Долина змей (джен)

Как я пробирался обратно, рассказывать не буду. Ничего интересного. Устал как собака, но всем назло добрался до города, вернулся в свой номер в гостинице, который предусмотрительно оплатил на неделю вперёд. На ресепшене меня встретили весьма любезно, вручили дорожную сумку — подарок от местной авиакомпании. Но мне было не до их любезностей. Скорее запереться в номере наедине с амфорой — вот о чём я мечтал. Она, словно прекрасная дева, тянула к себе, заставляя едва ли не вожделеть.

О, как я был счастлив, рассматривая и поминутно оглаживая свой трофей! В полубреду разговаривал с древней амфорой, словно она была живой и могла меня слышать. "Ты моя, — говорил я ей, — только моя. Никому тебя не отдам. Я так устал, но ты дашь мне мощь и силу".

Решил принять душ, а потом собираться в Париж. Хватит, видеть больше не могу ни эту убогую страну, ни этих мерзких узкоглазых, ни этот вонючий номер. Пора.

Я стоял в ванной комнате, рассматривал осунувшееся, уставшее лицо в зеркале, когда увидел незнакомца позади себя. Кто это? Как он пробрался в номер, ведь я точно помню, что запирал дверь? Или я настолько устал, что мерещатся непонятные мужики в чёрных очках?

А потом внезапно наступила темнота. Следующее, что я услышал, истошное "Ян!" голосом ненавистной Жобер. Я точно умер и попал в ад.

* * *

Вот тогда и началась моя новая жизнь. Или, вернее, нежизнь. Только я не сразу это осознал. Память сохранила лишь некоторые фрагменты тех первых дней.

Вот я стою и тупо пялюсь на собственное тело, распростертое на полу маленькой ванной комнаты, а в дверях двое, мужчина и женщина. И я не понимаю, откуда они здесь взялись, ведь я давным-давно оставил их в подземелье посреди каких-то развалин.

Вот наблюдаю, как всё та же женщина поднимает фотоаппарат и делает снимок незнакомого мёртвого мужика с сюрикеном во лбу. И едва я вижу её с фотоаппаратом, как немедленно узнаю: парижская журналистка и заноза в моей заднице — Кристин Жобер. А рядом с ней профессор Ян Тарнас, живой и до омерзения бодрый. Я точно в аду...

Вот мы на борту самолёта. Журналистка отошла, наверное, в туалет. А Тарнас открыл сумку, ту самую, что мне подарили в гостинице, и обнаружил, что там вместо его вещей лежит амфора из древнего храма. Сумки перепутал, идиот, когда его девка моего убийцу фотографировала.

Да, я вспомнил, что меня убил тот мужик. Стукнул сзади чем-то по голове и привет. И теперь я есть, но меня никто не видит и не слышит. Вы верите в привидения? Я вот поверил. Пришлось.

Едва самолет приземлился, Тарнаса затолкали в машину какие-то дуболомы — похитили вместе с сумкой прямо на стоянке перед аэропортом. Подозрительно вовремя наша чудесная журналистка отошла в сторонку, вроде как знакомых увидела. Не нравится она мне. Впрочем, когда это она мне вообще нравилась?

А потом профа и амфору привезли в какой-то то ли замок, то ли научный центр, то ли научный центр в замке. Я тогда ещё думал, что привязан к амфоре и, пока она цела, так и буду болтаться в этом мире душой неприкаянной. Вообще само по себе наличие у меня души сильно поражало, если честно. Ну да ладно, не буду отвлекаться.

Итак, их разделили: профессора и амфору. И угадайте, где оказался я? А вот и нет. Я с какого-то непонятного перепугу сидел в одиночной камере и пялился на обморочного Тарнаса. Потом наблюдал, как его раз за разом допрашивали на предмет: что в амфоре и как это достать. Профессор честно отвечал, что знать ничего не знает, но ему упорно не верили. Что всё это время похитители творили с амфорой — понятия не имею.

Когда за Тарнасом пришли в очередной раз, он изловчился и выхватил у конвоира пистолет. Я бы в такой ситуации, разумеется, действовал гораздо более ловко. Но и мой бравый профессор оказался парень не промах (сам не верю, что говорю такое), даже про предохранитель вспомнил. Не его вина, что конвоиров оказалось больше одного. В общем, прилетело профу по кумполу. Опять.