Однажды во вторник (джен)

15:28

-Больничное крыло-

Минерва вошла в больничное крыло буквально через пять минут после того, как ее туда позвали; удивительно, какие скорости может развивать человек, когда очень хочет куда-то попасть. Внутри она сразу заметила длинную очередь из студентов, ведущую в скрытый занавесками дальний угол. За ними, по всей видимости, сидела мадам Помфри. В помещении находилось, по меньшей мере, тридцать студентов, и ни один из них не обнаруживал явных признаков использования «Забастовочных завтраков». Все до единого потирали сломанные запястья и лодыжки, а то и ушибленные копчики. Кормака МакЛаггена нигде не было видно, и никто не кричал, однако интересовало ее больше всего другое.

Минерва стремительно направилась к ближайшим студентам. Подойдя ближе, она узнала в них, как ни странно, Драко Малфоя и Теодора Нотта. «Се ля ви», — подумалось Минерве.

— Нотт! Малфой! — окрикнула она.

Оба резко обернулись и встретились взглядами с профессором трансфигурации. По-видимому, у них был интереснейший разговор, целью которого было взаимное запугивание. Очаровательно.

— Да, профессор МакГонагалл? — вежливо спросил Нотт. Малфой лишь выжидающе смотрел на преподавательницу. Видимо, решила она, тот еще не отошел от заклинания, посадившего на его волосы девчачью заколку, хотя ей самой казалось, что это было сто лет назад.

— Что вы тут делаете? Как вы умудрились пораниться?

— Гринграсс, — тут же ответил Малфой, бросив на Нотта неприятный взгляд. — Она применила чары скольжения в Восточном крыле, — добавил он. — Весь день на этом полу кто-нибудь падал, а недавно пятикурсники со Слизерина и третьекурсники с Когтеврана бежали через него на занятия и, поскользнувшись, поврезались друг в друга, ну и… вот, к чему это привело.

В голове профессора трансфигурации всплыло ухмыляющееся лицо профессора Вектор, которая и наложила заклятие на Восточное крыло. Но Минерва не могла прямо сказать Малфою, что он врет, потому что она лично присутствовала при накладывании чар, а потому Дафна Гринграсс ни в чем не виновна, и потому МакГонагалл просто смерила Малфоя строгим взглядом:

— И откуда же вы знаете, что это была мисс Гринграсс?

— А он и не знает, — мрачно отозвался Нотт. — Он просто пытается втянуть ее в неприятности.

— Врешь, — прошипел Малфой, думая, что его не слышно. — Может, мне назначить тебе отработку за клевету на уважаемого члена Инспекционной дружины?

— Уважаемого члена Инспекционной дружины? По-моему, это несовместимые понятия, — прошипел Нотт в ответ.

Минерва прервала их диалог взмахом руки, показывая таким образом, что все прекрасно слышит и что они вызовут ее гнев, если скажут еще хоть слово. Тем не менее, она мысленно прибавила пять баллов к оценке за домашнюю работу Теодора.

— Мистер Малфой, — повторила она, — вы уверены в том, что эти чары — дело рук мисс Гринграсс?

— Ну… ее одной из нашего класса там не было. Она пошла на историю магии далеко в обход.

— Ну да, чтобы от тебя, придурка, скрыться, — буркнул Нотт.

Минерва взглядом велела Нотту успокоиться — тот моментально сжался, а затем снова обратилась к Драко:

— В лучшем случае, Малфой, это совпадение.

— Но она хорошо владеет чарами! — раздосадовано воскликнул Малфой. — Чуть ли не единственная в классе!

— Что ж, я обязательно сообщу профессору Флитвику о том, какого вы о ней высокого мнения, — холодно сказала Минерва. — Тем не менее, это ровным счетом ничего не доказывает. Возвращайтесь в очередь.

Оба мальчика послушались ее беспрекословно.

Пытаясь напустить на себя невинный и чуть смущенный вид, Минерва стала проталкиваться в начало очереди. Это оказалось труднее, чем она ожидала, потому что ученики хотели во что бы то ни стало сохранить за собой свои места. Судя по всему, совсем недавно была давка, и потому студенты были настроены весьма воинственно, а к моменту появления профессора в больничном крыле каждый явно уже был сам за себя. Если глаза ей не изменяли, пара третьекурсников даже устроила торги за свои места в начале очереди — сами-то они выглядели вполне здоровыми.

Наконец она дошла до угла, отгороженного шторкой. При ближайшем рассмотрении это оказался даже не угол, а угол с примыкающей к нему ширмой, которая скрывала от чужих глаз мадам Помфри и очередного пациента. Однако, вопреки обыкновению, медсестра принимала пациентов, сидя в наколдованном кресле рядом с отгороженным пространством. Странновато смотрелись на подлокотнике и любовный роман с длинной палкой у ног Поппи. Заостренной палкой с очень крепкой рукоятью.

Минерва приподняла бровь, глядя на медсестру. Мадам Помфри взглядом велела преподавательнице подождать, пока она не закончит осмотр ученика. Увы, в тот момент она занималась Грегори Гойлом и его отбитым копчиком. Минерве упорно казалось, что эта картина будет преследовать ее до конца жизни.

— Что ж, мистер Гойл, вы свободны. Пожалуйста, скажите следующему пациенту, чтобы он пока подождал снаружи, — твердым голосом распорядилась Поппи. Ей не нравился мистер Гойл. Равно как и мистер Крэбб. Медсестра вечно жаловалась, что до того, как эти двое поступили в Хогвартс, к ней поступало не больше дюжины пациентов с разбитыми носами за несколько лет, а за последние пять лет количество таких пациентов значительно увеличилось.

Гойл, по обыкновению, что-то промычал, натянул штаны и, быстро прошагав к началу очереди, велел перепуганному первокурснику из Слизерина не двигаться. Странно, что Гойл не попадал под проклятия еще чаще, чем сейчас. Его очень легко можно было бы захватить врасплох.

— Вы хотели меня видеть, Поппи? — осведомилась Минерва, как только Гойл ушел.

— Да, да, хотела, — устало отозвалась медсестра, поднимаясь на ноги. — Увы, насчет мистера МакЛаггена.

Минерва чуть было не застонала. МакЛагген с завидным постоянством творил совершеннейшие глупости. Порой он делал их на спор, а порой — что случалось гораздо чаще — потому что полагал, что справится. По-видимому, он думал, будто так станет гораздо привлекательнее в глазах девушек. С некоторыми девушками это действительно срабатывало, однако те же самые девушки мигом разочаровывались в нем, когда оказывалось, что он вовсе не бравый рыцарь, призванный защищать их, а, скорее, озабоченный придурок, который охотно отгрызет себе руку, если его убедить в том, что таким образом он обеспечит себе свидание.

Не то чтобы Минерва плохо отзывалась о своих студентах… Она плохо думала о своих студентах, а это не возбранялось.

— Ну, и что он вытворил на этот раз? — вздохнула Минерва. Поппи открыла было рот, чтобы ответить, но ее прервал громкий, несколько женский стон из-за отгороженного шторкой пространства.

Чуть закатив глаза, Поппи наклонилась за заостренной палкой, стоящей внизу у кресла. Минерва остолбенело наблюдала, как медсестра просунула палку за шторки и начала с усердием тыкать ею того, кто стонал.

— Тихо! Да тихо ты! Не заставляй меня снова заходить! — рявкнула она, замахнулась и снова с силой ткнула стонавшего. Из-за шторы громко вскрикнули от боли, а после наступила тишина. Поппи удовлетворенно хмыкнула и наклонилась к шкафчику с зельями, стоящему позади ее кресла. — Будет знать… — пробормотала она.

В ответ на произошедшее Минерва смогла только издать нечленораздельный звук, изображавший сильнейшее удивление. Поппи даже не подняла головы от шкафчика, а только пренебрежительно махнула рукой:

— Да он весь день так себя ведет, это уже смешно. Мне уже дважды приходилось заходить туда, чтобы он не проглотил язык… Глупый мальчишка.

— Т-то есть… да н-нет же… вы… это что, с-студент? — Неожиданно для себя Минерва начала заикаться.

— А, вот ты где! — торжествующе воскликнула Поппи, выудив из шкафчика темно-зеленую бутылочку, а затем вопросительно взглянула на Минерву: — Извините, я прослушала, что?

— Это был студент? Вы весь день тыкали в студента этой штукой?! Да вы же могли его проткнуть! — испуганно вскричала Минерва.

Поппи совершенно невозмутимо стала отмерять нужное количество какой-то жидкости из взятой бутылочки.

— Не глупите, Минерва. Как я уже сказала, мистер МакЛагген здорово влип. Даже хуже, чем тогда, с яйцами докси. Он был на травологии; подробностей я не знаю, знаю только, что он проглотил триста грамм листьев алихоции⁽¹⁾.

Минерва мигом поняла, что Поппи неспроста встала с кресла — она предвидела реакцию МакГонагалл, которая тут же рухнула в упомянутое кресло и тихо застонала.

— Да быть не может!

— Может, — мрачно ответила Поппи, вздохнув. — У него тотчас начался бред, он решил, что меховые наушники профессора Стебль вот-вот на него набросятся. Затем он удрал от них в лес, где его и нашли двадцать минут спустя — совершенно голого; он прятался в кустах.

То ли Минерва слишком долго преподавала в Хогвартсе, то ли на тот момент она слишком устала, но единственное, что ее удивило в этой истории — это то, что МакЛаггена нашли всего за двадцать минут. Стиснув переносицу, преподавательница заставила себя встать на ноги.

— Понятно. И какое лечение? — спросила она.

— Стандартные зелья от горячки. Пусть принимает трижды в день в течение недели, может, дольше, учитывая, сколько листьев он проглотил. Сонного зелья на ночь — и сразу в постель, — своим обычным деловым тоном сказала Поппи, но затем смягчилась: — Но, Минерва, если он не прекратит так себя вести…

— Знаю, знаю… Можете не продолжать. Он уже пропустил половину занятий по подготовке к ЖАБА. Напишу его родителям… — вздохнула она. — Скажу им, что, если он еще раз вытворит нечто подобное, придется его исключить. Мы не можем допустить, чтобы ученики так себя увечили. Какой пример он подает первокурсникам!

Поппи выглядела так, будто страстно желала сесть и честить МакЛаггена несколько часов кряду. Однако ей это не удалось, потому что к ним внезапно ворвалась взволнованная Демельза Робинс. Ее темные волосы были растрепаны, и, хотя беготня была ей, по всей видимости, привычнее, чем Джастину Финч-Флетчли, вид у нее был далеко не самый восторженный.

— Профессор МакГонагалл, — раздраженно поздоровалась она, — профессор Амбридж попросила меня отнести это вам. — Девочка протянула ей еще одну кошмарную розовую записку.

Минерва хмуро поглядела на девочку.

— Мисс Робинс, где вы меня уже успели поискать?

— М-м… — Демельза тоже нахмурилась. — Ну… в классе трансфигурации, в вашем кабинете, в учительской… теперь вот здесь.

Иными словами, обегала ползамка. Как обычно.

— Что ж, очень хорошо. Пять очков Гриффиндору за самоотверженность, — небрежно сказала Минерва. — Можете идти.

Демельза улыбнулась, развернулась на каблуках и вышла.

— Самоотверженность? — с сомнением подняла бровь Поппи.

Минерва коснулась записки волшебной палочкой и стала читать.

— Да, самоотверженность, — искренне сказала она. — Пошли меня в ее возрасте с чем-то подобным, я бы сказала этой старой козе, чтобы она сама таскалась с этой чертовой запиской.

Записка была написана тем же жутким, типично женским почерком с завитушками:

«Минерва, ваше присутствие срочно требуется в моем кабинете. Подписано: главный инспектор Хогвартса»

Поппи, без зазрения совести читавшая записку через плечо Минервы, с омерзением фыркнула.

— Не могла, что ли, подписаться своим именем? — буркнула она.

Минерва могла бы ответить, но вместо этого попрощалась и быстрым шагом вышла из изолятора. Кажется, правый глаз у нее начал дергаться. Наверное, решила профессор, все из-за стресса и того факта, что она весь день носится от одной неприятности к другой, а гоняет ее женщина с чувством стиля, как у четырехлетнего ребенка. Рука ее в миллионный раз нетерпеливо дернулась к волшебной палочке, и Минерва покинула больничное крыло, направляясь к Долорес.

Опять.

15:56

-Ситцевый ад-

Каждый раз без исключения. Каждый. Божий. Раз. Как только она заходила в кабинет Долорес Амбридж, ей сразу хотелось либо стошнить, либо что-нибудь пнуть. Особенно Минерву бесили пушистые белые котята, изображенные на тарелках, которыми было украшены стены, и их разномастные бантики, шляпки и черт знает, что еще. Она считала их оскорблением всех представителей семейства кошачьих.

По правде говоря, Минерва ожидала увидеть внутри мрачного Поттера. Или, может, Ли Джордана. На худой конец, даже Виктора Фробишера, который ясно дал понять, что мечтает вслух заклясть Долорес. Меньше всего она ожидала увидеть Колина Криви. Он сидел, сложив руки, и сердито смотрел в окно, периодически бросая ядовитые взгляды на Долорес.

Заметив Минерву, он кое-как поднялся на ноги и начал что-то бессвязно бормотать. Ей удалось разобрать фразы: «…ничего такого не имел в виду…», «…просто шутка…», «…придает слишком много значения…», «…пожалуйста, профессор!..» и «…эта старая жаба…». Минерва подняла руку, призывая его к молчанию, и жестом велела Колину сесть, а затем взглянула на Долорес.

— Могу я узнать, зачем меня вызвали? — холодно поинтересовалась она.

Долорес расплылась в тошнотворной ухмылке.

— Думаю, лучше будет показать, Минерва, — отозвалась та приторным тоном с придыханием. Минерве страшно захотелось ее ударить. Амбридж поднялась с кресла и проковыляла к Минерве, протягивая ей что-то. Что-то, похожее, как ни странно, на календарь. Она взяла предмет и стала с любопытством разглядывать.

— У юного мистера Криви случился приступ вдохновения, — сказала Долорес.

Минерва даже не знала, плакать ей или смеяться. У нее в руках был календарь, озаглавленный так: «Ангелы Волди: Инспекционная дружина и ее связь с Пожирателями смерти». Она неторопливо пролистала его. Драко Малфой значился «мистером Июлем». Фотография была подписана: «Драко Малфой, также известный как Удивительно прыгающий хорек».

Преподавательница взглянула на Колина; тот порозовел, но голову не опустил. Минерва несколько раз перевела взгляд с него на календарь и обратно, не зная, что сказать. Увы, первым ей пришло на ум только…

— Как вы умудрились раздобыть фотографию Драко Малфоя, превращающегося в хорька?

Судя по взгляду, которым наградила ее Долорес, она явно рассчитывала на другой ответ, но, тем не менее, это было хотя бы что-то. Минерву и правда снедал неподдельный интерес, потому что она помнила, что никто ничего не фотографировал, когда это произошло. Если бы эти фотографии существовал, она бы их стащи… то есть она бы их уже давно конфисковала. В отличие от Долорес, Колин ухмыльнулся.

— О, это просто. Нужно было сделать фото хорька таких же размеров, как оригинал, затем частично проявить обе фотографии одновременно, а потом перевести хорька на другое фото. Поскольку оба изображения к этому моменту уже способны сообразить, что второй на этой фотографии лишний, они начинают беспрерывно превращаться друг в друга, будто бы…

— СЯДЬТЕ, МИСТЕР КРИВИ! И сотрите с лица эту самодовольную ухмылку! — злобно вскрикнула Долорес.

Минерва была слегка разочарована: ей нравился рассказ. Хотя Колин и был абсолютным профаном в трансфигурации, у него определенно были другие таланты. А что, если он уже умеет подделывать фотографии, через пару-тройку лет «Ежедневный пророк» его с руками оторвет.

Колин сел, но ухмылку с лица не стер.

Разгневанная Долорес снова повернулась к Минерве:

— Вы знаете, что это? — прошептала она, тыча пальцем в календарь.

В ответ на театральный шепот Долорес Минерва изогнула бровь и снова бегло просмотрела календарь.

— Да. Это незаконченный календарь. В нем еще нет фото Пэнси Паркинсон.

— Это клевета, вот что это такое! — прошипела Долорес.

Если бы Минерва точно знала, что сможет закатить глаза и сохранить работу, она бы закатила глаза и посоветовала этой женщине сходить проветриться. Или, может, на свидание, если бы только это предложение не вызывало в воображении столь мерзких картин.

Вместо этого она тихо, чтобы не услышал Колин, ответила:

— Но вы, Долорес, не представили ни малейшего доказательства того, что мистер Криви сделал календарь не для личного пользования. А раз так, то это такая же клевета, как и просто личное мнение.

— Да? — спросила Долорес, сузив маленькие глазки. Вопрос был, скорее, риторический, поэтому Минерва вежливо воздержалась от ответа на него. Тем не менее, она тихонько вздохнула.

Долорес заковыляла к Колину, наставив на него календарь, как оружие:

— Мистер Криви! Вы хотели выпустить этот календарь массовым тиражом? — пронзительным голосом спросила она.

Колин на миг растерялся. Затем на его лице появилось жесткое выражение, за которым, по всей видимости, должен был последовать ответ: «Разумеется!» К счастью, перед этим он бросил взгляд на Минерву. Она решительно покачала головой.

— Э-э… Нет.

— Нет?! Что значит «нет»?

На краю сознания мелькнула мысль: почему все стычки Долорес с учениками проходили по одному и тому же сценарию? И что было бы, если бы они с Дамблдором позволили студентам сходить с ума и творить с надутой старой каргой все, что им заблагорассудится? В голове тут же приятно замелькали варианты развития событий.

— Значит, календарь предназначался для личного пользования? — неторопливо спросила Минерва.

Он кивнул. Долорес покраснела.

— Ты врешь, маленький грязный лгунишка!

— Прошу прощения, Долорес, но где доказательства? — невинно поинтересовалась Минерва.

Долорес что-то залопотала, но так ничего и не сказала. На миг она сжала челюсти. Амбридж буквально раздувалась на глазах у гриффиндорцев, переводя взгляд с одного на другую, и понимала, что ничего не может сделать. Минерва пыталась представить себе, каково это: осознавать, что абсолютно бесцельно вызвала коллегу и студента в свой кабинет по совершенно безосновательному и нецелесообразному поводу. Только представить, потому что сама такого никогда не делала: у нее были дела поважнее.

— Понятно. Что ж, если это все, я провожу мистера Криви обратно в класс. — Она мысленно прокрутила в голове расписания гриффиндорцев. — Прорицание, верно, мистер Криви?

Колин кивнул, схватил свои вещи и пулей метнулся через весь кабинет к профессору трансфигурации. Сама же Минерва замешкалась и, тщательно скрывая веселье, посмотрела на Долорес:

— Профессор Амбридж, не будете ли вы столь любезны вернуть мне это? — спросила она, указывая на календарь, который та все еще стискивала в короткопалой руке.

Достопочтенная директриса выглядела так, будто охотнее дала бы выдрать себе зуб мудрости. Лицо ее выражало испытываемое унижение и злобу, но календарь она все же вернула.

— Мистер Криви, — вымученно произнесла она, — если я еще хоть раз обнаружу, что вы развлекаете свою юность подобного рода листовками… — Она не закончила фразу, но Колин кивнул.

— Да, профессор Амбридж, — якобы сокрушенно ответил он, но на лице его играла ухмылка.

— Да, профессор Амбридж, — повторила Минерва. — Спасибо за вашу… м-м… помощь. Пойдемте, мистер Криви. — Она развернулась и широким шагом вышла из кабинета, а за ней по пятам рысцой бежал радостный Колин.

16:30

-Большой зал-

Через десять долгих минут Колин был доставлен обратно в кабинет профессора Флоренца. Всю дорогу мальчик сбивчиво благодарил Минерву, а та советовала, как улучшить календарь. По-видимому, его напугало, что она так много знает о бывших Пожирателях и их связях с учениками школы, но он вовремя спохватился и кинулся строчить заметки.

После этого ей пришлось завернуть в Западный коридор, чтобы снять чары. Легче сказать, чем сделать — группка когтевранцев и гриффиндорцев каталась там на коньках, трансфигурировав свою обувь. Роджер Дэвис успешно выполнил тройной аксель. «Впечатляюще», — подумала Минерва.

На вопрос, почему они не на занятиях, ученики ответили, что зельеварение у семикурсников отменили, потому что Большой зал, вестибюль и, как следствие, вход в подземелья были недоступны: профессор Филч и кое-кто из профессоров приводили в порядок Большой зал. Судя по озабоченно-восторженным лицам учеников, Филч и «кое-кто из профессоров» не очень-то в этом преуспели.

Неожиданно для себя Минерва решила предложить коллегам свою помощь.

— Господи… — выдохнула она, входя в зал. — Ощущение, будто я попала в картину Джексона Поллока!

По всей видимости, чары вечного приклеивания Минервы сработали на славу. Еда всех мастей толстым слоем покрывала стены, мебель и пол. Даже потолок — великолепный зачарованный потолок! — был едва виден из-под этого импровизированного попурри. Пара сотен свечей висела в воздухе, чтобы «кое-кто из профессоров» мог убрать беспорядок. Задача усложнялась мечущимися по залу заклинаниями и наколдованной живностью.

Справа от Минервы профессор Вектор пыталась согнать вместе пингвинов и развеять их; слева Хагрид скрутил не в меру активный стул, который силился добраться до профессора Синистры. Последняя, в свою очередь, пыталась с помощью различных заклинаний вернуть стулу прежний «характер», но все ее старания шли прахом. Возле учительского стола парил Пивз и, что вполне ожидаемо, издевался над Филчем. Какой-то прыгучий кусок еды выписывал несмелые па, а вокруг него метались всевозможные птицы и мелкие животные. По помещению стелился разноцветный туман — наверное, наколдованный кем-то из учеников, чтобы навести еще больше шороху.

— Здрасьте, профессор! — пробормотал Хагрид и запустил в ближайшую стену стулом, который безуспешно пытался усмирить, но предмет мебели моментально оправился от полета и поскакал к профессору Синистре. Вел он себя странно и как-то… похотливо. — Э-э, как вы? — как ни в чем не бывало поинтересовался великан, снова устремившись за стулом.

— Н-нормально, Хагрид, — запинаясь, проговорила Минерва. Профессор Синистра взвизгнула и ринулась прочь от ненормального стула.

— Знаете, Хагрид, стул ведь можно просто взорвать… — предложила профессор.

Хагрид ухмыльнулся и одним ударом разнес строптивую мебель на множество неподвижных кусочков. Синистра вздохнула с облегчением, положив руку на грудь.

— Долорес запретила что-либо уничтожать, — посетовала преподаватель астрономии.

— Хотел бы я, э-э, на нее тут поглядеть, — добавил Хагрид, утирая пот со лба тыльной стороной ладони. — Хотя, мы тут и сами помаленьку кумекаем, а?

«Если это они уже “скумекали”, страшно представить, — подумалось Минерве, — в каком состоянии был зал, когда они только пришли». Преподавательница огляделась и быстро прикинула в уме. Синистра, Вектор, Хагрид и Филч. Синистра и Вектор утром отказались уступить Долорес место. Свою ненависть к Хагриду Амбридж и не скрывала. Так вот, что имели в виду когтевранцы, говоря про «кое-кого из профессоров»…

Минерва вздохнула и закатала рукава.

— Что ж, полагаю, нам лучше взяться за дело, — решительно сказала она.

17:01

-Большой зал и немного меньше Джексона Поллока-

И они взялись за дело. За это время обнаружилось: сорок три птицы, семнадцать мышей, четырнадцать золотоволосых пингвинов, три кусачих стула, два источника антигравитационной дымки, одно облако удушливого газа, три навозных бомбы, полдюжины зачарованных тарелок и почему-то кусок мыла из лягушачьей икры.

Избавиться от золотоволосых пингвинов оказалось на удивление сложно. Поскольку птиц наколдовал один и тот же человек, у них образовалось нечто вроде ментальной связи, и они кооперировались, чтобы отражать атаки и избегать поимки. В конце концов, профессор Синистра не выдержала.

— Так, все, хватит! Настоящим заявляю, что беру пингвинов себе! Теперь они мои, и я дарую им право шататься по замку до конца своих дней отныне и во веки веков! — провозгласила она. Вошедший в этот момент профессор Снейп услышал ее последние слова и ухмыльнулся, явно намереваясь что-то сказать. — Да заткнись ты, чертов подхалим! — рявкнула Синистра, не успел он даже рта открыть.

То ли дело было в ее резком тоне, то ли он понял, что Синистра в стрессе, то ли Северус Снейп просто не смог заставить себя оскорбить человека, у которого в волосах застряла стручковая фасоль, руки были в занозах от борьбы с любвеобильным стулом, а в ногах бегало четырнадцать пингвинов, но вместо ответной колкости профессор зельеварения просто кивнул и отвернулся. Это заметно разрядило обстановку.

Минерва печально подняла глаза на потолок: все эти разводы убрать оттуда будет проблематично. Нужно или хорошо прицелиться, или взять метлу… Будь она на пару лет помоложе, она бы с легкостью прицелилась, но сейчас…

— Долорес хочет знать, когда можно будет открыть Большой зал, — раздраженно сообщил Северус. — Также она бы, по-видимому, хотела сохранить в тайне это маленькое недоразумение.

Синистра изумленно уставилась на него.

— В тайне? В тайне?! Да от бомбардировки иной раз меньше разрушений, чем тут, а старая летучая мышь хочет, чтобы мы молчали?! — гневно воскликнула она. Северус коротко и утвердительно кивнул. Аврора воздела руки к потолку. — Пошло все к драклам! Почему я не могу ее проклясть?! — продолжала возмущаться преподавательница. — Напомните кто-нибудь, а то я, видимо, запамятовала!

Вектор на миг задумалась. Северус смотрел на профессора Синистру чуть ли не с обожанием.

— Ну, — отозвалась Вектор, — для начала она упечет вас в Азкабан.

— С «Обливиэйтом» не упечет, — вставил Хагрид.

— Именно, — яростно закивала Синистра. — Кроме того, процесс будет длиться около шести месяцев. К тому времени Азкабан уже наверняка опустеет, — пробормотала она, смахивая с одежды остатки еды.

Минерва в ответ улыбнулась уголками губ и снова посмотрела на потолок. Происходящее начинало раздражать. Может, будь у нее метла…

— А зачем ей знать, когда откроют Большой зал? — полюбопытствовала профессор Вектор. — Рановато для ужина.

— Уже пять часов миновало, — раздраженно возразил Снейп.

Минерва резко развернулась.

— Что?!

— Я сказал, пять часов уже миновало, — чуть ли не по слогам, как для трехлетней, повторил Снейп.

Минерва тихо выругалась и запихнула палочку обратно. Снейп ухмыльнулся.

— Та самая вечерняя встреча, полагаю? Как же вы могли забыть, Минерва?

— Заткнитесь, Снейп, — отрезала Минерва. — Вы ведь справитесь со всем этим? — спросила она Вектор, Синистру и Хагрида. — К тому же, Северус вам поможет, все будет в порядке.

Уверенная в сказанном, МакГонагалл заспешила к выходу, насколько позволяло захламленное помещение. Минерва лавировала между поломанными предметами мебели и разбитыми тарелками, одновременно пытаясь не столкнуться с пингвинами и не поскользнуться в луже с супом. Коллеги ошарашено взирали на нее.

— Спорим, у нее свидание… — услышала она, прежде чем выйти.

17:06

-Вестибюль-

Минерва выскочила в вестибюль. Там она заметила слоняющихся без дела грустных школьников — так могут выглядеть только дети, не поевшие вовремя. Завидев МакГонагалл, они с надеждой воззрились на нее, но быстро поняли, что она здесь не для того, чтобы объявить им о готовом ужине.

У главного входа профессор Амбридж тихо переговаривалась с мракоборцами Праудфутом и Долишем. Завидев ее, все трое резко повернулись.

— Минерва? Могу я узнать, куда вы направляетесь? — сладко пропела Амбридж. — Мы все еще не можем попасть в Большой зал…

— По Большому залу уже хотя бы можно ходить, в отличие от того, что было час назад, Долорес. Убирать осталось немного, а мне нужно идти, — отрывисто проговорила Минерва, не сбавляя шага.

— Прошу прощения?

Минерва резко затормозила, уже занеся ногу над первой мраморной ступенькой главной лестницы, нацепила на лицо крайне сердитое выражение и повернулась к Долорес.

— У меня есть дела, Долорес, — коротко сообщила она, прекрасно понимая, что все в вестибюле теперь наблюдают за ними с явным интересом. — Важные дела. Работа, например. Работа, которая с этого момента больше не включает в себя устранение последствий вашей некомпетентности.

Развернувшись на каблуках, Минерва снова устремилась вверх по лестнице. Она почти слышала, как из ушей Долорес валил пар.

17:12

-Спальни-

— Ах, Минерва, дорогая! Где ты была? Ви с портрета из комнаты рядом с Большим залом рассказала мне нечто невероят…

Но Минерва пронеслась через всю комнату в ванную, даже не удостоив Дрисколла взглядом. Она хотела быстро принять душ перед уходом. Жаль, что она не вспомнила о встрече раньше — душ ее раздражал. Почему-то после душа у нее не было того чувства очищения, какое появлялось после принятия ванны, да и расслабиться там было невозможно. Тем не менее, ей пришлось удовольствоваться только этим.

Из ванной она появилась через десять минут, закутанная в банный халат, и быстро прошагала к туалетному столику. Минерва терпеть не могла готовиться к такого рода встречам. С завидным постоянством этот процесс превращал ее в тринадцатилетнюю девчонку: та же неуверенность в себе, то же самокопание — все, что отравляло ей жизнь в том далеком возрасте, каким-то непостижимым образом поглощало разум женщины каждый раз, когда она садилась перед столиком и понимала, что простым узлом на макушке и шляпой на этот раз не отделаться. С горечью, заполнявшей все ее существо, Минерва высушила волосы и заклинанием уложила их в причудливую, замысловатую, раздражающую прическу. Ей пришлось завивать волосы, припускать локоны, обрамляющие теперь ее лицо… В целом, прическа получилась довольно элегантной.

Минерве отчаянно хотелось что-нибудь проклясть. Вздыхая про себя, Минерва взяла в руки косметичку. Дрисколл вел себя на удивление тихо. МакГонагалл даже обернулась проверить, на месте ли он вообще, потому что обычно его было не заткнуть, как только она заходила в комнату. Впрочем, нужно радоваться малому.

— Хм… — скромно начал он. — Есть планы на вечер?

Все хорошее когда-нибудь кончается, подумалось Минерве.

— Есть, — коротко ответила она.

Игнорируя Дрисколла, она сердито посмотрела на помаду в своей руке — и закатила глаза. Нужно было признать, что макияж не был ее коньком. Минерва бесцеремонно швырнула помаду в мусорное ведро — то отозвалось глухим стуком. Туда же скоро последовали жалкие остатки косметики. Женщина схватила тюбик «Сияющего увлажняющего крема» от французской фирмы «Колдовское очарование» и щедро нанесла субстанцию на кожу. Мерлин свидетель — это была самая легкая часть ее боевого раскраса.

Минерве никогда не нравились все эти «женские штучки». Когда Оливия Хорнби — Панси Паркинсон времен детства МакГонагалл — хихикала, разглядывая мальчишек, тени для век и «Ведьмин досуг», будущая преподавательница готовилась к тому, чтобы стать анимагом, и читала «Историю Хогвартса». Не то чтобы Минерва была против этих самых «штучек» — просто это было не для нее.

Именно поэтому, закончив приводить лицо в более или менее презентабельный вид (все же к Минерве чаще можно было применить слова «необычная» и «статная», нежели «красивая» и «хорошенькая»), профессор какое-то время вспоминала, что же делать дальше.

— Оденешься? — дерзко осведомился Дрисколл. — Или планируешь пижамную вечеринку?

Минерва метнула на него возмущенный взгляд, но внутренне была благодарна. Одеться надо было по-маггловски, но Минерву это не беспокоило: у нее была маггловская одежда. Женщина распахнула гардероб. У нее ведь должно быть что-то маггловское. Там. Где-то внутри. «Должна же быть! Ну пожалуйста!»

— Поищи в дальнем углу. Слева.

Если чертов портрет продолжит в том же духе, придется признать, что он ей нравится, подумалось Минерве. А это было недопустимо, ведь с самого первого дня она была верна своей ненависти к Дрисколлу! Устойчивая неприязнь к портрету могла поспорить только с непереносимостью чая без кофеина.

Впрочем… были еще случаи, когда во время войны он бегал ради нее на кухню за чаем (а порой и алкоголем), когда она рыдала в своей комнате. Или когда он говорил Дамблдору, что она больна и не сможет присутствовать на рождественском ужине, поэтому лучше будет прислать ей еду и печенье прямо в спальню. Или когда он рассказал ей о том, какой вид принял боггарт Невилла, когда класс занимался в учительской. Или когда он передавал ей сплетни из директорского кабинета, не докладываясь Дамблдору. Или когда он присылал ей в комнату горячий шоколад, если ему казалось, что у нее был долгий день. Или когда он молчал весь вечер. По правде сказать, в тот раз она наложила на него Силенцио, но — тишина и покой есть тишина и покой.

Стиснув зубы, Минерва поняла, что он пытался помочь, пусть и в своей болтливой, буйной, раздражающей манере.

— Спасибо, Дрисколл, — неловко пробормотала она. Тот так удивился, что чуть не вывалился из рамы.

Через пять минут Минерва уже была одета в черные шерстяные брюки и старую золотистую шелковую блузку. Времени оставалось все меньше и меньше, так что женщина обулась в обычные черные туфли. Довольная, она направилась было к выходу, как вдруг…

— Украшения! — воскликнул Дрисколл. — И духи! Ты никогда ими не пользуешься.

Тихо рыкнув, Минерва развернулась. Пару раз брызнув на себя духами и надев парочку золотых колец, она снова повернулась к выходу.

— И плащ надень! Там дождь! — приказал Дрисколл.

Минерва снова развернулась.

— И когда, скажи на милость, ты превратился в мою матушку, а, Дрисколл? — кисло поинтересовалась она, призвав из недр шкафа старый маггловский плащ.

— Ну, раз так хочется простыть… — надулся тот.

Что-то бормоча про себя, Минерва вертела в руках старый двубортный плащ. В сороковых он был последним писком моды, а вот сегодня… Видя ее замешательство, Дрисколл сочувственно махнул рукой:

— Будут спрашивать — скажи, что это винтаж. А теперь поторопись, а то опоздаешь!

На этот раз Минерва промолчала и заклинанием вычистила одежду — в конце концов, она пролежала без дела довольно долгое время. Отложив палочку, она накинула плащ. «И зачем мы носим эти неудобные безвкусные вычурные мантии, когда маггловские плащи гораздо удобнее и лучше садятся по фигуре?!»

Решив подумать об этом позже, Минерва прошла в сторону выхода, надеясь, что ничего больше не забыла. Тем не менее, она замедлила шаг, подойдя к двери. Дрисколл молчал, пока ее рука не коснулась дверной ручки.

— А палочка тебе уже не нужна? — невинно поинтересовался он.

Палочка! Она оставила ее на туалетном столике! Раздраженно покачав головой, Минерва вздохнула.

— Слушай, Дрисколл, зачем ты так? Не легче ли сразу сказать мне, что я забыла?

— Разумеется, легче, — кивнул мужчина на портрете, поправляя свою остроконечную пурпурную шляпу. — Но не так весело.

17:41

-Вестибюль — у входа, а точнее, выхода-

Минерве пришлось возвращаться обратно еще, по меньшей мере, пять раз. Напоминания были как важные («Думаю, тебе понадобятся маггловские деньги»), так и откровенно идиотские («Ты не берешь антидот от сыворотки правды? С ума сошла?!»). Тем не менее, теперь Минерва с уверенностью могла сказать, что была готова практически ко всему. На самом деле, если бы Министерство похитило ее и насильно влило в глотку сыворотку, ей бы волей-неволей пришлось отвечать на вопросы честно. Но на допросе Министерства она и так отвечала честно, так что проблем быть не должно. А еще Дрисколл втянул ее в дискуссию на тему того, брать ли с собой очки. В конце концов, очки победили, но только потому, что Минерва слишком много лет к ним привыкала, чтобы сейчас отказаться от них ради чьей-то прихоти.

В вестибюле почти никого не было. Редкие студенты шли в Большой зал на ужин. На полу расстилались длинные тени, да и пасмурная погода не добавляла света в помещении. В этот момент Минерве почудилось, будто за ней кто-то следит, но она уверила себя, что это игра воображения. Наверное, так и есть, но все же она сомневалась.

Женщина решительно направилась к подземельям как ни в чем не бывало. По спине бегали мурашки, и боковым зрением она внимательно следила за тем, что происходит вокруг. Она могла бы поклясться, что заметила движение справа — и это явно не студент. Ни один из студентов не передвигается так осторожно и целенаправленно. Даже Джеймс Поттер не мог прокрасться по мраморным плитам, не издав ни звука.

Мракоборец! За ней следил мракоборец!

Очаровательно.

Как-то раз Дамблдор сказал ей, что в жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда нужно выбрать между «хорошо подумать», «хорошо повеселиться» и «хорошо себя вести». Минерва поверила ему и не раз вспоминала его слова с понимающей улыбкой. В конце концов, так оно и было. Разум, отвечающий за «хорошо подумать», велел ей продолжать путь в подземелья, воспользоваться там запасным выходом и, обернувшись кошкой, по извилистой тропинке дойти до озера, как она изначально и планировала. Хорошее поведение диктовало ей вернуться в комнату и признать поражение, потому что мракоборец ее заметил.

Возможность хорошо повеселиться тянула ее к выходу.

Она усмехнулась и толкнула тяжелые входные двери.

17:43

-Внутренний двор-

На ходу накинув на голову капюшон, Минерва быстро сбежала по каменным ступенькам. Внутренне она даже поблагодарила Дрисколла за почти материнскую заботу — холодный дождь нещадно хлестал лицо. Профессор шла по длинной тропинке, ведущей в Хогсмид, и уже было потеряла из виду замок, как вдруг услышала скрип входных ворот и заметила выскользнувшую оттуда тень.

МакГонагалл шла до тех пор, пока не скрылась из вида, и нырнула в кусты, где обернулась кошкой. Когда обращаешься в животное не по своей воле — например, когда тебя трансфигурирует в хорька чокнутый профессор защиты от Темных искусств, — ощущения своеобразные. Однако, когда обращение добровольное, оно чувствуется так же естественно, как, например, потягивания. Порой ее даже постигало чувство некоего освобождения, как и произошло сейчас.

Минерва выпустила когти и запустила их в землю под лапами. Она сравнила это чувство с вечной паранойей, не следит ли за ней Амбридж… что ж, так расслабленно она не ощущала себя ни разу за день.

Оглядевшись по сторонам, Минерва заметила три очень важные вещи. Во-первых, кусты, в которых она оказалась, были достаточно густыми, чтобы более или менее ее спрятать. Во-вторых, Праудфут спешил за ней, не особо глядя по сторонам и на дорогу. В-третьих, дорожка заканчивалась довольно крутым склоном, благодаря плохой погоде, сплошь покрытым грязью. Внизу грязь была еще гуще.

Минерве, разумеется, ничего не оставалось, кроме как пулей вылететь из кустов и мастерски кинуться мракоборцу под ноги, заставляя его рухнуть вниз со склона прямиком в мерзкую жижу. Но в одном маленький выбор у нее все-таки был: как долго стоять над обрывом и глумиться над Праудфутом.

Угомонившись, Минерва удовлетворенно мурлыкнула и рысью припустила дальше по дороге. Конечно, теперь ей пришлось пробежаться, рискуя опоздать к ужину, но это определенно того стоило.

17:56

-Лондон-

Несколько минут спустя она, все еще ухмыляясь, материализовалась в переулке за «Дырявым котлом».

Первым делом Минерва отметила, что газеты не врали по поводу ужасной жары в Лондоне: преподавательница пробыла тут всего несколько секунд, но уже изнывала от духоты. К тому же, с нее лило в три ручья, но с этим она быстро справилась при помощи заклинания. Она повесила на руку плащ и через заднюю дверь вошла в старый обшарпанный паб.

— Добрый вечер, профессор МакГонагалл! — радостно поприветствовал ее бармен Том. — Чем могу служить?

— Пока ничего не нужно, Том, — вежливо ответила профессор, — я просто хочу попасть на улицу.

— Понятно-с, — мужчина вернулся к протиранию стола.

Радуясь, что тот не стал продолжать разговор, Минерва вышла из паба и зашагала по запруженной маггловской улице. Никто не глядел на нее — все были слишком заняты своими мыслями, чтобы обращать внимания на кого-то еще, и Минерву это полностью устраивало.

Она подняла взгляд и увидела вдалеке часовую башню. Если не поспешить, она опоздает на несколько минут. Для нее это было, разумеется, нетипично, однако простительно в сложившихся обстоятельствах. Посмотрела бы она на того, кто после такого же дня управился быстрее! Так или иначе, она прибавила шагу, повернув на соседнюю улицу, и даже замученные родители с восемью орущими детьми не заставили ее идти медленнее, хотя ей отчаянно хотелось проклясть парочку из них — просто потому, что дети показались ей слишком противными и вопили как резаные без видимой причины.

Минерва выхватила взглядом маленький итальянский ресторанчик, где и планировался ее ужин.

— Минерва! — с облегчением воскликнул кто-то. — Слава Мерлину, я уже начала волноваться.

Профессор подняла глаза и увидела ожидающую ее представительную женщину в темно-лиловом пальто. Дамы и господа, Эммелина Вэнс: владелица «Трансфигурации сегодня» и других журналов, член ордена Феникса, Козерог и одна из ближайших подруг Минервы вот уже более пятидесяти лет. Минерва тепло ей улыбнулась:

— Эммелина, — поприветствовала она. — Как я рада тебя видеть!

Женщины крепко обнялись.

— Пойдем? — Эммелина приглашающим жестом указала на ресторан позади нее.

— Разумеется.

— Отлично, — прощебетала Эммелина. — Сперва главное: рассказывай, как прошел твой день.

Брови Минервы поползли вверх.

— Будь осторожна в своих желаниях, — предупредила она.

1) Алихоция, согласно «Фантастическим зверям и местам их обитания» Ньюта Саламандера, — это магическое дерево, листья которого «при употреблении в пищу вызывают истерию». — Прим. пер.

Вернуться к тексту