Чёрный кофе без сахара (джен)

Выпускной бал был очень волнительным мероприятием, даже для Эммы Браун. Она жутко хотела, чтобы этот день настал. И он наступил довольно скоро, даже скорее, чем она ожидала. В первый раз за последние три года она надела платье. Оно было не самым шикарным, простое черное короткое платье. Она аккуратно наносила макияж у зеркала и сама себе удивлялась. Зачем она вообще этим занимается?

Наконец, спустя где-то час, она вышла из комнаты. Она видела, как Сириус с Ремусом и Джеймсом стояли у лестницы и оживлённо о чем-то разговаривали. Они были такими красивыми в своих белых рубашках и черных пиджаках. Она остановилась и любовалась ими. Когда еще она увидит их всех вместе в гостиной Гриффиндора, взволнованных каким-то пустяками? Да никогда!

Ком встал у нее в горле. Но она, быстро тряхнув завитыми волосами, устремилась вниз по ступеням. Парни взглянули на нее разом втроём и застыли в изумлении. Она была действительно очень красивой. Они привыкли к ней настолько, что абсолютно не замечали таких мелочей, как внешность.

— Ты… Превосходно выглядишь, — заметил Ремус, как самый быстро соображающий человек в их компании. Сириус с Джеймсом просто стояли, раскрыв рты.

— Вы тоже охрененные, — улыбнулась она в ответ.

Мародеры отчего-то потупились. Сердца их обливались кровью. Вот он, этот последний день. Вот он. А они стояли и не знали, что сказать. Эта гостиная, эти кресла, сколько раз они спали на них вместо своих кроватей. Эти столики у каминов — сколько домашней работы было переписано на них. Эти прекрасные бордовые обои, эти лестницы... До них наконец дошло, почему они не могут выговорить ни слова. Им хотелось рыдать. И не только Эмме. Они вчетвером стояли и не находили себе места. Еще немного они посмотрят на этот интерьер, такой родной и любимый, и из глаз хлынут слезы даже у самого Сириуса Блэка.

Эмма вдруг схватила его за руку и бросилась бежать из гостиной. Они бежали не в Большой зал, а наверх, в самую высокую башню, с которой именно у этих двоих было связано столько воспоминаний. Эмма остановилась на верхней ступеньке и посмотрела на Сириуса сверху вниз.

— Когда-то давно, ты помнишь? Мы клялись тут друг другу, что никогда не будем встречаться и любить друг друга?

— Такое забудешь… Я помню все, Эм.

— Да, я тоже. Я не хочу уходить. Это мое любимое место в замке.

Сириус поднялся на одну ступень, так, что их лица поравнялись.

— Я тоже очень люблю это место, — сказал он шёпотом, почти прикасаясь губами к ее уху.

Их губы соприкоснулись аккуратно, чтобы не повредить макияж, но жестко, как и всегда. Они страстно обнимались и прижимались друг к другу все крепче и плотнее.

* * *

— Так, они опаздывают уже на десять минут. Черт, я понимаю, опоздать на трансфигурацию, но опоздать на выпускной... — Ремус покачал головой.

— Да не обращай ты внимания, — недовольно сказала Мери, девушка с Когтеврана, с которой он пошел на бал. — Придут, когда освободятся, они уже взрослые, разберутся.

— С этим я бы поспорила, — сказала Лили, степенно глядя на Мери.

— Девчонки, поверьте, они справятся, — весело сказал Джеймс, подмигивая Рему.

Минут через пять они все увидели, как Сириус тащил Эмму за руку к их местам. Они были немного растрепаннее, чем когда выходили из своих комнат, но выглядели вполне сносно.

— Эм, ты очень круто выглядишь! — сказала Лили, с восторгом осматривая её.

— Да... Ты тоже классно, — запыхавшись, промямлила она в ответ.

Они сидели теперь очень чинно и слушали утомительную, долгую и невероятно скучную речь. Эмма вспоминала, какой выпускной они устроили в прошлом году для... она осеклась. Сегодня она хотела вообще не вспоминать о нем.

Все. Ни разу чтобы. Цыц!

И опять она обратилась к речи. Шестикурсница говорила о том, какие прекрасные были школьные времена и тому подобное… Это ведь была правда. Но зачем таким голосом?.. Под конец, часа через полтора, Эмма заснула на плече у Джеймса, а он был слишком возбужден, чтобы спать. Наконец обращаться к бывшим ученикам вышла профессор Макгонагалл. Тут Эмма разом проснулась и со вниманием слушала ее. Она старалась очень хорошо поймать каждое слово, сказанное этим родным, но суровым голосом. Опять в душе ее воцарилось то же чувство, что и в гостиной Гриффиндора, пару часов назад. Какая-то приятная боль подступила к горлу, и мурашки побежали по коже.

Она оглянулась. Лили плакала, Алиса, к которой приехал Френк, рыдала навзрыд ему в рубашку, у Мери тоже слезы катились по щекам. Джеймс, казалось, вот-вот разревется, а лица Рема и Сириуса были спокойны и непроницаемы. Она старалась им подражать и, пытаясь хоть как-то отвлечься, обернулась назад...

Сердце ее затрепыхалось с максимальной силой, и дыхание приостановилось. Она встала с места, развернулась спиной к сцене. Взгляд был прикован к фигуре, которая вошла в двери Большого зала и приближалась к ученикам. Конечно, это был Вилли. Он был одет в белую рубашку, которая несомненно была ему к лицу. Его яркие глаза как будто согрели всех разом своим теплом, а Эмме так и вообще стало настолько жарко, что щеки запылали.

Мародеры удивленно обернулись. В отличие от Эммы, у парней не возникало никаких вопросов, они просто вскочили с мест и бросились к другу. Эмма видела, как они обнимались, улыбались друг другу и просто были счастливы. А она так и стояла как идиотка. Тут до нее это дошло, и она вышла из-за кресел, на которых они только что сидели. Она видела, что все это время взгляд Вила был прикован к ее взгляду, даже когда он здоровался с друзьями.

Она шла, как в тумане, ноги были ватными, а мозг абсолютно отключён. Что это с ней? Она просто увидела своего друга. Что происходило? Когда Эмма подошла к нему, остальные Мародеры как будто расступились перед ней. И тут туман рассеялся, ноги стали нормальными, и глаза теперь смотрели ясно. Она быстро подошла к нему и бросилась на шею. Он прижал ее к себе некрепко и не жестоко, а так аккуратно, нежно, как будто боялся сломать. Она не хотела отходить от него, хотела чувствовать его рядом. Сердце ее разрывалось от счастья, и ей казалось, что он это отлично понимает.

Наконец они разжали свои объятия. Она смотрела в его глаза с восторгом.

— Ты все-таки пришел,- сказала она довольно хрипло, потому что в горле давно пересохло.

— Да, я пришел. И очень удивлен, что вы еще трезвые, если честно, — улыбался он. — Эм, я знал, что не смогу пропустить этот выпускной. Вы же на мой пришли.

Он подмигнул своим зеленым глазом. В этот момент уже все речи закончились и на улице начиналась дискотека. Сегодня был тот самый день, когда у Эммы не было абсолютно никакого настроения тусить и веселиться. Ей хотелось в последний раз обойти весь замок вдоль и поперёк, хотелось сходить в бар к мадам Розмерте, хотелось просто попрощаться с этим местом, наверное, навсегда. Однако все устремились на танцпол, увлекая ее за собой.

— Сегодня я буду танцевать с....

— Эванс, — хором закончили фразу Джеймса Сириус и Рем.

— Нет! Я сегодня буду танцевать с профессором Макгонагалл!

— У-у-у... Я всегда знал, что интерес пропадает после получения достигнутого, но не до такой же степени, — пробормотал Ремус.

— Не-е-ет... Дело совсем не в этом. Просто Эванс будет со мной еще очень долго жить счастливо, а любимого профессора я вряд ли увижу скоро.

— Тогда сегодня мы будем танцевать, как в последний раз, — улыбнулся Сириус.

— От тебя это слышать немного страшно если честно, Бродяга.

— Не бойтесь, вы не пострадаете. Я должен станцевать с каждой своей бывшей.

— Интересно, что в это время буду делать я…

— Давайте так, никто сегодня не будет танцевать со своими девушками и парнями. Это скучно. Ну, может, один раз и можно, но все остальное время… — Джеймс лукаво улыбнулся.

Заиграла красивая музыка. Джеймс схватил Эмму за руку и потащил в самый центр танцпола.

— Почему я?

— Это был умный ход, правда Браун?..

— В каком смысле? — удивленно вскинула глаза Эмма.

— Ты себя видела вообще? Ты нашего Вонку глазами раздеваешь, он тебя, кстати, тоже.

— Что ты несешь? Ничего подобного. Я его не хочу.

— Эм, ну я же вижу твой взгляд.

— Джеймс, я понятия не имею, что со мной происходит. Я его не хочу, честно. Совсем нет. Но что-то странное… Меня постоянно тянет к нему. Может, я просто скучаю по нему?

— Возможно. Я не знаю. Давай сегодня, пока Сириус будет вспоминать молодость и всех своих бывших, ты проведёшь время с Вилли. А я пойду найду Макгонагалл…

— Джеймс, стой! Мне страшно.

— Ты боишься, случайно, скажем так, утром проснуться вместе?

— Нет... Конечно, нет. Просто тогда, помнишь, мы с Сириусом были не вместе. А сейчас... Короче, ты понял.

— Эмма. Это твоя жизнь. Ну, если ты не любишь Сириуса, ну скажи ты ему это.

— Джеймс! Я люблю Сириуса! Я очень его люблю, ясно? А с Вилли у меня какая-то хрень! Я ничего не понимаю. Понимаешь?

— Да уж, тяжелый, конечно, случай. Я тебе не помощник в этом. Знаешь, ничего в таком многолюбстве не понимаю. Вон он, Вилли, с какой-то когтевранкой. Беги скорее и разбирайся в своих чувствах. А я пошёл. И еще — удачи, Эм!

Эмма послушно пересекла площадку и остановилась поодаль от танцующих. Она хотела подождать и не мешать, но как только Вилли увидел, что она подошла, он сразу что-то быстро сказал девушке и, отвернувшись, устремился к Эмме. Та видела, как когтевранка злобно сверкнула на нее глазами.

— Что, Джеймс уже оттоптал тебе все ноги? — туманно улыбаясь, спросил он.

— Нет, ты знаешь, ему просто нравятся девушки постарше. Такие, например, как профессор Макгонагалл.

Они рассмеялись.

— Пошли потанцуем?

— А ты стал смелее за этот год. Ну пошли.

— Жизнь заставила.

— Ну рассказывай, — сказала она с открытой улыбкой, обнимая его за шею и приподнимаясь на носочки, чтобы лучше видеть его глаза.

— Что же тебе рассказать?

— Как что? Мы не виделись полгода. Думаю, найдется что-нибудь для лучшего друга.

— Да, ты знаешь, есть одна потрясная новость.

— У тебя появилась девушка?..

— Да нет. Никто у меня не появился. Я вообще-то хотел рассказать это, когда мы соберемся все впятером, ну ладно. В общем, я бросил медицинский. Буду поступать вместе с вами.

Эмма убрала с него руки и уставилась на него пораженно.

— Ты будешь учиться с нами?

Она чуть не совершила огромную ошибку. Непроизвольно ее лицо приблизилось к нему на слишком короткое расстояние. Она вовремя развернула его на девяносто градусов и обняла очень крепко. Счастье переполняло ее.

— Вилли! Мы будем жить где-нибудь очень рядом. Мы будем вместе ходить на задания Ордена! Мы будем вместе учиться!!! Вил, я люблю тебя!

После этой фразы они немного помолчали, наконец Эмма разжала свои объятия, и они начали танцевать. Она вспоминала слова Джеймса, и ей было страшно потерять контроль и забыться. Она решила отвлечься и подумать о чем-то характерном для такого мероприятия, как выпускной. Ну лучше бы, конечно, она этого не делала.

Перед глазами поплыли яркие и четкие картины.

Вот они с Джеймсом стоят по пояс в озере и пытаются найти Гигантского кальмара. Вот они рисуют «Карту Мародеров», придумывают клички, учатся превращаться в зверей. Вот они с Сириусом целуются в первый раз, в их любимой Астрономической башне. Вот все вместе строят план на будущие каникулы после третьего курса, еще тогда, когда она была по уши влюблена в Рема. Первый поцелуй на крыше... Она больше не увидит эту крышу, этот замок, эти коридоры, это озеро, эту природу.

Музыка играла такая грустная, мысли были светлыми, но такими печальными. Первая слеза наконец появилась на ее ресницах. Она смахнула ее быстро и незаметно, но это было бесполезно. Слезы стояли на глазах весь вечер. И она поняла, что Вилли — это тот Мародер, который самый первый увидел ее слезы и от него ей скрывать было нечего. Она смотрела в его лучистые глаза, а сама тряслась от судорожных рыданий. Ее тонкие плечики дрожали, а за ними и все тело.

Он не стал ничего говорить, просто прижал ее так нежно, чтобы она поняла, что не одинока, и он понимает ее. И она понимала и сжимала побелевшими пальцами его плечи. А безжалостные картинки все плыли и плыли перед глазами.

Вот они торжественно принимают Вилли в Мародеры, а вот они с Джеймсом с похмелья просыпаются вдвоем около Гремучей ивы, на утро после того самого Хэллоуина. Теперь они сдают СОВ... Вот чемпионат по квиддичу, вот тусовка после грандиозной победы... Вот он кубок, который Джеймс тогда надел на голову, и ей тогда казалось невероятно смешным.

Слёзы безжалостно размывали макияж, но от них, ей было только приятно и становилось легче. Вилли не был растерян и напуган, как ровно год назад. Он приподнял ее подбородок, мокрый от слез, двумя пальцами и внимательно вгляделся в нее. Затем очень аккуратно, ладонями обоих рук вытер слезы с ее лица.

— Пошли отсюда? — предложил он очень спокойно и, взяв ее за руку, пошёл по направлению к Гремучей иве.

Эмма, ничего не сказав, покорилась. Она не заметила, как они проползли по узкому проходу, как Вилли подал ей руку и, поставив на ноги, отряхнул ее от земли. Тут она будто проснулась. Вилли посадил ее на кровать, а сам куда-то ушёл, пообещав, что вернётся через пару минут. И действительно, он очень скоро вернулся с парой бутылок огненного виски. Он протянул ей одну. Эмма попыталась открыть, но пальцы не слушались, и она оставила попытки.

— Эм, давай поговорим. Пожалуйста.

Она смотрела на него покрасневшими и припухшими глазами.

— О чём?

— Ну как же. Мы не виделись целых полгода. Неужели тебе нечего мне рассказать? — улыбнулся он, протягивая ей открытую бутылку.

— Рассказать тебе что-нибудь? Хорошо, сам напросился, — ухмыльнулась она, смахивая с ресниц остатки слез...

* * *

— И тут прибегает Джеймс. И мы им как надавали! Короче, с тех пор слизеринцы со всех курсов обходят нас стороной. Точнее, обходили… Ну, не важно. Как тебе наши истории? Интереснее, чем у вас в меде?

— Да уж куда нам…

— Ну теперь у нас снова будут общие истории. Вилли, а ты сам хоть рад этому?

— Конечно, — улыбнулся он. — Ты не подумай, что я такой бездушный и бессердечный. Я тоже очень скучал по вам. Вы- мои единственные родные люди.

Эмма улыбалась.

— Я сегодня в первый раз хотела побыть красивой, — задумчиво сказала она, смотря на свое отражение в полупустой бутылке. — Все безнадежно.

— Неправда. Ты такая красивая, что я хочу нарисовать тебя.

— Ничего себе. И чем же ты будешь меня рисовать?

— Чем? Да нечего нельзя придумать легче, — он подошел к подземному проходу и взял оттуда пару камней и махнул над ними палочкой. Теперь в его руках были угли.

— Теперь садись вот так. Да, в профиль. Отлично.

Он отошел к стене и внимательно посмотрел на Эмму. Потом отвернулся он нее и начал быстро наносить линии и штрихи на светлые старенькие обои. Он оживлённо вертелся у этой стены. Эмма сидела, на кровати, с приподнятым подбородком, глядя в занавешенное окно. Она чувствовала себя древней великой королевой, сидящей в своих шикарных покоях. Прошло около получаса, и Эмма, скосив глаза, внимательно следила за движениями Вилли. Он часто заправлял волосы за уши, наклонял голову набок и рассматривал результат. Она так хотела зарисовать его образ в памяти очень надолго, чтобы он навсегда остался в ней таким весёлым, заботливым и в этой белой рубашке. Она и не заметила, как он подсел на кровать и спросил:

— Ну как?

Эмма вздрогнула, словно проснулась и внимательно принялась фокусироваться на стене. Может, потому, что она была уже пьяна, а может, потому, что у нее сегодня было более чем странное настроение, дух у нее захватило. Ей показалось, что это она сама сидит в этой стене. Она ошеломленно поднялась на ноги и, медленно подойдя к портрету, прикоснулась кончиками пальцев к своему нарисованному лицу. Вилли быстро пересек комнату, взял ее руку в свою и протер ее пальцы черного цвета полами своей рубашки.

— Давай лучше сделаем так, — сказал он с улыбкой и, достав палочку, махнул ей, затем коснулся пальцем рисунка и остался очень доволен, потому что никаких следов на них не осталось.

Эмма сидела на своей кровати и залипала на это произведение искусства. Ей казалось, что портрет намного-намного лучше оригинала. Такие красивые линии бровей и губ. Такие выразительные глаза, хотя и чёрно-белые, но ей казалось, что это просто прекрасно.

Вилли сидел рядом и теперь он украдкой смотрел на нее. Теперь, уже под действием алкоголя, он понимал, что никогда не будет счастливым до конца. Ему хотелось видеть ее рядом всегда. И тут он вспомнил одну очень важную вещь. Она была настолько важной, что он хотел сказать ее, еще когда только вошёл в зал. Он нахмурился и сделал усилие над собой, чтобы заговорить.

— Эм... У меня есть к тебе одна очень важная просьба.

Эмма медленно оторвала взгляд со стены и перевела его на Вилли.

— В общем, это очень странно, что я говорю тебе это сейчас, но пожалуйста, выслушай. Дело в том, что я написал письмо. И это письмо для тебя, и только для тебя. Если я вдруг... Ну, ты знаешь, сейчас такие времена, все возможно. Короче, если я погибну, ты пообещай, что прочтёшь его. Оно лежит у меня в квартире, под настольной лампой. Дай слово.

— Вил, ты не умрешь! — вдруг очнувшись, громко и четко сказала Эмма.

— Да все будет в порядке. Но все равно. Можешь мне это пообещать? Тогда мне будет спокойнее.

— Я пообещаю. Но только если ты пообещать мне больше не заговаривать о смерти.

— Да... Я согласен на эту сделку. Обещаю.

Прошло около десяти минут. Им было так хорошо, как не было уже очень давно. Они сидели, облокотившись друг на друга и удерживаясь в полулежачем положении. Наконец Эмма встала на нетвердые ноги и молча протянула руку Вилли. Тот взялся за нее, и они полезли обратно в туннель.

Дискотека продолжалась, сияли огни, играла музыка, был слышен смех и крик. Они приближались к танцполу. Эмма шла туда только потому, что осознавала, что никогда-никогда больше она этого всего не увидит. Как только они подошли к гудящей толпе, кто-то подхватил ее под руку и утащил в самый центр. Эмма до последнего момента не понимала, кто это, но когда они наконец-то остановились, она с облегчением увидела перед собой Джеймса.

— Поттер… Ты чуть руку мне не оторвал…

— У-у-у, а я смотрю, вечер прошел не зря. От тебя несёт спиртным, Браун. Как прошла частная вечеринка с Вилом?

— Блестяще. Теперь на стене в Визжащей хижине нарисовано мое лицо.

— Надеюсь, это все, до чего вы додумались. Эм, скажи мне честно, ты не натворила глупостей?

— Все в порядке, мамуль, можно я пойду и найду Сириуса?

— Стоять. Ты разобралась в себе? Сириус тебе еще нужен?

— Джим, отстань. Я люблю Сириуса. Поэтому и собираюсь идти к нему. Хотя с Ремом я еще тоже не станцевала... Короче, пока.

Она махнула рукой и скрылась в толпе. Джеймс чувствовал себя заботливым родителем. Он жутко переживал не только за то, что Эмма наделает ошибок, но и за Сириуса. Все-таки он стал ему самым близким и родным человеком за школьное время. Он осознал это именно сегодня. Эмма была ему, как сестра. Да он любил ее, даже обожал, она была очень близка ему. Но Сириус был именно тем другом, который, как говорится, один-единственный. Да уж... Сможет ли он, Джеймс Поттер, найти в жизни что-нибудь лучше, чем эти школьные годы? Это вряд ли, конечно, но попытаться стоит. Тем более на это у него есть вся будущая, такая долгая и счастливая жизнь.

Эмма пробиралась сквозь танцующих. В этой толпе ей было очень душно и тяжело дышать. Наконец она выбралась из нее и остановилась неподалёку от очень увлекательного зрелища. Там стояла небольшая красивая лавочка. На ней сидел Сириус, с расстегнутой рубашкой, с растрепанным, но очень довольным видом. Вокруг него вилось около десяти девушек. Они танцевали, шутили, смеялись, в общем, кто во что горазд. Одна даже сидела около него, крутя его галстук вокруг своего пальца. Эмма, возможно, в первый раз в жизни почувствовала к нему такое чувство, как ревность. Ну, или ее подобие.

Она медленно приблизилась к нему. Девушки надменно и недовольно взглянули на нее. Она почувствовала себя очень страшной, вспомнив свой испорченный макияж, но не подала виду. Когда Сириус увидел ее, то его лицо озарила радостная улыбка. Он встал с места и подошёл к ней очень близко.

— Ты плакала, — заметил он, глядя прямо в глаза.

— Да… Все-таки выпускной. Слушай, Сириус. Я хотела сказать тебе, как сильно я тебя люблю.

— Да ты пьяна.

— Только немного. Почему ты думаешь, что я не могу говорить, что люблю тебя, в трезвом уме?

— Наверное потому, что этого почти никогда не было, — ласково улыбнулся он.

Они теперь были в самом центре танцпола. Люди вокруг смешались в общую массу. Эмма подалась вперёд и нежно поцеловала Сириуса. Наконец, отстранившись от него, она опять посмотрела в его ясные серо-голубые глаза.

— Я не знаю, как это все делается. Я не умею быть женственной, не умею общаться, как девушка… Это так странно, наверное, но Сириус, я по-другому не могу. Но я…

— Послушай, Эм, зачем ты мне все это говоришь? Я это прекрасно вижу и понимаю. И именно поэтому я люблю тебя, а не одну из них, — он кивнул головой в сторону той скамейки. — Ты такая ненормальная, но я люблю тебя. Да ты круче их всех в десять тысяч раз! Поняла?

— Да… И ты такой хороший, — в лицо ей бросилась багровая краска.

Она вспоминала тот злосчастный поцелуй с Вилли. Именно сейчас впервые ей стало очень стыдно.

— Скажи, мы не будем забывать их всех? Вилли, Рема... Джима?

— Да что с тобой сегодня? Как же мы забудем их? Мы будем учиться вместе, потом работать! Эта дружба уже навсегда. Ты же понимаешь это?

— Конечно. Я буду скучать по школе. Очень-очень сильно…

— Я тоже.

Они молча обнимали друг друга, все крепче и крепче. Эмма вспоминала танец с Вилли. Она старалась прижаться к нему так сильно, чтобы появилось ощущение, как будто она в полной безопасности, чтобы придать уверенности. Но тот был таким неуверенным и будто боялся ее. С Сириусом все было совсем наоборот. Он обнимал ее, так, что она чувствовала себя, как за каменной стеной. И она, обнимая его в ответ, наконец осмелилась подумать о том, что мучило уже довольно давно, как ее, так и Джеймса.

Кого же она любит по-настоящему? Вилли... Такой странный, загадочный. Может, ее так тянет к нему, потому что ей нравится все неизведанное и запретное? Он добрый, верный, очень милый... Но Сириус, она же знает его с детства. Они так долго дружат, он столько раз защищал ее, спасал, как оказалось с третьего курса влюблен в нее… Он такой сильный, такой красивый, у него такой крутой пресс, какого она не видела больше ни у кого. А Вилли. Она ведь даже не знает, любит ли он ее. Нет, все-таки она и вправду любит Сириуса.

Эмма облегчённо вздохнула и уткнулась в его рубашку.

Тут Макгонагалл объявила, что время близится к трем ночи и пора расходиться. Сириус быстро и с лёгкостью перекинул Эмму через плечо и побежал в непонятном направлении. А она, абсолютно расслабившись, повисла на нем. Она понимала, что в его руках она может не волноваться ни о чем, и начала засыпать. Сквозь сон она нечетко и неразборчиво слышала родные голоса ее мальчишек.

* * *

Она окончательно проснулась, когда голова ее коснулась жесткого матраса, и тут же осознала, что они в Визжащей хижине.

— Ну я не знаю! Слушайте, а что, Браун сегодня уже не будет? — резко раздался в ее голове голос Джеймса.

— Рановато ты меня списал, — хрипло проговорила Эмма и резко села на кровати.

— Вот! Другое дело!

Джеймс внимательно вгляделся в нее, как бы спрашивая что-то, она еле заметно кивнула, так же пристально посмотрев на него. Тот улыбнулся самым краешком рта и тут же отвернулся. Она сползла с кровати и на очень непослушных ногах подошла к мальчикам. Они расселись кто где, достали откуда-то целый ящик огненного виски и о чем-то весело, но негромко разговаривая, раздавали карты. Эмма присела на стол, рядом с Ремусом и взяла в руки бутылку. Сразу после первого глотка ей стало намного лучше, и она словно проснулась.

Какой же это был безумный день... Сначала она, как настоящая девочка, надела это платье, эти туфли, накрасилась… Потом она как дура рыдала в мужское плечо, потом еще и Сириусу какой-то дичи наговорила. В общем, веселее этого выпускной придумать было сложно. Тут она вспомнила, что не танцевала с Ремом. Она тут же озвучила эту мысль вслух.

— О, это проблема, — заметил Сириус с самой серьёзной миной.

— А что, мы зря музыканты, что ли? — удивленно огляделся Джеймс. — Так, а ну встали быстро оба. Хорошо. А теперь…

Джеймс начал напевать какую-то песенку, Сириус настукивал похожий ритм, сидя на своём любимом подоконнике. Вилли снял со стены старенькую и пыльную гитару. Эмма положила руки на плечи Ремусу и весело подмигнула ему.

— Ну что, Рем, считай, что это наш последний школьный танец.

— Тебе не кажется, что он первый?

— Ну, тогда можно сказать, что он легендарный.

Рем улыбался. Он тоже вспоминал прошедшие годы с сладкой горечью. Только у него были на это крайне веские причины. Ему, как оборотню, будет крайне тяжело во взрослой жизни. Он прекрасно понимал это и уже предчувствовал эти гонения и унижения. А еще он предчувствовал войну, которая разразится уже совсем скоро. Но сейчас они, уже оба пьяные, танцевали с Эммой Браун, под эти весьма странные звуки, которые их друзья называли будущим хитом.

Теперь была очередь Рема грустить об уходе из школы. Для него это явно были самые светлейшие и наиярчайшие годы жизни. В детстве, когда мальчишки во дворе узнавали, что он оборотень, они прятались от него, когда тот выходил из дома. А тут, ну что тут скажешь, не было ни минуты, чтобы он видел хоть каплю страха в глазах хоть одного из Мародеров. Здесь у него была полноценная жизнь, наполненная радостью, смехом, да и чем только не была наполнена… Здесь был самый страшный Хэллоуин в его жизни, самые незабываемые дни рождения, и каждый день был не похож на остальные. Хотя он, конечно же, был решительно против этого, но кто же его спрашивал?

И это можно было назвать счастьем.

* * *

Солнце уже вставало, когда Мародеры возвращались в замок. Они громко смеялись и были невероятно пьяны и довольны тем, как прошел их последний день, вернее, ночь в школе. Эмма шла босиком, в одной рубашке Сириуса, перекинув платье через плечо и оставив туфли в Визжащей хижине.

Солнце, хотя и только встало, но уже пригревало, и, конечно же, им не могла не прийти гениальная идея искупаться в последний раз в озере.

Они попрыгали в воду и начали плескаться, как дети. Это было крайне увлекательное занятие, настолько, что Джеймс чуть не утопил Эмму, но когда она выплыла, то отомстила сполна. Они вылезли из воды, когда солнце уже стояло достаточно высоко и жарило вовсю, все мокрые, но абсолютно счастливые. Они дрожали всем телом, зуб не попадал на зуб, с волос реками лилась вода, а глаза сияли, как у нашкодивших второкурсников.

Когда Эмма ввалилась в свою комнату, что-то напоследок крича в ответ Джеймсу, девушки, мирно разговаривающие, все как одна уставились на нее.

— Приветик, — махнула она им своим платьем.

— Я смотрю, ваш выпускной прошел куда веселее нашего... — заметила Лили, поражаясь виду подруги.

— Да, Лилс, ты знаешь, скучать не пришлось. Все-таки эта школа стала нашим проводником в интересную жизнь, — сказала Эмма, стягивая с себя рубашку, с которой стекала вода. — Надо было с ней как следует попрощаться.

Алиса покачала головой:

— А ты вот когда-нибудь по-настоящему грустила? Плакала?

Эмма удивлённо уставилась на нее. Наверное, никто не заметил, как часов двенадцать назад она чуть глаза все не вылила в рубаху Вилли. Ну, не видели, значит не надо.

— А я что, баба, что ли, чтобы плакать? — рассмеялась она.

— Действительно, — язвительно кинула Марлин.

— Кстати, Марлин, я хотела тебе сказать, что прощаю тебя за все. Потому что возможно — надеюсь! — мы больше никогда не встретимся.

— А за что это тебе меня прощать?

— Как это за что? А кто называл меня шлюхой? Кто траванул меня, за то что в меня влюбился Сириус?

— А ты как будто в него не влюбилась!

— Ну если бы я одна, а то ведь у нас эта хрень взаимная, но ты почему-то подсыпала ту отраву только мне. Или заблёванный Сириус тебя не возбуждал? Короче, это было несправедливо.

Марлин потупила взгляд.

— Ладно, Эм, действительно, прости меня.

Лили с Алисой радостно и удивлённо захлопали в ладоши, а Эмма подошла к Марлин и обняла ее.

— Вот в такое точно никто не поверит, — пораженно проговорила Алиса.

Эмма только ухмыльнулась ей и принялась надевать спортивную толстовку Сириуса. Лили сидела в такой же, только на спине было написано не Блэк, а Поттер.

Затем Эмма быстро принялась распихивать вещи по чемодану. Она старалась вообще не думать о том, что через пару часов покинет это здание навсегда, и переключила мысли на то, что совсем скоро они с Джоном встретятся и больше не будут расставаться очень-очень долго. Еще ей смутно вспомнились слова Вилли о том, что он будет учиться вместе с ними. Сердце ее радостно прыгало в грудной клетке.

— Кстати, девчонки, давно хотела спросить у вас, — вылезая из-под полога, сказала Эмма весело. — А куда вы поступать будете? Ну про Лили мне Джим уже задолбал повторять, что на целителя. А вы?

— Я в Гринготтс, — сказала Марлин, не отрываясь от зеркала и заплетая косу.

— А я сначала хотела на мракоборца. Но Френк мне запретил, сказал: слишком опасно... Поэтому пойду вместе с Лили, но в Орден точно вступлю! Наверное... А ты сама куда?

— А сама как думаешь? Мне одна дорога, как и всем моим пацанам. Школа мракоборцев ждет нас. Надеюсь.

— Странно, конечно, что Сириус разрешил тебе это.

— В каком смысле? Такое ощущение, что я стала бы его слушать. Моя жизнь! Что хочу, то и делаю.

— Ну замуж-то ты за него собираешься? Значит, и жизнь уже не совсем твоя.

— Что?..

Эмма удивлённо смотрела на Лили, наклонив голову набок. Словно гром ударил среди ясного неба. Какое, нафиг, замуж? Ей же... Ей уже восемнадцать… Так. Нет. Сириус адекватный человек, он не будет звать ее замуж сразу после выпускного. А вдруг у него такие же мысли, как и у Лили. Да нет, это бред.

— Как ты это сказала? Замуж? Что ты такое говоришь, Лилс?

— Ну, а что в этом такого? Это абсолютно нормально. Вы взрослые люди.

— Да какие же мы... взрослые? Мы только что всю ночь играли в правду или действие, а потом еще час купались в озере с Гигантским кальмаром, прямо в одежде!

— Действительно, — рассмеялась Лили, девчонки захихикали.

— Лилс… Я ведь не хочу замуж. Мне и так прекрасно.

— Ну ты ведь взрослая. Не помирать же тебе старой девой, правда?

Тут настала очередь Эммы от души посмеяться.

— Эй, ты чего?

— Ой не могу… Я… Старой девой. Ну да, конечно.

Девушки вопросительно смотрели на нее.

— Ну а что вы так на меня смотрите. Вы серьёзно думали, что мы с Сириусом Блэком только за ручки ходили? Да я вам говорила уже, практически сразу после этого. Да что вы так на меня смотрите?

— Когда это было?

— Ну вы что? Тогда, на пятом курсе. Я потом вам сказала об этом.

— Эм… Мы думали, что ты пошутила...

— Да неужели в это так сложно поверить? У меня в пятнадцать вроде была уже нормальная фигура, а про Сириуса я лучше вообще промолчу.

— То есть ты хочешь сказать, что спала с парнем в пятнадцать?

— Почему только в пятнадцать? Правильнее сказать, с пятнадцати. Ну, если не хотите, можете не верить. Но мне это странно. Мне казалось это вполне нормальным.

— Ну это слегка аморально… На мой взгляд, но что уж поделать. Нет, я верю тебе, конечно. Да и как тут не поверить... В самом деле, это же ты и Блэк.

— И зачем вообще нужно замужество? Мы уже и так живем вместе, готовим по очереди и гуляем с ребенком.

— У вас есть ребенок?

— Спокойно. У меня есть брат, ему шесть, а значит, он еще ребенок.

Девушке пораженно смотрели на Эмму. Она уже, видимо, все в этой жизни попробовала. И хоть и видно, что в душе она еще ребенок, но уже потеряла родителей, живет с парнем и в ответе за младшего брата. Это вызывало их уважение к ней и в то же время поражало. Для них это было просто недосягаемо.