Рандеву со Смертью (гет)

Северус Снейп не был склонен к рефлексии, да и на то чтобы впадать в эскапизм у него банально не было времени. Поэтому, попрощавшись с Драко, он, как обычно, углубился в свои повседневные дела: проинспектировал уроки других учителей, указал им на их ошибки.

Но какая-то мысль не давала ему покоя. Она жужжала над ухом словно комар и не позволяла сосредоточиться. Но Северус Снейп никак не мог за нее ухватиться, потому что она всё время куда-то ускользала, никак не вырисовываясь ни во что конкретное.

Ему казалось что он упустил нечто важное в разговоре с крестником. Но что именно? — никак не мог понять.

Этот день был довольно насыщенным для директора. Он снова сцепился со Скиттер, а предъявить-то ей фактически было нечего. Она шла ровно по программе и выдавала весь нужный материал хоть и в несколько эксцентричной манере. Но как же она его бесила! Одним своим видом, своей манерностью, жеманностью и своей беспримерной наглостью. Она ни капли его не боялась, и скорее всего, даже не уважала — папарацци, что с неё взять?

Нарцисса Малфой смогла его удивить: её познания в бытовых аспектах магловской жизни оказались куда обширнее чем даже у её бывшего мужа — Люциуса Малфоя.

И Снейп даже задал ей этот вопрос — откуда она так много узнала о маглах? На что леди Мракс, то ли в шутку то ли всерьёз, заявила, что своими познаниями обязана своему магловскому любовнику, который каждые выходные таскает её по музеям и библиотекам.

Снайп ей, конечно же, не поверил. Потому что ну где Нарцисса, а где магловские любовники? Да и какие могут быть магловские любовники у жены тёмного Лорда? Хотя шутку он оценил, и они даже вместе над ней посмеялись. Это несколько разрядило обстановку.

Вечером того же дня Снейп собрал всех в учительской и ознакомил их с приказом о промежуточной аттестации. Он не стал упоминать, что подобный опыт был заимствован им в магловской средней школе. Меньше всего Снейпу хотелось наворотить таких же дел в вопросе управления кадрами, каких наворотил Дамблдор с Локонсом, Квирреллом и другими.

Поэтому теперь все учителя обязаны были отчитываться четыре раза в год об успеваемости всех учеников по отдельности, и факультета в целом. Проводить промежуточные контрольные, согласовывать план дополнительных занятий для отстающих, организовывать внеклассную активность для перспективных студентов.

Многим это, разумеется, не понравилось. Все же это дополнительная нагрузка, а о дополнительном вознаграждении речи пока не шло. Многие решения директора Снейпа вызывали подобную реакцию. Он вообще мало кому из коллег нравился и как начальник, и как человек. Но Северус к этому привык. А им всем рано или поздно придётся смириться.

К слову сказать, почти все восприняли эту информацию спокойно, кроме разве что МакГонагалл. Но она просто не могла покинуть кабинет без скандала.

О той самой, засевший в его голове мысли, он вспомнил только тогда когда его голова коснулась подушки, и вместо того чтобы погрузиться в сон, Северус Снейп снова и снова прокручивал в голове утренний разговор с Малфоем. О чём же они говорили? Как всегда о Поттере. Драко Малфой даже будучи студентом очень часто говорил о Поттере. Но если раньше они обсуждали отработки драки стычки и штрафные баллы, то на этот раз они обсуждали сына Поттера, который родился несколько дней назад.

Сын Гарри Поттера. Не Джеймса — поправил себя Снейп, когда в его душе снова по привычке поднялась волна ненависти, обиды, боли и вины. Смертоносный коктейль противоречивых чувств, который он испытывал каждый раз когда смотрел на Гарри, чёртова Поттера!

Каждый раз Снейп мысленно пытался убедить себя в том, что это не Джеймс, каким-то чудом оставшийся молодым, а его сын, который ни в чём не виноват. Но чувства вырывались наружу прежде, чем он успевал их обуздать. Но теперь этот несносный мальчишка мёртв, а чувства никуда не делись.

Но ведь у Снейпа нет совершенно никакого повода чтобы ненавидеть теперь уже внука Джеймса Поттера, ведь так? Это иррационально, нелогично и попахивает какой-то нездоровой одержимостью — все это Северус прекрасно понимал, но это слабо помогало.

— Внука? — Снейп повторил в своей голове это слово несколько раз, и всё же его мозг, отказывался воспринимать тот факт, что Джеймс Поттер стал дедом.

Когда Снейп в последний раз видел его живым — тот был таким же девятнадцатилетним сопляком, как и сам Северус. Джеймс Поттер был самовлюблённым, избалованным задирой, как и его придурошные друзья. И этот его образ, с годами плавно перетёкший и сросшийся с образом Гарри Поттера — всё же никак не стыковался с понятием деда.

На мгновение Снейп почувствовал себя ужасно старым. Он перебрал в голове фамилии своих сверстников, живых и мёртвых, свободных и нет, по ту, и по эту сторону баррикад, и действительно — большинство из них уже имели взрослых детей, а некоторые даже внуков.

Как так получилось? Наверное всё дело в том, что глядя на Гарри Поттера Снейп всегда видел в нём Джеймса, а Джеймс был его ровесником. Поэтому именно рядом с Гарри Поттером грозный профессор зельеварения чувствовал себя неуверенным в себе, обиженным на весь мир мальчишкой. И эта детская обида затмевала собой все рациональные доводы рассудка.

То, что Гарри Поттер успел вырасти, жениться и умереть — вовсе не означало, что он смог стать в глазах профессора Снейпа отдельной личностью. Гарри Поттер всегда был для мастера зелий лишь тенью своего отца. Для Северуса Снейпа Джеймс и Лили навсегда оставались молодыми, хотя сам он теперь почти вдвое старше их.

В голове Снейпа не укладывалось, что если бы Джеймс Поттер был жив, то он бы тоже постарел за эти годы. Обзавёлся бы сединой, может быть облысел, отрастил себе брюшко, и протирал бы штаны в министерском кресле, как и многие другие. И, скорее всего, сегодняшний Джеймс — напоминал бы сейчас Артура Уизли, или своего приятеля Люпина, а вовсе не того безрассудного пацана, каким помнил его Снейп.

И всё же, при мысли о новорожденном ребёнке с фамилией Поттер, Снейпа посетило давно забытое им чувство, а именно зависть. Он завидовал тому, что даже мёртвый Джеймс Поттер в чём-то обскакал его. Снова превзошёл, снова сорвал куш, даже лёжа в могиле.

Ведь у Северуса Снейпа не было собственных детей, и он даже не задумывался об этом до сегодняшнего дня. Что бы там не говорила Мара, когда воскрешала его. Снейпа пугала одна мысль о детях, ведь он видел их каждый день в большом количестве, и никаких позитивных эмоций они у него не вызывали. Его бесила Беллатриса и её одержимость вопросами репродукции. Но и на неё Снейп сегодня впервые посмотрел иначе, ведь сегодняшний урок показал ему женщину совсем с другой стороны.

А если Снейп что-то и уважал в этом мире, то это профессионализм, истинную увлечённость своим делом, последовательность, логичность, и упорство в достижении цели.

И сегодня Беллатриса продемонстрировала ему всё это. А её необычный костюм привлёк его внимание не только как директора, но и как мужчины. Такая Белла нравилась ему куда больше, чем всё что он успел в ней разглядеть до этого.

Снейп знал что завоевать расположение Беллатрисы достаточно просто. Нужно было только выразить свою готовность к созданию полноценной семьи, к которой она так стремилась. И кто он такой чтобы отказывать ей в этом? Тем более сейчас, когда её время, как женщины, почти на исходе. Ещё год-два и родить она не сможет, даже при помощи самых сильных снадобий.

Размышления Снейпа были прерваны её шагами. Белла вплыла в его спальню, безо всякого стеснения. Обычно в это время он еще бдел над котлами, и Белла явно не ожидала, что он изменит своим многолетним привычкам. Она неторопливо раздевалась, совсем не обращая на него внимания. И это зрелище очень понравилось Снейпу.

Она делала это не для него. Она даже не взглянула в его сторону. Беллатриса вообще ничего не делала для других. Только для себя. Всегда для себя. И в его постель она ложилась тоже с конкретной целью. Не от большой любви, и даже не позову страсти. А потому что хотела ребёнка.

Пусть даже профессору Снейпу сложно было представить себе что кто-то может хотеть ребёнка от него. Но ведь его вернули в эту жизнь только для этого. В этом его предназначение. Так зачем же сопротивляться? Что он теряет, кроме собственных сомнений? Поразмыслив и так и эдак, Северус дождался когда Белла скользнёт под его одеяло.

Но вместо того чтобы, как обычно, отвернуться от неё, он протянул руку, и обхватив её за талию притянул к себе. Не потому что она просила или ждала этого, а потому что сегодня он сам хотел её. Хотел дать ей то чего она желала, совершенно искренне. Потому что не было на этом свете вещи которую бы Северус Снейп уступил Джеймсу Поттеру. Живому или мертвому — не важно!

В отличие от своего давнего врага, Снейп снова умирать не собирался. Ему и одного раза вполне хватило. Он собирался Жить, и брать от этой жизни всё. Это был его реванш, его приз, и он не будет от него отказываться. И в отличие от Джеймса Поттера он увидит своих внуков, по крайней мере очень постарается их увидеть. Но начинать нужно было с малого. С детей.

* * *

Ремонт в доме на Гриммо был закончен срок, тем не менее Драко Малфой не торопился переселять Гермиону и юного Томаса Поттера в обновлённый особняк. Это было связано с тем что по рекомендации доктора Тёрнера следовало сначала завершить все процедуры и убедиться что с девушкой всё в порядке. По традиции молодую маму и ребёнка нежелательно переселять куда либо, пока не пройдёт как минимум 40 дней с момента родов.

Зелья и мази, которые Нарцисса заказала у Снейпа для Гермионы, хорошо помогали ей, и девушка стала намного спокойнее: меньше плакала и большую часть свободного времени теперь проводила за чтением, как в старые добрые времена.

Всё свое время Драко старался посвящать Астории. Они посетили несколько маггловских ресторанов, от которых его невеста была в полном восторге. Гуляли по вечернему Лондону, и вся эта идиллия длилась бы достаточно долго если бы отец Астории не поторопил Драко со свадьбой.

Напрямую мистер Гринграсс ничего подобного, конечно же, не говорил, ибо это было бы верхом бестактности с его стороны, но во время одного из совместных ужинов, куда был приглашён его будущий зять, пожилой колдун делал столь многочисленные и столь прозрачные намёки на желательность этой свадьбы причём в ближайшее время, что сомнений у Лорда Малфоя не осталось.

И хотя такое давление со стороны будущего тестя ему не нравилось, Драко не особо сопротивлялся, понимая умом причины подобного поведения. Зная о бесплодии Астории, её отец опасался что Лорд Малфой передумает и найдёт себе более подходящую жену, не желая связывать себя бесперспективными узами.

Результатом этих трепыханий мистера Гринграсса стал тот факт, что свадьба Лорда Малфоя и Астории Гринграсс была назначена не на будущее лето, как изначально планировал Малфой, а на предстоящий Йоль, хоть это и противоречило традициям ухаживания в чистокровных семьях.

Теперь помимо заботы о будущий невесте, о Гермионе с ребёнком и о тёте Андромеде с внуком, на лорда Малфоя свалилась ещё и подготовка к предстоящей свадьбе. Причём в ускоренном режиме, ибо до Йоля оставалось каких-то два с небольшим месяца.

Привлекать к подготовке мероприятия отца или мать лорду Малфою совершенно не хотелось. Потому что в этом случае его свадьба точно бы превратилась в очередной министерский приём на тысячу-другую гостей. А ему хотелось чего-то менее пафосного и более семейного. К тому же Драко не часто прежде выпадал шанс сделать всё по своему вкусу, без оглядки на родителей. И теперь, ощутив на себе все прелести взрослой самостоятельной жизни, он всерьёз вознамерился наверстать упущенное.

Переселить Гермиону и Томаса Альтаира Поттера в особняк на площади Гриммо удалось только во второй половине октября. Увлечённый собственными делами Драко какое-то время не видел мальчика, и теперь с удивлением обнаружил что малыш Томми совсем не похож на Гарри Поттера, но и на свою мать он тоже похож не был: на головке ребёнка пробивался светло-рыжий пушок, а глаза из серо-голубых постепенно становились зеленоватыми, отдавая

немного в бирюзу. И Драко даже подумал ненароком — А точно ли этот малыш сын Поттера? Или всё-таки к его рождению был причастен младший Уизли?

Но сомнения аристократа быстро развеялись, ибо старый эльф Вальпурги — Кикимер — мгновенно признал младенце наследника древнейшего и благороднейшего семейства Блэк. И даже попытался оспорить у Дикси право ухаживать за ним, оставив эльфийке лишь возможность помогать Гермионе по дому. Два эльфа едва не сцепились в вестибюле, напоминая скорее разозленных котов, чем покорных слуг.

Да и семейный гобелен Блэков не стал бы врать. От имени Сириуса Блэка, которое едва угадывалось в прожжённой на холсте дыре, тянулась тонкая пунктирная линия крестничества к имени Гарри Поттера. Имя самого Поттера было соединено горизонтальной брачной чертой с именем Гермионы Грейнджер и вниз от ее центра шла жирная серебристая черта к имени Томаса Альтаира Поттера.

Над Его именем был заметен силуэт геральдической лилии, которым в старых семьях часто обозначали наследника. Не будь малыш Том наследником Блэков — его имя никогда бы не появилось на этом гобелене, потому как бастардов Блэки не признавали.

Сама Гермиона к переезду отнеслась спокойно, хоть и без особого энтузиазма. Дом сильно преобразился и больше не напоминал тот мрачный склеп каким был ещё полгода назад.

Светлые обои, новая облицовка камина, новая мебель, переоборудованная полностью кухня — всё это полностью меняло облик особняка. Единственное, что осталось неизменным — портрет бывшей хозяйки дома. Но после чистки у мастера проклятий — мадам Блэк предпочитала помалкивать.

Тедди Люпин уже порядочно подрос, и, к удивлению Драко, уже вовсю мог менять цвет своей шевелюры, которая теперь издалека напоминала магловский светофор.

Андромеда Тонкс приняла Гермиону достаточно радушно, да и вообще в последнее время тётя Меда выглядела куда лучше. А настроение её не было уже таким мрачным как в первые дни. Верно говорят — время лечит.

В отличие от Драко Малфоя, Том Реддл ни минуты не сомневался в происхождении собственного ребёнка. И дело было совсем не в том что Мара подтвердила их родство с Поттером, а в том, что Том Реддл прекрасно помнил как выглядела мать Гарри Поттера.

И ничего удивительного в том что внук унаследовал черты своей бабки не видел.

И тем не менее Реддл не мог не думать о том какие подозрения могут возникнуть у несведущих людей, гораздых до сплетен. Ведь все знали что Гермиона проводила время не только с Гарри Поттером но и с Рональдом Уизли. А то что люди будут чесать языками было неоспоримо.

Но, покопавшись в памяти девушки, Том быстро понял что у младшего Уизли не было ни единого шанса. Ничего кроме глухого раздражения он у девушки не вызывал, да и она видимо была не в его вкусе. Рональд Уизли никогда даже не пытался ей понравиться.

Единственное чем ему была интересна Гермиона, так это возможностью списать у неё домашку.

Поттер тоже долгое время не воспринимал их общую подругу как девушку, но бегство Уизли тогда, в лесу, всё изменило. И рыжий недоумок буквально своими руками толкнул Гермиону в объятия своего друга, когда оставил их вдвоём надолго.

В ходе подготовки к свадьбе Драко периодически навещал банк Гринготтс и, в один из таких визитов, поверенный сообщил ему, что проверка крови Гермионы Джин Грейнджер, в замужестве Поттер, выявила её принадлежность к роду Дагворт-Грейнджер, в четвёртом поколении по линии отца. Это означало, что девушка как минимум полукровка, а не магглорожденная.

Как бы между делом, гоблин упомянул что родители девушки погибли в автомобильной аварии в Сиднее, ещё в конце мая. И Драко прекрасно понял что без вмешательства зеленошкурых тут не обошлось, однако сообщать Гермионе о гибели родителей он не рискнул. Ведь по-хорошему он вообще не должен был знать кто они и где находятся.

Ещё неизвестно как отреагирует Грейнджер, узнав о его осведомленности. Не приведи Мерлин — обвинит его в причастности к их смерти. И в чём-то будет даже права, ведь именно он по сути дал добро на поиск её родни, хотя знал, что гоблины жаждут расправы после ограбления.

Теперь это уже не имело никакого значения. Отправиться на поиски родителей у Гермионы возможности нет, и вряд ли появится. А если она узнает их об их гибели случайно, то у неё не будет совершенно никаких причин ассоциировать их смерть с действиями Драко. Успокоив себя таким образом, Лорд Малфой выбросил из головы все мысли о Грейнджерах и занялся более насущными делами. И все же чувство вины засело где-то в глубине его сердца и отказывалось исчезать.

Темный лорд, судя по слухам, периодически появлялся в министерстве магии. Чаще всего в отделе тайн. Что он там делал — никто не знал, но все тихо радовались его отсутствию. И в этом чувстве были солидарны, как ни странно, обе стороны, хоть ни один из магов не готов был в этом признаться вслух.

Бывшие пешки Волдеморта, рулившие от его имени под Империо, теперь разбежались как крысы по темным углам, уступив свои места старой аристократии из числа Пожирателей смерти. Оборотни вернулись в свои резервации, получив эксклюзивное право на поставку редких растений и некоторую свободу передвижения. Великаны ушли обратно в горы, не найдя себе места среди волшебников. И вся жизнь магического мира постепенно возвращалась к довоенной рутине.

Были приняты новые законы, относительно маглорожденных. Согласно с новыми правилами таких детей следовало изымать из семей как можно раньше, проверять на родство с уже существующими волшебными семьями, и интегрировать в волшебный мир задолго до поступления в Хогвартс. Формально отныне никаких маглорожденных не было. Все дети так или иначе имели родственников — магов и считались полукровками. Такая политика устраивала практически всех, а кого не устраивала — тем быстро указали на дверь.

Одной из таких несогласных стала и Долорес Амбридж, которой устроили «показательную порку» — отправив в Азкабан. Но нет, не в качестве заключенной, а всего лишь в качестве супруги начальника тюрьмы. В газетах достаточно долго обсуждали громкую свадьбу заместительницы министра — мисс Амбридж и мистера Кэрроу. Так долго, чтобы всем стало понятно — все несогласные будут так или иначе наказаны.

Алекто тоже долго в девках не засиделась. Ее прибрал к рукам министерский палач — Уолден Макнейр. Однако эта вторая свадьба никак не афишировалась в прессе и прошла мимо внимания широких масс. Причем если Амбридж выдали замуж в качестве наказания, то самим брату и сестре Кэрроу все это было преподнесено как вознаграждение за верную службу. А те и рады были стараться.

Мара была довольна. Все шло как нельзя лучше. Магический мир медленно но верно приходил в равновесие. Численность волшебников, через пару десятков лет должна была вернуться к необходимому уровню. Новых конфликтов на старых дрожжах не ожидалось. Дело оставалось за малым — обзавестись новыми потомками, проследить за Реддлом и понемногу увести в тень фигуру Волдеморта.

Убивать его сейчас было никак нельзя. Мойры подсказывали, что та же МакГонагалл, едва почуяв слабину, — тут же поднимет на уши весь свой многочисленный клан, бывших учеников и недобитых членов Ордена Феникса, начав тем самым новый виток конфликта.

И хотя при таком раскладе старая кошка почти сразу нарвется на шальную Аваду, но поднятая ею волна сопротивления — быстро перерастет в полноценную третью магическую, захлестнув на этот раз не только Британские острова, но и Францию, Германию, Италию, а там и до мировой недалеко.

Избавляться от самой Минервы тоже было нежелательно, ибо ей на линии судьбы было начертано иное — обучить анимагии целую плеяду юных волшебников, сделав это знание в Британии общедоступным, что в будущем заметно поднимет престиж Хогвартса.

А ради этого можно было и темного лорда потерпеть еще какое-то время. Хотя периодическое нахождение в тушке безумного лича — не вызывало у Мары ничего кроме брезгливости.