Lily Evans and the Marauders  (гет)

До экзаменов оставалось целых два месяца, но Лили уже немного нервничала и каждую свободную минуту уделяла перечитыванию учебников. Воскресенье она решила посвятить отдыху и хоть ненадолго забыть об учебе.

Стояла незабываемая весна: цвели каштаны, благоухали клумбы, а липы были золотые, как мед.

Девушка бродила вокруг замка, погруженная в свои мысли, и не заметила, как вышла к озеру, голубому, словно кусочек небесной лазури.

Около дуба стоял Северус. Услышав шаги, юноша быстро оглянулся и протянул Лили руку. Этот жест так явно изобличал его одиночество, что она задохнулась от внезапной жалости.

— Как дела? — спросил Снейп.

— Довольно хорошо. А у тебя как?

— Не стоит держаться со мной так официально. У меня тоже всё прекрасно.

В воздухе порхали бабочки, от густой травы шел нежный запах и все кругом было пронизано еле уловимым жужжанием.

— Что думаешь о последнем матче? По-моему, Слизерин неплохо сыграл.

— Да, вы играли очень хорошо, — кивнула Лили, цепляясь за возможность сменить тему. — Не обижайся, но мне кажется, вам не видать кубка.

— Мы верно идем к своей цели. Уверен, в следующем году повезет.

По цветам, которые собирала девушка, Северус угадывал ее любимые запахи. Больше всего ей нравился аромат жасмина. Лилиями она любовалась, но не нюхала.

— Смотри!

Два белых лебедя величественно плыли по озеру, глядя в какую-то им одним ведомую даль. Один из них испустил тихий посвист, вильнул хвостом и поплыл прочь. Второй последовал за ним.

* * *

— Кто-нибудь хочет погулять? — спросил Джеймс. — Ну давайте же! Отличная погода. Чего в замке-то сидеть?

— Я пойду, — вызвалась Лили. — Здесь так жарко! Белла, ты как?

— Да... то есть… эээ... нет, спасибо, — отказалась девушка, перехватив выразительный взгляд Поттера.

— Тогда мы идем вдвоем!

— Похоже на то, — Лили незаметно показала подруге кулак. Та фыркнула и отвернулась.

Молодые люди покинули гостиную и направились к главному входу. Выйдя из замка, Джеймс, наконец, прервал молчание:

— Куда леди хочет пойти?

— На озеро, милорд. Воздух такой свежий после ливня.

— Обожаю гулять под дождем.

— Правда? А я больше люблю солнце. Когда оно светит, у меня поднимается настроение.

Его рука робко обвилась вокруг ее талии.

— Довольно неожиданно, — спокойно сказала Лили. — Ты часто это делаешь?

Юноша опустил руку:

— Ты не замерзла?

— Нет. Все в порядке.

Под брызгами весеннего солнца они шли по парку.

— Я видел тебя с этим субъектом в парке, — голос Джеймса, только что такой тихий, стал резким, почти инквизиторским, а во взгляде зажегся недобрый огонек. Он ждал, что она спросит: «С каким субъектом?» Но она промолчала. И это смутило его больше, чем смутил бы вопрос.

Присущая мародерам невероятная способность всегда быть превосходно осведомленным обо всем, не переставала удивлять Лили. Однако на этот раз ей показалось, что он хватил через край.

— Ну и что же? Как далеко ты зашел! Дожил до того, что стал подстерегать и подслушивать?

— Я считаю Снейпа просто наглецом, — прежде, чем изменилось выражение ее глаз, юноша понял, что опять сказал что-то не то.

Лили побледнела от негодования, подбородок дернулся вверх, словно ее ударили:

— Неправда! Ты сам виноват, что невзлюбил его, несчастный соглядатай!

— Не смей меня так называть!

— Почему? Я считаю тебя соглядатаем и говорю тебе это прямо в глаза.

— Ты еще пожалеешь об этом!

— Это удивило бы меня, — девушка развернулась и побежала в замок.

Джеймс посмотрел ей вслед и подавил готовые вырваться слова: «Скатертью дорожка!»

Сделав несколько шагов, он сел на скамейку. У него еще сохранились остатки совести, и он понял, какого свалял дурака. Эта мысль отравляла его, подобно медленно действующему яду, постепенно проникавшему в здоровую кровь.

Юноша перевел взгляд на озеро, сверкавшее сквозь розовые кусты.

«Соглядатай!»

Самолюбие — зверь, который спит даже под градом страшных ударов и вдруг просыпается, раненный пустяковой царапиной.

* * *

«Какая я была идиотка! Почему не сдержалась?»

Лили заметила, что вся дрожит. Каждый удар сердца причинял ей боль. Она будто попала в заколдованный круг, из которого уже никак не могла вырваться.