Новая история (джен)

— Беатрис, вставай, а то опоздаешь, — послышался голос Элис откуда-то сверху.

— Ещё пять минут, — простонала я, натянув одеяло на голову.

— Ну, как знаешь.

Из-за всех волнений заснуть удалось только под утро и теперь, конечно, жутко хотелось спать. Остаток ночи пролетел незаметно; я не видела никаких снов. Сонным сознанием отметила, что за окном по-прежнему лил дождь, а ветер проносился мимо бешеными порывами, и убаюканная этим шумом я провалилась в короткий сон.

Не прошло и пяти минут, как мой отдых прервал противный звон будильника. Должно быть, Элис завела его специально для меня. Накрывшись подушкой, я старательно игнорировала противный писк. Когда же наконец встала и посмотрела на часы, меня немедленно охватила паника. Без шести минут восемь!

Далее мои сборы были быстрыми и хаотичными: схватила первое попавшееся под руку платье, сунула босые ноги в башмачки и на бегу попыталась собрать волосы в пучок, попутно расчёсывая их рукой, полностью осознавая насколько эти действия бесполезны, но сохраняя веру в удачу.

Первые минуты казалось, что фортуна на моей стороне.

В просторном холле все воспитанники приюта выстроились в шеренги по возрастам. Следующие несколько минут вокруг творилась суматоха, мисс Мэри как строгая, но усталая мамочка пыталась призвать всех к порядку. На мои глаза упала тонкая чёрная прядка, я едва удержалась от того, чтобы не застонать в голос. В приюте Мюллера девушкам полагалось носить всего две прически: высокий узел или коса. По праздникам две. И обязательное условие — волосы зачёсаны гладко, никаких завитков. У меня же на голове царил полный кавардак. В попытке избежать новой ненужной ссоры с директрисой, я снова стала закручивать волосы и в последний момент успела перехватить их широкой резинкой. В конце концов, может, она не обратит на меня внимания.

Шум вокруг резко стих: по проходу быстро шагала директриса. Мисс Стилс держалась почти вплотную за ней.

Каждый раз, видя двух этих женщин вместе, я не переставала отмечать, как удивительно они похожи. Обе высокие и худые, с блеклыми глазами и очень светлыми гладкими волосами, а ещё с неумолимой строгостью на лице. Мисс Стилс была почти точной копией директрисы Хаббард, только лет на десять моложе. Бедняжка мисс Мэри на их фоне выглядела очень заурядно. Печать волнений на её бледном лице ясно давала понять, что она здесь только помощница.

В груди у меня поселилось нехорошее предчувствие. Как можно незаметней я оглядела других воспитанников, а затем чуть опустила голову. В спешке я не глядела, что хватала, а потому платье моё было заметно измявшимся.

«Господи, пожалуйста, пусть она не заметит и пройдет мимо, а потом, честное слово, я приведу себя в подобающий вид».

Шаги Хаббард раздавались все громче, громче, громче. Шею защекотали выпавшие из резинки волосы.

«Пожалуйста, Сатана».

— Стоун! — так громко воскликнула миссис Хаббард, что часть детей подпрыгнула. Плечи мои чуть расслабились.

— Невежа, выйди вперёд, когда я с тобой говорю.

От Кэтти Стоун отделяли всего три девочки, стоявшие по правую мою руку.

— Что это за отвратительное пятно у тебя на гольфе?

Далее я не слушала, так как поняла всю неизбежность наказания: ведь гольфов вообще не надела и теперь выделялась в своем ряду, как белая ворона. Я старалась ровнее дышать и приказывала себе не бояться, но ладони продолжали покрываться липким потом. Я могла только сжимать и разжимать кулаки, удерживаясь от того, чтобы совсем не завести руки за спину.

По мере того, как шаги по проходу приближались, меня всё больше сковывал страх. Если бы было куда бежать, я, не задумываясь, сделала бы это. Но по бокам были стройные ряды воспитанников, позади крепкая стена, а впереди только миссис Хаббард с её хлёсткой тростью.

Когда она поглядела на меня, то на пару секунд лишилась дара речи: настолько неряшлив был мой внешний вид.

— Свенсон! — гаркнула она, и я отметила в её голосе некоторую долю удовольствия. Молча, я сделала широкий шаг вперед. — Что с твоими волосами? Ты не знаешь, что такое расчёска? И куда подевались твои гольфы? Ты спала прямо в этом платье? Изволь отвечать, когда тебе задают вопросы.

Не давала и слова вставить Хаббард, а во мне уже кипел ответный гнев. Ну, мятое платье. Ну, забыла я гольфы. Будто это мировая катастрофа! Да я вообще выглядела подобным образом впервые за все почти пять лет, между прочим!

Энергия, или точнее магия, вновь начала закручиваться вокруг пульсирующего в унисон с сердцем шара.

— Или ты думаешь, что поступление в частную школу избавляет тебя от соблюдения правил?

Упоминание о Хогвартсе несколько отрезвило меня. Не хотелось заочно вылететь из школы из-за какой-то Хаббард.

— Я прошу прощения, мэм, — голос мой явно выдавал, что раскаяние равно нулю. — Я проспала и не успела собраться.

— Вы только посмотрите, она проспала! — воскликнула директриса, оглядывая остальных учеников, желая разделить с ними своё негодование.

Но поддержки от них она не получила. И не потому, что меня очень любили, просто все терпеть не могли Хаббард и её любимчиков. И эта молчаливая солидарность придала мне сил прямо взглянуть в блёклые голубые глаза.

— Меня абсолютно не интересует, что произошло. Ты — неряха, а значит, заслуживаешь наказания. Восемь ударов.

Очень не хотелось испытывать боль. Быть может, если бы во время порки я плакала или визжала, как Кэтти Стоун, миссис Хаббард била бы не с такой силой и с меньшей охотой. Но гордость и обида на мировую несправедливость никогда не давали мне этого сделать.

— Это просто гольфы, чёрт возьми, — слишком громко прошептала я.

— Чертыхаешься. Снова! Десять ударов.

Я знала, как это будет. Первые удары — мякоть ладоней, на которой сразу же проступят багряные полосы. Дальше — под основаниями пальцев. Последние — самые кончики, там кожа самая тонкая и чувствительная.

Я осталась неподвижна, а миссис Хаббард нависала сверху, как очень неприглядная каменная статуя и всё ждала, ждала, ждала.

— Беатрис Свенсон, протяни вперёд руки, — ледяным голосом приказала она. Вежливо. Холодно. Беспощадно.

Очень медленно я подняла руки и раскрыла ладони, но под взмахом трости захлебнулась от страха. Трость со свистом рассекла воздух.

— Свенсон, — гаркнула Хаббард, — ты хочешь надбавки к тому, что должна получить?

А я хотела только переломить это орудие пыток пополам. Хотелось поднять восстание учеников тысяча девятьсот одиннадцатого года. Хотелось выкрикнуть лозунг: «Долой порку и домашние уроки!» прямо в это ненавистное суровое лицо. Но мне нужно было просуществовать здесь ещё месяц. Только месяц. А потом я уеду. Уеду.

Я подняла вверх недрогнувшие руки, изо всей силы закусив нижнюю губу. Нипочем не зареву. Следующие секунды думала только о том, что не доставлю Хаббард удовольствия своими слезами, но первый удар вытеснил эти мысли.

Боль пронзила руку, словно взрыв. Жгущая волна стала подниматься выше, выше, но не успела достигнуть плеч, как обрушился новый удар. Точно на первую полосу. Основания пальцев. И дважды по самым кончикам. Глаза застилала белая пелена, я крепко зажмурилась.

Я не смогла бы сжать правую ладонь, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Полностью выпрямленная рука опустилась, заметно подрагивая. Теперь ещё пять ударов для левой ладони. Ненависть к окружающим поднималась во мне с небывалой силой.

Далее я смутно понимала, что происходило вокруг. Час, посвященный чтению молитв и глав Нового завета, длился бесконечно долго: я мечтала сунуть руки под холодные струи воды. К моему удовольствию, мисочки, стоящие на длинных столах в столовой, источали отнюдь не соблазнительный аромат. Я бы и так не могла поесть — было слишком сложно держать ложку в руках, но полуголодными остались и все остальные.

Боль в руках начала стихать только к обеду. Я с ужасом думала о том, как же стану совершать покупки в этот самый важный день моей жизни такими негнущимися руками. Чтобы собраться, пришлось просить помощи у Элис.

Желая оценить конечный результат, я открыла дверцу шкафа. Зеркало во весь рост — большая роскошь. Это Майк откуда-то приволок его для Элис и даже сам прикрепил.

Я осталась довольна и зелёным платьем, хоть немного скрывавшим худобу, и прической. Даже испытала симпатию к самой себе, и тёмно-карие глаза засветились блеском нетерпения, став почти чёрными. Пожалуй, это был первый раз в жизни, когда я не могла на себя наглядеться, а потому стала придавать лицу различные выражения. От улыбки до кокетства и надменности. Отвлёк меня смех Элис:

— Как всё-таки одежда меняет человека! Посмотри-ка, ты прямо этакая маленькая леди.

Сравнение пришлось по душе, и я присела в неумелом полунасмешливом книксене, исполнение которого подглядела в фильме. А может, вычитала в одной из книг. Не суть.

— Смотри только с Хаббард не столкнись, — напутствовала соседка, — а то её удар хватит.

— Мне за это только спасибо скажут, — усмехнулась я, взяв в руки маленький, но очень ценный рюкзачок, в котором хранились все мои сбережения.

Новый профессор должен был прийти к двум часам дня, и я решила дожидаться его, сидя на окне. Не мог же он появиться прямо посреди холла. Дождь минут пятнадцать назад как закончился, непривычно яркое солнце осветило улицу, влага стекала с крыш и деревьев. Моим вниманием полностью завладел озорной воробушек, ловко прыгающий с ветки на ветку, пытаясь ускользнуть от мелких холодных капель. Когда же он устремился вниз, я заметила, как железные ворота открылись, а на дорожку, что вела к нашему приюту, ступил человек.

В другой день он — а это, определенно, был мужчина — мало бы заинтересовал меня. Гости, приходившие к миссис Хаббард, не представляли особенного интереса, а их визиты мало улучшали наши жилищные условия. Но сегодня всё было иначе, и гость был особенным. Не объяснившись с Элис, я полетела в холл. Пока я бежала по коридору, звякнул дверной колокольчик. Гость вошёл в тот момент, когда я спустилась с последней ступеньки.

Не в моей привычке так пялиться на людей, но сейчас я просто не могла себя сдержать. То был среднего роста худощавый мужчина с чёрными волосами до плеч. А что за нос! Что за рот! А глаза! Мрачный тип. Такого не засыплешь вопросами, а их у меня целый миллион.

«Но ничего. Может позже», — решила я.

К сожалению, визит гостя заинтересовал не только меня. Мужчина только успел сказать, что зовут его профессор Снейп, развернулся ко мне, и я даже открыла рот для ответного приветствия, как с верхнего этажа послышались шаги и столь ненавистный голос:

— Добрый день, сэр, — очень вежливо обратилась миссис Хаббард, быстрым взглядом скользнув по сальным волосам мужчины. — Как я понимаю, вы пришли за мисс Свенсон?

— Да, — коротко и прохладно отозвался тот.

— В таком случае я бы хотела побеседовать с вами относительно этой девочки. Вчера у меня, к сожалению, не было такой возможности.

Внутри у меня всё похолодело. Пока профессор выражал короткое согласие на разговор, мы с директрисой сверлили друг друга неприязненными взглядами.

Не получив никаких указаний, я пошла следом за учителями. Кабинет директрисы не отличался особым изяществом, но все же обставлен был побогаче, чем наши комнаты. Хаббард заняла место за своим столом, Снейп устроился в кресле, словно сложившись пополам. Я же осталась стоять и, чтобы унять волнение, стала рассматривать вазу с изображенными на ней цветами. Какое-то время директриса расспрашивала о школе, её местоположении, об уставе, уроках, о выпускных экзаменах и распорядке дня. Я слушала с неослабевающим вниманием и всё больше удивлялась. По словам профессора выходило, что Хогвартс — это самая обычная магловская школа, где всё подчинено строгости, где всё направлено на смирение и воспитание добродетели и ума. Ни одним словом он не дал понять, что это школа волшебства.

На Хогвартс у меня были большие, не до конца оформившиеся надежды, ведь там меня ещё никто не знал, там я могла бы стать новым человеком. Это уже не говоря о том, что там бы учились такие же дети как я, и никто не назвал бы меня ненормальной. Я бы и сама перестала так думать время от времени. И вот этот человек сидел, и совершенно невозмутимо утверждал совсем обратное.

Благодаря книгам и довольно широкому словарному запасу я достаточно неплохо разбиралась в многообразии человеческих чувств, а потому посчитала, что меня настигло горькое разочарование. А Хаббард всё никак не замолкала.

— Безусловно, я рада, что воспитанница моего приюта, благодаря высоким навыкам нашего преподавательского состава, смогла поступить в частную школу и теперь, зная, как хорошо там всё устроено, я убеждена, что это пойдёт ей на пользу. Но я бы хотела поговорить с вами и о самой мисс Свенсон. Дело в том, что она обладает теми чертами характера, какие никак нельзя желать видеть в маленьких девочках. И в людях в целом. И раз уж она поступит в вашу школу, пусть все учителя строго следят за ней с неослабевающим вниманием, ибо главные черты её личности — это наклонности ко лжи, притворству и воровству. Наклонности, в которых она, к моему прискорбию, делает большие успехи.

Повисло молчание. И пусть то, что говорила миссис Хаббард, отчасти было правдиво, всё равно эти слова, сказанные при постороннем, чужом человеке, задели до глубины души. Ещё до моего поступления в школу, до начала моей новой жизни, она уже сеяла на пути семена недоверия и неприязни. Заранее лишая того проблеска надежды, что так внезапно осветил мою жизнь.

Многими годами позже я пойму, что Хаббард преследовала не совсем эти цели, а хотела помочь. Строгость и воспитание в соответствии с правилами и нормами были страстью её жизни, сравнимой с любовной страстью, которая заставляет влюблённого делать всё ради обожаемого человека. Склонность, призвание — так говорила она, желая придать своим поступкам благородства. Пожалуй, во всей истории человечества можно найти таких вот фанатиков правил, законов и общего блага. Их взгляды, правила, логика граничат с бездушностью и бесчеловечностью. Выдавая порку, ругательства и жестокие слова, она верила, что поступает так ради нашего же блага и, в большом масштабе, ради блага всего мира. Она не видела в нас людей, личностей. Мы были лишь признаком непорядка.

Итак, понимание стало доступным лишь с годами, а сейчас же я боялась, что профессор Снейп уже считает меня лживым, упрямым и злым ребёнком. Боялась, что эти слова он передаст учителям и что они мне не поверят. А дети, видя и копируя их отношение, не полюбят.

По поверхности багрового шара вновь пошла рябь, выливаясь тонкими потоками за его пределы. Но теперь же я не пыталась этого остановить. Мне было всё равно. Школа более не казалась мне приветливым местом, огонёк надежды погас и, если бы сейчас Снейп сказал, что мне отказано в поступлении, я бы ничуть не расстроилась.

Что могла я в тот момент ответить на эти обвинения? Ничего. Я была уверена: никто мне не поверит. В горле стремительно нарастал болезненный ком, а я даже не имела возможности по обыкновению сжать руки: за этой попыткой неминуемо приходила боль, пронизывавшая само сердце. Оставалось только бесстрашно распрямить спину. Глаза защипало от подступившей влаги, я сильно прищурилась, не желая выпускать предательские слёзы, которые бы рассказали о моём бессильном горе.

— Не нужно так смотреть на меня, Беатрис, я нарочно сказала всё это в твоем присутствии, чтобы ты не попыталась ввести мистера Снейпа в заблуждение. Чтобы ты имела возможность исправиться. Потому что и сейчас, и впредь я всегда стремилась быть тебе другом.

Это уж было хуже всего остального вместе взятого. Боль за удары по рукам была ещё очень свежа, обида за не до конца справедливые обвинения и намеренную клевету жгла сердце. Эта фраза о друге стала последней искоркой, окончательно разжегшей костёр неприязни, которую я к ней питала. Но какими средствами я тогда располагала? Начни я извиняться, и она лишний раз обвинила бы меня в притворстве. Поэтому я сделала то единственное, как мне казалось, что могла. Нить протянулась, заскользила по воздуху и достигла цветастой вазы, стоявшей около распахнутого окна.

С грохотом она упала на пол, разметав вокруг цветные осколки. Мне было абсолютно наплевать, что Снейп следит за этим нападением — хуже всё равно быть не могло. Директриса же вскрикнула и заметно испугалась, переводя взгляд с меня на разбившуюся вазу и обратно. И страх её словно придавал сил: я ощущала себя сильнее, и чувство это опьяняло, как хорошее вино. Охваченная волнением, я просто и тихо сказала:

— Никогда вы не были моим другом.

На самом деле, вся эта ситуация могла бы закончиться довольно скверно, но на моё плечо опустилась тяжёлая рука. Я не приветствовала чужих прикосновений и вовсе не потому, что такая недотрога. Чужая близость была мне непривычна, а потому всегда выбивала почву из-под ног.

— Хорошо, миссис Хаббард, я учту все ваши пожелания и передам другим профессорам. А сейчас нам нужно спешить, — бесстрастным голосом прокомментировал произошедшее профессор. — Я бы советовал вам закрыть окно, чтобы остальная часть вашей обстановки не пострадала: на улице сегодня действительно ветрено.

— Да-да, вы совершенно правы, — пробормотала миссис Хаббард, растерянно собирая осколки руками.

Как в тумане я брела за профессором, гадая, что же сейчас будет. Но, как мне показалось в тот момент, ничего не происходило достаточно долго. Мы вышли, пересекли дорогу и пару улиц прежде, чем он остановился и спросил:

— Как я понимаю, отсюда до Лондона очень далеко?

Из-за всех волнений и размышлений смысл сказанного дошёл до меня не сразу. А пока я думала, профессор выразительно изогнул одну бровь. Я сочла лучшим ответить:

— По железной дороге можно добраться до Ньюпорта, а там пересесть на состав Большой Западной главной линии и доехать до Паддингтона, в Лондоне.

Я действительно довольно неплохо знала график движения поездов и все железнодорожные линии: ведь совсем недавно собиралась бежать.

— Долго, — последовал короткий ответ. — Профессор МакГонагалл не объясняла вам, что такое аппарация?

— Нет, — жутко заинтересовалась я новым словом. — А что это значит?

— Мы исчезнем из этого места и появимся в другом.

— Это как телепортация?

— Почти, — едва заметно кивнул он, но было видно, что слово «телепортация» учителю не понравилось.

Профессор свернул на менее широкую улицу, а затем ещё и ещё. Все это время я послушно семенила за ним, хмуро размышляя о том, чем всё это закончится. Не сразу заметила, что профессор остановился, а потому чуть не врезалась в него. Мне была протянута рука и дан совет держаться крепко. Рука была шероховатой и тёплой.

В следующую секунду я испытала самые странные ощущения в моей короткой жизни. Не очень приятные и необычные одновременно. Будто протащили сквозь узкий шланг. Когда мы прибыли в место назначения, чуть не потеряла равновесие, но мне удалось-таки устоять на ногах и выпрямиться. Я стряхнула несуществующие пылинки с платья. Скользнув по мне внимательным взглядом, профессор лишь хмыкнул, и я расценила это, как одобрение.

Идти в такой толпе мне было неприятно и неудобно. По привычке я старалась никого не толкнуть и не задеть, к профессору слишком приближаться было страшновато, а потому продвигалась я медленно. Он чуть сбавил шаг. Я гадала, куда же мы шли. Я боялась, что за разбитую вазу он поведёт меня в Министерство, и уже там меня вычеркнут из списка учеников Хогвартса. Эмоции бурлили, и я должна была говорить.

— Куда мы идём, сэр? — напрямик спросила я, задрав голову.

— Вы разве не считаете нужным купить для школы всё необходимое?

— Так меня все-таки примут в Хогвартс? — от удивления мои глаза, наверное, заняли половину лица.

— Почему должно быть наоборот?

— Но я же…

— Да?

— Напала на директрису, — сконфуженно ответила я.

— Я разочарован вашими бесконтрольными эмоциями, но выброс стихийной магии… Или вы сделали это намеренно? — резко остановился он. А я никак не могла понять, что это за игра такая.

— Вы же сами видели, что так.

— Я видел только, что вы дрожали как осиновый лист, а затем ваза разбилась. Так вы осознавали, что делали?

Дрожала… Разбилась… А как же нити? Но взгляд его был таким цепким и внимательным, что меня мгновенно обуяли страх и сомнения. А может, это были вовсе чужие эмоции, которые лишь усилили мои собственные. В любом случае я поняла только одно: наблюдай он магические нити, этого разговора не было бы вовсе. А раз так, я снова отличилась. А раз так…

— Так что же?

«Надо молчать».

— Да, сэр. На самом деле я постоянно передвигаю предметы, и этот случай не исключение, — заложила я руки за спину.

— Профессор МакГонагалл говорила вам, что использовать магию за пределами волшебного мира запрещено?

— Да, сэр, — виновато ответила я, жалея, что вообще открыла рот.

— И вы пренебрегли этим правилом.

— Да, сэр.

— И исключение вас не пугало.

— Нет, сэр, — созналась я. — Я думала, что после слов миссис Хаббард мне будет отказано, ну, и… — не закончив, я просто махнула рукой. Профессор же только закатил глаза.

— Если бы мы слушали всех маглов, то в школе не осталось бы маглорожденных.

— Маглорожденных, сэр?

— Детей, которые родились не в волшебных семьях. Тем более, я привык самостоятельно составлять мнение о людях. Но что касается вас? Вы хорошая девочка, как вы думаете? — неожиданно спросил он, пока мы медленно шли вперёд.

Этот вопрос сильно озадачил, так как раньше взрослые не слишком интересовались моим мнением.

— Мне трудно вам ответить, сэр. Все считают, что плохая, но…

— Но?

— Но я с этим категорически не согласна! То, что меня пару раз поймали на лжи, так это было давно! И, наверное, не существует человека, который не соврал хотя бы раз. А самое большое, что я взяла в приюте, так это пара пряников. Ну, ещё кофта, но я просто первая успела.

Я искренне считала сказанное правдой: работала-то я в Кнайтоне, а не в приюте Мюллера. Проникновения в дома вообще не в счёт. «Это не враньё, просто неполный ответ»,— поспешно добавил голос в голове, и мне стало чуточку спокойней.

— В таком случае, почему вы так разволновались в кабинете?

— Я побоялась, что у вас обо мне сложится дурное мнение, что вы расскажете остальным учителям, и что тогда никто меня не полюбит, — сбивчиво проговорила я, покраснев.

— Мисс Свенсон, в Хогвартсе к вам отнесутся так, как вы того заслужите своим поведением.

— Так я иду в школу? — слишком громко и слишком весело спросила я, забыв обо всём остальном.

— Мерлин, — вздохнул он. — Да. Куда, по-вашему, я вас веду?

— Я не знаю, сэр, вы об этом не говорили, — радостно созналась я, чуть не захлебываясь словами. — Я думала, что в Министерство, чтобы…

— Вы приняты в Хогвартс, — как-то досадливо перебил он. — А теперь сделайте милость и помолчите.

Возле шумного музыкального магазина мы вновь остановились, я никак не могла взять в толк, что же мы можем здесь купить для школы. Но зато какой это был магазин! С правой его стороны горели совершенно невероятные вывески! Таких я прежде никогда не видела: словно тонкая прозрачная горящая стена. Полукруглая, к тому же. Но окружающие люди почему-то шли мимо, никак не реагируя на это чудо техники. Мне в голову закрались сомнения.

— Сэр, а что это? — спросила я, почти уткнув вытянутый палец в «горящую стену».

— «Дырявый котёл». Он виден только для волшебников.

Ответил профессор, коротко кивнув головой в сторону неприметного паба за «стеной». И ни слова про это золотистое полукружное переплетение. Либо наличие этой штуки было столь очевидно, что профессор о ней не говорил, либо он просто её не видел. Прохождение через стену не дало никаких ощущений: я просто прошла.

— А почему остальные люди не обращают внимания, сэр? — спросила я без уточнений.

— Бар окружен специальными маглоотталкивающими чарами, — ответил профессор, открывая дверь.

Ещё раз оглянувшись на стену чар, я вошла. Внутри кабачок выглядел не слишком заманчиво. Источниками света служили несколько факелов, закреплённых на стенах, создававших в комнате полумрак. Столы и лавки в каких-то тёмных пятнах, а стаканы по степени чистоты вполне могли соперничать с нашими приютскими. А это, между прочим, показатель.

Собравшиеся в баре люди тоже не внушали доверия: мутные типы. В углу сидели несколько пожилых женщин и, кажется, пили вино, а одна из них курила трубку. Честно сказать, я испытала разочарование. Я ожидала чего-то совершенно невероятного, сказочного, волшебного, в конце концов! А тут просто бар и просто люди в средневековой не слишком приятной обстановке. Разве что они все тоже были цветными, но возможности разглядеть их как следует не было.

Профессор стремительной резковатой походкой двинулся к малозаметной двери за стойкой, я засеменила следом за ним. За дверью помещался всего-навсего маленький дворик с красной кирпичной стеной и мусорной корзиной. Что мы собрались здесь делать, было решительно не ясно. Может, отсюда тоже нужно куда-то апри… Перенестись?

Пока я размышляла, рассматривая этикетки в корзине, профессор достал палочку и пару раз коснулся ею стены. И, о чудо, стена пришла в движение, быстро превратившись в арку! А в следующую секунду я ослепла от представшего взгляду буйства красок.

Множества энергий самого разного цвета, в беспрерывном движении, как бесконечно взрывающийся салют. Я крепко зажмурилась и задержала дыхание. Блаженная темнота всё никак не приходила, цветных пятен появлялось, наоборот, всё больше и больше. Пятна оформились в быстро мелькавшие картинки, смысл которых невозможно было разобрать. Каждая приносила с собой сильное чувство. Чужая радость, чужой восторг, разочарование, обида, предвкушение, азарт, уныние, исступление. Не успевала я ощутить одно, как тут же захватывало другое. Это разрывало на куски, а в ногах ощущалась боль. «Неужели упала? Позорище».

До меня донёсся чей-то то голос, но я не смогла разобрать слов: они словно заглушались шумом воды. Мгновением позже я почувствовала, что кто-то очень аккуратно поддержал меня, а затем и вовсе поднял. Запах незнакомых трав успокаивал. В бессилии я прислонилась головой к сильному плечу, и стало так хорошо...

* * *

Вокруг слышался гул весёлой толпы, какие-то восклицания, но узнавать по какой причине совсем не хотелось: тело опутала такая удивительно приятная нега… Словно нет никаких-никаких проблем, и все опасности где-то далеко-далеко. Постепенно шум нарастал, и лень сменилась любопытством. Но недостаточным, чтобы встать. Тут в нос ударил резкий, неприятный запах, и я вскочила на ноги, но голова закружилась, и я почувствовала, как меня вернули на место.

— Мисс Свенсон, как вы себя чувствуете? — спросил профессор с беспокойством в голосе. Последнее было непривычно, но очень приятно. В руках он держал маленькую склянку. Должно быть, это нюхательные соли или нечто подобное. А в следующую секунду склянка исчезла, клянусь, прямо из его руки.

— Как вы это сделали? — опешила я.

— Специальное заклинание.

— И так можно перенести что угодно?

— Многое. Так как вы себя чувствуете?

К чёрту самочувствие! Это же я могла бы таскать еду прямо с магазина. И не только еду. И не только с магазина. Чёртов запрет на колдовство!

— Уже лучше, — ответила я, пальцами растирая виски. — Только слабость осталась.

— Что вы испытывали? Отчего вам было больно?

— Это всё чужие эмоции. Такое часто бывало, но не до такой степени. Раньше я никогда не падала.

Последующую четверть часа я рассказывала профессору о своей зависимости от человеческих эмоций. Говорила я с опаской и оглядкой, так что ему пришлось постоянно задавать наводящие вопросы. Если он не видит цвета и нити, то может эта «зависимость» тоже ненормальна? Под конец повествования я почувствовала себя совсем разбитой.

— Так бывает или нет? — устало спросила я.

— Бывает, — ответил он, и я расслабленно выдохнула, — не слишком часто. Это можно считать особым талантом.

— Так себе талант: разрываться и падать от чужих мыслей, — буркнула я.

— Просто у вас не было возможности взять эти способности под контроль. Честно говоря, когда профессор МакГонагалл упомянула о вашей склонности к легилименции — я ей не поверил.

— Почему? И к чему склонность?

— Легилименция — очень сложная наука проникновения в сознание.

— Как телепатия? — обрадовалась я, мысленно прикинув, что это даёт кроме неудобств.

— Так выражаются только маглы, — прохладно ответил профессор. — Умелый же легилимент может считывать воспоминания, некие визуальные образы в памяти, отделять истинные воспоминания от фантазий и снов, даже помещать свои видения в чужое сознание, но читать мысли так, как если бы они были написаны на бумаге, он не может.

— Да это-то понятно! Ну, в смысле, картинки, как воспоминания или наподобие того, я обычно вижу только во сне. Поэтому днём стараюсь не спать. А так обычно только ощущение чужих эмоций, но не больше. А вот если я испытываю чувства сильнее, то тогда не чувствую…

— Свенсон, помолчите же, — осадил профессор. — Эмпатия — это одна из разновидностей легилименции, её самый простой вариант, так сказать. Что же, раз так, мы займемся этим в школе, а пока вы приобретете необходимую литературу и поучитесь закрывать сознание. Кстати, мы можем проверить эту способность.

— С этим у меня плохо, иначе не было бы таких проблем. А как вы хотите это сделать?

— Очень просто: я сам проникну в ваше сознание.

Я испытала непередаваемый ужас: если он залезет мне в голову, то увидит там совершенно лишнее.

— Нет! — воскликнула я, отшатнувшись. — Мне все еще нехорошо. А почему мне стало так плохо именно сейчас? Я бывала раньше в больших городах, но…

— Потому что ранее вас окружали одни только маглы, которые значительно слабее. Если с этим мы разобрались, то давайте поскорее закончим с покупками: у меня не так много времени.

— Да, сэр, — мигом согласилась я. Пусть у меня остались вопросы без ответов, зато он не лезет мне в голову.

— Предлагаю начать с апт…

— Ой, сэр, а можно мне обменять деньги на… на галлеоны?

— У вас есть деньги?

— Да, сэр. Надеюсь, их хватит.

Я и правда надеялась, что сбережений будет достаточно. Это в магловском мире у меня много денег, а тут курс валют, обмен. А я ещё и мало в этом смыслила. Деньги, естественно, можно было обменять в банке, и, пока мы шли, я вертела головой туда-сюда, не рискуя, однако, заводить с профессором новый разговор. Да и он, честно говоря, к этому совершенно не стремился. Мою собственную багровую магию с золотистым покрытием теперь опутала фиолетовая плёнка профессорской энергии. Потоки находились в постоянном движении, первое время полностью завладев моим вниманием. И хотя профессор ничего не сказал о том, что выставил щит, я была ему очень благодарна. Теперь я могла чувствовать себя в полной безопасности и осмотреться.

Улица, по которой мы шли, была той самой улицей, волшебной и сказочной. Косой переулок представлял собой кучу больших магазинов и маленьких лавочек самых разных специализаций. Я пожалела, что у меня только два глаза. Перед ближайшим ларьком было выставлено несколько начищенных котлов, что отражали лучи яркого солнца.

Из мрачной на вид лавки доносилось тихое уханье. Наверное, это был зоомагазин. Ещё я увидела магазин мантий, а на входе в другой красовались телескопы. Витрины ещё нескольких были забиты разными ёмкостями с неизвестным для меня содержимым. У магазина напротив несколько мелких мальчишек прижались носами к витрине, но что там такое мне разглядеть не удалось: профессор шёл очень быстро.

До волшебного банка «Гринготтс» мы дошли в молчании. Белоснежное высокое здание на фоне маленьких магазинчиков выглядело особенно респектабельно. Бронзовые двери наполированы до блеска, а на входе стояло маленькое существо с землистого цвета кожей, длинными пальцами и ступнями. Существом оказался гоблин, и он был совершенно не похож на тех гоблинов-проказников из сказок. Страж банка, одетый в красную с золотом униформу, имел очень умное выражение лица. Чёрные глаза внимательно рассмотрели нас, затем гоблин поклонился, и мы вошли.

За бронзовыми дверями располагались серебряные, на них был выгравирован стих о невозможности ограбления этого банка. Особенно мне понравилась строка: « Если пришёл за чужим ты сюда, отсюда тебе не уйти никогда», — мне захотелось повесить такую же на двери комнаты.

Войдя, мы оказались в светлом мраморном холле, из которого дальше вела целая уйма дверей. Здесь также сидели гоблины, и все они были заняты делом: писали записи в огромных толстых книгах, взвешивали большие и маленькие драгоценные камни и монеты. Теперь понятно назначение этой присказки на дверях. Какой соблазн!

На одном из столов стояла табличка «Обмен», и мы встали в очередь. В данный момент гоблин обслуживал семью из трёх человек. Девочка с копной каштановых волос, наверное, как и я была маглорожденной, потому что вертела головой по сторонам и неустанно дёргала отца за рукав. Вид чужих семей всегда удручал. Я понимала, что дети, имеющие родителей, собственно ни в чём не виноваты, но ничего не могла с собой поделать: я завидовала. Зависть будила воображение, и я представляла себе этих детей в приюте Мюллера. Успокаивала себя только тем, что мои родители могли оказаться ужасными людьми, а семья неблагополучной, и что в таком случае в приюте даже лучше. Слабое утешение, которое почти не работало.

Вздохнув, я отвернулась и уставилась на гоблина, работающего за противоположным столом. Перед ним высилась целая пригоршня золота! Монета, которую он внимательно осматривал при помощи маленькой лупы, полетела в корзину на полу, а гоблин досадливо бросил:

— Лепрекон.

Я никак не могла понять, при чем тут лепреконы. А пока думала, насколько книжные лепреконы, подобно гоблинам, могли отличаться от настоящих, незаметно подошла очередь.

— Добрый день… сэр, — обратилась я с небольшой заминкой, не зная, как принято обращаться к гоблинам. Кроме того, тот был очень стар — об этом явственно говорила шевелюра седых волос — уже этим он заставлял чувствовать к себе уважение. — Могу я обменять деньги на галлеоны?

— Магловские деньги? — уточнил он.

— Да, сэр.

— Курс один к четырем целым, девяносто семи сотым. Сколько у вас?

Вместо ответа я просто высыпала все содержимое рюкзака на широкий полированный стол.

Нужно отметить, что деньги были разные, и это я не про новизну. Поскольку раньше они принадлежали туристам, приезжающим из всех уголков Соединенного Королевства, то на столе оказались как обычные фунты, стерлинги и пенсы, так и банкноты Шотландии и Северной Ирландии, имеющие свой отличительный дизайн. Гоблина такое разнообразие только порадовало, а профессора излишне заинтересовало. Об этом я подумала поздновато, но решила ничего не предпринимать. Во-первых, своим худым телом я всё равно не прикрыла бы стол, а во-вторых, так только лишний раз станет понятно, что я скрываю что-то.

Чем дольше гоблин производил подсчёты, тем уважительней делался его взгляд. Что ж, наличие денег решало многое даже в волшебном мире. Увы.

— Сто сорок галлеонов, шестнадцать сиклей и двадцать кнатов, — вынес вердикт гоблин.

— Салазарова селезёнка, — тихо выдохнул профессор, и я поняла, что сумма вышла приличной.

— Советую приобрести зачарованный кошелёк.

— А что это?

— Снаружи он мал, — ответил гоблин, из ящика стола достав чёрный кошелёк с позолоченными застёжками. А может, и с золотыми, кто его знает. — Но вмещает в себя много золота. К тому же, облегчает вес. Берёте?

— Сколько?

— Тридцать галлеонов.

— Давайте.

Честно признаться, предложи гоблин табличку со стола, я бы купила и её, так не терпелось мне купить что-нибудь в волшебном мире.

— Откуда у вас такие деньги? — спросил профессор, едва мы вышли на улицу.

— Я работала, — это была правдивая часть ответа. — Где-то что-то помочь, помыть, прополоть, собрать, убрать, донести. К тому же, я бережлива.

— Зачем тогда вы приняли школьный фонд?

— Потому что я действительно нуждаюсь в деньгах, и если положено, то беру, — ответила я, намертво вцепившись пальцами в кошелёк. — Куда нужно идти?

Магазин мантий оказался самым ближним. Внутри приятный и светлый, с повсюду расставленными манекенами, демонстрирующие мантии. Кто бы мог подумать, что у них может быть столько фасонов! Помня о том, каким заманчивым показался книжный магазин, я решила сэкономить на одежде. Но сундук, как оказалось, приобрести было просто необходимо. Только что купленную чёрную мантию я надела поверх своего платья. Не хотелось сильно выделяться в толпе волшебников.

Возле аптеки Малпеппера толпился народ, и я уж обреченно поплелась туда, но мой профессор повернул в противоположную сторону к «Слизень и Джиггер». Он объяснил мне, что во второй аптеке продаются более качественные ингредиенты для зелий, хотя и более дорогие, но я наверняка могу себе это позволить.

Внутри царил идеальный порядок. Вдоль каменных стен стояли бочки с разными внутренностями, на стенах висели длинные рога, связки шерсти, перьев и ещё непонятно чего, а в воздухе витал приятный запах трав, исходивший от сетчатых полок. Продавец — милый седовласый мужчина — тепло поздоровался с профессором, видимо, тот часто закупался здесь. В разговоре я не участвовала, потому что ни самих ингредиентов, ни их свойств не знала. Профессор с мистером Таппером, так звали продавца, сами наполняли свёртки всем необходимым, поддерживая заумную беседу. Из неё я вынесла, что профессор Снейп преподает в школе зельеварение и является Мастером зелий. Это круто. Я не понимала толком, о чём они говорят, но слушать их было интересно.

Конечно, как любой нормальный ребёнок я не могла удержать себя на месте, поэтому подходила то к одной витрине, то к другой. Всё хотелось посмотреть, потрогать, обо всём спросить. Мистер Таппер оказался более разговорчив, чем мой сопровождающий и охотно отвечал на вопросы, попутно нахваливая свой товар. Не забыл он и похвалить мою любознательность. Профессор тихо что-то шикнул о каких-то гриффиндорцах, но тогда смысл остался мне не ясен.

Из аптеки мы направились в соседствующий с ней магазин котлов. Здесь продавец тоже поздоровался с профессором.

На витрине стояло множество наборов разной величины и материала. Продавец распинался о их качестве и необходимости, о влиянии материала на обработку ингредиентов. Оказывается, ингредиенты растительного и животного происхождения требовали к работе инструментов из разных металлов. Неправильно подобранный инструмент, а соответственно, неправильно обработанные составляющие, могли значительно снизить эффект зелья или вовсе загубить его! Времени это заняло много, но вот, наконец, я стала обладательницей трёх наборов ножей разной величины и формы, нескольких ступок и пестиков и целых пяти черпаков. Я решилась задать несколько вопросов профессору, но он ответил, что тема влияния материала инструмента на качество зелий довольно сложная и обширная, и всё это я смогу узнать в школе, приложив необходимые усилия. Хотя и заметил, что приятно удивлен моей любознательностью и сказал, что если я буду внимательна и прилежна на его уроках, то смогу, пожалуй, добиться успехов. Даже стал более снисходителен. Этот вывод я осмелилась сделать, потому как в этот раз таинственные гриффиндорцы упомянуты не были.

Дальше путь лежал в магазин волшебных палочек, и мной овладело предвкушение. Вывеска гласила: «Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры». Неужели там продаются настолько древние палочки?

Когда мы уже были у входа, профессора окликнули. На встречу шёл высокий мужчина с платиновыми волосами до плеч, одетый в богато украшенную тёмно-зелёную мантию и державший в руках трость из тёмного дерева. Весь его вид выражал гордость и превосходство. Рядом с ним гордо вышагивал мальчик примерно моего возраста с такими же светлыми волосами.

— Люциус, рад встрече, — ответил профессор обменявшись с мужчиной рукопожатием. — Подготавливаешь юного Драко к школе?

— Здравствуй, крёстный, — мальчик с самым серьёзным видом протянул руку профессору. Состоялось ещё одно рукопожатие.

— Взаимно, Северус. Да, лучше приобрести всё заранее, к концу августа здесь будет не протолкнуться. Нарциссе нездоровится, и она осталась дома. Не ожидал встретить тебя. Студенты основательно опустошили запасы школьной лаборатории?

Последние его слова сопровождались легкой улыбкой на тонких губах. Видимо, они с профессором были друзьями. Ну, конечно, раз он крёстный его сына. В том, что перед нами именно отец и сын сомнений не возникало, до того они были похожи.

— Нет, как это ни странно. Но меня действительно привели школьные дела, — с этими словами профессор взглянул на меня.

Мистер Малфой задержал на мне взгляд своих серых глаз. В них легко читалось превосходство и пренебрежение. А ещё брезгливость. Так вы можете смотреть на таракана, которого собираетесь прихлопнуть. Было ясно, что я ему крайне неприятна, хотя и не понятно, чем это было вызвано. Я старалась уверенно выдержать этот взгляд, ведь теперь чужие эмоции на меня не влияли.

— Понятно, сопровождаешь маглорожденную студентку. Я как раз хотел обсудить с тобой некоторые дела, школьные в том числе. Не сомневаюсь, ты всё здесь показал и объяснил, так что дальше мисс вполне могут сопровождать родители.

— Мисс Свенсон сирота, после завершения всех дел я обязан вернуть её обратно, — ответил профессор, а я чувствовала, как начинали гореть щёки.

Я ненавидела признаваться в том, что сирота и живу в приюте. Если собеседник начинал жалеть, это было неприятно, только лишний раз напоминало о ненормальности. Если испытывал пренебрежение, я злилась. Мистер Малфой решил придерживаться второго варианта.

— Вот как, очень жаль, — цокнул он языком, покачав головой. Тон его давал понять, ему жаль только того, что не смог от меня избавиться. — Но думаю, мы всё равно можем побеседовать, несмотря на твои школьные обязанности,— с этими словами мистер Малфой с сыном вошли в магазин, а следом и мы с профессором.

При нашем входе где-то в глубине магазина звякнул колокольчик. Само помещение было практически пустым, если не считать один хлипкий стул в углу комнаты. Правее нас располагалось несчётное количество стеллажей, доверху забитых узкими коробочками.

— Добрый день, — послышался тихий голос, из-за стеллажей вышел маленького роста старичок. — Мистер Малфой, рад видеть вас в своём магазине. Желаете приобрести палочку для сына? Профессор Снейп, — продавец вежливо кивнул головой профессору. — А эту юную мисс я не знаю. Как вас зовут?

— Беатрис Свенсон.

— Приступим, наконец, у нас не так много времени, — произнёс мистер Малфой и слегка подтолкнул вперёд своего сына.

Тот вышел уверенным шагом в центр комнаты. И даже хорошо, что он был первым. Не зная, как и что должно происходить, я боялась выглядеть глупой, вопросы только бы лишний раз показали мою неосведомленность. К тому же, ладони всё ещё болели.

Я внимательно за всем наблюдала, не произнося ни слова. Спустя примерно восемь палочек и несколько разгромленных стеллажей подходящая была найдена. Боярышник и шерсть единорога. Десять дюймов, упругая. Довольный паренёк подошёл к отцу, а я, наоборот, приблизилась к мистеру Олливандеру.

Я понимала, что восемь палочек испробовать уж точно не смогу, а потому шла вперёд с чувством неизбежности, как идёт узник на эшафот. Первая палочка стала настоящим испытанием для руки. Махая хаотично, я чувствовала себя очень глупо. Всё моё внимание было сосредоточено на руке и боли, поэтому магия не текла в палочку, как это было с Драко. Вторая попытка далась ещё сложнее: полосы на ладони начинали гореть. Третья ещё хуже: добавилось жжение. Я волновалась, руки потели, усиливая боль. Мистер Олливандер всё просил двигать кистью, но разве могла я объяснить, что не могу, не раскрыв своих страшных рук? Четвёртая палочка стала настоящим провалом. Не совсем ровная у рукояти древесина пребольно задела поврежденную кожу. Зашипев, я просто выронила палочку из рук.

— А ты точно волшебница? — хохотнул мальчишка.

В присутствии взрослых я бы нипочём не решилась продемонстрировать, насколько я волшебница, поэтому лишь посмотрела на мальчишку со всей доступной ненавистью. О, как люто я возненавидела его в тот момент.

— Милочка, что с вашими руками? — воскликнул мистер Олливандер, и я спешно прижала ладони к левому плечу, почти задевая ткань мантии.

— Ничего страшного, — выдавила я.

— Что не так? — осведомился профессор, сделав несколько плавных шагов вперёд.

— Давайте продолжим.

— Но вы не сможете держать палочку! — продолжал Олливандер.

Противоречивые желания грызли изнутри. Что выбрать? Палочку или не позориться? Палочку или не позориться? В конце концов, я приказала себе не глупить. Ведь нельзя же мне остаться без палочки! А Малфои… А что Малфои? Может, я их вообще не увижу. Но раскрывая руки, я всё равно чувствовала жгучий стыд неизвестно за что.

— Свежие, — вынес вердикт профессор. Олливандер ахнул. — Нужна мазь.

— Если они заживут, как же я объясню это Хаббард?

— Мазь не мгновенного эффекта, — пояснил профессор. — На пару часов существенно снизит боль.

Соглашаясь, я низко опустила голову. Никак я бы не смогла взять баночку и замазать раны самостоятельно: это пришлось делать профессору, который достал нужное снадобье буквально из воздуха. Как нюхательные соли пару часов назад. За бессилие мне было мучительно неудобно. Я не желала, чтобы меня считали немощной, а тут ещё младший-Малфой заинтересовался тем, кто это так исполосовал мне руки и почему. Это было последним, что я могла стерпеть от этого наглеца, рожденного с золотой ложечкой в заднице. Нити внутри просто закружились, а в магазине уже что-то грохнуло.

— Это не я, — заверила я профессора.

— О, это не вы, это нечто особенное! — внезапно воскликнул мистер Олливандер, скрывшись в одном из проходов. Вернулся он очень быстро, спустя буквально минуту, и в руках у него была тонкая коробка.

— А вот и ваша палочка, барышня! Виноградная лоза, да, палочки из этой древесины способны сами творить волшебство, если чувствуют подходящего кандидата.

Палочка идеально легла в руку, магия немедленно опутала древесину, и с её кончика вырвалась струйка воды.

— Идеальная совместимость! — обрадовался старенький продавец. — Отличная палочка. Виноградная лоза и сердечная жила дракона. Двенадцать дюймов, очень твёрдая. А вы знаете, палочки с сердечной жилой дракона способны на самые яркие заклинания и подходят страстным натурам!

— Она какая-то кривая, — поделился мальчишка своим мнением.

— Сам ты кривой, — буркнула я, с благоговением держа палочку в руках и не смея поверить, что так быстро избавилась от проблемы. — Она изогнутая.

Я была очень довольна и страшно собой гордилась, хотя и не сделала ничего выдающегося. Уже выйдя из магазина, мы увидели без преувеличений просто гигантского человека. Огромного роста, с ногами обхватом с дубовый ствол, руки размером с крышки мусорных баков. На гигантских сапожищах засохла грязь, а куртка его была так велика, что вполне могла заменить одеяло. В его присутствии всё сразу стало каким-то маленьким, непрочным. Я и не заметила, как остановилась. Надо сказать не я одна.

— Это и есть тот самый Хагрид, да, крёстный? — спросил Малфой-младший. Но за профессора ответил отец.

— Да, Драко. Он настоящий дикарь. Живёт в хижине на территории школы, время от времени, напивается, и пытается творить чудеса, а всё кончается тем, что вспыхивает его собственная постель. И тебе нужно привыкать обращаться к Северусу «профессор Снейп», иначе перепутаешь в школе.

— Профессор, какая встреча! — воскликнул великан к явному неудовольствию светловолосого семейства.

— Хагрид как «hagrid»? — спросила я, терзаясь сомнениями, что услышала правильно. — В смысле «с бодуна»?

— Да, пишется именно так, — неожиданно ответил мистер Малфой, пока профессор был занят разговором.

— Пап, он сказал, что сопровождает Гарри Поттера? Того самого? — тихо затараторил мальчик. — А можно…

— Нет, — резковато ответил мужчина, пристукнув по земле тростью, вызвав у меня неприятные ассоциации. — В школе познакомишься.

— Ты что, не знаешь, кто такой Гарри Поттер? Серьёзно? — протянул мальчишка, увидев растерянность на моём лице. Подозреваю, что из-за отказа отца он просто хотел хоть до чего-нибудь доцепиться.

— Нет, — буркнула я.

— Кошмар, — и я поняла, что неприязнь к младшему Малфою теперь распространяется и на ни в чем пока неповинного Гарри Поттера, кем бы он там ни был.

— Теперь можно за книгами, — предложил вернувшийся профессор.

— Мы ещё птицу пойдём выбирать.

Эти реплики вызвали небольшую заминку, и было решено идти в зоомагазин вместе с Малфоями. Профессор что-то обсуждал со своим другом, а мне хотелось побыть в Косом переулке как можно дольше, поэтому я была согласна на любой магазин и любую компанию.

В основном говорил мистер Малфой или, вернее, он рассуждал. О школе, лесничем Хагриде, самоуправстве директора Дамблдора, о низком уровне образования, снова о Дамблдоре, о ленивых студентах и борьбе факультетов, снова о директоре, что во времена их обучения всё было устроено лучше, а при директоре Блэке Хогвартс и вовсе пережил свои лучшие времена. Из всей беседы я вынесла, что мистер Малфой является главой Попечительского совета школы и что он сильно недолюбливает главу этой самой школы.

Ах, каких животных в зоомагазине только не было! Совы разной окраски, крысы, прыгающие через свой хвост как через скакалку, коты, играющие с клубками. Все они точно были магическими, но свечение их было слабоватым. Драко купил себе чёрного филина. Я же ходила между нестройными рядами, не зная, что делать. Животных я не особо любила. Да и зачем мне в приюте живность?

— Затрудняетесь с выбором, мисс Свенсон? — обратился ко мне профессор.

— Просто не знаю, что выбрать. Сову будет трудно объяснить в приюте, а крыс и кошек мне не хочется. Обязательно нужно выбирать из этих или я могу взять любое другое?

— Эти животные имеют маленький магический потенциал и волшебникам проще с ними обращаться. Они могут служить вам и защищать вас. Обычные кошки на это не способны.

Я решила, всё же, не покупать никого. Сова могла носить сообщения, но мне не с кем переписываться. И вообще за животным нужен уход, а мне бы сейчас о себе позаботиться! «Может быть, в другой раз», — решила я, с некоторой завистью поглядывая на филина в клетке.

Последующий час не происходило ничего примечательного. Купили телескоп, карты, перья и пергаменты. Когда добрались до книжного, я всё ещё мысленно рассуждала о том, придётся ли мне переучиваться писать или нет. В «Флориш и Блотс» книгами было уставлено всё пространство от пола до потолка! В то время, как профессор ушёл искать подходящий для меня учебник по легилименции, я самостоятельно собирала книги по списку. Дело моё облегчалось тем, что я шла вслед за Малфоями. Правда, только тем, что мне не нужно было бегать по всему магазину. Некоторые учебники стояли достаточно высоко, но тянулась я за ними сама. Таким образом, каждая добытая книга имела для меня особую ценность. Курсическая книга заговоров и заклинаний стояла на самой высокой полке. Я огляделась по сторонам, но лестницы так и не заметила. Малфои о чём-то переговаривались, а люди проходили мимо. Я не хотела просить помощи. Достаточно было того, что профессор мазал мне руки. Какой всё-таки стыд!

С минуту я раздумывала над тем, чтобы достать волшебную палочку, но не сделала этого. Ведь я ещё не знала ни одного заклинания, а просто махать опасно: вдруг залью или подожгу. Да и вообще, пользовалась же я нитями до этого. Вплотную подойдя к стеллажу и оперевшись на него, я протянула вверх руку. Всё дело в том, что по радиусу действия нити были ограничены. Например, я бы не могла растянуть их и отправить за горизонт. Чем ближе я стояла, тем вероятнее был успех. Поэтому я ещё и встала на носочки: багровая нить немедленно взвилась вверх, ухватывая корешок книги. На лицо выплыла улыбка. Я часто думала о нитях, как об особенных дополнительных руках. Но книга стояла совсем впритык с другими, очень медленно покидая своё место. Пришлось ещё и поманить её пальцем. Наконец, она скользнула с полки, и магия подхватила её. Я с интересом рассматривала долгожданный предмет.

— Как ты это сделала? — воскликнул мальчишка за спиной.

— Колдовством нельзя пользоваться только в магловском мире. Про этот ничего не было сказано, — отчеканила я, уже неуверенная в этом аргументе.

— Да нет! Как ты её взяла? Я не видел у тебя палочки.

— Ну-у, руками. Ты же сам видел, — протянула я. Отчасти я так ответила ещё и от того, что хотела точно убедиться в доступности к видению магических нитей.

— Руками? — удивился тот, и я поняла, что этот тоже слеп.

— Да, я всегда так делаю.

— То есть, вы можете повторить? — спросил мистер Малфой. Нельзя сказать, что его взгляд или тон сильно потеплели или вообще изменились. Но проскользнула нотка чего-то нового.

— Конечно, — уверенно протянула я.

У следующего стеллажа я проделала ровно то же самое с «Теорией магии», а затем и с пособием по Тёмным силам. В Кнайтоне таким образом я постоянно приманивала кошельки, а в приюте некоторые вещи, так что сложностей не возникало. Только небольшая оплошность с «Тысячей магических растений и грибов» — книга была настолько толстой, что магии мне потребовалось гораздо больше. А вот книга про места обитания магических тварей, наоборот, была длинной и тонкой. Я даже не стала руку тянуть, только залихватски прищёлкнула пальцами. Со стороны казалось, что книга приплыла ко мне сама.

Внутренне меня распирало от гордости. Чувство это усиливалось тем, что зависть мальчишки была видна невооруженным глазом. Мистер Малфой же никак не реагировал. Книга по легилименции от профессора оказалась не такой внушительной, как я ожидала. А вот если бы у меня не было денег, как бы я её приобрела? Но этот вопрос я озвучивать не стала. Я опасалась быть высмеянной Малфоями, от которых богатством так и веяло.

Все было куплено, на улице вечерело, а мне страшно не хотелось уходить, но тянуть дальше было невозможно. Наше прощание с Малфоями, если его можно так назвать, вышло довольно холодным, хотя я и уловила два несколько заинтересованных взгляда.

Привычный мир показался мне унылым и серым. Мне не хотелось возвращаться в приют, а хуже того, мне некому было рассказать о своих впечатлениях. А сегодня их было предостаточно. Хотя, если я опишу Малфоев как простых богачей, Элис вполне позлословит вместе со мной. Это меня немножечко приободрило. Но я вспомнила ещё кое о чем:

— Сэр, а как мне попасть на платформу? Девять и три четверти нет, я точно знаю. Или это опечатка?

— Поскольку Хогвартс это школа волшебства, то отправитесь вы туда с волшебной платформы, — пояснил профессор. — Вам необходимо пройти разделительный барьер между платформами девять и десять. Иными словами, просто пройти сквозь стену.

— Но как я это сделаю, если со мной будет одна из наставниц? Одну меня не отпустят.

— Да, определенно, это проблема, — вздохнул профессор. — Я переговорю об этом с директором.

— Спасибо, сэр.

— Что же, я думаю мне не обязательно входить. Вот и всё, мисс Свенсон, удачи вам в учебном году.

— Спасибо, профессор. Э-м, вам тоже удачи в учебном году, — несколько скомкано ответила я, не зная, что принято желать учителям. Он ничего мне не ответил и аппарировал.

Весь оставшийся вечер я была тиха и задумчива. Это был странный день. Я увидела совсем другой мир, с другой жизнью и порядками, и мир этот казался мне прекрасным. Но люди, жившие в нём, хоть и были волшебниками, оставались всё теми же людьми. Я увидела веселье и сопереживание, равнодушие и надменность. Даже классовое неравенство. Образ сказки утекал, как вода сквозь пальцы. И это было грустно. Теперь же я волновалась, что не смогу построить в школе новую жизнь. В конце концов, туда я брала саму себя. Быть может, мне стоило изменить что-то в своём поведении, своих реакциях, да и вообще во взглядах. Я нуждалась в совете. Как никогда хотелось мне поделиться своими переживаниями, но я не могла бы рассказать всё.

Свет погасили, а моя грусть перетекла в уныние. Уныние в горечь, а горечь породила злость. И вот уже я злилась на порядки волшебного мира. Ну почему меня нашли так поздно? Почему незадолго до школы? Я бы могла столько избежать! А с Мэттом бы вообще не познакомилась. В волшебном мире я готова была жить хоть на улице, лишь бы там. А если бы я сбежала, как и хотела, смогли бы меня найти? Почему для таких как я нет каких-то заведений? О, с какой радостью я бы переселилась в волшебный приют. Хм, какое странное словосочетание.

А это идея. Что если мой приют, ну, скажем, взорвётся? Куда меня отправят? Эта мысль прогнала начавшуюся сонливость. Нет, правда, что стоит мне повернуть на кухне газовый кран? Или ещё что? Ничего не стоит. Кто сможет меня обвинить? А как объяснить, что выжила я одна? Мне кажется, нечто подобное я когда-то кому-то объясняла… Да, я говорила это врачам, а потом меня перевезли сюда.

Говорят, дети самые жестокие существа на свете. Если так, то я была тому подтверждением. Говоря по совести, я вообще редко к кому-либо испытывала жалость. Мысли о том, что перебить кучу народа в своих целях — это жестоко и бесчеловечно, вообще не пришли мне в голову. Важна была только лишь моя жизнь.

И хотя поначалу мысль моя была несерьёзной, но картинки настойчиво продолжали возникать перед закрытыми глазами. Неимоверными усилиями я заставила себя отложить это до утра. Из-за терзаний я вновь поздно уснула и вновь проспала. Следующее утро было практически идентично прошедшему, что не добавило моей душе тепла и не пробудило совесть.