Джесси (гет)

В компании друзей время летело незаметно, но тем ужаснее казались предстоящие экзамены. У старшекурсников пятых и седьмых курсов сдавали нервы от страха. Особенно у семикурсников, ведь это был их последний год. У мадам Помфри уже давно закончился запас успокоительных зелий, но ученики по-прежнему приходили туда с завидной регулярностью. И, наверное, в первую очередь стоит отметить причастность к этому некоторых предприимчивых студентов, которые решили хорошо подзаработать, спекулируя различными зельями и порошками, по большей части вредных и абсолютно бесполезных. Именно поэтому многие приходили в Больничное крыло отнюдь не за успокоительным.

Чем меньше оставалось времени, тем чаще я впадала в отчаянье. Я была уверена, что сдам Трансфигурацию, ЗоТС, Чары и даже Руны, но перед Зельеварением страх и паника неизменно одерживали надо мною вверх. Я честно пыталась успокоиться, но, как назло, первый экзамен, который нам предстояло сдавать, было именно Зельеварение.

В знаменательный день мы собрались у Большого Зала, где после завтрака были убраны длинные столы и поставлены парты с котлами и разложены наборы требующихся нам ингредиентов. Всё это я успела рассмотреть, когда вызвали первых учеников.

Оглядев волнующихся не меньше меня сокурсников с одинаково бледными сонными лицами независимо от факультета, я посмотрела на Северуса и Ксанфа. Оба представляли собой эталоны невозмутимости, и даже умудрялись успокаивать девчонок. Лили, Нарцисса и Ирма волнуясь, но не так сильно, как я, повторяли формулы.

Когда незнакомая мне профессорша из проверяющей комиссии вызвала новую группу учеников, среди которых оказалось и моё имя, я чуть не потеряла сознание, хотя мне, наверное, просто так показалось. От страха я не сразу поняла, что от меня требуется, но несколько успокоившись, я всё-таки пришла в себя, вслушиваясь и концентрируясь на грудном тягучем голосе пожилой женщины, имя которой я была не в состоянии запомнить. Для начала нас всех рассадили за парты, где у каждого на столе лежало задание. Сев на стул, я дрожащими руками развернула пергамент. Задание состояло из двух пунктов — письменного и теоретического.

Теоретический вопрос был для меня не проблемой, со страха я вызубрила весь материал за пятый курс. Я едва не подпрыгнула от счастья, когда прочитала задание — «Белая ламинария в Зельеварении. Её применение и свойства». Не теряя ни секунды, я начала писать на черновике эссе по теме, даже не посмотрев второй, практический пункт.

Никогда в жизни я так не торопилась и не спешила. Строчки сползали, а количество клякс зашкаливало, но, когда мне всё-таки удалось написать хороший и вразумительный ответ на вопрос, страх перед экзаменом частично отступил. Успокоившись, я аккуратно переписала эссе на чистовик и, наконец, приступила к практическому заданию.

«Костерост», — прочитала я одно единственное слово. Время словно остановилось. Перед глазами замелькали обрывки старых воспоминаний, которые я тщетно пыталась забыть. В памяти всплыл день, когда Волдеморт взял штурмом Министерство Магии. Мы ничего не подозревали и спокойно, как обычно, сидели на уроках. Я вместе с другими ребятами нашего курса сидела на Зельеварении. Между мной и Северусом Снейпом только началась перепалка, когда по всей школе прозвучал усиленный заклинанием голос Дамблдора, сообщающий о взятии Министерства и просьбе собраться всем в Большом Зале. Та ужасающая минута после того, как замолк голос Дамблдора, казалось, длилась вечно, а затем резко начавшийся крик и шум. Я продолжала с ненавистью смотреть на своего учителя, не понимая, что он ни в чём не виноват. И в эту секунду в полной мере существовала лишь злость на человека, стоящего передо мной…

— Мисс, с Вами всё в порядке? — спросила у меня та самая профессорша. Даже не поднимая глаз, я узнала её по грудному тягучему голосу.

— Всё… всё в порядке, — ответила я чуть дрожащим голосом.

Вздохнув, профессорша ушла. Я видела её бледно-серебристую мантию, удаляющуюся от меня. Мои руки дрожали, а сознание отчаянно отказывалось понимать — как я могла так сильно ненавидеть Северуса Снейпа.

С трудом собравшись, мне, наконец, удалось приступить ко второй части задания. К счастью, я помнила рецепт Костероста, но не думала, что смогу приготовить его в точности, как следует. Более того, я помнила лишь изменённый рецепт, по которому варил мой отец, а не тот, который мы изучали на уроках Зельеварения.

Решив, что я всё равно ничего не потеряю, я приступила к работе. Поставив котёл на огонь и аккуратно нарезав все ингредиенты, прошла, наверное, целая минута прежде, чем мне хватило смелости начать приготовление зелья. Забросив первые ингредиенты в едва тёплую воду, согласно рецепту моего отца, я подождала минут десять и потом положила истолченный в порошок корешок фенхеля, четвёртым по счёту, а не седьмым, как писал автор учебника. На экзаменаторов я не поднимала глаз вовсе. Не хотела видеть их лица. После помешала три раза справа налево, затем пять раз слева направо — с точностью повторив действия отца. Зелье приобрело мутно-оранжевый оттенок. Этого ни в одном из рецептов не упоминалось. Меня пробил холодный пот: не иначе, я всё испортила. Часто задышав, мне в который раз удалось успокоиться, и прежде, чем я успела подумать, я добавила экстракт душицы. Секунда, две… Сначала ничего не менялось, но за тем произошло чудо! Зелье приобрело прозрачно-желтоватый оттенок. У меня вырвался слишком громкий вздох облегчения, но я даже не заметила этого, радуясь своей маленькой победе. Впрочем, я понятия не имела, какой эффект даст душица! Но об этом позже… Сейчас мне следовало доварить зелье. Дальше я ни на одно малейшее действие не отступила от рецепта и выполняла всё в точности, как мой отец. Доведя зелье до кипения, я дала ему остыть, а в оставшееся время подписала листочек, который впоследствии приклеила к пустой колбочке. Теперь, когда моя работа была полностью выполнена, я ещё раз проверила эссе. На практическое задание я не надеялась, но искренне верила, что чудесным образом экзаменаторы, всё эти помпезные и надменные седые дядечки с длинными бородами и не менее седые тётечки с сеточкой морщинок на лице, всё же выведут мне «Выше ожидаемого».

Зелье чуть остыло. Я налила порцию в колбочку и, свернув пергамент трубочкой, положила их на край стола. Старичок в забавной пурпурной мантии, казалось, чуть подпрыгивая на ходу, подошёл ко мне.

— Вы всё закончили, мисс? — спросил он, улыбаясь, отчего его лицо стало похожим на сморщенный чернослив.

— Да, профессор, — уверенно ответила я, всё своим существом мечтая выбежать за пределы Большого Зала.

— Ну, что ж… — подумал секунду он. — Поздравляю, Вы первая закончили свою работу, — всё ещё улыбаясь, он схватил моё зелье и эссе и утопал своей прыгающей походкой к большому столу, за которым сидели экзаменующие.

Я пошла к выходу, рассматривая сидящих или стоящих за своими партами сокурсников. Взглядом мне удалось отыскать Северуса, Ксанфа и Лили, и ещё на выходе я встретилась глазами с Ремусом. Он сидел на последней парте, и, проходя мимо, я не удержалась от ободряющей улыбки, на которую тот предпочёл не реагировать. Ох, уж это «мародёрское» влияние!

Выйдя из Большого Зала, на меня тут же уставилось с десяток глаз, отчего мне стало неуютно.

— Ну, что? Сдала? — спросила Ирма, подбегая ко мне и схватив за руки. Её ладони были такие холодные!

— Я надеюсь, — всё ещё взволнованным и осипшим голосом ответила я.

— Ох, как же мне страшно! Ты не представляешь!? — быстро заговорила она, но я прервала её.

— Всё будет хорошо, поверь мне!

После того, как самое страшное для меня осталось позади, я могла убедить кого угодно и в чём угодно.

Не прошло и пяти минут, как из Зала вышли ещё трое, а затем та профессорша с грудным тягучим голосом. Она позвала с собой новых учеников, среди которых была и Ирма.

— Удачи! Ты всё сдашь! Будь уверена… — прошептала я, обняв её напоследок.

Дверь в Большой Зал закрылась, и я отошла к окну, решив, во что бы то ни стало, дождаться ребят. Мой учебник лежал всё там же, на подоконнике. Учеников, ожидающих своей очереди, осталось всего четверо — я их не знала. Два пуффендуйца, равенкловка и слизеринец. В пуффендуйцах не было ничего примечательного. Один, светлый высокий паренёк с водянистыми серыми глазами, привалившийся к стенке и уставившийся в одну точку (вероятно, повторял что-то). Другой, с тёмно-каштановыми волосами и ужасающе-страшных очках с толстенными линзами, сидел на полу и читал книгу, шевеля бледными губами. Слизеринец, с болезненно-бледным лицом, стоял недвижимо, словно статуя, изредка переводя взгляд с пуффендуйцев на равенкловку, а затем на меня. В его мутных глазах была только усталость. Видно, он не спал всю ночь, настолько рассеянным был его взгляд. Но девочка-равенкловка вызвала у меня острый приступ жалости. По её красным глазам и кончику носа можно было без сомнения сказать, что она только что плакала. Её светло-русые волосы, собранные в неаккуратную косичку, растрепались, а одежда помялась. Очень вероятно, она не меняла её с вечера.

Дверь Большого Зала открылась, и из-за неё вывалилась бледная курносая девочка, тоже с Равенкло. Посмотрев на нас, она горько разревелась и убежала прочь. Пуффендуйцы побледнели, слизеринец долго смотрел убежавшей девочке вслед, а та, девочка-равенкловка, которой ещё предстояло сдавать экзамен, сползла по стене и снова расплакалась. У меня сердце заболело при виде этой картины, и, отойдя от окна, я прямиком направилась к плачущей равенкловке. Сев рядом с ней, я принялась её успокаивать, хотя и не была особо сильна в этом деле.

— Не плачь, — погладив её по голове, попросила я. — Как тебя зовут?

Несколько раз всхлипнув, она подняла голову, не понимая, почему я успокаиваю её.

— Нотиэль, — всхлипнув и стирая рукавом блузки слёзы с лица, ответила она.

— Красиво, — улыбнулась я. — А меня Джесси.

Нотиэль чуть улыбнулась.

— Почему ты плачешь? Боишься, что не сдашь? — слишком неосторожно начала я разговор и тут же об этом пожалела. Её лицо скривилась, будто она снова собиралась заплакать. — Не реви. Едва ли это тебе поможет, только голова разболится, — строго предупредила я.

Нотиэль вздохнула и уткнулась подбородком в колени, обхватив себя руками.

— Всё будет хорошо, даже лучше, — пообещала я, поглаживая её по спине. — Вот увидишь!

Она отрицательно покачала головой.

— Не будет.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я полный ноль в Зельеварении. Когда я варю зелье, обязательно что-нибудь происходит, — обречённо ответила она.

— Ты не поверишь, насколько мне это знакомо. Но даже будь я хоть вполовину умнее тебя, я не сдала бы лучше.

Нотиэль, убеждённая в своей правоте, лишь отмахнулась от меня.

— Я тебя правду говорю! — рассмеялась я. — Хуже того, все в моей семье прирождённые зельевары, а я одна… неправильная, — подбирая слово, досказала я свою речь.

Дверь Большого Зала снова распахнулись, выпуская сразу восемь человек, среди которых были Северус и… Джеймс Поттер. Второй, впрочем, не обратил на меня никакого внимания, совершенно не заметив и отходя к окну. Северус тоже вначале не заметил меня, но потом подошёл к нам.

— Я думал, ты уже ушла, — удивлённо сказал он, невольно покосившись в сторону Поттера.

— Сдал? — спросила я.

— Разумеется, — как о чём-то само собой разумеющемся, ответил Северус.

— А почему так долго? — снова спросила я.

Он лишь закатил глаза, делая вид, что не слышал вопроса.

— Пойдём или ребят дождёмся? — спросил он.

Я посмотрела на Нотиэль. По её щекам снова текли слёзы, и я бы чувствовала себя крайне отвратительно, если бы оставила её здесь одну.

Северус всё понял, поэтому просто прислонился к стене, дожидаясь неизвестно чего вместе со мной.

— Не плачь, ты всё сдашь. Я верю, что ты сдашь, — снова начала я успокаивать Нотиэль.

— Спасибо, — почти шёпотом ответила она, и в этот момент дверь Большого Зала открылась, и вышла профессорша.

— Удачи, — обняла я свою подругу по несчастью точно так же, как обнимала совсем недавно Ирму.

Она и те трое ребят ушли. В холле перед Большим Залом остались только мы с Северусом да Джеймс, вероятно, ожидавший своих друзей, как и мы. Ни о каких стычках и пререканиях не было и речи. Все устали, а ведь это ещё только начало. Поттер, не выспавшийся, лохматый и весь какой-то помятый, душераздирающе зевал. Северус, удобно прислонившись к стене и ко мне, дремал. Мне же оставалось лишь рассматривать их да ещё, пожалуй, стены и дверь Большого Зала в ожидании конца экзамена, а кончится он только в час. Я не знала, сколько сейчас времени, и часы как назло были только у Поттера. После нескольких минут раздумий, я всё же решила спросить у него, сколько время. Так или иначе, хуже не будет.

— Джеймс, — окликнула я его, и он вздрогнул. — Сколько сейчас времени?

Он странно посмотрел на меня, но всё же поднял руку и перевёл взгляд на часы.

— Двенадцать.

— Ровно? — переспросила я. Он кивнул. — Спасибо.

Хмыкнув, Поттер потерял ко мне всякий интерес, бессмысленно уставившись на дверь.

«Значит, я управилась примерно за полтора часа», — подумала я. — «В час всё закончится, и будет обед». После того, как адреналин и стресс перед первым экзаменом сошли на «нет», я чувствовала лишь сильную усталость и голод. Я не помнила, когда в последний раз полноценно завтракала, обедала или ужинала, а о сне вообще говорить не приходилось. Оставалось лишь надеяться, что остальные экзамены пойдут легче.

Спустя двадцать минут вышло довольно много учеников, среди которых были и наши друзья, и друзья Поттера. Мародёры в полном составе ушли, а я, Северус (совершенно уснувший на моём плече), Ксанф и Лили остались дожидаться Нарциссу и Ирму. Вскоре обе вышли. После короткого разговора было решено разойтись по комнатам и привести себя в порядок, а потом, в час, идти на обед.

Лили, весьма довольная своим результатом, потащила меня в гостиную Гриффиндора, но я вовремя вспомнила о забытом учебнике Зельеварения, оставленном мною на подоконнике. Пришлось возвращаться. Но вернувшись в башню, в свою комнату, мы рухнули на кровати и лежали добрые десять минут, счастливые, что всё написали и правильно сварили.

— Какое счастье! Самое страшное позади, — сказала я.

Лили рассмеялась.

— А как же остальные экзамены?

— Я не боюсь их также панически, как Зельеварение. Хотя и сомневаюсь, что смогу осуществить превращение на Трансфигурации с первого раза, — отмахнулась я.

Перевернувшись на живот, я собиралась непременно заснуть, но, не успев пролежать и пятнадцати минут, Лили подняла меня.

— Что? Уже? — сонно спросила я, совершенно растерявшись и засыпая на ходу.

— Уже, — кивнула Лили, улыбаясь. — Идём, а то обед без нас съедят.

Вместо меня ответил желудок, вызвав новый повод для смеха.

В Большой Зал мы летели, словно на крыльях. Экзамен закончился, парты убрали, а длинные столы снова поставили. Теперь за ними сидели ученики, уплетая обед за обе щеки. Запах вкусной еды вызвал новый позыв моего недовольно настроенного желудка. Сев за стол, я впервые за этот ужасный и счастливый одновременно год смогла спокойно и с удовольствием поесть.

«Осталось всего ничего», — подумала я. «Самое страшное уже позади!»

Уже в конце обеда я обернулась на стол Равенкло и долго искала светлую макушку Нотиэль. Мне это удалось отнюдь не сразу, и я уже успела подумать, что её тут нет вовсе. Но вскоре мне повезло, и мы встретились с ней взглядом. Нотиэль вся светилась от счастья и помахала мне рукой. Широко улыбнувшись, я помахала ей в ответ, удовлетворённая и счастливая от того, что у неё всё получилось.