Шерленовые зарисовки (гет)

У нее дрожат руки.

Это объяснимо.

Дождь не идет ей, серый, однообразный, скучный. Но прекрасный фон для него, вычерченного черным углем резкими ломаными линиями.

Улица рявкает на них, стоящих по разные стороны дороги. Мир между ними с помехами: рябь машин и людей, белый шум дождя. Но даже сквозь серую мошкару капель он видит, что у нее дрожат руки. И это — мелочь.

Он не может дать ей больше двадцати секунд, иначе его информация для Интерпола потеряет свою актуальность. А это намного важнее того, что у нее дрожат руки из-за него.

Она тонка и опасна в черном плаще на остриях каблуков с перчинкой в аромате парфюма, который память услужливо добавляет к картинке. Идеальное сочетание. Портится назойливой мелочью, что мельтешит вокруг нее, как неровный мерзкий писк.

Алые губы сжимаются в тонкую линию. В глазах отчетливо читается стальная холодная ненависть. И он тайно рад, что стоит на другой стороне дороги.

Она не дает ему даже пятнадцати секунд. Сталь взгляда растворяется дождем, и вот он уже не выражает ничего, кроме презрения и равнодушия. Руки расслабленно повисают вдоль тела. Вальяжно-горделиво она разворачивается и уходит прочь.

Двадцать одна секунда. Серый шум полностью глушит стук тонких каблуков. А неподвижная сгорбившаяся черная фигура поглощается рябью города.

Когда она уходила, руки не дрожали. Это справедливо. И почему-то больно.

Он придет ночью, когда дождь, изрыдавшись, успокоится. И в тревожной темноте квартиры, не оставляя ни звука в ее тишине, кончиками пальцев найдет смятую простынь кровати. Пальцы очертят тело женщины, отчаянно-беззащитно​ свернувшейся клубком на самом краю. Она резко вцепится ногтями в его руку и будет смотреть в глаза, но не видеть ничего в густой темноте. Это и не нужно. Зачем видеть, когда руки говорят намного больше, чем глаза. И уж тем более больше, чем слова.

Сгребая ее всю без остатка в объятия, он попросит прощения. А она, обессиленно ударив его кулаком в грудь, крикнет, что он сволочь. А затем найдет ладонями лицо и надломлено прошепчет в губы то, что никогда ни один из них не скажет вслух. Только прикосновениями.

Его пальцы намокнут от ее слез, и он вспомнит, что ей не идет дождь. И будет согревать ладонями холодные дрожащие руки, потеряв счет и секундам, и часам.

Потому что, когда у нее дрожат руки, — это неправильно.