Танцы до упаду (гет)

Когда к вечеру я схожу с «Летучего парома» на пристани Черных братьев в Лондоне, то чувствую себя так, словно попал под Хогвартс-экспресс, был расплющен, смят и выпотрошен, а потом каким-то образом снова приведен в порядок и под завязку накачан сливочным пивом.

Но одного сливочного пива после таких новостей мне явно недостаточно.

Вы, может быть, не понимаете всей ошеломляющей силы произошедшего. Я сам поначалу был слишком счастлив, чтобы толком удивиться. Но умершие не воскресают каждый день. Все, что рассказали в объяснение чуда близнецы — про Дары смерти, одну душу на двоих и прочее — не отменяет того факта, что до сих пор единственным человеком, вернувшимся с той стороны, был Вольдеморт.

— Не только. Еще Гарри, — говорит где-то на задворках моего сознания нравоучительный голос, похожий на голос Гермионы. — Он ведь действительно умер, и говорил с мертвым Дамблдором. О! Вот что надо сделать: надо посмотреть в библиотеке, бывали ли раньше такие случаи, что один близнец погибал, а у второго был Воскрешающий камень и Бузинная палочка и Мантия Невидимости, то есть все три Дара смерти одновременно! Ну или, во всяком случае, разрешение ими воспользоваться, данное законным владельцем! Да, и еще возможность использовать редкие умения профессора зельеварения! Который, в свою очередь, в прошлом имел доступ к изучению свойств Философского камня. И не забудь про слезы феникса, это тоже не тот ингредиент, что можно купить в любой лавке!

Я трясу головой, чтобы заглушить этот голос. Библиотека, придумала тоже! Моя невеста оказывает на меня слишком большое влияние. Вообще-то мужчины Уизли склонны подчиняться своим женщинам, и я не вижу в этом ничего страшного — так уж в нашей семье устроено. Зато наши женщины умны и красивы. Но библиотека — это слишком.

Никогда не видел толка в теоретизировании задним числом, к которому так склонна Гермиона. Ей вечно хочется разобраться, почему случилось то, что случилось, и могло ли оно произойти иначе в других обстоятельствах, и прочая хрень в том же роде. Но в чем смысл знать, бывало ли что-нибудь подобное в истории или нет, если единственное, что имеет значение — нынешнее положение вещей? Факты есть факты. Ты уже не вернешься назад и ничего не исправишь. Ситуация никогда не повторится, так что во всех этих «а если бы» и «теперь я понимаю, что» нет толка. Просто прими то, что случилось, и живи дальше! Фред уже воскрес, и самым умным из того, что я могу по этому поводу сделать, — это как следует надраться сегодня вечером.

Даже хорошо, что моя девушка осталась в Италии, и никто мне не помешает.

Я провожу прекрасный и очень расслабляющий вечер в «Клыке» в обнимку с бутылкой Огневиски, «пастушеским пирогом» и чипсами. Вокруг одни туристы, музыка бумкает что-то бессмысленное и ритмичное. Я пью и стараюсь не думать ни о каком воскрешении. Джинни это все равно не поможет, ведь у нее-то не было близнеца… ох.

Где скрывается Снейп, братья не признались, а я и не настаивал. До сих пор мороз по коже, как вспомню его закатившиеся глаза и кровь, растекавшуюся по проклятой хижине. Никакого желания видеть бедолагу снова.

Примерно на половине бутылки появляется Деннис, присаживается рядом и сует мне под нос ворох колдографий. Я просматриваю их без интереса — все, что хотел выяснить, уже выяснил без их помощи. Только колдография с Хеммалем заставляет меня задуматься. Криви сваливает, а я остаюсь сидеть, разглядывая разложенные веером прямоугольники, и наш управляющий снова и снова проходит по краю снимка, спрятав лицо за шляпой.

— Старый же ты врун, — думаю я, злобно глядя на Ганс. — Наверняка у тебя и черная бухгалтерская книга где-нибудь припрятана! Иначе откуда бы у близнецов неучтенные деньги на закупку дорогих ингредиентов? А я-то, как дурак, накладные и чеки считаю целыми днями!

Огневиски всегда так на меня действует: сначала я делаюсь добродушным, потом злым, потом сентиментальным — если не засыпаю раньше. Пошатываясь, я встаю, сую колдографии в карман, промахиваюсь и сталкиваюсь лбами со светловолосой девушкой, наклонившейся, чтобы помочь мне их собрать. Мы распрямляемся и улыбаемся друг другу.

Лаванда отлично выглядит, даже лучше, чем на той колдографии, которую подняла с пола. На той, где я (но на самом-то деле Гарри, просто она этого не знает) что-то шепчу ей на ухо.

Чернявый тощий парень за ее спиной кивает мне вежливо и приветливо, и даже улыбка у него с иностранным акцентом. Почему-то мне неприятно, что Лаванда видит меня одиноким и ужравшимся в зюзю. Может, лучше было бы отважиться на самостоятельную вылазку к магглам. Есть еще Дырявый котел и пивные в Хогсмиде, но в первом любого волшебника младше пятидесяти считают младенцем, а тащиться в Хогсмид, чтобы выпить… и отвечать там на расспросы мадам Розмерты или Аберфорта… нет уж, увольте.

— Кхм, спасибо. Ну, мне пора! — говорю я бодро.

Огибаю парочку и двигаю к выходу. К этому моменту клуб уже битком, и часть публики толпится у входа с разноцветными бокалами в руках. Я различаю среди них пару девиц из «Холлинхедских гарпий». Кремона Джаред, загонщица, болтает с каким-то блондином. Ее узнаваемые волосы, перевитые золотыми лентами, черной волной стекают по спине почти до колен. Рядом стоит загонщица из запасных, я не знаю ее имени, но лицо мне знакомо. Она внимательно слушает парня, на мантии которого эмблема «Сенеенских орлов». Джинни могла бы стать одной из них, если бы не бросила все ради Гарри. У нее был потенциал. Внезапно боль пронзает меня так, точно я узнал о несчастье сестры только сегодня.

— Уизли! — возмущенно шипит кто-то рядом в следующую секунду. — Куда ты смотришь, гризли чертов? Слепой громамонт! Тебя мамаша не учила, что наступать надо на пол, а не на чужие ноги?

В ответной фразе я сообщаю Малфою несколько малоизвестных фактов о гомиках, пожирателях смерти, а также жалких фанатах, которым ничего не светит, хоть бы они до мозолей стерли свои ладони, дроча на Гарри.

Кажется, это его пронимает. Он вздергивает нос, толкает меня в плечо — этот толчок мне как пинок от комара — и продирается мимо. За ним следует Гойл, бросающий на всех вокруг хмурые взгляды.

— Зря надеешься, твоей большой любви там нет! — кричу я им вслед и даже пытаюсь изобразить что-то вроде демонического насмешливого хохота, но закашливаюсь. Малфой дергается и ускоряет шаг. Я разворачиваюсь и бреду к нашему магазинчику.

В офисе пусто. Наш управляющий вряд ли ждал, что я вернусь в середине ночи. После серии разных формулировок мне и вправду удается призвать тайную бухгалтерскую книгу из его кабинет. Белый исписанный листок прилетает прямо в руки. Одно «Фините» — и листок превращается в толстую клеенчатую тетрадь толщиной в пару дюймов. «Июнь — август», написано на ней. Я даже несколько оскорбляюсь, до чего это просто. Ганс совсем, что ли, считает меня за идиота?

Нет, все же не до конца: записи сделаны шифром.

Разгадать их с наскоку не удается. Решив отложить интеллектуальный штурм до утра, я поднимаюсь наверх, допиваю захваченную из "Клыка" бутылку и засыпаю на любимом диване, положив под голову мантию и спрятав тетрадь где-то под животом.