Новая история (джен)

* * *

— Её матери здесь нет и ей здесь делать нечего! — резко закричала Женщина.

Я хотела вздрогнуть и забыла, что в воспоминаниях тело мне не подчинялось. Голос женщины, сильный, уверенный и резкий, мне знаком не был. И стало страшно. Как назло, глаза у меня были закрыты. Никаких знакомых запахов не ощущалось. Ни чернил, ни табака, ни сладостей. Зато сильно пахло жжёной полынью, дымом, воском и свежей выпечкой.

— Она чёрненькая, — незнакомый мужской голос звучал помоложе и поживее, но что-то в нём мне не нравилось. Будто ребёнок уговаривал сторгую мать оставить дома котёнка.

— И что толку? — взвизгнула Женщина. — У неё даже имя не наше. Семье и так хватает пятен, помимо внебрачной девчонки!

— И часть этих пятен на твоих руках, — строго произнёс другой мужской голос. Громкий, звучный и властный. Пожилой. Женщина громко выдохнула, ничего не ответив. Но минута сменила другую, и она не выдержала:

— Она полукровка, — голос её звучал дальше, будто она отошла на безопасное расстояние. — В ней магловская кровь!

— Во всех нас магловская кровь, если обратиться к истокам, — раздражённо заметил Мужчина.

— Замолчи, — резко бросила Женщина.

— Вы нарушаете традиции! Оба! — вскричал Мужчина. Половицы чуть поскрипывали, видимо, он ходил туда-сюда. — Сегодня праздник. Время покоя и размышлений. Время, когда следует отпускать мысли об обиде и мести. Время, когда нужно забыть о негативе, а не плодить его!

— И это самое подходящее время избавиться от лишнего! — возразила Женщина. — Я проведу обряд сегодня же. И не смей мне возражать!

— Она же наша внучка! — отчаянно воскликнул Мужчина, будто используя последний аргумент.

— Твоя, — поправила Женщина.

— И твоя тоже! Двоюродная, троюродная… К чему эти условности?! Почему вы не хотите спросить Эллу?!

— Потому что Элла сердобольная и обязательно решит её оставить! — истеричный голос зазвучал совсем близко.

— За своих детей, сестра, ты вступалась, ни смотря ни на что, — резко бросил Мужчина.

— Ты моих детей не трогай! Они хотя бы законные, а не нагулянные не известно от кого!

— Что, все? — с деланным спокойствием поинтересовался Мужчина. Вслед за этим раздался короткий хлопок, будто ему влепили пощёчину. Послышалась какая-то возня, свист волшебных палочек, рассекающих воздух.

— Прекратите оба, — голос пожилого мужчины звучал спокойно, но властно. Вслед за этим послышался стук. «Так Малфой бил тростью о пол у Олиивандера», — вспомнила я. — Мы не будем спрашивать совета Эллы, потому что хозяин здесь я. И только я решаю, кто живёт в этом доме и принадлежит этой семье. Твоя сестра права, сейчас о нас ходит слишком много слухов. Мы не можем её оставить, — он ещё раз ударил тростью о пол, словно поставив точку в разговоре. Окончательно и бесповоротно.

— Но…

— И в твоих советах я не нуждаюсь тоже. По крайней мере, пока ты не призовешь к порядку своих дочерей.

— Вы хотите убить её?

— Нет, — с невозмутимым спокойствием ответил Пожилой. — Ты прав в том, что Самайн не лучшее для этого время.

— Стоит использовать её, как жертву, — заявила Женщина. У меня мороз прошёл по коже. — Хотя бы толк от неё будет.

— Давай используем для этого твоего сына! — взвился Мужчина. — Крови в нём больше, а толку ещё меньше, чем от младенца!

— Да как ты смеешь! — заорала Женщина. — Он будет Пожирателем смерти! Когда-нибудь!

— Он?! — будто удивился Мужчина. — Тогда я Тёмный лорд.

Сразу после этого раздался грохот, будто на пол упали сразу два тела. А заклинание вышло таким мощным, что я различила его вспышку даже через сомкнутые веки.

— Не желаю слышать ваших пререканий! — в голосе Пожилого мужчины зазвучала неожиданная мощь. Казалось, он заполнил собой всю комнату. — Ты! Иди сюда.

— Да, хозяин? — я поняла, что говорил домовик, потому что уже слышала раньше их тонкие голоса и особую манеру речи. Но даже этот голос был новым. Откуда-то издалека послышался грохот, словно сшибли маленький столик. А затем:

— Пророк! Выпуск! Поднимайтесь скорее! — крикнула женщина. В отличие от первой, её голос звучал взволнованно и устало. — Что это у вас там?

— Ничего, — спокойно ответил Пожилой мужчина, словно я и правда была ничем. — Ступай в гостиную, иначе простудишься. Опять. А ты, — он стал говорить уже тише, — отнеси её…

— К маглам? — предложила Женщина.

— К маглам?! — возмутился Мужчина.

— К маглам, — решил Пожилой.

— Да, хозяин.

— Выполняй. Вы — наверх, — скомандовал он.

— Идём же, — раздражённо бросила Женщина.

— Сейчас поднимусь, — ответил Мужчина, но голос его на миг дрогнул, — только трость из гостиной заберу.

— Я скажу отцу, что ты с ней возился, — заявила Женщина.

— Я не могу отменить приказ, но я хочу сделать кое-что, — быстро прошептал Мужчина, как только стихло эхо цокавших каблуков. Голос зазвучал совсем близко, словно он наклонился к самому рыльцу домовика. — Я проведу свой обряд. Силенцио. Хорошо, — я почувствовала, как мой палец пронзила острая боль, словно его порезали ножом. Как к нему быстро приложили ткань. Я широко открывала рот, но совершенно беззвучно. — Отнеси её к маглам, но обязательно запомни куда именно. Я сам её потом найду. Нельзя так.

Сверху послышался громкий вопль истеричной женщины. Она кричала громко, пронзительно и надрывно, как раненый зверь. Словно у неё вырвали сердце, словно у неё на руках умер любимый человек. Словно она разом лишилась любого смысла в жизни.

— Ступай, — прошептал мужчина.

Я услышала хлопок, в голове сильно запульсировало, будто меня пытались протащить через узкий шланг.

* * *

Злая и растрепанная, я резко села на кровати. Сердце то бешено билось в груди, то болезненно замедлялось. Ночь принесла с собой самую настоящую бурю. Ветер закручивал снег и швырял его в стёкла с такой силой, словно желал разбить вдребезги.

«Пятно».

С силой отшвырнув одеяло, я вскочила и заметалась по комнате, не в силах сосредоточиться хоть на чём-нибудь.

«Ошибка».

Я была в самой настоящей ярости! «Её матери здесь нет, и ей здесь делать нечего!» — сжимая кулаки, повторяла я каждую секунду. Грудь жгло злостью и обидой, мне хотелось их как-нибудь выразить. Накричать на кого-то, разбить что-нибудь, подраться. Но я не могла сделать совсем ничего, иначе ко мне тут же сбежались бы целители. Со всего размаху я плюхнулась обратно на кровать и та жалко скрипнула. Перевернулась на бок, зло ударила по одеялу. Слёзы жгли глаза, и я, не желая плакать, до боли стиснула зубы и громко сопела, распаляя себя всё больше и больше. «Её матери здесь нет, и ей здесь делать нечего!» Я не знала свою бабушку, не знала где она и кто, но пообещала, что когда-нибудь я верну эту фразу. Хоть одному из них. Буду лгать, изворачиваться, грызть глотки, но узнаю, кем они были. И ещё заставлю, обязательно заставлю их пожалеть! Перед глазами мелькали картинки собственной мести, где я взрослая, богатая и успешная, а они старые и немощные. Где они нуждаются, а я отвергаю. И всё равно это не помогало! По щеке скатилась одна холодная слезинка, а за ней вторая и третья. Не удержавшись, я заскулила в подушку, стукнув кулаком по ней же.

«Я хочу домой! — мысленно вопила я и каждое слово сопровождал удар по подушке. — Я просто хочу домой! Это что, так сложно?! Сколько можно скитаться по больницам, паркам и приютам?! Чем я им помешала, чем? Съела бы лишний кусок хлеба? Хочу. Домой. Хочу. Домой!»

Только я занесла руку для нового удара, как её обожгло. Перед глазами снова полыхнула магия, и я зарычала. Теперь мне не хотелось знать совсем ничего! Открыв глаза, я совершенно неожиданно увидела дом из теста Дэвиса. Пролетев два этажа, я приземлилась в подвале перед знакомой птицей. Она сидела и совершенно спокойно чистила перья, хотя на мне уже был птичий плащ. Я снова зарычала, но птица не обратила на меня внимания, дёрнув клювом перо и швырнув его мне под ноги.

— Ну и что ты сидишь?! — заорала я, и крик отразился от стен громким эхом. — Толку от тебя никакого! Зря что ли я тебя освобождала?! — птица замерла. — Сидишь тут ничерта не делаешь! — широкими шагами я подходила всё ближе. — А я домой хочу! Домой! Понимаешь? — кричала я в красный глаз. — Домой! Ничерта ты не понимаешь! — злая и раздосадованная, я пнула птицу со всей силы прямо в коготь. И та, наконец, возмущенно закричала, взмахнув огромными крыльями и резко взлетев вверх.

— Да ты хоть заорись, а я домой хочу! — крикнула я, не испытывая ни стыда, ни страха. Ведь это всего лишь воображаемая птица! Как же я ошибалась.

С возмущенным криком птица резко спикировала вниз, целясь клювом мне прямо в голову. Я прикрыла глаза руками от сильного ветра, но не от страха. Вместо боли я ощутила в пальцах что-то мягкое и гладкое. Ветер сильно трепал волосы, рукам и животу было тепло, а вот спине ногам, наоборот, холодно. Я открыла глаза и поняла, что лежала пластом на спине этой самой птицы, а холодно было, потому что мы летели. Мельком я глянула вниз. Затошнило. Пальцы судорожно вцепились в перья. Я всегда думала, что не боялась высоты. Спокойно прыгала с окон, уверенно держалась на метле. Но мы же летели над городом! Да ещё над магловским городом! Внизу горели вывески магазинов и пабов, мелькали фары машин и ровно горели фонари. Я бы залюбовалась этим зрелищем, потому что ни разу не видела ничего подобного. Если бы не угроза разбиться в лепёшку! Птица наклонилась, и я задёргала ногами в воздухе, стараясь удержать равновесие.

— Куда ты тащишь меня? — хрипло крикнула я, но птица только раздражённо гаркнула. — Это, что, Биг-Бен? Куда ты?

Я закрыла глаза, уговаривая себя проснуться. Не вышло, и я стала повторять себе, что всё это просто сон. У меня был тяжёлый день, я сильно расстроилась, и вот результат. Но всё ощущалось слишком реальным. Я открыла глаза, чтобы разведать обстановку, но стало ещё страшнее. Я привыкла видеть тела с магией. Руки, окутанные красной аурой или что-то подобное. Я видела просто тела, лишенные всякой магии. Но чтобы магия была без тела? Такого не было никогда! Но так и было. Я будто стала одним большим сгустком энергии, который сохранил расплывчатые черты моего тела. Но самого его не было. Я заорала как раз тогда, когда мы стали снижаться.

В следующий миг я решила, что у этой птицы совсем не было мозгов. Она летела в дом. Прямо в крышу, не боясь растечься кровавой лужицей. Мне показалось, что на крыльце стоял человек, но правда это или воображение так и не поняла. Перед глазами мелькнула чёрная черепица, какие-то комнаты, несколько этажей, красивый блестящий пол… Мы просто проходили сквозь всё это. Комнаты сменились на узкие тёмные коридоры, я поняла, что мы где-то уже глубоко под землёй. Наконец, с громким охом, я шмякнулсь о каменный пол, а птица улетела ещё ниже под землю.

Охнула я по привычке, боли не было. Встала и оглядела маленькую и низкую каменную комнату без окон. На стенах висели точно такие же лампы, как в наших слизеринских подземельях. Блейз рассказывал, что камни в них были волшебными и могли гореть хоть целый год, а то и больше. Ещё он говорил, что камни эти добывали в шахтах. И что гоблины с домовиками рассорились именно из-за этих шахт. Тео добавлял, что в шахтах добывали много камней с разными свойствами. Абаровые — самые редкие — предупреждали владельца об опасности. Я подошла вплотную к лампам, провела по ним пальцами, но ничего, они продолжали гореть ровно, словно меня не было. Оглянулась. По моему телу пробежали бы мурашки, если бы оно у меня было. Тени на полу не было. Я глубоко вдохнула, но не услышала этого.

— Ну и куда ты меня притащила! — крикнула я в пустоту. И подумала, а кричу ли я на самом деле? Или это внутри моей головы? — Это же подвал! А не дом! Выпусти меня!

Я подпрыгнула на месте, надеясь взлететь и пройти сквозь потолок, но ничего не вышло. Взглянула вниз и с громким криком отпрыгнула в сторону. Я стояла в самом центре какого-то круга и испугалась, что сейчас стану жертвой. Попробовала ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться, но, конечно, ничего не почувствовала. Разбежалась и ударилась в стену — опять ничего.

— Я хотела побывать дома, а не быть замурованной в нём! Ты слышишь? Эй!

Посмотрела налево и едва различила очертания низкой двери.

— Меня хоть кто-нибудь слышит! Откройте! — я осыпала дверь ударами, но ничего не чувствовала. Раздражённо топнула ногой по полу, развернулась и замерла.

В полу, если приглядеться, был вырезан рисунок. Четыре круга. Каждый внутри другого. Первый, самый маленький, был похож на колесо с восемью спицами. Второй тоже был поделён на восемь секторов. В каждом своё созвездие. Мне показалось, что для сна это уж слишком.

— Мой мозг такое придумать не способен, — медленно пробормотала я. — Созвездия. Созвездия. Я же это знаю, просто нужно вспомнить. Так. Это Стрелец. Водолей. Овен. Телец, — задумчиво говорила я, идя вдоль круга, — Рак. Лев. Дева. Скорпион.

То, что я узнала все созвездия, немного приободрило. Мысленно я повторила все знаки ещё пару раз. Ведь не зря птица притащила меня именно в эту комнату. Значит, это что-то важное. Больше всё равно делать было нечего. Дальше интереснее. Третий круг тоже делился на восемь секторов, но вместо созвездий — рисунки. Везде деревья с шестью ветвями. Над Стрельцом — ветви голые. Водолей — на каждой ветви по треугольнику основанием вверх. Овен — на каждой ветке по одной чёрточке. Телец — треугольники на ветках только с правой стороны. Рак — на каждой ветке по крестику. Лев — по кружочку на ветке. Дева — опять голое дерево, но с чёрточками под ним. Словно опавшие листья. Скорпион — треугольники на ветках только с левой стороны. Я опять пришла к началу, опять стала мысленно повторять всё про себя, лишь иногда открывая глаза — проверить, правильно ли запомнила. Четвёртый круг был самым узким. Восемь секторов и в каждом треугольник. В первом верхушкой вверх, второй такой же, но с чертой посередине. Третий, как первый. Четвёртый как второй, но перевёрнутый. Только один был верхушкой вниз — пятый. И снова я всё мысленно повторила. А над треугольниками какие-то чёрточки. Горизонтальная — длинная и толстая. Вертикальные чёрточки — короткие и тонкие, нанизанные на толстую, словно бусины на нитку. Некоторые пересекали линию посередине. Другие только с правой стороны или только с левой. Некоторые вообще были диагональными. Запомнить это было сложнее всего. Мне показалось, что это какие-то записи, но понять что-то я так и не смогла.

Решив, что вернусь к письменам чуть позже, я развернулась и резко шагнула назад. На противоположной стене был вырезан большой круг из черточек. Было впечатление, что это гнездо. Я вспомнила про безумную птицу, что принесла меня сюда и решила, что точно гнездо. А вот под ним… Под ним было небольшое каменное возвышение всё в каких-то символах. Такие же я видела в школе в таинственном тупике, который не желал открываться. Такие же видела в пергаментах старшекурсников, когда они сетовали на руны. Я узнала только четыре треугольника в углах возвышения. Как в круге.

— Ещё лучше, — вздохнула я и опустилась на колени. — Руны. Ты что хочешь, чтобы я внезапно поняла руны? — крикнула я в пол, надеясь, что птица где-то там. Но ответа не было. — Ну здорово. А это что? Что?

Сначала я и не заметила, что в самом центре каменного возвышения в углублении лежал камень. Обычный неровный камень размером с мужскую ладонь. Секунду назад он был серым, но внезапно стал фиолетовым! Я отпрыгнула подальше. А потом прыгнула ещё раз из круга. Но ничего не произошло, постепенно камень побледнел и сменил цвет на бирюзовый, потом на голубой. Я потерла глаза. Камень становился нежно розовым. Снова опустилась на колени и, готовая вскочить в любой момент, наклонилась очень низко к камню. И тяжело вздохнула. Внутри камня были нити. Но эти были совсем уж необыкновенные. Некоторые были похожи на мои собственные — гладкие и ровные, как струйки воды. Другие с «бахромой» как у Паркинсон. Третьи будто сотканные из песка, как у Тео. И четвёртые тоже длинные и гладкие, но в отличие от моих на вид более лёгкие. Как у Блейза. В этом всём, конечно, была какая-то система. Но я никак не могла понять какая. Я гипнотизировала камень взглядом, ощущая себя крайне глупой и безнадёжной. Когда он, наконец, стал красным, внутри будто что-то проснулось. В голове стало легко-легко, а на душе радостно, как бывает, когда возвращаешься домой. Повинуясь внутреннему порыву, я приложила руку к камню. И почувствовала то же самое, что и пару часов назад, когда коснулась птичьего клюва. Чувство полёта, целости, покоя. Уверенности и силы. Губы расплылись в блаженной улыбке. Клонило в сон, и я положила голову на возвышение, так и не убрав руку с камня. На секунду вспомнила о гильотине. Ощутила какое-то странное движение, будто внезапно смогла почувствовать ток собственной крови. Я смотрела, как нити мои становились толще, как магии, хоть у меня и не было тела, становилось всё больше и больше.

Неизвестно, сколько я так пролежала. Очнулась только тогда, когда стало больно: рука словно опухала. Я хотела одёрнуть её… И не смогла. Встала и оперлась ногами на камень, изо всех сил пытаясь отлепить ладонь, но она приклеилась намертво! Стало тяжело дышать. Живот скрутило, рот наполнился густой горькой слюной, будто я поужинала слишком плотно. Виски точно стрелой пронзило. Лоб и затылок как камнями сжимало. Казалось, голова вот-вот взорвётся. Ощущения постоянно менялись, я захлёбывалась водой, то песком, то дышала над жарким пламенем. В глазах темнело, а рука с широко расставленными пальцами так и лежала на камне. Я хотела кричать и не могла. «Не доведёт тебя, Трис, жадность до добра» — вдруг вспомнила я смех Мэтта. Рука горела, как если бы в ней кости плавились. По руке боль поднималась к груди, кольнула в спине. Будто через меня медленно тащили огромное копьё. Боль исчезла так резко, точно её и не было никогда. Я всё так же сидела на коленях возле камня. Он начал менять цвет на оранжевый, и мои пальцы снова приобрели подвижность.

С обречённым вздохом я упала на спину, устав от всего. И поэтому ничего не боясь. Медленно повернула голову — магия разливалась вокруг, словно лужа крови. Посмотрела в другую сторону — то же самое. Только… Только лежала я в центре маленького круга, а моя магия «дотекла» до границы второго и на этом остановилась.

«Со стороны это, наверное, красиво», — подумала я и закрыла глаза. Я бы так и заснула, если бы не возмущенно кричавшая птица.

— О, вернулась, — сонно пробормотала я. — И чего тебе ещё надо? Я домой меня просила принести, а не на сектанский обряд.

Птица защелкала клювом, возмущенно забив крыльями.

— Ты кто, вообще? То часть меня, то не часть меня. Чего тебе? Что это ты делаешь? О-о-о, я тоже хочу так тенью расползаться, — бормотала я, переворачиваясь на живот, уже поняв, что птица подольнула под меня не просто так. Мы улетали обратно. — Может ты и меня потом научишь?

Если она и ответила мне что-то, то я этого уже не слышала.

* * *

Медленно открыв глаза, я уткнулась взглядом в балдахин школьной кровати. И продолжила спокойно лежать. За неделю привыкла к кошмару. Он всегда начинался одинаково. Воспоминание о семье, больница, птица, магия. Каждую ночь. Я хотела пожаловаться Дэвису, но не знала, как начать. А потом на меня свалилось столько проблем, что стало не до сновидений. Даже убийство Мэтта казалось чем-то далёким. Забытым и незначительным. Тихо вздохнув, я перевернулась на бок.

— Займите удобное положение сидя или лёжа, и повторяйте за мной,— лился из маленького деревянного «коробка» приятный голос Дэвиса. — Я располагаюсь удобно. Положение моего тела свободно. Расслабленно. Непринуждённо. Я концентрирую волевые усилия на управлении своими нервами, своим телом, своим состоянием. Я полностью контролирую свои тело и психику. [1]

Когда лечение в Мунго было окончено, Дэвис дал мне этот коробок с записями, чтобы я продолжала лечение дальше. «Лечение. Как же. Как они сказали? Ах, да. Корректирование. Корректирование, мать его!»

Я устало закрыла глаза. Целую неделю Дэвис то проводил со мной новые тесты с картинками и портретами, то просил нарисовать что-то… А потом начал лечить. Он здорово помог мне, картины прошлого перестали терзать и спонтанно всплывать перед глазами. Но само лечение было ужасным. Когда он прикладывал палочку к моим волосам и начинал выводить схемы заклинаний, одолевало чувство, что у меня в голове копошились черви. Ползли сквозь мозг, оставляя на костях черепа противную вязкую слизь. Когда я начинала ощущать, что эти черви словно лезли из ушей, носа и рта, Дэвис заканчивал. Ночью повторялся кошмар. А днём — лечение. Когда с последствиями легилименции было покончено, он принёс проклятый коробок. Тёмный и деревянный, он был не больше спичечного коробка, поэтому я стала называть его именно так, не запомнив правильное название артефакта. Дэвис говорил про терапию. Что это просто поможет мне стать спокойнее. Поначалу мне даже нравилось. Всего-то и нужно было, что лежать и расслаблять своё тело, чувствовать тепло в руках, ногах, животе. Как прохладный ветерок касался лба. Дэвис хвалил, говоря, что я молодец, что получалось очень хорошо. Как я была рада! А потом, в самом конце недели, я подслушала его разговор с другими целителями и портретами. Там был Дамблдор. И даже Снейп.

Благодаря последнему я и узнала всё. Он пришёл навестить меня. Я хотела в это верить. На самом же деле его просто пригласили на совещание. Снейп был моим деканом, а значит, временно исполнял обязанности опекуна. И, конечно, там был и Дамблдор. Он же директор. Как я узнала позже, время совещания перенесли. Получалось, что Снейп пришёл раньше. Поэтому он и зашёл ко мне. Я была так счастлива! Считала, что это была не просто встреча, а доказательство, что он обо мне волновался! Все те десять минут, что он провёл в палате, с моего лица не сходила улыбка. К тому же, он принёс посылку!

Запоздалый подарок на Рождество от Элис и Майка! Элис была безумно растрогана подарками и, конечно, их стоимостью, поэтому тоже решила сделать мне приятно в ответ. И отправила немного одежды. Ничего примечательного, но она была новой! С бирками, пахнувшая магазином, и по размеру! Никогда не подозревала в Элис такой практичности! Я обрадовалась так сильно, что даже забыла, что всё это нельзя было носить в слизеринской гостиной. А ещё она прислала блок сигарет. Конечно, такая «валюта» в Хогвартсе не действовала, но я всё равно обрадовалась. Пригодится в приюте.

На самом дне коробки было письмо. Элис писала, что скоро её фамилия с Мёркл сменится на Кроуфорд! Я опешила. Никогда бы не подумала, что эти двое захотят создать семью. Майк даже подарил ей кольцо! Элис говорила, что они решили начать новую жизнь. Без грабежей, афёр и наркотиков. Я бы подумала, что Элис просто обкурилась чем-то, если бы не серьёзный тон письма. Мой отъезд произвёл на Майка сильное впечатление, ведь если маленькая девчонка может изменить свою жизнь к лучшему, то ему-то, взрослому парню, тоже под силу! «Он даже решил пойти учица! — писала Элис. — И меня заставляет! Как думаешь кем мне работать, а?» А ещё он никак не мог смириться со смертью Мэтта. С тем, что убийца его друга не найден. И с тем, что всем всё равно. Поэтому Майк решил заняться этим сам и пойти работать полицейским! Увы, отбор он не прошёл. И решил попытаться на следующий год. А пока заняться учёбой, работой… И Элис. «Каспер конечно не обрадавался, что в банде свежий рашер. Так что мы переехали. Блэкберн такой же маленький городишко, как наш. И такой же скучный, как платья Хаббард. Но далеко от Сандауна. И тут есть колледж, Майк хочет поступить на криминалогию. Или что то такое. И хочет подтянуть язык. На отборе ему сказали, что он вроде мало слов знает. Но я всё равно им горжусь! Будет круто, если ты заглянешь к нам. Хаббард тебе канечно не разрешит но может приедешь на каникулах? Есть в твоей школе каникулы, подружка?» Адрес был нацарапан в самом низу, вместе с пожеланиями удачи и всего хорошего. [2,3]

Не помня себя от счастья, я схватила первый попавшийся под руку огрызок пергамента и написала короткое письмо с согласием. И сразу рванула в коридор за Снейпом, надеясь, что он не откажет в такой маленькой просьбе. «Каникулы ещё не кончились, — успокаивала я себя. — И вообще я одна из лучших учениц на курсе! И каникул у меня не было». А ещё я рассчитывала на благожелательность Дэвиса. Ведь нельзя пренебрегать советами целителя.

Браун сказала, что Снейп, Дамблдор и Дэвис на шестом этаже. Помню, я так торопилась, что перепрыгивала через ступеньку. На душе было светло, казалось, я вот-вот полечу. Солнце щедро заливало коридоры светом, снег ярко серебрился за окнами. То и дело я мысленно повторяла слова просьбы. К огромному сожалению, они ещё совещались. И я, ведомая природным любопытством, решила подслушать. К счастью, целители не привыкли к таким вторжениям, а потому дверь не была защищена никакими чарами. Я просто легла на пол, прильнув ухом к прорехе между полом и дверью. Мне повезло, что пол был холодным, иначе я бы сгорела от негодования.

— Я думаю да, это психическое расстройство, — устало говорил он. — Или акцентуация. Случай сложный, поэтому мы и собрались.

Мне показалось, я что я лежала на раскалённых углях. Я услышала только одно слово: «психическое». Дэвис говорил что-то там про неполноценность моей нервной системы, шуршал какими-то пергаментами. Потом кто-то заговорил про синдром.

— Бессердечие, сниженная способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим, лживость, эгоцентричность, поверхностность эмоциональных реакций, ограниченная способность формировать привязанности.

Монотонно зачитывал равнодушный женский голос. Смотря на воспоминание со стороны, мне кажется, что они просто поясняли термин. Потому что так было положено. Но я лежала неподвижно, как камнем придавленная. Перед глазами то и дело мелькали розги Хаббард. Я знала, что можно избить словами, но никогда не подозревала, что так сильно.

— Нарушения интеллекта и мышления выявлены не были, — ответил Дэвис на вопрос, а я приподнялась, дико оглядываясь по сторонам. Лицо горело, точно пощёчин надавали. А потом чей-то голос, сухой и серьёзный, назвал всё это «характерологическим уродством». Желудок будто обожгли кислотой. Дэвис, к моему ужасу, соглашался, используя результаты тестов.

— Ваши действия возмутительны, — холодно отчеканил Снейп. Я будто перед глазами видела его спокойное строгое лицо, сжатые губы, палец, у подбородка и режущий взгляд. В груди разлилось тепло. Я упёрлась подбородком в пол. Ресницы намокли. — Значит, Империус.

— Это был единственный способ не допустить срыва! — оправдывался Дэвис.

— Империус и был изобретён для успокоения буйных больных, — надменно заметил женский голос.

«Буйных?!»

— Дэвис, зачитайте вслух всё то, что передал вам профессор Дамблдор. А мы отметим пункты в оценочном листе.

Я всем сердцем желала, чтобы пол подо мной расплавился. Дэвис зачитывал все мои нарушения в приюте. Из той самой толстой папки, которой я так гордилась полгода назад. В конце концов, они дошли до Мэтта. Я даже не дышала.

— Мы не в Аврорате, — раздражённо заметил Снейп. — Прежде всего она студентка Хогвартса и пациентка Мунго. До её жертв вам не должно быть дела.

— А на суде в Визенгамоте вы так же говорили?

Этот вопрос сработал как спусковой крючок. В кабинете поднялся гвалт возмущённых голосов, отодвигаемые скамьи противно скрежетали о пол. Я поспешила спрятаться за углом, боясь, что сейчас они будут драться в коридоре. Прислонилась щекой к противной белой стене. Руками царапала стену, но заметила только когда ноготь противно хрустнул.Ничего не происходило. Только птичка за окном глупо и беззаботно прыгала с ветки на ветку. Подкравшись, я снова улеглась на пол. Видимо, между законом и медициной был установлен хлипкий союз, потому как голоса звучали тише. Разве только немного напряжённо.

— Какова причина? — спросил Дамблдор и я снова напряглась. Ведь это он принёс мою папку! «А Дэвис, выходит, знал всё с самого начала! И притворялся!»

— Трудно сказать точно, — вздохнул Дэвис. — О её семье ничего не известно. Конечно, она учится на Слизерине, куда трудно попасть. Но в чистокровных семьях очень много... Особенностей. Как физических, так и психических. Предположить, от кого именно невозможно. О родовых травмах так же ничего не известно.

— А травмы в детстве? Инфекции? — спросил новый мужской голос. Приятный и низкий.

— Нет. Но если говорить о периоде детства...

«Ну, началось. Сейчас скажут, что у меня была тяжёлая жизнь. Потом, вроде, немудрено, что она рехнулась, с таким то прошлым! У-у-ух! Ворваться бы туда, да сказать им всё! Но не-е-е-ет. Конечно, любые оправдания воспримут, как доказательство безумия. Ведь так удобно всё перевернуть. Они прямо как Хаббард!» А они всё гнули своё. Вроде «относить всё на свой счёт», «ревнивость», «производят впечатление только сила и власть»… А на «крайне ограниченной способности формировать привязанности» и вовсе рыкнула! «Я просто избирательна! С Тео и Блейзом я смогла подружиться! Смогла же!»

— Но ей можно помочь? — спросил Снейп и я сразу перестала думать. И злиться.

— Полностью? Сомневаюсь. Всё же, одиннадцать лет это много. Но можно скорректировать. И в первую очередь не применять больше легилименцию. Ни под каким предлогом, профессор, — было слышно, что Дэвис страшно волновался, давая советы аж самому Дамблдору. Он кашлял, в горле у него наверняка пересохло. — Я боюсь, она либо совсем потеряет память, либо впадёт в детство, либо вообще не сможет соображать. Занятия окклюменцией так же нужно прекратить.

— Её разорвёт на кусочки, — усомнился Снейп.

— Я думаю, — прокашлялся Дэвис, — тех умений, что она узнала, будет достаточно.Поймите, эта эмпатия единственное, что может ей помочь. Именно так она может чувствовать к людям хоть что-то. Запоминать, что такое милосердие, дружба. Важно, чтобы ей было у кого учиться этому. Чтобы перед глазами были хорошие примеры. Тогда и она будет к ним тянуться. По крайней мере, я на это надеюсь. Но это ваша задача. Как вы верно заметили, она студентка Хогвартса.

— С учётом факультета это затруднительно, — заметил Снейп, а мне хотелось расхохотаться. — Я буду следить за этим.

— А летом? — спросил Дамблдор. — Летом ведь она вернётся в приют. Мы не можем объяснить её директрисе абсолютно всё.

— У неё есть друзья? — поинтересовался какой-то мужчина.

— Есть.

— Может быть, они пригласят её на лето?

— Месяц или даже пара недель пошли бы на пользу, — согласился Дэвис с неизвестным.

— Я попробую, — задумчиво протянул Снейп, — но не ручаюсь. У учеников есть родители. Я не могу настоятельно попросить их взять на лето целую девочку.

— А полдевочки?

— Очень смешно, — ледяным тоном произнёс Снейп. — Я попробую.

— Это всё? — поинтересовался Дамблдор.

— Да.

— Тогда...

— Нет, не всё, — возразил Снейп. — Вы назначили ей «Серенатум». Почему? Это ведь очень сильное зелье. К тому же, вы превысили дозировку. [4]

— Причина следует из названия. И, при всём уважении, дозировка назначена верно.

— При всём моём уважении, мистер Дэвис, специалистом по зельям являюсь я. И, насколько я помню, вы никогда не блистали на моих уроках. К тому же, прощу заметить, что я принимал участие в разработке этого зелья. И о его свойствах мне известно больше вашего. Я не могу согласиться с назначением в десять капель. Вы успокоите мисс «» до состояния мандрагоры в спячке.

По кабинету прокатился возмущённый рокот, а я готова была завыть. Назначив верную, с точки зрения Снейпа, дозировку, они, наконец, решили разойтись. А я камнем полетела вниз. Довольно забавно наблюдать за своей жизнью со стороны. За тем, как причудливо иногда переплетаются судьбы. Я жаждала найти родителей, а мой отец сидел всего в паре шагов от меня. В том проклятом кабинете. Важно рассуждал о моих проблемах и даже не знал о моём существовании!

Вихрем ворвавшись в палату, я сразу же завалилась на кровать, спугнув Алису. У неё была привычка ходить вдоль окна и тихонечко напевать. Я проводила её злым напряжённым взглядом, а потом нырнула головой под подушку. Скалилась, хрипела, но глаза оставались мучительно сухими. Я и сама не понимала, чего хотела больше: разрыдаться или расцарапать кому-нибудь лицо. Щекой наткнулась на обрывки пергаментов с разговорами родителей и замерла. Нежно погладила буквы дрожавшими пальцами. Часто-часто дыша вцепилась в волосы, а потом с силой отшвырнула от себя подушку. «Я должна успокоиться», — твердила я себе. — Есть дела важнее». Я верила, что моя мать жива. Может быть, совсем рядом. «Может, ей нужна моя помощь! А как я помогу ей отсюда?! Завтра. Я обо всём подумаю завтра. А сейчас нужно просто выбраться отсюда! Выжить и найти».

Я встала и подняла подушку, стараясь придать лицу спокойное выражение. Получалось плохо. В Хогвартсе я так привыкла к своей комнате, что теперь постоянно забывала о соседях по палате. «А ведь они могут пожаловаться на меня. Ну, хоть Паркинсона тут нет».

Крепко прижав пергаменты к груди, я свернулась комочком, пытаясь притянуть к себе магию. Держать себя в руках при таких волнении и страхе было сложно: острые красные ленты закручивались вокруг моего тела. После того, как я летала с птицей в таинственный подвал, магии стало больше, но это пугало не слишком сильно. Ведь у слизеринцев на Хэллоуин магии прибавилось тоже. Правда, я сомневалась, что все они летали по подвалам на воображаемых птицах. Да ещё так единодушно! Но я хотя бы была такая не одна. Оставалось только разобраться, что произошло. «Но сперва надо выйти отсюда. Проблемы нужно решать по порядку. Сначала Дэвис». Когда он вернулся в палату, я смиренно занималась терапией.

Желудок протяжно заурчал. Открыв глаза и снова глянув на зелёный балдахин, я даже не шелохнулась. Голос Дэвиса всё ещё волнами расходился по комнате, убеждая, что я психически здорова. Что я себя контролирую. Села и достала из-под подушки письмо для Элис. За вечер я переписала его на обычный лист магловской тетради. Обычной ручкой. Оставалось отправить. Я хотела сделать это утром, когда профессор Бербидж вернула меня в школу, но опять не получилось. То ли Дамблдор слишком серьёзно понял высказывания Дэвиса о «силе и власти», то ли он просто был противным старикашкой… Он назначил мне отработки. Каждый день. Я должна была помогать профессорам или Филчу.

— Вы ведь вернули не все вещи, — объяснил он.

— Да, сэр, — сухо кивнула я, напрягая спину. Мне показалось, что он просто решил следить за мной! На виске запульсировала жилка.

— И вы должны извиниться, — спокойно добавил он. Я почувствовала, как противно задёргалось левое веко. У меня буквально отвисла челюсть. Со всеми этими откровениями, я напрочь забыла про слизеринцев! Я обреченно закрыла глаза. Дамблдор не двигался и ничего не говорил. Я кожей ощущала волны напряжения, исходившие от него.

— Да, сэр, — рыкнула я. Будто у меня больше дел нет! На зло мне это делает! Противный старик! — Я хотела вернуть ту одежду, что вы давали мне для похода в магловский мир. Ну, в Мунго, — пояснила я на его удивлённый взгляд. — Пуховик и свитер. Вот они. Спасибо.

Наверное, вещи ему в руки я пихнула слишком сильно. Зло. Мстительно. После я помогала профессору Флитвику готовить класс к завтрашним занятиям. Чарами передвигала стулья, складывала книги в стопки. Но даже его похвала не могла вырвать меня из мрачных раздумий об извинениях. «Что он скажет, когда всплывёт правда?» У МакГонагалл тоже раскладывала вещи. Пуговицы, иголки, бусины, чашки — всё то, что нам предстояло трансфигурировать. МакГонагалл была настроена дружелюбно. Спросила хорошо ли я себя чувствую… Ведь обычно я задавала так много вопросов о магии! Пришлось выкрутиться, солгав, что я мысленно повторяла пройденный материал. От волнения. Я спокойно превратила пуговицу в паука и обратно. Во взгляде МакГонагалл читалось одобрение. «Как она будет смотреть на меня, когда всё узнает?» В окно я видела, как вернулись студенты. Весёлые и смеющиеся. Помогала профессору Спраут в теплицах. На этот раз я была рада покопаться в земле, напрячься физически. Это помогало мыслить. Я даже придумала план, как извиниться и сохранить репутацию на факультете. Безумный план. Дерзкий и наглый. Но другого не было. Спраут миролюбиво похлопала меня по плечу, отпустив в Большой зал. «Захочет ли она прикоснуться ко мне после сегодняшнего вечера?» На обед я не пошла. Боялась встретиться с Тео и Блейзом, хоть и очень по ним соскучилась! «Вдруг после вечера они вообще перестанут со мной разговаривать?» Я не могла заставить себя даже взглянуть на них. «Ах, лучше бы они все меня просто побили!» У Снейпа я со страха просто перестала соображать. Хотя его самого я не боялась. И потерять его я не боялась тоже. Он ведь и так всё знал. Но продолжал разговаривать со мной. Даже защищал. Поглощённая мыслями, я вместо того, чтобы высыпать тёртые змеиные зубы в маленькую чашку, сыпала порошок сразу в котёл. Все полбанки. Я не соображала, не понимала. Знала, что просто должна сыпать. Снейп не в самых добрых выражениях выгнал меня из кабинета. Спать. Я его послушалась. Только исполнила свою безумную задумку. И отключилась прямо в грязной мантии, чтобы ничего не видеть и не слышать. Я устала бояться.

Вздохнув, села на кровати и достала письмо для Элис из-под подушки. Перечитала его, свернула вдвое, закрыла глаза, сглотнула. Лист дрожал в моих руках. Я очень хотела встретиться с Элис. Раз они с Майком семейная пара, я надеялась уговорить их… Меня удочерить. Они могли не согласиться, им могли не позволить, но в душе теплился слабый лучик надежды. Нет, я вовсе не воспринимала Элис и Майка как отца и мать. А после того, как у меня появились воспоминания о родителях, это было немыслимо. Предательство! Но лучше жить с ними, чем в приюте. «А Паркинсон пусть говорит, что хочет!» Но нужно было упросить Снейпа. Я вспомнила про банку со змеиными зубами и хлопнула себя по лбу. «А ведь ещё эти блядские извинения. Нет, никуда он меня не пустит. Слишком много промахов для одного дня».

Взмах палочкой и коробок, наконец, смолк. Я не хотела заниматься никакой терапией. Просто со зла. Я не верила целителям, а Дэвису тем более. Везде мне чудились враги. После подслушанного разговора в Мунго я не ела и не пила, опасаясь, что мне снова подольют Сыворотку. Вздохнув, я надела школьную мантию. А потом достала из-под подушки ещё два пергамента. Совсем небольших, но исписанных сверху донизу моим мелким почерком. Свернула их несколько раз и убрала в нагрудный карман мантии. Казалось, что так я ближе к родителям. Может быть, это глупо, но мне было не так одиноко. И не так страшно. За моей спиной будто стояли четыре призрака. А их любовь и обещания были совсем близко. У самого сердца.

Глубоко вдохнув, я открыла дверь, быстро и решительно зашагав по коридору. Вечер обещал быть трудным и долгим.