Лучший друг и защитник (гет)

Гермиона вышла из дома и трансгрессировала в Хогсмид, где смогла навестить Невилла и Ханну. Они, конечно же, согласились ей помочь, затем соглашение было получено от Андромеды и, наконец, десяти домовиков, внезапно узнавших, что у них наступил выходной день. После обеда, когда всё было обговорено, совершился «налёт» на Гриммо. Времени было крайне мало, поэтому все занялись делом. Невилл на правах близкого друга взял Бродягу с собой и ушёл в ближайший магазин за крепкими напитками. Джеймс и Тедди получили метёлки и разрешение летать по дому, при условии что не будут мешать взрослым и заходить в комнаты. Гермиона с половиной домовиков готовила торт — те были очень удивлены, что она боится не справиться с такой простейшей задачей, и не бросили её в беде. Другая половина помогала Ханне украшать кухню и коридор.

— Боже, как же он живёт! — поражалась миссис Грейнджер, заглянув в кладовку.

— Видимо, неплохо, — отвечала ей Андромеда, — пиво есть, пельмени тоже, вон там вроде свинина лежит…

— Да, но… восьмушка колбасы! — не унималась первая. — Ещё и хлеб заморозил… и масла нигде не видно… Бедняга, видимо, совсем заработался, защищая других, не успевает сходить в магазин. Неудивительно, почему он в последнее время такой хмурый. Дорогая, давай догоним Невилла и купим ещё немного продуктов!

К вечеру кладовка Гарри была доверху забита всем, чем только можно. Стол украшен новенькой скатертью и богато накрыт. Двухъярусный торт стоял по центру в окружении бутылок вина, на тарелочках были нарезаны фрукты, в вазочках находились салаты, а по краям стояли пустые тарелки для горячего блюда, что томилось на слабом огне. Оставалось решить только одну задачу: как сделать так, чтобы Гарри, как мракоборец, кого-нибудь не убил одним взмахом палочки, как только откроет дверь и поймёт, что в его дом вторглись. Ради этого было решено выставить Невилла с Бродягой на крыльцо.

На улице сгущались сумерки, когда за входной дверью наконец раздался характерный хлопок. Всюду погасили свет, и дом замер в тревожном ожидании.

— Ты и Ханну привёл? — был слышен в коридоре голос Гарри и тяжёлые шаги. — Невилл, сколько тебе говорить, что я не люблю справлять свои дни рождения!

— Да ладно тебе ворчать, мы же не чужие, — отвечал ему Невилл, и их шаги слышались всё ближе и ближе. — Что тебе жалко, что ли, если мы соберёмся небольшой компанией и немного посидим?

— Мне не жалко, но…

Как только они переступили порог, на кухне вспыхнул свет и все присутствующие дружно прокричали:

— СЮПРИ-И-И-И-ИЗ!!!

* * *

Гарри оторопело застыл, забыв закрыть рот и закончить предложение. Его сердце сильно-сильно билось в груди, а слова не шли в голову. Столько людей ему улыбалось и кричало поздравления! На тумбочке громоздились коробки с подарками, упакованными в цветную бумагу. Сын с нарядным колпачком на голове подбежал к нему и подарил свой рисунок, на котором присутствовали все члены семьи. Этот рисунок тут же занял место на стене. Тедди под руководством бабушки зачитал Гарри стишок, а затем протянул коробку с шоколадными медальками в золотых обёртках. Домовики кланялись и со слезами на глазах говорили, что для них большая честь познакомиться с таким героем, они связали ему тёплые носки, варежки, шапку и шарф. Невилл крепко его обнимал. Женщины поочерёдно целовали в щёки. Гермиона была последней и взяла его за руку, чтобы подвести к столу и усадить во главе. К нему подвинули торт и просили задуть свечи. Ему хлопали в ладоши и широко улыбались. Гарри пытался встать, но чья-нибудь рука обязательно опускалась ему на плечо. Ему подливали вино, подавали горячие и холодные блюда, велели разрезать торт и наливали чай. За столом дружно сидели люди и домовики, разговоры не умолкали ни на минуту, всем было очень весело и хотелось чем-нибудь поделиться.

Он спит, думалось Гарри, так хорошо бывает только во сне. Сейчас он проснётся и увидит на календаре тридцать первое июля. Этот день пройдёт так же тоскливо, как и все другие. С тех пор, как он расстался с Джинни, а Бродяга укусил Рона за одно место, его больше не зовут в «Нору», где он не раз участвовал в семейных торжествах. Кажется, он перестал быть сыном для миссис Уизли после того, как плохо обошёлся с её детьми. На неё он не мог сердиться, она не виновата, что выбрала родных. Семья важнее всего, ей нужно поддерживать сына и дочь, а потому чтобы не ссориться с ними она может прислать Гарри разве что открытку. Иногда, глядя на неровные строчки, ему думалось, что она делает это тайком. Дни рождения потому и стали нелюбимым праздником. Не с кем их отмечать и чувствовать радость. Он снова стал один и мог посидеть разве что с Невиллом в баре. Его могут лениво поздравить коллеги и намекнуть, что было бы неплохо посидеть всем вместе вечером. Только и всего.

Незаметно для других Гарри ущипнул себя — нет, он не спал — и с улыбкой выпил ещё немного вина. В какой-то момент он чуть не упал со стула и поправил очки. Ему показалось, что у него два сына за столом, но, как выяснилось, это Тедди развлекался, изображая из себя Джеймса. Андромеда переговорила с домовиками, и в кухне появился патефон. От музыки стало ещё лучше, и Гарри не заметил, как засмеялся над какой-то шуткой. Ханна предложила ему потанцевать, в то время как Невилл разговаривал с Эммой о том, как ухаживать за садом, а Андромеда не соглашалась с его советами. Дети, наевшись, бегали по кухне. Гермиона не разрешила домовикам подходить к грязной посуде и предложила им тоже потанцевать. Они не отважились присоединиться, но слушали музыку, пили вино и утирали слёзы.

— Это Гермиона решила устроить тебе праздник и собрала нас вместе, — шепнула Гарри Ханна. — Здорово, правда?

— Здорово, — согласился он, ощущая невероятное тепло на душе, и невольно окинул кухню взглядом.

Она часто казалась ему убогой, да и Джеймс не так давно нашёл в ней множество страшных вещей. Как эта кухня могла так чудесно преобразиться за один вечер? Его взгляд остановился на Гермионе. Какая же она красивая, невольно подумал он. В простеньком платье в горошек, с распущенными волосами. Такая энергичная, деловая, упрямая… и такая чудесная. Гермиона поймала на себе его взгляд, и её губы растянулись в улыбке. Он ответил ей кивком.

— Ты ей очень дорог, — тихо прибавила Ханна, отчего у него в горле пересохло.

Гарри хотел спросить, с чего она это взяла, но ему помешал Невилл, пожелавший потанцевать со своей женой. Партнёршей Гарри стала Эмма, опять смутившая его тем, что назвала сыном. Сколько Гарри не посматривал в сторону Гермионы, она к нему не приближалась, а к ночи извиняющимся тоном сказала, что уже поздно и пора укладывать Джеймса. Домовики исчезли сами, а с другими гостями Гарри прощался у камина в гостиной.

— Гермиона… — едва успел сказать он, и она задержалась, передав Джеймса матери.

— Да?

Эмма без раздумий шагнула в изумрудный огонь и исчезла. В доме остались только он и она. Карие глаза Гермионы лучились теплом и были направлены на него. Сердце Гарри лихорадочно билось, мысли, как назло, не собирались в кучу, а руки сделались влажными, как у вчерашнего школьника.

— Ты… Спасибо тебе. Это… Всё было потрясающе.

Улыбка Гермионы сделалась шире. Она протянула руку и ласково провела по его предплечью.

— Я рада, что тебе понравилось. С днём рождения, Гарри.

Сейчас она снова исчезнет, а завтра бросит все силы на осуществление своей мечты. Гарри и сам не понял, как у него это вышло. Он шагнул к ней и сомкнул руки на её спине. Гермиона ощутимо напряглась и через мгновение выдохнула, обняв его в ответ. Сколько же времени прошло с того дня, когда он обнимал её сам? Как же приятно было прижать её к себе, ощутить её руки на плечах, приятно от мысли, что он ошибался — они не такие уж и чужие люди. В прошлом ведь осталось не только плохое, хорошего тоже было немало. Как же ему не хватало близкого человека, который понимал его лучше всех.

— Я скучал по тебе всё это время, — сам не понимая зачем, прошептал Гарри, ощущая носом мягкость её несравненных волос с цветочным ароматом, а щекой висок, что так и хотелось обогреть теплом губ, — очень сильно скучал.

— Я по тебе тоже, — так же тихо откликнулась Гермиона.

Они отстранились друг от друга, и он не смог отвести взгляд от её притягательных шоколадных глаз и щёк, приятно покрытых румянцем. Это безумие, подсказал ему уставший разум, едва способный забить тревогу. Если он подпустит её ещё ближе, Гермиона будет регулярно осыпать его упрёками, доводить до исступления и сведёт в могилу. Пусть уходит. Пусть она быстрее уходит, пока он не совершил шаг в пропасть. Пора очнуться и прекратить на неё смотреть. Они могут снова стать хорошими друзьями. Этого хватит.

— Спокойной тебе ночи, — тепло пожелала Гермиона и прервала их зрительный контакт.

Его рука невольно дёрнулась к ней, но в этот момент подруга шагнула в камин и исчезла. Гарри так и остался на месте, чувствуя, как горячая кровь застучала в висках. Ещё бы немного, и он развернул её к себе, чтобы позволить их губам соприкоснуться. Какой безумец! Явно выпил слишком много вина и чуть не поддался помутнению. Гарри ополоснул лицо холодной водой, разделся и лёг в постель, сам не понимая, что с ним такое творится. Через какое-то время он заснул, опьянённый то ли весельем, то ли крепким напитком, то ли собственным безумием.

* * *

Со дня рождения друга Гермионе несколько раз виделся один и тот же сон, от которого становилось не по себе. Вот они с Гарри стоят у камина, смотрят друг на друга, а в следующий момент она поднимается на носочки, обвивает его шею руками и требовательно впивается в губы. Гарри не обнимает её и не отвечает на поцелуй, только стоит и терпеливо сносит нелепую попытку, а потом холодно смотрит в глаза.

— Мы это уже проходили, зачем повторять? — говорит он, перед тем как переводит взгляд на камин, и ей остаётся только исчезнуть.

После пробуждения ей думается, как же хорошо, что она не рискнула. Кажется, они много выпили в тот вечер и ей жутко хотелось поцеловать Гарри. Она держалась от него как можно дальше, но у камина не смогла отстраниться. Его слова пробрали нутро, и в гостиной сделалось очень жарко. Она едва могла ровно дышать. Гарри скучал. Он иногда думал о ней, даже когда она была далёко от него. Его магнетический взгляд приковал её к месту. Что за убийственная магия крылась в его зелёных глазах? Ей стоило невероятных усилий удержаться от соблазна и исчезнуть. Гермиона качала головой, вспоминая об этом, а потом снова возвращалась в реальность. Да, теперь они, по крайней мере, больше не ругаются и могут нормально общаться. Джеймс два раза в неделю проводит на Гриммо и радуется, когда отец приходит с Бродягой к ним. К тому же Невилл с Ханной зовут их в гости: отдохнуть на природе, порыбачить, позагорать. Прекраснее лето трудно представить. Зачем хотеть больше, почему бы не радоваться тому, что есть? Вдруг она всё только испортит? Нет, лучше даже не пробовать, хватит с неё глупостей, убеждала она себя.

Дни быстро уходили друг за другом. От августа осталась лишь половина. В выходной Гермиона шла с Джеймсом по Косому переулку, её мама ушла в гости к подруге Элле, а Гарри отсыпался дома после ночного дежурства, о чём предупреждал их накануне.

— Папа тоже «лохматый», — бухтел Джеймс после похода в парикмахерскую.

— Папа большой мальчик, вот подрастёшь, тогда и будешь сам решать, как тебе ходить, — утвердила Гермиона.

Она, конечно, могла постричь сына сама, но не была уверена, что это получится у неё хорошо. Не хотелось потом, чтобы на её ребёнка косо посматривали и перешёптывались другие матери, когда она будет забирать его из садика. Чтобы уговорить сына довериться профессионалу, пришлось пообещать сводить его потом к Фортескью, где они бывали с отцом. Теперь вот она исполняла данное обещание. Джеймс успокоился, получив сладкий рожок за свои «мучения», и не отказался сходить в книжный магазин. Она купила для него забавные буквари, яркие тетрадки и цветные книжки, из которых вылетали бабочки или птички. Скоро ведь сыну исполнится пять лет, пора начинать учиться читать и хотя бы немного писать, например, печатные буквы. Тем более теперь у неё есть прекрасные помощники в виде домовиков, и свободного времени хватает, чтобы немного позаниматься с сыном. Для себя Гермиона взяла только два тома «для лёгкого чтения» и двинулась к кассе.

— Грейнджер.

Она держала в одной руке ладошку Джеймса, а в другой — увесистый пакет, когда они выходили из магазина, и чуть не налетела на давнего знакомого.

— Малфой, — сердито ответила Гермиона, окинув его взглядом.

Он тоже изменился со школьного времени. Светлые волосы всё так же укладывал назад, носил костюм-тройку, в кармане держал часы на золотой цепочке и опирался на трость, но скорее для солидности, чем из нужды. Ни дать ни взять второй Люциус Малфой, разве что взгляд не настолько надменный.

— Смотрю, опять накупила книжки, — подметил он, глянув на пакет. — Совсем не меняешься.

Она только фыркнула, покрепче стиснула ладошку сына и двинулась в сторону, но Малфой увязался за ней.

— В опасные игры играешь, Грейнджер, — сказал он, и она резко остановилась.

— Прости, что?

— Домовые эльфы. Не стоило так рьяно демонстрировать их способности и просить задуматься о своих правах.

Гермиона нахмурилась сильнее и шагнула к нему.

— Они свободные домовые эльфы, — подчеркнула она, — а не чья-то собственность! И они имеют право на собственное жильё и оплату труда!

— Да-да, — отозвался он, — а ещё имеют право на бунт и, следовательно, убийство своих хозяев. Знаешь, влиятельным людям, которых я знаю, не по душе эти твои… стремления. Ты бы поубавила пыл. Один раз в твоей лавке уже произошёл пожар, может, не стоит повторять?

От его слов в её душе поднялась сильная буря.

— Это что ещё значит?! — громко спросила она, что аж несколько человек в стороне обернулось. — Ты мне угрожаешь, что ли?!

— Мерлина ради, зачем мне это? Всего лишь предупреждаю, — ответил Малфой и опустил взгляд. Джеймс из-за его внимания тут же спрятался за мать. — У тебя ведь не только бизнес, но и маленький ребёнок. Если остальное не важно, то подумала бы о нём. Кстати, а правду говорят, что твой пацан от Крама или это только выдумка? — прибавил с кривой улыбкой.

— Не твоего ума дело, — отрезала Гермиона. — И передай «влиятельным» людям, чтобы не лезли ко мне или они очень пожалеют!

На этом она развернулась и потянула Джеймса за собой. Какие-то люди хотят, чтобы она убавила пыл! Как же, почувствовали, что рано или поздно придётся расстаться с рабами и начать платить им деньги, и заволновались. Как удобно владеть невинными существами и бесплатно пользоваться их трудом! Она ни за что не отступит и не бросит несчастных домовиков. Чёрта с два!

Гермиона кипела от возмущения, пока не вышла из «Дырявого котла» и не заметила, что Джеймс давно молчит. Она опустила взгляд и обеспокоилась.

— Эй, ты чего? Солнышко, всё в порядке?

Чтобы заглянуть в его глаза, пришлось присесть и взять сына за плечики.

— Дядя хотел сделать нам больно? — озабоченно спросил Джеймс. — Мы поэтому убежали?

— Нет, ничего такого дядя не хотел! — заверила она и почувствовала, как сильно забилось её сердце. — Настроение у дяди плохое, вот он и попытался на нас отыграться. Ничего он нам не сделает, ну что ты.

От волнения ей было трудно дышать, как и сосредоточиться, чтобы увидеть среди общего потока транспорта нужный автобус. Гермиона решила поймать такси, вот только села с сыном в салон и поняла, что не может назвать адрес. Ладно она сама, с домовиками ещё можно договориться, чтобы в случае опасности бросали лавку, их жизни намного важнее всего остального, но как же маленький ребёнок? Что, если на Джеймса снова совершат покушение? Неужели только из-за собственного упрямства она подвергнет свою крошку опасности?

— Так мы едем или нет? — нарушил ход её мыслей таксист.

— Да, нам на площадь Гриммо! — сообщила ему Гермиона.

Мерлин с её упрямством и гордостью, только бы Джеймс был в безопасности. Надо поговорить с Гарри. Он ведь не только герой и отец, но ещё и мракоборец. Наверняка он может им как-то помочь, повлиять на ситуацию, выяснить, правда ли, что против неё что-то замышляют или это Малфой издёвки ради пытался её напугать. Пусть Гарри хоть упрекает её за безрассудство, злится, кричит, ради Джеймса можно стерпеть. В конце концов, она ведь и вправду жутко упрямая и не привыкла отступать.

— На Гриммо куда именно? — опять спросил таксист, тронувшись в путь.

— К десятому дому, там дальше мы сами разберёмся, — бросила она и взяла притихшего сына за ладошку. — Эй, а мы сейчас к папе зайдём. Здорово, правда?

— Он же спать будет, — напомнил Джеймс.

— Так уже полдень, папа наверняка проснулся, сейчас приедем к нему и чай вместе попьём. Сделаем папе сюрприз, да? — ласково прибавила она, погладила сына по голове и поцеловала в макушку.

Таксист остановился спустя сорок минут, Гермиона расплатилась и вышла на улицу. В последний раз она была на Гриммо две недели тому назад, в день рождения Гарри, невольно подумалось ей на крыльце. Подумать только, как быстро летит время. Она позвонила, и дверь вскоре открылась.

— Гермиона? — удивлённо спросил Гарри, взлохмаченный больше обычного и по-домашнему одетый в неброские штаны и футболку. — Что-то стряслось?

— Прости, что не даём тебе отдыхать, мы… мы тут… — неуверенно начала она, но сын её опередил:

— Нам злой дядя с палкой хотел сделать больно, мы едва от него убежали. Пап, можно мы у тебя спьячемся и чай попьём? Мы много ходили и очень устали, — пожаловался Джеймс с самым скорбным видом.

Гарри не удержался и взял его на руки.

— Конечно можно, сейчас и поедим, и чай попьём, — сказал он, двинувшись с ним по коридору. — А что за злой дядя с палкой? Расскажешь мне, почему он к вам приставал?

Гермиона сама закрыла входную дверь, погладила по голове Бродягу, подошедшего к ней, оставила пакет в прихожей и с тяжёлым вздохом последовала за Гарри на кухню.