А Лорд сдержал слово (гет)

Раньше Нарцисса ни за что бы не подумала, что можно так бояться Лили Поттер.

Питер боялся. Он попятился, даже не отвечая на вопрос "красавицы-компаньонки", и хотел, было, куда-то уйти, убежать — а может, и вовсе спрятаться — но бледная как полотно Лили уже подошла к ним. Она хмуро посмотрела на Петтигрю, поздоровалась с Нарциссой и поблагодарила за то, что она уделила ей время. "Гриффиндорец" попытался спрятаться за дверью — снаружи, и эта с кругами под глазами грязнокровка вдруг заметила:

— Если хочешь знать, Питер, — имя прозвучало почти ядовито, — мне на тебя совершеннейше наплевать. Отвечать... перед другими будешь. Извините, леди Малфой.

— Нарцисса.

Поттер взглянула на неё настороженно и слегка удивлённо, но потом подобралась, выражение лица стало лишь вежливым — слишком неопытный лисёнок уже в стане врага. Всё верно, школа Снейпа... подготовительный курс.

— Лили, в таком случае, если не возражаете.

Она кивнула, а потом выразительно посмотрела на столик — они так и стояли в дверях, не обращая внимания на косые взгляды. Нарцисса точно знала, что Лорд узнает обо всём от Петтигрю или — при этой мысли, не будь на лице вежливой маски, она всё же поморщилась бы — из её собственной головы. Поттер же наверняка подозревала их обоих: таиться смысла не было вовсе.

Петтигрю мялся рядом и, едва заметно усмехаясь, Нарцисса предложила ему сесть неподалёку от стойки — "вдруг встретите кого-то из знакомых". Он почти убежал, а она успела заметить, насколько внимательно, чуть прищурив глаза, наблюдала за этой сценой Лили.

По крайней мере от неё нельзя было ожидать не только светских манер, но и умения лгать.

— У нашей встречи есть особая причина, или это просто разговор?

— Просто разговор. Во всяком случае, я так думаю, — чуть неуверенно улыбнулась Лили. — В Хогвартсе близка ко мне по возрасту лишь ваша сестра, а у неё иногда... необычное понимание естественных тем для разговора.

Неудачное начало, но улыбнуться в ответ можно.

— Не уверена, что вы совершенно правдивы, говоря о "просто разговоре". Но иногда отдохнуть от вашего, — укол за укол, — Петтигрю действительно приятно.

— Охотно верю. Как поживает ваш сын?

"Поттеры были на благопожелании", — вдруг вспомнила Нарцисса. До падения министерства, сражаясь ночами, они продолжали днём играть красивую игру.

Сын, значит, осиротевшая мать. По краю.

Почему-то мысль о Драко вызывала смутную тревогу. Она улыбнулась чуть более ярко, чем нужно.

* * *

Шарф исчез в её сумке, а несколько заказанных мантий обещали доставить в Хогвартс на следующий день к вечеру. Лили кивнула мадам Малкин и вышла в Косой переулок, снова вливаясь в поток людей — меньше их со времени её школьных каникул не стало ни из-за власти Того-Кого-Не-Называют, ни из-за мокрого снега, который сейчас не только падал на голову, но и мешал под ногами. Когда-то Мэри, хохоча, объяснила: "Знаешь, где его останавливают? В Лютном. Управлять погодой считается дурным тоном, никто не хочет жить в неестественном мире. А мантии — хотя бы у мадам Малкин — все зачарованные, не промокнут". Лили до сих пор не знала, были ли эти слова про "дурной тон" правдой.

Странное ощущение. Кто-то кивнул ей в толпе, и она, не подумав, в ответ улыбнулась — несколько человек рядом посмотрели очень странно. Лили купила сову, несколько котлов, полдюжины мантий и десяток книг: сову просто хотелось, остальное было необходимо. Какие-то слишком школьные, её покупки казались почти забавными. А у маленького магазина, в котором перед ней представи тысячи и тысячи перьев, за спиной вдруг раздалось жалкое, неуверенное и такое отвратительное:

— Лили...

Обернувшись, она увидела Петтигрю. На этот раз причин быть хорошей не было. Просто убить на месте, проклясть на всю жизнь, заставить подчиняться себе и навредить "Лорду". Может, и хотелось бы. Вот только хорошей... Лили была всегда.

— Чего тебе?

Он моргал и подрагивал: мерзко-водянистый, расплывающийся, неопределённый — только нос острый и чётко очерченный. Мокрый. Робко улыбающийся.

— Лили, понимаешь, я иначе не мог... Лили, он убил бы меня.

Она вцепилась в поручень у прилавка и проговорила:

— Убирайся.

— Лили, я не мог выбирать, пожалуйста... Хочешь, я сделаю что-нибудь для тебя? Я могу попросить у Лорда, он может сделать, пожалуйста. Хочешь? Лили, пожалуйста, я только не хотел умирать, Лили, я...

— Убирайся отсюда.

Она отошла от прилавка, поспешно направляясь к Дырявому котлу, но Петтигрю шёл следом.

— Лили, я не хотел их смерти. Разве я не дружил с Джеймсом? Разве я не любил Гарри?.. — из её глаз хлынули слёзы, и он в надежде продолжил: — Лили, пожалуйста, не делай со мной ничего. Я могу помочь тебе в чём-нибудь, и всё будет хорошо. Я постоянно с Нарциссой Малфой — хочешь общаться с ней совсем без наблюдения? Или...

Она остановилась перед камином и, едва сдерживаясь, почти прорычала:

— Ты так любил моего сына, что он умер, Пит. Иди к чёрту. Может, когда-нибудь я дам тебе шанс.

Он отпрянул, и Лили прошептала слишком тихо, чтобы Петтигрю услышал:

— Скоро.

А потом был ковёр перед камином в её комнате.

* * *

Она спускалась в подземелья, собираясь рассказать Северусу о разговоре с Нарциссой, когда впервые заметила этот портрет.

Может, изображённый на нём человек почти всегда отсутствовал, а может, она просто редко обращала на него внимание — как бы то ни было, раньше ничего примечательного он из себя не представлял. Пустая рама, самая близкая к её комнате картина: кресло, тяжёлый, немного неказистый стол и стена без всяких украшений. Вот только сейчас в ответ хмуро смотрел мужчина с чёрными волосами — наверное, ровесник Макгонагалл или около того. На нём была строгая, школьная почему-то мантия, виднелись белоснежные манжеты — а в несколько коротковатых пальцах Лили заметила палочку. Портрет молчал.

— Здравствуйте, — всё же кивнула она на явное недружелюбие и собиралась пройти мимо, когда человек, откашлявшись, заметил:

— Ты с Гриффиндора.

Она замерла и обернулась, в удивлении посмотрев на него.

— Я был деканом Гриффиндора, когда не родилась ещё и бабушка вашей Макгонагалл. Своих студентов пока узнаю, — он снова откашлялся, потом поднёс к губам невесть откуда взявшийся платок и помолчал. — И ты не из чистокровных, это сразу заметно.

Он сел в кресло, которое Лили когда-то считала главным предметом изображения на этом полотне, и снова посмотрел на неё:

— Я не особенно интересуюсь тем, что происходит во внешнем мире, но не похоже, чтобы сейчас ты была здесь на своём месте. Ты с теми, которые бьют детей, не заодно.

Она попыталась что-нибудь вставить, но он, снова прижимая к губам платок одной рукой, замахал на неё другой.

— Любой идиот это заметит, а я долго детей учил. Ты возвращаешься, будто побитая, уходишь с каким-то упрямым выражением лица, стен не замечая. Только подбородок задираешь, когда без свечи или Люмоса по коридору идёшь, — кто после этого, если не гриффиндорка? И руководство тебя не по голове гладит. Впрочем, декан Хаффлпаффа ваша, кажется, совсем в опале?

Знал он, похоже, не так уж и мало. Лили промолчала, а портрет бывшего декана посмотрел на неё, чуть прищурившись:

— Странные нынче гриффиндорцы всё-таки. С чего тебе считать, что я враг? Почему ты не так подозрительно смотришь? Неужели теперь и вы с недоверием относитесь к каждому, кого встречаете на пути? Терпеть этого не мог. Их всегда хотелось огреть хорошенько чем-нибудь, а потом напоить крепким чаем с молоком, поговорить серьёзно... Дети ещё, а...

Перед глазами будто бы промелькнуло озлобленное лицо тринадцатилетнего Северуса, выходящего из собственного дома. Нахмурившись, Лили пошла дальше.

Портрет за её спиной, как ни странно, просто замолчал. Со Снейпом же она столкнулась уже в холле.