Гипсовые котики мадам Ленорман (джен)

* * *

Мы находим Карова во дворе выставочного павильона. Наш доктор сидит на скамейке, вытянув длинные ноги, и созерцает городской пейзаж. В лучах заката высокие металлические крыши Хельма отливают тревожно-оранжевым, а снежок на тротуаре под сотнями ног превратился в грязную ледяную кашу. Огромная неповоротливая туша цеппелина оседает на поле. И впрямь есть на что полюбоваться.

— Ну, как успехи?

— Ректор обещал вынести мое прошение на ученый совет, — обычно энергичный Каров выглядит немного подавленным. Неудивительно: я достаточно наслышана об университетских порядках и знаю, что ученый совет — это бесконечные споры и проволочки. Значит, еще недели неопределенности и ежеутреннего подсчета тающих запасов.

Чтобы развлечь Карова, я рассказываю ему о наших с Кристофером приключениях. Помогает.

— Элизиум — от Элизы? Ха-ха, ловко придумано! Пожалуй, я тогда буду звать тебя Лара, моя дорогая, в честь домашних ларов, — хохочет доктор. — Или, может быть, тебе больше нравится Пенни — от пенатов?..

На окраине Хельма Каров чуть не переезжает своей самоходной повозкой какого-то человечка, который выскакивает из-за угла нам наперерез. Саквояж отлетает в сторону. Каров — я и глазом моргнуть не успела — уже помогает человечку встать и отряхнуть пальто и шляпу от грязно-снежного уличного месива.

— Вы в порядке? Отвезти вас к врачу? — участливо спрашивает Каров.

— Ни в коем случае! — голос у человечка неожиданно писклявый. — Вам в сторону Яблоневых холмов? Тогда подбросьте к дилижансу.

Человечек подбирает свой саквояж, водворяется на заднее сиденье, рядом с Кристофером, поднимает воротник и нахлобучивает шляпу так, что наружу торчит только кончик носа. Общаться наш спутник явно не расположен, и мы в молчании проделываем большую часть пути до дома. Смеркается.

На одной из развилок он бурчит: «Здсь останвите, пжлста», — и вот уже ни человечка, ни саквояжа…

«Даже спасибо не сказал», — обиженно заявляет Каров и сворачивает на проселочную дорогу, ведущую к «Черному дрозду».

* * *

Посылка и инспектор Клаус прибывают аккурат к обеду. Протяжная трель звонка отзывается во мне теплым предчувствием, и оно меня не обманывает: за дверью стоит наш магленбургский друг, а в руках у него — бумажный сверток с темно-красным почтовым штемпелем.

— Представьте, я уже почти на пороге, как меня нагоняет какой-то мальчишка, спрашивает: «Вы к этим?», сует посылку в руки и исчезает, — немного растерянно говорит инспектор вместо приветствия. — Кстати, чудесно выглядите, моя дорогая, сельский воздух вам на пользу.

— Спасибо, инспектор, — смеюсь я. — По всей видимости, это был Роберт с соседней фермы, он исполняет в наших краях обязанности почтальона. Славный мальчик, но ужасно невоспитанный.

На звуки наших голосов в залу с галереей собираются остальные обитатели виллы. Кристофер ловко спускается по веревочной лесенке из своей башни и робко жмет Клаусу руку — кажется, инспектора он все еще немного побаивается. Из кабинета выходит зевающий Каров в домашнем халате — накануне доктор зачитался «Вестником научного мира» и поздно лег.

Пока я накрываю на стол, инспектор Клаус делится новостями. Молодой стажер Йоржи окончательно поправился после осенней стычки с преступным миром и вернулся на службу уже в чине полицейского. Сыщики Петер и Олаф до сих пор вспоминают пироги, которые я совала в карманы их пальто. Госпожа Вероника Вернер, вдова, у которой мы снимали дом в Магленбурге, передает поклон и приглашение на свадьбу летом. Сам Клаус взял неделю отпуска, чтобы съездить на ярмарку чудес и навестить нас на обратном пути, а в Хельме застал целое преступление — кто-то похитил чертежи цеппелина.

— Этим недотепам и дырявый сапог нельзя доверить, не то что ценные документы, — с чувством профессионального превосходства говорит инспектор. — Только и умеют, что детей арестовывать. Единственное, что они смогли установить точно, это то, что чертежи были выкрадены из выставочного зала к вечеру первого дня…

После обеда дело наконец доходит и до посылки. Право развернуть ее мы предоставляем Кристоферу.

В бумагу завернута обычная картонная коробка, а в ней лежат три одинаковые плоские гипсовые фигурки в виде котят. Они отличаются только цветом — черный, белый и рыжий.

Кристофер, водя пальцем по строчкам, читает вслух записку: «Сердечно благодарю за помощь и сэндвичи. Используйте моих котиков с толком. Э. Ленорман».

— Не та ли эта дамочка, которую задержали за мошенничество с исполнением желаний? — осведомляется Каров.

Я нахожу на столе разорванную обертку, вглядываюсь в почтовый штемпель, и разрозненные события вдруг складываются в осмысленную мозаику.

— Вы несправедливы к своим коллегам, инспектор Клаус. Тот, кто похитил чертежи цеппелина, весьма ловкий человек и настоящий артист. И помогли ему скрыться именно мы, пусть и невольно. Ох, простите...

— Объясните свою мысль, пожалуйста, — инспектор, который в обычной жизни выглядит добродушным увальнем, подбирается, как собака, напавшая на след глупня. Мне даже становится немного не по себе под его пронзительным взглядом, и я с трудом подбираю слова.

— Старушка, которая торгует желаниями, — это только маска. Прикрытие… Безобидная мадам Ленорман арендует палатку и крутится на ярмарке, чтобы разведать обстановку. Ее задерживают, но по случайному совпадению в это же время в участке появляется мальчик с чудесной флейтой, который отвлекает на себя внимание полицейских. Мадам Ленорман незаметно выскальзывает из участка, похищает чертежи и быстро покидает город на первой же самоходной повозке, которая движется в нужную сторону…

— Но я точно помню, что подвозил мужчину… — заинтригованно перебивает меня Каров.

—…с тонким голосом. Добавьте немного грима, седой парик и юбки — и вас легко примут за пожилую женщину. Я думаю, он потому так невежливо себя вел, что побоялся, что мы с Кристофером узнаем его по голосу — мы ведь битый час слушали его в участке.

— Или по носу, — тихо замечает Кристофер. — У него такой длинный нос…

— Так что Элиза Ленорман вполне может оказаться каким-нибудь Элоизом, — заключаю я. — Но наш воришка оказался настолько любезен, что отправил нам сувениры с первого же почтового отделения на своем пути.

— Что ж, версия не лишена интереса… — инспектор Клаус вертит в руках обрывок обертки со штемпелем почты Яблоневых холмов — из которых, к слову, расходятся десяток маршрутов дилижансов. Судя по блеску в глазах, инспектор не прочь утереть нос своим хельмским коллегам. — Сообщу ее инспектору Оллебранду, пожалуй. Хотя это можно отложить до завтра — если вы верно сопоставили факты, моя дорогая, этот молодчик уже за тридевять земель отсюда…

— Но можно прикинуть, где его ловить! — Каров срывается с места и уносится в кабинет, видимо, за картой местных дорог.

Кристофера интересуют дела более насущные:

— Значит, эти котики исполняют желания? А как?

Инструкции к гипсовым статуэткам не прилагается, и мы втроем ломаем головы. Версии одна другой забавнее: гладить? чесать за ушком? прятать под подушку?

Возвращается Каров в обнимку с тяжеленным атласом и на лету ловит наши разговоры.

— Желание? Отлично. Мне как раз позарез нужно одно исполнить желание — я хочу получить работу в Хельмском университете!

Выкрашенный черным котенок крошится под стальным пальцами Карова, секунда — и фигурка превращается в горсточку обломков и гипсовой пыли. Это производит неприятное впечатление, так что я поскорее убираю сомнительный подарок с глаз долой, и больше в этот день мы о нем не вспоминаем. Каров учит Кристофера читать карты, и мы отлично развлекаемся, разрабатывая маршруты путешествий Ленормана и свои собственные — вплоть до самых Южных пределов, можно сказать, на край света.

Остаток вечера мы коротаем за игрой в лото и «приручи дракона», а на ночь я устраиваю гостя в комнатке с эркером. Мне кажется подходящим сюжет мозаичного окна — охотник с луком преследует дичь.