Ananke (гет)

Лили уже много дней вела себя очень странно. Северус не знал, чего ожидать, когда он придёт навестить её в очередной раз.

Временами она встречала его с хмурым видом и по часу пыталась раздуть ссору из ничего, а когда он спрашивал, в чём проблема, всегда боязливо поджималась. В другой раз она говорила и говорила, словно боясь, что умрёт, если тишина наступит хотя бы на мгновение. Но большую часть времени казалось, что она пытается его игнорировать — с переменным успехом. В такие вечера она практически не разговаривала с ним, но, отворачиваясь, он чувствовал на себе её взгляд. А стоило ему на неё посмотреть, как она мгновенно разворачивалась и притворялась, что занята чем-то другим, обычно уборкой — к слову, убиралась она практически маниакально.

Северус не был глуп. Он прекрасно понимал, что происходит. Теперь, когда Лили знала о его настоящих чувствах, ей было невыносимо находиться с ним рядом. Он был ей отвратителен, поэтому она вела себя так по-дурацки. Подумать только, он когда-то надеялся, что однажды всё вновь придёт в норму.

Он изо всех сил пытался дать ей почувствовать себя комфортно. Соблюдал почтительную дистанцию, держал под контролем свой темперамент и обращался с ней с отчуждённой доброжелательностью, демонстрируя, насколько не желает причинять какое-либо неудобство. И всё же Лили становилась всё более и более напряжённой и угрюмой. Северус начал опасаться, что она никогда больше не сможет чувствовать себя непринуждённо в его компании.

Странно, но ему начало казаться, что он справляется с отказом Лили лучше, чем она сама. На самом деле, дела шли довольно неплохо, учитывая, насколько он был раздавлен вначале. Ему всё ещё было больно, но по крайней мере он больше не был зациклен на своём желании. Оно точно никуда не исчезло и, скорее всего, останется с ним до конца, но Северус начал учиться его игнорировать. Теперь, когда Лили знала правду, не нужно было тратить силы на то, чтобы скрывать чувства. Теперь, когда она его отвергла, ему больше не нужно было пытаться её впечатлить. И, совершая меньше бессмысленных действий, он мог наконец дышать спокойно.

Она разбила ему сердце, но также и освободила его.

* * *

Была тёмная ночь. Даже штормовая.

Северус весь путь от Хогвартса в Тупик Прядильщика продирался через яростный шторм и к прибытию промок насквозь. Его мантия стала настолько тяжёлой, что тянула вниз, как якорь, и пришлось снять её в ту же секунду, как он зашёл в дом. Одежда под мантией тоже промокла, облепив его настолько плотно, что казалась нарисованной на его худом теле.

Лили появилась на верхних ступеньках как раз тогда, когда он снимал верхнюю одежду. Она держала в руках кружку чая, которую почти уронила, когда увидела Северуса у двери. Должно быть, он выглядел даже хуже, чем обычно: вода, стекающая по чернильно-чёрным волосам, и одежда, прилипшая к коже.

— Снаружи льёт, — произнёс он и взъерошил влажные волосы. — Искупайся я там, промок бы меньше.

Лили ничего не сказала. Просто уставилась на него, оглядывая от головы до пят и от пят до головы, словно растерянная лань, которую вот-вот собьёт приближающаяся машина. Северус почувствовал, как его щёки загораются румянцем. Он правда выглядел настолько ужасно?

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет! — очень быстро ответила она, яростно тряся головой. — В смысле, нет. Я просто смотрела… думала, что, наверное, с тебя нужно снять эту мокрую одежду, — сглотнула она. — В смысле, мне следует… тебе следует её снять и… да.

Он изогнул бровь. Мерлин, кажется, в этот вечер Лили чувствовала себя ещё более неловко, чем обычно. Но она права — ему действительно нужно найти сухую одежду: на заклинание высыхания уйдёт вечность.

— Ты права. Пойду переоденусь, — сказал он, шагнув к лестнице.

— Просто… ты можешь простудиться, — добавила Лили. Она отпрянула, когда он, направляясь в спальню, прошёл мимо, но всё же проследовала за ним и теперь стояла рядом, пока он просматривал шкаф в поисках запасной одежды.

— Боишься, что я не смогу одеться сам? — намёком попросил он об уединении, но, похоже, Лили совершенно не заметила этого.

— Нет. Я просто… эм… думаю, что… эм, иногда ты не заботишься о себе и что… о, чёрт!

Он услышал грохот и посмотрел на Лили: пока он стягивал промокшую рубашку, она уронила чашку. Северус ожидал, что, как только он начнёт раздеваться, Лили уйдёт, но она всё ещё была здесь — стояла в лужице разлитого чая в окружении осколков разбившейся чашки. Один из них оцарапал кожу на её голой стопе. Порез не был глубоким, но кровь шла.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — выругалась она. — Почему я всегда уничтожаю всё, чего касаюсь?

— Не шевелись, — спокойно произнёс Северус. — Я всё уберу.

— Нет, я сама, — ответила она и сделала шаг вперёд до того, как он успел её остановить. — Это из-за меня… ай!

— Я же сказал тебе не двигаться, — вздохнул он, пока она вытаскивала из ступни крупный осколок. — Давай я отнесу тебя в кровать.

Лили взглянула на него и, кажется, одновременно и побледнела, и покраснела. Северус проигнорировал её реакцию, подошёл, чтобы подхватить её, и с лёгкостью отнёс на кровать. Там он взял в руки её лодыжку и исследовал два пореза на ступне. Ни один из них не был достаточно серьёзным, чтобы прибегать к целебным зельям или заклинаниям, так что он просто наколдовал обычные повязки.

Лили не проронила ни звука, пока Северус обрабатывал раны, хотя он чувствовал, как она слегка дёргается каждый раз, когда он дотрагивается до неё. Пока Северус размышлял, устраивает ли Лили то, как он с ней поступил, он осознал, что, вероятно, никогда раньше не находился так близко к её обнажённой коже, не испытывая при этом чего-то, схожего с лёгкой панической атакой. Мерлин, всего мгновение назад он даже взял её на руки. В первый раз он смог спокойно перенести их близость. Это ведь означает, что в каком-то роде он двигается вперёд, да?

— Я не могу больше этого выносить, Сев, — тихо произнесла Лили, когда он закончил её латать. Он не был уверен, что она имела в виду, но инстинктивно отдёрнул руки.

— Это место, и одиночество, и эта тишина… — продолжила она, качая головой. — Неудивительно, что я начинаю ненароком крушить твою посуду. Я схожу с ума взаперти в этом старом доме. Я здесь задыхаюсь.

— Я понимаю, — ответил он, — но сейчас нельзя ничего с этим сделать. Знаю, это тяжело, но тебе придётся оставаться здесь ещё несколько месяцев.

— От одной мысли об этом я чувствую себя так, словно меня хоронят заживо, — уныло ответила она, повесив голову. — Тебе не кажется, что я могла бы прогуляться разок? С каждым днём это место как будто становится всё меньше и меньше. Мне нужно сменить обстановку хотя бы ненадолго.

— Плохая идея. Пожиратели Смерти сейчас большую часть времени занимаются охотой за магглорождёнными, бойцами сопротивления и другими повстанцами — и за Поттером, конечно.

Лили моргнула, и внезапно он осознал, что ему не следовало упоминать Поттера. Она определённо беспокоилась за мальчишку, пусть даже эта Лили никогда его не встречала.

— Тёмный Лорд впадает в отчаяние, — продолжил Северус. — Он уже несколько месяцев у власти, но до сих пор не может схватить своего худшего врага, несмотря на то, что все его люди ищут мальчика днём и ночью. Но им его не найти. И им не найти тебя.

Это было ложью. Северус был практически уверен, что Поттера однажды схватят, поскольку ему никогда не удавалось сидеть тихо, — но сейчас Лили нужно было услышать именно это.

— Ты в безопасности, пока остаёшься внутри, но во внешнем мире я не смогу тебя защитить, — сказал он. — Даже если ты попытаешься спрятаться с помощью заклинаний, на всей округе останется магический след. Пожирателям Смерти будет легко найти тебя, в их распоряжении все возможности Министерства. Если они заметят остаточную магию в маггловском районе, то почти наверняка заподозрят единственный в округе дом волшебника.

— Зачем вообще использовать магию? — спросила Лили. — Здесь нет никаких тёмных лордов или злых приспешников. Какова вероятность, что кучка Пожирателей будет случайно рыскать прямо за дверью? Ты сам сказал, что это совершенно маггловский район, что им делать здесь в такой-то час? На скакалке прыгать?

— Это всё равно рискованно.

— Знаю, но я хочу пойти на этот риск. Пожалуйста, мне правда нужно снова почувствовать дыхание ветра.

Северус вздохнул. Лили была права: маловероятно, что они наткнутся на Пожирателей Смерти в Тупике Прядильщика.

— Ладно. Давай прогуляемся, — сказал он. У Лили загорелись глаза, и это заставило его осознать, что до этого она выглядела уставшей и больной. Возможно, свежий воздух пойдёт ей на пользу.

— Спасибо, — произнесла она и потянулась вперёд, как будто хотела его обнять, но в последнюю секунду остановилась и просто сжала его руку.

— Переоденься, — ответил он, вставая. — Надень что-нибудь, что не будет выделяться.

— Вроде чёрного плаща, делающего тебя похожим на вампира? — спросила Лили, поднимая бровь. Северус посмотрел на свою одежду. Он настолько привык одеваться как волшебник, что временами забывал, насколько странно его одеяние должно выглядеть для магглов.

— Хорошо. Я надену что-нибудь другое, — тихо произнёс он и направился к чулану под лестницей, где хранилась старая одежда его отца.

* * *

Поначалу Лили могла думать только о том, как это замечательно — вдыхать свежий ночной воздух, и как сильно она скучала по прогулкам под открытым небом и ощущению асфальта под ногами. Тем не менее, когда первоначальный восторг утих, она поняла, что всё так же, как и час назад, не находит себе покоя. Простой прогулки было недостаточно, чтобы убрать румянец с её щек.

Да, её определённо лихорадило от жизни взаперти, но это не было единственным, от чего она в последнее время сходила с ума. Вторая причина перепадов её настроения шла с ней бок о бок, и Лили не имела ни малейшего представления, что с ней делать.

Она пыталась списать то маленькое происшествие у кухонной раковины на кратковременное помешательство, но после него был ещё целый ряд схожих всплесков непонятных импульсов и нечистых помыслов. С тех пор сомнительные мысли о Северусе преследовали её денно и нощно, и у неё ужасно получалось это скрывать.

Этот вечер не был исключением. Сначала она поймала себя на том, что, пожалуй, слишком сильно наслаждается разглядыванием Северуса в мокрой одежде, а затем, когда он начал переодеваться, уронила чашку, как какая-то неуклюжая дурочка. Подумать только, какая постыдная сцена!

Кто изменился — он или она? Действительно ли он превратился в притягательного загадочного незнакомца или она лишь выдумала разницу? Может быть, дело только в том, что с ней долгое время не было никого, кроме Северуса, и у неё просто возникали потребности?

В любом случае, каждый раз, когда она смотрела на него, её ноги превращались в какое-то желе. Странным образом она стала осведомлена о его физическом присутствии, как будто только сейчас ей открылось, что, как и все люди, он сделан из плоти и крови. Теперь она часто замечала, что отвлекается на его скулы, или руки, или плечи и забывает, что собиралась сказать.

«Думаю, это нормально, — сказала она себе, желая с помощью рационального мышления положить конец этому безумию. — Совершенно нормально чувствовать, что внезапно меня начало к нему тянуть, но это только потому, что я благодарна, польщена и чувствую себя виноватой. Ничего больше. Мне просто нужно постараться держать себя в руках и подождать, пока всё пройдёт».

Она бросила взгляд на Северуса, подмечая его довольно привлекательный профиль, очерченный светом фонаря, и сразу почувствовала: чтобы погасить пламя внутри, ей нужно оставаться на холоде ещё час или два. Чем бы это ни было, оно становилось уже смешным, и она хотела, чтобы оно прекратилось.

— Очень жаль, что идёт дождь, — произнёс Северус, разрушая сильно затянувшееся молчание.

— М-м-м? — ответила Лили. Она не отрывала взгляда от своих ног, зная, что, возможно, не сможет смотреть на Северуса и говорить с ним одновременно.

— Ты в первый раз за многие месяцы вышла наружу, а погода ужасная.

— Я не против, честно. Ты не представляешь, как я скучала по грозам, — сказала она. Они что, говорят сейчас о погоде? Как это по-английски. У них есть множество гораздо более интересных тем для обсуждения, например…

— Ты так и не задал мне этот вопрос.

— Какой вопрос?

— Тот, который ты безумно хотел задать мне с тех пор, как я сюда попала, — ответила Лили. — Я с нашего шестого курса ждала, что ты об этом спросишь.

— Даже вообразить не могу, о чём ты.

— Хорошо, я спрошу за тебя: Лили, предательница, какого чёрта ты влюбилась в этого придурка Джеймса Поттера, нашего злейшего врага, хотя клялась никогда с ним не встречаться?

— А, этот вопрос, — сухо ответил Северус. — Поработай ещё над парочкой ругательств и назови его «пустой тратой человеческого материала», и у тебя один в один получится то, что я думаю об этом.

Лили усмехнулась. По крайней мере он может об этом шутить. Хороший знак.

— Притворимся, что ты спросил об этом сейчас, — продолжила она. — Почему ты стала подружкой Поттера?

Она снова бросила на него взгляд, но Северус не смотрел на неё.

— Что ж, прежде всего, я вынуждена признать, что не была до конца честной, когда говорила, что на дух его не переношу, — начала она. — Конечно, он был мне противен из-за его вечной самовлюблённости и надменности. Но я никогда не ненавидела его. Всё было не так просто. Иногда он мог меня рассмешить, и он определённо знал, как мне угодить. Так что между нами всегда было притяжение, прятавшееся за всей этой ненавистью.

Она закусила губу, чувствуя, как на неё давит молчание Северуса. Она на самом деле готовилась к этому разговору многие годы. Придумывала всевозможные оскорбления и обвинения, которые могли на неё обрушиться, и на все находила остроумные, безупречные ответы. В уме она много раз полностью оправдывала все свои действия перед воображаемым Северусом и была уверена, что во всём права.

К чему она не была готова — так это к пугающему молчанию. На него нельзя было дать остроумный ответ. Северус не кричал, не проклинал её, даже не смотрел на неё неодобрительным взглядом. Он просто слушал, и внезапно она поняла, что не может рассказать ничего интересного.

— Знаешь, он изменился, — робко продолжила она. — Действительно изменился. Я бы никогда даже не подумала с ним встречаться, если бы это было не так. Джеймс может быть несносным, и самодовольным, и грубым, но глубоко внутри он хороший человек. Он просто избалован — единственный ребёнок богатых родителей и всё такое. Он отчаянно ищет внимания и может становиться довольно злым, когда ему приходится за него бороться. Но Джеймс сильно повзрослел с того времени, когда ему было пятнадцать. Когда я начала с ним встречаться, он уже научился вести себя нормально. Господь свидетель: он всё ещё заносчив, но в сердце у него добрые намерения. Не заботься он о других больше, чем о себе, он не стал бы членом Ордена.

Она сделала паузу и вновь посмотрела на Северуса, чтобы понять, как он воспринимает её слова, но по его лицу всё ещё нельзя было ничего прочесть.

— Мне было очень одиноко в то время, — настаивала она. — В смысле, я не была одна, но чувствовала себя отдалившейся от всех. Мне было не с кем поговорить. Я имела множество приятелей, но настоящей связи у меня ни с кем не было. Мы с тобой только что поругались, и я всё ещё от этого не отошла. Мне нужен был кто-то, на кого я могла бы положиться. А Джеймс — ну, он не пытался притворяться, что не сходит по мне с ума. Именно поэтому мне было так легко в него влюбиться. Мне не нужно было часами размышлять, а нравлюсь ли я ему, потому что он предельно ясно дал понять, что да, нравлюсь. Мне не пришлось ничего делать, чтобы привлечь его внимание, потому что он уже был на мне зациклен. Всё, что было от меня нужно, — перестать сопротивляться, и вот мы уже встречались.

Лили вздрогнула. Её рассказ вышел намного более поверхностным, чем она планировала. Исходя из её слов, она влюбилась в Джеймса из-за того, что это было удобно, а это не являлось правдой — по крайней мере не до конца. Джеймс был для неё важен, пусть даже изначально причиной, по которой она дала ему шанс, стала помесь лени, одиночества и самолюбия.

— Спор получился намного более однобоким, чем я представляла, — сказала она, нервно посмеиваясь. — Ты ведь знаешь, что я не против того, чтобы ты меня критиковал? Не нужно притворяться, что тебя всё устраивает. Я готова к встречным ударам, так что — давай. Я выдержу.

— Ты ведь поклялась больше никогда со мной не разговаривать, почему тогда готовилась к тому, чтобы однажды оправдываться передо мной? — внезапно спросил Северус. Он остановился и повернулся к ней, а Лили всё ещё не могла понять, о чём он думает на самом деле.

— Я… я не уверена, — ответила она. — Может, просто верила, что однажды случится что-то, что позволит поменять мнение о тебе. Я не чувствовала, что та наша ссора — это конец, несмотря на то, что говорила. Думаю, я предполагала, что когда-нибудь мы помиримся.

— Чего так и не случилось.

— До этого момента.

Северус ничего не ответил.

Внезапно Лили осознала, что они дошли до игровой площадки, куда они с Северусом часто ходили, когда были детьми. Теперь площадка проржавела и обветшала, но воспоминания пробуждала живые и яркие. Лили подошла к качелям и села, принявшись раскачиваться взад и вперёд, а Северус стоял перед ней, держа руки в карманах.

— Присоединяйся, — Лили махнула рукой на качели рядом. Северус покачал головой.

— Я на тридцать лет старше, чем требуется для этого, — ответил он. Лили усмехнулась, продолжая глядеть на свои колени. Она знала, что Северус снова смотрит своим измученным, голодным взглядом, и одной этой мысли было достаточно, чтобы у неё начала слегка кружиться голова.

— Самое раннее воспоминание, что у меня есть, связано с этим местом, — произнёс Северус, осматривая пустую площадку. — Мне было два года, и вот в том месте я гонялся за стаей голубей. Моя мать сидела на скамейке и посмеивалась надо мной. Единственный раз на моей памяти, когда она смеялась.

Лили улыбнулась мысленной картинке счастливого двухлетнего Северуса, но её улыбка погасла, когда она подумала о его матери, Эйлин Снейп.

— Сев, можно у тебя кое-что спросить? Что происходило с твоими родителями, когда мы были детьми?

— Ты не знала?

— Ты никогда мне не рассказывал, — ответила она, поёжившись. — Я не спрашивала, потому что ты точно не хотел об этом говорить. Но они ведь ругались, да? Я заметила это, но так и не поняла, почему у них были проблемы.

Северус моргнул, и на секунду Лили испугалась, что врезалась в ещё одну из его стен. Но в конце концов он ответил.

— Насколько я, год за годом выслушивая их ссоры, понял, они оба были озлоблены и несчастны и обвиняли друг друга в том, что не стали теми, кем хотели, и не были там, где хотели. Мой отец был обыкновенным рабочим, который всегда мечтал чего-то добиться. Я не узнал его достаточно хорошо, чтобы сказать, чего именно он хотел, но, очевидно, он этого не получил. Он никогда не уставал напоминать нам с матерью, насколько ему не нравилось так жить — застрявшим на дрянной работёнке на заводе, в этом мрачном городишке, с никчёмным сыном и женой-ведьмой.

Лили помнила, как смотрелись вместе родители Северуса, какую негармоничную пару они составляли. Она задалась вопросом, как они, настолько разные, вообще нашли друг друга.

— По моему мнению, он не мог вынести жизни с женщиной настолько более смышлёной и талантливой, чем он, — продолжил Северус. — Моя мать была амбициозной и умной — слишком умной для кого-то наподобие моего старика. Она самостоятельно изобретала великолепные заклинания и зелья, но весь её талант пропал впустую, потому что никто в неё не верил. Она так и не нашла своё место в этом мире. Однажды она сказала мне, что всегда была изгоем, никогда не ладила с людьми. Она не была достаточно хороша в том, где от неё ожидали успеха, и была слишком хороша там, где люди не хотели, чтобы она преуспевала. Всегда либо слишком, либо недостаточно хороша. Либо ей завидовали, либо её презирали. Это было её проклятием.

— И твоим, — тихо сказала Лили. Никогда ещё она не слышала лучшего анализа Северуса. Он тоже был или недостаточно хорош, или слишком хорош во всём, что делал. Между этими двумя его гранями не было серой зоны.

Северус нахмурился, словно ему никогда раньше не приходило в голову, как они с матерью похожи. Потом он улыбнулся слабой горькой улыбкой и кивнул.

— Да. И моё.

— Я не знаю, что с ней произошло — почему она так легко отказалась от своих амбиций, почему вышла за такого человека, как мой отец, и почему выбрала такую неблагодарную судьбу. Она прожила жизнь очень несчастливо, так и не раскрыв свой полный потенциал. Однажды она заболела и угасла с поразительной быстротой, как будто даже не хотела поправляться.

— Мне жаль.

Северус покачал головой.

— Это было очень давно.

— А что потом случилось с твоим отцом? — спросила она, хотя уже знала ответ. Тобиас Снейп умер через несколько лет после того, как скончалась его жена.

— Ничего особенного, — ответил Северус. — Как раз в духе старого ублюдка. Он всю жизнь умалял таланты моей матери и принижал её. Он не мог стать тем, кем хотел, поэтому желал, чтобы и она была несчастна. Полагаю, что однажды он осознал, какой вред ей нанёс, но было уже слишком поздно. Он пытался поговорить со мной о матери вскоре после её гибели — вероятно, хотел, чтобы я простил его от её имени, но я не подарил ему такого удовольствия. Я не виделся с ним с тех пор, как переехал. Он умер через несколько лет после этого.

— Северус, почему ты всё ещё здесь? — спросила Лили, вспоминая вопрос, который уже задавала ему несколько месяцев назад. — Ты всегда мне говорил, что презираешь этот город. Я думала, что ты больше всего на свете хотел оставить его позади.

— Это правда, но я здесь был также и счастлив. Счастливее, чем когда-либо в своей жизни, — ответил он, задумчиво вглядываясь в старую игровую площадку.

«Из-за меня?» — хотела спросить Лили, но оставила вопрос при себе.

— Я помню, как мы сидели здесь день за днём, — начала она. — Ты рассказывал мне о магии, и мы обсуждали все те восхитительные штуки, что сделаем, когда подрастём и станем могущественными волшебниками. Мы не могли дождаться, когда наконец поступим в Хогвартс.

Воспоминание заставило её улыбнуться, но лицо Северуса стало ещё грустнее.

— Помню, как думал, что Хогвартс всё изменит, — сказал он мрачно. — Моё детство здесь было одиноким, но по глупости я полагал, что это только из-за того, что я был единственным магом среди магглов. Думал, что всё наладится, стоит мне попасть к таким же, как я, что меня будут уважать и принимать таким, какой я есть. Мне даже в голову не приходило, что жизнь станет только хуже.

У Лили защемило сердце. Она почти забыла, каким был Северус до Хогвартса. Он и тогда был несчастным, но тот странный восторженный мальчик из воспоминаний казался до безумия жизнерадостным, так разительно отличаясь от того печального человека, каким он стал, повзрослев. Бедняжка Северус так много ожидал от Хогвартса — и его надежды рухнули, не успела закончиться первая неделя в школе.

Вместо того, чтобы получить уважение, которого он так хотел, Северус стал посмешищем для всей школы. Его постоянно высмеивали такие же шутники, как Джеймс и Сириус. Каким ужасным разочарованием, должно быть, это для него стало.

Теперь, когда Лили подумала об этом, её внезапно поразила до ужаса грустная мысль о том, как Северус, наверное, себя чувствовал, сравнивая свою жизнь и её. Они оба мечтали об одной и той же замечательной жизни в мире магии, но сбылись только её мечты. Хогвартс оправдал все её надежды. Она тоже была одинока в детстве, даже собственная сестра избегала её, но Хогвартс всё изменил. Она стала счастливой и популярной. Парни лежали у её ног, девушки ей завидовали, а профессора не прекращали восхвалять её ум, характер и талант. Она получила всё, в то время как Северусу достались лишь ненависть и презрение. Её Хогвартс и его Хогвартс находились друг от друга дальше, чем рай и ад.

— Именно поэтому я начал проводить время с Мальсибером, Эйвери и остальными, — продолжил Северус. — Для того, кого слишком много раз отталкивали, нет ничего более соблазнительного, чем обещание перестать быть лишь жалкой жертвой. Я хотел стать силой, с которой будут считаться, даже если для этого потребовалось бы превратиться в монстра. Я устал быть слабым и одиноким.

— Ты не был одинок, Северус. У тебя всегда была я. Я всегда думала о тебе, — сказала Лили.

Взгляд тёмных глаз Северуса переместился на неё.

— Да. Именно поэтому ты…

Северус смолк, но Лили поняла, что он хотел сказать.

— Почему тогда ты меня оттолкнул? — спросила она. В её голосе не было ни капли враждебности. Она не обвиняла Северуса — она его спрашивала. — Почему ты предпочёл Мальсибера и Эйвери? Ты знаешь, всё, чего я хотела, — чтобы ты был счастлив. Почему ты отверг меня, когда я пыталась тебе помочь?

— Потому что я был глупым пятнадцатилетним мальчишкой, который не мог предсказать последствий собственных действий, — ответил Северус. — Я хотел, чтобы ты меня жалела, и в то же время находил это унизительным. Я хотел быть кем-то, кто заслуживает твоего уважения, а не тем, кого тебе было лишь жаль. Я знал, что вместе нас удерживало лишь твоё сострадание, и знал, что рано или поздно оно иссякнет. Я ничего не боялся больше, чем дня, когда ты навсегда меня оставишь. Я словно стоял у стены, ожидая выстрела. Мне просто хотелось с этим покончить, потому что ожидание было невыносимо. Думаю, что я самостоятельно разрушил нашу дружбу потому, что глубоко внутри мне хотелось иметь какой-то контроль над неизбежным.

Лили не знала, что сказать. Они не в первый раз обсуждали то, что уничтожило их дружбу, но в этот раз всё было по-другому. Не было криков или проклятий. Не было нападок друг на друга и припоминания старых обид, никто не указывал на ошибки другого, забывая о своих собственных. В этот раз они искренно хотели друг друга понять.

И в эту секунду, наконец, она его простила.

— К концу войны я был разбит. Не помню ничего из того, что случилось в следующий за этим год, — тихо продолжил Северус. — Мне больше было не за чем гнаться, нечего бояться, не на что надеяться. У меня ничего не осталось. Однажды Дамблдор попросил меня вернуться в Хогвартс — и я вернулся. Потом прошло пятнадцать лет. Теперь я здесь.

Он остановился и целую минуту просто смотрел в темноту перед собой. Мир вокруг них был тих и неподвижен. Даже дождь прекратился.

— Двадцать лет назад я думал, что, уехав отсюда, решу все свои проблемы. Только недавно я понял, что не место разрушало мою жизнь. Я делал это сам.

Его голос был голосом человека в возрасте, но, когда он посмотрел на небо, глаза казались молодыми.

— Я никогда по-настоящему не покидал этот город, — подытожил он.

Лили хотела как-то его утешить, но не могла найти нужных слов. Она хотела дать ему понять, как ей было его жалко, но боялась, что от этого ему будет только хуже. Ей хотелось, чтобы у неё была смелость обнять его. Ей хотелось его поцеловать и иссушить всю его боль, но она не могла. Ничто не могло уничтожить скорбь, проросшую намного глубже, чем Лили могла достать.

Она даже не осознавала, что по её щекам беззвучно скатываются слёзы, пока Северус наконец не повернулся и не посмотрел на неё.

— Ты меня жалеешь? — спросил он.

— Я тебе сочувствую.

— Не бери в голову, — глухо произнёс он. — Тебе не было бы меня жаль, если бы ты знала, что я сделал.

— Я уже всё знаю.

— Нет. Не всё. Говорил ли я тебе, кто убил Дамблдора?

Лили покачала головой.

— Это был я, — сказал он; казалось, произносить эти слова ему было физически больно. — Я убил его, но лишь потому, что он меня попросил. У Люциуса Малфоя есть сын, который, как и отец, стал Пожирателем Смерти. Тёмный Лорд приказал мальчику убить Дамблдора, просто чтобы наказать Малфоя за его никчёмность. Он даже не ожидал, что у того получится. Я пообещал Нарциссе Малфой, что закончу поручение, если её сын не сможет. На самом деле я не собирался этого делать, но Дамблдор сам настоял, что именно я должен его убить. Он заявил, что не хочет делать из Драко убийцу, и хотел быстрой смерти. В любом случае, ему предстояло вскоре умереть из-за проклятия, под которое он попал.

Лили уставилась на него, переполнившись ужасом. Ей стало плохо, но не из-за совершённого убийства, а из-за мысли обо всём, что Северус вынужден был претерпеть. Почему-то она чувствовала, что из них двоих повезло именно Дамблдору.

— Ты мне веришь? — спросил Северус. Его глаза казались опустошёнными.

— Да, — сказала она, действительно имея это в виду.

— Он вынудил меня стать Иудой, чтобы спасти себя от болезненной смерти и сохранить невиновность Драко Малфоя. Но моя судьба и моя душа были ему безразличны. Он заявил, что это не будет считаться убийством, потому что я лишь сделаю то, о чём меня просят, но если говорить обо всём остальном мире, то для них я убийца и предатель. Он сказал, что это убийство не должно стать камнем на моей душе и погубить меня, но оно погубило. Знаю, что погубило.

Он стиснул зубы, чтобы подавить нечто, что могло быть рыком гнева — или стоном боли.

— Я размышлял, а понимал ли он, что, пожертвовав собой, он пожертвовал и мной? — продолжил он. — Мир никогда, никогда меня не простит. Не на это ли он рассчитывал всё это время? Не хотел ли он переложить вину на меня, чтобы его нимб сиял ещё ярче? Заботил ли я его вообще или был лишь ещё одной пешкой в его маленькой партии? Если мы победим, его веками будут чествовать как героя, а меня навсегда запомнят как монстра, его убившего. Он будет святым, а я буду драконом, и никто не узнает, никого не будет заботить, что всё, что я совершил, я делал из преданности ему.

В беззвучной ярости он сжал кулаки, но потом лишь вздохнул и расслабился, осторожно прислоняясь спиной к стволу старого дуба. Лили поднялась и, скрестив руки, неуверенно подошла к нему.

— Почему ты сейчас мне это рассказываешь? — спросила она.

— Потому что ты заслуживаешь знать, и я был слишком большим трусом, чтобы рассказать тебе раньше. Я хочу, чтобы ты знала, кто я на самом деле, — ответил он. Она пожала плечами.

— Я уже знаю, кто ты. Я всегда знала. Это ты постоянно об этом забываешь. Если я вернусь, обещаю, что попрошу Дамблдора защитить тебя, — сказала она и попыталась улыбнуться, её слова звучали слишком наивно и по-детски даже для неё.

Северус обдумал её слова и затем покачал головой.

— Нет, — сказал он.

— Нет? — эхом повторила она, поднимая брови.

— Если ты вернёшься, советую держаться так далеко от меня, как только можешь, — сказал он. — На самом деле, я на этом настаиваю.

— Почему? — спросила она. — Разве ты не хочешь быть со мной?

Он пристально посмотрел на неё, и секунду его глаза кричали «да». Её сердце застучало быстрее. Но этот взгляд быстро исчез, и Северус вновь смотрел измученно и хмуро.

— Вопрос не в том, чего хочу я, — мрачно произнёс он. — Для тебя будет слишком опасно появляться сколь угодно близко ко мне.

— Не будь таким трагичным, Сев, — сказала она. Ей отчаянно хотелось заставить его улыбнуться. — Что такого в тебе девятнадцатилетнем страшного, за исключением прыщей?

— Я не был тогда приятным человеком, — ответил он, сморщившись. — Если бы ты увидела, что я творил двадцать лет назад, ты бы никогда больше не смогла снова посмотреть мне в глаза.

— Но ты ведь не хотел ничего этого, да? Ты присоединился к Пожирателям Смерти, потому что тобой манипулировали.

Северус снова отвернулся от неё.

— Да, мне нравится так думать. Какой удобный способ оправдать решения, что я тогда принимал. Но правда никогда не была столь проста. Если быть откровенным, предельно откровенным…

Он сделал к ней шаг, подходя немного ближе.

— …всё, что я делал, я делал по моей собственной свободной воле. Я присоединился к Тёмному Лорду, потому что мне хотелось причинить кому-нибудь боль. Мне стало предельно ясно, что миру я не нужен, и мне хотелось, чтобы он сгорел. Никто меня не уважал, и я захотел, чтобы меня боялись. Я хотел иметь достаточно власти, чтобы заставить всех ползать у моих ног, как я ползал у ног всех остальных, и меня не заботило, кого мне придётся раздавить, чтобы достигнуть этого. Я был ожесточённым, злым, эгоистичным и разрушал всё вокруг. И я никак не могу себя оправдать. Я сам принял решение стать тем ужасным человеком. Я хотел быть монстром.

Лили разомкнула губы, но вновь обнаружила, что не может ничего сказать.

— Вот кем я был, — продолжил Северус с отвращением. — Такого человека ты встретишь, если будешь достаточно глупа, чтобы выслеживать его, — а ты не глупа, Лили. Не думаю, что этот человек заслуживает сострадания, и не думаю, что тебе стоит растрачивать на него своё время.

— Но ты изменился! — выкрикнула она. — Даже если то, что ты говоришь, правда, ты больше не тот человек, Сев. Только посмотри, каким ты стал.

Для Лили это было комплиментом, потому что в её глазах Северус был одним из храбрейших, сильнейших и великолепнейших людей, каких она знала.

— Если во мне есть сейчас что-то хорошее, это всё благодаря тебе, — сказал он. — Я не понимал, как ошибался, пока из-за моей глупости не умерла ты. Я пытаюсь загладить свои грехи с тех самых пор.

У Лили вырвался то ли вздох, то ли тихий возглас, и внезапно она почувствовала себя настолько обессиленной, что ей пришлось опереться рукой на ствол дерева. Почему Северусу было обязательно настолько сильно её любить?

Впервые она действительно прочувствовала разницу в возрасте между ними. Она была молода, слишком молода, чтобы ему помочь. У неё не было ни мудрости, ни опыта, чтобы найти слова, которые заставили бы Северуса увидеть, какой он на самом деле: настоящий герой с невероятным сердцем. Она пообещала себе, что однажды найдёт способ показать ему это.

— Сейчас опять пойдёт дождь, — внезапно произнёс Северус, вперившись взглядом в облачное небо. — Нужно возвращаться домой.

Лили очнулась от размышлений. Внезапно она поняла, как устала. Она сильно измучилась, просто выслушав признания Северуса. Раньше она думала, что знает Северуса лучше, чем саму себя, но теперь ощущала, что лишь начинает его понимать.

Когда они пошли по направлению к дому, Лили на секунду задумалась, стоит ли рассказать Северусу, что он действительно лучший друг, какой у неё только был, и что он важен ей настолько, что словами не выразить, но потом поняла, что не обязательно ничего говорить. Впервые за всё время ей казалось, что они сказали друг другу всё, что нужно было сказать.

— Спасибо, Северус. Мне действительно это было нужно, — сказала она вместо этого, пока они медленно продвигались по пустой улице. Она взяла его за руку. В первый раз её прикосновение не обожгло его.

— Пожалуйста, — ответил он, переплетая их пальцы.

Не будь они настолько потеряны в собственных мыслях, может быть, они заметили бы худого молодого человека, следящего за ними.