Одну Простую Сказку... (джен)

Северус не сразу понял, что случилось. Он так пристально вглядывался в мальчишку, что в какой-то момент соскользнул в привычный ему ритм прошлого, где каждого надо было проверять, каждого выслеживать, оценивать, сканировать… Он провалился в какое-то школьное воспоминание, то ли своё собственное, то ли чужое, он не понял.

Он видел эклектику Хогвартса и никак не мог понять, что это за странный мир. Мир наборов Его. Мир дубликатов Снейпа. Большой Зал, подземелья, Хэллоуин, подземелья, коридоры, лестница, Большой Зал, экзамены, лекция, подземелья… и везде он. Везде какой-то странный, летучемышиный Снейп, мантия, волосы, руки, усмешка. Как всегда внезапное озарение поразило его. Легилименция. Снейп заметался по сознанию мальчика. Нет, нет, только не это! Он не хочет, он не может и не будет это смотреть. Он хочет вырваться отсюда! Ниточка связи с внешним миром порвалась, и Северуса заметало из стороны в сторону. От него отмахивались ленивой рукой, как от назойливой мухи, но чем больше Северус мечтал вырваться из этой западни, тем назойливей он был для хозяина сознания. Снейп остановился. Единственный путь разорван, теперь, чтобы вырваться, ему нужно себя обнаружить. Боги, ну почему он забыл о своём даре в такой неподходящий момент. Как вообще мог такой легилимент как он, забыть об этом? Северус стиснул зубы и ринулся напролом через воспоминания. Первая же дверь оказалась спасительной. Его резко швырнуло вверх и чьи-то «уверенные, тёплые и когда-то недавно такие дружеские руки» — Северус запомнил эту мысль — звонко отвесили ему несколько оплеух. А потом лавина звуков и запахов обрушилась на профессора и довершила позорное бегство.

Северус пришёл в себя, но глаза открывать не хотелось. Он чувствовал, как жар от ментальных пощечин заливает его лицо. Он стоял чуть отвернувшись, и не видел того момента, когда Гарри расправился с последним котлом и со смесью удивления и ужаса обнаружил Снейпа.

Он не видел так же и его растерянного, а потом обиженного выражения лица. И не слышал шагов.

— Больно или стыдно? — послышался голос, а затем прохладная рука коснулась горящей щеки. Снейп распахнул глаза и отшатнулся, будто его ударили снова.

Брут смотрел на него грустно-задумчиво, словно ему было не важно, что по его собственному сознанию только что пробежались чужие глаза и уши, словно ему было только интересно, что сейчас должен чувствовать человек, которого ударили за дело, но таким странным способом.

— Больно. И стыдно, — ответил Снейп и скривился, уставившись в пол.

— Насмотрелись? Или, может быть… — Поттер не успел закончить.

Обжигающий взгляд профессора полоснул по нему, но профессор ничего не сказал.

— Тогда я предлагаю пойти наверх и устроить получасовой перерыв. Мне нужно отдохнуть, — отстранённо сказал Брут, — а вам… тоже отдохнуть и рассказать мне, зачем вы это сделали.

Они поднимались наверх в мучительной пустоте лифта. Северус изваянием стоял у стены, всё так же скрестив руки, и смотрел в пол. Всю жизнь он старательно выстраивал линию защиты на любой случай, везде мог перевернуть ситуацию наизнанку и убедить соперника в своей непогрешимости, а иной раз и заставить другого чувствовать себя виноватым. Но сегодня в броне и защите не нуждался он сам. Ему было стыдно и противно. Он смотрел в пол и вспоминал, как час назад, расправившись с уроками, он легко взбежал по лестнице в кабинет Минервы и как махнул рукой удивлённому Альбусу перед тем, как раствориться в пламени камина. Он спешил сюда, к Джорджу Уизли, к ещё одной заблудшей и выжженной зельями и войной душе, готовый понимать, принимать, пробовать… и вот итог — он тут же влез в сознание мальчишки, разрубил одним ударом…

— Профессор, пойдёмте, — лёгкое прикосновение к плечу вырвало Северуса из тумана и он очнулся перед открытой дверью лифта. Брут вышел в холл и кивнул в сторону кафетерия. — Туда? — он вопросительно поглядел на Северуса.

Тот пожал плечами — какая в сущности, разница? Брут вздохнул, и они двинулись к белым дверям.

За окном валил снег. Лондон заметало, и редкие прохожие торопливо проходили по улице, тут же теряясь из виду за белой стеной. Северус ещё раз окинул взглядом пейзаж и заставил себя вернуться к реальности. Они выбрали столик у окна, самый дальний, чтобы их разговор не бросался в уши.

— Вы принципиально не пьёте кофе? — спросил Брут, глядя на остывающую чашку, сиротливо стоящую перед Снейпом.

— Нет, я просто задумался, — честно ответил ему Северус. Он любил кофе, но сейчас испытывал ненависть к этому напитку. Наверное, потому что испытывал ненависть к самому себе.

— Так зачем же вы всё-таки это сделали, профессор? — Стэнли устало подпёр щёку кулаком.

— Я... — Снейп покрутил в руках чашку, не решаясь отпить, — я просто сильно задумался...

— Вот как? — правая бровь Брута косо взлетела вверх.

Северус в некоторой панике вскинул голову и растерянно поглядел на юношу.

— Я... я правда не хотел влезать к вам в сознание… извините меня, Брут… — он помолчал немного. Извинения всегда давались ему с трудом. Обычно, извиняясь и обнажая свою душу перед другим человеком, Северус получал по ней, по душе, сапогом. Так, по крайней мере, всегда было в школе. С тех пор он старался сделать всё, чтобы извинялись только перед ним.

— То есть вы хотите сказать, что это вы так... — Брут взмахнул пальцами в воздухе, точь-в-точь как сегодня Северус в Большом Зале, — случайно?

— Я... — Северус набрал в грудь воздуха. Пора прекращать мямлить. — Дело в том, что... — он усилием воли заставил себя не шарить взглядом по столу, а посмотреть Бруту в глаза. — Понимаете ли, Брут, природная легилименция сильно отличается от приобретённой. Дело не в конечном восприятии или способе проникновения, но в качестве самого дара. Для меня не всегда необходим зрительный контакт с человеком, чтобы проникнуть в его мысли. Особенно, конечно, это легко, если я уже был когда-то ментально с ним связан. Это и плюс моих способностей, и, как в данном случае, минус...

Он всё-таки не выдержал и перевёл взгляд на чашку, нервно схватившись за лоб холодными пальцами.

— Обладая таким сильным даром, мне нужно постоянно контролировать себя, чтобы не соскользнуть в сознание другого, если я на него пристально смотрю... Я... Вы, наверное, знаете, — он с надеждой взглянул на зельевара, но увидел лишь внимательный взгляд, и снова опустил глаза, — вы, наверное, знаете, в военное время мне часто приходилось выполнять для Ордена задания...

Он говорил сейчас не с «зельеваром Брутом», он сейчас говорил с Джорджем Уизли, с членом Ордена Феникса, который знал все подводные камни Ордена почти так же, как знал сам Северус. С фениксовцем вообще говоришь на другом языке, на языке, допускающим недомолвки, недоформулированные мысли. Потому что общий прожитый кусок жизни, вот такой жизни, какая была у них, позволяет замолчать на полуслове или перескочить через много очевидных им вещей, добираясь до сути.

— Я слишком привык к этому. Тогда я делал это уже почти машинально — просто проверяя, просто инспектируя, как Аластор просвечивал все углы своим глазом. Мои способности работали на полную силу, и теперь мне очень трудно их заглушить. Они ещё работают по инерции, когда я перестаю себя контролировать и осаживать…

Снейп замолчал. А что он ещё мог сказать? Честность подчас выглядит сущим лепетом. Он оправдывался? Да, он только что оправдывался... перед Джорджем Уизли, перед самим собой.

— Грустно, — констатировал через какое-то время Брут, и слышно было, как жалобно звякнула в его чашке ложечка.

— Вы мне не верите? — Северусу показалось, что этот вопрос для него сейчас важен как никогда.

— Трудно вам не поверить, профессор. — Брут грустно усмехнулся, — надеюсь, что экскурсия в моё сознание не оказалась для вас...

Гарри опять неопределённо замолчал. Впрочем, он бы и не договорил. Потому что Снейп вскинул голову и обжёг его взглядом, таким же, как полчаса назад, в лаборатории. Этот взгляд содержал слишком много компонентов, чтобы его можно было разложить на составляющие в секунду. Там была и обида, и злость, и ущемлённое достоинство, и... но самое главное, какая-то гордость человеческая в нём была. Взгляд оскорблённого благородства, что ли...

Гарри всё это отметил где-то краем сознания, восхитившись этим, полным чувства, взглядом и одновременно испугавшись его. Потому что видно было, что и Снейп задет, и что он, наверное, уже давно бы вскочил и ушёл прочь, если бы не его собственное чувство вины, если бы не его собственное желание извиниться. А извиняющийся Северус Снейп — это дорогого стоит.

— Нет-нет, профессор, просто я хотел понять, что вы успели увидеть. Мне, как вы понимаете, не всем хочется поделиться с окружающими, — он слегка хмыкнул, и увидел, как гневный взгляд Снейпа становится понимающе-задумчивым. Конечно, ему ли не знать, что такое, когда по твоим воспоминаниям пробежался чей-то взгляд. Но на самом деле Гарри было страшно. Он безумно испугался, что Снейп его узнал. И его рассказ об ордене выдавал в нём человека, который говорит не просто со случайным знакомым.

— Я не знаю, Брут, насколько всё то, что я увидел, является для вас интимной стороной жизни... Я вообще старался не смотреть, — Снейп в первые за разговор отглотнул из своей кружки, и слегка поморщился — кофе уже остыл. — Но в первые минуты там было много Хогвартса, и, признаюсь, меня. Я бы даже сказал, что там был какой-то сплошной я…

Северус смутился. Этот факт был вытеснен из его головы на время, но сейчас, когда зельевар спросил его об этом, он глубоко поразился тому, что видел в его голове. Какая-то странная и мазохистская коллекция получалась. Врагу не пожелаешь. Или это была секция кошмаров???

— А, — слабо кивнул, будто успокоившись, Стэнли, — да, этого добра там много…

Снейп, который снова набрался храбрости и отпил кофе, поперхнулся.

— Добра?! — переспросил он, прижимая салфетку к носу, из которого капал кофе. — Это очень злая штука, Брут. Вы мазохист? Или я так отравлял вам жизнь в процессе вашего обучения?

— Нам всем сначала кажется, что кто-то отравляет нам жизнь и несправедливо мучает на отработках. Или портит каникулы длинными сочинениями о свойствах когтей носорога, — Стэнли задумчиво разглядывал ложечку, как бы не обращая внимания на сморкания профессора. — Но потом ты взрослеешь и понимаешь, что тебя просто пытались научить. Научить думать, научить делать, научить понимать природу вещей... Я тогда маленький был, мне всё казалось несправедливым.

Брут внимательно поглядел на Снейпа. Тот, казалось, с тревогой прислушивается к его речи.

— А когда вырос и поумнел, стало поздно. Но память человеческая — хорошая штука: мелочи нет-нет да и вспомнятся. Вот и собираю потихоньку коллекцию. То одно вспомню-подсмотрю, то другое…

Он замолчал, а Северус не находился что ответить. Только салфетку неосознанно комкал в руке. Кажется, ещё никто и никогда не признавался ему в любви таким способом. Ну да, педагогической любви, но к чёрту! Его поблагодарили за то, что он всеми силами старался научить. Что, может, поздно, и не вовремя, и урывками, но знания, которые он передавал, всё-таки дошли до своего адресата, кому-то пригодились. И кто-то не посчитал пять лет обучения у него простыми пытками и издевательствами.

Минерва часто зачитывала благодарные письма своих выпускников в учительской, и Северус каждый раз чертыхался и язвил что-то в ответ, в душе горько сожалея, что его никто и никогда не поблагодарит вот так, и может, вообще, всё зря, и не надо учить детей зельеварению, и каждый год подавал заявление на должность преподавателя по защите от тёмных искусств…

— Ну, думаю, за всех вам уж точно говорить не стоит, Стэнли, — Северус заставил себя выплыть из мыслей — он додумает их после, дома, дома, — я знаю как минимум одного Гарри Поттера, которому мои уроки не пригодятся ни в каком случае.

— Разве? — Брут вдруг совсем лукаво улыбнулся и, резко допив свой кофе, со стуком отставил чашку в сторону. — Докажите!

И, взглянув на часы, поднялся, кивая Снейпу головой в сторону выхода.

— ... совершенно исключено, любятку! — Снейп требовательно вытянул руку, и пощёлкал пальцами, подгоняя Брута, — корень асфодели с настойкой полыни тут всё превратит в «Живую Смерть».

Он скосил глаз на Брута.

— Вы ведь в курсе, что они в любом зелье дают такой неожиданный побочный эффект?

— В курсе, в курсе, — кивнул Брут, сунув Снейпу в руку чашку с мелкопорубленной любяткой, — пятый курс, гербология.

— И всё-таки я не понимаю, — взмахнул в воздухе ножом Гарри, — почему вы считаете, что кому-то что-то априори не пригодится? Вот, к примеру, Невилл Лонгботтом, — он снова повернулся к разделочному столику и принялся шинковать корни мандрагор, срезая с них толстую шкурку.

— Не упоминайте имени Лонгботтома у котлов, — в притворном ужасе проговорил Северус, — что-нибудь обязательно взорвется.

— Тьфу на вас, — Брут передёрнул плечами и перевернул аккуратные бруски корней на доске, — хорошо. Пресловутый Гарри Поттер. И не говорите мне про котлы — тут разве что Волдеморт визуализируется на время. А это не страшно.

— Гм, — сказал на это Северус, водя носом над зельем, — Гарри Поттер. Люди, Брут, не меняются. Они корректируются временем, подтачиваются обстоятельствами или прогибаются под обязательствами. Но по сути — не меняются. Я могу заниматься всевозможными вещами, могу бросить всё и уехать на Мадагаскар...

— Можете уехать на Мадагаскар? — Брут повернулся к Снейпу и скептически посмотрел на профессора.

— Ну, хорошо, на Мадагаскар не могу, но в принципе возможности уехать не исключаю, — заключил Северус, отсыпая на пластину двадцать четыре гранулы розовой соли, — но при всём этом я никогда не стану по своей воле гоняться за снитчем или танцевать танго. Это противоестественно для моего сознания и мироощущения. Так же противоестественно, как если бы Гарри Поттер занялся зельеварением.

— Не понимаю, что вы усмотрели противоестественного в полётах, танго и зельеварении, — Гарри ссыпал красивые матовые квадратики нарезанных мандрагор на чашку. — Это чуждо не вам, а вашему образу. Вашей идентификации личности в обществе. Но при этом ваша личность выступает тут только как заложник общественного сознания.

— Я же говорю вам, это противоестественно самому устройству моей личности, — Снейп медленно перевернул черпак и наблюдал за тем, как густое зелёное зелье стекает с желобка обратно в котёл.

— Откиньте все условности. Маги привыкли видеть вас в чёрном, наглухо застёгнутом сюртуке и чёрной мантии. Но это не значит, что, выйди вы в белой рубашке и джинсах — мир непременно рухнет. Как окружающий, так и внутренний.

— У Поттера не было и нет абсолютно никаких способностей к зельеварению. Или вы считаете меня не компетентным в вопросе педагогики? — Северус лихо заломил бровь и стал аккуратно вмешивать соль в зелье.

— Вы переходите на личности, — отозвался у весов Гарри и вытащил несколько кубиков на разделочную доску. — Я точно так же могу сказать вам, что Гарри Поттер имеет способности к зельеварению. Или вы ставите под сомнение моё ученическое знакомство с ним?

— А вы знакомы с Поттером? — несколько тише, чем следовало, задал вопрос Северус, чем, конечно, выдал свою заинтересованность.

— Мы всё ещё говорим о способностях? — на всякий случай уточнил Гарри, разрезав кубики на несколько неравных частей, и подкладывая их один за другим в чашу с весами.

— Уходите от ответа, — с досадой проговорил Северус, сам себе удивившись.

— Возвращаю вам ваши слова, профессор, уходите от ответа, — передразнил его Брут и поставил чашку с мандрагорами перед Снейпом.

— Мы жертвы общественного мнения о нас. Мы становимся теми, кем нас хотят видеть или видят, потому что мы слабее большого организма социума. Общество против одного — это либо принцип, либо приспосабливание.

— Ну да, а ещё принцип от обратного… — невнятно согласился с Брутом Северус, вспомнив, как его самого жизнь развернула на 180 градусов из чувства протеста.

— Но говорю вам, сделайте противоестественную для себя вещь, — Гарри взглянул на Снейпа и поскорее поправился, — я не имею ввиду полёты или танго, но хоть бы тот же пример с рубашкой, или с чем хотите ещё… и вы увидите, мир не рухнет!

— О да-а-а…. — протянул Северус, закинув мандрагоры в маленький котелок с кипящей водой, — я уже вижу эту картину: Минерва МакГонагалл пьёт валерьянку, Альбус Дамблдор бегает с рамы на раму, студенты выглядывают из-за каждого угла, по поручению министерства в Хогвартс направлена группа Авроров для инспекции замка — Северус Снейп подстригся, отрастил бороду и наел себе хагридово пузо.

За его спиной захихикали. Коронно развернувшись, Снейп увидел, как Брут, уткнувшись в ступку, давился от смеха.

— Это смешно? — всё ещё сохраняя серьёзность, спросил Северус, хотя от обрисованной им самим перспективы тоже захотелось улыбнуться.

— Ниско-олечки, это не-е-ервное, — давясь, проговорил Гарри и неловко смахнул слезу с ресницы.

— Вы носите очки? — удивился Снейп.

— Что? — не понял Поттер, но перестал смеяться.

Действительно, как он мог так оплошать! Очки, ну конечно, очки. Ведь давал же себе слово: ни при каких обстоятельствах не прикасаться к ним, что бы ни случилось. Внутри всё болезненно сжалось, как в ожидании удара.

— Вы смахнули слезу с ресницы, — кивнул в его сторону Северус, — рука двигается по такой траектории, только если на её пути будет препятствие, и она его огибает — между лицом и очками.

Гарри удивлённо посмотрел на Снейпа, а потом улыбнулся.

— А, ну да, я просто не понял, как вы догадались. Да, ношу.

— Вы плохо видите, или это в качестве защиты? — Северус изучающее смотрел на Брута.

— Нет, действительно плохо вижу, — беспечно отозвался Гарри и протянул ему пиалу с сушёным мхом.

— Любопытная маскировка, — всё так же задумчиво проговорил Снейп, принимая от Брута пиалку, — только непонятно зачем.

Непонятно, потому что ведь Джордж никогда не носил очки. Казалось бы.

— Ну так ведь... — Гарри демонстративно снял несуществующие очки с носа и протер их полой своей линялой мантии. — Я же Гарри Поттер, ну, тот, который ни бельмеса в зельеварении!

Снейп хмыкнул, покачал головой, и снова склонился над котлом, выдав только чуть слышное «мальчишка»!