Корвин, черный лебедь (гет)

Тропа, по которой тащился отряд дона Альфонсо, а теперь плелись Корвин и Арнольд, то вилась вверх с наглой грацией пьяной змеи, внезапно возжелавшей карьеры скалолаза, но ныряла вниз, словно желая покончит жизнь прыжком со скалы. Иногда она сужалась так, что Арнольду приходилось переставлять копыта по самому краю, обтирая камень гнедым боком и даже Корвину приходилось несладко. Многие каменюки качались под ногами, и Корвин даже зауважал упорство людей Альфонсо, которым пришлось протащить носилки с раненым по этому пути.

Друзья поднялись уже достаточно высоко, и Корвин опасливо наклонился, чтобы плюнуть в пропасть, что дышала в лицо прохладным ветерком.

— Уверен, что там, внизу, поджидают острые булыганы с гравировкой «Добро пожаловать назад!», — процедил Арнольд, когда тропа в очередной раз попыталась сбросить его в пропасть.

Корвин не ответил, в этот момент он балансировал на уступе, похожем на кривую ступень, стараясь не отправиться на осмотр гипотетической гравировки.

— Братишка, да ты, похоже, высоты боишься? — удивился Арнольд, присмотревшись к нему внимательнее. — Если бы не твоя снежно-белая кожа, я ставлю бочонок эля против стакана воды, что ты сейчас все равно был бы белее бумаги. Ты же птица, хоть и в прошлом, чего ж тебе бояться?

— Вот поэтому я и нервничаю слегка, — прошипел Корвин сквозь крепко сжатые зубы. — Один раз я уже грохнулся с неба, но тогда мне повезло, внизу оказались Вайлетта и Фунгус. А здесь — только камни с гравировкой. Но, скорее всего, без.

— Слушай, — кентавр сменил тему, ловко перепрыгивая через трещину, глубину которой на глазок было не определить. — Тот цветок… «Сердцелов», да? Это был морок или нет?

Корвин как раз чуть не сорвался на узком уступе и уже представил, каким красным мазком он лёг бы на скалу.

— Вообще-то, — просипел он, тяжело дыша и хватаясь пальцами за удобный выступ на камне, — я бы предпочёл беседу в более подходящих условиях. В идеале — у костра и с кружкой горячего успокаивающего отвара в руке.

— Да ладно, — сказал Арнольд, — скучно же.

— Но если уж так неймётся, изволь. Его ещё называют «морочником». Думаю, от слов «морок» или «морочить».

— Что, правда?! Да ты гений этимологии!

Корвин пропустил мимо ушей очередной сарказм Арнольда и невозмутимо продолжил:

— Морочник я мечтал вырастить у себя в саду, мне было интересно, и поэтому запомнил подробности. Но в наших краях он не водится, а покупать семена или отросток — дорого, да и редок он очень, даже с деньгами устанешь искать.

— Так ты думаешь, такие цветы прикончили рудокопов?

Корвин перепрыгнул ту же трещину, что и кентавр, и ответил, стараясь даже случайно не посмотреть в ее глубину.

— Думаю, что нет, не цветы. Скорее всего, сердцелов и мастер морока, как и наш приятель Сом, ковыряются в голове одними и теми же грязными пальцами. Но цветок — это как дурацкий самострел: зацепишься за верёвку — он и выстрелит. Ни хитрости, ни плана, один голый рефлекс. Поймал самые сладкие грёзы жертвы, вернул их обратно с порцией шока, чтобы крышу снесло, и вот уже жертва сама лезет в объятья. Уж я в этом разбираюсь, у меня дома две похожих... Ну, в общем, тоже растения.

— С щупальцами?

— Нет... У них не щупальца. — Корвин, на минуту погрузившись в воспоминания, вздохнул: — Надеюсь, мастер Фунгус их не забывает... поливать.

— Да что щупальца, что те щупальца могут?.. — начал Арнольд.

— Не скажи. Они покрыты шипами, выделяющими сильный яд, и тот парализует надёжно, даже икота застывает. Кстати, яд этот тоже бешеных денег стоит. Яд хитрый — не убивает, жертва долго ещё жива остаётся, сердце медленно бьётся, лёгкие чуть дышат, и сознание есть, только как бы во сне. А цветок в это время потихоньку тело растворяет и всасывает.

— Тьфу ты, мерзость какая, — скривился Арнольд.

— Не мерзость, а просто живая ловушка, дитя природы. А вот маг, «мастер морока», как ты назвал, то уже другое дело.

— Это я и сам понимаю, — перебил Арнольд. — Это уже не самострел, а арбалетчик-снайпер. Прицелится, выберет нужный момент и всадит стрелу между рёбер. И ещё посмеётся, наблюдая, как ты корчишься.

— Точно, — согласился Корвин. — Вот только я не слышал про такую магию у людей, только магзвери магией иллюзий владеют, да и то редкость несусветная. У Сома кольцо Мерлина было, поэтому он был крут, а обычно магия наведенного морока слабая, так, что-то изобразить без звука и запаха. Знаешь, двойника выпустить, чтобы за ним погнались, и в таком духе. Так что я уверен — рудокопов Драка Норза прикончил маг, и это уникальный колдун. И он — очень сильный.

Арнольд задумчиво почесал гриву, заодно вытащив давно засевший в ней репейник.

— Такого бы в армию, в диверсанты! Дел можно натворить уйму, владея этими чарами.

— Да брось, — Корвин так махнул рукой, что чуть не сорвался вниз, — такого колдуна в армию не заманишь, зачем ему это? Он спокойно проживёт, мороча путников и обчищая их трупы.

— Но что можно было взять с грязных голодных рудокопов? — спросил Арнольд. — Странно это.

— Вот и я думаю, что странно. Может быть, он думал, что у них припрятаны самородки? Неужели эти ребята сбежали из своей норы, не прихватив что-то себе на маленький домик с садиком?

— Кстати — да! — Арнольд оглянулся на Корвина как раз вовремя, чтобы успеть схватить его за шипперон, который затрещал, но выдержал. У этого Драка действительно что-то горбатилось на животе, не иначе самородки примотал тряпкой.

— Будем настороже. Если этот «мастер морока» не побрезговал рудокопами, мы его точно заинтересуем.

Беседа действительно скрасила путь, и Корвин только сейчас обратил внимание, что тропа наконец-то сжалилась над ними, видимо, устав от упражнений в акробатике, и стала гораздо ровнее и безопасней. Но, к его раздражению, тут же нырнула в густой туман, холодный и влажный, как выдох ледяного дракона.

— Ну и туманище, — пробормотал Корвин, доставая плащ из безразмерной сумы для себя и попону для благодарно хмыкнувшего Арнольда. — Я дальше двух шагов не вижу, будто в вате.

— Это не туман, — возразил Арнольд. — А облако, мы поднялись на высоту, где они обычно шляются. А это, видимо, нарочно зацепилось за гору.

— Зачем? — не понял Корвин.

— Чтобы дорогу у нас спросить, — хохотнул кентавр и тут же поёжился. — Терпеть не могу такую сырость. К счастью, кентавры не летают в облаках.

В этот момент туман совершил невозможное — стал ещё плотнее, Корвин с трудом различал носки своих сапогов.

— Ты хоть видишь, куда мы идём? — крикнул он, размахивая руками перед лицом, словно был в силах разогнать белую пелену.

— Вижу! — голос кентавра донёсся уже откуда-то слева. — Правда, не дальше собственных копыт.

— Замечательно, — проворчал Корвин, шаркая ногой по камню и опасаясь, что следующий шаг будет в пустоту. — Идём на ощупь, как слепые котята в подвале алхимика, где только что взорвалось дымовое зелье.

Они продвигались медленно, проверяя дорогу осторожными шагами уже несколько минут, когда Арнольд внезапно замер.

— Чувствуешь?

— Что?

— Запах.

Корвин втянул носом воздух. Пахло сыростью, мокрыми камнями и… чем-то кисловатым и неприятным.

— Воняет какой-то козлятиной, — сказал он. — Может, горный козёл тут прошёл?

— Хуже, — сказал Арнольд, нюх у которого был гораздо тоньше. — Птичий помёт, настоянный на поту забулдыги-пьяницы, вот как бы я охарактеризовал этот аромат.

Корвин хотел спросить, откуда кентавр знает, как пахнет пот забулдыги-пьяницы, но туман побил собственный рекорд — стал ещё гуще, словно протухший бульон — мутный, липкий и совершенно непрозрачный. Корвин вытянул руку вперёд и не увидел собственных пальцев. Он недоверчиво покачал головой — такого плотного тумана просто не бывает.

— Арнольд? — позвал он, и голос его бесследно растворился в этой белой вате.

Тишина. Густая, глухая. И слишком долгая.

— Арнольд! — набрав воздуху в грудь, завопил Корвин изо всех сил, забыв про то, что его может услышать враг.

— Чего орёшь, я здесь, — отозвался кентавр, и Корвин вздрогнул — голос раздался прямо у его плеча.

— Демон тебя побери! Ты меня напугал, сердце теперь трепыхается, как барабан на празднике дураков! Ты же только что ушёл вперёд?!

— Ушёл. А потом свернул и пришёл. Пойдем.

— Куда?

— Нам туда, в ту сторону, — и кентавр неопределённо махнул рукой.

— В какую именно «сторону»? — раздражённо огрызнулся Корвин. — В сторону пропасти? Или в объятия очередного сердцелова?

— В сторону моста, — невозмутимо ответил Арнольд. — держись за мной и я тебя выведу.

— Моста?! Какого моста? Что ещё за мост?

— Сейчас увидишь, мост как мост, пройдёшь по нему на ту сторону, — голос Арнольда бы обыденный, будто он рассказывал о дороге в булочную.

И словно по волшебству туман заметно рассеялся, и перед ними возник деревянный подвесной мост. Старый, скрипучий но на вид — достаточно надёжный. Мост было видно на три-четыре шага, не больше.

Арнольд остановился, оценивающе осмотрел конструкцию и великодушно махнул рукой:

— Иди первым. Я сразу за тобой, как ты окажешься на той стороне. Ты мне покричи.

Корвин, уже привыкший слушаться кентавра во всем, что касалось путешествия, собрался ступить на скрипучие доски, но вдруг замер. В мозгу зазвенел тревожный колокольчик. Он медленно обернулся:

— А почему я первый?

— Ты легче. Проверишь, выдержат ли эти деревяшки меня, — меланхолично ответил кентавр.

Вроде бы все было логично, но... не похоже на Арнольда, предпочитавшего все проверять лично.

Корвин почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он медленно отступил на шаг.

— Арнольд... Ответь-ка мне. Где твои родители и как у них дела?

Туман вдруг с новой силой начал заволакивать пространство между ними.

Кентавр превратился в размытый силуэт.

— Что? — его голос прозвучал неестественно высоко.

— Ты прекрасно слышал.

— Они... в Понихилле. Домик с яблоневым садом. — Силуэт вдруг заёрзал и беспокойно стукнул копытом. — Мы… не общаемся.

— Почему? — Корвин как бы случайно положил руку на рукоять ножа.

— Ну… — Арнольд явно нервничал. — Им не нравится, что я сразу на трёх жёнах женился.

В воздухе повисла тяжёлая пауза. Корвин, не спуская взгляда с кентавра, медленно достал бумажный треугольник и развернул его. С несколько преувеличенной театральностью начал читать вслух:

— «Корвин, мои родители пропали восемнадцать лет назад где-то в пустоши у Лунного Кряжа. И если я скажу тебе иное, то это буду не я».

Наступила тишина.

— Очень, очень смешно, — прошипел голос, но то уже был явно не голос Арнольда. — Не дури, иди на мост.

— Знаешь, что я сейчас сделаю? — Корвин наклонился, подобрал с земли увесистый камень и подбросил на руке.

— Что? — спросил Арнольд.

— Сейчас узнаешь, фальшивка! — и Корвин метнул камень в «Арнольда», приложив все свои силы и стараясь попасть ему туда, где человеческий торс соединялся с лошадиным телом.

Камень с глухим звуком ударился о цель, но вместо стонов или проклятий Арнольда раздался пронзительный резкий крик. «Арнольд» мгновенно исчез, обратившись в клубы тумана, а перед Корвином появилось существо, напоминающее помесь человека и птицы. Однако это было не красивое и стройное тело с крыльями, как иногда изображают богов в храмах. Существо, казалось, было создано в спешке и из остатков других проектов. Короткие крылья, кривые птичьи лапы вместо рук, лицо, словно побывавшее под ножом безумного хирурга, который пришивает птичьи клювы одутловатым и обрюзгшим пьяницам.

Существо шлёпнулось на землю, истошно вопя и ругаясь на языке, который Корвин уже слышал на складе в Дирдораке, потом резво вскочило и побежало, подпрыгивая на кривых ножках — пародии на человеческие, а затем, разогнавшись, шмыгнуло в туман над пропастью.

Откуда-то справа донёсся ещё один крик — на этот раз явно Арнольда, а следом — глухой удар, словно кто-то изо всех сил лягнул копытом нечто вязкое.

— Корвин?! — голос кентавра прорвался сквозь пелену, которая вдруг пришла в движение и стала заметно разряжаться.

— Здесь!

Через пару мгновений они столкнулись нос к носу (вернее, нос к груди, учитывая разницу в росте).

— Я только что швырнул в тебя камень! — сказал Корвин. — Во-от такой булыжник!

— А я тебя лягнул! — парировал Арнольд. — Со всей силы. И... Мне понравилось!

— Эй, не надо ко мне так примериваться... Между прочим, ты привёл меня к гнилому мосту и хотел, чтобы я по нему прогулялся.

— А ты предложил пройтись по краю пропасти, а там огромная качающаяся плита — наступишь на неё и станешь ненадолго грифоном, только без крыльев и долголетия.

Оба замолчали, осознав, что только что пережили.

— Эти… штуки… — Корвин ткнул пальцем в туман, — пытались нас заманить, чтобы мы сами свернули себе шеи.

— И это у них почти получилось, — Арнольд почесал затылок. — Хорошо, что ты додумался подготовиться к такому повороту.

— Если бы ты не поднял ту тему, я бы не догадался подготовиться.

Кентавр хмыкнул и постучал задним левым копытом об землю.

— Посмотри, у меня там что-то липкое. Надеюсь, это не то, о чём я подумал…

Корвин нагнулся и оглядел копыто, которое Арнольд для него специально приподнял. Оно было в чем-то густом и буром, так Корвин увидел несколько серо-коричневых перьев, прилипших к подкове.

— Как тебе сказать... там физиологические жидкости того, кого ты отправил в свободный полёт, да.

— Что же, — протянул Арнольд, — он сам напросился. Так, стало быть, их тут было двое...

— Именно, что «было» двое, — поправил Корвин. — Теперь уже на одного меньше. Смотри, а туман не такой густой стал.

— Я думаю, что густой туман — это тоже часть иллюзии, — сказал кентавр, — где ты видел, чтобы туман был гуще дыма от сырых листьев? И в такой густоте мы бы вмиг вымокли, как под дождём.

— А ведь и верно...

Тем временем поднялся небольшой ветер, и мутная хмарь окончательно сдалась, рассеялась.

Мост, к которому вёл «фальшивый Арнольд», оказался вовсе не мостом. Это были всего лишь пара досок, забитых в скальную трещину и нависающих над пропастью, словно мостки над озером.

— Ну вот, — вздохнул Корвин, — это даже не мост... или, точнее, мост в вечность.

— Поэтично сказал, — одобрил Арнольд. — Зато теперь мы знаем, что здесь водятся… — Арнольд запнулся.

— Челоптицы?

— Мне больше нравится «пернатые подонки». Ну, вообще, я, кажется, знаю, кто это. Это гарпии. В легендах кентавров они упоминаются. Считается, что они вымерли в Волшебном Лесу лет триста назад.

— Гарпии?

— Да. Неприятные твари, всему продуктовому довольствию предпочитающие человечину. И к тому же — разумны и умеют насылать морок. Уводили своими иллюзиями молодых жеребят... Поэтому кентавры и люди как-то собрались и истребили их всех. Но, оказывается, не всех.

— Думаю, это гарпии дона Альфонсо. Притащил с той стороны и поставил здесь сторожить, — предположил Корвин.

— Тогда давай двигаться, кто его знает, сколько их здесь.

* * *

Корвин шагал молча, теребя в пальцах записку с ответом Арнольда. Наконец его терпение лопнуло, словно дешёвый защитный амулет под натиском боевого мага.

— Почему ты раньше не сказал, что они пропали именно у Лунного Кряжа?

Арнольд замедлил шаг. Его уши — обычно такие же любопытные, как у мантикоры на кухне во время разделки мяса — на мгновение прижались к голове, словно ожидая удара.

— Потому что это… — начал он и кашлянул, прочищая горло… — впервые Корвин увидел, как Арнольд не находит слов для ответа. — Старая история.

— Но мы здесь, где они когда-то исчезли, — продолжил давить Корвин. — Ты надеялся что-то узнать?

Кентавр хмыкнул. Сейчас его голос лишился обычной бравады и это тоже было странно, словно Арнольд вдруг предпочёл стакан молока кружке эля.

— Сначала пропала мать. Она сопровождала обоз с хмелем из Корпидии. Ты же знаешь, как там относятся к нелюдям. Но уж очень хорош у них хмель. Лучший в Волшебном Лесу.

Корвин кивнул. Корпидия славилась не только хмелем и пивом, но и расизмом, который местные жители возвели в ранг национального спорта — в столице даже был фонтан, изображающий красивых атлетических людей, гордо стоящих над гротескными фавнами и магзверями.

— Все подумали, что это проделка корпидиан. Отец отправился на поиски. Известно, что он вышел из Дирдорака… и растворился. Кентавры потом организовали серьёзную экспедицию. Искали на совесть — ни следа. Я был ещё подростком, поэтому знаю все по их рассказам.

— И когда ты услышал, куда мы направляемся…

— Подумал, что это судьба, — Арнольд резко оборвал себя, поднял какой-то камень и швырнул его в пропасть, словно хотел выбросить туда свои сомнения. — Но я не хотел говорить. Чтобы ты не решил, будто я иду с тобой только из-за этого.

Корвин молчал, переваривая информацию. Потом осторожно сказал:

— Вас, кентавров, совершенно не поймёшь. Даже если бы ты пошёл только из-за этого… Главное, что мы — вместе. И что теперь? Ты веришь, что сможешь найти хоть какие-то следы?

Арнольд неожиданно хохотнул и потрогал лук за спиной:

— Уже нашёл. Мельник передал мне не просто оружие — это лук моего отца. Он оставил его на хранение. У него их было два, этот — послабее. Видно, хотел идти налегке. Оказалось, он хорошо знал обоих: мать всегда останавливалась у него с караванами.

— Вот почему он так тепло тебя принял…

— Да. Когда узнал, что я — сын его старого друга.

Корвин потупился:

— Прости, что разбередил… Я тоже, чем смогу, хочу помочь.

— Да ладно, — Арнольд внезапно оживился, и в его глазах зажглись знакомые озорные искры. — Зато теперь я тоже знаю твой секрет!

— Какой ещё… — Корвин почувствовал, как уши наливаются краской.

— «Вайлетта не могла быть с мужчинами, чтобы не потерять магию», — процитировал кентавр, размахивая запиской Корвина, как победитель турнира — трофеем. — И что ты «один раз только потрогал её грудь». Ох, что же было дальше?

— Демон! — Корвин попытался выхватить бумажку, но кентавр ловко поднял её выше. — Отдай, непарнокопытное!

— Она же даже дотрагиваться тебя избегала, когда ты «созрел», — Арнольд фырчал, давясь хохотом, как перегретый паровой котёл. — Бедняжка!

— Заткнись!

— Но в детстве то, в детстве она тебя мыла! Может, даже в одной ванне купались, — кентавр упал на колени от смеха. — Вот и наслаждайся этим воспоминанием!

Корвин скрежетал зубами, но через секунду и сам рассмеялся. Они стояли посреди горной тропы, как два идиота, один — красный от злости и стыда, впрочем уже испарившихся, второй — от смеха.

Они поднялись почти что к самому перевалу, осталось совсем немного. Арнольд как будто бы замешкался и опустил руку с запиской.

— Ладно, — Корвин выхватил злосчастную бумажку и сунул её в карман. На ближайшем биваке, где будет костёр он собирался сжечь её, собрать пепел, растереть в пудру и развеять над каким-нибудь ручьём. — Но если ты кому-то расскажешь…

— О чём? — Арнольд притворно округлил глаза. — Что великий Корвин, укротитель ведьм, однажды…

— Я тебя закопаю в этой горе!

Кентавр в ответ только рассмеялся и бодро зашагал вперёд, оставив друга кусать локти. «Зачем, зачем я так всё расписал подробно?» — последними словами корил себя юноша, решивший больше никогда не доверять свои чувства бумаге. Особенно если бумага может попасть в руки кентавру.

* * *

Последние пол-лиги до гребня перевала путь становился всё круче, будто гора решила проверить их настойчивость. Арнольд, опередив Корвина на один лисс, вышел на гребень первым и застыл там, словно памятник самому себе — напряжённый, с прищуренными глазами, вглядываясь куда-то вниз.

Корвин, тяжело дыша и чувствуя, как каждая мышца протестует против этого последнего подъёма, упорно карабкался следом. Он уже готовился услышать очередную шутку кентавра насчёт его «птичьих» корней, но тишина Арнольда насторожила больше, чем любое подтрунивание.

Когда Корвин наконец выбрался на гребень, пыхтя, как паровой котёл, и вытирая со лба пот, он понял причину молчания товарища.

Длина спуска с перевала, прикинул он на глаз, составляла три с половиной лиги. А дальше…

С вершины открывался вид, одновременно величественный и тревожный. Гигантское тёмное пятно раскинулось на зелёном ковре долины — военный лагерь, словно кто-то аккуратно разметил территорию по линейке: правильные ряды палаток, строгий периметр караульных вышек и частокола. Это не был хаотичный стан разбойников; здесь чувствовалась железная дисциплина.

Корвин полез в свою безразмерную суму и достал зрительную трубку, которую подарил ему Фунгус. До этого момента она казалась скорее забавной игрушкой, чем необходимым инструментом, но теперь её значимость возросла до уровня королевы бала.

Он покрутил кольцо на трубке, настраивая пары кристаллов внутри, и поднёс её к правому глазу.

— Как шахматная доска для великанов, — пробормотал Арнольд, прищуриваясь. — Только вместо фигур — человеческие судьбы.

— Нас не заметят на гребне? — спросил Корвин, ощущая себя слишком уязвимым на фоне светлеющего неба.

— Не должны, с такого расстояния, — ответил Арнольд. — К тому же солнце им как раз в глаза. Но ты прав, давай чуть спустимся.

Они спустились на пару лиссов и снова остановились. Корвин достал свою дорожную книжку и принялся зарисовывать общую структуру лагеря вторженцев, иногда посматривая в трубку. Она увеличивала изображение примерно в три раза, но, к сожалению, резким оно было только в центре, а по краям картинка растворялась в тумане.

Перед лагерем расстилалась полоса кустарника — зелёное море, которое слегка колыхалось под вечерним ветром. С перевала через кустарник шла просека, явно проторённая тропинка, которая вливалась в более широкую дорогу, идущую вдоль частокола, обнесённого стан врага. Были видны ворота с караульной будкой и вышкой, на которой маячил дозорный. Солнце, ещё не скрывшееся за горизонтом, блестело на его шлеме, словно издеваясь над наблюдателями.

— Это что у тебя? Приближалка? Ну-ка, дай мне! — потребовал Арнольд, и Корвин молча передал ему трубку.

Кентавр, прильнув к окуляру, начал комментировать увиденное:

— Ты видел? Две передовые заставы по флангам. И там, — он указал на едва заметные бугорки на равнине, — это что они роют? А, ямы-ловушки! Старый трюк. Обязательно отметь их на своём плане.

Сам лагерь напоминал муравейник: крошечные фигурки сновали между рядами палаток. Крупные шатры офицеров возвышались над остальными, словно старые грибы среди молодых. Белые полотнища командного шатра особенно выделялись среди серой массы.

— Смотри, дым идёт, — указал Корвин на столбы, поднимающиеся то тут, то там.

— Кузни, — предположил Арнольд, наблюдая за редкими искрами, взлетающими в воздух. — Четыре… нет, пять точек. — Его ноздри дрогнули, втягивая потоки воздуха, которые поднимались к ним вдоль склона горы от лагеря. — Запах железа долетает. Выделанной кожи. И вонь от тысяч немытых тел. Ну, в этом наши армии похожи как близнецы, — добавил он с сарказмом, возвращая трубку Корвину.

На окраине лагеря выстроились длинные ряды чего-то среднего между палатками и навесами — скорее всего, место для содержания лошадей.

— А это что у них? — Корвин указал на несколько непонятных конструкций в центре лагеря. — Какие-то бревна на колёсах.

— Вероятно, это тоже оружие, — предположил Арнольд. — Типа их дымных палок, только побольше. В меня уже стреляли из этих палок. Шума больше, чем пользы, но если попадёт — мало не покажется.

— А чем они стреляют? Стрелами?

— Да я и сам не понял, — пожал плечами кентавр. — Вроде как маленькими камнями. Знаешь, как маги земли метают: попадёт такой камень — и дырку сделает в брюхе. Ну-ка, дай мне трубку, посмотрю, что там за этой ярмаркой тщеславия…

Арнольд снова завладел артефактом и прильнул к окуляру.

За лагерем простиралась пустошь — серое пятно, где редкая трава боролась за жизнь между камнями. За ней снова вздымались горы, завершая природный амфитеатр.

— Умное место выбрали, — задумчиво произнёс кентавр. — Один выход, три стены защиты. Хотя… — он хитро улыбнулся, — если знать местность, даже самые надёжные стены становятся бумажными.

Где-то вдалеке прозвучал сигнал горна — глухой, низкий звук, от которого по спине пробежал холодок. Лагерь начал оживать: появились первые факелы, стали различимы силуэты часовых на вышках.

— Ох, я забыл, что солнце сейчас сядет за Кряж, для них уже наступает вечер, — сказал Арнольд. — Скоро совсем стемнеет. А нам ещё нужно найти подходящее место для наблюдательного пункта.

Корвин бросил последний взгляд на лагерь. Даже с такого расстояния ощущение мощи и организованности этой армии вызывало тревогу. Особенно беспокоили те загадочные конструкции в центре — слишком уж много внимания им уделяли суетящиеся вокруг люди.

— Надо бы получше разобраться, что тут и как, — сказал он.

— Особенно если мы собираемся найти способ протащить через этот муравейник какого-то мальчишку, — закончил Арнольд, уже поправляя ремни снаряжения и колчан со стрелами. — И желательно — невредимым.

* * *

Арнольд окинул взглядом крутой склон, потом перевёл глаза на Корвина, который, кряхтя, потягивался, разминая затёкшую спину.

— Залезай, — бросил он так небрежно, будто предлагал нечто совершенно обыденное, вроде: «Угощайся яблочком, только что с дерева упало».

— На тебя? — Корвин округлил глаза и с сомнением посмотрел вниз, словно проверяя, не шутит ли кентавр.

— А ты видишь тут других добровольцев? — Арнольд фыркнул. — Спускаться пешком слишком долго. А этот склон… ну, может быть, чуть круче, чем пологий. Но для меня это как прогулка!

Корвин хотел возразить, но кентавр уже присел, демонстрируя своё нетерпение — или просто желание побыстрее покончить с горной частью маршрута.

— Только не дёргай меня за гриву, а то скину… Лучше покрепче держи меня.

— Как? — уже забравшись, промямлил Корвин, осторожно смыкая руки на кубиках пресса кентавра.

— Нежно! — хмыкнул Арнольд, вставая и изготавливаясь к бегу.

И они понеслись вниз. Камни летели из-под копыт кентавра, Ветер свистел в ушах Корвина, а его недолгая жизнь проносилась перед глазами быстрее, чем обеденный перерыв у голодного тролля.

Корвин вцепился в Арнольда мертвой хваткой, думая только об одном: «Если он споткнётся, мне придётся снова стать лебедем. Таким недолгим, но очень стремительным». Он даже зажмурился, представляя, как будет выглядеть его последний полёт — и приземление.

Но кентавр скакал, будто сам архидемон гнался за ним по пятам (что, учитывая их последние приключения, не было бы таким уж невероятным событием). Солнце, к счастью, светило им в спину, а склон был так щедро усыпан большими обломками скал, между которыми лавировал Арнольд, что друзья спустились никем незамеченными — буквально на плечах у отряда Альфонсо, на который они наткнулись в самом конце спуска. Люди дона Альфонсо как раз направились прямо к воротам военного лагеря. Корвин поискал глазами этого человека, доставившего им столько неприятностей.

Тот, впрочем, и не пытался скрываться. Дон Альфонсо гордо шагал к часовым, словно король на параде, а те при его виде заметались, срочно разыскивая начальство, которое должно разбираться во всём, что не укладывается в инструкции караульной службы.

— В кусты! — прошипел Арнольд, и они нырнули в густой кустарник. Корвин едва успел пригнуться, чтобы не остаться болтаться на крепких ветках. Вскоре они растворились в тени и выбрали лучшее место для наблюдения.

* * *

Солнце, как и ожидалось, нырнуло за Лунный Кряж, оставив после себя лишь быстро исчезнувшую багровую полосу на небе. Корвин, всё ещё чувствуя в мышцах дрожь от бешеного галопа, сидел в кустах и пытался не чихать от пыльцы, налипшей на лицо и забившейся в нос, пока они стремительно рассекали кусты.

— Ну что, белоснежный принц, — прошипел Арнольд, размазывая по своей груди комок глины, смешанной с пережёванными им же самим листьями, — будешь продолжать сверкать, как снеговик посреди июльского луга, или всё же попробуешь слиться с природой?

— А ты выглядишь так, будто тебя вырвало на себя салатом вперемешку с грибным пюре, — Корвин покосился на зелёно-бурую массу, которой кентавр щедро покрывал шкуру.

— Это называется тактическая маскировка, — Арнольд с гордостью погладил себя по животу, оставив жирный зелено-бурый след. — Если ты хочешь, чтобы тебя не нашли, ты должен стать частью пейзажа. Как грязь на сельской дороге. Или заплесневелый пирог в трактире для тролей.

Корвин вздохнул и потянулся за комком “тактической краски”.

— Ладно. Но если после этого у меня прыщи вылезут, я тебе тоже что нибудь преподнесу.

— Не нравится — можешь сам нажевать себе листьев! — Арнольд притворно покачал головой. — Ну давай, попробуй. Только учти — они не похожи по вкусу на капусту или шпинат. Далеко не похожи…

Корвин проворчал что-то невнятное и начал мазать лицо.

Через полчаса они оба выглядели так, будто их протащили через илистое болото за ноги. Арнольд, довольный, осмотрел своего напарника.

— Ну вот, теперь ты хоть чуть-чуть похож на разведчика, а не на придворного поэта.

— Спасибо, — Корвин скривился. — А теперь объясни, что мы вообще должны увидеть в этом лагере?

— Всё, — Арнольд внезапно стал серьёзен. — Флаги — чтобы понять, какие отряды здесь стоят. Кузницы — чтобы знать, сколько оружия куют. Котлы — чтобы посчитать, сколько ртов кормят. И эти… штуки с трубами.

— Те, что грохочут и плюют дымом?

— Да. Если они вдруг начнут в тебя стрелять — сразу падай на землю.

— Стрелять? Чем?

— Чёрт его знает, — Арнольд пожал плечами. — Я пока не понял.

Сумерки, превращающиеся в полноценную ночь опустились на лагерь и тот начал жить при свете костров и фонарей.

— Сейчас мы расстанемся, — Арнольд понизил голос. — Ночь — лучшее время для разведки.

— Почему?

— Потому что ночью люди делают глупости. Пьют. Болтают лишнее. Забывают тушить огни. А ещё… — он хитро прищурился, — темнота пугает неизвестностью, но и внушает ложное чувство, что в ней можно что либо скрыть. Многе можно увидеть в темноте, если знать куда и как смотреть. Конечно, жаль, что языка брать бесполезно, всеобщий, похоже, знают только дон Альфонсо и его люди.

— Чего брать? — не понял Арнольд. — Зачем тебе отрезать кому-то язык?

— Не отрезать язык, — прыснул Арнольд, — а так называют пленного, которого похищают для того, чтобы распросить хорошенько что и как.

— А если он откажется говорить? — спросил Корвин.

— Не откажется, — уверенно рубанул Арнольд. — Есть способы. От магических до практических. Но обычно до практических не доходит…

Корвин кивнул, стараясь обмыслить каждое слово.

— А где мы встретимся?

— Здесь же. На рассвете. — Арнольд ткнул копытом в землю. — Я найду тебя по запаху.

— По… запаху?

— Ну да. Знаешь, ты давно уже не мылся и не стирал одежду и я твой аромат за лигу учую.

И прежде чем Корвин успел что-то ответить, кентавр исчез в темноте бесшумной тенью.

* * *

Наступило время, когда светило не только скрылось за горным хребтом, но и вовсе покинуло небосвод этой части мира. Ночь, словно хозяйка, решившая навести порядок в своём царстве, распростёрла чёрные крылья над долиной. Корвин, оставшись один, осторожно приблизился к самому краю кустарника, присел и замер, чтобы случайно не выдать себя мельтешащим силуэтом.

Он достал свою уже потрёпанную книжицу и начал наблюдать, считать и записывать, стараясь не упустить ни одной детали. Иногда ему помогала зрительная трубка — если место было достаточно хорошо освещено. Например, он разглядел нарукавные нашивки у трёх стоящих у костра солдат. Судя по их эмоциональному разговору и тому, как они реагировали на слова друг друга, Корвин сделал вывод: три золотистых полоски главнее двух или одной, а у кого полосок вообще нет, тот, видимо, никто в этой лестнице рангов. «Значит, у солдат тоже есть что-то типа офицеров», — подумал он, чувствуя себя этнографом, изучающим загадочное племя, до этого дня он и близко не имел дело с военными.

Самих же офицеров было легко отличить от простых солдат — более богатая форма, иная манера держаться, надменные интонации в голосе при обращении к подчинённым или просто тем, кто стоял ниже по званию и происхождению. Один из них, с блестящими эполетами, даже не снизошел ответить часовому, а просто помахал рукой, словно отгоняя назойливую муху.

Поднялся ночной ветер, и стало заметно прохладнее. Листья кустарника зашумели, заглушая звуки, доносящиеся из лагеря. Корвин уже не пытался что-то расслышать — теперь он полностью сосредоточился на том, что мог видеть.

Юноша поёжился и плотнее запахнул плащ: «Арнольд, скорее бы ты вернулся… А то я тут один как дурак сижу, весь в грязи, и считаю чужие котлы. Кто бы мог подумать, что спасение мира начнётся именно с этого?»

Но если это поможет спасти Вайлетту… и страну…

Он почувствовал, как кто-то ползет по шее. Придавил пальцами и попытался рассмотреть на просвет от костра лагеря. Это оказался большой черный муравей. Корвин отправил его щелчком в полет куда-то за спину.

«Ладно, — подумал он, стиснув зубы. — Посчитаю и котлы, и палатки, и даже этих дурацких муравьёв, если они вдруг решат переселиться в лагерь. Только бы он не влип ни во что опасное и вернулся невредимым».

Корвин снова взглянул в трубку, пытаясь разглядеть что-то новое, но его мысли уже начали блуждать. Он представил, как Арнольд сейчас где-то там, в темноте, бесшумно крадётся между палатками, возможно, напугав какого-нибудь часового. Впрочем, кентавр умел быть невидимым, когда это требовалось.

Перевалило далеко за полночь, в стане врага нет-нет да наблюдалось какое-то загадочное движение. Менялись караульные у ворот и на вышках. Корвин продолжал считать, записывать и рисовать, стараясь не думать о том, сколько ещё времени придётся провести в этом кустарнике.

Так Корвин провел всю ночь, скрючившись в кустах и делая записи:

«Флаги — три вида. Синий с белым кругом и изображением птицы. Зеленый с оранжевыми квадратами, два перекрещенных меча. Черный с белой и синей полосой, рыба из левого угла в верхний правый».

«Офицеры носят наплечники с золотыми бляшками — чем больше бляшек, тем громче орут...»

Когда первые лучи солнца окрасили туман в розовые тона, тишину разорвал оглушительный звук, похожий на гром от близкого удара молнии

— Что за дела?! — Корвин едва не выронил подзорную трубу. В центре лагеря взметнулся огненный гриб, осыпая окрестности горящими обломками.

«Магия огня? А что за заклинание? Неужели прибыл какой-то волшебник и атаковал вражеский стан? Хотя нет, слишком громко для заклинания...»

Лагерь взорвался хаосом. Солдаты метались, как муравьи, на муравейник которых упала коровья лепёшка.

— Формацион! Апагуэн эн фуэго! — орали офицеры, восстанавливая пошатнувшуюся дисциплину.

Корвин довольно улыбнулся: «Чем хуже врагу, тем приятней на душе». Но он рано радовался

— Рефисен лос арбустос! — молодой офицер, похожий на того, кто слишком усердствует, дабы угодить начальству и поскорей его подсидеть, построил солдат в цепь. Он махнул своим кривым мечом в сторону кустов, как раз туда, где сидел Корвин. — Ахора мисмо!

Сердце Корвина ушло в пятки. Цепь двинулась, наконечники пик в руках солдат сверкали в утреннем свете, словно когти рассерженной мантикоры. До укрытия Корвина осталось сделать буквально десять шагов.

— Идиото! — внезапно раздался новый голос. Более старший и дородный офицер в чёрном мундире возник перед строем. — Но те парес эн ми камино, педасо де мьерда!

«Но те парес эн ми камино, педасо де мьерда», — пробормотал Корвин, запоминая эту фразу, которая была очень энергично произнесена черным офицером. Судя по всему, она означала, чтобы уступили дорогу. «Вдруг пригодится… Хотя, надеюсь, что нет».

В этот момент у самого частокола, прямо напротив наблюдательного пункта Корвина, вспыхнул огромный шатёр столовой. Дым сплошной полосой протянулся от шатра до кустарника, и в этом дыму мелькнула знакомая «глиняная» фигура кентавра.

— Ну что, соскучился? — Арнольд, весь в засохшей грязи и каких-то подтёках, самодовольно ухмылялся, буквально через несколько мгновений как-то бесшумно появившись позади. Корвин даже вздрогнул от неожиданности.

— Ты... это ты устроил этот... этот... бабах?!

— Это был склад, где они хранили чёрный порошок для своих палок-трубок, — кентавр с удовольствием прищёлкнул языком. — А шатёр поджёг, чтобы тебя не нашли. Маленький файрболчик — и большие хлопоты нашим друзьям.

— Теперь они точно обыщут кусты!

— Во-первых, уже обыскивают. — Арнольд кивнул на солдат, которые, подчиняясь очередному приказу, двинулись в их сторону. — Во-вторых, мы уходим.

— Тебя долго не было…

— Зато узнал, где портал. — Арнольд хитро подмигнул. — И как его охраняют.

Корвин хотел что-то сказать, но кентавр уже толкал его в спину:

— Пойдём, пойдём. Покажем им настоящий «эн ми камино».

И они растворились в лёгком утреннем тумане, оставив позади только дым, панику и недоумённые взгляды солдат, которые обнаружили в кустах несколько невнятных отпечатков копыт.

* * *

— Куда мы пойдём? — спросил Корвин, надеясь, что Арнольд не скажет: «Обратно в горы, на перевал».

— Справа здесь шикарный лес, — ответил кентавр, будто зазывал к себе домой погостить. — Деревья высотой до облаков, валуны размером с дом, да ещё небольшие топкие болотца, и каждое из них — комариное королевство. Там легко спрячемся от любого преследования.

Они быстро проскользнули между скалами Лунного Кряжа и кустарником, где тень от горы никогда не позволяла растениям набрать силу. Вскоре Арнольд и Корвин растворились в лесной чаще, словно их поглотила сама природа.

Лес встретил их прохладной тенью и запахом влажного мха. Гигантские валуны, покрытые лишайником, образовывали естественные укрытия, а между ними змеились узкие тропки, известные только лесным зверям. Корвин, всё ещё чувствуя дрожь в коленях после пережитого, скинул суму на мягкий ковёр из опавших иголок.

Они прошли три лиги, пока нашли подходящее место для бивака — закрытое со всех сторон валунами, но на небольшом холме перед цепочкой болот.

Здесь было сухо, комаров сдувал небольшой приятный ветерок, а подходы к стоянке хорошо просматривались. Если что — пути отхода глубже в лес тоже были.

— Ну что, гений маскировки, — Корвин бросил комок глины в сторону Арнольда, — объясни, почему мы до сих пор живы? Пять тысяч солдат теперь очень злы на нас.

Кентавр, чья некогда блестящая шкура теперь напоминала болото, в котором пытались месить глину, флегматично стряхнул с себя засохшую грязь:

— Потому что я, в отличие от некоторых, умею считать чуть больше, чем до пяти. Пятнадцать тысяч солдат, Корвин. Пятнадцать.

Он развалился на мягком мху, с наслаждением вытянув уставшие ноги. Корвин тем временем расстелил скатерть-самобранку. На ткани тут же появились хлеб, вяленое мясо, сыр и даже пара яблок. Всё — ледяное, будто только что из погреба.

— Опять твоя тряпка переморозила завтрак, — проворчал Арнольд, тыкая копытом в покрытый инеем сыр. — Ну хоть чай сделай нормальный.

Корвин, не отвечая, поджал губы и принялся колдовать над котелком. Он впервые видел Арнольда в таком чёрном расположении духа. Ещё ни разу тот не позволял себе вместо лёгкого ироничного трёпа злую язвительность. Через пару минут аромат мяты и лесного мёда разлился по поляне.

— Чай готов. А мяско я на веточки нацеплю и над углями немного запеку.

Арнольд, против ожидания, промолчал. Юноша снова бросил тревожный взгляд на кентавра. Тот с явным усилием давил в себе раздражительность и старался держаться как обычно, но в глазах его застыла какая-то боль, словно он увидел что-то ужасное и никак не мог выкинуть это из головы.

Арнольд потянулся за книжкой Корвина и принялся изучать записи, которые тот сделал, пока его не было:

— «Странные кривые мечи с защитой для пальцев»? Это что, поэтическое описание фальшиона?

— Ну, они действительно кривые! Я не знаток острозаточенных железок, которыми люди и фавны тыкают и рубят друг друга, но мне кажется, что фальшион — это другое. У чужаков как бы тонкий меч, но он изогнут и имеет вот такую защиту, где рука лежит на рукояти, — Корвин описал дугу возле пальцев. — А у некоторых даже что-то вроде ракушки, видимо, чтобы защитить кисть руки.

— Хм, — задумчиво протянул Арнольд. — Припоминаю, действительно, что-то подобное болталось у них на поясе. Но как такой штукой справиться с хорошим доспехом? Это же словно зубочистка.

— Не знаю, но при мне два офицера решили размяться со своими зубочистками и довольно ловко ими управлялись. Стремительные рубящие удары, знаешь ли, не хотел бы я оказаться с ножом против такой штуки.

— Ладно, назовём пока это «кривые лёгкие фальшионы», — согласился Арнольд. — А вот здесь ты написал: «Офицеры носят на груди блестящие кругляши». Медали, Корвин. Они называются медали. «На плечах офицеров нашлепки с бляшками, размер и расположение бляшек указывает на статус офицера...» О, а вот это уже интересно! Молодец. — Арнольд принялся рассматривать зарисовки Корвина. — Четыре маленьких бляшки важнее трех маленьких бляшек, а одна крупная бляшка важнее четырех маленьких бляшек, занятно... — пробормотал он.

Пока Арнольд язвил над записями, Корвин разлил чай по кружкам. Они составили лаконичный отчёт:

Численность: примерно 15 000 человек.

Вооружение: пики, кривые лёгкие фальшионы, мушкеты (да, Корвин, эти вонючие дымные палки называются «мушкеты» — я подслушал, как младший командир распекал часового за его оружие; не знаю, в чём там было дело, может, оно было в грязи, а может — отсырело; но хотя я не понял ни слова, одно чётко уловил — эта штука называется «мушкет». А у офицеров — маленькие мушкеты, и они называются «пистоли». Есть ещё огромные «мушкеты на колёсах»).

Особые угрозы: гарпии, наводящие сильный морок, и большие мушкеты с колёсами.

— Держи, — Корвин протянул карту с крестиком у долины. — Вот я пометил стан врага, чтобы Фунгус не переспрашивал сто раз. Покажем ему, и всё будет ясно.

Арнольд посмотрел на карту и одобрительно хмыкнул.

* * *

Кристалл связи представлял собой удручающее зрелище — казалось, что он может рассыпаться от одного лишь взгляда, не говоря уже о попытке его потереть. Но Корвин действовал осторожно, словно обращался с раненым птенцом. Сначала он разогрел руки над углями костра, а затем передал это тепло кристаллу, ласково охватывая его ладонями.

Кристалл несколько раз мигнул, будто раздумывая, стоит ли вообще включаться, и наконец на самой большой его грани появилось лицо Фунгуса. Волшебник выглядел усталым, но сосредоточенным.

— Мы нашли армию! — затараторил Корвин, тут же поднося карту к кристаллу. — Вот координаты! Они вооружены...

Он зачитал отчёт скороговоркой, едва успевая следить за трещинами, которые, как паутина, поползли по поверхности кристалла. Фунгус понимал, почему юноша так торопится, и поэтому не перебивал, стараясь максимально всё записать и запомнить.

— Как Вайлетта? — выпалил Корвин в конце доклада, даже не дав себе времени на паузу.

— Она... — начал Фунгус, но кристалл внезапно издал звук, похожий на хруст сухой ветки, и рассыпался, превратившись в мутную полупрозрачную кучку песка.

Корвин замер, глядя на свои ладони, покрытые останками их единственного средства связи. Затем он произнёс длинное, цветастое ругательство, которое услышал однажды на рынке у гоблинов.

Арнольд флегматично наблюдал, как Корвин отряхивает ладони, словно видел подобное каждый день.

— Ну, мы сделали что могли, — сказал кентавр, потягиваясь. — Теперь нужно исполнить наш долг перед страной и Волшебным Лесом!

— Арнольд... — Корвин виновато склонил голову. — Ты прости меня, но я не могу... Я понимаю — долг и всё такое, Волшебный Лес в опасности. Но у меня в первую очередь стоит обещание Вайлетте спасти её. Так что здесь мы с тобой... разойдемся. Ты будешь наверняка воевать, а я… Я продолжу свои поиски. В конце концов, я стремился попасть в другой мир, и вот он, шанс — этот странный портал.

Арнольд посмотрел на него долгим взглядом кентавра, который размышляет — дать подзатыльник или же, наоборот, обнять и погладить по голове милого, но еще глупого жеребенка, сморозившего чушь.

— Мой долг разведчика, как авангарда нашего королевства и мира, — начал свою речь Арнольд со специально наигранным пафосом, — предписывает мне продолжить рейд и на этот раз пробраться уже непосредственно на сторону противника, дабы узнать его военно-экономические и политические возможности.

— Что?! — брови Корвина поползли вверх, он не поверил своим ушам. — Ты хочешь сказать, что… что пойдёшь со мной дальше? К чужакам?!

— Что же делать, — пожал плечами кентавр. Что могли — мы узнали, разведданные переданы наверх, чем мы еще можем помочь? Оглушить пару часовых и поджечь палатку каптенармуса?

— Арнольд... спасибо тебе... Я... очень рад. — Корвин предательски хлюпнул носом и, отвернувшись, сделал вид, что в глаз попала соринка и он ее вытирает рукавом. — Но ты же понимаешь, что это большой риск, ты хорошо всё взвесил?

— Ты что, меня отговариваешь? — нахмурился кентавр. — Уж поверь, когда у тебя три жены и трое детей, легкомысленность не то, чем нужно бравировать.

— То есть, мы теперь вместе...

— Теперь мы вместе — на ту сторону! — Арнольд как-то зло ухмыльнулся, как будто только что объявил о плане отправиться на рыбалку, где вместо крючка собрался забрасывать в воду фиалы с разрыв-зельем.

Корвин внимательно посмотрел на своего друга.

— Арнольд, я безумно рад, что ты решил продолжить со мной поход, хотя я уверен, что ты бы немало сделал для будущей победы, оставшись здесь. Но давай обсудим одно дело. Я вижу, что ты какой-то сам не свой, как вернулся из ночного рейда. Мы не должны друг от друга ничего скрывать. Что случилось? Давай рассказывай!

Говоря это, Корвин снял с углей ветку с нанизанными на неё кусочками ещё шкворчащего мяса и протянул кентавру. Но тот лишь отмахнулся, даже не взглянув на еду. Глаза кентавра вспыхнули особым блеском, который появлялся только тогда, когда Арнольд был в ярости.

— Ты даже не представляешь, что я там видел, — процедил он сквозь зубы, схватил травинку и принялся разрывать её на мелкие кусочки. Каждое движение его пальцев выдавало напряжение. — Они держат их в загоне. Как скот. Моих соплеменников.

Корвин замер, не донеся мясо до рта. Он никогда не видел, чтобы Арнольд терял самообладание. Но сейчас его друг казался до предела натянутой струной, готовой лопнуть от малейшего толчка.

— Это было ночью, — продолжил кентавр, глядя куда-то вдаль, словно заново переживая момент. — Я пробирался между палатками, стараясь держаться тени. И тут услышал... звук. Сначала подумал, что это просто кони фыркают или переминаются с ноги на ногу. Решил посмотреть, что за порода. Но нет. Это были они.

Арнольд замолчал, будто собираясь с мыслями. Его голос стал глухим, слова явно давались ему с трудом.

— Они стояли там, в загоне, как деревянные истуканы. На шеях — эти проклятые ошейники. Знаешь, что это такое? Я думаю — магия, которая высасывает волю, превращает их в бездушных марионеток, как големы. Они даже не реагировали, когда я подошёл ближе. Смотрели на меня... пустыми глазами.

Корвин почувствовал, как холодок пробежал по спине. Он никогда не видел друга таким. Обычно весёлый и саркастичный Арнольд сейчас казался совершенно другим существом — опасным, готовым порвать на части любого, кто встанет у него на пути.

— Я попытался поговорить с ними, — продолжил кентавр, и в его голосе прорезались нотки боли. — Подошёл к одному, положил руку ему на плечо. «Эй, брат, — сказал я. — Ты меня слышишь?» А он... он просто повернулся, как автомат, и протянул руку за каким-то вонючим дерьмом, чем их кормят, сунул в рот и стал жевать, бессмысленно таращась сквозь меня, как рыба в аквариуме. Будто я вообще не существую.

Арнольд сжал кулаки так, что костяшки побелели. Его хвост беспокойно дернулся и хлестнул по земле.

— Я чуть голову не потерял и не вломился в палатку этих «наездников» прямо тогда, чтобы убивать, убивать... Хотел выломать ворота, сорвать с них эти чёртовы ошейники. Но... — он помолчал, глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. — Но я понял, что это ничего бы не дало. Так просто это не решается. Иначе бы первый освободившийся кентавр тут же избавил бы от этого дерьма остальных. Нужен ключ или заклинание. Что-то должно управлять этими штуками, это же основы. А поторопись — только сам бы влип в беду и уже ничем не помог бы.

Корвин молча смотрел на друга. Он знал, что для Арнольда, как для кентавра, свобода была одной из главных ценностей. Видеть своих соплеменников в таком состоянии должно быть для него невыносимо.

— Мы их освободим, — твёрдо сказал юноша. — Обещаю. Если придётся, мы разнесём этот лагерь по камешку, без жалости, без пощады. А если будет нужно — и весь их треклятый мир.

Арнольд усмехнулся, но в этой улыбке не было ни капли радости.

— Да уж, — произнёс он. — И знаешь что? Когда мы это сделаем, я лично найду того алтехника, кто придумал эти ошейники. И поговорю с ним. Очень... подробно и как можно дольше.

Его голос на последнем слове стал таким тихим и холодным, что Корвин невольно поёжился. Он знал: Арнольд не шутит.

Выговорившись, Арнольд заметно успокоился. Он выпил большую кружку чая с мёдом и как бы невзначай поинтересовался:

— Мясо на палочке ещё осталось?

— И как мы попадём к... этим? — спросил Корвин, вручая ему экспромт-вертел с остывшим уже мясом.

— Я узнал, где находится портал, — ответил Арнольд, жуя кусок мяса. — Это пещера, от которой до долины примерно две лиги. Туда уходят налегке и оттуда возвращаются с грузом, таскают всякое.

Попасть внутрь можно, только если прикинуться своими. Просто так нас туда не пустят. А попадёшься — считай, всё. Я предлагаю одеться, как будто ты — надсмотрщик, а я — твой раб.

Арнольд задумчиво покрутил обглоданную палочку.

— У кентавров-рабов полосатые попоны и цепи на руках. Ошейники те же... Как я понял, у каждого кентавра есть свой дрессировщик (при этом слове Арнольд скривился) — сержанты с тремя золотыми галочками на обшлагах. Мне бы, дурьей башке, стянуть одну эту попону да кандалы — их там хватало на стенах. Но я тогда вообще соображал с трудом. Ты понял, к чему я клоню?

Корвин зловеще ухмыльнулся:

— Конечно, я понял. Ты предлагаешь нам «устроиться на работу»?

— Именно так. Но сначала нам нужно раздобыть эти шмотки. Тебе — сержантский мундир, а мне — эти отвратительные попону и кафтан. Кандалы тоже понадобятся, но их можно сломать, чтобы я скинул их в любой момент, а вот ошейник... Ошейник придётся снять с того, кого мы захватим. Это очень характерная штуковина, и её не так просто подделать, имея из инструментов только пень, золу из костра и несколько сосновых шишек, — развёл руками Арнольд. Как любой кентавр, он был хорошим мастером, который мог работать с металлом в кузнице, но для этого нужна была сама кузница и всё необходимое.

— Так что же мы будем делать? — спросил Корвин.

— Пока не ясно. — Арнольд оглядел место стоянки и с сожалением вздохнул: — Эх, хорошо тут! Вот так бы поваляться на этом мху хотя бы один денёк! Послушать, как деревья шумят и птички поют... Но нельзя, нужно двигаться. Сами шмотки к нам не придут, значит, нам надо узнать, где они ходят поодиночке.

— Я думаю, что по дороге к порталу, — предположил Корвин.

— Мне тоже так кажется, — согласился Арнольд. — Но для начала мы понаблюдаем за лагерем, всё равно днём не получится пробраться на ту тропу — там нет столько зелени, и нас легко заметят.