ПТСР (гет)

* * *

На следующий сеанс она опаздывает. Он предполагал такое, поэтому спокойно ждет, предупредив медсестру.

Саена появляется через семнадцать минут после обычного начала. Она бледна, взгляд словно наточенный нож.

— Я опоздала.

— У меня были случаи, когда после вчерашней ситуации клиенты вообще не приходили, — он улыбается. — Вы оказались гораздо смелее и сильнее многих.

Она садится напротив. На ней глухой свитер с высоким воротом, брюки.

— Итак, вы выполнили мое домашнее задание — вспомнить себя в пять лет?

— Это было отвратительно.

— Это было больно, называйте вещи своими именами, — он лезет в карман халата, достает оттуда маленький бумажный пакет. — Это вам.

— Что это?

— Талисман начала вашего излечения.

Саена берет аккуратно, словно ждет, что из пакета кто-то выпрыгнет, срывает верх, судорожно вдыхает, вытащив на свет свернутый капроновый рулончик. Розовый горох на белом фоне.

— Зачем…

— Затем, что для взросления Саены-чан нужно исполнять ее желания, — предельно мягко говорит он. — Придете сегодня домой — украсьте бантом волосы, — она шокированно смотрит на него. — Да-да, у вас, как я заметил, чудесные длинные волосы. Перехватите их бантом, заплетите в косу… что угодно. И походите так до ночи, не боясь и не стыдясь заглянуть в зеркало.

— Я не буду…

— Будете, будете, — он кивает своим словам. — Не мне это надо — вам. До завтра, Саена.

* * *

Она приходит вовремя, как он и ожидал. Долго молчит, глядя на него. Он тоже не торопит и не торопится. Ей надо просто собраться с силами, чтобы признаться.

— Вы выполнили мою просьбу?

Саена кивает, на ее лице растерянность и обвинение:

— Да. Заплела в косу. Посмотрела в зеркало, — она прикусывает губу и неожиданно слабо улыбается. — Расплакалась. До самой ночи плакала.

— Так это отлично.

— Чем? Слезы лишь признак слабости…

— Смотря какие и когда, — возражает он. — Тем более, ребенок должен плакать, Саена. Если ребенок не плачет, то он болен. Или умер.

— Глупо, — тихо говорит она, опуская взгляд.

— Вам после слез стало легче?

Она молча кивает.

— Словно вы скинули с плеч что-то тяжелое, верно? Слезы не решили проблему, но научили вас стоять на ногах без груза, — он улыбается ее взгляду исподлобья, едва сдерживается, чтобы не обратить ее внимание на это несвойственное ей же поведение. — Задание номер два — домашний питомец.

— Что?!

— Нет-нет, заводить не надо. Просто сегодня выйдете отсюда и идите — в зоомагазин, приют, котокафе. Вспомните, кого хотела в детстве Саена-чан, от взгляда на кого у нее наступал восторг необычным и удивительным миром.

— Я…

— Саена-чан точно могла это. Не бойтесь дать ей возможность вновь выглянуть за щиты.

* * *

Когда он подходит к кабинету, Саена уже сидит перед дверью. Взгляд немного сумасшедший — и живой.

— Собака, — говорит она, едва заняв кресло.

— Отличный выбор, — он улыбается. — Показывает, что вы хотите быть любимой, и вашу доброту.

— А если бы я выбрала кота?

— То, что вы хотите любить, и вашу доброту. Любой человек, выбравший сердцем животное, уже добрый. Какая это собака?

Она молчит, но видно, что не думает. Скорее, решается.

— Лабрадор. Палевый.

— Прекрасный выбор, — он одобрительно кивает. — Отличный компаньон для маленькой девочки и взрослой женщины.

— Да, — она едва заметно улыбается. — Послушна, отлично дрессируется, социально-ориентирована на хозяина. Может жить как в квартире, так и в доме.

— Не сомневался в том, что вы все узнаете про породу.

— И про дом, — она потирает кончики пальцев, задумчиво смотрит на него. — Европейского типа. Два этажа. Обязательно балкон на втором этаже в моей комнате. И в саду вишня, слива, абрикосы и жасмин.

— Вишня сакура или обычная?

— Обычная.

— То есть, ваш сад будет цвести всю весну.

— Да, — на сей раз ее улыбка более уверенная. — Слива зацветает первой, потом вишня, потом абрикосы, — Саена молчит. — Жасмин будет пахнуть.

— У него одуряющий запах.

— Да. Там… в деревне был старый заброшенный дом. Вокруг кусты жасмина. Когда он цвел, я не могла надышаться, — она снова делает паузу. — Мне нравилось им дышать.

— С кем вы будете жить в доме с садом? — он спрашивает очень аккуратно, чтобы не спугнуть откровенность момента.

— С собакой, — ее взгляд все еще наполнен дыханием маленькой девочки.

— А гости приходят?

Она смотрит на него, обдумывает.

— Почтальон.

— Это не гость, Саена.

— У меня нет подруг, — она начинает хмуриться под его молчанием. — Что вы хотите услышать еще?

— Только то, что вы сами хотите сказать. Или подумать.

— Я и думаю. У меня нет подруг.

— В гости ходят не только подруги. Коллеги, например, родственники.

Впервые за последние дни прорезается вертикальная морщина между ее бровями.

— У меня не настолько хорошие отношения с коллегами, чтобы их приглашать к себе на пенсии, — она облизывает губы. — И нет родственников.

— А если кто-то придет без вашего приглашения? Кто-то знакомый вам, — он спокойно смотрит на ее немного обвиняющее лицо. — Подумайте вечером, Саена — кого из знакомых вам вы пустите в свой дом с собакой и садом.

* * *

На ее лице снова маска, но прежде чем Саена открывает рот, он предупреждающе приподнимает руку:

— Никаких «должна». Никаких правил общества. Никаких мыслей о том, как это будет выглядеть со стороны. Чисто на подсознательном уровне.

Она хмурится с подозрением.

— Вы же на подсознательном уровне влюблялись? Вот так и же…

— Я не влюблялась! — она подается вперед, вцепившись в подлокотники. — Еще чего!

— Саена, вы любили того мужчину, — он опровергает спокойно, вкрадчиво.

— Нет!

— Да.

— Нет!

— Вы не сошлись бы с мужчиной, имея перед глазами наглядный пример своих родителей, если бы не влюбились в него, — он загибает первый палец. — Не надо оправдываться перед собой затмением или физиологией — ни то, ни другое не властно над вами. Только чувства. Второе — вы хотели, чтобы любили вас, просто так, без всяких причин. Третье — вы любили его так, что не заподозрили его… — Саена бледнеет, и он прищуривается. — Есть что-то, что вы мне не рассказали?

— Я… — она переплетает пальцы рук, стискивает до белых пятен на коже, — … я пыталась подозревать.

— Это как?

— В последние дни… вещи с информацией были не на своих местах. И не так лежали… — теперь она говорит через прикушенную губу. — Словно он брал… и не так возвращал…

— Специально?

Ее зрачки чуть расширяются.

— Не знаю.

— И вы?

— Я не хотела думать, что это он брал… убедила себя, что устала. Сама не помню, — она незаметно, но обмякает. — Даже когда специально положила так, чтобы запомнить… и дискета лежала потом не так… все равно.

— Вы любили его, — он не спрашивает, просто констатирует.

— Да.

— Вы пустите его в дом, если он придет?

— Нет!!! — она вскрикивает, и непонятно, то ли испуг, то ли ликование. — Никогда! Никогда! — дышит тяжело, глубоко, не сводит с него яростного взгляда. — И это не любовь! Не…

— Саена.

Она закрывает глаза, словно протестуя.

— Вы просто до этого никогда не видели, что такое любовь между мужчиной и женщиной. То, что проповедовали ваши родители — всего лишь вседозволенность и раскрепощение. Стандартное проявление бунта в ответ на давление общества, ограничение свобод… — он откидывается на спинку кресла, сочувственно смотрит на Саену. — Ваши родители подменили чувства эмоциями. Желания — потребностями.

— Я не любила его.

— Он был красив?

Она снова бросает на него яростный взгляд:

— Вы!..

— Сейчас, когда вы начали вспоминать свои желания и чувства, я спрашиваю — он был красив? — он говорит с нажимом, четко, давая понять, что лучше ответить.

Она выдыхает, поднимается и практически выбегает за дверь кабинета.

Первый раз за всю терапию.

Он кивает — крепкий характер. И сложный. Впрочем, с ее прошлым и профессией совсем неудивительно иметь его.

* * *

Она сидит молча, бесцельно скользя взглядом по столу. Лицо бледное, под глазами тени.

— Вы готовы продолжать разговор, Саена? — мягко, осторожно спрашивает он.

— Да, сенсей.

— Он был красивым?

— Если сравнивать с канонами, нет, — она говорит так, словно отвечает на уроке. — Но не урод.

— Вас можно было бы назвать красивой парой?

— Мне сложно судить, — теперь ее речь замедляется, голос немного падает. — У него… очки были. Такие небольшие, но из-за них он выглядел… беззащитным. Тем, кого не надо бояться. Как плюшевый медведь Паддингтон.

— Интересное сравнение.

— Он… сам так говорил о себе. Медведь Паддингтон, который не боится воды и огня.

— Почему он так говорил?

— Он любил готовить. Еду в смысле. Мог принести на встречу пирожки, мандзю… печенье.

— Было вкусно?

— Я не люблю сладкую выпечку.

— Говорили ему об этом?

— Нет.

— Почему?

— Он же старался… — она недоуменно смотрит на него.

— То есть, он заботился о вас, а вы о нем?

Пауза затягивается.

— Думаю, да, — она зябко сжимает руки. — Он… думаю, он специально все клал назад неправильно, — кивает на его вопросительный взгляд. — Словно намекал. Но молчал. А потом от него ничего не осталось.

— Кроме ваших воспоминаний, — она снова кивает, — и дочери.

Следует новый кивок, и он понимает, что она уже думала об этом.

— Я не пущу его в дом. Никогда, — она говорит тихо, убежденно, ставя точку. — Пути назад нет. Просто нет.

— А дочь?

Саена думает.

— Она не придет.

— Почему вы так считаете?

— Я бы не пришла.

— А чем вы одинаковы, что так думаете?

— Выродки, — без тени сомнения отвечает она.

На мгновение он теряется.

— Я думал, вы скажете, что обе одного пола, обе… — она смотрит непонимающе и немного даже удивленно, — … росли в сложных условиях, обе всего добиваетесь сами. Разве не так?

Она кивает.

— Так почему первым словом, которым вы обозначили вашу общность, было… «выродки»?

— А как иначе?

— Саена, — он подается вперед, облокачивается на стол, складывает ладонь к ладони, — то, что вы обе родились вне брака, не дает такого определения, — она протестующе хмурится. — И вы совершенно не ваши родители.

— Это меняет суть?

— Конечно. Выродок и жертва — разные слова и понятия. Вы обе жертвы, Саена. Это страшный жертвенный круг, в котором счастье вообще не подразумевается.

Они молчат какое-то время — она думает, он изучает ее лицо.

— Вы хотите быть счастливой, Саена? Подумайте, поговорите с собою об этом.

* * *

— Я не смогу быть счастливой.

— Почему вы так думаете?

Саена молчит. Сегодня она выглядит подавленно, устало.

— Потому что для счастья надо не иметь ошибок.

— Неверно. Ошибки будут всегда, важно понимать их значение, последствия и выводы, — он чуть улыбается на ее взгляд. — Вы считаете ошибкой ваши чувства к мужчине — неверно. Это опыт, теперь вы точно сможете отличить физиологию от любви, осознаете, что чувствуете при этом, на что готовы. Разве проигранное дело не является опытом для последующих аналогичных дел, которые вы можете выиграть, опираясь как раз-таки на неуспешный пример?

Она колеблется, затем согласно кивает.

— В чем виновата ваша дочь перед вами?

— Напоминает. И из-за нее мне пришлось многим пожертвовать.

— Чем именно?

— Репутацией, работой.

— Но работу вы получили новую, в Токио, — он смотрит намекающе. — Репутация у вас такая, что ваше руководство готово выложить круглую сумму мне, чем потерять вас.

— Большая сумма?

Он хитро улыбается.

— Вы хотите сказать, что из-за нее я приобрела больше, чем потеряла?

— Я хочу сказать, что она не повлияла настолько, насколько вы говорите.

— Напоминает.

— О том, что вы можете любить. Что вы не только «железная леди», но и человек, который мечтает о палевом лабрадоре и цветущем жасмине под балконом дома, — Саена молчат, смотрит на свои руки. — У нее, вашей дочери, были банты в детстве?

Она долго не двигается, словно превратилась в статую, потом отрицательно качает головой.

Дальше он не продолжает — она достаточно умна, чтобы провести остальные параллели. Вопрос в другом.

— Вы хотите быть счастливой, Саена?

— Хочу.

Он молчит, ждет, пока она поднимет голову и посмотрит на него — и только затем улыбается:

— Так будьте счастливы.

В ее глазах непонимание, потом проступает паника:

— В смысле?

— В смысле — простите себя. В первую очередь. На большее у вас пока нет сил.

— За что прощать?

— За то, что забыли свои желания. За то, что ненавидели их, не разрешали их Саене-чан. Вообще забыли про нее.

— А… Кёко? — она впервые за весь разговор произносит имя дочери.

— Начните с себя.

* * *

— Я не знаю как.

Они не виделись два дня.

— Что именно?

— Как простить себя, — Саена говорит безразлично, устало.

— Вы любите себя?

Она открывает рот, хмурится, закрывает. Он мысленно кивает — верно, машинальный ответ не нужен.

— Не знаю.

— Ну есть что-то в вас, что вызывает у вас удовлетворение и гордость?

— Моя работа.

— Я не про работу, я про вас саму.

В ее взгляде растерянность и беспомощность. И непонимание, словно она не может понять предмет разговора.

— У вас красивые руки, — подсказывает он. — Волосы. Вы выглядите гораздо моложе своих лет, — Саена замирает с недоверчивым видом. — Вам никто такого не говорил в последнее время?

Она отводит взгляд.

Он просто ждет ответа. Риторических вопросов у него мало.

— Говорили, — наконец отвечает она. — Есть… коллега, который иногда говорит, что мне что-то идет.

— Мужчина? — она кивает. — И вы ему не верите?

Саена молчит.

— Потому что он женат?

Она отрицательно качает головой.

— Потому что он всем так говорит?

Снова отрицание.

— Потому что вам уже так говорили восемнадцать лет назад? — она не поднимает взгляда и не шевелится. — Саена, те события никак не меняют того, что у вас действительно красивые руки и волосы. И ложью это не является.

Она молчит.

— Могу понять, почему вы ставите знак равенства. Маленькой Саене-чан никто ведь не говорил, что у нее красивые волосы, симпатичное лицо, что она добрая и заботливая, — она лишь ниже опускает голову. — Никто не отмечал всего этого, никто не озвучивал ваши положительные качества.

— Хватит.

Наступает тишина.

— Не мучайте меня.

— Саена, разве вам не нравится это? — он смотрит на нее немного снисходительно, позволяя и голосу так звучать. — Разве вам не становится легче от того, что люди считают вас ужасной? Ведь тогда становится понятно, почему ваша жизнь такая, — она вздрагивает, как от удара, поднимает голову. — Но ведь никто не считает вас ужасной. Никто, кроме вас. И за это вам тоже надо простить саму себя.

— Как?..

— Полюбите себя. Сначала внешность, потом ваши качества — упорство, целеустремленность, порядочность, ответственность. Не принимайте их как должное, ведь сотни и тысячи людей есть без этого. Кто-то опускает руки после первого же препятствия, даже не неудачи. Кто-то постоянно меняет свои приоритеты, не может определиться с будущим… — он улыбается уже ободряюще.

Саена молчит долго, обдумывает.

— Но если внешность будет важнее…

— Не делайте ошибку, — перебивает он ее. — Перфекционизм нужен в тех же дозах, что и яд в качестве лекарства. Внешность не должна стоять выше качеств, но ею нельзя пренебрегать. Если вы утром смотритесь в зеркало и видите там красивую уверенную женщину — себя, — он указывает карандашом на нее, — то это хорошо в первую очередь для первого утреннего шага за пределы дома. Самооценка поднимает настроение, настроение задает тон дню, день приносит те результаты, на которые вы настроены. Чередуйте заботу о мозге и теле.

— Я забочусь о себе.

— Как давно вы были на массаже?

Она снова теряется, качает головой:

— Не помню.

— В спа-салоне? В бассейне?

— Не помню, — после длинной паузы она вздыхает.

— Знаете, что будете делать в ближайшие три дня?

Едва заметная улыбка сопровождается согласным кивком.