попал в вещи Джинни Уизли, и я решила, что дневник не может быть в Хогвартсе — если Абраксас Малфой догадался о его истинном предназначении, то постарался бы сохранить его для Темного Лорда в абсолютно невредимом состоянии. Однако все оказалось ровно наоборот.

Дневник был в Хогвартсе. Крестраж Волан-де-Морта попал в руки к студенту школы. Гарри Поттер сейчас находился в Тайной Комнате и мирно беседовал с почти воплотившимся юным Томом Реддлом.

Гарри Поттер был владельцем дневника.

Я боролась с желанием вцепиться в свои волосы и заорать во весь голос и, наоборот, забиться в самый темный угол и не вылезать оттуда до скончания веков.

— Гарри! Вот ты где, — облегченно выдохнул Рон и поспешил к двум фигурам в конце зала.

Я обреченно прикрыла глаза и последовала за ним — что делать в этой ситуации, я не имела ни малейшего понятия, поэтому решила импровизировать.

— Рон? Агнес? Что вы здесь делаете? — недоуменно спросил Гарри, при этом свой последний вопрос он адресовал не нам, а своему недавнему собеседнику — темноволосому и привлекательному юноше со значком старосты.

— Тебя ищем, дружище, — Рон подошел к Поттеру и притормозил. Затем словно очнулся и завертел головой, указывая пальцем сначала на крестраж, затем на статую. — А это кто? И что это за место?

— Тайная Комната, — самодовольно произнес темноволосый юноша и слегка сжал ладонь, которая покоилась на плече у Гарри. — Одно из величайших чудес Хогвартса, наследие Салазара Слизерина.

Что-то здесь было не так.

Мираж Тома Реддла был почти осязаем, не просвечивал и казался живым человеком, при этом, откуда он черпал энергию на это, являлось загадкой, ведь Поттер — единственный кандидат на роль невольного донора — не выглядел так, словно из него секунда за секундой выкачивали жизнь, а был бодр и свеж.

Мое сердце пропустило удар, когда я посмотрела на этих двоих, и в голове моей сложилась цельная картина.

Гарри Поттер не был простым и обычным студентом, подобно Джинни Уизли. Он был последним крестражем Волан-де-Морта. А позади него, вольготно пристроив руку на плечо Поттера, находился самый первый кусочек души Темного Лорда. Не было ничего удивительного в том, что этим двоим был комфортно друг с другом, когда один не пытался убить другого — так или иначе, они были практически частью одного целого.

По коже пробежал мороз. Какое-то тотальное и катастрофическое ощущение неправильности затопило меня. Ошибка. Это все одна огромная и чудовищная ошибка. Гарри Поттер, открыто и с доверием глядящий на Волан-де-Морта… Мерлин, пожалуйста, пусть это всё мне просто снится.

Я с ужасом смотрела на этих двоих. И тем не менее… чего-то не хватало.

Если мы сейчас были в Тайной Комнате, то где же находился Василиск?

— Тайная Комната? — переспросил Рон. — Никогда о такой не слышал.

— Гарри, Рон, — звенящим от напряжения голосом, я обратилась к мальчикам. — Нам пора возвращаться, скоро отбой.

Том Реддл же потерял малейшие крупицы интереса к нам и жалостливо — что? мне не показалось? — обратился к Поттеру:

— Гарри, — затем, словно о чём-то вспомнив, Реддл всем корпусом развернулся в нашу сторону и угрожающе спросил: — Как вы, двое, попали сюда?

Я огляделась: Гарри и Том стояли у подножия огромной статуи Салазара Слизерина, до сих пор не расцепившись, Рон увлеченно оглядывал уходящие ввысь колонны, бормоча о том, как подобное помещение способно уместиться в подвалах замка, а Бо… Я крутанулась вокруг своей оси, в попытке отыскать домовика, однако тщетно. Бо куда-то исчез. Отвечать на вопрос Реддла я, естественно, не стала.

— Гарри, — мой голос едва не сорвался на крик. — Ты знаешь, кто рядом с тобой?

Поттер нахмурился и ответил:

— Конечно. Его зовут Том Реддл, пятикурсник и староста Слизерина, — затем с нажимом добавил: — Мой друг.

Рон отвлекся от разглядывания обстановки и хохотнул:

— Вообще-то староста Слизерина — Люциан Боул, его в этом году выбрали, — затем, не видя и тени узнавания на лице Гарри, добавил: — Ну, Боул, загонщик, противный такой. Ты что, не помнишь его?

— Среди учеников Хогвартса нет никого с фамилией Реддл, Гарри, — произнесла я, наблюдая за тем, как скривилось лицо Тома. Однако упрямое выражение лица Гарри не дрогнуло ни на миг. Он лишь повернулся к Реддлу и спросил тихо:

— Могу ли я?..

Я вздрогнула. Поттер знал, что Том Реддл ученик Хогвартса не этого времени, но покрывал его.

— Гарри, — тон Реддла вновь приобрел просящие нотки. — Ты же знаешь, как мне одиноко, к тому же, с тобой так трудно встретиться… — затем, будто вспомнив давний разговор, он предложил: — Я помню, ты давно хотел познакомиться с моим питомцем. Я могу показать его сегодня.

— Правда? — Гарри, казалось, был чертовски этому рад. И даже Рон, который не понимал в чём дело, тоже выглядел заинтересованным.

— Конечно, — очаровательно улыбнулся Реддл, бросив полный предвкушения взгляд на нас с Роном.

О нет.

Он повернулся к нам спиной, поднял голову и посмотрел в каменное лицо Слизерина. Из его рта полились шипящие и свистящие звуки. Гарри же завороженно наблюдал за крестражем, однако в последний момент схватился за шрам на лбу и тонко вскрикнул.

Образ Тома Реддла слегка мигнул, словно призрак, сквозь которого прошли.

— Закрой глаза, Гарри, — коснулся он Поттера, прикрыв его глаза.

— Что? — Гарри попытался завертеться в руках миража. — Зачем?

Я же на негнущихся ногах отошла к Рону и срывающимся шёпотом попросила:

— Смотри в пол, Рон. А лучше закрой глаза, — и предчувствуя поток вопросов, добавила: — Это Василиск. Ручная зверушка, про которую он говорил.

Рон вскинулся, попытавшись перебить меня, но я лишь жестко повторила:

— Глаза в пол.

Звук отодвигающейся каменной кладки привел меня в чувство. В чувство полнейшей паники и отчаяния. А шелест змеиной чешуи по каменному полу и тихое шипение заставили встать дыбом волосы. Я уставилась в пол — передо мной маячили ботинки Гарри и Рона и нижний край из мантий. Мантия Гарри странно топорщилась, и, приглядевшись, я увидела в кармане мантии небрежно засунутый дневник, на который я совсем не обратила внимания, отвлеченная размышлениями о Гарри и Томе.

Чтобы принять одно из самых безрассудных действий в моей жизни, мне потребовалось не более пары секунд.

С тех самых пор, как Реддл разбудил Василиска, мы были обречены, я поняла это с необыкновенной чёткостью.

В оригинальной истории Агнес Грюм не существовало — она умерла еще одиннадцать лет назад, но Гарри и Рон — были. Они были главными лицами в будущей войне, без них победа над Волан-де-Мортом была невозможна. Они должны были выжить, так или иначе.

Застывшие недвижимым мертвым изваянием Гарри и Рон — худшее, что могло сейчас произойти. И я не могла этого допустить.

Единственное, что пришло мне в голову в тот момент — отвлечь внимание Тома, а вместе с тем и Василиска, на себя. И дневник для этих целей подходил идеально. Оставалось только надеяться, что мальчишки смогут сбежать за то время, которое я смогу выторговать у Чудовища Слизерина.

Не давая себе времени, чтобы передумать, я быстро дернулась к Гарри, выхватила дневник и бросилась в сторону коридоров-тоннелей. В спину мне полетел разъяренный шипящий крик на парселтанге.

В голове было удивительно пусто, лишь в голове крутилась невеселая мысль:

«Меня разорвут на части или обратят вечной статуей? Пожалуй, я предпочту первый вариант».

* * *

Не так я себе представляла учебу на втором курсе, совсем не так.

Мягкий переплет дневника ощущался в руках подобно ядовитой змее, однако избавиться от крестража пока не было никакой возможности — не тогда, когда за мной по пятам следовал огромный, мать твою, монстр!

Я бежала по тоннелю, проклиная всё на свете. Земляной пол, устланный мелкими частицами слезшей кожи и костьми мелких животных, уходил вниз, открывая огромную сеть подземного лабиринта. Я быстро свернула за первый поворот и старалась петлять как можно чаще.

Дыхания ещё хватало, но по собственному опыту я знала — это ненадолго. Очень скоро я выдохнусь, и рано или поздно мне придется остановиться.

Мозг лихорадочно перебирал варианты того, как мне выжить и не разделить судьбу Плаксы Миртл.

Я быстро стянула с шеи галстук. Воротник полностью растрепался — плевать. Сосредоточилась на трансфигурирующем заклинании. Коснулась палочкой галстука, пожелав, чтобы тот обратился солнцезащитными очками.

Сомнительное решение, но мысль об очках дарила мне иллюзию. Призрачную надежду на то, что я не умру мгновенно, если случайно пересекусь взглядом со смертоносными глазами.

Дыхание понемногу начало сбиваться, и я, разозлившись на саму себя, опять произнесла заклинание. Длинный красно-золотой галстук сжался, почернел и обратился очками.

Вторая попытка оказалась успешнее предыдущей, и я нервным движением водрузила очки на нос.

«Уже хоть что-то», — выдохнула я.

Шелест чешуи за моей спиной ни на секунду не прекращался, а раззадоренное шипение Василиска ненавязчиво намекало о том, что тварь справедливо посчитала меня своей сегодняшней закуской.

Стук собственного сердца почти оглушал, дыхание уже полностью сбилось, а бок закололо от слишком быстрого бега. Даже сквозь люмос было трудно разглядеть следующие повороты и развилки, хотя первое время мне везло. Однако так не могло продолжаться бесконечно, и в какой-то момент я всем телом больно врезалась в каменную стену, рухнув на колени и успев выставить вперед руки, чтобы не разбить нос. Дневник улетел куда-то далеко вперед, очки упали на пол, и только палочка, которую я судорожно сжимала в своих руках, была на месте, чудом не сломавшись в моих пальцах.

Дерьмо!

Шелест чешуи был совсем близко, и я, почти не помня себя от страха, наколдовала одно-единственное заклинание, въевшееся мне в подкорку. Пот застилал глаза, и я держала их закрытыми, моля всех известных мне богов, чтобы щит выдержал.

— Протего! — и спустя секунду в него врезалась многотонная туша змеи. Василиск рассерженно зашипел.

Бок нестерпимо кололо, но еще сильнее болело ушибленное плечо — столкновение с каменной кладкой стен не прошло бесследно, на ободранные коленки я не обращала внимания, полностью сосредоточившись на щите.

Несмотря на то, что я остановилась, воздуха не хватало всё равно — и как бы судорожно я ни хватала его ртом, этого было недостаточно. Грудная клетка ходила ходуном, с переменным успехом пытаясь насытить легкие кислородом.

Василиск яростно бился и извивался, пытаясь сокрушить неожиданное препятствие в виде моего щита. Я так сильно сжимала в руках палочку, что почти перестала чувствовать свои окоченевшие от холода пальцы. Вдруг послышался грохот каменных сводов тоннеля, однако я не решилась поднять глаза, лишь попыталась аккуратно переползти в ту сторону, где была стена. Двигаться с зажмуренными глазами было той ещё задачей, с которой я не справилась — вместо того, чтобы ощутить своей спиной каменную кладку стен, я почувствовала под своими ногами обломки камней и недовольно зашипела, когда поняла, что в кровь расцарапала ноги.

Василиск принялся извиваться ещё отчаяннее, а я с ужасом поняла, что мой щит скоро не сможет выдерживать его натиск. Что ещё хуже — слишком активные действия со стороны змея просто ужасно сказывались на состоянии стен тоннеля. Нужно было срочно что-нибудь придумать, иначе мне конец.

«Как можно убить Василиска? — судорожно размышляла я. — Меч Гриффиндора? Его здесь нет. Адское Пламя? Нет, здесь никого, кто бы им владел. Петушиный крик? Очевидно, нет…»

Волшебная палочка начала скользить в вспотевших руках, и на одну ужасающе долгую секунду мне показалось, что я действительно сегодня умру.

Когда целую вечность назад я приняла решение увести Чудовище Слизерина от мальчишек, то понимала, что шансов выжить в этой погоне у меня почти не будет. Однако тогда было лишь простое понимание своей никчемности перед многовековым монстром, сейчас же ко мне в полной мере пришло осознание того, на что я себя обрекла.

Мои шансы выжить действительно были ничтожно малы, и с каждой секундой они таяли всё стремительней.

А как Гарри победил Василиска в оригинальной истории?

Внезапно, подобно молнии, в моей голове пронеслась мысль — что, если приманить Меч Гриффиндора? В сознании мелькали образы и воспоминания из книг о том, что только истинный гриффиндорец мог овладеть этой реликвией в момент отчаянной нужды, но других идей всё равно не было — придется рисковать в любом случае.

Я медленно разлепила глаза, продолжая смотреть в пол. Щит, в темноте переливавшийся едва заметным серебристым светом, стоял на месте, как вдруг огромная тень бросилась на него. Магическая защита выдержала, в момент удара озарив тусклой вспышкой света тоннель, а змея отползла, готовясь к новому броску.

«Если я хочу приманить меч, то мне нужно подгадать момент, когда Василиск отползет после очередного броска, — думала я, чувствуя как паника медленно, но верно подбирается ко мне. Волевым усилием я подавила это чувство — поняла, что если сейчас запаникую, то стопроцентно умру. Змея опять бросилась на щит и отползла. — Сейчас!»

— Акцио Меч Гриффиндора! — крикнула я, отпустив щит, и затем спустя мгновение вернула его. Нервно выдохнула, когда щит в очередной раз встретил разъяренное чудовище. Сейчас оставалось только ждать. Если всё получится — то я выживу, если нет, то…

Я помотала головой из стороны в сторону. Не думать, не думать, не думать об этом!

Время шло, мои силы — и магические, и моральные — слабели, тело дрожало то ли из-за холода, то ли из-за животного страха, порывавшегося полностью поглотить моё сознание, и я с отчаянием осознала, что мой план провалился. Было наивно полагать, что реликвия одного из Основателей явится ко мне по первому же зову, но это был единственный план, пришедший мне в голову. В самом деле, не петуха же приманивать!

Петуха?

Радиус щита стремительно уменьшался, силы иссякали стремительно, и я вспомнила, как недавно читала о том, как в былые времена трансфигурацию применяли в бою не в пример чаще, чем в нынешнее время. Могла ли я?..

Выбора не оставалось — вариантов не было никаких совершенно, и мне пришлось просто положиться на удачу. Сил почти не осталось — щит пару раз мигнул, норовя распасться — и я, подгадав момент, когда тень отползет, отпустила его. Я направила палочку на солнечные очки, которые валялись в паре шагов от меня, и сосредоточилась в попытке трансфигурировать петуха. Услышав знакомый до дрожи в коленках шелест чешуи Василиска, я запоздало вспомнила, что теперь беззащитна.

Первая попытка закончилась неудачей, и я вложила всю оставшуюся силу и попыталась снова, направив луч заклинания на солнечные очки. Получилось у меня или нет, я уже не рискнула посмотреть — я сорвалась вперед, почувствовав, как Василиск рухнул на то место, где я находилась секунду назад.

Несмотря на адреналин, который бушевал в моей крови и подталкивал двигаться вперед, я чувствовала, что скоро не выдержу. Ноги заплетались, палочка выскальзывала из ослабевших рук, и я с отчаянным криком, в который вложила всё своё желание выжить, рванула в глубину подземелья.

И едва я успела сделать два шага, как услышала долгожданное пение петуха. Петушиный крик оглушал, отражаясь от пустых стен тоннеля, и многократно усиливался, давя на барабанные перепонки.

Громкое пение птицы, для меня казавшийся райской песнью, Василиск воспринял противоположным образом — дернулся так, что в очередной раз сотряслись стены, и яростно зашипел. За своей спиной я слышала, как зашелестела чешуя змея, который поспешил убраться восвояси, и крик петуха, который надрывал глотку, не делая пауз больше чем на пару секунд.

Я с замиранием сердца слушала, как стихают звуки от присутствия Василиска. Когда, спустя несколько мгновений, шелест чудовища исчез полностью, волшебная палочка плавно выскользнула из моих вмиг ослабевших рук, и я позволила себе обессиленно сползти на усеянный каменными обломками стен пол и без страха раскрыть глаза.

Участок тоннеля, в котором я находилась, выглядел так, словно пережил бомбежку маггловскими авиабомбами, не меньше. Часть стен отсутствовала, раскорёженная бесновавшимся чудовищем, открывая вид на грунт. На полу лежали частички его чешуи, отслоившиеся с его боков, пока Василиск извивался в тесном пространстве туннеля. В паре шагов от меня валялся пыльный дневник Тома Реддла, про который я уже успела забыть. В противоположной стороне же надрывался петух. Едва я нашла глазами трансфигурированную птицу, как с моих губ сорвался смешок. Затем ещё один. И спустя мгновение мрачную темноту подземелья затопил мой истерический смех, перемежавшийся с надрывающимся петушиным криком.

Истерика затопила меня с головой — громкий смех плавно перешел в не менее громкие рыдания, которые сотрясали моё тело. Перед глазами всё расплывалось, и солёные слезы крупными каплями срывались с моих грязных щёк.

Я не могла понять свои чувства в этот момент — пережитый ужас и всепоглощающее отчаяние смешались с ощущением безграничной радости и счастья от осознания того, что я выжила. Всё то напряжение, скопившееся во мне, медленно спадало, и с каждой секундой моё тело все больше и больше расслаблялось. Стены подземелья холодили мою спину, я чертовски замерзла, но сил, чтобы даже просто подняться на ноги, не нашлось.

Так я и сидела в обломках на полу и то горько рыдала, то заливалась смехом, словно сумасшедшая.

Я жива.

Я, чёрт возьми, жива!

* * *

Я бы так и просидела на полу подземелья всю ночь напролёт, однако вспомнила о Гарри и Роне, которые остались в Тайной Комнате, и с тяжким вздохом поднялась с пола.

Трансфигурированный трёхголовый петух, голосивший каждой головой по очереди — за этот экземпляр профессор МакГонагалл, очевидно, поставила бы мне оценку не выше Тролля — к тому времени уже исчез, и на его месте теперь лежал лишь грязный галстук в ало-золотых цветах родного факультета. Я медленно подняла сначала предмет гардероба, спасший мне жизнь, затем поплелась к дневнику, который пару раз хорошенько пнула, вымещая свою злость.

«Скольких проблем мне пришлось бы избежать, если бы ты попал ко мне в руки в августе, долбаный ты кусок сгнившей души!» — гневно подумала я.

Сунув его в карман, а галстук просто повесив на плечи, я двинулась в обратном направлении. В подземных лабиринтах было до жути легко заблудиться, и в какой-то момент я начала беспокоиться — а уж не потерялась ли я? — когда резко вышла к знакомой двери, украшенной змеями, ведущей в огромный зал.

Тайная Комната казалась пустой, однако совсем недалеко от входа послышался болезненный стон, и я медленно двинулась в том направлении, предусмотрительно выставив перед собой палочку. Колдовать я не осмелилась — силы были на исходе и рисковали исчезнуть совсем. Магическое истощение было последним, что мне было сейчас нужно.

Прямо за одной из множества змееподобных колонн я нашла Рона и Гарри. Мальчишки дрались друг с другом, катаясь по каменному полу, а их волшебные палочки валялись где-то совсем далеко. Том Реддл исчез. Отсутствие последнего меня несказанно обрадовало.

Рон первым заметил моё присутствие.

— Агнес! — облегченно вздохнул он и тут же получил под дых.

Я, хромая, бросилась к ним, в попытке разнять друзей оттащила Рона и потянулась к Гарри, как отчетливо ощутила чужое присутствие — словно сама гнетущая атмосфера этого мрачного места неуловимо изменилась по щелчку чьих-то пальцев. Поттер тоже изменился в лице, и уголок его губ иронично изогнулся.

— Ну надо же, — и хотя голос принадлежал Гарри, тон совершенно точно был не его: слишком вкрадчивый, слишком змеиный. — Вижу, ты успела подружиться с моим питомцем, и до сих пор жива.

Затем ленивым движением обвел взглядом пространство и продолжил:

— О, у нас гости. Я ужасно невежлив, — ненатурально удивился Гарри. И глядя куда-то за мою спину, с яркой улыбкой, так не вязавшейся с его тоном, произнес: — Добро пожаловать в Тайную Комнату, профессор.

И не успела я обернуться, как Поттер заговорил на парселтанге, не отрывая взгляда от кого-то за моей спиной.

Посреди огромного зала возвышалась фигура директора Хогвартса, рядом с ним беспокойно мялось тельце испуганного эльфа. Взгляд профессора Дамблдора метал молнии и был темнее грозы, однако довольно быстро он сменился на обеспокоенный. Эльф Бо в свою очередь дрожал так, что тряслись даже уши, и растерянно оглядывался по сторонам.

— Профессор! Здесь Василиск! — я много чего хотела сказать директору, начиная с «заберите меня отсюда!» до «почему вы не пришли раньше?», однако это всё могло подождать. Василиск, которого призвал Гарри, очевидно, ждать был не намерен: знакомый до зубовного скрежета и трясущихся коленок звук трущейся змеиной чешуи по каменным плитам зала достиг моих ушей.

Профессор Дамблдор мгновенно изменился в лице и повернулся к нам спиной. Я подскочила к нему, схватила Бо за руку и отбежала. Подбежав к Рону, я присела напротив до смерти перепуганного домовика и попыталась объяснить тому, чтобы он забрал нас отсюда. Эльф трясся и, казалось, умом пребывал совсем не здесь.

В это время в центре Тайной комнате пророкотал зычный голос Дамблдора, и между нами выросла высокая и толстая каменная стена, разделившая зал на две части. Сквозь стук крови в ушах я разобрала громкий крик феникса и спустя ещё секунду — душераздирающий и пробирающий до самого нутра рёв Василиска. Я, несмотря на зашкаливающий пульс, облегчённо выдохнула — судя по всему, змея лишилась зрения.

Рон, подобно мне, пребывал в смешанных чувствах, одновременно радуясь присутствию взрослого и могущественного волшебника, способного нас защитить, и сходя с ума от страха.

Высокая каменная стена, воздвигнутая профессором Дамблдором, казалась крепкой, и с виду надежно защищала нас от Чудовища Слизерина. И тем не менее, спустя несколько мгновений она пошатнулась, словно в нее на полном ходу влетела многотонная змея, и даже каменный пол заходил ходуном, раз за разом сотрясаясь от ударов Василиска.

Рон, мгновение назад пребывавший в ступоре, сфокусировал свой взгляд сначала на мне, затем на Гарри, завис на мгновение, словно обдумывая что-то, и резко бросился в сторону колонн — туда, где валялись обе палочки.

Одновременно произошли три вещи: Поттер, стоявший в нескольких шагах от меня, кинулся в мою сторону и мертвой хваткой вцепился в дневник; Рон схватил обе палочки и направил свою в нашу сторону; и каменная стена, не выдержав напора беснующегося многовекового змея, распадаясь огромными валунами, обрушилась прямо на наши головы.

Сознания я лишилась мгновенно.

* * *

— Энервейт!

Я с трудом разлепила собственные глаза. Дышать было больно, а рук я, наоборот, совсем не чувствовала. Вокруг царила непроглядная ночь, и тем не менее я узнала знакомые очертания Больничного Крыла. Прямо надо мной нависала миссис Помфри, она сочувственно покачивала головой из стороны в сторону и ласково спросила:

— Как ваше самочувствие, мисс Грюм?

«Самочувствие? — вяло подумала я и решила: — Дерьмово. Ощущаю себя фестральим навозом».

И сама не заметила, как произнесла это вслух. С соседних коек послышалось сдавленное хихиканье. Помфри цыкнула на весельчаков и снова сконцентрировала всё своё внимание на мне:

— Как и ожидалось, небольшое помутнение рассудка, однако в пределах нормы, — кивнула целительница и протянула две склянки зелья. — Костерост и зелье Сна без сновидений, необходимо выпить их. Костерост ускорит заживление костей в местах переломов рёбер и рук, а зелье Сна без сновидений поможет уснуть и не терпеть ту боль, которая сопровождает этот процесс.

Я устало кивнула, и миссис Помфри сноровисто отправила мне в рот оба зелья. Я закашлялась — казалось, словно я выпила раскаленную лаву, настолько сильно Костерост обжигал рот и горло. Целительница удовлетворенно кивнула самой себе и направилась к выходу, пожелав спокойного остатка ночи.

— Пс-с! Эй, Агнес! — донесся до меня громкий шёпот, едва Помфри закрыла за собой дверь.

— А? — сонно хлопнула глазами я, пытаясь отыскать, откуда доносятся голоса.

— Это правда, что Поттер свихнулся… — произнесла первая показавшаяся рыжая голова.

— …и чуть не убил профессора Дамблдора? — продолжила вторая.

От таких новостей я даже передумала засыпать, так сильно удивилась этой информации.

— Кто вам это сказал? — так же шепотом спросила я, тем не менее широко зевнув в конце предложения.

— Мы слышали разговоры, что Поттер и Дамблдор в Мунго, и оба ранены, — сказал Фред, присаживаясь на краешек моей кровати. Джордж добавил:

— Рон знает, что произошло, но, похоже, с него взяли клятву молчать.

— А Рон?.. — начала я вопрос, но глаза невероятно сильно слипались, и окончание фразы произнесено не было. Однако близнецы догадались, о чем я хотела спросить.

— С ним всё хорошо. Заходил только для того, чтобы царапины обработать, — ответили мне. — Агнес, так что? …помог, это правда? …вы сражались?

Сознание медленно уплывало, целые куски предложений терялись и не долетали до меня. Блаженный покой звал к себе и манил, обещая моменты безмятежности.

— Да?.. У петуха три головы… — произнесла я и отправилась на зов Морфея под недоуменные взгляды близнецов.

— Она тоже… тронулась?.. — донеслось до меня перед тем, как я полностью погрузилась в сон.

На следующий день, едва я открыла глаза, перепуганный и белый как привидение и злой как мантикора, Аластор влетел в Больничное Крыло и, не слушая миссис Помфри, перенес меня домой.

В следующий раз в Хогвартсе я оказалась только в июне.

Примечания:

Итак, следующая часть будет от лица другого персонажа. Ваши предположения?

Кстати! Делюсь ссылкой на плейлист по работе. Большая часть вдохновения берется как раз-таки благодаря музыке ✨

https://music.yandex.ru/users/esitd/playlists/1006

* * *

Июнь, 1981 год

— Дорогой, — нежный поцелуй в щёку. — Аластор, — еще один поцелуй, на этот раз в губы. Он недовольно промычал и потянулся за еще одним. Легкий женский смех медом лился в уши и согревал сердце.

Умиротворение. Сонная безмятежность. Разморенное после недолгого сна уставшее тело, которого коснулись тонкие женские руки, совершенно не хотело просыпаться. Едва уловимое дыхание и очередное нежное касание губ к его поросшей щетиной щеке заставило Аластора лениво приоткрыть один глаз.

Луч солнца, прокравшийся сквозь неплотно сдвинутые занавески, золотил каштановые волосы его жены, которые, против обыкновения, сегодня были заколоты. Тея, в одном из своих извечных цветастых платьев, которые так любила еще со школьных времен, была прекрасна. Тонкая, изящная — Аластору иногда казалось, что рядом с ней он выглядел неповоротливым медведем — она была похожа на фею из сказок, которые в редкие свободные и спокойные вечера читала его мать.

Из соседней комнаты послышался заливистый смех его дочери — похоже, та весело проводила время с домовым эльфом. Хук обожала возиться с маленькой хозяйкой и, хоть и была довольно строга, Аластор знал — она души не чаяла в его дочери, несмотря на капризный характер той. Из груди вырвался тихий смешок — его дочь вила веревки не только из домовушки. Единственным человеком, который мог сладить с его дочкой, была Тея. Его губы сложились в мягкую улыбку.

Спокойствие и счастье.

Как бы ни сходил с ума мир снаружи домашних стен, дома он всегда ощущал себя самым счастливым человеком в мире.

Ради нежного смеха жены и веселого угуканья дочери он раз за разом сначала выкладывался на работе, отдавая себя без остатка службе мракоборцем, и ради них же он до утра засиживался в Ордене Феникса, анализируя хаотичные нападения Пожирателей, — всё ради того, чтобы каждое утро проходило вот так.

Кровать слегка прогнулась под весом женского тела, Аластор сноровисто обхватил Алтею за талию и утянул её к себе в объятия. Та не сопротивлялась, лишь согрела теплым касанием, привычно прижавшись лицом в сгиб его шеи.

— Ты в Мунго?.. — прохрипел его сонный голос.

— Да, — Тея отстранилась и положила подбородок на его грудь.

— Я провожу вас… — начал Грюм, но она перебила его:

— Лежи, — отрезала Алтея, и продолжила, предвосхищая его возражения: — Ты вернулся только под утро, Аластор. Профессор Дамблдор совсем тебя не бережет, — в её голосе прорезались недовольные нотки. — Тебе нужно поспать. Иначе, какой из тебя мракоборец, который спит на ходу?

Аластор несогласно втянул воздух в легкие, но промолчал. Его жена обладала невероятно упрямым характером, и переспорить её было необычайно трудно.

— Я зашла сказать, что беру Агнес с собой, — она встала с нагретой постели, и Аластор внезапно ощутил пустоту: ему резко стало не хватать тепла её тела и до одури любимого запаха.

— Ты уверена? — он внимательно всмотрелся в её лицо: огромные орехового цвета глаза были слегка прищурены, а линия губ была упрямо поджата.

— Да, тебе нужно отдохнуть, — увидев недовольство мужа на свои слова, Алтея нахмурила брови так, как умела только она. — Всё будет хорошо, нас встретит Джорджи… Вечно ты переживаешь по пустякам, — она выдержала паузу и добавила: — Или мы опять будем ругаться по поводу моих походов в госпиталь?

Аластор вздохнул: его жена была удивительной женщиной. Она не могла сидеть дома за семью замками, Тея чахла, едва оказывалась взаперти, а когда не могла приносить пользу окружающему миру, то буквально увядала. Грюм не хотел её ограничивать, он любил свою жену и доверял ей.

— Будьте осторожны, Тея. — Аластор схватил уходящую Алтею за руку и мимолетно поцеловал её запястье. — Знаешь же, какое сейчас время.

— Хорошо, — улыбнулась она, радуясь, что скандала удалось избежать. — Спи, дорогой.

Эти слова возымели волшебное воздействие, и он мгновенно погрузился в сон, едва голова коснулась подушки.

* * *

Он проснулся разбитым: голова раскалывалась, а тело казалось уставшим еще сильнее, чем до сна. Аластор помотал головой, сбрасывая липкие остатки мутного сна. Предстоящее ночное дежурство не прибавляло ни настроения, ни энтузиазма, и лишь мысль о том, что Тея и Агнес уже должны были вернуться домой, заставила подняться его с постели.

Аластор встал и пошлепал босыми ногами в сторону кухни, с которой доносился шум.

— А, Хук, это ты… — произнес он, едва перед ним показалась голова маленькой эльфийки. Домовушка сноровисто намывала сковородки и кастрюли и обернулась, чтобы отчитаться перед хозяином дома, которому она служила уже почти целый год — единственная из всех домовых эльфов, выжившая в страшном пожаре в особняке Грюмов.

— Хук готовит запечённую в духовке курицу и овощи. Миссис Грюм сказала подготовить стол к шести часам вечера, — деловито щелкнув тонкими пальчиками и вытащив противень из духовки, произнесла домовушка. Бросила мимолетный взгляд на часы и пробурчала: — Миссис Грюм и маленькая мисс обещали к пяти явиться…

Аластор нахмурился вслед за домовушкой. Тея никогда не опаздывала и категорически недолюбливала тех, кто не приходил вовремя — единственным исключением был Артур Уизли, который, казалось, опаздывал везде, где только можно и нельзя.

Внезапно Хук подпрыгнула на месте и убежала в гостиную, из которой прокричала:

— Мистеру Грюму пришло письмо! Хук не стала будить — миссис Грюм запретила.

Аластор проследовал за домовым эльфом и обнаружил неподписанный конверт, лежащий на туалетном столике недалеко от заколоченного камина. Дурное предчувствие неприятно кольнуло его, стоило ему распечатать его, предварительно проверив на наличие проклятий. На столик выкатилась аккуратная заколка, смутно показавшаяся знакомой, но больше всего Аластора заинтересовало письмо. В нем было всего несколько строчек.

«Твоя жена и дочь у нас. Если хочешь увидеть их живыми, воспользуйся порт-ключом, он сработает ровно в полночь. Никаких мракоборцев и Министерства, иначе от твоей семьи не останется даже костей. У нас есть способы узнать, обращался ли ты за помощью».

С каждым прочитанным словом Грюм белел всё сильнее. Сердце упало куда-то в живот, а глаза застекленели, уставившись в пустоту.

Невозможно!

Нет! Это не могут быть они!

Заколка, на которую он вначале не обратил внимания, одиноко покоилась в центре стола: синяя, в тон сегодняшнему платью Теи, она скрепляла её волосы этим утром.

Необходимо удостовериться… Убедиться, что они в безопасности. Алтея могла просто её обронить и не заметить, а он бы абсолютно глупым образом повелся бы на эту абсурдную наживку…

Поисковые заклинания уходили в пустоту, и с каждым взмахом палочки Грюм все сильнее и сильнее нервничал.

«…не останется даже костей…»

Выбежав на крыльцо дома, Аластор трансгрессировал прямо напротив госпиталя Святого Мунго и быстрым шагом направился внутрь. В приемном покое сидел Джорджи, он удивленно его поприветствовал.

— Джорджи, позови Алтею, — не поздоровавшись, произнес Грюм.

— Миссис Грюм с дочкой ушли, — целитель оглянулся и посмотрел на часы, висевшие за его спиной, — больше двух часов назад…

Аластор больше его не слушал.

Алтеи не было на работе, не было дома, и было только одно место, где она могла появиться. Он трансгрессировал и очутился напротив маггловского дома, однако дом миссис Уилсон оказался пуст.

«…не останется…»

Ужас, что он так старательно пытался подавить, нахлынул на него из теней разума и сковал ребра жгучим льдом.

Эти ублюдки действительно схватили Алтею и Агнес.

Эти мордредовы отродья, не имеющие ничего святого, позарились на самое дорогое!

Ужас сменился гневом: чистое, незамутненное бешенство охватило его. Грудная клетка теперь заходила ходуном, едва сдерживая его ярость. Быстрый стук сердца отбивал неровный ритм, а вены на его шее вздулись так, словно грозились лопнуть.

Цветочная клумба — главная гордость миссис Уилсон — по неведомой причине в считаные секунды обратилась пеплом, как и газон, что ровным ковром украшал лужайку перед домом.

Аластор крепко сжал кулаки и протяжно выдохнул сквозь зубы, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

Дыхание замедлилось, но дышать легче не стало: растерянность, явившаяся следом за гневом, совершенно неожиданным образом выбила почву из-под его ног.

Впервые в жизни он не знал, что ему делать.

Он привык к мракоборческой рутине: прийти на место происшествия, помочь пострадавшим, поймать преступника… Однако сейчас он сам оказался на месте жертвы — этот гнусный шантаж был ради него. И на чаше весов была жизнь его жены и дочери.

Как он должен поступить?

Аластор не имел ни малейшего понятия. Однако перед глазами миражом прошлого явилась до боли знакомая картина: его отец и мать, с горящими глазами и почти хищным интересом, распутывающие запутанные дела, не прекращающие думать о совершенных преступлениях даже в тишине домашних стен.

Что бы сделал отец?

Он бы закурил трубку — может быть выкурил бы недельную норму, что делал в те редкие моменты, когда нервничал. Он бы не действовал импульсивно, вероятно, наоборот, основательно задумался, устроившись за грузным дубовым столом в его кабинете: кем были похитители, какую цель они преследовали, и действительно могли ли претворить в жизнь угрозу или блефовали? И уже потом, найдя ответы на эти вопросы, он бы ринулся в бой — таков был Александр Грюм. Он не утруждал себя составлением планов и предпочитал им импровизацию — ему достаточно было знать лишь мотивацию противников, чтобы ориентироваться в схватке. И он бы никогда не обратился за помощью, если существовал хоть малейший риск причинения вреда семье.

Мать бы поступила по-другому: она бы разложила карты местности и книги с поисковыми заклинаниями на полу, погрузилась бы в детальную разработку плана по освобождению, усевшись на восточный манер на мягкий ковер в гостиной и заправив палочку за ухо. Она бы точно не стала действовать в одиночку — она и не умела. Виктория Грюм искусно распределяла обязанности, мастерски делегировала их, интуитивно понимая, кто и где справится лучше. Она бы не рискнула безопасностью своей семьи, и именно поэтому задействовала бы всех, до кого бы смогла дотянуться.

И как бы Аластор ни хотел, он не обладал холодной невозмутимостью своих родителей, и как бы ни старался быть на них похожим, у него не получалось. Никогда не получалось. Слишком импульсивный, слишком порывистый, слишком… безрассудный, как сказал бы отец.

Аластор знал себя: он не был способен сейчас ни на одну ясную и здравую мысль. Все его думы вертелись вокруг жены и дочери. Всё его естество рвалось в бой — освободить самых дорогих людей и отомстить своим обидчикам. Кровь бурлила, страх, волнение и ярость застилали глаза, а искры срывались с волшебной палочки сами по себе, выдавая его желание повиноваться своему импульсу, однако Аластор буквально силой удерживал себя на месте.

Мысль о том, чтобы принять приглашение, любезно предоставленное похитителями, даже не задержалась в его голове — родители ни за что в жизни не поступили бы так. Ясно как день, что то была весьма топорная попытка заманить его в ловушку.

Однако строчка, намекающая на наличие шпиона в их рядах, царапала. И царапала довольно сильно.

Кому он мог доверять?

В Министерстве — никому. В Ордене Феникса — нескольким волшебникам, но большинство из них, так или иначе, были связаны с Министерством, и он не мог так рисковать.

Однако были люди, которых он знал со школьной скамьи, которые состояли в Ордене Феникса. К тому же, их неприязнь к Министерству не подвергалась сомнению.

Они точно могли помочь.

Слегка успокоившись, Аластор трансгрессировал в самый конец Косого Переулка, с хлопком появившись напротив неприметной двери с надписью «Волшебная лавка чудесных поделок и переделок». На улице еще не зажглись фонари, однако прохладная летняя ночь уже пыталась отвоевать свое законное время у дневного зноя. Было пасмурно, и закатное солнце уже давно скрылось за тяжелыми облаками.

Едва Грюм переступил порог магазинчика, как его обдало горячим жаром охранного заклинания, которое никак не препятствовало ему войти внутрь — судя по всему, сочло его не представляющим угрозу для владельцев лавки.

— Добро пожаловать в… — встретил Грюма жизнерадостный голос молодого человека, вынырнувшего из-под прилавка, который, однако, осекся, стоило ему увидеть посетителя. — Аластор? — недоверчиво протянул хозяин лавки. — И давно у мракоборцев вошло в моду рейды босиком проводить?

Аластор как-то растерянно взглянул вниз, отстраненно замечая, что бросился из дома в том, чем спал. Весь запал куда-то исчез, стоило ему перейти порог давно знакомого магазинчика.

— Фабиан, Гидеон сможет определить конечный пункт перемещения порт-ключа? — спросил он, решив разобраться с обувью потом. Сейчас ничего не имело значения, кроме его семьи.

Фабиан Прюэтт вышел из-за прилавка, оперся боком о шкаф и скрестил руки на груди, бросив колючий взгляд на Грюма.

— Что? Теперь ты врываешься сюда, даже не извинившись за свой предыдущий… — он взмахнул руками, пытаясь подобрать слова, — концерт? Гидеон до сих пор на тебя обижен, к слову.

Не найдя в себе сил, чтобы рассказать, что сейчас с ним происходит, Аластор просто всучил злосчастное письмо в руки Фабиана. Руки Грюма слегка дрожали, выдавая волнение и нетерпение. Дождавшись, когда Прюэтт прочтет мордредову бумажку, он повторил:

— Гидеон сможет это сделать? Определить конечный пункт?

Не ответив ему, Фабиан развернулся и кинулся вниз по лестнице в подвальное помещение, на ходу скидывая мантию с плеч и закатывая рукава рубашки, и крикнул в пустоту магазина:

— Бо! Где ты? Закрой магазин и мигом дуй вниз в мастерскую. У нас мало времени.

Спустя секунду около двери материализовался домовой эльф, щелчком пальцев закрыл входную дверь, вежливо поклонился Аластору и спросил у рыжей макушки хозяина:

— А как же заказ Долгопупсов, мистер Фабиан?

— Подождут, никуда мы от них не денемся, — проворчал Прюэтт и скрылся в подвальном помещении. Аластор последовал за ним.

До полуночи оставалось ровно пять часов.

* * *

Маленькая комната, заваленная всяким разным барахлом, не изменилась ни на йоту с его последнего визита к братьям. У северной стены были сдвинуты вплотную друг к другу потрепанный диван с креслом, рядом высилось нагромождение сундуков. Напротив располагались книжные шкафы, полные всякого хлама — оторванные от дверей ручки, неработающие компасы и часы, россыпь старых колец и потертых браслетов, сломанные маггловские перьевые ручки и прочая рухлядь, по какой-то причине ревностно коллекционируемая Гидеоном. Настоящие — работающие, созданные Прюэттом — артефакты здесь не хранились. Впрочем, как и те, что были ввезены в обход британского Министерства Магии из других стран и континентов.

В центре комнатки стояли два стола, сдвинутых друг к другу — один принадлежал Фабиану и был практически пуст, если не считать вещей, перекатившихся с соседнего стола. Стол Гидеона, во-первых был больше, во-вторых, не имел ни единой пустой и чистой поверхности. Сам артефактор коршуном склонился над ним и не поднимал головы, сосредоточенно высчитывая какие-то цифры и делая пометки на карте.

Они почти не разговаривали — Аластор не рискнул отвлекать его от работы, а Прюэтт не обращал на Грюма никакого внимания, поглощенный вычислениями местоположения.

— Нортумберленд, на границе с Шотландией, — напряженным голосом наконец произнес Гидеон. — Недалеко от реки Туид, плюс минус пару миль на запад. — Затем поднял голову от бумаг и обратился к брату, полностью проигнорировав взволнованного Грюма, который прекратил расхаживать из угла в угол и полностью прикипел взглядом к точке на карте: — Что дальше?

— Я достал всё необходимое, — ответил Фабиан, появившийся в подвале минутой ранее, и указал на целую груду вещей, что недавно появились на соседнем столе, — поэтому мы сможем навестить наших скудоумных недоброжелателей и устроить им небольшой сюрприз.

— Втроем?.. — приподнял правую бровь Гидеон.

Аластор уже обсудил этот момент с Фабианом — они решили, что риск наткнуться на шпиона слишком велик, а время слишком ограничено. Вероятность успеха у маленького диверсионного отряда была выше, чем у стандартной группы мракоборцев, в этом они были единодушны.

— Эффект неожиданности сработает лучше любого отряда мракоборцев, братец. К тому же, смотри, что я достал: в Испании в прошлом году я прикупил этот потрясающий кастет и целых два плаща…

— А что Дамблдор? — сменил тему Гидеон, он не собирался в очередной раз выслушивать бессмысленные истории брата.

— В Риме, обсуждает вопросы национальной безопасности и пытается выклянчить помощь у континента, — закатил глаза Фабиан, — словно Франция с Германией не спят и видят, как обвалить курс британского галлеона.

Разговор между братьями превратился для Аластора в фоновый шум, и более он не обращал на них внимания: в его голове крутились ужасающие образы пыток, на которые были способны Пожиратели Смерти. В том, что это именно они были похитителями, он не сомневался ни на йоту — кто кроме них мог использовать такие способы ведения боя? Желание наказать их, схватить и проучить за их наглое и бесцеремонное похищение горело в его венах, обжигая кожу и скручивая вихри магии внутри него. Теперь, когда он знал примерное направление, он едва удерживал себя на месте, чтобы не сорваться вперед и покарать их. Из глубин его души, казалось, грозилась вырваться ужасающая и сметающая все на своем пути тварь, мечтающая разорвать обидчиков на мелкие кусочки, выпотрошить их и скормить бродячим псам.

Ненависть была знакомым чувством, но никогда она еще не захватывала его, не погребала под глубиной своих вод. Но выносить её было легче — во множество раз легче, чем неизвестность и удушающий страх за семью. Аластор не был трусом, но сейчас ему было очень страшно.

Он выдохнул сквозь сжатые зубы, отгоняя от себя навязчивый образ связанной жены и дочери. Если с их головы упадет хоть один волос…

Три часа до полуночи.

* * *

Довольно много времени, по мнению Аластора, ушло на шлифовку плана и последние приготовления перед боем.

— Итак, — хлопнул в ладоши Фабиан, обращая на себя внимание Аластора и Гидеона. Бо, стоявший в углу комнаты недалеко от сундуков, спешно перебирал содержимое рюкзаков. Удостоверившись, что его слушают, Фабиан погрузился в финальное обсуждение плана. Они планировали переместиться к деревеньке под названием Шорсвуд и лететь на метлах на запад до тех пор, пока перед ними не явится конечный пункт назначения. Большая часть работы ложилась на Гидеона и артефакты, которые он планировал взять с собой, роль Аластора же заключалась в том, чтобы охранять Прюэтта до того момента, пока тот не даст отмашку и позволит незаметно и беспрепятственно попасть в тыл врага.

Состояние, словно в груди взорвалась бомбарда, так и никуда и не исчезло. Не имело значения, что его сердце сжималось и трепетало под ребрами, пока его семья была в опасности, однако он все никак не мог прийти в себя и собраться с духом. Он покачал головой, пытаясь сбросить это раздражающее состояние.

— Соберись! Всё будет пучком, Ал, — Фабиан хлопнул по его плечу рукой, в попытке поддержать. — Вытащим Тею и малышку Агнес, они даже моргнуть не успеют.

Гидеон не сказал ничего, однако повторил жест брата, хлопнув Грюма по спине.

— Бо, ты остаешься здесь и следишь за часами. Не переживай, мы все сделаем быстро. Однако… — обернулся к эльфу Фабиан. — Если мы не вернемся к двум ночи, то ты стрелой мчишь к дежурным мракоборцам и даешь эти бумаги. Они сами всё поймут, стоит увидеть их, — карта и бумаги с расчетами перекочевали в руки эльфа. — Дурость, конечно… Но перестраховка не бывает лишней, да? — нервно хохотнул Прюэтт.

— Мистер Фабиан и мистер Гидеон никогда не обманывали Бо. Если они говорят, что волноваться не о чем, то Бо им верит. Бо отнесет бумаги, если хозяева не вернутся до двух часов ночи, — отрапортовал эльф.

Фабиан кивнул и в нетерпении подпрыгнул, Гидеон закончил расфасовывать артефакты по карманам и толкнул брата в плечо, призывая угомониться, Аластор же вытащил палочку из кобуры и нервно выдохнул.

Пора.

Он нужен своей семье.

Грюм прикрыл глаза, глубоко вздохнул и выдохнул, сосредотачиваясь. Затем раскрыл глаза и решительным взмахом палочки трансгрессировал.

До полуночи оставалось чуть менее двух часов.

* * *

На улицу опустилась ночь, и трио волшебников, ловко оседлавших метлы и сорвавшихся в небо, не привлекли внимания жителей Шорсвуда.

Ночь была темная — облака так никуда и не делись, а душный и влажный воздух был предвестником скорого дождя.

Летели они недолго и, когда компас в руках Гидеона начал светиться, начали по широкой дуге планировать вниз. Совсем недалеко располагалось небольшое поместье, скрытое защитными чарами, однако Прюэтта было не обмануть: он легко увидел и охранный контур, и его слабые места, стоило ему надеть старинного вида пенсне — очередное свое изобретение. Переглянувшись, волшебники решили приземлиться на маленькой поляне недалеко от поместья.

Аластор наколдовал темпус и скривился — времени было чертовски мало, оно утекало сквозь пальцы подобно воде. До полуночи оставалось менее часа, и теперь в каждом его движении сквозила спешка.

Он не мог медлить.

— Быстрее! — поторопил он братьев, и, не глядя на них, двинулся в сторону поместья.

— Стой! — громкий шепот Фабиана заставил его недовольно обернуться. — Забыл? — и накинул на него тяжелый маскировочный плащ. — Смотри в оба, Ал. И не отходи далеко.

— Мы здесь не одни, — пробормотал Гидеон, оглядываясь по сторонам, так и не сняв пенсне. — В этом лесу целая куча животных следов…

— Тогда давайте побыстрее свалим отсюда, — шепотом ответил Фабиан.

Аластор согласно кивнул и, уже осторожнее и внимательнее глядя по сторонам, двинулся вперед.

— Это не животные… — задумчиво продолжил Гидеон, шагая рядом с братом, и неловко запнулся о торчащий корень дерева, но успел вцепиться в руку Фабиана. Тучи разошлись, луна осветила лесную опушку, облегчая ему задачу высматривать лесную тропинку и таинственные следы. — Больше похоже на… оборотней? Взгляни, — и протянул пенсне Фабиану.

— Ты уверен? — пробормотал он. — Следы выглядят старыми, и я не уверен в том, что ты хочешь сказать.

— Сам-Знаешь-Кто не брезгует использовать оборотней, ты же знаешь, — возразил Гидеон. — Это не одиночка, заблудившийся в пограничных лесах, а… — договорить он не успел, когда серая тень бросилась в их сторону.

— Инкарцеро! — атаковал Грюм оборотня, серебристая вспышка сорвалась с кончика волшебной палочки и врезалась в существо, связывая его магическими веревками. Оборотень истошно заскулил и извивался, пытаясь освободиться.

Грюм задрал голову вверх, не зная, плакать или смеяться — именно сегодня было полнолуние.

Мордредово полнолуние.

За тяжелыми грозовыми тучами скрывалась полная луна.

Внезапно еще две твари набросились на них, и если Гидеон смог уйти из-под направления атаки, то Фабиан не успел — иссиня черный оборотень полоснул когтями по спине, вспарывая плащ.

На небольшом клочке земли разгорелась нешуточная схватка: были слышны выкрики заклинаний и громкий волчий вой, яркие вспышки, срывающиеся с волшебных палочек, мелькали среди деревьев, которые отбрасывали черные тени, теряющиеся в глубине ночи. Растворившись в пылу битвы, Аластор впервые за сегодняшний день почувствовал себя на своем месте. Так и должно быть: он не создан для хитроумных планов и многоступенчатых интриг, он боец. Грюм чувствовал странное умиротворение, напряжение медленно выходило с каждой успешной атакой. Стая оказалась небольшой — всего три оборотня, одного из которых они чуть не убили — оглушили, сильно ранили, но оставили в живых, а других оставили лежать связанными, скулящими и изнывающими от жажды крови.

— Пожиратели совсем с ума сошли? Держать оборотней так близко к поместью, даже ради дополнительной линии обороны… это нужно быть чокнутыми, — возмутился Фабиан, тяжело привалившись плечом к дереву. Гидеон мгновенно подлетел к нему и начал обрабатывать его спину, игнорируя шипение брата.

Они потеряли слишком много времени. Аластор, проверив время, испуганно посмотрел на братьев.

Десять минут до полуночи.

— Мы не успеваем, Фабиан, — прошептал Грюм.

— Кажется… у меня есть идея, — пробормотал Фабиан, отлипая от дерева.

* * *

Встреча с оборотнями полностью перечеркнула подготовленный несколькими часами ранее план. Преимущество, которое они надеялись получить благодаря эффекту неожиданности, испарилось подобно дыму, а время все так же утекало сквозь пальцы. Однако, были и положительные моменты — суматоха, которая поднялась среди Пожирателей Смерти, чертовски им помогла.

Создать брешь в защите поместья, сдерживать уцелевших, но все еще агрессивных и жаждущих крови оборотней и отвлечь внимание похитителей, спустив кровожадных существ с поводка, было отчаянной идеей Фабиана, который даже не рассчитывал на успех. Однако она оказалась разыграна словно по нотам. Смешаться с людьми в черных плащах и серебристых масках, что сновали по территории поместья испуганным ульем, оказалось легче, чем Аластор себе представлял.

Они решили разделиться: Фабиан и Гидеон направились в сторону южных ворот, чтобы смешаться с Пожирателями и посеять панику, больше мешая, чем помогая в борьбе с оборотнями, которых сами же и запустили в полное людьми поместье. Грюм же зашел в здание, используя неприметную боковую дверь. Аластор спешил — полночь наступила уже более пятнадцати минут назад. Темный коридор, освещаемый только настенными факелами, закончился развилкой: лестница, выросшая перед его носом, вела на второй этаж, а поворот вправо, судя по всему, вел в холл, из которого сейчас доносились звуки разговоров. Недолго думая, он повернул направо, тихо наложил приглушающие шаги заклинание и наколдовал дезиллюминационное.

— Что за дерьмо там творится? — рослая фигура в темном плаще приблизилась к окну.

— О… У нас все-таки сегодня будут гости! — восторженно ответили ему из другого конца зала, в юном голосе говорившего отчетливо слышались кровожадные нотки.

Пока Пожиратели Смерти пытались понять, что происходит во внутреннем дворе поместья, Аластор медленно показался из-за угла коридора и окинул взглядом царившую внутри обстановку: в холле находилось около шести волшебников, два из которых торчали около окна. Владелец юного голоса решительным шагом двинулся в сторону выхода, поигрывая волшебной палочкой в своих руках. Три оставшихся фигуры не двинулись с места, судя по всему, охраняя что-то, кулем лежащее на холодном полу.

— Кто-то впустил оборотней в поместье!

Пожиратели Смерти заволновались, и Аластор мстительно ухмыльнулся.

Охранять фигуру остались только два человека, остальные направились во двор — звуки сражения и вой оборотней ворвались в поместье, стоило тяжелым дверям раскрыться и выпустить людей в серебристых масках на улицу.

Бесформенная кучка, лежащая на холодном гранитном полу, испустила болезненный стон.

А сердце, мгновение назад пребывавшее в спортивном азарте битвы, внезапно замерло.

Аластор задержал дыхание и медленно приблизился к фигуре, стараясь не попасть под взгляды её охранников.

Изящные запястья, выглядывающие из-под рукавов мешковатой желтой мантии, знакомые кудри густых каштановых волос, сейчас спутанные и грязные, и — о, Мерлин! — волшебная палочка его жены, варварским образом сломанная пополам, ни на мгновение не заставили его усомниться в личности той, что лежала на полу.

«Тея!» — чуть не вскричал он, забывшись на одну невероятно долгую секунду, пока его сердце чуть не разбилось на множество осколков и ожило вновь.

Мертвенная бледность её кожи и хриплое дыхание пугали Аластора до дрожи. И тем не менее, глядя на то, как вздымалась и опускалась её грудная клетка, он с облегчением думал о том, что успел. Тея жива.

Тем временем только шестое чувство и натренированная интуиция мракоборца спасли Грюма от летящего в него атакующего заклинания.

Один из охранников Теи заметил подозрительно мерцающий воздух и не колебался ни секунды. Второй Пожиратель Смерти присоединился к схватке мгновением позже.

Выстоять против них было трудно, но реально, однако Аластор опасался попасть шальным заклинанием во все еще бессознательную Алтею. Парируя удары и нападая в ответ, он пытался сместить поле боя к лестницам — подальше от жены.

Двигаясь спиной вперед, он уверенно атаковал и уклонялся от летящих в него заклинаний. До тех пор пока второй Пожиратель Смерти не развернулся и направил палочку на Тею.

— Нет! — крикнул Аластор и бездумно швырнул бомбарду прямо в Пожирателя, однако в последний момент успел сменить курс заклинания, ужаснувшись тому, что чуть не сделал. Аластор никогда никого не убивал и никогда не хотел лишать жизни кого бы то ни было. Принципы, вбитые с пеленок, говорили ему ценить жизнь.

Бомбарда пролетела прямо над головой пожирателя, врезалась в стену поместья, разнеся её на кусочки. Взрывной волной задело всех: и Аластора, и его противников, и Алтею.

У него была только секунда до того, как противники придут в себя — обездвижить первого, швырнуть заклинание во второго. Уклониться. Атаковать еще раз и еще, передвигаясь со скоростью обезумевшей виверны. Выставить щит. Заметить брешь в схеме атаки оставшегося на ногах Пожирателя и хлестко ударить прямо в уязвимое место. Выдохнуть. И помчаться на противоположный конец зала к жене.

— Энервейт, — непослушные губы сложились в заклинание, а волшебная палочка оказалась прижата к чужому виску. Слегка поморщившись, Тея прищурилась и расфокусированным взглядом пыталась оглядеть обстановку, пока не наткнулась на Аластора. Ее потрясающие, такие любимые глаза цвета карамели глядели, казалось, прямо ему в душу.

— Аластор…

* * *

Декабрь, 1992 год

Что было дальше Аластор помнил плохо — словно перед ним был один-единственный белый лист, на котором кляксами проступили далекие воспоминания.

Вот он лежит. Отчаяние, он чувствовал так много отчаяния. Что произошло? Почему пальцы такие ледяные, а сердце бьется с таким трудом? Почему стало так темно?

Вот перед ним появляется — спускается со второго этажа — очередной Пожиратель Смерти, только у этого, в отличие от других, на руках маленький сверточек. Ребенок.

Вот он оглядывает холл и спешит к выходу, не обращая никакого внимания на раненых людей.

Беззвучный крик, с которым рвется душа, пока он смотрит, как его дочь исчезает в темноте ночи, а он ничего не может с этим поделать, сводит с ума. Руки тяжелые, они едва слушаются, а сил почти нет. Он не может побежать за ним. Он не может даже встать.

Вот перед глазами Аластора заплаканное лицо жены. Она аккуратно отводит прядь волос, запекшихся в крови и облепивших потный лоб и щеки, внимательно осматривает лицо и напряженно хмурится. Затем она переводит взгляд вниз, ниже губ, которые прикушены в болезненном стоне, ниже груди, на которой, он знает, уже давным-давно расцвели синяки, ниже бедер, которых он почти не чувствует — туда, где фантомная боль впервые начала свою симфонию, которая длится и по сей день.

Медленно уплывающее сознание, помутившееся из-за боли, и шепот жены: «Агнес должна выжить…»

Он не мог сосчитать сколько раз он вспоминал эти слова — сбился после первой тысячи. То, как он вкладывает свою волшебную палочку ей в руки и теряет сознание, снится ему в кошмарах. Он ненавидит себя за это, но у него не остается выбора, он больше не может никого защитить, он умирает, а Тея… Тея еще может спасти их дочь.

Следующая воспоминание-клякса совсем маленькое и невзрачное: топот чьих-то ног, суета и выкрики, и одинокий маленький эльф, дрожащий и судорожно прижимающий к себе стопку бумаг.

Зато следующее воспоминание он помнит хорошо. Хотя предпочел бы забыть, стереть с помощью «обливиэйта» и не вспоминать никогда.

Мертвый Фабиан. Несносный балабол и отчаянный любитель путешествий, теперь сломанной куклой лежащий на каменном полу поместья — снаружи начался ливень, и кто-то занес его внутрь, аккуратно прикрыв его тело мантией.

Мертвый Гидеон. Артефактор-самоучка, влюбленный в свое дело. Непонятый гений, так любивший рискованные эксперименты, теперь лежал рядом с братом, и опознать в нем Прюэтта можно было только по ярко-рыжей шевелюре.

Мертвая… ох.

В груди становится слишком больно — тесно, обжигающе, мучительно.

Становится больно настолько, что на этом вереница воспоминаний обрывается.

Он не помнит, кто его нашел, кто снял с него отводящее глаза заклинание, кто отправил его в Мунго.

Не помнит абсолютно ничего.

Только потом выясняется, что Тея, перед тем как броситься за дочерью, потратила драгоценное время на то, чтобы остановить ему кровь и наложить лечащие заклинания на ногу и глаз. Слабые, сделанные впопыхах, но спасшие в конечном итоге ему жизнь.

Тея…

Он знал, что невольно оставил её перед ужасным выбором: потратить время и попытаться его, истекающего кровью калеку и почти мертвеца, спасти, либо ринуться за дочерью.

Он не хотел этого. Он был бы рад пожертвовать своей жизнью ради благополучия своей семьи. Но вышло наоборот.

Алтея спасла его — остановила кровь, отволокла к дальней стене и накинула отводящее глаза заклинание.

Алтея спасла их дочь — ринулась в самую гущу сражения и защитила Агнес ценой своей жизни.

Алтея не должна была умереть.

Не она.

Аластор невидящим взглядом смотрел перед собой, однако не видел ничего: ни причудливой обстановки кабинета директора Хогвартса, ни мириадов таинственных приборов, которые крутились, жужжали и мигали, словно пытаясь привлечь его внимание.

Перед глазами внезапно появилось лицо отца. И слова, которые он так любил повторять время от времени, сами собой всплыли в его голове:

«Мир отвратительное место… чудовищное. И наша задача делать его чуточку лучше — защищать жизнь, ценить её как самую величайшую ценность. Это наша, Грюмов, ноша и наше же благословение».

Защищать… спасать жизни…

Как же ему хотелось выть и рвать на голове волосы, как же ему хотелось крушить все вокруг!

Он — разочарование своих знаменитых родителей, недостойное носить их фамилию.

Он — причина смерти самой лучшей в мире женщины, которая имела несчастье связать свою жизнь с ним, и друзей, готовых в любой момент помочь ему. Отвратительный муж. Худший друг.

Он — бездарность и отвратительный отец, который оказался неспособен обеспечить безопасность собственной дочери.

Никчемный.

Бесполезный.

Он судорожно вдохнул и прикрыл глаз.

Потеря Теи почти его убила, выпотрошила душу, однако смерть Агнес полностью растворила бы его сердце без остатка.

Он так боялся об этом думать там, лежа на холодном полу и глядя на бездыханные тела близких людей, так боялся. Задыхался, сходил с ума от горя от потери, но вместе с тем лелеял надежду о том, что его дочь выжила. Он не видел её тела, как и не слышал её громкого крика — он не знал, что с ней, как она.

Он потерял жену, и горевать по ней он будет всю свою жизнь. Это его крест — пожинать плоды своей беспечности и дурости, которые стоили жизни его Алтеи.

Однако Агнес он не потеряет. Он не отпустит её. Он не допустит тех ошибок, которые совершил тогда. Ни за что.

Агнес должна быть в безопасности.

И она будет.

Нравится ей это или нет.

Со свистом выдохнув, Аластор расправил плечи.

— Альбус, — он уставился своим единственным здоровым глазом на директора школы, тот выглядел жутко потрепанным и уставшим. Второй глаз Грюма, скрытый за черной повязкой, продолжал крутиться в искусственной глазнице, оглядывая кабинет и замечая исходящее сияние магии, пропитавшее каждый уголок замка, — Я забираю Агнес из Хогвартса. Ноги её здесь больше не появится.

Едва директор открыл рот, чтобы ответить — отговорить, оправдаться, или что он там пытался сделать? — как Грюм оскалился и прорычал:

— Ты обещал, Альбус! Ты обещал, что в Хогвартсе она будет в безопасности, что ей будет комфортно! Тогда, почти три года назад, я в это поверил. Даже, дурень, обрадовался, что теперь смогу больше уделять времени работе, — хрипло рассмеялся Грюм, — приглядывать за этим шутом Фаджем, который тогда и шагу боялся ступить без твоего, Альбус, совета, — сплюнул он. — Министр Магии!

Дамблдор внимательно слушал и лишь глаза цвета морозного инея грустно взирали из-под очков-половинок.

— Шутка ли, я обменял безопасность и благополучие Агнес на работу нянькой! Сколько я дерьма выгреб… и сколько там его еще осталось! А до этого! Разве я хоть раз заставлял тебя сомневаться, будучи мракоборцем? Я выкладывался… я буквально жил там, только ради того, чтобы то, что произошло тогда, больше никогда не повторилось! Чтобы моя дочь могла чувствовать себя в безопасности в любом уголке Англии! И что же я получаю взамен? Скажи мне, Альбус, что?

— Аластор… — вздохнул директор. — Я предал твое доверие, и ты совершенно справедлив в своем гневе. Однако ситуация… не так однозначна, как кажется на первый взгляд. — Он грузно сел на кресло и отвел глаза.

— Неоднозначна? — заорал Грюм. — Что неоднозначного во фразе: «Твоя дочь находится в больничном крыле после встречи с Василиском»? Что, Моргану мать твою?

Грюм был в бешенстве, и многочисленные приборы на столе и шкафах директора запищали и завизжали.

— Я был не прав, доверившись тебе. Я забираю Агнес, как только она очнется, и ухожу в отпуск. Его у меня накопилось столько, что ближайшие пару лет попрошу меня не беспокоить, — он порывисто развернулся и похромал к двери, однако перед тем, как уйти, бросил: — Счастливого Рождества и веселого Нового Года, — и вышел, оглушительно хлопнув дверью.

То, что произошло, всколыхнуло слишком многое из того, что он хотел похоронить в глубине своей души, спрятав в самых темных углах и надежно заперев, повесив самый тяжелый засов, в надежде больше никогда это не вспоминать, не чувствовать снова.

Не чувствовать было проще: первые несколько лет после окончания войны он так и жил. Отключить тоску по жене, чувство вины перед дочерью и горечь от потери того, что каждое утро он теперь будет просыпаться один, было жизненно необходимо. Для того, чтобы ловить Пожирателей Смерти, нужно было другое — холодный ум, и постоянная, мать его, бдительность.

Сохранять бдительность было трудно, особенно когда сознание так и норовило утечь и погрузиться в пучины тоски, боли и самобичевания. Еще труднее — когда малышка-дочь смотрела своими бездонными глазами и просила ласки и тепла. А он не мог. Не мог дать ей то, чего она просила, вместо этого его затапливало такое жгучее чувство вины, что переставало хватать воздуха и кружилась голова, что казалось, словно его придавило огромной каменной плитой, и он не мог сдвинуться, раз за разом наворачивая круги вокруг одной и той же мысли: «Я виноват, я так перед тобой виноват. За то, через что тебе пришлось пройти. За то, что я лишил тебя матери. За то, что не могу её заменить. Это всё моя вина».

Но была в его жизни, ему казалось, одна константа, которая, как бы извращенно это не звучало, держала его на плаву, не давая утонуть и захлебнуться чувствами, выносить которые он больше не мог. Сначала это были Пожиратели Смерти, попрятавшиеся и сбежавшие, затем их многочисленные последователи, затем преступники, воришки, дебоширы... Всегда находился кто-то, на ком он мог излить всю свою ярость, все свое негодование.

Но со временем их становилось все меньше и меньше, а желание действовать, быть хоть как-то полезным так никуда и не девались.

В тот день он так же, как и сегодня, встретился с Дамблдором, посетовал на отсутствие работы и получил совет: «Не хочешь ли ты начать обучать стажеров, Аластор?»

В тот день он отшутился, сказал, что не готов, ну какой из него наставник? Уцепился за вскользь брошенное: «Фадж занял кресло Министра, но так и не научился принимать самостоятельные решения. Третий раз за месяц просит о встрече...» и намекнул, что не против начать разбираться в политике.

Но мысль о том, чтобы обучать стажеров, поселилась в голове, и когда Агнес отправилась в Хогвартс, он решился.

Ему досталась Нимфадора Тонкс. Девчонка, которая до жути напоминала ему Фабиана и Гидеона. Талантливая, но слегка неуклюжая как Гидеон, и остроумная и смешливая как Фабиан.

И круг самобичевания вышел на новый уровень.

Дома, глядя на Агнес, он вспоминал Алтею, и сердце ныло, а боль со временем так и не утихла, хотя и стала привычной. На работе, глядя на натыкающуюся на угол стола Тонкс, он смотрел, поджимая губы — Гидеон точно так же цеплял предметы мебели, а Фабиан отпускал шуточку, чтобы разрядить обстановку.

Иногда ему казалось, что он проклят.

Шаги его хромой походки гулко отдавались в тишине коридоров Хогвартса. Было раннее утро, и большинство учеников еще спали. Подойдя к Больничному крылу, он тихо открыл двери и зашел. Внутри все было по-прежнему.

Его дочь, бледная, но целая и невредимая, лежала на дальней кровати и едва слышно сопела.

Натянутая пружина внутри него расслабилась, и он облегченно выдохнул.

Он знал, что с ней вряд ли что-то случится за тот час, что он отсутствовал, но противный червячок страха, поселившийся в нем, казалось, многие годы назад, не желал отступать и с завидным упорством подтачивал его уверенность во всем, что касалось его дочери.

Агнес жива.

Агнес в безопасности, пока он рядом с ней.

Он защитит её, если понадобится — умрет ради неё.

Он давно должен был умереть, но по какой-то неведомой причине всё же живет, дышит и чувствует. Он не знает почему, но знает — для чего.

Для того, чтобы его дочь спала крепко и видела хорошие сны.

Для того, чтобы она была в безопасности.

Примечания:

У работы появилась потрясающая обложка! Автор сей красоты — Yuliya Yako https://ficbook.net/authors/4039285

P.s. Как вам глава? Волнительно, жутко волнительно её публиковать, поэтому, пожалуйста, поделитесь впечатлениями