Солнце заползло на подоконник и перекинулось на стол. Гарри отсалютовал ему клочком пергамента и поёрзал на стуле. Сочинять письмо профессору оказалось делом трудным. Перечёркнутые и измаранные пергаменты с «Уважаемый профессор Снейп» или просто «Здравствуйте, профессор» валялись клубками на полу и выжидательно смотрели на Поттера. Гарри в очередной раз перечитал своё слюнявое и растёкшееся мыслью по древу письмо, скомкал и отправил к собратьям. Сентиментальность раздражала Гарри неимоверно, а, зная профессора, Гарри мог предположить, что такое письмо тоже выведет Снейпа из себя. Нужно было что-то придумать. Но что? Руки трясутся, в голове гудит, в горле пересохло. Он отложил перо в сторону и принял решение капитулировать на чердак. Занятия общественно полезной работой всегда приводили его мысли в порядок.

Взбежав по скрипучим ступенькам на третий этаж, Поттер распахнул дверь и вступил в пыльные объятия чердака. Летом, когда он обзавёлся этим домом, Гарри в первую очередь разобрался с двумя этажами коттеджа, подвальчиком и прилегающим к дому садом. Чердак же был назначен вместилищем всего того хлама, который позабывали в доме предыдущие владельцы. Судя по количеству вещей, так поступали все, кто когда-либо жил в этом доме. Гарри решительно вздохнул, закатал рукава и приступил к делу.

Кучи хлама росли непропорционально. Пару из них Гарри уже уменьшил и вынес на городскую свалку, а на кучку, в которой лежали несколько понравившихся Поттеру вещей, он поглядывал с интересом и нетерпением. Вытянув из очередного завала часы с кукушечкой, Гарри призадумался. Часы как часы: старые, побитые временем. Но что-то в них было такое...

«Хоть у кого-то в этом доме должна же быть кукуха на месте», — оправдал находку Гарри. Он бережно отложил часы в сторону, решив потом повесить их в гостиной.

Обнаружив в коробке склад побитых виниловых пластинок, Гарри начал рыскать по чердаку в поисках проигрывателя. Всю жизнь он любовался такой штукой в доме мисс Фигг, и вот теперь этот не менее волшебный для Гарри предмет, чем волшебная палочка, лежит где-то среди этого бардака и ждёт звёздного часа.

Отдышавшись, он вытянул из груды тряпья очередную коробку. Фотографии. Не то. Ещё одна коробка — щётки для обуви. В конце концов, хлопнув себя по карманам, Гарри нащупал волшебную палочку и произнес сакраментальное «Акцио, проигрыватель». Вещи пришли в движение, но ничего не вылетело ни из-под пальто, ни из-под ёлочных гирлянд.

Тогда Поттер снова принялся разгребать завалы, пока не докопался до медной воронки. Действительно, на проигрыватель эта штука никак не тянула. Мятый и поцарапанный, из-за плюшевых останков медведя показался патефон. Хлопнув в ладоши от радости, Гарри немедленно подтащил его к ящикам с пластинками и принялся запускать те из них, что получилось склеить или сохранить при переноске не побитыми. Пластинки кряхтели и хрипели, подрагивали и плыли, заедали и соскакивали, но музыка! Музыка!!! Она звучала из раструба, она плыла густым потоком, стелилась по полу чердака, заваливаясь в щели, и стекая на нижние этажи. Гарри был в полнейшем восторге.

«Mamas and Papas», «Beatles», «Gerry Mulligan» — знакомые названия смешивались с непонятными. Гарри чувствовал себя Колумбом, открывшим Америку пятидесятилетней давности. Возможно, его родители тоже слушали такие пластинки. Возможно, их даже слушала МакГонагалл и профессор Снейп. Гарри попытался себе представить танцующего под Битлз Дамблдора, но отказался от этой мысли, потому что невозможно хихикать и тягать пыльные занавески одновременно.

Покончив воевать с чердаком, Гарри принес трофеи в гостиную, разложил на ковре и зарядил патефон очередной порцией пластинок. В этом дне оставалось одно очень важное и незавершённое пока дело — письмо профессору. Но на посвежевшую и весёлую голову, в компании хорошей музыки, у него должно было получиться. Поттер призвал к себе кусок пергамента с пером и принялся за работу.

«Счастье в неведении», — про себя подумал Грэг, но вслух ничего не сказал, а только окинул взглядом гостиную, которая в эту ночь была забита под завязку. Все старшие курсы, начиная с третьего, сидели кто на диванах, кто просто на полу и разговаривали. Иногда, правда, наступала тишина, но ненадолго. Обсуждали Снейпа. Грэг никак не мог понять, почему именно декан. Ведь важнее было то, что он показал им, а не его этика и тем более не его ошибки молодости. Но они упрямо сидели и обсуждали, этично или не этично было показывать им все эти ужасы.

— Да я не понимаю, — наконец не выдержала Сандерс, — при чём тут его метка! Речь шла не о том, скольких он убивал по приказу Волдеморта, а о том, что за чудовище был этот Тёмный Лорд, и к чему в итоге привели сказки о чистоте крови.

— Но он же наш учитель, декан. Как можно доверять такому человеку воспитание... — промямлила Гольда Стридвейт, щуплая четверокурсница, уставившись в камин.

— Вспомни, что отколол Корнелиус на его уроке, — не выдержал и поморщился Грэг. — Биригам же уверен в том, что глаголет истину. Ты думаешь, тут только один Корнелиус так думает? Вон, Крок вчера что говорил?

Крок, впрочем, никак не отреагировал на свою фамилию. Он продолжал молча глядеть на огонь и что-то беззвучно шептать. В полумраке гостиной видно было только, как подрагивают его губы и, не моргая, смотрят на огонь глаза.

— Но показывать такое… — Гольда не сдавалась.

Ребята тем временем навострили уши и стали поглядывать на Стридвейт и Бальмота.

— А нечего переводить стрелки, сама пришла, — хмыкнула Сандерс и укутала ноги в плед.

— Ну я же не знала, что он такое показывать будет, думала он опять рассказывать... — Гольда почесала коленку и кинула несколько полешек в камин.

— «Думала...» — передразнил её Бальмот. — Он нам и рассказывал. Как Биригам высказался на зельеварении, так он тут же к нам пришёл и стал рассказывать. Что, помогло? Вспомни, сколько мы потом сидели, руками тут размахивали...

— Письма завтра полетят, — грустно заметила Сандерс и вздохнула, — что делать-то? Ему, конечно, терять нечего, раз решился нам такое показать...

— Или наоборот, — Бальмот сидел мрачнее тучи, — пошёл ва-банк. Может, мы у него последнее, что осталось? Думаешь, человеку с такими вот воспоминаниями счастливо на земле живётся? Сколько крови-то на руках...

— А, может, он и не убивал вовсе? — Пинтэльф шевельнулась в кресле и повернула голову, — сидел в лаборатории, зелья варил... ну, яды там...

— Он же сам говорил, что все проходили посвящение. Если все, значит и он убивал, — Корнелиус привалился к ногам Томаса Гариэтта, сидевшего в углу гостиной. — А потом ещё лояльность доказывал, когда стал двойным шпионом.

— Я не понимаю, как такое можно выдержать. Шпион. Двойной. Вся жизнь под Авадой. Смерть кругом, — Пинтэльф закрылась копной своих волос. — Плохо, если его отстранят. Он нас всегда из передряг вытягивал.

— Не отстранят, если писем не будет, — нахмурился Бальмот, — только ведь вы, черти, всё равно папочке с мамочкой напишете, да?

— Конечно напишут, — кивнула головой Сандерс, — у нас же Слизерин. Куда тут без родителей. Ты вон лучше спроси, чего до них дошло из увиденного. Я уверена, что только и осталась в голове мысль о срочном доносе за неэтичные методы. Буду удивлена, если сов ещё не послали.

— Ну так что, Сандерс права? — Грэг посмотрел на ребят, притихших и размышляющих, — права она, накропали уже письма с возмущениями?

— Да шёл бы ты, Бальмот, лесом, — зло сказал Гилберт Уилкинс, семикурсник, гордость Слизерина. — Я таких кошмаров там насмотрелся, что спать не смогу ещё несколько ночей, не то что перо в руках держать. Я ж её помню, Бербридж, учительницу маггловедения, она меня учила на третьем курсе. И Керроу этих помню, и битву. И всё равно как два разных мира. Есть этот и есть тот. Семья и «чистота крови» — это одно, а война и разрушения — это как из другой оперы.

— То есть не помогла тебе снейповская сказка на ночь? — спросил Бальмот и сощурился, вглядываясь в темноту комнаты.

Из угла, который занимал Уилкинс, долго не доносилось ни звука. Наконец, он тихо произнес:

— Да нет, кажется, помогла. Срастаются.

— И мне помогла, — согласился Гариетт, сжав кулаки.

— И мне... — подтвердил Пратч.

— А кто остался при своём мнении? — Сандерс посмотрела на третьекурсников Роуза и Флетча, которые как пришли после вечернего сеанса у профессора, так и сидели молча на диване.

— У нас что, перекличка? — поинтересовалась Пинтэльф и посмотрела на Сандерс вызывающе.

— Ты имеешь что-то против? — хмыкнула в ответ Сандерс и одарила девушку острым взглядом в ответ.

— Пожалуй, пас, — пожала плечами Нора Пинтэльф, — меня и до этого идеи чистоты крови не особо волновали. Это родительская привилегия.

— Мы так ни к чему не придём, — покачал головой Грэг. Его стали раздражать пустые разговоры в гостиной.

— Предлагаю вот что. Я не хочу, чтобы Снейпа отстранили за то, что он с нами поделился этим воспоминаниями. Мы дети — с точки зрения попечительского совета. Я на такое шёл добровольно. Я тоже имею право знать, за что мой прадед попал в Азкабан. Малыши мало что видели, но это мы тоже не сообразили, что там может декан показать. Надо было их вечером отговорить от похода. Предлагаю тем, кто не согласен с увиденным, сейчас озвучить свою точку зрения, а всем, кто пересмотрел своё отношение к чистоте крови и великому и ужасному Волдеморту, сейчас дать слово, что не отошлют завтра на рассвете письма с угрозами.

— Слово слизеринца? — ехидно поинтересовался Биригам, оторвался от опоры в виде ног Гариэтта и сел на ковре. — Ненадёжная опора.

— Что предлагаешь? — Кристоф Фэйн, патлатый мальчишка с четвёртого курса, вскочил, подошёл к Бальмоту и уселся рядом с ним.

— Можно заколдовать пергамент... — предложил Корнелиус и пожал плечами.

— Мысль, — согласился с предложением Грэг и призвал свою сумку.

— А сам-то ты что вынес из сегодняшнего просмотра? — Сандерс продолжала гнуть свою линию.

— Я пока не решил, — пожал плечами Биригам. — Сама мысль об увиденном вызывает у меня тошноту.

— Но ты, тем не менее, — подал из своего угла голос Уилкинс, — тоже досмотрел всё до конца, нас с тобой Снейп выдернул последними.

— Я решил, — подбирая слова, ответил Биригам, — что я это заслужил.

— Вот как... — присвистнул Грэг, — это у тебя была такая месть самому себе?

— К чёрту тебя, Бальмот. Ты пока ещё не дорос до звания моего психолога, — Корнелиус тряхнул головой и поднялся. — Я, во всяком случае, не собираюсь стучать на Снейпа. Где там твой пергамент?

— Чем ты думал?! — Минерва в девятый раз сделала круг по ковру.

Северус сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и постукивал пальцем по виску.

— А сколько там писем? — в какой-то момент спросил он и повернул голову к директору.

— Семь! — рявкнула Минерва и уставилась на зельевара.

— Гм... — хмыкнул Снейп и наклонил голову, — а должно было быть двадцать пять. Видишь, прогресс!

— Чем ты думал?! — Минерва снова принялась кружить по кабинету, периодически останавливаясь и кидая на Снейпа уничижительные взгляды.

— Ты меня уже об этом спрашивала пять раз. Я не попугай.

Снейп задумчиво посмотрел в окно. В окне было прекрасное морозное утро.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что и кому ты показывал? Если это по счастливой случайности не уладится беседой, то разбирательства перед попечительским советом тебе не избежать!

— К чёрту их попечительский совет! — рявкнул Снейп и встал с кресла. — Это мои дети, я как декан несу за них ответственность. И если у этих детей в голове полная чехарда, то с этим приходится разбираться мне. И я не хочу, чтобы через пять лет после окончания кровопролитной войны эти выросшие идиоты пошли радостно махать палочками с криками «мой лорд!», — Снейп остановился перед Минервой и, глядя ей в глаза, добавил уже тихо: — И у меня есть ощущение, что ты тоже этого не хочешь. С родителями я, если хочешь, разберусь сам.

МакГонагалл проводила Снейпа взглядом и выдохнула только тогда, когда за ним захлопнулась дверь.

— Он поступил глупо, — раздался из дубовой рамы голос Дамблдора, — но правильно.

МакГонагалл повернулась к портрету и покачала головой в знак всеобщего сумасшествия.

— Кстати, от кого письма? — Дамблдор заинтересованно смотрел на неё с холста.

— Три второкурсника и четыре первогодки — вы их всё равно не знаете. МакГонагалл махнула рукой и прошла вглубь кабинета.

— Минерва, не стоит, — увещевающе промолвил портрет, — Северус поступил так, как и должен был. Он всё сделал правильно.

— Ох, Альбус! — горько сказала Минерва, скрестив руки. — Я и сама понимаю, что правильно, но как же из этого выпутаться…

Снуп Брчевски нервно крутил карандаш и искоса поглядывал на мистера Брасса. Брасс только что выслушал все доводы Брчевски и теперь сидел, откинувшись на спинку кресла, предаваясь тяжёлым вычислениям. То есть он не вычислял, сошёл ли с ума инспектор пятого подразделения или нет, не занимался подсчётом убытков при возможном отстранении Снупа Брчевски от должности инспектора и не вёл вычислений в области своего лицевого счёта в Гринготтсе после того, как он отдаст соответствующий приказ. Вычисления эти были иного рода и касались политического курса страны. Пожалуй, после того, что рассказал Брчевски, головы полетят с большой быстротой. Но мистер Брасс был не просто человеком дела, он был в первую очередь человеком долга. И если уж перед ним возникало слово «Надо», то слово это было с большой буквы.

Брасс нахмурился и вытащил из коробочки коричневую изящную сигару. Потом позвонил в колокольчик. Карандаш, который Снуп терзал в руках, на секунду остановился, но потом снова заплясал между пальцев инспектора пятого подразделения.

В комнату вошёл секретарь. Брасс закурил сигару и принялся диктовать:

— «Приказом от сегодняшнего числа постановляю.

Первое: связаться с представителями магглов и довести до их сведения истинные причины беспорядков в Лондоне и его пригороде.

Второе: призвать зельеваров и колдомедиков Британии на помощь госпиталю св. Мунго.

Третье: разрешить публикации материалов о нападениях, но держать под контролем, не допуская паники и истерий.

Число, подпись.»

Карандаш в руках Снупа треснул.

— Через десять минут соедините меня с Бруствером, — Брасс выпустил квадратное кольцо дыма.

Когда за секретарем захлопнулась дверь, Брасс перевёл взгляд на Брчевски.

— Вы всё ещё тут? Странно. Идите, вы слышали приказ. Он вступит в силу через две минуты. На то, чтобы его отменить, Брустверу понадобятся ещё две. У вас в запасе всего десять минут. Зельеваров и колдомедиков, я надеюсь, вы призвать успеете?

Брчевски аппарировал, даже не попрощавшись.

* * *

Гарри посмотрел на улетающую сову и выдохнул. Письмо уносилось в цепких лапах почтовой совы прочь, прочь от него, к Снейпу, в Хогвартс. Вообще, странная это вещь — переписка. Двое людей, никогда не питавших друг к другу симпатий, внезапно начинают писать друг другу письма, будто не просто знакомы семь с половиной лет, но прямо-таки прошли рука об руку все эти годы, будто они два старинных друга, затеявших от скуки письменную перепалку. Впрочем, разве не прошли они в действительности все эти семь с половиной лет рука об руку, делая каждый, как мог и умел, одно дело? Разве их вражда не кончилась ещё тогда, когда все точки встали над «i», когда воспоминания Снейпа проникли в разум Гарри и заняли там должное место, сложив единственно верное целое? И, чёрт побери, разве могут писать друг другу два человека, таких как Поттер и Снейп иначе, как не подшучивая над собой и другим? Гарри ещё немного постоял у дверей совиной почты, а потом аппарировал к себе на Стоун-стрит. Пора было собираться обратно, к Бэнсу.

Утро встретило его горой писем и звоном колокольчика. Клиенты сыпали в лавку, будто в магазин в сочельник. Противопростудные, перечные, укрепляющие, костеросты, омолаживающие лосьоны… Гарри кружил в пару́ котлов и мурлыкал себе под нос очередную песенку из коллекции патефона. Если бы он был уверен, что звук не может повлиять на зелья, он бы перетащил свою реликвию в лабораторию. Но так как он нигде не нашёл упоминаний о звуковом воздействии на зелья, не стал рисковать. Дел было невпроворот. Обидно будет переваривать столько котлов заново. Надо будет как-нибудь узнать у Снейпа, влияет звук или не влияет… Гарри ухмыльнулся про себя. Он всего единожды ответил на письмо, а уже решил, что Снейп непременно напишет снова. Но он почему-то знал, что Снейп снова напишет. Возможно, не сейчас, не сразу, но непременно напишет. Гарри улыбнулся, издал какой-то немыслимый форшлаг срывающимся фальцетом и приступил к измельчению сумбука.

Письмо прилетело с чёрной министерской совой. Северус отставил чашку кофе и посмотрел на конверт. Шум, обычно стоящий в Большом Зале, приутих. Слизеринский стол смотрел на конверт с напряжением. Голос Грейнджер вывел Снейпа из задумчивости.

— Письмо, кажется, из министерства. Я что-то пропустила? — и она, нахмурив брови, посмотрела сначала на сосредоточенного Снейпа, а потом, недоумевая, перевела взгляд на МакГонагалл.

Увиденное ей не понравилось.

МакГонагалл с тем же напряжением, что и слизеринцы, взирала на узкий конверт, пока рука Снейпа не потянулась к нему и не вскрыла.

Движения Снейпа были настолько спокойными и плавными, что создавалось впечатление, будто он получил очередную рождественскую открытку или запоздалое поздравление с днём рождения от дальней родственницы.

Северус пробежал строчки глазами и вскинул левую бровь. Потом, допив свой кофе, отставил чашку, аккуратно сложил письмо пополам и всунул обратно в конверт. Слизеринский факультет не спускал глаз с декана, и выражение лиц старшекурсников говорило, что они, кажется, готовы к холодной войне с министерством за профессора.

Северус изящно обогнул преподавательский стол и аккуратно положил письмо перед директором.

— Полагаю, это не обсуждается. Сегодня воскресенье. Завтра утром я вернусь к своим урокам и проведу их по расписанию. Предлагаю на замену Грейнджер. У неё талант общаться с дикими детьми.

И удалился через боковую дверь.

Минерва поправила очки и с волнением протянула руку к конверту.

Бальмот стоял у горгульи и свирепо смотрел на ухмыляющуюся статую.

— Может, бомбардой её долбанём? — поинтересовался Фэйн и задумчиво вытащил из складок мантии волшебную палочку.

Горгулья скрипнула, нахмурилась и развернула свою оскалившуюся физиономию к Кристофу.

— Не лучшая идея, — раздался сзади голос МакГонагалл.

Студенты обернулись. Минерва посмотрела на толпу слизеринцев, сгрудившуюся у двери в директорский кабинет, и поджала губы.

— Что здесь происходит? Мистер Бальмот, мисс Сандерс? — Минерва уже догадалась, что дети пришли узнать содержание письма. Вот ведь. Слизеринцы, напуганные деканом, слизеринцы, написавшие семь писем, а всё равно.

— Мы по поводу профессора Снейпа, директор МакГонагалл, — заговорил Бальмот и набрал воздуха, чтобы дальше выдать какую-то заготовленную речь.

Но Минерва жестом остановила его. Кивнув горгулье, она зашла на лестницу и пригласила детей подняться в её кабинет.

Кристофу Фэйну ещё не доводилось бывать в кабинете директора. Высокие стеллажи с книгами уходили в бесконечность. Причудливые механизмы тикали и шебуршали на полках с книгами, увесистые тома то тут то там самовольно перелистывали страницы. Портреты директоров Хогвартса шептались и перемигивались. В довершение ко всему, на втором этаже отчётливо виднелся телескоп.

Фэйн остановился и удивлённо вскрикнул, когда под коленки ему ткнулся симпатичный стул, который, ей богу, только что соткался из воздуха. МакГонагалл спрятала палочку в рукав и довольно улыбнулась. Ей, видимо, такая реакция доставила удовольствие. С другой стороны, высшая трансфигурация кому хочешь доставит удовольствие. Особенно, когда получается.

— Итак, леди и джентльмены, что вас привело ко мне таким составом? — МакГонагалл встала около своего кресла и наколдовала поднос с чаем.

Впрочем, пить никто не стал, так, для вежливости, налили себе две чашки.

— Директор, — обратился к ней Уиллкис, — мы видели, как профессор Снейп получил за завтраком письмо из министерства. Мы понимаем, что выяснять содержание письма бесполезно, но нам хотелось бы знать, что грозит декану…

— Мистер Уиллкис, ваши подозрения беспочвенны. Можете быть спокойны, пока что профессору Снейпу ничего «не грозит», как вы изволили выразиться, — МакГонагалл бросила быстрый взгляд на Дамблдора, который навострил уши так сильно, что если бы не был нарисован, непременно бы выпал из рамы. — Это письмо связано с гильдией зельеваров, которых в самых крайних случаях призывают для помощи госпиталю св. Мунго. Профессор Снейп отправился туда. Так что сегодня руководство вашим факультетом берёт на себя профессор Грейнджер. Полагаю, что ещё несколько дней она будет заместителем декана, так как профессор будет появляться в Хогвартсе только в учебные часы.

Минерва МакГонагалл обвела ребят взглядом.

— Полагаю, я ответила на все ваши вопросы. Впрочем, когда у вас возникнут другие — вы всегда знаете, где меня найти.

Аудиенция, как понял Фэйн, окончилась. Студенты вразнобой поблагодарили директора за информацию и покинули кабинет.