Хроники "Альтаира" (джен)

— Итак, докладывайте далее, — директор лагеря старательно мерил аршинными шагами прибрежный песок.

— А что докладывать-то, Виктор Петрович? Ну, довезли нас пожарные до поселкового травмпункта. Там мне удалили несколько еще не выдернутых любезной волонтершей осколков стекла. Всё зашили, обработали, впороли какую-то пакость от столбняка, выдали флакон фурацилина и отпустили восвояси. Потом осмотрели Виолетту Тимофеевну и диагностировали у нее легкое поражение верхних дыхательных путей продуктами горения и пропажу голоса в результате экстремальной динамической нагрузки. Тоже вкололи что-то — антигистаминное, — велели три дня не говорить и больше бывать на свежем воздухе.

Директор удовлетворённо хмыкнул в усы. То, что кураторша Третьего отряда будет три дня держать обет молчания, похоже, его тоже вполне устраивало.

— Когда дошла очередь до Серого… До Сергея Евгеньевича, то сначала у него подозревали черепно-мозговую травму средней степени тяжести. Но реакция зрачков на свет и координация движений у него оказалась нормальной. Так что, среднюю тяжесть переквалифицировали в легкую… Такую же легкую, как и, собственно, мозги пострадавшего.

Наш Зевс-Вседержитель метнул в меня глазами испепеляющую молнию.

— Ты опять?

— Обязуюсь исправиться и впредь, так уж и быть, воздержусь.

— Что же у вас с самого начала отношения не заладились, а?

— Мне кажется, вы с самого начала догадываетесь, каков будет ответ.

— Догадываюсь. Но поверить в официальную версию не могу. Кстати, когда я его расспрашивал, он утверждал, что угодил головой в баркас отнюдь не случайно. Но я не поверил.

— А зря, наверное. Во-первых, вы сами любите утверждать, что случайностей не бывает — есть не отслеженные закономерности и факторы потери вариантивности событий. А во-вторых, если бы у меня была возможность накануне поставить баркас именно на это место — он был бы поставлен.

Новая порция испепеляющих молний снова обдала меня с ног до головы. Аж под лейкопластырями защипало…

— Ладно, попрощаемся на сегодня, — почти ласково сказал Виктор Петрович. — Иди в отряд, а то твои тебя, считай, весь день не видели. Ольга-то с ними, похоже, и не справляется — две трети так нормативы и не сдали.

— Браво, Солдат Джейн! Хотя бы с третью, значит, справилась. И наконец-то хоть кто-то вспомнил о детях.

— Да, кстати, — директор хитро улыбнулся, — спасибо за напоминание. Если уж мы говорим о детях, то тебе придется задержаться еще на пять минут и рассказать мне ту утреннюю историю, что была до пожара.

— Какую историю?

— Оскар Рудольфович утверждает, что над тобой нехорошо подшутил Второй отряд. Причем, девочки!

— Было дело.

— Никогда не поверю, что с твоей наблюдательностью…

— Нет. Не назову.

— ???

— !!!

— И почему?

— Обвинения стоит предъявлять при наличии доказательной базы. А они, задействовав — и весьма удачно, вплоть до эффекта легкого оглушения противника — свой «корсар», так хорошо принялись «давить тапки» по кустам под дымзавесу, что я не могу гарантировать точность показаний по персональному составу этой, к слову, весьма изобретательной диверсионной группы.

— У них всего восемнадцать девочек…

— И все для меня на одно лицо.

(Особенно — при виде сзади…)

Во взгляде Старика читалось откровенное: «Ага, продолжайте, коллега, добросовестно вешать на мои многоопытные уши столь некачественную лапшу».

— Ну, ясное дело, это же не твои девочки, да?

— Предлагаю отминусовать Второму сорок баллов по общей дисциплинарке и успокоиться, Виктор Петрович.

— Почему именно сорок?

— Ну, можно шестьдесят.

— А я считаю, что необходимо провести полноценное служебное расследование! — На песчаную косу буквально ниоткуда впорхнула Маргарита Георгиевна, — поймите, кто-то из ребят завез целую кучу нелегальной пиротехники. А я видела, что происходит с рукой человека, вовремя не отпустившего подожженный десятый «корсар»! Мы будем этого дожидаться?

— Не будем. Вы одна расследуйте, Маргарита Георгиевна, а я подожду.

— Чего вы подождете?!

— Пока они мне сами через три-четыре часа весь свой огненный арсенал не принесут.

— ???

— !!!

— План одобряю. — Назидательный палец Виктора Петровича качнулся в воздухе, — если он у вас, конечно, есть — этот план… Сегодня отбой дадим в десять вечера. А в половине одиннадцатого жду вас обоих на учительском секторе у моей, так сказать, резиденции. С поименным списком участников диверсий и конфискованным вооружением. А сейчас по отрядам, коллеги, по отрядам! Воспитанники имеют свободное время до ужина — чего угодно ожидать можно! Еще не вечер, Маргарита Георгиевна!

А потом наступил тот самый вечер, и волонтеры повели отряды ужинать. Меня почему-то не вдохновила традиционная каша, и результатом стало настоятельное требование Маргариты Георгиевны навестить медпункт. Тем более, что так и так надо было тащиться к фельдшеру Валентине Федоровне на плановую перевязку-переклейку.

Медпункт — аккуратный автокунг с машиной «скорой помощи» — базировался за плацем с флагами, возле Кострового поля, где техники уже начали свозить из леса длинные сухостоины для большого костра. Всю дорогу в пятнадцати шагах позади и справа от меня шуршали осторожные шаги. У штабеля дров на Костровом поле они затихли.

(«Здравствуйте, коллега, я ваша паранойя!»?)

Останавливаюсь и делаю вид, что старательно изучаю закатное небо. Глубокое, бархатное, плавно меняющее от центра к западному краю цвет с почти фиолетового на золотой. За штабелем слышится откровенный «хрусь». Все-таки наступила на сухую веточку, Ганьшина! Ладно, поиграем в кошки-мышки!

— Ябеда, что у тебя еще?.. Давай, Луферов, вылезай. Я тебя, конечно, не вижу, но неплохо слышу. И впредь, в целях конспирации, научись летать, чтобы не хрустеть сушняком.

Из-за штабеля вылетела тоненькая фигурка в кадетской форме — синий низ, белый верх. Хвостик на кучерявой головке растрепан, на левой ноге гольф сполз. В глазах — решительность обреченной на повешение партизанки Зои Космодемьянской. Вера Ганьшина, гордость школы.

— Я вам не Ябеда и не Луферов! — даже кулачки сжала, похоже, именно то, что ее назвали ненавистным ей Ябедой Луферовым, обидело девочку больше всего. — Сами вы ябеда с вашим Ябедой! Наверняка «слили» нас директору с потрохами! А мы только хотели на финальном костре фейерверк запустить — в честь спортивных побед нашей смены.

— И поэтому, гениально предвидя, что я вас вечером «солью» Петровичу, утром вы, леди, зашили меня в гамаке и подорвали на десятом «корсаре»?

— Да. Это я вас зашила. С вечера еще. Чтобы вы не пошли за Сергеем Евгеньевичем следить!

— ???

— Вы его ненавидите, и думаете, что он в поселок за пивом ходит. А он не за пивом!

— Да, надо будет в следующий раз думать потише. А то весь лагерь, похоже, знает, сколько раз в день и о чем я думаю… Кстати, если не за пивом, то за чем? Ночью, короткой дорогой через гнилой мост, да еще и с рюкзаком?

— Девушка у него там, — потупилась Ганьшина. — В травмпункте медсестрой работает. Это я его попросила взять рюкзак и выпросить у врачей использованную рентгеновскую пленку — для настоящей ракеты! Я в книжке «Справочник по авиационному моделизму» 1961 года издания из нашей библиотеки вычитала, что из рентгеновской пленки делается ракетное топливо. Ну, и попросила…

— А Серый на обратном пути провалился на гнилом мосту, да? И вы, подсушив пленку, решили проверить, сработает ли теперь ракета?

— Да. Она сработала, только как-то криво пошла.

— Криво или прямо — зависит, в данном случае, не от топлива, а от того, как вы загнули своей ракете перья стабилизатора, запихивая ее в стартовую установку из трубы от полевой кухни. Впредь проверяйте, ровно ли стабилизаторы установлены… И, кстати, это никак не объясняет полетевшего мне под ноги десятого «корсара».

— Это вообще не мы. Это Неверович Димка.

— А вот тут вы, пожалуй, врете, леди. Димка Неверович — трус. Кишка у него тонка. И улепетывали потом по склону одни девочки.

— Я никогда не вру! — маленькая валькирия изо всех сил стремилась испепелить меня взглядом. — Вы просто ничего не понимаете! Неверович пошел с нами, чтобы нас прикрыть, если что. Несмотря на то, что боялся. И когда вы выскочили из гамака через дырку — прямо на нас, — он на самом деле прикрыл. Бросил один из трех «корсаров», которые должен был отдать Ромке Ёжикову. А сам, между прочим, до последнего в кустах оставался — и вы не заметили!

Она торжествующе отбросила свой пышный хвостик за плечо.

— Конечно, разве заметишь в кустах тихого троечника, который наверняка пребывал в глубоком стрессе и ступоре от собственной внезапной наглости... Вы правы, леди, Неверович — не трус. Он просто трус, болван и тормоз одновременно. Своим «корсаром» он вас крепко подставил — грохот слышал сам Скардольф, весь Первый, Четвертый и, пожалуй, часть Третьего отряда. И, конечно, Скардольф доложил обо всем Маргарите Георгиевне. А потом вы устроили пожар. Серьезный пожар, в ходе которого чуть не погибла преподавательница. И теперь Маргарита Георгиевна ведет расследование. В половине одиннадцатого сегодня она расскажет Петровичу, что ей удалось накопать.

— А что ей удалось накопать?

— Не имеет уже ни малейшего значения, милая леди. Что бы она ни накопала и не доложила, с побудкой в ваш доблестный отряд гениев авиамоделизма придет страшный зверь по имени Большой Шмон. У всех проверят вещи, обшарят спортинвентарь и коробки с рукоделиями у девочек. Будет противно и совестно участвовать в этой работе, но придется. Обязательно. Потому что у некоторых затейников туго с головой — а это не лечится. И мы найдем все, что и где бы вы ни попрятали. Можете не сомневаться. И тогда я, пожалуй, проголосую на педсовете за то, чтобы вас всех задолго до конца смены отправили домой. И при поддержке Скардольфа продавлю это решение через нашего Старика… Можете собирать вещи, разговор окончен.

Ганьшина, наконец, опустила свои лучистые глаза, но с места не двинулась.

— Только не вздумайте мне тут разреветься, милая леди. Соплежуев здесь не любят, я точно знаю.

— Что. Нам. Делать? — она посмотрела на меня в упор и отчеканила эти три слова с ледяным спокойствием.

(Это не вопрос. Это мощный, практически суггестивный, приказ ответить! Так, ни шиша себе — приехали!.. А мне казалось, что это Ёжиков у них нахальный… Гоблиновы уши, пора перехватывать инициативу! А то раздавит меня нафиг этот ураган с косичками!)

— Я правильно понимаю — вы это у меня спрашиваете?

— Как будто бы, здесь больше никого нет, если под «скорой» не сидит ваш Луферов!

— Успокойтесь, не сидит. Вы действительно решились бороться за то, чтобы остаться в лагере?

— Да.

— И вы собираетесь уберечь от команды «с вещами на выход!» всех своих братьев и сестер по взрывоопасному разуму?

— Да.

— Тогда соберите в кулачок вашу волю, напрягите извилины под кудряшками и срочно, прямо в моем присутствии, примите меры, способные предотвратить надвигающуюся на вас и ваших товарищей катастрофу. Дайте мне решение проблемы. Если оно будет верным, я пощажу Второй отряд.

— Но почему — я?

— Потому что вы — умница, и у вас на это хватит мозгов. В отличие от Димы Неверовича, Ромы Ёжикова или даже Патимат Магомедалиевой. Вы — лидер, Ганьшина. И сильный лидер.

(Обычно для выявления лидера в классе мне достаточно пустить в свободный полет по партам обыкновенный пульт от кондиционера. На чьей парте окажется к моменту звонка — к тому и присматриваемся подробнее).

— Н-надо куда-то это все срочно перетаскивать. — Очнулась Ганьшина. — Чтобы к моменту обыска вообще ничего в отряде не было. И чтобы до самого праздника никто не мог воспользоваться этой пиротехникой.

— В правильном направлении мыслите, Ганьшина. А где находится такое место?

— Не знаю… — прошелестело в сгущающихся сумерках.

— Это первый ваш ответ «не знаю» на моей памяти, леди. Пожалуй, я об этом никому не скажу. Все равно никто не поверит...

Ганьшина громко икнула и воззрилась на меня так, будто видела в первый раз.

— И все же ответ «не знаю» нас совершенно не устраивает, не правда ли? Как не предотвращающий неизбежно назревающих событий… Мысленно подсядьте Маргарите Георгиевне на мозги. Чем она там дышит по вашему поводу?

— Она беспокоится за нас.

— Ее цель — предотвратить дальнейшие шалости с пиротехникой, правда? О запланированном вами сюрпризе всему лагерю на праздник она ничего не знает и даже не догадывается. А если ей честно все рассказать — скорее всего, запретит. Именно потому, что вы ей очень дороги, обалдуи. С тем же успехом вы могли просить ее разрешить вам прыгать с крыши без парашюта.

— Ну, да…

— Значит, отменяем фейерверк.

— Нет. Мы дали обещание. На спорняк! Отступать нельзя — дело чести.

— Кому? Кому дали обещание на спорняк?

— Ребятам… Четвертому отряду.

(Опаньки, засада!!! Интересно, чего я еще про моих не знаю? И это — при наличии у меня Ябеды Луферова?!!)

— И Четвертый отряд, конечно, готовит ответный ход?

— А вы… вы разве этом не участвуете?

— Нет. Только в сдаче норм ГТО и в операциях по пожаротушению после гениальных приключений Второго отряда… Но вернемся к нашим баранам-фейермейкерам. Последний раз спрашиваю: что вы намерены предпринять? Куда мы будем складывать ваш стратегический боезапас? Где его ваша Маргарита точно искать не станет?

— Ну, наверное, раз мы так позорно запалились, а больше никто не запалился, то искать она начнет с нашего отряда, с палатки Гончарова, Ёжикова и Неверовича. Значит, логично будет сложить весь трах-бабах в соседнем отряде…

— Ну, например, в имеющем репутацию самого дисциплинированного…

— А самая дисциплинированная репутация — у вашего Четвертого!..

— Именно. К тому же именно с моим Четвертым у вас сговор… Я имею в виду — пари.

— Н-нет, не пойдет! У вас Ябеда Луферов! Он везде лазит, может заметить — и тогда точно сольет где и что. — Вера замотала головой и презрительно скривила мышиную мордочку.

(Ну и что же, что сольет? Все равно — сначала мне).

— …А как вы думаете, леди, где точно никогда не бывает Ябеды Луферова?

— Это сложно сказать.

— Ответ не принят, двойка за решительность, — пришлось злобно усмехнуться, — и об этом я тоже, так уж и быть, никому не скажу. Вместо этого я открою вам секрет: Ябеда Луферов никогда не заходит… ну, например, в МОЮ палатку.

Ганьшина остекленевает.

— Но почему? Все же знают, что он вам «стучит»! И про ракету, вот — тоже…

— Стучит. Что поделать — порода такая. Но в моей палатке это делать чертовски неудобно. Это одноместный «Эгоист» от фирмы «Турист». В ней тесно, когда двое залезут, даже если второй — всего лишь кадет Ябеда.

— Так, — помолчав, Ганьшина встряхнула головой, отгоняя явные последствия только что пойманного от меня когнититвного диссонанса, — значит… Вы предлагаете спрятать пиротехнику и готовые ракеты с топливом у вас в палатке?!!

— Именно так, леди. Предлагаю. Потому что надо быть круглым идиотом, чтобы заподозрить в пособничестве космонавтам-террористам из Второго отряда куратора Четвертого. Я же вас, хулиганов и воображал, терпеть не могу. И не далее, как через девять часов буду в первых рядах педсостава у всех на виду вдохновенно шмонать ваши палатки.

— Я вам не верю.

— На здоровье, мне не привыкать. Через сорок минут я вернусь из медпункта. Вы уже должны быть на месте. Скрытно — как вы умеете. Со всем боезапасом. Подчеркиваю — со всем. Только так он будет иметь реальный шанс благополучно дожить до предполагаемого праздника. Никто его не возьмет и никто о месте его пребывания не узнает. А вот вы, напротив, дадите мне честное слово, что возьмете… подробную консультацию у Серого, как все безопасно организовать. Раз уж вы в курсе всех его сердечных тайн, а он — в курсе всех ваших террористических.

— Но… Зачем вам это?

— За шкафом.

— Ну, вы же нас терпеть не можете. Мы же ваших на второй день после заезда на пионерболе всухую «сделали»! А еще мы же с Ёжиковым вас уронили вместе с судейским стулом! Но это было нечаянно… А-а! Вы, наверное, хотите директору все сдать!

(На колу мочало — поехали сначала!..)

— Ага. Сдать. Несомненно!

(Гоблиновы уши, какую бы кислятину незаметно сожрать, чтобы сохранить тоскливую мину на морде и не заржать, как последний кадет Гольянов?..)

— Именно поэтому разговариваю с вами тут битый час, вместо того, чтобы уже десять раз притащить вашего Ёжикова за ухо к этому самому директору. Отключите, наконец, вашу женскую логику, леди!.. Ну, хотите — на крови поклянусь в чистоте моих намерений на текущий момент? Тем более, что вот этот пластырь на руке почти отклеился.

— Но… Почему? Вы? Все это?

— Потому что мне когда-то тоже было двенадцать лет, кадет Ганьшина…

… Без десяти одиннадцать у белого директорского шатра мы, трое взрослых обалдуев и пожизненных разгвоздяев, они же — кураторы Второго и Четвертого отрядов плюс директор лагеря, молча смотрели в догорающий костерок. Доклад был окончен. Говорить больше было не о чем. Петрович держал в руке лист формата А4 со списком террористов из Второго отряда: Ёжиков, Ганьшина, Неверович, Козлов, Дмитриевский, брат и сестра Красношляпины, Магомедалиева, Гончаров, Ягловитин, Дуняшина, Благодатских…

— Ты точно гарантируешь, что из твоей палатки никто ничего не возьмет? — Петрович потеребил усы и посмотрел на меня.

— Ну, гарантию дают только в банке… И в покойницкой.

— А если дождь? У тебя тент нормальный, не промокает?

— Вот, значит, когда это вас, наконец, заинтересовало... Не стоит вашего волнения.

Маргарита Георгиевна бесшумно скользнула поближе и легонько, по-матерински, обняла меня за плечи:

— Спасибо…

— Всегда пожалуйста.

— Что вы так сморщились, коллега? Вам кажется неуместным такое проявление эмоций старой училки?

— Мне кажутся неуместными полтора десятка дырок от стекла в моей шкуре. Не более того…

— Простите… Что будем делать с Неверовичем? Может, привести его завтра, чтобы извинился?

— А вам его не жаль, Маргарита Георгиевна? Он, как мне кажется, метнул «корсар» со страху. Что будет в процессе этих извинений — паническое бегство, обморок, мокрые штаны? Человек — трус, и не нужны мне его извинения.

— Но надо что-то со всем этим делать.

— Надо. Вношу предложение: наплевать и забыть. Инцидент исчерпан.

— А Неверовича отдать Серому в персональные ученики, — подхватила Маргарита Георгиевна. — Или напугает раз и навсегда так, что больше эта трясогузка не появится в нашем лагере, или сделает правильным пацаном. В обоих случаях — Второй отряд в выигрыше.

— Я тоже думаю, что инцидент исчерпан. — Петрович усмехнулся, — но правом и волей старшего вношу изменения в ваше предложение. Разобраться в причинах панических настроений Димки Неверовича я доверяю вам двоим.

— К-кому? — автор этих строк чуть папиросой не подавился.

— Ну, как это кому? Естественно, тебе и Серому. Не Маргарите же Георгиевне! Хотя… Она ведь в этом случае и одна бы справилась, а?

Петрович привстал и аккуратно положил «список террористов» поверх дотлевающих углей. Бумага скорчилась, вспыхнула и, рассыпаясь искрами, легким пеплом взмыла в бескрайнюю бархатную высоту — к равнодушным звездам.