Война без победителей (гет)

Ночью мартовский ветер по-зимнему коварен. Обманчиво ласков. Почти бесшумно баюкает голые ветви, порошит их мелким снотворным снежком, предательски шепчет, что просыпаться нет смысла, что никто никого не ждет и что явь — хуже любого кошмара.

Спать приятнее. Закрываешь глаза и видишь не руины и смрадные останки, а чистые стены, свет, людей — как до войны…

Сквозняк несет легкий запах тления. Инесса морщится, поудобнее перехватывая ружье. Вряд ли оно понадобится, но так спокойнее. Здесь и сейчас, в каком-то подсобном помещении гидроэлектростанции, сражаться не с кем. Она даже не знает, что это за место и для чего нужно — никогда не разбиралась в гидроэлектростанциях. Зато здесь есть компьютер, и один умелец из техчасти превратил его в пульт слежения.

Нужно выяснить, что за чертовщина творится в последнее время. Неизвестно ведь, кто станет следующим.

…Опять трупная вонь. Странно, месяц же прошел.

Шумит турбина.

* * *

Вернувшись со Стоара, они застали выжженную землю. После правды о вирусе это не удивляло. Но и не смягчало шок. Их осталось сорок семь человек. В основном — солдаты, несколько технарей, которых тоже задействовали в «Тумане», и Ян, в очередной раз спасший свою шкуру предательством. Будь он во время финального налета на Земле — его бы расстреляли с кораблей или растерзали голыми руками, когда вирус активизировался. Но он отправился на Стоар сдавать тех, на кого совсем недавно работал…

Солдаты, опытные, закаленные в боях и повидавшие немало смертей, отворачивались от картин космодрома. От всех этих изрешеченных, разорванных и полусожженных трупов, подчас так и лежащих, сцепившись в последней рукопашной. Трупы были везде, и пахло в тот день пока что не тлением, а кровью. Еще — горелым мясом. Залитые темными потеками ворота отсеков, зияющие дыры между ярусами, обломки стали и пластика и ошметки плоти, белеющие осколки костей в черно-вишневом месиве.

Кого-то рвало. Инессу слегка мутило, но она понимала, что это только начало, нужно привыкать. Дышала часто и неглубоко, и казалось, что запах ощущается все меньше. Ян стоял рядом и терпеливо ждал, пока спутники справятся с собой. Даже не морщился. Инесса подумала было о его работе, предположила, что после всех стоаранских экспериментов растерзанные трупы и впрямь не страшны… и мысль ускользнула, подсунув на прощание еще парочку воспоминаний. О побеге и о вирусе.

Прикрывая нос и рот рукавом, Сейц сделал энергичный жест: на улицу. На пути к свежему воздуху не встретилось никого живого.

— Кто-то должен был уцелеть. Не может быть, чтобы вирусом успели заразиться абсолютно все, — сказала, отдышавшись, растрепанная девушка — Каролина, так ее звали, как выяснилось.

— Еще появятся, — буркнул солдат по фамилии Бакум. — Прячутся, наверное. Что делаем?

И он красноречиво обвел взглядом площадь перед космодромом. Обычно там было пусто, не считая пары армейских машин и горстки легких частных летунов. Навес тоже был — подобие защиты от бесконечных атак на первый случай. Теперь сквозь остатки навеса голубело безмятежное февральское небо, а площадь была завалена искореженными истребителями и еще какими-то кораблями. Кое-где сохранились пласты слежавшегося снега.

— Трупы не трогать, — тяжело изрек Сейц. — Всех похоронить не сможем и не успеем. Уберем только там, где поселимся.

— И где мы поселимся? — спросила Каролина.

— Забудьте о своих квартирах, у кого они есть. По крайней мере, на время, — не раздумывая, сказал Сейц. — Займем казарму. Расчистим территорию. Там продсклад, автономные генераторы, средства защиты и прочее. Ну, продукты пока не проблема, все магазины и склады теперь наши. Но это временно. Потом придется добраться до гидроэлектростанции и посмотреть, сможем ли мы поддерживать ее работу. Да и не только это. До черта станций и заводов остановилось или скоро остановится! Не хотите возвращаться в пещеры — придется пахать!

— А еще есть атомные электростанции, — бесстрастно заметил Ян. Сейц умолк ненадолго, соображая. Атомные… То, что творилось сейчас в Будапеште — так раньше называлось это мертвое место, столица Восточноевропейского Союза, — творилось по всей Земле, и не везде были выжившие.

Какие-то станции остановятся тихо, какие-то спровоцируют катастрофы — плевать, этих катастроф никто даже не увидит. А что будет с атомными…

— Я не знаю, что с ними делать, — честно сказал Сейц. — Но мы выясним. Для начала нужно позаботиться о крыше над головой.

Казарма номер тридцать девять ничем не выделялась из длинного ряда одинаковых четырехуровневых бункеров на южной окраине Будапешта. Зато располагалась возле местных армейских складов. Налет не обошел поверхность стороной, однако внутри оказалось неожиданно пусто. Трупов почти не было. Хотя если весь личный состав задействовали в финальной спецоперации…

Выжившие похоронили нескольких несчастных. Провозились до вечера. Распределили между собой комнаты — жилых спален хватило с лихвой. И впали в подобие равнодушного транса.

Свалило даже несгибаемого Сейца. Мозги отказывались соображать, а тела — повиноваться. Впрочем, Инессы еще хватило на то, чтобы навести подобие порядка в своей комнате на третьем уровне. Она сдвинула к стене лишние кровати — надо же, спальни на шестерых, в ее подразделении это сочли бы за роскошь! — соорудила подобие стола из тумбочек, подозрительно понюхала постельное белье, удивляясь, что стоаранский плен не выбил из нее брезгливость… и услышала стук в дверь.

Сейц махнул рукой на захваченный из ближайшего магазина виски и на то, что сегодня многие собирались напиться в хлам. Инесса догадывалась, чего им от нее нужно.

Но все-таки открыла.

* * *

…Станция старая, построена в тридцатых годах двадцать первого века. В войну поневоле вспомнили о технологиях, отживающих свое. Надежность. Мощные каменные стены, громада плотины, которой не повредит даже прямое попадание пары-тройки стоаранских бомб. Они были рассчитаны немного на другое, эти бомбы…

Места здесь уединенные. Когда во всей округе едва наберется шестьдесят человек, о многолюдности вспоминать не приходится. Солдаты, техники, пара перепуганных детишек и горстка мирных жителей, которым удалось уцелеть, — все они сейчас в городе. А на станции — только двое дежурных работников, кое-как управляющихся с автоматикой, и Инесса.

Прячется в подсобке, как крыса, наблюдает.

Одновременно такой негласный наблюдатель сидит сейчас на насосной станции. Там тоже борется с дремотой ничего не подозревающий работник — не засыпает, наверное, только потому, что боится не проснуться. Им не сообщают о расследовании загадочных смертей.

На одной только гидроэлектростанции — пятеро за последний месяц. Строго говоря, не годится называть исчезновения смертями, пока не нашли тело. Но открытые двери, вывернутые переключатели — все выглядит так, будто человек просто вышел в ночь и упал с плотины.

Подозревали каких-то неизвестных преступников, выживших инфицированных, уцелевших стоаран, заговор…

Человек останавливается на полпути к пульту. Второй оборачивается, забыв о мониторах. Инесса вскидывается, нащупывая переговорник. Человек отражает ее жест, касаясь своего.

— Готовность номер один! Он ни с кем из наших не выходил на связь?

— Нет, — отвечает Сейц после паузы. Тем и плохи переговорники — никакой надежности. Можно отследить кого-то, можно запеленговать, но вероятность ошибки слишком высока. Что возьмешь с мини-рации на батарейках? Но команда перехвата — во всеоружии где-то на подступах к ГЭС и явится в любой момент. Это несколько успокаивает.

Работник на экране нервно ходит туда-сюда, не притрагиваясь к пультам.

Кого-то ждет.

Хоть бы Сейцу достало ума перехватить их транспорт. В переговорнике тишина. На станции тишина. Кругом чертова пустая тишина с бессмысленным шумом турбины, который перестаешь замечать уже через полчаса.

Хочется поскорее покончить с этим, уснуть и видеть сны. С уверенностью в завтрашнем дне, безопасностью и улицами, тонущими в белом тумане.

Мозг — удивительное устройство, способное самостоятельно регулировать свою нагрузку и создавать иллюзорные убежища. Сны, в которых можно спрятаться, появились только тогда, когда Инесса почувствовала, что вот-вот сойдет с ума в этом ежедневном дарвиновском пекле.

Бесперебойно работающая техника, ни трупов, ни разрушений, здоровое общество, тщательные медобследования. Коварный мозг отказывается признавать, что возможные последствия стоаранского плена могут стать роковыми.

…Незнакомец входит размашистым шагом. В руке у него металлический короб-чемодан.

* * *

Тогда, месяц назад, открывая дверь, Инесса готовилась выкручиваться всеми силами, чтобы вынужденные товарищи по несчастью отстали, но не обиделись. Свары — пожалуй, самое страшное, что могло бы случиться с таким коллективом. Но на пороге оказался всего лишь Ян. С каким-то пакетом и с баклагой воды в руке.

— Ты? — удивилась Инесса. Это ведь уже не стоаранская камера, так зачем?..

Он прислонился к дверному косяку.

— Принес тебе еды. Ты ничего не взяла на складе, — Ян протянул ей пакет. — Ты как вообще?

— Как обычно… А ты, значит, заметил? — усмехнулась Инесса. Откуда такая неловкость в общении с человеком, с которым она не один месяц спала, которого намеренно выводила из себя, мечтала удушить и без всякого стеснения ненавидела? Хотя нет, «ненавидела» — громко сказано. Просто отыгрывалась на нем как на представителе вражеского лагеря. И будь она проклята, если не видела, что его устраивает такое обращение.

— Заходи, — бросила она наконец. Повторное приглашение не понадобилось. Ян явно рассчитывал разделить с ней трапезу — ну да и черт с ним, не жалко. Инесса застелила импровизированный стол перевернутым покрывалом вместо скатерти, направилась к сдвинутым в угол кроватям, чтобы приспособить одну вместо стульев — Ян подхватил с другой стороны за металлическое изголовье. Они пододвинули кровать к конструкции из тумбочек, влезли на нее с ногами, и Инесса вытряхнула на «стол» содержимое пакета.

Сухари из продпайка, привычное вяленое мясо, и тут же — относительно свежий хлеб, масло, пачка чая, пачка кофе…

— Кто-то не поленился ограбить магазин, — протянула Инесса. — У меня здесь есть жестяные стаканы, кажется, чистые, но…

На лице Яна отчетливо читалось все, что он думал о брезгливости и солдатах-чистюлях.

Чайник вскипел быстро. Видно, батарейка была новая. Потом они сидели и поедали бутерброды, запивая кофе из чужих немытых стаканов. Происходящее с каждой минутой все сильнее казалось фантасмагорией. Что это за место? Что это за время? Что она делает? Почему? И происходит ли это вообще? А может, так выглядит солдатское посмертие — вечная жизнь в мире достигнутой цели, ведь разве не уничтожение — конечная цель?..

— И все-таки, зачем? — негромко спросила Инесса. — Зачем ты пришел?

Ян пожал плечами.

— Просто так.

— А на Стоаре? — язык слегка заплетался, хотя она не пила ни капли спиртного. Ян смотрел на гущу на дне стакана.

— Ты мне понравилась.

— И что? Нужно в первый же вечер тащить в постель?

— По-моему, ты и не возражала, — вскинул он глаза. Очень спокойные. Без знакомой злости они казались немного чужими. Теперь пришел черед Инессы пожимать плечами. Ну да, она не возражала. В том состоянии отупелости и фрустрации, выдернутая из боя, все еще не веря, что лишилась свободы и оружия, утратила контроль над собственной судьбой… Ей было безразлично. И хотелось снять напряжение. Она никогда не понимала выпячивания темы секса и придания ему особой важности. Просто разрядка. Плевать на остальное.

— На моем месте мог быть любой стоаранин, — сказал Ян. — У них это практиковалось во многих тюрьмах. Пленник — значит, собственность. Человеческий организм неплохо подходит для кладки яиц. Но на чужое они не посягали.

Осознав услышанное, Инесса подумала, что ошиблась. На остальное все-таки не плевать. Не хотелось представлять, как это вообще выглядело — инопланетяне, больше напоминающие жуков в двойном панцире, и… Черт подери.

— Почему ты мне не сказал? — спросила она. — Может, я и не отказалась бы от идеи прикончить тебя и украсть оружие, но все равно…

Ян мягко рассмеялся. Инесса вдруг поняла, что впервые слышит его смех.

— Действительно все равно… Но лучше живой человек, который меня ненавидит, чем безвольный манекен.

— Зачем? — повторила Инесса. — Что это тебе дало, кроме потери рабочего места?

Ян молчал долго, и она уже решила, что он не ответит. Даже успела в очередной раз подумать «ну и черт с ним». Но когда он снова заговорил, ответ был расплывчатым.

— Стоаранское влияние выветривается постепенно.

— Спасибо за еду, — сказала Инесса, складывая остатки продуктов на подоконник. Завтра можно будет поискать в других казармах холодильные камеры, там они больше не понадобятся. Много чего можно будет найти и принести сюда завтра. Грабить, мародерствовать… подбирать то, что уже никогда никому не понадобится, и ходить по магазинам, как у себя дома, спокойно унося все, что угодно. Главное — привыкнуть к виду неубранных трупов и находить более-менее уцелевшие магазины. В войну их и так стало меньше, а на полках частенько бывало пусто.

— Тебе спасибо за романтический ужин, — Ян окинул взглядом тумбочки, скатерть-покрывало, казенные белые лампы под потолком. Отодвинул лишнюю кровать обратно к стене…

Какая к черту романтика? Кому она нужна? Инесса была слишком солдатом, чтобы это понять. Падение мира имело и свои плюсы. По крайней мере, теперь тебе в уши не будет постоянно литься густой вязкий поток стереотипов, чужих вкусов и неубиваемых модных штампов, которые в войну стали даже ценнее — как символы мирной безмятежности, наверное. Кто-то говорил, что романтика означает внимание и заботу, но Инесса понятия не имела, какое отношение к заботе имеют глупые сопливые песенки или дурацкие бесполезные безделушки, которые почему-то страшно ценились в качестве подарков.

Наутро они с Яном проснулись вместе.

* * *

…На мониторе не видно, что там в чемодане. Но незнакомца здесь явно ждали. Дежурные, судя по всему, не удивлены, разговаривают с ним спокойно. Инесса внезапно задумывается. Где он мог с ними встретиться? Здесь — вряд ли, здесь наблюдение установили после второго же исчезновения. И гласное, и негласное. Но так ничего и не выяснили. Один охранник следил во все глаза, но камеры стояли отнюдь не везде, а ходить по пятам за работниками не получалось. Второй… Вон он, второй, болтает с незнакомцем и тоже вовлечен в это мутное дело. В прошлые разы охранники или твердили «Он буквально на минуту отошел отлить, и больше я его не видел», или… пропадали сами. Какого черта? Почему Сейц так и не выставил наблюдение посерьезнее?

Перед глазами разворачивается безмолвная картина сговора, и Инесса все отчетливее понимает: дело не только в исчезновениях. Всё масштабнее. Действия Сейца… о чем они говорят? Что вообще происходит? Шестьдесят выживших на весь Будапешт — не повод ли прекратить возню? Ради чего теперь интриги?

— Перехватывайте! — шипит Инесса в переговорник. — Они идут к выходу!

— Идут? Сами? — зачем-то переспрашивает Сейц.

— Ищите, на чем он приехал! Вы никакого транспорта не заметили, что ли? — Инесса игнорирует его слова. Глупо — он ведь не полный идиот. Сам должен понимать и насчет транспорта, и насчет перехвата. Но как же осторожно надо было приблизиться, чтобы даже приборы ночного видения не обнаружили машину!

— Оставайся на связи!

Шорохи. Отряд подбирается ко входу. Монитор пустеет, станция брошена без присмотра. Инесса встает и шагает к двери. Вмешиваться не стоит, это рискованно, но на всякий случай нужно быть поблизости. Миновать коридор, свернуть направо, еще коридор, короткая лестница…

Все заканчивается раньше.

Шорохи переходят в возню. Щелчок — но это не выстрел, скорее включение фонаря. Изумленный выдох. Переговорник Сейца слишком близко к губам. Инесса слышит ругательство, затем шепот:

— А ты здесь откуда?

Он знает того, кто явился на станцию. Что это значит? Это кто-то из своих? Инесса ускоряет шаг. Возню заглушают яростные выдохи Сейца, короткие бранные слова, которые он выплевывает, и за ними — звуки ударов. Чей-то стон. Щелчок. Возня, удары, возня… шипение.

Ровное. Отчетливое.

Молчание.

Что-то шипит — ровно, как белый шум. Инессе становится страшно. Незнакомый звук. Неизвестность, которая пугает, несмотря на то, что ты знаешь причину. Что там происходит? Она хочет позвать Сейца, но молчит. Сапоги слишком громко стучат по каменному полу. Инесса крадется, сжимая в руках ружье, как единственную надежду, прислушивается сквозь шум, но он не прекращается и…

Она выглядывает из-за поворота коридора. Вот и вход.

Безлюдный.

Она опасливо пробирается вдоль стены, готовая к нападению. Ни души. Кто бы ни был здесь пять минут назад, сейчас его…

…искорка в небе. Скрылась.

Значит, улетели. Проклятие, что с Сейцем?

Ответ на этот вопрос Инесса узнает незамедлительно. Стоит ей, уже не кроясь, шагнуть за порог, как она видит их. Десяток безжизненных тел, разбросанных по бетонной площадке.

Первоначальный шок мимолетен до незаметности. Она хватает ближайшего за запястье. Так, пульс есть. Бодрый, живой. Что бы ни сделал незнакомец, это не опасно.

Инесса тормошит солдата за плечо. Потом второго, третьего. Сейц лежит чуть в стороне, словно то ли гнался за кем-то, то ли вел переговоры. Глаза его широко распахнуты.

Изо рта стекает ниточка слюны, тускло поблескивая при свете из открытой двери.

Инесса смотрит на нее не отрываясь.

Плохой знак. Лучше бы кровь.

Ночной ветер сглаживает тишину.

Солдаты начинают приходить в себя лишь спустя полчаса. Они стонут, потирают ушибленные места. На расспросы отвечают одно: «Сейц его узнал, начал орать, а он достал какую-то лампу, и больше ничего не помню!». О лампе им сказать особо нечего — ну лампа. На ручной фонарь похожа. Только светит синим. И шумит странно. И перед глазами от нее все плывет, а потом моментально отключаешься…

Инесса ждет, пока очнется Сейц. Лампа напоминает психотропное оружие, которое разрабатывали пару лет назад против стоаран, да так и не перевели на него армию — ненадежное, поражает без разбору и своих, и чужих, вызывает стойкие галлюцинации. Достать его сейчас может, наверное, кто угодно. Но зачем?

И Сейц узнал этого человека…

— Ребята, — тихо говорит Инесса, обводя взглядом солдат, — это может оказаться любой из наших.

И они молчат, угрюмо глядя на командира.

— Да он уже давно очнулся! — вдруг кричит Берти Полецкий, тощий юнец, не успевший толком повоевать. Бросается к Сейцу, тормошит, потом сдавленно охает, приподнимает…

Взгляд у командира — мертвый. Бессмысленный. Глаза тупо шарят по окрестностям, ни на чем не останавливаясь. На грубом красноватом лице — ни проблеска узнавания.

Слюни текут по подбородку, рот открыт — челюсть безвольно упала, когда Сейца посадили. Солдаты зовут его, хлопают по щекам. В ответ — стон-мычание.

— Ах ты… — Анджей беспомощно заворачивает сложную матерную конструкцию. — Вот они, психотропники! Хрена с два он теперь скажет хоть что-то! Слышишь, Инесса, пусть этот твой его посмотрит. Может, можно что-то сделать.

Инесса кивает. Посмотрит, конечно, куда денется. «Этот твой» — это Ян, с которым она давно уже живет вместе. За неимением настоящих врачей он превратился в местного эскулапа: бывший лаборант в стоаранском медцентре — лучше, чем ничего. Вот только на него все еще поглядывают как на предателя. Сторонятся.

Иногда Инесса ему почти завидует из-за этого.

* * *

Сны появились позже. Когда февраль сменился мартом, морозы — оттепелью, а трупы начали разлагаться в тепле ранней весны. Не спасло то, что их оттащили с улиц и сожгли, сколько смогли. Запах тления просто сменился запахом горелой плоти. Он просачивался сквозь закрытые двери и окна, талый снег тек веселыми ручейками, игриво огибающими развалины и обломки, и впитывался в разломы земли, а в казарме номер тридцать девять обреченно ждали эпидемии. «Нужно было какой-то экскаватор найти, выкопать рвы и похоронить!» — ворчал вездесущий Бакум. Его не слушали — какой к черту экскаватор, такой машине даже проехать негде в расстрелянном городе, не говоря уже о том, сколько времени это могло занять.

Потом о машинах говорить перестали. Автопарки с летунами и уличной техникой оказались уничтоженными. Финальный налет выжег все, что уцелело за годы войны. Все производства, какие могли остановиться, прекратили работу еще несколько лет назад. Остались лишь пищевые и военные.

В один из дней, когда горстка выживших наводила порядок в окрестностях казарм, нашли бункер, а в нем — несколько десятков трупов и… двух полумертвых детей. Кто-то собирался пристрелить их. Сейц не позволил. Каролина взяла их под крыло. Ход, на который наткнулись солдаты, был потайным; основной тянулся широкой надежной трубой куда-то далеко к центру Будапешта. Неугомонный Бакум, совершив марш-бросок туда и обратно, поведал, что вел ход из самого правительственного квартала. Впрочем, опознать членов правительства в этих лохмотьях смрадной кожи никто бы уже не смог. Зато вещи сохранились в целости.

А обирать покойников давно уже не считалось зазорным.

Наверное, чтение так подействовало: тот, самый первый сон Инесса увидела, залпом прочитав книгу, загруженную в память тонкого планшета, похожего на лист бумаги. Кроме планшета, им с Яном достался еще компьютер. Старый, из тех, которые были жесткими и не сворачивались в портативную трубочку. Комната все больше походила на обжитую квартиру или семейное гнездышко. Тогда, помнится, Инесса в очередной раз скривилась от этого сравнения и уткнулась в книгу. Что-то из старой идеалистической фантастики: о десятках рас, чьи различия не умаляли схожести, о красочном многонациональном мире с сотнями заселенных планет, о героях-везунчиках, выпутывавшихся из любой переделки, и о технологиях, которые даже не снились Земле…

…не снились…

Инесса задремала, не дочитав пары страниц до конца. Героиня книги была врачом. Медицинская аппаратура, операционные роботы, выращивание протезов, неотличимых от живой ткани… Роботы с протезами завели в голове хоровод, что-то бормоча. И уже сквозь сон Инесса ощутила, как Ян убирает планшет, поправляет одеяло и ложится рядом. Она не отреагировала. Она была там, среди роботов, но они уплывали все дальше, а голову заполоняла знакомая пустота сна без сновидений.

Потом они вернулись. Они пришли за ней в стоаранскую экспериментальную тюрьму.

Стены тюрьмы были неотличимы от казарменных. Крохотные окошки под потолком сочились тьмой. Коридор казался бесконечным. Инесса шла, шла, шла…

Потом действие перетекло в лаборатории. Те самые, о которых она читала. В них не было ничего от стоаранских серых камер, похожих на промышленные цеха. Нет — чистота, яркий свет, белоснежные стены, пятна сочно-зеленых листьев декоративного вьюнка, его сливочно-желтые соцветия; светло-бирюзовые манжеты диагностических аппаратов; врачи, точь-в-точь как персонажи книги; спокойно мерцающие мониторы…

С одного из них свешивался побег вьюнка. Кремовый цветок, похожий на чайную розу, закрывал строчки напротив фотографии Инессы.

Она так и не прочитала, что там написано.

Пришли роботы и швырнули ее обратно в камеру. А потом снова появился Ян, и браслет-датчик вонзил ей в запястье свою иглу…

Инесса проснулась разбитой. Точно прошлое вернулось, и она опять приходила в себя в камере, радуясь, что хотя бы не осталась калекой. Окон не было, а планшет с часами оказался далеко.

Она выругалась сквозь зубы и пошевелилась, размышляя, не встать ли, чтобы выпить кофе или чего покрепче.

Ян тут же открыл глаза. Сон у него был чуткий.

— Что случилось?

— Видела кошмар с твоим участием, — сердито буркнула Инесса. Он неожиданно заинтересовался:

— Кошмар? Какой именно?

— Ты там был не самым главным, — фыркнула она. — Просто стоаранская камера… она иногда мне снится.

И она пересказала все, что смогла запомнить. Ян отстраненно прокомментировал:

— Мне тоже снилось что-то похожее. Стоаранские коридоры…

— Коридоры! Тебе не понять, почему такое пугает, ты не был в моей шкуре!

— Ну хочешь, воткни мне в руку иголку, если тебе это поможет, — вздохнул Ян, осторожно поглаживая пальцем ее запястье, в которое приходились уколы диагностического браслета. Там давно не оставалось никаких следов.

— Обойдешься, — Инесса раздумала вставать и прижалась к теплому телу под одеялом.

* * *

…Этот сон вспоминается особенно четко, когда солдаты топчутся в скромно оборудованном казарменном медкабинете, наблюдая за обследованием Сейца. Здесь есть плохонький экспресс-томограф. Ян с ничего не выражающим лицом смотрит на показатели. Сейц сидит с бессмысленно разинутым ртом.

— Необратимо. Кора головного мозга — в клочья, — наконец говорит Ян, снимая с бывшего лидера датчики. — Вам всем повезло, что получили разряд послабее.

Это уже не удивляет. Было бы странно, окажись у Сейца шанс реабилитироваться.

Никто не успевает ничего предпринять. Инесса вскидывает ружье. Короткий свист — и капля крови из аккуратной дырочки между бровей.

— Рехнулась? — орет Бакум, хватаясь за пистолет. Потом утихает. Рука его опускается.

— Такая жизнь не нужна ни ему, ни нам, — решительно говорит Инесса. — Кто-то в курсе, от психотропников существует защита?

— Стоаране отражателями пользовались, — отвечает Ян. — Маленькая такая коробочка, она помещалась у них под панцирем.

На него поглядывают нехорошо, с откровенной враждебностью.

— Так вот почему наши излучатели с ними не работали, — шипит Каролина. Прошлое не желает отпускать предателя. Глупая возня.

— Значит, за ними нужно лететь на Стоар? — продолжает Инесса.

— Скорее всего, там они есть, но… черт, а почему бы и нет, — Ян сгружает труп Сейца с кресла на кушетку, поправляет ему отвисшую челюсть. — Слетать?

— Да. Только не думай, что если там все разрушено, это так уж безопасно. Я с тобой, — предупреждает Инесса. Солдаты кривятся.

— Какого? Не трать заряд, нам повезло, что в истребителях почти целые нейтринные пластины, они еще пригодятся… — начинает Бакум. Инессе плевать.

В какой-то момент нежелание ссориться сменилось абсолютным равнодушием к чужому мнению.

* * *

А Стоар кружит по своей орбите, и холодный ветер словно продолжает это стремительное движение — напоминает встречный поток.

По зданиям полноправным хозяином гуляет ледяной дождь. Его тонкие иглы влетают в выбитые окна складов, когда Инесса с Яном рыщут в поисках нужного.

Шаг, приветственный жест — ладонь ловит беспомощные злые уколы. Это не просто дождь. Это тюремщик, чей безжизненный смех рассыпался по стенам все месяцы плена. Подставляя руку, Инесса тоже беззвучно смеется — ее черед.

Здесь не Земля, здесь все почти цело, только людей нет. Разве что иногда мелькают неясные тени. Но жить — нельзя. В этом месте выживет лишь стоаранин. Наверное, это они блуждают по улицам в клубах атмосферного газа и не решаются подойти.

Иначе придется верить в тени мертвого города, а Инессе это претит.

* * *

Вернувшись, она обнаруживает, что многие смотрят на нее так, как недавно смотрели на Сейца. Ждут то ли указаний, то ли нового плана расследований.

Как дикие звери. Новый вожак убил старого. Подчиняйтесь новому вожаку.

Бакум выглядит недовольным — и она аккуратно, фраза за фразой, перекладывает этот груз на него. Пусть командует. Инесса как была, так и осталась рядовым.

Казарменный холл на верхнем уровне служит теперь залом для собраний. Разномастные эргономичные стулья, кресла, скамейки, двери к лестнице вниз, двери к лестнице вверх, длинные темные тени от тусклых ламп, которые все недосуг заменить. Бакум берется за дело и быстро находит нового работника ГЭС. На сей раз тот уже в курсе происходящего, о тайном наблюдении приходится забыть. Бакум назначает и новую группу перехвата, и охранников… Коробочки стоаранских отражателей прячутся у каждого на поясе, под ремнем. План таков, что они могут вообще не понадобиться. Там, на поверхности, уже, должно быть, темно — подмороженные мартовские сумерки, расчерченные блеском мокрых ветвей.

Незнакомцев с психотропниками ждут почему-то по ночам, хотя уже ясно, что они не раз приходили и днем. И даже успели сговориться с исчезнувшими работниками станции.

Всех, кто был занят прошлой ночью, Бакум отправляет спать. Инесса с облегчением покидает набитый людьми холл. Когда эта кучка выживших, не дотягивающая и до шестидесяти человек, начала казаться такой толпой? А может, виновата Каролина, притащившая на собрание своих малолетних подопечных, одному из которых пять, второму шесть, и психика их до того расшатана, что на окрики и увещевания они попросту не реагируют? Проклятие, дети. Назойливые глупые существа, от которых даже на выжженной земле не скроешься. А ведь рано или поздно их станет больше. Каролина, Аннета Фишер, Елена Кир, Хельга Мидд… мало ли здесь женщин, чьи инстинкты когда-нибудь возьмут свое. Почему-то мысль о том, что дети могут быть и у нее самой, не приходит Инессе в голову.

Яна сегодня с ней нет — уходит с отрядом Бакума. Инесса засыпает в одиночестве. Глаза смыкаются не сразу… от беспокойства? Неизвестно, что будет ночью. Неизвестно, сработают ли отражатели. Беспокойство за Яна? С ума сойти.

Она вскакивает, со злостью хлопает раздвижной дверцей шкафа, отпивает несколько глотков виски прямо из горлышка и наконец отключается. Спиртное всегда было для нее лучшим снотворным.

…Стук в дверь отвратительно настойчив.

Кто-то задался целью выковырять Инессу из постели любой ценой. Сначала она на полном серьезе проверяет ружье, собираясь просто пристрелить нахала, но потом со вздохом начинает одеваться. Форменные брюки, форменная рубашка, ремень с отражателем.

На пороге — незнакомцы.

— Вы нас не помните, госпожа Орафанн, — говорит первый, смотря на нее стерильно равнодушным взглядом. — Но мы уже знакомы. Минут через пятнадцать вы меня вспомните, а если нет, то я расскажу. А теперь пойдемте с нами.

Что, черт подери? Какая госпожа?

Первое побуждение — захлопнуть дверь. Но что-то останавливает Инессу. Ее взгляд на лишнее мгновение задерживается на худом, бескровном и морщинистом лице первого прибывшего, на сизых от бритья щеках второго; на их одежде — что-то неуловимо казенное, но чистое, аккуратное и новое… Да. Он прав.

И она понимает Сейца, воскликнувшего «Ты здесь откуда?»

Потому что вот это бескровное лицо она видела во сне.

В том, в котором были стоаранские камеры, Ян-предатель, сливочные цветы и радостная, совсем не больничная белизна диагностического центра. Инесса смотрит на короткие седые волосы мужчины и вспоминает, что коридоры во сне были не стоаранскими. У стоаран в коридорах не было окошек под потолком. И Ян на Стоаре никогда никуда ее не конвоировал. И форма у него там тоже была другая, с тускло-зеленой рубашкой, а не черной арестантской курткой, как во сне. Видение двухнедельной давности обрастает новыми подробностями. Дверь остается открытой.

Потом захлопывается.

— Что на этот раз? — спрашивает Инесса. Да, она вспомнила.

Почти.

— Первый этап обследования вы прошли — нет неизлечимых заболеваний, психических расстройств или опасных инфекций. Если остальные тесты покажут такой же результат, думаю, вы сможете остаться у нас.

— А если нет?

— А если нет, то вы забудете Город Будущего. Возможно, вспомните в качестве сновидения. Вы просто решите, что вам все приснилось.

Инесса не боится этих двух. Ружье осталось в комнате, но пистолет — с собой. К тому же им действительно ни к чему ее убивать. Они не убирают свидетелей. Они просто производят отбор.

Их летун довольно большой, шестиместный, с удобными сиденьями, принимающими форму тела. Инесса задумчиво скребет обивку ногтем: забавная текстура, по шерсти — гладкая-гладкая, против — почти колючая…

Вот кого они ловили все это время, значит.

Значит, пропавшие работники всего лишь прошли отбор.

И значит… сегодня ночью у гидроэлектростанции будет бойня.

Ведь на этот раз психотропные излучатели не сработают.

Она сжимает пальцы на краешке сиденья, но молчит. Может, еще обойдется. Городу Будущего нужны люди, руководство не может жертвовать потенциальными жителями направо и налево. Достаточно одного Сейца. Как знать, может, поняв, что память не стирается, «горожане» просто заберут весь отряд вне очереди и на этом успокоятся?..

Будущее. А может, все уже давно закончилось.

* * *

С каждым шагом Инесса все четче вспоминает это место.

Граница Восточноевропейского Союза и России. Юг.

По руинам городов едва ли можно сделать вывод об их архитектурном стиле, а руины есть и здесь. Но все уцелевшее выглядит простым, безыскусным и функциональным. Светает. Черное брюхо летуна отражается в стальной воде небольшого озерца.

Город Будущего уже занимает несколько кварталов. Заграждения из металлических листов пригнаны вплотную к стенам домов — город-крепость. Внутри — все то же, что и во сне. Чистые улицы, отремонтированные дома. Люди деловитые, но в них чувствуется глубинное спокойствие. Им уже не нужно тревожиться о еде, воде, энергии и всем, без чего цивилизация не мыслит нормальной жизни.

Их здесь много. А станет еще больше, и Город Будущего продолжит расширяться.

— Это волевое решение, — пояснил в прошлый раз седоволосый. Инесса даже вспомнила его фамилию: Петрушевский. — Выжившие есть, их немало. Но если пустить процесс на самотек, люди или вернутся в пещеры, или долго еще будут перебиваться остатками и мародерствовать на развалинах. Конечно, восстановить все — нереально. Но если оставить как есть, мир станет нормальным еще очень не скоро, на это уйдут десятки поколений. Нужен контроль.

Это и есть — контроль.

Инесса смотрит на пушистые салатовые листья вьюнка.

Контроль — это тщательно, город за городом, обыскать выжженную землю, выявить уцелевших, а затем выяснить, способны ли они к воспроизведению рода. Всех подряд в Город Будущего не берут: инвалиды, неизлечимые больные, бесплодные — балласт, возрождающееся человечество не может себе его позволить. Поэтому проект держат в секрете. Психотропники на малой мощности отлично справляются с конспирацией, искажая память. Отбор не прекращается ни на минуту. Город изначально построен вокруг большого медицинского центра, частично разрушенного, но в основном уцелевшего. Те, с кого начнется восстановление людской цивилизации, прибывают каждый день — десятками, иногда сотнями. И первые результаты налицо.

Те результаты, которые Инесса видела в своем сне.

Вот — жилой дом. О случившемся напоминают только едва заметные каменные заплаты на бежевой стене. Окна, двери, балконы. Здесь — дорога: только для грузовиков. Часть необходимых заводов уже заработала, но они в другой части этого русского города, и нужна доставка. А вон провода — здесь тоже взяли под контроль ближайшую электростанцию…

Это, пожалуй, единственное, в чем горстка будапештцев не отстает от нескольких тысяч жителей будущего.

…Да, Петрушевский прав. Если отбросы, не прошедшие отбор, узнают правду, не миновать новой схватки. Наверное, это неизбежно, это в крови у людей — драться до полного уничтожения.

Инесса сама дралась бы за право попасть сюда.

Но не за уничтожение.

Медцентр все тот же, сон уже воспринимается как явь. Монитор с цветком, закрывающим уголок…

Фотографии.

Отсюда не видно деталей, но одно из лиц на дисплее Инесса узнает сразу. Ян. Много текста и зеленая надпись внизу.

Дальше — Каролина. То же самое.

А ниже — Вацлав Онежев, один из солдат. И надпись под его текстом красная. Вацека Инесса хорошо знает, и он как будто здоров, но… черт, он ведь был с ней в плену. Тогда понятно. Высокий риск мутаций.

«Горожане» не заботятся о скрытности, они все еще уверены, что волшебный психотропник в любой момент переведет происходящее в сон. Размытый, лишенный деталей, оставляющий после себя только воспоминание о несбыточном.

Датчики мигают, медицинский сканер скользит над телом, но Инесса уже знает, что будет дальше.

Стоаранский плен. Компоненты химоружия. Ядовитая дрянь, накопившаяся в клетках. Высокий риск мутаций. Она теперь не может иметь детей, и черт с ними, она все равно их ненавидит. А согласилась бы превратиться в живой инкубатор в обмен на возможность жить в Городе Будущего?

Золотая клетка…

Нет, вряд ли женщины станут рожать, есть ведь репликаторы. Но воспитание отпрысков повесят на них. С собственной судьбой Инессе все ясно. Не сказать, чтобы она была от этого в отчаянии. Плевать. Она уже научилась выживать.

Отбросы и мусор тоже обладают разумом.

Она кивает, выслушивая предсказуемый вердикт. Нет, ты нам не нужна.

Отправляйся обратно в свою крысиную нору, наблюдай, как один за другим станут исчезать твои товарищи, делай вид, что ничего не понимаешь, иначе закончишь так, как Сейц; доживай свои дни среди развалин. Можете тоже построить себе какую-нибудь Деревню Будущего. На большее вас не хватит. И скажите спасибо, что мы не отнимаем у вас корабли, любовно награбленный скарб и все остальное, чем вы так дорожите.

Не считая людей.

Дорожит ли она Яном? Инесса улыбается сама себе, покорно шагая обратно к летуну. Может быть, отчасти. Может быть, ей действительно не хочется его терять, потому что она привыкла к нему, к его рукам на своем теле, к вечному чуть ироничному спокойствию, даже к тому, что из когда-то ненавистных синих глаз давно исчезла злость и осталась лишь усталость. Привыкла, что есть с кем обсудить… все, что угодно. Есть на кого поворчать по старой памяти и не удивляться, когда тебя — наверное, тоже по старой памяти, — опрокидывают на кровать в ответ…

…Утро в разгаре. «Горожан» это не останавливает. Теоретически после сеанса облучения психотропником Инесса должна вспоминать случившееся как недавний ночной сон. Она покорно делает вид, что так и есть. Бредет по улице куда-то в сторону окраины. К казармам.

К норе.

На удивление, отряд перехвата уже там. Все целы, только прячут глаза.

Впрочем, удивляться нечего. Наверняка они тоже видели сны и раньше.

Инесса проходит мимо них и спускается к себе в комнату. И, естественно, натыкается там на Яна, возящегося с батарейкой чайника. Что теперь — и здесь делать вид, что ничего не помнишь? Перед архипредателями опасно раскрываться.

А когда-то она думала, что на выжженной земле больше нечего предавать…

— Давно вернулся? — спокойно спрашивает Инесса. Голос звучит ровно. Она надеется только, что Ян не спросит, где она была с утра.

— Бакум собирается мстить. Мстить, представляешь? — неожиданно отвечает он, словно продолжая давно начатый разговор. — Если оставить все как есть, он же и нам покоя не даст, и подохнем уже к лету. Надо все-таки предупредить службу безопасности Города.

— Тогда они узнают, что у нас тоже не стерта память… — Инесса начинает говорить автоматически и лишь потом замечает — какая-то мелочь режет слух. — Что значит «и нам»? Естественно, он нацелится на Город.

— Тебя туда берут? — по тону Яна понятно, что вопрос риторический. Ему не хуже нее известно о последствиях стоаранского плена.

— Меня — нет. Тебя берут. Тебе не сказали? Ну, точно я не уверена, но видела…

Инесса отворачивается и снимает с пояса отражатель.

Пусть приходят и стирают память повторно. Этот вопрос можно решить. Тайком лишить всех защиты, превратить увиденное в сон. Бакум забудет о своих планах и продолжит мирно гнить в бункере. Идеально.

— Мне — сказали, — произносит Ян у нее за спиной. Раздается щелчок — батарейка встает на место. — Будешь завтракать?

— Идиот, — выдыхает Инесса. — Какой ты все-таки идиот…

Руки скользят по плечам. Насколько это уже привычно — шершавая ткань его куртки, легкое дыхание, дурманящий вкус власти, когда оно учащается от прикосновений. И глупость. Нелогичная самоубийственная глупость архипредателя, который никогда не упускал выгоду.

— Скажи мне, кто твой друг… — хмыкает Ян.

Привычка продолжает оплетать разум.

Иногда ей подчиняются даже архипредатели, наверное.