Не в деньгах счастье (джен)

Если ты умный — это вроде как хорошо. Ну, по крайней мере — неплохо. Гарри считал, что он, может, и не гений, но с сображалкой у него все в порядке. И со знаниями по разным там дисциплинам — тоже. И в этом-то и заключалась проблема.

Поттер привык хорошо учиться, потому что с детства отлично знал, что обучение — это дорого. И ценно. Если не успеешь урвать свое сейчас, то потом может быть поздно. Дядя Вернон начал откладывать на нормальную школу для Дадли уже тогда, когда тот только появился на свет, а потом на пороге дома на Тисовой в одну далеко не прекрасную ночь волшебным образом материализовался еще один ребенок, и семейству Дурсль, вдобавок ко всему, пришлось копить и на обучение Гарри. Нет, можно, было бы, конечно, отправить детей и в обычную общеобразовательную школу или уповать на то, что у сына и племянника вдруг внезапно окажутся недюжинные способности, которые заметят и предоставят грант на обучение, но это так себе варианты. Первый не годится, потому как начисто обрубает отличные жизненные перспективы и возможности, а второй… Ну, Дадли, хоть и был на самом деле сообразительным малым в житейском плане, в академических дисциплинах звезд с неба не хватал. У Поттера с этим дело обстояло существенно лучше, но тут требовалось соблюдать баланс: быть на хорошем счету у учителей, получать реальные знания в полном объеме и не огребать от одноклассников за ботанство — это все-таки непросто.

В общем, к моменту поступления в Хогвартс Гарри обладал вполне приличным набором знаний, умел готовить яичницу с беконом, как положено, на двух сковородках (и без лишнего масла!) и прекрасно понимал, что палки, пусть и с привязанными к ним прутьями, — не летают. Палки — это вам не самолеты, в конце-то концов! Мальчик знал это так же точно, как таблицу умножения, законы Ньютона и то, что если тетя Петунья, вежливо улыбаясь, говорит «ничего страшного», то страшное непременно случится.

С полетами у Гарри Поттера не заладилось с самого начала, и это было особенно обидно, потому как со всем остальным у него было просто прекрасно.

На трансфигурации он уже на втором занятии с легкостью превращал спичку в иголку, причем настолько ловко, что даже профессор Макгонагалл растроганно заметила, что у него, как и у его родителей, «врожденное чувство формы и меры». Гарри, конечно, вежливо кивнул, но про себя отметил, что врожденного в этом было мало: он просто тренировался. Пока остальные ждали практики в расписании, он выискивал пустые заброшенные классы с незапертыми дверями и на пару часов исчезал из поля зрения однокурсников, тщательно отрабатывая каждое движение, каждую фразу и каждый взмах палочки.

Нельзя колдовать в коридорах? Пффф. Ну и не надо. В замке хватает мест, куда никто не заглядывает. Главное — не попадаться и не оставлять следов. У Гарри, как у любого здравомыслящего человека, было железное правило: меньше свидетелей — меньше вопросов. А еще в начале октября запустили факультативы и кружки, и Гарри не раздумывая записался сразу на парочку — в частности, на кружок магической практики, где можно было делать практически все, что угодно. Жаль только, что факультатив по экономике был запланирован аж на после Нового года!

Даже с зельеварением у Гарри Поттера не возникло никаких проблем. Он просто сразу выработал для себя три главных правила, которым следовал неукоснительно. Правила успешной варки зелий от Мальчика-Который-Неплохо-Справлялся-Со-Всем состояли в следующем.

Первое правило Поттера: никогда не вступать в дискуссию с Северусом Снейпом.

Манера преподавания у того была, мягко говоря, своеобразной, но если не обращать внимание на все его изречения не по делу, то жить было можно. Меньше слушать Снейпа и больше читать, что он пишет на доске — вот залог достойно сваренного зелья, которое потом даже можно было забрать с собой. А то вон чего удумали: удалять содержимое котлов, сдавая на проверку только одну-единственную пробирку! Да Гарри чуть было не поседел после того, как увидел такое святотатство! А затем практически довел до нервного тика преподавателя зельеварения, отказываясь выливать собственноручно изготовленное варево, грудью вставая на его защиту. Не для того он тратился на ингредиенты, чтобы потом спускать все в условный унитаз! Надо там ему это самое зелье от прыщей или нет — не суть важно. В хозяйстве все пригодится: не сейчас, так потом. Ну или продаст тому, кому нужнее. Язвительность Северуса Снейпа, которая многих вводила в состояние паники и стресса, Гарри практически не трогала. В конце концов, он вырос с тетей Петуньей, и если кто-то и мог мастерски опустить человека на самое дно, не нарушая правил этикета, так это она. Снейп со своим «Поттер, у вас в голове только сквозняк» не котировался никак.

Второе правило Поттера дополняло первое и звучало так: методично и ни на что не отвлекаясь следовать инструкции, написанной на доске.

Именно на доске, а не в учебнике! Это было важно. Оказалось, Снейп дорабатывал некоторые мелочи, что и указывал в письменном виде. О чем, конечно, сообщить первокурсникам позабыл или не захотел. Как бы то ни было, если четко и своевременно выполнять простейшую последовательность действий, то самых больших проблем (например, в виде взорвавшегося котла) легко можно было избежать.

Во всяком случае, так думал Гарри, пока как-то раз не оказался в паре с Роном Уизли, после чего появилось оно — третье правило Поттера: ни за что и никогда не вставать на зельях за один котел ни с одним из Уизли. На всякий случай.

У Рональда оказался настоящий антиталант к зельям и отлично прокачанная способность говорить под руку и не по делу. Так что — нет. Теперь национальный герой работал с Джастином Финч-Флетчли и отлично себя чувствовал.

И все было бы замечательно… если бы не Полеты.

Полеты были катастрофой.

— Встаньте рядом с метлой, приподнимите правую руку и скажите: «Вверх!», — скомандовала тренер Хуч.

— Вверх, — произнес Гарри.

Метла осталась на земле.

Поттер повторил. Потом еще и еще раз: громче, тише, с придыханием, с угрозой, с лаской. Даже с матом — про себя, конечно. Все было бесполезно: метла тупо лежала на земле, как полено.

Все остальные дети с восторгом и визгами носились по воздуху, а Гарри стоял внизу. Умный, прижимистый, расчетливый и абсолютно приземленный. В прямом смысле этого слова. И это его безумно раздражало.

— У тебя просто магия в голове конфликтует с наукой, — предположил зависший в полуметре над землей Джастин, когда Гарри в очередной раз вздохнул, с ненавистью глядя на метлу. — Ты логикой ее душишь. У меня, в общем-то, та же проблема, но, видимо, я все-таки чуть менее рациональный.

— Я не логикой ее душу, — огрызнулся Поттер. — Я пытаюсь понять, как работает эта идиотская палка!

— А она не работает. Она летает, — философски заключил Эрни Макмиллан, продефилировав мимо с видом короля квиддича.

Что ж… Да, Гарри Поттеру действительно мешала логика. Он не боялся высоты, он не страдал от морской (или воздушной?) болезни, он не шатался на метле, как пьяный тролль, он просто… не мог заставить себя поверить, что это вообще работает. Он знал, что палка без крыльев и без двигателя не поднимется в воздух. Он знал, что полетать можно разве что с балкона, и то — один раз. Вниз. Никакие объяснения профессора Хуч не помогали. Ни «почувствуй поток», ни «доверься ветру».

— Ну как? — с энтузиазмом спрашивала мадам тренер, подбадривая учеников. — Метла под вами должна стать продолжением вас самих! Вы — одно целое!

Нет, спасибо. Гарри хотел, чтобы метла осталась метлой, а он — самим собой. Без всяких там слияний и продолжений.

Да, это была первая настоящая неудача в магической части его жизни, но Поттер не привык сдаваться. В конце концов, он не мог позволить себе провалить предмет просто потому, что его мозг отказывается воспринимать полет как естественное состояние палки.

Когда стало окончательно ясно, что самостоятельные тренировки с метлой дают лишь стойкое ощущение бессмысленности происходящего, Гарри Поттер, недолго поразмышляв, пришел к выводу: пора обращаться к специалистам. То есть — к квиддичной команде факультета.

Хаффлпафф, как факультет, отличался репутацией пусть и не звездного, но надежного участника — они редко выигрывали, но и позорно не вылетали. Зато всегда держались вместе, были организованы, вежливы и вполне доброжелательны. В общем, если где и можно было надеяться на дружескую помощь и поддержку — так это у своих.

Поэтому в один погожий воскресный день юный национальный герой решительно направился в сторону квиддичного поля в надежде застать там кого-нибудь из хаффлпафцев на тренировке. И застал. Только вот совсем не того, кого ожидал.

— Да вы шутите, — тихо пробормотал Гарри, когда в поле его зрения нарисовалась рыжая макушка Ронни Уизли, уверенно шагающего по пожухлой ноябрьской траве в направлении скамеек и что-то бурчащего себе под нос.

Почему-то Поттер совсем не ожидал встретить здесь сегодня Рона, хотя это и было вполне логично. Просто в круговерти собственных дел он как-то благополучно позабыл, что Уизли теперь не просто невероятно загружен всем подряд, но и о том, что одной из сфер приложения трудовых усилий рыжего является квиддич. А дело было вот в чем: однажды мальчик по имени Рональд окончательно вывел из себя барсучий факультет.

Итак, за каких-то два месяца с начала учебы с Роном Уизли произошли разительные перемены. И не потому, что он внезапно поумнел или овладел навыками эмпатии — нет, чудес в Хогвартсе, конечно, хватает, но не настолько. Причина была гораздо прозаичнее: его взялись воспитывать.

Миролюбивых хаффлпаффцев — тех самых, кого принято было считать добряками и скромнягами — быстро достал громкоголосый, не слишком воспитанный, катастрофически неосторожный в выражениях и, мягко говоря, не блиставший академическими достижениями мальчик. В Хаффлпаффе, где царили вежливость, спокойствие и негласное правило «не беси ближнего своего», такое поведение воспринималось в штыки.

Поначалу барсуки попытались действовать сдержанно: делали аккуратные замечания и старались мягко обтесать Рона. Однако, как выяснилось, Уизли такой подход не воспринимал вообще никак, а потому продолжал в том же духе: он перебивал, ныл, громогласно жаловался на все подряд, хихикал над книгами, которые читали однокурсники, объявил, что Хаффлпафф — это «факультет тупиц и неудачников», а сам он, «героически», пожертвовал гриффиндорском статусом ради Гарри Поттера, за которым следовал буквально повсюду, очень агрессивно реагируя на попытки кого бы то ни было приблизиться к национальному герою.

Хаффлпафф, вопреки расхожим представлениям, обладал прекрасным коллективным терпением, но даже это терпение имело край, черту, которую Рональд Уизли успешно пересек. И факультет ответил в лучших традициях пассивно-агрессивной вежливости: бойкотом.

Уизли оказался к такому не готов и тотальный игнор переносил очень плохо, не особо понимая, чем же ему себя занять. Он привык, что даже если его критикуют, с ним все равно хотя бы общаются, а тут — тишина. Нет, поначалу Рон ничего не заметил. Потом — возмутился. А потом понял, что ему не с кем поиграть в шахматы или плюй-камни, не у кого списать и некому пожаловаться на жизнь.

А ведь именно на своем факультете школьники проводят почти все свободное время: учатся, обедают, отдыхают, живут. С учениками других домов получается пересекаться лишь в Большом зале, во время приемов пищи, да на совмещенных занятиях. Еще на различных кружках, но они начинают работать далеко не сразу, да и Уизли вроде как был заинтересован лишь квиддичем, который ему раньше следующего года не светил. Вообще, связи с другими факультетами, как выяснилось, у Рона были никакие: старшие братья — это, конечно, хорошо, но они были заняты. Близнецы практически не появлялись даже в гриффиндорском общежитии, старший брат Перси так и вовсе принял сторону хаффлпаффцев, отметив, что Рональду давно пора повзрослеть.

И действительно: оказавшись в социальном вакууме, Рон вроде бы начал что-то осознавать. Он стал говорить меньше, грубить — реже, а шутить — в рамках допустимого. Иногда у него это даже неплохо получалось. Он стал спрашивать, а не просто перебивать, и окружающие выдохнули с облегчением, поверив, что методика перевоспитания подействовала. Оказалось — зря. Перемены в Рональде, конечно, были видны невооруженным взглядом, но были они пока незначительными, да и продержались недолго. И тогда вмешались старшекурсники Хаффлпаффа.

Вечер был самый обычный: первачки, как водится, сгрудились в углу гостиной, разбирая домашние задания. Ханна старательно выводила формулы чар в тетради, Сьюзен методично подчеркивала важные фразы в конспекте по трансфигурации, Джастин с Эрни обсуждали, почему гремучие зелья в домашних условиях варить не рекомендуется, а Гарри, как всегда, корпел над учебником, стараясь не просто выполнить задание, а понять материал — так, чтобы можно было потом применить его и в реальной жизни.

Вообще Гарри Поттер был сильно не в духе: планы на обмен галлеонов и фунтов, кажется, накрылись медным тазом! Нет, услуга была востребованная, но — сезонно! Сейчас уже все совершили необходимые покупки и магические деньги магглорожденным были вроде как ни к чему. Интересным предложение Гарри становилось в преддверии нового учебного года и — в меньшем масштабе — под Рождество. А на таком, увы, не обогатишься! Да еще и Снейп на зельеварении аж целых пять баллов снял! А Поттер, между прочим, все еще был нацелен стать лучшим учеником, а потому на каждом занятии стремился пополнить свою воображаемую копилку алмазов, а не опустошить! В общем, национальный герой грустил.

Рядом с Гарри, как олицетворение расслабленного разгильдяйства, развалился Ронни Уизли. Он, разумеется, ни над чем не корпел. Рональд, не особо скрываясь, читал свежий выпуск «Квиддичного обозрения», изредка делая ехидные замечания по поводу игры в прошлом году и предрекая «полный провал» Слизерину в новом сезоне. Одновременно с этим он пытался разглядеть, у кого бы можно было списать домашку, причем желательно сразу по всем предметам.

И вот в этот момент Сьюзен, мельком взглянув на то, с каким остервенением Гарри Поттер записывает что-то в свой конспект, вдруг поинтересовалась:

— Гарри, а чего ты так стараешься? Ты ж и так все знаешь. Прямо каждый балл выгрызаешь, будто от них твоя жизнь зависит.

— Ну, вообще-то… — протянул Гарри, не отрываясь от своих записей, — я рассчитываю на часть камней.

— Прости, что? — переспросила Ханна.

— Ну, камней. Драгоценных, — Поттер отложил перо и пояснил. — Рон еще в поезде рассказывал: за каждый заработанный балл факультет получает драгоценный камень. В конце года определяется, кто больше баллов набрал, тот и побеждает, и лучший ученик факультета-победителя получает часть своих баллов… ну, в камнях.

Гарри не был наивен. Он понимал, что информация звучала слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, но в ней определенно была логика и, главное, мотивация. Это было очень похоже на те штуки, которые так любят применять взрослые, чтобы мотивировать детей лучше учиться. Вон, в маггловских школах существуют всякие там гранты, так, может, и в Хогвартсе действует что-то подобное, просто в более театрализованной форме?

Повисла напряженная тишина.

— Это… Рон так сказал? — уточнила Сьюзен, странно поглядывая на Уизли.

— Ну да. Он еще говорил, что у Хаффлпаффа алмазы, у Слизерина — изумруды, у Рейвенкло — сапфиры, а у Гриффиндора — рубины.

— Ого! — воскликнул Джастин. — Правда, что ли? Эх, жаль я не сразу узнал — много времени потерял. Но тогда я, пожалуй, тоже поборюсь за звание лучшего. Это будет интересно!

Сьюзен, Ханна и Захария переглянулись. Первой заговорила Боунс:

— Гарри, Джастин… это же… чушь. Никому никаких камней не выдают.

— И никогда не выдавали, — добавил Захария. — Это чисто символическая система. Баллы хранятся в тех больших песочных часах — и все. Условная награда.

— Так Рон соврал? — удивился Гарри Поттер. Он не выглядел разгневанным, но чувствовал себя обманутым. А мальчик очень не любил, когда его держали за идиота.

В этот момент лица хаффлпаффцев дружно обернулись к Рональду Уизли, который еще целую секунду делал вид, что читает статью, но уши у него уже начали предательски краснеть.

— Я не врал! — наконец не выдержал напряжения Уизли. — Это Фред и Джордж сказали! Я просто передал!

— Передал что? — холодно уточнил Эрни. — Очередную фантазию твоих братьев?

— Они мне все объяснили! — закричал Рон. — Это традиция! Секретная! Про нее только тем, кто достоин, рассказывают! Да вы… да вы просто завидуете!

— То есть ты наврал Гарри, — спокойно сказал Джастин, — чтобы он, простите, рвал жилы, ожидая мешок с камнями, которого не будет?

— Это все шутка! — рявкнул Уизли. — Вы все тупицы и не понимаете юмора! Хаффлпафф — факультет тупиц! У нас, то есть у них в Гриффиндоре вообще весело, не то что тут — унылый факультет неудачников и ботанов! Ни один нормальный волшебник сюда по доброй воле не пойдет!

— Рон, — тихо, но отчетливо произнес Гарри, — ты серьезно?

— А что? — огрызнулся тот. — А все эти уроки тебе зачем? Чтоб камни заработать? Это тупо! Ты даже на метле нормально летать не можешь! Так что, если бы это и не было шуткой, лучшим тебе все равно не стать!

Все загалдели разом, кто-то вскочил, кто-то схватился за палочку. Гарри поднялся, лицо его было холодным и почти бесцветным. Он не злился, он просто… разочаровался.

— Ты врешь, оскорбляешь и хамишь. А потом, когда с тобой никто не желает общаться, ты еще и обижаешься?

Рон дернулся вперед, но тут в разговор вмешался староста факультета. На удивление спокойный Габриэль Трумэн нарисовался прямо за спиной Рональда Уизли и произнес:

— Хватит. Мы долго это терпели, но всему есть предел.

— Если ты считаешь, что мы тупые, Рон, — добавила Хестер Монтегю, сверкая глазами, — тогда докажи, что ты — умный. У нас как раз начали работать академические кружки. Поздравляю, ты теперь — их участник.

— Что?! — задохнулся Рон.

— С завтрашнего дня ты посещаешь дополнительные занятия по зельям, трансфигурации, этикету и теории магии. Каждый вечер. Смотри, как весело!

— А чтобы не зазнавался, ты теперь запасной участник нашей квиддичной команды. Будешь тренироваться вместе со всеми. На земле, естественно, все же ты пока первокурсник. И тогда в следующем году, возможно, ты и попадешь в основной состав команды, — вступил в беседу Седрик Диггори. — Мечтаешь профессионально играть в квиддич? Прекрасно. Тренировки, дисциплина и трудолюбие помогут тебе.

Хотя Рон сначала сопротивлялся, пытался возмущаться и даже пару раз грозился сбежать в гриффиндорскую башню (что вызвало лишь вежливое «удачи» и «дай знать, когда решишься»), в итоге он сдался и однажды даже извинился перед хаффлпаффцами, пусть и пробурчав извинения себе под нос. И хоть изменения по-прежнему были незначительными, но факт оставался фактом: Уизли начал думать, что говорит, и кому.

Гарри же, наблюдая за этим со стороны, только усмехался. Во-первых, потому что Ронни от него отстал — времени у того теперь не было даже на то, чтобы выспаться, а, во-вторых, потому что, глядя на то, как Хаффлпафф исправляет одного из своих, Гарри поймал себя на мысли: может, Рональд не такой уж и безнадежный.

И вот теперь Гарри Поттер был здесь, на квиддичном поле, где впервые за последнее время столкнулся с Роном Уизли не на занятиях и не тогда, когда рыжий как сомнамбула плелся в свою комнату через гостиную факультета, чтобы там моментально отрубиться.

— Ты чего тут? — буркнул тот, заметив Гарри, но без обычного своего самодовольства.

— Хотел попробовать полетать, — пожал плечами Поттер. — Зачет-то как-то нужно сдавать…

— Понял, — Рон кивнул. — Ты лучше подожди, пока тренировка начнется. Сейчас все подойдут. Капитан — парень нормальный, может, что и подскажет, а я пока просто разминаюсь.

Гарри кивнул и присел на край трибуны, искоса поглядывая на серьезного и сосредоточенного Уизли, бегущего вокруг поля.