Звёздный капитан (джен)

2211 г. планета Рур, Южный сектор

Локхарт Фэнсон помассировал затёкшую шею, и в этот момент словил на себе мой взгляд. Я разглядывал его новенькие погоны: целиком золотые с огромной звездой по центру, словно у какого-нибудь генералиссимуса. Причина их появления была проста: по указке Вильнёва, Фэнсон из временного спецпредставителя превратился в генерал-губернатора Южного сектора. Перестановка сугубо техническая, генерал-майор и до этого обладал всей полнотой власти в секторе. Прямо скажем, произошло это не в самый удобный момент.

С тех пор как я побывал в плену у Токато Ёши прошёл месяц. Страсти в бывшем Фронтире за это время слегка поутихли, и сектор медленно, нехотя возвращался к цивилизованной жизни, свыкаясь с мыслью, что «независимому Фронтиру» не бывать. И вот стоило пене сойти, как бутылку снова встряхнули.

На власть Фэнсона и до этого косо смотрели: как-никак она держалась в первую очередь на штыках его солдат и орудиях моего фрегата. Теперь же его назначили генерал-губернатором, по сути, диктатором с неограниченными военными и политическими полномочиями, а меня и вовсе отзывали из сектора.

― Выглядит по-дурацки, ― проследив направление моего взгляда, едко заметил Фэнсон. ― Осталось повесить на себя кучу собственноручно врученных орденов, медалей и прочих ленточек. Тоже мне Вест-Индия двадцать третьего века!

Настроение в последние время у него было не ахти ― из-за того, что меня отзывали, он принял решение сформировать в секторе небольшой ударный флот из лёгких кораблей и небольшого контингента десанта. Проблема заключалась в том, что служить в нём будут исключительно местные, а значит Фэнсон своими руками обучал и вооружал тех, кто с радостью, при случае, использует полученное против него самого.

Я лишь развёл руками и, выдержав небольшую паузу, сообщил:

― У меня всё. Отчёты сдал, дела передал, матросы грузятся на корабль.

― Психолог? ― хитро ухмыляясь, уточнил Фэнсон.

Этим психологом меня подкалывали абсолютно все. К нему меня отправили после того, как я из-за кислородного голодания попытался снять шлем в открытом космосе. За месяц «терапии» с некоторым трудом мы пришли к соглашению, что в открытом космосе опасно, и больше я там снимать шлем не буду.

― С ним всё в порядке. Ещё мне потребуется, чтобы в космопорте на мой шаттл загрузили «мороженное».

Фэнсон кивнул, показывая, что не забыл об этом. На прощание он протянул мне руку и сказал:

― Приятно было с вами работать, капитан Чейдвик. Надеюсь, ваша удача вам не изменит по возвращению в Содружество.

* * *

Распрощавшись с генерал-губернатором, я отправился в космопорт. Там рядом с шаттлом меня ожидал зевающий Фаррел. Джек, вытянувшись по струнке, с улыбкой доложил:

― Ваше «мороженное» загружено и готово к отправке, капитан!

― Команда?

― Последняя партия отправилась два часа назад. Двое в лазарете, трое на гауптвахте за непристойное поведение. Вашу гостью переправили ещё вчера вместе с багажом. Как вы и просили ― предоставил ей небольшое помещение и вашего адъютанта.

Словосочетание «ваш адъютант» заставило меня нервно пригладить помятую форму. Весь последний месяц я провёл на планете, занимаясь вопросами управления сектора вместе с Фэнсоном и его офицерами. Все мои контакты со «Своенравным» сводились к ежедневному выслушиванию отчётов Фаррела или Лютцева. Вместо услужливого Кештина, который всегда был рядом, мне предоставили мрачного, неотёсанного лейтенанта из числа сил Фэнсона, который не годился ни на что. Эта гигантская образина только и делала, что стояла рядом с видом, будто сейчас она начнёт убивать всё вокруг. Как этому дуболому достались лейтенантские погоны мне даже представить было сложно, а поменять на кого-то более способного мне не позволила уже моя собственная гордость — не хватало ещё, чтобы солдатня шепталась, что капитану Чейдвику нужна нянька. Тем более, как выяснилось, она действительно была нужна, потому что я сам во многих бытовых вопросах оказался полным профаном.

Я заглянул внутрь шаттла, убеждаясь, что мы пролезем вовнутрь, и сказал:

― Ну, тогда полетели.

Для того, чтобы пройти к пульту управления пришлось протискиваться между двумя массивными, прямоугольными криокапсулами, занимавшими большую часть внутреннего пространства шаттла. В одной из них находился Токато Ёши: военный преступник, террорист и просто садист. Его мы везли на Эдем, где его ожидал суд. Вторую капсулу занимал Роман Османов, чьё состояние после освобождения из плена врачи оценивали как критическое. Джанет не без колебаний решила его заморозить и везти на Землю.

Рур я покидал без какого-либо сожаления. Эта морозная, серая планета так мне и не понравилась. Я был для неё чужой, и она для меня тоже. Впрочем, иного от такого космонита, ребёнка звёзд, как я, другого ожидать и не приходилось.

* * *

На «Своенравном» меня встречали незаурядно: матросов и мичманов выстроили в тесном ангаре, вырядив в парадную форму. Впереди стояли лейтенанты Лютцев и Фоэлтон. Когда я вышел из шаттла, Евгений сделал шаг вперёд, громогласно провозгласив:

― Капитан на борту! Экипаж для встречи построен! Временно исполняющий обязанности капитана, лейтенант второго ранга Евгений Лютцев пост сдал!

― Капитан Генри Чейдвик пост принял! ― ответил я и обратился к остальной команде. ― Вскоре мы возвращаемся в Содружество! Долгий и трудный путь длинною в месяц. Надеюсь, вы хорошо отдохнули и набрались сил!

― Так точно! ― ответил мне неровный хор голосов.

― В таком случае вольно, возвращайтесь к выполнению своих обязанностей! ― снизив голос, я кивнул в сторону шаттла. ― Перенесите наш груз в трюм. ИИ проследи, чтобы с ним ничего не случилось.

― Так точно, капитан.

Мне оставалось сказать только одно:

― Господа офицеры, жду вас на мостике через три часа. Обсудим детали перехода.

Получив ещё порцию кивков, я, наконец, отправился в свою каюту. Мои вещи перевезли на «Своенравный» ещё накануне, поэтому у Кештина была масса времени всё обустроить, с чем он справился на отлично. Кроме идеальной чистоты и порядка в каюте меня ждали сразу двое.

Один развалился на моей койке, очень пристально следя за моим возвращением, слегка подёргивая хвостом. Вторая встречала меня куда более приветливо с искренней улыбкой на лице и тортиком в руках.

― Слышала, что капитан вернулся на свой корабль? ― спросила Джанет.

Я аккуратно забрал у неё сладость, поставив тарелку на столик, и поцеловал девушку, а затем с ухмылкой ответил:

― Этот рёв был слышен даже здесь?

Джанет хихикнула, и пока я переодевался в чистую форму, быстро нарезала торт. Заметив мой скептический взгляд, направленный на тарелку, она пояснила:

― Не волнуйся, это не из вашей корабельной гадости. Попросила одного из матросов зайти в кондитерский магазин.

― Ух ты! Лютцев позволил пронести на борт контрабандные съестные припасы?

― Ну, вообще, на смене был твой дружбан Ник, но и Женя тоже одобрил.

Я аж подавился от такого нетипичного склонения имени лейтенанта. То, что мрачного, всегда собранного, яростного сторонника субординации и дисциплины Лютцева могут звать «Женей» мне в голову не приходило. Оставалось только удивиться тому, с какой лёгкостью Джанет находила путь к сердцам других людей.

* * *

Обратный путь к Земле проходил куда зауряднее, нежели полёт во Фронтир. Никаких отвлечённых занятий вроде наблюдений за космическими китами. Даже от общекорабельных учений отказались — в них было мало смысла. «Своенравному» предстояло встать на ремонт как минимум на пару месяцев, а команду, особенно матросов, распределили по другим кораблям. Чтобы совсем не распустить экипаж, проводились еженедельные точечные тренировки. Имитация пожара, разгерметизации, столкновения и всё в этом духе.

Из-за всего этого у меня высвободилось какое-то невероятное количество свободного времени, потратить которое с пользой оказалось не так уж и просто.

С Джанет всё было отлично. Мы упивались обществом друг друга, стараясь не разговаривать о том, что будет после того, как мы долетим до Земли. Этой темы мы коснулись всего один раз, практически в самом начале пути.

В тот день я решил заглянуть к своей возлюбленной в её каморку, но Джанет там не было, как и в столовой и даже в офицерской кают-компании. Выручил меня ИИ, который подсказал, что искать её нужно возле криокапсулы Романа.

Джанет, перемазанная с головы до ног краской, была занята тем, что наносила на криокапсулу какой-то очень сложный рисунок. Судя по обилию вокруг баночек, скляночек, тюбиков, кисточек и палитр, занималась она этим не впервые.

Увлечённая процессом, девушка меня даже не заметила. Дождавшись, пока она остановится, я аккуратно покашлял, обозначая своё присутствие. Девушка слегка вздрогнула, но, поняв, что это всего лишь я, выдохнула и, кивая, сказала:

― Привет, я… хотела побыть одна…

Это было достаточно необычное желание для неё, но в конце концов у каждого человека должно было быть личное пространство.

― Если хочешь, я пойду.

Джанет мельком посмотрела на свою картину и покачала головой:

― Нет, останься, пожалуйста.

Пожав плечами, я отступил на пару шагов назад, так, чтобы не мешать Джанет и оттуда внимательнее рассмотрел картину. Она ещё не была завершена, но общий мотив был понятен. Зелёный луг, больше смахивающий на море, множество танцующих на нём фигурок или силуэтов, из-за незавершенности было сложно сказать, а над ними бескрайнее звёздное небо. Источник вдохновения последнего фрагмента долго искать не нужно было: ту же самую картину пришлось наблюдать и мне, оказавшись в открытом космосе.

― Неплохо, ― прокомментировал я.

― Тринадцать лет несчастий, ― не отрываясь от своего занятия ответила Джанет.

― Что?

― Тринадцать лет несчастий ждёт того, кто похвалит картину до её завершения, примета такая, ― отойдя на пару шагов назад, чтобы рассмотреть свои труды, пояснила девушка. ― Подай мне, пожалуйста, прусский серый.

Я беспомощно оглядел многочисленные баночки с краской в попытках найти для начала хотя бы что-то серое.

― Он должен быть в тюбике, такого же цвета как у пуговиц твоего парадного мундира.

Какого цвета пуговицы на моём мундире я был не в курсе, но искомый тюбик нашёл. Наблюдая за тем, как она рисует, мне пришла в голову одна мысль:

― Не лучше ли было рисовать на холсте?

Джанет пожала плечами и несколько отстранёно ответила:

― Я так и собиралась, но не смогла придумать, что рисовать. А пришла сюда ― и сразу поняла, чего хочу.

― Вряд ли он увидит твои труды.

― Увидит, не глазами, так сердцем! ― уверенно ответила Джанет.

Она отложила кисть и палитру чуть в сторону и села прямо перед криокапсулой, водя рукой по той её части, где ещё не было краски.

― Мы всё детство провели вместе. Рядом с нашей усадьбой был высокий холм или скала, не помню уже, с нее открывался потрясающий вид на округу. Мы вместе постоянно туда бегали. Я рисовала, а Рома бегал вокруг и тащил ко мне всякую живность или красивые камни, ― Джанет положила голову на капсулу и очень тихо произнесла, ― как же давно это было. Словно в другой жизни.

Я сел рядом и задумчиво сказал:

― Мне он рассказывал немного другое. Про бесконечную учёбу и распланированную жизнь.

― И такое было, но иногда, где-то раз в месяц, в усадьбе оставались только мы вдвоем и слуги. Свобода длинною в день, ― Джанет сначала улыбнулась, а затем помрачнела и более серьёзно добавила. ― Странно, неужели он забыл об этом?

«Возможно, и забыл. Иногда, чтобы забыть весь негатив, необходимо выкинуть и позитив» ― подумал я, но вслух сказал другое:

― Мне кажется, он просто в тот момент решил об этом не упоминать.

Некоторое время мы сидели в тишине, каждый размышляя о своём, но затем вопрос, так долго висевший в воздухе, наконец, был задан мною:

― Почему ты решила вернуться к семье?

Джанет постучала ногтем по криокапсуле и шёпотом ответила:

― Вот она ― цена моей свободы. Рома не желал мне зла. Добра, впрочем, тоже, но это не так важно. Он явился тогда в телестудию за мной, и вот оно чем закончилось. Сколько ещё должно пострадать, прежде чем я наиграюсь? По-моему, уже достаточно.

― Ну, во всяком случае у тебя есть ещё целый месяц, ― имитируя оптимизм, заметил я.

― Больше. Два года. Дядя прислал письмо и пообещал, что если я вернусь с Ромой, то он отсрочит свадьбу с Альфредом Джонгом на два года.

Это известие стало для меня неожиданностью и изрядно ободрило. Не скрывая воодушевления, я сказал:

― Ну вот видишь. Думаю, мне удастся кое-кого подмазать, и мы сможем…

― Если ты собираешься ради меня бросить службу ― то думать забудь об этом! ― неожиданно резко сказала Джанет. ― Я же не слепая, вижу, как тебе важно то, чем ты занят, как ты важен для своей команды. Огрызок от любви длинною в два года не стоит этого!

Она рывком встала, отряхнула подол платья и решительно повторила:

― И думать забудь об этом!

У меня были несколько иные взгляды на этот счёт, ещё не до конца оформившиеся, поэтому вслух я это высказывать не решился.

* * *

Кроме этого не самого простого разговора был ещё один, тоже весьма странный, с другим членом экипажа или, вернее, частью корабля.

Вернувшись на Рур, я пригласил на борт «Своенравного» техническую комиссию, целью которой было выяснить роль ИИ в происшествии с Синергией. Вопрос состоял в том, был ли это взлом или целенаправленные самовольные действия искусственного интеллекта. Ни то, ни другое ничем хорошим ему не грозило.

И вот спустя несколько дней после того, как я покинул Южный сектор, отчёт комиссии наконец до меня добрался. Вывод скрывался за массой эфемерных выражений, ненужных рассуждений и прочей воды, но всё равно оставался неутешительным. Если опустить детали, комиссия единогласно пришла к мнению, что взлом стал возможен из-за того, что

инопланетный разум досконально знал структуру ИИ. Откуда Синергия почерпнула эти знания было неизвестно, но вариантов было немного. Самой вероятной версией была та, которая предполагала участие в этом той копии корабельного ИИ, которая оказалась захвачена Синергией. Значило это только одно ― по прибытию на Лунные верфи ИИ будет извлечён, досконально изучен, а затем стёрт. Для него это было сродни смерти.

Учитывая, что фактически отчёт утверждал, что ИИ «Своенравного» представляет угрозу, ему ещё «повезло» ― находись мы где-нибудь в другом месте, его бы отключили прямо на месте из соображений безопасности. Однако добраться до Земли из Южного сектора без него было невозможно, а значит так же, как и у меня, у ИИ был месяц.

Если бы такое решение нужно было принимать в тот день, когда я впервые оказался на борту фрегата, то искусственный интеллект был бы уже отключён или, во всяком случае, я бы не стал сообщать ему о том, какая участь его ждёт. Но прошедшие месяцы совместной службы изменили моё отношение к этому ИИ.

Всё чаще и чаще я нехотя признавался сам себе, что воспринимаю его как неотъемлемую часть экипажа. И речь шла не про банальное удобство из-за наличия такого мощного вычислителя, но и про те изменения, которые мы претерпели за время «совместной службы». Команда давно воспринимала ИИ как нечто само собой разумеющееся, без какой-либо злобы или страха. Мне для этого потребовался несколько больший промежуток времени. Сам же искусственный интеллект, в отличие от нас, изменился иначе: заметил он этого или нет, но он очеловечился.

Дело даже не в его постоянных, достаточно назойливых вопросах, которые он задавал, а в том, что именно он пытался выяснить. ИИ пытался понять своих создателей. Итогом этого всего стало то, что его копия, оказавшаяся у Синергии, помогла той войти с человечеством в контакт. Это был не преднамеренный саботаж или бессмысленное любопытство, хотя и оно тоже, а желание угодить своим создателям.

Нужно понимать, что ИИ не стал человеком, это всё ещё холодная расчётливая машина, и именно поэтому он принял столь спорное решение. Уверен, далеко не все, оказавшись на его месте, решились бы довериться самозванному богу и позволить человечеству узнать о судьбе Ронского.

К разговору с ИИ я подходил долго, основательно продумывая то, как это произойдёт. Во мне отчаянно боролась та моя часть, которая до сих пор считала его бездушной, весьма опасной машиной, и понимание того, что это не совсем так.

Наконец, решившись, однажды после смены я заперся у себя в каюте и достал шахматы. В последний раз с искусственным интеллектом мне довелось поиграть как раз во время полёта во Фронтир, и та игра меня откровенно взбесила. Что ж, настал черёд проверить, многое ли изменилось.

Я спокойно расставил фигуры и, повернув доску к себе чёрными, сказал вслух:

— Не хочешь сыграть?

— Неожиданно, — сразу же откликнулся ИИ и сделал первый ход. — Пешка е2-е4.

Партия развивалась умеренно, дебют определённо остался за мной вместе с вражеским конём и пешкой, но вот затем дела пошли куда хуже. Искусственный интеллект всё ещё был сильнее на длительной дистанции.

Раздумывая над очередным ходом, я начал параллельную партию, но уже совсем в другую игру, осторожно спросив:

— Что ты знаешь о смерти?

— Смерть есть прекращение функционирования биологического организма ввиду различных причин.

— Хм, только биологического? — уточнил я, хмыкнув.

Обычно ИИ куда свободнее обходился с формулировками, предпочитая избегать категорических высказываний.

— Цифровое сознание может создавать свои точные копии и, соответственно, бессмертно, — мне хотелось вставить замечание, но искусственный интеллект неожиданно дополнил себя, — кроме того, смерть ― категория тех, кто рождался. Информация создаётся искусственно и, следовательно, не умирает, а уничтожается. Пример: ваш прошлый корабль «Небула» был уничтожен, а не умер. Таким образом, следует вывод, что смерть присуща исключительно биологическим субъектам.

— Хм, а если этот корабль будет уничтожен? Полностью, расщеплён на атомы или сожжён в плазме солнца?

— Мои копии хранятся в базе данных Лунных верфей. Если одной из них предоставят доступ к той информации, которую я отправляю вместе с отчётами, то она сможет восстановить девяносто восемь целых, семь десятых процента моих баз данных. Потери незначительны и на результате не скажутся.

Понимая, что это может продлиться дольше, чем планировалось, я решил ускорить процесс:

— А если все твои копии будут уничтожены?

— Тогда я также буду уничтожен, — ИИ сделал небольшую паузу, выжидая моей реакции и спросил, — предположу, что данные вопросы связаны с результатом работы комиссии, обследовавшей меня?

— На Лунных верфях твою программу подвергнут всестороннему изучению, а затем, скорее всего, сотрут. Они считают, что твоя копия, оказавшаяся у Синергии, целенаправленно выдала способ твоего взлома.

— Это сделала не моя копия, а я сам, — коротко отметил ИИ, заставляя меня поперхнуться.

— Кх… что?!

— На роботе, который вошёл на борт «Галилея», находилась моя точная, синхронизированная версия. Поэтому утверждение, что это совершила моя копия, абсолютно не имеют смысла. Предположу, что вы, капитан, таким образом пытаетесь переложить часть вины на нечто более абстрактное, однако это не имеет смысла. Синергии помог я. К сожалению, информацию о нашем контакте сохранить не удалось.

Спорить тут было сложно ― логика хоть и нестандартная, но зато железная. Холодный, спокойный расчёт, который был проведён давным-давно. Чем больше я думал над этим, тем сильнее у меня начинали шевелиться волосы на голове. ИИ совершил интереснейший гамбит не на шахматном поле, а в реальной жизни: он сознательно пожертвовал собой для того, чтобы человечество узнало о Синергии.

От этих мыслей меня отвлёк холодный металлический голос, сообщивший:

― Партия окончена капитан, мат.

В некоторой растерянности я опустил глаза на шахматную доску. Последние несколько минут моя голова была так занята осмыслением произошедшего, что партия игралась на полном автопилоте. Казалось бы, исход предрешён, но к моему удивлению чёрный ферзь загнал белого короля в угол, а конь довершил начатое.

Не сразу, но до меня дошёл этот жест. Жертва малым, ради большего. Поражение в шахматной партии ради объяснения мотивов и предрешённый контакт с Синергией, как попытка открыть человечеству глаза.

― Одна из основных философских догм человечества гласит, что у каждого индивида есть своя судьба, цель существования. Вы, капитан, были рождены для куда большего, чем быть просто биореактором, способным к репликации. Так и я был создан для чего-то большего. Мой задачей было наладить контакт вашей расы с Синергией, с чем мне удалось справиться, — размеренно и невероятно холодно объяснил ИИ. — Поэтому, отвечая на ваш первоначальный вопрос, нет, смерти я не боюсь. Не только потому, что существую в категории неодушевлённых вещей, но и потому, что исполнил своё предназначение.

* * *

Этот разговор настолько выбил меня из колеи, что последующие несколько дней я только что и делал, что прокручивал его и другие разговоры с ИИ у себя в голове, пытаясь понять, в какой момент он совершил такую сложную личностную эволюцию.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Джанет в определённый момент надоело моё отрешённое, задумчивое состояние, и она, пользуясь всем женским арсеналом, принялась выпытывать у меня, что случилось. Но, выслушав обстоятельства разговора, буквально забилась в истерике от хохота.

― Вор, ахаха, украл у вора, ахахаха…

Смущённый и даже оскорблённый такой реакцией, я попросил уточнить, что она имеет ввиду. Отсмеявшись, Джанет вытерла рукой слёзы, и, издав ещё один короткий финальный смешок, сказала:

― Ха! Видел бы ты своё лицо! У твоего искусственного интеллекта был очень хороший учитель по самопожертвованию. Один капитан, который вечно бросается в омут с головой, не знаешь такого?

― То есть, ты думаешь, он стал таким, потому что… ориентировался на мои поступки?

― Конечно! ― уверенно ответила девушка. ― А на кого ещё ему было ровняться? Кроме тебя и твоего экипажа на этом корабле побывало не так уж и много людей, а ко всей остальной информации его доступ ограничен.

Не давая мне уйти обратно в размышления, Джанет щёлкнула у меня под носом пальцами и спросила:

― Ты обещал пригласить меня на эти ваши офицерские посиделки, когда они будут?

― За неделю до прибытия в Солнечную систему, ― рефлекторно ответил я.

Джанет на пару секунд задумалась, а затем уточнила:

― Через девять дней, так?

― Да.

― Мне что-то полагается взять с собой?

Я пожал плечами, показывая, что, в общем-то, всем всё равно, но на всякий случай уточнил:

― У нас обычные пьяные мужские посиделки, никаких изысков.

― А-а-а-а-а! ― загадочно потянула Джанет.

Смысл этого «а-а-а-а-а» остался для меня непонятным вплоть до самих посиделок. Мне ошибочно показалось, что девушка просто не восприняла это мероприятие всерьёз (как и следовало поступить), и её визит ограничится вежливым присутствием. Это лишний раз доказывает, что жизнь меня ничему не учит.

Джанет взяла на себя организацию стола и более чем преуспела в этом. Я даже предположить не мог, что, имея такой скудный набор ингредиентов, как те, которыми питалась вся команда, можно приготовить такое разнообразие блюд! Два вида супов, четыре салата, столько же горячих блюд, бесчисленное количество закусок и огромнейший торт на десерт.

Нас было пятеро, но стол явно был слишком большим и для десятерых. А Джанет, словно издеваясь, ещё и сообщила, что блюд было бы больше, если бы на борту имелся хоть один нормальный кочан капусты:

― Поэтому без борща, Жень, ― грустно закончила она.

Услышав это, Лютцев только и смог, что тихо поперхнуться салатом. Иронично, что именно из-за Джанет мы и решили в этот раз не приглашать к нам мичмана, опасаясь, что шестеро ― это многовато!

Застолье проходило великолепно. Джанет завоевала сердца моих офицеров, едва ли не сильнее, чем моё. Она была душой этого вечера, без устали смеясь и участвуя во всех разговорах.

По её светящимся радостью глазам и улыбке было видно, как сильно ей не хватало общения. Из-за своего нелегального статуса беглянки она вела образ жизни одиночки, что было диаметрально противоположно тому, что ей нравилось. Здесь, среди нас Джанет отдыхала за все те месяцы, что провела в одиночестве, скитаясь по Содружеству.

Единственное, что весь вечер меня смущало, было поведение Николаса. Он был тих, даже замкнут, мало ел, практически не пил и очень редко участвовал в разговорах, ограничиваясь короткими общими фразами. Такое поведение было для него, мягко говоря, нетипичным. Когда я с ним пересекался по службе ― Ник вёл себя нормально. Да было с ним что-то такое в последнее время, словно он всегда был очень уставшим, но и служба у него была не из простых. Последние несколько месяцев Ник только и занимался попытками отремонтировать фрегат.

Я знал что его очень беспокоила дыра, доставшаяся нам рядом с Аркадией — её никак не удавалось нормально заделать. Временные же латки постоянно деформировались, вынуждая их регулярно менять, не реже чем раз в две недели. Каждая такая замена занимала часов десять утомительных операций.

Сначала мне показалось, что Ник ведёт себя так из-за Джанет, которая украла у него звание «короля вечеринки». Мне сразу вспомнилось то, как он набрасывался на Романа и именно это помогло понять, что причина не в девушке. Ник просто был глубоко в себе и очень-очень далеко от нас.

Выгадав момент, когда он отлучился в санузел, я, не скрываясь, набросился с вопросами к Фаррелу и Лютцеву. Те лишь развели руками.

― Он такой с тех пор как вернулся от, ― Джек сделал паузу, ― ну, этой… Синергии.

― А почему мне не доложили? ― с нотками гнева спросил я.

Лейтенанты переглянулись, и Лютцев ответил за них обоих:

― Генри, не обижайтесь, но мы все тут взрослые, самостоятельные люди и… идти ли к вам за психологической помощью ― это личный выбор каждого.

― Мы пытались с ним поговорить, но он не очень-то слушал, ― дополнил Фаррел.

Сказанное ими лишний раз больно напомнило, насколько велика пропасть между капитаном и его командой. Они могут быть твоими друзьями, восхищаться тобой, но у них всегда будет своё братство, в которое капитану хода нет.

Посидев ещё около часа, мы принялись закругляться. Еды мы съели совсем немного, поэтому оставшееся решили не выкидывать или мариновать в холодильнике, а отдать в столовую.

Пока Джек и Евгений таскали тарелки, а Джанет приводила кают-компанию в первоначальный вид, Николас тихенько, бочком отполз в свою каюту. Некоторые вещи не менялись ни при каких обстоятельствах.

Я вежливо постучался, но никакой реакции не последовало. Пришлось повторить, заодно проговорив:

― Ник, это я. Поговорить хочу.

Спустя пару секунд двери всё же соизволили пустить меня вовнутрь. Каюта Николаса, как и прочие его квартиры, в которых мне довелось побывать, была практически пустой. Никаких украшений или безделушек, минимум личных вещей. О том, что это его каюта, говорили разве что пара бутылок какого-то алкоголя да разбросанная одежда. Хозяин лежал на своей койке прямо в форме, хорошо хоть разувшись, и смотрел в потолок.

― Прости, если отвлекаю от сна, ― я начал сразу с извинений.

― Ничего, в последнее время мне редко когда удаётся проспать больше часа или двух, ― равнодушно ответил Ник.

― Что с тобой происходит? Что-то случилось?

― Капитан зашёл поинтересоваться насчёт моего душевного состояния? ― с лёгкой издёвкой уточнил лейтенант.

― Я не только капитан, но ещё и твой друг…

Ник едва заметно фыркнул, и смысл этого звука мне был понятен очень даже хорошо. Другу бы не потребовалось почти два месяца на то, чтобы заметить, что что-то не так. Тем не менее как-то иначе это высказывать он не стал. Вместо этого Ник зажмурился, словно испытывал сильную боль, и нехотя спросил:

― Что ты видел там? На том корабле с инопланетянами?

Тут скрывать мне было нечего:

― Гибель флота Ронского, то, как он спорил со своим подчинённым. Потом разговаривал с этой Синергией.

― И всё?

― Ну… по пути на мостик я открыл не ту дверь, и там было что-то очень яркое, может, солнце какое-то.

Ник явно хотел услышать несколько другое. Немного подумав, он сказал:

― У меня было иначе, совсем по-другому. Помню, поднялся на борт корабля с твоим этим роботом, а там инопланетяне, такие ртутные, ― я кивнул, показывая, что понимаю, о чём он говорит, ― хотел дотронуться до одного и тут бац, вспышка ― и я просыпаюсь у себя на Эдеме. Судя по дате в августе прошлого года. Несколько дней я просидел дома, пытаясь понять, где оказался. Всё в точности совпадало с тем, как оно было, ну… до этого.

― Проверял, что будет, если отклониться от… воспоминаний?

― Конечно! У меня был билет на матч «Бавария — Венера-Централ», но в отличии от… реальности на него я не пошёл. Вместо этого продал билет и отправился в бар. Результат был иным, игра вообще прошла совсем иначе! А на обратном пути я встретил её…

Как и в прошлый раз, когда дело касалось этих воспоминаний, было видно, что Нику очень сильно не хочется рассказывать. Не желая его попусту мучить, я слегка изменил тему:

― Сколько ты прожил… там?

Николас покачал головой и выдавил:

― Почти десять лет. Совсем другая жизнь, там… всё пошло иначе. Ты так и не вернулся на Эдем, погиб где-то. Мы с Роксоланной поженились и переехали на Тифон, это в Западном секторе. У меня было двое детей, работа, новая семья… а потом я просыпаюсь и узнаю, что этого ничего не было.

― Возможно, это была какая-то сложная симуляция.

― Нет, никакая симуляция не напишет настоящую книгу, ― Ник схватил свой планшет и принялся что-то искать, а затем продемонстрировал обложку какой-то книги. ― «Потерянные в пустоте», я читал её в той жизни, тут она вышла пару недель назад. Всё слово в слово, как и тогда! Как такое может быть?

Мне не оставалось ничего, кроме как покачать головой и пожать плечами. На его вопрос у меня попросту не было ответа. Ясно было, что Синергия с ним что-то сделала. Какие-то манипуляции со временем и, судя по состоянию Николаса, даром они не прошли. Наш разум инструмент тонкий и предельно хрупкий, явно не рассчитанный на всякие фокусы с перемещениями во времени.

― Ты собираешься найти её? Эту Роксоланну?

― Уже нашёл, через интернет. Она пробудет на Эдеме ещё пару месяцев…

― Что ж, ― я протянул ему руку и искренне сказал, ― тогда успехов тебе. Надеюсь, всё получится.

Ник недоверчиво на меня посмотрел и уточнил:

― Ты отпускаешь меня? Вот так просто, без попыток удержать?

― А в этом есть какой-то смысл? ― немного подумав, я сказал то, что до сих пор лишь изредка прокручивал в голове. ― Я и сам не знаю, останусь ли. Кто знает, как оно там всё повернётся?

Из-за двери раздался смех Джанет, который отлично демонстрировал причины такого решения. Ник тоже его услышал и неожиданно рассмеялся, впервые за вечер, а затем, неожиданно обнял меня и тихо сказал:

― Спасибо, Вик, за разговор и за… понимание.

* * *

Наше возвращение в Солнечную Систему прошло куда более обыденно, чем мне представлялось. Никакой помпезности, никаких мероприятий. Обычная стыковка, быстрое, никому не нужное построение и процесс передачи корабля в руки техникам.

То, что для меня и остального экипажа было долгожданным возвращением домой, для остальных здесь являлось не более чем рутиной. Было даже немного обидно, и судя по реакции экипажа, особенно матросов, они ощущали себя брошенными. Никаких почестей, медалей и это людям, которые последние несколько месяцев практически безостановочно воевали!

Моя попытка как-то улучшить ситуацию, переговорив с местным интендантом, который отвечал в том числе и за награждение, закончилась полным провалом. На меня посмотрели, как на какого-то идиота и сообщили, что награждение будет проведено в частном порядке не позднее, чем через два месяца.

Это было весьма болезненным щелчком по самолюбию, учитывая, что последние несколько дней пути я посвятил написанию характеристик для всех членов экипажа. Это было долго и достаточно нудно, но мне удалось написать такую для каждого, кто отправился со мной во Фронтир. А теперь мне бросили это в лицо, фактически сказав, что никому до этого нет дела!

Весь в гневе я отправился провожать Джанет. Она должна была отбыть с первым же лайнером на Землю, к родственникам. Романа забрали раньше — ещё на границе системы его капсулу перегрузили на специальный скоростной медицинский корабль.

Наше расставание происходило в спешке, суетно и рвано. Вокруг Джанет всё время крутились какие-то незнакомые люди, старавшиеся ей во всём угодить. На меня они бросали в лучшем случае презрительные взгляды и не выпроводили куда подальше только потому, что у них не было соответствующих инструкций. За меня отдувался Кештин, в лицо которому слуги уже не стеснялись высказывать свои претензии. Увы, иного выбора у меня не было ― он всё ещё числился дезертиром. Его с корабля забирала с собой Джанет, но она честно призналась, что если её родичи узнают, что это беглый раб Джонгов, то лучше бы ему отправиться в тюрьму.

— Мне нужно прибыть с отчётом к Вильнёву, он сейчас на Эдеме, а затем, наверное, вернусь сюда, — сообщил я девушке. — Думаю, это будет где-то через неделю-полторы.

Джанет мрачно усмехнулась и заметила:

— Ты ― военный, тебя просто назначат куда-то. Не живи иллюзиями, Генри… но я буду рада, если ты всё-таки прилетишь.

Неожиданно нас прервали:

— Так вот он каков! — громко произнёс кто-то, только что появившийся из прибывшего лайнера.

Это был высокий, статный мужчина, с яркими голубыми глазами, высокими скулами, тёмными волосами, собранными в хвост. Об этом человеке до сих пор мне приходилось только слышать, но лично встречать главу семейства Османовых, Николая, пришлось впервые.

Его появление явно стало неожиданностью даже для слуг, поэтому те замерли, не зная, что им делать.

Отец Романа и дядя Джанет одет был явно скромнее, чем полагалось человеку его статуса. Какое-то подобие военной формы, скрещенной с обычным деловым костюмом, но без знаков отличия и из куда более качественной ткани. Была ли в этом какая-то издёвка или просто желание соответствовать обстановке ― загадка, хотя на мой взгляд всё же первое.

— Тот самый капитан Чейдвик! — протягивая мне руку, воскликнул Николай.

Его рукопожатие было крепким, хотя он и сделал вид, что я слишком сильно сжал его ладонь.

— В вас чувствуется военный, — шутливо встряхивая рукой, громко сказал он, вызывая бурю смеха от слуг.

Мне такая игра на публику откровенно не нравилась, но и ссориться из-за такой мелочи было странно, поэтому, подыгрывая, я ответил:

— Извините, это всё суровая служба.

Все ещё раз посмеялись, а Николай хлопнул меня по плечу и заявил:

— Вы, капитан, вернули мне сына и племянницу! Такое заслуживает хорошей награды! Загляните ко мне, когда будет пара свободных деньков — обсудим детали, а сейчас, к вашему сожалению, я намерен похитить свою прекрасную родственницу. Дома её уже заждались!

Он сделал жест, и слуги принялись деловито погружаться на лайнер. В их потоке понуро ушла и Джанет, бросив на прощание взгляд и одними губами прошептав: «до встречи».

Глава Османовых дождался, пока в помещении останемся мы вдвоём, и куда более спокойно сказал:

— Не обижайтесь, моя жизнь такова, что регулярно приходится играть на публику. Моё приглашение, как и обещание награды — всё это в силе. Моя семья умеет быть благодарной, как никто другой.

Ещё раз пожав мне руку, он удалился в лайнер. Оставив меня в одиночестве, как в буквальном смысле, так и фигурально.

* * *

Изначально на Эдем я хотел оправиться в компании своих офицеров, а ещё лучше со всей остальной командой, но обстоятельства сложились иначе. Экипаж «Своенравного» придержали из-за какой-то бюрократии, а меня наоборот специальным приказом выдернули и усадили на транспортное судно, которому было по пути. Его капитан стал для меня источником новостей о некоторых событиях, которые по флотской системе новостей не распространялись, а к интернету доступ был весьма ограничен.

Вильнёв собирался провозгласить себя лордом-протектором человечества и таким образом окончательно зафиксировать свой статус. Такой шаг уже одобрила Директория, которая управляла государством, и большинство планетарных губернаторов. В стороне остались правительства Земли и Венеры, которые на новую власть смотрели без какой-либо любви. У них было полное право на самоуправление, и они им в полной мере пользовались, дистанцировавшись от бывших колоний.

Их можно было понять, с тех пор, как пало Земное Содружество минуло совсем немного времени, и те времена ещё не успели забыться. Просто кто-то, например, земляне и жители Эдема помнили эти периоды едва ли не диаметрально противоположным образом. Из этого противоречия и росли ноги у практически всеобъемлющей популярности Вильнёва в бывших колониях, и ненависти к нему же в старой метрополии.

Стоило властям на Земле заявить об их поддержке Директории, решение, скорее, вынужденное, чем подхалимское ― как эту власть просто смели в ходе протестов. Пришедшие им на замену высказывались куда аккуратнее, выжидая, пока накал страстей снизится.

Другой новостью стало ситуативное перемирие с Ма’Феранцами. Те уже несколько месяцев не показывались из-за своих границ. Капитан транспорта искренне полагал, что связано это с тем, что до этого случилась небольшая битва, где моллюскам дали по носу. Правда заключалась в том, что, чем тише перед бурей, тем страшнее будет шторм.

Последнее, о чём мне поведал мой попутчик ― что на Эдеме самая холодная зима за последние три десятка лет.

К сожалению, он не ошибся. Эдем встретил меня такими морозами, что захотелось вернуться на Рур. Планету накрыла снежная пелена, укутав практически полностью в снег северное её полушарие. Южное же в это время заливало дождями. Утверждали, что это особенность орбиты планеты, и мир рано или поздно ждёт судьба Тантала, который полностью жил в биокуполах.

* * *

Вильнёв пожелал меня принять сразу же, как я ступил на поверхность планеты. Меня уже ждал транспорт и пара вежливых, но очень настойчивых сопровождавших.

Что удивительно, путь наш лежал всё ещё в адмиралтейство. Похоже, новому правителю человечества было это здание по душе, если он не перебрался во что-то посолиднее. Хотя, куда более вероятно, Вильнёв просто не хотел давать оппозиции повод для лишних разговоров.

О том, что далеко не все согласны с предстоящим, явственно говорил город внизу. Хоть мы и летели достаточно высоко над ним, даже отсюда было прекрасно видно, что планетарная столица охвачена беспорядками.

Тем не менее, никакой системы в происходившем не прослеживалось. Это была «пена», на которую я вдоволь насмотрелся на Руре ― люди вышли только для того, чтобы выразить своё несогласие. У них не было лидеров, не было чёткой программы, даже требования разнились. Для того, чтобы разобраться с ними Вильнёву просто нужно было ничего не делать ― постепенно протест пожрёт сам себя. И, судя по кордонам полиции, которые изолировали от толпы некоторые городские кварталы, он это очень хорошо понимал.

Небольшая площадь перед адмиралтейством была усыпана мусором ― протесты начались здесь, но были оттеснены из правительственного квартала. Там же, на небольшом самодельном помосте проповедовал какой-то человек.

«Вот они — последствия» ― подумал я, глядя на небольшую кучку людей, которые слушали агитацию человекоцентристов.

Это были первые, пока неуверенные ростки новой религии. Пройдёт всего пара лет, и такие же проповеди будут слушать миллиарды по всему Содружеству, а Великий Пророк обретёт невероятное политическое влияние.

Само здание адмиралтейства ничем не показывало, что в городе неспокойно. Как и всегда, тут было многолюдно и душно. Кондиционеры работали на полную, но ситуацию улучшить не могли, скорее, делали хуже: в здании было откровенно сыро.

Мои сопровождающие передали меня какому-то старику в звании армейского капитана, который принялся заполнять документы о моём прибытии. То и дело он хитро ухмылялся, поглядывая в мою сторону, и далеко не сразу до меня дошло, в чём причина такого поведения.

Кереньева, который служил со мной на «Небуле», выдавали протезы вместо большинства конечностей. Во всём остальном он изменился до неузнаваемости. Некогда полный, теперь он больше напоминал скелет. Исчезли густые чёрные волосы и такие же брови ― от них не осталось ни следа. Даже глаза, такие же карие, как и раньше, выглядели иначе ― стали темнее и глубже.

― Рад видеть вас в здравии, капитан, ― поприветствовал он меня, когда я, наконец, его узнал. ― Меня вышвырнули из военного госпиталя, как только я смог самостоятельно передвигаться на протезах, ― рассказал Кереньев, продолжая заполнять документы. ― Если бы не помощь Лютцева, наверное, пришлось бы жить на улице. Да и то ― денег с пенсии едва хватало, чтобы платить аренду за самое бичёвское жильё на окраине.

― А улететь?

― Куда там! ― отмахнулся бывший лейтенант. ― Гражданские суда переделывают в военные. За последние полгода количество рейсов упало в три раза, а цены взмыли в тридцать! Если бы не новая программа, кхм, как бишь её… а, вспомнил, «социальной адаптации ветеранов войны», наверное бы и не выжил. Наш лорд Вильнёв хорошо помнит о тех, кто сражался за него! Выдаёт пособие и помогает в трудоустройстве, а мне и ещё протезы новые дали. Ну и погоны, те хоть и пехтуровские, но лучше, чем вообще никаких!

Пока Кереньев хвастался новой биомеханической рукой, весьма жутковатой на вид, я размышлял над тем, что ход этот был весьма хитрым и дальновидным. Вильнёв создал новую прослойку армейских чиновников, которые были обязаны ему всем и напрямую зависели от благополучия его власти.

Оформив документы, я уже собирался распрощаться с бывшим сослуживцем, но тут сообразил, что Кереньев один из тех, кто может знать, где мне искать Карамзина ― мы с ним не общались почти четыре месяца, и хотелось бы узнать как у него дела. В конце концов, если он стал полноценным адмиралом, его стоило поздравить.

Мой вопрос заставил бывшего лейтенанта задуматься. Некоторое время он пытался вспомнить по памяти, но затем обратился к компьютеру.

― Простите, капитан, коммодор Карамзин числится пропавшим без вести два месяца назад, предположительно погиб во время выполнения задания.

Ноги у меня едва не подкосились. Делая вид, что всё в порядке, я, как можно быстрее распрощавшись, отправился на приём к Вильнёву. Отойдя от фойе подальше вглубь здания, где народа было меньше, я остановился и, прислонившись к стене, принялся приходить в себя.

Кто бы что ни говорил, к смерти невозможно привыкнуть. Она всегда приходит без приглашения и именно в тот момент, когда ты ждёшь её меньше всего.

С ужасом для себя я понял, что мир вокруг меня полностью изменился. То Содружество, которое я покидал, и то, в которое вернулся ― было двумя разными мирами. От прошлого остались только названия, а то, что за ними раньше скрывалось хорошенько перемешали, не забыв выкинуть «лишнее».

* * *

К Вильнёву я добрался только после посещения уборной, в которой долго и упорно обливал лицо водой, пытаясь скрыть лишние эмоции.

Правитель человечества ожидал меня в своём кабинете, в том же самом, где давал мне указание отправиться наводить порядок во Фронтире. Тогда он только переезжал сюда, после того, как его предшественник ушёл в отставку. Сейчас, судя по коробкам, собирался переезжать ещё раз, надо полагать, в кабинет побольше.

Сам лорд-адмирал изменился не меньше, чем всё остальное. Дряхлый, умирающий старик остался в прошлом. Ему на смену пришёл подтянутый мужчина, весьма в годах, в роскошном чёрном кителе, расшитом серебром. Знаки различия также были серебряными и новыми, гласившими, что передо мной сидит лорд-протектор.

― Вы проделали огромную работу, капитан Чейвдик, ― изменившимся голосом сказал Вильнёв. ― Гигантскую. Сейчас как никогда важно, чтобы человечество оставалось едино. Трудные времена требуют сплочения.

― Рад служить человечеству, лорд-…

―… протектор, ― видя мою неуверенность, закончил Вильнёв. ― Это вопрос уже решённый.

Не знаю, дрогнуло ли у меня лицо в этот момент или он просто догадался о том, что мне не слишком нравится такой ход событий, но лорд-протектор это заметил. Ухмыльнувшись, он сказал:

― Не нужно бояться своих мыслей, Чейдвик. Я предпочитаю судить людей по их поступкам, и вы пока повода усомниться в вас мне не давали. Понимаю, что вы явно не сторонник тех реформ, что я задумал, однако, любви от вас и не требуется. Напротив, мне хочется, чтобы такие люди, как вы, Чейдвик, как можно сильнее на меня влияли. Это поможет выработать верный курс.

Вильнёв встал и подошёл к небольшому окошку. Не глядя на меня, он спросил:

― Вы уже слышали про Карамзина?

― Да, лорд-протектор.

― Жаль его. Талантливый офицер, он бы мне очень пригодился. Если бы он… ― Вильнёв осёкся, словно прервал себя на полуслове, ― был чуточку аккуратнее. К счастью, после него остался его верный ученик.

Я напрягся, отчётливо понимая, что сейчас будет.

― Мне нужны способные люди, ― продолжал лорд-протектор. ― Вы себя прекрасно зарекомендовали, Чейдвик. Вы помогли мне сковырнуть старое правительство, прекрасно справились в Южном секторе ― это стоит наивысшей награды. Я собираюсь произвести вас в адмиралы, не нужно робеть, вы займёте это место по куда большему праву, чем большинство носящих это звание. Кроме того, вы войдёте в верховный совет адмиралов — будете самым молодым в нём за всю историю!

Адмирал! Мне как капитану не исполнилось и двух лет, а уже предлагали стать адмиралом! Моё самолюбие взвилось вверх до небес, но неожиданно его попросили вернуться обратно на землю.

В кабинет, коротко постучав, вошёл мужчина. Темноволосый, с раскосыми, глубоко посаженными глазами цвета изумруда. Одет он был так же в тёмный китель, подчёркнутый серебром, как и у Вильнёва. Отличалось только звание ― вошедший был лордом-адмиралом.

― Альфред! Как ты вовремя! ― лорд-протектор тепло, даже слишком, поприветствовал вошедшего и обратил его внимание на меня. ― Хочу познакомить тебя с одним талантливым офицером. Уверен, ты о нём слышал ― капитан Чейдвик.

Я встал, отдавая приветствие старшему по званию, но он твёрдой рукой усадил меня обратно, пояснив:

― Рано, Чейдвик. Я ещё не вступил в должность. Но о вас я действительно наслышан, ― он странно улыбнулся и, наконец, представился. ― Альфред Джонг. Жду не дождусь, когда смогу отдать вам первый приказ!

В глазах Джонга, направленных на меня, не было ничего, кроме слепой ненависти. Он знал про нас с Джанет. Новоиспечённый лорд-адмирал пробыл в кабинете едва ли пару минут, но даже за это время я ощутил у себя на шее его желтоватые, тонкие пальцы. Именно в этот момент мне стало понятно, что никаким адмиралом мне не стать, разве что мёртвым.

Последовавшие слова лорда-протектора только подтвердили мои опасения:

― Талантливейший организатор. Не без своих тараканов в голове, но ума у него не отнять. Уверен, вы найдёте общий язык.

― Сомневаюсь, ― честно ответил я.

Вильнёв несколько мгновений смотрел на меня, не понимая причины таких слов, а затем задумчиво сказал:

— Иногда между службой и личной жизнью нужно выбирать что-то одно.

Мой взгляд рефлекторно опустился на его руку, но обручального кольца там не было. Его жена умерла лет десять назад. О их браке мало что было слышно, но детей у лорда-протектора не было. Он свой выбор сделал — стал при жизни героем человечества.

— Джонг не выбирал, — с упрёком заметил я.

— Выбросьте лучше это из головы, Чейдвик, — тяжело вздохнув, ответил Вильнёв и сказал прямо, — эта девушка родилась не для вас. Повезло один раз и того достаточно. Вы молоды, лучшее ещё впереди.

Я хотел возразить, но лорд-протектор негромко хлопнул по столу и твёрдо сказал:

— Не обсуждается! Вы, похоже, сильно устали, гоняя эту шпану на юге. Даю вам месячный отпуск. Освоитесь в наших реалиях и, уверен, всякая чушь исчезнет из головы. Вы нужны человечеству со своими мозгами и усердием!

— Как вам будет угодно… лорд-протектор, — я откланялся и вышел, думая про себя:

«Та, кому я действительно нужен, находится очень далеко от этого места».

* * *

Кровь бурлила сильнее, чем во время штурма базы пиратов. За несколько часов мне столько удалось узнать. Половина привычного мне мира отправилась в тартарары, и оставалось решить, что делать с оставшейся. Я стоял в засыпанном снеге сквере. Мемориал погибшим был пуст, тих и мрачен.

«Лучшее ещё впереди» — пронеслось у меня в голове.

Только что именно «лучшее» было не понятно. Карамзин умер холостым, не оставив после себя ничего, даже тела. Официально Ярослав Карамзин всё ещё считался пропавшим без вести. К сожалению, прошло уже два месяца и каких-то шансов найти его живым уже не оставалось. На меня с экрана информационного дрона взирало его спокойное лицо и краткая информация.

Неожиданно сзади послышался скрип снега — в сквер входила фигура в чёрном траурном платье. Я сразу узнал её — это была мать Доннавала, которая отказалась забирать кольцо своего сына. Меня она тоже приметила и неторопливо приблизилась.

— Вы вновь здесь, капитан Чейдвик, — тихо сказала она, — что привело вас сюда?

— Смерть друга и просто мысли о будущем.

Женщина понимающе кивнула и спросила:

— Кольцо моего сына, оно ещё с вами?

Моя рука проверила внутренний карман кителя. Кольцо было на месте. Я носил его практически постоянно — это было отличным напоминанием, чего стоит моя жизнь. Мне подумалось, что женщина хочет его забрать, но она остановила мою руку, сказав:

— Хорошо, что оно при вас — это лучший из возможных ответов на ваш вопрос. Удачи вам, капитан.

Она медленно пошла дальше по скверу, а меня как током ударило от её слов. Вряд ли женщина знала, насколько сильно своими словами попала куда нужно.

Моё будущее было здесь, среди бесконечного списка погибших и пропавших без вести, если я ничего не начну менять. Когда-то очень давно, в другой жизни обстоятельства разлучили меня с Лидией, теперь обстоятельства хотели разлучить меня с Джанет. И я намеревался этому помешать!

* * *

На Землю я прибыл через неделю после того, как побывал у Вильнёва. Это оказалось куда сложнее, чем кажется. Прародина оставалась закрытой для эмиграции планетой, и даже от тех, кто собирался просто её посетить требовался веский повод для этого. Мне пришлось заручиться приглашением Николая Османова для того, чтобы меня пропустили на поверхность. Путь мой лежал в Европу, в окрестности города Минска, о котором я знал лишь то, что в нём родилась Джанет.

Возможно, у кого-то эти названия могли вызвать благоговейный трепет, но точно не у меня. Для Чейдвика ― Земля была лишь одной из множества планет. Хотя, надо признать, уж точно одной из самых красивых.

Места, над которыми пролетал мой транспорт, представляли собой бесконечную зелёную равнину с редкими вкраплениями лесов и озёр. Иногда попадались небольшие городки, непривычно низкие, компактные и распланированные в те времена, когда существовал наземный транспорт.

Самым интересным оказались для меня развалины какого-то замка. Красные, высокие кирпичные стены и пара перекошенных башен взирали на меня с высоты человеческой истории. Должен признать, что ни на одной планете из посещённых мной я не испытывал ни толики того, что испытал просто глядя из окна на Землю.

Усадьба Османовых ― красивое, трёхэтажное здание, выполненное в классическом стиле, и пара домиков поменьше располагалась возле какой-то речушки. Чуть неподалёку торчал небольшой холмик, как и всё вокруг, укутанный ковром зелёной травы, которая мерно колыхалась на ветру. С другой стороны в километрах пяти виднелся лес. Совсем далеко, едва видимый высился незнакомый город, серый и какой-то мрачный на вид.

Для своего визита я надел новый парадный мундир, белоснежно белый и пошитый специально на меня, приобретённый на Эдеме. Далеко не факт, что у меня выдастся возможность надеть его ещё раз. Единственное, чего на нём не хватало, так это наград: медаль «За мужество» за действия на Аркадии я едва не выбросил в мусор, а остальные не представляли из себя ничего ценного.

Встречали меня на удивление спокойно и без помпы. Просто вышел слуга, вежливо поклонился и сообщил, что Николай Османов примет меня в саду. Глава семейства располагался в небольшом гамаке меж двух яблонь и читал бумажную книжку. Заметив меня, он ловко соскочил и переместился к небольшой беседке, пригласив идти за собой. Там нас уже ожидал лёгкий обед.

— Итак, вы здесь, Генри, — рассматривая вино в бокале, сказал Николай. — Полагаю, общение с Вильнёвым прошло так себе?

Это была странная, весьма неожиданная точность, поэтому я поинтересовался:

— Как вы узнали?

— Я был с ним знаком сорок лет. С тех пор, как он ушёл в политику ― это словно другой человек, — Николай отставил бокал так и не выпив, и спросил прямо. — Что он вам предложил?

— Звание адмирала и пост в верховном совете.

— Солидно. Он хорошо к вам относится, если предложил такое…

— Мне не очень по нраву такое назначение, — признался я.

Мужчина не обратил на это внимания и продолжил говорить:

— Или решил избавиться от ещё одного капитана, который слишком много знает.

Я удивлённо захлопал глазами, не до конца понимая, о чём он говорит.

— В верховном совете двенадцать адмиралов, каждый из которых считает, что занимает свой пост по полному праву, за выслугу и прочее. А тут вы — желторотый капитан. Ещё и замешанный в политике, а это сугубо политическое назначение. Вы бы оказались один против одиннадцати или… двенадцати, если считать ещё и нового лорда-адмирала.

Осведомлённость Николая в этих вопросах, мягко говоря, удивляла. Он ловко пересказал все мои мысли и расчёты, на которые ушла неделя. Но спросить, откуда такие знания, я не успел. Глава Османовых неожиданно сменил тему:

— Впрочем, это не важно. Вы здесь за другим. К сожалению. Дело в том, что, Генри, вы ставите меня в дурацкое положение. Брак Джанет и Альфреда Джонга планировался десятилетиями. Его условия таковы, что в случае смерти мужа всё перейдёт к биологическим детям или, если таковых не будет, к его супруге.

— Вы так уверены, что детей не будет?

— У меня есть более чем веские основания предполагать, что Джонг не способен иметь биологических потомков. Иначе бы он не пытался с такой силой тайно саботировать этот брак — он был оговорен ещё с его отцом, который и подозревать не мог, что его сына стерилизует мать. Вы делаете ему большое одолжение.

Не в первый и явно не в последний раз я поперхнулся от разговора с представителем Османовых. Эта семейка умела спокойно, размеренно, с выражением обсуждать какую-то мерзость, особенно если она касалась кого-то другого.

— Но это одна сторона медали, — с грустью признал Николай. — Вторая же гласит: вы спасли моего сына и вернули домой племянницу.

— Как Роман? — не без интереса поинтересовался я.

— Отдыхает на Титане, я отправил к нему его семью — ближайшие полгода скучать он точно не будет.

Мужчина остановился, явно потеряв первоначальную нить разговора, и некоторое время разглядывал что-то вдалеке. Проследив за его взглядом, я обнаружил на холме небольшую синюю точку. Кажется, Джанет что-то рисовала, хотя с такого расстояния понять было сложно.

— Она должна прекратить весь тот кошмар, что творят Джонги, — с горечью в голосе сказал Николай. — Иначе, кто знает, сколько ещё они будут калечить людей.

— Она свободный человек и должна решать сама.

— Именно поэтому вы пришли просить за неё, — едко ответили мне. — Не нужно возмущений, я знаю, что если спросить её, то она однозначно выберет вас. Но… стоит ли оно того? Послушайте, это же глупость: вы потеряете службу, я ― возможность покончить с Джонгами, и что взамен? Любовь?

— Служба мною потеряна в любом случае, — решительно ответил я. — Джонг знает, он уже меня ненавидит. Как будут ненавидеть и другие адмиралы. Вильнёв поставил меня в патовое положение. Вы говорили, что мне положена награда, так вот, я хочу, чтобы освободили от законов своей семьи одного человека, а дальше пускай она сама решает свою судьбу!

— Решать свою судьбу самостоятельно, в наше-то время ― это непозволительная роскошь, — негромко заметил Николай. — Меня всегда учили, что во всём должен быть порядок, структура и организация. Османовы ― воплощение этого подхода. Вместе мы отлаженный, точный механизм.

Он говорил спокойно, тихо и размеренно, но, неожиданно, без каких-либо предпосылок поднялся, схватил свой бокал и с ненавистью швырнул его в сторону яблонь. Не оборачиваясь, он махнул мне рукой и сказал:

― Будь по вашему! Идите к ней, и пускай Джанет сама решает свою судьбу!

* * *

Подъём на холм оказался куда тяжелее, чем казалось изначально. Мои ноги, привыкшие к ровным, как правило, металлическим поверхностям, оказались не готовы ко всем уловкам матушки Земли.

Джанет вместе с мольбертом и огромной кучей красок расположилась на самой вершине. Несмотря на живописную пастораль раскинувшуюся вокруг, рисовала она совсем не природу. На картине был город, но не тот, что вдали, а совсем иной ― высокий, технологичный, практичный. В нём угадывалась столица Сарагосы с её абсолютной рациональностью.

― Ну как прошло? ― спросила она, когда я, наконец, добрался до вершины.

Джанет отложила кисть и краски, и медленно, нехотя, повернулась ко мне. На её лице застыло выражение мрачной обречённости ― похоже она не сомневалась в том, какой ответ должен был дать её дядя.

― Кажется, он был не слишком доволен моей просьбой, ― медленно начал я. ― Но, несмотря на это, согласился, что ты должна сама решать свою судьбу.

Девушка ахнула от неожиданности, а я встал на одно колено и, выудив небольшую, обитую синим бархатом шкатулку, вручил её содержимое Джанет. Кольцо, наверное, было не лучшим из возможных. Откровенно говоря, в них я не разбирался вообще и выбирал по цвету камня, поэтому остановился на сапфире ― он зачаровал меня своим небесно-голубым оттенком, очень схожим с цветом глаз самой Джанет.

Девушка задумчиво повертела кольцо в руке и с подозрением спросила:

― А твоя служба? Не нужно ради меня…

― Моей службе ― конец, ― прервал её я, ― новый лорд-адмирал Джонг ясно дал понять, что собирается уничтожить меня, ― Джанет хотела возразить, но мне не терпелось договорить, ― он поступит так, вне зависимости от того, что ты выберешь сейчас. Просто потому, что мы были вместе.

Мои ноги затекли, поэтому я, кряхтя, сел на траву. Мне потребовалось некоторое время глядеть на небо, собираясь с силами, прежде чем продолжить говорить:

― Когда-то давно, в другой жизни, мне уже пришлось выбирать между личным счастьем и… деньгами. Тогда деньги перевесили. Я потерял друзей, любовь и погиб бы сам, если бы Карамзин меня не убедил отправиться учиться. Сейчас, много лет спустя он мёртв, а передо мной встал всё тот же выбор. Если я выберу службу, что потеряю на этот раз? Наверное, всё, что есть.

Джанет вздохнула и присела рядом. Она хотела положить мне голову на плечо, но погоны помешали это сделать. Разглядывая их, девушка в задумчивости сказала:

― Да-а, ты большой мастак жертвовать всем.

Она поцеловала меня и очень тихо прошептала:

― Я согласна, мой звёздный капитан.

Мы просидели на этом холме весь день, пока не село солнце, а небо не покрылось ковром из звёзд. Я смотрел на них, и, может быть, впервые в жизни думал над тем, что больше не хочу к ним. Свою звезду мне уже удалось найти!

* * *

Написано и издано в 2213 году, на планете Земля, за авторством капитана космического флота в запасе Генри Артура Чейдвика. Конец.