В следующей жизни, когда я стану кошкой... (джен)

— ... Пойдем, я что-то покажу тебе, Алиса!

Обычно эта фраза, произнесенная отцом, означала что тот устроил очередную преинтереснейшую штуку и теперь готов продемонстрировать ее своему самому верному зрителю — дочери.

Это мог быть или чайник, который самостоятельно наполнялся и кипятил воду, или механическая рука, переворачивающая и поджаривающая блинчики, но все эти затейливые игрушки были в его кабинете. Сейчас же, глядя веселыми блестящими глазами в лицо дочери, док говорил не о своем кабинете, и даже не о своем доме. Он говорил о мастерской Бобби, а сам хозяин прямо-таки раздувался от гордости, нетерпеливо возясь на скамье и суетливо потирая руки.

— Что? — с любопытством воскликнула Алиса, снимая задремавшую кошку с колен и соскакивая с кресла.

Док заговорщически переглянулся с Бобби, и тот, покраснев до самых бровей, как случалось с ним в минуты сильного волнения, поднялся со скамьи, отчасти торжественно оправив одежду и гордо вздернув голову.

— Прошу в мою лабораторию! — произнес он, делая широкий приглашающий жест.

Лаборатория Бобби располагалась в подвале его флигеля. Чтобы попасть в нее, он завернул вылинявший шерстяной ковер и долго возился с хитроумным замком. Справившись с ним, он откинул тяжелую крышку погреба, пахнуло теплой душной сыростью и лекарствами, и Бобби торжественно, как флагман, погружающийся в темные воды океана, спустился по каменной лестнице в подпол, подняв высоко вверх руку с фонарем.

Если комнаты флигеля еще были оклеены обоями, потемневшими, превратившимися из белых в грязные светло-кофейные, то подвал был простым каменным мешком.

Потрескивал огонь за чугунной толстой решеткой в маленькой железной пузатой печке в углу, вдоль стен располагались надежно запертые стеклянные шкафы с реактивами и приборами, находящимися в идеальном порядке. Посередине комнаты, под очень яркой лампой, на импровизированном прозекторском столе в клетке с остекленными стенками сидела огромная серая крыса в широком, крепко обхватывающем зверька ошейнике из кусочка плотной ткани. Кажется, Бобби, чтобы смастерить этот ошейник, отрезал полоску от собственных старых (или не очень) клетчатых штанов. Ошейник скреплялся тонкой ленточкой, изящно завязанной бантиком, и крыса имела вид щеголеватый и немного кокетливый.

Увидев спускающихся людей, крыса повела себя очень странно. Алиса прежде никогда не видела, чтобы крысы виляли хвостом и подпрыгивали на всех четырех лапах, издавая отрывистые громкие звуки.

— Пи! Пи! Пи!

Бобби, раздуваясь от гордости, сияя, как начищенный до блеска шиллинг, выпятил живот, раздул щеки и поглядывал на дока и Алису с видом победителя.

— Ну? — делая какие-то непонятные знаки бровями, произнес он, ликуя. — Каково?!

Алиса подбежала к клетке и прижалась к ней лицом, расплющив о стекло нос. Крыса, уперевшись передними лапками с розоватыми ладошками в стенку и отчаянно виляя хвостом, с другой стороны принялась смешно лизать стекло крохотным язычком, метя Алисе в губы.

Это была самая дружелюбная и симпатичная крыса, какую только доводилось видеть Алисе. Ее серо-бурая шерсть была начисто вылизана и приглажена, маленькие черные глазки смотрели живо и весело. От прыжков, несвойственных крысам, ее жирненькие окорока ходили ходуном и смотреть на это было очень забавно.

— Что с ней такое? — спросила Алиса, рассмеявшись.

Бобби не отвечал, торжествуя.

— А ты как думаешь? — спросил доктор, улыбаясь.

— Она странная, — ответила Алиса, глядя, как крыса завалилась на спину и поджала лапки, словно предлагая почесать ее круглое пузо. — Она ведет себя как... как...

— Как собака, — угодливо подсказал Бобби. Алиса, присмотревшись к крысе, снова рассмеялась:

— Точно! Зачем вы научили крысу вилять хвостом?

— Я не научил, — Бобби даже запыхтел, гордость распирала его как горячий воздух распирает воздушный шар. — Это и есть собака. Только в теле крысы. Это мой Тоби! Помнишь его?

Бобби шагнул к столу и поднял кусок белой ткани. Под ним неподвижно лежал короткошерстный терьер, еле уловимо дыша.

— Как это? — удивилась Алиса.

— Я перенес его сознание в крысу! — ликуя, ответил Бобби. Крыса, поблескивая умными глазками, по-собачьи свесила язык и колотила длинным хвостом по полу клетки. Бобби, пошарив в кармане, приподнял стеклянную же крышку клетки и кинул крысе кусочек сахара, которая с радостным писком принялась облизывать лакомство.

— Крысобака! — рассмеялась Алиса, слушая, как зверек жадно гложет сахар с совершенно собачьим ворчанием. — Но зачем она вам? Зачем вы это сделали? Вы будете показывать ее за деньги?

Впрочем, мужчины не обращали внимания на вопросы Алисы. Такое потрясающее научное открытие заняло все их внимание, потрясло до глубины души.

Док горячо пожал вечному студенту руку, глаза его сияли.

— Мальчик мой! — торжественно произнес он. — Ты понимаешь, что это прорыв в науке?! Ты понимаешь, что теперь можно даже победить смерть — достаточно только найти новое тело и подселить в него сознание?!

— Да, доктор, — важно ответил Бобби, заложив большие пальцы в карманы своих рыжих брюк и еще важнее выпятив живот. — Но этого прорыва не было бы без вас — вашей неоценимой помощи и огромных знаний! Теперь можно посмотреть на мир глазами другого человека! Узнать, как воспринимают одну и ту же вещь разные люди! Да что там люди — животные, уважаемый доктор! Можно стать котом, канарейкой, той же крысой! Заманчиво, не так ли?

— Но как ты это сделал, Бобби?! — воскликнула Алиса, игнорируя пылкую речь студента.

— Я собрал специальную камеру, — он важно указал на странное приспособление, похожее на медную круглую птичью клетку, скрепленную массивными винтами и утыканную лампочками. От одного из винтов тянулся длинный металлический провод, Алиса не видела, куда он ведет. — Она закрепляется на голове одного объекта, — он накрыл этой клеткой камеру с крысой, занятой лакомством, — а к голове другого объекта подсоединяются электроды, — Бобби ловко пристроил крохотные пластинки, скрепленные тонкой проволокой, на виски лежащей собаки, — и еще специальные очки, будьте любезны, уважаемый доктор, подайте их мне, да, вот эти! Теперь заводим наш агрегат, соединяющий оба эти устройства, — он юркнул к непонятному шкафу на колесиках, практически полностью собранному из металла — пружины, трубки, вспыхивающие маленькие лампочки — подкатил его ближе к столу со своими подопытными и принялся быстро вращать ручку, приводя механизм в движение, спрятанный в недрах.

Шкаф, соединяющий проводами в одно целое очки, электроды и клетку, загудел, зафыркал, зажужжали внутри него шестеренки, замигали лампочки и задрожали стрелки на многочисленных циферблатах. Камера над клеткой засияла, замигала, пронизывая пространство внутри себя тонкими искрящимися молниями. Крыса, оторвавшись от своего пиршества, как завороженная, наблюдала это светопреставление, пока вдруг не упала, словно из нее выхватили удерживающий ее тельце стержень.

Зато собака, лежащая на столе, заворошилась, задвигала сухим носом, облизнулась, и док едва успел подхватить ее — Тоби, обрадованный тем, что видит хозяина, так и хотел соскочить со стола в очках и весь опутанный проволокой.

— Тоби, Тоби, молодец! Какой хороший мальчик!

Алиса задумчиво смотрела на крысу, неподвижно лежащую в клетке. Ее крохотные бусинки-глазки были закрыты, маленький рот жалобно скалился, а крохотные розовые жадные пальцы с прилипшими к ним крошками до сих пор удерживали лакомый кусочек сахара. Крыса часто-часто дышала, но неглубоко — так, словно была при смерти, и выглядело это печально. Даже ее щеголеватый бант словно обвис и потускнел.

— Великолепно, великолепно! — покрякивал док, помогая Бобби освободить собачку от оборудования. — И как долго Тоби может быть крысой?

— Признаться, я не ставил опытов на длительность нахождения в другом теле, — отвечал вечный студент. — Мне приходится переносить сознание Тоби туда-сюда чтобы поддерживать оба тела. Крысу же надо кормить, и все остальное, ну, вы понимаете.

— А где сознание крысы? — спросила Алиса. Она сняла чудо-камеру со стеклянной клетки, подняла крышку и погладила бесчувственного зверька. Крыса была теплой, но совершенно никак не отреагировала на прикосновение.

— Это же обычная крыса, — произнес Бобби таким тоном, словно был донельзя удивлен недогадливостью Алисы. — Она попалась в крысоловку, ей перебило шею. Я специально ловил ее для этого эксперимента. Сразу после поимки я прооперировал ее, заменив раздробленные позвонки. Но, сами понимаете...

— Так она мертва? — прошептала Алиса и на глаза ее навернулись слезы. Под ошейником, которого она коснулась, ее пальцы нащупали какие-то холодные жесткие детали, и ей представились болты и винты, нещадно ввинченные в тельце маленького зверька.

— Алиса, детка, но это же просто крыса, — мягко произнес док, заметив, наконец-то, что их грандиозный эксперимент дочери вовсе не понравился. — Ты же будущий ученый, дорогая! Смотри на это иначе; и вообще — Бобби практически подарил ей новую жизнь. Что мы делаем с крысами, попавшими в крысоловку? Правильно, выкидываем на помойку. А Бобби ее в некотором роде оживил. Понимаешь? Она бы умерла непременно, если б он не сшил ей шею и не поместил в свою камеру.

Он обнял дочь за плечи, отстраняя Алису от стеклянной клетки и аккуратно прикрыв крышку над крысой. Шумный Бобби, почувствовав смену настроения, тоже умолк, его глаз почему-то начал бешено вращаться, и вечный студент поспешил выпроводить радостного Тоби вон из подвала.

Но Алиса осталась тиха и печальна. Пожалуй, впервые она задумалась над обратной стороной этой забавной игры — науки, и та предъявила счет за весело проведенное время. Милый зверек в нарядной одежке оказался мертвой, наполовину механической куклой, которую нужно время от времени заводить.

— Это крысобака, — упрямо ответила она, топнув ножкой. — И она мертва. У Бобби никогда не получается ничего сделать, не сломав чего-нибудь.