Скелеты в шкафу (гет)

Приветственная румба, несмотря на строгие запреты любых шумных сборищ после десяти вечера, закончилась ближе к полуночи, и Мирабель, вернувшись вместе с Дианой в их комнату, ещё долго не могла уснуть. Всё здесь было странным и незнакомым: не та кровать, не то постельное бельё, новые запахи и звуки… В туалете непривычно громко шумела вода, слышались смешки и разговоры, и всё это разительным образом отличалось от ночной тишины родного дома.

Утром, потолкавшись в очереди в общую ванную, Мирабель побрела на кухню, чувствуя себя так, словно её хорошенько прокрутили в стиральной машине. Это было слишком непохоже на привычную домашнюю утреннюю рутину, и она не могла не думать о Бруно в Ла Пикоте. Только сейчас Мирабель действительно поняла, как это, жить с незнакомыми людьми в незнакомом месте. И пусть с Дианой ей повезло — она казалась неплохой девушкой, но ведь в их комнате ещё и третья кровать стоит. И вдруг третья их соседка окажется сущим наказанием?..

На кухне, которая выглядела довольно скромно, по сравнению с той, что была у них, уже сидел Карлос, который стал главной звездой прошлого вечера: во-первых, он был голубоглазым блондином, а во-вторых, он был наполовину англичанином, и на самом деле его звали Чарльз, но вся группа переиначила его имя на родной манер. Его родители вместе работали в посольстве и, опасаясь террора Эскобара, уехали в Англию, когда Карлосу-Чарльзу было всего пять лет.

— Доброе утро? — неуверенно поздоровалась Мирабель, и Карлос кивнул, уныло глядя в свою чашку.

— Я люблю Колумбию. Она прекрасная страна, — акцент у него был жуткий, как у человека, который говорил на испанском только с матерью и её роднёй во время редких телефонных звонков, так что Мирабель приходилось напрягаться, чтобы его понять. — Но почему у вас нет нормального чая?!

— Как нет? — удивилась Мирабель и подошла к шкафчику. Распахнув скрипнувшие дверцы, она после недолгих поисков вытащила пачку Hindú в пакетиках.⁽¹⁾ — Вот что тебе не нравится?

Карлос уставился на неё, как христианский мученик на голодного льва в Колизее:

— Мой внутренний англичанин рыдает…

— Таки засунь своего внутреннего гринго поглубже и пей кофе, как нормальный колумбиец, — пробурчала Диана, появляясь в проходе и на ходу затягивая поясок пёстрого шелкового халатика. — И вообще, шо ты забыл на нашенской кухне?

— Я тут сижу и грущу о чае!

— Таки, можно подумать, больше стоныжничать негде! И чего ты домотался, моя tía абэула этот чай обожает…

Карлос возмущённо зафыркал и на жуткой смеси английского и испанского начал объяснять, каким должен быть настоящий чай. Диана, хмыкая, вворачивала едкие комментарии, и под эту беседу Мирабель сама не заметила, как успела приготовить арепы и даже сварить себе кофе.

После завтрака — Карлос-Чарльз, смирившись, пил кофе, бормоча себе под нос, что попросит папу прислать ему тридцать пачек хорошего английского чая, — Мирабель лёгким шагом выпорхнула из общежития, направляясь к телефону-автомату на углу. Пользоваться телефоном на посту было разрешено только в самых крайних случаях, и вахтёрша стерегла аппарат с рьяностью Цербера. Договорившись с Хоакином, что к полудню он привезёт пишущую машинку, Мирабель прошла через университетский дворик и заметила толпу у стенда на первом этаже — вывесили обещанное временное расписание на понедельник.

Предметов было гораздо больше, чем в школе: сдвоенная пара введения в право, математика, политическая и конституционная история Колумбии, и, последними поставили основы римского права, тоже двойные.

— ¡Qué vaina!⁽²⁾ — пробормотала Мирабель, разглядывая написанные от руки строчки в сетке расписания. А ведь это только первый день, а какой же будет вся неделя?.. Хорошо хоть по субботам они не учатся, самое время благодарить всех святых.

— Шо-то мне уже срочно захотелось домой, — мрачно сказала Диана, переписывая расписание. Мирабель неопределённо хмыкнула, не собираясь так быстро складывать лапки и сдаваться.

— Да ладно, — отозвался какой-то старшекурсник, глянув в их сторону. — Это вам пока ещё не поставили учёбу в три смены.

— Это как? — с опаской поинтересовалась Диана, и парень охотно пояснил:

— Это когда кроме первой и второй смены ещё вводят «нулевую», занятия начинаются в десять, заканчиваются в пять, и ты приползаешь домой, как лайм после пресса, ничего не соображая. А на следующий день кто-то на первой паре решает, что самое подходящее время для лёгенькой проверочной работы.

Мирабель нервно сглотнула, но внутренняя решимость её не оставила. Она выдержит все испытания и получит диплом!.. Хотя, для начала, ей бы первую сессию пережить.

Как и обещал, к полудню Хоакин привёз пишущую машинку и, взяв с Мирабель обещание не пропадать в учёбе с концами, пожелал удачи. А она, судя по рассказам тех, кто учился на старших курсах, была совсем нелишней…

У входа в общежитие уже толпилась вторая волна студентов, и пробиться через это столпотворение с тяжёлой пишущей машинкой в руках было довольно проблематично. В Мирабель почти врезалась какая-то девушка со всклокоченными вьющимися волосами.

— Извини…те, а где комендант?! — в её голосе читалась неприкрытая паника, и Мирабель объяснила, как добраться до 105-го кабинета. Девушка, благодарно кивнув, рванула вперёд, чуть не сбив ещё какого-то студента.

Оттащив машинку в комнату, Мирабель с замиранием сердца откинула крышку, снова проводя пальцами по клавишам, чувствуя, как внутри всё странно ёкает. Диана, глянув на неё, хлопнула себя по лбу и тут же вихрем вылетела из комнаты. Проводив соседку взглядом, Мирабель, пожав плечами, заправила лист бумаги в машинку и осторожно напечатала первое слово: клавиши звонко защёлкали, оставляя буквы на белой бумаге.

«Привет, tío Бруно!

Как ты понимаешь, я уже в кампусе и с твоей машинкой (и спасибо тебе за неё). уУчусь печатать. Расписания пока ещё нет, только на первый день учёбы, но список уже впечатляет. вВроде, мы на первых курсах будем учиться и в первую, и вторую смену… А ещё меня «обрадовали», что есть какая-то нулевая смена, которая страшнее всего.

Здесь так странно. cСовсем не так, как дома… Ты понимаешь, о чём я. Как твоё здоровье? эЭтот кашель курильщика уже прошёл? Надеюсь, что да. В следующую субботу я к тебе приеду: я уже проверила расписание автобусов, и, знаешь, отсюда даже быстрее и удобнее добираться, чем из дома. чЧто тебе привезти? Хочешь чего-нибудь? яЯ серьёзно, и да, Бруно, я не отстану от тебя с этими вопросами, даже не надейся.

С любовью, мМирабель»

Мирабель отёрла выступивший на лбу пот ребром ладони. Бруно прав — стоило потренироваться сейчас, до начала учёбы. Печатать с непривычки было очень сложно: она долго искала нужные буквы и частенько забывала зажать клавишу Shift⁽³⁾ в начале предложения. Диана, уже успевшая вернуться, с одобрением посмотрела на неё:

— Это ты хорошо напомнила, у меня ж тоже есть машинка. Дай, думаю, звякну мамите, пусть пришлёт, шоб без писанины от руки хоть немного обойтись.

— Ага. Чувствую, без неё будет трудно, — Мирабель, кивнув, осторожно сложила письмо пополам, пряча в конверт. Завтра, после учёбы, надо будет отправить его tío Бруно. В дверь стукнули, и к ним в комнату заглянула ещё одна девушка с чемоданом в руке.

— А я… меня к вам, — неуверенно сказала она, поправив чёлку, лезшую в глаза. — Сказали, в двести тринадцатой осталось место…

— Та располагайся, я Диана, это Мирабель, а ты? — Диана щедрым жестом махнула на третью кровать, и девушка слегка испуганно улыбнулась:

— Я Алехандра…

— Ну, с новосельем, Хандрита!

Мирабель с улыбкой кивнула новой соседке. В конце концов, ей не привыкать делить комнату с одним человеком, значит, и с двумя тоже привыкнет.

Ближе к вечеру созвали вторую румбу — в честь новеньких, но на неё Мирабель уже не пошла. Перед первым учебным днём хотелось выспаться, и поэтому она легла ровно в десять. Правда, уснуть всё равно не выходило: слышались взрывы смеха из соседних комнат, у кого-то играло радио, и кто-то ему подпевал, безбожно фальшивя, в коридоре бродили студенты, переговариваясь в полный голос… «Совсем не как дома» — снова подумала Мирабель и, повернувшись на жёсткой кровати, зажмурилась, накрывая голову одеялом.

Понедельник — и учебный семестр — начался в общей ванной, где Мирабель мучительно пыталась пробиться к раковине, чтобы почистить зубы и не задохнуться от едкой смеси ароматов парфюма, дезодорантов и лака для волос. Старшекурсницы действовали уже с почти армейской сноровкой, умудряясь за пять минут и голову высушить, и умыться, и оставалось только надеяться, что однажды она сама овладеет этим искусством.

Пробившись, наконец, к раковине и лихорадочно умываясь, Мирабель вспомнила утреннюю сутолоку в их доме, вот только по сравнению с этим вавилонским столпотворением, в её семье царили тишь да гладь. Сначала взрослые, потом дети по старшинству, и так выходило, что за ванную она только с Камило соперничала, но и то, что такое один человек по сравнению с двадцатью?!

Конечно, ни о каком завтраке в такой толчее не было даже речи, и на учёбу Мирабель отправилась с надеждой, что её желудок не начнёт урчать на весь университет. У двери в уже знакомую по вступительным экзаменам аудиторию она оказалась в числе первых. Заняв место в середине, Мирабель с замиранием сердца уставилась на пока что пустовавшую доску. Одногруппники занимали свои места, и шум их голосов, отражаясь от высокого потолка и стен, сливался в неразличимый гул.

Занятие началось с гимна Росарио, и Мирабель мысленно повторяла слова следом за магнитофонной записью. После поздравлений с началом учёбы и пожелания успехов профессор Лопес приступила к лекции.

— Со следующей недели будет вывешено окончательное расписание. В конце пар я распределю вас на три группы для семинаров, поэтому не удивляйтесь, если вы увидите разное расписание для каждой группы, — громким и чётким голосом сказала профессор, стоя за кафедрой. — Сегодня ваша первая вводная лекция, на которой мы с вами познакомимся с тем, что вообще представляет из себя право…

Через три часа Мирабель вывалилась из аудитории, чувствуя, как гудит в голове. Пальцы слегка ныли с непривычки — в школе и на курсах они писали гораздо меньше. А впереди ещё и математика, история и основы римского права!

На вторник поставили курс латыни для юристов, критическое мышление и аргументацию, и социологию; в среду им предстояло учиться во вторую смену: начиналось всё опять с математики, за которой следовали экономика и очередная сдвоенная пара основ римского права… Задания сыпались, как из дырявого мешка: самостоятельно изучить параграф, прочитать первые четыре главы «Философии права», подготовить доклад, сделать конспект, и к пятнице у Мирабель уже голова шла кругом. Профессор Санчес, читавший лекции по римскому праву, дал им задание — законспектировать первую книгу «Дигестов» Юстиниана⁽⁴⁾, и после занятий, наскоро перекусив в столовой, Мирабель отправилась в библиотеку, где в ужасе уставилась на толстенный том, который ей выдали. И вот это всё законспектировать к следующей пятнице?!

— Так вам же только первую книгу надо, а не первый том, она небольшая, там всего-то страниц сто восемьдесят, — «утешила» её библиотекарь, и Мирабель очень захотелось лечь прямо на пол, накрывшись «Дигестами», как могильной плитой. — Одну минуту, надо завести на вас карточку…

Забрав том, по весу не слишком отличавшийся от пишущей машинки, Мирабель уселась за библиотечный стол, раскрывая книгу. От одного взгляда на мелкие буквы на желтоватой бумаге у неё упало сердце, но Мирабель, решительно встряхнув головой, взялась за ручку.

В субботу она рывком подняла себя с кровати под звон засунутого под подушку будильника. Вчера Мирабель проторчала в библиотеке до самого закрытия, законспектировав Титулы с I по Х, и осталось ещё двенадцать, но на сегодняшний день у неё были другие планы.

— Господи, что, уже понедельник?! — Алехандра села в кровати, осоловело моргая, и Мирабель быстро замотала головой:

— Нет, сегодня суббота. Ты спи, мне просто надо…

— Ты шо, совсем дурна, в такую рань вскакивать? — сонно проворчала Диана, натягивая одеяло. Алехандра, ещё пару секунд посидев, рухнула обратно, зарываясь головой в подушку.

— Да мне это… по делам, — виновато ответила Мирабель, и, стараясь не шуметь, открыла шкаф, выуживая одежду.

— Та какие дела в субботу… в шесть утра… — Диана, душераздирающе зевнув, покрепче обняла подушку, снова погружаясь в сон, а Мирабель, подхватив вещи, на цыпочках выскользнула из комнаты, чтобы не мешать соседкам.

Общежитие казалось вымершим — из-за закрытых дверей доносилось только чьё-то похрапывание. В ванной Мирабель наконец-то была одна и, никем не подгоняемая, спокойно почистила зубы и забралась под душ, чувствуя себя почти человеком.

Кое-как пригладив распушившиеся от сушки феном кудри, Мирабель отправилась прямо на кухню, где, в тишине и спокойствии, пожарила арепы с сыром, мимоходом отметив, что надо будет в воскресенье, возвращаясь из дома, купить продуктов. Столовая здесь, конечно, была неплохой, да и панадерия поблизости начинала работу с семи утра, но ей не хотелось привозить tío Бруно покупную еду.

Упаковывая арепы в контейнер, Мирабель краем глаза уловила какое-то движение и, подняв голову, уставилась на таракана, замершего на полу возле плиты. Опешив, Мирабель застыла: дома не было тараканов, а появись они — абуэла бы лично прошлась с тяжёлой чистящей артиллерией по каждому плинтусу и каждой щели. Придя в себя, Мирабель с возмущённым шипением постаралась прихлопнуть его газетой, лежавшей на столе, но вражеский лазутчик оказался шустрее.

Выйдя из общежития, уже через пару минут Мирабель была на остановке. Автобус тоже не заставил себя долго ждать, и путь занимал в два раза меньше времени, чем из дома, так что к мрачной громаде тюрьмы Мирабель приехала ещё до того, как открылись ворота, и теперь стояла в очереди первой. Прохладный утренний воздух быстро прогревался под лучами солнца, и Мирабель, поколебавшись, расстегнула куртку, не рискуя её пока что снимать. Вскоре ворота с дребезжанием отъехали в сторону, пропуская посетителей, и охранник приветливо кивнул Мирабель, словно узнал её… или просто у него было хорошее настроение.

В такой ранний час заключённых у решёток было ещё немного, но её — как самую первую, они поприветствовали дружным рёвом и свистом, которые эхом заметались по грязному тёмному коридору, многократно отражаясь от стен. Мирабель внутренне поморщилась, стараясь глядеть только себе под ноги. Её уже почти не коробило от похабных реплик, которые ей отвешивали заключённые, но приятного всё равно в этой ситуации было мало. Смерив одного, особо красноречивого, презрительным взглядом, Мирабель в красках представила, как роняет трёхтомник «Дигестов» ему на ногу в грязной стоптанной эспадрилье. Картина получилась настолько воодушевляющей, что Мирабель даже мечтательно улыбнулась, пропуская мимо ушей все сомнительные комплименты.

Охранник закрыл за ней дверь комнаты для свиданий, и Мирабель, пользуясь моментом, устало помассировала переносицу. Первая неделя в университете оказалось сложной, и не только из-за учёбы. Мирабель уже отвыкла делить с кем-то комнату, а тут дело было не только в соседках, но и в самой обстановке, в корне отличавшейся от привычной… Усталость, облепившая её, словно пыльная паутина, растаяла без следа, стоило увидеть, как просиял tío Бруно, переступив порог комнатки для свиданий.

— Ну здравствуй, росариста! — он крепко обнял её, и Мирабель показалось, что ещё немного, и она взлетит прямо в небо на невидимых крыльях от счастья. — Как первая неделя?

Бруно слегка отодвинулся, заглядывая ей в лицо, и Мирабель с неохотой разжала руки.

— О! Слушай, это такой кошмар, но так интересно! Там столько всего: эти пары бесконечные, и конспекты, и ещё книги для самостоятельного изучения… А ещё, знаешь, это, наверное, глупо, но в первую ночь мне было так… не страшно, а просто как-то тоскливо. И даже домой захотелось, — призналась Мирабель, садясь за стол и смущённо сплетая пальцы в замок на коленях.

— Я тебя понимаю, малыш, — tío Бруно ненадолго прислонился к ней, и Мирабель вздрогнула, крепче стискивая пальцы. Сейчас не время для её сердечных треволнений, и она будет держать себя в руках!.. — Я, если честно, и сам, когда в кампус переехал, поначалу ходил, как пыльным мешком прибитый.

— Ты?! — Мирабель недоверчиво прищурилась, искоса глядя на него. — А все эти ваши развесёлые фото?..

— Это уже к середине семестра мы освоились, — Бруно шутливо поднял ладони. — Кстати, Мирабелита, ты бы, наверное, себя пожалела, и вместо того, чтобы навещать одного старого родственника в тюрьме, лучше бы поспала…

— Даже не продолжай! — Мирабель сердито встряхнула кудрями, поправив очки на носу. — Ты не старый, мы это уже проходили, и я выспалась. Зато теперь я могу тебя навещать так часто, что ты от меня устанешь…

— Скорее солнце погаснет, — отозвался Бруно, подперев голову ладонью и с улыбкой глядя на неё. — Как с соседками? Повезло? Я жил в одной комнате с таким за… заросшим грязью парнем, что мне его придушить хотелось уже к концу первого месяца.

— Нет, мне повезло, Диана и Алехандра отличные, — расслабившись, хихикнула Мирабель. — Но я тут сегодня утром увидела ещё одного соседа, прямо на кухне. Такого рыжего и усатого… И очень противного.

— О, эти… У нас был целый тараканий батальон, хотя по наглости и скорости распространения, их можно смело сравнивать с тараканьим картелем. Учитывая, что творилось на кухне в нашем общежитии, они там обязаны были появиться, — понимающе кивнул tío Бруно.

— У вас тоже были люди, которые возводили башни из грязных тарелок в раковине? — оживилась Мирабель, и Бруно сдавленно рассмеялся:

— Малыш, поверь, грязные тарелки — это так, цветочки… Но, знаешь, с другой стороны, после кампуса наш трёхзвёздочный отель выглядит вполне привычно.

Мирабель, мгновенно посерьёзнев, выпрямилась на стуле, положив руки на колени, словно в начальной школе:

— Кстати, о твоём отеле. По поводу авокадо… тьфу, адвокатов!

— Да, по поводу наших авокадо, — с улыбкой кивнул tío Бруно и вытащил из кармана куртки визитки, раскладывая их на столе. — Из тех, кто специализируется на уголовном праве, кроме уже означенного доктора Мены, есть ещё доктор Оскар Моледо и доктор Пабло Валенсия. Феликс Карденас работает вместе с тестем, но они… скажем так, звёзд с неба не хватают. Но и цены у них щадящие. Остальные в основном специализируются на имущественном и трудовом праве… Ну, или вообще не стоят даже упоминания.

— Спасибо! — обрадовалась Мирабель и, не удержавшись, быстро поцеловала его в выбритую щеку. Tío Бруно вздрогнул от неожиданности, сминая в пальцах ненужную визитку.

— Это мне надо говорить спасибо, — отшутился он, быстро глянув на неё и тут же переводя взгляд на разложенные по столу картонные прямоугольники.

— Ты разом мне облегчил задачу, теперь только три кандидата, — пояснила Мирабель, складывая в сумку отмеченные визитки. — Найдём адвоката, освободим тебя… и полетим в Чили!

Tío Бруно, раскашлявшись, потянулся к воде, и Мирабель нахмурилась:

— Твой кашель до сих пор не прошёл?

— Что?.. Нет, нет, малыш, это так… воздух не в то горло попал, — Бруно беззаботно улыбнулся, но Мирабель заметила, как его пальцы ещё сильнее стиснули несчастную визитку. Она перевела взгляд с его руки на лицо и вздрогнула: tío Бруно смотрел ей в глаза, и желудок почему-то сжался в точку, словно на аттракционе перед головокружительным полётом вверх.

— Точно надо тебя на море, под солнце, — нарочито суровым тоном заявила Мирабель, прерывая непонятную паузу. Её собственные ладони опять вспотели, и она отрывистым жестом вытерла их о джинсы.

— Я не против. Мне иногда даже… — tío Бруно осёкся, прерывая себя, и махнул рукой. — Неважно. Так что там у тебя с математикой для юристов?

— Ой, нет, что угодно, но только не про неё! — Мирабель с радостью подхватила тему учёбы, но внутри всё ещё что-то вздрагивало и трепетало.

После визита в Ла Пикоту, она, как и обещала, поехала домой, где сразу попала в объятия родителей. Пережив все возгласы и ахи, как она похудела, побледнела и выросла, Мирабель со смехом напомнила маме и папе, что они, вообще-то, только неделю не виделись.

— Ох, mija, для меня что неделя, что год, — призналась мама, не выпуская её из объятий. — Исабела на съёмках, Луиза то в университете, то с «подругой», ты теперь тоже выпорхнула из дома… Стыдно сказать, я своей родной сестре стала завидовать!

За торжественным обедом в её честь Мирабель пришлось повторить рассказ о первой неделе учёбы, уже для всей семьи. Камило, выслушав про количество предметов и заданий, схватился за сердце в притворном ужасе и заявил, что им гораздо проще, и вообще, судя по первой неделе, учёба в университете оказалась не настолько бессмысленной затеей, как он думал. Затем, спохватившись, он похлопал её по плечу, сказав, что гордится её мужеством и выдержкой, и вообще, она для него пример несгибаемой воли к учёбе. Мирабель закатила глаза, давя мысль, что Камило не только с учёбой проще. Он ведь живёт дома, под крылышком у родителей, а tía Пепа и её мама готовят куда лучше, чем в их столовой. Да и за порядком следить особо не надо…

Антонио, радуясь её приезду, почти сразу уболтал Мирабель пойти гулять, и она не могла ему отказать. К вечеру она чувствовала себя так, словно пробежала марафон, и в свою родную, знакомую до последнего винтика, кровать Мирабель рухнула в несусветную рань — ещё даже десяти вечера не было. «И как Бруно, tía Пепа и мама ещё умудрялись веселиться во время учёбы?» — лениво всплыло в голове перед тем, как её окончательно сморил сон.

В воскресенье тоже не получилось отдохнуть — нужно было заехать в магазин за продуктами, и вообще вернуться побыстрее, чтобы добить конспект этих треклятых «Дигестов». Вернувшись в общежитие, Мирабель сразу столкнулась с переполненной любопытством Дианой.

— Шо, ты как Алехандра, к своему novio ездила с ночёвкой? — спросила она, и Мирабель, растерявшись в первую секунду, искренне расхохоталась:

— К кому?.. Нет! Я просто к семье поехала, чтобы они убедились, что я тут не сгинула с концами за неделю.

— Ой, это да, хорошо, шо моя мамита в Нейве, а тоб точно караулила под воротами, — с пониманием отозвалась Диана, и Мирабель, кивнув, вытащила из стола конспект по римскому праву. — Та заскочи к Марисе, скатай у ней и всего делов.

— А если не засчитают? — растерялась Мирабель — в школе, понятное дело, все регулярно обменивались домашними заданиями, и учителя смотрела на это сквозь пальцы, зная, кто что умеет, а здесь ведь университет… Диана пренебрежительно фыркнула:

— Та ты шо, думаешь, они все будут читать и проверять? Глянут пару страниц, и усе, молодец.

Мирабель прикусила губу, глядя на свой конспект. Меньше всего хотелось садиться за тяжеленный том «Дигестов», а с другой стороны… Она что, хочет стать таким же адвокатом, как незабвенный, в плохом смысле, доктор Оспина?

— Нет. Я всё-таки сама, — заявила Мирабель, кляня себя за дурную принципиальность.

В первый день новой учебной недели им вывесили уже постоянное расписание на первый семестр, и Мирабель содрогнулась: в понедельник и пятницу они учились в первую смену, во вторник и четверг — во вторую, а вот среду отдали той самой жуткой нулевой смене. На первой паре ей хотелось только умереть: Мирабель мучительно таращилась в тетрадь, сидя на введении в частное право, и пыталась понять, что означают эти буквы, упорно отказывающиеся превращаться в понятные слова.

— Те, кто начал готовить конспекты по основам римского права, уже знакомы с Дигестами Юстиана, на которые мы будем ссылаться в нашей сегодняшней лекции, — чудовищно бодрый голос профессора Хосефины Ненья лился, словно горный ручей, и Мирабель с трудом заставила себя взяться за ручку. Кажется, у Симона Боливара с его Декретами появился серьёзный соперник…

На следующей паре по римскому праву они сдали конспекты, и профессор Санчес, коротко кивнув, начал лекцию:

— Сегодняшняя тема: гражданский процесс и иски в римском праве. Судебный процесс по делам частного характера на протяжении многовековой истории Рима не оставался неизменным. В республиканский период существовал легисакционный процесс, затем появился формулярный процесс, который был отменён экстраординарным производством…

— Надо было идти в рекламу… — прошептала Диана, с ужасом глядя на профессора Санчеса, и Мирабель стиснула зубы, слыша в голове эхо голоса абуэлы: «Если ты всё-таки выучишься…» Она это сделает! Даже если придётся вместо общежития ночевать в библиотеке, чтобы разобраться во всех этих зубодробительных формулировках, даже если придётся вообще отказаться от сна, она выучится на адвоката!

После занятий, чувствуя, как всё плывёт перед глазами, Мирабель заставила себя доползти к телефону-автомату, на ходу вытаскивая из сумки выбранные tío Бруно визитки. Как она и опасалась, «окошко» у доктора Мены закрылось, и ближайшая запись была только в октябре, 10-го числа, в первой половине дня. Мирабель тихо порадовалась: в четверг у них были занятия во вторую смену, так что был шанс всё успеть. Секретарша доктора Моледо с сожалением ответила, что «сеньор адвокат на больничном», и Мирабель, поколебавшись, достала третью визитку.

— Доктор Валенсия с радостью вас проконсультирует завтра, есть свободное время в половине третьего и в четыре, — сообщила секретарша, и Мирабель чуть не выругалась: у неё как раз шли пары с часу до семи вечера.

— А послезавтра? — жалобно уточнила она, и секретарша ответила, что у доктора Валенсии судебное разбирательство, и он занят с самого утра. Мирабель застыла, не зная, как поступить: пропускать занятия с самого начала семестра было непозволительно плохо, но заставлять Бруно ждать до октября… Секретарша выдернула её из размышлений:

— Сеньорита, простите, у меня звонок по второй линии. Если надумаете — звоните, сегодня мы работаем до четырёх часов.

За учебники Мирабель села с чувством вины перед Бруно — казалось, что она занимается какой-то ерундой вместо реальной помощи, но нужно было закончить конспект к завтрашнему дню, а стрелка часов уже давно перевалила за четыре часа, подбираясь к пяти…

В четверг был первый семинар по римскому праву, и Мирабель рассеянно водила ручкой по последней странице в тетради, стараясь не думать о том, что могла бы сейчас сидеть на приёме у адвоката и сделать для Бруно что-нибудь настоящее…

С негромким шумом захлопнулась дверь аудитории, и Мирабель вынырнула из своих размышлений: это пришёл профессор Санчес. Водрузив стопку конспектов на кафедру, он обвёл студентов очень холодным и строгим взглядом: Мирабель сразу вспомнила абуэлу, когда та была рассержена. Все смешки, шепотки и переговоры моментально стихли, когда он заговорил.

— Уважаемые росаристас, позвольте спросить: как вам кажется, зачем вам задали законспектировать первую книгу Дигестов? — поинтересовался профессор Санчес, пройдясь по кафедре взад-вперёд. Ответом была тишина, такая, что можно было разобрать, как у кого-то урчит в животе от голода. — Когда вы, не всё, но, я надеюсь, большинство из вас, станете дипломированными юристами, вам придётся иметь дело с колоссальным объёмом неструктурированной информации. Материалы следствия, финансовые отчёты, расписки… И вам придётся работать с этим потоком. А ошибки в нашем деле обходятся очень дорого: ваша фирма может обанкротиться, наследники могут лишиться причитающегося им имущества, невиновный человек сядет за решётку, а виновный, напротив, окажется на свободе.

Мирабель вздрогнула, глядя на профессора, который, отвернувшись, похлопал по стопке конспектов.

— Эти задания, которые вам кажутся бессмысленными и нудными — наш способ научить вас вычленять главное. Мы учим вас работать с информацией, уже структурированной и причёсанной, чтобы в дальнейшем вам было проще. И что вы мне сдали? В вашей группе — двадцать человек. И я прочитал одиннадцать, я повторяю, одиннадцать абсолютно одинаковых конспектов. Вплоть до запятых. И ещё два конспекта попытались быть оригинальными, сокращая уже известный мне текст. Итого — двенадцать конспектов можно смело выбрасывать.

— А не тринадцать? — раздался чей-то робкий голос, и профессор Санчес качнул головой:

— Нет, потому что один из них — оригинал, с которого уже сделали копии. Итак, из всей вашей группы только восемь человек попытались выполнить задание самостоятельно. Даже меньше, чем половина. И мне интересно… а как вы собираетесь сдавать сессию с таким отношением к учёбе?

Профессор обвёл молчавших студентов взглядом и, сухо откашлявшись, перешёл к лекции:

— Наша сегодняшняя тема: семейно-правовые отношения и римская семья. В римском праве различались два вида родства: агнатическое родство и когнатическое родство. Агнатическим называется родство, где все связанные родственники подчиняются одному человеку — владыке дома и отцу семейства. В такой семье только отец семейства обладал правоспособностью, а его супруга, дети и внуки — нет. Даже после достижения совершеннолетия, власть отца семейства над сыновьями и внуками не ослабевала, дочери же, выходя замуж, становились подвластными семейству мужа и его главе в первую очередь. Когнатическим считается родство кровное, по прямой или боковой линии, внебрачное и брачное…

Мирабель машинально записывала лекцию, и из дремотной одури её выдернул только вопрос от Серхио:

— Профессор Санчес! А вот вы сказали, что в римском праве родство, вот это вот агнатическое, и… когнатическое, было препятствием к браку, а как же, ну… этот царь Леонид и его племянница Горго? И уже потом, я не про римскую империю, а вот эти испанские короли и всё такое? И президент Турбай с доньей Кинтеро, да и там, ну, не только они же были…

Мирабель вздрогнула — показалось, что все в аудитории сейчас смотрят прямо на неё, и ей очень захотелось побиться головой о стол, но она мужественно сдержала этот идущий из самых глубин души порыв. А профессор Санчес, кажется, даже обрадовался — во всяком случае, сухо отвечать, что все вопросы только после лекции, он не стал, и с приятной улыбкой объяснил:

— Во-первых, сеньор Гонсало, я счастлив, что вы решили проснуться и прислушались к лекции, во-вторых, достопочтенный царь Леонид был греком, спартанцем, если сказать точнее, а мы с вами беседуем о римском праве. И на протяжении всей истории как Рима, так и Византийской империи, закон о браке претерпевал множество изменений, зависящих от взглядов верховной власти… Что, в принципе, актуально и по сей день, — добавил профессор, и по аудитории пронеслись тихие смешки. Мирабель сидела так низко склонившись к тетради, что почти упиралась кончиком носа в исписанную страницу. — А что касаемо вашего второго вопроса, о королевских семьях и представителях нашего колумбийского правительства, то на парах профессора Лопес вам расскажут о каноническом праве и о том, как сделать строгий церковный запрет не таким уж и строгим. Если вдруг вас эта тема так заинтересовала, то можете прочитать об этом в библиотеке, а мы же вернёмся к нашим римлянам…

После пар Мирабель завернула в библиотеку и старательно изучила несколько книг по брачному законодательству, после чего отыскала Корпус канонического права, принятый в 1580 году, и последовавший за ним Кодекс канонического права 1917 года, одобренный Папой Бенедиктом XV, стараясь не краснеть слишком сильно. Самым сложным было не вывалить всю эту информацию на tío Бруно в субботу — Мирабель понимала, что ему, как нормальному человеку, вряд ли интересно слушать, по каким причинам она бы могла теоретически выйти за него замуж.

Постепенно Мирабель начала привыкать к учебной нагрузке, оказавшейся гораздо тяжелее, чем школьная. Задания и бесконечные параграфы для самостоятельного изучения с последующим конспектированием уже не пугали, а пишущая машинка действительно стала отличным подспорьем. Но вот проживание в кампусе выбивало её из душевного равновесия. Дома было чисто, и дело не только в приходящей домработнице и горничных: Мирабель, как и всех остальных членов семьи Мадригаль, с детства приучали убирать за собой. Поел — вымой посуду и вытри стол, готовишь — сразу приберись. А в общежитии регулярно приходилось сталкиваться с чужой нечистоплотностью. На кухонном подоконнике прочно обосновалась банка с окурками, по утрам в туалетах отчётливо воняло дымом, и Мирабель оставалось только благодарить небеса, что и Алехандра, и Диана тоже были некурящими.

В своё первое дежурство на кухне Мирабель очень хотелось метать громы и молнии, пока она, скрипя зубами, отдраивала плиту. Неужели так сложно сразу убрать, а не ждать, пока жир прикипит к старой эмали настолько, что полчаса приходится тереть губкой с вонючим чистящим средством?! И это уже не говоря о том, что, несмотря на все запреты, на кухне всё-таки растянулись верёвки, на которых висели сохнущие трусы, носки, колготки и чулки, болтаясь над плитой… Комендант, заглянув на кухню во время проверки, долго ругался, и вещи исчезли, чтобы уже на следующий день, как по волшебству, появиться снова.

Мирабель, после коротких колебаний, стала возить стирку домой по субботам. После еженедельных визитов к tío Бруно, где целый час можно было не думать о конспектах, эссе, учебниках и о том, что если сегодня дежурит Марселина, то, значит, кухня будет загажена от и до, она возвращалась в кампус, забирала вещи для стирки и везла их домой. Диана вежливо молчала, но любопытство в её взгляде разгоралось всё сильнее с каждой неделей, и Мирабель вкратце объяснила ей, что навещает родственника в тюрьме. Диана покивала, но, кажется, по-прежнему считала, что у неё очень запутанная и яркая личная жизнь.

И мама, и tía Пепа, видя её состояние, щедро делились советами по выживанию в обществе Homo Studiōsus. Так, например, от tía Пепы Мирабель узнала, что, если натереть плинтус свежим огурцом, тараканы не полезут — но это бы сработало против новых «захватчиков», а как вывести старых, которые, окончательно обнаглев, каждую ночь лезли из щелей?.. Этих гадов не брали ни купленные в магазине средства, ни борная кислота с яйцом, про которую рассказал Бруно. Мама, едва услышав про тараканов на кухне, переменилась в лице и тут же выдала Мирабель две пачки антибактериального мыла, посоветовав мыть им посуду перед едой, а не только после. Мирабель согласно закивала, прекрасно зная, что сил на такой подвиг у неё не будет.

Чистя раковины в общей ванной, Мирабель впервые задумалась над тем, как жили абуэла и тройняшки до того, как в их жизни появились деньги. Это что же, абуэла после работы точно так же отмывала дом? Ведь, наверное, абуэлита Соледад уже была не в том возрасте, чтобы орудовать тряпкой, да и за малышами надо приглядеть… Мирабель теперь смотрела на свою абуэлу совсем иным взглядом. Одно дело пару раз в году убрать дом вместе со всей семьёй, и это при том, что к ним приходили домработница и горничные, и совсем другое — убирать за кучей людей, которые на любые вежливые просьбы вымыть за собой хотя бы тарелку, смотрят как взбесившийся ягуар и советуют пойти куда подальше…

Головная боль стала постоянной спутницей, и Луиза, когда Мирабель приехала домой в очередную субботу, будто бы невзначай поинтересовалась — высыпается ли она вообще?

— Куда высыпаюсь? — натужно пошутила Мирабель, и сестра сурово нахмурилась:

— Слушай, Мира, ты, конечно, молодчина, что так рьяно взялась за учёбу, но ты даже меня переплюнула. Я хоть в выходные отсыпалась, а ты что? Или… — Луиза вдруг хитро прищурилась. — Что, есть кто-то, кто не даёт спать по ночам?

— Да. Император Юстиниан, чтоб ему икалось! — в сердцах высказала Мирабель, заразившись от Дианы особенно цветистыми выражениями. — Я уже не знаю, кто хуже — он или Симон Боливар. Хотя нет, ещё есть Гай с его «Институциями»!

— Совсем пропала девочка, — вздохнула Луиза и взъерошила ей волосы. Мирабель, фыркнув, задрала нос, уверенная в том, что нужно просто немного потерпеть, и организм наконец-то смирится с её режимом. А в конце сентября грянула неминуемая расплата за такое пренебрежение сном и отдыхом.

Неделя выдалась непростой — преподаватели устроили им марафон проверочных работ, сил уже не хватало даже на то, чтобы вымыть за собой посуду, и когда Алехандра, дежурившая по кухне, ненавязчиво попросила её вытереть за собой стол, Мирабель была готова оторвать ей голову. Какой к чёрту стол, когда нужно дочитать ещё три главы и приступать к реферату, будь он проклят?!

В субботу Мирабель с трудом разлепила зудевшие от усталости глаза, слыша гнусный трезвон будильника под подушкой.

— Таки я не пойму, ты или сбрендила, или убиться хочешь. Уж на что я люблю моего tío Филиппе, но я б к нему в субботу с утра не поехала, — пробормотала Диана, зарываясь под одеяло. Мирабель, двигаясь рывками, как контуженная муха, выключила будильник и села в кровати, глядя в стену. Алехандра ещё вчера уехала к своему парню на выходные, чтобы выспаться, и в глубине души Мирабель отчаянно ей завидовала. В голове холодной грязной водой плескалась боль, перекатываясь от виска к виску и грозясь хлынуть через глаза, и Мирабель потёрла переносицу, пытаясь собраться с силами. Нужно ехать к tío Бруно. Рядом с ним всегда легче, рядом с ним даже боль отступает, нужно просто его увидеть — и всё будет хорошо…

Мирабель спустила ноги, морщась от ощущения холодного пола, и рывком подняла себя из кровати. Боль всколыхнулась от резкого движения, а в глазах почему-то всё расплывалось, даже когда она надела очки. Покачиваясь и задевая плечами стены, Мирабель добралась до гулкой и пустой ванной и быстро ополоснулась под душем, стуча зубами от холода — горячую воду снова отключили. С другой стороны, экзекуция её взбодрила настолько, что Мирабель вспомнила, что решила сегодня приготовить для Бруно рис с цыплёнком и овощами.

Нарезая сладкий перец, она впервые порезала палец — пусть и совсем чуть-чуть, но кровь всё равно закапала на доску. Чертыхнувшись, Мирабель сунула палец под холодную воду, а затем побрела в комнату за пластырем. Залепив порез, она вернулась к готовке, надеясь, что больше не придётся её сдабривать собственной кровью, как какое-то дурацкое приворотное зелье.

Помешивая рис с овощами, Мирабель прислонилась к холодильнику с закрытыми глазами, а очнулась, только почувствовав слабый запах начавшего пригорать перца. Выругавшись, она торопливо выключила огонь и перемешала лопаткой содержимое сковородки — не так плохо, как она боялась, но… Могла бы и лучше!

Сунув сковородку в раковину под воду и оставив рис остывать в контейнере, Мирабель поплелась в комнату, чтобы переодеться в джинсы и рубашку с длинными рукавами. От одного взгляда на кровать захотелось упасть лицом в подушку и проспать так часов шесть, или даже восемь, но… Это ещё успеется, когда-нибудь потом. Проверив удостоверение личности и кошелёк, Мирабель, набросив куртку на плечи, подхватила сумку и вышла из комнаты, стараясь ступать на цыпочках, чтобы не мешать Диане.

Небо спрятали рыхлые тучи, похожие на подушки, и Мирабель прислонилась к фонарному столбу, ожидая автобус. Сырой, прохладный воздух пробирался под одежду, не давая уснуть, и она даже расстегнула куртку, чтобы окончательно взбодриться. Правда, опомнившись, тут же дёрнула язычок молнии вверх: ещё не хватало опять простудиться, и это на второй месяц учёбы!

Доехав до Ла Пикоты и чуть не уснув по дороге, прислонившись головой к стеклу, Мирабель ненадолго застряла на КПП, предъявив охранникам студенческую карточку вместо удостоверения личности, но быстро исправилась. Добредя до комнаты свиданий, Мирабель рухнула на стул, и, сняв очки, уронила голову на скрещённые на столе руки. Она посидит так минутку, или даже меньше, и…

Очнулась, чувствуя знакомую тёплую и широкую ладонь, опустившуюся на её затылок. Пальцы чуть подрагивали на коже, и по спине пробежал озноб, рассеивая дремоту.

— Малыш? — тихо окликнул её tío Бруно, и Мирабель медленно подняла голову, подслеповато щурясь на него. Боль, притихшая было во время поездки на автобусе, снова всколыхнулась внутри черепа. Тёплая ладонь соскользнула с её затылка, и от ощущения прохлады Мирабель невольно поёжилась.

— Прости, — она выпрямилась, пытаясь нашарить очки и не обращать внимания на лёгкое головокружение. — Я тут немножечко задремала…

— Малыш, ты очень похожа на свою маму, и это сейчас не комплимент, — негромко произнёс Бруно, подвигая стул и садясь рядом — Мирабель только поморщилась, услышав скрежет ножек о бетонный пол. — Ты точь-в-точь Хульета в её первую сессию. Но у тебя ведь только второй месяц учёбы.

— Всё нормально, tío, — Мирабель торопливо растёрла лицо ладонями и нацепила очки, чуть не вывернув дужку. — У нас просто была неделя проверочных работ. Я в порядке.

Она сощурилась — даже в очках всё опять расплывалось, и сердце кольнул давний страх из детства: что у неё снова упало зрение, и нужно будет заказывать новые очки, что она будет видеть всё хуже и хуже, пока не ослепнет…

— Мирабель, это не «в порядке», — твёрдо возразил tío Бруно, не сводя с неё пристального и напряжённого взгляда. — Ты вообще сколько спишь? Попроси свою маму прочитать тебе лекцию о влиянии сна на качество обучения, она тебе столько расскажет из собственного опыта…

— Я нормально сплю, — огрызнулась Мирабель, и головная боль заплескалась внутри черепа, вызвав у неё короткую гримасу. — Давай не будем на эту тему, я тебе…

Она осеклась, заглянув в сумку.

Пустую сумку, если не считать её блокнота с записями и прочих мелочей.

Мирабель с глухим стоном стукнулась лбом о стол. Она забыла завтрак для tío Бруно на кухне, забыла купить сигареты… Странно, что она свою голову не забыла, хотя, кажется, и это скоро произойдёт!

— Иди сюда. Не будем ломать тюремное имущество, ему и так достаётся, — tío Бруно, обхватив её за плечи, привлёк Мирабель к себе и успокаивающе погладил по голове. — Что случилось, малыш?

— Я забыла, — пробормотала она, обхватив его за шею и прижавшись носом к плечу. — Я для тебя рис с овощами и курицей на кухне оставила… и сигареты не купила… И сковородку не помыла! А теперь стол ломаю… от меня одни проблемы!

Головная боль вскипела слезами на глазах, и Мирабель шмыгнула носом. Tío Бруно тяжело вздохнул, не переставая гладить её по волосам, слегка массируя кожу головы кончиками пальцев, и Мирабель прерывисто вздохнула.

— От тебя сплошное счастье, mi vi… Мирабелита. Просто ты устала и опять слишком много на себя взвалила, малыш, — тихо сказал Бруно, массируя ей затылок и снова возвращаясь к голове. Мирабель недоверчиво фыркнула, чувствуя растекавшееся по телу блаженство от его касаний — теперь tío Бруно слегка задевал ногтями кожу, и это было слишком хорошо. — Отдыхать тоже надо… поверь главному специалисту в этом деле.

Мирабель почувствовала улыбку в его голосе и рассеянно кивнула. Помедлив, она стянула очки, прижимаясь щекой к тёплому и твёрдому плечу, и tío Бруно переложил их на стол. Его пальцы мягко скользнули от шеи к плечу, сжимая кожу, и она невольно зашипела, когда тело прострелило короткой болезненной судорогой.

— Да-да, вся в маму. Просто копия Хульеты, — проворчал tío Бруно ей на ухо, разминая нывшее от боли плечо. — Так вот… Мирабель. Ничего страшного не произойдёт, если ты будешь меня навещать раз в два, или даже в три месяца. У нас всегда есть письма, и, кстати, у тебя отлично уже получается печатать.

— Нет! Я буду навещать три месяца в раз! — тут же вскинулась Мирабель и прикусила язык, сообразив, что ошиблась. — В смысле, трижды в раз. То есть…

Она окончательно притихла, а все мысли перемешались в гудящей голове. Tío Бруно тихо рассмеялся, мягко прижимая её к себе, и Мирабель снова закрыла глаза. Осталось только ощущение его твёрдых тёплых пальцев, массировавших плечо и затылок, остался только его запах, ровное тепло его тела, такого надёжного, родного, любимого…

Мирабель осоловело приоткрыла один глаз и уставилась на край пластикового стола, пытаясь сообразить, где находится. Спина слегка ныла от неудобного положения, лифчик болезненно впился в тело, а под щекой ощущалось что-то жёсткое и тёплое. Она услышала тихий вздох за спиной и поняла, что уснула прямо на руках у Бруно. Её щека покоилась на сгибе его локтя, и Мирабель во сне крепко схватилась за его ладонь. Вторая рука лежала на её плече, чуть поглаживая его, невесомо и нежно, чтобы не разбудить. Мирабель моргнула пару раз и осторожно повернула голову, собираясь извиниться, но…

Все слова увяли на губах, не успев сорваться — она заворожено уставилась на Бруно, впервые видя его над собой и с такого ракурса. Он смотрел на неё с каким-то странным, обречённо-нежным выражением на лице, и сердце у Мирабель пропустило пару ударов, когда Бруно провёл кончиками пальцев по её лицу, убирая упавшие на лоб кудри.

— Выспалась? — голос у него тоже стал другим, чуть ниже, глубже, чем до этого, и Мирабель неуверенно кивнула, по-прежнему не в силах вымолвить ни слова. Горло у неё словно превратилось в пустыню Гуахира, и краем сознания Мирабель понимала, что нужно сесть, отодвинуться… перестать сжимать его ладонь, в конце-то концов, но тело отказывалось повиноваться.

— Мирабель? — от этого нового тембра у неё под кожей словно растекалась лава, грозя сжечь заживо. — Помнишь, ты просила сказать, если мне что-то понадобится?

— Да, — сипло отозвалась она и, заморгав, осторожно села, стараясь не делать резких движений. Очки так и лежали на столе, и Мирабель подхватила их дрожащей рукой. — Я помню. Что… Что ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты поехала домой, расцеловала родителей, а потом легла в кровать и проспала часов двадцать как минимум, — Бруно осторожно сжал её ладонь в своих руках, растирая пальцы, и Мирабель неуверенно кивнула, чувствуя, как внутри всё скрутило от желания поцеловать его, коснуться, почувствовать… — И в следующую субботу чтобы ты тоже выспалась, а потом пошла гулять с друзьями. В кино, в клуб на танцы, или просто бесцельно бродить по улицам, горланя песни и распугивая окружающих. Договорились?

Бруно подмигнул ей, и Мирабель натянуто улыбнулась. Вместо ответа она потянулась к бутылке с водой, которую чуть не уронила из-за своих дрожащих рук. Бруно помог удержать бутылку, и даже сам налил ей воду в стаканчик. Мирабель судорожно кивнула, и, залпом осушив его, выдохнула:

— Два раза в месяц. Я буду к тебе приезжать два раза в месяц. Даже во время сессии… ну, если, конечно, не случится какого-то завала, — Мирабель зябко передёрнула плечами и, окончательно справившись с собой, широко улыбнулась. — И прости, что сегодня я с пустыми руками.

— Малыш, я тебе рад не из-за сигарет и той пищи богов, которую ты готовишь, — tío Бруно коснулся её руки, пытаясь подбодрить, и Мирабель, смутившись, хмыкнула, заправляя волосы за ухо.

Дверь за их спинами с шумом распахнулась, и Мирабель виновато поморщилась: от сегодняшнего визита было, кажется, больше неловкости, чем пользы!

— Пока… и ещё раз, прости, что ничего не привезла, — извинилась Мирабель, поднимаясь со стула, и Бруно с улыбкой кивнул ей:

— Пока, малыш. Извини, я пока не могу встать, у меня, кажется, поясницу заклинило.

— Господи, от меня точно сплошные беды! — Мирабель схватилась за голову и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку на прощание. Только она не учла влияние гена катастроф Рохасов и слегка сбитую после короткого сна координацию движений, и поцелуй пришёлся не совсем в щеку. Точнее, совсем не в щеку.

Чёрт побери, ещё пара миллиметров, и она бы исполнила свою мечту и поцеловала tío Бруно в губы!

Мирабель отскочила, как ошпаренная, замечая ошарашенное выражение лица tío Бруно, и, сбивчиво пробормотав: «Я ещё приеду, пока!», вылетела из комнаты для свиданий, борясь с желанием отвесить самой себе подзатыльник. «Чёрт побери, Мирабель Валентина Рохас Мадригаль, ты настоящий позор семьи!» — мысленно выругалась она, понуро бредя следом за охранником.

Путь до дома помог ей слегка успокоиться, но именно что слегка: стоило закрыть глаза, как в памяти сразу оживал его голос, его выражение лица, с которым Бруно смотрел на неё, спящую у него на руках, ощущение его губ так близко… Мирабель хотелось заорать. Хотелось что-то расколотить, хотелось расплакаться и, наконец-то, хоть кому-то рассказать об этой сумасшедшей истории в духе теленовелл: «О нет, он мой tío, но я в него влюблена!»

Дома Мирабель практически с порога попала в любящие объятия мамы, которая, взмахом руки отметя все возражения, безапелляционно отправила её прямиком в кровать.

— Знаешь, я на втором курсе написала отличный доклад для коллоквиума: «Влияние качества и продолжительности сна на когнитивные способности человека», — с улыбкой сказала мама, укрыв её одеялом, как в детстве, и Мирабель улыбнулась, сложив ладони под щеку:

— И что? Получила высший балл?

— Нет. Я проспала коллоквиум, — мама, хихикнув, села рядом с ней на кровати. — Так что, mi vida, я горжусь твоим рвением и тягой к знаниям, но всё-таки, почаще отдыхай. Я говорю абсолютно серьёзно, как квалифицированный специалист.

— Ты отоларинголог, — Мирабель, не удержавшись, показала ей язык, и мама, рассмеявшись, пощекотала её подбородок:

— Тогда я говорю это тебе, как заботливая мама. Всё, Мира, спи. И чтобы раньше ужина я тебя не видела и не слышала.

— Будет исполнено! — Мирабель шутливо отсалютовала ей и закрыла глаза. С тихим шелестом мама задёрнула шторы, и комната погрузилась в мягкий полумрак. Скрипнула дверь, пропуская маму, с первого этажа доносились голоса семьи — неразборчиво и слабо, как морской прибой. Резко, словно чаячьим криком, донёсся голос Камило, и Мирабель поморщилась, пытаясь не думать о том, что кузену очень повезло, что он живёт дома и должен заботиться только об учёбе, и больше ни о чём…

Она провалилась в сон — смутный, смазанный, сюрреалистично-перекрученный. Комендант их кампуса почему-то носил форму охранников Ла Пикоты, и тараканы маршировали под гимн Колумбии по кухне под его надзором, а Мирабель почему-то должна была их пересчитать и пронумеровать каждого. На троне, возвышавшемся над кухней, восседал сам император Юстиниан рядом с Его Святейшеством Кристобалем Торресом, громко зачитывая Конституцию Колумбии, и их голоса гремели у неё в голове как набат…

Тёплые, знакомые ладони опустились ей на плечи, мягко сжимая и отпуская, и Мирабель, вздрогнув, запрокинула голову, чувствуя разбегавшиеся по телу мурашки.

— Я хочу, — она услышала тихий шёпот, тёплое дыхание нежнейшим шёлком коснулось шеи, и с губ сорвался тихий стон. Мирабель, часто дыша, прижалась спиной к груди tío Бруно, чувствуя, как его ладони скользят по её рукам сверху вниз, дразня тонкую кожу на сгибе локтя. — Mi vida…

Порывисто обернувшись, Мирабель заглянула в его лицо — и мир кувыркнулся. Теперь она видела Бруно над собой, а спину холодил знакомый пластиковый стол комнаты для свиданий. Мирабель жадно зарылась пальцами в остриженные коротко волосы у него на затылке, притягивая его ближе, ловя враз пересохшими губами его дыхание, чувствуя, как низ живота наливается тягучим жаром…

Телефонный звонок выдернул её из сна, и Мирабель подпрыгнула в кровати с колотящимся в горле сердцем, чувствуя, как пряди волос липнут к вискам.

— О, Лола, милая! Как я рада тебя… — донёсся затихающий голос tía Пепы: кажется, она унесла трубку радиотелефона к себе в комнату. Мирабель скосила глаза на будильник: пять вечера.

Она перекатилась на живот, пытаясь снова уснуть, но неудовлетворённое возбуждение из сна тупо пульсировало внутри. Футболка, в которой она спала, кажется, превратилась в дерюгу, раздражая и без того возбуждённую грудь, и от каждого вдоха становилось только хуже — ткань царапала нежную кожу, заставляя думать… мечтать… о совсем невозможном. Мирабель зажмурилась, посчитала до десяти, попыталась вспомнить содержание первых пяти Титулов треклятых «Дигестов», но вместо этого мысли соскочили на царя Леонида с его племянницей, потом на виконта Лосано, на президента Турбая, чтобы, разумеется, остановиться на tío Бруно.

Ненавидя себя, Мирабель перевернулась на спину, опуская руку под одеяло.

Она никогда не вспомнит об этом. Это просто наваждение, бред усталого мозга, ерунда, пустяк… Только, главное, не думать о Бруно. О его голосе, его пальцах, его губах так близко, о том, как он её обнимает, как улыбается, как…

«Мирабель»

Мирабель выгнулась в кровати, зажав край одеяла зубами, чтобы наружу не вырвалось ни единого звука.

Она не будет, просто не будет об этом вспоминать. Ни за что.

1) Бренд колумбийского чая, с 2013 года переименован в «Bitaco Unique Colombian Tea».

Вернуться к тексту

2) Колумбийско-боготский сленг, аналог нашего «Вот отстой».

Вернуться к тексту

3) Да, в печатных машинках была своя клавиша Shift и даже Shift Lock, которая в компьютерной клавиатуре стала Caps Lock.

Вернуться к тексту

4) Считается основой основ римского права. Полное название сборника — «Господина нашего священнейшего принцепса Юстиниана права очищенного и собранного из всей древней юриспруденции Дигесты, или Пандекты». Дигесты были составлены по приказу византийского императора Юстиниана I в 530—533 годах. Они состоят из 50 книг, включающих в себя более 9000 извлечений из юридических сочинений. Тексту Дигест (то есть и каждому включённому в них мнению конкретного учёного-юриста) была придана сила закона. Большую часть Дигест составляют нормы частного права; кроме того, они регулируют некоторые публично-правовые вопросы, а также содержат изложение ряда общих принципов права.

Вернуться к тексту