Гнев Крама (гет)

Гарри уверенно вёл Гермиону за собой, поднимаясь всё выше и выше. Они проходили по коридорам, поднимались по лестницам в разных частях замка — Хогвартс был огромен, и его планировка напоминала лабиринт. Тонкие прохладные пальцы Гермионы доверчиво лежали в руке Гарри, и он наслаждался этим странным, новым для него ощущением.

Он вёл любимую девушку туда, где он признается ей в любви.

Замок был почти пуст. Все были в гостиных своих факультетов или на улице. Лишь раз они прошли мимо аудитории, в которой продолжалось позднее занятие у старшекурсников. Гарри заметил, как у Гермионы загорелись глаза и она попыталась прислушаться к тому, что происходит внутри, но останавливаться не стала, а лишь уцепилась за его руку крепче и послала ему извиняющуюся улыбку. Он улыбнулся в ответ, и они пошли дальше.

Гарри думал о своих чувствах и недоумевал, как же он мог раньше не замечать очевидного, не понимать своего отношения к своей подруге. Как ему было хорошо с Гермионой, как они понимали друг друга с полуслова, как... В конце концов, почему он не осознавал, как она красива! Не осознавал, пока зимой не наступил этот проклятый бал, и Гермиона не появилась перед всеми в этом волшебном платье... В паре с Крамом.

И только на самом балу Гарри понял, что он сам хотел пригласить Гермиону. Он хотел, чтобы она танцевала с ним. Только он не пригласил. Не успел. Не сообразил.

Тогда он отступил и постарался забыть, засунуть свои желания в тайный уголок души, чтобы не показать их ей, не смутить, не разрушить их дружбу. И его желания послушались его и тихо сидели в глубине души, не высовываясь, не напоминая о себе.

До того момента, когда кулак Крама врезался в его лицо.

Гарри вспоминал, как после первых ударов болгарского ловца вся скрытая горечь, которую он сам едва ли осознавал, вдруг выплеснулась из того тайника, где она пряталась, и Гарри ясно увидел, чего же он хотел.

Он желал быть с ней.

— Гарри! — голос Гермионы был полон восхищения. — Я так давно здесь не была!

Они как раз входили в верхнюю галерею замка — длинный коридор, расположенный на одном из верхних этажей, где через узкие окна открывался великолепный вид на Чёрное озеро и лес вдалеке. Расположение наверху и вид из окон придавали этому месту неповторимое романтическое очарование. Из-за этого верхняя галерея часто служила местом встреч и признаний, и это было прекрасно известно Гермионе. Во всяком случае, Гарри на это надеялся. Идея привести её туда пришла ему во время собрания.

Он остановился. Выпустив руку Гермионы, он подошёл к одному из окон. Приближался закат, и из окна можно было видеть солнце, склонившееся к западу. Часть лучей отражалась от поверхности озера. Несмотря на волнение, Гарри был очарован открывающимся видом.

Он обернулся к Гермионе.

— Подойди. Посмотри, какая красота.

Она подошла и заглянула в узкое окно. Чтобы сделать это, ей пришлось встать совсем близко к Гарри, и он приобнял её за талию. Она взглянула на него краем глаза, но промолчала. На её лице читалось беспокойство и смущение. Она хотела поговорить с ним и одновременно пыталась избежать разговора. Гарри легко это видел, потому что он и сам чувствовал то же самое.

— Гермиона. Милая... — ласковое слово далось ему нелегко, он запнулся на нём и теперь не знал, что сказать дальше. Он вздохнул, собрал всю свою храбрость и продолжил: — Знаешь, я не собираюсь отказываться от того, что было вчера. Это был не просто порыв. Это всё для меня по-серьёзному.

Он замолчал и взглянул на неё. Его подруга не смотрела на него, её взгляд был направлен вдаль, на озеро, но на губах играла лёгкая улыбка. Ему почему-то казалось, что она специально сдерживается, чтобы выслушать его, не перебивая. Приободрившись, он повернулся к ней и позвал:

— Гермиона. Посмотри на меня. Пожалуйста.

И, дождавшись, когда её глаза поднимутся, он произнёс:

— Я люблю тебя, Гермиона! — он почувствовал, что его лицо горит жаром, а сердце тяжело стучит в грудную клетку. — Я действительно люблю тебя. И я, наверно, должен попросить у тебя прощения, что я осознал это только сейчас.

На лице Гермионы была смущённая улыбка, её глаза слегка подрагивали от волнения. Когда она моргнула, из её глаза сбежала слеза. Гарри поднял руку и стёр слезу с её щеки.

— Я не ожидал, что ты будешь плакать, — с улыбкой прибавил он.

У Гермионы вырвался смешок.

— Это от радости, глупый.

— Это я глупый? — возмутился Гарри.

— Да, верно, я ведь ничуть не умнее тебя — вдруг согласилась Гермиона. — Я так давно тебя люблю, я всегда любила тебя как друга. И даже не заметила, как к этому прибавилось что-то новое.

Гарри почувствовал, что от этих слов в его груди разливается приятное тепло. Ликование поднималось из глубины его сердца. «Она сказала, что любит меня!» Она ответила ему взаимностью, и у Гарри вдруг появилось ощущение, что всё будет хорошо.

Она помолчала и прибавила:

— Гарри, когда вчера ты заявил, что хотел бы быть со мной, у меня как будто открылись глаза. Я так сильно захотела... захотела быть с тобой. Захотела... поцеловать тебя... — щёки Гермионы порозовели при этих словах.

Гарри напряжённо ждал, что она скажет дальше. Потом он не выдержал и прошептал:

— Гермиона. А как же... что будет у тебя... с Крамом?

Гарри боялся конкуренции с болгарским ловцом. Боялся, что Гермиона в конце концов предпочтёт общество этого взрослого, зрелого человека, который наверняка не был таким тупым и нерасторопным в разговорах о любви, как Гарри.

— Гарри, у меня, наверно, не было особенных чувств к Виктору. Но мне нравилось, что он обратил на меня внимание. Он же такой взрослый, умный, популярный. И мы с ним как бы встречались, — Гермиона скептически покачала головой. — Нет, это было не по-настоящему. Теперь... теперь я понимаю, что я люблю тебя. И это чувствуется совершенно иначе.

Гермиона внимательно смотрела ему в глаза.

— Гарри, ты простишь меня? Что я была такой непонятливой?

Гарри довольно улыбнулся.

— Прощу, если...

— Если?.. — она вопросительно наклонила голову.

— Если ты станешь моей девушкой.

— Гарри! — она порывисто обняла его за шею. Гарри покачнулся, но смог устоять на ногах. — Конечно!

Несмотря ни на что, Гермиона умудрялась не забывать о его травмах, и от её фирменных железных объятий он был пока избавлен. И когда его губы нашли её, она осторожно повернула голову, чтобы не касаться его носа.

Хотя его нос уже не болел. Разве что чуть-чуть.

* * *

— Я ходила в больничное крыло, — призналась Гермиона.

Гарри удивился её словам.

— Зачем?

Они прогуливались вдоль верхней галереи, и Гарри только что закончил рассказывать ей о том, что произошло во время собрания. В галерее почти никого не было, лишь один раз Гарри заметил двух девчонок-младшекурсниц, которые, увидев их с Гермионой, сразу же убежали оттуда. «Ну вот, теперь новые слухи пойдут», — подумал он.

Сейчас они стояли около одного из окон и опять наблюдали за озером.

Гермиона начала объяснять:

— Я разговаривала с мадам Помфри о твоём состоянии. Сказала ей, что тебя таскают на встречи с разными людьми, не дают ни секунды покоя.

Гарри поморщился.

— Гермиона, это лишнее.

— Нет, не лишнее! — горячо заспорила с ним подруга. — В общем, она тебя ждёт, тебе нужно вернуться в палату.

Она улыбнулась и протянула ему руку.

— Идём?

Гарри скривился от досады, но Гермиона была настойчива. Тем более, что ему нравилась её неотступная забота, а её мягкая прохладная ладонь, пожалуй, была главным аргументом. Когда она держала его за руку, желание спорить с ней куда-то пропадало.

— Хорошо, только... — протянул он.

Гермиона повернула к нему голову.

— Что «только»?

— Только если ты не сразу убежишь из палаты.

Она хмыкнула и поджала губы.

— Гарри, я и не собиралась, — она весело улыбнулась. — И нам ещё о стольких вещах надо поговорить!

* * *

Мадам Помфри была недовольна. Она ворчала, пока обследовала его рёбра и его нос, ворчала, пока выдавала ему зелья, которых оказалось аж четыре склянки. Она продолжала ворчать, когда готовила ему больничную кровать. Объектом её ворчливого недовольства был Крам, посмевший поднять руку на Гарри, Дамблдор с Министром и всеми остальными людьми, из-за которых её пациенту приходилось сидеть на сегодняшних собраниях, и, наконец, сам Гарри, который имел неосторожность влипать во всевозможные неприятности.

— Ночью, после отбоя, вам нужно будет выпить ещё два зелья. Я разбужу вас. А заснуть вам, наоборот, следует пораньше. Мисс Грейнджер, вы можете идти, — обратилась она к Гермионе.

— Мадам Помфри, я хотела бы побыть с Гарри. Пожалуйста! Я как раз прослежу, чтобы он отдыхал и не волновался.

Мадам Помфри смерила Гермиону внимательным взглядом, и лёгкая улыбка тронула её губы.

— Хорошо. Но не задерживайтесь допоздна. Мистер Поттер ещё не восстановился. Ему действительно нужен покой.

— Спасибо, — сказали Гарри с Гермионой одновременно.

После ухода мадам Помфри непреклонная Гермиона заставила его сразу же переодеться и лечь в кровать. Гарри пытался сопротивляться, но после угрозы позвать мадам Помфри ему пришлось уступить подруге. Убедившись, что колдомедик сидит в своей комнатке недалеко от входа в больничное крыло, Гермиона присела на край кровати.

— Гарри, как ты себя чувствуешь? Ты устал? — заговорила она. — Может, ты всё-таки хочешь отдохнуть? Я тогда уйду.

У Гарри появилось ощущение, что она не даёт ему сказать ни слова. Он улыбнулся и взял её за руку.

— Гермиона, не уходи. Я сейчас чувствую себя хорошо, — он провёл пальцем по ладони девушки, отчего она немедленно порозовела. — Мне будет ещё лучше, если ты со мной побудешь. Мы же договорились.

Гермиона тряхнула волосами в знак согласия. Она явно не была против.

— Хорошо. Тогда, может быть, обсудим последние события? — спросила она.

Гарри смутился, потом решил переспросить:

— Ты имеешь в виду политику или... нас?

— Гарри! — Гермиона с деланным недовольством ткнула его в плечо. — Я целый день только и думаю о том, как будет развиваться вся эта ситуация.

— Прямо-таки целый день? И ни на что не отвлекалась?

Гермиона взглянула на него обвиняющим взором. Правда, в уголках её глаз притаилась улыбка.

— Вот именно! Я старалась быть сосредоточенной, только некоторые личности, сбежавшие из больничного крыла, пытались меня отвлекать на всякие... всякие...

— ...романтические глупости, — закончил за неё Гарри со смехом.

Он внимательно посмотрел на неё. Хотя Гермиона улыбалась и шутила, в ней чувствовалось постоянное внутреннее напряжение и беспокойство. Он погладил её по руке.

— Не волнуйся. Всё будет в порядке.

Гермиона с сомнением поджала губы.

— Откуда нам знать? Хотя теперь, я надеюсь, Турнир так или иначе будет свёрнут. И тебе не придётся проходить третье испытание.

Гарри тихо спросил её:

— Гермиона, почему ты так сильно пытаешься этого избежать?

Она помолчала.

— Я хочу, чтобы мой парень был живым, — она посмотрела на Гарри серьёзным взглядом. — Ты же понимаешь, что твоё участие в Турнире — это происки врагов. Тебе грозит смертельная опасность.

— Почему же Дамблдор просил, чтобы я не обвинял ни в чём Крама? — спросил Гарри. — Неужели он хотел, чтобы я участвовал в третьем испытании и погиб?

Гермиона помрачнела и прикусила нижнюю губу.

— Гарри, я тоже хотела бы знать, чем он руководствуется. Я не понимаю этого, — Гермиона потянулась к лицу Гарри и дотронулась до его лба. — Но неожиданно я увидела вероятность... возможность убрать тебя оттуда. И я ей воспользовалась.

— Но ведь Дамблдор... — у Гарри вдруг не нашлось слов, чтобы продолжить.

На лице Гермионы появилась слабая улыбка.

— Да, мы ему верили. Доверяли во всём. Но почему-то я так больше не могу. Я боюсь. Боюсь тебя потерять.

Гарри с молчаливым удивлением рассматривал свою девушку. Она впервые говорила о недоверии Дамблдору так открыто. Но ещё больше его удивляло другое.

— А я почему-то больше верю тебе, чем Дамблдору.

Гермиона подарила ему лучезарную улыбку и взъерошила ему волосы на голове.

— И правильно, что веришь! Я никогда не сделаю того, что навредит тебе, Гарри. И уж я точно не собираюсь отпускать тебя в лабиринт с чудовищами, где люди Сам-Знаешь-Кого могут устроить тебе какую угодно ловушку!

Неприятное подозрение кольнуло Гарри, и он, невольно нахмурившись, поинтересовался:

— От кого ты узнала, что это будет лабиринт?

Гермиона немного удивлённо взглянула на него, усмехнулась и ответила:

— Как от кого? От одного из чемпионов, высокого, взрослого... — Гарри почувствовал, как в нём растёт недоумение и гнев, когда Гермиона вдруг со смехом закончила: — от Седрика Диггори!

Гарри резко выдохнул и наградил Гермиону сердитым взглядом, но она, не обращая внимания на выражение его лица, просто поцеловала его.

* * *

Они разговаривали ещё долго. Разговор перешёл на всякие пустяки, они сидели, просто держась за руки, а за окном медленно сгущались сумерки. Пальцы Гермионы задумчиво блуждали по ладони Гарри, ему было щекотно, но он ни за что не хотел в этом признаваться. Ему хотелось, чтобы её пальцы никогда не покидали его ладонь. Он только удивлялся, как он мог раньше касаться Гермионы и не испытывать ничего подобного. Гарри открывал для себя новые стороны в общении со своей давней подругой.

Когда мадам Помфри, постучавшись, зашла в полутёмную комнату, подростки смущённо отодвинулись друг от друга, хотя в их позах не было ничего постыдного.

— Мистер Поттер, сейчас вам надо поесть. Мисс Грейнджер, в виде исключения я могу сделать так, чтобы ваш ужин тоже доставили сюда, — Гарри мог поклясться, что мадам Помфри улыбалась, но полумрак не позволял разглядеть её ясно, — однако я бы хотела, чтобы после ужина вы ушли и дали своему другу отдохнуть и поспать.

— Спасибо, мадам Помфри! — искренне поблагодарила её Гермиона.

Еда появилась перед ними на подносах, и они принялись за еду.

— Почему она разрешила тебе остаться? — удивился Гарри.

— Я сегодня в фаворе, — довольно сказала Гермиона, — я единственная, кто заботится о твоём здоровье. Все остальные приходят, забирают тебя на собрания, не дают тебе отдыхать. А я сама привела тебя сюда и заставила отдыхать и лечиться.

Гермиона вытащила волшебную палочку и наколдовала в воздухе шарик света, который повис в воздухе над их головами. Сияние, исходящее от шарика, образовало небольшой освещённый круг около кровати Гарри, оставляя углы полутёмными. Из-за этого в больничной палате создалась такая мирная и романтичная атмосфера, что Гарри готов был назвать этот ужин самым лучшим в своей жизни. Он был наедине со своей лучшей подругой, которая сегодня согласилась стать его девушкой. Он мог спокойно, без помех смотреть на неё, рассматривать её изящное лицо, изгибы её носа, густые брови...

— Гарри, — тихо сказала Гермиона, не поднимая глаз, — ты меня смущаешь.

— Почему? Потому, что любуюсь тобой? — он улыбнулся, не отводя от неё глаз.

— Чем там можно любоваться? — самокритично вздохнула Гермиона.

— Не чем, а кем. Ты — самая красивая девушка Хогвартса, — заявил Гарри тоном, не допускающим возражений.

Гермиона подняла на него сияющие глаза, её губы изогнулись в лёгкой улыбке. Она как будто перебирала в уме возражения на его слова. Наконец, она вздохнула и просто сказала:

— Хотелось бы тебе верить.

Гарри негромко рассмеялся.

— Просто поверь. Если я так сказал, значит, так оно и есть.

Её улыбка стала шире, но потом её лицо погрустнело. Она со вздохом поглядела на свои пустые тарелки и сказала:

— Гарри, мне уже пора идти.

Он поймал её за руку и притянул к себе.

— Гарри! — воскликнула она в притворном возмущении.

Но она сама уже тянулась к нему. Они поцеловались с неожиданной страстью, как перед долгой разлукой.

«Да, я ведь не увижу её целую ночь», — подумал Гарри, прижимая её стройное тело к себе.

Вдохнув напоследок запах её волос, он отпустил её, и Гермиона, проведя рукой по его щеке, неуловимо быстро исчезла из палаты.

Гарри горестно вздохнул и понял, что ему ничего не остаётся, кроме как спать. Короткое «Нокс» погасило шарик света, оставшийся после Гермионы в палате, и Гарри устроился на кровати поудобнее. Лёгкое успокоительное зелье, которое он выпил пару часов назад, вместе с насыщением от ужина вызывало у него чувство сонливости. Он начал проваливаться в сон.

«Я хочу, чтобы мой парень был живым», — сказала Гермиона перед уходом. Её действия были направлены на его защиту. Защиту от того, что связано с Турниром, того, что они пока не могут разгадать. Теперь им оставалось ждать завтрашнего дня и его новостей. Гермиона надеялась, что скандал и обострение международных отношений приведёт к отмене Турнира.

Тогда проблемой будет только магический контракт с Кубком Огня.

* * *

На следующий день, в субботу, «Ежедневный пророк» опубликовал специальное заявление министра Фаджа. Министр заявил, что действия студентов Дурмстранга «задевают национальную гордость Великобритании», демонстрируют «неуважение к нашей великой стране», «унижают и презирают труд организаторов Турнира Трёх Волшебников». В других статьях этого выпуска его заявление всячески развивалось и перетолковывалось. Представители Дурмстранга представали в этих статьях, мягко говоря, не в самом лучшем свете.

Гермиона пришла к Гарри с газетой сразу после завтрака и просидела у него всё время до обеда.

— Смотри, все эти статьи пишут примерно следующее: «Убирайтесь из нашей страны, мы вам не рады», — разъясняла Гермиона смысл газетных статей своему парню. — Например, вот что пишет этот корреспондент...

Она убежала на обед, наградив Гарри тёплой улыбкой и поцелуем в губы. Потом мадам Помфри обрадовала юношу сообщением, что к ужину она собирается выписать его из больничного крыла, с условием, что он не будет перенапрягаться в течение следующей недели. Посторонние люди по душу Гарри больше не приходили, из чего он сделал вывод, что он больше никому не нужен, и теперь всё будет происходить без его участия.

Дамблдор на ужине имел недовольно-разочарованный вид. Один из его огорчённых взглядов был прямо адресован Гарри, отчего тому захотелось буквально спрятаться под стол — он тяжело переживал взаимное недоверие, которое разделило его с директором. И в этот вечер, и в следующие дни никаких разговоров директор не заводил, в кабинет к себе не звал, так что Гарри решил, что он всё ещё в опале у директора. Но Гарри, несмотря ни на что, старался не впадать в депрессию. Он с нетерпением ожидал свежих новостей о Турнире.

Скандал разрастался. Главы магических правительств Великобритании и континентальных государств обменивались неприязненными посланиями и высказываниями, в газетах страны-оппоненты старательно поливали друг друга грязью, высмеивали политических лидеров, публиковали средней тяжести компромат.

Через несколько дней все представители Дурмстранга были вынуждены уехать — их фактически выдворяли из страны, в которой они больше не были желанными гостями.

* * *

Гарри был недоволен — впервые за несколько дней.

— Ты уверена, что это тебе нужно?

Гермиона помялась и кивнула.

— Это справедливо. Я должна поговорить с ним перед тем, как он уедет.

— Мне это не нравится, — безапелляционно высказался Гарри. По его мнению, можно было оставить всё, как есть, и пусть себе катится на родину.

— Я знаю, — улыбнулась Гермиона, — и мне это тоже не очень нравится. Но так нужно, Гарри. Мне нужно. Я должна всё ему сказать, поставить все точки над «и».

Разговаривали они на улице. Гарри отказался оставлять Гермиону с Крамом наедине, однако согласился ограничиться наблюдением за их разговором издалека. Крам кидал на него гневные взоры, от которых душа Гарри уходила в пятки, потому что память услужливо подбрасывала ему воспоминания об ударах болгарского ловца. Но Гарри храбрился, хмурил брови и делал свирепый вид. В конце концов, здесь они были у всех на виду, и Гарри сомневался, что Крам нападёт на него снова.

Он уже минут пять расхаживал взад-вперёд вдоль берега Чёрного озера, пока Крам с Гермионой общались под деревом, метрах в пятидесяти от него. Крам балансировал на носках, сцепив руки за спиной, Гермиона что-то тихо говорила ему, Крам кивал и отвечал ей, иногда односложно, иногда разражаясь длинной тирадой. Наконец, Гермиона тряхнула ладонями, как будто подводя черту под разговором, и отступила назад. Болгарин быстро схватил её за плечи и потянулся к её лицу.

— Крам!!! — заорал Гарри. Ярость захлестнула его. Он не собирался позволять Краму дотрагиваться до его девушки. Болгарин на секунду замер, и Гермиона, воспользовавшись заминкой, выскользнула из его рук и направилась к Гарри.

Она выглядела расстроенной, Гарри даже показалось, что в её глазах блестели слёзы, но при этом на её лице была слабая улыбка, что поставило Гарри в тупик. Гермиона взглянула на своего парня и произнесла:

— Гарри, всё нормально, просто я немного расстроилась, — она небрежно смахнула слёзы. — Тяжёлый разговор. Наверно, такие разговоры всегда очень тяжёлые.

Крам медленно прошёл мимо них к своему кораблю, не спуская глаз с Гермионы.

— Прощай, Гермивонна, — обронил он сухо.

— Прощай, Виктор, — ответила Гермиона, взяв Гарри за руку. Виктор отвернулся и направился к трапу корабля, который был уже готов к отплытию. В тот момент Гарри отчётливо послышалось, что болгарин пробормотал под нос: «Извини».

Гермиона удивлённо вскинула брови, из чего Гарри заключил, что она тоже это услышала. Ироничная улыбка коснулась её губ.

— Счастливого пути, Крам, — неожиданно для себя сказал Гарри. — И... спасибо.

Крам остановился и повернулся к нему. Его спина была чуть сгорблена, на скулах играли желваки.

— Спасибо? — переспросил он мрачно.

— Благодаря тебе я кое-что понял. И благодаря тебе нашёл... ту, которая для меня важна. Хотя твои кулаки были не самым приятным, что я испытал в жизни. Но, всё равно — спасибо.

Крам сжал губы и быстро пошёл к кораблю. «Они как будто сговорились, — злобно думал он, — и оба пытаются благодарить меня за то, что они вместе! Бесит!»

Два гриффиндорца стояли на берегу, наблюдая за отплытием корабля Дурмстранга. Пальцы Гермионы скользнули между пальцев Гарри, а её голова склонилась на его плечо. Прохладный ветер взметнул её каштановые волосы, и одна из прядей прилипла к губам Гарри. Он улыбнулся и медленно переместил волосы на их законное место на голове девушки. Разглядывая её пышные каштановые космы, Гарри думал о неожиданных изменениях в его жизни.

Первое июня. Этот прохладный день неожиданно стал для Гарри чем-то вроде нового начала. Поворот к каким-то изменениям в его жизни — как надеялся Гарри, это будут изменения к лучшему. Конец Турнира. Конец учебного года. Начало каникул.

Начало его новых отношений с Гермионой.

«Я никому её не отдам», — подумал Гарри, обнимая девушку за плечи. Почувствовав его волнение, Гермиона взглянула на него, подняла руку и легонько коснулась его носа.

— Болит?

Гарри схватил себя за нос и демонстративно подёргал его в стороны.

— Ни капельки. Хочешь сама проверить?

Она улыбнулась.

— Хочу.

Гарри понял, что она задумала, только когда она повернулась к нему лицом, взяла его лицо ладонями и поцеловала его в губы, при этом сталкиваясь своим носом с его. Гарри удивлённо распахнул глаза, но через секунду он уже отвечал ей, позабыв о Краме и об отплывающем корабле Дурмстранга.

Крам взошёл на борт и обернулся, надеясь перед отплытием ещё раз перехватить взгляд Гермионы. Вместо этого он уткнулся взглядом в страстно целующихся подростков. Он неподвижно застыл на палубе, наблюдая за ними, и только на лбу у него билась напряжённая жилка, выдавая крайнюю степень его ярости.

Беззвучно подошедший Каркаров несколько секунд смотрел на своего чемпиона. Потом он аккуратно дотронулся до его плеча. Крам не отреагировал на это.

— Хватит, Виктор. Не мучай себя.

Крам снова не ответил, и директор Дурмстранга, укоризненно покачав головой, отошёл в сторону, наблюдая за действиями студентов, управляющих отплытием корабля. А Крам размышлял о том, к какому странному результату привёл его этот необычный учебный год, проведённый в стенах Хогвартса. Эта странная история с Гермионой, студенткой четвёртого курса, с которой он стал общаться только потому, что не получал от неё привычного для него обожания. У него тогда появилась идея-фикс — завладеть её вниманием, заставить её взглянуть на него. Но потом, уже после Святочного бала, он серьёзно, по-настоящему увлёкся ей.

Из-за этой глупой влюблённости он стал добиваться её. И что он получил? Один случайный поцелуй и прогулки в Хогсмид два раза в месяц. Жалкий неполный десяток свиданий, во время которых они гуляли по деревне или сидели в «Трёх Мётлах» за сливочным пивом. Именно во время этих свиданий её постоянные разговоры о Поттере стали приводить его в ярость.

Гермиона так и не ответила на его чувства. Её сердце принадлежало другому. Увы. Теперь это было донельзя очевидно.

Заскрипев зубами от досады, Крам усилием воли оторвал взгляд от пары гриффиндорцев на берегу и, запахнувшись в свою багровую мантию, удалился в каюту.