С чистого листа (джен)

Весь оставшийся день я провёл словно на иголках, не зная, что мне предпринять. С одной стороны, любой другой оскорблённый гриффиндорец не упустил бы случая поквитаться с врагом "на дуэли", даже не задумываясь о том, что это может стоить его факультету снятых баллов. С другой стороны, я был бывшим студентом Слизерина, да и сейчас имел много черт характера, присущих именно этому факультету, и отлично понимал, что за снятые баллы весь Гриффиндор просто сожрёт меня с потрохами и не подавится, и это будет в лучшем случае; в худшем, попади я в Запретный коридор на третьем этаже — а Зал Славы располагался именно там — исключат из школы. С одной стороны, во мне говорил обиженный мальчишка-подросток, самовлюблённый и уязвлённый, который просто молил о том, чтобы пойти на ночную драку и проучить товарищей из прошлой жизни, с другой — взрослый мужчина и отец сына, который был категорически против подобных приключений.

Тем не менее, после окончания уроков я прилежно сделал все домашние задания до конца недели, написал длинное покаянное письмо родителям с просьбой не расстраиваться из-за моего распределения, ведь теперь я в полной мере мог завладеть вниманием Поттера, отнёс его в совиную башню и, вернувшись, принялся ждать.

Гостиная была полна галдящих гриффиндорцев, и, разглядывая их, я думал, кто же из этих ребят мог стать моим секундантом. Кого-то я совсем не знал, другие не внушали мне доверия. Попросить ребят из Пуффендуя или Когтеврана я тоже не мог — это выглядело бы и глупо, и очень рискованно. Да и за все эти дни я ни с кем толком и не подружился. Финниган бы с удовольствием пошёл со мной, обладая очень резвым и подвижным складом характера, но он был другом Дина Томаса и Невилла Лонгботтома, а уж эти дурачки наверняка бы отговорили его. Позвать Уизли? Это просто кошмар... Оставался, конечно, Гарри, но его в гостиной не было.

— Привет, не знаете, куда подевался Поттер? Он мне нужен, — я подошёл к девочкам нашего курса, Фэй Денбар, Лили Мун и Рионе О'Нил. Девочки с удивлением переглянулись — ну ещё бы, ведь Драко Малфой был таким странным и замкнутым мальчиком, и вот снизошёл до того, чтобы поговорить со своими одногруппницами.

— Не знаем, — ответила за всех бойкая Фэй, — они после уроков убежали куда-то с Уизли. Как обычно, ищут приключения на свои пятые точки.

Я замешкался на секунду, не зная, продолжить разговор или прервать его. С одной стороны, я хотел его продолжить, потому что знал, что та же Фей вырастет к шестому курсу в очень симпатичную девушку, а главное, что она с хорошей родословной и сможет стать для меня отличной женой. С другой стороны, меня останавливал факт, что я лишь телесно был её ровесником, а душой — на целых тридцать пять лет старше. Это же считается педофилией, верно?

— Драко, — осторожно окликнула меня Риона и слегка тронула за ладонь, — с тобой всё в порядке?

Я осторожно кивнул, развернулся и побрёл прочь. До злосчастной дуэли оставались ещё долгих три часа... Я слонялся по замку, пытаясь придумать оправдания на случай, если меня застукают ночью, и, идя по одному из коридоров, вдруг услышал голоса.

— Но, мой господин, вам будет так неудобно жить в моём теле, — пытался жалко оправдываться Квиррелл — это был именно его голос, — я предполагал, что мы сможем подыскать вам более удобное тело...

— Не спорь со мной, идиот! — взревел жуткий, скрипучий голос Лорда Волдеморта. — Удивляюсь, как ты смог окончить факультет умников! Делай, что я приказываю...

— Слушаюсь, сэр, — грустно откликнулся Квиррелл, и через некоторое время раздались его шаги по коридору. Я сразу понял, что он движется по направлению ко мне, и оглянулся в поисках укрытия, но рядом ничего не было. Тогда я решил рискнуть и бросился бежать прямо по направлению к преподавателю защиты от тёмных сил.

— Чёртов Поттер, чёртов камень, — ныл вполголоса Квиррелл и громко ахнул, когда я "нечаянно" врезался ему в грудь.

— Простите, сэр, — я отпрянул от преподавателя, держась рукой за лоб — это было сделано и с целью того, чтобы Квиррелл не решил использовать окклюменцию против меня, — я вас не заметил, простите, сэр.

— Вы... к-к-кажется, м-м-истер Малф-фой? — пробормотал когтевранский придурок, отнимая мою руку от лба. Я заинтересованно взглянул на свои ботинки и закивал.

— Х-хо-ро-шо, Малфой, я не с-с-ниму с вас б-б-баллы, но п-п-помните, что далее з-з-запр-ретный кор-р-ридор, — сказал Квирелл и чинно удалился прочь. Я снова вздохнул — это я знал и без него. Теперь я так же знал и то, что осколок души Тёмного Лорда уже поселился в теле профессора, а это значило, что охота на философский камень началась. Мне стало не по себе — каким же тупым когтевранцем был Квиррелл, если не сумел разгадать загадку Дамблдора и Фламеля за целый год? Но так было в прошлой вселенной, а что должно было случиться в этой? Догадался ли Квиррелл о том, что я подслушал его разговор с Тёмным Лордом?

Я прошёлся по левому крылу третьего этажа, и к этому времени колокол возвестил о том, что начался комендантский час, и всем учащимся следует вернуться в свои гостиные. Из дверей библиотеки показалась одинокая и сосредоточенная Грейнджер со своей забитой до отказа школьной сумкой. Она не сразу заметила меня, а я уже второй раз за вечер не успел спрятаться.

— Привет, Малфой, — немного напряжённо сказала Грейнджер, и даже при свете факелов я заметил, что у неё под глазами уже видны желтоватые мешки от бесконечного и напряжённого чтения, — почему ты ещё не в гостиной?

Я замялся с ответом, не зная, соврать мне или сказать правду — ведь это же Грейнджер, она и к мертвецу сможет докопаться.

— Как твоё задание по чарам? Смогла законспектировать основные свойства бытовых заклинаний? — спросил я только, чтобы поддержать разговор. Всё-таки, как бы плохо я ни относился к Грейнджер в прошлой жизни, она оказала мне огромную услугу, вытащив Скорпиуса из огромной ямы с моральными проблемами. И я не мог быть неблагодарным ей за это. Глаза Грейнджер зажглись нездоровым огоньком, и она принялась активно рассказывать мне о том, в каких учебниках она искала информацию, как вдруг неожиданно я почувствовал, что мой ботинок утопает в чём-то мягком...

— А-а-а! — раздался крик. Я тоже закричал и отпрянул от Лонгботтома, который спал прямо на полу, завернувшись в свою мантию. Совсем, что ли, идиот? Пусть сейчас ещё и довольно тепло, но всё-таки в замке каменные полы, круглый год отдающие холодом.

— Гермиона! — радостно воскликнул он, хватая свою сумку с пола. — Драко! Как я рад, что вы здесь мимо проходили! Скорее пойдёмте по лестницам, чтобы попасть в гостиную; я снова забыл, куда идти, забыл пароль в гостиную, представляешь?

На лице Лонгботтома было написано такое искреннее детское счастье, что мне даже стало его немного жаль.

— Честно говоря... — я замялся, остановившись у лестницы на четвёртый этаж, и потеребил воротник мантии. — Вы идите, а мне тут нужно решить кое-какой вопрос.

Невилл и Гермиона переглянулись, а затем с изумлением взглянули на меня. Я сразу почувствовал, что грядёт за этим, и не ошибся.

— Драко, — мягко начала Гермиона, и моё сердце почему-то кольнуло от того, что она произнесла моё имя, — уже был отбой, тебе нельзя находиться в замке. Что если тебя увидят и снимут баллы?

— Или ещё хуже, забредёшь куда-нибудь и не сможешь выбраться, — вставил Лонгботтом, — или чего доброго, встретишь каких-нибудь чудовищ. Гарри говорил, что Дамблдор ему сказал, что в одной из этих комнат видел целую гору шоколадных лягушек, но зайдя туда на следующий день, наткнулся только на агрессивных огнекрабов...

— А оглушающие и парализующие проклятья мы ещё не учили! — подытожила Гермиона, как будто сделав мне шах и мат. Так и было — для одиннадцатилетнего мальчика, но не для меня. Я не боялся ни огнекрабов, никаких любых других существ, которых было возможно встретить в запутанных коридорах школы — я знал заклинания против них, но боялся, что Пайк и Забини разнесут на всю школу слух, что Драко Малфой — трус и кретин. И не держит слово дворянина.

— Не волнуйтесь за меня, всё пройдёт как надо. Никто меня не поймает и никаких баллов не снимет.

— То есть ты даже не объяснишь нам, куда ты идёшь? — в голосе Грейнджер зазвучали стальные нотки. Неудивительно, что тридцать лет спустя она стала Министром Магии.

— На дуэль я иду, на дуэль, — я наконец сдался и развёл руками. Похоже, что для упёртых гриффиндорцев всегда лучше говорить правду, потому что иначе они попросту не отвяжутся. Гермиона и Невилл одновременно открыли рты, чтобы что-то мне сказать, как вдруг со стороны четвёртого этажа послышались разговоры. Это старосты вышли на патрулирование коридоров, и как раз прямо сейчас они направлялись в нашу сторону! Даже в полумраке было видно, как побелел от ужаса Лонгботтом. Я неожиданно для себя решил проявить инициативу и, схватив его за руку, потащил за собой на третий этаж. Я точно знал, что Грейнджер достаточно сообразительная, чтобы резво последовать за нами, и не ошибся. Мы бежали достаточно долго и довольно успешно попали в то крыло, где находился зал Славы, но и там нас ждал сюрприз. Стоило нам всем отдышаться после активного перемещения по коридорам, а Грейнджер спросить у меня, зачем, мне собственно, понадобилась дуэль в одиннадцать часов ночи, как мы в очередной раз услышали шаги. И я мог бы справедливо рассудить, что это Блейз взял кого-нибудь из мальчиков в секунданты и явился отомстить мне за обеденное поражение, если бы не послышалось громкое "мяу".

— Это вовсе не Блейз, а Филч! Бежим! — крикнул я и бросился бежать в обратном направлении, тяжело дыша. Кажется, последние годы моей прошлой жизни выдались настолько не спортивными, что я задыхался от бега даже в теле одиннадцатилетнего здорового ребёнка. Невилл и Гермиона топали за мной, и, по ощущениям, своим бегом мы создавали шума на ползамка. Филч как будто бы не отставал, и впервые за много лет я задался вопросом, когда этот сквиб успел так хорошо выучить замок, ведь мы бежали в полутьме коридоров, лишь изредка освещённых редкими факелами... Совершенно непредсказуемо мы оказались в том крыле, где был Запретный коридор, и конечно же, налетели на запертую дверь. Лонгботтом побледнел как мел, и это было видно даже в лунном свете, который падал на нас сквозь оконное стекло.

— Нет повода для беспокойства, — уверенно сказала Грейнджер, извлекая из внутреннего кармана мантии свою волшебную палочку. — Расступитесь... Алохомора!

Замок в двери щёлкнул, и мы вбежали внутрь, закрывая дверь. Тяжёлое дыхание Филча, казалось, можно было почувствовать затылком. Может, и лучше было отделаться снятыми баллами? Мы вздохнули и повернулись лицом туда, куда, как оказалось позже, нам вообще не стоило заходить. На расстоянии примерно полутора метров от нас лежал огромный трёхглавый пёс с большими жёлтыми глазами. Одна голова спала, другая неторопливо вылизывала яйца, третья с изумлением воззрилась на нас. Я вдруг почувствовал, как Грейнджер схватила меня за руку, и это прикосновение разбудило во мне вулкан противоречивых чувств. Конечно же, стоило с криком вырвать свою руку, ведь это была всего лишь грязнокровка, но перед моими глазами вдруг предстал рыдающий по матери Скорпиус, которого она утешала, как могла, а затем Скорпиус рассеялся, но возникла огромная собачья голова. Мы предсказуемо заорали и выскочили за дверь, с трудом её захлопнув, при этом Лонгботтом зацепился краем мантии за какой-то крюк и порвал её, а Грейнджер совсем не сразу выпустила мою руку из своей... Неужели... Она думала, что я смогу как-то её защитить? Или сделала это от большого испуга, что вполне логично для девочки двенадцати лет?

Неожиданная мысль пришла мне в голову, когда мы отбежали чуть поодаль от коридора и привалились к стенам спинами, чтобы отдышаться. Прошло уже почти две недели обучения в школе, а насколько мне позволяла судить память, день рождения у Грейнджер был девятнадцатого сентября. Интересно, знали ли об этом другие её одногруппники? Вон, Томаса несколько дней назад все дружно поздравили. Только вот Грейнджер так и не подружилась с соседками по комнате, да и мальчишки её слегка недолюбливали за то, что она постоянно надоедала им с нотациями о выполнении домашних заданий.

Пока мы молча добирались до гостиной, мне вдруг стало жалко Грейнджер. Конечно, она была временами просто невыносимой, и можно было понять причину, по которой она не могла завести друзей. Но с другой стороны, думалось мне, пока я изредка кидал на неё косые взгляды, она очень стремилась адаптироваться в новом мире, хотела завоевать авторитет и признание среди сверстников как умела. Когда я был подростком, не задумывался об этом, не придавал этому никакого значения — деньги и родовитость уже значительно увеличивали силу моего авторитета, а то, что я не мог завоевать личными качествами, компенсировал унижениями Поттера и его друзей. Но когда в школу поехал Скорпиус, я на многое взглянул иными глазами. Теперь я понимал, что могли почувствовать магглорожденные, попав в новый для них, совершенно враждебный мир. Всё равно, что меня сейчас возьми за шкирку да выброси без волшебной палочки в маггловском Лондоне; я же сойду с ума от незнания обилия их бесконечной техники и странных жизненных привычек.

Лонгботтом шёл рядом с нами, дрожа как лист на ветру, и дважды чуть не провалился в исчезнувшие ступеньки. Он качал головой и что-то причитал по поводу своей порванной мантии, которую Грейнджер тот час взялась починить заклинанием Репаро.

Наконец мы добрались до гостиной, сообщили Полной даме пароль и вошли внутрь. Страх рассеялся — мы снова были защищены, не попались старостам и могли с чистой душой отправиться спать, как вдруг...

За одним из столиков с горящей лампой нас неожиданно встретили Поттер и Уизли. Уизли склонился над кипой бумаг, очевидно, засыпая над ними, Поттер что-то сосредоточенно рассматривал и бросил на нас взгляд, полный удивления.

— Откуда это вы пришли?

— Малфой хотел пойти на дуэль, — тотчас выложил мои намерения Лонгботтом, ковыляя в сторону коридора, где располагались спальни мальчиков, — а я заснул в коридоре, потому что забыл путь в гостиную после урока. Сто раз повторял Дину и Шеймусу, чтобы они ждали меня после звонка...

Невилл смутился пристальному вниманию четырёх человек, заикаясь, пожелал всем спокойной ночи и юркнул за дверь. В пустой гостиной остались мы четверо.

— Дуэль, значит? — хмыкнул Уизли, подняв свою растрёпанную голову от бумаг. — Интересно...

— Да, представь себе, чистокровные волшебники решают свои проблемы посредством магических дуэлей, — попытался съязвить я, но вышло плоховато. Гермиона повернулась ко мне с суровым лицом и сказала:

— У Невилла, конечно, проблемы с памятью, поэтому я не могу обвинять его в том, что он нарушил правила комендантского часа. Но от тебя, Драко Малфой, я такого не ожидала. Нас могли заметить, могли снять баллы или хуже того, исключить!

— То есть огромный трёхголовый пёс тебя не так сильно напугал? — взвился я и подумал, что в прошлый раз, не явившись на дуэль, я заставил увидеть этого пса и Поттера, и Уизли. Гермиона побледнела, помолчала пару секунд, игнорируя крайне заинтересованные взгляды Рона и Гарри, а затем сказала:

— Ты прав. Я заметила, что пёс сидел на большом люке, он что-то охраняет.

— И это что-то, очевидно, пытались выкрать из Гринготтса летом! — горячо воскликнул Поттер, подскакивая к нам. — Гермиона, ты молодец!

— Значит, ты нашёл информацию в газетах? — спросил Уизли, складывая разворошенные газеты в одну большую стопку.

— Когда я поехал с Хагридом на Косую аллею, он забрал в банке что-то, необходимое Дамблдору, объяснил это тем, что Хогвартс — самое защищённое место во всей Британии, — сказал Поттер, старательно взлохмачивая свои волосы руками. Зачем он это делал? Никогда не мог взять в толк. Но я неожиданно подумал, что не раз ловил себя на мысли, что девушкам нравились мальчики-бунтари, которые ходили с растрёпанными волосами. И мысленно поставил себе пункт отказаться от геля для волос, ибо мои светлые мягкие волосы в зализанном состоянии и вкупе с бледной кожей напоминали головку сперматозоида.

Поттер повернулся к Уизли, и я понял, что у них двоих уже есть общая тайна. На этой ноте мы молча разошлись по спальням — Грейнджер в свою, а мы в свою. Только уже перед тем, как лечь в кроват, Гарри подошёл ко мне и тихо спросил:

— Вы ведь попали в коридор на третьем этаже, так?

Не было никакого смысла скрывать от Поттера тот факт, что мы действительно нарушили правила и забежали в смертельно опасный коридор.

На следующий день ярко-зелёные глаза Поттера светились каким-то нехорошим огнём, но на все мои робкие вопросы он только отмахивался. За завтраком ко мне прилетел мой филин, который принёс письмо от родителей. Сначала я хотел прочитать его наедине, но потом справедливо рассудил, что слизеринцы могли подкараулить меня где-нибудь в коридоре и отобрать его, да и для гриффиндорцев не стоило давать повода для грязных сплетен. Я ожидал, что мне будет писать отец, но, к удивлению, письмо оказалось от мамы. Нарцисса писала, что любит меня и гордится, несмотря ни на что, что я останусь её любимым ребёнком, каким бы я ни был и чем бы ни занимался по жизни, но мудро советовала выполнять поручение отца — разумеется, насчёт Поттера, — при этом не впутываться в неприятности и не позорить имени рода. Она вспомнила, что в некоторых ветвях рода Блэков действительно были не только слизеринцы, но и выпускники других факультетов и даже школ. И дядюшка Сириус был не единственным исключением. К моему глубокому изумлению, мама так же вкратце поведала мне о дяде Сириусе — как я понял, в этой вселенной он так же сидел в тюрьме, а так же зажглась идеей проверить подобные прецеденты у Малфоев. Дедушка Абраксас и бабушка Малофея совсем не обрадовались её решению, но, скрипя зубами, решили помочь, перво-наперво заставив её хранить свои исследования в тайне. Действительно, ведь род Малфоев опозорится именно выпускниками-когтевранцами или гриффиндорцами, нежели членством в рядах Пожирателей Смерти!

После долгих размышлений на уроке по истории магии я решил действовать решительно, но в то же время осторожно. Я не знал, насколько сильно менялась эта вселенная независимо от моих личных действий, но точно знал, что даже если она не изменится ни на йоту, Поттеру нужно помочь в расследовании загадки философского камня. Так же меня интересовал вопрос о кровном долге. В прошлой жизни Поттер спас меня от смерти, затем в тот же день мне помог Уизел, а уже много лет спустя и Грейнджер. Я не был уверен, что активируется именно долг Крови, но чувствовал себя обязанным по отношению к этим троим.

Забитый и нелюбимый ребёнок, угрюмый и недоверчивый, саркастически настроенный ко всему окружающему миру, на Гриффиндоре Поттер постепенно раскрепостился, не в последнюю очередь благодаря всецелой поддержке старика Дамблдора. Но каким он был в этой вселенной? Был ли в его голове крестраж? Как он на него влиял?

Нелюбимый младший сын в бедной и шумной семье... Уизел порой был отвратительным человеком, но в сущности, если хорошо подумать, он не был виноват, что вырос таким. С другой стороны, он был отчаянно храбр, всегда помогал своим друзьям, был предан им от макушки до пят, вполне недурно шутил — это я уже понял здесь, на Гриффиндоре — и ничуть не уступал в талантах своим прославленным братьям, только разве что его нужно было захваливать и направлять на верный путь. Может быть, в этой вселенной мне удастся помочь ему?

И заучка Грейнджер... С виду девочка из приличной, состоятельной семьи, но почему-то она редко упоминала о родителях... Насколько я знал и знаю теперь, она единственная дочка в семье, и эта тема по какой-то причине заставляла её сильно грустить... Нужно узнать, почему.

В целом, моя жизнь на Гриффиндоре складывалась удачно. Последующие два месяца пролетели быстро и насыщенно, как один день. Писала мне в основном мама, рассказывала о делах в поместье, о посещаемых ими с отцом светских раутах и благотворительных вечерах, делилась сплетнями, которые ей рассказывали подружки, а так же поставляла мне ценные сведения об общественном мнении слизеринцев от мам Винса, Панси, Дафны и других моих бывших приятелей. Кроме того, расследование о родословной нашего рода вызвало неожиданно бурный отклик — подключились не только бабушка с дедом, но и отец. Сам Люциус черкнул мне уже перед самим Хэллоуином, где признал, что за два прошедших месяца я не опозорил род Малфоев и что, возможно, даже на таком склочном факультете, как Гриффиндор, меня может ждать успех.

Что касается Гриффиндора, то склочным его можно было назвать с большой натяжкой. Если каждый слизеринец всегда мог полагаться только на свои силы, в крайнем случае, на поддержку близких родственников или ближайших друзей, то гриффиндорцы жили по принципу "один за всех и все за одного". Порой это даже мешало, но были случаи, когда мои сокурсники вызывали у меня восхищение.

В один из дней в конце сентября меня подкараулили не только мои бывшие товарищи, но и их старшие братья. Они отобрали у меня палочку и готовы были применить ко мне самые пакостные и грязные заклинания, но тут откуда ни возьмись выросли близнецы Уизли со своими друзьями. Их было шестеро третьекурсников против восьми слизеринцев, один из которых был шестикурсником, а двое других учились на пятом. В общем и целом мы потеряли около ста баллов, ребята получили взыскание на целых две недели, а мама после этого прислала длинное письмо, в котором рассказала, как был взволнован этим случаем отец.

Этот случай, кроме того, породил в атмосфере школы некоторую напряжённость. Причём, как я мог заметить, начав потихоньку общаться с ребятами из Пуффендуя и Когтеврана, она царила не только у нас и у слизней. Что же касается Снейпа, то он "отмер" к концу сентября, но в любимчиках меня, как это было в прошлой жизни, уже не держал. Я побаивался оставаться с Северусом наедине, зная о его таланте к легилименции и памятуя о том, что поставил неожиданно восхитительный ментальный блок в нашу первую встречу. Я был уверен на сто процентов, что любопытный и дотошный Снейп, кроме того, следующий указке директора, не побрезгует попытаться влезть в мою голову ещё раз. А там было то, что увидеть ему было никак нельзя.

За день до Хэллоуина случилось то, чего я совсем не ожидал. Колокол пробил три раза, возвещая о начале ужина. Я оторвал голову от толстенного талмуда по заклинаниям, потёр виски и оглянулся. Некоторые школьники вставали со своих мест, чтобы поставить книги обратно на полки и чинно удалиться из библиотеки по направлению к Большому залу. Наблюдая за ними, я вдруг подумал о том, что никогда ранее не придавал значения тому, как много для меня значил Хогвартс. Все эти коридоры и тёмные уголки, гомон и гвалт в Большом зале, строгая мадам Пинс, шикающая на возбуждённых учеников, квиддич... Я очень любил поместье, загородный дом во Франции, дом бабушки и деда, но это было совсем другое.

Захлопнув книгу, я поставил её на место, положил тетради в свою сумку и направился к выходу. Скорее всего, Гарри уже за ужином, да и Уизел точно не пропустит возможности набить свой безразмерный желудок.

— Драко, подожди!

Я с удивлением обернулся, глядя на то, как следом за мной бежит девушка, которая в тот же момент врезалась в незадачливого семикурсника с кипой книг, и вся стопка полетела на пол, в разные стороны. Даже из коридора видно, как хмурится на своём месте мадам Пинс, а растяпа вдруг покраснела так, что её русые волосы... стали огненно-рыжими. Мой смех, поначалу вырвавшийся из груди, вдруг затих — ещё никогда прежде я не видел живого метаморфа. Тяжело дыша, она подошла ко мне и, перекрасив свои волосы в нежно-лиловый цвет, протянула руку:

— Привет, я Тонкс. Твоя двоюродная сестра.

— Привет, — сказал я и прикусил язык, чтобы не добавить: "Я Малфой, Драко Малфой". Конечно же, она знала, кто я, иначе бы не звала по имени. Повисла неловкая пауза. В прошлой жизни я, конечно же, знал о существовании двоюродной сестры. Тётка Беллатриса так и не подарила мне кузенов. Мама не могла рожать ещё детей из-за нашего фамильного проклятья, после которого в семье Малфоев мог появляться только один сын. Я всегда был счастлив, что всё внимание родителей и бабушки с дедушкой были направлены на меня, что я был единственным наследником, но порой всё же мне было плохо и одиноко без братьев и сестёр. Мама рассказывала о детстве с сёстрами и многочисленными кузенами — род Блэков очень был многочисленным, и главы некоторых младших ветвей рода имели по несколько детей. У отца так же были троюродные братья и сёстры из младших ветвей рода Малфоев и кузены наших французских и датских родственников. Я же видел своих дальних родственников только на крупных праздниках либо же на колдографиях, а с кузенами мне не повезло... В прошлой жизни мама наладила отношения с оставшейся одинокой Андромедой только по окончанию войны.

Глядя в лицо своей единственной сестры, я вдруг почувствовал, как ноет в груди и как хочется, чтобы нас было много. Нимфадора, очевидно, подумала, что я удивлён нашей встречей — я и в самом деле был удивлён, — и добавила:

— Твоя мама написала моей маме, рассказала, что тебя распределили не на Слизерин и это вызвало у тебя большие неприятности. Мама просила меня присматривать за тобой. Так что, если что, обращайся.

Я не сдержался и прыснул от смеха, лицо Тонкс поменялось с дружелюбного на мрачное — она наверняка подумала о том, что я невоспитанный и избалованный слизняк и чистокровный сноб. В сущности, я таким был и такой есть до сих пор, но смеялся по другой причине. Я очень плохо знал Тонкс, но успел услышать о её легендарной неуклюжести и рассеянности. Кроме того, Тонкс видела перед собой несмышлённого и холёного одиннадцатлетнего мальчишку, не зная, что у него были память и умения взрослого мужчины. Что мне могла дать шестнадцатилетняя глупая девчонка, пусть и желавшая выучиться на аврора? Да и заступничество девочки казалось мне немного постыдным, хотя я, разумеется, сейчас не имел ничего против того, чтобы начать общаться со своей сестрой. В свои прежние одиннадцать я бы побрезговал, но с возрастом люди начинали понимать, что в жизни нужно ценить и беречь что-то, чуть более реальное и ценное, нежели чистоту крови. Я максимально вежливо поблагодарил Тонкс и попрощался с ней у дверей Большого зала.

Теперь стоило подумать о том, как подтолкнуть Поттера к решению загадки философского камня.