Поторопите вечность (гет)

Медленно возвращается чувствительность нервных окончаний, практически также медленно как приходит в себя измученный разум. У меня снова был приступ… что ж, этого следовало ожидать.

Какое странное ощущение в теле? Я не понимаю, почему мне так хорошо и приятно… хорошо? Я уже очень давно не говорил, что мне хорошо. Может быть, я умер и все же попал в рай? Тогда почему я все еще ничего не вижу? Я всегда верил, что в раю все должны быть здоровы и счастливы… так может, это ад? И это такая изощренная пытка, когда вокруг все хорошо, светит солнышко, поют птички, но при этом ты не можешь этого увидеть, опознать, принять… хотя нет, я чувствую свое тело, значит, я жив и мне просто тепло. Почему мне тепло? Этого не может быть! Меня столько лет сопровождал только холодный, мокрый гул воды, а он не может нести тепло. Во всяком случае там, где меня держали столько лет.

Пытаюсь пошевелиться…одеяло? Я накрыт одеялом? Я столько лет не ощущал на своем теле приятного шелка постельного белья!

Что-то произошло тогда, что-то что изменило мою жизнь… нет, память снова отказывается воспроизводить нужную информацию, на месте необходимых воспоминаний зияет пугающая, беспросветная пустота, выматывающая душу и разум. Вы даже не представляете, какого это, жить, когда часть твоей жизни отсутствует, когда ты не знаешь, что ты делал в то время, и было ли это правильно… Я даже придумал себе оправдание, которое всегда помогало мне в заключении — зато можно пофантазировать над тем, что там могло произойти. Я уверен, что случилось что-то очень важное, у меня до сих пор в душе осадок от какого-то хорошего чувства. Их у меня очень мало, поэтому я надолго запоминаю ощущения, которые остаются со мной, даже если память подводит.

Осторожно приподнимаюсь… мягко? Я в тепле, под одеялом и, судя по-всему, на кровати! Наверное, я все-таки попал в сказку. Не иначе!

А запахи! Как же я не заметил, что все запахи другие? Жадно втягиваю в себя воздух, наслаждаясь каждым ароматом в отдельности и всеми сразу. Как же это… пахнет очень приятно. Кажется, свежеиспеченным хлебом и чаем с мятой, детскими красками и чернилами, свежесрезанными цветами и лекарственными настойками. Так должен пахнуть дом… Все эти запахи, такие забытые, такие невозможные, кружат мне голову, вселяют в душу радость и еще какое-то чувство… я не помню его названия, но от него очень тепло.

Я провожу рукой по гладкой, чистой простыне. За окном шелестит дождь… я чувствую, как даже через закрытое окно в комнату проникает легкий, освежающий запах грозы. Вода, моя вечная спутница! Видишь, я все же сбежал оттуда… Интересно, где я?

Ах, память! Почему ты меня так подводишь? Когда я успел забыть, что выбрался из своей камеры?

Тихий перестук мягких туфель по ковру. Кажется, кто-то идет сюда. Судя по шагам, это ребенок…двое. Они останавливаются где-то совсем рядом, тихо открывается дверь, я слышу, как она шуршит по ковру.

— Мы не должны этого делать, — строгий девичий голосок. — Если папа узнает, что мы здесь были, он нас отругает и больше не разрешит приезжать домой на выходные!

Мальчик, видимо, не доволен. Он громко шипит.

— Тише! Ты его разбудишь!

А сам производит шума в несколько раз больше, чем сестра.

— Если ты ничего не скажешь папе, то он и не узнает… ты же не ябеда? — самодовольно сообщает он, всегда не любил таких детей. Они мне напоминали… как же его звали?

— Джеймс, как ты можешь так говорить…

Точно, Джеймса Поттера! Память отыскивает обрывки воспоминаний детства… Да, не люблю таких детей.

В комнате на некоторое время повисает тишина, дети подходят к кровати, я слышу их шаги, приглушенные мягким ворсом, чувствую их любопытные взгляды.

— Он страшный, — испуганно шепчет мальчик.

— Бедный… — девочка плачет? Почему? Неужели я так сильно напугал ее…

— Перестань, Лили… — резко шипит ее брат.

Лили? От этого имени становится тепло и горько… я помню другую Лили. Мою маленькую подружку, мой лучик в безумном мире детства, мое спасение и мое проклятие.

— Интересно, а он правда, сумасшедший? — шепотом спрашивает Джеймс.

Его сестра все еще всхлипывает, но отвечает:

— С чего ты это взял?

— Я слышал вчера, так доктор папе сказал… — доверительно сообщает мальчик.

Я с удивлением осознаю, что меня гложет любопытство…да, где же я все-таки нахожусь?

— А что папа?

— А папа сказал, что у доктора не спрашивали диагноз, от него требовалось грамотное лечение, и выкинул его за дверь… — весело рассказал Джеймс. — Они потом с дядей еще напились, и тот кричал, что Снейп не мог сойти с ума, что у него психика железная…он, вроде, шпионом на войне работал.

Снейп… да, когда-то так меня звали. Имя воспринимается неожиданно болезненно и обидно.

Кто-то из них подходит еще ближе:

— Как думаешь, папа сможет его вылечить?

— Папа все может! — какой самоуверенный юноша.

Девочка тихо вздыхает:

— Как думаешь, ему больно?

Ее прерывает сердитый окрик брата:

— Лили! Пошли отсюда! А то ты его разбудишь! Мало ли что…

Девочка отходит от меня, и я слышу, как за ними закрывается дверь. Появляется странное чувство потери, я так давно не слышал человеческую речь. Уж лучше эти дети, чем тяжелая тишина, наполненная безжизненным шепотом воды.

— Какой-то он не интересный… — разочарованно шепчет мальчик.

— Какой же ты бессердечный, Джеймс!

И снова топоток детских ножек… Какая хорошая девочка. А еще говорят, что имя не налагает на человеческий характер свой отпечаток. Да, вот оно! Самое яркое подтверждение того, что это не так. Если бы я не был уверен, что с тех пор прошло несколько десятков лет, то принял бы этих детей за Лили Эванс и Джеймса Поттера. Какое странное стечение обстоятельств… судьба словно издевается надо мной, заставляя страдать, переживая все заново. Интересно, кому пришло в голову назвать детей такими именами?

А вдруг мне все приснилось? Нет! Мои глаза не видят, мое тело помнит слякоть камней камеры, мои руки все еще болят от кандалов. Это не могло быть сном… Откуда-то в сердце заползает язвительный, непримиримый страх, холодный, яростный, заставляющий разум застыть в ожидании…

И как спасение где-то вдалеке снова появляются тихие, осторожные шаги и легкое шуршание двери. Я слышу, как ко мне подкрадывается кто-то, и я уверен, что это юная Лили. Я чувствую, как она наклоняется ко мне, ее легкое дыхание касается моих волос, щекочет лоб… Сам не знаю, откуда во мне столько странного, щемящего чувства нежности к абсолютно незнакомой мне девочке. Я стар, это просто последствия старения.

— Бедный…

И тут я чувствую на своей щеке теплую ручку ребенка. От нее пахнет осенними листьями и какими-то травами, булочками и земляничным варением, а еще… нежный аромат, который я помню с детства.

— Хорошие духи… — это сказал я?

Зачем я это сделал? Вот, сейчас она испугается и убежит, а я останусь здесь один наедине со своим страхом… Ничего подобного: девочка мелодично смеется и садится ко мне на постель.

— Я так и знала, что вы не спите, — сообщает она мне. — Вы не слушайте Джеймса, он просто глупенький.

Я улыбаюсь… я умею улыбаться?

— Давай знакомиться? — предлагаю я ей.

Я не знаю, зачем я это спрашиваю. Да зачем я вообще разговариваю с ней! Я ведь так себя не веду, дети должны бояться и уважать меня. Я не помню, почему я это решил, но долгое время так и было… Нет! Я не хочу вспоминать то время, там не было ничего хорошего.

— Меня зовут Лили, — мягко сообщила она.

— А меня Северус… у тебя красивое имя, Лили.

— Меня так папа назвал, — гордо сообщает ребенок.

Я осторожно приподнимаюсь на подушках.

— Эти духи тоже он мне купил!

— Какой у тебя хороший папа…

Я чувствую, как девочка улыбается.

— Очень…

— И мама, наверное, тоже…

И улыбка тут же исчезает, будто, солнце зашло за тучу. Мне даже становится холодно. Я осторожно нахожу маленькую ручку ребенка:

— Я чем-то обидел тебя? — ну, почему мой голос не может быть чуточку теплее? Я чувствую, как ей больно, и мне самому становится плохо оттого, что я стал причиной этого. Но девочка снова удивляет меня… теплая ладошка поворачивается и ложится сверху.

— Я не знаю, где моя мама, — доверительно сообщает она мне. — Она ушла…

Я киваю…

— Не расстраивайся, — советую я ей. — Если бы она была хорошей матерью, она никогда не ушла бы.

Кажется, девочка кивает.

— Папа тоже так говорит…

Мы некоторое время сидим в тишине…

— А ты не боишься темноты? — спрашивает она.

Я качаю отрицательно качаю головой:

— В ней нет ничего страшного, — уверяю я ее.

— Ты ничего не боишься?

Наивная девочка… не боятся только глупцы. А я безумен, но не глуп…

— Я боюсь одиночества, — говорю я ей прежде, чем успеваю подумать. Девочка вздыхает:

— Я тоже раньше боялась, но папа подарил мне медведя, и я перестала.

Я осторожно глажу ее руку.

— Теперь ты не один… — уверяет она. — Нас много!

Я улыбаюсь…

Где-то в глубине дома слышится:

— Лили!.. иди есть.

Девочка подскакивает с постели:

— Ой! Меня зовет папа…

Я подталкиваю ее к двери.

— Иди-иди! А то он ругаться будет…

Девочка хихикает:

— Не будет! Он нас никогда не ругает, дядя Драко говорит, что он нас балует…

Драко? Память мягким толчком возвращает мне воспоминания…

— А можно я еще приду?

— Конечно…

Я откидываюсь на подушках и сжимаюсь в комок. Куда меня снова забросила жизнь? В дом к Гарри Поттеру…

Я практически засыпаю, когда в комнату снова входит Лили. Я узнаю ее по легкому запаху духов. Девочка кладет рядом со мной что-то мягкое…

— Теперь ты не один, — шепчет она, уходя.

Да, не один…