Корвин, черный лебедь (гет)

День тянулся с той же скоростью, с какой старый наг ползёт через болото, то есть крайне неспешно. Прошел небольшой дождь, и небо затянуло серым покрывалом, превратившим всё в сумерки. Корвин и Арнольд лесными духами скользили между деревьями, всё ближе подбираясь к лагерю противника, но теперь уже со стороны предгорного леса. Нельзя сказать, что вторженцы были беспечны и совсем ничего не предприняли для своей безопасности. По пути им попалось несколько секретов, в которых находилось от трех до пяти дозорных, но они их легко «вскрыли» и обошли, оставшись незамеченными. Всё благодаря тонкому чутью Арнольда.

— Что поделать, если они воняют как алхимическая лаборатория после взрыва? — хмыкнул он, ловко обходя очередной пост. — Мало того, что по́том прёт, так еще жженой серой, чем-то кислым и мокрой дубленой кожей — такой смрад кого хочешь выдаст, был бы нюх да ветер удачный.

Наконец, они нашли идеальное место для наблюдения — проходящий в плотную к лесу участок частокола, где можно было подкрасться и спокойно наблюдать за происходящим в лагере.

Распогодилось к полудню, если не считать небесной дымки, через которую мягко светило высокое солнце. Но ветер все равно оставался прохладным и сырым, ненавязчиво напоминая, что осень уже вступает в свои права.

Наблюдательный пункт друзей оказался возле группы палаток и шатра, над которым лениво развевался белый флаг с изображением земноводной твари, держащей в лапах кубок. Палатки были окружены частоколом из плетёных заграждений. Охраны было мало, точнее, ее не было совсем.

— Что это за необычный символ? — удивился Арнольд. — Пьяный тритон?

— Ставлю соларий против затёртого манга, что это лечебница, — уверенно произнёс Корвин. — На флаге изображена саламандра — самое ядовитое существо в мире, а все лекари, как известно, испытывают особую страсть к ядам.

— Клянусь молоком своей второй жены Верес, я вижу твоего старого приятеля! — шёпотом перебил Арнольд, наклонившись к уху Корвина. — Смотри туда!

Корвин вгляделся в указанном направлении и довольно цокнул языком.

На небольшой поляне перед входом в шатер была вкопана лавка, на которой нежился его недавний знакомый. Это был человек-птица — тот самый гарпий, недавно пытавшийся превратить Корвина в отбивную. Его грудь была туго перебинтована, и одной рукой-крылом он постоянно поглаживал место, видимо, где болело сильнее.

— А славно я его приложил, оказывается, — удовлетворенно пробормотал Корвин.

— Вот бы поймать этого пернатого негодяя и допросить его, — мечтательно произнес Арнольд, прищурив глаза. — Он владеет всеобщем языком и наверняка знает много полезного. Ценный бы вышел трофей!

Корвин задумчиво глядел на гарпия, который чувствовал себя в полной безопасности со стороны леса, но словно ожидал неприятностей из шатра целителей.

— У меня есть идея, — произнес юноша, доставая из сумки и скручивая из двух отрезков духовую трубку — свое любимое охотничье оружие, которое он использовал для ловли лесных тетеревов. — Я могу попробовать парализовать его ядом.

Арнольд удивленно вскинул брови:

— Ого, сарбакан! И почему ты раньше не использовал эту штуку? Мы могли бы избежать многих проблем!

— Потому что мой яд действует только на птиц, — ответил Корвин, вынимая из кожаного футляра тонкий шип. — Я даже не уверен, что он подойдет гарпию. Все же они не совсем птицы. Но попробовать стоит. Если что — смоемся в лес.

— Ладно, давай.

Корвин осторожно смазал шип похожей на гречишный мёд густой порцией яда, собственноручно собранного из редких цветков, которые росли в глубине Волшебного Леса. Яд был опасен только для пернатых существ, но его действие на них было мгновенным, и осечек пока не давал.

Он уже поднял духовую трубку и готовился обхватить мундштук губами, когда на поляне разыгралась новая сцена.

Гарпий, казалось, полностью погрузился в блаженное состояние, наслаждаясь теплыми лучами солнца. Его перья слегка шевелились на ветру, а крылья-руки расслабленно лежали на коленях.

— Смотри-ка, — прошептал Арнольд, — наш приятель совсем забыл о бдительности, — кентавр ткнул пальцем влево.

Из шатра выскользнули двое здоровяков в потертых фартуках с бурыми разводами, судя по внешнему виду это были санитары. Они явно веселились, соблюдая тишину и указывая друг другу то на гарпия, то на небо. В руке у одного была палка, вероятно, черенок для швабры или метлы.

Неожиданно тот замахнулся палкой и с силой ударил гарпия по голове. Птицечеловек вздрогнул, но даже не пикнул — просто съежился и замер, словно пытаясь стать незаметным.

— Хо! — первый санитар звонко хлопнул себя по бедру и что-то сказал второму, явно передразнивая кого-то, может быть, самого гарпия. «Ен тамбиен се агриета», — сказал он второму и протянул палку.

Но тот отскочил, словно вместо палки ему предложили ядовитую змею. Затем сделал несколько шагов назад, энергично тыкая пальцем в первого и что-то выкрикивая с деланным возмущением.

Первый санитар только расхохотался в ответ, протянул палку и сделал приглашающий жест, указывая на гарпия. Второй смеялся и отрицательно мотал головой, продолжая что-то выкрикивать, явно его дразня.

— Чем они занимаются? — прошептал Корвин, не понимая этой пантомимы.

— Кажется, первый предлагает тоже стукнуть гарпия, а второй не хочет брать в руки «испачканную» об него палку, — сказал Арнольд.

Шутливые препирательства братьев-лекарей перебил раздраженный окрик из шатра. Санитары испуганно переглянулись и бросились ко входу, продолжая жестикулировать и обмениваться короткими фразами.

— Вот это да... — пробормотал Корвин, глядя на скорчившегося гарпия, голова которого все еще тонула в высоко поднятых плечах, взъерошенные черные перья усиливали впечатление.

Арнольд покачал головой:

— Похоже, наш пернатый приятель здесь пользуется такой же популярностью, как пьяный гоблин на деревенской свадьбе. Интересно, что там было в их диалоге...

— Не могу поверить, что они так со своими обращаются, — помрачнел Корвин. — Он ведь ранен, можно сказать, в бою...

— Ты слишком мягкосердечен, друг мой, — с лёгкой грустью в голосе произнёс Арнольд. — Хотя, возможно, именно это мне в тебе и нравится больше всего. Но не забывай, сочувствие к врагу может дорого обойтись. Особенно если мы хотим спасти Вайлетту.

Корвин не ответил, но его челюсти упрямо сжались. Арнольд заметил это и тихо пробормотал: «Опять эта проклятая благородная натура. Можно сделать из лебедя человека, но выгнать из него лебедя — гораздо сложнее».

Кентавр внимательно огляделся, оценивая обстановку и толкнул в плечо Корвина.

— Хороший момент. Эти придурки только что ушли и, вероятно, будут заняты хотя бы несколько минут. Давай!

Корвин поднял трубку, прицелился, набрал воздуха и резко выдохнул. С лёгким свистом шип вонзился прямо в шею гарпию. Он вздрогнул, открыл клюв, но крик застрял у него в горле. Крылья беспомощно дернулись, голова запрокинулась назад, и он замер, словно превратившись в статую, что невидящими глазами уставилась в небо.

— Работает! — радостно воскликнул Корвин едва ли не в полный голос.

— Тихо, тихо... — зашипел Арнольд, но всё же добавил: — Неплохой выстрел для человека-лебедя! Кстати, по идее, это ведь твой родственник. Тоже вроде бы человек, а вроде бы — птица.

— Я не «вроде бы», а настоящий человек, — обиделся Корвин. — От птичьего во мне осталась лишь тоска по небу и сожаление о том, что я не могу уронить оттуда на одного кентавра-юмориста свою лепёшечку.

— Да, это действительно печально, понимаю, — согласился Арнольд, поднимаясь на ноги.

Убедившись, что их никто не видит, кентавр начал действовать. Он попросил Корвина достать из сумки верёвку, связал на ней замысловатую петлю, сложил её кольцами и, сделав широкий замах, бросил так, чтобы петля легла точно вокруг торса гарпия.

— Тянем! — скомандовал он скорее сам себе, силы Арнольду все же было не занимать. Но Корвин с готовностью помог, и через несколько секунд они уже вытаскивали обездвиженного пленника через частокол, стараясь шуметь как можно меньше. Для этого Арнольду даже пришлось встать на дыбы и поставить передние копыта на забор. Гарпий был тяжёлым, как дикий лесной индюк, но его парализованное тело не оказывало сопротивления. К удивлению Корвина, ожидавшего, что их всё равно обнаружат, дело прошло как по писаному. Вскоре гарпий оказался в их руках.

— Какой же он отвратительный! — воскликнул Арнольд, когда увидел вблизи лицо человекоптицы. — Интересно, а как выглядят их самки? Неужели их лица тоже такие же? — продолжал бормотать он, пока они несли свою добычу в лес. — Если это так, то я понимаю, почему этот парень сбежал в другой мир.

— Если он сможет говорить, то мы скоро узнаем, как хороши их самки, — ответил Корвин, оглядываясь назад. — Главное, чтобы никто не заметил, что их пациента уже нет.

— Они скорее будут рады, что он куда-то пропал...

Как только они оказались достаточно далеко от лагеря, Арнольд опустил гарпия на землю и внимательно осмотрел его.

Все тело гарпия было покрыто мелкими тёмно-серыми перьями, лишь лицо было от них свободно. Кожа на лице напоминала куриную, после отого, как ее ощипают.

— Что же нам делать дальше? — спросил он. — Как разбудить его, если яд всё ещё действует?

— Подождём, — пожал плечами Корвин. — Яд предназначен для ловли птиц, а не убийства, поэтому его действие закончится через пару часов. Главное, чтобы он не кричал на весь лес, когда очнётся.

Арнольд хмыкнул:

— Если он будет орать, мы всегда можем заткнуть ему клюв. Хотя, честно говоря, я бы предпочёл услышать его историю без применения силы. Похоже, судьба и так наказала этого бедолагу, и даже как-то стыдно добавлять ему ещё больше проблем.

* * *

Солнце клонилось к закату, окрашивая лес в цвет пролитого вина. На мху лежал связаный птицечеловек — живое подтверждение того, что черная полоса в жизни может быть действительно черной. Его перья были взъерошены, а клюв слегка приоткрыт, словно в немом вопросе — "за что мне это всё?"

Крылья-руки гарпия стягивала крепкая верёвка из запасов Арнольда — кентаврийский шнур, укреплённый парой армейских чар, перетереть его было так же сложно, как уговорить эльфа раскрыть секрет его шелковистой кожи. Неподалёку от пленного Корвин и Арнольд вели тактический совет.

— Давай сыграем в «злого и доброго стражников», — предложил кентавр.

— Я буду добрым? — сразу оживился Корвин.

— Напротив, ты будешь злым, — ухмыльнулся Арнольд.

Корвин вопросительно посмотрел на друга: — И что мне надо будет делать?

— Просто сверкай глазами, будто ты пытаешься придумать остроумный ответ на мою подколку. Твой взгляд в такие моменты по-настоящему пугает.

Корвин хотел съязвить в ответ, но лишь смог посмотреть на Арнольда тем самым взглядом. В это время пленник зашевелился, издавая серию звуков, похожих на скрип несмазанных петель.

— Очнулся, голубчик? — Арнольд несколько раз щелкнул пальцами перед самым клювом гарпия. — Как самочуствие? Голова не болит? В ней вообще есть чему болеть?

Гарпий медленно моргнул, пытаясь сфокусироваться на своих пленителях.

— Я... Я не могу пошевелиться, — прошептал он. Голос оказался на удивление мелодичным для существа, похожего на помесь грифа и сборщика податей.

— Паралич скоро пройдет, — пояснил Корвин, удобно устраиваясь на пне. — Если, конечно, Арнольд не решит проверить, как далеко ты можешь улететь от удара копытом. Твой приятель, кстати, там на перевале, определенно установил рекорд в этом деле.

Арнольд отреагирвал вздохом, полным печали:

— Ну что же ты убиваешь всю интригу, Корвин! Нельзя же сразу раскрывать сюжет...

— Корвин... Это ты? — Окончательно пришедший в себя гарпий уставился на юношу. — На перевале... Ты распознал мой морок и бросил в меня камень!

— Может, мне сейчас извиниться? — Корвин взял нож и начал строгать палочку, чтобы занять руки. — Кстати, не подскажешь, тот твой дружок уцелел?

— Его звали Базгалук. И он мне не дружок. Я даже рад, что вы его прикончили. После такого удара мало кто выживет.

— Вот как? — удивился Корвин, а Арнольд лишь довольно хмыкнул.

— А как твое имя?

— Инутиль меня зовут. Вы что со мной сделаете? Убьете? — Он попытался приподняться, но тело всё ещё плохо слушалось. — Если убьете, то прошу — дайте мне легкую смерть.

Обреченный и усталый тон гарпия указывал на то, что тот уже смирился с тем, что придется расстаться с жизнью.

— О, нет! — Арнольд приложил руку к груди, изображая оскорбленную невинность. — Мы хотим поговорить. По-хорошему или по-плохому — выбор за тобой.

— Спрашивайте что угодно, — тихо сказал Инутиль. — Я не намерен лгать, это не моё дело. Меня втянули против воли. Планы дона Альфонсо мне не нравились, а теперь, когда сюда пришла имперская армия, тем более. Только прошу, не мучайте.

— То есть ты хочешь перейти на нашу сторону? — усхмехнулся Арнольд.

— Я не хочу быть ни на чьей стороне, — ответил гарпий. — Я хочу вернуться к той жизни, что была у меня раньше. Но, боюсь, что это теперь невозможно. Я не по доброй воле оказался в вашем мире. Меня заставили силой, и нет никаких причин мне быть верным императору или дону Альфонсо. Я не давал присяги, по крайней мере, на том отрезке жизни, кторый помню. Мне нет никакого дела до Волшебного Леса, а тем более чтобы желать зла кому нибудь здесь.

— Все так говорят, — отмахнулся кентавр. — Наворотят дел, а потом — «я просто выполнял приказы командира».

— На перевале ты не был таким миролюбивым, — пробормотал Корвин. Гарпий пожал своими худыми плечами: — Я действовал не по своей воле. Мне жаль.

Яд начал сильнее отпускать пленника и он смог принять более удобное положение, привалившись к сосне.

— Да. на мне есть кровь... одного несчастного рудокопа, — печально сказал гарпий. — Остальных убил Базгалук. Больше мы никого не успели.

— Ты убил рудокопа? — спросил Корвин, — заставил прогуляться по призрачному мосту?

— Не совсем. Косвенно. Он был человеком завистливым и жадным, всё его существо трепетало при виде чужого золота. Мы, гарпии, не можем читать мысли, лишь навязывать образы. Но кое-что ощущаем тоже. Тот человек... ходил среди товарищей и завидовал им. Их самородки были крупнее, их удачи — громче. Он же всё копил внутри себя этот огонь, что не согревает, а сжигает. Их путь лежал мимо нас, и как раз они решили остановиться на привал. Когда он отошёл в сторону, этот завистник, носитель тёмного желания... Тогда я показался ему. Предстал перед ним погибшим путником, скелетом в ветхой одежде, что сжимал в предсмертной хватке огромный золотой самородок. Я словно протягивал ему золото, чтобы испытать его душу. Но... он не схватил золото. Он выхватил нож. И бросился на своих спутников. Без предупреждения напал.

— Зачем? — спросил Корвин, рассказ гарпия захватил его так, что он даже перестал играться с ножом.

— Кто знает... Может быть страх овладел им, что отберут самородок мертвеца, что заставят делиться, что возжелают его богатства, ещё не успевшее согреть ладоней. И в этой дикой, безумной свалке — они сами его и убили. Так что можно сказать, что причиной смерти был лишь образ золота, мысль о нём. Но создал этот образ я, поэтому кровь его на мне.

— Ничего себе, да ты поэт! — протянул Арнольд. — Но советую впредь говорить только правду. Этот юноша, — он кивнул на Корвина, — мастер зельеварения. Он может создать такой «развяжи-язык», что ты выложишь все, даже свои детские тайны.

— Я вам не лгу! И не надо зелья... — побледнел Инутиль. — Это меня убьет!

— Почему же? — спросил Корвин с любопытством. Он не подумал о зелье «развяжи-язык», которое в Волшебном Лесу с некоторых пор стало неактуально: кто-то изобрёл противоядие, и для принявших его зелье становилось не опасней мятного чая. Причем эффект сохранялся на годы, надо было лишь не забывать его поддерживать. Но как это зелье подействует на пришельца из другого мира? Наверняка сильно. К тому же ингредиенты для этого зелья были не редкость, их легко можно найти даже в лесу.

— Послушайте... Мне — двадцать тысяч лет, — сказал гарпий. — Но моя память хранит только последние семьдесят лет, да и то, все что старше тридцати лет — как в тумане. Если я приму ваше зелье, то все остальное всплывет... в лучшем случае я сойду с ума.

— Погоди-ка... Ты сказал «двадцать тысяч лет»? — перебил Арнольд. — Я не ослышался?

— Да, примерно так. Мы, гарпии, живем долго. Но мы не размножаемся. Когда-то нас было около двух тысяч. Сейчас осталось всего тридцать. Точнее, двадцать девять, без Базгалука.

— Как ты можешь помнить о том, что было двадцать тысяч лет назад, если ты помнишь последние семь десяков лет? — спросил Корвин.

— Есть летопись, — вздохнул Инутиль, — но ее по приказу властей Терамадре уничтожали уже несколько раз за тысячи лет, так что многое утрачено. Однако основные сведения сохранились. Когда гарпии начинают забывать о своих корнях, они идут в Пещеру Знаний и читают эти записи.

— Что это — Терамадре? — спросил Корвин. Он переглянулся с Арнольдом: когда решили взять гарпия в плен, они ожидали, что тот окажется источником информации, но что таким хорошим — это был большой успех. И главное, Инутиль прекрасно говорил на всеобщем языке и, кажется, готов был сотрудничать.

— Терамадре — так называется наш мир, — пояснил гарпий.

— Итак, птичка, — Арнольд навис над пленником всей своей авторитетной массой, — начнем с неприятного: мы видели, что в лазарете к тебе относились, как будто ты не соратник, а пленник или про́клятый демонами.

Инутиль опустил голову, крылья руки беспомощно дернулись в путах.

— Я... Я гарпий, — прошептал он. — Мы, гарпии, можем питаться лишь... человеческой плотью. Это заложили в нас создатели.

— Фу, — скривился Арнольд.

— Человечиной? — от изумления Корвин снова перестал строгать деревяшку. — Но почему?

Инутиль грустно покачал головой. — Если когда-то мы знали причину, то сейчас ее никто не помнит. Может быть, нас не хотели видеть рядом с людьми, или это была чья-то злая шутка. Но из-за этой нашей особенности нас терпят только потому, что мы беремся за самую грязную работу...

— Ладно, — сказал Арнольд. — Теперь ясно, как вы планировали добывать пищу. А у себя на родине вы где брали че... Этот продукт?

Гарпий посмотрел на Арнольда с выражением того, кто мучительно не хочет отвечать.

— Похороны, — догадался Корвин. — Вам отдают трупы умерших?

— Да, — голос гарпия дрожал. — Мы... съедаем мертвецов. Это ритуал, наша обязанность — достойно хоронить усопших. Но это... ужасно! Я не хочу так жить. Однажды я попробовал съесть что-то другое. Меня рвало несколько дней. Я ненавижу всё это...

Арнольд поморщился:

— Знаешь, я тоже не питаю особой любви к человечине, поэтому никогда никого не ел. И, как видишь, жив до сих пор. Может, ты просто плохо пробовал сесть на диету?

— Арнольд, прошу, смени тему, — попросил Корвин. — Ты говорил о создании вашего народа. Кто вас создал? Техноповелители?

— Да, техноповелители. У нас называют их «техномантами», — ответил птицечеловек. — Двадцать тысяч лет назад шла ужасная война.

— А, я понял! Это же Великая эльфийская война! — воскликнул Арнольд. — Подумать только, что до сих пор можно встретить её ветеранов!

Гарпий скромно потупил глаза и продолжил свой рассказ:

— Техноманты создали нас как оружие против вашего мира. Это была эльфийская земля, здесь жили только эльфы. Техноманты решили захватить их и подчинить, поэтому началась война. В легендах говорится, что во время войны тайные знания эльфов и техномантов перетекали друг к другу, эльфы начали делать машины, а техноманты освоили магию жизни. Они взяли из вашего мира магическую птицу, которая могла наводить морок, и человека, и смешали их, чтобы создать нас, гарпиев.

— Не человека, — поправил Корвин. — Вероятно, гарпий делали из эльфов, а не из людей... Поэтому такой огромный срок жизни.

— Да ладно?! — удивился даже Арнольд. — С чего ты взял?

— Смотри на уши, — сказал Корвин. — Острые кончики. А еще... глаза.

Кентавр присмотрелся к глазам гарпия, который как раз испуганно таращился на него широко раскрытыми глазами. Золотистая радужка и блики. Их было три. В глазах эльфов всегда три блика.

— Клянусь сосцами Великой Кобылы! Эльфячьи глазюки! — согласился Арнольд.

Гарпий замер в немом изумлении, а потом по его щекам потекли слёзы.

— Эльфы... они же — воплощение красоты и гармонии... А я...

— Ну, знаешь, — задумчиво протянул Арнольд, — современные эльфы выродились. Мелкие, самодовольные пакостники. Хотя, да — до сих пор симпатичные.

— Убейте меня, — попросил Инутиль. — Моё существование — ошибка. Теперь мне ещё меньше смысла держаться за эту жизнь.

— Что, хотел бы обратно в эльфы? — хмыкнул Арнольд.

— Арнольд! — рыкнул Корвин.

— А что? Это, между прочим, не безнадёжно, — кентавр не обратил внимания на окрик друга. — Как-то раз одно племя кентавров тоже решило разделиться обратно — на человека и коня. Нашли архимага, собирали ингредиенты лет пять, золото копили. В итоге он действительно их разделил. И сейчас они, люди и волшебные пони, бегают по Западному пределу. Все счастливы. Магия, правда, вся досталась поняшкам.

— Вы… — гарпий запнулся от захлестнувших его эмоций. — Великий кентавр! Вы… подарили мне надежду!

— Надежду? Да я просто байку рассказал.

— Всё равно спасибо!

— Ладно, отложим сопли, — проворчал Арнольд. — Расскажи лучше о Терамадре. Кто у вас главный?

Гарпий отдышался, взял себя в руки и принялся обстоятельно отвечать на вопросы.

— Сумаджестат Фердинандо, император. У него есть советник — Мастер Порогов. Я знаю немного.

— А дон Альфонсо? Кто он такой?

— Сын дона Диего. Их майорат контролировал портал. Двадцать лет назад один пастух нашёл проход после обвала в горах. С тех пор… мы приходили за рабами.

— А теперь этот портал под контролем императора?

— Да. Дон Альфонсо просил разрешения на последний рейд. Я видел, в каком он виде вернулся…

— В этот раз ему не удалось накуролесить, — пробормотал Арнольд, не без удовольствия.

— Император хочет вторгнуться в ваш мир. Считает его зрелым плодом, что готов упасть ему в руки.

— Он что, совсем не уважает магию и не боится, что здесь получит серьёзный отпор?

— Он рассчитывает на своё оружие. Пушки, мушкеты и порох.

— Пушки, мушкеты… — Арнольд закатил глаза. — Порох круче магии? Не уверен.

— Их пушки стреляют картечью, — поправил Инутиль. — Это опасное оружие.

— А где портал находится? — спросил Корвин. — Как выглядит?

С нашей стороны — тоже в горах, что-то вроде небольшой пещеры. К ней даже сейчас ступени прорубили. А вот как внутри выглядит и с этой стороны — не скажу. Мне надели мешок на голову, когда проводили. Базгалук, видно, боялся, что сбегу обратно.

— Полезный ты, нечего сказать, — буркнул Арнольд.

— Но я могу наложить морок! — воскликнул гарпий. — На себя и немного рядом. Изменить внешность. Или создать образ.

— Только на себя? А на перевале вы вытворяли что-то посерьёзней, — заметил Корвин.

— Там был Базгалук. Он — сильный псионик. Я слабый. Слишком слабый. Простите.

— Тогда замаскируем тебя под стражника, — задумчиво произнёс Корвин.

— Или под кучу навоза, — предложил Арнольд. — Чтобы не привлекал лишнее внимание.

— Я согласен на всё! Лишь бы обрести надежду на разделение!

Арнольд прищурился:

— Не верю тебе. Но если мой друг считает, что ты не врёшь…

— Я чувствую, что он говорит правду, — твёрдо сказал Корвин.

— Эх, молодость, — вздохнул Арнольд. — Ладно. Но если ты нам соврал…

— Я готов на всё!

Корвин достал противоядие, но Арнольд остановил его жестом.

— Подожди. Пусть сначала покажет, как он «морочит». Ну-ка, рассказывай.

Корвин скрестил руки, Арнольд прищурился, а Инутиль нервно перебирал когтями по корню, торчавшему из павшей хвои.

— Так, пернатый, ты сказал, что можешь показывать всякую хрень. Как работает твоя «пси-штука»?

— Э-э… — гарпий замялся. — Это сложно объяснить без терминов…

— А ты попробуй, — Корвин присел на корточки.

Гарпий вздохнул, расправил крылья и, словно лектор, начал:

— Это не магия. И не чтение мыслей. Я… подсовываю вам образ. А ваш мозг сам его достраивает. Например, на перевале: вы, дон Корвин, отвернулись, но в голове у вас был яркий образ дона Арнольдо. Когда повернулись — увидели его. Хотя это был уже я.

— А кто сказал идти по мосту, моё воображение? — нахмурился Корвин.

— Это сказал я, но ваше сознание уже было захвачено образом дона Арнольда, поэтому вы услышали его голос.

— Хм, — Арнольд задумчиво почесал затылок. — Хитро. Получается, что в деталях каждый сам себя морочит. Какая гнусная техника...

— Можно и так сказать, — уныло подтвердил Инутиль.

— А если ты сейчас запустишь на нас морок, например: «Представь старого друга», — мы сами увидим кого-то знакомого, кто у нас в мыслях? — уточнил Корвин.

— Именно. Но мне нужно, чтобы вы меня не видели.

— Это ещё зачем? — нахмурился Арнольд.

— Ваш разум не примет прямое превращение моего облика. Нужно, чтобы иллюзия возникла внутри вас.

— Подожди, — покачал головой Корвин, — мы отвернёмся, а ты — в кусты, или вообще улетишь?

— Это ничего, — неожиданно согласился Арнольд, доставая лук и накладывая стрелу. — Если что — далеко не улетит и уж тем более, не убежит.

— Я не собираюсь никуда убегать, — обиделся Инутиль.

— Хорошо, мы тебе поверим, — кивнул Корвин. — Но скажи ещё, на сколько ты можешь управлять тем, что говорит этот иллюзорный образ?

— Только простые вещи, типа «иди вперёд». Я лишь задаю направление. Например, если я прошепчу: «Помнишь ту ночь в таверне?» — твой мозг сам достроит воспоминание. Ты начнёшь беседу, но как она пойдёт, её слова — всё это будет уже твоим.

— Значит, если я считаю друга идиотом, — хмыкнул Арнольд, — то в иллюзии он тоже будет идиотом?

— Да. А если ты осознаешь, что это морок, а не он сам, то всё рассыпется.

Корвин оживился, глаза его заблестели.

— Докажи. Покажи мне кого-нибудь, но только не Арнольда.

— Хорошо. Подумай о том, кого хочешь увидеть. Я пока исчезну из поля зрения, если позволите.

Гарпий юркнул в заросли папоротника.

— Как бы всё-таки не сбежал, — пробормотал Корвин.

— Не сбежит, — тихо ответил Арнольд. — Я его прекрасно слышу. Ты кого представляешь?

— Фунгуса. Мага-гриба, — пожал плечами Корвин.

Внезапно воздух над папоротниками дрогнул, словно над жаровней, и раздался мелодичный хрустальный голос, которого Корвин не слышал уже много лет:

— Корвин! Корвин, милый мальчик!

Оба резко уставились на заросли орляка и замерли. Там посреди папоротников стояла… ванна. Мраморная, массивная, доверху наполненная пеной. А в ней…

— Мейстрисс Вайолетта?! — выдавил Корвин враз осипшим голосом.

Приемная мать томно потянулась, кокетливо скрытая пузырящейся пеной. Её губы приоткрылись:

— Перламутровый кувшинчик с розовой пробкой и треугольной биркой… Принеси мне его, будь добр…

— Прекрати! — заорал Корвин, раскрасневшись до ушей.

Иллюзия рассыпалась. На пне сидел Инутиль, потупив взгляд.

Арнольд медленно повернулся к Корвину:

— …Кувшинчик?

— Заткнись.

Гарпий копался в перьях, пытаясь скрыть смущение. Корвин откашлялся и повернулся к кентавру:

— Твоя очередь, Арнольд. Попроси его вызвать кого-нибудь из твоей головы.

Кентавр нахмурился, но кивнул:

— Ладно. Сейчас увидишь мою вторую жену, Верес. Только не влюбляйся, ладно?

Корвин дипломатично промолчал. Они отошли к дубу, снова потеряв гарпия из виду.

Прошло несколько секунд — и папоротники раздвинулись. На поляну вышел… маленький жеребёнок. Тонкие ножки, огромные глаза.

— Папа… я так по тебе скучаю…

Арнольд застыл. Лицо стало каменным.

— Дарниен… Хватит, гарпий.

Иллюзия исчезла.

Корвин осторожно взглянул на друга, но тот уже отвернулся, сжав челюсть.

— Ещё раз, Инуитиль, — прошептал Арнольд. — Но, Корвин… можешь отойти?

Корвин молча кивнул и тактично отступил, делая вид, что изучает кору на дереве.

Инутиль снова нырнул в папоротник.

На этот раз перед Арнольдом возник кентавр — высокий, сияющий, с глазами, полными силы и тепла, могучий воин из далёкого детства.

От фигуры исходил свет, как от солнца в летний полдень.

— Ты занимаешься ерундой, сын. Моя жена, твоя мать — в рабском ошейнике. Поспеши.

Арнольд не шелохнулся. Только губы дрогнули.

— Довольно.

Когда видение исчезло, он долго молчал. Потом резко повернулся к гарпию:

— Твоё искусство… пригодится.

Корвин приподнял бровь:

— Кого ты видел?

— Фунгуса, — буркнул Арнольд.

— Враньё.

— Всё равно это тебя не касается.

* * *

Некоторое время спустя они решили устроить засаду на тропе, ведущей к порталу.

Минут десять Корвин и Арнольд препирались о плане действий. В итоге Корвин убедил Арнольда, и даже Инутиля в том, что именно гарпий станет главным козырем в этой рискованной затее. Арнольд, разумеется, ворчал, высказывая целый букет причин, по которым не стоит доверять «этому мешку с перьями». Но под напором Корвина сдался — с условием, что будет держать гарпия на прицеле. «На всякий случай, — сказал он, — чтобы не вздумал дурить».

План был прост: Инутиль, используя свои псионические способности, должен заманить надсмотрщика, а если повезёт, то вместе с кентавром, подальше от тропы, изображая «доброго старого сослуживца».

Надо отметить, что тропа к порталу уже давно имела полное право называться дорогой — настолько она была истоптана караванами. А вот как раз от нее иногда отходили в лес тропинки — где-то к удобной для передышки поляне, а где — к отходжему месту.

Обсудив детали, отряд двинулся в путь. Они сделали широкий крюк, обходя военный лагерь, петляя между валунов, напоминающих спящих великанов, и чахлых сосен, шурша вереском и хлюпая по мшистым болотцам, пока не вышли на идеальное место для засады.

До ближайших постов — целая лига в обе стороны. «Злачное местечко», — одобрил Арнольд.

Инутиль устроился в кустах у тропы, стараясь не выдать себя. Мимо проходили караваны — не с кентаврами, а с небольшими группами по три-четыре вьючных лагарты. Эти ящероподобные создания напоминали гигантских ящериц и использовались в Терамадре вместо лошадей — как рассказал Инутиль. Лагарты, скрипя кожаной сбруей, тащили холщовые мешки с грузами для чужеземного войска. Возвращались они налегке, разве что с мешком «возвратной тары».

Каждый раз, когда очередной караван приближался, Инутиль мотал головой: ещё рано. Он не менял обличья и напоминал огромную, нахохлившуюся, больную ворону, зачем-то спрятавшуюся в кустах.

— Сорок шагов до тропы, — прошептал Корвин, пригибаясь. — Даже если жертва поднимет шум...

— Не успеет и пикнуть, — хрустнул костяшками Арнольд. — Меня другое тревожит...

— Гарпий?

— Чтобы пернатый засранец не решил сделать карьеру за наш счёт, — мрачно пояснил кентавр, сжимая свой лук. Тетиву он мог натянуть и выстрелить быстрее, чем обычный человек моргнёт.

— У тебя настоящая параноя к Инутилю... Поразительно.

— А твоя наивность, знаешь ли, раздражает.

— Может, перестанешь прицеливаться ему в голову?

— Я не целюсь. Просто… держу наготове. Для душевного равновесия.

В этот момент Инутиль всмотрелся, нервно перебирая когтистыми пальцами, и, заметив цель, закивал, как заведённый. На тропе появился одинокий всадник — надсмотрщик на кентавре. Путь был пуст на полулигу вперёд и назад.

Арнольд, не выдержав, осторожно продвинулся вперёд, чтобы разглядеть всё получше. На кентавре ехал полноватый военный с тремя птицами на обшлагах. У него было три подбородка, самодовольная рожа и засаленный спереди камзол.

Кентавр-раб был в «строгом» ошейнике, или скорее — наморднике, плотной многослойной ткани, полностью закрывавшей голову, не пропускающей ни света, ни звуков, ни запахов. Снаружи ткань была в чёрно-белую полоску, показывая, что это вещь невольника, а уже под ней скрывался стальной ошейник, врезавшийся в шею.

— Почему у него на голове мешок? — шёпотом спросил Корвин, которому Инутиль ещё не читал лекцию по рабству в Терамадре.

— Это не мешок. Это пытка, — прошипел Арнольд, сжав лук так, что скрипнула древесина. — В этой дряни раб ничего не чувствует. Он видит и слышит только через погонщика. Даже тело своё не ощущает. Это... голем из плоти. Я раньше не знал, что такое настоящая ненависть. Теперь знаю.

Корвин сглотнул и замолчал.

В Волшебном Лесу иногда использовали земляных големов — маноёмких гигантов, которых применяли на стройках. Но никто и никогда не пытался сделать голема из живого существа — это считалось чудовищным преступлением. Более того, после гибели голема земля, из которой он был создан, становилась бесплодной на десятилетия. Поэтому их старались использовать как можно реже.

Тем временем Инутиль вышел на тропу и напряг свой псионический разум. Надсмотрщику явился образ харизматичного, явно навеселе сержанта в потрёпанном мундире, с усами и глиняным кувшином в руке. На подбородке блестела красная капля вина.

— Солюто, братишка, — остановился погонщик. — Где это ты в этой глуши винца раздобыл?

— Не просто винца, земляк, — гарпий играл роль пьяницы с похвальной достоверностью. — А ледяного, как горный родник! Прямо из полевой столовой для логистов и погонщиков. Устроили её по приказу самого дона Себастиана, да продлятся его годы! — он приложил палец к губам. — Только я свой уже допил…

— А ты, случаем, не Мигель? Курьер?

— Мигель! А ты — Го-о...

— Гонзалес!

— Точно, Гонзалес!

— Где эта чудо-столовая, Мигель?

— Да вот, иди по тропинке — и выйдешь прямо на неё.

— А чего она в лесу, а не у дороги? — сузил глаза Гонзалес.

— Ты же не хочешь, чтобы туда ломилась всякая линейная шваль? Это только для своих, смекаешь?

— Жетон, поди, нужен?

— Нужен, — кивнул «Мигель». — Но ты предъяви кентавра — и тебя и без жетона накормят. Он сам как пропуск. А мне… — Инутиль скорчил скорбную мину. — Без жетона никак. Но может, угостишь товарища, когда винца получишь? Пойдём, я тебя провожу...

Гонзалес, расслабившись, направил кентавра в лес.

Всё шло по плану.

 

— Вот даёт, заливается, как соловей, — прошептал Арнольд, притаившись рядом с Корвином в густой листве. Они оба наблюдали за этим спектаклем, не веря глазам. — А ведь и правда хорош в обмане, даже жутковато как-то, — признал он, прищурившись. — Гляди, как чешет! И имя, небось, прямо из башки погонщика выудил, из глубинных архивов, где хранятся только забытые долги и одноклассники из младшей школы.

Корвин едва сдержал смешок, когда «Мигель» театрально потряс пустым кувшином — жест был настолько выразительный, что стал ясен даже без перевода.

Арнольд тихо процедил: — Ну всё. Теперь мы соучастники ужасного преступления.

— Убийства? — с тревогой переспросил Корвин.

— Хуже, — мрачно отозвался Арнольд. — В распространении слухов о халявной выпивке.