На взлет (джен)

— Его будут звать Мерлин!

Таким известием огорошил Линду Перси, как-то поутру влетев в кабинет с сияющей улыбкой.

— Кого? — от неожиданности переспросила Линда. И тут же поняла. О ком еще может здесь идти речь в будущем времени.

— А… Перси, ты чего, фэнтези обсмотрелся? Может, сразу Гэндальфом тогда?

— Да нет, ты не поняла… — конструктор резво пробежал через кабинет и сунул ей под нос датапад с фотографиями. — Кречет! [1] Хищная птица! То что надо для истребителя! Смотри какой красивый…

— А… — снова протянула Линда. И призадумалась, чуть склонив голову набок, разглядывая на фото развернутые крылья в серебристо-пестром оперении. Действительно красивый. Стремительный, легкий, опасный. В общем-то действительно то что нужно. Но вот эти ассоциации из другой оперы…

Перси только отмахнулся, когда Линда поделилась с ним опасениями: мол, если я первым делом подумала про короля Артура, то что же все остальные?

— Да ладно тебе! Наоборот, весело будет, — Экхарт подмигнул, и Линда невольно задалась вопросом, насколько будет весело противнику, когда он узнает имя волшебной стальной птички, только что покрошившей в щебенку его стратегические укрепления. Перси, однако, истолковал молчание как знак согласия, и без перехода принялся болтать про какие-то новые сплавы, которые стоит использовать для облегчения конструкции. Линде ничего не оставалось, кроме как включиться в дискуссию, и вопрос с именем для джетформера сошел на тормозах в пользу Экхарта. А уже через неделю идея перестала казаться такой дурацкой: великая все же сила — привычка.

С момента, когда проект был спасен, прошло два года. Многое изменилось за это время. В отдел вернулись почти все старые работники (Линда скрипела зубами при встрече с ними, но понимала, что формально осуждать их не за что: работать бесплатно никого не обяжешь, особенно тех, кому приходится кормить семью) и пришло множество новых. Сказать за это спасибо следовало, как ни странно, тупоголовым чиновникам. Презентации, которых Перси и Линда успели настрогать в избытке, теперь пригодились для продвижения в профессиональном сообществе. Перси ездил на конференции, симпозиумы и форумы — как меха-, так и авиастроителей, — делал публикации в научных изданиях, провел серию лекций для выпускников колледжей. Проект постройки джетформера получил огласку. О нем стали вести дискуссии уже не только в духе «еще один сумасшедший изобретатель на нашу голову», а конструктор Экхарт начал приобретать в своих кругах определенный, пусть и весьма спорный авторитет. Мало-помалу в его отдел потянулись энтузиасты. Некоторые приезжали даже из других штатов. Образовался конкурс на вакансии, и у Перси с Линдой появилась новая, невиданная доселе головная боль. Не раз и не два они ругались вдрызг по поводу очередного кандидата, которого Линда готова была отсеять с порога — несмотря на свой затворнический характер, она неплохо разбиралась в людях, по крайней мере в том, что касалось их рабочих качеств, — а Перси защищал, требуя предоставить ему шанс. За глаза их дразнили добрым и злым полицейскими. Но всегда они, вдоволь напрепиравшись и насидевшись по разным углам, приходили в итоге к согласию. Примирение скрепляли чашечкой кофе — сваренного на той самой старой электроплитке, по негласному уговору ставшей чем-то вроде памятного талисмана.

А тем временем Линда училась в колледже. Как только дали грант, Перси выпихнул ее бегом сдавать вступительные тесты, не слушая никаких «да здесь работы куча, как ты будешь один» и «может на следующий год». Линда еле успела на подачу документов, прошла испытания — с блеском, как и предполагалось, — и очень удивилась, когда в бухгалтерии колледжа сообщили, что ее обучение оплачено вперёд. Целиком, на все четыре года. Она вначале решила, что это какая-то ошибка, взялась разбираться — но увидев в платежных документах знакомую фамилию, только тяжело вздохнула, извинилась и отправилась к себе в отдел.

Ну, а что такого, пожимал плечами Перси, изображая непонимание — но глаза его при этом блестели лукавой радостью: он явно был доволен, что сюрприз удался. В смете ведь заложено повышение квалификации сотрудников, вот я, мол, и повышаю. Линда составляла эти сметы самолично, и точно помнила, что статья расходов на весь период для всех работников едва дотягивала до половины стоимости колледжа. Ясное дело, Перси добавил из фонда оплаты своего же труда. Линда открыла было рот пообещать, что к концу второго года вернёт эту сумму с зарплаты. Но посмотрела на конструктора и молча закрыла, только махнув рукой.

«Ни кредита на твои железяки!» — звучали у нее в ушах крики отца. Пробубнив что-то про дела, Линда развернулась и выскользнула в коридор, чтобы Перси не увидал ее покрасневших глаз на мокром месте.

Учиться оказалось безумно интересно. Не так легко, как можно было бы предположить, но в этом и была вся суть. Что-то из учебной программы было Линде уже хорошо известно и сдавалось экстерном, однако со многими вещами она сталкивалась впервые — и вот здесь уже приходилось поломать голову. Со свойственной ей дотошностью Линда вкапывалась в учебники и справочники, донимала вопросами преподавателей, сопоставляла все услышанное с собственным опытом. И часто, приходя на следующий день в отдел, чуть не бегом бежала в цех, чтобы немедленно применить новые знания на практике.

Однажды на первом курсе ей позвонили родители. Номер на экране суперфона — который ещё давно был тщательно вытерт из всех баз данных — казался тем не менее странно знакомым, и Линда подняла трубку. Чтобы тут же ее бросить, услышав приторное «доченька, здравствуй, дорогая!». Впрочем, это не помогло. Мама, и, судя по всему, регулярно отнимавший у нее аппарат отец принялись слать сообщения. Оказалось, что они с самого начала в курсе, где она и чем занимается. Кеннет Кавасаки, что знал ее домашний номер, сообщил им. Он же доложил, что Линда попала в отдел к сумасшедшему конструктору. Потом донес слухи о том, что отдел закрывают. Родители не говорили напрямую, но становилось ясно: все это время они выжидали, когда затея Линды прогорит сама собой, и блудная дочь вернётся обратно. Но не дождались, и решили подсказать. Исподволь, издалека начали выяснять, как у нее дела, не надо ли чем-то помочь. Линда не отвечала. Сообщения шли. И тогда, дождавшись перерыва в занятиях, Линда вышла в главный холл, украшением которого был полноразмерный макет тяжеловооруженного меха. Очень удачно над его плечами помещались эмблемы колледжа и Министерства обороны. На фоне всей этой красоты Линда с приветливой улыбкой сделала селфи, держа в руке две именные магнитные карточки: пропуск в колледж и в отдел. Без комментариев отправила на родительский номер. И в ответ не получила ничего. Сообщения прекратились — теперь уже, похоже, насовсем.

На учебе у нее появились друзья. Вернее, конечно, было бы назвать их приятелями: все же ни к кому из них она особенно не привязывалась, почти не встречалась с ними за пределами учебных корпусов. Но тем не менее ей теперь всегда было с кем обсудить и новости из мира техники, и собственные открытия. Ею интересовались — особенно после того как узнали, что она в составе команды Экхарта строит летающего трансформера, — ее уважали, у нее спрашивали совета. Немногочисленные девушки в группе приняли ее в свой круг, научили подбирать косметику и одеваться. А потом у нее даже завелся парень. Сперва один, потом другой. Немало радостных моментов было пережито на первых свиданиях, немало грусти доставили расставания. Но все же ничему Линда не посвящала столько душевных сил, времени и внимания, как работе над проектом «Мерлин».

Будущий джетформер обретал свой облик все яснее месяц от месяца. Спасибо новым конструкторам, которые поступили под начало Перси и с энтузиазмом взялись за дело. Каждый из них был специалистом в каких-то отдельных системах — моторный каркас, электроника, нейросети, броня, — а двое и вовсе были авиационными инженерами. На первый взгляд им сложно было найти общий язык, но Экхарт каким-то образом сумел выстроить внутри команды взаимопонимание и объединить усилия таких непохожих друг на друга специалистов, постепенно укладывая все их наработки в общую концепцию. В техническом персонале недостатка тоже не было. День и ночь гудели станки и испытательные стенды. Заработали наконец расконсервированные сборочные дроиды. В расширенном помещении цеха стали появляться уже не отдельные детали, и даже не узлы, а модули, фактически составные части будущего меха. В еще не обшитых броней конструкциях, возвышавшихся над станками, опытный глаз техника узнавал то ступню и голень с коленным шарниром, то плечо и предплечье, то кисть руки с множеством ее тонких, чутких сервоприводов. Броня создавалась отдельно: несметное количество изогнутых, пригнанных друг к другу до микрона кусков металлической скорлупы, пронизанных, как кожа нервами, всевозможными сенсорными и тепловыми датчиками. Одни массивные, цельнолитые, размером с корпус мобиля, другие — внутренние, прикрывающие суставы — порой не больше человеческой ладони. Едва ли не каждый день Линда обходила эту анатомическую выставку, оглядывала безжизненные пока детали, и сладкий трепет заполнял все ее существо. Скоро, совсем скоро они смогут встретиться с Мерлином. А уж когда команда техников во главе с ней смогла отформовать на специальном оборудовании светло-серую лицевую панель, и соединить ее, подвижную и гибкую, с мимическими приводами… слов от волнения не было ни у нее, ни у Перси. Они просто стояли, разглядывая эту гигантскую маску, и чувствовали себя у колыбели безмолвного, спящего ребенка.

Нетрудно было догадаться, что стало дипломным проектом Линды Майлз. Она закончила четырехлетнюю программу обучения в три года, и когда сокурсники на защите рассказывали каждый о какой-то отдельной системе или даже модуле — особенности строения, обслуживания, ремонта, — она презентовала меха целиком. Перед глазами изумлённой комиссии лёгкая карбоновая модель масштаба 1:10 (не голограмма и не 3D, в которых ничего не стоит обмануть глаз наблюдателя) складывалась, выворачивая и прижимая свои составные части, из человекоподобной фигуры в истребитель и обратно. Линда честно рассказала о всех текущих недоработках и недочетах, и поведала, как преодолевали предыдущие трудности. О повышенных требованиях, которые предъявляет к технике такая сложная конструкция, о специальных материалах и способах их обработки. Ее выступление заняло час с лишним вместо привычной четверти часа, и последние сорок пять минут она отвечала на вопросы, которые сыпались один за другим. Нет, никто не хотел ее завалить — хоть до защиты Линда и слыхала краем уха, что некоторые преподаватели ее недолюбливают, считая выскочкой и фантазеркой. В тот момент всем просто было интересно, и азартный, мальчишеский блеск в глазах появлялся даже у седых профессоров. После защиты диплома двое бывших одногруппников Линды пришли стажироваться в проект «Мерлин», а в лице преподавателей у отдела прибавилось внештатных научных консультантов.

Едва Линда отгуляла свою честно положенную вечеринку с архаическими мантиями и шапочками, на следующий же день Перси отдал приказ о ее повышении до главного техника отдела. Она пыталась воспротивиться. Но конструктор объяснил: не за горами завершение проекта. Сборка, активация, потом недели на испытательной базе, где вновь явленного миру меха тестируют на соответствие заявленным характеристикам и, конечно же, психическую адекватность. А параллельно учат жить в непростом человеческом мире — по факту воспитывают, как ребенка, хоть в полном смысле детской личность активированного меха назвать нельзя.

— Я отказываюсь заниматься всем этим без тебя, — со свойственной ему горячностью заявил Экхарт. — А кого попало на станцию активации и на полигон не пускают. Главный техник, как правило, имеет доступ: кому как не ему вмешаться, если что-то пойдет не так. А вот рядовой персонал — шиш с маслом. Перестраховщики, секретчики, черт бы их побрал…

Доводы Линда признала разумными и громкую должность приняла. Хотя и было в этом что-то непередаваемо грустное — знать, что не твои родители закатят вечеринку с домашней стряпней в честь повышения, не твой отец на радостях откроет бутылку старинного коньяка, и не твоя мама будет хвастаться через забор соседке о том, какая умная и талантливая у нее выросла дочка.

Впрочем, это все было неважно. Давно уже неважно.

Сборка джетформера началась спустя два месяца.

Под этим подразумевалась уже не сборка отдельных модулей и составных частей. А тот финальный, самый ответственный этап, когда эти части соединяются воедино, и нейросеть связывает их в одно целое, в подобие человеческого организма — сбалансированную, выверенную до мелочей систему. Стоит где-то ошибиться, сдвинуть любую из деталей и электронных плат на дюйм, или забыть подключить нейродатчики к самому распоследнему цилиндру и шлангу — все, конец. Электромагнитное поле «поплывет», и подключить к нему пси-контур будет невозможно. Или возможно, но с печальным результатом. Сходным — если продолжать проводить аналогии с развитием ребенка, — с последствиями тяжелых родовых травм.

Для подобных жертв конструкторско-технических ошибок существовал термин «аутлайер». На жаргоне — «глюк». Они отличались нарушением функций (иногда) и, в большей или меньшей степени, психической нестабильностью (всегда). Именно по причине последней их невозможно было использовать по прямому наначению. Ведь каждому меху в бою полагался пилот, с которым они, объединив разумы и души, должны были достигать результатов куда больших, нежели каждый из них по отдельности и даже в простой сумме. Эффект синергии. Говоря попросту — «одна голова хорошо, а две лучше». Можно было только догадываться, какие последствия ждут пилота, если одна из голов их тандема будет непоправимо ущербной.

О судьбе «глюков» Линде было известно немного. В колледже об этом повествовали общими фразами, Перси же говорил мало и неохотно — казалось что он, подобно суеверному пещерному человеку, боится накликать беду одним произнесением ее имени. Все, что знала Линда о глючных мехах — это то, что по решению специальной комиссии их отправляют на дезактивацию. Фактически, умерщвление: прекращение функционирования сложнейшего программного комплекса, называемого «душой», и разъединение пси-контура с нейросетью корпуса. После такого повторно подключить новый пси-контур невозможно. Все как у людей: разделение души и тела ведет к прекращению функционирования и одного, и другого. Корпус становится бесполезной кучей металла, годного только на переплавку, ну, а вложенные в его производство деньги, соответственно, улетают в трубу. Это неизбежный риск для всех организаций, финансирующих разработку меха: застраховаться от подобного невозможно, даже если все просчитал и выполнил подключение безупречно правильно. Как нельзя гарантировать на сто процентов рождение здорового ребенка, даже если оба родителя не имели наследственных патологий, вели максимально здоровый образ жизни, а роды прошли идеально. Это просто рулетка. То, что иногда в нее проигрывают, не снижает ценность выигрыша. И министерство готово мириться с некоторыми неудачами — лишь бы производство меха не останавливалось, лишь бы обороноспособность страны не снижалась, лишь бы соседи не успели обогнать нас по боевой мощи подразделений.

Проекту Экхарта многие сулили именно такой плачевный итог. Еще в колледже некоторые сокурсники, а то и преподаватели, не стеснялись заговаривать об этом с Линдой. Тогда она отмахивалась, отговаривалась общими словами, и ее душевное равновесие нисколько не страдало от неверия в их с Перси силы. Однако теперь многое изменилось. Чем ближе подходило время к предварительно назначенной дате активации, тем ярче она представляла себе все возможные проблемы, неожиданности и катастрофы. Вдобавок всевозможные издания, специализированные и не очень, вдруг клюнули на горячую новость: грядет явление миру первого летающего меха. То там, то здесь в средствах массовой коммуникации появлялись упоминания об этом. С каждым днем прибавлялось комментариев от экспертов и «экспертов» всех мастей. От конструкторов, оценивавших вероятность удачного совмещения анатомии ЭМ-полей в двух разных формах корпуса — до религиозных фанатиков, требующих немедленного усмирения гордыни тех, кто осмелился посягнуть на образ ангела Господня. Если Перси умел найти в каждой такой новости либо рациональное зерно, либо повод посмеяться — то Линду они нервировали. Какого черта нужно говорить под руку? Тогда, когда все внимание и силы должны быть сосредоточены на том, чтоб не допустить ошибки, чтобы соблюсти все технологические условия, идеально воплотить в жизнь то, что прежде существовало лишь в чертежах. Всякий раз она заставляла себя успокоиться — самостоятельно или с помощью Перси, — и снова и снова возвращаться к делу. А дел, признаться, было невпроворот.

Как и других мехов КБ, Мерлина собирали в специально оборудованном помещении. Оно было одно на всех: учитывая, что в среднем разработка и постройка меха занимали около двух лет, а финальная сборка — пару-тройку недель, было бы нерационально заводить в каждом отделе свой сборочный участок. Здесь были погрузчики и краны, мостики, леса и подъемники, фиксаторы и крепления для установки будущего меха в полный рост и его размещения на транспортировочной платформе. Но главное, чего не было в отделе — сложное и дорогостоящее оборудование для нейропрограммирования. Сверхчувствительные датчики полей, монтажные инструменты для нейромагистралей, консоль. Все это поступило в распоряжение главных конструктора и техника, пока младший персонал, переселившись сюда из отдела почти всем кагалом, занимался закручиванием гаек и пайкой электроники.

Работа была кропотливой. Каждое подключение просчитывали и перепроверяли по нескольку раз, общую картину мониторили непрерывно. Несколько раз находили недочёты и ошибки, которые смогли просочиться сквозь этап проектирования и выявились только в реальной сборке. Приходилось пересчитывать и заново балансировать всю систему — к счастью, в каждом случае это удавалось сделать без изменений в конструкциии, иначе сборка грозила бы отложиться на месяцы. Линда нервничала. Ведь если в рутмоде обнаруживается столько сюрпризов — то что будет в другой, летной форме? А ведь ее увидят лишь потом, после активации меха. Когда будет уже поздно что-то менять. Перси подбадривал ее как мог, утверждал, что все продумано, что все возможные ошибки будут исправлены сейчас, и новым возникнуть попросту неоткуда. Но оба они знали, что это лишь полуправда. Риск есть всегда. И вечерами, когда сотрудники расходились по домам, Линда порой видела, как Перси подолгу сидит за консолью, ссутулившись, запустив пальцы в свою беспорядочную прическу. Ему тоже было страшно. Но подавать вида он не мог, не имел права. На его энтузиазме и вере в успех держался весь проект. Держались люди, которые поверили в его сумасшедшую идею и вложили все что могли в ее осуществление. Показать сейчас неуверенность и волнение — означало посеять тревогу среди всего отдела. На той стадии, когда волноваться ни в коем случае нельзя. И Перси держался. Линда держалась тоже. Не подходила, не нарушала уединение конструктора, потому что знала — успокоить его, отвлечь разговором или шуткой все равно не сможет, лишь даст понять, что со своей задачей держать переживания в тайне от всех он не справился.

Заговорить она решилась лишь накануне отправки на активационный полигон. Когда все было закончено. Когда Мерлин — вернее то, что должно было в скором времени им стать: полностью собранный и обшитый броней корпус, со всеми подключенными системами, с загруженными в память первичными данными, но ещё безжизненный и бесчувственный — зачехленный и притянутый креплениями к транспортировочной платформе, возвышался серой громадой посередине сборочного цеха. Когда Линда, сменив рабочий комбинезон на цивильную одежду, выглянула с балкона в опустевшее и полутемное пространство, и ожидаемо увидела внизу Перси. Конструктор не смотрел на своё творение. Он мерил шагами пол у ног меха, изредка останавливаясь и затем снова принимаясь ходить взад-вперед. Оттягивал прядь волос и накручивал ее на палец, будто стремясь сделать свою шевелюру ещё более курчавой.

Линда тихонько спустилась по лестницам — подъемники уже не работали в этот поздний час, их отключили вместе с основным освещением — и приблизилась к нему.

— Мы это сделали, Перси, — сказала она негромко. Подняла голову, обозревая фигуру ростом с двухэтажный дом, и шагнула вперёд, осторожно — как впервые, годы назад — тронув сквозь плотный чехол броню меха. Своего собственного меха, построенного ее руками. Воплощённого в жизнь из чертежей гениального конструктора, сойтись с которым ей когда-то выпала великая удача.

Обернувшись, она поймала его взгляд. В этом взгляде, в усталой улыбке, в морщинках возле лучистых глаз были теплота, благодарность и горечь.

— Сделали не до конца, — он качнул головой, вновь опуская глаза. И Линда поняла: это было признание. Исповедь в собственной бессильной тревоге, просьба о помощи.

— Сделали, — твердо повторила Линда. — Сделали все, что смогли. Дальше мы уже ни на что не сможем повлиять. Все пойдет так, как задумано, как заложено в… в этом всем. Работа окончена. Выдыхай.

Перси шумно вздохнул, будто послушался команды, и снова улыбнулся. Уже смелее, задорнее. А потом тоже запрокинул голову, становясь плечом к плечу с Линдой.

— Нет, работа только начинается, — в его тоне появились мечтательные нотки. — После активации будет то, для чего я затеял это все. Нам придется воспитывать его, Линда. Нам обоим. Воспитывать и любить, безусловно, безоговорочно. А ведь он может оказаться непростым подопечным. Может быть вздорным, агрессивным, самовлюблённым. Как и человек.

Линда покивала, заметив, как в очередной раз улыбка Перси заставила изогнуться и ее собственные губы. Слегка хмыкнула и продолжила в тон:

— Но человек появляется в семье в виде ребенка, и личность раскрывается постепенно. У родителей есть время понять, что им подсунули, смириться и свыкнуться. А у нас не будет. Мы получим то, что получим. Сразу.

— Может, так оно в чем-то и проще, — пожал плечами Перси, и усмехнулся. — Я не уверен, что справился бы с ребенком. Опыта не было, знаешь ли.

Линда только согласно кивнула и развела руками: понятно, что данный факт относился и к ней. Помолчала немного, продолжая разглядывать фигуру под серым чехлом. Когда-то давно она впервые испытала благоговение, увидев подобную картину. И сейчас это чувство, трепетное и священное, никуда не делось. Не ушло, сменяясь привычкой, не ослабло оттого, что каждая деталь внутри меха была знакома и понятна. Чудо сотворения новой жизни все равно оставалось чудом. Только к нему теперь прибавилась какая-то неведомая прежде болезненная нежность. Ответственность за эту жизнь и ее счастье, готовность встать на ее защиту, что бы ни случилось.

— Я думаю, что каким бы он ни был — он все равно очень хороший, — тихо, будто ни к кому не обращаясь, проговорила Линда. — Он наш. Свой.

И Перси только молча сжал пальцы на ее плече в знак понимания и согласия.

**

Установка для активации с виду напоминала вертикальный солярий — только, конечно, под нечеловеческий рост. Гигантский полый цилиндр с толстыми стенками, начиненными электроникой, передняя половина раскрывается на две створки, внутри подсветка и приборы. Провода, контакты, датчики. Глядя на то, как платформа с прикованным к ней Мерлином медленно погружается в это жерло, и техники — уже местные, специализированные на активации — сноровисто присоединяют штекеры к портам на руках и шее меха, Линда нервно стиснула пальцами стальной поручень. Ведь она не знает ничего о том, какими ощущениями для меха сопровождается «появление на свет». Вот для человеческого ребенка, говорят, это очень больно. Просто потом никто из нас этого не помнит.

Линда украдкой скосила взгляд. Перси стоял рядом, такой же напряжённый и сосредоточенный, неестественно прямой. Его лицо в ярком свете люминесцентных ламп заострилось, постарело. На нем, как и на самой Линде, был лабораторный халат, выданный на месте: идеально отутюженный, белоснежный, стерильный. Несмотря на то, что технически меха суть боевые машины, не боящиеся ни грязи, ни дождя, ни огня — активация, тем не менее, всегда очень деликатный процесс. И любая пылинка на датчиках может стать причиной сбоя.

Кроме них двоих и бригады техников в помещении никого не было. Но Линда знала, что за стеной из толстого стекла, деликатно покрытого снаружи односторонним зеркальным слоем, помещается целая комиссия — покрупнее дипломной. Были в ней и чиновники из минобороны, и командующие подразделений меха-войск, и эксперты-конструкторы, и специалисты по нейрофунционалу, и робопсихологи. Если любой из них забьет тревогу — в дело вступят отряды, находившиеся сейчас за раздвижными воротами по обеим сторонам зала. Группы подавления, вооруженные специальными средствами для обездвиживания мехов и, как это говорилось в официальных бумагах, «нейтрализации агрессии». Подобные меры предосторожности можно было понять. Все же с ощутимой долей вероятности из установки может шагнуть наружу неуправляемый, неуравновешенный аутлайер, даже без оружия опасный не только для присутствующих, но и для всей округи. И все же Линда ощущала это как нечто унизительное. Эту презумпцию виновности, эту готовность по одному щелчку пальцев накинуться, сковать, укротить, словно дикого зверя, едва осознавшее себя существо — притом без всякого разрешения его создателя… Оставалось только догадываться, что по этому поводу чувствовал Перси, всегда особенно остро воспринимавший тему подчинённости и несвободы.

Линда вздохнула и в который раз огляделась по сторонам. Они с Экхартом стояли на балконе, что опоясывал все помещение примерно на высоте груди меха, и выдавался вперёд небольшим пирсом по центру, прямо напротив активационной установки. Возле нее как раз в этот момент шли последние приготовления. Чехол, закрывавший корпус меха все это время, сняли, и наконец стало видно во всей красе его лёгкую, стройную фигуру со сложенными за спиной остроконечными крыльями. Для брони Мерлина Перси выбрал фиолетовый цвет с ярко-бирюзовыми вставками — Линде так и не удалось убедить его остановиться на чем-нибудь менее вызывающем. На все предложения подумать о маскировке, взглянуть, на худой конец, на оперение кречета и соотнести фантазии с реальностью, Перси надувал губы и заявлял, что так неинтересно. Не в силах вынести этого обиженного взгляда, Линда сдалась. А теперь смотрела, и не узнавала тогдашнего великовозрастного ребенка в мужчине, стоявшем рядом с ней. Строгом, решительном, несгибаемом. Сама того не заметив, Линда сделала полшага назад и вбок, оказываясь за плечом у Экхарта, когда установка для активации закрылась, медленно и тяжело, подобно саркофагу.

— Запускайте, — сопроводив слова взмахом руки, скомандовал техникам Перси со своего капитанского мостика. И добавил гораздо тише, уже для одной только Линды: — Ну, с богом.

Это были последние слова, которые прозвучали в зале. Свечение внутри огромного цилиндра усилилось, загудели кулеры, запахло озоном. Совершенно некстати Линде вспомнилось древнее кино о монстре Франкенштейна. Там сумасшедший профессор оживлял созданное им тело, пропуская сквозь него разряд молнии. Если бы все было так просто!.. Активация — собственно процесс внедрения в созданный аппаратный комплекс сложнейшего программного кода, называемого «душой», и соединения их в неразрывное целое, в результате чего формируется самосознание и личность меха — длилась не менее часа для молда такой весовой категории. Миллиарды программных нейронов, имитирующих человеческую нервную систему, заполняли отведенные им хранилища, осваивали магистрали, находили контакт с каждым сенсором и датчиком, взаимодействовали с предустановленными файлами. Процесс шел в автоматическом режиме, на консоли установки лишь высвечивались данные статистики. И к этому большому экрану, возле которого дежурил главный техник бригады, были прикованы взгляды Линды и Перси.

Время летело непрерывной чередой надписей, цифр и шкал прогресса. Натянулось, как струна, и будто замкнулось на самое себя в бесконечную петлю. Каждое мгновение, каждая доля секунды были ознаменованы страхом и облегчением. Страхом услышать тревожный сигнал и увидеть среди зелёных строчек отвратительно-красную, облегчением от того, что этого не случилось, и тут же следующим страхом. Колебаниями с сумасшедшей амплитудой и частотой, дребезгом расшатанных нервов. Нельзя отвернуться, нельзя отвлечься даже на миг. Забываешь моргать, и глаза высыхают и болят, а потереть их, поднять для этого руку — страшно: вдруг от лишнего движения, от слишком резкого вздоха или даже неосторожной мысли что-нибудь собъется в тонких настройках системы, что-нибудь пойдет наперекос. Суеверный, ничем не обоснованный страх. Один на двоих замерших на мостике, прильнувших друг к другу людей.

«Завершено — 100%».

Увидев эту надпись, Линда долгие несколько секунд не могла поверить глазам. Перси, судя по всему тоже. Но пошевелился он всё-таки первым, прерывисто вздохнув и обернувшись к Линде, обменявшись с ней короткими взбудораженными взглядами. А затем оба уставились на раскрывающиеся створки «саркофага», вновь позабыв дышать.

Ничего не изменилось. Корпус все так же оставался неподвижным. Лишь щёлкнули, расстегнувшись и втягиваясь, фиксаторы на платформе. Теперь Мерлин стоял на собственных ногах и, казалось, спал стоя.

— Это происходит не сразу, — хриплым шепотом пояснил Экхарт Линде. — Системы должны откалиброваться, прежде чем запустятся двигатели и мех выйдет в онлайн.

Линда молча судорожно кивнула. В теории ей это было известно. Но ожидание теперь, когда не было возможности сосредоточиться даже на бегущих рядах цифр, стало невыносимым. Неотрывным взглядом она гипнотизировала фейсплейт Мерлина, ловя момент, когда начнут светиться оптические датчики, свидетельствуя об онлайне.

В какой-то момент ей показалось, что от пристального внимания начались галлюцинации. В глубине темного стекла, что заменяло меху глаза, ей почудились слабые голубоватые огоньки. Но уже пару секунд спустя стало ясно: не почудились. Свечение становилось все ярче, постепенно заполняя все пространство оптосенсоров. Вслед за ним начала разгораться подсветка корпуса — линии в стыках брони, такого же светло-голубого цвета. А потом рыкнул мотор, и Линда чуть не подскочила на месте от неожиданности. Сердце сорвалось куда-то в подвздошье и бешено там затрепыхалось. Сейчас все решится. Сейчас!

Мерлин запустил кулеры, разгоняя по системе заправленный загодя хладагент. И шумно фыркнул подогретым воздухом сквозь приоткрывшиеся вентиляционные заслонки. Как будто вздохнул со сна. Моргнул пару раз подсветкой, и наконец пошевелился. Голова, увенчанная шлемом с заострёнными антеннами, склонилась чуть вперёд и вбок, а мимические механизмы придали фейсплейту озадаченное выражение. Линда знала назубок, какие детали и приводы отвечают за эти движения, монтировала их своими руками… но все равно, увидев их в действии, потеряла дар речи. Настолько невероятно, почти неприлично человеческими выходили жесты ожившего стального гиганта.

Первого, увиденного ею в жизни.

А под сводом здания раздался голос. Пока ещё надтреснутый, с явственными призвуками цифровых помех: очевидно, вокалайзер успел откалиброваться не полностью. Но уже слышно было, какой приятный у него тембр — живой, звучный тенор. А губы во время речи двигались совсем по-человечески…

— Где я?

Линда подавила внезапный нервный смешок. С этого вопроса всегда начиналась сцена с выходом из обморока или комы в каких-нибудь фильмах. В плохих, штампованных фильмах.

— Ты — на полигоне активации, — заговорил Перси с широкой, торжественной улыбкой, делая два шага вперёд по мостику. — Ты только что впервые осознал себя. Тебя зовут Мерлин.

— Мерлин… — повторил Мерлин. И снова задумчиво помигал, склонив голову уже в другую сторону. Эти световые сигналы обычно сопровождали у мехов напряженный мыслительный или эмоциональный процесс. А подумать «новорожденному» сейчас определенно было о чем.

— Я знаю, — вдруг просиял он, взглянув прямо на Перси. — Я помню. Кречет… это птица. Я как птица! Я умею летать!

— Умеешь и обязательно будешь. Только не прямо сейчас. Сейчас ещё не время, — ласково, но твердо заявил Перси, подходя к краю мостика. Линда наблюдала за этим со стороны и чувствовала себя попавшей в сказку, где люди запросто разговаривают с животными и деревьями. У нее уже даже не осталось сил удивляться. Да и страх вдруг моментально ушел куда-то. Просто испарился. Забылось, что где-то там сбоку за каждым их движением и словом внимательно наблюдает десяток пар глаз, что прямо сейчас принимается решение — считать ли творение Экхарта адекватным и подходящим для службы. Сейчас существовали только они втроём. Линда, Перси и их Мерлин.

— Хорошо, — легко согласился джетформер, и очередным невообразимо человечным жестом пожал плечами. А потом сделал шаг вперёд. Сервоприводы зажужжали стройным хором. Мерлин немного покачнулся с непривычки, но восстановил равновесие и шагнул ещё раз. Теперь он возвышался над мостиком, и тёплый ветерок из воздуховодов обдувал Линде лицо, шевелил волосы во время каждого вент-цикла, похожего на выдох.

— И тебя я знаю, — сосредоточенно проговорил мех, чуть наклоняясь к конструктору. — Ты — тот, кто меня сделал. Сконструировал. Тебя зовут Перси.

Джетформер вытянул вперёд палец, указывая на Экхарта. И на последних словах легонько ткнул его этим пальцем в плечо. Точнее, самому меху наверняка казалось, что легонько — а Перси от этого толчка не удержался на ногах, и с коротким вскриком повалился назад, на рифлёный металлический настил. К счастью, успел вовремя выставить руки.

— Эй! — Линда сама не заметила, как оказалась между Перси и Мерлином, уперев руки в бока и насупившись. В этот момент ее нисколько не пугала перспектива агрессии со стороны многотонного меха. Она попросту забыла о том, что такое возможно. И уж тем более не стремилась что-то доказать давно позабытой комиссии за стеклом.

— Нельзя ли повежливее? Имей уважение к своему создателю!

На фейсплейте Мерлина явственно читалось огорченное выражение.

— Не рассчитал… — он с искренним расстройством взглянул на собственную руку. А потом сфокусировал оптику на лице стоящей перед ним девушки.

— А ты — Линда, — заключил он удовлетворенно. И вдруг улыбнулся так радостно и тепло, что у Линды ёкнуло сердце.

— Это я, — кивнула она, впрочем, сохраняя нарочито-суровое выражение лица. Ещё не хватало прослезиться от счастья прямо тут, посреди отсека активации.

Мысль о том, где она находится, немного вернула Линду к реальности. По крайней мере она вспомнила, зачем они с Перси здесь. И что ждёт их теперь, после того, как созданное ими живое существо из металла и пластика впервые назвало их по именам.

— Когда обидел кого-то нечаянно, надо говорить «извини», — сообщила она уже куда более мягким тоном, по-прежнему глядя на Мерлина снизу вверх. Джетформер моргнул, и снова склонил голову к плечу.

— Извини, — повторил он с видимым удовольствием и интересом. Ему явно нравилось узнавать новое о мире, в котором он оказался. И в целом что-то подсказывало, что он — то ли в силу юного возраста, то ли просто по характеру — жизнерадостен и чрезвычайно любопытен.

— Ничего страшного, все в порядке, — махнул рукой Перси, как раз успевший подняться с пола и вернуться к Линде, отряхивая полы халата. — У него ещё не очень хорошо работает координация движений, это дело наживное… Мерлин, что говорят данные системы? Все в норме?

Мех сделал короткую паузу, сверяясь с показаниями своих внутренних датчиков. И к удивлению Линды, без запинки выдал длинный список технических терминов, отрапортовав о состоянии каждого контура и модуля, об уровне топлива и хладагента, и прочих важных показателях. Должно быть, для мехов это так же естественно, как для человека — ощущать бодрость или сонливость, или, к примеру, чувство сытости. Этому не надо учить.

— Прекрасно, просто прекрасно… — Перси взбудораженно потирал руки. Линда была с ним согласна: все цифры в пределах нормы для данного этапа, ситуация полностью штатная. Обо всем этом она подумала отстранённо, как во время лабораторной работы в колледже. И поймала себя на мысли: ей до сих пор не верится, что это происходит с ней. В реальности. Что цель, к которой она шла долгие годы, сейчас стоит напротив и приветливо улыбается ей.

— Да, — кивнула она, испытывая потребность хоть чем-то ответить на это дружелюбное внимание. — Через несколько часов гироскопы и приводы полностью включатся в работу, ты сможешь выйти отсюда, и…

— А летать? — перебил Мерлин, и подсветка его оптики усилилась от воодушевления: в прямом смысле «загорелись глаза». — Когда я смогу летать?

Линда замялась. «Когда разрешат дяди из министерства» ей самой казалось не очень утешительным ответом. И она не знала, как отреагирует молодая психика меха на первый в жизни запрет.

На помощь пришел Перси.

— Видишь ли, до того как это случится, я должен буду познакомить тебя ещё кое с кем. Это люди, которые вместе с нами наблюдали за твоей постройкой и активацией. Ты их не знаешь, но им очень интересно пообщаться с тобой. Они видели в своей жизни много мехов, но никогда — похожих на тебя. Некоторые из них управляют тем, что происходит в небе. И им нужно убедиться, что для тебя там будет безопасно.

Линда неслышно выдохнула: похоже, объяснение удовлетворило джетформера. Он только покрутил головой по сторонам, заинтересованно озираясь:

— А где эти люди? Когда они придут?

— Когда ты выйдешь на режим, — Перси мельком оглянулся на зеркальное стекло. Он знал по опыту и рассказал Линде, что первые часы после активации посвящены окончательному приходу в норму всех процессов — а вот уже после этого начинаются сканирования и тесты. От функциональных до психологических. Обычно этот этап длится несколько дней, с перерывами на отдых и простое общение с создателем, прежде чем меха окончательно признают годным к постановке на вооружение, проект объявляют завершенным, а конструктору торжественно вручают какой-нибудь значок за какие-нибудь заслуги. А дальше продолжение образовательной и воспитательной работы, поиск совместимого пилота, и так далее, и тому подобное. Однако в их случае имелся серьезный нюанс. Мерлин был трансформером, а таких на сегодняшний день было слишком мало, чтобы по ним успели выработать стандартизированные протоколы. Одно было ясно: в альтформе ему придется пройти новую серию тестов. И вряд ли министерские копуши допустят его до них раньше, чем через полторы-две недели.

А пока за ними продолжали наблюдать из-за стекла. И судя по тому, что в первые минуты после активации ничего не произошло, показатели удовлетворяли и комиссию тоже. Перси говорил, что в девяноста пяти процентах случаев конструктивного аутлайера видно сразу. И даже предпосылки к тому. А это значило что Мерлин — нормальный. Нормальный! Осознание этого только сейчас накатило волной пьянящего веселья. Они, Линда и Перси, были правы, а все остальные ошибались! Линда поняла, что улыбается, не слушая толком, о чем болтают мех и его конструктор. И очнулась только тогда, когда Мерлин поднял руку ладонью вверх на уровень мостика, и пальцы звякнули об ограждение. А Экхарт двинулся навстречу, и от того, как решительно поставил он ногу на нижнюю перекладину перил, сомнений в его намерениях не оставалось.

— Перси! Ты куда? Ты же сам говорил, что координация движений… — она прикусила язык, запоздало подумав, что может оскорбить Мерлина таким недоверием к нему. Но и за Перси было страшно. В самом деле, новорожденный мех ещё не слишком умело владел своими сервоприводами… а ну как уронит?

Перси обернулся с обезоруживающей, счастливой улыбкой.

— Я ждал этого двадцать лет, — просто объяснил он. И, легко перемахнув через перила, спрыгнул на гигантскую металлическую ладонь.

Вот ведь псих ненормальный.

— Все будет путем, — ничуть не обидевшись, отозвался со своей высоты Мерлин. И вдруг легко и задорно подмигнул, притушив на мгновение правый оптосенсор. Линде оставалось только диву даваться, откуда все это взялось. И наблюдать, как Перси, пригнувшись и держась за большой палец джетформера, взмывает вверх к его лицу. А тот разглядывает конструктора со смесью интереса, уважения, симпатии и едва ли не умиления на подвижном, выразительном фейсплейте. Осторожно подняв вторую руку, гладит пальцем по плечу и спине: можно предположить, что по ощущениям такие поглаживания — как бревном по хребту, но Перси счастливо улыбается и зовёт своё детище «хорошей птичкой». А потом Мерлин поднимает руку ещё выше и помогает Экхарту перебраться на плечо.

— Линда, давай к нам! — помахал рукой Перси, а Мерлин снова протянул ладонь. Но главный техник проекта лишь покачала головой, скрестив руки на груди, с деланной строгостью.

— Нет уж, спасибо, обойдусь. Мне ещё техобслуживанием заниматься, диагностировать, если что чинить этого красавца… Если расшибусь, кто за меня это делать будет?

* * *

— Мистер Экхарт, мисс Майлз, поздравляю вас. Вот официальное заключение экспертной комиссии, — какой-то генерал, фамилии которого Линда не запомнила, своей широкой ладонью по столешнице придвинул к ним бумагу с гербом и печатью, и улыбнулся. — Согласно нему, модель «Мерлин» признана успешно прошедшей базовую серию тестов, и допущена к испытаниям в альтернативной конфигурации. Проще говоря — теперь полетаем!

Линда и Перси переглянулись с затаенным торжеством во взгляде. Это были слова, которых они с трепетом ждали последние две недели. Каждый из этих дней был поделен на неравные части: часа три-четыре с Мерлином занимались специалисты, остальное время было отведено на социализацию в свободной форме, иными словами — на разговоры и возню конструктора с его созданием. Линда тоже принимала участие в процессе, иногда включаясь в беседу — особенно хорошо ей удавалось излагать меху правила и законы, по которым взаимодействуют между собой люди, и объяснять в этом ключе различные культурные явления. Но по большей части она просто слушала. С удовлетворением отмечала, как день ото дня личность джетформера обретала законченную форму, как росло его самосознание. Юный разум, поначалу простоватый и наивный, получал способность к критическому мышлению, учился составлять собственное мнение по разным вопросам, осваивал чувство юмора. И как бы Линда ни старалась быть сдержанной — порой всерьез опасаясь, что Перси банально избалует свою птичку, если не будет противовеса в виде строгого, но справедливого подхода, — глубоко внутри ее восхищение Мерлином не терялось на фоне привычки, а лишь росло и крепло день ото дня.

И теперь, глядя на заветный документ, она понимала, как чувствуют себя родители на выпускном своего ребенка, получив на руки его аттестат с отличием.

Летные испытания назначили на завтра, на два часа пополудни.

На аэродром полигона — специально для такого случая освобожденный от местных транспортных самолетов, — Перси явился, сидя на плече Мерлина. Линда, как обычно, предпочла не искушать судьбу, и приехала в служебном мобиле с водителем. Воссоединились они только на трибунах, наспех сооруженных перед взлетно-посадочной полосой.

Все остальные уже были в сборе. Генерал — тот же самый, который выдавал допуск на испытания — начал зачитывать в микрофон вступительную речь о том, какое колоссальное значение имеет сегодняшний день для науки, армии и Отечества, какой гениальный прорыв совершил конструктор Экхарт, какие возможности открываются в этом перспективном направлении разработок, и тому подобном. Перси не слушал его, это было очевидно. Его взгляд, задумчивый и немного тревожный, был устремлен на Мерлина.

«Волнуешься?» — сбросила Линда сигнал на его коммлинк. Управление новым для нее прибором еще давалось ей сложно, но молчать казалось неправильным, а разговаривать одновременно с генералом — неприличным.

«Немного, — пришел ответ вместе с благодарным взглядом. — Совсем немного. Мы ведь все продумали, что может случиться? Скорее… я в нетерпении. Мечта должна исполниться окончательно. Мы должны покорить небо».

«Так и будет», — помедлив, пообещала Линда. И слегка коснулась его руки.

Вовремя: как раз к этому моменту генерал закончил вступительное слово. Над аэродромом повисла чуткая тишина. Даже Мерлин молчал как-то торжественно. Только громкое гудение вентсистем и пульсация подсветки иногда выдавали его волнение.

— Мистер Экхарт, командуйте, — предложил генерал. Перси поднес к губам мегафон, которым снабдили его при входе на трибуны. Но вместо команды или приказа только произнес негромко:

— Ну, дружок… давай.

И произошло то, что все видели не раз на голограммах и моделях, но никогда — в реальности. В мгновение ока фигура Мерлина сложилась, перегнулась пополам с громким жужжанием приводов и щелканьем деталей, вытянулась, перегруппировывая и разворачивая модули. Вышли из пазов шасси, крылья расправились по бокам. Одна целая пятьдесят шесть сотых секунды — в точном соответствии с расчетами, именно столько времени прошло, прежде чем вместо двуногого гиганта перед зрителями оказался боевой самолет. Яркий, блестящий истребитель, грациозный и хищный одновременно, притягивающий взгляды и покоряющий сердца каждой линией своих изящных обводов.

Над трибунами прокатился всеобщий глухой вздох.

— Мерлин, как ты себя чувствуешь? — первым нарушил тишину Перси. Голос, усиленный рупором, заметно подрагивал.

Ответом было долгое молчание. Мерлин не подавал признаков активности, будто был обыкновенным самолетом, просто машиной без собственного разума и личности. Линда внезапно ощутила холод в подреберье: еще невнятный, необъяснимый страх, предчувствие катастрофы.

Наконец истребитель ожил. Двинулись, пробуя себя, закрылки, загудели турбины. Подвижные сопла сжались и расширились — как будто у хищника, принюхивающегося к жертве, дернулись ноздри. Очень медленно самолет прокатился вперед на несколько метров, развернулся по дуге, оказываясь нацеленным прямо на трибуны своим острым клювом.

— Где я? — спросил Мерлин.

Голос был сухим и напряженным.

— Слушай, приятель, не шути так, — после паузы с усилием выдавил Перси, сопроводив фразу нервным смешком. — Ты на аэродроме, мы собрались здесь, чтобы посмотреть, как ты будешь летать. Ты же сам этого так ждал, ну, Мерлин!..

Джетформер молчал. Только осматривал их — уже не живыми светящимися оптосенсорами, а камерами, скрытыми в углублениях обшивки. Оттого казалось, будто смотришь в никуда, в незрячее, недвижимое лицо.

— Мерлин… — повторил он наконец после паузы. — Это я. Меня так зовут. А ты Перси. Ты — Линда.

Линда чувствовала себя как в дурном сне, где повторяются события прошедших дней — но в странном ключе, в искаженном, кривом варианте. И отчаянно хотелось проснуться. Но только безжалостный разум выносил свой приговор: все это наяву. Это знакомство — как после активации, только заново, с какой-то уже совершенно другой личностью, непохожей на их жизнерадостного и ласкового Мерлина.

Неужели он все забыл? Неужели трансформация стерла его память и характер?

Как это могло случиться?

На трибунах зашумели. Генерал, опомнившийся следом за Перси, призвал всех к порядку. Но поздно: кто-то уже требовал немедленно задействовать бригаду иммобилизации, а кто-то, подхватившись со своих мест, вжав голову в плечи и стараясь не переходить на бег, спешил к выходам. Перси и Линда наперебой в один мегафон задавали Мерлину вопросы, напоминали события прошедших дней, цитировали его любимые шутки — пытались достучаться хоть до каких-то воспоминаний. Но бесполезно. Ничего. Ничего кроме того, что было заложено в базовой прошивке при активации — основные сведения о нем самом, о создателях, о роли и функциях джетформера.

Перед ними был чистый лист. И совсем другой характер. Было видно, что Мерлин отвечает через силу, подавляя раздражение и растерянность. А еще — что люди теперь интересуют его лишь постольку поскольку, в силу их функций.

— Довольно, — постановил наконец генерал, и в его раскатистом командном голосе больше не было и толики того благодушия, с которым он начинал сегодняшнее мероприятие. — На правах командующего данного полигона я прерываю испытание. Модель «Мерлин», приказываю немедленно вернуться в базовую конфигурацию.

Снова пауза.

— Не хочу, — отозвался джетформер, и в его голосе теперь явственно слышался вызов. — Я должен летать. Запрашиваю разрешение на взлет.

— Запрос отклонен! — грохнул генерал. И занес ладонь над кнопкой, что располагалась перед ним на трибуне. Линда и Перси знали, что это за кнопка. Сигнал для немедленного вмешательства иммобилизационной команды. «Нейтрализация агрессии». Так положено, если что-то идет не по плану, но…

— Нет! — рявкнул Перси, и оцепеневшие люди на трибунах вздрогнули, когда по ушам ударил многократно усиленный рупором крик. Вздрогнул и генерал, непривычный к такому обращению. Рука замерла над кнопкой.

— Мистер Экхарт!

— Не надо! — Перси немного справился с собой, и повторил уже просительно: — Пожалуйста, не надо этого делать. Мы справимся сами. Мерлин, ведь правда?..

— Мистер Экхарт, не препятствуйте исполнению протокола!

— Мерлин, пожалуйста, — уже не слушая генерала, Перси рванулся вперед, перегнулся через ограждение. — Ты будешь летать. Обязательно будешь. Только немного попозже, не в этот раз. Я все улажу, со всем разберусь. Ты хороший, ни в чем не виноват, это я где-то ошибся — но я все исправлю, чтобы ты мог летать свободно. Но сначала мне нужно, чтобы ты вернулся в рутмод. Прошу тебя. Это очень важно.

Линда покачнулась, прислонившись к перилам. У нее кружилась голова, в ушах колотился пульс. Она знала, что Экхарт лжет. Ничего уже не исправить. Аутлайера нельзя переделать после активации. Этот чертов сбой, эта фатальная ошибка, которая просочилась сквозь все тесты в рутмоде, эта катастрофа… она необратима. И в лучшем случае Мерлина сейчас обездвижат, запрут, возможно погрузят в стазис… а в худшем уничтожат на месте. Но из стазиса у него тоже есть только один выход — как у агрессивного, неуправляемого, не подчиняющегося приказам меха. Господи боже… как же хочется проснуться…

Но, сжавшись в ожидании неизбежного, Линда вдруг осознала, что происходит нечто иное. Выдержав паузу и раздраженно рыкнув турбинами, джет запустил трансформацию. Спустя секунду и пятьдесят шесть сотых на полосе аэродрома перед ними стоял Мерлин в рутмоде. С живым и очень озадаченным лицом.

— Перси, Линда… что сейчас происходило? Я вроде бы трансформировался, но вот… снова… — он оглядел себя недоуменным взглядом, удивляясь собственным рукам и ногам.

Трибуны снова вздохнули, на сей раз куда громче и дружнее. Генерал хмыкнул и убрал руку с кнопки.

Перси бессильно закрыл глаза.

Потом было заседание комиссии.

За круглым столом Линде почему-то не досталось места. Но ей было все равно. Упав в одно из кресел, что рядами стояли вдоль стен, она зажмурилась и прижалась лбом к запястью. Как сквозь вату до нее долетали обрывки разговора.

— Диссоциативное расстройство идентичности — крайне редкий диагноз даже среди людей, — вещала дама-психиатр. После испытания она провела какое-то время в отсеке, где заперли Мерлина и куда не пускали сейчас даже конструктора с техником. Вероятно, это был звездный час в ее карьере. — Случаев среди представителей искусственного интеллекта до настоящей поры выявлено не было. Тем не менее, у меня есть все основания утверждать…

— Ребята, это просто не смешно! — заявлял, не церемонясь, какой-то усатый в погонах, судя по всему — боевой офицер высокого ранга. — Как я посажу своих бойцов в эту сумасшедшую железяку? Да первый же сеанс нейросвязи им мозги наизнанку вывернет! А мех без пилота…

— Не говоря уже о том, что решение тактических задач в условиях такой частичной амнезии становится невозможным, — замечал более мягко уже другой, явно штабной. — Вы предлагаете проводить боевой инструктаж дважды, сперва до трансформации, потом после? Простите, но в подобных условиях сама идея использования джетформера теряет всякий смысл…

— Нет никакого сомнения в том, что множественная личность модели «Мерлин» спровоцирована наличием механизма трансформации, — это уже голос со стороны экспертов-конструкторов, негромкий и деланно-доброжелательный. — Этого следовало ожидать, предполагая для одного меха две попеременно существующие конфигурации. В некотором смысле, мистер Экхарт, вас можно поздравить: вам удалось сконструировать не одного, а двоих мехов разом. Этакого рода, хе-хе, близнецы…

— Господа, я признаю все прозвучавшие выше замечания, — когда заговорил Перси, его голос был неожиданно ровным. Линда отняла руку от лица, чтобы взглянуть на своего напарника. Друга. Учителя. Неужели он спокоен? Неужели сдался так легко, без колебаний признал тот факт, что его любимому — казалось бы — детищу уготована верная смерть?..

— Более того, перед началом заседания у меня было время сделать некоторые выкладки. И сейчас я хотел бы ими поделиться. Я действительно допустил одну очень серьезную ошибку, проектируя механизм трансформации. Но теперь мне ясно, в чем дело. В будущих моделях этого легко можно будет избежать, и сейчас я покажу, как именно…

Перси держал речь почти час, выслушивая оппонентов, отвечая на вопросы. Он говорил правильные, логичные вещи: краем сознания Линда понимала, что подобный подход действительно может решить проблему. Понимала, что в интересах отдела сейчас сделать упор на то, что разработки не должны прекращаться. Но почему же ни слова о Мерлине? Почему Перси не вступится за него, не докажет, что джетформер на самом деле не агрессивен, не опасен? Ведь все они это видели! Видели, как Мерлин — даже тот, другой Мерлин, который в альтформе не помнил своих симпатий и не знал человеческих законов — послушался, подчинился, когда его попросили по-хорошему, без нападок. Ведь значит, его тоже можно научить жить в обществе. Можно объяснить все то, что объяснили Мерлину-1, и что-то сделать, применить его куда-нибудь, даже без пилота…

— Что ж, мистер Экхарт, — взял слово председательствующий генерал. Он больше не был ни раздражён, ни чересчур добродушен. Было ясно, что, выслушав все стороны, он принял решение, и решение это взвешенное. Перси встал. Линда насторожила уши.

— Нельзя не признать объективную важность разработки такого оружия, как мех-истребитель. Идея уже вышла в мир. Если его не сделаем мы — сделает кто-то другой. И поверьте, если это окажутся, например, китайцы с их одним большим оборонным заводом по всей стране… никому из нас это не понравится. Учитывая все это, прилагая к материалам испытаний ваши сегодняшние комментарии, мы будем ходатайствовать о продолжении финансирования ваших разработок. Разумеется, при условии того, что созданный вами нынешний нестабильный прототип будет дезактивирован в срок, обозначенный стандартным протоколом.

Народ за столом одобрительно зашушукался. Перси помолчал немного.

— Я согласен, — ответил он.

Линда не помнила, как ноги вынесли ее из зала заседаний. Сжав кулаки, не видя перед собой белого света, она бежала, не обращая внимания на оклики. Злые горячие слезы оставляли дорожки на скулах, брызгали из глаз, стоило зажмуриться. Пробежав единым духом через половину территории полигона, она вдруг осознала, что явилась привычным маршрутом к воротам ангара, где поселился Мерлин. Но теперь раздвижные тяжёлые створки были плотно запечатаны, возле них дежурила тяжёлая техника и целый отряд вооруженных бойцов. Сбивчивые уговоры, угрозы, ругательства не помогли: «Мисс Майлз, у вас нет полномочий для проникновения на территорию вверенного нам объекта», — было единственным ответом. Зарычав в голос, Линда снова сорвалась с места. На сей раз путь привел ее к бетонным укреплениям, которые когда-то использовались для тренировки тяжёлых моделей, а теперь выработали свой ресурс, были полуразрушены, окружены молодой порослью деревьев и заброшены. Здесь они с Перси и Мерлином любили сидеть в последние дни: бетонные глыбы для меха были как скамеечки, да и людям находилось где разместиться. Здесь совсем недавно они вели разговоры о мире и природе, о чуде создания искусственной жизни, о том, есть ли на свете бессмертная душа, и может ли душа меха считаться таковой.

Совсем недавно…

Здесь Перси нашел ее сидящей на краю серой скалы. Нашел, несмотря на выключенный комм, и подошёл со спины, и окликнул по имени.

— Предатель! — она вскочила на ноги, вскинулась с яростью загнанной в угол крысы. — Дрянь!

— Линда, подожди. Послушай… — он шагнул навстречу, но она оттолкнула его обеими руками, сама при этом пошатнувшись и чуть не свалившись с высоты.

— Не хочу ничего слушать! Ты предал его! Отказался от него! Не рассказывай мне, я все видела!

— Линда…

— Теперь он сидит там и просто ждёт, пока его убьют! Сидит один! И ничего не понимает, не знает что делать! Лучше бы уж тогда, на аэродроме, сразу…

— Линда, послушай меня! — Перси двумя быстрыми шагами преодолел разделявшее их расстояние. А когда Линда подняла руки для нового тычка, схватил ее в охапку, сжал крепко, прижимая к себе. Это тепло было таким знакомым, таким успокаивающим… тем горше было осознавать, что все кончено. Все, что объясняло присутствие этого человека в ее жизни — все это было разрушено, сломано… никогда на самом деле не существовало.

— Пусти меня! — она затрепыхалась, попыталась дотянуться зубами до его плеча. — Ты подлая грязная сволочь, ты обманул его! Глюк не лечится, ты ничего не исправишь, и ты знаешь это! Уйди вон!

Своим тяжелым ботинком она что было силы пнула его по голени. Перси охнул, но не разжал объятий.

— Я… — выговорил он сквозь стон, — я обманул. Но не его. Их. Он будет жить, Линда! Он будет летать! Просто послушай меня…

И она замерла в его хватке. Подняла глаза — все ещё заплаканные, неверящие.

— Как? — только и смогла она выдавить, с трудом переводя дыхание. Перси выдержал короткую паузу и начал:

— То, что мы оба знаем о мехах, Линда… об их жизни, функциях и законах, по которым они существуют — ещё не всё. Один мой знакомый… можно было бы сказать — друг, если бы он дружил напрямую хоть с кем-то… Он собрал все свои средства и создал фонд. «Фонд свободной воли» — так это назвали. Он даёт право на жизнь тем мехам, которым нет места в системе. Которые не хотят или не могут воевать. Как, например, аутлайеры. У них есть своя территория, там обитают те, кого нельзя выпускать во внешний мир — остальным переправляют серийные номера, выдают за собственное производство и трудоустраивают там, где они нужны. Это не только армия. Любые тяжёлые условия: стройка, разведка территорий, опасные производства… Фонд получает деньги с этого, а ещё, конечно, с пожертвований добровольцев. Я сам вносил туда кое-что, с тех пор как узнал о них. Работал там. У меня хорошие отношения с тамошним руководством. Мерлина примут там, не могут не принять. У нас есть связи на станциях дезактивации. Мы подстроим все так, чтобы по документам он проходил уничтоженным… а на самом деле отправился в Фонд. Понимаешь?

Он слегка встряхнул ее, осторожно и бережно, и улыбнулся, заглядывая ей в глаза. В широко распахнутые глаза с бездной горечи и проблеском надежды.

— Но ты даже не попытался поговорить… с этими, — она слабо кивнула в сторону, где виднелось вдали здание полигонного штаба. — Ты просто согласился на дезактивацию, и…

— Это бесполезно, Линда, — Перси качнул головой, посерьёзнев. — Их не уговорить. Они сделали бы это, с моим согласием или без. Мех без пилота для них — бесполезный материал, негодный для применения в войсках. А других применений они не признают.

— Тогда почему ты не сказал мне сразу?

— По той же причине. Фонд работает в большом секрете. Формально законом не запрещено выкупать мехов для собственного использования. Но военные уже не раз и не два давали понять: если пройдёт слух, что каждый мех наделён свободой воли, свободой выбора — воевать или нет… тогда рухнет все. Вся оборона мировых государств, которая сейчас держится на том, под чьим флагом больше механических солдат. И они найдут повод сравнять Фонд с землёй. Я не мог рисковать таким количеством чужих жизней. Ведь казалось, что все обойдется, что впутывать их не потребуется. А ты… ты могла бы где-то проговориться, просто случайно…

— Я что, похожа на бестолковую болтушку? — тут же вновь взъерепенилась Линда. Но уже совсем по-другому, без настоящего гнева. Глубоко внутри ее души затеплилась радость — пока ещё недоверчивая и робкая, но растущая с каждым мгновением.

— Ну что ты. Конечно нет. Ты умница, ты мой самый лучший, верный друг. Прости меня, дурака, — Перси отпустил одну руку, осторожно погладил Линду по волосам. Она не стала вырываться. Только прерывисто вздохнула, нахмурилась, помолчала с минуту.

— А что если ничего не получится? — проговорила она наконец, глухо и неразборчиво. — Если не сработают эти твои… связи? Мы можем не успеть его спасти.

— Мы успеем, Линда. Мы все сможем. Я сейчас же позвоню в Фонд, там все решат. Поверь мне, — Перси снова провел ладонью по ее затылку, осторожно поддержал под подбородок, призывая поднять лицо. И посмотрел ей в глаза тем своим особенным искристым взглядом, от которого всегда становилось тепло и спокойно на душе. — Ты верила мне столько раз. Я не знаю, чем отблагодарить тебя за это. Так будь добра, вгони меня в долги окончательно — поверь мне и сейчас.

Линда вздохнула снова, шмыгнула носом и опустила взгляд. Высвободилась из рук Экхарта, но осталась стоять рядом, спрятав лицо у него на плече.

— Перси… А я смогу навещать его там?

— Конечно сможешь. Мы оба и сможем, и будем. Мы увидим, как он взлетит.

— Ох, Перси…

И, вжавшись в его плечо, вцепившись в рукава его куртки, Линда наконец разревелась совсем по-девчачьи, хлюпая носом, не сдерживаясь — устало и облегченно.

* * *

Линда Майлз смотрит в небо, приложив ладонь козырьком ко лбу. Там, под сводом высоких перистых облаков, почти незаметные отсюда, скользят три точки. Это три истребителя, образовавшие здесь, в Фонде, дружную стаю. Ведущий — Мерлин, правый ведомый — Финч, второе детище Перси, и левый — приемный сын полка, Икар, джетформер другого конструктора, вдохновившегося опытом Экхарта. Все они аутлайеры. Здесь с ними работают психотерапевты, нейротехники и обычные инженеры. А еще их здесь просто любят, безоглядно и безусловно, десятки людей, положивших жизнь на помощь таким как они. Для Мерлина, глубоко расстроенного тем, что в рутмоде он забывает, как рассекал небо, придумали простую вещь: подробные записи всего происходящего в альтмоде с последующим выводом на консоль для симуляции. Другие мехи Фонда, особенно летуны, легко сошлись с ним в обеих конфигурациях, и помогают ему осознавать собственную цельность. А Перси в последнее время стал говорить о своей новой идее: дополнительном связующем модуле, который хотя бы частично поможет преодолеть разрыв между личностями.

Линде Майлз двадцать восемь лет. Она работает над третьим проектом отдела Экхарта: джетформером по имени Робин. Она не знает, насколько удачной будет новая попытка, удастся ли ее новой птичке покорить все небо мира. Ей немного печально от этого. Но теперь она знает, что никогда не будет одна. Она не бросит своих мехов, какими бы странными они ни вышли, сколько бы ни доставляли проблем. Перси тоже не бросит. И Фонд будет на их стороне. А значит, жизнь — что бы ни подразумевалось под этим словом — еще только начинается.