Второй Шанс (Времена Мародеров, или Все не так) (гет)

Сбереги меня, прошу.

Я слабее, чем кажусь.

Я тебе принадлежу навек...

Ты по-прежнему мой бог.

Я ловлю твой каждый вздох

И у сердца прячу боль от всех.

Твоё имя значит рай.

Бьется сердце через край.

Я, за ним, закрыв глаза, лечу...

Все молитвы о тебе.

Все стихи и песни все

За один твой взгляд отдать хочу...

Пожалуйста, небо, не надо больнее.

Я жить без него не могу, не умею.

Хочу в это сердце ворваться с разбега.

Пожалуйста, небо. Пожалуйста, небо.

Потерялся твой ответ,

Где-то между "да" и "нет".

Говоришь, все в жизни может быть...

Я прошу себя остыть,

Без тебя учиться жить,

Только сердце всё равно болит...

Пожалуйста, небо…

Хорошо, что я живу в комнате одна. Можно делать, что хочешь, и не слушать, что кому-то это не нравится.

Например, сейчас я сидела на подоконнике и просто смотрела в окно. Серое небо, густо падающий снег, деревья в белых шапках. Сегодня был поход в Хогсмид, но я не пошла. Слишком холодно и очень много снега, который все падал и падал…

Я отвернулась от окна и посмотрела в большое зеркало. Рыжие волосы, большие глаза цвета лесного ореха, обрамленные длинными густыми кукольными ресницами, идеальная фигура...

Но он меня все равно не любит. И зачем мне тогда такая внешность? И до меня дошло... Я никогда не буду с Джеймсом. Мы не поженимся, у меня не будет детей от него, он не будет любить меня... Он будет любить Эванс... Но Эванс... Она даже не разговаривает с ним, они так и не помирились. Мерлин, я видела, как он страдал, это ужасно. Я должна ему помочь, должна, несмотря ни на что, вопреки своим чувствам, вопреки гордости. Потому что если он будет счастлив, то и я… Наверное…

Тут меня осенило... Ну конечно! Я встала с подоконника, переоделась, накрасилась и, натянув маску высокомерия и презрения ко всему, пошла в совятню.

Подозвав семейного филина, я вытащила из сумки перо и лист пергамента. Решив быть краткой, я беглым почерком написала: "Джеймс. Жду тебя около озера в 5 часов вечера. Это касается тебя и Лили Эванс.

Лорен.

P.S. Можешь взять своего ручного песика Блэка, он может понадобиться"

* * *

На озере было ветренно. Мокрый колючий снег задувал зашиворот, и поэтому здесь вряд ли можно было увидеть гуляющих. Открытая местность продувалась всеми ветрами, злыми, завывающими, как будто специально стремившимися сбить с ног хрупкую фигуру, замершую под одним из редких деревьев.

Фигурка зябко куталась в мантию и до носа подтягивала серебристо-зеленый теплый шарф.

Думала ли Лорен о том, что Джеймс должен прийти? Нам это неизвестно, но она преданно ждала человека, ради счастья которого собиралась разрушить свое собственное.

Когда в далеке, в замке, ударил колокол, девушка решила, что Поттер не придет. С сожалением отошла от деревца и пошла против ветра к Хогвартсу. Февраль продолжал бить рекорды — вот и сейчас замела метель.

Закрывая лицо рукой, Эйвери продиралась сквозь ветер, когда вдруг услышала хриплое: "Лорен!" Сердце екнуло и пропустило удар. Его голос, эта влюбленная гордая маленькая слизеринка могла различить среди сотни других похожих.

— Лорен! Чего ты хотела? — откашлявшись, сказал Сохатый.

— Пошли в замок, иначе я сдохну, и ты так и не узнаешь, — девушка попыталась пошутить.

Левая бровь Джеймса поползла вверх:

— Лорен, ты, конечно, извини, но я после той ситуации не хочу, чтобы нас видели вместе. Говори тут и сейчас, или я ухожу.

Девушка покорно кивнула:

— Я понимаю, Джеймс, что из-за меня твоя жизнь разлетелась на куски. Прости меня, я не хотела, я не говорила брату, я клянусь. Я хочу все исправить!

— Это не совсем так... Хотя... Исправить? И как же? — в голосе Поттера на последней фразе звучал сарказм.

— Я знаю, как помирить тебя с... — Лорен запнулась, встретившись с испытующим взглядом парня, — с Эванс.

— И как же? — удивлению лидеру Мародеров не было предела.

— Я долго думала над этим, просто нужно заставить ее чувствовать себя виноватой. Поверь, ни одна девушка не выдержит этого, — слизеринка печально улыбнулась, поправляя шарф.

— Я не хочу, чтобы она чувствовала вину... Это... Неправильно. Мне и так стыдно, что я причинил и причиняю боль тебе... И ей... Ну, хорошо, допустим, она почувствует себя виноватой. Что от этого?

— Она простит тебя, Джеймс, — ответила Эйвери, глядя на ловца глазами побитой собаки. Это было так неприятно и противно, что Джеймс бессильно прикрыл глаза.

Метель, кажется, решила пощадить молодежь, а потому стихла.

— И какая тебе от того выгода? — спросил ловец и капитан команды Гриффиндора по квиддичу.

— Я не получаю ничего, кроме твоего счастливого лица, — девушка посмотрела на носки дорогих сапог, — я хочу забыть тебя. Но...

— Н-но?

— Я, — во рту пересохло, — хочу сутки твоей любви.

— И в каком именно смысле? — с легкой иронией спросил Сохатый.

— В прямом, — главное улыбнуться; вроде получилось, — я хочу, чтобы ты любил меня. Как тогда, когда ты выиграл матч. Как будто ты любишь не Эванс, а меня! Это же маленькая, ничтожно маленькая плата за то, что я тебе обещаю!

— Хочешь, чтобы твой брат меня убил? Или мы как-то будем скрываться? — Джеймс спрашивал абсолютно серьезно.

— Он не узнает, Джеймс, — девушка порывисто схватила ловца за руку. — Я не знаю, где. В Выручай-комнате... Слишком опасно.

— Могу предложить нашу комнату. Я тебя проведу, а парни не придут.

— Ты согласен? — Лорен не могла поверить.

— Сначала я узнаю, какие действия ты хочешь предпринять... Если мне покажется, что это сработает, я тщательно обдумаю и, возможно, соглашусь.

— Хорошо. Значит так...

* * *

Гриффиндорский проход открылся, и в гостиную зашел Сохатый. На голове и плечах его был снег.

— Сириус, у меня к тебе дело.

Бродяга молча встал и прошел за другом в комнату, где Поттер все и выложил.

— Джеймс, ты спятил. Поверить Эйвери? И план такой... Ты думаешь, Лили поведется? — Сириус стоял у кровати с видом "я огнедышащий дракон", — ты спятил. Нет, я знал, что ты олень, но что ты олень без мозгов...

— Послушай, Бродяга, у меня уже нет никаких мыслей! Неужели Лора предлагала бы мне такое, чтобы просто посмеяться надо мной?

— Ну, это вряд ли. Ты ей как бы нравишься... Ты точно уверен?

— Я люблю Лили. Это мой последний шанс. Как бы глупо это не звучало, — Джеймс улыбнулся своей мародерской улыбкой.

— Если это сделает тебя счастливым. Брат, ты же знаешь, ты всегда можешь на меня рассчитывать... Даже не смотря на то, что идея принадлежит Лорен Эйвери. Что от меня требуется?

* * *

Поздний вечер — глухое время.

В подземельях было влажно и страшно. Уродливые статуи, портреты каких-то мрачных личностей. Сомнительно, что слизеринцы жилы здесь по собственной воле. Хотя, кто их знает.

Внезапно одна из горгулий в стене с тихим звуком отодвинулась, и из образовавшегося прохода в стене вышла маленькая девушка. На голове у нее был темный капюшон, но одна рыжая прядь, выбившаяся из прически, падала ей на лицо, и девушка постоянно ее сдувала.

Она посмотрела по сторонам и, не увидев того, кого ждала, горько усмехнулась. Статуя заехала обратно, Лорен стала ждать. Прислонилась плечом к холодной стене, рукой придержала воротник длинного темного халата. Вдруг девушка почувствовала чьи-то теплые ладони на своей талии. Посмотрела вниз, но ничего не увидела.

«Вот это да, — подумала она, — у меня уже начались галлюцинации».

Но ощущение не пропадало. Более того, Лорен услышала чье-то дыхание над своим правым ухом. Осторожно опустив руку, девушка положила ее на свою талию, там, где было тепло. И почувствовала ткань. Мантия?

— Это я, — Лорен вздрогнула.

Руки обнимали девушку, прижимали к себе. Медленно закрыв глаза, Эйвери положила голову на плечо Джеймса, стоящего под мантией-невидимкой. Слабая улыбка скользнула по ее губам. В следующую же секунду Поттер накрыл ее мантией, и Лорен оказалась спиной к Джеймсу, который легко касался губами ее уха. Горгулья отъехала снова, и в проходе показалась староста Слизерина — Франческа Забини. Она огляделась, но, никого не увидев, закрыла проход изнутри.

Парень потянул Лорен за руку в сторону лестниц. Пятнадцать минут на дорогу — и вот они уже недалеко от Полной Дамы. Насколько Эйвери знала, это был очень истеричный портрет, который особо плохо отзывался о слизеринцах. Девушка никогда не думала о том, что там мог быть проход к гриффиндорцам. Джеймс вылез из-под мантии, приложил палец к губам и, поманив девушку, пошел к портрету, назвал пароль, и они вдвоем зашли.

«Он не хочет, чтобы нас видели вместе. Неудивительно», — подумала Эйвери.

В комнате Джеймса было на удивление чисто. В середине комнаты стоял стол и два высоких стула. На столе вино, огневиски, фрукты и шоколад. Лорен стянула мантию-невидимку, та упала на пол.

— Решил напиться, чтобы не было страшно? Как в прошлый раз? — ее голос дрожал.

— Лорен, — устало попросил Джеймс. Ощущение было, что сейчас он продолжит: «Давай быстрее покончим с этим». Но Джеймс просто стоял и смотрел. Лорен подошла к стулу, Поттер отодвинул его, помог ей сесть. Налил вино в пузатый бокал. Протянул девушке.

— А ты? — спросила Эйвери.

Поттер лишь покачал головой, улыбаясь. Лорен пригубила; вино было отличным, хорошей выдержки.

Джеймс подошел к ней, распустил рыжие волосы, кудрявым каскадом упавшие вниз. Наклонился, поцеловал в шею. Эйвери затаила дыхание и встала. Парень обнял девушку, продолжая дорожку поцелуев от шеи к плечу. Развязал пояс темного халата, тот упал на пол; Лорен вздрогнула от холода, оставшись лишь в длинной ночной рубашке. Как же невыносимо. Но Лорен хотела, чтобы именно он ее любил, а не она его. Джеймс целовал девушку, так, как будто бы действительно любил, и от этого было еще хуже. Лорен понимала, что сглупила, когда выставила именно это условие. Но ничего не могла с собой сделать. Поттер потянул девушку к кровати, усаживая на себя верхом…

— Ты очень красивая… — прошептал он в промежутках между поцелуями, гладя пальцами щеку Эйвери.

— Прекрати, пожалуйста.

И снова такие знакомые и желанные прикосновения. Жарко.

Лорен лежит на подушках, глядя в глаза Джеймсу, нависшему над ней. Гладит его сильные руки, проводит ногтями по спине, не оставляя царапин, нет. Щекотно, ему щекотно. Джеймс Поттер, единственный и неповторимый, боится щекотки. Значит, ревнивый.

Он целует ее плечи, шею, ключицы, грудь, живот.

Мерлин, откуда она свалилась на его голову? Так глупо влюбленная, готовая пожертвовать своим счастьем ради него.

Без ночной рубашки она оказалась необыкновенной: подвижной, крепкой, будто шелковой на ощупь. И не было у нее никаких рыжих волос — красные, медные, какие угодно, только не рыжие! Почему он рассмотрел это только в постели? Он вообще слишком… поверхностно смотрел на девушек, как будто не придавая им значения.

Впрочем, в самом деле не придавал. Была ведь Эванс.

Кожа постепенно нагревалась, как будто под кроватью стоял рефлектор, и простыни становились горячими, и казалось, что они сейчас загорятся. В голове было темно, и не хотелось ждать прояснения.

Кажется, Лорен уже перестала бояться, а он все продолжал, потому что вместо известной мародерской лихости чувствовал только нежность, и вожделение, и еще что-то труднообъяснимое.

Она поцеловала его в грудь, прямо в самое сердце, которое почему-то оказалось не внутри, а снаружи, и пульсировало, и горело, и билось, и было странно, что кровь не бьет из него фонтаном.

И до сих пор Джеймс так и не сказал ей не слова!

— Не бойся, — все-таки шепнул он прямо в ее изумленные глаза, которые тоже оказались не карими.

Потом все случилось.

Остановиться было нельзя, и — слава Мерлину! — она не пыталась его остановить.

Снегопад шумел в двух шагах. Кровь шумела внутри — почему-то он слышал, как она шумит. Гудит ровно и мощно.

Лорен еще хотела его потрогать, но он не дал, потому что у него совсем не было сил. Он должен получить ее сейчас же. Нежность куда-то делась, куда-то он загнал ее, потому что она ему мешала погрузиться в горячую лаву.

И когда лавы стало по горло, а потом она захлестнула его с головой, оказалось, что только так это и могло закончиться, только так, и никак иначе.