Война без победителей (гет)

По стенам тюрьмы снова хлещет ледяной дождь.

Стены крепкие, но тонкие, такие тонкие, что отчетливо слышный шум распадается на отдельные звуки. А дождь в буквальном смысле ледяной. То ли дождь, то ли град, острые, как иглы, миниатюрные копья из твердого льда.

При такой температуре, как снаружи, они прочнее стали. На той высоте, на которой расположена камера, никогда не бывает тепло.

В самой тюрьме есть отопление. Пусть и слабое — все равно лучше, чем мороз, к которому привыкли стоаране. Они отлично чувствуют себя даже в открытом космосе при абсолютном нуле. Еще бы — холоднокровные существа, да с их-то жестким панцирем. А вот организм землянина хрупок. Если убить его холодом, голодом и лишениями, то изучение придется отложить.

Изучение…

Голова кружится, руки дрожат, и слабость не дает выполнить ежевечернюю норму упражнений. Нельзя терять форму, иначе — если, конечно, освободишься — ты уже не солдат, а аморфная масса. Набор клеток, не способный больше ни на что. Сейчас — просто подопытный кролик, на котором стоаране тестируют компоненты химического оружия и изучают, какое действие те оказывают на разные системы организма.

Действие отнюдь не целебное. Военнопленная двадцать шестого подразделения Евразийского батальона армии союзных сил Земли Инесса Орафанн знает это точно. А вот как относиться к еще одному пережитому дню, пока не решила. Из плюсов — она до сих пор жива. Из минусов — статус подопытной, отвратительная тошнотворная слабость и отсутствие надежды на освобождение. Вернее, не так. Отсутствие надежды на помощь извне.

Помоги себе сам.

А еще, когда придет Ян, он будет вынужден долго приводить ее в чувство, а он это ненавидит.

Ничего, смирится. Это в его же интересах.

К ночи слабость улетучивается, и Инесса больше не чувствует себя такой развалиной. На этот раз химикат оказывается не особенно убойным. Значит, завтра ждет что-то похуже. Стоаране знают, как он действовал вначале, узнают и о том, что происходит с организмом впоследствии. Для этого Ян и приходит каждый раз после очередного эксперимента.

Чтобы зафиксировать показатели и в точности доложить своим стоаранским хозяевам.

Для этого и кое для чего еще.

Когда Инессы хватает на лишние эмоции, она может под настроение изумиться беспринципности. И человека, который готов работать на противника в этой изматывающей войне, и своей собственной.

Потому что все моральные принципы, все неписаные законы, в конце концов, все инструкции сходятся в одном: недопустимо видеть в представителях вражеской стороны что-то еще, кроме объекта, который следует уничтожить.

Инесса старается это соблюдать. И успокаивает растревоженную совесть, говоря себе, что на этот раз все равно бы не вышло заполучить его оружие, а значит, она ни в чем не виновата. Как забавно — после месяцев в тюрьме она еще вспоминает о совести.

Дверь открывается и закрывается бесшумно. Инесса не сразу замечает, что Ян уже в камере. Мешает сплошной полумрак, чернота и серость. Полумрак — тусклый огонек лампы, чернота — крошечное непробиваемое окно под потолком, серость — все вокруг. Цвет холодных металлических стен, и тюремной робы, и униформы врача-ассистента, медменеджера, чья задача — зафиксировать реакцию организма на очередную отраву.

Он не здоровается, сразу раскладывает приборы из раскрытого чемоданчика. Она смотрит враждебно, почти с ненавистью — но до чистой ненависти не доходит, потому что Инесса еще помнит, что все это началось отчасти и по ее воле. И по ее собственной вине.

Приборы напоминают орудия пыток. Сегодня Ян ограничивается одним. Толстый браслет с датчиками по-хозяйски впивается в запястье Инессы длинной иглой. Распространенный метод экспресс-диагностики у стоаран. Рука Яна, придерживающая тяжелое устройство, обманчиво ласкова. Это просто иллюзия — ничего личного, необходимая осторожность. Не стоит провоцировать его во время работы, но Инесса не выдерживает.

— Какая же ты сволочь, — говорит она буднично-светским тоном, точно рассуждая о погоде. — Сколько таких, как я, ты уже спровадил на тот свет?

— Тебя это не касается, — следует привычный ответ.

— Если бы среди стоаран было столько же предателей вроде тебя, мы бы покончили с войной за месяц, — продолжает она отчего-то с эйфорической улыбкой. Гримаса отчаяния, маска бравады — о способности искренне улыбаться пришлось забыть сразу после вступления в батальон. — Они смеются, да? Их веселят земляне вроде тебя? А платят хорошо? Еще бы. Только дурак не будет хорошо платить таким мразям. Кто же еще согласится убивать своих… Хотя нет, вы уже согласились! Значит, можно не платить!

И Инесса хохочет высоко и заливисто. Архипредатели, вот как это называется. Смешное слово! И химикаты не имеют отношения к тому, что ей весело!

Ян молча поджимает губы. Его заметно задевают эти заявления. Хотя в них нет ни слова лжи. Он действительно землянин, действительно сотрудничает со стоаранами по доброй воле, действительно на их стороне в затяжной войне. Их военно-промышленный центр пытается опередить ученых Земли, разрабатывая новое и новое химическое оружие, против которого Земля едва успевает создавать новые и новые методы защиты. А Ян сделал свой выбор уже давно. Он как-то обмолвился — семь лет назад, в самом начале войны. А может, не обмолвился, а Инесса спросила сама. Иногда, случается, она забывает о ненависти. Враг из Яна какой-то неправильный. Ненастоящий. Ни грубости, ни агрессивных замашек. Порой они разговаривают почти дружески.

Кажется, это зашло слишком далеко…

Но Инесса все равно никогда не упускает случая напомнить, что считает его предателем.

И со злорадным азартом следит потом за его бесстрастным лицом, за тем, как в глубине холодных синих глаз разгораются яростные огоньки — ну, когда сорвешься на этот раз?

Слишком смело для беседы с посторонним.

— Все мы работаем на них, потому что это выгодно. К тому же они рано или поздно захватят Землю. Земле не светит заполучить Стоар. Нужно смотреть хоть немного дальше собственного носа, — Ян без выражения повторяет заученное объяснение, будто мантру.

Слишком многословно для равнодушной отговорки.

На этот раз он не срывается. Слишком мало времени, чтобы тратить его на повторение уже не раз сказанных слов. На этот раз он начинает целовать ее спокойно, как-то методично, со своей врачебной безучастностью, точно ставит очередной эксперимент — маскировка, чтобы нетерпение было не так заметно. Но Инесса все равно замечает. И ее раздражает это деланное спокойствие, поэтому она отвечает с тем самым злым азартом, который владеет ею с начала вечера. Она даже проявляет инициативу, что с ней случается редко. Ловко расстегивает его форменную рубашку, и руки на миг оказываются под воротником.

Под кожей пульсирует живая кровь.

Инессе стоит немалых усилий не поддаться порыву. Не стиснуть этими руками его шею и не покончить с ним раз и навсегда.

Ничего личного — только воля к свободе.

Но голыми руками на голой воле к свободе есть риск не справиться. Нужно действовать тоньше. Рано или поздно это удастся. А пока… пока что главное — держать себя в тонусе, насколько это возможно в камере три на три метра под постоянным воздействием разной ядовитой дряни.

И получать разрядку. Это тоже помогает держать себя в тонусе. Так говорят.

Еще один когда-то слышанный совет, который она старается соблюдать. Какой смешной самообман — тело распоряжается ситуацией за нее. Инесса цепляется за плечи Яна, не сдерживает вскриков, неосознанно прижимается крепче и на мгновение задыхается. А потом, кое-как восстановив самообладание, не отрываясь смотрит в лицо и смутно мечтает когда-нибудь увидеть, как эти синие глаза безжизненно стекленеют.

Но все же слишком смутно.

Видение проносится на задворках сознания, а она подается вперед и снова целует бледные губы, чуть прикусывая нижнюю. Совсем легко, дразня, а не причиняя боль.

В такие минуты злость временно прячется.

Ян расслабленно перекатывается на спину, увлекая Инессу за собой. Она не сопротивляется, позволяет себе пару минут полежать у него на груди безвольной тряпочкой, наблюдая пристально, но незаметно.

Дожидаясь, пока он прикроет глаза.

А потом осторожно тянется рукой вниз, туда, где на полу сложена одежда, а ремень, к которому прикреплена кобура импульсника, случайно оказался совсем близко.

Аккуратно достать оружие и сразу же действовать.

Можно предпринять многое. Пристрелить Яна сразу или заставить вывести ее из тюрьмы, минуя охранные системы и стоаранских стражей; можно даже заполучить скоростной челнок… Импульсник все ближе, а надежда все отчаянней.

Руку лениво, но уверенно перехватывают на полпути. Сердце пропускает удар.

Это означает крах всех надежд.

Попытка была всего одна. Только самоубийца позволит такому произойти во второй раз.

Предатели могут быть самоубийцами, но архипредатели — никогда.

— Черт…

Инесса безнадежно ругается, впиваясь ногтями в эти пальцы, сжимающие ее ладонь точно в клещах. Ян целует в макушку.

— Попробуешь в следующий раз.

Она обязательно попробует. Она не сдается.

Помоги себе сам.

…Интересно, в следующий раз он придет без оружия или примет дополнительные меры, чтобы не дать пленнице шанса на побег? Или пожертвует их взаимовыгодным общением и найдет себе кого-то посговорчивее?

* * *

Не находит.

Несколько дней пролетают как на курорте. Передышка. Никаких экспериментов, никакой отравы, никаких опасных веществ в разных концентрациях. Зато режим соблюдается по-прежнему четко, и Инесса уже увереннее смотрит в будущее. Ей удалось достать нож. И никто не заметил. Нож спрятан в рамке жестких нар, прикрытый краем тонкого матраса.

Кто бы ни пришел, попытка будет всего одна. Неплохо бы раздобыть импульсник — оружия помощнее здесь не носят, — но и без этого можно пытаться бежать. Нужно только застать врасплох первого же, кто явится в камеру в одиночку и в подходящее время, когда гулкие коридоры пусты и можно незамеченной добраться до стоянки. А стоянка далеко отсюда…

Подходящего случая все нет. Никто не приходит, и создается впечатление, что даже стоаране могут устать или выдохнуться. Но Инесса знает, что на это не стоит надеяться.

Когда лязгает замок и ее снова забирают из клетки, она ничуть не удивляется.

Лапы у стоаран тонкие, но жесткие. Колючие. Инесса чувствует их даже через одежду. Ее тащат в давно знакомый зал лаборатории, за стекло, в другую клетку, на этот раз прозрачную. В одной из стен вдоль пола торчит ряд тонких трубок.

Инесса оглядывается, но стоаране все на одно лицо. Точнее, морду… или как назвать эту удлиненную голову, на которой сидят два фасеточных глаза? Черт бы их побрал. Вместе с их пособниками. Нужно быть идиотом, чтобы добровольно пойти работать к этим вот.

Досада берется непонятно откуда, но быстро исчезает: не до того.

Сначала ничего не происходит. Затем Инесса замечает легкие облачка, которые выходят из трубок и сразу тают.

Ах вот как… Газ. Без запаха.

И без действия, как выясняется позже.

Тогда-то и появляется повод удивиться. Инесса с возрастающим изумлением ждет, пока появятся хоть какие-то последствия того, что она надышалась газом. Проклятие! Здесь бы радоваться, но… Это что-то новенькое. А новенькое — значит, неизвестность. Что-то должно случиться. Что-то. Может, она просто отключится, не успев понять, что произошло?

Ян появляется раньше.

Как всегда. Вечером. Пока Инесса металась по камере, уже наступил вечер, оказывается. А она даже не заметила, как зажглась лампочка.

На этот раз Ян почему-то без чемоданчика.

Инессу мало интересуют подобные мелочи.

Сегодняшний эксперимент оказался бездейственным, последствия прошлых успели сойти на нет, и она снова может тренироваться, насколько это позволяет камера три на три метра. И, конечно, может подготовиться к его приходу заранее, держа нож под рукой.

Сначала он ничего не успевает понять. Это видно по промелькнувшей во взгляде обескураженности, когда ему чудом удается увернуться. А потом становится поздно.

Инесса держит лезвие у горла своего тюремщика.

На миг она сама не верит своей удаче. К счастью, растерянность проходит незамеченной. Инесса быстро берет себя в руки. И требует с полным сознанием своей правоты:

— Давай сюда импульсник.

Оружие приятно холодит ладонь, даря надежду на будущее.

— А теперь ты поможешь мне выбраться отсюда, если хочешь жить, — удовлетворенно подытоживает она, не теряя бдительности. В ответ слышит невеселый смешок:

— Земляне всегда побеждают благодаря своему уму и хитрости, правда?

— Философствовать будешь потом!

Лезвие чуть надрезает кожу. Под воротник тускло-зеленой рубашки убегает тонкая струйка крови, которую почему-то хочется слизнуть. Инесса удерживается от этой глупости, но, кажется, на мгновение отвлекается.

А может, и нет.

Просто слишком полагается на свое оружие и не догадывается, что у врачей, экспериментаторов, ассистентов и прочих архипредателей в запасе может найтись другое.

— Ваша очередь, заключенный семь тысяч сорок два… — шепчет Ян, и Инесса еще успевает удивиться, что он помнит ее номер наизусть.

А потом падает, падает, падает…

Бедро в том месте, где в него вошла игла, почти совсем не болит.

И она знает, что все оказалось напрасно, и понимает, что это конец, и уже ни капли не удивляется.

Оказывается, архипредателя нельзя переиграть.

* * *

А умирает она как-то слишком долго.

Успевает рассмотреть черный прямоугольник окна под самым потолком, понять, что лежит на полу, потом почувствовать, как ее несут куда-то…

Холодно. В этом помещении слишком холодно. Но тело сковало так, что невозможно даже поежиться.

Она видит яркий свет, сменяющий мрак холодильника. Слышит звяканье металла о металл, ощущает, как под кожу вползает ледяная змейка, и брезгливо стряхивает ее с себя…

И обнаруживает, что жива. Даже может двигаться. А в глаза бьют прожекторы секционной, и над холодным столом склонился Ян.

— Моя очередь на что? — почему-то первым делом уточняет Инесса. Ответ не заставляет себя ждать:

— Очередь умирать.

Она вскакивает, но уже знает, что осталась без оружия — кто бы оставил бесчувственной пленнице нож и импульсник, в самом-то деле? Ян недовольно морщится.

— Ты должна была очнуться попозже. Одежда помешала ввести всю дозу. Полежать спокойно ты, конечно, не можешь?

— Зачем? Для точности результатов меня нужно вскрывать живьем? — с искренним любопытством спрашивает Инесса. Разум отказывается смиряться. Отсюда еще можно выбраться, но почти безнадежно. Непонятно, в какой части башни находится эта секционная и в башне ли вообще, а стол с инструментами слишком далеко…

— Затем, что я отвечаю за ход и документирование вскрытий, и сейчас твоя очередь умирать, понимаешь ты или нет? Я должен предъявить стоаранам труп, а потом результат исследований, и труп может отправляться на все четыре стороны — ты этого, кажется, хотела? — Ян злится, но видно, что не на нее, а на всю эту неудачную ситуацию.

Инесса молча буравит взглядом дверь, разом поняв, что к чему. А в дверь могут в любую минуту войти стоаране.

— Давно ты работаешь земным агентом в логове врага?

Она почти уверена в ответе. Вот как, значит. Повезло. Столкнулась с одним из тех, кто находит способы переправлять пленных землян на родину, внедрившись в стан противника.

И изумленно хмыкает, когда вместо этого слышит:

— Иди к черту. Я работаю только на стоаран.

Дверь начинает открываться, сворачиваясь трубочкой, как лист бумаги. Инесса успевает сориентироваться первой и, метнувшись к Яну, выхватывает у него импульсник.

— Дай сюда. Я солдат, я знаю их слабые места.

В голове проносится паническая мысль об утрате боевых навыков. Но руки помнят, как нужно действовать.

Брызжут фонтанчики тягучей жидкости.

Энергопули из импульсника поражают всех троих стоаран по очереди. Без промаха, прямо в щель между пластинами панциря. Там, где у человека мог бы быть кадык.

Слизь заливает серый пол и распадающиеся панцири. Тело стоаранина теряет форму сразу после гибели, иногда даже после сильного ранения, если вовремя не оказать помощь. В наземных боях это неважно — они давно научились прикрывать латами все уязвимые места. А вот на родной планете, да еще в лаборатории, лат никто не носит. Лужи зеленоватой жижи расползаются по гладкой поверхности. Плоть разлагается на глазах. За этим, оказывается, даже интересно наблюдать.

Ступор длится всего мгновение. Цель по-прежнему греет изнутри.

— Ты решил все-таки дать мне сбежать?

— После такого, — выразительный кивок в сторону зловонных ошметков, — мне самому нужно убираться отсюда. Пошли. Если по дороге до стоянки встретится кто-то еще — ты знаешь, что делать.

* * *

Но стоянка рядом, а стоаране ничего не слышали. Импульсник стреляет почти бесшумно. Живые ничего не подозревают, пока трупы стремительно превращаются в бесформенные потеки на полу.

И целоваться без въевшейся в мозг злобы оказывается немного непривычно.

Совсем чуть-чуть.

Выстрелы сливаются в единый залп.

Пронзительный свист заставляет непроизвольно съежиться. Вспышка озаряет горизонт на краю гигантского бронированного навеса. Отблеск на металлическом покрытии на миг ослепляет… и Инесса отворачивается от импровизированного эшафота.

Очередной расстрел произведен.

Изменники, диверсанты — среди землян слишком много сочувствующих противнику. Откуда только берутся? Или так было всегда, просто до плена Инесса не замечала? Выявить их порой не так-то легко. Они проникают в самые защищенные штабы и лаборатории, от них, как от чумы, нет спасения, потому что совсем недавно они были своими. Никто даже не представляет, что вынуждает этих предателей становиться перебежчиками.

Никто особо и не вникает. Всех обличенных — под расстрел. Военное время, военные законы.

Черт с ними. Все равно у командования уже есть план. Еще немного — со всем эти будет покончено.

Вернувшись на Землю, Инесса никак не ожидала найти там столько предателей, тупых, не думающих, ведомых одним им известными побуждениями. Земля стала другой. Совсем другой.

Государственная измена.

Звучит сухо, официально и до отвращения правдиво. Вот почему, оказывается, с войной никак не могут покончить.

* * *

Инесса сама не знает, зачем идет сюда. Наверное, потому, что давно не было новостей, а любопытство не дает покоя.

Она всегда была любопытной. Даже слишком.

В неуклюжем приземистом здании размещается госпиталь, оружейная база, пара казарм и тюрьма.

Тюрьма почти пуста. Всех предателей расстреливают сразу. Но для Яна сделали исключение. Из него нужно вытряхнуть как можно больше информации. О его бывших хозяевах и не только.

Еще Инесса не знает, зачем продолжает следить за его судьбой теперь, когда их ничто не связывает. Но все равно внимательно прислушивается к досужей болтовне солдат в госпитале. Все равно там нечего делать. Восстановление — унылый процесс, а выписаться не дают. Не все химикаты вывели из организма. Инесса сомневается, что их вообще возможно вывести, но с врачами не спорят.

В госпитале тепло и светло. Ради одного этого можно терпеть скуку.

…Позже она открыла для себя солдатскую курилку — крытую террасу с выходом во внутренний двор. Там толклись все выздоравливающие. И болтали, точно старики-сплетники, а не молодые мужчины и женщины.

Вот что ранения делают с людьми, подумала тогда Инесса, тихо фыркнув. И тоже осталась поболтать.

— Слушай, а правда, что тебе помог сбежать стоаранин?

Похоже, она задумалась. Не заметила, как к ней на крайнюю скамейку подсел смутно знакомый верзила с копной русых волос. Инесса уставилась на него.

— Не стоаранин. Земной ренегат. Погоди, где я тебя видела?

— Что, совсем в плену память отшибло? — сочувственно переспросил верзила. — Анджей я. Мы же были в одном батальоне. Только я в двадцатом подразделении, а ты…

— В батальоне больше тысячи человек, я что, должна тебя помнить? — Инесса не выдержала и рассмеялась. Было странно, что кто-то ее знал. Ей казалось, что после плена она превратилась в какое-то иное существо.

— Ладно, не помнишь — будем знакомиться заново, — покладисто согласился Анджей. — Так что там с тем землянином?

— Да ничего. В тюрьме…

— Сам знаю, что в тюрьме! Он что-то новенькое рассказывал? Про стоаран? Наши говорят — выслуживается только так!

Инесса моргнула. Небольшие серые глазки Анджея смотрели наивно до идиотизма.

— Почему я должна это знать? Не я же его допрашиваю!

— Но все говорят, что у тебя с ним что-то было! Иначе зачем бы он стал тебе помогать?

— Логика… — пробормотала Инесса. Она сама не знала, злиться ли, что некие мифические «все» перемывают ей кости, или смеяться.

А потом невольно заинтересовалась. Действительно, как там Ян? И что он такого рассказывает?

Вот только «все» ошибались, считая, что он выслуживается.

Архипредателям безразлично, кого, что и сколько раз предавать.

* * *

— Тебя тоже задействуют в «Тумане»? — спрашивает Инесса, не здороваясь и щурясь от бьющего в глаза света. Здесь низкий потолок, яркие лампы, вместо двери — решетка, и вся тюрьма разительно отличается от стоаранской. — У нас повышенная готовность, даже раненых выдергивают из госпиталей.

Непривычно говорить что-то подобное. Точно они старые приятели. Какие-нибудь боевые товарищи, а не бывшие противники, у которых уже не осталось поводов общаться. Вот только у приятелей намного больше тем для разговоров, чем обсуждение спецоперации «Туман», призванной стать решающим ударом Земли в семилетней войне.

Но для начала сойдет и это.

Ян улыбается:

— Да, им нужен проводник. Если к тому времени не расстреляют…

— Сам виноват, — бросает Инесса, неосмотрительно берется рукой за прут решетки, и Ян тут же кладет свою ладонь поверх ее. Инесса удивленно приподнимает брови. Теплота — не по его части. Тем более такая дружеская, не похожая на то, что было в стоаранской камере… Он легко сжимает ее пальцы, обхватывающие прут:

— Постарайся отвертеться от этого «Тумана». Я серьезно. Они думают, что готовят хитрый план, но на деле может получиться мясорубка. Почему-то в этом мне не верят, хотя в остальном…

— Сам же виноват, — повторяет Инесса. — Зачем ты вообще работал на стоаран? Зачем?

Вопрос, конечно, риторический. И она никак не ожидает откровенного ответа:

— Не знаю. Это было как наваждение. Ты просто видишь их и понимаешь, что их идея Великого Стоара с Землей в качестве источника ресурсов — вполне здравая мысль. Потому что земляне все равно проиграют войну, а стоаране сделают союзникам послабление. Кто недостаточно патриотичен, тому не устоять…

— Пропаганда?

— Ничего, кроме стандартных фраз. Гипноз, может. — Ян говорит спокойно и буднично, как человек, давно обдумавший ситуацию не по одному разу. — Я не о том. У них нестабильная атмосфера, она сильно меняется десятки раз за сутки. В нижних слоях собирается летучая взрывчатая дрянь. «Туман» может вступить с ней в реакцию и разнести все наши корабли в клочья, потому что едкие газы вроде него — не шутка. В таком случае выживших не будет. Но у наших там свои шпионы, которые говорят, что все в порядке. Если будешь участвовать, держись хотя бы подальше от поверхности.

— Беспокоишься? — любопытствует Инесса, ловя себя на мысли, что ответ ее действительно интересует. Вообще интересуют мотивы Яна. Разрушительное заточение наедине с компонентами химоружия позади, и из-подо льда потихоньку начинают появляться нормальные человеческие эмоции. Не только жажда свободы и всевозможные оттенки злобы, но и любопытство, тревога… симпатия?

— Конечно, — отмахивается Ян, точно речь о чем-то, что совершенно не имеет значения. Или о чем-то само собой разумеющемся.

А впрочем, что здесь удивительного? Гибель знакомого воспринимается не так, как чужая. Инессе тоже не хочется, чтобы его расстреляли, хотя она совсем недавно мечтала его удушить. Тогда еще не зная, что он поможет ей бежать.

Но за помощь не благодарит. Строго говоря, это самое меньшее, что он мог сделать.

— А вообще-то мы летим на Стоар не в жестянках и не в медных тазах, — бросает она на прощание. — Корабли могут выдержать даже попадание в эпицентр взрыва. Если что-то и вступит в реакцию, это не имеет значения.

* * *

Корабли действительно мощные, и их много. К этой операции готовились давно. Решающее наступление, первое за долгие-долгие месяцы глухой обороны, когда люди укрывались от бесконечных атак под гигантскими кровлями, иногда пытаясь отстреливаться, разработчики оружия отмалчивались и пропадали в лабораториях, солдаты бесились от вынужденного бездействия, а горожане терялись в догадках, почему они должны безропотно терпеть налеты, страдать и погибать от всепроникающего химического яда, почему армия не даст противнику полноценный бой в атмосфере…

Небольшие истребители, рассчитанные на одного пилота, на сей раз несут не запас огненных ракет или бомб, а нечто другое.

Если верить командованию — пострашнее простого оружия.

Панцирь стоаранина, в который при желании можно втянуть голову и все шесть конечностей, может защитить от выстрела, огня или разлетающихся осколков, но бессилен против порции ядовитого едкого газа под названием «Туман».

Стрелять нужно по окнам, благо ракета способна легко пробить их защиту, — и за несколько часов со всем населением планеты будет покончено. Над этим газом работали несколько лет. А войну давно уже успели окрестить химической, потому что обе стороны полагаются не столько на огневую мощь, сколько на молекулы и соединения.

Конечно, флотилию засекают на подлете.

Конечно, в воздух поднимается чуть ли не весь стоаранский флот.

Но на этот случай уже есть план. Пока крейсеры принимают бой, вызывая огонь на себя, истребители молниями врываются в атмосферу. Они проносятся так быстро, что Инесса едва замечает смену слоев. Мимо мелькают серебристая верхняя вуаль, потом клубящиеся тяжелые тучи, изливающиеся ледяным дождем-копьями, затем густой, как смола, воздух, а над самой землей — тягучие сизые облака. Тот самый газ, который может вступить в реакцию с «Туманом».

Инесса сосредоточенно выцеливает небольшие окна госпиталя, стараясь не истратить даром ни одной драгоценной ракеты.

Свист — и первые с легкостью пробивают бронированные окна. Первый этаж, третий, пятый, седьмой. Стекло разлетается крупными осколками, оставляя отдельные зубья торчать из стен. Внутри здания вспыхивают неслышные взрывы. Один за другим, один за другим…

Сверху падает что-то крупное. Инесса уворачивается, оглядывается — сбитый стоаранский крейсер.

Не свои. Забыть, продолжать, пока «Туман» не заволок все вокруг, — а он уже странно густой, совсем не такой, как на испытаниях.

Крейсер дымится внизу. Чуть поодаль другой, весь в черных клубах, врезается в высокое здание, превращая его в сплошной искореженный ком. Инесса многое отдала бы за право швырнуть таким кораблем в башню тюрьмы для военнопленных. Но башня в другом полушарии, а задачи распределены.

Налет стоаранских кораблей напоминает мелкий черный дождь. Черт, сколько же их! А это лишь часть! Они спускаются в атмосферу, открывают огонь, но юркие истребители уходят от него. Вражеские шквалы обрушиваются без разбора. Ничего, на земных крейсерах есть ракеты… надо держаться подальше от зоны обстрела, потому что бить будут без разбору…

Инесса швыряет свой истребитель в сторону и вниз. Башня позади немедленно складывается внутрь. Город осыпается, разлетается, вспыхивает… окутывается дымом.

Слишком густым дымом.

Так быть не должно. Неужели и правда «Туман» вступил в реакцию с атмосферными испарениями?

Шлем передает картинку извне прямо на сетчатку. Порой Инесса забывается, ей кажется, будто истребителя и нет вовсе, обзор свободен. Все взрывы и выстрелы вокруг как на ладони. Она машинально оглядывается — и видит внизу в тумане разгорающиеся багровые огоньки.

Разрушенный город затягивает дымом, мутным, темным. Видимость безнадежно падает. А огоньки тлеют все ярче.

«Держись хотя бы подальше от поверхности», — отдается в памяти негромкий твердый голос.

Инесса вскидывает глаза — кажется, стоаране ушли дальше, можно подняться выше. На всякий случай.

Истребитель взмывает к черным тучам, и в эту минуту туман внизу вдруг ослепительно вспыхивает.

Багровый превращается в алый, затем раскаляется добела и начинает чернеть. Всепожирающая волна клубами поднимается снизу, точно Стоар вдруг разверзся адской бездной. Застигнутые врасплох корабли летят, кувыркаясь, как листья по ветру. Чернота перед глазами дрожит… Как чернота может дрожать? Но она дрожит, мерцает белесым подпалом и не торопится рассеиваться. И кажется, что выжить в этом пекле не может никто. Не уцелеет ни один корабль, не выживет ни человек, ни стоаранин…

Волна медленно остывает. Лениво выдыхает дым, сама становится дымом, растворяется и уходит вверх, заволакивая все вокруг. Несколько мучительных минут Инесса висит в мутной пустоте, не видя ничего, кроме клубящейся сизой серости. А когда дым кое-как поднимается к тучам, она снижается и смотрит вниз.

Те же руины и сбитые корабли.

А вместо застигнутых посреди улицы стоаран — горки липкого пепла.

Инесса разжимает пальцы, мертвой хваткой цепляющиеся за штурвал. Все… Неужели все? Если так было по всей планете, остается только добить врага в атмосфере. И то — стоаранские корабли уже потеряли сходство с роем гигантских мух. Кажется, их повредило взрывом сильнее, чем земные.

И тут включается связь.

— Внимание, всем истребителям! Боевая готовность и вылет на Землю по моей команде! Остерегайтесь обороны землян.

— Что?! — вырывается у Инессы.

В первое мгновение она не верит своим ушам. Кто говорит? Похоже на голос капитана Валата. Что он несет? Ну да, вылет на Землю… но почему в боевой готовности? И почему нужно опасаться земной обороны?

— Зачем боевая готовность? Мы что, возвращаемся на Землю, чтобы вступить там в бой? — резко интересуется она, пробиваясь на связь к командиру напрямую через шлем и наплевав на субординацию. Ей можно. После полугода в плену — пусть кто-то попробует обвинить в недисциплинированности.

— А для чего, по-твоему, рядовая Орафанн? — огрызается Валат. — Земляне только что уничтожили почти все население Стоара! С ними давно пора покончить!

— Вы шутите? Мы фактически выиграли войну, вряд ли оставшихся кораблей хватит, чтобы…

Она не успевает договорить. В следующий миг только скорость реакции спасает ее от прицельного выстрела. Истребитель шарахается в сторону, и Инесса слышит злобный рык:

— Измена, рядовая Орафанн? Не отставать!

И мириады летунов взмывают к тучам, за ними следуют десятки крейсеров, в воздух поднимаются и те, что успели приземлиться на планете, чтобы обработать «Туманом» ветвистую сеть подземелий… Вон и корабль Валата, вот и остальные сослуживцы, и не похоже, чтобы это была идиотская шутка — они действительно намерены мстить.

Земле за разгром Стоара.

Абсурд!

Инесса бросает свой истребитель вниз, на ходу отключаясь от общекомандной связи. Кажется, кто-то тоже избежал всеобщего помешательства. Тот же маневр проделывает еще с десяток кораблей.

Земной флот на максимальной скорости покидает атмосферу. Вот его уже не видно за черными тучами, и стоаранские корабли не снижаются и не выцеливают уцелевших противников. А следуют за землянами, как за союзниками…

— Что произошло? — спрашивает Инесса.

Валат и все земляне уже далеко, локальная связь через шлемы работает только на планете. Значит, услышать должны только те, кто остался. Наверняка среди них такие же, как она.

И, возможно, им удастся понять, в чем дело.

Гипноз… Ян говорил о наваждении, похожем на гипноз. Не тот ли это эффект?

— Черт знает, как это понимать, — в сердцах отзывается кто-то.

Сейчас нет сослуживцев, старших и младших по званию. Только горстка растерянных донельзя людей, сохранивших рассудок.

* * *

Спустя полчаса все собираются на борту крейсера, который не вылетел со Стоара вместе с остальными и остался стоять у подножья башни. У той самой уцелевшей башни, откуда Инесса совсем недавно вырвалась, — здания тюрьмы, переходящего в лаборатории.

Причины того, почему корабль бросили, проясняются немного позже. Когда в центральном командном отсеке появляется Ян, и на руках у него кое-где кровь, а может, и выше, там, где черная куртка с нашивкой тюремного изолятора скрывает кровавые пятна.

— Что здесь было?

— Что, рвануло?

Они заговаривают одновременно и нервно хмыкают, когда голоса сливаются в хор. Инессе отчетливо слышно облегчение.

— Рвануло. Но корабли не сбило, завертело только, — поясняет она. — Что ты здесь делаешь?

— Меня взяли сюда проводником, — Ян дергает рукой, и она замечает «браслеты» наручников. Кто-то помог ему перебить цепь. — Хотели обследовать подземную часть, искали разработки, но не успели. Взрыва я не видел, но он, похоже, что-то здесь повредил…

Он растерянно умолкает. В транспортном отсеке крейсера постепенно собираются люди.

— Что повредил?

— Не знаю. Психотропного оружия здесь никогда не делали, но… Те, кто меня вел, как с ума сошли. В общем, они перебили друг друга, а конвойный сам освободил меня и потребовал помочь отомстить за каких-то «своих».

— За стоаран?

— За стоаран. Я отказался, и он попытался меня убить. Но эта психотропная гадость, чем бы она ни была, что-то делает с мозгами. Реакции у него были замедленные. Я забрал его оружие… Надо было и его самого оставить в живых, может, мы бы что-нибудь узнали, — с досадой говорит Ян.

Лязгает, закрываясь, дверь транспортного отсека.

— Я собрал всех, больше никто не отозвался! — кричит кто-то знакомым голосом. Да это же Анджей! Узнав его, Инесса изумленно смеется. Вот это встреча! Отчего-то особенно радостно, что он оказался среди тех, кто сохранил трезвость разума.

Они садятся прямо на пол — потрепанные и растерянные остатки земного флота. Сидений здесь не предусмотрено. У одной стены жмутся несколько запасных летунов, всю другую занимает пульт-интерфейс, сейчас отключенный.

На Стоаре осталось не так уж много людей — человек пятьдесят. В основном рядовые, пара офицеров. Кое-кого Инесса знает в лицо, как Анджея. Тоже из Евразийского батальона. Из тех подразделений, которые когда-то попали в плен в полном составе. Много было шумихи, а еще больше — когда их наконец освободили. После того освобождения все думали, то война вот-вот закончится…

Черная с серым форма, нашивки на плечах, снятые интерактивные шлемы, недоумевающие лица. Пятьдесят человек кажутся крохотной горсткой в этом просторном отсеке, с высокого потолка которого льется рассеянный свет.

— Не вижу смысла лететь на Землю, — резко заговаривает Инесса. — Я только спросила у капитана, в чем дело, и меня чуть не сбили ракетой. Они настроены серьезно.

Подвернувшаяся загадка в каком-то смысле оказывается кстати. Позволяет отвлечься, не задумываться о том, что будет с Землей. А растерянность можно направить в нужное русло.

Потому что если представить, что происходит сейчас дома — можно, наверное, сойти с ума. Против планеты обернулась армия, и горстка оставшихся на Стоаре ничего не могут сделать. Там, вдали, сейчас переворачивается мир — так же, как он перевернулся здесь для тысяч стоаран, многие из которых не имели к войне отношения. Но истреблять нужно под корень… Наверное, то, что произошло потом, — закономерный эффект бумеранга.

Лучше занять голову чем-то попроще. И сделать вид, что не причастна к истреблению. Ни Стоара, ни Земли.

— Получается, не одно мое подразделение вдруг взбесилось, — говорит коренастый плешивый солдат с шишкой на лбу — видно, последствия бесконтрольного полета в эпицентре взрыва.

— Это же не впервые, — подает голос другой. — У нас вообще никогда такого не было — стоаран братьями называть! А тут вдруг, как последние предатели… Такое впечатление, что с нашими случилось то же самое, что и с ними.

— А откуда нам знать, что случается с ними? Они просто появляются ниоткуда, — бросает взъерошенная девушка, вертящая в руках шлем.

— Они не могут появляться ниоткуда, — говорит Ян рядом с Инессой, и голос его кажется неожиданно громким. — Но ниоткуда могут браться их убеждения. Так было со мной.

Солдаты смотрят на него. Враждебно, недобро, недоверчиво. Пленный предатель, которого взяли сюда проводником, оказался на свободе и пытается что-то рассказать? Ну-ну. Посмотрим, как ты будешь оправдываться, мол, я не виноват, это все стоаранские козни… Примерно такие мысли без труда читаются почти на каждом лице.

— В начале войны навесов было мало. Кстати, вы же заметили, что как раз тогда на Стоар улетело большинство, хм… предателей? — продолжает Ян. — Как-то началась атака, и я не успел убраться в укрытие. Ну и надышался этим газом от химической бомбы. Несильно, но этого хватило, чтобы проваляться в госпитале с месяц. И когда я вышел, то уже знал, что буду работать на стоаран. Это был сознательный выбор, но какой-то… спонтанный. Просто вдруг ударило в голову. Я подозревал, что они добавляют что-то психотропное в начинку, но не сходится…

— Конечно, не сходится! — перебивает краснолицый лейтенант со злобным взглядом. — Если бы после каждой атаки все жертвы становились перебежчиками, это давно бы заметили. На Земле мало кто ни разу не пострадал от химических бомб. А сегодня химическое оружие вообще было наше, а не стоаранское!

— А массовое помешательство началось, когда это оружие примерно в одно время уничтожило большую часть стоаран… Так я скорее поверю в реинкарнацию, — медленно говорит Инесса, и мысли выстраиваются в цепочку прямо на ходу. Отвлекающая уловка работает. И лишь на краю сознания остается тревога. А если копнуть глубже — первобытный ужас.

Земля.

Земли больше нет.

— Почему тогда эта реинкарнация не коснулась нас? — бросает та же девушка со шлемом. — Ладно ты, ты был предателем, которому жизнь вправила мозги, — кивает она на Яна, и тот чуть заметно усмехается в ответ, — а остальные? У нас откуда иммунитет?

— А вот об иммунитете — это здравая мысль, — задумчиво произносит Ян. — Вряд ли замешана реинкарнация, но битва-то была на стоаранской территории. Что-то психотропное могло проникнуть в корабли хотя бы во время взрыва. В своем уме остались те, на кого не подействовало.

— Я была высоко, меня взрыв не затронул, — говорит Инесса. — Может, все дело в этом?

— Нет, — отметает их предположения лейтенант. — Я был в самом эпицентре. И не проникло ничего на корабль, иначе мы бы здесь не сидели. Разгерметизация невозможна.

— Сделаем проще, — Ян вскакивает с пола под удивленными взглядами остальных. — «Туман» уже выветрился, стоаран нет, лаборатория свободна. Сдайте мне по паре капель крови, и узнаем точно.

— Что? Тебе? Предателю?! — вскидывается лейтенант. Ян морщится:

— И чем, по-твоему, это может грозить? Я тебя и пальцем не трону!

— Ладно… — говорит взъерошенная девица. — Хотя бы попытаемся.

* * *

Полчаса спустя с кровью кое-как покончено. Оборудование в лаборатории странное, явно заточено под работника с четырьмя верхними конечностями. Но Ян, похоже, давно приноровился к этим плоским держателям для пробирок, подвешенным на стену подобно странной выставке разнокалиберных колес, к микроскопам-шкатулкам, не имеющим ничего общего с нормальными земными приборами, к наноидентерам, похожим на миниатюрные холодильники с дисплеями…

Солдаты не оставляют его в покое и наблюдают за работой так пристально, будто из их крови можно изготовить как минимум атомную бомбу. Впрочем, у стоаран нет этой технологии, а на них самих ядерное оружие не действует. Просто не причиняет никакого вреда, кроме механических разрушений. Иначе война не продлилась бы семь с лишним лет.

Ян недовольно косится на всю эту толпу через плечо, но молчит. Дисплей в столе-анализаторе в последний раз мигает и гаснет.

— У вас у всех в крови следы чего-то вроде вируса. И антитела к нему, — Ян оборачивается, скрещивая руки на груди. — Что интересно, оболочка вируса неорганическая, искусственная. А на ее остатках сохранились частицы вполне органической стоаранской ДНК.

— Ничего себе! — присвистывает лейтенант — Сейц, так он представился, когда солдаты разговорились в ожидании результатов. — А ты, выходит, не знал, что они создают такое? — Он недобро смотрит на Яна исподлобья. — Ты же здесь работал. Не удивлюсь, если все это — и твоих рук дело.

— А пленные, — Ян кивает в сторону Инессы, — сидели здесь в камерах. Они тоже замешаны?

Воцаряется молчание. Военные переглядываются, Инесса думает.

У тех, кто сохранил рассудок, есть антитела к искусственному вирусу. Вирус содержит стоаранскую ДНК — значит, не исключено, что массовое помешательство вызвал именно он. И он мог попасть в организм во время химической атаки, тогда появляется объяснение странным резким переменам взглядов у некоторых людей, попавших под воздействие бомбы. На этот раз помешательство тоже случилось сразу после битвы… Крупная бойня, погибло почти все население Стоара — и помешательство тоже масштабное, такого количества изменников за раз раньше не возникало… Это определенно связано, но как?

— Такое впечатление, что стоаране заменили каждого своего погибшего одним из наших… — Инесса выныривает из раздумий и видит, что солдаты все еще растерянно топчутся на месте в замешательстве, а Ян спорит с Сейцем. Лейтенант напирает, требует выложить всю подноготную «этого трюка», как он выражается. Ян раздраженно огрызается, но негромко и без особой агрессии. Его вообще сложно спровоцировать на крик. Услышав слова Инессы, он бесцеремонно перебивает Сейца:

— Помолчи минутку, — даже делает резкий жест, точно отодвигая недовольного вместе с его претензиями в сторону. — Что ты сказала?

— Что со стороны все выглядит так, будто каждый погибший стоаранин компенсируется одним перебежчиком от нас, — повторяет Инесса.

Ян пару секунд смотрит на нее, а потом вместо ответа вынимает из держателя одну из пластинок. На кусочки темного металла тонким слоем нанесены все выхваченные анализатором частицы вируса — по одной пластинке на каждый образец крови. На глаз ничего не видно, металл как металл… Ян, не говоря ни слова, стремительно выходит с ними в коридор.

Возмущенный Сейц выскакивает туда тоже. Инесса, больше ничему не удивляясь, следует за ними.

В здании все еще стоит едкий химический запах. Окно в конце коридора разбито, изрешечена часть стены, пол усыпан пылью и грязью, но обломков нет — стены из черного металла только корежатся. Часть ламп повреждена. В глубине башни, вдали от окон, приходится пробираться чуть ли не на ощупь, почти ничего не видя перед собой.

— Эй, что ты ищешь? — ворчит Сейц. Ян оглядывается на ходу:

— Подожди…

Следующий этаж. Здесь, похоже, обстрел застал многих. На полу расползаются омерзительные зеленовато-серые лужи, из которых еще торчат отдельные куски панцирей — все, что остается от тела стоаранина после гибели.

На миг кажется, что Ян собирается идти и дальше, прямо по этим сливающимся в одну зловонным лужам. Но он останавливается как вкопанный и всматривается в пластинку. Потом садится на корточки, подносит ее к жиже, убирает, снова подносит… И кивает чему-то про себя.

А потом вскакивает и демонстрирует пластинку остальным.

— Видите?

Они видят. На поверхности в полутьме коридора фосфоресцируют какие-то пятна. Ян опускает руку, и чем ближе к зеленоватой слизи, тем ярче становится свечение.

И вопросов «почему?» больше не остается…

— Они просто помещают в этот вирус информацию из своего мозга. Это даже не вирус. На самом деле это черт знает что, — негромко произносит Ян. — Работает, похоже, по принципу передатчика с блоком. С гибелью стоаранина блок исчезает, потому что мозг начинает разлагаться. И данные переносятся в мозг землянина. Того, кому не повезло подхватить вторую половинку передатчика. Видите — реагирует на приближение? Вряд ли именно у этого была нужная половина, но частота у них одна… Распространяется с химическим оружием, попадает в организм гарантированно. К кому-нибудь точно попадет. Да, в каком-то смысле это реинкарнация.

* * *

Подбитые лампы мигают и слегка искрят. Пластинка ровно светится, иногда теряясь на фоне вспышек.

Солдаты молчат, переводя взгляды с луж на пластинку и обратно. Звучит сказочно. Невозможно. Но… все ведь сходится.

И массовый психоз военных сразу после огненной волны-«Тумана», — ведь любой солдат хоть раз попадал под воздействие химического оружия. И всплески активности перебежчиков на Земле.

— А антитела у нас откуда? — спрашивает Инесса.

— При желании можно выяснить, — пожимает плечами Ян. — Но на тебе, к примеру, тестировали столько разной дряни… не удивлюсь, если среди нее были и ранние версии этого вируса. Или по крайней мере его частицы.

— Ты что, не знал, с чем работаешь? — Инесса, сама того не замечая, повторяет слова лейтенанта Сейца. Ян успокаивающе проводит рукой по ее плечу:

— Я был ассистентом, а не куратором. Фиксировал результаты, вскрывал трупы, и все.

Никто больше не слушает. Группа солдат увеличивается, из лаборатории подтягиваются новые. Климат дает о себе знать — на Стоаре слишком холодно для человека, даже внизу, где обычно теплее. Пробитые окна впускают волны морозного воздуха, пора улетать. Домой, на Землю…

— А ведь мы все — самые настоящие дезертиры, — задумчиво говорит Инесса, поворачиваясь к своим. — Мы спокойно дали флоту отправиться на Землю, хотя знали, что там почти нет военных, одни мирные жители. И сейчас от городов наверняка ничего не осталось. А там еще и стоаране…

— Нас от силы пятьдесят человек, — перебивает Сейц. — Мы бы ничего не смогли сделать.

И выжившие обреченно переглядываются. Каждому ясно, что им предстоит. Стоар невозможно колонизировать. Земля же уцелеет, с людьми или без. И люди… тоже не все погибнут.

Наверное.

А война закончится. Уже закончилась, потому что воевать больше некому и не с кем. Горстке, оставшейся от мощной цивилизации, предстоит только борьба за выживание.

Победителей нет. Проиграли обе стороны.

Проигравших нет. Победило уничтожение.

— Возвращаемся, — бросает Сейц. — Вирус не передается от человека к человеку. Рано или поздно все носители попросту подохнут. Я даже готов им в этом помочь.

Он еще пару секунд буравит взглядом притихших солдат, а потом разворачивается и решительно шагает к круглой лестнице вниз. И они следуют за ним, молча признавая этого человека своим лидером. Действительно. Нужно приспосабливаться.

В том числе и к уничтожению Земли.

Инесса бредет следом. Вяло. На автомате. Переставляет ноги только потому, что так нужно, потому что нужно жить, дышать и двигаться, хотя для большей части землян эти простые действия уже остались позади. Да, война закончилась. Но какой ценой? И ради этого ли она шла в армию тогда, девять лет назад, когда ничего, кроме легкого напряжения между Землей и Стоаром, не предвещало будущей катастрофы?..

Инесса бредет следом, не глядя по сторонам, но знает, что Ян здесь, рядом. Она чувствует его руку у себя на плече. И это, наверное, чего-то стоит.

Ведь на выжженной земле больше нечего предавать.

Ночью мартовский ветер по-зимнему коварен. Обманчиво ласков. Почти бесшумно баюкает голые ветви, порошит их мелким снотворным снежком, предательски шепчет, что просыпаться нет смысла, что никто никого не ждет и что явь — хуже любого кошмара.

Спать приятнее. Закрываешь глаза и видишь не руины и смрадные останки, а чистые стены, свет, людей — как до войны…

Сквозняк несет легкий запах тления. Инесса морщится, поудобнее перехватывая ружье. Вряд ли оно понадобится, но так спокойнее. Здесь и сейчас, в каком-то подсобном помещении гидроэлектростанции, сражаться не с кем. Она даже не знает, что это за место и для чего нужно — никогда не разбиралась в гидроэлектростанциях. Зато здесь есть компьютер, и один умелец из техчасти превратил его в пульт слежения.

Нужно выяснить, что за чертовщина творится в последнее время. Неизвестно ведь, кто станет следующим.

…Опять трупная вонь. Странно, месяц же прошел.

Шумит турбина.

* * *

Вернувшись со Стоара, они застали выжженную землю. После правды о вирусе это не удивляло. Но и не смягчало шок. Их осталось сорок семь человек. В основном — солдаты, несколько технарей, которых тоже задействовали в «Тумане», и Ян, в очередной раз спасший свою шкуру предательством. Будь он во время финального налета на Земле — его бы расстреляли с кораблей или растерзали голыми руками, когда вирус активизировался. Но он отправился на Стоар сдавать тех, на кого совсем недавно работал…

Солдаты, опытные, закаленные в боях и повидавшие немало смертей, отворачивались от картин космодрома. От всех этих изрешеченных, разорванных и полусожженных трупов, подчас так и лежащих, сцепившись в последней рукопашной. Трупы были везде, и пахло в тот день пока что не тлением, а кровью. Еще — горелым мясом. Залитые темными потеками ворота отсеков, зияющие дыры между ярусами, обломки стали и пластика и ошметки плоти, белеющие осколки костей в черно-вишневом месиве.

Кого-то рвало. Инессу слегка мутило, но она понимала, что это только начало, нужно привыкать. Дышала часто и неглубоко, и казалось, что запах ощущается все меньше. Ян стоял рядом и терпеливо ждал, пока спутники справятся с собой. Даже не морщился. Инесса подумала было о его работе, предположила, что после всех стоаранских экспериментов растерзанные трупы и впрямь не страшны… и мысль ускользнула, подсунув на прощание еще парочку воспоминаний. О побеге и о вирусе.

Прикрывая нос и рот рукавом, Сейц сделал энергичный жест: на улицу. На пути к свежему воздуху не встретилось никого живого.

— Кто-то должен был уцелеть. Не может быть, чтобы вирусом успели заразиться абсолютно все, — сказала, отдышавшись, растрепанная девушка — Каролина, так ее звали, как выяснилось.

— Еще появятся, — буркнул солдат по фамилии Бакум. — Прячутся, наверное. Что делаем?

И он красноречиво обвел взглядом площадь перед космодромом. Обычно там было пусто, не считая пары армейских машин и горстки легких частных летунов. Навес тоже был — подобие защиты от бесконечных атак на первый случай. Теперь сквозь остатки навеса голубело безмятежное февральское небо, а площадь была завалена искореженными истребителями и еще какими-то кораблями. Кое-где сохранились пласты слежавшегося снега.

— Трупы не трогать, — тяжело изрек Сейц. — Всех похоронить не сможем и не успеем. Уберем только там, где поселимся.

— И где мы поселимся? — спросила Каролина.

— Забудьте о своих квартирах, у кого они есть. По крайней мере, на время, — не раздумывая, сказал Сейц. — Займем казарму. Расчистим территорию. Там продсклад, автономные генераторы, средства защиты и прочее. Ну, продукты пока не проблема, все магазины и склады теперь наши. Но это временно. Потом придется добраться до гидроэлектростанции и посмотреть, сможем ли мы поддерживать ее работу. Да и не только это. До черта станций и заводов остановилось или скоро остановится! Не хотите возвращаться в пещеры — придется пахать!

— А еще есть атомные электростанции, — бесстрастно заметил Ян. Сейц умолк ненадолго, соображая. Атомные… То, что творилось сейчас в Будапеште — так раньше называлось это мертвое место, столица Восточноевропейского Союза, — творилось по всей Земле, и не везде были выжившие.

Какие-то станции остановятся тихо, какие-то спровоцируют катастрофы — плевать, этих катастроф никто даже не увидит. А что будет с атомными…

— Я не знаю, что с ними делать, — честно сказал Сейц. — Но мы выясним. Для начала нужно позаботиться о крыше над головой.

Казарма номер тридцать девять ничем не выделялась из длинного ряда одинаковых четырехуровневых бункеров на южной окраине Будапешта. Зато располагалась возле местных армейских складов. Налет не обошел поверхность стороной, однако внутри оказалось неожиданно пусто. Трупов почти не было. Хотя если весь личный состав задействовали в финальной спецоперации…

Выжившие похоронили нескольких несчастных. Провозились до вечера. Распределили между собой комнаты — жилых спален хватило с лихвой. И впали в подобие равнодушного транса.

Свалило даже несгибаемого Сейца. Мозги отказывались соображать, а тела — повиноваться. Впрочем, Инессы еще хватило на то, чтобы навести подобие порядка в своей комнате на третьем уровне. Она сдвинула к стене лишние кровати — надо же, спальни на шестерых, в ее подразделении это сочли бы за роскошь! — соорудила подобие стола из тумбочек, подозрительно понюхала постельное белье, удивляясь, что стоаранский плен не выбил из нее брезгливость… и услышала стук в дверь.

Сейц махнул рукой на захваченный из ближайшего магазина виски и на то, что сегодня многие собирались напиться в хлам. Инесса догадывалась, чего им от нее нужно.

Но все-таки открыла.

* * *

…Станция старая, построена в тридцатых годах двадцать первого века. В войну поневоле вспомнили о технологиях, отживающих свое. Надежность. Мощные каменные стены, громада плотины, которой не повредит даже прямое попадание пары-тройки стоаранских бомб. Они были рассчитаны немного на другое, эти бомбы…

Места здесь уединенные. Когда во всей округе едва наберется шестьдесят человек, о многолюдности вспоминать не приходится. Солдаты, техники, пара перепуганных детишек и горстка мирных жителей, которым удалось уцелеть, — все они сейчас в городе. А на станции — только двое дежурных работников, кое-как управляющихся с автоматикой, и Инесса.

Прячется в подсобке, как крыса, наблюдает.

Одновременно такой негласный наблюдатель сидит сейчас на насосной станции. Там тоже борется с дремотой ничего не подозревающий работник — не засыпает, наверное, только потому, что боится не проснуться. Им не сообщают о расследовании загадочных смертей.

На одной только гидроэлектростанции — пятеро за последний месяц. Строго говоря, не годится называть исчезновения смертями, пока не нашли тело. Но открытые двери, вывернутые переключатели — все выглядит так, будто человек просто вышел в ночь и упал с плотины.

Подозревали каких-то неизвестных преступников, выживших инфицированных, уцелевших стоаран, заговор…

Человек останавливается на полпути к пульту. Второй оборачивается, забыв о мониторах. Инесса вскидывается, нащупывая переговорник. Человек отражает ее жест, касаясь своего.

— Готовность номер один! Он ни с кем из наших не выходил на связь?

— Нет, — отвечает Сейц после паузы. Тем и плохи переговорники — никакой надежности. Можно отследить кого-то, можно запеленговать, но вероятность ошибки слишком высока. Что возьмешь с мини-рации на батарейках? Но команда перехвата — во всеоружии где-то на подступах к ГЭС и явится в любой момент. Это несколько успокаивает.

Работник на экране нервно ходит туда-сюда, не притрагиваясь к пультам.

Кого-то ждет.

Хоть бы Сейцу достало ума перехватить их транспорт. В переговорнике тишина. На станции тишина. Кругом чертова пустая тишина с бессмысленным шумом турбины, который перестаешь замечать уже через полчаса.

Хочется поскорее покончить с этим, уснуть и видеть сны. С уверенностью в завтрашнем дне, безопасностью и улицами, тонущими в белом тумане.

Мозг — удивительное устройство, способное самостоятельно регулировать свою нагрузку и создавать иллюзорные убежища. Сны, в которых можно спрятаться, появились только тогда, когда Инесса почувствовала, что вот-вот сойдет с ума в этом ежедневном дарвиновском пекле.

Бесперебойно работающая техника, ни трупов, ни разрушений, здоровое общество, тщательные медобследования. Коварный мозг отказывается признавать, что возможные последствия стоаранского плена могут стать роковыми.

…Незнакомец входит размашистым шагом. В руке у него металлический короб-чемодан.

* * *

Тогда, месяц назад, открывая дверь, Инесса готовилась выкручиваться всеми силами, чтобы вынужденные товарищи по несчастью отстали, но не обиделись. Свары — пожалуй, самое страшное, что могло бы случиться с таким коллективом. Но на пороге оказался всего лишь Ян. С каким-то пакетом и с баклагой воды в руке.

— Ты? — удивилась Инесса. Это ведь уже не стоаранская камера, так зачем?..

Он прислонился к дверному косяку.

— Принес тебе еды. Ты ничего не взяла на складе, — Ян протянул ей пакет. — Ты как вообще?

— Как обычно… А ты, значит, заметил? — усмехнулась Инесса. Откуда такая неловкость в общении с человеком, с которым она не один месяц спала, которого намеренно выводила из себя, мечтала удушить и без всякого стеснения ненавидела? Хотя нет, «ненавидела» — громко сказано. Просто отыгрывалась на нем как на представителе вражеского лагеря. И будь она проклята, если не видела, что его устраивает такое обращение.

— Заходи, — бросила она наконец. Повторное приглашение не понадобилось. Ян явно рассчитывал разделить с ней трапезу — ну да и черт с ним, не жалко. Инесса застелила импровизированный стол перевернутым покрывалом вместо скатерти, направилась к сдвинутым в угол кроватям, чтобы приспособить одну вместо стульев — Ян подхватил с другой стороны за металлическое изголовье. Они пододвинули кровать к конструкции из тумбочек, влезли на нее с ногами, и Инесса вытряхнула на «стол» содержимое пакета.

Сухари из продпайка, привычное вяленое мясо, и тут же — относительно свежий хлеб, масло, пачка чая, пачка кофе…

— Кто-то не поленился ограбить магазин, — протянула Инесса. — У меня здесь есть жестяные стаканы, кажется, чистые, но…

На лице Яна отчетливо читалось все, что он думал о брезгливости и солдатах-чистюлях.

Чайник вскипел быстро. Видно, батарейка была новая. Потом они сидели и поедали бутерброды, запивая кофе из чужих немытых стаканов. Происходящее с каждой минутой все сильнее казалось фантасмагорией. Что это за место? Что это за время? Что она делает? Почему? И происходит ли это вообще? А может, так выглядит солдатское посмертие — вечная жизнь в мире достигнутой цели, ведь разве не уничтожение — конечная цель?..

— И все-таки, зачем? — негромко спросила Инесса. — Зачем ты пришел?

Ян пожал плечами.

— Просто так.

— А на Стоаре? — язык слегка заплетался, хотя она не пила ни капли спиртного. Ян смотрел на гущу на дне стакана.

— Ты мне понравилась.

— И что? Нужно в первый же вечер тащить в постель?

— По-моему, ты и не возражала, — вскинул он глаза. Очень спокойные. Без знакомой злости они казались немного чужими. Теперь пришел черед Инессы пожимать плечами. Ну да, она не возражала. В том состоянии отупелости и фрустрации, выдернутая из боя, все еще не веря, что лишилась свободы и оружия, утратила контроль над собственной судьбой… Ей было безразлично. И хотелось снять напряжение. Она никогда не понимала выпячивания темы секса и придания ему особой важности. Просто разрядка. Плевать на остальное.

— На моем месте мог быть любой стоаранин, — сказал Ян. — У них это практиковалось во многих тюрьмах. Пленник — значит, собственность. Человеческий организм неплохо подходит для кладки яиц. Но на чужое они не посягали.

Осознав услышанное, Инесса подумала, что ошиблась. На остальное все-таки не плевать. Не хотелось представлять, как это вообще выглядело — инопланетяне, больше напоминающие жуков в двойном панцире, и… Черт подери.

— Почему ты мне не сказал? — спросила она. — Может, я и не отказалась бы от идеи прикончить тебя и украсть оружие, но все равно…

Ян мягко рассмеялся. Инесса вдруг поняла, что впервые слышит его смех.

— Действительно все равно… Но лучше живой человек, который меня ненавидит, чем безвольный манекен.

— Зачем? — повторила Инесса. — Что это тебе дало, кроме потери рабочего места?

Ян молчал долго, и она уже решила, что он не ответит. Даже успела в очередной раз подумать «ну и черт с ним». Но когда он снова заговорил, ответ был расплывчатым.

— Стоаранское влияние выветривается постепенно.

— Спасибо за еду, — сказала Инесса, складывая остатки продуктов на подоконник. Завтра можно будет поискать в других казармах холодильные камеры, там они больше не понадобятся. Много чего можно будет найти и принести сюда завтра. Грабить, мародерствовать… подбирать то, что уже никогда никому не понадобится, и ходить по магазинам, как у себя дома, спокойно унося все, что угодно. Главное — привыкнуть к виду неубранных трупов и находить более-менее уцелевшие магазины. В войну их и так стало меньше, а на полках частенько бывало пусто.

— Тебе спасибо за романтический ужин, — Ян окинул взглядом тумбочки, скатерть-покрывало, казенные белые лампы под потолком. Отодвинул лишнюю кровать обратно к стене…

Какая к черту романтика? Кому она нужна? Инесса была слишком солдатом, чтобы это понять. Падение мира имело и свои плюсы. По крайней мере, теперь тебе в уши не будет постоянно литься густой вязкий поток стереотипов, чужих вкусов и неубиваемых модных штампов, которые в войну стали даже ценнее — как символы мирной безмятежности, наверное. Кто-то говорил, что романтика означает внимание и заботу, но Инесса понятия не имела, какое отношение к заботе имеют глупые сопливые песенки или дурацкие бесполезные безделушки, которые почему-то страшно ценились в качестве подарков.

Наутро они с Яном проснулись вместе.

* * *

…На мониторе не видно, что там в чемодане. Но незнакомца здесь явно ждали. Дежурные, судя по всему, не удивлены, разговаривают с ним спокойно. Инесса внезапно задумывается. Где он мог с ними встретиться? Здесь — вряд ли, здесь наблюдение установили после второго же исчезновения. И гласное, и негласное. Но так ничего и не выяснили. Один охранник следил во все глаза, но камеры стояли отнюдь не везде, а ходить по пятам за работниками не получалось. Второй… Вон он, второй, болтает с незнакомцем и тоже вовлечен в это мутное дело. В прошлые разы охранники или твердили «Он буквально на минуту отошел отлить, и больше я его не видел», или… пропадали сами. Какого черта? Почему Сейц так и не выставил наблюдение посерьезнее?

Перед глазами разворачивается безмолвная картина сговора, и Инесса все отчетливее понимает: дело не только в исчезновениях. Всё масштабнее. Действия Сейца… о чем они говорят? Что вообще происходит? Шестьдесят выживших на весь Будапешт — не повод ли прекратить возню? Ради чего теперь интриги?

— Перехватывайте! — шипит Инесса в переговорник. — Они идут к выходу!

— Идут? Сами? — зачем-то переспрашивает Сейц.

— Ищите, на чем он приехал! Вы никакого транспорта не заметили, что ли? — Инесса игнорирует его слова. Глупо — он ведь не полный идиот. Сам должен понимать и насчет транспорта, и насчет перехвата. Но как же осторожно надо было приблизиться, чтобы даже приборы ночного видения не обнаружили машину!

— Оставайся на связи!

Шорохи. Отряд подбирается ко входу. Монитор пустеет, станция брошена без присмотра. Инесса встает и шагает к двери. Вмешиваться не стоит, это рискованно, но на всякий случай нужно быть поблизости. Миновать коридор, свернуть направо, еще коридор, короткая лестница…

Все заканчивается раньше.

Шорохи переходят в возню. Щелчок — но это не выстрел, скорее включение фонаря. Изумленный выдох. Переговорник Сейца слишком близко к губам. Инесса слышит ругательство, затем шепот:

— А ты здесь откуда?

Он знает того, кто явился на станцию. Что это значит? Это кто-то из своих? Инесса ускоряет шаг. Возню заглушают яростные выдохи Сейца, короткие бранные слова, которые он выплевывает, и за ними — звуки ударов. Чей-то стон. Щелчок. Возня, удары, возня… шипение.

Ровное. Отчетливое.

Молчание.

Что-то шипит — ровно, как белый шум. Инессе становится страшно. Незнакомый звук. Неизвестность, которая пугает, несмотря на то, что ты знаешь причину. Что там происходит? Она хочет позвать Сейца, но молчит. Сапоги слишком громко стучат по каменному полу. Инесса крадется, сжимая в руках ружье, как единственную надежду, прислушивается сквозь шум, но он не прекращается и…

Она выглядывает из-за поворота коридора. Вот и вход.

Безлюдный.

Она опасливо пробирается вдоль стены, готовая к нападению. Ни души. Кто бы ни был здесь пять минут назад, сейчас его…

…искорка в небе. Скрылась.

Значит, улетели. Проклятие, что с Сейцем?

Ответ на этот вопрос Инесса узнает незамедлительно. Стоит ей, уже не кроясь, шагнуть за порог, как она видит их. Десяток безжизненных тел, разбросанных по бетонной площадке.

Первоначальный шок мимолетен до незаметности. Она хватает ближайшего за запястье. Так, пульс есть. Бодрый, живой. Что бы ни сделал незнакомец, это не опасно.

Инесса тормошит солдата за плечо. Потом второго, третьего. Сейц лежит чуть в стороне, словно то ли гнался за кем-то, то ли вел переговоры. Глаза его широко распахнуты.

Изо рта стекает ниточка слюны, тускло поблескивая при свете из открытой двери.

Инесса смотрит на нее не отрываясь.

Плохой знак. Лучше бы кровь.

Ночной ветер сглаживает тишину.

Солдаты начинают приходить в себя лишь спустя полчаса. Они стонут, потирают ушибленные места. На расспросы отвечают одно: «Сейц его узнал, начал орать, а он достал какую-то лампу, и больше ничего не помню!». О лампе им сказать особо нечего — ну лампа. На ручной фонарь похожа. Только светит синим. И шумит странно. И перед глазами от нее все плывет, а потом моментально отключаешься…

Инесса ждет, пока очнется Сейц. Лампа напоминает психотропное оружие, которое разрабатывали пару лет назад против стоаран, да так и не перевели на него армию — ненадежное, поражает без разбору и своих, и чужих, вызывает стойкие галлюцинации. Достать его сейчас может, наверное, кто угодно. Но зачем?

И Сейц узнал этого человека…

— Ребята, — тихо говорит Инесса, обводя взглядом солдат, — это может оказаться любой из наших.

И они молчат, угрюмо глядя на командира.

— Да он уже давно очнулся! — вдруг кричит Берти Полецкий, тощий юнец, не успевший толком повоевать. Бросается к Сейцу, тормошит, потом сдавленно охает, приподнимает…

Взгляд у командира — мертвый. Бессмысленный. Глаза тупо шарят по окрестностям, ни на чем не останавливаясь. На грубом красноватом лице — ни проблеска узнавания.

Слюни текут по подбородку, рот открыт — челюсть безвольно упала, когда Сейца посадили. Солдаты зовут его, хлопают по щекам. В ответ — стон-мычание.

— Ах ты… — Анджей беспомощно заворачивает сложную матерную конструкцию. — Вот они, психотропники! Хрена с два он теперь скажет хоть что-то! Слышишь, Инесса, пусть этот твой его посмотрит. Может, можно что-то сделать.

Инесса кивает. Посмотрит, конечно, куда денется. «Этот твой» — это Ян, с которым она давно уже живет вместе. За неимением настоящих врачей он превратился в местного эскулапа: бывший лаборант в стоаранском медцентре — лучше, чем ничего. Вот только на него все еще поглядывают как на предателя. Сторонятся.

Иногда Инесса ему почти завидует из-за этого.

* * *

Сны появились позже. Когда февраль сменился мартом, морозы — оттепелью, а трупы начали разлагаться в тепле ранней весны. Не спасло то, что их оттащили с улиц и сожгли, сколько смогли. Запах тления просто сменился запахом горелой плоти. Он просачивался сквозь закрытые двери и окна, талый снег тек веселыми ручейками, игриво огибающими развалины и обломки, и впитывался в разломы земли, а в казарме номер тридцать девять обреченно ждали эпидемии. «Нужно было какой-то экскаватор найти, выкопать рвы и похоронить!» — ворчал вездесущий Бакум. Его не слушали — какой к черту экскаватор, такой машине даже проехать негде в расстрелянном городе, не говоря уже о том, сколько времени это могло занять.

Потом о машинах говорить перестали. Автопарки с летунами и уличной техникой оказались уничтоженными. Финальный налет выжег все, что уцелело за годы войны. Все производства, какие могли остановиться, прекратили работу еще несколько лет назад. Остались лишь пищевые и военные.

В один из дней, когда горстка выживших наводила порядок в окрестностях казарм, нашли бункер, а в нем — несколько десятков трупов и… двух полумертвых детей. Кто-то собирался пристрелить их. Сейц не позволил. Каролина взяла их под крыло. Ход, на который наткнулись солдаты, был потайным; основной тянулся широкой надежной трубой куда-то далеко к центру Будапешта. Неугомонный Бакум, совершив марш-бросок туда и обратно, поведал, что вел ход из самого правительственного квартала. Впрочем, опознать членов правительства в этих лохмотьях смрадной кожи никто бы уже не смог. Зато вещи сохранились в целости.

А обирать покойников давно уже не считалось зазорным.

Наверное, чтение так подействовало: тот, самый первый сон Инесса увидела, залпом прочитав книгу, загруженную в память тонкого планшета, похожего на лист бумаги. Кроме планшета, им с Яном достался еще компьютер. Старый, из тех, которые были жесткими и не сворачивались в портативную трубочку. Комната все больше походила на обжитую квартиру или семейное гнездышко. Тогда, помнится, Инесса в очередной раз скривилась от этого сравнения и уткнулась в книгу. Что-то из старой идеалистической фантастики: о десятках рас, чьи различия не умаляли схожести, о красочном многонациональном мире с сотнями заселенных планет, о героях-везунчиках, выпутывавшихся из любой переделки, и о технологиях, которые даже не снились Земле…

…не снились…

Инесса задремала, не дочитав пары страниц до конца. Героиня книги была врачом. Медицинская аппаратура, операционные роботы, выращивание протезов, неотличимых от живой ткани… Роботы с протезами завели в голове хоровод, что-то бормоча. И уже сквозь сон Инесса ощутила, как Ян убирает планшет, поправляет одеяло и ложится рядом. Она не отреагировала. Она была там, среди роботов, но они уплывали все дальше, а голову заполоняла знакомая пустота сна без сновидений.

Потом они вернулись. Они пришли за ней в стоаранскую экспериментальную тюрьму.

Стены тюрьмы были неотличимы от казарменных. Крохотные окошки под потолком сочились тьмой. Коридор казался бесконечным. Инесса шла, шла, шла…

Потом действие перетекло в лаборатории. Те самые, о которых она читала. В них не было ничего от стоаранских серых камер, похожих на промышленные цеха. Нет — чистота, яркий свет, белоснежные стены, пятна сочно-зеленых листьев декоративного вьюнка, его сливочно-желтые соцветия; светло-бирюзовые манжеты диагностических аппаратов; врачи, точь-в-точь как персонажи книги; спокойно мерцающие мониторы…

С одного из них свешивался побег вьюнка. Кремовый цветок, похожий на чайную розу, закрывал строчки напротив фотографии Инессы.

Она так и не прочитала, что там написано.

Пришли роботы и швырнули ее обратно в камеру. А потом снова появился Ян, и браслет-датчик вонзил ей в запястье свою иглу…

Инесса проснулась разбитой. Точно прошлое вернулось, и она опять приходила в себя в камере, радуясь, что хотя бы не осталась калекой. Окон не было, а планшет с часами оказался далеко.

Она выругалась сквозь зубы и пошевелилась, размышляя, не встать ли, чтобы выпить кофе или чего покрепче.

Ян тут же открыл глаза. Сон у него был чуткий.

— Что случилось?

— Видела кошмар с твоим участием, — сердито буркнула Инесса. Он неожиданно заинтересовался:

— Кошмар? Какой именно?

— Ты там был не самым главным, — фыркнула она. — Просто стоаранская камера… она иногда мне снится.

И она пересказала все, что смогла запомнить. Ян отстраненно прокомментировал:

— Мне тоже снилось что-то похожее. Стоаранские коридоры…

— Коридоры! Тебе не понять, почему такое пугает, ты не был в моей шкуре!

— Ну хочешь, воткни мне в руку иголку, если тебе это поможет, — вздохнул Ян, осторожно поглаживая пальцем ее запястье, в которое приходились уколы диагностического браслета. Там давно не оставалось никаких следов.

— Обойдешься, — Инесса раздумала вставать и прижалась к теплому телу под одеялом.

* * *

…Этот сон вспоминается особенно четко, когда солдаты топчутся в скромно оборудованном казарменном медкабинете, наблюдая за обследованием Сейца. Здесь есть плохонький экспресс-томограф. Ян с ничего не выражающим лицом смотрит на показатели. Сейц сидит с бессмысленно разинутым ртом.

— Необратимо. Кора головного мозга — в клочья, — наконец говорит Ян, снимая с бывшего лидера датчики. — Вам всем повезло, что получили разряд послабее.

Это уже не удивляет. Было бы странно, окажись у Сейца шанс реабилитироваться.

Никто не успевает ничего предпринять. Инесса вскидывает ружье. Короткий свист — и капля крови из аккуратной дырочки между бровей.

— Рехнулась? — орет Бакум, хватаясь за пистолет. Потом утихает. Рука его опускается.

— Такая жизнь не нужна ни ему, ни нам, — решительно говорит Инесса. — Кто-то в курсе, от психотропников существует защита?

— Стоаране отражателями пользовались, — отвечает Ян. — Маленькая такая коробочка, она помещалась у них под панцирем.

На него поглядывают нехорошо, с откровенной враждебностью.

— Так вот почему наши излучатели с ними не работали, — шипит Каролина. Прошлое не желает отпускать предателя. Глупая возня.

— Значит, за ними нужно лететь на Стоар? — продолжает Инесса.

— Скорее всего, там они есть, но… черт, а почему бы и нет, — Ян сгружает труп Сейца с кресла на кушетку, поправляет ему отвисшую челюсть. — Слетать?

— Да. Только не думай, что если там все разрушено, это так уж безопасно. Я с тобой, — предупреждает Инесса. Солдаты кривятся.

— Какого? Не трать заряд, нам повезло, что в истребителях почти целые нейтринные пластины, они еще пригодятся… — начинает Бакум. Инессе плевать.

В какой-то момент нежелание ссориться сменилось абсолютным равнодушием к чужому мнению.

* * *

А Стоар кружит по своей орбите, и холодный ветер словно продолжает это стремительное движение — напоминает встречный поток.

По зданиям полноправным хозяином гуляет ледяной дождь. Его тонкие иглы влетают в выбитые окна складов, когда Инесса с Яном рыщут в поисках нужного.

Шаг, приветственный жест — ладонь ловит беспомощные злые уколы. Это не просто дождь. Это тюремщик, чей безжизненный смех рассыпался по стенам все месяцы плена. Подставляя руку, Инесса тоже беззвучно смеется — ее черед.

Здесь не Земля, здесь все почти цело, только людей нет. Разве что иногда мелькают неясные тени. Но жить — нельзя. В этом месте выживет лишь стоаранин. Наверное, это они блуждают по улицам в клубах атмосферного газа и не решаются подойти.

Иначе придется верить в тени мертвого города, а Инессе это претит.

* * *

Вернувшись, она обнаруживает, что многие смотрят на нее так, как недавно смотрели на Сейца. Ждут то ли указаний, то ли нового плана расследований.

Как дикие звери. Новый вожак убил старого. Подчиняйтесь новому вожаку.

Бакум выглядит недовольным — и она аккуратно, фраза за фразой, перекладывает этот груз на него. Пусть командует. Инесса как была, так и осталась рядовым.

Казарменный холл на верхнем уровне служит теперь залом для собраний. Разномастные эргономичные стулья, кресла, скамейки, двери к лестнице вниз, двери к лестнице вверх, длинные темные тени от тусклых ламп, которые все недосуг заменить. Бакум берется за дело и быстро находит нового работника ГЭС. На сей раз тот уже в курсе происходящего, о тайном наблюдении приходится забыть. Бакум назначает и новую группу перехвата, и охранников… Коробочки стоаранских отражателей прячутся у каждого на поясе, под ремнем. План таков, что они могут вообще не понадобиться. Там, на поверхности, уже, должно быть, темно — подмороженные мартовские сумерки, расчерченные блеском мокрых ветвей.

Незнакомцев с психотропниками ждут почему-то по ночам, хотя уже ясно, что они не раз приходили и днем. И даже успели сговориться с исчезнувшими работниками станции.

Всех, кто был занят прошлой ночью, Бакум отправляет спать. Инесса с облегчением покидает набитый людьми холл. Когда эта кучка выживших, не дотягивающая и до шестидесяти человек, начала казаться такой толпой? А может, виновата Каролина, притащившая на собрание своих малолетних подопечных, одному из которых пять, второму шесть, и психика их до того расшатана, что на окрики и увещевания они попросту не реагируют? Проклятие, дети. Назойливые глупые существа, от которых даже на выжженной земле не скроешься. А ведь рано или поздно их станет больше. Каролина, Аннета Фишер, Елена Кир, Хельга Мидд… мало ли здесь женщин, чьи инстинкты когда-нибудь возьмут свое. Почему-то мысль о том, что дети могут быть и у нее самой, не приходит Инессе в голову.

Яна сегодня с ней нет — уходит с отрядом Бакума. Инесса засыпает в одиночестве. Глаза смыкаются не сразу… от беспокойства? Неизвестно, что будет ночью. Неизвестно, сработают ли отражатели. Беспокойство за Яна? С ума сойти.

Она вскакивает, со злостью хлопает раздвижной дверцей шкафа, отпивает несколько глотков виски прямо из горлышка и наконец отключается. Спиртное всегда было для нее лучшим снотворным.

…Стук в дверь отвратительно настойчив.

Кто-то задался целью выковырять Инессу из постели любой ценой. Сначала она на полном серьезе проверяет ружье, собираясь просто пристрелить нахала, но потом со вздохом начинает одеваться. Форменные брюки, форменная рубашка, ремень с отражателем.

На пороге — незнакомцы.

— Вы нас не помните, госпожа Орафанн, — говорит первый, смотря на нее стерильно равнодушным взглядом. — Но мы уже знакомы. Минут через пятнадцать вы меня вспомните, а если нет, то я расскажу. А теперь пойдемте с нами.

Что, черт подери? Какая госпожа?

Первое побуждение — захлопнуть дверь. Но что-то останавливает Инессу. Ее взгляд на лишнее мгновение задерживается на худом, бескровном и морщинистом лице первого прибывшего, на сизых от бритья щеках второго; на их одежде — что-то неуловимо казенное, но чистое, аккуратное и новое… Да. Он прав.

И она понимает Сейца, воскликнувшего «Ты здесь откуда?»

Потому что вот это бескровное лицо она видела во сне.

В том, в котором были стоаранские камеры, Ян-предатель, сливочные цветы и радостная, совсем не больничная белизна диагностического центра. Инесса смотрит на короткие седые волосы мужчины и вспоминает, что коридоры во сне были не стоаранскими. У стоаран в коридорах не было окошек под потолком. И Ян на Стоаре никогда никуда ее не конвоировал. И форма у него там тоже была другая, с тускло-зеленой рубашкой, а не черной арестантской курткой, как во сне. Видение двухнедельной давности обрастает новыми подробностями. Дверь остается открытой.

Потом захлопывается.

— Что на этот раз? — спрашивает Инесса. Да, она вспомнила.

Почти.

— Первый этап обследования вы прошли — нет неизлечимых заболеваний, психических расстройств или опасных инфекций. Если остальные тесты покажут такой же результат, думаю, вы сможете остаться у нас.

— А если нет?

— А если нет, то вы забудете Город Будущего. Возможно, вспомните в качестве сновидения. Вы просто решите, что вам все приснилось.

Инесса не боится этих двух. Ружье осталось в комнате, но пистолет — с собой. К тому же им действительно ни к чему ее убивать. Они не убирают свидетелей. Они просто производят отбор.

Их летун довольно большой, шестиместный, с удобными сиденьями, принимающими форму тела. Инесса задумчиво скребет обивку ногтем: забавная текстура, по шерсти — гладкая-гладкая, против — почти колючая…

Вот кого они ловили все это время, значит.

Значит, пропавшие работники всего лишь прошли отбор.

И значит… сегодня ночью у гидроэлектростанции будет бойня.

Ведь на этот раз психотропные излучатели не сработают.

Она сжимает пальцы на краешке сиденья, но молчит. Может, еще обойдется. Городу Будущего нужны люди, руководство не может жертвовать потенциальными жителями направо и налево. Достаточно одного Сейца. Как знать, может, поняв, что память не стирается, «горожане» просто заберут весь отряд вне очереди и на этом успокоятся?..

Будущее. А может, все уже давно закончилось.

* * *

С каждым шагом Инесса все четче вспоминает это место.

Граница Восточноевропейского Союза и России. Юг.

По руинам городов едва ли можно сделать вывод об их архитектурном стиле, а руины есть и здесь. Но все уцелевшее выглядит простым, безыскусным и функциональным. Светает. Черное брюхо летуна отражается в стальной воде небольшого озерца.

Город Будущего уже занимает несколько кварталов. Заграждения из металлических листов пригнаны вплотную к стенам домов — город-крепость. Внутри — все то же, что и во сне. Чистые улицы, отремонтированные дома. Люди деловитые, но в них чувствуется глубинное спокойствие. Им уже не нужно тревожиться о еде, воде, энергии и всем, без чего цивилизация не мыслит нормальной жизни.

Их здесь много. А станет еще больше, и Город Будущего продолжит расширяться.

— Это волевое решение, — пояснил в прошлый раз седоволосый. Инесса даже вспомнила его фамилию: Петрушевский. — Выжившие есть, их немало. Но если пустить процесс на самотек, люди или вернутся в пещеры, или долго еще будут перебиваться остатками и мародерствовать на развалинах. Конечно, восстановить все — нереально. Но если оставить как есть, мир станет нормальным еще очень не скоро, на это уйдут десятки поколений. Нужен контроль.

Это и есть — контроль.

Инесса смотрит на пушистые салатовые листья вьюнка.

Контроль — это тщательно, город за городом, обыскать выжженную землю, выявить уцелевших, а затем выяснить, способны ли они к воспроизведению рода. Всех подряд в Город Будущего не берут: инвалиды, неизлечимые больные, бесплодные — балласт, возрождающееся человечество не может себе его позволить. Поэтому проект держат в секрете. Психотропники на малой мощности отлично справляются с конспирацией, искажая память. Отбор не прекращается ни на минуту. Город изначально построен вокруг большого медицинского центра, частично разрушенного, но в основном уцелевшего. Те, с кого начнется восстановление людской цивилизации, прибывают каждый день — десятками, иногда сотнями. И первые результаты налицо.

Те результаты, которые Инесса видела в своем сне.

Вот — жилой дом. О случившемся напоминают только едва заметные каменные заплаты на бежевой стене. Окна, двери, балконы. Здесь — дорога: только для грузовиков. Часть необходимых заводов уже заработала, но они в другой части этого русского города, и нужна доставка. А вон провода — здесь тоже взяли под контроль ближайшую электростанцию…

Это, пожалуй, единственное, в чем горстка будапештцев не отстает от нескольких тысяч жителей будущего.

…Да, Петрушевский прав. Если отбросы, не прошедшие отбор, узнают правду, не миновать новой схватки. Наверное, это неизбежно, это в крови у людей — драться до полного уничтожения.

Инесса сама дралась бы за право попасть сюда.

Но не за уничтожение.

Медцентр все тот же, сон уже воспринимается как явь. Монитор с цветком, закрывающим уголок…

Фотографии.

Отсюда не видно деталей, но одно из лиц на дисплее Инесса узнает сразу. Ян. Много текста и зеленая надпись внизу.

Дальше — Каролина. То же самое.

А ниже — Вацлав Онежев, один из солдат. И надпись под его текстом красная. Вацека Инесса хорошо знает, и он как будто здоров, но… черт, он ведь был с ней в плену. Тогда понятно. Высокий риск мутаций.

«Горожане» не заботятся о скрытности, они все еще уверены, что волшебный психотропник в любой момент переведет происходящее в сон. Размытый, лишенный деталей, оставляющий после себя только воспоминание о несбыточном.

Датчики мигают, медицинский сканер скользит над телом, но Инесса уже знает, что будет дальше.

Стоаранский плен. Компоненты химоружия. Ядовитая дрянь, накопившаяся в клетках. Высокий риск мутаций. Она теперь не может иметь детей, и черт с ними, она все равно их ненавидит. А согласилась бы превратиться в живой инкубатор в обмен на возможность жить в Городе Будущего?

Золотая клетка…

Нет, вряд ли женщины станут рожать, есть ведь репликаторы. Но воспитание отпрысков повесят на них. С собственной судьбой Инессе все ясно. Не сказать, чтобы она была от этого в отчаянии. Плевать. Она уже научилась выживать.

Отбросы и мусор тоже обладают разумом.

Она кивает, выслушивая предсказуемый вердикт. Нет, ты нам не нужна.

Отправляйся обратно в свою крысиную нору, наблюдай, как один за другим станут исчезать твои товарищи, делай вид, что ничего не понимаешь, иначе закончишь так, как Сейц; доживай свои дни среди развалин. Можете тоже построить себе какую-нибудь Деревню Будущего. На большее вас не хватит. И скажите спасибо, что мы не отнимаем у вас корабли, любовно награбленный скарб и все остальное, чем вы так дорожите.

Не считая людей.

Дорожит ли она Яном? Инесса улыбается сама себе, покорно шагая обратно к летуну. Может быть, отчасти. Может быть, ей действительно не хочется его терять, потому что она привыкла к нему, к его рукам на своем теле, к вечному чуть ироничному спокойствию, даже к тому, что из когда-то ненавистных синих глаз давно исчезла злость и осталась лишь усталость. Привыкла, что есть с кем обсудить… все, что угодно. Есть на кого поворчать по старой памяти и не удивляться, когда тебя — наверное, тоже по старой памяти, — опрокидывают на кровать в ответ…

…Утро в разгаре. «Горожан» это не останавливает. Теоретически после сеанса облучения психотропником Инесса должна вспоминать случившееся как недавний ночной сон. Она покорно делает вид, что так и есть. Бредет по улице куда-то в сторону окраины. К казармам.

К норе.

На удивление, отряд перехвата уже там. Все целы, только прячут глаза.

Впрочем, удивляться нечего. Наверняка они тоже видели сны и раньше.

Инесса проходит мимо них и спускается к себе в комнату. И, естественно, натыкается там на Яна, возящегося с батарейкой чайника. Что теперь — и здесь делать вид, что ничего не помнишь? Перед архипредателями опасно раскрываться.

А когда-то она думала, что на выжженной земле больше нечего предавать…

— Давно вернулся? — спокойно спрашивает Инесса. Голос звучит ровно. Она надеется только, что Ян не спросит, где она была с утра.

— Бакум собирается мстить. Мстить, представляешь? — неожиданно отвечает он, словно продолжая давно начатый разговор. — Если оставить все как есть, он же и нам покоя не даст, и подохнем уже к лету. Надо все-таки предупредить службу безопасности Города.

— Тогда они узнают, что у нас тоже не стерта память… — Инесса начинает говорить автоматически и лишь потом замечает — какая-то мелочь режет слух. — Что значит «и нам»? Естественно, он нацелится на Город.

— Тебя туда берут? — по тону Яна понятно, что вопрос риторический. Ему не хуже нее известно о последствиях стоаранского плена.

— Меня — нет. Тебя берут. Тебе не сказали? Ну, точно я не уверена, но видела…

Инесса отворачивается и снимает с пояса отражатель.

Пусть приходят и стирают память повторно. Этот вопрос можно решить. Тайком лишить всех защиты, превратить увиденное в сон. Бакум забудет о своих планах и продолжит мирно гнить в бункере. Идеально.

— Мне — сказали, — произносит Ян у нее за спиной. Раздается щелчок — батарейка встает на место. — Будешь завтракать?

— Идиот, — выдыхает Инесса. — Какой ты все-таки идиот…

Руки скользят по плечам. Насколько это уже привычно — шершавая ткань его куртки, легкое дыхание, дурманящий вкус власти, когда оно учащается от прикосновений. И глупость. Нелогичная самоубийственная глупость архипредателя, который никогда не упускал выгоду.

— Скажи мне, кто твой друг… — хмыкает Ян.

Привычка продолжает оплетать разум.

Иногда ей подчиняются даже архипредатели, наверное.

— Марта! Черт возьми, брось ты эту сумку, опоздаем! Что в ней? Марта!

Инесса так сильно сжимает в руках ружье, что затекают пальцы.

— Марта! Могла бы остаться дома, со мной здесь все будет в порядке, мы же поговорили, ну… Химоружие, конечно, а куда ты от него сейчас денешься? Не о чем волноваться, не трясись так…

…Вскидывает ружье, начинает целиться. Палец тянется к спусковому крючку, но отдергивается на полдороге.

— Сейчас Джонатан придет… Шульц, что там у тебя происходит? Дай сюда…

…Клюет носом, почти засыпает — и вскидывает голову от очередного окрика. Очередные незнакомые имена, новые незнакомые ситуации. Которых давно уже нет.

— Дай сюда, я пойду уточню!

На миг расслабившись, позволив усталости взять верх, Инесса замечает, что Ян стоит рядом, только когда он пытается вырвать у нее ружье. Срабатывает солдатская реакция, Инесса в последний момент успевает одернуть себя и не выстрелить, вернув контроль над оружием. Рано. Еще рано. Нужно подождать, пока он уснет, и пойти в медотсек. Интернет на выжженной земле канул в лету, но встроенные базы данных должны были сохраниться. Где-то должна быть информация об этих чертовых психотропниках, тонкостях их действия и особенно — последствиях.

— Где ключ? — кричит Ян.

— У меня его нет, — отвечает Инесса. Ключ, которым она заперла комнату изнутри, давит в бедро сквозь карман брюк. Идет третий час добровольного заточения наедине с… с кем? Это все еще полноценный человек или живущий, дышащий и двигающийся кусок мяса с клочьями вместо коры головного мозга?

Нужно узнать. Сама она понятия не имеет.

Ян полетел в Город Будущего предупредить о возможных атаках, должен был вернуться раньше, а появился два часа назад. Не помня себя, не помня ее, утопая в выплесках обрывочных воспоминаний, порываясь куда-то бежать, чтобы встретиться с людьми, о которых Инесса даже не слышала, и постоянно разговаривая с какой-то Мартой…

Будь это чуть больше похоже на Сейца, она выстрелила бы, не раздумывая. Будь это кто угодно другой… Она, конечно, все равно проверила бы, все равно искала бы информацию. Но отчаяние не обволакивало бы холодными скользкими щупальцами, проникая сквозь поры, подступая комом к горлу и заставляя смаргивать слезы. И из-за чего? Из-за кого?

Не хочется признавать, что это необратимо. Но если придется — Ян не проживет и одной лишней минуты. Рука у нее твердая всегда.

Она не знает, сколько прошло времени. Часы рапортуют о четырех выполненных оборотах минутной стрелки. Может быть. Может быть, нет. Может быть, часам нельзя верить. Как и базам данных, и книгам, и своим глазам.

— Да там отдельная будка, Шульц, неси туда, забыл правила?

…Тишина осознается неожиданно. Инесса не отвечает на реплики, хотя они нередко обращены к ней — правда, не к ней-Инессе, а к ней-Марте, ней-Ольге или ней-Беатрис. Воспринимает как фоновый шум. Точнее, старается воспринимать. Тяжелая полудрема чередуется с действительностью и вдруг резко отступает.

Инесса поднимает голову, опасаясь взглянуть перед собой. Заснул наконец?

Ян сидит на кровати, опустив голову и зажав руки между коленями. Не двигается.

Минуту.

Другую.

Она решается нарушить тишину.

— Ян?

— Что произошло? — севшим голосом отзывается тот. И смотрит на нее.

Осмысленно. С явным узнаванием. Нет, не так — со знанием, теплотой и привязанностью, и… насколько разным может быть один и тот же взгляд!

— Что ты помнишь? — Инесса вскакивает и замирает напротив него, все еще не расставаясь с ружьем.

— Как собирался в Город Будущего. Потом какую-то дорогу. Все. — Он приподнимает брови, рассматривая ее позу — почти боевая стойка, ружье наготове, и на лице, скорее всего, сейчас совершенно дикое выражение. — Ты меня убить собираешься?

— Понадобится — убью.

Инесса отшвыривает ружье. Прыгает на Яна — тот едва успевает выставить руки и подхватить ее, чтобы не упасть на кровать. Он смеется, но тут же умолкает, разглядев что-то в выражении ее лица. Инессе плевать, какая гримаса у нее в этот момент. Она размахивается и отвешивает Яну оплеуху — самый легкий удар, но все же позаимствованный из армейского арсенала.

— Только посмей еще раз так по-идиотски проколоться, Ян Закаевский, — говорит она с чувством выполненного долга и проводит ребром ладони по его шее. — Гражданские что, органически не способны на осторожность? Тогда проще убивать вас заранее, чтоб не мучились.

— Я не совсем гражданский…

— Тем более!

— А что я сделал? — помолчав, спрашивает Ян.

— Попал под психотропный заряд, скорее всего. Потом метался и бредил. Но я не знала, насколько это опасно.

— Зависит от организма, — он задумчиво поглаживает ее по спине. — В Городе Будущего у меня, наверное, отобрали отражатель и с моего согласия стерли часть памяти. Это должно было пройти без последствий. То, о чем ты говоришь, — это похоже на легкое воспаление мозга. Даже скорее раздражение… излучение психотропников действует раздражающе. Точно не уверен. Но вместо одного заряда на стирание памяти мне могло достаться два сразу или с небольшим перерывом.

— Для надежности? — с сомнением спрашивает Инесса. — Или кто-то еще?

— Черт их знает. Но я все равно не забыл о Городе Будущего. Странно, что они этого не учли. Наверное, психотропники в слабом режиме действуют только на кратковременную память. Или это эффект повторного облучения. Сам не знаю. Сюда ведь они не приходили? — полуутвердительно спрашивает Ян. Инесса качает головой. Она считает бессмысленным рассуждать о том, о чем сам не знаешь, но не перебивает. После потоков бреда даже эта чушь — бальзам на душу.

— Кто мог наградить тебя еще одним зарядом? Бакум? — это интереснее.

— Скорее всего. Черт, надо было убить его сразу, а не ворошить осиное гнездо…

Пацифист выискался. Инесса еще раньше это предлагала — Ян заартачился. А она почему-то не пристрелила мстителя молча. Хотя знала, чем может обернуться такое «предупреждение». Оно и обернулось.

— Почему сюда до сих пор не наведались стиратели памяти из Города? — злобно бросает она. — Да потому, что готовятся выжечь все наше поселение одним махом. Гуманизм закончился, понимаешь?

— И что теперь?

Вопрос не риторический, во всем, что касается стратегий и войны, Ян признает Инессу авторитетом. А что теперь…

— Нужно уходить отсюда, — говорит она. — Есть шанс затеряться на руинах. Или нет. Пешком мы далеко не уйдем, любой летун они обнаружат и не успокоятся, пока не прикончат нас всех. Горстка свидетелей — полбеды, но команда мстителей… Еще можно прикончить Бакума самим, если они до сих пор этого не сделали. Показать лояльность… тогда, если повезет, отделаемся зарядом из психотропника. Оба способа — дрянь, — резюмирует Инесса. — Или присоединиться к Бакуму и уничтожить Город раньше, но это бред, нас убьют сразу же. Мышеловка.

— И ты думаешь, демонстрация лояльности нас спасет?

— Вряд ли. Но все остальное — гарантированная смерть. Нужно найти Бакума. Увидишь его — делай вид, что ничего не помнишь.

Ян кивает и вскакивает.

— Сейчас. И поскорее.

* * *

— Станет он ждать, пока мы что-то надумаем, — в сердцах бросает Инесса спустя полчаса. — Он сам уже все решил. Наверняка ищет… что он собирался сделать с Городом?

Они стоят на поверхности, у горы искореженного металла, бывшей некогда стоянкой. Пара истребителей, десантные «невидимки», вездеходные танки. Их не стали убирать. Дождливый март потихоньку раскрашивает их ржавыми узорами, из-под расколотого и местами расплавленного металлического покрытия пробиваются ростки. Голубой цветок подставляет чахлые лепестки теплому ветру.

— Носился с идеей отравить им воду или воздух. Воздухофильтров у них нет, — Ян пинает какой-то почерневший обломок.

— Значит, искать химикаты ушел…

— Кто ушел?

Оба вздрагивают: Вацек подкрался со спины, незаметно, как кот. Из шестидесяти жителей импровизированного поселения осталось не больше сорока. Пропажам уже не удивляются — кто-то благодаря отражателю, остальные готовы поверить в диких зверей или любую другую ложь о трудностях выживания. Вацек из первых.

— Бакум. Ты его видел?

— Ушел. Недавно, — кивает Вацек. — Сказал, к Артанским складам, за антисептиком.

Инесса искоса переглядывается с Яном. Вот и еще одна жертва Бакума с его психотропником. Видно, отказался помогать… А в лагере, кстати, неожиданно пусто. Где остальные? Тоже отсиживаются по своим комнатам после стирания памяти? Уже в Городе Будущего? Или ушли вслед за главарем?

— Убирался бы ты отсюда, Вацек, — не выдерживает она. — Бакум хочет напасть на Город. Мы пытались их предупредить, но они уже готовят ответку. За нами могут прийти в любой момент.

— Что? Но он же…

Инесса кривится, пускаясь в объяснения. Так бы бросить их всех, может, охрана Города ограничится повторным стиранием памяти… но черта с два на это можно надеяться. Побег поможет выиграть время. Остальные ни в чем не виноваты.

…Ночуют они уже не в лагере. В городе полно пустых квартир в полуразрушенных домах — холодных, сырых, залитых дождями, частично уцелевших после налета. В некоторых из них даже нет разложившихся трупов. Инесса морщится, забираясь в одежде под тонкое чужое покрывало. Но усталость сильнее. Надежда, что Бакум не успеет обернуться, пока они хоть немного отдохнут, сильна тоже. И еще — что служба безопасности Города не успеет обыскать Будапешт.

Хотя бы пару часов…

— Кто такая Марта? — неожиданно для себя спрашивает Инесса. Рука, которой Ян обнимает ее, чуть напрягается.

— Мы жили вместе, — ограничивается он сдержанным ответом. — Еще до того, как я ушел к стоаранам.

— Любил ее?

— Любил. — Помолчав, он отвечает и на невысказанный вопрос: — Не знаю, что с ней теперь, я ее не искал. Когда улетал на Стоар, порвал с ней. Стоаране тогда казались важнее. Самой важной целью в жизни. Хватит, ладно?

— Это вирус, — тихо, будто сама себе, говорит Инесса. — Он тебя заставил…

— Как показывает опыт, его воздействие не означает абсолютного подчинения.

Разговор окончен, слышится в бесцветном голосе Яна.

До утра — около трех часов.

* * *

А утро не приносит в туманной пелене и сырой мороси ничего.

Над городом кружат птицы — то ли воронье, то ли грачи. И ни одного летуна. Тишина, исполосованная хриплым карканьем в небе. Несмотря на то, что все тридцать с лишним человек, пережидавшие остаток ночи в полустертом с лица земли доме, сейчас собрались вместе, слышно только это карканье. Все молчат — кто-то растерянно, кто-то в задумчивости. Тихоня Елена Кир ворчит:

— Может, вы ошиблись? Впервые услышала от вас о каком-то Городе и каких-то планах Бакума…

Ей не дают договорить, начинают втолковывать доказательства, а Инесса понимает, что снова заварила кашу. И на сей раз лидерство не удастся спихнуть на Бакума. И гложут подозрения, что она или ошиблась, или опоздала. Но деваться некуда.

— Возвращаемся в лагерь. Берем летуны, добираемся до окрестностей Города. Дальше пешком до стен. И смотрим по обстоятельствам. Охраны у них должно быть немного, но приборов — предостаточно.

…На первый взгляд лагерь кажется точно таким же, каким его оставили. Даже тревожно колет мерзкая догадка — ошибка, все это глупая ошибка, ложные выводы из чужих неясных воспоминаний. Но на подходе Инесса предусмотрительно делает знак рукой: тише. И понимает, что ошибки нет.

Темные силуэты часовых смутно вырисовываются среди металлических обломков.

Соглядатаев выдают движения — осторожные, собранные. Зачем они здесь? Кого именно ждут?

Инесса вскидывает ружье, находит голову одного из них — удобная мишень на фоне отсвечивающих осколков стекла в кабине. Стреляет дважды, высунувшись из-за покосившейся ограды. Не медля, переводит прицел на второго…

Но так и не спускает крючок.

Второй выскакивает из укрытия, забыв о безопасности, оружии и всем на свете. Бросается куда-то в сторону — глянцево взблескивает бок его летуна. Прыгает в кабину, взлетает, разворачивается…

Ружье уже бессильно, но у кого-то из солдат с собой ручной гранатомет. Летун вспухает рыжим огненным шаром с черным подпалом. Удачное попадание.

— И что это было? — комментирует Вацек, глядя на догорающую груду металла и пластика. — Он собрался от нас сбежать или это такой способ подать сигнал остальным?

— Да, остальные, — Инесса тоже выныривает из изумленного ступора. — Эти двое были на стреме, остальные должны ждать нас поблизости. По летунам, быстро!

Никто не появляется. Дезертир и вправду не успел подать сигнал. Что ж, пусть их. Инесса уверена, что засада есть, и гонит свой отряд как можно ближе к поверхности. Если уж не заметили взрыва…

Позади мерещатся чуть заметные вспышки, но погони нет.

И нехорошие подозрения усиливаются…

* * *

Усиливаются.

— Серьезно? Город Будущего? — слышится с переговорного пульта Елены. — Вот этот вольер? Здесь же даже охраны нет!

— Не только охраны, — замечает Ян. Голоса переплетаются в недоуменных шепотках. — Но все-таки лучше не расслабляйтесь.

Мини-флотилия уже идет на посадку.

— Что значит «не только охраны»? — переспрашивает кто-то из солдат.

— Почему у них нигде не горит свет? Ни единого фонаря или окна. Еще не так светло!

Эту часть России окутывает синеватый утренний полумрак. И территория Города действительно похожа на темный вольер. Пустой колодец, огороженный стенами домов и неприступными металлическими пластинами. Как корзина для колоссального животного.

— Подкарауливают, что ли?

Инесса осторожно приоткрывает люк летуна и стреляет в воздух. Рассветные сумерки достаточно густые, чтобы не бояться точного попадания в ответ. Но тишина остается такой же ясной — только птичьи трели в ветвях дичающего парка.

— На что они рассчитывают? — бормочет она себе под нос.

Был ли вообще город? Или сны — это всего лишь сны, а пара четких воспоминаний — галлюцинация, навеянная какой-то дрянью? Неважно какой. Той, за которой ушел Бакум, той, которой некто одурманил их лагерь… Если Города нет, кто тогда похищал или убивал людей?

Стоаране?

Как же. Стоаранская вендетта.

И тут Инесса слышит далекие хлопки.

Два… три… четыре…

Пауза.

Тишина. Птицы умолкают, потом начинают голосить еще тревожнее. Пауза.

Пять… шесть…

— Пошли! — приказывает Инесса, ныряя обратно в кабину. Все становится на свои места. — Бакум нас опередил!

И первой проносится над крышей крайнего дома.

Никакого ответа.

— Теперь тише. Откройте люки и слушайте, — говорит она, закладывая виражи на самой низкой скорости из возможных. — Здесь кто-то стреляет. Один.

Еще пара хлопков — и звуки пропадают. Стрелявший, похоже, замечает отряд, хоть он и рассредоточился над Городом. Прячется. Сейчас может рискнуть, попробовать сбежать.

— То есть Бакум успел их отравить? — шепчет кто-то в переговорник.

— Отравил бы — не добивал бы сейчас, — так же шепотом отвечает Инесса. — И на улицах местные лежали бы вповалку. Нет, здесь что-то другое.

— Стоять!

Сразу три темных кляксы в небе — резко вниз. Явно не наугад. Миг — и они уже на земле. Суматоха, мечутся черные фигуры. Вспышки выстрелов расцветают фейерверком, искры сыплются золотыми пылинками. Инесса бросает свой летун следом.

Больше ничего не замечая за спиной. Она все-таки оказалась права. Она угадала почти все. Но не успела выиграть.

…— Не будьте идиотами! Ловите момент! — надрывается плененный Бакум. Елена, Анджей и Адам Франк из бывшего батальона Инессы держат его на мушке. Летуны приземляются один за другим, стремительно, как камни в камнепад. — Они могли нас всех перебить! Даже собирались! Вы могли хотя бы надеяться на такую удачу? Они все у нас в руках и даже не сопротивляются!

— А что они делают? — интересуется Инесса. Старается говорить нейтрально-дружелюбным тоном, жестом просит приятелей опустить оружие. — Чем ты их отравил?

— Летал на Стоар, — Бакум смотрит настороженно, но она улыбается, всячески делая вид, что пленнику угрожали по ошибке, приняв за кого-то еще. — Хотел найти штаммы того вируса, от которого земляне перебили друг друга, но, кажется, прихватил не то… Они не дерутся, а просто прячутся по углам. Остается только выкурить — и город наш!

Наш, значит. И что ты будешь с ним делать, боец? Один, окруженный такими же бойцами и парой технарей, без навыков, без знаний, в слишком малом количестве, чтобы развивать Город дальше? Не развивать? Продолжать проедать запасы и дичать, откатываясь все ближе к пещерам?

У Инессы нет оснований любить Город с его законами, которые вышвырнули ее за борт, но его руководство на правильном пути. Она это понимает. Понимают и остальные — кто не вошел в шайку Бакума.

Шайку нужно будет отловить.

В правилах же — могут быть исключения.

Неплохо бы войти в число этих исключений, но даже если нет, прав Петрушевский, а не Бакум.

Инесса недрогнувшей рукой вскидывает ружье, Бакум рефлекторно дергается… и ничего не происходит.

Ян перехватывает ствол и отводит вниз.

— Не спеши. Если получится синтезировать антитела, нужно будет предъявить кого-то местным властям для допроса.

— А получится?

— Посмотрим, — осторожно отвечает Ян. Инесса с некоторым раздражением выдергивает ружье из его пальцев — всегда ненавидела, когда к ее оружию кто-то лез.

— Смотри.

Пустые улицы остро пахнут страхом.

— Что? Война окончена? — спрашивает Инесса сама у себя.

Над стенами Города брезжат первые проблески солнца. Улицы все еще пусты. Пустым оказалось и техническое помещение — похожее на котельную без котла — где только что заперли Бакума и его пособников. Ян скрылся в медцентре, бросив, что заметил там какую-то тень и мигнувший в окне огонек. Инесса пожала плечами — ну иди… Может, на рассвете в медцентре и вправду есть какие-то дежурные.

Наверное, все же есть, если Ян так долго не возвращается. Напасть на него «горожане» сейчас никак не могут. Они ни на кого не могут напасть. Способны только прятаться.

Отряд разбредается по большой площади перед медцентром.

— Еще нет, — говорит Анджей. Инесса, вздрогнув, оглядывается через плечо. Не ожидала, что этот гигант умеет так беззвучно подкрадываться. — Вот как очнутся все эти сверхчеловеки, как увидят нас… Спросят, из-за кого с ними случилось помешательство? А вот они мы!

— Думаешь, виноваты будем мы?.. Подожди, им еще очнуться надо!

Хлопает дверь медцентра, появляется Ян. Инесса вдруг замечает, что на первом этаже светится целый ряд окон.

— Вы город не обыскивали? — спрашивает Ян, поспешно подходя. Анджей мотает головой.

— Облетели, но никого не нашли. Все попрятались. А что тебе нужно?

— Врач. Хоть один нормальный врач при памяти! Здесь же огромный штат! — Ян оглядывается на массивные корпуса медцентра. — Желательно, конечно, психиатр. Это воздействие на сознание — его можно преодолеть усилием воли. Как я и думал. И дежурного здесь я нашел, но он только мычит и трясется! Если бы был кто-то, кто знал бы, как заставить его бороться…

— А сам ты разве не врач? — скептически интересуется Анджей.

— Я медменеджер. Чтоб тебе было понятней, это кто-то вроде продвинутого санитара. Могу еще быть патологоанатомом, хотя так и не закончил курс, — иронически кривится Ян. — Черт. Я не знаю, как привести его в чувство, — он бросает взгляд на светящиеся окна. — Капкан какой-то…

— Знаешь что, — вдруг решительно говорит Инесса, — по-моему, сейчас самое время слетать на Феникс.

— С ума сошла? — участливо переспрашивает Анджей.

Конечно, лететь в такую даль, проходить через глубокий пространственно-временной «карман» без диспетчерского сопровождения страшновато. Но летали же они на Стоар! Правда, к Стоару «карман» ведет поменьше. О «карманах» и вспоминают-то только тогда, когда маршрут редкий, а расстояние — очень большое. Хотя механизм один и тот же — пространственно-временной заглот. Все это проносится у Инессы в голове мгновенно.

— Не знаю, — ворчит она уже с долей сомнения. — Мне кажется, это не опасно. Диспетчеров, конечно, нет, но «карман» к Фениксу нормально работает, его никогда не пытались закрывать, как стоаранский, и вообще… Диспетчеры и раньше только вели, наблюдали! А на Фениксе люди! Причем не зараженные никакими вирусами! И врачи там должны быть!

— И заряд пластины тратить… И время… Ты туда и обратно до вечера лететь будешь, «карман» большой очень, — с таким же сомнением подхватывает Ян. — Забирать из колонии врача тоже не стоит.

— Я потом отвезу его обратно.

— И опять потратишь время и заряд пластины… Черт. Если не лететь, неизвестно, сколько пройдет времени, пока они сами придут в себя. Это точно не опасно? Давай я с тобой полечу!

— Нет! Стереги своего… подопечного, — Инесса кивает на медцентр. — Все нормально. На Фениксе у меня подруга.

Она резко разворачивается и шагает к истребителю, не оглядываясь, чтобы не видеть, как Ян и Анджей смотрят ей вслед. Ян — с долей вины, Анджей — осуждающе.

— Подожди! Если он не может, давай я…

Инесса фыркает. Летун отрывается от земли. Анджей сообразил проявить галантность, надо же. Пусть его. Феникс — это не Стоар, там безопасно.

Наверное.

Когда Эрена, подруга детства, решила вслед за родителями вступить в колонизаторский отряд и отправиться на другой конец галактики заселять планетку Феникс, Инесса только покрутила пальцем у виска. Им обеим было тогда по пятнадцать лет. Конечно, из-за расстояния не стоило беспокоиться. Механизм пространственно-временных «карманов» открыли почти полвека назад. Тонкости его так и не изучили до конца, но хватало и того, что в недрах «карманов» до сих пор не пропал ни один корабль с людьми на борту. Не считая того случая, когда пытались закрыть «карман» на пути к Стоару… но там и вина лежала исключительно на людях.

А вот дружба с годами незаметно сошла на нет.

Оказавшись на околоземной орбите, Инесса без опаски бросает истребитель в пространственно-временной лаз. И тот не подводит. Легкая перегрузка, небольшое головокружение — и на приборах меняются показатели. Все нормально.

Но сам Феникс… Она немного слукавила.

Хорошо бы знать, кого она сейчас там найдет.

* * *

…И почему она раньше сюда не летала? Это же рукой подать! Инесса мельком глядит на дисплей. Меньше часа.

Наверное, потому же, почему Эрена не летала на Землю. Детская дружба осталась в детстве.

Феникс меньше всего похож на огненную птицу, в честь которой его назвали. Это невзрачная бурая планета, покрытая зелеными пятнами и окутанная чахлыми облаками. А еще — совершенно безлюдная.

Инесса успевает уже подумать, что стоаранский вирус добрался сюда и заставил поселенцев тоже перебить друг друга, как вдруг из диспетчерской отвечают на запрос.

— Что? С Земли? И что вы здесь забыли? Ладно, высаживайтесь.

Прием обещает быть неласковым.

Перекинувшись с диспетчером парой слов, Инесса ждет Эрену. Ту вызвали с работы. Работа… Строить цивилизацию с нуля — работенка еще та.

Нужно учиться. Именно этим теперь предстоит заниматься. Наверное.

Инесса разглядывает зеленеющие поля. Городок небольшой, но какой-то длинный, и поля по обе стороны от узкой ленты жилого квартала. Там какие-то колоски, похожие на овес. Или пшеница? Черт их разберет. Сельское хозяйство — это какое-то языческое священнодействие. По крайней мере, для того, кто полжизни посвятил армии.

А вон сад. Яблони, вишни, сливы… Раскидистые кроны, в которых розовеют бледные плоды. Толстые стволы…

Сколько там лет назад поселенцы вылетели на Феникс?

И через сколько лет они смогли посадить здесь деревья?

Инесса в недоумении обходит вокруг особенно толстой яблони и слышит грубоватый женский голос:

— Эй! Это тебя ко мне нелегкая принесла?

— Эрена!

Ответом служит насмешливый взгляд серых глаз. От прежней тоненькой романтичной девушки не осталось ничего. Эрена превратилась в веселую крепкую селянку.

— Давай по делу, — говорит она. — У вас что-то стряслось? Станции связи перестали отвечать.

Инесса хочет объяснить, открывает рот, закрывает… и прислоняется к стволу яблони. Слишком многое предстоит объяснять.

* * *

— Вот, значит, как, — резюмирует Эрена, выслушав до конца. — Ну, хорошо хоть до нас не добралось это помешательство. Прости, конечно, но, знаешь… вряд ли наши согласятся вам помогать. Земля большая, нас мало… Крутитесь сами.

— То есть с Землей вы не хотите иметь ничего общего? — уточняет Инесса. Они сидят под той же яблоней на крупных валунах, заменяющих садовые скамейки.

— С развалинами Земли, — дотошно поправляет Эрена. — А зачем? У нас уже полное самообеспечение. Не считая нейтринных пластин, конечно. Но пластин у нас и так большой запас, а взваливать на себя Землю только из-за них…

— Это на самообеспечении у вас такие сады успели вырасти? — Инесса задирает голову. Лучи местного солнца коварно сыплют в глаза пригоршни отблесков сквозь крону.

— Ага, — хмыкает Эрена. — У нас еще и урожаи круглый год, по семь-восемь снять успеваем. Удобрения, знаешь ли. Нас сюда не с пустыми руками отправляли. Есть технологии для терраформирования, для сельского хозяйства. Ну да вряд ли тебе это интересно.

Точно. С каждой минутой Инесса все яснее понимает: весточкам с Земли здесь не рады. Или не рады только землянам, прилетающим с просьбами. Как бы то ни было, засиживаться нечего.

— Технологиями хоть поделитесь, если попросим?

— Технологиями поделимся. Может быть. Вам-то они зачем? Земля и так теперь — один большой огород! Что-нибудь да вырастет, — Эрена хохочет так, что становится неприятно. Ну да, огород… Что здесь смешного? И уж кто бы смеялся — жители деревни-колонии в необитаемом «кармане»!

— Психиатра у вас тоже нет? — спрашивает Инесса, поднимаясь. — Какие у вас врачи?

— Не чета вашим, — с иронией говорит Эрена. — Психиатров нет. Психоаналитиков тоже. А если нужно прооперировать или рану обработать — так и быть, примем.

— В отдаленной колонии нет психиатра?

Вот это уже странно. Да здесь, наоборот, их несколько должно быть. Как в любом замкнутом мирке, который сам по себе может спровоцировать безумие. Инесса вопросительно смотрит на Эрену. Та вздыхает.

— Прости. Есть, конечно. Только… я же сказала, что наши не согласятся вам помогать. — Она опускает голову, потом решительно вскидывает. — Еще когда меня к тебе вызвали, то предупредили: ничего не давать, на все просьбы отвечать «у нас такого нет» и слать к черту. Они никого с тобой не отпустят. Мы догадывались, что с Землей неладное. Война должна была закончиться чем-то вроде этого. А мы больше не хотим быть втянутыми в войны.

— Больше и не придется, воевать теперь некому и не с кем, — ворчит Инесса. — Ладно. Спасибо хоть за честность.

Эрена смотрит на нее без улыбки.

— Лучше скажи «спасибо», что тебя не сбили на подлете.

* * *

Отличное место. Чудесное место. Все прямо спят и видят, как бы до него добраться. И от посетителей отбоя нет — приходится отстреливать на подлете.

Возмущение бурлит в Инессе всю дорогу. И лишь вынырнув из «кармана» и увидев бусинку Земли прямо по курсу, она задумывается.

А может, наоборот, Земля стала таким местом, от которого только отстреливаться и следует?

…В Городе Будущего уже около полудня. Инесса снижается, всматривается в правильную сеть улиц — но не видит ни одного прохожего.

Глаз вдруг цепляется за слабую вспышку.

Что, черт побери?

Инесса поспешно находит медцентр. Да, так и есть. Это над ним. Ни единого летуна в воздухе, ни души на улицах, ни малейшего признака активности на приборах… и вспышка повторяется.

Беспомощно, едва заметно полыхает в ярком небе на фоне белесых облаков. И рассыпается мелкими цветными искорками.

Фейерверк!

Инесса озадаченно моргает и швыряет истребитель вниз. Вот уже и площадь перед медцентром — как на ладони. На камнях и ящиках сидят трое. Один как раз копошится над чем-то небольшим и круглым. Завидев истребитель, он бросает свое занятие и ждет.

Инесса выпрыгивает из люка и подходит к странной компании. А компания действительно странная. Ян, Анджей и незнакомый мужчина средних лет. Невысокий, плешивый, с маленькими веселыми глазками.

— И что это вы здесь делаете?

— Не нашлось врача? — Ян окидывает ее быстрым и цепким взглядом, точно инспектируя, все ли в порядке. — А это Дональд. Он все-таки очнулся…

— …Хоть иногда и дергается от резких звуков, — самокритично перебивает плешивый и подает Инессе руку. — Дональд Алай. Я здесь в генетической лаборатории работаю, на отборе… кхм, — он тушуется, точно ему вдруг становится стыдно. — Я вас помню. Всех троих… Прошу прощения, что кое-кого пришлось отсеять… Ну ничего, когда приведем в чувство остальных, Петрушевский будет просто обязан вас принять в Город Будущего. Идиотом нужно быть, чтобы не… кхм.

Окончательно запутавшись, он опускается обратно на камень. Анджей ногой пододвигает Инессе пустой ящик.

— А сейчас чего вы ждете?

Она присматривается к предмету, с которым возился Алай. Похоже на небольшую установку для запуска фейерверков.

— Мы вкололи всем, кого поймали, коктейль ноотропов, — поясняет Ян. — Ничего лучше придумать не смогли, против стоаранского вируса нет сывороток. Можно только помочь мозгу бороться самостоятельно. Ждем теперь.

Алай опять склоняется над установкой для фейерверков. Легкий хлопок — и ракета взлетает в небо. Над кварталом разносится трескучий взрыв. Шипят, растворяясь в воздухе, горячие пестрые искорки.

— Я окончательно пришел в себя от резкого звука, — сообщает он.

— Да, я возле него железную коробку уронил, — хмыкает Ян.

— Так что резкие звуки не помешают. Кому-то могут помочь, — резюмирует Алай и запускает еще один фейерверк. Инесса морщится.

— Я бы пришла в себя, только чтобы не слушать это.

— А тебя возьмут в Город Будущего, не сомневайся, — говорит Алай невпопад. — Кстати, сопротивляемость стоаранскому вирусу — интересная тема. Нам она еще пригодится, я думаю…

Инесса усмехается себе под нос. Подопытный кролик? Не впервой.

Фейерверки продолжают рассыпаться цветными фонтанами. Зеленый дождь сменяет красный.

Инессу не оставляет чувство, что она только что спаслась с рушащегося крейсера.

Пошло.

Все.

К черту.

Где-то в рваном лабиринте улиц рычит экскаватор. А может, и не экскаватор. Мало ли катается по Городу машин — все как на подбор, урчащие, громкие, с полными баками и наглыми назойливыми голосами. Люди такие же. Вечно кричат, вечно им что-то нужно. Одним одно, другим другое. Не перепутать. Ты глава охранного подразделения. Почти официант.

Инесса идет к своему сектору ответственности. Но на сей раз на плече — сумка с вещами. Небольшая, вещей у нее очень мало.

В этом месте нечего делать. Какой смысл охранять его импровизированные стены, которые легко перешибить выстрелом из любой пушки? Кому они могут понадобиться? Тот, кто так решил, наверное, еще не отошел от стоаранского параноидального вируса. Впрочем, возможно, он вызывал и не паранойю, может, эта повальная паника месячной давности называлась иначе. Идиот Бакум сам не знал, что использовал. Другие идиоты не позаботились о защите воздуха над собой даже после этого, отговорились невозможностью… а впрочем, какое ей теперь дело?

Два металлических листа сходятся углом над головой, как ворота. Чернеют неровные швы сварки. Рядом — дом, семь этажей: восьмой и девятый снесло при обстреле, и наверху, где сейчас сторожевой пост, еще валяются неубранные камни, а в щелях можно найти булавки, бусины и пуговицы. Ветер треплет рваные вязаные тряпочки и мелкие лоскуты. Кто-то из бывших жильцов увлекался рукоделием. Елена из отряда Инессы всегда отворачивается. Жалеет погибших, что ли… Она объясняла, но Инесса не стала вникать.

Здесь больше нечего делать.

Дежурные сменяются, Инесса обходит участок, потом назначает старшего вместо себя и направляется к лестнице вниз.

Она не сразу понимает, почему ее обступают со всех сторон.

— На зрачки посмотрите!

— Нормальные… Послушайте, может, ей и вправду надо идти?

— Офицер Орафанн, куда вы?

— За периметр, — она останавливается. Слово «офицер» непривычно режет слух. В этом дурацком месте все перевернуто с ног на голову. Даже она, рядовая Орафанн, которую всегда устраивало отсутствие чинов и званий, сделалась офицером из-за блажи Петрушевского или кто там назначал ее главой одного из охранных подразделений. В этом дурацком месте нашлось слишком мало тех, кто способен банально организовать охрану. Наверное, руководству Города Будущего все-таки придется сделать для бывших солдат послабление. Одним генетическим материалом не обойтись.

— Зачем вам за периметр? — вкрадчивый голос и понимающие интонации.

— Я ухожу отсюда. Сартан за главного.

— Куда уходите?

Голова начинает кружиться. От злости и раздражения. Когда они уберутся и оставят ее в покое? Куда она идет? Куда угодно, может? Только подальше от них? Нет, она ведь собиралась по четко известному адресу.

…адресу?

…или направлению?

Это разные вещи. Информация против инстинктивного притяжения.

…что она слышала об инстинктивном притяжении?

— Держите ее. Не дайте ей уйти, — говорит кто-то. Она не видит, кто это. Перед глазами — только серо-белые разломы камней на крыше и полощущиеся обрывки чего-то — бумага, ткань, как десятки маленьких грязных флажков. — Позовите врача. И этого ее мужика позовите, как там его, Закаевский? Может, он знает…

Он ничего не знает, хочет сказать Инесса. В последний месяц он пересекается с ней только на улицах. Изредка. И что такого он должен знать?

…знать, откуда берется инстинктивное притяжение.

…знать по опыту.

Апрельский ветер — слишком теплый. Она никогда не любила жару.

* * *

— Нам нужны такие люди, как вы, — безапелляционно заявил Петрушевский. — Наша охрана действительно организована не лучшим образом. Компетентные специалисты есть, но их недостаточно. Был бы признателен, если бы вы согласились остаться в Городе.

Человек, который установил правило генофонда: принимать только тех, у кого могут быть здоровые дети. Остальные — мусор. И ведь таких, как ему нужно, было немало.

Инесса смотрела в его лицо, похожее на обтянутый морщинистой кожей череп, и размышляла, не вирус ли говорит его устами. Первые избавленные от беспричинного страха вышли из укрытий совсем недавно. Утром Ян кое-как нашел общий язык с Алаем, потом — еще с парой местных врачей. Когда те поняли, что их ужас вызван вирусом, дело пошло на лад. Оставались технологии блокировки обратной транскриптазы, которые разрабатывали на случай, если вернется первый стоаранский вирус, тот, что заставлял людей уничтожать друг друга. Правда, очень скоро оказалось, что с новым вирусом они не работали. Зато работало сознательное сопротивление. Мало кто мог сопротивляться сам, но постепенно с помощью ноотропных стимуляторов «горожане» начали один за другим приходить в чувство.

— Воздействие психовирусов можно преодолеть, — сказал Ян. — Но нужно немалое усилие воли. Или внешний толчок.

— Очень скоро мы уже не сможем скрывать существование Города, — сказал Петрушевский. — И если на нас нападают даже сейчас, то потом, когда сюда хлынет волна отчаявшихся… Мы не можем спасти всех. Кто-то должен остаться за бортом, чтобы выжило человечество.

Представители тех, кому предстояло остаться за бортом, получили спасательные круги. Почти все.

Через три дня руководство Города полностью восстановило адекватность. Инесса негромко рассмеялась, увидев доказательство этому. Ей выделили единственную комнату в общежитии. Крошечную, с дырами в стенах, не заделанными после обстрелов. Достойно — как раз для генетического мусора.

И черт с ними. Ей не привыкать. Унизительно? Не в этом случае.

— Зачем здесь оставаться? — спросил тогда Ян. — Переселяйся ко мне, у меня не комната, а нормальная квартира.

Инесса задумчиво уставилась на него. Взгляд то и дело соскальзывал на стальную дверь у него за спиной.

— А зачем оставаться с тобой?

Ян пожал плечами.

— Мне казалось, нам было неплохо.

— Было, — кивнула Инесса. — Мне следовало бы радоваться. Бывает и хуже, когда выбора нет.

Он с легким прищуром смотрел ей в лицо, ожидая продолжения.

— Ты ни разу не дал мне выбора. Сначала на Стоаре. Потом на Земле. Теперь в Городе. Ты хоть раз спросил, нужно мне это или нет?

Знакомые злые искорки в глазах. Знакомая тень яростного румянца на скулах. Почти Стоар. Говорил кто-то, что мужчины не выносят таких щелчков по носу.

— А нужно было спрашивать? Ладно Стоар, на Земле ты ни разу не дала понять, что тебя что-то не устраивает! Тебя кто-то принуждал? Связывал и силой тащил в кровать? Ты же, черт возьми, в тюрьму ко мне сама приходила!

— Я и не обвиняю тебя в принуждении, Ян, — она поморщилась. — Не нужно скандалов. Дай мне время. И себе заодно.

— Наверное, ты права, — сухо бросил он. — Обойдемся без балагана. Если понадоблюсь…

Он достал из кармана переговорник, продемонстрировал его Инессе и вышел. Дверь еле слышно закрылась. Ян сохранял внешнее спокойствие, даже когда его задевали за живое.

Странно только, что в этой ситуации могло его задеть?

* * *

Ветер лихорадит, точно как саму Инессу. Налетают теплые порывы — ее бьет дрожь. Сменяются холодным — ее бросает в жар. Монотонно трепещет полураспустившаяся вязаная салфетка, которая зацепилась за стальной штырь. Когда-то зеленая. Другая зелень едва пузырится нежно-салатовой пеной полуголых крон. Молодые листики еще не шумят, только трепыхаются чуть ниже крыши.

Голоса доносятся издалека. Инесса рассеянно прислушивается. Отмечает, когда появляются знакомые интонации; замечает, что люди приближаются. Ремень сумки вдруг врезается в плечо. Она вспоминает, что нужно уходить.

Так. Куда? Адрес-то ей не оставили.

Кто вообще сказал, что нужно уходить? Надо найти его и спросить…

— Привет, — Ян кивает, дружески улыбается, как обычно при встрече. А она вдруг вспоминает, что видела его недавно с какой-то девицей, которая льнула к нему, как намагниченная. Говорят, мужчинам такое нравится. Возбуждает, что ли.

Охранники что-то быстро бормочут, договаривая. Ян окидывает Инессу цепким взглядом.

— Куда ты там собралась?

— А черт его знает, — в сердцах бросает она и резко ставит сумку на землю. — Тянуло неизвестно куда, как под гипнозом. Нет, так, как тянет… ну птиц на юг, может.

— Приобретенный иммунитет. И похожие ДНК вирусов, — констатирует Ян. — Остальным повезло меньше. Или больше, смотря куда они уходили. В медцентре считают, это тоже эффект стоаранского вируса. Может, отложенные последствия панических атак.

— Значит, вот как сносит крышу от вируса, — сама себе говорит Инесса. — Так. Так…

Она встряхивает головой, стараясь избавиться от остатков странных ощущений.

— А куда они уходят? — прокуренным голосом интересуется Сартан, которого она хотела оставить за старшего.

— Еще неизвестно, они начали уходить одновременно. Пару групп даже выпустили на других постах. Никто сразу не заподозрил. Многовато их, — поспешно поясняет Ян. — Петрушевского там, по-моему, привели в чувство, но сегодня это уже эпидемия.

Стоаранские вирусы. Инесса заставляет себя думать. Значит, их много, и эффектов от них тоже. А она думала, вирус всего один. И после очистительной бойни людей наконец оставят в покое.

Как бы не так. Как бы не так…

— Закройте все ворота, — наваждение пропадает полностью. — И все проходные подъезды. Ян, зараженные не агрессивны?

— По-разному. Они ведут себя, как обычно. Не считая того, что рвутся прочь из Города. Ты к Петрушевскому?

Она оглядывается, мимолетно отмечая, что сумка осталась на крыше.

— Да. Сартан, побудь за главного. Коль скоро я тебя уже назначила.

Младший офицер отвечает понимающей щербатой усмешкой. Инесса никогда особо не разбиралась в людях, но сейчас почти наяву слышит его мысли.

И черт бы с ним и его представлениями о глуповатых бабах, которым не хватает мужика, способного их нагнуть.

* * *

— Уже перекрыли свою зону? Отлично, — Петрушевский восседает за столом в своем кабинете, уставленном разнородной мебелью всевозможных стилей, и с остервенением трет лоб. Помощники мечутся туда-сюда. — Что у вас, Орафанн? Многие ушли?

— Я сама чуть не ушла. Но не знаю куда. Они тоже не знают. Они находят дорогу интуитивно, как живые компасы…

— Понял, — перебивает Петрушевский. — Вот что, присоединитесь к очередной группе. Вы, Орафанн, возьмите еще пару из своего отряда, а вы… э-э… Закаевский? Отправляйтесь с ними, захватите какой-нибудь портативный анализатор на всякий случай. Оставьте координаты переговорников для связи. За вами будут наблюдать. Это лучший способ что-то выяснить.

Инесса не может не согласиться. Особенно когда беглецы такие тихие, пришибленные вирусом и почти совсем не агрессивные. Опасности никакой.

Разве что в конечном пункте назначения. Черной точке «икс», куда они направляются.

— Лучше будет выпустить несколько отрядов, — поправляет она. — К каждому приставить по одному офицеру. Все эти люди могут разойтись в разных направлениях.

— Согласен, — кивает Петрушевский. — Действуйте.

* * *

Она сжимает рукоять пистолета, скрытого под курткой.

Оружие, как всегда, действует успокаивающе. И в то же время бодрит. В этой процессии можно и уснуть. Они молча и механически шагают куда-то — как утверждает датчик переговорника, в юго-западном направлении.

Мимо политых дождем руин. Мимо искореженных гор металла. Мимо трупов, изъеденных временем и стремительно смелеющими дикими животными. Мимо парков с их птичьими трелями и беспомощными, наивными нежно-зелеными листочками. Мимо остатков аэродромов… не мимо.

Откуда здесь уцелевший летун, черт подери? Инесса решается задать этот вопрос.

— За нами его выслали, — отвечают ей. Два десятка человек терпеливо ждут, пока она наговорится.

— Кто выслал?

— Слуги Новой Эры.

От изумления Инесса на миг забывает все ругательства. Новая Эра? Мать вашу, это звучит, как название религиозного культа! Которым, похоже, и является? Откуда это в головах? Или стоаранский вирус способен принести на Землю и стоаранскую религию? Она понятия не имеет, что за религия. Незнакомое словосочетание. Не у кого спросить — Елена Кир, Вацек и Ян ушли с другими группами. Спрашивать у этих? Нет, опасно.

Она молча занимает место в летуне.

Молча и украдкой смотрит по сторонам.

Украдкой — чтобы не выделиться из окружения. Никто больше не пытается понять, куда их везут. Инессе на миг становится интересно, кто за штурвалом. И насколько он адекватен.

Летун выходит на максимальную скорость, взмывает к облакам, и все за узкими продолговатыми иллюминаторами смазывается в сплошное месиво. Когда же начинается торможение, кажется, что вспыхнул пожар.

…Нет, не пожар. Просто очень теплый воздух. Кругом то ли песок, то ли какая-то стеклистая пыль. Чахлая растительность на горизонте. Небольшая площадка для летунов, хлипкие домики, возведенные из закопченных листов металла и каких-то обломков. И машина, снабженная несколькими ковшами разной формы. Смотрится она здесь чужеродно.

Жара…

Проходя мимо кабины, Инесса задерживается, чтобы взглянуть на координаты. Но дисплей над панелью управления безжизнен. Тот, кто вел летун, явно знал, что делает.

Охваченная внезапным предчувствием, Инесса тянется к переговорнику.

Глухо. Никаких координат, дисплей еле мерцает, отображая какую-то ерунду.

Черт подери.

Перекрыли.

Инесса останавливается посреди площадки. На нее заторможенно оглядываются — скорее механически, чем с удивлением. Она симулирует дурноту, пытаясь выиграть время на размышления. Выходит, все это безумие — не спонтанная вспышка, как прошлый, самый губительный, всплеск активности вируса. На сей раз кто-то и зачем-то управляет этими людьми. Насколько он, черт его подери, силен? И насколько рискованно лезть к нему в лапы? Отбиться от стада теперь не выйдет. Что опаснее — отойти в сторону и привлечь внимание или продолжить путь в самое пекло? Зависит от того, зачем эти люди сюда явились…

«Ты сама явилась сюда с ними, чтобы это узнать», — думает Инесса и встает с колючего песка. Раз зашла так далеко, есть смысл рискнуть.

Они бредут дальше. На поверку домики оказываются одним приземистым строением. Сквозь щели доносится… пение.

Речитатив.

И снова пение.

Похоже на ритуал. «Слуги Новой Эры»!

Они нашлись…

Она входит в зал. Из одного конца с трудом можно различить, что творится в противоположном, потому что потолок иногда провисает так низко, что пробраться можно лишь согнувшись. Духота, толпа, стоящая на коленях, и пение, пение, пение…

Приходится падать на колени вместе со всеми.

До чего похоже на религиозные культы, которых развелось особенно много ближе к концу войны. «Люди разуверились, им больше не на что надеяться», — объясняло какое-то оппозиционное информагентство.

Свечи. Они-то здесь зачем в такую жару? Обильно плачут воском или парафином.

Инесса цепко осматривается исподлобья, видит знакомых из Города, но еще больше незнакомцев; пытается пробраться ближе, к местному алтарю, но на нее оглядываются — здесь полагается стоять неподвижно. И она ждет продолжения. Ждет и всматривается в другой конец задымленного зала. До рези в глазах.

Глаза слезятся, воздух дрожит неверными картинами. Инесса ищет того, кто бормочет убаюкивающим речитативом, находит, но он слишком далеко, его одежды колышет сквозняк, и рассмотреть что-то невозможно. Кажется, что там, во главе паствы, — не человек.

А он все бормочет, то отрывисто, то нараспев, и кто-то вторит ему, и голоса переплетаются, и головы клонятся все ниже, и кто-то уже падает, его поднимают, и Инесса вспоминает тренировки выносливости, потому что ее тоже клонит в сон — все сильнее, сильнее, непреодолимо…

«Спи, — произносят переплетающиеся голоса на неизвестном языке. — Спите, Ангелы Новой Эры.

Ваше самопожертвование сохранится в веках…»

* * *

Вдох. Трудно дышать. Невозможно дышать. Тело сдавливает со всех сторон. Сонливость убегает быстро. Инесса пытается вздохнуть поглубже… и чувствует в носу и во рту песок.

Что за…

Она пытается открыть глаза. Их тоже что-то сдавливает. Приоткрывает один — и в него попадает жгучий песок. Текут слезы. К лицу льнет что-то горячее. Руки, ноги — все застряло, увязло в этом горячем, так что невозможно шевелиться.

Да она же под землей.

Инесса душит всплеск паники. Получается не сразу. Сердце колотится, она снова начинает задыхаться. Тихо. Дышать здесь еще есть чем. Песок, смешанный с сухой землей, лежит рыхло. Дышать можно, но крохотными порциями. Тяжесть на груди — как гора булыжников. И все-таки Инесса понимает, что закопали ее в стоячем положении.

Отчаянно вертит головой. Опираясь на комья и песок, рвется наверх.

Кажется, сдвинулась на пару миллиметров. Воздуха все меньше.

Это было бы похоже на кошмар, но песок, который скрипит на зубах и набивается в рот, до тошноты настоящий.

И еще мокрый.

За шиворот течет вода. Горячая рыхлая масса становится все плотнее… но в то же время чуть проседает, позволяя сделать еще несколько движений. Инесса откидывается назад, высвобождая немного пространства для вдоха.

Рука почти свободна. Теперь вторая.

Воздух!

Задыхаясь, Инесса глотает горячий ветер и жмурится от пустынного солнца.

И тут — изумленный возглас совсем рядом. Гортанный голос кричит что-то. На неизвестном языке.

Инесса изо всех сил работает руками, разрывая вокруг себя смешанный с землей песок. Черт, если сейчас же не выбраться и не начать защищаться, ее оглушат и прикопают снова, и на сей раз повезет меньше. Теперь ноги. Мышцы уже начинают болеть от сражения с неподатливой толщей.

Инесса оглядывается и видит единственного оборванца со шлангом. Вот откуда вода. Оборванец стоит, опустив шланг, ему заливает ноги, струи впитываются в песок и собираются в недолговечные лужи, а он ждет чего-то. Или кого-то.

Хочется отобрать шланг и выпить все до последней капли.

Все, черт возьми.

Инесса отталкивается ногами и вырывается из ямы. Вскакивает. Оборванец пятится, выкрикивая что-то. Кругом пустыня и ни души… точка в небе.

Инесса хватается за лучемет. На месте.

Засыпан песком, правда. Но это не помеха.

Она падает и перекатывается, уходя от выстрела с борта летуна. А, черт, дело плохо, если у них на борту оружие, то ей конец. Разве что…

Она подскакивает к парню, хватает его, вырывающегося, выставляет перед собой. Он бьется и пытается кусаться. Слишком слабо. Да это же подросток!

Плевать. Если, чтобы выжить, нужно прикрываться детьми, она будет прикрываться детьми. Которые ни в чем не виноваты, которых заставили, привлекли к убийствам, вынудили поливать зарытых в песок людей, как фантасмагорические семена, и все такое прочее из арсенала любителей отговорок. Инесса чуть прижимает мальчику пару точек на шее, чтобы меньше дергался, и всматривается в летун. Там, видно, колеблются. А может, пытаются навести луч на ее голову. С земли живым щитом и не прикроешься нормально, если в тебя стреляют с воздуха.

Компактное орудие наливается слепяще-белым в энергетической точке. Инесса вскидывает лучемет.

И успевает на доли секунд раньше.

Швыряет подростка и отпрыгивает, снова падая на горячий песок. Летун вспыхивает пылающими обломками. Огонь разлетается каплями из фонтана, а следом и сам фонтан, иссякнув, падает вниз.

Догорает.

Чадит.

Мальчик стонет, пытаясь отползти. Инесса не обращает внимания. Жив, мертв — его проблемы. Проверяет кабину.

Чьи-то обгорелые останки.

Прекрасно.

Теперь и она может разглядывать их и вдыхать запах не морщась.

Она подходит к шлангу, из которого все еще хлещет вода, и долго льет на себя холодные струи, пьет их — но сразу выплевывает: горечь. Яд какой-то. Удобрение. Интересно, много здесь похороненных заживо? Для чего это удобрение? Почему больше никто не пришел в себя?

Смоченное водой песчаное поле — гладкое. Чтобы спасти хоть кого-то, придется долго рыть руками. Или обломком летуна. Инесса хочет снова сказать себе, что ей плевать, но обломок все-таки берет.

Мальчишка валяется в стороне без сознания. Она следит за ним краем глаза. Если получится выбраться — будет свидетелем.

Обломок упирается во что-то твердое. Голова.

Инесса раскапывает песок вокруг нее и видит, что мужчина мертв. Впрочем, неудивительно.

Теперь можно и просушить переговорник.

* * *

— Причина смерти — гибель мозга. Они умерли до погребения, а не из-за него.

Медцентр Города Будущего. То ли патологоанатомическое отделение, то ли еще что-то похожее — за стеклянной стеной холодильники, столы, запах формалина и медикаментов… Здешний главный, Мартин Альцев, попросил подождать в пустом зале. Инесса долго бродила вдоль закрытых шкафов и сдвинутых к стене столов, не вступая в разговоры. Только слушала, о чем говорят остальные. Здесь собрались те, кто вернулся из вылазки — она сама, Елена и Ян. Вацек — нет. Еще здесь Петрушевский и много незнакомых медиков.

— Что до стоаранского вируса… да, он есть. Если это можно назвать вирусом.

— Чем тогда? — удивляется кто-то из медиков.

— По структуре это вирус. Только каждая его клетка, вместо того чтобы преобразовывать нормальные клетки, выпускает пучки тонких нитей. У погибших ими оплетена половина мозга, и нити до сих пор активны. Такое впечатление, что мы остановили некий процесс в самом разгаре. Офицер Орафанн, вы говорите, их заливали водой? Горькой?

Инесса кивает.

— Ладно, состав воды мы узнаем. Пока что ясно, как действовал вирус. Вызывал некую форму помешательства, что вообще характерно для стоаранских вирусов, и преобразовывал мозг. Мутацией это не назовешь, но…

— Но что? — в голову вдруг приходит «пастор» из пустыни. — Я понимаю, вы не знаете точно, но скажите, как по вашему мнению, что должно было получиться из такого человека? Чем мог закончиться процесс?

— Да ничем, кроме смерти, — буднично отвечает врач. — А чего вы ждали — перерождения? Нет. Вас сбили с толку эти Слуги Новой Эры, или Ангелы Новой Эры, или что там говорил этот малолетний фанатик? Напрасно. Их Новая Эра — это банальная смерть. Советую заняться жителями Города, Стефан, — фамильярно обращается он к Петрушевскому. — Если стоаранских вирусов много и они попадали в организм после химических атак, то уязвимы все. Добавь это к обязательному медосмотру.

— Тогда отбор не пройдет никто, — мрачно бросает Петрушевский. — Ладно. Придется создавать исследовательский отдел.

— А при чем все-таки религиозные фанатики? — любопытствует Елена Кир. Руки у нее до сих пор слегка дрожат. Инесса слышала, что Елена едва не осталась под землей — там, куда она угодила, выбраться оказалось еще труднее.

— Судя по всему, их пастор тоже находился под влиянием вируса. Своей неадекватности он не осознавал, но о вирусе знал, и ему взбрело в голову, что зараженных можно заставить мутировать… превратиться в стоаран. Стоаране должны были заселить Землю. Новая Эра, — выплевывает Петрушевский. — Все виды их вирусов направлены на одно и то же. Пастор сбежал.

Патологоанатом удаляется в подсобку вслед за коллегами. Все как будто ясно. У всего есть приземленная и логичная оборотная сторона.

И она так разительно отличается от дрожащего дымного воздуха, парафиновых слез и переплетения успокаивающих, обманчиво ласковых голосов…

Слишком разительно.

И Ян смотрит Петрушевскому в спину, недоверчиво щурясь.

С Яном можно было бы обсудить нестыковки, но… но. Кстати, почему она тогда вообще встала на дыбы? Он говорил правду, им действительно было неплохо вместе. Даже лучше, чем просто неплохо.

Инесса догоняет его в коридоре.

— У тебя там кто-то есть? — напрямик спрашивает она.

— Может, пара комаров. Ты решила вернуться?

Ей кажется или он смотрит с надеждой?

— Да.

— Ну и слава Богу.

— Ты веришь в бога?

— Сейчас — не знаю. Там, где я рос, трудно было не верить, — отвечает он, подбирая слова.

— А где ты рос? Расскажи, мне интересно.

— Приходи. Расскажу.

Вещи, вспоминает Инесса.

Сумка осталась на крыше.

Но забрать ее оттуда — минутное дело.

Со временем становится проще. Так говорят. Проблемы постепенно решаются, новое и некомфортное уже не так сильно колет острыми углами.

Со временем становится сложнее. В Городе Будущего не работают прописные истины.

Вместо полусонных часов на посту — тихая, но упорная партизанская война. Инессе все чаще кажется, что о Городе Будущего мистическим образом уже знает вся Земля. Выжившие будто инстинктивно тянутся к залатанным стенам. Кто нашептал им о полусказочном месте, где можно найти приют, пищу и безопасность? Кто научил подбираться вплотную по слепым зонам камер наблюдения? Отключать камеры? Ослеплять их, и без того дышащие на ладан, прицельными лазерными выстрелами — одиночными вспышками, тонущими в лучах прожекторов?

На охрану бросают все больше людей, а рядовая Орафанн превращается в замотанного командира. И все чаще отключается от усталости, едва придя домой. Уже не удивляясь, что называет квартиру Яна — домом, что утром обнаруживает себя не в кресле или поверх покрывала, а в кровати под одеялом. И в одиночестве. Ян тоже пропадает на работе. На то, чтобы расспросить, что они изучают там, в египетской полупустыне, среди зарытых в песок трупов месячной давности, не хватает времени. Часто времени не хватает, даже чтобы поесть, и одежда уже болтается мешком.

Когда ей говорят, что подразделение охраны разбивают на два и скоро второй офицер возьмет часть работы на себя, она, кажется, даже не вникает в смысл слов.

А ночью просыпается с давно забытым чувством. Поняв, что это такое, — в голос смеется над собой.

Это — чувство, когда спать уже не хочется, а глаза не слипаются на ходу.

Еще бы, после того как проспала полсуток из двухдневных выходных…

Может, это и есть обещанное «проще»?

Она встает и включает свет. Яна снова нет. Когда она его видела, три дня назад или четыре? Из брошенной второпях в переговорник пары реплик ясно только, что в пустыне близ Катары в разгаре некий эксперимент, за которым нужно следить.

Инесса находит на кухне подсохшую зелень, замороженные овощи из резерва, соевые полуфабрикаты, которые должны изображать мясо, и, кое-как приготовив рагу, наедается от души. Чертов застарелый эгоизм. Специально ради Яна она бы стараться не стала. В резервах еще много пайков и полуфабрикатов. Солдату не стать хранительницей очага.

Впрочем, Ян от нее такого и не ждет.

…Пройтись по комнате, потянуться — и завалиться с книгой в неожиданно удобное кресло. Где он, интересно? Работает или нашел себе женщину, у которой чуть больше времени и приветливости? Инесса смотрит на переговорник, но не жмет на запрос связи. Вдруг и правда.

Не стоит беспокоить.

Когда на выжженной земле закончится запас книг, будут ли написаны новые?..

Она успевает прочитать не так уж много, как в замке тихо щелкает ключ.

— А, не спишь? — Ян улыбается ей, но от кресла старается держаться подальше. На одежде — кое-как замытые пятна. — Твои изверги расщедрились на отгул?.. Прости, я в душ, барахло тоже надо в чистку. Сильный запах?

Запах. Инесса уже его чувствует.

Трупный.

Это не противно, а почему-то страшновато. Особенно если вспомнить, как она каких-то полгода назад всерьез собиралась убить Яна.

Все трупы пахнут одинаково.

— Ничего. Я открою окно, — спокойно говорит она, соскальзывая с кресла. И позволяет сочному майскому ветру пройтись по квартире невидимой тряпочкой, сотканной из ароматов листвы и нагретого за день камня. Растревоженные пылинки беспорядочно пляшут в лучах настольной лампы и исчезают в полутьме.

Прохлада овевает голые ноги. Наверное, надо откопать на складе что-то поудобнее, чем безразмерная рубашка с чужого плеча в качестве домашней одежды. Яну проще: вон, появляется из душа в одних штанах…

Она рассматривает его с внезапным интересом, от мокрых волос до убегающей под пояс дорожки на животе.

— Тебе правда интересно слушать о мутирующей мертвечине? — Он подходит вплотную. Инесса тут же кладет руки ему на плечи и начинает поглаживать. Тон ее никак не вяжется с ласками:

— Да я сама чудом не превратилась в кусок мертвечины!

…Как всегда. Они уже привыкли перебрасываться отвлеченными фразами вместо нежностей. Ян расстегивает ее рубашку, касаясь кожи еще чуть влажными после душа пальцами. Инесса вздрагивает. Щекотно.

— Тогда уж и я… — выдыхает он куда-то ей в шею и умолкает, клеймя ключицы и грудь быстрыми поцелуями.

— Что это значит?..

Нет, все-таки есть минуты, когда не стоит обсуждать что-то серьезное. Тем более мертвечину.

Они живы. Они, сплетаясь на постели, — живее всех живых.

Потом, когда, отдышавшись, Инесса прячется под тонкое одеяло от коварной ночной прохлады, она вспоминает, что ее насторожило.

Мутирующая мертвечина. Те самые тела, которые сектанты зарывали в землю. Естественно, не просто так. Мутирующая. Что это должно означать? Что всех, кого настиг стоаранский вирус, ждет та же участь? Только заживо?

— Ян. — Она тормошит его и легонько щипает за руку. — Рассказывай. В кого превращаются зараженные стоаранским вирусом — в стоаран?

— Не в стоаран. Эй, поделись одеялом!.. Понимаешь, мы даже не можем разобраться, что происходит с трупами. Да, они разлагаются. Вроде бы. Ну вот сейчас — там гниение, плавление, массы эти полужидкие… В них что-то появляется. Точнее, из них. Они перерождаются во что-то вроде волос. Сама гнилая плоть выплавляется в такие упругие тонкие волокна, целые пряди. Этого быть не должно…

Инесса устраивается у него на груди — кладет голову на сложенные руки.

— Ничего так время и место для разговора, да? И что вы выяснили?

— Мы только недавно увидели волокна. Скорее всего, стоаранский вирус — как семена, из которых они растут. В чем странность — так это в нем. Среди трупов заражены были все. Все! Жертвы притащились на ту базу сектантов из-за вируса! А теперь, когда мы изучаем ткани, в них никаких следов. В волосьях тоже. А следы должны остаться. Хоть оболочки, хоть что-то!

Слишком много стоаран. Ян обнимает ее, рассеянно водит пальцами по спине. Руки теплые, поза — привычная, но Инессе уже чудятся стоаранские клешни, а под одеяло вместо ночной свежести вползает тюремный холод. Она нашаривает на полу свою балахонистую рубашку и встает.

— Хватит с меня стоаран и трупов в постели. Хочешь кофе? Мне нужно, чтобы ты рассказал до конца.

— Кто-то слишком впечатлителен и чересчур любопытен, — насмешливо замечает Ян. Инесса надменно фыркает, пинает его ногой и идет закрывать окно. Но радуется про себя. Если он смеется, значит, опасности нет.

В ее теле, как ни крути, тот самый вирус, что поразил всех, кто гниет сейчас в безумной грядке под Катарой.

— И что это значит, если нет следов?

Инесса устраивается с чашкой в облюбованном кресле. Ян подтаскивает себе второе. Эта квартира не так сильно смахивает на обжитое гнездышко — стук кресла о голый пол отдается еле заметным эхом, как в пустых помещениях.

— Может, вирус все-таки отличается больше, чем мы думали. Бакум приволок на Землю черт знает что, на самом деле. А может, частицы преобразуются тоже. Блазовский считает, что преобразуются. Скоро узнаем. Если в волокнах окажется стоаранская органика…

— И почему, — наконец Инесса заговаривает о том, что ее волнует, — это происходит только с мертвыми?

Кофе отдает кислятиной. На миг осознание себя в своем теле обостряется, принося резкое чувство омерзения.

Инесса не так уж впечатлительна. Конечно, нет. Она передергивается от брезгливости всего раз, после чего начинает глотать кофе через силу.

— Может, это финальная стадия их развития, может, они дремлют в теле до поры, а может, это случается, только если мозг не подавил их влияние. Скоро выясним. Пока разница только в том, что в мертвых телах нет ни малейших признаков стоаранского вируса. В тех телах, которые переплавляются в волокна.

— Значит, их воздействие все-таки можно подавить сознательно…

— Можно. Это доказано. В Городе Будущего все до одного были когда-то заражены. Погибли только те, над кем вирус взял верх.

— Все до одного… — повторяет Инесса. — Вы проверяли? Не одну меня? И что, однажды подавленный вирус не может активизироваться снова? Что влияет на подавление?

— Проверяли. Другой отдел проверял, без меня, я же по образованию всего лишь трупарь, спасибо стоаранам и моему собственному идиотизму… Он не активизируется снова. По крайней мере, второй раз ты уже не слетишь с катушек под его влиянием. А как именно мозг его подавляет — вряд ли смогут узнать наверняка. Есть только гипотезы.

Инесса отставляет чашку и некоторое время задумчиво смотрит Яну в лицо.

— Что? Чего ты боишься? — спрашивает тот, на сей раз без насмешки.

— Боюсь? — она пожимает плечами. — Разве что превратиться в пучок волосьев заживо. Но раз ты говоришь, что не превращусь… Это хорошая сказка. Оптимистичная.

— Из меня неважный сказочник, — криво усмехается Ян. — Ты будешь спать?

— Нет, я выспалась. Подожди. Не буду тебе мешать. Только спрошу еще кое-что. Ваш всезнающий Блазовский не думал случайно, зачем стоаранам психовирусы, которые превращают тела в заготовки для бредовых париков?

— Нет. Над этим думает Петрушевский. Напрасно, что ли, ваши выжимают из Бакума подробности?

Ян проводит напоследок рукой по отросшим растрепанным волосам Инессы и уходит в другую комнату. Инесса остается неподвижно сидеть в кресле, покусывая губу.

Из Бакума давно ничего не выжимают.

Его ищут, не афишируя, что он сбежал.

И если об этом не знают даже в экспертно-патологоанатомической команде, Петрушевский явно что-то скрывает.

Зачем скрывает? Что он узнал?

Инесса сыта по горло военными тайнами и секретными материалами. Но на выжженной земле не осталось ничего, что стоило бы скрывать…

…А во сне можно стать прядью волокон?

* * *

Лавина.

Накатывает сокрушительной волной, и все бастионы держатся из последних сил. Они трещат и гнутся, вот-вот рухнут. В Городе Будущего больше нет уверенности в завтрашнем дне.

Кто мог подумать, что те, кого оставили за бортом, окажутся так опасны? Да, их больше, чем предполагали. Возможно, не сотни, а тысячи. Но растерянных и разбросанных по земному шару, а не сбившихся в целеустремленную и злую армию!

— Не высовывайся! — бросает Инесса. — Следи за восточной перегородкой!

Солдат втягивает голову в плечи и надежнее залегает за бетонным блоком. Что-то свистит в воздухе и вспыхивает небольшим фейерверком. Осада. Настоящая, мать ее, осада. Штурм стен и серо-бурая масса людей внизу.

Как там в Средневековье — лили кипящую смолу?

Петрушевский уже приказал стрелять на поражение. На крышу, где расположен некогда тихий пост охраны, приволокли ящик накрывающих гранат. Где только раздобыли. От обычной гранаты больше шума, чем эффекта, от этих — наоборот. И все равно оружия мало, мало… Смех один — всерьез воевать с толпой под стенами. Да будь здесь огнеметная пушка…

Затишье. Шум никуда не девается, но стрелять прекращают. Наверное, перестраиваются. Накрыть бы сейчас парой гранат… Инесса осторожно выглядывает из своего укрытия. Нет, это пародия на сражение. Кажется, если бросить вон туда, в гущу, — избавишься от половины назойливых нападающих, но она игнорирует эту возможность.

Дает отмашку — солдаты начинают осторожно пробираться к спуску вниз, в город, сменяются. За этим есть кому проследить. Инесса смотрит на переговорник.

К Петрушевскому точно не пробьешься. Ладно, можно попробовать иначе…

— Ольгер! Послушайте, вы собираетесь что-то делать?

Тип с дурацкой фамилией Ольгер, отсиживающийся в штабе под крылышком у Петрушевского, командует охраной Города. Даже носа не кажет на поле боя.

— Щиты и снотворный газ сейчас доставят. Все, Орафанн, в вашей зоне порядок, не отвлекайте меня!

— Газ?! Не отключайтесь, черт возьми! Почему не вышлют пару истребителей?

— Никаких истребителей, берите живыми! Ждите снотворный газ, говорю!

— Петрушевский приказывал бить на поражение!..

— Был новый приказ. Всем сообщили на переговорники! Орафанн, не спите на посту! — ревет Ольгер где-то в безопасности своего кабинета. Инесса недоуменно хмурится. Да не получала она никаких приказов, только тот, утренний… От расстрелянной будки охраны отчаянно машет незнакомый солдат. Потом рискует выйти наружу и падает на крышу, начиная ползком подбираться к Инессе.

— Мне ничего не сообщали…

— Значит, не успели. Приказ был только что, — голос Ольгера чуть смягчается. — Дождитесь снотворных шашек, одурманьте нападающих в вашем секторе и перенесите в здание. Всех. Отбой, Орафанн, не теряйте времени.

Он отключается. Инесса скрипит зубами. Хочешь не терять времени — приходи и дерись здесь сам, кабинетная крыса.

Солдат подползает достаточно близко.

— Снотворные шашки на верхнем этаже. Вам сообщили? — говорит он. — Если…

Что-то оглушительно взрывается совсем рядом. На миг Инессе кажется, что она оглохла. Но нет. Шум возвращается очень быстро — даже крупные куски штукатурки, взвившиеся в воздух в туче обломков, мелко шуршат, осыпаясь. Снизу начали палить из миномета. Живыми? Какого черта? Петрушевский что, собирается пополнять население за их счет?

Попадания лишь отгрызают углы крыши. Пострадавших со стороны Города Будущего пока нет.

Снотворный газ заволакивает картины осады туманом. В нем ненадолго тонут живые и мертвые, от него держатся подальше те, кто мог прибыть на помощь армии оборванцев.

Инесса возглавляет вылазку за усыпленными. Просто отлично. Теперь нужно оставить кого-то стеречь их, нужно оказать помощь, а потом скрутить и еще найти время для допроса. Интересно, Петрушевский сам-то знает, где их всех размещать? А что делать с теми, кто не подойдет Городу? Или на отсеве поставили крест?

Она отмалчивается, а солдаты не стесняются в выражениях. Крайние дома, служащие фрагментами городских стен, нежилые. Уже легче. На этажах — в основном стройматериалы. Первых пленников втаскивают в полупустые залы и комнаты. Снотворный газ, похоже, только называется снотворным. Ольгер сказал — «одурманьте». Пленные не спят и не без сознания, но беззащитны, как только могут быть беззащитными сонные мухи, копошащиеся на позднем осеннем солнце.

— Что с ними? — замечает один из охранников.

Инесса присматривается повнимательнее. Пленные дышат с трудом. Они жадно хватают воздух ртами, из груди вырывается свист.

— Может, действие газа. Нужен врач. Где Вальтер? — оглядывается Инесса. Военврач, дама средних лет, слушает кого-то из захваченных. — Когда их можно будет допросить?

— Примерно через полчаса. Если это «Нейтрал», а не какой-то новый газ. И он не должен вызывать удушье…

Инессе уже не до чужого удушья. Какая разница, из-за чего оно. Новые взрывы раздаются по ту сторону стен — фасадов этих самых домов с заложенными окнами. Она оставляет врача разбираться и спешит на улицу.

Вырваться получается только тогда, когда сменяется командующий офицер.

Пленных тащат, ведут, гонят нескончаемым потоком. Самоубийство. Всем им ничего не стоит выбраться из плохо защищенных помещений, куда их сносят и сгоняют, и за десять минут Городу придет конец.

Но появляется что-то, чего она до сих пор не замечала.

Там, внизу, в адреналиновом порыве, нападавшие выглядели обычной толпой разъяренных оборванцев. Здоровых и злых. Теперь, притихшие и все еще вялые после газа, кажутся больными. Они часто и с трудом дышат, громко втягивая воздух, словно его не хватает. Кашляют. С надрывом, как если бы легким было тесно в груди.

— Идите, Орафанн, здесь справятся без вас, — Ольгер с раздражением косится на нее. Инесса не реагирует. Похоже, кое с кем из пришельцев уже успели поговорить и выяснили нечто, из-за чего Ольгер покинул уютный кабинет.

Он вперевалку подходит к группе пленных, возле которых суетятся врачи.

— Спасибо, Орафанн, вы свободны!

«Черта с два я уберусь, пока не узнаю, чего ради весь день подставлялась под пули», — думает Инесса. Внезапный вскрик эхом разносится по просторному залу:

— Это все из-за вас, вы виноваты, твари, суки!

Речь — русская.

Инесса приподнимает брови. Ольгер удивительно быстро для его упитанной туши оказывается рядом с пленным. Тоже переходит на русский.

— Вы хотите сказать, что в сегодняшнем нападении виноваты мы?

Издевательски вежливый тон. Такой способен спровоцировать на любые откровения в порыве злобы.

— Это вы, — сквозь зубы цедит пленный, а его бронзовое от загара лицо искажает гримаса, — выжили нас отовсюду! Что, бельмо на глазу? Нельзя было просто оставить в покое! Теперь подвиньтесь!

— С чего вы взял, что мы вас откуда-то выжили?

— Только ученые компании вроде вас лезут везде со своими экспериментами! А потом нормальным людям житья…

— С какими экспериментами?

Ольгер начинает перебивать.

— С вашими! Вечно то одно, то другое, все вам какие-то полигоны, какие-то побочные эффекты…

— О каком именно эффекте вы говорите?

— А то вы не знаете, господин ученый солдат! — кривится пленник. — Из-за чего, по-вашему, вокруг нашего оазиса летают клубы волосьев, будто там овец вычесывают? И отчего мы даже не можем ничего посадить, потому что земля пошла нитками навроде мясных?

— Земля?

Нитками?

…«Мы даже не можем разобраться, что происходит с трупами… В них что-то появляется. Точнее, из них. Они перерождаются во что-то вроде волос…»

И прорастают в землю?

— Земля, земля. Точно ваших рук дело. Нам рассказывали, ваши летуны где-то видели…

Начинается. Пересказ сплетен. Но эти волосья, о которых говорит пленник… Ольгер тревожно оглядывается на Инессу. Видно, слышит такое не впервые. Она старается, чтобы лицо ничего не выражало. Это нетрудно. Ей как-то говорили, что по ее лицу невозможно читать.

— Назовите точные координаты места, откуда вы прибыли, — приказывает Ольгер. — Мы разберемся.

— Ну да, разберутся они… — ворчит пленник, но место называет. В другой стороне от египетской Катары, где чуть не сгинула и сама Инесса. Где-то в средней полосе России.

Похоже, вторую «грядку» с трупами удалось обнаружить.

Но это ничего не дает. Остальные беспрепятственно гниют там, куда успели уйти зараженные, прежде чем в Городе забили тревогу.

К вечеру пленные начинают умирать.

Легкие у них заполнены и пронизаны тончайшими волокнами.

* * *

Атаки к ночи тоже захлебываются. Те, кто пытался пробиться в Город, неподвижно сидят под стенами. Никто уже не забирает их внутрь; думают, как лучше похоронить. Для вскрытий и исследований материала достаточно.

Инесса уходит ночевать домой.

Там снова пусто. Взглянув на часы, она устраивается на кровати и достает переговорник. Почти полночь, Ян, должно быть, на работе, можно и позвонить. Узнать, как ведут себя волокна.

Там, под Катарой, такие же трупы. И если в России они уже разошлись побегами и начали убивать…

Она никогда не замечала за собой паникерства, но сейчас, кажется, чуть-чуть накручивает себя. Бригада патологоанатомов и медменеджеров контактирует с этой дрянью вплотную. А саму дрянь еще не изучили и с трудом понимают, что это такое. Паникерство? Это реальный повод бояться, черт подери!

— Как ты? Где тебя носит вообще?

— Прости, замотался, не успел связаться, — отвечает Ян. В смиренных интонациях сквозит веселье. — Вернусь послезавтра, наверное. А что у нас сплетничают — на Город было нападение?

— И не только нападение. Тут война в песочнице была! — Инесса раскидывается на кровати, настраиваясь на легкую болтовню. Вот только выяснить, не опасны ли лагерю под Катарой волокна… — Как твои трупы?

— У нас же приказ не разглашать, — сообщает Ян, доверительно понизив голос. Откуда-то доносятся разговоры. — Ты спрашиваешь просто так или…

— Или. Вас не прослушивают?

— Вряд ли.

— Тогда я сама буду говорить. Отвечай «да» или «нет». Трупы разрастаются волокнами во все стороны?

Она садится на кровати. Ян подхватывает подобие игры.

— Да.

— И в воздухе летают клубы волокон, похожие на комья шерсти животных?

— Да.

— И это мешает дышать?

— Нет. Стоп. Теперь давай подробности. Это дошло до вас?

— К нам весь день ломились сбежавшие из тех районов, где… где, по-видимому, закопаны остальные трупы. Петрушевский приказал брать пленных и оставлять в Городе. Они кашляли. Сильно кашляли. Потом начали умирать. Комья, которые забивают легкие, — они могут разрастаться?

— Могут… А, черт! Подожди, я выйду, — резко говорит Ян. Доносится стук, чье-то бормотание выбивается из переплетения голосов. Бормочут что-то похожее на «поболтаешь со своей бабой завтра». Ян отвечает «Пошел ты…». Душные шорохи сменяются тишиной и свистом ветра. — Инесса. Ты много общалась с пленными? Вблизи?

— Нет. Ну, стояла рядом, помогала загонять в Город. Что значит «вблизи»?

— Да то и значит… Плохо. Дышишь нормально?

Инесса тихо ругается. Ясно.

— Пока нормально. Хочешь сказать, оно заразное?

— Еще не знаю. Теоретически — нет, если ты вырвалась из-под воздействия психовируса, но может случиться что угодно. Найди респиратор, у меня где-то был запасной. Будешь куда-то идти — надевай. Закрой окно. Мы пока не знаем точно, с чем столкнулись, но кое-что выяснили. Все это…

Легкий неровный свист ветра превращается в шум моря. Невидимая волна точно накатывает или обрушивается водопадом. Стук прямо в динамик. Треск.

— Ян! — окликает Инесса. Никто не отзывается.

Шумят, гудят далекие волны.

— Ян, ты меня слышишь? Что случилось?

Ни слова. Ей становится страшно. Она слишком хорошо знает, что может оставаться за кадром. И когда посреди разговора вдруг замолкает собеседник.

— Эй! Ян, отвечай, дьявол тебя…

Теперь она сидит у встроенного шкафа-кладовки, сжимая в руке респиратор.

Всплеск. Что-то сыпучее хлещет с той стороны. Инесса вскакивает. Да в чем дело? Не лететь же туда проверять!

— Да. Все нормально, выронил переговорник. — Голос Яна возвращается неожиданно. — У нас здесь диверсия. Потом поговорим, до связи.

Диверсия. Нормально.

Инесса бредет к креслу и плюхается в него. Как же она ненавидит ждать.

* * *

Ждать.

Ждать надоедает. Она тянется за книгой. Потом дремлет прямо в кресле — удобно. Ян так и не выходит на связь.

Зато на связи неожиданно появляется Ольгер.

…— Что? Какая эвакуация? — спросонья Инесса не может понять, чего от нее хотят.

— Подготовить выходы! Расчистить пути! Прямо сейчас! Ваш охранный сектор и прилегающие районы! Быстрее, вас уже ждут… что? — его прерывает неясный голос, торопливо спрашивающий о чем-то. — Минуту… Отбой, Орафанн. Эвакуацию подготовят без вас. Вызовите свое подразделение. Ваша помощь нужна на спасательных работах и опознании.

— В чем дело? Какие работы, какое опознание?

Сон слетает окончательно вместе с и без того скудным запасом невозмутимости. Он оставляет после себя разом обострившееся восприятие, такое кристально-ясное и острое, что даже воздух — и тот колет пальцы мурашками.

— Это вы сожительствовали с Яном Закаевским, офицер Орафанн?

Голос Ольгера сменяется другим. Женским.

— Да.

— Вызовите свое подразделение. К аэродрому подойдите. Рейс отправляется через полчаса. Был оползень на объекте-один, нам нужны люди.

Связь обрывается. Инесса еще с полминуты смотрит на переговорник.

Кристальная острота не уходит. Теперь она знает, что в панических расспросах нет никакого смысла. Все понятно с первого раза.

Если спасательные работы — значит, ничего еще не закончилось.

Странно только, почему оползень, а не повальное заражение.

Но это, по большому счету, не так уж и важно.

Майская ночь пахнет подвальной затхлостью и совсем немного — гнилью.

* * *

— Так спасательные работы или опознание? И почему именно мое подразделение?

Когда большой пассажирский летун поднимается в воздух, Инесса уже без спешки задает вопрос. Женщину, которая с ней говорила, зовут Эдита Кризе, она руководит спасательной операцией. Оползень, оказывается, только-только случился, земля даже не успела успокоиться, и лагерь медэкспертов все еще погружается в подступающее вязкое месиво. Кризе внимательно смотрит на Инессу и цинично усмехается. Гримаса не вяжется с ее удивительно домашним и добрым лицом.

— Знаете, как объяснил Ольгер? Для откапывания завалов пришлось бы привлекать охрану в любом случае. Людей не хватает. А вы будете работать с удвоенной силой, потому что там ваш любовник.

— Что? — Инесса начинает хохотать и успевает остановиться ровно в тот момент, когда в смехе вот-вот появятся неестественно-истеричные нотки. — Он идиот?

— Он ищет стимулы. Мои люди не горят желанием ковыряться в земле, поросшей трупными волокнами.

— Рассказывать о своем расчете в лоб он тоже просил? — хмыкает Инесса. Некоторые люди ни при каких обстоятельствах не перестанут устраивать друг другу мелкие гадости. — Что там с землей, объясните поподробней.

— Да вы уже должны были узнать. Часть почвы резко затвердела, как только волокон, которые растут из трупов, стало слишком много. Они забили ее, нарушили нормальную циркуляцию грунтовых вод. Как результат — оползни. Есть риск, что они произойдут и у нас, если рост волокон не остановится. Поэтому в Городе готовят эвакуацию.

Надо же. До чего естественные причины. Ни слова ни о каких диверсиях. А Ян говорил о них с такой уверенностью…

Мысль о нем отзывается тянущей тревогой.

Черт тебя дери, медменеджер Закаевский, почему ты не мог сгинуть на полгода раньше? Чтобы не осталось ничего.

Ничего.

* * *

Летун зависает над бескрайними темными волнами. Ночь и прожектора искажают реальность. Лучи мечутся по гребням и впадинам, выхватывают ровные участки, и становится ясно, что волны — земля.

Вон — следы раскопки, а вон… Угол? Металлический угол переносной будки?

Инесса вскакивает и понимает, что Ольгер был в чем-то прав.

— Посадка безопасна? — говорит кому-то Кризе. Луч движется дальше — еще два летуна, приземлившиеся на ровном песке.

— Безопасна! Скорее, нужны тросы, пять минут назад я говорил с Блазовским, там есть выжившие! Связи опять нет!.. — хрипит в ответ коммуникатор на приборной панели. Пилот кивает. Летун заходит на посадку. Инесса опять хватается за переговорник — да, связи нет.

Блазовский среди выживших? Это ведь глава группы.

Ян не отвечает — потому что связи нет или…

— Это не трогаем, это не нужно, здесь была лаборатория! — разносятся голоса. Взблескивают в свете прожекторов металлические тросы. Инесса закрепляет, спорит с техниками, кажется, даже умудряется отстоять двух своих людей, когда их пытаются послать на опасный участок, и оказывается права. Участок вздувается огромным пузырем и расплескивается, как помесь гейзера и цунами. Психика фиксирует происходящее с той же кристальной, документальной четкостью.

Разрытый грунт, знакомый вязкий песок, земля, камни, жижа, вода. Целые пласты, толстые, как обломки фантасмагорических стен, торчащие под разными углами. Свисающие из них пряди волокон, трепещущие на ветру. Рык моторов, скрежет буров, скрип тросов.

— Их времянку завалило, вряд ли они успели закупорить дверь…

— Блазовский же говорил, есть живые!

— Толку? Тогда провал еще не залило, когда он это говорил…

Инесса прислушивается ко всем разговорам, но молча делает свое дело. Так же молча стоит в стороне, когда путь для экскаватора на воздушной подушке расчищен, но машина натужно сипит и почти касается песчаного болота, не справляясь с глубиной, плотностью и тяжестью. Что-то мелькает, клубится…

Инесса присматривается — и от зрелища продирает морозом по коже.

Это волокна.

Участок песчаного грунта, превращенный в живой монолит. Волокна пронизывают его, как бесконечно густые пряди тончайших волос, сплетаются, подрагивают, точно пытаясь извиваться, и разрастаются на глазах. Одни пряди прирастают другими, третьими, отходят от общего пучка, вонзаются во влажную землю — она мгновенно твердеет, но все еще шевелится, пока новые пряди не сплетутся и не сцементируют ее окончательно.

Откуда это? Как это, черт возьми, возможно?!

Там, где проходят пряди, больше не видно песка. То ли они раздвигают его, прокладывая дорогу, то ли переплавляют, превращая в новые волокна, — в полутьме не разберешь.

Внезапно дробный мир сливается в единый всплеск. Летун подбрасывают кверху разом освободившиеся тросы. Кто-то отчаянно ругается — и умолкает, увидев, что они не оборваны, просто выдернули что-то бесформенное из грязевого плена.

Оно выныривает в туче брызг. Инесса не успевает рассмотреть. Следом из земли выметываются гигантские пряди. Они загораживают обзор сплошной рекой волос. Почти человеческих, не считая длины, объема и неестественной пушистой шелковистости.

— Назад! Все на борт!

Кризе кричит. Летуны шарахаются от волос, как живые. Снова взмывает в небо тягач, с которого ниспадают тросы. Что-то со щелчком обрывается. Груз, кувыркаясь, летит вниз. Падает… туда, где уже нет зыбучих песков.

Они лежат ровными прядями и чуть лохматятся от ветра.

Груз замирает. С борта видно неровные углы и глубокие вмятины.

Времянка!

— Автоген возьми, — бросает Кризе кому-то из спасателей. Пилот опасливо садит летун на волосяной ковер. Тот чуть пружинит… и затвердевает не хуже металлического помоста.

— Идти можно, — говорит Кризе и первой выпрыгивает наружу.

Резать не приходится. Искореженная дверь рывками приоткрывается.

Изнутри.

Инесса застывает, как на учениях: оценка обстановки. Плохо различимые силуэты людей появляются из темного провала только спустя пару секунд. Сколько их? Не разобрать. Пять, семь… Они что-то тащат. Тело. Нет, два.

— Внутри еще Алай и Сиверец, — доносится чей-то надломленный голос. — Простите…

Человек опускается на упругий ковер и затихает.

Инесса щурится, не пытаясь пробиться к группе. Ну же, говори, кто еще, что…

— Есть здесь нормальный врач? — раздраженно спрашивает другой, знакомый голос. — Похоже на внутреннее кровоизлияние.

— Врач? А сами-то вы кто, Закаевский? — насмешливо отвечают из темноты. Вокруг упавшего суетятся, перекладывая на носилки. — Будем везти всех в Город, здесь нет условий.

Закаевский. Он беззлобно огрызается, перебрасывается фразами со спасателями — слов не разберешь. Инесса ловит их на теплом пустынном ветру, ожидая, пока погибших и пострадавших погрузят в летун. Со временем начинает различать фигуры в свете прожектора — вон и Ян, молча идет со своей группой, а кто-то коренастый и громкий, жестикулируя, отвечает на вопросы Кризе.

— А я вам говорю, это был взрыв! Видите, что творят? — Он показывает на живые реки волокон, продолжающих затягивать пустыню. — Вот после взрыва это и началось! До него они росли медленнее! Была еще куча пуха в воздухе, все сгорело. А здесь кто-то ходил, ходил… А потом Блазовский сказал, что…

— Сгорело? Значит, от волокон в воздухе можно избавляться, просто сжигая их? — перебивает Кризе.

— Блазовский сказал, что это земная технология, — говорит Ян, не обращая внимания на то, что обсуждают совсем другое. — Слышите? Стоаранские вирусы были созданы на Земле. Скорее всего, стоаранская разведка успела выкрасть технологию еще в середине войны. Блазовский объяснил свои выкладки, и меньше чем через час все захоронение взорвали к чертям. Наша времянка уцелела только потому, что сразу после взрыва начался резкий рост волокон и ее отнесло в сторону.

— А оползень? — обескураженно бормочет Кризе.

— Оползень начался позже. Мы не ожидали. Вода здесь подходит к самой поверхности, недалеко бывший оазис с источником…

Ян поворачивает голову, замечает Инессу и обрывает рассказ. Улыбается.

— А. Ты тоже здесь.

Здесь. Она, конечно, не бросается ему на шею. Хотя, возможно, и не отказалась бы это сделать — как-нибудь в другой жизни. Она просто кивает снизу вверх и возвращает улыбку. Ян подходит к ней, становится рядом, чуть позади, касаясь бедром.

— То есть вы считаете, что некто пытался убить всю группу, чтобы скрыть происхождение технологии? — уточняет Кризе, тревожно поглядывая на дверцу летуна. Что-то с носилками. Пилот препирается со спасателями.

— Не само происхождение. То, что узнал Блазовский. Он понял, как эти волокна образуются из психовирусов, и обнаружил, что для инициации роста требуется белок с человеческой ДНК. Больше ничего не успел.

Прожектора пристально смотрят на летуны сияющими лучами-глазами.

— Но ведь это Блазовский подтвердил гипотезу, что стоаранские психовирусы — просто передатчики для заложенной в них информации. Стоаранское мышление, помните? Они заставили большую часть населения Земли перебить друг друга! При чем здесь рост волокон?

— Он сказал, передача информации — только часть того, на что они способны. Если выживет, расскажет остальное.

Первый летун уже поднялся в воздух. Носилки наконец внутри, второй и третий следуют за ним. Кризе продолжает допытываться.

— Вы разобрались, как остановить рост волокон?

— Нет, — бросает незнакомый эксперт. С его длинных волос капает грязная вода. — Мы только увидели, что пух в воздухе можно сжигать. Попробуйте сжечь волокна в земле.

Кризе не дослушивает до конца. Ее переговорник оживает, и она отходит в сторону. Инесса следит глазами. Они стоят — часть сидений занята уложенными на них носилками. На носилках раненые; чуть дальше — мертвые, прикрытые темной пленкой. На одного из раненых вся команда то и дело бросает беспокойные взгляды. Может, это и есть Блазовский? Бескровное морщинистое лицо не внушает трепета. Кому могло понадобиться скрыть его находки? Из какого лагеря несостоявшийся убийца? Из Города? Из умирающих поселений за стенами?

— В Городе началась эвакуация, — говорит Кризе, подходя. — Кто-то уже попытался поджечь волокна. Рванула атомная станция в нескольких сотнях километров. Там недалеко было еще одно захоронение.

И в первый момент ее слова даже не осознаются до конца.

* * *

Эвакуируют организованно, без паники. Это больше похоже на запланированный переезд, чем на бегство. И ядерный взрыв здесь ни при чем.

Всему виной — пленные.

Покидая Город, Инесса видит на улицах нечто, отдаленно напоминающее человеческие тела. Целые стены волокон уходят ввысь.

Если не смотреть на небо, кажется, что рассветное солнце закрывают густые тучи.

— А вы видели ядерный гриб? — нарушает молчание кто-то из снабжения. — Я летал. Гриб не рассеивается. Волокна его оплели моментально, даже облако не успело разойтись. Это уже не облако, а сплошное дерево из волосьев.

— Все окончательно затянет часа через два, — говорит Ольгер, который руководит эвакуацией северного сектора. — Еще полгода, по самым благоприятным прогнозам, можно будет пережить в Южном полушарии или по ту сторону океана. Потом…

Он вскидывает глаза. Часть улицы уже заткана, накрыта плотным слоем прядей, точно стеной. Когда группа только выходила, этого не было. Обезумевшие волокна разрастаются с головокружительной скоростью.

— Будем переселяться наверх? — говорит кто-то. Инесса разглядывает толстый покров. Он достаточно прочный, чтобы выдержать и людей, и их поселения — новую первобытность, стоящую в буквальном смысле на чужом прахе.

Одна сумка вещей.

Многое все еще пугает, но не удивляет больше ничего.

Мелькают города. Мелькают, сливаются с землей и вплетаются в потустороннюю паутину.

Побег — в несколько заходов. Вместительные летуны совершают только первый рейс из множества, чтобы увезти всех, а Инесса тихо радуется, что сумела сохранить свой истребитель и что он слишком тесен. Туда с трудом вмещаются двое. Зато его не отберут под нужды эвакуации.

— Это началось с нас. Я не думаю, что в западном полушарии вообще были зараженные той дрянью, которая делает из трупов парики Рапунцель, — сказал им перед вылетом Петрушевский. — Северная Америка, Южная… нам надо туда. Заодно узнаем, что там с выжившими.

Инесса тогда еще удивилась, что Город Будущего не успел протянуть щупальца по всему миру. Теперь поздно. Если и создадут новый Город Будущего, то не раньше, чем разберутся с волокнами. И если уцелеют.

Будущее откладывается на неопределенный срок.

Оно наступит. Но не в этой жизни.

— Наладьте автопилоты, — добавил перед вылетом Петрушевский. Совет оказался дельным.

…Инесса кое-как потягивается в тесной кабине, смотрит на светящийся дисплей с показателями и отпихивает Яна, который все норовит ее обнять.

— Поспал бы ты, — насмешливо советует она и откидывается в кресле. Голову приходится положить Яну на плечо — больше просто некуда. — Не отвлекай меня, я не хочу оставлять автопилот без присмотра.

— Черт подери, два часа назад я думал, что задохнусь в вонючей жиже. У меня инстинкты на пределе. Потерпи меня как-нибудь, — отзывается тот ей в тон.

— Знаю. Прилетим — Петрушевский живо их на постройку лагеря направит. Думай о новом месте, Ян, лично меня это остужает.

Они хохочут вместе. Над Петрушевским, над собой, над очередной гибелью идиотски непрочного мира…

Инесса еще не раз с благодарностью вспоминает об автопилоте.

* * *

Мелькают бурные воды. Мелькают и обрушиваются со скал десятками мелких водопадов.

— Остановимся здесь. Гористая местность, мы сможем вовремя заметить, если рост трупных волокон дойдет сюда, — командует Петрушевский. — Но квартиры придется обустраивать.

Гористая местность. Что за горы — неизвестно. Мало ли их в Северной Америке. Какой-то город, похоже, небольшой. Можно пойти поискать указатели на улицах и выяснить название, но не все ли равно. Инессе — все равно.

Куда больше ее волнует, что в этом удобном месте нет людей. После братоубийственного стоаранского вируса выжившие бывают везде. Обязательно. Примерно одинаковое количество по всем материкам. Здесь есть чистая вода из речки, много уцелевших домов, уничтожить которые помешали горы. Неужели местные выжившие нашли убежище получше?

Недоумение усиливается, когда беглецы из Города Будущего начинают занимать квартиры.

— Они так одичали, что рванули в лес при виде летунов? Те, кто жил здесь раньше? — хмыкает Ян, демонстрируя Инессе миски с объедками на кухонном столе. Объедки сравнительно свежие. Покрылись зеленоватым пушком плесени, и только. С февраля, когда цивилизация рухнула, они лежать не могут. И трупов здесь тоже не нашлось…

— Может, еще вернутся, — пожимает плечами та. Никакого объяснения у нее нет. Вернутся — бывшим хозяевам будущего придется снова уходить. Только и всего.

* * *

Беглецы приживаются настолько, что Петрушевский уже осторожно строит планы возродить Город Будущего. Здесь. В Смитвилле. И здесь тоже есть гидроэлектростанция, а ближайшая атомная, за несколько сотен километров, явно не стояла без присмотра. Но теперь — осталась. И никто не может понять почему.

Люди ушли отсюда. За пару недель до эвакуации Города Будущего. Куда? Что случилось?

Мелькают дни и ночи.

У охранных подразделений становится меньше дел. На новое поселение никто не нападает. Тех, кто жил здесь раньше, ищут, но без толку. Патрули, ленивый обход территории, бесполезные прочесывания окрестностей раз за разом — и домой. Даже у Яна работы больше.

Медэксперты не летают через полмира исследовать волокна, но и те образцы, что они прихватили с собой, не дают скучать.

— Гибрид вируса и плесени, — говорит как-то Ян. — Первый раз такое вижу. Оно рождается из стоаранского вируса, а потом как будто делится спорами… Но это и не споры. Иначе мы нашли бы частицы…

— Если частиц нет, с чего вы взяли, что оно похоже на споры? — спросила Инесса, впервые услышав рассказ.

— Распространяется так, будто появляется из каких-то летучих частиц. Еще бы увидеть их… Получается, каждая частица стоаранского вируса выделяет сотни этих псевдоспор. И все мы набиты ими под завязку.

Инесса слушает такие рассказы уже без брезгливости.

— И что они такое? Для чего их создали?

— Хороший вопрос, — смеется Ян. — Но ответ надо искать не в ДНК вирусов, а в секретных архивах Объединенной Америки. Или Индоазии, или России, или Восточноевропейского Союза. Смотря у кого стоаране украли формулу его создания. Можно, в общем, поискать и на Стоаре…

— Ну так почему не начать искать? Это же шанс избавиться от волокон!

— Думаю, скоро начнем, — этим вечером он рассеян и задумчив, но Инесса привыкла не допытываться. Захочет — расскажет сам.

Она убирает подушки, в ворохе которых валялась с тонким листом планшета-книги до прихода Яна, и жестом приглашает его присоединиться. Он доедает бутерброд и опускается на твердый матрац, обтянутый дешевой синей тканью. Ложится спиной на диван, лениво отстукивая ногой какой-то одному ему понятный ритм по полу. В этой комнате нет ламп на потолке — видно, осыпались при бомбардировках. Только светильник на стене. Инесса больше ничего не спрашивает, молча разглядывает Яна, пользуясь тем, что он закрыл глаза.

Ей не нравится, что Ян так осунулся, а черты лица заострились.

И в своем лице она в последнее время улавливает те же изменения. Не спасает даже то, что больше не нужно работать на износ.

Словно что-то незаметно подтачивает изнутри. Их обоих.

Настолько незаметно, что это даже не чувствуется.

— Что ты так смотришь? — Ян открывает глаза.

— Плохо выглядишь, — не выдерживает Инесса. — Нет, ты у меня, конечно, красавчик и все такое, но тебе надо отдохнуть, не находишь?

— Тебе тоже, — смеется он. — Если устала. Серьезно, я все вижу. Никто еще не изучал последствия для организма от стоаранских вирусов. И не сможет изучить, пока мы не узнаем, что они такое на самом деле. Может, нам с тобой осталось жить две недели, а Петрушевский никак не решит, где строить новый Город Будущего. Лучше не смотри в зеркало.

— И где именно искать эти архивы? Они вообще существуют? Если все так, как ты говоришь, почему Петрушевский ничего не делает?

Инесса сворачивается клубочком, по привычке опираясь на Яна вместо подушки, и настраивается на болтовню. Что толку обсуждать Петрушевского? Если что-то не так — надо идти к нему и требовать изменений. Но в последнее время обнаружилось, что поболтать на досуге — это отдельное развлечение. Надо же. Раньше это казалось ей скучным. Может, просто не с кем и не о чем было разговаривать…

— Ему говорили. Был бы Блазовский в сознании… Для Петрушевского важнее отстроить Город, но он его не отстроит. Скоро поймет, что нужно в первую очередь изучить волокна… Только не стало бы слишком поздно, — заканчивает Ян со скрытой злостью. Инесса вздергивает брови, приподнимаясь, чтобы удивленно на него взглянуть. О Блазовском много сплетничают после эвакуации, но тот не приходит в себя, и кто-то уже предлагает отключить его от мобильного аппарата жизнеобеспечения. Команда экспертов не позволяет. Неведомые диверсанты, происхождение вирусов — все подробности у этого полуживого старика. Словно специально…

— А почему должно стать поздно?

— Сегодня Алай летал проверять, что творится в Восточном полушарии. Волокна никуда не делись. Еще пара месяцев — и они покроют Землю скорлупой. Естественно, пожрут при этом все, что попадется на пути подходящего, потому что самообразуются из любой органики. И не только органики, как показал тот взрыв на атомной станции.

— Вот оно что…

Все закономерно. Даже Петрушевский говорил, что остановка в Смитвилле — временная. Потом успокоился и даже лелеял какие-то надежды. Окружить Город стенами? Отвести волокна от зданий, заставив их обогнуть жилые кварталы? До сих пор Инесса каждый день слышала о подобных прожектах. И ей, как обычно, было…

…стало уже не наплевать, что будет дальше. Поняв это, она издает смешок. Какая ирония — выжить, когда апатия и вид рушащегося мира тянули на дно, и оказаться в преддверии гибели как раз тогда, когда жизнь начала казаться очень неплохой штукой…

— Допустим, вряд ли они пожрут все, — говорит Инесса после паузы. — Скорлупа — какой толщины она достигает? Под ней остается что-нибудь? Она прилегает вплотную или идет над землей?

— Алай рассказывал, что волнами. Помнишь, раньше были такие игрушки — шарики из тонкой проволоки, как клубки, но пустые внутри? — Ян поднимает руку, изображая в воздухе кривое подобие шара. — Но они были ровные. Вот если его покрыть вмятинами и выпуклостями — так, по словам Алая, выглядит скорлупа. А что под ней — никто еще не проверял.

— Я даже догадываюсь, кого отправят проверять, — фыркает Инесса. А она еще думала, в охране теперь станет мало работы!

— Вряд ли тебя, — Ян поглаживает ее по плечам, по спине, пробирается рукой под домашнюю сорочку, которую Инесса так и не сменила на что-то поудобнее. — Петрушевский скорее полетит сам, чтобы увидеть своими глазами… Завтра все скажут. Так как — ты устала?

* * *

Этот разговор Инесса вспоминает урывками, орудуя сварочным аппаратом.

Скважина в городке есть. Вода там чистая. Те две-три недели, что беглецы жили здесь, они пользовались ею без проблем, а сегодня утром Петрушевский вдруг скомандовал сделать трубу подлиннее — такую, как водопроводные. Почетная обязанность сваривать куски вместе почему-то досталась Инессе. Та следит за искристой нитью шва, размышляя, что Петрушевский к чему-то готовится.

Нетрудно догадаться, к чему.

Трубы, запас продовольствия и много инструментов, за которыми отправляют в соседние города — искать подходящие лазерные резаки, сварочные аппараты и все, что может резать и сшивать. Готовят материалы, подбирают листы. Хотят строить укрытия и прорываться…

…к тому, что, возможно, останется под скорлупой.

Улочки горного городка выглядят, почти как до войны. Июньское солнце, зелень, обжитые дома и несколько тысяч человек. Даже куча летунов на стоянке. Жители настолько заняты, что Инессе кажется, будто время скрутилось в узел и, как в какой-то сказке, затягивает их, не давая вспоминать о насущном. О тех, кто обитал здесь раньше и вдруг пропал в одночасье, о пустых окрестностях — слишком пустых даже для выжженной земли. О том, что среди бывших людей будущего, возможно, есть предатель… и о том, что если стоаранские вирусы были созданы на Земле, то есть надежда избавиться от них, а не бежать.

— Мы фильтры не у вас случайно бросили? — Алай заглядывает под навес у скважины, где Инесса в компании еще двух человек конструирует складное сооружение из труб.

— Не у нас, — отмахивается она и провожает Алая взглядом искоса. Уже и медэкспертов отправили готовить новую эвакуацию. Петрушевский махнул рукой на исследования. Интересно почему.

После труб идут экспедиции в крупные города. Нужно поискать, не уцелели ли где летуны. После летунов ищут топливные пластины, генераторы, батарейки. Ян, ругаясь через слово, рассказывает вечером, что исследования отложили на потом и хотят вернуться к ним, когда Город Будущего обустроится на поверхности скорлупы. На вопрос, неужели все-таки возможно исследовать что-то под скорлупой, он раздраженно пожимает плечами. Алай говорил, что под скорлупой в темноте и духоте еще теплится что-то…

Центр городишки становится похожим на склад под открытым небом. Патрули сообщают, что волокна все ближе.

Но решающая минута все равно застает врасплох.

— Быстро тревогу! Они через час будут здесь!

Сонную угловую комнату патрульного пункта взрывает крик из переговорника. Инесса на ночном дежурстве, таком же унылом, как прошлое и позапрошлое. Осознание приходит не сразу.

— У нас была еще неделя!

Она вскакивает и хватает переговорник. Вызывает Анджей, который нынче служит в воздушной страже. Вот знали они, что нужно наблюдать за волокнами, те могут преподнести сюрприз…

— Они повредили по пути еще одну атомную станцию. Любой взрыв дает им толчок.

Связь обрывается. Инесса выскакивает из помещения и поднимает в небо патрульный летун, на котором специально для таких случаев установлена оглушительная сирена.

Потом будит Яна. И в мельтешении и нарастающей вокруг панике почему-то может думать только об одном. Чтобы он не забыл взять книгу-планшет.

Впрочем, Ян не забудет. У него достанет хладнокровия, чтобы ничего не упустить.

* * *

Мелькают летуны. Мелькают, взмывают вверх один за другим, как корабли на волнах в бурю. Только вместо бури — первые гибкие хлысты волокон. Целыми прядями.

Снизу взлетает последний транспортник, а хлысты уже обвивают трубу, которую до последнего спешно монтировала группа техников. Они вырываются из-под плотнеющего слоя скорлупы. Живые пряди, сплетаясь, не могут в нее вонзиться, их концы тянутся далеко вперед. Труба с насосом так и остается торчать над неумолимо наползающей толщей. Летуны зависают в воздухе… не все.

Один идет на снижение и замирает прямо над слоем волокон. Тот еще небезопасен, по нему бежит рябь, порой сильная, как конвульсии. Инесса хмурится, не понимая, в чем дело. Потом выходит на связь с летуном. Почему бы и нет.

Оттуда не отвечают. Кто-то отчаянно кричит в переговорник. Слова она различает лишь спустя некоторое время.

— …обогни их! Курс на запад! Шевелись!

И ругань, ругань. Летун стрелой мчится на запад, видно, сопровождая того, с кем говорит пилот. Голос пилота смутно знакомый. Черт, кто бы это мог быть? А чтоб тебя…

Под слоем кто-то остался?!

И почему он не может выбраться?

— Отвечай, мать твою! Ходер, ты меня слышишь? Ходер!

— Что у них случилось? — беспомощно бормочет Инесса сама себе. Летун замирает, сдаваясь. Слышно, как в кабине прорезаются новые голоса. Кто-то еще пытается докричаться до пилота. Ладно.

Кто бы ни потерялся, до него сейчас не добраться.

В западном направлении исчезает с десяток кораблей, в основном — легкие истребители, которые уже ничего не могут расстрелять. Такие, как старый летун, оставленный Инессой в ангаре у дома. Сейчас она на служебном, с уже выключенной сиреной, а Ян должен был поднять в воздух ее собственный. Инесса на мгновение пугается, подумав, что Ян может и не уметь управляться с истребителем, но быстро успокаивается. Не умел бы — давно бы сказал.

Транспортники опускаются все ниже, устало примериваясь к неровному слою волокон. Тот уже затвердел.

Можно высаживаться или еще подождать?

Тьма превращается в предутреннюю серость. Летуны появляются на горизонте, медленно приближаются с западной стороны. Молчание.

Инесса оглядывается на боковой дисплей и видит, что на востоке уже горит воспаленная полоска восхода. В его розовато-сером свете волокна тоже серые. Омерзительно-серые, они почему-то напоминают о вареной рыбе, а та, в свою очередь, о разбухших водянисто-белесых телах утопленников. Когда Инессе было лет двенадцать и она училась в интернате, из местного озера выловили такого утопленника. Интернат долго трясла полиция. С тех пор Инесса не могла есть рыбу…

Что теперь — предстоит остаток жизни прожить, постоянно видя эту сероватую дрянь?

Она сажает летун на твердокаменную поверхность, повинуясь отмашке Петрушевского. Постепенно приземляются все. И наблюдают, как приближаются те несколько кораблей, которые пытались вызволить кого-то из-под слоя.

Доносятся крики. Вокруг одного из кораблей собирается толпа. Инесса проталкивается ближе.

— …Не успевали перенести оборудование, понимаете вы! Я же просил выделить еще пару человек! Естественно, он был подключен к стационарным приборам!

— Какого черта вы просто не переложили его в мобильную капсулу? — глуховатый голос Петрушевского непривычно звенит от ярости.

— Это требует времени! У нас не было времени. Мы были не готовы и…

—Однако сами вы спастись успели, Алай, — бросает Петрушевский.

Инесса наконец подбирается вплотную к происходящему. Видит Алая, рядом с ним — еще пара человек, знакомых по команде экспертов, а вон — Ян, который тоже обеспокоенно прислушивается к скандалу…

— Зачем его вообще отключили от мобильного аппарата? — гневно продолжает Петрушевский. Ему отвечает врач из медблока:

— Мобильный работает на отдельном генераторе, у нас таких не было. Мы экономили заряд. Никто не ожидал, что волокна прорвутся сюда так резко, поймите.

Петрушевский сверкает глазами, но ничего не успевает возразить. Алай падает на колени и с силой бьется лбом о плотную серую поверхность.

Потом еще раз.

— Я знаю… черт подери… знаю все… что… вы… можете сказать!

Он бормочет сквозь зубы, потом выхватывает пистолет, разряжает в слой волокон всю лазерную обойму — Петрушевский делает шаг назад. Алай отшвыривает пистолет. Заряд уходит в волокна, и они поглощают его без следа. Алай с бранью бьется головой опять, и только тогда к нему подбегают двое из бывшей команды экспертов. Его поднимают. Откуда-то появляется женщина — кажется, из тех, кто занимался продовольствием, — и наотмашь хлещет его по щекам, приговаривая: «Обычная истерика, перенапряжение…»

Бывшие обитатели Города Будущего наблюдают апатично. Чересчур апатично. Так наблюдают, когда знают, что впереди не ждет ничего хорошего. Кто-то переговаривается, кто-то уже отвернулся, кто-то пробует разбить палатку или продырявить слой волокон.

— Значит, Блазовского мы потеряли, — мрачно подытоживает Петрушевский. — Кто был с ним?

Ему отвечают вполголоса. Алай еще рядом, стоит, запустив пальцы в редкие светлые волосы, приходит в себя. Инесса бездумно скользит взглядом по его долговязой фигуре и упирается в тошнотворно-серую скорлупу.

На ней кровь. У Алая расцарапан лоб. Шишки и ссадины, которые он сам себе наставил.

Скорлупа в этом месте выглядит чуть иначе. В рассветной мгле трудно разглядеть. Инесса подходит, опускается на корточки и щурится. Рядом падает тень — к ней присоединяется Сиверец из числа экспертов, потом Ян. Она раздраженно хлопает себя по карманам:

— Или не заслоняйте свет, или дайте фонарь… Вы тоже это видите?

Ян протягивает ей небольшую пластинку-генератор. Инесса щелкает диодным блоком и усмехается мимолетно. Вот уж в чем на Яна можно положиться, так это в бытовых мелочах. Удобно…

Скорлупа медленно вспухает серо-розовыми пузырями. Теперь на них глазеет еще и Петрушевский.

— Что это? — резко спрашивает он.

— Мы бы знали, если бы вы дали возможность изучить волокна получше, — злобно бросает Сиверец, вскакивая. Петрушевский снова заводится. Нервы у всех на пределе.

— Я не давал возможности? Я? Я вам что, тюремщик, Алоиз? Вы же сами говорили, что понятия не имеете, как работают волокна, что стоаранский вирус — только одна сторона некой информационной технологии, о которой вы ничего не знали… Я должен был выделять вам людей на исследования архивов? Черта с два вы бы что-то нашли!

— Вот мы и не нашли, — разом теряя весь пыл, бурчит Сиверец.

Инесса рассматривает пузыри. Те трясутся, как желе на блюдце, и одновременно скорлупа под ногами становится как будто мягче. Инесса отползает чуть в сторону.

Вздрогнув в последний раз, пузыри застывают.

— Ну-ка, — говорит вдруг Ян, встает и делает несколько размашистых шагов в сторону. Туда, где скорлупа гладкая и твердая. И достает нож.

«Совсем идиот?» — хочется сказать Инессе, но слова застревают в горле.

А он опускается на колени и умелым движением надрезает одну из выпирающих вен на левой руке. Крови немного. Ян рассеянно зажимает рану пальцем и щурится на капли на серой поверхности.

Они расплываются, впитываясь на глазах. Гладкая скорлупа вздрагивает и вспучивается розовыми пузырями.

— То же самое, — Ян кивает на них, показывая очевидное. Сиверец, Алай, Петрушевский, еще кто-то — все топчутся поблизости. Кажется, твердая «почва» под ногами опять вздрагивает. — Отойдите! — громко командует Ян.

И вонзает нож в мягкие бугры.

В следующий момент ему самому приходится спасаться, кубарем откатываясь в сторону, а остальные шарахаются еще дальше. Длинный надрез проваливается, как разошедшийся шов на ткани. В нем проступает чернота. Вырывается немного пара. Скорлупа уже не жесткая, она волнуется, заставляя всех пятиться… и все равно застывает спустя несколько секунд.

— И что, к чертовой матери, это должно означать, Закаевский? — растерянно спрашивает Сиверец.

— Проверь текстуру, — негромко говорит Ян и осторожно возвращается туда, где бросил нож. Ножа больше не видно, разрез затянулся. — Видишь?

Инесса решительно подходит и всматривается в то, что разглядывают они. Свет фонаря смешивается с первыми лучами солнца.

И она видит.

То, что было окаменевшими волокнами, похожими на бесконечную массу волос, теперь больше похоже на подернутую льдом лужу. Волокна расплавились там, где на них попала кровь.

* * *

— Если, — шипит Петрушевский, — кровь может разрушать волокна, почему погибло столько людей? Взять хотя бы тех, кто задохнулся от клубков в горле! Почему вы до сих пор не удосужились это выяснить?

— Да почему… Нужно было сразу напоить образцы кровью, а не разглядывать, препарировать и тратить реактивы, — с иронией говорит Ян Инессе. Беглецы более или менее организовались — палатки, матрацы, привал, как в лесу. Благо июньское тепло хотя бы не позволит умереть от холода. Петрушевский проводит срочное импровизированное собрание, призвав к себе помощников, которые уже битый час пытаются вытряхнуть информацию из экспертной группы. На Инессу мало кто обращает внимание. Она может слушать молча.

— Кое-что мы выяснили, вот только половина знаний осталась у Блазовского, и он не успел с нами поделиться, — тем временем оправдывается Сиверец. — И еще. Кровь не разрушает волокна. Она с ними взаимодействует. Мы же давно выяснили, что вирус, из которого ни появились, сильно завязан на человеческую ДНК. Взаимодействие логично. Мы попробуем его объяснить.

— Что должно возникнуть от взаимодействия?

Что должно возникнуть?

Инесса бездумно постукивает носком армейского ботинка по скорлупе.

При свете дня сомкнувшаяся скорлупа похожа на бескрайнюю равнину с редкими волнами-рябью. Нежаркое июньское солнце светит с ярко-голубого неба на эту серую гладь. Кажется, что кто-то бросил недорисованный компьютерный пейзаж на полпути и половину экрана еще предстоит заполнить.

Кривясь, Инесса рассматривает неестественную серость, сходящуюся с правильной летней синевой. На самом краю копошатся фигуры. Она оглядывается на лагерь — пестрое на сером. Беглецы заканчивают разбивать палатки, возятся, устраиваются поудобней, натягивают тенты между летунами. Кто-то подключает походные грили к энергоблокам кораблей, кто-то переругивается. Позади, насколько хватает взгляда, тянется однообразная пугающая пестрота. Петрушевский старался не зря — к бегству они оказались готовы. Было ли это тем, к чему действительно стоило готовиться?

Буря пока приближается. Алай, Сиверец и еще кто-то из бывшей экспертной команды настроены серьезно, но сейчас их больше интересует неожиданное открытие.

Оглянувшись на свой летун — их с Яном жилище — Инесса направляется к тем, кто мельтешит там, вдали.

Поле деятельности видно издалека. Темнеет несколько металлических контейнеров или канистр. Остро пахнет бензином и отчего-то мочой. Инесса приподнимает брови и впервые задумывается, что, наверное, зря притащилась. Десяток экспертов, возящихся с зажигательным устройством, заметно конфузятся. Ян тоже с ними. Посмеивается.

— Эксперимент в разгаре. Вход воспрещен.

— Орафанн, не мешайте, я все скажу вечером, — один из экспертов разгибается, и она узнает в нем Петрушевского. Машинально смотрит на то, над чем он наклонялся. Ничего особенного. Бензиновая лужа. Вон та черная яма чуть поодаль интереснее. И серые волокна там не серые, а скорее…

— Я сейчас, — говорит Ян и, взяв Инессу за локоть, отводит в сторону. — Возвращайся к летуну. Мы почти прорубили незакрывающийся лаз под скорлупу.

— Бензином?

Инессу трудно выгнать, если ее любопытство уже пробудилось.

— От бензина толку чуть. Волокна размягчаются только при реакции с человеческой ДНК. Кровью, слюной, мочой и любыми другими физиологическими жидкостями.

Инесса украдкой оглядывается на Петрушевского и прячется за Яна, чтобы скрыть веселье.

— А просто потрогать, подержать руку — не вариант?

— Не вариант. Оно реагирует только на жидкости. Или хочешь поучаствовать?

Она давится смехом. А, черт! Стоаранский вирус продолжает издеваться над своими жертвами. Он явно не лишен злобного юмора.

— Пробовали поджигать горючим — не помогает. Надо сначала размягчить, потом облить бензином, после этого она прогорает, — продолжает Ян. — Два резервуара из биотуалетов уже вылили, если будешь и дальше здесь топтаться, притащи нам еще парочку… Ты что, подумала, мы отливаем сюда по очереди?

Именно это она и подумала… Ах да, биотуалеты. Петрушевский позаботился и о них. Хочешь — перерабатывай отходы в воду для технических нужд, хочешь — используй для прорубания хода вниз… Или промывания хода?

Инесса в последний раз фыркает и уходит.

* * *

— Как мы и надеялись, скорлупа не занимает все пространство под поверхностью. Она довольно тонкая. Условия внизу… нет, жить постоянно там нельзя. Все опутали отдельные пряди, к тому же воздух переполнен летающими клубами волокон. Но совершать длительные вылазки можно, если использовать респираторы. Поэтому мы начнем немедленно…

Петрушевский вздыхает, отводя ото рта мегафон. Инесса скептически щурится.

— Выходит, спешить теперь некуда, — в лениво-зловещем голосе, перебивающем глухую решительную речь Петрушевского, с трудом узнаются знакомые интонации Алая. — Если бы вы тогда выделили хоть пару отрядов, мы могли бы уже найти архивы. Этой скорлупы могло и не быть. Не объясните, чем вы думали, господин главнокомандующий?

По толпе проносится неясный ропот. Непонятно, склонны они поддержать Алая или Петрушевского. Не хватало здесь только мятежа, думает Инесса. Потом успевает еще подумать, что сама в таком случае приняла бы сторону действующего командира, потому что для свар сейчас крайне неподходящий момент. Приняла бы, если бы не…

Ян наверняка поддержит своих. Именно с экспертной группы начинается бунт. На месте Петрушевского она бы отнеслась к этому серьезнее, но с советами к нему не пойдет.

— Позже, Алай, — отмахивается Петрушевский спокойно, но безапелляционно. — Итак. Первую вылазку совершит группа офицеров охраны…

Вот знала ведь она, что от разведки не отвертеться. И кого еще отправлять в потенциально опасную зону, как не тех, кто изначально не подходил для Города Будущего, потому что не мог принести потомства? Со своей мечтой возродить человечество Петрушевский весьма предсказуем.

— Ольгер, возглавите группу. Алай, полетите с ними, коль скоро это вы потеряли Блазовского. Заодно найдете останки. Орафанн, у вас есть истребитель, кажется? Отлично. Альцев, подойдите ко мне, есть пара вопросов. Вылет завтра утром.

Солнце еще изливается потоками пронзительно-дневного света. Разбавленное золото похоже на яблочный компот с примесью жженого сахара. Оно тоже подпалено по краю — самую малость. И беспечно тлеет, чтобы через несколько часов сгинуть в пожарном зареве. Первый вечер после окончательного падения Земли.

Или все это — еще не конец?

— Давай я полечу с тобой. Или вообще вместо тебя, — говорит Ян, наблюдая через входной люк, как Инесса швыряет в сумку рассыпанные по кабине пожитки, которые он в спешке забросил туда ночью. Она выдергивает из-за сиденья свернутый брезент.

— Это что — палатка? Раскладывай, она пригодится. Черт, а я-то надеялась, можно будет раскрутить сиденье, разложить и спать в кабине. Не нужно лететь вместо меня. Нет смысла. Волокна затвердели, сейчас там не опасно. И с нами будет Альцев.

Альцев — глава патологоанатомического отделения медцентра. Точнее, когда-то был им. Имел определенное влияние, мог поставить на место Алая с его бунтом… раньше. Вряд ли разошедшиеся эксперты сейчас хоть во что-то его ставят. Инесса бы о нем и не вспомнила, не назначь Петрушевский его в разведгруппу.

— Похоже на зимний поход, — вдруг говорит Ян. — Только тепло. Ходила когда-нибудь в лыжные походы?

Инесса озадаченно смотрит на тошнотворную серость, высунувшись из люка в крыше. Надо же, какие мирные у Яна ассоциации. В отличие от нее.

— Никогда не видела смысла в походах, — отвечает она, впрочем, скорее заинтересованно, чем равнодушно. — Особенно в бесцельных. Все эти красоты природы…

— Сплошная ледяная корка после оттепели — не сказал бы, что очень красиво, — он облокачивается на истребитель, разглядывая Инессу с легким прищуром. — Она такая же, как эта скорлупа. Разве что посветлее и блестит на солнце. И небо бледнее. По ней идешь — и теряешься в пространстве, не помогают никакие навигаторы. Кругом только небо… и эта гадость поблескивает. И снега на ней почти нет. На лыжах не пройдешь, пешком тем более. Хочется прикончить того придурка, который подбил нас на вылазку, а он и сам уже готовенький, вот-вот свалится… Ругнешься и тащишься дальше по навигатору. Пейзаж — один в один, — совершенно прозаически заканчивает Ян. Инесса хохочет.

— Так это был не прилив романтических воспоминаний? Жаль. Я бы послушала.

— В другой раз, — хмыкает Ян, наклоняется к сумке и выуживает респиратор. — Лучше положи его в карман, а то забудешь.

* * *

Яркие лучи шарят в темноте, вырывая из нее фантасмагорические очертания. Инесса забывает о том, что опасалась сюда лететь. Любопытство сильнее. Она всегда была любопытной не в меру…

Десяток истребителей рассеиваются под непроницаемым куполом скорлупы и осторожно снижаются, включив прожекторы. Вверху остается крошечный проход. Вскоре он теряется в черноте. Через него, должно быть, сейчас заглядывают в эту утробу те, кто остался снаружи.

Интересно, почему скорлупа образовалась так высоко над землей?

— Сначала попробуем найти транспортник Ходера, там был Блазовский, — командует Ольгер в переговорник. — Запрашиваю координаты… Высылаю координаты.

Истребители летят на запад. Инесса любит эту легкость, с которой парит в воздухе пустой, не нагруженный бомбами и ничем не заряженный кораблик. Прожектор помогает найти дорогу между хитросплетениями огромных прядей. Те, что потоньше, истребитель переламывает, сталкиваясь с ними на полном ходу. Но если врезаться в пучок толще пары волосков… Радует хотя бы, что они способны ломаться в принципе.

Даже когда они вот так торчат, прошивая пространство сверху донизу под разными углами, в городе все равно можно жить. Так кажется.

Подумаешь, потрескались дома… Расходящиеся стены намертво сцементированы волокнами. И темнота — не такая уж проблема, если есть способ проделывать дыры в скорлупе. За отходами дело не станет, со временем можно и вовсе очистить участок неба над городом. Клубы, правда, летают. Как они могут убивать, Инесса уже знает. Но гореть они могут еще лучше…

—Вижу его, — без энтузиазма говорит Алай. — Разрешите высадку?

— Попробуем. Надеть респираторы! — отвечает Ольгер.

Истребители приземляются у маловразумительной темной груды. В ней с трудом узнается что-то, что некогда способно было тоже держаться в воздухе.

Инесса выбирается из люка без страха. Летающие волокна не способны впиваться в плоть. Они скользят мимо, касаются незащищенного лба — такие шелковистые и безобидные…

— Почему здесь так холодно? — слышится приглушенный респиратором голос Анджея. Того тоже выслали в эту вылазку. Отряд отбросов.

— Может, скорлупа не пропускает тепло, — обывательским тоном предполагает Алай и подходит к транспортнику, который лежит на боку. Кто-то прыгает обратно в истребитель и разворачивает его так, чтобы луч прожектора захватывал весь рухнувший корабль. Потоки света пересекаются под разными углами, задевая рассеянными краями обломки стен и застывшие пряди волокон. Опять обломки…

— Может? Чем вы занимались целый месяц? — брезгливо интересуется Ольгер. — Исследованием?

— Исследованием, — желчно отвечает Алай. И, пока остальные только примериваются, находит дверцу транспортника. Она пронзена свернутой крючком прядью. Еще одной.

Анджей и полузнакомый офицер из бывшего южного сектора начинают помогать. Прядь держится мертвой хваткой, прочнее стальной. Ее пытаются поджечь. Без толку. Переломить, даже прострелить из бортового лазера — никакого эффекта. Инесса наблюдает за этими манипуляциями. Кажется невероятным, что такая крепкая нить размягчается и плывет от любого плевка… и что клочья этих же волокон так хорошо прогорают в воздухе, оторванные от основной массы.

А транспортник почти цел, не считая того, что сильно помят…

— Что, нравится, тварь? — злобно спрашивает Алай. Инесса не сразу понимает, что он обращается к волокнам. Выходит, не одной ей их свойства казались насмешкой. — Ладно, черт с тобой.

И он начинает расстегивать брюки. Ольгер издает непонятный звук и замолкает, так ничего и не сказав.

Инесса тактично отворачивается. А здесь и вправду холодно. Она одета в летнюю военную форму со склада. Ледяной воздух неуютно обнимает все тело. Даже если скорлупа не пропускает тепло, не могло все остыть так быстро, не…

Она вздрагивает, поняв, что ей это напоминает. Тюрьму. Стоаранский плен.

— Есть! — доносится возглас Анджея. — Эй, Орафанн, ты там заснула? Иди сюда, держи дверь!

Инесса бросается на зов. Алай уже внутри транспортника, обугленные куски пряди рассыпались по земле, и без того устеленной осколками камня.

Алай присвечивает фонарем. Все предсказуемо. Транспортник лежит на боку. То, что не было привинчено к полу, разбросано кругом. В коридорах пусто. В пассажирском отсеке — какие-то трубки, блестящие детали, одноразовые простыни и целые клубки волокон…

— Это здесь был Блазовский? — прерывает молчание Ольгер. — Он что же, пришел в себя и успел… Черт возьми!

В этом нехитром возгласе до того бесконечное испуганное потрясение, что Инесса вздрагивает. Чего еще они не видели?

Анджей вдруг начинает кашлять и выскакивает прочь. Подняв брови, Инесса подходит к тому, что свалено в бесформенную кучу посреди отсека.

— Блазовский, — с нескрываемым бешенством говорит Алай. — Вот они, все наши знания и разгадки. Вот они…

Луч фонаря упирается прямо в кучу. Выхватывает сначала один ком, похожий на гигантский клубень, потом другой…Щелкнув, реальность сводит их воедино.

Инесса различает пять пузырей разного размера; плотную складку, изгиб, воскового цвета клочья, залатанные участками волокон. Потом — темные листы… нет, не листы, они изогнутые, как огромные половинки ореховой скорлупы… опять скорлупы…

Раздвоенные с одного конца, с характерным изгибом. Не хватает только клешней и пары вспомогательных щупалец. И зеленой мертвечьей слизи…

Вот слизь. С другой стороны. Там, где пузырчатые комья растеклись подплавленной лужей.

— Твою мать.

Инесса резко переводит взгляд в пол. К горлу неожиданно подступает тошнота.

Да, это Блазовский. Его труп, гротескно раздувшийся до полной потери сходства с человеческим телом. С полопавшейся кожей, из-под которой проглядывают вездесущие волокна. И если они заполняют все внутри, пожрав людскую плоть и превратив в материал для новых прядей, то непонятно, почему половина отсека залита зеленоватой жижей, которую ни с чем не спутаешь.

Так умирают стоаране. Умирали стоаране. Теряли форму и мгновенно разлагались, превращаясь в зловонные лужи.

— Я не понимаю… — безнадежно шепчет Алай после долгой паузы. — Я ничего не понимаю… Волокна превращают людей в стоаран? Или только трупы? Или волокна — побочный эффект, а виноваты вирусы? Или здесь просто издох приблудный стоаранин, а мы бьемся головой о стену…

Он без всякой брезгливости подходит ближе и садится на корточки. Бестрепетно изучает обезображенную плоть, смешанную с волокнами и жижей.

— Как, черт возьми. — Он уже даже не спрашивает. — Как.

Дверца открыта. Она недалеко, в паре поворотов по перевернутому вверх дном коридору. Звуки снаружи доносятся четко.

Кто-то стонет.

— Что еще? — спрашивает Ольгер, подняв брови. Словно это не вылазка на зараженную территорию, а светский прием, на который вторгаются незваные гости.

Стонут на улице. И, кажется, чуть выше уровня земли.

— А мы так и не нашли никого, кто жил здесь раньше, — задумчиво комментирует Альцев. — Это же сколько народу осталось под скорлупой…

— И каждый, надо понимать, умер так, как Блазовский, — полуутвердительно добавляет Алай, все еще не отходя от уродливых останков. — Сюда нужно привести остальных. Может, хоть так мы получим ответы…

Он вскакивает и бросается наружу. Туда, откуда доносился голос.

Инесса смотрит по сторонам, снова оказавшись на холодном сквозняке. Что это за район? Темнота и лианы из волокон искажают картины реальности. Она не сразу узнает одну из окраинных улочек Смитвилла. Южная окраина. Это здесь упал транспортник Ходера с Блазовским на борту…

А клиника, разрушенная в войну и кое-как восстановленная еще местными, находится ближе к центру.

Разведчики вертят головами. Ищут источник звука. Дома щерятся на них зубами выбитых окон. Из распяленных квадратных пастей свисают пряди волокон, похожие на непрожеванную вермишель.

— Как Ходера сюда занесло? — спрашивает Инесса. — Почему он полетел на юг? Откуда наползали волокна?

— Я говорил ему лететь на запад, — смотрит на нее Алай. — И сам сопровождал на запад над скорлупой… думал, что сопровождаю. А действительно. Я-то еще удивлялся, почему не вижу его транспортник в просветах…

— Значит, он специально летел не в ту сторону, где был выход? — уточняет Ольгер. — И что его заставило?

— Я бы решил, что он не сориентировался, если бы не навигатор, — кривится Варгол, еще один офицер. — Ладно, не до расследований. Здесь кто-то стонал или мне померещилось?

— Стонали, точно, — Анджей отворачивается от транспортника. — Сверку по секторам делали? Может, кто-то не успел улететь?

— Некоторые не успели, это я и без сверки знаю, — отмахивается Ольгер. — Пошли. Поищем.

Инесса встряхивает мигающий фонарь.

В руинах квартир стоит кромешная темнота. Пряди-лианы переплетаются причудливыми узлами и петлями. Она идет, разглядывая их почти равнодушно, и рассеянно думает, что вряд ли смерть застала замешкавшихся прямо в квартирах. Сигнал слышали все. Не могли же они продолжать спокойно спать…

Очередная темная глыба в очередной комнате с проломом вместо двери в стене. Это кровать, оказывается. Инесса без интереса скользит по ней взглядам, мимолетно удивляясь лишь тому, какие фестоны наросли по бокам.

Потом замечает, что на кровати кто-то есть.

Или что-то.

Если вспомнить останки Блазовского.

Она направляет на это непонятное что-то луч фонаря. Да. Так и есть. Еще одно бесформенное тело.

Раздутая нога, расплывшееся желе рук. Вторая нога так и осталась худой, почти костлявой. Скользит яркий луч, и Инесса видит уже набившие оскомину волокна. Это не людская плоть. Это все те же волокна, которые приняли ее форму.

Луч переползает на лицо. Точнее, то, что должно быть лицом.

Один глаз вытек. Второй медленно закрывается.

И открывается.

Рта нет. Стонать это существо явно не могло. Однако оно живет. Агонизирует или доживает, но…

И вот теперь становится страшно.

Шагнув к двери, Инесса достает переговорник.

* * *

Проходит полчаса. Или час. Проходит, проползает, пролетает в вихре однообразных гротескно-уродливых картин, издавая едкую кислую вонь.

Очень знакомую вонь.

— Их полно, — констатирует Ольгер, когда экспедиция вновь встречается у истребителей.

— Они, видно, прятались в горах, — заявляет Альцев. — Оттуда двигались к городу. Непонятно только, почему остановились на полпути.

— Может, их как раз накрыло… — неуверенно предполагает Анджей, оглядываясь на восточные районы.

Инессы там не было. Но ей уже успели рассказать, что на спуске с гор, на подступах к Смитвиллу нашли целую груду изуродованных, но еще живых тел. Они живы, но их так и называют — телами. Потому что они все равно испустят дух до истечения суток. И потому, что никто даже не пытается их спасти.

Этот вариант уже отбросили.

— Черт, жаль, что нет ни одной рабочей системы жизнеобеспечения, — сказал тогда Алай. — Может, если препарировать хоть одного живьем, мы бы выяснили больше…

…— Или это связано, — говорит вдруг Инесса. — Почему это не может быть связано? Вы заметили, какой здесь холод? На стоаранский похож. А эти… люди превратились в нежизнеспособные гибриды со стоаранами. Блазовский так точно. Куски панцирей… Вы видели куски панцирей? Если все исходит от вируса, то он мог и заставить вырожденцев ползти к городу, как только образовался купол. Под куполом начинает формироваться стоаранский климат…

Группа замолкает. Алай задумчиво барабанит пальцами по чьему-то истребителю.

— Хотите сказать, вирус превращает Землю в Стоар, а землян в стоаран? — нетерпеливо уточняет Ольгер. — Почему только сейчас?

— Инкубационный период, — вмешивается Алай. — Вирусы могли быть разными. Тот, из-за которого все перебили друг друга, и этот могут не пересекаться ни в чем, кроме общей природы. В них может быть заложена разная информация. Куча всего может быть… — он умолкает. В темноте, скрытое от света фонарей, его лицо белеет смутным пятном, на котором невозможно прочесть ничего. — Значит, так. Мы потеряли много времени, но зато мы теперь знаем, в каком направлении искать. Я или заставлю Петрушевского уступить, или погибну. Можете пристрелить меня прямо здесь, Ольгер. Это предупреждение. Рано или поздно остальные тоже начнут задавать вопросы.

Ольгер буравит глазами его непроницаемую маску. Инесса не может разобрать, что они оба там видят — в той темноте, которая скрывает взгляды.

— Вы опоздали. Петрушевский сам начал задавать вопросы, — наконец говорит Ольгер. — Полагаю, поиск ответов теперь станет нашей главной задачей… Да, еще одно. Как по-вашему, если поджечь все клочья в воздухе, мы его очистим? Или скорее спровоцируем скорлупу?

Клочья лениво и бесцельно кружатся в потоках света прожекторов.

Приводить все в порядок. Опять.

Инесса ненавидит бессмысленные занятия. Особенно те, от которых никуда не денешься, потому что нужно. Но если нужно, то они не бессмысленны… тьфу, ерунда какая.

Квартиры. Клиника. Каморка штаба. Все полутемное, слабо освещенное, в волокнах, пыли, грязи и летающих клубах. Кое-где еще остаются обезображенные трупы. Инесса занимается уборкой своей с Яном квартиры, как примерная обывательница. Потом ждет расчистка улиц. Потом — обыск складов. Под землей должны были уцелеть запасы продуктов и генераторы. И лишь потом — изучение волокон и связанных с ними открытий.

Инесса не верит, что до этого дойдет.

— На одних генераторах мы долго не протянем, а все электростанции должны были накрыться, — говорит она Яну, выпрямляясь. Тот смотрит на нее снизу вверх — прилаживает доску к пролому в стене.

Тусклый фонарь почти не дает света.

— Не протянем, — спокойно отвечает он. — Или мы в ближайшие дни восстановим электростанцию, или… пещера.

— Петрушевскому уже говорили, что можно отправить людей искать генераторы?

Ян пожимает плечами.

— Скажут. Ну и русло реки почти не пострадало, так что, может, еще и восстановим… Важно, чтобы волокна больше не преподносили сюрпризов.

— А могут?

Инесса опускается на корточки и придерживает доску, пока Ян крепит заплату к стене. Да, по сравнению с недавним прошлым это уже пещера. А они-то думали, что цивилизация закончилась тогда, в феврале…

— Теперь мы узнаем это очень не скоро. Или сами увидим, когда накроет первым сюрпризом… А, черт!

— Откуда ты взял эту доску? — Инесса не может сдержать смешок. Ян прибивает доску по старинке — гвоздями из строительного пистолета. Нажимает на кнопку, острый гвоздь впивается в дерево, и… оно трескается, как сухая глина. Тогда-то Ян и чертыхается, и на лице у него на миг мелькает такое недоумение, что комичность перечеркивает весь ужас положения.

— На улице подобрал, откуда же еще. — Он разглядывает осколки и отломанный угол, потом сдвигает доску. Снова щелчок строительного пистолета — и еще один кусок отваливается, разлетаясь в крошево и пыль.

— У тебя руки не оттуда растут, — не выдерживает Инесса. — Дай я.

Он с усмешкой уступает ей пистолет. Инесса выравнивает доску, прицеливается…

— Черт.

— У тебя тоже не оттуда, — мирно заключает Ян. Потом подносит к глазам злополучную деревяшку.

Они изучают ее вместе, как небывалую диковину. Не гнилая, не трухлявая, не пересохшая…

— Ладно, найду другую.

* * *

…Инесса прокручивает в голове и этот разговор, и свои предположения, направляясь за город.

Отряд еле движется. Попутно нужно прорубать и прожигать путь, если волокна не дают пройти. Многие улицы затянуты густой паутиной. Сквозняк несет трупную вонь. Тела — забота других отрядов.

Они идут, не заботясь о строе. Малыш Берти Полецкий, которому место не в армии, а в детдоме; Томаш из бывшей южной охраны; полузнакомый офицер по имени Александр из штаба Города Будущего; сама Инесса и глава отряда Ольгер. Главное — пробиться.

Не считая того, что все пронизано волокнами, проблем нет. Для расчистки дороги припасен бак из биотуалета и канистра бензина. От вони, если понадобится, спасет респиратор. Инесса пока не надевает его, потому что воздух чист. Летающие клочья выжгли первые отряды, спустившиеся обратно под скорлупу.

Алай был прав. Нужно было бросить все силы на изучение скорлупы, а не на подготовку… было. Алай прав, а они теперь опять в начале пути. Волокна могут мутировать сами или причинять мутации. Даже не мутации, нет — что-то посерьезнее. Меняют клетки к чертям, превращая кожу в пародию на стоаранский панцирь, а кровь — в зеленую слизь, но не доводя ничего до конца. Это можно было бы использовать даже для производства энергии… если бы Петрушевский изначально послушал экспертов.

Инесса проникается к Алаю все большей симпатией, несмотря на его истеричность. Ян тоже с ним дружит и тоже прав: на выжженной земле нельзя стоять особняком. Нужно только выбирать подходящих друзей…

Граница между улицами, тонущими в волокнах, и чистым пространством такая резкая, что Инесса не замечает, когда одно сменилось другим. Она светит фонарем только вниз, под ноги. Благо ей можно отвлекаться. Главный здесь Ольгер, а не она. И вот он стоит, оглядываясь, и отряд топчется на месте. Лучи фонарей растерянно мечутся, прошивая непривычную пустоту. Гарь пройденного пути чернеет и дымится далеко позади.

Впереди — еще пара кварталов, а дальше — начало горной гряды.

Чисто. У чистоты — ровные края. Срез: здесь идиллическая зелень и целые домики, там — уже разметанная стена волокон. Полосами. Точнее, одной полосой.

— Любопытно, — роняет Ольгер. Их небольшой отряд из пяти человек рассматривает окраину. Чистая полоса не совпадает с границами улицы. Фонари шарят повсюду, придирчиво изучая местность. Если бы не темнота, непроницаемый купол скорлупы над головой, можно было бы подумать, что волокна сюда вообще не добрались.

А вон и штаб снабжения. Отсюда есть ход в складские подвалы. Остальные ходы завалены, а подвалы строились по всем правилам — под городом, разветвленной сетью.

Так требовали в начале войны.

— Отлично, — резюмирует Ольгер. — Меньше хлопот.

Дверь в здание заманчиво приоткрыта — видно, в спешке эвакуации кто-то забыл закрыть. Отряд пересекает улицу. Потом ступает на газон.

И тотчас темнота взрывается руганью.

— Мать твою! Они здесь из земли торчат, что ли?

— Волокна? Да это не волокна, это трава!

— Скажи еще, босиком пройтись по такой травке!

Инесса тоже едва удерживается на ногах, а затем направляет луч фонаря вниз.

Да. Это трава. Зеленая, глянцевито блестящая. И жесткая.

Точно идешь по доске, из которой торчат гвозди. Как карикатурный йог.

Сапоги у Инессы армейские, прочные. Но даже сквозь толстую рифленую подошву чувствуются острые шипы, в которые превратились травинки.

— Что за новая дьявольщина?.. — ворчит Ольгер. Остальные трое переговариваются и щупают траву. Томашу она, кажется, проткнула подошву и оцарапала ногу.

— Идти можешь? — интересуется Ольгер. — Есть чем перевязать? Перевязывайте, и пошли. Потом отправим сюда экспертов.

— Если им будет с чем работать. Какие-то мобильные лаборатории у них есть? — не выдерживает Инесса.

— Найдутся, — кривится Ольгер. — Не время нудить, что все надо было делать не так.

Здесь она с ним согласна.

— Я думал, тут будут летать клочья волокон, — говорит Берти, когда они наконец добираются до здания и заходят в холл. Чтобы попасть в подвал, нужно пересечь его и открыть дверь на лестницу. Она уже близко, ключ торчит в замке и тускло поблескивает. — Они сгорали только в воздухе…

Да, когда клочья жгли, пожар не успел перекинуться на дома. Специально проверили, прежде чем запускать огненную волну. Действительно. Внутри должны быть волокна…

— Или хотя бы пепел, — удивленно подхватывает Инесса, водя фонарем туда-сюда. Нет пепла. Нет никаких следов волокон.

— Странно, да, только не стойте как статуи, — нетерпеливо подгоняет Ольгер. — Эксперты разберутся, пойдем!

Отряд не стоит. Но недоумение не унимается.

— Пряди могли обойти этот участок, но клочья-то летают везде, — бурчит Берти, плетясь в хвосте. Ольгер уже не слушает.

Он отпирает дверь в подвалы.

Точнее, кажется, что отпирает.

Стоит коснуться ключа, как тот… рассыпается. Мелкой-мелкой пылью.

И Ольгер даже не сразу находит слова.

— Так, — произносит он, закончив ругаться. — Должна быть свободная мобильная лаборатория. Кого-то надо вызвать сейчас же.

Отряд молчит. Нужно. Волокна не исчерпали запас сюрпризов.

Отряд молчит, и когда Ольгер кричит в переговорник, связываясь с Петрушевским, потом с Альцевым, потом еще с кем-то из штаба. Ответы слышны всем.

— Не теряйте времени, пробивайтесь, — Петрушевский говорит с досадой, словно его отвлекают назойливыми мелочами. — Структура волокон еще не изучена даже наполовину, так чего вы хотите? Волшебного реактива, который отменит все аномалии? Здесь на ГЭС примерно то же, что и у вас, нет времени, действуйте, Ольгер!

— То же, что и у нас? — растерянно бормочет Полецкий.

— Действуем, — отвечает Ольгер умолкшему передатчику и выхватывает из кобуры пистолет.

Выстрел порождает раскаты эха. Вспышки изливаются искрами. Он стреляет в замок и дверной косяк. Ответом служат злые смешки. Дополнительные просьбы не нужны, Томаш и остальные не против согнать злость хоть на чем-то. Инесса не исключение. Ружье удобно ложится в руки, и она стреляет…

Отдача помогает прийти в себя.

— Нам повезло, что она не бронированная, — ворчит Ольгер, толкая ногой дверь. Та со скрежетом отваливается. Да, повезло. А впрочем, вернулись бы за автогеном.

Ступеньки преодолевают в напряженном молчании. Глубина не очень большая. Не успеешь додуматься хоть до чего-то, как упираешься в следующую дверь. Инесса ждет, пока Ольгер откроет. Здесь должно быть уже открыто, никто не запирал на ключ…

— Твою!.. — цедит Ольгер, дергая за ручку. Инесса вскидывается, ожидая нового сюрприза, но это всего лишь тугие петли. Подземелье наполняется пылью, а слух режет противный скрип. Точно кто-то тащит по каменному полу нечто очень тяжелое.

— Что случилось? — спрашивает Александр.

— Да ничего, проржавело, — подтверждает догадки Ольгер. Дверь кое-как открывается. Заходя, Инесса украдкой трогает ее. И впрямь — каменная глыба.

— Ч-черт. Будь у меня настроение получше, я сказал бы, что этот подвал ожил и восстал против нас, — заявляет Ольгер. — Так, Полецкий, третий поворот направо по главному коридору — там продуктовые склады. Проверь, все ли уцелело, мы подойдем. Остальные — со мной. Генераторы тяжелые, выносить будем вместе.

Тощий Берти, явно обрадованный перспективой избежать перетаскивания тяжестей, уносится по коридору — только луч фонаря прыгает вверх-вниз. Инесса разглядывает подвал. Пусто. Видимо, его и оставляли заполненным не до конца.

— А, так здесь их всего два? Негусто, — говорит Томаш. В очередном помещении ничего нет, только две груды ржавчины, на поверку оказывающиеся генераторами.

— Они хоть работают? — скептически интересуется Инесса.

— Подлежат ремонту, — расплывчато отвечает Ольгер. — Нужно выволочь наружу. Попозже освободится транспортник — заберет.

— Сколько он весит? — невзначай бросает Александр, примериваясь к ржавому чудовищу, но так и не успевает поднять. Доносятся изумленные крики, смазанные эхом.

— Железо! Оно все железное!

Берти влетает в помещение и машет руками.

— Что железное? — терпеливо спрашивает Инесса.

— Да все! Все продукты в жестянках! Весь продуктовый запас!

* * *

Металлические контейнеры уходят штабелями под потолок. Они странно тяжелые — даже для полных ящиков. Но настораживает не это. Изумление приходит, когда Ольгер хватает один ящик, не удерживает, роняет, и… металл разлетается. Осколками. Как разбитая глиняная табличка.

— Твою ж, — говорит кто-то, когда стихает эхо.

— Железо или сталь так себя не ведет, — зачем-то сообщает Берти. — Кстати, один ящик я уже открыл.

Он кивает в сторону.

— Железная тушенка теперь во всех?

В банках, судя по этикеткам, не тушенка, но что-то похожее. Какое-то консервированное мясо, способное храниться веками. Ольгер берется за петлю на крышке и тянет. Крышка снимается с видимым трудом.

— И правда железо…

— Говорил же я! — Берти, похоже, ликует. Остальные склоняются над банкой.

Железо. Не метафорическое, а самое что ни на есть настоящее. Темный булыжник или слиток покоится в жестянке, точно повторяя ее форму. Даже самое слежавшееся мясо не могло в него превратиться.

Ольгер тычет в слиток ножом. Потом вскрывает еще несколько банок — везде то же самое. Выхватывает пистолет, стреляет в ящик на верхушке одного из штабелей — и металл разлетается уже знакомыми обломками. Камень вместо железа, металл вместо мяса…

Металл. Так это жесть или железо? Или сталь?

— М-да, — хмыкает Ольгер, бросая бесполезную жестянку. — Эксперты. Нужны эксперты. Надеюсь, на других складах ситуация получше. А нам здесь ловить нечего, не считая генераторов. Пошли.

Инесса оглядывается на ящики. Что тут еще скажешь. Она не знает, как на других складах, но кое-какие продукты точно уцелели. Банки консервов у нее в квартире… Они с Яном их ели уже после возвращения — те, которые не размозжило прядями волокон. Значит, то, что поработало здесь, действовало избирательно. И характерных клочьев-ошметков прядей нет…

Что, черт возьми, здесь случилось?

— Берите! Сначала один, потом второй! Наше дело — просто вытащить их наружу!

Казалось бы, сколько может весить автономный генератор — конструкция высотой по пояс и длиной примерно в треть летуна? И в одиночку можно вынести, если постараться. Жаль, тачек нет. Но Александр и Ольгер берутся за первый генератор с двух сторон, потом подходит Берти, сама Инесса… Прицементировали его к полу, что ли?

— А!

Берти роняет свой край, и сооружение с грохотом приземляется, чудом не отдавив никому ноги. Вздымается пыльное облако. В эхе грохота тонет треск бьющейся глины.

А затем отряд, разинув рты, смотрит, как снизу от генератора отваливаются каменные осколки.

— Еще одно? — без выражения цедит Ольгер.

«Еще одно», — думает Инесса. С этого склада, очевидно, брать нечего. Если только вам не нужны каменные генераторы, банки железного мяса, которые очень скоро пригодятся, чтобы сшибать на бегу диких животных, как в пещерные времена, и каменная трава на подходах. Кстати, дикие животные…

Раньше они то и дело лезли в поселение. Теперь, когда Землю захлестнули волокна, не видно ни одного. Спрятались? Попали в жернова?

— Какой смысл звать сюда экспертов? — ворчит Александр на обратном пути. — Здесь даже волокон нет. Ну исследуют под микроскопом камень, ну объявят, что это камень… Бесполезная работа.

— Петрушевский долго так считал, — нейтрально отзывается Ольгер.

— И правильно. Теперь решил слиться…

Переговорник у Ольгера взрывается истеричным треском, стоит ему поймать сигнал на выходе из подвала.

— …вы там сгинули? В ратушу, быстро!

Голос знакомый, но Инесса не успевает его распознать. Все тонет в грохоте и криках. Затем обрушивается что-то тяжелое, и связь обрывается. В подошвы снова колет каменная трава.

— В ратушу.

* * *

Раньше здание местной администрации называлось по-другому. Когда Смитвилл заняли выходцы из Восточноевропейского Союза, к толстой семиэтажной «свечке» без двух верхних этажей намертво приклеилось название «ратуша». Хотя разместился здесь штаб — верхушка Города Будущего.

Или теперь уже — Города Прошлого?

Отряд под началом Ольгера направлялся к складам без летунов. Пешком приходится и возвращаться.

Инесса мечтает зайти в ратушу и упасть на какое-нибудь сиденье. Но с каждой минутой надежды тают. В штабе заваруха. Причем неслабая.

Пара выстрелов…

— Ольгер, вы с людьми? Зайдите через вторую техническую дверь! Мятежники засели в котельной, их человек десять, накройте их сейчас!

Переговорник еле хрипит, некто пытается перекричать грохот. Инессе кажется, что она проспала несколько лет. Какие еще мятежники? Откуда мятежники? Против кого…

Ах да. Вот чей это голос. Это же Петрушевский.

— Кто против него? Что там стряслось?

В темноте только вспышки выстрелов и мечущиеся лучи фонарей дают хоть какую-то картину происходящего. С утра половина народу разошлась по складам или жизненно важным объектам, вторая — отправилась наводить порядок в городе. Когда и кто успел…

— За мной, — отрывисто говорит Ольгер.

— Черта с два, — вдруг отвечает Александр. Молниеносно выхватывает пистолет. Вспышка, грохот совсем рядом. Выстрел не попадает в цель. У Ольгера реакция лучше. Александр медленно валится на изувеченную растрескавшуюся дорогу.

— Кто-нибудь еще хочет устроить заваруху?

— Да что случилось? — раздраженно ворчит Берти, но его злость больше похожа на нытье.

— Что-что… Кому-то понадобилась власть над кучкой идиотов, — бросает Ольгер. — За мной.

Он ныряет за остовы живой изгороди, во дворы соседних строений. У ратуши слишком много народу, нужно обходить, в темноте и неразберихе не поймешь, где свои, где чужие. Инесса сама не понимает, кто устроил заваруху. Плохо, если это началось с экспертов. А могло, они давно скалили зубы на Петрушевского.

Она жмет на кнопку переговорника, но Ян не отвечает.

Ольгер вскидывает руку, приказывая ждать. Там, поодаль, в болезненно пульсирующей тьме, ратушу огибает группа людей.

За экспертами могли пойти многие. Если это Алай, или Сиверец, или оба решили разобраться с курсом общины, убрав того, кто навязывал неугодный им курс… Черт, в этой каше не понять, кто чего хочет! Нужно изучать происхождение волокон, очевиднейшая же вещь, нужно обыскивать архивы, найти уцелевшие мобильные лаборатории. Нет, оказывается, многие считают это тратой времени и сил…

— Пошли!

Раздумьям конец. Отряд срывается с места.

Вторую техническую вышибают парой выстрелов. Упитанность Ольгера в условиях боя дает преимущество: он двигается бесшумно и твердо стоит на ногах, когда здание сотрясается. Ощутимо сотрясается… не падает.

— Стрелять на поражение, кого бы вы ни увидели, — распоряжается он.

Действуй на рефлексах, думать будешь потом. Знакомо. Инесса думает об этом отстраненно, а рефлексы уже действуют. Пригнуться, прижаться к стене, оглушить встречного, пока он не успел ее заметить. Можно оглушать, это еще не бой. Она заглядывает в лицо. Кто-то из солдат с охраны стен. Чужак.

В котельной хлипкая дверь. Не для баррикадирования.

Двоих снимает Ольгер. Потом падает, хотя в него еще даже не стреляли… нет, уже стреляют. Чутье. Импульс проносится у него над головой, разбивается искрами о металл стены. Инесса рывком опускается на колени и стреляет в полутьму, откуда прилетел заряд. Сквозь свист выстрелов доносится тихий стон. Из глубины котельной отбиваются, причем, кажется, прицельно — а укрыться здесь негде. Старомодный котел возвышается посреди зала, прошивая его от пола до потолка. Из-за серебрящихся стенок то и дело вспыхивают импульсы. За дверь бы… хоть какая-то защита…

Крики сливаются в мучительный хор. Ольгера отшвыривает к стене. Инесса попадает еще в один неясный силуэт.

Стреляй, думать будешь потом…

…рефлексы действуют. Слабый огонек — и ее точно пружиной выбрасывает в коридор. На пол, голову прикрыть руками. Это выстрел. Нет, это не выстрел.

А в следующее мгновение мир взрывается и обрушивается на них, хрупких, жалких и ни на что не способных. Еще и дерущихся с другими неспособными за право творить то, на что не способен, от лица власти. Какая власть, когда тебя в любую секунду может смести?

…владеть собой — высшая власть.

Поэтому Инесса заставляет себя лежать и ждать, как велит интуиция. Не вскакивать. Не бежать. Не кричать.

Берти уже начинает что-то выкрикивать, но она так и не узнает, что именно.

Взрыв оглушает. В спину больно бьют обломки. Инесса понимает: все случилось только что. И когда ей казалось, что мир взрывается и рушится, — это была только оглушительная тишина после нескольких выстрелов.

Которыми, похоже, убили последних мятежников.

Разрушений меньше, чем она ожидала.

Стальные стены выдерживают, только слегка корежатся. То, что впилось в спину, вылетело из открытой двери. В ушах невидимая вата и громко шумит кровь. Тоже легко отделалась.

Инесса поднимается и окидывает взглядом поле боя.

В котельной теперь — месиво и пепелище. Котел, помнится, переделали под кустарный генератор энергии. Рванул он, впрочем, не хуже, чем паровой под давлением. Ольгер… вон он, шевелится. Берти уже сидит и отряхивается, как щенок. Вот и отлично. Этого паренька Инессе было бы жаль. Томаш, судя по всему, даже в помещение не входил. Хотя назвать его трусом язык не повернется — не было смысла ломиться внутрь, когда ты не очень-то нужен…

Она наконец различает тихий, но назойливый писк. Это переговорник. Примитивная автономная рация, не требующая вышек связи. Выбор мелодии сигнала на них тоже не предусмотрен.

— Инесса? Вас что, бросили на котельную? Сучий же потрох. Петрушевский в зале заседаний вместе со всеми. Хотите свернуть ему шею — приходите.

Ян все-таки оказался с Петрушевским по одну сторону баррикад.

В этот момент Инессе даже не особо интересно, как.

* * *

Все разъясняется спустя четверть часа.

Зад заседаний похож на убежище для эвакуированных из зоны бедствия: толпа, еда, фонарики, неразбериха. На полу и креслах сидят или полулежат люди: многие ранены. Инесса тоже садится у стены, недовольно морщась. С удовольствием вытянула бы гудящие ноги, но некуда. Все забито.

— На ГЭС тоже есть участок без волокон, зато с окаменелостями или железом, — на ухо говорит Ян. — Петрушевский, когда увидел, сразу закричал — экспертов, исследование! Меня там не было, Анджей рассказал. Слово за слово… Петрушевский собирается принять план Алая: все силы на исследование, поднять архивы, если только сможем до них добраться, найти мобильные лаборатории, если где-то уцелели… Кто-то из штаба встал на дыбы. Не позволю, мол, охрану по архивам и складам отправлять, нечего им там искать, это подстава…

— Какая подстава? — Инесса легонько толкает его в плечо.

— Услать половину народу под благовидным предлогом, чтобы перепрятать запасы. Не сказать, чтобы мы остались вообще без них, но ситуация не радужная. До того изобилия, что было в феврале, нам далеко…

Инессу чуть передергивает — не сильно, только дрожь еще долго не унимается. Изобилие. Февраль. Месяц, когда все началось и она думала, что хуже уже не будет.

— И как они оказались в котельной?

— Все затеяли Савор и Врочек из штаба. Их послушалась пара десятков солдат. В котельной у них был командный пункт. Всех нас вместе с Петрушевским заблокировали в этом зале и не пропускали тех, кто подходил из города. Вы очень кстати появились, — бледно улыбается Ян. — Слушай, может, тебе хоть раны обработать? Сидишь, молчишь…

Он убирает руку, которой обнимал Инессу за плечи. На пальцах кровь. Рубашка пропиталась, выходит. Тьфу ты, а ей казалось, там пара пустяковых царапин.

— Потом. Так что, на ГЭС тоже эта окаменелая дрянь? Турбины окаменели? Вот ты исследовал волокна — это что, из-за них?

— Турбины в порядке. Но кожухи — да, окаменели. — На другом конце света, в той стороне зала, у кого-то в руках появляется мегафон. Вот черт, не дадут поговорить. — Они же стояли на каменной основе…

— При чем тут основа?

Инесса всматривается в лицо Яна так, как не всматривалась в дни плена. Вот она, разгадка, она тоже едва не нащупала эту эфемерную ниточку…

— Малейшая попытка диверсии — щадить никого не будем! — хрипло ревет мегафон голом невидимого отсюда Петрушевского. — Лояльность закончилась, мне плевать, что вы носители генофонда!

— Разошелся, — с иронией говорит Ян, почти касаясь губами ее уха. — Наши заметили интересную закономерность в этих окаменелостях и железе. Предметы меняют свойства на свойства соседних. Тех, сквозь которые проходят волокна. Как будто волокна по ходу роста переносят молекулярную структуру по цепочке: превращают камень в железо, железо — в землю, землю — в дерево или что там окажется на пути пряди…

— Но прядей не было! Там, где мы это видели, нет никаких следов волокон!

— В том и странность, — отвечает Ян. — Мы не знаем, почему так выходит. Но это делают все те же волокна. И мы вот-вот нащупаем рабочую версию.

— …мой новый план! — гремит над залом.

Скорлупа над Городом Будущего такая плотная, что на какое-то мгновение кажется: сплошная. Не пробить. Нужно бросать попытки и возвращаться, откуда прилетели. Нечего тратить заряд пластин в двигателях почем зря, новые взять неоткуда.

— Бывают утолщения, — Сиверец пинает жесткую серую массу носком тяжелого ботинка. — Надо было в другом месте начинать долбить… жаль, дерьма теперь не хватит.

— Так, может, пусть каждый… Нас тут шесть человек, — говорит Каролина. Инессе хочется плеваться. Шутку она бы еще стерпела, но Каролина пытается на полном серьезе предложить испражняться над недоделанным лазом по очереди и еще стесняется сказать это полностью. Это раздражает больше всего. Каролина вообще раздражает Инессу — тем больше, чем чаще с восторженным придыханием болтает о детях, а она готова болтать о них сутками.

Отправляясь сюда, они знали, что, возможно, придется заночевать. Не знали только где. Но раз в город не попасть…

— Еще на раз хватит. Не выйдет — вылетаем обратно, — бросает Сиверец и выливает в обугленную яму последний контейнер с содержимым биотуалета. Обходит яму по краю, чтоб хорошенько размазать. Туалетная вонь уже почти не ощущается. Все глядят безразлично. Одна Каролина аристократически морщит носик. Затем следует жидкое горючее, которое в обиходе называют бензином.

Вспухает огненный шар, напоминая о недавних обстрелах.

Черное марево рассеивается.

— Ну наконец-то, — ворчит Каролина. На этот раз вместо обугленного дна ямы там чернеет бесформенная дыра.

— Мы сейчас где-то над центром города, — говорит Сиверец. — Теперь за мной… осторожно.

Инесса раздраженно дергает за рычаги управления. Вместо родного истребителя ее посадили за штурвал грузового летуна. Тащить мобильные лаборатории, если найдутся. А еще нужно терпеть Каролину, сопящую над ухом. Правда, Ян тоже здесь, что несколько примиряет с действительностью.

Прожекторы летунов лихорадочно мечутся. Малейший поворот или уклон заставляет лучи перескакивать на десятки метров, выхватывая новые и новые темные груды строений.

Значит, какие-то застройки сохранились… Раньше Инессе казалось, что под такой толщей не уцелеет ничего.

Хотя толща скорлупы тоже иногда доходит едва ли не до уровня земли.

— Возьми левее, лаборатория медцентра в западном крыле, — негромко говорит Ян, кивая на навигатор. Инесса замечает атмосферные показатели. Ничего себе мороз посреди лета!

— Оно и правда превращает Землю в Стоар. Как я и думала…

— Вряд ли технологию создавали для этого, — выдыхает Ян, рассматривая окрестности на крошечном экране, на который Инесса по старой летной привычке не обращает внимания. Там только бесполезная картинка. Вместо этого она бросает взгляд на датчики.

Препятствий не обнаружено.

— И куда делись волокна?

Транспортник приземляется у медцентра рядом с тремя другими летунами. Приборы не солгали. Волокон здесь нет — вокруг здания. Здесь темнота, полуживой белесый свет бортовых прожекторов, провисшее твердое небо и пустой холод. Здания целы — насколько можно увидеть. Медцентр точно цел.

Всему остальному после скорлупы нельзя верить, даже если оно выглядит надежным как скала.

Сиверец касается двери осторожно, с опаской. Но металл, похоже, остался металлом. Дверь открывается, а не застревает в пазах, как каменная глыба, и не рассыпается мелкой пылью.

Сиверец выдергивает из скважины ключ. Створки раздвинулись прежде, чем он провернул пластинку.

— Откуда ты взял ключ? — со смехом интересуется Ян. — Или это ты последним выходил отсюда?

— Ну я, — ворчит Сиверец. — Привычка. Все должно быть заперто…

— …А то волокна влезут и ограбят. Ну-ну, — хихикает сонный парень из охраны. Инесса только сегодня узнала, что его зовут Карл.

— Нет здесь никаких волокон, — серьезно возражает Каролина.

Холл теперь нараспашку.

Чистый.

Без волокон.

Без волокон, насколько хватает лучей фонаря, насколько может в полутьме различить слабый человеческий глаз.

Наверное, Инессе поэтому мерещится, что они затаились рядом. Свились в пряди, мощные, как стальные канаты. Ждут. Готовы броситься.

Стоит лишь спровоцировать, как спровоцировал их под Катарой неизвестный диверсант, чье имя Блазовский унес за собой в могилу.

Или они уже выдохлись, оставив силы в разбухшей каменно-твердой толще скорлупы?

Холл пуст. Кое-где валяется мебель. Валяются пульты от систем здания, тряпки, мусор. Наверное, так выглядел бы медцентр, если бы его не накрывала никакая скорлупа. И если бы пряди волокон не прошлись по земле ураганом, сметая одно, пронзая другое и преобразуя третье.

— Окаменелости должны где-то быть, — фыркает Сиверец. — Сейчас посмотрим на аппаратуру. Зуб даю, получим каменные анализаторы.

— Да в прошлый раз ты тоже зуб давал, что твоя белковая теория — не такая дремучая ересь, как кажется! Ну и где зуб?..

— Эй, Закаевский, не приближайся!

Человек — удивительное существо, отстраненно думает Инесса. Способно смеяться над чем угодно. В любых обстоятельствах.

Они пересекают «лабораторное» крыло. Часть приборов вывезена еще в эвакуацию. Остальное — никакие не мобильные лаборатории, а полноценные громоздкие системы. Их не успели демонтировать. Датчики отвечают фонарям невидящими взблесками глазков-бельм.

Света нет…

— Демонтируйте стойки.

На шестом этаже Сиверец располагается надолго. Ниже он только отмечал отдельные коробки уцелевших приборов. Здесь уцелела полноценная лаборатория: какие-то анализаторы, сканеры, нечто похожее на реторты и прочие конструкции, в которых Инесса разбирается чуть лучше, чем никак. Все это еще и крепится к полу на стойках. Удобно. Если работаешь здесь годами, как те спокойные и уверенные в завтрашнем дне врачи из найденной книжки.

Планшет с книжкой давно и безнадежно разряжен. Когда то и дело бежишь от чего-то, становится не до зарядных устройств и выдуманных миров.

Отряд перебрасывается деловитыми фразами. «Дай я сложу… это складывается», — говорит кому-то Ян. Фонари, подвешенные повыше, беспорядочно вырывают из тьмы куски пространства. Спокойствие и скука.

И никаких окаменелостей.

Инесса рада бы улыбнуться, но что-то не дает.

— Карл, Анджей, пошли. Вынесем эту дуру в транспортник, — Сиверец пинает ежащийся трубками короб. Химический анализатор с закрытым приемником и сложенными дисплеями напоминает квадратный гроб.

Анализатор выволакивают в коридор. Инесса проводит ладонью по опорам какого-то аппарата с колбами. Обычный легкий металл, колбы — огнеупорное стекло. Где следы деятельности волокон?

Во что превратится или уже превратилась эта лаборатория?

— А может, здесь кто-то был. Мы зря не осмотрели Город перед тем, как лететь сюда, — замечает Инесса вполголоса.

— Скорлупа была не нарушена, — после паузы отзывается Каролина из другого конца зала.

— Могли передвигаться под ней. Ты заметила, как здесь чисто? Такие зоны могут тянуться километрами! Нам нужно было проверить улицы!

— Молчала бы уже! Задним умом нотации читать… — взвивается Каролина.

— Да кто тебе нотации читает? — изумляется Инесса… и замолкает.

Снизу доносится крик. Его слышно не в здании, а с улицы. Под окнами. Лишь теперь становится до конца понятно, какая там до сих пор царила тишина.

Потом по отряду пробегает ток.

— Назад! — слышен голос Сиверца. Грохочет выстрел, сливается с треском и хором криков в ответ.

Инесса молча срывает с торчащей планки фонарь и бросается наружу. Эксперты, как плохие солдаты, запаздывают на доли секунды.

Лифты здесь, конечно, не работают. Она вихрем слетает по лестнице. Резко останавливается у выхода к холлу и делает знак остальным. Крики какие-то сдавленные, глухие. Не крики даже, а просто возмущенные восклицания. Ругань.

Опоздали…

— В чем дело? — резко спрашивает Инесса.

Сиверец, Карл и Анджей топчутся перед закрытой дверью. Короб анализатора валяется рядом. Глаз выхватывает новые и новые детали. Вот глубокие борозды на полу — были они здесь раньше или нет? Вот Анджей зажимает могучей лапищей толстый бицепс…

— На нас напали. Как только мы дверь открыли, — говорит он.

— Кто напал?

— Черт их разберет. Темно же было. Фонарь сразу выбили. — Инесса оглядывается в поисках этого фонаря и видит его лишь спустя несколько мгновений — погасший, посреди холла. Удар был немалой силы, значит.

— А дверь заперли? — Ян лениво дергает рычаг. Створки не раздвигаются. Ну еще бы.

— Кто-то выжил. И очень не хочет, чтобы выжили мы, — бормочет Сиверец.

— Кто?

Вопрос срывается каплей с кончика ветви. Падает во тьму и пустоту.

— Не видели мы, — повторяет Анджей. И даже в жидкой тьме видно, как он отводит глаза.

Инесса светит фонарем ему в лицо, навлекая на свою голову парочку смачных ругательств. Анджей жмурится. И она догадывается, что он видел что-то, сумел рассмотреть — но не скажет, пока не сочтет нужным. Вряд ли здесь какой-то расчет. Анджей далек от интриганства и просчитывания ходов, равно как и от подлости.

Такие, как он, молчат, если боятся, что их поднимут на смех.

— Как выбираться будем? — он переводит разговор. — Обычно такой замок можно прострелить, ну-ка…

Он палит в дверь из пистолета. Никакого результата.

— Это же входная дверь медцентра, оболтус, — насмешливо говорит Ян. — Она бронированная, замок скрыт внутри.

— Ключ! — Сиверец хлопает себя по лбу и начинает шарить по карманам, задумчиво хмурясь. Инесса тоже пытается вспомнить — кажется, она видела, как он отбросил его в сторону, когда они пришли. Вот только было это на улице или уже внутри…

— Паленым пахнет, — тянет носом Карл.

И тут же становится ясно, что это не метафора.

Пахнет. Эфемерно, почти незаметно. Дымок из пистолета; слабый запах разогретого металла после выстрела в упор…

Инесса стремительно поворачивает фонарь. В ярком луче отчетливо заметен дымок.

Вползает в разбитое окно.

Фимиам. Фимиам разрушению… и беспечности.

Нужно было раньше заметить, что стекла — выбиты. Бронированные, мать их, стекла.

Инесса подскакивает к окну, вспрыгивает на вывороченный из пола стол, вокруг которого валяются обломки компьютера. Высовывается наружу в поисках источника дыма, успевает заметить темные фигуры внизу — первый этаж довольно высоко над землей, — и…

Руку обжигает расплавленным жаром. Инесса шарахается и падает со стола, не удержав равновесие. Сгруппироваться она успевает, приземление удачное. Но от фонаря остается вонючий кусок пластика на металлическом скелете. Рука болит. А темнота в холле уже не такая всепроникающая. В окнах сияет ослепительно-рыжее, косматое, вползает внутрь…

Инесса вскакивает. Ян молча хватает ее за руку и спустя секунду отпускает, бегло осмотрев со своим фонарем. Тишина перерождается в утробный рев. Бессмысленный. Бездумный.

Жар заполняет холл, как вода. И прибывает, вливаясь в окна.

— Все ясно, нас сожгут заживо! Если сейчас же не уйти! — перекрикивая рев пламени, восклицает Сиверец. — Быстро, за мной!

Он в три прыжка пересекает холл, врывается в коридор, минует лестницу. Здесь все еще темно, особенно после огненного сияния. Глаза отказываются различать предметы. Инесса пару раз натыкается на что-то твердокаменное, остальные, судя по грохоту, тоже не разбирают дороги. Сиверец быстро пересекает тьму наощупь. Следующий коридор огибает здание по краю. Похоже. Пламя бушует за целым еще стеклом, густое, смрадное, голодное. Везде.

Словно некто облил здание горючим, как пряник — глазурью.

— Черт.

Сиверец останавливается на полпути.

— Не выйдет. Оно горит слишком сильно. Вряд ли мы выберемся через другую дверь.

— Делать-то что? — хрипло спрашивает Анджей. Каролина цепляется за него — то ли перевязывает раненую руку на ходу, то ли держится, чтобы не упасть.

— Через подземный этаж, — подает голос Ян. — Он общий, корпуса раньше были одним зданием. При обстреле смело все надземные переходы. Алоиз, ключ от подвалов ты тоже захватил, надеюсь?

— Что, прижало? — безрадостно смеется Сиверец. — Из подвала последним выходил не я. Вряд ли его закрыли, — он разворачивается и быстро шагает обратно в прохладные недра здания. — Разве что тот, кто запер нас, предусмотрел такую возможность…

— Это не может быть спланированной ловушкой, — говорит Инесса сама себе. — Кто знал… и кому бы это понадобилось…

— Лучше спроси, кто мог выжить под скорлупой, — пасмурно бросает Каролина. — И что ему нужно от нас.

Инесса отмалчивается. У нее есть подозрения. Плевать, что эти подозрения недавно были опровергнуты действительностью.

Не потому ли Анджей тоже молчит?

Короткий лестничный пролет. Дверь. Черный зев за ней. Да, ловушку явно не планировали. Иначе позаботились бы об этой лазейке.

За спиной взрыкивает — раздраженно, нетерпеливо. Воздушная волна сбивает с ног.

Или это….

Ступеньки летят навстречу. Многострадальную руку прошивает новая боль. Удар, еще удар, мир вертится волчком, смешивая пол с потолком.

…Или это — и есть ловушка?

Чужие крики, свои — все сливается и тонет в яростном реве. Язычки пламени впиваются в яркий прямоугольник распахнутой двери. И он гаснет — вопреки всем законам физики.

…Ловушка захлопывается. Инесса чувствует лопатками пол.

Темнота.

Чей-то стон рядом.

— Черт возьми, — шипит Ян где-то в отдалении. Темнота не исчезает. Спустя какое-то время появляется тусклый огонек.

Фонарь, который был у Яна, — на полу. Ян подбирает его, и слабый свет разоблачает жалкую картину. Отряд копошится на полу, поднимаясь.

Инесса встает. Похоже, все нормально, отделалась ушибами. Полумрак слегка дрожит, когда она выпрямляется.

— Что там — закрылась дверь? — ворчит Сиверец, который приземлился дальше всех.

— Она не закрылась, — отвечает Анджей, плюхнувшийся мешком под самую лестницу. — Алоиз… Здесь нет двери.

Инесса резко оборачивается — и видит ступеньки.

Они возвышаются посреди огромной пустой площадки, как ненужное украшение.

И никуда не ведут.

* * *

— Ловушка, — бормочет Карл, ходя кругами у пирамиды ступенек. — Как это возможно, черт возьми? Кому мы могли понадобиться? И как это возможно…

— Ты уже говорил это десяток раз, — чуть насмешливо отзывается Сиверец. Он уселся на ступеньки, как на трон. — Назад вернуться мы не сможем. Так что пошли вперед. Посмотрим, есть ли свет в конце тоннеля.

— Но ловушка…

— Ты предлагаешь сидеть на месте? Дальше что — сдохнуть от голода? — обрывает его Сиверец и встает. — Идем.

Инесса облегченно вздыхает про себя. Наконец-то закончили болтать.

— А если ловушка откроется, а нас не будет? — мямлит Каролина. — Она же может открыться в любой момент…

— А ты хочешь, чтобы тот, кто нас в нее засадил, смог достать нас готовенькими? Если ловушка и откроется, то не для того, чтобы отпустить нас с миром, — говорит Инесса на ходу.

Стены коридора странно темные. При том, что в остальном медцентре они серебристо-белые. Да и проваливаясь в подвал, Инесса видела, кажется, мечущиеся лучи на светлом фоне … Она протягивает руку и касается стены.

Пальцы ощущают прохладную влажность. Глина… Нет, камень.

Покрытый слоем склизкой грязи.

— Подвал чем-то засыпало, — говорит Инесса. — Наверное, оползень… из-за волокон…

— Что там? — Ян присвечивает фонарем. — Да ты знаешь, не похоже. Здесь была гладкая плитка. А это неровный камень, причем такой темный…

Он трет пальцами поверхность. И правда темный камень. Бурый, ноздреватый, неровный, с торчащими обломками соломы. Солома-то откуда?

— Назад!

Инесса замечает движение, прежде чем отряд успевает подойти. В стене — что-то вроде металлической рамы, и стоит Яну ее задеть, как сверху валится что-то огромное, тяжелое. Он едва отдергивает руку.

Грохот отдается глуховатым эхом. Неясный гул быстро впитывается в рыхлый камень, как только затихает звук удара.

— И что за черт? — с веселой злостью спрашивает Сиверец, осторожно садясь на корточки.

— Ловушка, как я и говорил, — Карл пинает носком ботинка упавший валун. Нет, не совсем валун — этот камень кое-как обточен до кубической формы. И предназначен явно для того, чтобы падать на голову любому, кто зазевается. — Хотел бы я знать, как нас сюда забросили…

— Да-да-да, и кто, и зачем, — перебивает Анджей. — Мы согласны, пошли дальше.

И он перескакивает через кубическую глыбу, оттолкнувшись от краешка. Опасливо озирается, но сверху ничего больше не летит.

— Я все-таки вернусь, — ноет Каролина, последней перебравшись через камень. — Оружие у меня есть. Я подожду у ступенек…

Сиверец раздраженно сплевывает на пол. И пол здесь из темного камня, покрытый слоем земли или грязи.

— Проваливай.

Куда бы ни упал луч фонаря, он встречает одно. Камень и темноту. Склизкие бурые стены, бесконечную даль, сходящуюся в черную точку…

— Алоиз, — дрожащим голосом говорит вдруг Каролина, — за камнем ничего нет.

— Как ничего?

Ян направляет туда их единственный фонарь.

И правда — ничего.

Точнее — глухая стена. Антрацитовая, поглощающая любой свет. Бархатно-матовая — ни малейших влажных бликов.

Можно протянуть руку и коснуться ее, но не хочется.

Потому что там, где она стоит, еще минуту назад был коридор.

Отряд ненадолго замирает, молча гипнотизируя ее взглядами. Что это? Свойства ловушки? Она закрывается? Стена незримо движется следом? Это не стена, а живое существо?

Легко поверить во что угодно. Станет легко, если дойти до нужного градуса суеверного ужаса.

— Пошли, — сглотнув, говорит Сиверец.

— А оно не бросится? Если мы отвернемся?

— До сих пор не бросилось…

…Если стена движется, только когда на нее не смотрят, то она еще долго не сможет пошевелиться. Каролина то и дело озирается. Ее нервозность передается Анджею и даже Карлу. Инесса тоже оглядывается, но она уверена, что это из любопытства. Все равно не разглядеть ничего. Ян светит фонарем на пол и чуть вперед, а сразу позади начинается непроглядная тьма. Уже давно пропал из виду и камень, и тем более стена…

— Стоп.

Собственный голос звучит строго, даже сердито. Инесса оборачивается.

— Ян. Ну-ка дай фонарь.

Тот, удивленно хмыкнув, делает шаг назад. Пятно света скользит к Инессе, дальше…

…тонет в космической черноте.

Вот она, стена. Только сделай шаг.

— Твою мать!

Сиверец тянется к непроницаемо черной завесе, но сразу убирает палец. Стена близко. Ближе, чем у упавшего камня.

Там казалось, что она не бросает отблесков, потому что просто очень темная и сухая. Здесь же… нет, это не физическое тело. Чем дольше Инесса смотрит, тем больше убеждается.

Коснись — и ощутишь не твердую поверхность, а воронку несуществования.

— Интересно, оно проглатывает все, что туда попадает? — говорит Ян. Затем начинает рыться по карманам. Анджей, увидев это, достает автоматический гаечный ключ.

— Хочешь проверить, можно ли пройти на ту сторону?

— Хочу проверить, что это вообще такое…

Анджей протягивает руку с ключом и осторожно-осторожно касается стены его кончиком.

Кончик тонет в черноте.

Это не похоже ни на что. Ни на непрозрачный туман, ни на кисель, ни на магнитную преграду или лазерный эффект. Стена. Может, даже с большой буквы. Такой дряни нужно имя собственное.

Ключ погружается до середины, и Анджей тянет его обратно.

Ничего не…

Инесса не успевает изумиться. Следом из черноты выметываются белесые черви.

Каролина со вскриком отшатывается. Лишь через пару секунд становится ясно, что это — волокна…

Тонкие извивающиеся пряди слепо шевелятся, щупая воздух в поисках того, за что можно зацепиться. Миллиметр за миллиметром. Ключ выходит из стены — и за ним словно тянутся жилы. Они вырастают прямо из стали. Вырастают, соединяя его с невидимым организмом, скрытым черной завесой.

Тут уже нервы сдают не только у Каролины. Ругнувшись, Анджей отбрасывает ключ в стену. Стальная пластинка бесшумно исчезает. Волокна, дернувшись, втягиваются следом.

— Не оглядывайтесь, — охрипшим голосом говорит Сиверец. — Не оглядывайтесь… и ни шагу назад.

Коридор кажется бесконечным.

Особенно если идти, то и дело заставляя себя смотреть вперед и не оборачиваться.

Можно обернуться — но не хочется встречаться со слепым взглядом неизвестности. Даже когда она не опасна. Не преследует, не нападает, не…

— Черт!

Резкое движение впереди. Сиверец, шедший первым, панически взмахивает руками… и пропадает. Он пропадает, а голос — нет. Еще выкрикивает ругань вперемешку с бессвязными указаниями.

Наконец Инесса понимает, что Сиверец не пропал. Просто посреди коридора ни с того ни с сего появилась яма.

Сиверца уже тянут за руки. Он успел зацепиться за край пропасти, хоть и едва не сорвался вниз. Оказавшись на твердом полу, он выдыхает и опускается на колени.

— Наступил на какой-то камешек… Подвал с замаскированными ловушками. Приводятся в действие, похоже, рычагами… Никто не видел здесь сенсоров?

Остальные мотают головами, заглядывая в пропасть. Вот она, перекрыла путь. Противоположный край виден, но он далековато — не допрыгнуть. А сзади подпирает стена.

Инесса стоит на расстоянии пяти шагов от ямы — там, где и стояла, когда Сиверец чуть не погиб.

Отряд отошел вперед. Если отойдет и она — стена прижмет их к яме вплотную.

Она наблюдает с небольшого расстояния.

Ян, недолго думая, ложится на пол, свешивается в пропасть и водит фонарем. Свет пропадает в темных недрах и снова появляется.

— Ну конечно. Дна мы не увидим, — с горьким сарказмом цедит Каролина, отойдя от края. Куда только подевались требовательные интонации нытика? — Есть что туда бросить, чтоб проверить? Ян, посвети нормально!

Вместо ответа он поднимается и предлагает фонарь Каролине. Та с досадой отмахивается.

— Смотри, — Карл выуживает из кармана что-то маленькое — отсюда не видно что. Похоже на конфету. Он бросает предмет вниз, и все замирают, прислушиваясь.

Инесса так и не улавливает удара. Зато ей кажется, что стена за спиной неслышно дышит в затылок.

— Света оно не отражает, дна у него нет, — после длинной паузы говорит Анджей. — Так как будем переправляться на ту сторону?

Тишина отсчитывает секунды.

— Никак, — отвечает Карл. — Без вариантов.

Инесса делает шажок к отряду. Да. Вариантов нет. Раз так, не все ли равно, когда и как стена оттеснит их в объятия пропасти?

Ян подходит к ней, точно что-то почувствовав. И кладет руку на плечо.

Инесса жмурится и подается к нему, про себя радуясь, что они всегда обходились без лишних слов. Недолгое падение, а затем — пряди волокон и небытие. Боишься высоты — можно просто шагнуть в стену.

— Так что, Алоиз? — нарушает молчание Каролина, и ее голос вот-вот сорвется на визг. — Ты говорил, нужно идти вперед? Не ждать? Не ждать, да?

— Классика, — тихо говорит Ян. — Молча подохнуть никак нельзя…

— Я не пророк, — устало отвечает Сиверец. — Да, не смог предсказать, как все обернется. Что теперь?

— Теперь?! — Каролина вдруг одним прыжком оказывается рядом с ним. — Вот и скажи нам, что теперь! Ты же глава отряда!

Она толкает его в грудь.

Сиверец даже не пытается увернуться. Держать равновесие он тоже пытается чисто рефлекторно. Вяло взмахивает руками — и падает в пропасть спиной вниз…

— Полегчало? — не выдерживает Инесса.

— Нет!

И Каролина умолкает. Остальные не спешат на нее набрасываться.

Какой смысл скрывать — они тоже ждут звук падения. Прислушиваются: может, вот-вот тяжелое тело ударится о землю, и станет примерно ясно, какая высота… хотя и без того можно понять, что шансов не прибавится.

Удара не следует.

— Давай прыгнем, — нервно улыбается Инесса. — Просто шагнуть в стену — это такая скука…

— Согласен, — смеется Ян.

Они идут к яме, и уже плевать, что стена неслышной мягкой поступью тотчас приблизится ровно на столько же шагов.

Карл с иронией, скрывающей замешательство, смотрит исподлобья, прислонившись к стенке коридора у самой пропасти; Каролина мечется туда-сюда, Анджей, сидя на корточках у края, поднимает глаза… и тут же опускает. А тьма в бездне уже не такая черная.

Сияние поднимается из глубин и на глазах превращается в перламутрово-белые разводы.

Они расползаются туманом и разглаживаются в воздухе. У них есть форма, знакомая форма, знакомый вид, вот она… но в этот момент пространство встряхивается, как мокрый щенок. Чернота мельтешит, мешаясь с перламутром.

И распрямляется, оставив на память легкое головокружение. Как оставляет любой хороший экстрим-аттракцион.

Луч фонаря скользит по светлым стенам и глянцевому покрытию пола. Трещины лишь кое-где.

Они плывут перед глазами. Снова, как недавно, — все замедляет бег, вволю навертевшись волчком, и дрожит полумрак. Инессе кажется, что она пришла в себя после обморока, хотя сознания она не теряла. Когда-то их учили техникам удержания сознания. В подкорку вколотили.

Ямы нет. На белом плиточном полу сидит Сиверец.

Если взглянуть на него, реальность чуть-чуть вздрагивает и становится на место.

— Вот это уже плохо, — говорит он. — Совсем плохо.

* * *

На пару минут отряд даже забывает о бегстве. Топчется посреди коридора, пытаясь понять, что произошло. Коридор выглядит издевательски обычно. Именно так, как они ожидали, скатываясь по лестнице. И лестница неподалеку, и дверь приоткрыта, а за ней полыхает пламя. Далеко-далеко, снаружи здания, а не внутри, как виделось при падении.

Виделось…

— Это похоже на сложную галлюцинацию, — Карл потирает лоб. — Мы провалились, а потом…

—Общая на шесть человек галлюцинация сама по себе не возникнет, — возражает Ян. — А если ее вызвали облучением, то какой смысл? Облучили и оставили нас в покое?

— Мало ли. Тут людям в голову не влезешь, а уж тем, кто напал на нас… — Сиверец вскакивает. — Не будем терять времени, пошли. Надеюсь, на этот раз обойдется без ловушек.

— То есть ты считаешь, что на нас напали не люди?

Сиверец отмалчивается. Второй раз они проходят через подвал молча. И намного быстрее. Если оглянуться — можно увидеть смутно белеющие стены, пол и никаких черных завес. Галлюцинация… Чья-то непонятная игра?

Выйдя из подвала в соседнем корпусе, весь отряд вздыхает с облегчением. Это здание не горит. Остается пробраться к летунам и не столкнуться при этом с неизвестным противником.

— Слушай, может, обождем? — Карл преграждает Сиверцу путь, не давая протянуть руку к дверной ручке. — Тот, кто устроил поджог, не знает о подвалах, иначе уже был бы здесь. Они не отсюда. Значит, могут уйти. Надо подождать.

— Могут уйти, а могут добраться до нас, если сидеть и ждать, — Сиверец оттесняет его в сторону. — Там темно, черта с два они нас увидят. Потом, летуны-то они все равно заметили. Могут поджидать нас там… Закаевский, выруби фонарь.

Ян молча щелкает переключателем.

Улица встречает дымом и сполохами во тьме. Сиверец ныряет за дом, неслышно скользит к техническим постройкам неподалеку. Отблески пожара серьезно осложняют задачу. Сам пожар — тоже. Летуны слишком близко к горящему зданию. Есть риск не прорваться, попасться на глаза врагу… а если летуны пострадали от огня, то это и вовсе конец…

Пусто. От корпуса до корпуса — не такое уж и маленькое расстояние. На пути не попадается ни души.

И в сверхъестественном отсвете под куполом скорлупы — рыжине с подпалом — кажется, что пожар начался сам собой. Что весь этот брошенный город ожил и восстал против людей. Что он стал отдельным биологическим видом и готов перемолоть чужаков.

— Проклятие, — шипит Сиверец, пригибаясь к земле.

Вот они, летуны. Черные на фоне пламени. Точнее, черный — всего один, остальные два наполовину скрылись за пляшущей пеленой. Близко. Слишком близко…

— Орафанн, это твой, — говорит ей Сиверец. — Быстро, открывай. Полетишь к дыре в скорлупе. Может, еще вырвемся.

Инесса набирает в легкие побольше дымного воздуха — и бросается навстречу жару.

Здесь так горячо, что волосы начинают потрескивать, пока она возится с дверью. И замок тоже упирается, видно, успел испортиться… нет, открывается.

Стоит двери раздвинуться, как к ней кидаются темные фигуры. Требуется секунда-две, чтобы сообразить: это не свои.

Свои — вон они, тоже здесь, выхватывают оружие. Инесса тоже берется за ружье. Что за…

— Слабое место, помнишь? — доносится голос Яна из рева пламени.

Какое слабое место? Чье, к черту, слабое…

…знакомые изогнутые полупанцири. Рефлексы опять срабатывают быстрее разума. Видишь полупанцири — целься в слабое место, крошечную точку там, где сходятся крылья. Инесса стреляет. Ближайшая фигура падает, за ней — следующая, и бесформенные груды плоти оплывают, расползаясь в лужи. Остальные, уцелевшие, отшатываются назад. Движение выдает их количество. Десятки, дьявол их забери!

— Закрывай!

Дверь сходится, впустив членов отряда. Летун дергается… и поднимается в воздух.

Дыра в скорлупе. Она должна быть совсем рядом с медцентром. Снаружи уже, наверное, смеркается, лоскута неба не видно…

Твою мать! Да ведь когда они сюда прилетели, в этом часовом поясе был полдень! А под скорлупой царила темнота! И ни один, ни один идиот из шести не обратил внимания, что свет не проникает сквозь дыру!

Правильно. Потому что ее нет. Она затянулась сразу, едва пропустив их летуны.

И куда теперь?

Транспортник растерянно описывает круг под куполом. Сиверец начинает что-то говорить, и…

Инесса замечает их раньше, чем они возникают на экране с трансляцией. Из зарева появляется с десяток мелких черных точек. Так приборы видят другие летуны.

Нет, не похоже на летуны. По крайней мере, не те, к которым она привыкла. Другая маневренность и аэродинамика, это ясно по траектории. Мозг пытается сложить детали головоломки, пока Инесса бросает транспортник ниже и проводит между домами. Тщетно. Расстояние сокращается. Она рывком поднимается под самую скорлупу. Преследователей уже видно на дисплее. Характерное расположение мелких злых ходовых огней… стоаране!

— Стоаранские атмосферники… — бормочет Инесса, ни к кому не обращаясь. И понимает, что на транспортном летуне от них не уйти. Даже если бросить его в ускорение. Максимальная скорость транспортника — это неспешный полет атмосферника. Анджей и Карл это понимают, да и Ян тоже… Но если этим неизвестно откуда взявшимся стоаранам нужен отряд, почему было не накрыть его еще внизу?

Транспортник отчаянно убегает, будто для его стальной жизни еще есть надежда спастись. Инесса держит руку на рычаге и обреченно следит, как атмосферники приближаются, приближаются, приближаются…

— Да сделай же что-нибудь! — визжит Каролина. — Маневрируй!

— Толку?

Нигде в зоне досягаемости приборов не зафиксировано прорех в скорлупе. Отсюда не вырваться. А раз бежать некуда, атмосферники все равно настигнут их. Пока еще не стреляют — странно. Хотя нет, стреляют. То, что выстрелов не видно, еще ни о чем не говорит. Стоаране владеют и таким оружием…

Всё бы ничего, если бы стоаране не сгинули полгода назад. Все. До одного.

До одного?

Приборы начинают отказывать. Транспортник еще летит, но уже не способен смотреть вперед. Дисплей с показателями постепенно гаснет — почему-то не сразу. Омрачается облаком слепой зоны, выдает какую-то ерунду. Свет в кабине пропадает…

…и появляется, не успевает Инесса хоть что-то подумать. А вместе с ним реальность знакомо вздрагивает, и ярко вспыхивает дисплей с видеотрансляцией.

День! Яркое солнце из-под белоснежных облаков! Верхушки деревьев и чистое небо!

Летун делает пару оборотов, словно только что спружинил обо что-то упругое. Но вокруг ничего и никого. На километры.

Инесса машинально оттягивает рычаг скорости. Ладно небо — мало ли на что способна скорлупа. Но атмосферники-то куда подевались?

— Я понял, — весело выдыхает Анджей. — Мы на том свете. Рай, небо с облаками…

Инесса невольно вспоминает февраль и сонную одурь, которая нашептывала мысли о солдатском посмертии и мире победившей цели.

— Нет, тут что-то попроще.

Она переводит транспортник на минимальную скорость. Экран с показателями снова работает на сто процентов. Никаких слепых зон. Атмосферники не выныривают из небытия. Скорлупа… если она и есть, то края на уровне горизонта, приборы их не определяют. Инесса отвлекается от графиков и точек, чтобы взглянуть на дисплей-«окно», у которого сгрудились остальные.

— Что за?.. — вырывается у нее.

— Хороший вопрос, — с иронией отвечает Сиверец. — Послушайте, это же явления одного порядка. Мне так кажется. Та ловушка, из которой мы чудом выбрались, и вот это… одна и та же средневековщина, нет?

— Точно, — откликается Ян.

Средневековщина. Другое слово подобрать сложно. Как еще назвать увиденное? Зеленеющее поле, пышную пену крон, пару убогих домиков? Летун дрейфует на незначительной высоте, но даже отсюда они кажутся крохотными. Люди… с этим сложнее.

Людей, как и в Городе Будущего, нет. Ни души.

— Ты же не думаешь, что это временные аномалии? — Инесса смотрит на Сиверца исподлобья. — Средневековщина… мгновенный переход… мы не могли провалиться в прошлое, потому что это невозможно, черт побери!

— Не могли, — соглашается Сиверец. Халупы издевательски маячат меж двух полей.

— Иллюзия, — подает голос Карл. — Остался еще этот вариант. Все, что мы видим, это коллективный глюк.

— Это тоже невозможно… — начинает Ян. Карл не дает договорить:

— Зато более реально.

— За нами гнались. Могли облучить чем-то с атмосферников, — неуверенно поддерживает его Сиверец. — Знаешь что, Орафанн, поднимись-ка повыше. Мы сейчас должны быть чуть ниже скорлупы. Если это глюк, то она никуда не делась, и летун упрется в нее…

— А если весь полет нам тоже мерещится, то мы полетим дальше — кто проверит? — скептически морщится Карл.

— Может, и мерещится…

Инесса заставляет транспортник набирать высоту. Медленно, осторожно.

— Допустим, нам все мерещится. Тогда на самом деле мы лежим без сознания где-то внизу, — продолжает Ян. — Тела не могут ничего не чувствовать. Ты ощущаешь дискомфорт, Карл? Может быть, жар? Может, мы валяемся в горящем здании?

— Э… Никакого жара, — Карл жмурится, будто это помогает сосредоточиться. — В груди болит… Или нет…

— Значит, нет, — отмахивается Ян. — Боль, знаешь ли, трудно не заметить.

Домики исчезают из виду. Внизу ни души, даже птиц нет. Воздух странно прозрачен, слой облаков неестественно ровный… или это обостренная мнительность…

Сейчас. Здесь должна быть скорлупа…

— Протрите глаза. Посмотрите на экраны внимательно. Все, что вы видите, может быть обманом…

— Невозможно облучить так, чтобы мы видели все это, но не валялись без сознания, — жестко говорит Ян. Инесса слушает вполуха, всматриваясь в атмосферные показатели, и прибавляет скорость.

— Скорлупа! — вдруг восклицает Каролина.

— Над нами скорлупы нет…

Инесса скашивает глаза в экран с трансляцией.

— Я переведу камеру вниз, — бросает Сиверец и касается кнопок. То, что мелькнуло на горизонте самым краешком, появляется на экране во всей красе.

Скорлупа.

Она ткется неспешно — и прямо на глазах. Занимает место в небе, где только что был летун. Вырастает прядями из краев горизонта. Живыми, еще не застывшими прядями.

Внизу, под оживающей завесой, можно разглядеть местами поврежденные застройки. Высотки, многоэтажки. Никаких полей и домиков.

—Идет за нами по пятам, — тихо говорит Инесса. — Как та стена… Это была не ловушка — это просто еще один фокус, на который способны волокна.

— Знаешь что, — ворчит Анджей, — мне намного больше нравилось, когда ты говорила, что они всего лишь превращают Землю в Стоар.

Сиверец с Яном фыркают и начинают хохотать.

* * *

Летун направляется к Западному полушарию. Внизу — сплошная грязная серость. Скука.

— В сухом остатке получается, что мы вернемся ни с чем, — недовольно заявляет Сиверец. — Кроме дополнительной головной боли. А ведь стоило Петрушевскому раньше развернуть исследование…

— Виноваты мы сами, а не Петрушевский, — кривит губы Ян. — Никто не мешал потихоньку заняться поиском архивов. Знали же, что полностью разложить структуру волокон не получится. Больше некого винить.

— Сволочь ты, — со вздохом отвечает Сиверец и надолго замолкает.

— Слушайте, парни, о чем спор? — не выдерживает Анджей. — Почему не разобрались с волокнами раньше, когда было легче? А и правда, почему?

— Вот это ты хорошо сказал — раньше было легче, — морщится Каролина.

— Мы не на то сделали ставку, — говорит Сиверец. — Закаевский сразу нам показал, как работают стоаранские вирусы. Их геном можно было легко разложить и разобраться в механизме жизнедеятельности. Оставалась непонятная часть генома. Мы думали, этот отрезок бесполезен. Но не мог он быть бесполезным! Ну и… Вот из него-то и пошло развитие волокон. Его информация оказалась программой-активатором. Поэтому, когда начался рост волокон, мы решили: вот только расшифруем этот несчастный отрезок — и все, дело в шляпе! Мы бились над ним, все время казалось, что вот-вот — и поймем, как его изменить, как дать волокнам импульс на самоуничтожение. Потом Блазовский узнал, что вирус создали на Земле. Мы решили, что где-то должны быть архивы по нему, но пока их найдешь… сами быстрее разберемся. И ошиблись. Как мы ошиблись!..

— Стало быть, во всем виноват Закаевский, — с иронией вставляет Карл. Ян, посмеиваясь, беззлобно посылает его к чертовой матери.

— Мы виноваты в том, что понадеялись на себя и потеряли слишком много времени. Надо было сразу начинать искать архивы. Может, мы нашли бы их раньше, чем волокна покрыли бы Землю, — Сиверец усмехается, показывая, что оценил шутку, но остается серьезным.

— А может, и нет? — уточняет Инесса.

— А может, и нет, — кивает Ян. — Мы до сих пор не знаем, где они могут быть и есть ли они вообще. Блазовский не успел сказать, почему он так решил. Сказал только, что вирус активируется человеческой ДНК.

— То есть у вас даже нет других доказательств? Он мог ошибиться, он же не бог…

— Ему мы верим, — обрывает ее Сиверец. — Он никогда ничего не утверждал голословно. Конечно, ошибка не исключается… мы еще будем искать информацию, как сможем… но, черт, он был прав, скорлупа-то размягчается от физиологических жидкостей человека, а не от чего-то еще!

— Он сказал, что должен проверить все до конца, а через час кто-то устроил взрыв, — добавляет Ян. — Образцы взрывчатки там потом нашли. Но толку от этого оказалось чуть. Подозревать некого.

Теперь уже морщится Инесса. Она помнит, что под Катарой был предатель. Помнит, но когда начался рост волокон, никто и не думал ни о каких предателях. Внимание переключилось на выживание. И потом, наблюдая втихую за Яном и другими экспертами из Города Будущего, она искала предателя в каждом, но не замечала ничего подозрительного. Главное — мотив. Мотива не было ни у кого.

Все вели себя предельно обыденно.

А еще среди экспертов был как минимум один архипредатель. И со временем Инесса стала присматриваться к ним все меньше. Она не хотела лелеять подозрения, чтобы однажды они не пали на него.

Архипредателя всегда подозревают первым.

Сейчас ей противно от этих рассуждений. Нужно будет сказать Яну напрямик, когда вернутся. Сесть напротив и сказать: «Знаешь, я готова подозревать в диверсии тебя. Когда-то ты работал на стоаран. Кто знает, вдруг гибель обеих цивилизаций и эти волокна — на самом деле часть грандиозного плана…»

Вдруг.

* * *

Они возвращаются к полудню.

Пока в Восточном полушарии наступал вечер, а транспортник летел к западу, там разгорался жаркий летний денек. Многие успели вернуться тоже. Сейчас они собираются у ратуши. Там до сих пор зияет огромная обгоревшая дыра от взрыва. На солнце ее видно особенно хорошо. А солнце теперь беспрепятственно освещает ратушу, потому что над ней от скорлупы очистили немаленький кусок неба.

В зале заседаний стоит шум.

— Никаких мобильных лабораторий, — слышится знакомый голос. Это Алай, не дождавшись Петрушевского, начинает рассказывать остальным экспертам о вояже. — Еле ноги унесли. Можно говорить однозначно — на Земле есть стоаране. Я сам их видел. Откуда взялись? Да оттуда же… Мы недооценили волокна. Сильно недооценили.

— Все мы идиоты, — соглашается Ян, ни к кому не обращаясь. — Плюс теперь искать архивы как раз стало бесполезно. Мы скорее сложим головы в аномалиях под скорлупой или в боях со стоаранами, чем доберемся до инфоблоков. А инфоблоки тоже могут быть сломаны или уничтожены… Черт. Надеюсь, хоть кто-то все же смог добыть лабораторные приборы.

— Сиверец же говорит, что исследования бесполезны и что надо архивы…

— Исследовать бесполезно, искать архивы невозможно. Задачка, — хмыкает Ян. — Нет, сейчас у нас появились шансы. Почему Алай и настоял, что нужны лаборатории. Раньше мы могли изучать только волокна, теперь у нас полно аномалий, которые они причинили. Может, еще получится вычленить информацию, исследуя аномалии. Те же превращения тушенки в железо. Все дело в крохотном отрезке ДНК. Как только мы расшифруем его…

Крохотный отрезок, а вокруг него — колоссальный хаос, отстраненно думает Инесса. Крохотный отрезок — и гибель двух цивилизаций. А еще — миллиарды исковерканных судеб.

Как причудливо чертится карта судьбы…

Снаружи все чаще звучит характерный свист. Приземляются летуны.

Наконец появляется Петрушевский.

Время сливается с потоком сознания. Чужие истории сплетаются в волокна бреда.

Петрушевский умеет наводить порядок, когда захочет. Никто почти не вспоминает о попытках перехватить власть, возмущениях и волнениях. Сказано: главное — изучить природу волокон, и ни один смутьян не пикнет.

Большинство уже принимает это как должное.

Инесса помнит, что и как говорил Петрушевский, собрав охранные подразделения и распределяя обязанности. В убедительности ему тоже не откажешь. Пресловутое большинство — уцелевшие механики, технологи, кибернетики, преподаватели, которым удалось выжить в февральскую битву, — послушно идет по указанному пути. Меньшинство — охрана и эксперты — укрощено. Алай доволен: он отстоял свой план действий. Ольгер тоже доволен: никто больше не выступает против Петрушевского с командой. Понадобилась всего пара показательных расстрелов.

Расстрелянных хоронили со скандалом. Сиверец кричал, что трупы спровоцируют новый рост волокон.

Но этот скандал явно был меньшим злом.

А волокна и так не торопятся впадать в анабиоз.

* * *

…Отряды, которые летали на поиски хоть какой-то аппаратуры для исследований, вернулись не с пустыми руками. Инесса никогда толком не разбиралась во всех этих анализаторах, спектрометрах, секвенаторах и реагентах. Но видела список необходимого, нацарапанный грифельным карандашом на обломке тонкого пластика «под дерево». С плюсиками напротив каждого пункта. Список был в руках у Петрушевского. Рядом с Петрушевским шел Алай. Когда толкотня и неразбериха после прилета экспедиций чуть поутихла, глава общины выживших и глава экспертной команды начали обходить транспортники, проверяя, все ли необходимое удалось найти.

— Неисправен… требует ремонта… поврежден… — Алай осматривал составляющие приборов, которые отряд Инессы привез из Города Будущего. — Алоиз, что ты приволок? Куда вы все смотрели?

Он гневно уставился на Сиверца, негласного главу отряда. Тот невозмутимо встретил его взгляд.

— Брал только то, что подлежит ремонту. Скажи спасибо, что хоть это уцелело.

— Уверен?

Сиверец негромко рассмеялся, но Алай, вопреки ожиданиям, не обозлился. Инесса все равно украдкой положила руку на приклад ружья. Напряжение тем вечером стояло такое, что она в любой момент ожидала взрыва.

— Ты хорошо умеешь командовать, Дональд, — сказал Сиверец. — Если бы ты еще в приборах соображал чуть больше, чем надо, чтоб ими пользоваться. Починим все. Решайте, где будем лабораторию устраивать.

— В ратуше, — вмешался Петрушевский. — Места полно. Клинику мы будем разгребать еще месяц.

Раньше он бы обязательно спросил, точно ли есть смысл в такой бесполезной трате времени, как исследование волокон. Инесса уже наблюдала, как Петрушевский осаживает Алая и других экспертов, пытавшихся организовать вылазку к Катаре или за теми же приборами. Ян тоже пару раз рассказывал. А зачем, а почему, а как долго, а сколько людей, а какой будет результат, а не разумнее ли потратить время и силы на обустройство города или подготовку к эвакуации… Сейчас Петрушевский промолчал.

Примерно тогда Инессе стало ясно, что он все-таки сменил курс.

Потом было нервное, рваное безвременье ожидания. Петрушевский пытался сделать из охраны Города Будущего нечто вроде тайной полиции. Следить, чтобы не возникало диверсий, прислушиваться к сплетням и разговорам, проводить работу… Кто-то хочет нового руководителя? Кто-то все еще жалеет, что бунт Савора и Врочека провалился?

Пропаганду развернуть не вышло. Впрочем, это и не понадобилось.

Было кое-что, способное вести пропаганду без остановки, не произнося ни слова.

Вернувшись на базу, как выжившие окрестили Смитвилл, отряд рассеялся. Царила суматоха. Все делились рассказами наперебой. Инесса наслушалась сказок о скачках во времени, галлюцинациях и преобразованиях целых городов. Каждый воспринимал это явление по-своему. Она поняла только, что их отряд был не единственным, кто угодил в аномалию. А потом…

— Ну, как везде, — на середине чьего-то рассказа из ниоткуда появился Берти Полецкий. Юнец со скучающим видом прохаживался среди галдящей толпы. — У нас возле складов что-то похожее. Я тоже недавно застрял в подвале, потому что он исчез. А он почти сразу проявился опять.

— Возле складов? — Разговор прервался. Берти заметно наслаждался вниманием опытных солдат, которые в кои-то веки смотрели на него изумленно, а не снисходительно. Инесса хмурилась. — Это те склады, где мы нашли каменные генераторы?

— Ага, — ухмыльнулся Берти. — Там, где нет волокон, помнишь? Их еще кое-где нет. Вот в те районы лучше не соваться. Засосет.

В районы позже все-таки пришлось сунуться. За образцами веществ для исследований. За всей этой каменной травой, генераторами-булыжниками, рассыпающимися в пыль ключами и железной тушенкой. Вернувшись оттуда, Ян долго вытряхивал из волос мелкую древесную пыль и рассказывал о бесформенных горных пещерах, в которые превратился подвал.

Пещеры вызывали у Инессы смутные ассоциации. Она понимала, что в этом есть какая-то закономерность — подвалы, пещеры, связь с местом, где они появлялись, — но закономерность ускользала…

— Стена за вами тоже двигалась? — спросила она. Ян сидел напротив нее на кровати, скрестив ноги по-турецки.

— И стена двигалась. Один и тот же механизм. А камни с железом там самые обычные. На глаз видно, — фыркнул он. И раздраженно запустил пальцы в волосы. Теперь уже фыркнула Инесса.

— Да помой ты голову! Согреть тебе воды?

Коммуникации не уцелели после буйства волокон. Воду теперь грели, подсоединяя автономные баки к генераторам. Трата времени. Инесса с Яном обходились холодной.

— Лучше согреешь потом меня, — усмехнулся он, отправляясь в ванную.

Инесса вытянулась на покрывале, разглядывая исчерченный трещинами потолок. В последнее время у них все было даже слишком гладко. Ни одной размолвки, даже бытовой. Это настораживало.

«Не к добру», — подумалось Инессе. Фраза из древних суеверий…

Стукнула дверь ванной.

— Иди греться.

…Затем потянулось изучение всего, что можно или нельзя было проанализировать «на глаз». Процесс долгий и особенно унылый оттого, что результаты не измерялись в материальных величинах.

Инесса приходила с дежурств и от нечего делать пыталась ремонтировать безнадежно разорванные трубы. Водопровод, канализация… В биотуалетах и чанах для воды дефицита не было, но насколько же удобнее жилось раньше, когда коммуникации работали как положено. И это еще называлось «выжженная земля»…

Когда кажется, что хуже некуда, скоро обязательно станет еще хуже.

Ян присоединялся к ней позже. Если Инесса задавалась целью выудить из него новости, то узнавала, что работа продвигается неплохо. Оставалось чуть-чуть. Эксперты складывали последние детали головоломки.

Но время шло, а они все так же складывали. Мнимый конец превращался в бесконечность.

А над городом-базой постепенно рос лоскут живого неба.

* * *

Ян появляется глубокой ночью. Дверь квартиры, перекосившаяся в треснутом проеме, скрежещет о каменный пол, и Инесса просыпается. Смотрит на часы, на Яна, на фонарь в его руке. Вечером заснула — сказал не ждать.

Ян тоже смотрит на нее. Молча. На лице легкая улыбка. То ли удивленная, то ли торжествующая. А может, одно без другого невозможно…

Сонная голова соображает еще неважно.

— Все? — спрашивает Инесса. — Наработался?

— Все. Теперь уже точно — все…

Ян смеется, чем окончательно выдергивает Инессу из пучин сна. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы веселье выплеснулось за края бездны его спокойствия просто так, без сиюминутного повода.

— Мы расшифровали геном, — продолжает он. — Разобрали суть волокон по запчастям. Вместе со стоаранским вирусом… Все!

Он даже, кажется, немного пьян. Инесса чувствует, что заражается восторгом. Вирусом, по запчастям…

— Горжусь тобой, — говорит она вместо поздравления, тянется к Яну и целует. Он склоняется над ней с краешка кровати. Потом накрывает ее собой, перекатывается — и Инесса оказывается сверху.

Фонарь ярко освещает ближайший угол, весь в пыли и кое-как залатанных трещинах.

А Инесса вдруг думает, что если бы Ян хоть раз так расслабился на Стоаре, она бы без труда оттуда сбежала.

И сейчас оба были бы мертвы.

Мысль о Стоаре, как всегда, некстати. Удовольствие немедленно тает в ночном воздухе. Инесса разрывает поцелуй и садится.

— Так что вы выяснили?

— Что ты была права, — Ян остается лежать и проводит ладонью по лицу. — Вирус воздействует на ДНК всего живого, что попадается на его пути. И превращает земные виды в стоаранские. А они, в свою очередь, действуют на неорганику. Выделения… Это сродни тому, как некоторые растения меняют состав почвы. Скорлупа — это пока главное, что они создали. Можно сказать, это новый вид. Не растение, не гриб… но она живая. У нее есть испарения.

— И каждый, кто ими дышит, станет стоаранином? — посмеивается Инесса. Ян остается относительно серьезным.

— Испарения действуют на атмосферу. Чтобы стать Стоаром, Земля должна быть на другой орбите. Поэтому условия создаются только под скорлупой. А стоаране… Ты видела, что случилось с Блазовским и остальными.

— Бред, — помолчав, констатирует Инесса. — Ну бред же! Зачем понадобилось создавать вирус специально для превращения Земли в Стоар? Прорва работы! Могу только представить, насколько это сложно, и ради чего? Да еще, ты говоришь, вирус на самом деле земной. Но если даже стоаранский! Стоаране способны выживать в земных условиях! И как быть с теми участками, где подвалы превращаются в пещеры? И с каменными генераторами, и с железной тушенкой?..

— Вопросы… — Ян уже не улыбается. — Да полно их еще. Но теперь мы хоть попробуем избавиться от волокон. Если чуть-чуть поменять вирус и запустить разрушение, станет проще. И архивы сможем поискать.

Избавиться от волокон… Звучит как описание сбывшейся мечты.

Как быстро безнадежность входит в жизнь. Еще полгода назад волокон не было, но казалось, что хуже уже не будет. А в таких ситуациях обязательно становится еще хуже.

Пока не исчезнет последний проблеск.

* * *

— Я никого не заставляю, — сдержанно говорит Петрушевский. — Но нужна хоть пара сопровождающих из охраны. И лучше, если это будут люди, хоть немного знакомые со стоаранскими военно-научными комплексами.

Это значит «побывали в плену». Неужели на Стоаре сейчас так опасно, что даже Петрушевский не требует от кого-то лететь? Надеется, что найдутся желающие?

— Я уже была там после операции «Туман». Как видите, ничего не случилось, — заявляет Инесса. — Могу слетать еще раз.

Остальная охрана, даже бывшие сослуживцы, косятся на нее как на самоубийцу. Зал собраний в ратуше полупуст. Но находится еще один желающий.

— Опасно? Меня возьмите. За неделю отгулов, — говорит огромный лысый солдат. Он из другого подразделения, и Инесса плохо с ним знакома, хотя пересекалась не раз — смены совпадают…

Умеет же Петрушевский улучить самый подходящий момент для собрания.

— Только без фокусов, Варич, — строго смотрит он на лысого. — Двое… Остальные четверо — эксперты. Всем спасибо, транспортник укомплектован.

Инесса точно знает, что на Стоаре не опасно, но сейчас ей почему-то кажется, будто она ввязалась во что-то непоправимое.

— И что, когда он вернется, у нас не будет волокон? — не выдерживает кто-то.

— Если вернется с образцами и если получится с их помощью пересобрать вирус, то да, не будет. Не спешите радоваться, — мрачно усмехается Петрушевский.

Пройтись по стоаранскому Центральному банку генов. Достать образцы чистой, без следов вмешательства, стоаранской ДНК. Найти образцы пресловутого вируса. Бакум же нашел. Скорее всего, в том самом исследовательском центре, при котором была тюрьма для военнопленных.

Ничего сложного или опасного.

Неделя отгулов. Этот Варич не дурак.

Эксперты ведут себя как компания приятелей, направляющихся на пикник. Алай, Сиверец и Ян хохочут над чем-то, Альцев пока помалкивает, пытаясь сохранять солидность. Получается плохо. Опасности нет, рядом все свои. Отчего не расслабиться? Кто не свой, тот скоро станет. Вон Варич уже втягивается…

И правда прогулка. Любые стоаранские опасности по сравнению с Землей кажутся меньшим злом.

Энергопластина хорошо держит заряд. При желании на Стоар и обратно можно слетать еще раз десять. Это отлично — если придется бежать.

Но внешне Стоар тих и мертв.

— Входим в атмосферу, — окликает Инесса попутчиков. Громко окликает. Алай неохотно умолкает, не досказав окончание какой-то байки об ожившем в прозекторской мертвеце.

— Родные места, — Ян привычно заглядывает через плечо. Что-то в его тоне… уничижительное. Черная насмешка над собой.

Родные…

Иголочки дождя мешают разглядывать планету на экране. Проступают контуры зданий и какие-то громадные черные пятна на земле. Следы бомбежек? Вроде бы Стоар никогда сильно не бомбили…

— Что ж у них города все одинаковые, — вздыхает Альцев, разглядывая карту.

— Так получилось. Их цивилизация однороднее нашей. В них было что-то от насекомых, может, был слабый коллективный разум… И города одинаковые, и стран нет. Традиции тоже везде одни.

Ян рассказывает, и лицо Альцева все сильнее перекашивается. Вопрос оказался риторическим.

— Ладно, черт с ними, — роняет Альцев.

Инесса никогда не бывала в этой части планеты. Но банк генов находит — исключительно по приборам. Стоаране в свое время не чурались генной инженерии. Моделировали неуязвимый панцирь, да так и не успели.

Здание торчит огромным, тускло поблескивающим клыком. Облака над ним расходятся, обнажая сизо-лиловое небо.

Транспортник идет на посадку.

— До сих пор не могу поверить, что никто не уцелел, — замечает Сиверец, всматриваясь в когда-то ровные полоски дорожного покрытия.

— Почему? Газ был хороший, — равнодушно возражает Алай. Инесса ставит транспортник у самой стены. Дальше идут какие-то ямы. Целые расщелины с чем-то бурлящим на дне. В центре города. Землетрясение здесь было, что ли?

— Не спорю. Но я в жизни не поверю, что превращение Земли в Стоар никто не контролирует. Это слишком… как бы сказать… направленные действия.

Сиверцу никто больше не возражает.

Стоаранские учреждения тоже оказываются похожи между собой. Исследовательские — точно. Узкие темные коридоры, которые еще долго снились Инессе, пока их не вытеснили другие кошмары; небольшие окошки под потолком, сквозь которые не может проникнуть свет. Хранилище образцов — бескрайний геометрический лабиринт сейфов.

— Они же все отключены, — произносит Варич. Они с Инессой идут следом за экспертами, держа оружие наизготовку. — Холодильники или что это такое.

— Без разницы, — оглядывается Альцев. — Это всего лишь значит, что мы не сможем использовать клеточный материал. Сама ДНК сохраняется веками.

Кое-как с помощью Яна они разбираются в головоломке стоаранской маркировки. Альцев вскрывает один контейнер. Эксперты склоняются над содержимым.

— Стоп. Это было напрасно. Стоаранские ткани распадаются не так, как человеческие, — вдруг говорит Ян. — Лучше не лезть внутрь.

— Все нормально, смотрите, — Альцев показывает что-то. Потом вскрывает еще пару контейнеров. Их расставляют на полке холодильника, разглядывают. Тускло поблескивает целлофан. Да, так и есть, пленка. Дополнительная защита.

Отобранные контейнеры с образцами заносят в грузовой отсек транспортника.

Инесса поднимает его в воздух — и не сразу отпускает рычаги ручного управления. Врут те, кто говорит, что на летуне с системой стабилизации не чувствуется полет. Еще как чувствуется. Иррационально. Даже если идешь по приборам.

Когда-то она поступала в ВКС именно ради полетов. О войне тогда не думали…

Инесса смотрит на экран… и заставляет транспортник притормозить.

— Вы видели?

— Что опять?

Ничего никто не видел, они заняты разговорами. Инесса вглядывается в небольшой экран, транслирующий картинку. И следит за расщелиной у здания.

Та пульсирует.

Нет. Меняется на глазах.

Затягивается.

Инесса как завороженная смотрит на сходящиеся края и не замечает, что разговоры постепенно стихают.

На месте пропасти остается серая плешь. Ненадолго.

Спустя минуту она уже покрыта темными плитами.

Такими, как и вокруг.

— Черт, — выдыхает за спиной Ян. — А это не наши подвалы?

Ему отвечают молчанием.

Не подвалы. Но что-то очень близкое. Одно и то же явление. Еще не изученное и не разложенное на атомы.

Минута, другая… Яма не появляется вновь. Инесса переводит двигатель на медленный полет. Транспортник плывет над пустым городом, местами уже заросшим пышными кустами стоаранских колючек. Есть и другие ямы. Некоторые узкие, как трещины, другие — зияющие пасти, на дне третьих маслянисто поблескивает болотная жижа.

— Понаблюдать бы хоть за одной, — ворчит Алай. — Я не понимаю…

— Да с чего вы взяли, что это тот механизм из подвалов? — вмешивается Варич. — На Стоаре, что ли, не может быть каких-то землетрясений?

— Могут, — нейтральным тоном отвечает Ян. — Но за все время, что я здесь прожил, ни разу такого не видел.

Варич косится на него, и во взгляде читается «а, это ты, предатель».

— Все, Орафанн, хорош разглядывать, давай к лабораториям, — подгоняет Сиверец. Инесса, пожав плечами, поднимает транспортник повыше и включает ускорение. Затем выводит карты на экран. На Стоаре пять корпусов центральной военной лаборатории, разбросанных по планете. Тюрьма для военнопленных была при одном из них.

— Подожди, — Ян оттесняет Инессу от пульта. — Не к тюрьме для военнопленных. На вас много чего испытывали, но разрабатывали вирус в другом месте… Это Пеара, здесь были оружейные лаборатории… Здесь разработка медпрепаратов… Попробуем сначала посмотреть в Сарском филиале. Методом исключения.

— Хоть бы один нормальный разведчик выжил, — комментирует это Алай. — Один. Насколько нам всем было бы проще.

— Разведчик, а не предатель, — не сдерживается Варич. — Черт возьми, почему вы его слушаете, да еще на Стоаре?

— Потому что я лучше знаю Стоар, — совершенно бесстрастно отвечает Ян, глядя ему в глаза. — Еще вопросы?

Варич, похоже, из тех, на кого спокойствие действует как красная тряпка на быка. Алай в последний момент решительно вклинивается между ними, не давая начаться драке.

— Прекратили. Уймись, Варич, тебя сюда отправили не в шпионов играть. Орафанн, летим к Сарскому филиалу.

Инесса специально не поднимается выше облаков. Посматривает вниз: может, появятся еще какие-то признаки подвижек в земле?

Нет ничего. Только зияющие ямы внизу и стоаранский закат прямо по курсу.

Слабое желтое солнце кажется искусственным и даже не бьет в глаза…

Транспортник подлетает к типичной черной башне, окруженной рвом. Никто не успевает удивиться. Ров уже закрывается. Миг — и на его месте сами собой ткутся расколотые плиты тротуара.

— Яркий признак вулканической активности — когда дорожное покрытие само себя ремонтирует, — насмешливо замечает Ян. Остальные отмалчиваются.

И спорить не с чем, и разговаривать после стычки не хочется.

Однако здесь даже Варич ведет себя смелее. Ясно, что никого живого на Стоаре нет, иначе оно давно бы бросилось.

Бросилось бы?

Ведь правда?

Какая разница, думает Инесса, лениво поглаживая ружье…

— Ты тут когда-нибудь был? — спрашивает Алай у Яна. Тот качает головой.

— Хотел бы я знать, как Бакум нашел здесь штаммы вируса. За одну ночь же управился.

— Надо было спросить.

В пустых коридорах и залах выбиты окна. На полу валяются осколки снарядов. Кое-где еще не разлетелись со сквозняками кучки липкого пепла. Следы последней бомбардировки…

Что-то здесь явно разрабатывали, вот только Инесса не может понять что. Стоят замершие приборы с погасшими дисплеями. Часть из них подпалены, обуглены — видно, не выдержали, когда некому было вовремя остановить цикл. Алай, Сиверец, Ян и Альцев разглядывают их, негромко переговариваясь.

— Черт его знает… Надо искать хранилище. Это химлаборатория…

— Одной химлабораторией тут не обошлось…

— А ну-ка. Это же земной аппарат, я такие у нас видел!

— Ну видел… Новость, что ли, что стоаране вывозили к себе нужную аппаратуру?

— Эй, что там? — недолго думая, кричит им Варич.

— Пока ничего. Ладно, идем дальше, — Алай неохотно отворачивается от лазерной схемы какого-то прибора.

Чтобы попасть в хранилище, нужно спуститься в подвал.

Инесса ждет, когда земля сомкнется над головой, а вместо треснувших, но еще ровных плит под ногами появится сырой пол. Сиверец, похоже, готовится к тому же. Дверь в хранилище приходится долго расстреливать в упор. Когда она подается, он жестом останавливает спутников.

— Стойте. Может, подвал начинает меняться, потому что реагирует на что-то… Подождите.

Так и не сумев объяснить, что он хотел сказать, Сиверец парой выстрелов отделяет дверь от пазов, с трудом поднимает ее и бросает в подвал.

Над ступеньками клубится грохот. Тяжелый кусок металла проезжается по всему пролету и упирается во что-то мягкое. Удара почти не слышно. Эксперты терпеливо ждут, посматривая на Сиверца.

— Если здесь действительно хозяйничает та же сила, что у нас, — задумчиво произносит Альцев, — то кто, ради всего святого, управляет ею, если на Стоаре никого нет?

Из подвала веет льдистой сыростью. В стоаранских помещениях пахнет одинаково. Хлещущими по тонким стенам иголочками дождя, тошнотворным ожиданием и голосами прошлого.

— А может, ей и не нужен оператор, — отвечает Алай.

— Самостоятельная сила, которая восстанавливает за собой тротуарные плиты, — Альцев кивает Яну. — Все равно кто-то должен был активировать процесс, даже если он автономен.

— Значит, кто-то выжил! — нервно вмешивается Варич.

Внизу, в подвальной темноте, мелькает неясная тень, как по заказу. Инесса невольно вспоминает свой прошлый визит сюда. Тени мертвого города, в которые она никогда не поверит…

Шорох. Это уже нельзя списать на обман зрения.

Снизу доносится шорох, и он очень похож на хрип. Алай дергается, хмурясь на темную шахту.

— Пошли, — бросает он спустя мгновение и первым начинает спускаться.

Инесса идет предпоследней и не может не оглядываться на дверь. Лучи фонарей взрезают мрак. То и дело мерещится, что все они снова в Городе Будущего, и вход сейчас пропадет. Только стоаранский подвал, в отличие от земного, окажется голодным…

Проем не спешит исчезать.

— А, черт! — раздается снизу. Алай дошел до нижних ступенек. Серебрится оторванная дверь. Фонарь светит куда-то под ее нижний угол.

— Это кто такой? Ты его знаешь?

— Дай я посмотрю…

«Кто»? Инесса забывает о проеме и в несколько прыжков преодолевает оставшиеся ступеньки. Внизу кто-то лежит. Остро смердит не пойми чем. Кровь не кровь, гниль не гниль…

— Это Бакум, — произносит голос Яна из полутьмы. — Труп совсем свежий.

— Тот самый, что завез нам вирус?

— Да, тот. — Инесса теперь видит Яна. Он сидит на корточках, изучая тело. — Странно. Значит, он все это время прятался на Стоаре? В принципе, выжить здесь можно при желании… И почему он погиб именно сейчас?

— Уверен, что он мертв? — Альцев тоже склоняется над трупом. Ян смеется. Сиверец хватает мешающую дверь и оттаскивает ее в сторону.

— Да вы сами видели, что творится на улице. Он мог попасть там в какую-то яму…— говорит Варич.

— А сюда потом на крыльях прилетел?

— А может, этот подвал уже менялся! — восклицает вдруг Сиверец. — Я думал как — заходишь, и начинается. Значит, Бакум зашел, и…

— И что? Изменения же не убивают.

— А его убило… Ну что, заберем его с собой?

— На кой хрен? — изумляется Варич.

— Хотя бы труп изучить, — вздыхает Сиверец. — Заберем его на обратном пути.

Инесса оглядывается на дверной проем. Но тот остается неизменным.

— Если этот труп не оживет и не уйдет, пока мы будем бродить по хранилищу.

* * *

Хранилище оказывается пустым.

Что бы здесь ни содержалось, сейчас его нет. Стоят нараспашку холодильные установки, на полках только пыль и немного стеклянной крошки. Алай под насмешливыми взглядами остальных собирает часть крошки в пакетик. Но это перестраховка.

Следовало ожидать чего-то подобного.

— Значит, надо посмотреть в других филиалах, — пожимает плечами Ян, увидев, что и дальше, куда только хватает света фонарей, тянутся все те же пустые полки.

— Посмотрим. Хотя если не найдем, то не стоит тратить время, — отвечает Алай. — Образцы вируса у нас были с самого начала. Все, что можно было, мы из них вытащили. Это так, раз уж мы здесь… Я думал, вдруг получится найти «чистый», без программ.

— И инструкцию по сборке и применению, — комментирует Ян.

— Заткнись ты, — беззлобно фыркает Алай. — И инструкцию, почему нет? Стоаране украли технологию у Земли. Где-то на Стоаре должна храниться информация.

— Нет. Их носители были не такими, как наши компьютеры, — сообщает Ян. — Ядра полностью разрушились от «Тумана». Я проверял еще в первый день, в центре возле тюрьмы для военнопленных… Да если бы здесь что-то сохранилось, стали бы мы разбираться в вирусе методом тыка?!

Алай мотает головой. Действительно… Будь хоть призрачный шанс, что можно достать архивы на Стоаре — их бы давно достали. Но тот, кто создавал «Туман», об этом не заботился.

— Так… Наведаемся в еще один филиал. Орафанн, на транспортнике есть какая-то камера хранения? Или мы будем тащить труп рядом с образцами?

И что страшного в том, чтобы сунуть труп в грузовой отсек? Образцы можно и в головной забрать, они много места не займут.

Тело грузят на дверь вместо носилок. Поправляя руки и ноги, Инесса ненароком касается кожи и вздрагивает. Будто дотронулась до спящего. Ни окоченения, ни одеревенелости. Даже холод какой-то живой, не трупный.

— Слушайте, он точно мертвый?

— Да мертвый он. Просто труп свежий. Ты трупов, что ли, никогда не видела? — лениво отмахивается Сиверец, поднимая дверь-носилки за уголок. Бакума тащат вчетвером.

— В том-то и дело, что видела, — задумчиво говорит Инесса. — И трогала, и таскала, и хоронила…

— На Земле разберемся, — отвечает Ян. Широкий люк грузового отсека поднимает заслонку. Мечется вечный свет фонарей. В этой части Стоара глубокие сумерки — грифельные, холодно-серые, без привычной земной синевы.

Тусклые пряди в этом свете кажутся совсем темными…

— Что за?.. — первым реагирует Альцев. Варич недоуменно тянет шею, вздрагивает и роняет импровизированные носилки.

Из грузового отсека под ноги выплескивается волна волокон.

Тех самых, с Земли. Волосьев, убивших не одну сотню людей и разросшихся в купол.

— Назад, — бесцветным голосом командует Сиверец. — Теперь осторожно — внутрь. Кажется, их еще немного.

Он крадется в грузовой отсек. За ним идет Алай, потом Ян. Если присмотреться, прядь действительно одна. Пышная, густая, живая, но одна.

Инесса стоит у входа, вглядываясь в пляску света и теней.

Сейчас, ждет она. Сейчас рванет фонтан этих волокон, пронзая насквозь все на своем пути. И все закончится — как закончилось для Блазовского…

Тени собираются и плещут наружу. Нет, это еще не взрыв.

Контейнер из банка генов с тихим стуком отлетает. Прядь тянется за ним. Волокна слегка шевелятся и начинают хищно ползти к людям. К трупу, который оказывается ближе всех.

— Быстро! В отсек его! Не бойтесь, придурки, здесь ничего нет! Орафанн, на взлет!

Пока эксперты наспех затаскивают тело Бакума в транспортник за руки, Инесса бросается в головной отсек. Через несколько секунд туда запрыгивают остальные. Резиновый хлопок закрывающегося люка. Взлет.

В темноте не разглядеть, что теперь делают волокна.

— А теперь, — говорит Алай где-то за спиной, в глубине головного отсека, — остановись. Да, пусть дрейфует. У нас проблема посерьезнее пучка волокон.

От удивления Инесса даже не переспрашивает, в чем дело. Транспортник скользит в атмосфере на минимальной скорости.

— Это диверсия, — продолжает Алай. — Волокна не могли проклюнуться сами. Тем более из стоаранского генетического материала, который спокойно простоял в контейнерах полгода. Активировать волокна, если кто помнит, невозможно без человеческой ДНК.

— Стоп. В том контейнере мог быть гибридный материал. Были эксперименты по скрещиванию, — Ян смотрит на него в упор. — Если бы ты его не выбросил… Зачем ты его выбросил, Дональд?

— А ты не видел, что волокна могут сделать с людьми?

— А ты забыл, что есть способ с ними справиться?

— Хватит, Закаевский! — неожиданно взрывается Алай. — Ты предлагаешь становиться и ссать на контейнер, пока волокна тянутся к горлу? Многовато отговорок! Вирус активировал кто-то из нас!

— А именно — я, ты хочешь сказать? — по-прежнему спокойно отвечает Ян. И только глаза чуть заметно сужаются, вспыхивая злостью.

— Кто угодно.

Ян смотрит на Алая. Потом на остальных. Точно сравнивает с чем-то, ведомым только ему.

— Мы открывали два контейнера. Еще там, в хранилище, если помнишь. А вирусом из наших заражены все…

— Вот именно, Закаевский, мы открывали два контейнера. Пророс почему-то один.

Инесса молча подходит к перемычке между головным и грузовым отсеками, открывает люк. В грузовом пусто, не считая трупа и нескольких небольших коробочек. Волокон нет.

— А ты первым открыл их, раз на то пошло, — бросает Ян.

— Что-то ты зациклился на контейнерах, — недобро кривится Алай. — В открытые вирус мог попасть и в транспортнике…

— Да легко, — соглашается Ян. — Что у него с выживаемостью? Долго держится в воздухе?

Об этом знают только сами эксперты. Инесса не в курсе, что там с выживаемостью. Можно лишь догадываться — по долгим, внимательным взглядам бывших приятелей.

— Только кто-то из нас, — вмешивается Сиверец. — Кто что делал за последний час? Кто заходил в грузовой отсек? Кто касался контейнеров?

Взгляды, взгляды. Изучающие. Просчитывающие. Она сама невольно задумывается. Кто заносил контейнеры в грузовой отсек? Сам Алай… Но рядом тогда шел Альцев, который теперь, бледный и молчаливый, следит за перепалкой. Будто боится, чтобы подозрение не пало на него… И Сиверец нес пару штук… Память высветила картинку-вспышку: Ян и Сиверец склонились над контейнером, и черт их знает, что они там разглядывают и не приподнимают ли пленку, чтобы…

Чтобы что? Подсыпать зараженный порошочек? Инесса даже не знает, как выглядит этот вирусный материал. Что там? Пробирка с жидкостью? Частицы плоти? Куски волокон?

Ну да, клубки — хоть сейчас садись со спицами и вяжи самый огромный свитер на планете.

Не в пригоршне же вирус принесли. Хотя…

«Из наших заражены все», — прокручивает память фразу Яна. Зачем он это сказал?

А затем их глаза встречаются. Ее и Яна.

Он смотрит задумчиво и оценивающе.

И что-то трескается — в настроении ли, в восприятии или только в воображении…

Неважно.

Он подозревает в том числе и ее.

Нет, минуту.

Сейчас все подозревают всех.

И сама она не исключение. Всего несколько секунд назад она тоже задумывалась…

Но она — ничего — не — совершала!

Инесса резко отводит взгляд. Сердце почему-то колотится, как после прыжка с высоты.

Или падения.

— Давайте по очереди, — говорит тем временем Альцев. — Вирус живет в воздухе час. Воздушно-капельным путем не распространяется, так что подышать или кашлянуть в контейнер недостаточно. Если плюнуть — сработало бы, но я не видел, чтобы туда кто-то плевал. — Он рассказывает это Инессе и Варичу, остальные терпеливо ждут. — Я держал контейнеры. Внутрь не заглядывал, близко к открытым не подходил. Потом не заходил в грузовой отсек вообще. Кто-то возразит?

Все это похоже на оправдания. Инесса почти не слушает. Логика здесь не поможет. Если бы можно было вспомнить действия каждого поминутно и вычислить диверсанта, то никакой диверсии бы не было. Преступник подстраховался. Должен был подстраховаться. Иначе она ничего не смыслит в элементарных хитростях.

— Хорошо, — говорит Альцев, перебивая сам себя. — Да, я понимаю, что это бесполезно. Офицер Орафанн, будьте добры, спуститесь на поверхность. Мы возьмем пробы почвы из этих ям. Может, они что-то дадут.

Инесса встряхивается и подходит к пульту управления. Полукруглый отсек полнится бесцельными шагами и неловкими фразами. Не нужно оглядываться, чтобы знать: члены экспедиции избегают смотреть друг другу в глаза.

— Вернуться к Сарскому филиалу? Волокна тоже будете брать на исследование?

— Нет. Я боюсь тащить не застывшие волокна в транспортник. Лучше прислать кого-то, чтобы изучили их здесь, на месте. Кого-то, кого сегодня с нами не было.

— Если волокна не заткут Стоар, как Землю, пока этот святой доброволец явится, — хрипло, чужим голосом говорит Алай.

Они молчат до самого возвращения на Землю.

Набрать несколько пригоршней грунта в контейнеры — настолько легкая задача, что можно обойтись без слов.

Провести транспортник через знакомый до последнего изгиба струн пространственный карман — тоже.

Но все-таки Инесса с облегчением вливается в компанию нормальных людей. Тех, которые не напоминают самим себе пауков в банке и не подозревают друг друга в диверсиях.

Она отчитывается перед Петрушевским вместе с группой, а затем отправляется на смену. Пусть даже задача охраны сейчас — не только работать вместе с остальными, расчищая город для жизни, но и следить, не зреют ли новые бунты. Эта охота на ведьм — такая безобидная мелочь…

Она специально оттягивает момент, когда придется возвращаться домой.

А может, Ян уйдет хотя бы на время…

Но сейчас уйти на время — будет значить уйти навсегда.

Она заглядывает в комнату… и видит, что он здесь.

Сидит или полулежит прямо на полу, опираясь о сломанное кресло. Просто сидит, ничего не делая.

Черт. Она надеялась, что он будет хотя бы спать.

Ян вскакивает с пола. Все так же молча. Инесса не выдерживает:

— Ты меня ждал, что ли? Зачем?

— А почему нет? — буднично отвечает он и, не раздеваясь, падает на кровать. Действительно ждал, чудак. Если что-то срочное — мог бы и по переговорнику связаться.

— Изучили грунт?

— Еще нет. Готовимся запускать разрушение волокон. Если получится…

Ян рассказывает без обычного азарта и умолкает, не договорив. Точно ему скучно вести этот разговор, как и любой другой.

— Диверсанта вычислили?

— Как бы мы его вычислили?

— Ты подозревал меня.

Обида. Это просто обида. Вот почему было так странно с ней столкнуться. Инесса так давно обижалась, что успела забыть, каково это. И теперь обида выплескивается наружу — и на доли мгновения становится легче.

— А ты подозревала меня. Сейчас тоже подозреваешь, потому что настоящего диверсанта так и не поймали, — спокойно отзывается Ян.

— Нет, вряд ли. Кому-то должно было быть выгодно заразить то, что мы достали на Стоаре. Кому-то было нужно, чтобы экспедиция не вернулась, или вернулась ни с чем, или получила испорченный материал и окончательно угробила Землю, когда с этим испорченным материалом стали бы работать. Это же его вы используете, чтобы заставить вирус разрушать волокна? Вряд ли тебе это нужно. Иначе ты бы уже сто раз нашел способ помешать… еще после Катары.

— Вот именно. Логика, — коротко комментирует Ян.

— А ты ожидал безоговорочного доверия?

— А ты?

Они смотрят друг на друга в темноте. Луч фонаря опять освещает растрескавшийся угол.

— Ложись спать, — советует Ян. — Поговорим, когда найдется настоящий диверсант.

Конечно, лучше всего было бы поговорить сейчас. И не о подозрениях, а о том, кому и зачем это нужно — срывать исследования и запускать новые волны волокон. Но слова не идут.

Инесса отодвигается от Яна и засыпает.

Во сне по стенам тюрьмы снова хлещет ледяной дождь.

Так сложилось — никто из друзей Инессы не любил книги.

Читать любили многие. Она сама в том числе. А книги — нет, не любили. За легкость и идеальность, которой в жизни нет. В книгах обязательно выжил бы хоть один лучший друг. Предательство оказалось бы недоразумением. А если нет, то дало бы толчок сюжету.

Книги — эфемерный набор байтов на ненадежных носителях. Их миров не существует, а жить надо здесь, на выжженной и до сих пор догорающей земле. Бок о бок с предателями, утопая в подозрениях. Заражаясь вирусом недоверия и не давая себе труд бороться, потому что больше не за что воевать.

Примерно об этом она думает, поспешно одеваясь в мертвенном свете утренних сумерек. Ян еще спит. Или делает вид, что спит. Проверять не хочется. Таковы условия игры. Если бы у него спросили, может ли он срочно выйти на работу, — тоже побежал бы.

Это и есть — бок о бок…

— Я не знаю, как их вытащить. Они разбросаны по станции. Связь пропадает. Полецкий говорил — сама станция пропадает, остается пустое место. Но после этого я вообще потерял его переговорник, — торопливо рассказывает Ольгер. Спасательная команда, кое-как собранная из членов разных подразделений, позевывает, еще не до конца уловив суть. Инесса не выдерживает:

— Вы отправили туда Полецкого?! Да его самого надо спасать!

— Я отправил его в разведку. Почему он пропал — еще неизвестно. Советую взять летуны. В разведке Полецкий, Ева Бернд и Алекс Брукер. На ГЭС была группа ремонтников… Поименного списка нет, их было десять человек. Имена и номера переговорников вам скажет Глик из энергообеспечения. Свяжитесь с ним. — Ольгер кивает и тянется к переговорнику. И, похоже, не собирается оторвать свою задницу от стула. Когда спасательный отряд возглавляет Эдита Кризе, лишние телодвижения не нужны. Разговор окончен. Можно отправляться.

— Минуту, — Инесса задерживается на пороге. — Что значит «станция пропадает и остается пустое место»? Вы сами летали туда, Ольгер? А Петрушевский летал?

— Мне не до того. Нет смысла разглядывать это, местность меняется уже не впервые. Шевелитесь, — сухо отвечает командующий охраной.

Подвалы, которые становились пещерами, вспоминает Инесса. Точно. Полецкий там уже был. В груди отчего-то щемит. Проклятие, погибнет же мальчишка…

Естественный отбор.

Кризе нетерпеливо оглядывается на свою команду из пяти человек.

На этот раз каждый со своим летуном. Небо встречает легкостью и недолгой, но пьянящей свободой. Инессе осточертело быть извозчиком.

Полет.

Небо в хлопьях пепла. Серость внизу кажется черной на фоне ослепительного восхода. Проеденные, прожженные в скорлупе дыры над кварталами — как фантастический кружевной узор.

В прорезь видна не вся ГЭС — только часть здания и водоотводов.

И они оплывают, как на сюрреалистичном интерактивном полотне. Прямо на глазах.

Одной в своем истребителе удобнее. Можно надеть шлем, который передает картинку и звук.

Полное впечатление, что паришь над станцией и наблюдаешь.

— Ждем, — напряженно произносит Кризе. — Глик говорит, станция все время так себя ведет.

— Как? — слышится от Анджея. Шлем хорош еще и тем, что в нем слышны все переговоры отряда, если к ним подключиться. — Разваливается? А потом что? Сама отстраивается?

— Именно, Смолярек, — насмешливо отвечает Кризе.

— Если она сама отстраивается, зачем ее ремонтировать?

Здание оплывает все сильнее. Стираются острые углы, текут контуры. Сначала едва заметно, как сквозь стеклистое марево, затем стремительнее — до полной нереальности. Водоотводы плывут тоже. Поодаль, там, где из земли вырастает растрепанная прядь волокон, разрушение останавливается. Неяркий взрыв — и поток воды выплескивается фонтаном, а потом бежит вниз, теряясь в зарослях боярышника и рябины.

— Повреждения не затягиваются, — голос Кризе звучит раздраженно. — Будьте внимательны, циклы разрушения-восстановления нерегулярны. Это сгубило ремонтников…

Стены осыпаются песком. Обнажается внутренность здания — перекрытия, перегородки, которые вскоре тоже обращаются в песок; оборудование машинного зала, трансформаторы…

Мельтешат частицы. На миг кажется, что шлем искажает реальность. Распад продолжается. Оборудование, минуту назад еще невредимое, вздрагивает и рассыпается на разнокалиберные детали. Издали плохо видно, что это за детали. А потом залы, коридоры, машины, водоотводы — все сливается в сплошное месиво, и не остается даже очертаний. Возвышается огромная бесформенная куча. По склону льется освобожденная вода.

Курган. Могильник.

В шлеме — напряженное молчание. Наушники оживают растерянным:

— Если надо ждать, пока все это отстроится, мы бы лучше еще пару часов поспали…

— Наблюдайте, Сикорский, нам еще лезть внутрь, — зловеще отвечает Кризе.

— Да кто мог там выжить?!

— Глик утверждает, что разговаривал с одним из ремонтников через два часа после сигнала бедствия. Вот с этим, — в инфоблоки шлемов падает номер переговорника. — Следите за ним. Фамилия парня — Поль. Он связался с Гликом под утро. Сказал, что остальные не отвечают… и что с ним произошло что-то странное. О распаде станции не сказал. Ни слова.

Серовато-бурая куча бурлит — или это только кажется?

— Он что, не заметил распада? — резко спрашивает Инесса.

— Распад заметила первая спасательная группа. Та, которую Ольгер предпочел назвать разведкой. Это было последнее, что он от них услышал.

— Произошло что-то странное… — повторяет офицер по фамилии Сикорский. Куча бурлит теперь уже заметнее. — Если это и все, что он заметил… Что за тварь мы найдем там, внутри?

Шторм.

Частицы взвиваются ввысь. Нечто незримое выталкивает их к небу — сначала кажется, что беспорядочным облаком. Хлещут потоки.

…потоки чего?

Частиц? Песка? Комьев металла?

Температура плавления металлов — больше тысячи градусов. Тысяча, шепчет голос разума. Есть легкоплавкие. Им хватит трехсот. Из чего бы ни были сделаны приборы, оно не может расплавиться и сложиться в них вновь.

Не может!

Рывок. Молния, бесцветная, бурая. Взрывы-выбросы частиц теперь кажутся организованными. Потоки хлещут, как недавно — пряди волокон. Кажется, будто их выплевывает невидимая машина, но машины нет. Это невозможно, черт возьми!

— Кто-то из экспертов это видел? — Инесса слышит свой голос и с удивлением замечает, что он сел.

— Именно это — нет. Думаете, есть смысл вызвать Алая?

Если уж Кризе начинает советоваться с подчиненными…

— Алай явится сам, если только ему сообщить. Мы видели похожее на Стоаре. Земля расходилась, потом сходилась, и дорожное покрытие восстанавливалось само собой. Взяли пробы грунта…

— Им было не до проб. Алай хочет сначала избавиться от волокон. Я скажу ему…

Инесса рассеянно слушает, как Кризе объясняется с Алаем. Внизу, точно голограмма, вырастает здание ГЭС. Черточка за черточкой, мазок за мазком, фактура по фактуре. Склон горы уже не переливается солнечными брызгами. Потоки снова закованы в водоотводы.

— И часа не прошло, — раздается голос Анджея. — А скоро оно опять развалится?

— Я не знаю, — Кризе бросает летун вниз. — Пошли! Быстро! Поль связывался с Гликом от турбины, остальные должны быть в машинном зале. Турбину беру на себя.

— Не факт, что этот Поль жив, — сосредоточенно говорит Анджей и замолкает. Пытается, наверное, связаться с Полем. Инесса отправляет летун к посадочной площадке у входа и тоже берется за переговорник.

Прав Анджей, а Ольгер идиот. Кто, к черту, мог уцелеть?!

Сигнал идет отлично.

От изумления Инесса едва успевает вписаться в глиссаду.

Переговорник отзывается хрипом.

— Поль! Поль, ты меня слышишь?! — бьет по ушам крик Анджея. Инесса сдирает шлем и переводит переговорник в многоканальный режим.

Хрип…

Помехи? Реальный звук? Чей-то голос?

— Пошли, — подгоняет Сикорский с другого края площадки.

— За мной. Я уже здесь была.

Кажется, это первые слова, которые кто-то услышал от Хельги Мидд за все время вылазки.

— Я скоро сама стану специалистом по гидроэлектростанциям, — ворчит Инесса сквозь зубы. Фонарь она захватить не догадалась, приходится держаться поближе к Хельге и Анджею, которым хватило ума вспомнить, что станция обесточена. Бесит. Бесит зависимость, даже от друзей, даже в мелочах. Анджея хочется схватить за руку и направить свет фонаря нормально. Ни зги не видно, а коридоры кое-где потрескались так, что в трещину можно провалиться до пояса.

Инесса предпочитает не думать, что полчаса назад это место было бесформенной кучей праха.

— Поль? Поль, черт тебя дери, если ты мертв, то так и скажи!

Нервный смех. Хрип на миг прерывается.

— Не с тем связываешься, Смолярек. Поль на турбине.

На секунду кажется, что отвечают из переговорника.

— Тьфу, Сикорский, придурок, так пугать…

Приоткрытая дверь, захрясшая в искрошенном полу. «Машинный зал», — бросает Хельга и ныряет внутрь. Инесса делает шаг следом.

Пол мягкий, как влажный песок.

— Назад! Станция распадается!

— Да ничего не…

Короткая заминка перерастает в сухую деловитую панику. В узком проходе начинается толкотня.

— Не дергай дверь! Пошли, потом вернемся, мы даже не видели никого!

Анджей толкает дверь. Створка, увязшая намертво, вдруг подается. Крошево пола плывет следом, как густая сметана или жидкий бетон.

— Быстро, идиоты! — шипит Инесса и бросается назад. Свет фонаря догоняет ее через секунду.

Ноги грузнут все глубже. Болото, зыбучие пески… Дневной свет на выходе — огонек в конце тоннеля. На площадку вырываются из последних сил. Летуны наполовину ушли в месиво.

— Черт, если мы сейчас не улетим…

— Не паниковать, — Анджей вдруг останавливается. Переводит дыхание. Оборачивается. Здание плывет, как тающая шоколадная фигурка.

— Меньше суеты — меньше затягивает. Пошли!

Сухое болото. Инесса видит такое впервые. И надеется, что не увидит больше никогда. По счастью, входной люк в истребителе наверху.

Рывок. Мощи двигателя хватает еле-еле. Истребитель взлетает, его заносит, как больную пчелу. Ругаясь, Инесса выравнивает его и натягивает шлем.

— Эй! Все целы?

— Целы, — отвечает Анджей. К четырем летунам спустя мгновение прибавляется еще один. Ласточкой взмывает от турбин.

— Это Кризе, прием. Нашли кого-то?

— Не успели. Нашли Поля? — отзывается Хельга.

Кризе медлит, точно собираясь с мыслями. Здание станции снова оплывает.

— Мне кажется, я его видела.

— Кажется?!

— Они все должны были бы бежать, — задумчиво произносит Кризе. — Если они подавали сигнал бедствия, то почему не сбежали, как только получили возможность? Человек, которого я видела, ходил по турбинному отделению. Я позвала его… Потом все поплыло. Я крикнула ему, чтобы он следовал за мной, и ушла. По инструкции, — поясняет она с нажимом, точно оправдываясь. — Он не спешил…

— Одним словом, вы оставили его и сбежали, — перебивает Хельга.

— Он не был ранен и мог меня догнать! — взвивается Кризе. Начинается перепалка. Здание ГЭС опять превращается в оплывшую гору темного песка. Изъеденные края скорлупы бросают на нее неровную тень.

Инесса молчит. Губы непроизвольно кривятся в усмешке. Упрекать Кризе? За что? Они сами бежали как угорелые. Солдат — не синоним жертвенности и благородства. Если человек сознательно отдает свою жизнь за чужую — это всего лишь отсутствие инстинкта самосохранения. Нейрофизиология. Не обязанность…

Станция, как чудовищный феникс, начинает восставать из пепла.

— Поль! Вы меня слышите?

— Вряд ли, — комментирует Анджей. — Он еще не отстроился до конца. Черт, вы серьезно? Не может кто-то выжить после такого! Скорее всего, в турбинном зале бродит привидение.

Сикорский не выдерживает и начинает хохотать.

— Шевелитесь, — сухо отвечает Кризе и швыряет летун вниз.

Инесса подчиняется, хотя все эти циклы распада-восстановления ей активно не нравятся. Найти кого-то живого внутри? Когда выжившие, судя по всему, сами не хотят уходить и не понимают, что именно с ними случилось? А стоит ли им мешать, если они рассыпаются и оживают вместе со станцией?

«Что за тварь мы найдем там, внутри?»

Истребитель касается площадки.

«Выполняй команды, думать будешь потом!»

Голос офицера из военного училища сливается в памяти с голосом Сикорского. Невидимая химическая реакция — и мысли, столкнувшись, исчезают. Остается растресканный коридор и мечущийся свет фонарей.

Глуховатое эхо бежит по пятам. Кажется, что все это уже было: из-за шума пробивается далекий голос.

— Стоп! Вы слышали?

Они останавливаются одновременно. Не успевают даже переброситься парой слов — эхо доносит крик.

— Вниз…

— Держи… чемодан…

— Запчасти…

Хельга кивает в сторону машинного зала. Отряд опять срывается с места. Голоса звучат не панически. Деловито. Будто там в разгаре какая-то работа.

Снова застрявшая дверь. На сей раз она не поддается — значит, время еще есть.

— Эй, Орафанн! Инесса! — оживает переговорник.

— Дональд?

Алай уже здесь? И какого черта он связывается с ней?

— Там есть волокна? Держитесь подальше от волокон, сейчас…

Все тонет в скрежете. Машинный зал похож на широкий коридор с рядом нечеловеческих каруселей. К верхушкам «каруселей» ведут лестницы. Черные трещины перечеркивают оси.

В машинном зале и должен стоять такой грохот?

В обесточенном машинном зале…

Луч фонаря соскальзывает вниз. Инесса шарахается от неожиданности. Чья-то фигура вырастает, как из-под земли.

— Хельга? Не знал, что ты еще и в гидроагрегатах разбираешься…

— При чем здесь гидроагрегаты? — Мидд узнает этого человека, облаченного в обноски технической формы. — Крис, вы подавали сигнал бедствия?

— Можно и так сказать. Мы просили прислать еще одну бригаду… Какое бедствие, ты о чем?

— О том, ради чего нас сюда отправили, — голос Хельги постепенно затихает и тонет в нарастающем скрежете. Из-за ряда «каруселей» подтягиваются другие ремонтники.

— Значит, вас не в помощь нам отправили? — Крис хмурится. — Собственно, мы чего Глика-то потревожили. Повреждения у гидроагрегатов механические, проще говоря — трещины. Кое-где детали поотрывало… Мы чиним, все по правилам, а оно соскакивает обратно. Возвращаешься через полчаса — те самые трещины, хрен их возьми! То ли мы идиоты…

— То есть, — вмешивается Сикорский, — больше вы ничего не заметили? Только то, что трещины появляются снова?

— А что еще было? Черт, что за грохот, откуда это? Неужели ток пустили?

Крис оглядывается. Ремонтники разводят руками. Инесса ежится — ее продирает дрожь. Больше ничего не заметили…

Больше ничего и не было. Для них.

Переговорник надрывается, но расслышать хоть что-то уже невозможно.

— Пойдем отсюда. Быстрее, — говорит Хельга. — Бегом!

Она разворачивается, нетерпеливо оглядываясь. Ремонтники тянутся к выходу медленно, растерянно.

— Скорее!

— В чем дело-то?

— Сами увидите, некогда объяснять!

Шаг за шагом — пол не плывет. А грохот нарастает. Значит, не в машинном зале дело. Грохот накатывает со спины, заставляя то и дело озираться. И снова все уже было — Инесса готова вот-вот увидеть черную стену, но когда фонарь направлен вперед, не видит ничего. Кажется, есть шансы вырваться. Уже почти вырвались. Уже почти…

Свет вспыхивает с двух сторон. Впереди — выход в конце коридора. Позади — огромная, всепожирающая волна. Она пенится серыми клубами. Накатывает, захлестывает. Грохот отдается барабанной дробью.

Инесса отталкивается ногами от пола — и вываливается на площадку. Волна неистовствует в какой-то паре метров. Встать, бежать к истребителю. Черт, надо захватить еще двух ремонтников. «Не успеваем», — стреляет мысль…

Инесса оглядывается — как раз чтобы отшатнуться, не дать пышной серой пене лизнуть ноги.

Хельга, Анджей, Сикорский… она не успевает даже ничего спросить.

Следом за отрядом выплескивается волна, выталкивая два человеческих тела. Площадка начинает проседать, здание ГЭС опять плывет, а вместе с ним плывут и тела. Растекаются, как огромные фигурные свечки. Вливаются в общее море. Сухое море.

Стены утробно скрежещут и начинают стремительно осыпаться.

— Что за… это же… Крис! — кричит Хельга. Анджей отвешивает ей оплеуху и дергает к летунам.

— Уходим!

Двигатель бросает истребитель вверх в последний момент перед тем, как площадка рассыпается мельчайшей пылью. Перед глазами до сих пор стоят расползающиеся тела. Ни крови, ни грязи, ни костей. Искажение, а затем прах. Больно? Страшно?

Они даже не поняли, что с ними случилось…

А переговорник продолжает надрываться. Инесса не сразу заставляет себя слушать.

— Эй! Орафанн! Это ваши летуны там в воздухе?

— Дональд, — устало говорит она, — что тебе мешало рассказать мне вчера?

— О чем рассказать? — теряется тот.

— О том, что ты только что выкрикивал. Я ничего не услышала…

— Вчера я не знал, что до этого дойдет. ГЭС не восстановится. Мы и подумать не могли, что реакция разрушения ее затронет!

* * *

Небо над Смитвиллом непривычно чистое, лишенное бесформенного серого кружева. Обожженная скорлупа больше не нависает над кварталами. Теперь здесь хозяйничает июньское солнце. А сам город напоминает пепелище.

— Мы начали с окраины, — Алай идет рядом с Инессой. К Петрушевскому так просто не прорвешься — перед его кабинетом бушует толпа. — Все пошло как надо. Мы заставили край скорлупы снова активизироваться и заразили измененным вирусом. Началось разрушение. Поначалу было, как мы и ждали. Часть прядей рассыпалась и потащила за собой стены… В целом — ничего непоправимого. И тут нам сообщают, что районы, где не было волокон, рушатся тоже. Целиком!

— Где не было волокон — это те, в которых мы находили железную тушенку и каменные двери?

— Да.

Инесса жмурится от нахального солнца и отступает к стене.

— Нужна эвакуация! Без энергии нам конец! Запасов почти не осталось! Один раз улетели — и второй сможем…

К Петрушевскому ломятся и охранники, и простые жители — все, кто уже успел сложить два и два. Дверь распахивается раньше, чем Кризе успевает проложить себе путь сквозь людские бастионы.

— Прошу разойтись! Скорее всего, эвакуация будет. Нет, не обязательно в Город Будущего. Мы выберем место, которое пострадало меньше всего… Не паникуйте. Мне тоже невыгодно сидеть без запасов и ждать голодной смерти.

Петрушевский иронично улыбается и поднимает руку.

— Разойдитесь. Пропустите ко мне посетителей.

Инесса наконец понимает, где нестыковка в рассказе Алая.

— Дональд, — говорит она, пока Кризе отчитывается перед Петрушевским. — Вы же не синтезировали вирус сами? То есть… У вас же были болванки или как это называется? Вы только сменили ему программу?

— Ну да. Мы выделили его еще из тел под Катарой. И да, подправили… Ты тоже заметила?

— Что те части города, где нет волокон, тоже заражены вирусом? Похоже на то…

— Я не знаю, в чем тут дело, — вздохнув, говорит Алай. — Сам вирус искусственный, рукотворный. Можно вкладывать в него любую информацию. Мы научились это делать. Но как он способен влиять на неживые предметы… Убей не пойму. Информацию-то мы можем вложить, а вот за счет чего она работает, распространяется — черт его разберет.

— Научились вкладывать информацию? И не знаете, за счет чего распространяется? Как это может быть?

— Да как-как, — чуть оскорбленно огрызается Алай. — Ты вон на истребителе летаешь, а за счет чего работает нейтринная пластина, знаешь?

— Ну, теоретически, в общих чертах…

— Вот и мы — теоретически и в общих чертах! — запальчиво восклицает Алай и неожиданно мрачнеет. — Мы что-то упустили…

— Да уж, упустили…

Инесса невольно вспоминает, в какой эйфории совсем недавно был Ян. Докопались до сути… Нет, от волокон они избавились. При желании можно на этом остановиться. Но она уверена, что эксперты не остановятся.

— Ян где? — негромко спрашивает она. Петрушевский и Кризе переругиваются с Гликом, составляя точный список погибших на станции.

— Здесь, наверное, — Алай кивает куда-то в пространство, в сторону отведенного под лабораторию крыла ратуши. — Да, кстати. Вы бросайте это — подозревать друг друга в диверсии. Если бы ее можно было раскрыть по горячим следам…

— Знаю, — досадливо перебивает Инесса. Советы подобного рода она ненавидит. — Не беспокойся, никто никого не подозревает. Все были на виду.

— На виду, значит, — ворчит Алай, поглаживая плешь. — На виду…

Он умолкает. Перед глазами вместо солнечных бликов стоят рассыпающиеся тела незнакомых ремонтников.

То, что на виду, не всегда дает ответы на вопросы.

Небольшой рой летунов вспархивает с руин городка.

Разведка.

Инесса вызвалась в нее сама, когда Петрушевский распорядился слетать и посмотреть, что случилось с городами после реакции распада.

Трудно поверить, что волокон больше нет. Трудно — но ровно до тех пор, пока не взглянешь вниз. Она снова одна на своем летуне, и можно надеть шлем, который передает картинку. Можно снижаться или набирать высоту и разглядывать, что стало с многострадальной Землей.

Избавление от неестественного купола-скорлупы дает больше преимуществ, чем казалось раньше. Исчезновение скорлупы — это перемены. Это связанные с ними хлопоты. Переселение? Начинаем переселение! Возможность отстроить электростанцию, медцентр, осесть наконец на постоянном месте? Начинаем отстраивать и обустраиваться! И неважно, о какой именно электростанции и о каком медцентре речь. О том, что будет на новом месте. Переселяться ведь нужно обязательно, в останках американского городишки нет условий…

Хлопоты отвлекают.

Отвлекают от вопросов.

Не будь их — многие прокручивали бы в памяти то, с чем столкнулись за последнее время. И варились бы в собственном соку, мечась среди загадок и не находя объяснений.

У Инессы тоже предостаточно таких воспоминаний.

…Оживший подвал, который меняется на глазах. Черная стена небытия, ползущая по пятам. Поле без признаков цивилизации на месте Города Будущего. И никакого купола — и купол, возникающий тут же, стоит миновать ту высоту, на которой он должен быть. Будто они тогда попали в сон, где все меняется, стоит на него посмотреть. Или, наоборот, отвернуться…

Инесса летит не в Город Будущего. Но знает, что какие бы вести ни принес оттуда тот, кто отправился выяснять, пригоден ли Город для жизни, — она не поверит.

Чтобы поверить, ей теперь нужно увидеть собственными глазами.

Кое-где скорлупа еще цела. Распад идет быстрее, чем она ткалась, но скорость летуна еще выше. Когда скорлупа ткалась, она окутала Землю за несколько месяцев. Чтобы распасться, ей понадобилось несколько дней.

Инесса кружит над городами. Над остовами городов. Здесь когда-то был Париж — множество мелких металлических укрытий, подпорченных дождями и покореженных обстрелами. Здесь — Лондон: гордые, не прячущиеся под навесами здания, бросавшие вызов стоаранским бомбардировщикам… Вызов был принят, но Лондон уцелел. Позже свое дело сделали сами земляне, попавшие под власть психовируса. Потом — волокна, снега и дожди…

Многие здания еще неплохо узнаются. Людей не видно. Инесса предпочла бы жить здесь, но что-то ей подсказывает, что придется возвращаться в Город Будущего. Если только там не хуже, чем здесь. Если от медцентра хоть что-то осталось и если сохранились квартиры.

А впрочем, неважно.

Где бы ни довелось жить, там уже не будет этого выматывающего «бок о бок».

Не нужно будет каждый день видеть человека, который подозревал тебя в предательстве.

Которого подозревала ты.

Которого до сих пор подозреваешь — мелькает такая мыслишка, слабая, подленькая, но мелькает.

И ты почему-то не хочешь признавать, что если такая же мыслишка мелькает и у него — значит, вы квиты…

…Инесса возвращается в ратушу уже в потемках.

Душный июльский вечер окутывает Смитвилл. Жара давит, влажное тепло забивает дыхание. Чужие летуны прибывают один за другим. Никто еще не спит. Шум: галдят, переговариваются люди, голоса сплетаются — чужие и знакомые; взрыкивают двигатели. А там, за городом, совсем рядом — река. Ее шума не слышно, но Инесса знает, что волны все так же несутся по каменистому руслу. Река за лето обмелела, но не пересохла. Окунуться бы сейчас. А потом — на прохладную простынь. Одной.

Петрушевский принимает доклады, откинувшись на спинку стула. Верхние пуговицы поношенной рубашки расстегнуты, седеющие волосы растрепаны и кажутся влажными. Мигает единственная желтоватая лампочка в светильнике на батарейках. Все, кто вернулся с вылазки, ждут своей очереди в зале собраний ратуши. Света им не хватает. В темноте, устроившись на сиденье, хочется прикрыть глаза и задремать.

— Всем спасибо. Завтра я слетаю в несколько мест сам. Скорее всего, будем возвращаться в Город Будущего, — наконец говорит Петрушевский. Голос у него надтреснутый, не приспособленный для публичных выступлений без микрофона. — Можете начинать собираться.

— Мы когда-нибудь начнем жить? — звонко спрашивают из темноты. Еще один знакомый тон. Кажется, Каролина. — Жить, а не собираться?

— Свободны, — с нажимом отвечает Петрушевский.

— Как только, так сразу, — бросают от двери.

Ничего, думает Инесса, выходя на напоенную душным ветром улицу. Голоса в темноте взлетают в остывающее ночное небо. Стрекочут насекомые — кузнечики или цикады… С окраин доносится то ли вой, то ли лай. Дикая природа берет свое. Ничего.

Они переселятся, и все закончится само собой.

Как только, так сразу.

* * *

Инесса не считает себя трусихой, но, оказавшись в Городе Будущего, то и дело настороженно оглядывается по сторонам.

Просто так. Чтобы видеть, что происходит.

Раскаленное солнце сушит пыль и каменное крошево. Улицы и руины поросли сорняками. От жары поникли даже ажурные листья амброзии. Ослепительно сверкает ближайшая городская стена из листов металла. Медцентр высится вдали: закопченная черная свечка сгоревшего корпуса и изъеденные, выщербленные громады остальных. Такие же искалеченные великаны — остальные дома. Ни одного целого стекла, змеистые трещины и разломы в стенах. И крошево, крошево. Обломки, каменная пыль, целые кирпичи, фрагменты бетонных блоков…

Волокна за несколько месяцев состарили Город на десять лет.

Наверное, так выглядели бы в будущем те города, где не осталось людей. Теперь разрушение пойдет еще быстрее. На место людей придут леса. Вырвется на свободу все, что сдерживала цивилизация…

…предательство — порок цивилизации, а не природы…

Инесса оглядывается, но видит только людей, дома и летуны.

Полустоаран — и следа нет.

В одном из зданий тогда, перед эвакуацией, оставались десятки пленных, зараженных стоаранским вирусом. Эти люди ломились в Город Будущего из-за стен, когда-то оставленные за бортом. Потом умирали — не от ран, а от того, что волокна разъедали их тела, используя как строительный материал. Осталось от них что-нибудь?..

Или они и стали теми полустоаранами?

Нет, думает Инесса. Вряд ли. Они умерли.

…будто это вообще преграда…

Жилье разрушено или основательно подпорчено. Заселиться в квартиры и сразу же начать расчищать свой город — уже в который раз, может, хоть теперь наконец-то навсегда! — не получилось. После первых нескольких драк за жилье Петрушевский собрал всех у штабного здания и приказал ждать распределения. Он был зол, как все стоаране прошлого вместе взятые. Он не ожидал от своих людей будущего такой глупости, как неспособность поделить квартиры.

Инесса держится подальше от штаба. К зданию опасно подходить. Фасад откололся от корпуса и вот-вот рухнет на площадь плашмя. Она записалась в очередь и ждет в тени на углу, устроившись на горе камней.

— А ты что здесь делаешь?

Изумленный голос отвлекает от созерцания мелких фиолетовых цветов на раскидистом кусте с тонкими веточками. Алай щурится, с досадой смотрит на очередь и беспомощно выплевывает ругательство.

— То, что и все. Жду, пока мне выделят комнату.

— А ваш дом, по-моему, уцелел. По крайней мере, я его видел. Раз стоит, значит, все не так страшно.

«Ваш дом»… Инесса морщится, глядя не на Алая, а на покачивающийся на ветру куст с фиолетовыми цветками. Меньше всего ей хочется затевать выяснение отношений с Яном. Прилетели они вместе. Потом он пошел смотреть на дом, а она — сюда. Ничего не сказав. Раньше все удавалось решить явочным порядком. Их с Яном ничто не держало вместе. Можно жить в одной квартире, можно порознь. И никто ничего не скажет, и никто не будет в претензии. Хорошо, когда ничего не связывает. Почти ничего.

— А тебе что, негде жить? — она поднимает глаза. — У верхушки, штабистов и экспертов разве нет элитных развалин с видом на ГЭС?

Алай фыркает, приглаживает волоски на плеши и спешит распрощаться. Из штаба то и дело выходят люди, но очередь отращивает хвост, как змея. Инесса находит взглядом толстяка-техника, который записался перед ней. Его желтая майка видна на расстоянии. Когда подойдет к двери — можно будет покинуть свой пост…

Тень потихоньку отползает. Горячее солнце тянется, как пьяный солдат, норовя заключить Инессу в жаркие объятия. Скоро придется искать новое место…

Нет. Не придется. Сначала нужно выдержать отвратительный разговор.

Яна она замечает издалека. Тот идет через площадь стремительным шагом. Отвратительно… что не получится тихо отползти в свою норку. Наверняка Алай нашептал…

— Почему ты ничего не сказала?

Ян смотрит на нее сверху вниз, и, кажется, он злится. Инесса неохотно поднимается.

— Не сказала, что ухожу? Не хотела это обсуждать. Может, не будем?

— Почему уходишь?

— Потому что то, как мы живем… это уже ненормально. Меня это нервирует. — Разом вспоминаются вдруг унылые вечера, когда оба свободны — и молча сидят по разным углам; радость от вида пустой квартиры — какое счастье, он на работе; выматывающая необходимость ходить друг мимо друга, избегая лишний раз посмотреть в лицо… — Ты что, не замечал?

— Замечал, — раздраженно бросает он. — Хотел дать тебе время переварить обиду, но если ничего не вышло… Тебя так задело, что я не вычеркнул тебя сразу из списка предателей?

Звучит совсем просто. Инесса опять морщится, всматриваясь в знакомые черты Яна, в сузившиеся синие глаза.

— Не только. Все сложнее, чем ты говоришь.

— Насколько сложнее? Черт! Инесса, ты солдат, а не истеричка в климаксе! Какая, мать ее, душевная травма — в чем-то заподозрили! Да как заподозрили, так и забудут! Или ты с диверсиями никогда дела не имела? Не знаешь, как ищут виноватых?

Злится. Опять она вывела его из себя. Больше никому не удавалось. Что бы это значило?.. Конечно, Инесса прекрасно понимает, что́ случилось на Стоаре. Опустошенная планета — аналог замкнутого пространства, — группа людей и свежая диверсия. Что еще делать, кроме как перебирать подозреваемых, холодно просчитывая, кто мог это совершить? Причем «мог» — категория не психологическая, а логическая. Неважно, способен ли человек на предательство в принципе. Важно, где он был, какое у него алиби и способен ли он на преступление физически …

Она пожимает плечами, рассматривая остовы домов у Яна за спиной.

— Тонкая душевная организация? — продолжает он тихо, но с таким бешенством, что Инесса, вздрогнув, переводит взгляд на него. — И как я не подох от обиды, когда был предателем абсолютно для всех? И для тебя тоже. И даже после того, как ты узнала, что делает стоаранский вирус…

Его губы выплевывают несколько ругательств и поджимаются брезгливой полоской. Инесса слушает, чуть приподняв брови. В мыслях мешаются два основных потока: что еще, кажется, никто так не доводил Яна до белого каления и что он прав. Тонкая душевная организация… Инесса всегда смеялась над этим.

— Прости, — вырывается у нее. — Я знаю, что ты не предатель…

— Возвращаешься?

— Что, дом и правда уцелел?

Оглянувшись на очередь, Инесса отходит от своего наблюдательного поста. Отсюда до дома — пара переулков. Ян, прикрыв на миг глаза, глубоко вздыхает — и лоб разглаживается, а злые морщины у губ исчезают. Нужно будет спросить, почему она его так бесит. Как-нибудь.

В переулках лежат мрачные послеобеденные тени. Неприятное это время — уже не утро, почти не день, еще не вечер. Все застывает, и даже солнце светит как-то безнадежно.

— Было предательство или нет, — негромко говорит Ян после паузы, — нужно не верить, а знать правду. Если для этого придется проверять или расследовать — прекрасно. Безоговорочное доверие опасно. Если человек способен на него, способен верить без доказательств… Он точно так же поверит и кому-то еще. И тогда уже не докажешь, что ты ничего не совершал.

* * *

Не знаешь, как себя вести, — держись как ни в чем не бывало.

Дом пострадал довольно сильно. Сквозь трещины в стенах видно, как колышутся ветви деревьев и снуют туда-сюда люди на улице. Инесса подходит к окну, дергает за покосившееся крепление с жалюзи, и оно отпадает. Стеклопластик торчит неровными колотыми кусками.

Она бросает взгляд на двор и изумленно хмыкает. Кроны деревьев будто кто-то обкромсал лезвием — прямо-прямо, отрезая аккуратные ломти или целые куски.

— Волокна много где наследили, — говорит Ян, подходя сзади. — После того, что было на ГЭС, нам надо пересмотреть наши открытия. Сиверец хочет провести один эксперимент. Тебя тоже пригласят. Нужны все, кто был тогда на ГЭС.

Инесса улыбается, пока он не видит. Действительно, неужели стоило столько дней шарахаться друг от друга, вместо того чтобы сразу все обсудить?..

— Что за эксперимент? На нас? — смеется она.

— Не на вас. Вас попросят внимательно наблюдать.

Он кладет руку ей на живот, второй начинает поглаживать грудь. Целует шею, скулы — Инесса откидывает голову и прижимается к нему спиной.

— Ян, за нами сейчас тоже могут внимательно наблюдать…

— Кто? — выдыхает он над ухом и убирает руки. — А вообще-то мы собирались идти искать полустоаран. Или их трупы. Или и трупы, и полустоаран… Пойдешь с нами?

* * *

Дом, где перед эвакуацией держали полуживых пленных, тянется вдоль восточной черты города.

Точнее, тянулся. Тогда.

Сейчас там не осталось камня на камне.

Город Будущего немало пострадал от волокон, но это разрушение выглядит так, будто здание целенаправленно расстреливали прямой наводкой. Вместо стен — огромная гора крошева. И лежит оно здесь уже давно. Если бы дом обрушился после того, как исчезли волокна, пронизывавшие стены, то на обломках не успели бы вырасти мелкие нахально-зеленые кустики сорняков. А раньше это здание было довольно крепким. Его не отдали под жилье только потому, что оно стояло на краю города, а за стенами тогда бродило слишком много людей, оставленных за бортом.

Сейчас за подпорченными городскими стенами пустынно, а внутри поселенцы заняты самыми обычными бытовыми хлопотами. Обустроиться, оценить, сильно ли пострадала квартира, спуститься в складские подвалы за припасами и заодно проверить, сохранились ли они…

— Алай, курва, — беззлобно ворчит Ян, — громче всех кричал, что надо найти полустоаран, это очень важно… И где он?

— Я вместо него, — заявляет Анджей — третий в их компании. — Думаешь, не справлюсь? Не тех людей вы экспертами назначили!

— Ну, здесь надо раскапывать камни, чтобы что-то найти, — Ян посмеивается, но местность оглядывает цепко. — Это же отсюда шло, из пленных…

— Найти что? Тела пленных пошли на строительный материал для волокон или переродились в полустоаран? — переспрашивает Инесса. Он пожимает плечами.

— Скорее всего, на материал. Ты видела Блазовского, когда его тело начало перерождаться. И он был мертв. Волокна могут многое, но оживлять мертвых — вряд ли…

— Откуда тогда взялись полустоаране? Живые, которые напали на нас!

Ян пожимает плечами.

— Бакум, судя по всему, приволок сюда целую охапку разновидностей вируса. Что неудивительно, если не разбираться в маркировке. Одни зараженные стали пищей для скорлупы, другие — недоделанными стоаранами. Система прослеживается.

— А потом куда они делись? Распались? Стали пылью? — полуутвердительно говорит Анджей, отбрасывая ботинком крайние камни груды. Пыли действительно много. И среди кирпичной крошки, и на дороге мягким белесым ковром.

— Видимо, да. — Внезапно заинтересовавшись, Ян садится на корточки и зачерпывает пальцами сухой рассыпчатый порох. Подносит к глазам и разглядывает, морща лоб и раздраженно отбрасывая с лица мешающие пряди волос. — Хороший вопрос. А ты внимательный. Мы как-то упустили, во что превращаются волокна после распада… Здесь может лежать часть ответов…

— Я же сказал — не тех вы в эксперты записали! — Анджей шутливо выпячивает грудь. — Мы что вообще ищем? Трупы полустоаран? Тогда нам в медцентр. Слушать меня, я тут главный эксперт!

— Пошли, главный, — хохочет Инесса. Мимо проходит группка полузнакомых поселенцев. Мрачные как тучи. Косятся удивленно.

Медцентр окружен людьми, как огромный закопченный муравейник. Откуда-то взялся тягач — копается в обвалившихся перекрытиях.

Командует всем этим Сиверец. Он мечется от тягача к парням из охраны, которые тоже таскают камни и складывают в аккуратные пирамиды под стенами. Поодаль стоят два грузовых транспортника: аппаратура.

— Алоиз! — окликает Ян. — В подвал можно?

Тот жмурится. Площадь у медцентра поливают лучи закатного солнца, тягучие и темно-золотые, как жженый сахар. Сиверец дает отмашку тому, кто сидит за рулем тягача, и отходит на порог, в тень.

— Подвал мы еще не разбирали. Идите. Больше здесь ничего не обвалится, — он утирает со лба пот. Серая рубашка — вся во влажных пятнах. — Трупы?..

Ян кивает.

— Пока ничего не нашли.

— А мы нашли. Но это еще как сказать. Расчлененка какая-то. Разгрузим приборы — Альцев займется… хотя чем там, к черту, заниматься, — Сиверец сплевывает в пыль.

Инессе кажется, что из невесомой седой вуали вот-вот соткутся новые волокна, вызванные к жизни контактом с человеческой ДНК. Но плевок просто остается темной точкой на полу. Реакция распада не работает в обратном направлении.

— Расчлененка? — вздергивает брови Ян.

— Пальцы, целые кисти, ноги, лоскутки кожи, — перечисляет Сиверец, как рыночный торговец человечинкой. — Все подсохшее, будто вяленое. Хочешь — посмотри сам. Два верхних этажа мы расчистили. Держитесь подальше от крана, а обвалов не будет.

— Ладно… — Ян оглядывается на Анджея и Инессу, а затем ныряет в здание.

Внутри душно. Стоячий воздух полон мельчайшей пыли. Пахнет пожарищем, пеплом, застаревшей копотью. Но, на удивление, далеко не все здесь мертвенно-черное. Обгоревшие ободки темнеют вокруг оконных проемов. От двери тянется огромный выжженный язык. И все — те же светлые стены и плитка на полу. Ну разве что краска вспузырилась — вся, даже стойкая…

— Сначала в подвал, — говорит Ян. — Если я не ошибаюсь, расчлененку, — он выделяет голосом жаргонное словечко, — мы найдем и там.

— Не ошибаешься в чем?

Инесса спускается по подвальным ступеням с опаской. С одной стороны — после реакции разрушения исчезли все аномалии, вызванные волокнами. С другой — ну не могла эта чертовщина быть вызвана волокнами! Как органические пряди заставят подземелье трансформироваться прямо под ногами? Как создадут стену черного небытия, ползущего по пятам?

Они ступают на светлые плиты, которыми выложен пол в подвале. Лучи фонарей шарят по стенам. Все такое, как и должно быть. Точно и не исчезала дверь, и плитка не сменялась утрамбованным земляным полом, полным ловушек.

— Полустоаран было много, — говорит Ян, неспешно продвигаясь вглубь подвала. — Живых. Не знаю как, но волокна трансформировали и их тоже. Потом — реакция распада. Рассыпалось все, что было создано из волокон…

— И их тела, правильно. Тогда откуда взялись все эти пальцы и…

Свет фонаря падает на бесформенную кучу чего-то на гладком полу.

Наверное, не предупреди их Сиверец, Инесса подпрыгнула бы от неожиданности. И правда расчлененка… Вот человеческая рука до локтя, ноги в ботинках — и все. Лужица пыли, вытянутая и оканчивающаяся непонятной тряпицей.

Ян опускается на колени и поднимает эту тряпицу. Голыми руками. Скользит яркий луч: завиток, темно-коричневая «изнанка», клок шерсти… Ухо! Лоскут кожи с ухом и волосами!

Он продолжает с любопытством разглядывать края и подкожную часть.

— Слушай, Закаевский, ты бы хоть перчатки надел, — с отвращением говорит Анджей.

— Они в вещах где-то… — рассеянно отвечает Ян. — Да не бойся, к тебе обниматься не полезу.

Зато полезет к Инессе. Руки, правда, помоет. Но все равно… Только ей почему-то не делается противно.

Наоборот.

— Интересно, — заключает наконец Ян и встает. — Выходит, волокна преображали тела хаотично. То ли вирус неудачно сработал, то ли никто изначально не собирался создавать армию гибридов… Тушку полустоаранина исследовать не получится. А жаль.

— Да совсем! — фыркает Анджей. — Что, серьезно? Думаешь, они все распались?

— Да. Теперь неплохо бы посмотреть, где их застал распад. В медцентре… значит, они пытались что-то делать, значит, они были разумны… Нужно узнать, где еще. Интересно, что это был за разум? Остаточный или…

— И черт с ними, — бросает Анджей, не дослушав.

— Ошибаешься, эксперт, — хмыкает Ян. — Это все — крупицы информации. Разберемся в волокнах до конца — будем править миром.

Говорит он легко, даже шутливо. Но за этой шуткой — пропасть.

— Остаточный разум… То есть человеческий, так, что ли? Насколько сильно волокна могли перестроить мозг? — Инесса оглядывается на тонущий в темноте коридор. Уходят они медленно, в замешательстве. Впереди брезжат капли расплавленного закатного света.

Казалось бы, шансов выжить после превращения в полустоаранина и без того было мало. У кого угодно. Человеческий организм вообще не приспособлен к холодной зеленой жиже вместо крови и к хитиновым панцирям. Что уж говорить о мозге стоаранина… С другой стороны — крошечные частички-вирус, носители информации, превращающие зараженных в предателей, в насмерть перепуганных жертв или кто знает в кого еще… Значит, они могли влиять на мозг, не убивая его.

— То, что стоаранский… то бишь земной вирус может перестраивать мышление — не секрет, — неохотно отвечает Ян. — Только его влияние, как любую промывку мозгов, можно преодолеть. Подозреваю, что у полустоаран такой возможности не было. Иначе их бы не было смысла создавать.

— Их и так не было смысла создавать, — резко говорит Анджей. — Зачем? И кому они нужны?

— А это уже плохой вопрос, эксперт, — со вздохом отзывается Ян. — Глупый. Или наоборот, слишком хороший вопрос…

Тягач с краном, пока их не было, переместился за угол. Голоса и команды доносятся оттуда приглушенно, отдаются эхом меж пустых корпусов. Последние закатные лучи запекаются темно-алым на крышах.

— Какой эксперимент вы собираетесь провести? — спрашивает Инесса. — Вы же сами ничего не знаете.

— С пустым вирусом. Если в него не заложить никакой программы, никакой ДНК — как он себя поведет?.. Это важнее, чем кажется. Мы вот-вот поймем, что он такое.

«Ты это уже говорил», — думает Инесса. Но молчит.

Есть провалы, о которых лучше не напоминать.

* * *

— И все-таки, по-вашему, это рациональнее, Алоиз? — вопрошает Петрушевский. — Продолжать эксперименты, вместо того чтобы искать архивы?

— Не «эксперименты», а один эксперимент, — Сиверец говорит спокойно, но его пальцы скребут изборожденную ранними морщинами щеку, выдавая нервозность. — До сих пор мы рассматривали так называемый «стоаранский вирус» как любой вирус. Все укладывалось в схему. Он мог поражать любую органику и влиять на нее. Поэтому людская плоть перерождалась в волокна, затем на волокна шли деревья, прочие растения… вы сами это видели. Тот же вирус менял психику. К счастью, обратимо. Потом мы нашли преобразованные склады. Всю эту каменную траву и железную тушенку. Подвалы менялись на глазах… Ни один вирус не может преобразовывать камни и железо. Сейчас мы просто запустим простенькую реакцию. Активируем незапрограммированные частицы вируса на камне. Если с ним случится то же, что с ГЭС, — тут Сиверец кивает в сторону Инессы, Анджея, Эдиты Кризе и других, кто был тогда на оплывающей и восстающей фениксом гидроэлектростанции, — значит, это не вирус, а некий инструмент. Ну а если это инструмент, то и архивы можно поискать потом, и заражения больше не бояться… Инструмент отправится в долгий ящик, пока мы не сможем позволить себе начать его осваивать.

Уцелевшие корпуса медцентра расчистили и установили приборы. Всю эту неделю поселенцы только и делали, что наводили порядок, забыв о прежнем распределении обязанностей. Какие уж тут исследования или охрана, если исследовательские помещения засыпаны пылью и все в трещинах, а охраняемые стены надо сначала отстроить. И вот, едва эксперты кое-как навели порядок…

В углах еще таятся островки вездесущей пыли. В большом окне нет стекла, а наблюдатели сидят на разномастных стульях. Но бокс на столе, подключенный к мини-генератору, с готовностью мигает индикаторами.

— Не бояться заражения. Вы говорите это после того, как волокна уничтожали все и всех на своем пути?

— Но мы заставили их распасться. Новые не появятся, если не запустить новый цикл. А запустить его некому…

Сиверец смело смотрит Петрушевскому в лицо. Нервничает он, видимо, не оттого, что лукавит или что-то скрывает, а потому, что волнуется за исход эксперимента.

Глава Города Будущего хмурится. Неловкая пауза — все отводят глаза. Наконец Эдита Кризе не выдерживает:

— Мы черт знает сколько времени ловим диверсанта! Говорите, некому запустить цикл, да?

— Среди нас диверсанта нет, — Сиверец смотрит уже на Кризе — такими же честными глазами. На миг у Инессы мелькает сумасшедшее подозрение: а может, это все-таки он… все время он, и под Катарой, и на Стоаре… но зачем? — И потом, зачем? — эхом к ее мыслям продолжает Сиверец. — Это для кого угодно гибель. Они неуправляемы.

— Для нас, — бросает Петрушевский. — Вы не задумывались, Алоиз, что тот, кто устраивает нам диверсию за диверсией, может отлично знать, что такое волокна и как ими управлять?

— Тогда бы он давно уже вышел на сцену, — вмешивается Ольгер, потирая двойной подбородок. — Кто бы это ни был, он может не больше нас.

Бокс продолжает мерно подмигивать. Сиверец поднимает руку.

— Я первый начну искать диверсанта вместе со всеми, но потом, потом, хорошо? — просительным тоном говорит он. — Эксперимент безопасен. Все произойдет только внутри бокса. Стекло неуязвимо, оно покрыто неактивными частицами вируса, запрограммированными на распад. Точнее… просто частицами. Мне кажется, уже не стоит называть это явление вирусом… Всем хорошо видно?

— Да, — за всех отвечает Петрушевский. Рядом с ним Ольгер, Альцев, Эдита Кризе, еще пара руководителей бывших округов. В другом ряду — те, кто участвовал в спасательной операции на ГЭС: Инесса, Анджей, Хельга Мидд… Эксперты в полном составе стоят у стены. Поймав взгляд Инессы, Алай корчит едва заметную рожицу, а Ян отвечает кивком снизу вверх.

— Тогда начнем. Теоретически камень должен распасться и собраться, как наша гидроэлектростанция…

И Сиверец активирует бокс.

В ярком свете над большим серым булыжником ненадолго повисает распыленное облачко. Перламутровые частицы оседают на неровную поверхность.

Камень начинает медленно оплывать.

Выглядит это не так фантасмагорически, как на станции. Кажется, будто кто-то просто положил в бокс большой ком серого мороженого и включил подогрев. А в остальном… в остальном да, все точно так же.

— Оно, — отрывисто комментирует Кризе. — И что это должно означать? Вирус — это не вирус, а…

Инесса как раз смотрит на нее, а не на камень. И в первый момент не может понять, почему Кризе вдруг умолкает.

Потом помещение взрывается возгласами.

— Всем выйти! Посторонним покинуть…

Сиверец не успевает даже договорить. Никто больше ничего не успевает.

Камень оплывает все быстрее, а за ним тают, как ледяные корочки, прозрачные стенки бокса. И стол, и пол, и…

Перепрыгивая через стулья в попытке выскочить в дверь, Инесса успевает заметить только, что Сиверец бросается к какой-то центрифуге в углу.

Тело перестает слушаться.

Инесса хочет зажмуриться и не может. Даже веки становятся непослушными, словно распухшими. Мир размывается в слепое пятно, голоса исчезают, звуки уплывают, мысли делаются вязкими…

Распад, понимает она. Это распад. Кто-то спровоцировал его… диверсант… предатель…

Архи… преда…

Распад. Смерть.

Она уже не может думать, слова выветриваются из головы — все до одного. Только понимание остается. Это смерть. Момент гибели, мимолетный, быстрее света.

Но умирающему нередко кажется, что этот момент растягивается до бесконечности.

И жизнь проносится перед глазами.

Даже если глаз уже нет.

Инесса закрывает несуществующие глаза и летит сквозь несуществующую жизнь.

* * *

Сначала все путается, сливается в разноцветную череду — белое и твердое, яркое и горячее, громкое, мокрое, вкусное, синее…

Потом проступают очертания детской. Это первое, что Инесса помнит более-менее четко. Нежно-голубые стены, мягкий ковер, у одной из стен — лесенки, батут, гравитационная труба. Комнатные аттракционы с автоматическими подушками безопасности.

В детстве Инесса их обожала. И забираться на верхушку лесенки и сигать оттуда, вопя, что станет летчицей, — прямо на воздушную подушку, раскрывающуюся на глазах; и нырять в короткий, но головокружительный полет по трубе…

Иногда она даже дралась с братом за право доступа к этой трубе. С Бертольдом, младшим братом. Может, оттого она и относилась с таким теплом к Берти Полецкому — его тезке…

…кто такой Берти Полецкий?..

«Не знаю», — отвечает память.

«А где Бертольд? Знаешь?»

Бог весть. Сгинул где-то еще в начале войны, числится среди потерь гражданского населения. Пропал без вести, и что с ним — бог знает… тот бог, в которого когда-то верил Ян…

…кто такой Ян?..

«Не знаю»…

Сменяют друг друга смазанные кадры на перемотке с бешеной скоростью.

Родители заняты. Интернат — школа с постоянным проживанием. Отец на Фениксе, на терраформировании; мама много работает… Редкие выходные дома — как праздник.

…Четырнадцать лет. Дождливая весна, мечты пройти отбор в отряд первых постоянных жителей Феникса, экскурсия на Стоар… Тогда никто еще не смотрел на стоаран как на врагов. Запомнились стройные башни из тонкого металла, ледяные иголочки дождя, буро-зеленый отсвет под облаками, толпы существ в панцирях — существ бесконечно равнодушных, не способных на человеческие эмоции и оттого чужих. Казалось, это равнодушие было первым из штаммов стоаранского вируса. Вползло в сознание вместе с пропахшей газом атмосферной сыростью, да так и осело там на дне. И каждое потрясение, каждое переживание потом поднимало со дна только его — безразличие, затягивавшее все блеклой пленкой, гасящей волны…

…— Смотри! Они что, летают?

Подружка Ева дергала за рукав. Первокурсники средней школы-интерната номер семь на Стоаре смотрелись чужеродно и чувствовали себя так же. Инесса и без Евиных напоминаний глазела на местные летательные аппараты. И да, спинные части стоаранских панцирей могли раскрываться, как небольшие крылья. Далеко не улетишь, но на небольшие расстояния…

Вот открылось окно второго этажа — рама отъехала вбок. Инопланетянин сиганул оттуда, раскинув жесткие крылья, спланировал на дорогу и нырнул в круглый транспортер под навесом — местный аналог автобуса. Диски эти носились по монорельсам, как фуникулеры. Монорельсы покрывали город густой паутиной.

— Да ну, — поморщилась тогда Инесса. — Это не полет. При желании я сама смогу так прыгнуть. Вот если на истребителе…

— Именно на истребителе? Я думала, ты хочешь пассажирские самолеты водить! — Огромные карие глазищи Евы соперничали размерами со стоаранскими фасеточными.

— Пассажирские? Ну разве что если совсем некуда деваться будет! Я не хочу балласта, я хочу летать!..

…Пятнадцать. Начало нового века — с помпой отмечали новый, две тысячи двухсотый, год. Даже строгая дирекция интерната позволила старшим и средним творить почти все, что вздумается. Присмотр почти не ощущался, но он был. Впрочем, Инесса не пришла в восторг от невкусного вина, принесенного кем-то втихомолку, и надоевших уже к полуночи танцев. Наверное, тогда она впервые поняла, что равнодушна к праздникам. Или это снова поднялось со дна то новое, но уже такое знакомое, удобное, надежное, безопасное…

Она сбежала с празднования, ушла из холла, который превратили в бальный зал. Хотела вернуться в спальню, но потом передумала. Устроилась на подоконнике на втором этаже и наблюдала за весельем. С высоты и свысока.

Был бы с собой планшет-мультимедийник с книжками — стало бы совсем хорошо. И кофе не помешал бы… Но праздничный фуршет не блистал разнообразием, на столах стоял только лимонад. Да еще портвейн и, кажется, коньяк — чтобы припасть к этому нектару, нужно было идти на поклон к парням-старшекурсникам. Ева пошла. Облапали, влезли в лифчик, заставили целоваться — а впрочем, подружка и сама была не прочь. Инесса смотрела на нее и думала, что дружить осталось недолго. Интересы все больше расходились. Еву тянуло на чувства, отношения, любовь, она с восторженным хихиканьем болтала о сексе… Инесса попробовала — и восторгов не разделила. И продолжила мечтать о полетах и о легком послушном истребителе.

…— Эй! Ты что здесь делаешь? — Ева подкралась незаметно. С ней были мальчишки-однокурсники. Краснощекие, промерзшие насквозь, только что со двора.

Не успела Инесса что-то ответить, как влез Ярослав, отпетый хулиган:

— Летать собираешься? Ты ж говорила, что со второго этажа — запросто…

Говорила? Да, точно, на Стоаре… Раздражение ударило в голову.

— Так вы для этого сюда притащились? Да! Запросто!

Она дернула створку окна. Оно опустилось с ржавым скрипом.

— Эй, ты чего? — забормотала Ева. — Не слушай этого придурка!

Инесса закусила губу и вспрыгнула на подоконник. Побалансировала, поймала равновесие, раскинула руки…

Сугробов той зимой не было. Только слой снежка, рыхлый и ненадежный. Но она даже не ушиблась. Ловко приземлилась на ноги, спружинила, припадая к земле, обернулась:

— Что? Будем завидовать стоаранам?

В итоге Ярослав долго провалялся в медпункте с переломом. Инесса получила выговор, но ей было все равно. Один выговор. Первый в жизни. Чтобы не допустили в летную школу, нужно было собрать их с десяток. На Ярослава ей было плевать. Она радовалась, что оказалась права.

…Шестнадцать. Глупый роман с глупым мальчишкой, расставание — хохот и обещания самой себе: «Никогда больше! Если это любовь, то ну ее к черту, нелепость этакую!». Тогда казалось, что других отношений не бывает. Что этот зануда, перечисляющий их «счастливые моменты» и заканчивающий рефреном «Я же люблю тебя!» — типичный парень с типичным поведением.

Потом появились дела поважнее. Профориентация. Летная школа.

Тем летом дружба с Евой рассыпалась окончательно.

— Ты представляешь, срезалась, — жаловалась подруга после физтеста. — Ноги не достают до педалей! И на «Б-М» этих чертовых, и на «Осе»… Ну вот какого дьявола не сделать регулировку высоты?!

Инесса слушала, кивала, утешала. Но в глубине души отлично знала, что Ева не пропадет, что полеты — не мечта всей ее жизни. Многие девчонки срезались на этом — ноги не доставали до педалей на некоторых моделях летунов, там, где кабина была кабиной, а не автоматизированным пунктом управления. Бывает. Не повезло. Ничего фатального.

Тогда, получив курсантскую звездочку, Инесса знала, что через несколько лет окажется в авиации. Ждала этого с нетерпением. Но и представить не могла, что армия к тому времени станет действующей, а ее, вчерашнюю курсантку, бросят в гущу сражений.

«Гущей» сначала казалось все. Даже патрульные вылеты.

А начало войны врезалось в память, как осколок в кость.

…— Что там? Опять учебная тревога?

Инесса была слегка пьяна, а музыка в кои-то веки вызывала желание потанцевать, а не заткнуть уши. Она как раз получила увольнительную на несколько дней. Пока что все было в новинку. Расположение воинской части, почти незнакомый район Будапешта — за территорией части жались здания речпорта. В ясную погоду, если было свободное время, Инесса могла часами наблюдать, как далеко-далеко кипит жизнь на острове Чепель. Торговый порт перед войной бурлил. То и дело шмыгали туда-сюда корабли. Водные и воздушные. Правда, время понаблюдать выдавалось редко.

Появились здесь и новые друзья. Соседка по казарме Рената, ее приятель Иштван. Оба любили повеселиться. Веселье в их понимании заключалось отнюдь не в отработке полетов, чтении или наблюдениях за портом. Так Инесса оказалась в юниклубе…

…Да, были такие заведения до войны. То ли танцпол, то ли притон. Все в одном. Юни. Универсально: выпивка, легкие наркотики, курительные смеси, мозговые стимуляторы… Подвыпившая Рената учила Инессу танцевать и наставляла «Не забывай о женственности, даже если ты солдат!», и тут…

А потом были бои, бои, бои. И обстрелы, и бомбардировки, и постройка укреплений, и редкие вылеты в атаку. Война, как это часто бывает, началась с какой-то мутной истории. Рассекретили стоаранскую диверсионную группировку на Земле, ООН потребовала у Стоара возмещения ущерба, стоаране отказались и попытались закрыть пространственно-временные карманы со своей стороны… Карманами было не так уж и сложно управлять, но после несчастного случая на заре межзвездных перелетов и Земля, и Стоар подписали соглашение, которое запрещало это делать. Вмешательство пресекли. Земля объявила Стоару войну. Но прежде, чем кто-то успел что-то предпринять, стоаране напали первыми. И у них уже были проклятые химические бомбы. За первый год войны они уничтожили едва ли не больше людей, чем за остальные шесть. И к тому же сделали предателями десятки, сотни, тысячи…

Но тогда никто еще не подозревал об этом.

…никто?

…А с какой стати такое вообще может прийти в голову?..

— Я пилот! Я не буду строить укрытия, черт возьми, для этого есть тыл!

— Какой, мать твою, тыл, здесь его нет! Земля у них как на ладони! Весь этот гребаный шарик!

Соседки по казарме переругивались. Сверху спустили распоряжение — срочно выслать солдат на сооружение укрытий. От химических бомб не было никакого спасения. Спешно разработали нелепые, но мощные укрытия — металлические навесы, которые могли бы защитить от ядовитых испарений. Рената артачилась. Ее уговаривали.

— Я боюсь! Они же увидят, что мы строим, и сразу налетят! Мы без истребителей не отобьемся!

— Нас будут прикрывать, не валяй дурака, — бросила тогда Инесса и начала переодеваться.

— Почему мы не можем быть в прикрытии? Я бы лучше прикрывала. Я им не доверяю…

Она боялась не напрасно. Был налет, на стройку сбросили несколько бомб. На сей раз не химических, но Ренату это не спасло. Хоронили ее в закрытом гробу, быстро и без долгих церемоний.

Вечером, засыпая в тишине без привычного посапывания соседки неподалеку, Инесса подумала, что в войну лучше не заводить друзей.

А потом поняла, что не чувствует горя. Только досаду.

И передумала.

Много чего было в той войне. Она то утихала, то вспыхивала снова. Когда перевес был на стороне Земли, от всеобщей эйфории было не скрыться. Люди с надеждой выползали из-под металлических панцирей, как улитки на солнце. Гражданские верили и исполнялись надежды, а Инесса скептически вспоминала о численности обеих армий, о том, что стоаран не брали даже атомные бомбы, — и не спешила радоваться.

Пространственно-временные карманы, оказалось, не закрывались до конца. Стоаране могли в них просачиваться.

Все-таки они вступили в космическую эру лет за сто до Земли.

А землянам, чтобы научиться проходить через запечатанные карманы, понадобилось долгих четыре года. И когда истек четвертый, стало ясно, что ресурсов почти не осталось.

Противопоставить врагу можно было лишь отвагу, энергию и отчаяние. Да, из отчаяния получался неплохой катализатор.

Именно он не дал Инессе умереть сразу, как только она попала в плен.

Это было в самоубийственной вылазке на Стоар. В очередной попытке уничтожить стоаранскую ставку. Ее то и дело переносили, прятали, кормили шпионов фальшивыми сведениями, а тем вечером как будто появились точные данные. В вылазке участвовало несколько подразделений. Не вернулось ни одно.

Они обошли патрули и орбитальную охрану, даже добрались до нужного места — и тут стоаране накрыли с воздуха.

Подмога успела справиться с теми кораблями землян, которые должны были отбиваться и переводить огонь на себя, если бы истребители, снабженные щитами невидимости на радарах, все-таки попались.

Они и попались. Хотя все было предусмотрено.

Ничего не помогло. Ничего.

А стоаране почему-то не всегда уничтожали земные корабли прямо в воздухе. Нередко сбивали и брали выживших в плен. Зачем-то.

Скоро Инесса узнала зачем.

Она думала, что пленных расстреляют на месте. Но нет. Командиров сразу увели, остальных разделили. Она осталась одна среди стоаран, в темном помещении с крошечными окнами под потолком, куда вползала холодная сырая тьма.

Осмотрелась. Нет, все-таки были здесь и люди. Очень тихие, какие-то прибитые к земле, почти незаметные. Они сидели у одной из стен. Освещение там было тусклым. Все на этой планете было тусклым, холодным и безжизненным. Куда только подевался флер очарования, окружавший ее, когда в четырнадцать Инесса прилетала сюда на экскурсию!

Шок постепенно проходил. Она разглядела еще кое-что.

Не все люди были военнопленными. Многие свободно ходили туда-сюда, общались со стоаранами — только и слышно было бормотание переводчиков-наладонников. Получали распоряжения. Отдавали распоряжения. Действовали с врагом заодно!

Ренегаты… Одно дело — просто знать о них, совсем другое — встретиться лицом к лицу.

Один такой сейчас направлялся к Инессе. Рядом шел стоаранин в плотно прилегающем панцире. Они разговаривали. Инесса бессильно дернулась, но оковы, удерживающие ее на сиденье, только негромко звякнули.

Стоаранин выпалил что-то, развернулся и удалился. Человек приблизился к ней. Склонился над кандалами. Прохладные пальцы коснулись запястий — и металл больше не держал руки. Ноги остались прикованными.

— Встаньте.

Инесса немедленно вскочила. Пусть и лишенная возможности ходить, но стоя она чувствовала себя в большей безопасности. Чуть вскинула голову и с жадным любопытством всмотрелась в лицо ренегата.

Холодные синие глаза слегка сощурились в ответ.

— Стойте спокойно. Мне нужно провести обследование.

Обследование?!

Стоаранский прихвостень раскрыл медицинский чемоданчик, извлекая лабораторный экспресс-сканер. Такими за пару секунд просвечивали организм насквозь, он выявлял очаги воспалений, проблемы с кровеносной системой, бактериальные и вирусные заражения — одним словом, выраженные болезни.

В голове промелькнула безумная мысль ударить ренегата, сломать прибор, максимально усложнить стоаранам задачу… Промелькнула и исчезла.

Это неминуемо означало расстрел.

Умирать Инесса не хотела.

После экспресс-теста был углубленный анализ. Толстый браслет запустил в ее запястье иглу — почти не больно, но неприятно. Мужчина бегло взглянул на дисплеи.

— Отлично. Вам повезло.

— Что это значит?

— По состоянию здоровья подходите для тестов… подходишь, — он шагнул в сторону, позволяя слабому свету упасть на ее лицо, и цепко всмотрелся в черты. — Тебя отведут в камеру. Привыкай. Рядовые? Таких не обменивают… Меня зовут Ян. Я еще приду.

И он пришел. Тем же вечером.

Но не для тестов.

К тому времени Инесса была в такой прострации, что принимала все происходящее как должное. Ян держался дружелюбно. Рассказал, что пленные нужны, чтобы тестировать компоненты химического оружия. Сообщил, что служит ассистентом и что Инесса переходит под его опеку в свободное от тестов время.

Она отстраненно разглядывала его и думала, что, не будь он предателем, он бы ей понравился. Красивый мужчина. Черт бы его побрал.

По глазам Инесса отлично понимала, что он намерен с ней сделать. Еще и спросила с ехидцей, входит ли это в опеку.

— Входит, — мрачно ответил он.

Она не сопротивлялась. А Ян не намеревался ее насиловать. Все вылилось в умеренно страстную ночь по взаимному согласию. Зачем это понадобилось ему — Инесса не спросила. Но получила удовольствие.

А затем потянулись дни плена. И серого холода, и монотонного шума дождя, и вечной, иногда скручивающей до потери сознания, дурноты после тестов. И растущей ненависти.

Иногда Инесса приходила в себя на руках у Яна. Тот давал какие-то капли, подключал восхитительные приборы, забирающие боль, приносящие облегчение. А Инессе все чаще хотелось его уничтожить. Растереть в порошок, размазать по дороге… хотя бы удушить на худой конец. Она стала искать способы сбежать.

А чтобы сбежать, нужно было сначала убить Яна.

Она говорила себе, что нельзя допустить провала. И упускала один удобный случай за другим. Ненадежно. Ненадежно…

Пока Ян не сбежал вместе с ней.

…Проходит всего несколько мгновений. Наверное, меньше секунды.

Память сияет со сверхъестественной ясностью, высвечивая самые пыльные уголки. Воспоминания обрываются в полупустом помещении с прозрачным боксом посредине. Инесса на миг выныривает, удивляясь, что еще жива… и тут же погружается снова.

Эти воспоминания уже не ее. Чужие.

Непонятные.

Обрывочные и калейдоскопичные, как спутанные нити на ветру. Состоят они из ощущений, исключительно из ощущений. Прохладный ночной воздух; солнечный жар; влажная твердая земля; камень…

…небытие.

И Инесса просыпается.

…Что произошло?

Она лежит на полу. Что случилось? Как она здесь оказалась? Остальные, кто присутствовал на эксперименте, тоже кое-как поднимаются. Некоторые еще не двигаются, но определенно живы.

Она вскакивает и находит Яна.

Тот открывает глаза лишь через пару секунд…

— Что случилось? — раздраженно говорит Петрушевский. Он поднимается с трудом и тут же спешит сесть на стул.

— Что случилось… — Сиверец опирается на центрифугу, до которой так и не дотянулся, прежде чем упасть. — Хотелось бы мне сказать что-то другое, но… По-моему, все мы только что распались и были собраны заново. Из волокон. Из частиц вируса. И будь я проклят, если сам понимаю как!

— Что, правда? Кто-то хотел убить Петрушевского?

— Не его одного, всю верхушку!

— А может, целились вообще в экспертов! Они же чего-то там накопали, нет? Подобрались к составу волокон, мне рассказывали. Может, им хотели заткнуть рты…

— Слушай, Марек, но диверсия-то была с волокнами! Или не с волокнами, а с той дрянью, которая… из которой… В общем, если ее устраивал кто-то чужой, он сам должен был разбираться во всей этой ерунде не хуже них!

— И что? Какая разница? Одно из двух — или кто-то хотел убить верхушку, или заткнуть рты экспертам. Как думаешь, что правильно?

— Эй, Орафанн, ты же там была? Что было-то?

Перекур. И, как обычно в последние дни, стоит сделать перерыв в работе, как тут же вспыхивают обсуждения. Охраны стен больше нет, их не от кого охранять. Подразделение Инессы, как и остальные, брошено на наведение порядка. Разбирают завалы, начинают ремонтировать дома. Что будет потом — бог весть.

В последнее время к Инессе привязалось это выражение — «бог весть». Всплыло в памяти и въелось намертво, не пойми почему…

Она смотрит на того, кто задал вопрос. Ну конечно. Сартан, который раньше заменял ее на посту командира при необходимости. Тянет насмешливую щербатую ухмылку. И повезло же с помощничками!

— Офицер Орафанн, — возвращает она усмешку. В усмешке немалая доля злорадства. Сплетни Инесса обсуждать не хочет и не станет, тем более с теми, кто в глаза не видел недавнего эксперимента. Город Будущего и так гудит.

А вспоминать эксперимент — страшновато.

Даже Петрушевский после него предпочитает говорить только о диверсии и поиске диверсанта. Никак не о его сути.

…Тогда Инесса несколько дней ходила сама не своя. Прислушивалась к ощущениям. И не чувствовала ничего особенного. По вечерам они с Яном часами проверяли друг друга на изменения психики. На отношение к стоаранам, землянам, войнам, на рефлексы, на реакции — все, что могли вспомнить, на что обычно влиял стоаранский вирус. Ничего не изменилось. Психику он не затронул. Тело тоже. Инесса чувствовала себя точно так же, как всегда.

Но что-то случилось в стенах медцентра.

Что-то. Черная неизвестность.

Свидетелей не было. Никто ничего не понимал.

А потом диверсанта начали искать с удвоенной силой, и забурлили сплетни.

…— Офицер? — Обычно Сартан умолкает, когда его ставят на место. Сейчас — настроен воинственно. — Какой из тебя офицер, подстилка стоаранская… Может, это вы там все и устроили, нет?

— Что? — Инесса не может сдержать смех. Чего она не ожидала, так это брошенного со злостью эпитета «стоаранская подстилка». Звучит так нелепо, что даже не кажется оскорблением.

— То самое, — подходит к ней Сартан, выплевывая сигарету. — Ты же спишь с Закаевским, все знают. С предателем. Как он стоаранам ноги лизал, так и ты… Ну? Вы устроили? И чего добивались?

Инессе хочется зажмуриться. Ну и идиот.

— Айвар, спокойно, — говорят Сартану из-за ее спины. — Спокойно. Не горячись.

Инесса не находит ничего лучше, как объявить:

— Перекур окончен!

— Не отвечаешь? — повышает голос Сартан. — Признаешь, значит? Кто твои подельники?

— Прекращайте нести бред, — брезгливо отвечает Инесса. — Ищете диверсантов — ищите без фанатизма.

— Айвар. Спокойно, — говорят уже предостерегающе.

Церемониями ничего не добьешься… Черт, не стоило с ним препираться. Она собирается прикрикнуть, отдать приказ, приправленный руганью, это единственное, что такие понимают. Но, похоже, слова для Сартана закончились раньше.

Он бросается вперед и пытается схватить Инессу.

Безуспешно. У нее тот же набор единоборств. Сартан падает в пыль, а встать ему не дают подоспевшие помощники. Руки кое-как стягивают чьим-то ремнем.

— И зачем? — Вик, недавний приятель Сартана, смотрит на него, растерянно моргая. — Что на тебя нашло?

Ему отвечают бранью. Инесса просит Вика отвести Сартана к Ольгеру, и бывший помощник, кажется, одумывается. Говорит неохотно:

— Извини… те, офицер Орафанн. Погорячился…

Инесса коротко кивает.

— Но вы все-таки поделитесь догадками с Ольгером, — советует она без тени насмешки. — Вдруг они окажутся полезными.

Лицо Сартана на миг приобретает совершенно звериное выражение кровожадной ненависти. Он опускает голову.

— Перекур окончен, — напоминает Инесса. Кто-то снова садится в кабину гусеничного грузовоза, другие, перекидываясь ничего не значащими фразами, продолжают забрасывать каменные обломки стен в его огромный кузов, изъеденный волокнами. Более-менее уцелевшие блоки складывают штабелями: еще пригодятся. Впереди — кроме уже привычных шакальих вылазок по складам в поисках еды и вещей первой необходимости — рейсы за стройматериалами. Куда? Детская задачка-лабиринт: найди нужное, потеряв минимум времени и сил.

Тени нет. Раскаленное солнце плавит кровь. Камни горячие, пыль и земля — сушь, ни деревца, ни кустика. Девчонка из отряда, Эльжбета, двигается все медленнее, а потом просто оседает в пыль, неловко вывернув ноги.

— Вик, найди ей воды и какую-нибудь тряпку на лоб, — просит Инесса, с неудовольствием глядя на груду камней, которую еще предстоит разгрести. Трата времени.

Вик, ставший на сегодня посыльным, возвращается с водой, компрессом и каким-то тонизирующим порошком. И, склонившись вместе с Инессой над Эльжбетой, негромко спрашивает:

— А все-таки что было тогда в медцентре, офицер Орафанн?

* * *

Что было…

— Все мы только что распались и были собраны заново. Из волокон, — сказал тогда Сиверец.

После этого в лаборатории воцарилось гробовое молчание.

Инесса посмотрела на камень. Тот снова был целым и невредимым — не застыл расплавленными потеками и не рассыпался в пыль. И стекло было целым. И все помещение. И люди выглядели точно так же, как всегда.

Утверждение звучало более чем сомнительно.

— Жизнь перед глазами, — негромко сказал Сиверец. — Я знаю, что вы ее видели. Должны были видеть. Так действует механизм, запускаемый стоаранским вирусом. По крайней мере, той разновидностью, с которой мы имели дело. Разрушает и пересобирает по матрицам. Камни и металл — по атомной структуре. Людей — по коду ДНК. Мы хотели получить подтверждение теории. На этом камне. Должен был перестроиться только он. Может быть, диверсант заменил стекло с защитным покрытием на обычное…

— Что вы морочите нам голову? — вмешалась Эдита Кризе. — Вы же до сих пор говорили, что на людей действует вирус. Стоаранский вирус, который вы якобы даже научились программировать! И с его помощью запустили реакцию разрушения, избавились от скорлупы! Как это понимать?

И в самом деле. Стоаранский вирус. Инесса еще помнила, как Ян эйфорически рассказывал, что они научились им управлять. Потом была диверсия на Стоаре и пустое молчание по вечерам. И новости об исследованиях тоже прошли мимо. А она видела, что в жизни поселенцев ничего не меняется, и думала, что новостей нет…

— Я же сказал — на самом деле это не вирус. Точнее, не так. Вирус — только одна из форм явления. Мы заподозрили это, когда начали программировать его как вирус. Потом все больше убеждались, а потом… Нет, мы еще не можем управлять остальными его формами. Но научились выделять их из вещества и опытным путем определять, на что они запрограммированы. То, что мы привели в действие на этом камне, — Сиверец кивнул на серый булыжник в лабораторном боксе, — запускало программу самопереписывания. То есть действовало так, как на смитвиллской ГЭС. Помните, она распалась, когда мы запустили разрушение волокон? Тогда мы начали догадываться, что все это — стороны одного явления.

— Явление. Вы уж назовите его как-нибудь, что ли, — вздохнул Петрушевский. Беззлобно и, как показалось Инессе, немного беспомощно. — И начинайте обыскивать архивы. Вы же так добивались этого, Алоиз! Вам дали зеленый свет, действуйте! Если вы так уверены, что разработка — земная, то не тычьте пальцем в небо, найдите информацию!

— Да. Мы собирались, но мешала скорлупа. Теперь нет смысла спешить. Волокна нам больше не угрожают.

Он буднично наклонился к генератору и отключил бокс от питания. Лампочки погасли. Камень за стеклом смотрелся нелепо и чужеродно.

— А что угрожает? — подал голос Ольгер. — Если мы действительно перезаписаны в самих себя, то нам теперь угрожают реакции распада? Это ваше… явление, запрограммированное на распад?

Петрушевский медленно поднес ладонь ко лбу и зажмурился, точно пасуя перед подобной дикостью. Сиверец поколебался.

— Очень может быть. Лучше не проверять… особенно когда диверсантом может оказаться любой. Даже любой из нас.

Нет уж, мрачно подумала Инесса. Второй раз я не попадусь. Она посмотрела на Яна, и тот едва заметно усмехнулся в ответ.

— Любой из нас? Тогда он самоубийца, — раздраженно буркнул Ольгер. — Подставлять себя под удар вместе с остальными… Итак, Сиверец? Ваш эксперимент подтвердил теорию?

— Теорию, что частицы стоаранского вируса способны копировать? Да. Все дело в том, как их программировать. Они могут просто переписать вас заново, могут сделать полустоаранином, могут влиять на психику. Наверное, были и другие виды, но нам повезло. Бакум прихватил сюда не все. Если бы не диверсии, следующим опытом стало бы превращение камня в железо. Подозреваю, что получилась бы просто имитация железа, иначе… это же ядерная реакция. Но сейчас… Я могу формировать поисковые отряды?

— Зайдете ко мне. Будем договариваться, — сказал Петрушевский. — Так, значит, стоаранский вирус — это что-то вроде алхимического эликсира? Свинец в золото, пыль в бриллианты?

— Свинец в золото, — небольшие губы Сиверца тронула ироническая улыбка, — превратит любой химик-ядерщик. Но со средневековыми алхимиками у нас немало общего. Мы разбираемся в природе стоаранского вируса не лучше, чем они в структуре атомов.

— Ну так разберитесь лучше, — Петрушевский юмора не оценил. — Зайдите ко мне. Сформируем поисковые отряды. И еще. Ради своей же безопасности молчите о том, что здесь случилось. Это касается всех.

И он обвел взглядом присутствующих. В ответ заторможенно кивали.

— Говоришь, нам повезло, что Бакум приволок сюда не всё, на что можно было запрограммировать вирус? — вдруг усмехнулся Ян. — Не совсем. В чем нам на самом деле повезло, так это в том, что вот эта вот разновидность, — он кивнул на камень в боксе, — была запрограммирована на однократный цикл. А не на то, чтобы без конца рассыпаться и восстанавливаться, как смитвиллская ГЭС.

— Гм, — хрипло проворчал Сиверец. — Бесконечная цикличность — это вряд ли заданный параметр. Это скорее ошибка, недоделка… Бакум мог хотя бы смотреть, что берет с собой!

— Серьезно? Не так давно мы сами ничего не смыслили в разновидностях!

— Это не оправдание! — Сиверец неожиданно вышел из себя, и из-за раздражения проступила тень бесконечного чувства вины. — Если бы я понял чуть раньше!.. Нельзя было отправлять отряды туда, где не было волокон! Ни на ГЭС, ни в подвалы… те, что превращались в древние подземелья! А если отправлять, то с предосторожностями! Черт, да мы сами были в таком подвале, когда он начал перезаписываться! Это же мы его активировали!

Подвал. Хотя там не случилось ничего непоправимого, Инессе становилось не по себе при мысли о нем. О черной стене, бесшумно крадущейся по пятам, о склизких потеках и о ловушках… Ну да. Так и есть. Человеческая ДНК активирует заряженный стоаранский вирус. Если, конечно, корректно называть вирусом механизм, который одинаково влияет на все живое и неживое. Вот и под скорлупой все было им заражено, даже если на первый взгляд казалось, что нет. Оно просто перезаписалось само в себя — и поджидало активации, чтобы перезаписаться повторно. Бесконечная цикличность…

В их отряде, угодившем в подвал, были раненые. А крови для активации нужно совсем немного.

И на ГЭС работники наверняка не ходили чинно, как в музее. Инесса вообразила себе процессию. Кто-то переругивается, кто-то докуривает сигарету, тушит ее, сплевывает на пол горькую слюну… Готово.

— Эдита, — светлые глаза Петрушевского уставились на Кризе, и пауза рассыпалась на задумчивые хмыканья и обрывки фраз, — вы тоже зайдите ко мне, будьте добры. И вы, Ольгер. Нужно усилить меры по поиску диверсанта.

Зрители начали разбредаться. Фокусник сворачивал и прятал волшебную шляпу. Особой радости от подтверждения гипотезы не чувствовалось. Слишком давил груз неизвестности.

Инесса выходила из медцентра вместе с Яном. День постепенно угасал. Духота не спадала. Она явно решила обосноваться надолго, вынужденно утихомириваясь лишь перед рассветом, чтобы через час-другой с новой силой сдавить город в удушающих объятиях. Ворочался ленивый ветерок, разомлевший от жары.

— Подвалы, — Инесса нарушила молчание. — Древнее подземелье, которое менялось, помнишь? И складские подвалы в Смитвилле. И древние луга на месте Города Будущего. Это оно и есть — перезаписывание по матрицам?

— Похоже на то, — отозвался Ян. — Сиверец прав, мы как малые дети. Тычем палкой в огонь и пытаемся толковать знаки… Завтра к утру согласуют с Петрушевским поисковые отряды. Хорошо бы от них был прок.

Инесса промолчала. После войны и уничтожения, после волокон, которые доели все, что уцелело, — какие были шансы найти информацию? И где искать, и как искать… Может, Сиверец с Алаем и знали. Сама она приходила в ужас, лишь представив себе, сколько научных институтов и государственных архивов нужно перелопатить. И с какими сложностями придется столкнуться.

Наутро, не успела Инесса проснуться, Ольгер лично связался с ней и попросил прийти. В его кабинете на первом этаже штаба собирались те из охранных подразделений, кто пережил вчерашний эксперимент. Кризе, Сикорский, Хельга Мидд и Анджей.

Он вошел последним и довольно кивнул Инессе. Та улыбнулась. У Анджея всегда был такой вид, будто он на веселой прогулке, где главная задача — глазеть по сторонам.

— Мы решили, — начал Ольгер, — пока что вывести вас из игры. В поисковые отряды вы не войдете. Ваши подразделения будут брошены на расчистку территории. Кризе, Орафанн, — он посмотрел исподлобья сначала на Эдиту Кризе, потом на Инессу — цепкий подозрительный взгляд. — Вы, кажется, командуете охранными подразделениями? — Вопрос явно был риторическим, охрана Города Будущего насчитывала не так уж много людей. — Вот и отлично, займетесь стенами. Завалы убрать, целые части укрепить, найти краны, найти дополнительные материалы, начать отстраивать заново. Металлические заграждения можете тоже убрать. Нападать никто больше не станет. Займитесь пограничными зданиями.

Лех Сикорский безразлично пожал плечами, Хельга кивнула. Инесса хотела кое-что уточнить, но тут Эдита Кризе взвилась фурией:

— Что? Нам сорвали эксперимент и чуть не превратили в пучки волокон, а вы предлагаете копаться в развалинах? Петрушевский знает?!

— Знает. Я, по-моему, сказал, что вас выведут из игры, — спокойно ответил Ольгер, неспешно встал из-за стола и дернул в сторону оконную створку, впуская утреннюю прохладу. Пахло зеленью, свежестью и нагретыми камнями, которые не успевали за ночь полностью остыть.

«Все с тобой ясно», — лениво подумала Инесса, вдыхая легкий ветерок. Ольгер с Петрушевским перестраховывались на случай, если бы диверсантом оказался кто-то из присутствующих. Что ж, разумно. На их месте она поступила бы так же. Интересно, что с экспертами? А если диверсант среди них? Не опасно ли отправлять его на поиски архивов вместе со всеми?

На выходе из здания она неожиданно столкнулась с Яном. Тот ждал кого-то, всматриваясь в суетящихся перед штабом людей и рассеянно покусывая губу.

— Бортанули? — усмехнулся он.

— И тебя?

Анджей махнул им рукой и скрылся в солнечном мареве. Свежее утро быстро наливалось духотой.

— Сиверец и Алай сейчас у Петрушевского, будут отправлять микроотряды — один эксперт, один охранник, — Ян оглянулся на выбитые окна второго этажа. За ними угадывалось движение. — Без меня.

Они молча смотрели друг на друга.

Да, оставить потенциальных диверсантов за бортом было разумно. Вот только… Петрушевский, Ольгер, Сиверец и Алай — не многовато ли тех, кто сам назначил себя заведомо свободным от подозрений?

И если все устроил один из них, то зачем?

* * *

Гора обломков постепенно тает. Зной не очень-то способствует излишней прыти — все двигаются лениво, медленно. Даже гусеницы грузовоза скользят по бездорожью с энергией улитки. И все-таки Инесса не может не замечать, что обстановка накаляется.

Обвинения Сартана — как камень, брошенный в воду. Круги еще расходятся.

Она так и не рассказала Вику, что было в лаборатории. Отговорилась: «Кто-то активировал опасные реагенты». И Вик теперь болтает у нее за спиной вместе со всеми. То и дело вспыхивают перепалки.

— Какого черта мы должны копаться в мусоре? В войну я в батальоне «Троя» был! Лучшие, на рубежах…

— Я в «Адрии» был, и что толку? Копайся молча!

— Чтобы завтра эти придурки опять недосмотрели, и другой придурок запустил бы новую скорлупу? Отлично!

— А что ты можешь сделать? Крысу найдут без тебя. Ты не разведчик…

— Сейчас вообще-то не война, и плевать все хотели на ваши «Трои» и «Адрии»!..

Инесса переводит дыхание и прячется в тени заметно скукожившейся груды камней. Кожа на руках пересохла и, кажется, вот-вот растрескается. Хлопковые брюки и майка противно липнут к телу, пот заливает глаза. Жара… Холодной водой бы облиться. Зато усталость, поселившаяся в мышцах, скорее приятна, чем нет. Инесса соскучилась по хорошим тренировкам.

Смена заканчивается. Передать грузовоз тем, кто будет работать дальше, — и можно идти домой. Уходя, Инесса слышит, как Миклош и Тиберио, которые начали спорить чуть ли не час назад, продолжают переругиваться. Может быть, дойдет до драки… А, черт с ними, самим же и отвечать.

Дома она успевает сполоснуться. Потом в задумчивости смотрит на переговорник: связаться с Яном или нет… Где его носит? За окном синеют поздние летние сумерки.

Переговорник брызжет криком, не дав додумать.

— Орафанн! Где ты, черт подери? Бери летун и к штабу, быстро!

В этом искаженном голосе не сразу угадывается всегда чуть вальяжная речь Ольгера.

— Что случилось? — спрашивает она, на ходу отыскивая запасные брюки и майку вместо тех, которые только что выстирала.

— Побоище. Собери свой отряд. Ваш сектор — от транспортной мастерской до бывшей восточной стены…

Он еще что-то говорит. Инесса выскакивает из квартиры, и топот по лестнице заглушает голос. Сюда осторожно, здесь дыра в полступеньки, провалишься — ноги можно переломать…

У летуна за домом крутятся какие-то типы, которых в полутьме не узнать. Чей-то еще летун уже исчезает в густо-синем небе.

Пара выстрелов — и типы залегают за кустами. Инесса подмечает, с какой стороны. Обыватели. Обойти их — плевое дело. Ответный выстрел в спину свистит мимо. Секунда, и истребитель высоко над седыми от пыли крышами.

Инесса надевает шлем, ощупью скользя пальцами по переговорнику и вызывая членов отряда одного за другим. На носу истребителя, незримый отсюда, включается модуль ночного видения, сигнал идет к шлему, и… Черт, как же это удобно — различать, что творится там, в темноте.

Летун проносится над корпусами медцентра. Там что-то полыхает. Бурлит людской муравейник. Голосов не слышно…

…Ругань. Крик боли. Еще один.

— …сучий потрох!

— …держи его!

— Орафанн! Вы меня вызывали?

Голос Эльжбеты перекрывает все звуки, но тут же тонет за нарастающим ревом.

— К восточной стене! Сейчас же!

— Зачем? — неожиданно спрашивает та.

— Побоище гасить! Не болтайте!

— Гасить? — голосок слабенький, но упрямый. — Не ловить диверсантов?

Инесса начинает понимать, из-за чего началось побоище… Сектор назначения уже перед глазами — относительно спокойный. Одна линия домов, толпа поменьше, чем у медцентра, — осаждают, похоже. С этими и в одиночку можно справиться.

Инесса выпускает по ним несколько контузионных зарядов и с наслаждением наблюдает, как буяны копошатся все медленнее, а затем затихают.

— Кто уполномочил вас ловить диверсантов? — неспешно интересуется она, оглядывая сектор. — Кто успел их вычислить?

Подтягивается Вик, за ним еще двое. Миклош на второй линии докладывает, что лишился летуна. «Оставайтесь на месте», — рассеянно бросает ему Инесса. Не заставлять же идти пешком…

— Их не нужно вычислять! — горячечно выдыхает Эльжбета. — Они на виду! Если не все, то один точно…

— Один на виду? Барис, прекращайте болтовню! Я вас жду!

— Да не прилетит она! И не нужно, — вмешивается Вик. — Это ночь длинных ножей. Сартан крикнул, кто-то подхватил. Получаем теперь.

— Ольгер, сектор чист, — говорит Инесса.

— Спуститесь в дома, возможно, кому-то нужна помощь. Потом — к медцентру.

Проверка занимает всего несколько минут.

Значит, ночь длинных ножей. Что-то историческое. Убивали своих за то, что стали недостаточно своими. Давно… Нет, неправ Вик. Охота за мнимыми диверсантами — это скорее поиск еретиков. Инквизиция. Попытка назначить виноватых и расквитаться с ними в надежде, что все сразу наладится, что не нужно будет бояться внезапных атак или новой волны волокон…

Одним словом, слабость.

На подлете к медцентру начинают говорить пушки. Три истребителя просто поставили на крыше и нацелили сбивать охранный транспорт. Свои же, свои поставили! Эта соплюшка Эльжбета… много их еще там, своих?

Черт бы их побрал.

Инесса сносит ближайший истребитель, заталкивая огонь в жерло его же орудия. И только потом задумывается.

Ольгер со своим «Разрешаю стрелять на поражение» выходит на связь несколькими секундами позже.

— Второй сверху этаж! Орафанн, зайдите с запада. Спасибо. Нужно с первого раза покрыть контузией весь уровень, — появляется в эфире кто-то со знакомым голосом. Вежливый… Инесса молча отлетает к западной стене.

Третий сверху этаж.

Четвертый.

Сбить идиота, сразу после атаки неловко подставившего люк. Кто следующий?

Следующий закладывает вираж и проносится мимо, не нападая. Инесса прикидывает, не подпортить ли ему двигатель, совсем чуть-чуть, чтобы только заставить сесть… и не успевает.

— Всем назад! — гремит в наушниках шлема.

Выстрелы — искрами, башни медцентра внизу — стекляшками калейдоскопа… Инесса отлетает, и картина снова обретает стройность. Медцентр берут в кольцо. На миг кажется, что будет легко: кольцо сожмется, превратится в тиски, задушит всех бунтарей, потерявших разум…

— Что происходит? — спрашивает она, стряхивая с себя паутинку фантазий.

— Не успели. Они захватили рабочие этажи, — отвечает Ольгер, и Инесса понимает, что он тоже здесь, в одном из летунов. Надо же, штабная крыса… Не такая уж и крыса, значит.

— С людьми? — вмешивается еще кто-то.

— Само собой. Там человек тридцать народу, порядок наводили, — Ольгер смачно ругается. — Черт, я надеялся их отсечь!

— Теперь что?

Голоса, объединенные системой общей связи в шлемах, звучат напряженно, настороженно. Главный канал — Ольгер. Остальных слышно еле-еле — тех, что переговариваются один на один. Россыпь слов, шепотков, вопросов…

— Всем отключиться от меня, — командует Ольгер. — Попробую узнать, что теперь.

Внизу все понемногу затихает. Устанавливается статус-кво: бунтовщики укрылись в медцентре, охрана дрейфует в летунах на уровне верхних этажей. Ольгер идет на снижение, и его встречают выстрелом. Предупредительным — близко, но мимо.

А канал связи отключен — даже не послушаешь…

— Анджей, ты здесь? — негромко зовет Инесса, видя, что шлем приятеля активен и присоединен к общей сети.

— Здесь.

— Чего они хотят?

— Допроса и казни тех, кого они подозревают в измене, — отвечает Анджей устало и чуть пренебрежительно. — А подозревают они… Меня в том числе. Всех, кто был в плену. Ну и половину экспертов, само собой.

Само собой. Инесса начинает догадываться, где пропадает Ян. Вот черт…

Рука тянется к коммуникатору, и Инесса отдергивает ее. Не сейчас. Связь не всегда к месту. Да и сам он давно бы дал о себе знать, если бы мог.

Ну и чего они ждут? Хотели бы устроить побоище… аналогично. Уже давно устроили бы. Она хочет спросить, но не успевает. Общая сеть оживает с тревожным сигналом — короткий резкий писк в наушниках. Потом механический голос начинает бормотать, озвучивая текстовый приказ Ольгера.

«Приготовиться!»

К чему? Черт, как неудобно, что переговоры Ольгера теперь не транслируются в сеть… Мысль проносится молнией, не успевая облечься в слова, а механический голос продолжает:

«Контузионный заряд в пятый этаж. По моей команде».

— Но у них же останется время…

Останется секунд пять-шесть, чтобы понять, что происходит, и перестрелять всех заложников. Или нет? До чего, черт бы его побрал, договорился Ольгер?

Земля вдруг окутывается легким, чуть светящимся дымком.

События, сорвавшись с места, летят вперед.

— Огонь! — командует механический голос. И в ту же секунду, не успевает он закончить, — яркие, ослепительно-рыжие брызги. Огонь.

Обломки, наползающая дымная чернота — и брызги. Мгновением позже Инесса понимает, что с этими брызгами что-то не так.

Они летят сами по себе, а не влекомые взрывной волной.

— Сбить их! — командует Ольгер, снова включаясь в связную сеть и первым бросаясь вдогонку. — Стреляйте боевыми!

Транспортники! Вот что это за огненные сгустки. Остается только гадать, кто в них, что в них… но Инесса стреляет. За угасающими обломками — град невидимых стрел, которые вспыхивают только тогда, когда уже поздно уворачиваться. Несколько транспортников пылающими головешками падают к подножьям медцентра.

Остальные уносятся прочь.

Пропадают в темноте, подсвеченной ржавым заревом.

— За ними, быстро! — ревет в шлемах.

За ними. Легко сказать! Если у них отключены все системы связи и навигационные огни! Инесса чудом успевает засечь последний, отстающий летун. Тот кажется живым. Он будто взбесился. Петляет, прыгает то вниз, то вверх, вертится на ходу так, что то и дело пропадает с дисплеев. Выстрелы бесшумно мигают — мимо, снова мимо… А тот, кто там за штурвалом — неплохой пилот!

Инесса едва успевает увернуться сама. Транспортник вдруг замирает в дрейфе прямо по курсу. С его габаритами это все равно что пойти на таран. Истребитель разминается с ним впритирку. Транспортник пытается вновь набрать скорость. Есть!

Даже с самым лучшим пилотом черта с два он разгонится так быстро. Двигатель к этому не приспособлен. У Инессы остается даже пара секунд, чтобы неспешно прицелиться, и…

Вместо молнии заряда между летунами вспухает черно-рыжее облако. С борта стреляют одновременно. А это не бронебойная ли… Проклятие!

Мгновение Инессе кажется, что она успела, следующее — что заряд угодил в фюзеляж, и до крушения считанные секунды. Потом полет кое-как выравнивается. Нет. Всего лишь легкое повреждение двигателя. До Города дотянуть можно, а вот погоня…

Транспортник, уже не маневрируя, на максимальной скорости скрывается в темноте, Навигационные огни вспыхивают и пропадают.

Инесса в последний раз ругается и тащится обратно. В шлем снова врываются голоса.

Злополучная башня медцентра догорает.

Инесса заторможенно рассматривает ее. Странно, что стены от такого взрыва не сложились карточным домиком. Но все равно перекрытиям, должно быть, конец. Не говоря уже о тех живых, кто мог там оставаться. Если только их не унесли транспортники мгновением раньше. Кто вообще взорвал корпус? Кто пытался улететь?

Ольгер молчит. Кажется, молчание длится и длится… пока иллюзию не разбивает резкий голос из общей сети:

— Что произошло?!

— Я сделал глупость, вот что, — бурчит Ольгер. — А теперь черта с два мы их догоним… Ладно, снижаемся. Нужно проверить, может, под завалами остались люди… Палек, притащите-ка сюда пару огнетушителей.

* * *

Под завалами нет никого. Да и завалов, в сущности, нет — только кое-где обвалились части стен. То ли конструкции оказались прочными, то ли все, что могло обрушиться, обрушилось еще от волокон. Горячий обугленный пол, головешки на месте мебели, жар волнами от перекрытий… Будто мало дневной жары, нужно жечь и взрывать еще и ночью.

В тишине слышны голоса. В ночной тишине, подумалось Инессе. А потом пришла мысль, что тишина давно уже не делится на ночную и дневную. Раньше — да, было. Раньше днем никогда не бывало тихо — гудели и ревели машины, грохотали колеса, летуны рассекали воздух, где-то в отдалении или совсем рядом обязательно стреляли, а людские голоса сливались в негромкий, но заметный гул, оттеняя остальные звуки, как тонкий покров вуали или слой полировки. Теперь… теперь тоже шумят машины, и голоса слышны. Но впечатление, что весь мир мертв, а Город Будущего — единственный источник звуков в этой пустыне, не исчезает. И не противоречит действительности.

Охрана обходит остывающее здание. Неспешно, даже с ленцой. Анджей оказывается рядом и говорит:

— Вот взрывать они как будто ничего не собирались. Может, это эксперты?

— Я вообще не припомню случаев, чтобы спонтанный взрыв обходился без жертв, — его появление действует подобно порыву свежего ветерка, и Инесса просыпается, выныривая из сонной трясины задумчивости. — Пошли.

— Куда?

— К спуску в подвал.

Инесса оглядывается на охранников, бродящих по пятому этажу, и поспешно шагает к лестнице.

— Зачем? Думаешь, они укрылись в подвале?

— Я думаю, что нас надули. Совсем чуть-чуть. Пока кто-то изображал здесь террористов с заложниками и отвлекал Ольгера, остальные отходили через подвал. И потом спокойно улетели, пока мы протирали глаза от взрыва и отстреливали транспортники прикрытия.

— Да ну? — Анджей останавливается посреди лестничного пролета. Луч фонаря упирается Инессе в грудь. Спасибо хоть не в глаза. — И где было раньше твое озарение?

— Где… — помолчав, Инесса отвечает где — ясно и недвусмысленно. Анджей фыркает и продолжает путь.

— Ян здесь был, правильно?

— Понятия не имею, — неохотно говорит она. — Скорее всего.

— М-да, — выдавливает Анджей. — Ничего… Если трупов нет, значит, эксперты этим придуркам зачем-то нужны. Живыми.

Инесса лишь коротко кивает. Последний пролет, заваленный камнями, — и лестница обрывается у покосившейся железной двери.

Анджей осторожно трогает ее, боясь обжечься, и уже уверенно берется за ручку.

Дергает — и дверь издает душераздирающий скрип, после чего кренится и начинает опускаться ему на голову. Анджей вздрагивает, подхватывает ее и с помощью Инессы кое-как прислоняет к стене. Луч фонаря соскальзывает в открывшийся проем.

— Гм, — говорит Анджей после паузы. — Понятно.

«Понятно, почему в здании ничего не обвалилось», — думает Инесса. Обвал — там, на первом подземном этаже.

Распавшееся на части перекрытие, камни, ямы и вздыбленный фундамент, словно сама земля рвалась наружу. Ступеньки разбиты и забросаны кусками стен. А вон, кстати, и дыры в стенах — стоило подсветить их изнутри, направив фонарь в подвальный лестничный пролет, как стало видно то, что прежде скрывалось от глаз.

Перегородки здесь не очень прочные. Они буквально изрешечены, а под ногами хрустит каменная крошка. Можно было и догадаться, что это уже новый мусор. Старый, который остался от волокон, успели убрать…

…и теперь, после реакции распада, подвал уже не воссоздастся и не вернет себе первоначальный вид.

Впрочем, его первоначальный вид — сырое подземелье с ржавыми ловушками — Инесса и Анджей уже наблюдали не так давно.

— Пол под нами может провалиться в любую минуту, — наконец констатирует Инесса. — И хорошо, если не рухнет все здание. Не знаю, что там с опорами и фундаментом, и проверять не хочу. Пошли отсюда.

— Думаешь, трупов там нет?

— Скорей всего, те, кто был в здании, прикрывали остальных, пока они уходили через этот подвал. Как только ушли — взрыв замел все следы.

Инесса вздыхает спокойно, лишь оказавшись на улице. По крайней мере, теперь громада из стали и бетона не обвалится на голову. Она ждет, пока выйдут остальные и пока Ольгер закончит болтать с кем-то по переговорнику.

— Они вернутся, — цедит он, отключая связь. — И тогда мы, черт возьми, получим ответ…

— Думаете, кто-то вернется? — неуверенно спрашивают из толпы.

— А куда им идти? Мы остались единственным центром цивилизации на планете, — бросает Ольгер. — Свободны! Хотя нет, погодите. Кто был среди бунтарей? Знакомых заметили?

— Эльжбета Барис была, из моего подразделения, — говорит Инесса.

— Еще Алекс Шмидт, я с ним разговаривал… — добавляет кто-то.

— И Леонард… черт, как же его фамилия…

— Отлично. Полный список я составлю позже. Отслеживайте знакомых. Просто выставьте переговорники на отслеживание сигналов от них, — распоряжается Ольгер. — Когда-нибудь они должны включить связь. Им нужно будет координироваться. Главное — вовремя их засечь, тогда мы догоним их, где бы они ни прятались.

— Думаете, они такие идиоты, что включат связь? После всего, что здесь было?

— На их месте я бы не включил, — хмыкает Ольгер. — Но это не значит, что можно не следить. Свободны до полудня!

До полудня еще далеко. Даже до рассвета далеко.

Дома Инесса неприкаянно бродит по комнате, то и дело поглядывая на переговорник.

На дисплее рез за разом вырастает и пропадает красная стрелочка.

Ответ от Эльжбеты Барис не получен. Повторить. Ответ от Эльжбеты Барис не…

И от Яна никаких вестей.

Инесса отправляется на кухню и включает чайник. Кофе заканчивается… Лететь за ним на склад или нет? Петрушевский прибил бы ее за такую бездарную трату топливного заряда, если бы следил за этим.

Связаться с Яном или нет? Кто знает, где он сейчас. Вдруг прячется?

Больше неизвестности Инесса ненавидит только неизвестность, не сулящую ничего хорошего.

И снова думает: «Будь ты проклят, медменеджер Закаевский, почему ты не мог сгинуть еще в начале войны?..»

Знакомая мысль. Кажется, что-то подобное уже приходило в голову не так давно.

Ян, почему от тебя сплошные неприятности?

К утру она забывается рваным, поверхностным сном. То и дело просыпается, выдергивая себя из полудремы, как из колючего болота — проверить, не появилась ли на связи Эльжбета, и узнать, что ничего не изменилось. Только жара усиливается да солнце поднимается все выше.

Жужжит муха, иногда садится на плечо или ногу, щекочет лапками.

Грохочет на улице грузовоз.

Не сон, не явь…

Не сон и не явь прерывается резким писком переговорника, и Инесса хватает плоское устройство, как ящерица мошку. Палец замирает на сенсоре.

— Да?

— Тиш-ше, — шелестит из динамика. — Ты одна?

— Одна, — Инесса тоже переходит на шепот. — Как ты?

— Расскажу позже. Все нормально. Сбежали. Прости, раньше связаться не мог…

На грани слышимости раздается сдавленная ругань и звуки какой-то возни. Ян умолкает. Посылает кого-то невидимого к черту. Щелкает переключателем.

— Все потом. Мы вышли на след архивов. Бунтарям мы были не нужны, они пытались нас убить, и… Инесса, не говори, что я жив. Никому не говори, кроме Анджея. Я все объясню потом…

Связь обрывается. Инесса откидывается на подушку и рассеянно думает, что многовато приключений досталось на долю экспертов. Как-то даже чересчур. А охрана опять не у дел.

Или это затишье перед бурей?..

Она бросает взгляд на дисплей, собираясь еще подремать, если есть время… и подпрыгивает на матрасе.

Эльжбета! На связи!

— Их вполне реально найти. Вряд ли они сбегут на Феникс или на Стоар, если до сих пор не улетели. Они где-то на Земле. Я засекла Эльжбету Барис в районе Варшавы! Можно найти и остальных, если проверить связные системы! Черт подери, Ольгер, шевелитесь, вы еще ночью обещали составить список бунтарей!

Инесса сама не ожидала от себя такого пыла. И дело не в том, что кто-то прикладывает недостаточно усилий, чтобы спасти пропавших экспертов, спасти Яна — за него она спокойна, он не нуждается в спасении.

Но это он заразил ее охотничьим азартом.

Еще он обмолвился, что, похоже, поиск «диверсантов» был прикрытием для чего-то иного, но об этом Инесса молчит. Нет подтверждений.

Они будут. Если поймать беглых охранников и распутать этот змеиный клубок. Ольгер был уверен, что те просто искренне заблуждаются. Верят, будто разоблачают настоящих диверсантов. И скоро вернутся в Город Будущего. Но они не возвращаются. А Ольгер, как для шефа охранных подразделений, слишком медленно принимает решения…

— Хорошо, — он вдруг сдается и извлекает из кармана переговорник. — Держите, Орафанн, перебросил. Погодите. Найдите всех, а я пока сформирую поисковые экипажи. Смолярек, ваш летун на месте?

— Ну да, — кивает Анджей, в компании которого Инесса явилась с утра к Ольгеру.

— Хорошо… — тот придвигает к себе планшет, приспособленный под пульт связи. — Ищите. Не теряйте из виду Варшаву. Особенно Варшаву.

* * *

Неужели неизвестности и правда конец? Варшава… Неужели архив именно там? На Земле не так уж много крупных государственных технологических центров. Разработка вроде стоаранского вируса явно вышла из такого центра. А в Варшаве вплоть до гибели Земли действовал Главконструкт Восточноевропейского Союза. И все военные разработки выходили оттуда.

Но если беглые охранники пытаются добраться до архивов раньше экспертов, зачем было затевать схватку с «диверсантами»?.. Даже не так. Если эти беглые охранники знают, где архивы, — чего они ждали все это время?

— Как думаешь, — Инесса следит за точками на карте на крошечном старомодном дисплее переговорника, — «стоаранский вирус» изобрели наши? В Варшаве?

Она не смотрит на Анджея, но и без этого догадывается, что сейчас он скептически кривится. Восточноевропейский Главконструкт справлялся со своими функциями, но от него никто никогда не ждал чего-то выдающегося.

— Вряд ли. Сама знаешь, — откликается приятель. — И потом… — он на всякий случай понижает голос, хотя едва ли кто-то подслушивает их в небольшой секретарской подсобке Ольгера с видом на пустынную кучу каменных осколков. — Ян и остальные, как я понял, знают, где архив. Ну или догадываются. Он что, говорил, что это в Варшаве?

Инесса на миг теряет из виду мигающие точки — дисплей сливается в безликую серость. Нет. О Варшаве Ян ничего не говорил. Зато…

— Они сейчас в Москве, — медленно отвечает она. — Эксперты. И архив, скорее всего, там. Россия могла создать что-то подобное… и первый стоаранский налет, самый первый, ты помнишь, где он был? Нужно было догадаться… Но тогда получается, что в Варшаве нашим охотникам на диверсантов нужны не архивы. А что в таком случае?

Инесса договаривает, с удвоенным вниманием уставившись на дисплей. Часть охранников найти не удалось. Им хватило ума отключить все каналы связи. Остальные то ли не додумались, то ли не стали. Может, переговорники и шлемы понадобились им для связи с кем-то важным — таким важным, что необходимость говорить с ним перевешивает риски. Их четверо, не считая Эльжбеты. Огоньки почти не двигаются — карта слишком мала. Они замирают крошечной цепочкой, светящейся красным. Рядом. В пределах одного города.

В Варшаве.

* * *

— Не вместе, но рядом, — Ольгер рассеянно наблюдает, как к штабному зданию приближается последний летун. — Значит, по одному отряду на каждого. Шестой — на подстраховке… Кризе, это ваша задача. Брать живыми… Что вам, Дональд?

Площадь перед штабом уже расчищена, и там всегда людно. Часть отведена под импровизированный мини-аэродром, на остальном участке постоянно толкутся люди. Туда-сюда, в здание — из здания, взад-вперед под окнами, дожидаясь кого-то или чего-то и бормоча в переговорники… Алай выныривает из толпы рядом с аэродромом — задерганный, в пыльной одежде.

— Простите. На пару слов, — он кивает Инессе и обращается к Ольгеру. — Это правда? Вы отправляете людей искать… кого искать, тех, кто устроил заваруху с диверсантами и не вернулся?

Интересно, откуда он знает. Быстро же здесь разносятся слухи. Особенно о вещах, которые лучше не афишировать. Не Город Будущего, а изнывающий в собственном соку хутор, где у людей только и развлечения, что перемывать друг другу кости.

Ольгер лишь коротко кивает.

— Меня в отряд включить не хотите? — криво усмехается Алай.

Во взгляде Ольгера, обращенном на него, появляется проблеск интереса.

— Нет.

— Почему?

— Вы не солдат, Дональд. К тому же… да простят меня солдаты, вы слишком ценный кадр. Тем более сейчас, когда мы остались почти без единого эксперта по волокнам.

— Почти? — Алай вздергивает редкие брови. Инесса вдруг понимает, что беглые охранники сработали весьма избирательно. «Ночь длинных ножей», казалось, была спонтанной, стихийной — но тем не менее под раздачу попали почему-то только эксперты.

— Что вы хотели? — нетерпеливо спрашивает Ольгер.

— Вы отправляете в погоню тех, кого сами же хотели вывести из игры. Они пережили воздействие вируса. Вам не кажется, что это рискованно? Мы не до конца изучили явление, но судя по тому, что мы знаем, их клетки были перестроены. И если кто-то применит к ним реакцию уничтожения, они рассыплются в пыль.

Инесса смотрит на него в смятении. Об этом она еще не думала. Точнее, старалась не думать. Невысказанные подозрения казались далекими и безобидными. А теперь они корчатся под острыми лучами утреннего солнца, обнаженные, безжалостно выставленные напоказ во весь рост…

— Вы серьезно? — Ольгер озирается, проверяя, никто ли не слушает. — Во-первых, не кричите на всю площадь, — продолжает он уже спокойней. Рядом — только Инесса и Анджей. Остальные, кому предстоит лететь в Варшаву, разошлись по аэродрому, проверяя свой транспорт. — И потом — мы что, правда превратились в такой себе живой конструктор? Собрал — разобрал?..

Алай отвечает тяжелым взглядом.

— Чтобы узнать точно, надо или проверить опытным путем, или найти архивы. Вы готовы быть добровольцем?

— Архивы уже ищут, — бросает Ольгер.

— Ищут? И кто же? По-моему, половина тех, кто должен был их искать, сбежали неделю назад и уволокли всех экспертов…

— И что? Вы хотите сказать, что их не нужно преследовать?

— Архивы нужно искать! Пока они до них не добрались! А вы опять тянете и гоняетесь за призраками! — Алай повышает голос. На него оглядываются — даже те, кто просто шел мимо по тенистой площади перед штабом.

— Найдем, — терпеливо вздыхает Ольгер. — Знаете, мне не годится такое говорить, но… вы столько кричите об этом, что могли бы уже отправиться на поиски сами, Дональд. Город Будущего — не тюрьма строгого режима. Вас никто не держит… Все?

Он кивает Кризе, которая высовывается из люка истребителя, закончив возиться с навигатором. Инесса смотрит на Алая. И ей кажется, что он вот-вот взорвется и лопнет от злости. Но нет. Он лишь плотнее сжимает губы, и помятое лицо становится мучнисто-серым.

— Дональд, — не выдерживает она, — и что делать? Есть какая-то защита от механизма уничтожения?

— Черт его знает. Если и есть, ее еще не разработали, — он досадливо передергивает плечами. Затем косится на Ольгера и советует вполголоса: — Лучше всего откажись. Пусть летят те, кого не перезаписали вирусом.

Откажись… Инесса молча качает головой. Она сама это затеяла, куда уж теперь отказываться. А Ольгер отдает последние распоряжения, и охотничий азарт снова вскипает в крови.

Она смотрит на дисплей переговорника. Красные точки сместились, но карта не меняется. Варшава.

Отказаться? Черта с два!

Прежде чем истребитель легко срывается в небо, Инесса еще успевает посетовать, что Алай стал чересчур осторожным. Человек в футляре, версия для выжженной земли.

А потом она погружается в воздушные потоки и ненадолго забывает обо всем.

* * *

Под Варшавой отряд разделяется. Красные точки то бросаются врассыпную, то собираются в одном месте. «Краковское предместье», — утверждает карта.

— Что они забыли в музее? — недоуменно ворчит Инесса, разглядывая точку, доставшуюся им с Анджеем. Улица Краковское предместье, президентский дворец. Бывшая резиденция польских королей и президентов, превращенная в музей. Когда Польша влилась в Восточноевропейский союз, количество резиденций сократили. Дома здесь подчеркнуто старомодны… были. Эдакий островок прошлого среди современных конструкций. Даже сейчас, изрешеченные бомбардировками и изъеденные волокнами, они сохраняют флер старины. Небольшой, точно игрушечный, дворец, чудом уцелевшая статуя — и кривые клыки бетонно-стальных районов со всех сторон. Обступают, вот-вот задавят…

— Ты «невидимость» включила? — буднично отвечает Анджей.

— Включила… Ну-ка!

Отвлекшись от изучения окрестностей, Инесса бросает взгляд на дисплей. Красная точка удаляется от Президентского дворца. Медленно… останавливается… снова двигается, быстрее, быстрее…

— Они точно не на транспортнике… Черт! Анджей, скройся! — Инесса бросает истребитель вниз, заставляя его залечь за побитым, но устоявшим стальным зданием-стеной. Небольшой летун прячется неуклюже, как крупное животное. Миг спустя к нему присоединятся истребитель Анджея.

— Что случилось? — спрашивает приятель через шлем.

— «Невидимость» работает только для радаров. Можно скрыться от систем внешнего видения транспортников, но если выйти на улицу и задрать голову вверх, мы как на ладони!

— Думаешь, эти прятки теперь помогут? Если он уходит?

— Он или они… «Уходит» только сигнал переговорника Эльжбеты! Если беглецов там больше одного, на их месте я бы бросила переговорник! Они не бросили, значит, им нельзя оставаться без связи! И теперь они, скорее всего, попробуют запутать следы! Они идут по земле или под землей, но куда, черт…

— Если их больше одного, они могли разделиться. Приманка с переговорником в одну сторону, остальные в другую… по своим делам, — Анджей ставит летун впритык к зданию-стене. — Пошли. Пока мы сидим в консервных банках и наблюдаем за красными точками, мы никого не поймаем. Ружье не забудь!

Инесса фыркает на этот ценный совет и тоже выбирается из истребителя. Спрятать бы его, но времени нет.

— Иди за сигналом. Я поищу, куда могли деться остальные, — напутствует Анджей и скрывается во дворце. Дверь давно рассыпалась. Сквозь дыры в стенах видно поблескивающее стекло и остатки позолоты.

Инесса осторожно выглядывает из-за дворцового крыла на улицу. Ни души, как и ожидалось. Красный огонек на дисплее двигается, но как-то слишком медленно, словно человек с переговорником едва бредет через что-то…

Ладно, сейчас посмотрим, что там.

До торгового комплекса в конце улицы она добирается бегом — небольшая нагрузка даже приятна. В Варшаве прохладно, облачно и никакой жары, которая в Городе Будущего сводила с ума. Легкая пробежка — и вот уже одинаковые башенки торговых корпусов прямо перед глазами.

Свисают покосившиеся и разбитые рекламные щиты.

На фасадах сохранились буквы и слова — названия магазинов. Крыши из металла и бронированного стекла, которые когда-то украшали это место и защищали от осколков и химического дыма, теперь торчат фантастическими лепестками. А над улицей, чудом держась на креплениях, — афиша: «Защитись! Противогазные системы за полцены!»

Странно, что этот оазис торгового благополучия продержался так долго. Считай, до самого конца войны…

Инесса стоит у изрешеченной волокнами арки, символизирующей вход в центр-городок. И не решается войти.

Огонек мигает совсем рядом. Тот, по чьему следу она бежала, где-то здесь. В одном из зданий. Вон в том, втором от арки. Но переговорник не показывает, на каком этаже.

Черт бы его взял…

Скользя вдоль стены, Инесса наконец шмыгает под арку, а оттуда — в зияющую дыру на месте раздвижной двери.

Под ноги она не смотрит — и тут же жалеет об этом. Носок кроссовки цепляет что-то твердое и легкое, как сухая ветка. Кость! Рука скелета, тонущая в широком рукаве, когда-то синем, а теперь сизом от пыли. Одна только рука. Остального скелета нет. Зато пол в холле равномерно присыпан толстым слоем праха. Того, что остается от реакции уничтожения.

Дальше среди обломков и разбросанных тряпок белеют несколько черепов.

Инесса отворачивается, замирает на месте и прислушивается. И, конечно, не слышит ничего подозрительного. Только птицы щебечут на улице.

Кто бы ни убегал от нее с переговорником, наверняка зная, что сигнал заметят, — зачем он пошел именно сюда? Зачем загнал себя в ловушку? Чтобы сбить со следа, достаточно нырнуть в старые жилые кварталы, в их лабиринт подвалов и непреодолимых баррикад из развалин. Или это ловушка на нее, Инессу?

Она не спешит красться к лестнице. Вместо этого приваливается к стене и пытается перенастроить карту на дисплее.

Давай, бесполезное барахло, включи хотя бы индикатор высоты, у тебя не может не быть такой функции…

…есть. Восьмой этаж.

А в здании по-прежнему царит мертвая тишина.

Слой мелкой пыли Инессе на руку. Шаги глушит полностью. Она запоздало понимает, что можно было бы выследить беглеца по следам. Потом присматривается, и… нет. Следов здесь многовато. Свежих, рельефно выделяющихся в пересечении утренних солнечных лучей.

А на лестнице, наоборот, ни одного.

Должна быть еще одна лестница, судя по планировке… Инесса поднимается, перескакивая через ступеньки и чутко прислушиваясь, но слышит только свое дыхание. К восьмому этажу оно чуть учащается. Приходится остановиться, отдышаться…

…и услышать резкий нервный скрежет.

Откуда-то из недр башни.

Лифт! Одна из лифтовых шахт! Скрежет переходит в грохот. Неужели лифты работают? Инесса в пару прыжков пересекает этаж по грудам пыльных обломков. Вот она, эта шахта, скрежет уже не так громко отдается в пустом помещении. Инесса подбегает вплотную.

Пусто. От двери остались ошметки, в зияющем провале темнеет трос. Внизу виднеется светлый квадрат. И на его фоне особенно четко заметна тень.

Мелькает и испаряется…

Ругнувшись, Инесса бросается обратно к лестнице. Черт, вот ведь дура! Если бы не полезла смотреть в шахту, а подстерегла беглеца внизу… впрочем, что толку теперь сокрушаться.

Красная точка удаляется. Похоже, человек с переговорником бежит.

Выскочив на улицу, Инесса успевает мельком увидеть стройную фигурку. За спиной подпрыгивает в такт бегу темная коса до лопаток. Эльжбета — а это она — скрывается за поворотом.

Инесса останавливается, чтобы свериться с картой. И неосознанно запускает руку в волосы, отводя их от лица. С недоумением смотрит на длинную черную прядь. Странно это теперь. Привыкла, что всю жизнь стриглась до подбородка, а после войны стало не до того, и волосы уже… да почти как у Эльжбеты, только темнее…

Карта наконец переключается. Инесса опять хмурится, поняв, куда ее заманивают.

Глухой угол — три здания сходятся стена к стене. Причем, по странному совпадению, все стены задние: вон на карте фасады, с другой стороны, выпускают лучи фигурных защитных козырьков. Сейчас-то этих козырьков там наверняка нет…

Пробежав отрезок улицы до поворота, Инесса останавливается.

А что в глухом углу? Засада? Да вряд ли. Беглых охранников было всего человек двенадцать. У пятерых — активные переговорники, точно специально созданные, чтобы отвлекать на себя погоню, остальных на полноценную засаду не хватит… да и для чего-то же те, с переговорниками, отвлекают внимание, значит, остальные заняты…

И здания, формирующие угол, как назло, уцелели. Крепкие задние стены устояли точно.

Инесса делает глубокий вдох, осторожно заглядывает за поворот — и скользит в бессолнечный полумрак тупика.

Глаза так привыкли к свету, что на пару мгновений она теряется, не в силах разглядеть ничего перед собой. Потом зрение перестраивается.

Поздно.

Вспыхивает и бьет по глазам прожектор. Инесса успевает заметить тупой нос и широкую плоскую тушу транспортника.

Ну конечно!

Закрытый со всех сторон угол — где еще можно посадить летун с отключенной системой связи? А потом заманить туда погоню, сделать добычей, и…

Эльжбеты уже не видно. Под носовым прожектором загораются крошечные алые индикаторы широкополосных лучевых пушек.

Транспортник, черт бы его взял. Военный, грузовой, укомплектованный защитной системой. В просторечье — четырьмя пушками, от которых…

…сейчас уже не убежишь, и хлипкий угол обвалившегося здания им не помеха!

Ослепительный луч хлещет в лицо. Даже мертвая пыль вздымается облаком и чернеет… должна почернеть. Инесса этого уже не видит.

За миг до выстрела она сжимается клубочком, падает и откатывается в единственное безопасное место в этом котле. Под транспортник.

Больше всего ее беспокоит, не промахнулась ли она с типом шасси. Может, вместо двусторонней посадочной платформы у военных грузовозов сплошная, а двусторонняя — только у истребителей? Черт их знает, Инесса никогда не водила грузовозы и к их посадочным системам не присматривалась. Но жесткий край все не возникает под боком.

Обжигающие лучи отдаляются. Над головой резко становится черно. Инесса открывает глаза.

В отдалении полыхает добела раскаленное пламя.

Стоит представить, что сейчас там могла бы гореть и она — и по телу проходит непроизвольная дрожь. Инесса лежит на боку, в плечо упирается днище транспортника. Тот стоит на гусеничных опорах, которые при взлете уберутся внутрь.

И что теперь?..

Пару секунд слышно только шипение, с которым лучи стирают в горелый прах все на своем пути. Потом позади транспортника появляются чьи-то ноги в тяжелых не по погоде сапогах и еще одни — в легких мокасинах.

— Скелет должен остаться? — спрашивает голосок Эльжбеты.

— По-разному бывает, — отвечает смутно знакомый мужчина. — На таком расстоянии — вряд ли, но сейчас увидим. Больше никого не было?

— Второй пошел в другую сторону.

Они шагают к боковой двери транспортника. Инесса вздрагивает, как ужаленная. Отлично, значит, они все видели… нет, стоп, не то. Они собираются улетать… куда? Они ее заметят, как только грузовоз оторвется от земли! И испепелят повторным выстрелом! Черт!

Боковые посадочные опоры. Такая система обычно прилагается к съемному люку в днище. Люку, в котором прячется аккумулятор… или двигатель… или система, выпускающая эти проклятые боковые опоры…

Щелкает запор дверцы. Инесса уже под люком. Ружье сбивает крепления, и звук сливается со стуком дверцы и шарканьем ног. Эльжбета и ее спутник все так же переговариваются.

Аккумулятор. Все-таки аккумулятор. Так, кажется, это запасной… основной — вот он, рядом, довольно горячий на ощупь. Транспортник работает на аккумуляторах? Плохо. Лучше бы у них еще оставался заряд топливной пластины. Впрочем, выбирать не приходится. Даже самый отвратный способен дотянуть до земли без запасного. И Инесса недрогнувшей рукой отстреливает второй, холодный аккумулятор.

Транспортник отрывается от земли.

Места оказывается меньше, чем она надеялась. Но руки мертвой хваткой вцепляются в металлические каркасы, в какие-то крепления, в прутья — и Инесса, подтянувшись, сильным броском зашвыривает себя в транспортник. Обхватывает основной аккумулятор за его кожух-клетку из железных штырей. Подтягивается дальше… Хоть бы Эльжбета и этот тип, что был с ней, не вздумали выйти на орбиту, тогда всем конец. Но вряд ли им нужно на орбиту. Грузовоз набирает совсем небольшую высоту — не выше птичьего полета.

Инесса смотрит вверх. Нет, внутрь не пролезть. Но неважно. Судя по всему, до места назначения можно отлично долететь и так. Внизу проплывают пыльно-серые линии улиц и похожие на выжженные свалки руины кварталов. И Висла — темно-синяя лента, и зеленые шапки рощиц. Похоже, они вообще не собираются покидать Варшаву. Странно… но это и к лучшему.

Перехватив прутья одной рукой, Инесса вжимается в аккумулятор и вытаскивает из кармана переговорник. Красная точка все так же двигается.

— Анджей? — зовет она вполголоса.

Динамик молчит довольно долго, прежде чем приятель отзывается.

— Да? Я никого не нашел. Здесь кто-то был, но я не…

Грузовоз снижается. Что, уже прибыли? Посадка?

Нет, не похоже.

Он проносится над очень знакомым районом, почти задевая брюхом остовы зданий, так что хочется инстинктивно поджать ноги, выплевывает сгусток белого огня и снова набирает высоту.

Краем глаза Инесса замечает вспышку внизу. Даже отголоски взрыва доносятся — будто глухой раскат грома. Проклятие!

— Я хотела сказать, чтобы ты летел за сигналом моего переговорника, — заторможенно произносит она, — но, наверное, это бесполезно. Наши летуны только что расстреляли из лучевой пушки.

— Погоди. Как расстреляли?

— Как обычно, черт возьми, не задавай глупых вопросов! — Инесса начинает злиться. Рука, которой она держится за прутья кожуха, уже устала.

— Если сверху, то, может, еще не все потеряно, — напряженно отвечает Анджей. — Я включил защитное поле, когда мы выходили. Ты разве нет?.. А если зашли с хвоста и расстреляли двигатели с генератором…

— Нет. Сверху, — облегчение так велико, что Инесса даже не ругает себя за беспечность. Когда два летуна стоят бок о бок, защитное поле одного накрывает оба. — Но не факт, что защита выдержала… хотя, наверное, они и не рассчитывали уничтожить наши летуны, только вывести из строя на какое-то время. Я влезла к ним на борт.Не спрашивай как. Они не заметили. Понятия не имею, куда они направляются. Выжди пару минут и садись на хвост.

Закончив, она с облегчением заталкивает переговорник в карман и перехватывает прутья обеими руками. Если не держаться, моментально вылетишь из этой дыры. И оземь — в лепешку.

Грузовоз опять снижается.

Внизу колышется зеленое море. Темные глянцевые листья покрыты пыльным налетом. В Варшаве давно не было дождя… Брюхо транспортника проплывает над ними совсем низко.

Инесса заглядывает в карту.

Лазенки. Лазенский парк.

Точно! Еще одна резиденция польского президента! И она действовала до самой гибели Земли. В поступках Эльжбеты с компанией начинает прослеживаться логика. Одна резиденция за другой… Но что им здесь нужно?

Кроны редеют, и изрядно заросший парк обрывается подобием лесной опушки. На месте здания — пустота.

Только с одной стороны торчат какие-то зазубрины. Все остальное — огромная уродливая воронка с оплавленными обсидианово-черными краями. Бельведерский дворец уничтожали целенаправленно, прямой наводкой. Но Эльжбету со спутником эта воронка не смущает.

Грузовоз садится в высокую траву, которой порос когда-то ухоженный газон. Из-под опор бросаются врассыпную несколько мышей. Инессе хочется сжаться, распластаться, превратиться в лист бумаги, чтобы не быть раздавленной, хотя умом она понимает, что ей ничего не грозит. Отвратительный способ передвижения! Да никогда больше!..

Она гусеницей выползает из дыры от аккумулятора, ложится на траву и осторожно выглядывает из-под днища. Нахальные сочно-зеленые стебли колют лицо.

Эльжбета и мужчина — черт подери, кто это такой, Инесса ведь определенно его знает! — идут к пепелищу. Эльжбета бормочет что-то в переговорник. Мужчина спускается в воронку и что-то выискивает на дне.

А… Адам из бывшей охраны южной стены. Ну хоть любопытство удовлетворено.

Адам наклоняется, тянет за нечто невидимое и исчезает.

Эльжбета исчезает за ним.

— Анджей, — шепчет Инесса, — позови всех наших, если они свободны. Мои объекты спускаются под Бельведерский дворец. По-моему, я знаю, что там… Нужны люди. Поскорее.

* * *

Эдита Кризе и ее напарник, Лайош из бывшей охраны, прилетают одновременно с Анджеем. К этому времени Инесса, осмелев, выбирается из убежища и находит люк, через который беглецы скрылись под останками дворца. Он на краю, у самого парка. Этот участок выпирает над воронкой. Инесса успевает мимолетно поразиться, до чего же крепок металл, из которого он сделан, из которого сделаны своды… Что-то подобное они видели в Будапеште, на руинах резиденции венгерского президента. И в бункере тогда нашлись выжившие. Дети. А здесь…

— Маловато нас, — говорит она, когда Кризе, Лайош и Анджей подходят ближе. — Если там в бункере логово этих… вряд ли они безоружны, мы не справимся.

— Логова там нет, — безапелляционно отвечает Кризе. — Остальные отряды идут по следу других беглецов. Те уже далековато от Варшавы. Я бы сказала, это не гнездо, а сеть.

— А что говорил Алай про реакцию уничтожения? — вдруг вмешивается Лайош. — Она может на вас повлиять? Это после того, что было в лаборатории? О чем сплетничало пол-Города?

— А о чем они сплетничали? — Кризе смотрит на него долгим и очень нехорошим взглядом. Инесса смотрит тоже. Но без той досады из-за разглашения тайны, которая читается на лице Кризе. Скорее с опаской. Слова Алая имели смысл. Он не стал бы предупреждать просто так. Тем более друзей. Он понимал риски. И если он сказал, что их можно атаковать с помощью реакции распада…

Инесса неожиданно живо представляет это. Всплеск, в лицо летит пара капель вонючей жидкости — и мир исчезает. Возможно, она еще успеет увидеть, как ее руки и ноги рассыпаются в пыль. Но отстройки не будет. На сей раз из пепла не восстанет никто.

И этого предстоит бояться всю оставшуюся жизнь?

Инесса встряхивает головой, и в мысли снова врывается реальность. В парке вопят дерущиеся коты. В ветвях заливаются птицы.

Кризе тянет на себя тяжелую крышку люка.

…Ступеньки, коридор — все цело и почти невредимо. Волокна сюда, похоже, не добрались. Они пощадили больше зданий, чем казалось раньше… Света только нет, но на этот случай у всех припасено по фонарю.

Лучи скрещиваются и расходятся, скользят по полу, изредка переползая на стены и выхватывая ровную каменную кладку из теплого матового кирпича. А Инесса все не может отделаться от воспоминания о сырых земляных стенах, проржавевших ловушках и безмолвном черном ничто за спиной. И не может удержаться, чтобы не оглядываться время от времени. Даже светит на пройденные участки фонарем. Но видит лишь плитки пола и камень стен…

— Они точно по этому коридору пошли? Черт, я не смотрела на стены, там могли быть повороты!.. — спохватывается Кризе.

— Я смотрел. Не было, — спокойно отвечает Анджей.

— Тише, — шикает Инесса, хотя они и без того еле шепчут. Но любой шорох в пустом каменном мешке звучит просто оглушительно. А слова Алая все не идут из головы. Реакция уничтожения — и в живых останется один Лайош.

Страх. Инесса вдруг остро осознает его. И выбросить из головы не получается.

Кризе вздрагивает, резко останавливается и поднимает руку в предупреждающем жесте.

В тишине эхом отдаются негромкие голоса.

Понять, сколько там народу, на пальцах показывает Кризе. Потом накрыть.

Голосов не очень много: похоже, Эльжбета, Адам и еще двое незнакомцев. Вон и Анджей поднимает четыре пальца, и Лайош кивает…

Или не незнакомцев? Один из голосов кажется почти родным. Что-то из прошлой жизни.

Накрыть…

Напасть, выдать себя, постараться взять живыми.

Реакция уничтожения…

Инесса всерьез задумывается, не струсит ли она в самый решающий момент, не отшатнется ли за чужие спины. Нет, она никогда не была трусихой. Но реакция уничтожения… это иррациональный, животный ужас. И он делается только ярче оттого, что она уже переживала…

Впереди бесшумно отъезжает в сторону часть стены.

… «Вперед!» — жестом приказывает Кризе.

Четверо.

Животный ужас, только что сковывавший по рукам и ногам, швыряет Инессу вперед.

Это какая-то отчаянная ярость. Убей, чтобы не быть убитым. Приходится лишь вовремя одернуть себя: не убивать, брать живыми. Смягчить удар прикладом. Пощупать пульс бесчувственного Адама. Оглядеться в поисках наручников, веревки или еще чего-то, чтобы его связать. Посетовать, что не позаботилась об этом заранее.

Понять, что разум снова включился и работает.

— И кто это у нас? — произносит Лайош, склоняясь к лицу одного из незнакомцев. В бункере даже есть свет, но генератор такой слабенький, что тусклая лампа тонет в тенях. На помощь приходят фонари.

— Черт, — потрясенно говорит Кризе. И умолкает.

Инесса жмурится, проверяя, не обманывает ли ее зрение.

Бронислав Зелинский. Номинальный польский президент, а по сути — наместник главы Восточноевропейского союза в Польше. Живой, здоровый и строящий планы, черт бы его взял!

Инесса ошарашенно переводит взгляд на собственную добычу — второго пленника. И уже не удивляется, узнав самого главу Восточноевропейского союза. Ренато Палат изрядно отощал, но это он, вне всяких сомнений. Это его голос показался таким родным. Еще бы — слышать его несколько лет кряду, до самого конца войны, в обращениях к солдатам и гражданским…

— Все это чудесно, — фыркает наконец Анджей. — Кроме одного. Что этим красавцам нужно было от нас?

Ответом служат смешки. Страха больше нет — и, пожалуй, в этот момент Инесса особенно четко понимает, как он давил и на Кризе, и на Анджея.

— Выясним, — многообещающе бросает Кризе и извлекает наручники из кармана.

У этой женщины не бывает непредвиденных ситуаций.

Город Будущего встречает жаркими объятиями и душит знойным дыханием.

Инесса кажется сама себе жительницей Арктики, угодившей на экватор. И почему было Петрушевскому не основать свой оазис цивилизации где-нибудь в стране с нормальным климатом? А не на юге России с его раскаленным августом и суховеями… Все равно ведь начинать пришлось бы с одного и того же. С закопченных руин и гор зловонных трупов.

Интересно, какие люди жили здесь, когда это место еще не стало Городом Будущего.

Инесса вяло размышляет, кто мог построить ставшие уже привычными дома и для чего они предназначались. Наверное, можно отыскать старые планы, архивные карты, выяснить…

Мысль проскальзывает и медленно тает, оплавляясь бессвязными потеками.

Инесса сидит на большом камне у здания штаба — у самой его фасадной стены, испещренной надписями.

Надписи и навели ее на размышления. Какая-то памятная доска — «Здесь жил такой-то…», насколько хватает знаний русского, некий спортсмен, открывший способ расширить возможности тела. А внутри здания — большие залы, составленные вместе и сваленные в кучи ряды кресел, длинные скамьи, мячи и спортинвентарь, наколенники, налокотники и шлемы…

Раньше она не разглядывала никакие помещения, кроме тех, где приходилось бывать по необходимости. Когда вызывал Ольгер или Петрушевский… Сегодня — смотрит на штаб другим, праздным взглядом.

Не считать же работой помощь в подготовке комнаты для допроса.

Почему-то Зелинского и Палата не стали допрашивать сразу. У Ольгера уже был план. Глава охраны вызвал Алая, вполголоса отдал распоряжения, и Алай ушел — бледный, встревоженный, даже не взглянув в сторону Инессы. Она с недоумением проводила его глазами.

Кризе вместе с подоспевшей охраной увела пленников в штаб. Те уже очнулись. Но от этого мало что изменилось. Они все так же молчали, избегая смотреть по сторонам, и ни на что не реагировали.

Инесса с Анджеем ждали у входа. Почти одновременно приземлились два летуна. Вик и Ева вернулись из облавы с пустыми руками.

— Я почти сразу потеряла сигнал, — недовольно сказала Ева. — Ну долетела до Крыма, покружила… Странно, что они вообще дали себя засечь.

— Они не могли себе позволить долго оставаться без связи, — ответила Инесса задумчиво. — Им нужно было координироваться. Или предупредить кого-то. Так сильно нужно, что они… да, похоже, они решили частично пожертвовать секретностью.

— И дать нам схватить Зелинского с Палатом? — удивился Анджей.

— А это была случайность, — Инесса усмехнулась. — Эльжбета заманила меня к летуну, чтобы уничтожить. Но я вывернулась. И прилетела к укрытию Зелинского и Палата у нее на хвосте. Даже не так — на брюхе, — она хмыкнула, вспомнив свое приключение. — Зачем только они сели у Президентского Дворца, если им нужно было в Бельведер?

— Да затем же. Чтобы заманить. Нас с тобой специально отвлекали, — отмахнулся Анджей. — Интересно, кого они так старательно прячут, что пожертвовали даже президентом? Есть догадки?

Инесса, Ева и Вик озадаченно переглянулись. Самые невероятные предположения теснились, сменяя друг друга.

Ольгер вынырнул из штаба и подошел к ним.

— Держите, — он бросил Инессе ключ. — Крайний зал на втором этаже. Уберите оттуда спортинвентарь, трупы там, если есть… Все лишнее. Оставьте столы и стулья покрепче. Если их нет, найдите и принесите. Да, генератор туда тоже притащите.

Ключ. Инесса с изумлением уставилась на желтоватую пластинку. Неужели где-то еще уцелели двери с замками?!

— На пыточную не похоже, — прокомментировал Анджей. — Собирались бы их пытать — не приказали бы убрать вот это.

И он с усилием приподнял с пола конструкцию из тонких брусьев.

— Это для гимнастики, дурак! — фыркнула Ева, швыряя в него сдутый мяч. Резиновая лепешка шмякнулась Анджею на плечо.

— Тренировочный зал… — рассеянно заметила Инесса, не обращая на них внимания. — Когда-то в нашем штабе был спортивный центр?

— Какая разница? — Ева оставила наконец в покое не очень довольного этим Анджея и принялась отщелкивать от пола крепления тренажера. Тренажеры стояли в ряд у стены. Те, что уцелели, перемежались с остовами и были густо присыпаны вездесущей мелкодисперсной пылью.

Инесса примерилась к креплениям и подумала, что неплохо было бы посмотреть на остальные помещения в этом доме.

…И почему это ее так зацепило?

Когда в здание заводят Зелинского и Палата, она все еще разглядывает то, чего не замечала раньше. Логотип с летящим мячом и фигуркой человека в движении, ряд мемориальных досок… Следом за пленниками в штаб входит Петрушевский, потом Ольгер. Тот вдруг оборачивается.

— Орафанн, Смолярек! Будьте добры, встаньте в охранный строй, — он кивает на небольшую цепочку охранников. — Нам понадобится подстраховка. А от вас, возможно, кое-какие уточнения.

Несмотря на «будьте добры», тон его ничем не напоминает просьбу. Плохо завуалированный приказ.

— Какие еще уточнения? Или Ольгер никого не посылал искать препараты для допросов? — ворчит Анджей, поднимаясь по лестнице.

— Да где ты их найдешь? Это черт знает куда лететь надо, склады обыскивать, — лениво отвечает Инесса.

Но какой-то препарат Алай, похоже, принес.

Посреди зала, подключенный к генератору, стоит лабораторный бокс в человеческий рост. Кажется, пустой… не считая едва заметной пленки с радужным отливом, покрывающей стенки изнутри.

Очень знакомая картина… Недостает только серого камня под яркой лампочкой.

— Скройтесь, не крутитесь перед глазами, вас позовут, — бросает Ольгер. Вяло огрызнувшись, Анджей оставляет театр действий. Инесса становится рядом с ним в оцепление — точнее, подобие оцепления, короткий ряд охранников, страхующих второй выход. И готовится наблюдать за чем-то вроде таинственного и кровавого ритуала. Это ведь для него сюда притащили бокс, наручники и оружие?..

Оказывается, не для него.

Ольгер начинает беседу вполне мирно.

Через минуту даже забываешь, что Палат и Зелинский — его пленники, а за спинами Петрушевского, Кризе и Алая — вооруженные охранники, готовые подавить любую попытку сбежать.

— Как вы выжили, господин Палат? — почти дружелюбно спрашивает Ольгер у главы Восточноевропейского союза.

— Когда началась операция «Туман», я скрылся в бункере, — неуверенно отвечает тот. Кажется, он сам не определился, стоит ли откровенничать. И если не откровенничать, как поведут себя его тюремщики.

— Когда началась? — как бы невзначай уточняет Ольгер.

Петрушевский, сидящий за столом у стены, неуловимо подбирается.

Палат кивает. Подозрительно вглядывается в лицо Ольгера. Сказал что-то не то?..

У Инессы уходит пара секунд, чтобы понять, что он такого сказал.

— То есть вы знали, как отразится на землянах массовая резня стоаран, — полуутвердительно говорит Ольгер.

— Нет. Это была мера предосторожности. Если бы операция провалилась, стоаране могли ударить по Земле в ответ…

— И вы благоразумно скрылись в бункере, — кивает Ольгер. — А скажите, вы не чувствовали прилива… гм… некой преданности Стоару? Желания сдаться, перейти на их сторону… Нет?

— Нет! Послушайте, — понижает голос Палат, — я понимаю, к чему вы клоните. Да, я с самого начала войны знал, что стоаране экспериментируют с «Глиной»…

— «Глина»?

— Да, это рабочее название нашей технологии, которую стоаране похитили и использовали в своих химических бомбах. Или вы и этого не знали? Я подозревал, что они создают некие психотропные версии. Но я не догадывался, каких масштабов это достигнет! Наша разведка не докладывала ни о чем подобном!

— Еще бы, — еле слышно произносит Анджей. — Разведку обработали первой. Этими самыми психотропными версиями.

Инесса кивает, наблюдая за Палатом, сидящим на стуле посреди зала.

— Подозревал он! Штабная крыса, которая только и может, что прятаться!

Казалось бы, горечь и злоба, принесенная из плена, давно утихли. Но сейчас, когда ей напомнили о заключении, Инесса проживает все заново — ярко, реалистично до режущей остроты.

Отставить. Прошлого нет.

— И от возможной атаки стоаран вы скрылись в изолированном бункере на одного, — с иезуитским терпением продолжает Ольгер. — Предусмотрительно. Расскажите подробнее о «Глине».

— «Глина»… — Палат немного сбит с толку этими перескоками с темы на тему. Идеальный объект для расспросов. — Это земная технология, которую разрабатывали до войны. Она создавалась для бытовых нужд… Могла затягивать повреждения в любых материалах, ускоряла рост овощей и фруктов, они хорошо созревали даже там, где не было подходящих грунтов. На Фениксе, например…

— Черт! Волокна и чудеса фениксского земледелия — вещи одного порядка?! — Инесса толкает Анджея локтем, хотя он и без того слушает и изумляется не меньше нее.

— …Потом стоаране украли эту технологию. Ну а некоторые ее особенности были им только на руку. Они ухватились за ее копирующую функцию и стали разрабатывать.

— Ну, положим, насчет бытовых нужд — это перебор, — кривится Ольгер. — Технологии такого уровня и настолько засекреченные — обычно военные. Вы ведь из-за этого передали на Феникс только часть информации? Пионеры должны были тестировать отдельные функции, сами о том не догадываясь? Изолированное сообщество, чистота эксперимента, и если что-то пойдет не так, Земля не пострадает… Я прав?

— Насчет Феникса — да, — неохотно признает Палат. — А назначение технологии…

— Из-за чего началась война? — Ольгер перебивает его ужасающе неуместно и нелогично. Морщится даже Петрушевский. — Из-за этой технологии? Из-за возможностей «Глины»?

— Стоаране выкрали ее. Был… скажем так, конфликт двух разведок, — Палат начинает отвечать, и лицо его несколько расслабляется.

— Почему она называется «Глина»?

— Это аллегория. Податлив как глина. Раньше такое сравнение было в ходу.

Петрушевский приподнимается из-за стола. Ольгер бросает на него беглый взгляд, но не дает возможности вмешаться.

— Отлично. И где же хранятся архивы с разработками «Глины», господин Палат?

Тот не двигается.

Руки сложены на груди, ноги упираются в пол. Но при всей внешней неподвижности иллюзия дрожи по всему телу граничит с галлюцинацией. Ольгер все-таки вывел его на чистую воду.

— Я не знаю.

— Знаете. Иначе на вопросы о Фениксе реагировали бы по-другому. На кое-какие еще — тоже. Не нужно отпираться. Во-первых, где архивы? Во-вторых — как именно вы использовали технологию уже после войны?

— После войны?..

— Да. После стоаранской резни, когда почти все население Земли перебило друг друга. Что вы делали с «Глиной»?

— Он думает, это Палат стоит за диверсией под Катарой? И остальными? — смятенно говорит Инесса Анджею. Тот пожимает плечами.

— Если Палат с Зелинским владели технологией, то кто еще мог за этим стоять? Вопрос только, чего они добивались. И кто им помогал.

— Сейчас Ольгер выяснит, — у Инессы вырывается тихий смешок.

— Я… ничего… — медленно отвечает Палат, — не делал с «Глиной». Я не специалист, чтобы знать, как ее направлять и программировать.

— А кто ваш специалист?

— Нет, если и выяснит, то очень не скоро, — еле слышно комментирует Инесса. Алай, стоя без дела у стеклянного бокса, откровенно скучает. То бесцельно водит глазами по сторонам, то смотрит в переговорник. — Такими темпами даже к нам вопросы поятся через неделю, не раньше.

— Нет никакого специалиста. Я не в курсе всех тонкостей…

— Но «Глина» — проект Восточноевропейского союза, я правильно понял? Хотя нет. Вы вряд ли могли изобрести что-то подобное, не тот уровень.

— Вы сами-то откуда, господин… — вскидывается Палат.

— Ольгер.

— Да, Ольгер. Откуда? Разве не из Восточноевропейского союза? Что за привычка хаять собственную страну? Не нравится — сделай лучше! Ты живешь здесь или просто небо коптишь? Да, проект был не только наш. Но мы внесли большой вклад. Разрабатывала его Россия. Но мы…

— А если вы, — Ольгер подчеркивает голосом это «вы», — внесли большой вклад, то не могли не знать совсем ничего о принципах работы. Вы же не клинический идиот, Палат. Ваша информация плюс данные архивов — и вы легко нашли бы ориентир. Думаю, вы его и нашли… Господин Зелинский, — он вдруг обрывает себя на полуслове и разворачивается к польскому президенту, — чем вы занимались, когда наша охрана схватила вас в бункере? Вас обнаружили вместе с Палатом. Какие у вас с ним были договоренности?

— Да никаких! — огрызается Зелинский. — Уйти подальше, и все!

— Зачем? Почему вы бежали от нас?

Молчание.

Молчат пленники, молча следит за происходящим Петрушевский, уже передумавший обрывать сумбурный допрос Ольгера. Его манера только кажется сумбурной. Инесса уже видит: он знает, что делает. Плетет паутину, выпускает нити предположений из узлов вопросов и опутывает Палата и Зелинского сетью из их же оговорок и недосказанностей.

— Впрочем, «почему» — вопрос бесполезный. Господин Зелинский, господин Палат, вы скажете, где искать архивы? — безразлично спрашивает Ольгер после паузы.

— Я не знаю, — поспешно открещивается Зелинский.

Ольгер стоит лицом к Инессе, и ей чудится, что за маской нейтральной деловитости его глаза удовлетворенно щурятся. Он ждал этого ответа.

— Я тоже не знаю. Может быть, на территории России. Их могли вывезти… — неохотно говорит Палат.

— Знаете. Я спросил вас, что вы делали с «Глиной» после войны. Вы ответили, что не являетесь специалистом, — теперь Ольгер смотрит на Палата с уверенностью удава. — То есть если бы вы им являлись, то воспользовались бы технологией. По крайней мере, именно в этом вы пытались меня убедить, но тоже не убедили. Я верю, что вы не разбираетесь в тонкостях. Но вам было кому помочь. Хотя это отдельный вопрос.

И он кивает оцеплению.

— Зелинского — в бокс, — звучит сухой приказ.

Двое охранников тут же подхватывают польского президента под руки. Тот безнадежно дергается. И явно не понимает, зачем его тащат в стеклянный ящик. Зато понимает Инесса. Но нет, не может быть, чтобы Ольгер так нагло… так опрометчиво…

— Алай, реакцию разрушения.

— Но…

Даже Алай ошарашен. Хотя можно было и догадаться — по этому боксу в человеческий рост, принесенному откуда-то из кладовых медцентра.

— Реакцию разрушения, — шелестит Ольгер на грани слышимости. И Алай неуверенно, точно под гипнозом, тянется к панели управления боксом.

— Это «Глина», — говорит Ольгер Палату. — А теперь смотрите внимательно, потому что если вы не скажете мне, где архивы, то вас постигнет та же участь. Без возможности восстановления. Восстанавливать мы еще не научились, информации-то у нас нет.

По меньшей мере четверо присутствующих отлично знают, что восстановление возможно. Палат, конечно, не знает… но неужели поверит и сдастся?

— Архивы мы найдем и без вас, но на это понадобится больше времени. Зато ваше уничтожение нам выгодно. У вас ведь осталось целое гнездо подельников, — буднично уточняет Ольгер. — Ваша гибель поможет его уничтожить.

Щелкает тумблер, и лампа в боксе чуть тускнеет, а генератор включается на максимум и гудит, как миниатюрный самолет.

Так вот как это выглядит…

Кажется, даже время замедляется, не веря своим глазам.

…Когда-то, до войны, до многих войн, еще в той жизни, которая не знала ни стоаран, ни пространственных «карманов», в моде были музеи восковых фигур. В них выставляли точные копии знаменитостей. Только из воска. Не отличить от настоящих.

Наверное, жутковато было идти меж их рядов в одиночку.

Наверное, если бы одну из тех фигур поставили в прозрачную печь и включили нагрев, она плавилась бы именно так.

Но она вряд ли так серела бы, оплывая бесформенным месивом.

Очертания тела искажаются, и оно проходит уродливые метаморфозы.

Сутулый угрюмец с приплюснутой головой.

Скорченный паралитик с вывернутыми плечами и коленями, вогнутыми внутрь.

Тощий карлик с изломанными руками и ногами и бессильно скрючившейся шеей.

Зародыш в лохмотьях.

Бесцветный и бесформенный комок.

Горстка белесой пыли.

Инесса вдруг понимает, что все это время простояла, не шевельнувшись и не в силах отвести от бокса широко раскрытые глаза. И лишь когда оседает последнее крошечное облачко, она снова обретает способность двигаться.

— Вы следующий, Палат, — хладнокровно бросает Ольгер.

…интересно, это больно? Нет, нет, она сама это переживала, и Ольгер тоже — их всех точно так же стерло в порошок и собрало заново. Но никто не видел, на что это похоже со стороны.

— В Москве, — севшим голосом произносит Палат. — Я назову координаты. Могу провести, если хотите.

— Вы назовете координаты, — кивает Ольгер. — Провожать не нужно, останетесь здесь. Если только окажется, что вы отправили нас в ловушку… — он кивает на бокс. — Да, имейте в виду: в ловушку вы нас не заманите. Так что и не пробуйте.

* * *

— Что, Орафанн, опять? Думаете, без вас не обойдутся? Ладно, почему нет. Вообще-то я хотел вас сменить. Всем нужен отдых…

Инесса делает шутливый жест — еще неделю назад она бы, пожалуй, не позволила себе такого в разговоре с начальником охраны — и отходит. Отдых? Да ни за что! Азарт слишком велик. Хочется уже взглянуть на те самые архивы своими глазами. А если не обойдется без ловушки — то взглянуть и на нее. Поселенцев Города Будущего так просто не возьмешь, вряд ли у Палата в рукаве есть дополнительные козыри. Плюс подстраховка… Любопытство иногда превращается в настоящий бич.

Инесса отходит в сторонку и достает переговорник, убедившись, что никто не услышит ее слов.

— Ян, — негромко зовет она после сигнала.

Щелчок. Короткий писк соединения.

— Да?

Она поспешно прикручивает громкость. В динамик врываются далекие голоса.

— Говорить можешь?

— Да, мы здесь… — он бросает пару неразборчивых слов в сторону, и смех чуть стихает.

— Вы до архивов еще не добрались? Мы, похоже, их нашли. Долго объяснять. Но это в Москве. Сейчас перешлю координаты…

Там, у Яна, голоса резко умолкают, и Инесса мимолетно возмущается, что он додумался оставить связь на такой громкости.

— Ну-ка. Это интересно.

Тут умолкает и он. Данные улетели секундой ранее.

— Под Центром стратегических исследований. Все правильно, — он снова начинает говорить, кажется, спустя вечность. — Мы тоже туда собирались, надо же…

Снова реплики в сторону. Беглые эксперты совещаются. Наконец Ян возвращается на связь:

— Мы пропустим вас вперед. Присоединимся попозже.

— Будете за нами следить? — хмыкает Инесса. Впрочем, звучит здраво. И лишняя подстраховка на случай нападения.

— Пожалуй… Никого не предупреждай. Кто летит с тобой?

Она косится на площадь перед штабом.

— Ольгер. Не знаю, кто еще. Анджей остается, Алай, кажется, тоже…

— Отлично. Пока молчи. Когда вы будете в Москве?

— Минут через двадцать, думаю… Слушай, но Ольгера-то можно предупредить!

— Собираемся, — бросает Ян своим. — Инесса. Не нужно. Я скоро объясню. Все, конец связи.

Неожиданность. Им зачем-то нужна неожиданность. Инесса все еще размышляет об этом, направляясь к летуну.

Зачем?

Все предположения — не в пользу ее будущих спутников.

Неужели и Ольгера есть в чем подозревать?..

* * *

Наверное, все-таки нет, потому что Ольгер остается допрашивать деморализованного Палата. Отряд, высланный к Центру стратегических исследований, невелик: всего шесть человек. Командует ими Кризе. И у нее, как всегда, уже есть план.

— Без моего приказа не приземляться, — предупреждает она еще перед вылетом. — Никакой самодеятельности, поняли?

В межпланетных вылазках основное время тратится на то, чтобы подняться на орбиту и преодолеть некоторое расстояние до «кармана». Поэтому Инесса никак не привыкнет к атмосферным перелетам. Проходит минут пятнадцать или двадцать, и лишь тогда приборы истребителя, кое-как настроенные после постепенного выхода из строя орбитальных спутников, показывают, что руины внизу — это Москва.

Центр стратегических исследований находят по картам. Целый квартал, застроенный по схеме — здания образуют квадрат с небольшой башенкой в центре. Инесса почти уверена, что над ними и над этой башенкой когда-то был мощный, почти непробиваемый навес. Может быть, он там и сейчас. Или его покореженные остатки придется оттаскивать, расчищая вход к защищенным хранилищам.

Реальность, как всегда, отличается от домыслов, как объемный фильм от полустертого наброска.

Навеса нет. Поодаль лежит ровная стопка металлических листов, поблескивая в лучах полуденного солнца. Здания на месте. Целые и почти невредимые.

Неприступный бастион.

— Летуны оставляем здесь. Ставьте их в ряд. Баш, свой ставьте крайним. Оставайтесь внутри. Открывайте огонь, если кто-то попытается угнать транспорт. А они попытаются, — говорит Кризе и начинает снижаться.

— Я?! Но… — офицер по имени Илай Баш, похоже, в замешательстве.

— Вы, вы. Или хочется побегать за сокровищами?

С ума сойти. Кризе пытается шутить? Фыркнув, Баш послушно ставит свой летун так, чтобы видеть на экране остальные. А Кризе первой направляется ко входу в архитектурный комплекс.

— Скорее всего, никакого архива мы там не найдем, — деловито и негромко говорит она. Слой пыли ловит шаги, глуша все звуки. Остаются глубокие следы — но во дворе и между зданиями нет ни единого. — Пока Ольгер допрашивал Палата, сообщники давно должны были перевезти все в другое место, если только они не конченные идиоты…

— Тогда зачем мы сюда идем? — без особого интереса спрашивает Ричард, когда-то числившийся в охране западных границ.

Кризе игнорирует этот вопрос.

В центральном здании довольно много трупов. Сейчас, высохшие или разложившиеся до костей, они уже не производят такого впечатления, как после февральского побоища. Место выглядит заброшенным и безлюдным. Может, Палат говорил правду, и сюда не ступала нога человека?

Или трупы просто очень удачно прячут следы.

«Ян, вы уже здесь?»

Улучив минутку, Инесса отправляет сообщение, не надеясь на успех. Но спустя пару мгновений экран переговорника беззвучно вспыхивает.

«Да. Наблюдаем. Скоро пойдем за вами».

Она непроизвольно вскидывает голову и оглядывается. Точно эксперты могут сидеть на крышах, как птицы. На плоских крышах никого нет, это было бы видно при снижении. Колодец двора, лучами расходящиеся от верхушки центральной башни крепления для навеса…

В центральной башне — гулкая пустота. Чего-то словно недостает. Инесса не сразу понимает — пыли. Сюда не проникали волокна, не спускалась скорлупа. Кто-то успел расчистить? Или…

— Вот оно что.

Кризе останавливается у глухой стальной двери. Безнадежно дергает ее. Нет, это именно то, чем кажется: сталь. Если и была надежда, что волокна все же добрались сюда и превратили металл в камень или гипс… она рассыпается, как тот же гипс от удара.

— Сообщникам Палата повезло. Это здание защищает входы. Чтобы проникнуть туда, — она кивает на дверь, — нужно или открыть ее ключом, или уничтожить. Уничтожить можно выстрелом с борта истребителя, но его-то мы сюда завести и не можем, потому что стены не дадут… А пока мы будем стрелять, даже глухой успеет нас заметить.

— Вернуться в Город Будущего за отмычками? — неуверенно предлагает кто-то. — Там должны быть…

— Нет, — отмахивается Кризе. — Все назад! Будем действовать быстро. Иначе все равно нет шансов.

От своих летунов отряд наблюдает, как истребитель Кризе поднимается в воздух и, набрав небольшой разгон, врезается в пустой дверной проем. Ювелирный пилотаж, если такой бывает: какой-то десяток сантиметров от земли. Бронированный корпус легко выдерживает удар. Стены оказываются послабее. Затем здание сотрясает взрыв.

Любопытный эффект. Инесса не может не оценить. Точно башня — огромное живое существо, которое давится огнем. Дракон с глоткой, заткнутой истребителем. Вот огонь выплескивается наружу через окна…

От следующего взрыва содрогается даже земля. Одна из стен со скрежетом откалывается и рушится, засыпая двор крупными осколками. Истребитель вылетает из разбитого проема, как пробка из бутылки.

— А теперь скорее! Если там кто-то был…

Едва приземлившись, Кризе выпрыгивает из люка и бросается к дыре в фундаменте. Остатки двери чуть дымятся рядом.

Вот и ступеньки — широкие, массивные. Кажется, рассыпаться прямо под ногами они не собираются. Хотя… Инесса наклоняется посмотреть на подозрительную выбоину. И вдруг слышит едва различимые голоса.

— Тихо! Где они?

Кризе тотчас замирает. Голоса на миг пробиваются отчетливее и начинают удаляться.

— Внизу где-то! Быстрее!

С продвижением в глубину подземных этажей темнота становится непроглядной. Луч фонаря мечется по стенам. Непонятно, как Кризе умудряется разбирать дорогу… Но голоса и шум никуда не делись, и они — отличный ориентир.

Впереди вдруг появляется слабый свет. Коридор разветвляется. Кризе делает выразительный жест и скрывается в одном из ходов. Инесса ныряет в другой.

Голоса теперь слышатся откуда-то справа и чуть сзади. Инесса замедляет шаг.

Должен быть переход, еще какой-то коридор или поворот. Во-первых, звук на это указывает, во-вторых….

Дверь тычется ручкой в ладонь. Запертая, но не бронированная. Чем Инесса и пользуется, выбивая замок парой выстрелов.

— Не двигаться!

Грохочет отлетевшая створка. Инесса врывается в помещение одновременно с Кризе, Сикорским и… и кем-то еще. Подкрепление, что ли?

В просторном полутемном зале всего трое. Они не успевают открыть огонь. Оружие у них метко выбивают, наваливаются, скручивают…

Подняв голову, Инесса смотрит по сторонам. И первым, кого она видит, оказывается… Сиверец.

— А! Вы уже здесь?

Они здесь. И Ян у двери. И Мартин Альцев. И остальные. Грязные как черти, будто ползли сюда по болоту. Кризе тоже их замечает и бросает вопросительный взгляд, держа за наручники Сартана. Старый знакомый… Когда он успел сюда попасть?

Но никто не успевает ничего объяснить.

— Вы? — глаза Сартана расширяются так, что видно даже в полутьме. И смотрит он не на Кризе, не на Инессу, не на кого-то из охраны, а на Сиверца и экспертов за ним. — Вы? Но как?.. Черт возьми, как?! Мы же…

Воцаряется молчание. Кризе ждет продолжения, вздернув брови.

— Ну? — говорит Ян. — Что вы? Очень интересно.

— Не кривляйся, — устало бросает ему Сартан. — Мы вас похоронили! Я в этом участвовал. Я рыл яму вот этими самыми руками, — он дергает скованными запястьями. — И я видел, черт вас возьми, что вы были мертвы!

— Ян, пристрели меня.

В ответ Инесса удостаивается недоуменного взгляда. Зато Ян наконец обращает на нее внимание. Вот и славно, потому что топтаться под штабом, ждать чего-то и созерцать его задумчивую физиономию уже поднадоело.

— Что?

— Пристрели меня, говорю. Хочу проверить, как оно.

— Ничего нового. Сначала тебе больно, потом теряешь сознание, потом проходит пара секунд, и жизнь проносится в уме чуть ли не с нуля. Ты уже проверяла.

— Это не в счет. Тогда нас всех просто пересобрало… Ты понимаешь, что с нами стало?

— Как тут не понять. — Ян зачем-то оглядывается на штаб, где сейчас допрашивают Палата и изучают архив. — Мы теперь не люди. Бессмертный камень… или бессмертное волокно, или кусок плоти. Я не знаю, как это работает. Ну, допустим, технология восстанавливает клетки, это я могу понять. А работа мозга? Сколько было экспериментов с оживлением — получали в лучшем случае дебила без проблесков мысли.

— Те эксперименты и проводились по-другому, — неуверенно тянет Инесса. — Если даже земля менялась… Матрицы, память вещества — не знаю, что это, но технология его использует. Это же так сохранился труп Бакума? Был перезаписан после смерти… Если бы его перезаписало при жизни, он бы не погиб на Стоаре.

— После смерти. Он лежал лицом вниз. Я не рассмотрел, на чем он лежал. Альцев говорит — скорее всего, это был несчастный случай. Бакум нес какие-то образцы вируса… «Глины»… и просто свалился с лестницы. Кровь или слюна попали в контейнер, вот и получилось. Нужно будет проверить, вдруг эта дрянь успела перезаписать весь Стоар.

— И еще — что Бакум там делал, — добавляет Инесса. — Но это, как я понимаю, вопрос к Зелинскому и Палату.

— Да, наверное, — Ян смотрит на нее с внезапным интересом. — Что там ты говорила — пристрелить?

Он хлопает по бедрам, ища воображаемый пистолет, и тянет к скрюченные руки к ее горлу. Инесса со смешком отпрыгивает. Тень от здания остается позади, и по глазам бьет догорающее, но все еще яркое вечернее солнце.

Ян настигает ее и притягивает к себе за плечи.

— Чего мы здесь ждем? Ты думаешь, Палата так быстро допросят, а архивы расшифруют через полчаса? — она смотрит на безучастно поблескивающие окна штаба.

— Я все-таки надеюсь туда попасть, — сумрачно отвечает Ян. — К расшифровке. Сейчас только Павел должен подойти.

— Ах так? Ты делаешь вид, что гуляешь со мной, а сам ждешь Павла? — Инесса умолкает, потом хохочет, потом опять умолкает. — Нет, не могу возмущаться. Играть и шутить тоже не могу… Слушай, ты представляешь, как это — бессмертие?

Ян пожимает плечами.

— Зато знаешь, что я очень хорошо представляю? Что это за бессмертие. Мы перезаписаны волокнами. И нас можно играючи уничтожить реакцией распада. Нет, никакой мы не камень. Мы песок. Удачная шутка, правда?

Шутка… Действительно. Подшутили над ними умело. Инесса вдруг ясно представляет себе годы под острием дамоклова меча. Или ты всю жизнь скрываешься, или рано или поздно получаешь пару капель раствора… и даже не успеваешь понять, что произошло.

Невыразимо острое, звериное желание жить пронизывает все тело. Секундой позже Инессе становится неловко за этот порыв. Но, проклятье, слишком живое воображение не дает забыть о нем сразу же. И крутятся перед глазами картины рассыпающегося Зелинского, искаженных тел полустоаран, омерзительно-серой скорлупы — и отчего-то воспоминания о старых армейских тренингах по преодолению страха смерти…

Ладони Яна чуть сжимают ее плечи.

— Что?

— Ничего. Иди, — Инесса легонько кивает на штаб. — Я домой.

Вечерняя жара пробивается сквозь озноб. В Городе Будущего бурлит суматошная вечерняя жизнь. Где-то урчит спецтехника, по улицам шагают работники — отстраивать, расчищать, налаживать, ремонтировать…

Инессу охватывает какое-то странное отчуждение

Она — не из их числа. Не имеет права к ним принадлежать.

Она другая. Они другие.

Возможно, так чувствовали себя вечные боги.

Или — приговоренные к смерти.

* * *

Изучение архивов затягивается. Инесса сама толком не знает, чего она ожидала. Наверное, какого-нибудь феерического открытия, мгновенного раскрытия всех тайн, краткого, но парадоксального объяснения всему, что происходило в последние полгода.

Хотя, если задуматься, — разве все это уже не объяснили? По крупице, методом проб и ошибок. Больше нечего узнавать.

Кроме одного. Как защититься от разрушения бессмертному камню?

Но, видимо, Петрушевский с этим не согласен.

Через пару дней становится ясно, что над архивами будут корпеть еще долго. Работа в Городе Будущего кипит, жизнь входит в колею, привычную еще по первым дням, когда Инесса только попала сюда. Однажды, вернувшись из медцентра, Ян рассказывает, что Альцев, который руководит изучением архивов, хочет отправить экспедицию на Феникс.

— Не экспедицию даже. Хватит одного человека. Ему нужна информация о той технологии, на которой держится их сельское хозяйство. Ну, рассказать им, что у нас было… У них ранняя или урезанная версия модификанта. Секретности никакой, у Петрушевского уже появился какой-то прожект с «Глиной»…

— Никакой? — негромко переспрашивает Инесса. — Будем развивать толерантность к не-совсем-людям?

Толерантность, слово из старой-старой жизни… Ян внимательно смотрит на нее.

— Ты считаешь, что мы не совсем люди?

— Ты сам это говорил.

— Говорил… Но фактически мы остались людьми. На самом деле мы не состоим из волокон. Явление, стоаранский вирус — это информационный импульс, который дает частицам сигнал к переформированию. И все. Давай еще зараженных гриппом признаем не совсем людьми. Нет, об этой стороне «Глины», конечно, надо молчать. А что, ты собралась на Феникс?

— Почему бы и нет, — Инесса широко улыбается — неожиданно для себя. — Там же Эрена! Интересно, что она теперь скажет!

* * *

— Пусть просто дадут вам свой информационный архив. Там все есть. Образцов не надо, ничего больше не надо, там все должно быть записано. Но на всякий случай попросите, чтобы дневник наблюдений за посевами тоже дали. За все время, — наставляет Альцев.

Инесса стоит, опираясь о летун, кивает, перекатывает в кармане съемный накопитель… и уже сомневается, правильно ли поступила, вызвавшись на Феникс.

— Что? Опять куда-то лезете, Орафанн? — доносится с края взлетной площадки. Ольгер шагает через двор в один из корпусов медцентра. Он смотрит на Инессу и Альцева, посмеивается, и… Да неужели? Глава охраны пытается шутить? Сначала Кризе, теперь он. Дела в Городе Будущего определенно идут на лад!

Инесса усмехается в ответ и прыгает в истребитель.

Когда не нужно драться и нет нужды отправляться в очередную вылазку, его отлично можно использовать как удобный маленький самолет.

Нырок в «карман» — и истребитель уже у орбиты Феникса. Бурая планета с редкими синими разводами несется в холодных лучах местного желтого солнца, укутанная слоем облаков. А облаков стало больше… Ну хоть кому-то глобальные катаклизмы не мешают жить. Облака — это хорошо, это значит, что терраформирование идет успешно, а состав атмосферы постепенно меняется. Без всяких волокон и стоаранских вирусов. Всемогущая технология… Нужна ли она вообще — такой ценой? Какие силы затронули земные ученые в погоне за неограниченными возможностями?

Истребитель пронизывает пелену туч. Инесса высматривает поселение, каким она его запомнила: небольшие скорлупки домов и пузыри-кожухи терраформирующих установок. Интересно, Эрена сейчас свободна?

Рука замирает на панели управления.

Инесса начинает понимать, почему ее сюда так тянуло.

Увидеть подругу в последний раз. И попрощаться.

Может быть, стоаранский вирус больше и не действует на мозг, но в подсознании хозяйничает вовсю. Ну да, на самом деле все те, кого перезаписало во время сорванного эксперимента, остаются людьми… но Инессе кажется, что надпись «не-совсем-человек» высечена у нее на лбу. И нужно поговорить с Эреной, пока это не въелось слишком глубоко. Напоследок.

Да, теперь она понимает, как чувствовали себя вечные боги. Паршиво. Препаршиво!

…Усмешка Эрены ненадолго помогает забыть обо всем.

— А мы думали, вы там перебили друг друга следом за остальными, — хохочет подруга. Инесса глядит на нее и видит: да, так и думали. Даже не особенно сокрушались по этому поводу.

— Ну надо же! Странно, что вы вообще о нас вспомнили, — она рассматривает улочки и хозпостройки. Деревня в чистом виде. Такая историческая, как на картинках из двадцатого века.

— А от вас помощи дождешься? — фыркает Эрена. — У вас то война, то разруха. Только и остается, что вспоминать. Признавайся, зачем пожаловала? Что опять стряслось?

— Сейчас расскажу, — Инесса опять осматривает площадь, где ей разрешили приземлиться. Но на площади почти пусто — копошатся в серо-коричневой пыли подростки, тянущие тяжелый шланг, и рабочий в отдалении возится с огромным чаном. Видно, Эрену просто отпустили с работы встречать гостью. — Мне надо кто-то из ваших главных. И да… Выпить найдется?

— А как же, — смеется подруга. — Наливка у нас своя. И не кривись так — нормальное пойло, у вас, поди, и того нет.

* * *

На Фениксе прохладно, особенно на рассвете. Особенно по сравнению с огнедышащим августом юга России.

Инесса сидит на крыльце и бездумно наблюдает за восходом желтого солнца. Местные дали ему имя — Саламандра. Планета Феникс у звезды Саламандра — когда-нибудь чьи-нибудь потомки точно будут над этим потешаться.

В густой, уже почти совсем земной атмосфере тучи окрашиваются серо-синим и огненно-красным. Металлическое крыльцо мобильного домика-ракушки ледяное. Эрена еще спит. Можно было не оставаться ночевать, но Инесса осталась. Наверное, потому, что эти люди, которые ежедневно пользуются «Глиной», на самом деле бесконечно далеки от ее тайн.

Щелкает запор на двери.

— Неохота возвращаться? — грубовато со сна говорит Эрена. — Ну так и не возвращайся! У нас хватит места!

— Здесь?!

— А почему нет? У вас на всей Земле наберется больше людей? Я так понимаю, у вас и технологии теперь похуже наших!

— С технологиями у нас все в порядке. — Ладно, голос подруги звучит так резко спросонья, а ее, Инессу, что заставляет чеканить слова? — Осталось избавиться кое от чего… вроде неисправных атомных станций… и мы отстроимся. Ты просто не представляешь, какие возможности у «Глины». Если честно, я тоже не представляю, — прозаически заканчивает она и фыркает.

Задумчивость рассеивается, прохлада заползает под толстую куртку. Пора улетать.

— Жду приглашения в гости, — скептически кивает Эрена.

…В Городе Будущего тоже утро, только время более позднее. Солнце уже печет вовсю. Выбравшись из истребителя, Инесса вдыхает пыльный воздух. Да… Запах, как на Земле — это то, чего на Фениксе не будет никогда. А пахнет на Земле давно уже не кровью и тленом.

— В третий корпус медцентра, — подсказывает вызванный на связь Альцев. — Мы на втором этаже. Найдете, здесь всего один зал.

Инесса взлетает на второй этаж.

Когда-то здесь было больше помещений, но после наспех сделанного ремонта и вправду осталось единственное. Огромный зал, гибрид лаборатории и компьютерного центра. Компьютер всего один, зато пустых столов, стульев и лабораторного оборудования полно. Одна из стен целиком заткана трубами — они тянутся вдоль нее, и толстые, и тонкие. Ближе к центрифугам и анализаторам превращаются в полупрозрачные трубочки и входят в блестящие светло-голубые бока.

И люди — экспертная группа в полном составе.

— А, готово? Все получили? — встречает ее Альцев. Ян приветственно кивает, остальные отрываются от бумажек и стеклышек.

— Чем это так важно? — не выдерживает Инесса, протягивая главе медцентра плоский квадратик накопителя.

— Да не то чтобы крайне важно… — завладев накопителем, Альцев на глазах впадает во вдохновенную отстраненность и прикипает взглядом к монитору. — Мы просто уточним кое-что… посмотрим, как разрабатывалась технология в самом начале…

Бормотание становится вовсе неразборчивым. Ян от дальнего стола корчит рожицу: «это надолго». Сиверец кивает ассистенту:

— Притащите-ка с улицы пару горстей земли и какой-нибудь кустик. Только не песок, и постарайтесь, чтобы там не было пыли от волокон

— Я сам, — вскакивает Алай. — И не кустик лучше, а ветку плодового дерева. Тут недалеко была яблоня…

Хлопает дверь. Инесса пристраивается на свободном стуле.

— Вы прямо здесь эксперимент хотите устроить? А если…

Она косится на ассистентов, которые наверняка не знают, что костяк группы — «не-совсем-люди». Сиверец успокаивающе поднимает руку.

— Мы сравним эффект от импульса того образца, что используют на Фениксе, и последней версии. Если Мартин прав, последняя версия позволяет создавать объекты мгновенно. И значит…

И что это значит, все смогут узнать еще очень не скоро. Если смогут.

…Оно обрушивается мгновенно. Только что воздух пах пылью, камнем и сыростью из кое-как налаженного кондиционера — и вдруг лавиной накатывает сизый дым. Инесса опускается на корточки. Ближе к земле, в надежде, что дым поднимется к потолку. Ничего подобного. Помещение точно затягивает летучий кисель. Крохотные искорки вдруг пробиваются из-под пелены. Что за?..

Жидкость на полу!

Сознание стремительно убегает, но Инесса находит в себе силы отпрыгнуть от лужицы. Кто-то из ассистентов, который стоял ближе всех к окну, делает резкое движение.

Звон. Грохот. Снова сверкающие искорки. Искорки перед глазами, искорки в голове, весь мир искрится веселым летучим снегом. Главное — не прикасаться к лужицам на полу. Но от них уже не скрыться, они все прибывают, будто в зале прорвало трубу.

Инесса пытается посмотреть на трубу, но комната безнадежно расплывается. Последним в памяти мелькает какой-то фильм, в котором кого-то точно так же травили газом, и…

…и ледяным душем обрушивается страх, что сейчас вслед за фильмом «Глина» снова покажет всю жизнь, но уже некому будет собрать не-совсем-людей из праха.

Вот что это за лужицы!

От неожиданного прозрения сознание на миг проясняется. Инесса обнаруживает, что сидит на подоконнике и мертвой хваткой сжимает его край. И что из ладони сочится кровь — все кругом в осколках. Ян очумело трясет головой у другого окна. Альцев и Сиверец вынимают из рам остатки стекла… Нет, кажется, сознание вернулось не на миг, а окончательно.

Неожиданная боль в легких скручивает пополам. Инесса падает грудью на торчащие стеклянные зазубрины и свешивается наружу. Левая рука скребет по теплой каменной стене. Солнце…

Что произошло?

— Прыгайте. Не трогайте трубы, прыгайте, здесь ничего не взорвется! — командует Альцев и первым выпрыгивает в окно. Растрепанные кусты принимают его в колючие объятия.

— По крайней мере, не должно взорваться, — ворчливо заканчивает глава медцентра, потирая поясницу.

Инесса смотрит вниз, и ей вспоминается шестнадцатая зима, интернат, конец коридора и промерзшая голая рабатка. Тело группируется само, на автомате. Земля разворачивается навстречу и вдруг занимает весь обзор. Ноги слегка ноют от удара. Шелестит сухая трава.

—Так, — говорит Альцев, когда все оказываются снаружи, а пауза уже затягивается. — И что произошло?

— А что произошло? — переспрашивает Инесса.

Резь в легких постепенно утихает. Грязно-серая стена перед глазами и рыжие травяные волны уже не кажутся ирреальным бредом.

— Кто-то повредил систему вентиляции аппаратуры. Два аппарата для синтеза подключены к воздухофильтру, для того и трубы, — чуть снисходительно усмехается Альцев, пускаясь в объяснения.

— Хотите сказать, что вместо воздуха им требовалась эта едкая дрянь? — Инесса кивает на еле заметные в беспощадном сиянии солнца облака, которые клубятся у окна. — И что за жидкость была на полу?

— М-да, — Сиверец крякает, приглаживая седую шевелюру. — Что там у нас было в первом блоке?

— Да неважно, что было в первом блоке, — негромко говорит Ян. — Важно, с чего все началось.

— Мы получили информацию, собрались проверить… И что? — Сиверец оглядывается и начинает выбираться из зарослей, в которые за лето превратился некогда аккуратный газон у здания. — К чему ты ведешь?

Возле медцентра уже собирается небольшая толпа. Вопросы и возгласы звучат все громче. Ян выхватывает переговорник. Сигнал начала связи тонет в ропоте.

— Ольгер, где сейчас Палат и наши бунтари?

— Что за… — ворчит Сиверец. Инесса не слушает.

Палат, бунтари, информация. И Ян, который наверняка хорошо помнит, о чем говорили те, кто его убил, думая, что он уже никому не расскажет.

Он должен был слышать. Хоть какие-то обрывки фраз. И мог сделать выводы.

— Так усильте! — Ответ Ольгера тоже тонет в шуме. Ян подносит переговорник к самому уху. — Отправьте туда отряд прямо сейчас. Быстрее. Стены их не остановят!

Он опускает руку. Ольгер умеет действовать быстро, когда видит в этом смысл.

— Стены их не остановят, значит, — медленно произносит Сиверец.

— Кого не остановят стены? — не к месту влезает один из ассистентов.

— Того, кто научился пользоваться «Глиной» не хуже нас, — в сердцах бросает Сиверец. — Чертовы копыта… Вот уж от кого не ожидал. Это удар под дых… Дональд.

— План был элементарный. Сначала достать всю информацию о «Глине», потом собрать в одном месте и носители, и тех, кто хоть что-то смыслит, и уничтожить разом. В трубы запустили плазменную взрывчатку. Алай не учел, что двойной воздухофильтр ее разрушает. Он все-таки не технарь, а биолог, — невесело говорит Ольгер.

Охранники слушают его с живым интересом. Эксперты отмалчиваются и смотрят в стол. Инесса тоже до сих пор не может поверить. Не в меру живое воображение подсовывает картинки, и они мелькают, как кадры голофильма.

Вот центральный штаб Восточноевропейского Союза в последние часы войны. Уже обезглавленный, потому что Палату заранее доложили, что «Глина», украденная стоаранами, вот-вот обернется против своих создателей. Доложили об этом и главнокомандующим союзных стран. Зелинский тоже не выдержал. Остальные не стали бежать. За что и поплатились.

А вот — кротовые норы бункеров. Фантазия делает выверт и показывает бункеры такими, как тот, в котором в феврале нашли полуживых детей в обществе недельных трупов. Легкая и прочная мебель с теплыми подушками, встроенные шкафы, спокойный свет. Палат и Зелинский (кстати, как они пересеклись? Неужели прятались вместе?) совещаются… и тут фантазия буксует. Пустота. Как они вышли на Алая? Почему с самого начала решили избегать общества выживших и не сунулись ни в Город Будущего, ни к какой-то из общин? Неужели знали, что ждет впереди?

А хотя, может быть, и знали. О «Глине» ведь знали. Не могли только воспользоваться ею в своих целях. Но понимали, что делать, чтобы получить ниточки управления…

Затем перед глазами встает знакомое до мелочей лицо Алая. Его небольшие серые глаза, щетина кустиками, пегие волосы и заговорщицкая усмешка. И он притворялся все это время? Притворялся, а сам умело подсовывал экспертам то один пробел в знаниях, то другой, устраивал диверсии, разные катастрофы, мелкие и не очень, позволял технологии выходить из-под контроля… нет, не то.

Если он все время общался с Палатом и Зелинским, то ему с самого начала показали архив.

С другой стороны — разве и экспертам, и самой Инессе не казалось, что диверсант всегда на шаг впереди? Никто не мешал Алаю все знать, но манипулировать экспертами, заставляя изучать технологию с нуля.

Может быть, ему нужны были рабочие механизмы и способы ее использования. Может быть, он встретился с Палатом и Зелинским не сразу…

Но когда? Так, что даже друзья ничего не заметили? Как можно притвориться другом — или он не притворялся? Лицемерие порой приобретает чудовищные формы. Оно свивается хитроумными кольцами, в которых лживость и искренность намертво переплетаются, а черное и белое сливается в перламутрово-серую чешую…

…В кабинете Петрушевского собрались те, кто был на злополучном эксперименте. «Не-совсем-люди». Окна плотно закрыты, дверь заперта на ключ, подслушивать попросту некому, но говорят здесь все равно тихо, почти шепчут. Нет только хозяина кабинета. Еще нет. Обещал вот-вот быть, но опаздывает.

— Для того и раздували подозрительность, значит, — замечает Ян. — Хотели устроить самосуд над предателями, поднять шум… никто бы и не заметил, что убивают не только тех, кого объявили предателем. Потом Город Будущего остался бы без «Глины» и без тех, кто может ею пользоваться, а потом появились бы новые хозяева Земли… Нет, все-таки мы чего-то не понимаем. Они так рвались к «Глине», как будто это, я не знаю… камень для исполнения всех желаний. Что они хотели с ней делать? Окончательно уничтожить род человеческий? Собирать по десять урожаев в год?

На него косятся без симпатии, но все же не так, как раньше. Особенно солдаты. Помнится, Хельга Мидд до последнего относилась к нему с откровенной враждебностью. Теперь они в одной лодке. И если речь действительно идет о бессмертии, то придется привыкать и мириться.

Интересно, что будет, если кто-то не захочет мириться?

— Я уже говорил, что у нас убогая фантазия? — самокритично ворчит Сиверец. — Возможности этой дряни и правда слабо ограничены. Наверняка где-то в архивах должно быть руководство с картинками, такое, знаете, как рисовали к детским конструкторам, с образцами, что можно сложить из деталек? Вот!

Сидящие за столом хохочут резко и самозабвенно. Точно это поможет спрятаться от проблем за завесой смеха. Альцев и Ян, пожалуй, — даже громче остальных. Ян, всегда такой сдержанный…

— Да военная это была технология, — раздраженно бросает Кризе. — Петрушевский хотел задать Палату пару вопросов об этом. Насколько я поняла, изначально собирались сделать солдат и технику неубиваемыми. Как всегда.

Да, как всегда. Все бытовые удобства когда-то создавались в военных целях.

Разговор прерывает скрежет ключа в замке. Петрушевский входит и тщательно закрывает за собой дверь, оглянувшись на пустой коридор.

— Итак… — говори он и умолкает. — Итак.

Повисает тишина.

— Что? — спрашивает Альцев, когда пауза затягивается. — Это действительно должна была быть военная технология?

— А? — рассеянно моргает Петрушевский. — Да… Да, военная. Но ее украли раньше, чем закончились разработки. Потом стоаране доделывали ее под себя. Не в этом дело. Все это неважно и давно в прошлом. Мы сможем использовать «Глину» в армии еще очень не скоро.

— В армии? — невежливо хмыкает Сикорский. — А у нас есть армия? Воевать теперь с кем — с кузнечиками?

— Будет, — обещает Петрушевский уверенно и чуть зловеще. — Рано или поздно. Советую вам меньше спрашивать у меня и больше советоваться друг с другом, господа. Отныне и насколько хватит жизни все мы — бессменное правительство новой Земли.

Его заявление встречают молчанием.

Правительство? А раньше кем он был, уборщиком или рядовым из охраны? Ах да… рядовым-то он и был — спасателем из службы чрезвычайных ситуаций, как Инессе недавно рассказывали. Как только ухитрился не заразиться «стоаранским вирусом», постоянно контактируя с химоружием. Отсиживался за чужими спинами? Да вряд ли…

— Правительство, — повторяет Ольгер.

— Правительство. У нас есть шанс заставить цивилизацию развиваться так, как нужно нам! Или вы не можете этого вообразить? У нас есть технология, с которой мы сможем восстановить все, что нужно, все электростанции и заводы, отстроить дома за считанные минуты… У нас есть бессмертие! Через пару поколений мы можем занять место богов, если не упустим шанс!

— Погодите. Отстроить дома за считанные минуты? — Анджей недоуменно морщит лоб.

— Да. Нужно только заложить в частицы «Глины» нужную информацию. Черт, — Петрушевский разглядывает его с сожалением. — Если бы я мог выбирать, я выбрал бы других себе в помощь. Но ничего не поделаешь, и вас можно выдрессировать, Смолярек.

— Пошел ты! — вспыхивает Анджей. — Я не просился в это правительство твое… ваше…

— Можете остаться в стороне, — с сомнением говорит Петрушевский. — Но ненадолго. Поколение, максимум полтора — и вы поймете, что среди простых людей вам не место. Главное, чтобы к тому времени вы не успели проболтаться, как именно работает наше бессмертие. Да, насчет этого хотел предупредить отдельно. Все понимают, что информация не должна покинуть наш круг?

— Она его все равно покинет, — ворчит Сиверец. — Саму «Глину»-то вы скрывать не собираетесь? Ею будут заниматься, разрабатывать, изучать… Очень скоро любой нормальный ученый сообразит, что если она может воссоздавать объекты, то сможет воссоздать и организмы. Заживление ран… Попробуют на животных и все поймут. Ставлю на то, что не пройдет и месяца.

— Вы правы, — хмурится Петрушевский. — Нужно будет подумать над этим. Может, стоит изначально преподносить «Глину» как технологию, которая не работает с белковыми организмами. Или засекретить, или монополизировать права разработки, или… Придумаем. Неважно. В большинстве своем люди либо тупы, либо ленивы, — он снова бросает недовольный взгляд на Анджея. — Но нельзя допускать, чтобы правда стала известна массам. Дело даже не в том, что тогда бессмертным сможет стать каждый, и Земля подохнет от перенаселения. И не в том, что нас свергнут, хотя это тоже играет роль… Дело в самосохранении. Хотите жить — убирайте свидетелей.

— Адам и все те бунтари, которых поймали в Варшаве! — вскидывается Ян. — Погодите, вдруг еще можно будет настроить «Глину» на коррекцию памяти…

Недовольный взгляд Петрушевского падает и на него — как мокрая тряпка, остужающая любой пыл.

— Попробуете позже, у вас будет эта возможность. Сейчас нет смысла. Всех, кто владел информацией и мог использовать ее против нас, я уже уничтожил.

— Что?!

На Петрушевского смотрят по-разному. Кто-то с опасением, кто-то с сочувствием, кто-то с тенью брезгливости. И только Кризе — с обожанием. Точно ласкает взглядом его седые волосы, стройную фигуру и длинные ноги…Тьфу, черт подери. Инесса раздраженно отворачивается от нее.

— Я ожидал, что найдутся жалельщики. Но сейчас не время кого-то жалеть. Поэтому я сделал все сам, чтобы уберечь ваши тонкие натуры от сомнений и мук совести, — бросает он с откровенным сарказмом. — Алая распылил в боксе, остальных расстрелял. Среди них, кажется, не было перезаписанных?

Не было, были… Инесса снова представляет лицо Алая. И ей впервые за долгие-долгие месяцы хочется плакать.

— Вы поторопились. У меня оставалось к ним несколько вопросов, — с едва заметным неодобрением говорит Ольгер.

— Я сам их задал, — отмахивается Петрушевский. — Все, что нам нужно было знать, мы узнали. Я спросил только, как завербовали Алая. Не услышал ничего необычного. Его купили обещаниями как раз перед диверсией под Катарой. Палат и Зелинский не все время просидели в бункере. Они выбрались к общинам выживших, пытались выяснить, не появлялся ли после войны след «Глины». Так они узнали о Бакуме. Они не сотрудничали с ним. Сначала он воевал с нами в одиночку и таскал со Стоара образцы «Глины». Никаких предосторожностей, похоже, не соблюдал, оттого и образовалось столько зараженных, которые рвались к нам через стены. Палат с Зелинским поймали его на Стоаре и пытались договориться, но не вышло. Тогда они его убили. И сумели подобраться к Алаю. Все, что происходило потом, — Петрушевский с горечью выплевывает ругательство, — было полевыми испытаниями технологии. У Алая в распоряжении оказались архивы, и он примерно понимал, что к чему. Не хватало только отработки, обкатки и апробации.

— И нам можно было не дергаться? — уточняет молчаливая Хельга Мидд.

— Можно было. Это все равно бы не помогло, — кривится Петрушевский. — Себя Алай обезопасил. Все остальные служили статистами.

Он скользит по лицам быстрым, но цепким взглядом.

— Я понимаю. Алай многим здесь был другом. Я сам долго не мог поверить, — продолжает он со вздохом. — В случае успеха после обкатки технологии нас всех ждало уничтожение. Нам просто повезло убить первыми. Ладно. Это не имеет значения. Обкатка произведена, нужно пользоваться. Первым стоит воссоздать… ну, положим, сгоревший корпус медцентра. Это возможно?

— Да возможно, почему нет, — пожимает плечами Сиверец. — Только не все же сразу. Мы технологию до конца еще не изучили, на образцах не отработали, даже архивы не полностью распаковали! То, что вы называете обкаткой, — это только первичные опыты! Дайте нам время!

— В разумных пределах. Алоиз, возглавите группу по изучению?.. Вот и славно. Новый мир, господа. Новый мир в наших руках!

Петрушевский улыбается. И Инессе видится в его улыбке то ли оскал черепа, то ли радость гения.

Одновременно.

* * *

Жизнь, если задуматься, катастрофически коротка.

Сравнивать не с чем, поэтому порой может показаться, что это один большой день. Наступает вечер — ты умираешь. На следующее утро — просыпаешься.

Но когда приходит осознание, что следующее утро не наступит, начинаешь физически чувствовать, как время стремительно тает. Перед глазами маячит лоскуток шагреневой кожи, который съеживается, даже когда ты ничего не просишь.

Поэтому Инесса всегда старалась не тратить время на ерунду.

…Пылевое облако вздымается, как небольшой смерч. Ветра нет, а над кучей неразобранного строительного мусора точно ярится вихрь. Густая пелена застилает обзор.

— Отойдите! — напряженно командует Сиверец. — Быстрее!

Группа наблюдателей отступает, пятясь и спотыкаясь. Под ноги никто не смотрит — поглощены сюрреалистичным зрелищем. Куча обломков и камней скрывается за плотной завесой из бешено вертящихся частиц. Воздух плотнеет. Завеса становится непроглядной — причем постепенно, сгущаясь снизу вверх. Проступают темные пятна, слишком аккуратные и прямые, чтобы быть просто пятнами.

Время ползет еле-еле. Но в отличие от распада, за созиданием наблюдать несоизмеримо приятнее.

Мелькает остов дома, обрастает плотью стен, оживает, блестя чистыми стеклами окон. Стеклами!

В этот момент Инесса окончательно перестает сомневаться в реальности происходящего.

Они на самом деле растут. Создаются. Или воссоздаются. Хочешь — с нуля, хочешь — по памяти вещества. Как, черт подери, она может существовать, эта память? Встают на свое место частицы, которые соприкасались до разрушения, достраиваются недостающие…

— С нуля так не получится, — говорит Сиверец, как нельзя кстати убивая пугающее волшебство момента. — Но с нуля можно быстро синтезировать материалы. Хотя, может быть, если покопаться в коде «Глины», сможем работать и с целыми домами.

— Данные по реакции распада уничтожьте, — сипло выдавливает Петрушевский. — Чтоб ни одна собака даже не подозревала о такой возможности…

— О ней знают все, — сочувственно напоминает Сиверец. — Все видели, как разрушилась скорлупа.

— Значит, пусть думают, что это только для скорлупы. Население ведь не знает, что волокна и «Глина» — это одно и то же!

— А что здесь знать? И так ясно! — Сиверец растерянно моргает и уже не смотрит на дом, который возникает в нескольких метрах.

— Нет. Они знают о волокнах и стоаранском вирусе, который преобразует органику и влияет на психику. Вот пусть реакция разрушения и остается инструментом против волокон. «Глина» — другая технология, которую мы обнаружили, когда шли по следу диверсантов… понимаете?

Оседает последнее легкое облачко. Дом — как новенький. Инессе кажется, что его окна глядят укоризненно.

— Ну пусть так, — пожимает плечами Сиверец. — Если это сработает…

— Людям еще долго будет все равно. Никто не станет разбираться в тонкостях технологий, лишь бы они позволяли наконец-то нормально жить. Потом помнить будет уже некому, а для новых поколений мы превратимся в существ несколько иного порядка. Технологии тоже. Итак, испытание можно считать успешным?

Петрушевский смотрит на дом, и на лице его в кои-то веки проступает удовлетворение.

— Да, — улыбается Альцев. Инесса украдкой косится на остальных, кто стоит рядом. Те тоже улыбаются.

— Отлично. Думаю, нам не помешает традиция обеденных перерывов, — хмыкает Петрушевский. — Я с пяти утра на ногах. После обеда подготовьте заряд «Глины» для ГЭС. Если все пойдет нормально, займемся ближайшими атомными станциями. Половина из них может рвануть в любой момент.

— С атомными, наверное, будет сложнее… Посмотрим, что есть в архиве, — бормочет Сиверец. Но большой тревоги в его голосе не слышно. Рабочие моменты, рядовые сложности, посильные задачи…

— Ян, идем, — Инесса нетерпеливо хлопает его по руке, отвлекая от зачарованного созерцания дома. — Слышал, что вам начальник сказал? Обед!

— Тушенка закончилась, — философски замечает Ян. — Ты на складе не была?

— Была, — она довольно ухмыляется. — Хорошенько порылась, нашла вяленое мясо и кое-какие специи, попробовала сделать соус…

— Ты? — Ян смотрит на нее, и Инесса не может сдержать смех, до того у него круглые глаза. — Ты — и вдруг возиться с продуктами?

— А почему бы и нет? — парирует она. — Вообще-то я до сих пор считаю это тратой времени, но времени-то теперь стало побольше. Я имею в виду — в запасе.

— В запасе… — Ян все смотрит на нее — пристально, изучающе и с какой-то странной благодарностью. — Тогда в следующий раз готовлю я.