Санкта Маргарита и другие печальные истории (джен)

Самир Гафа

Каждый раз, когда Самир Гафа закрывал глаза, то видел переломанное тело дочери. Кошмары всегда разыгрывались по-новому. Ему снилось, что Инеж наблюдает за ним из трюма рабовладельческого корабля. Снилось, что дочь с серой одутловатой кожей и водорослями в локонах пытается утянуть его на морское дно. Порой Инеж вылезала из неглубокой могилы, смаргивала землю и вычесывала стертыми в кровь ногтями червей из волос.

Каждый сон неумолимо напоминал об истине, которую Самир знал в глубине души — его дочь мертва.

По сулийским обычаям, караван не оплакивал пропавших, пока не проходило много лет. Ведь их народ был странниками, пыльная дорога была их домом. Не первый раз, когда волки преследовали караван, чтобы утащить бедного ягненка из стада. Иногда случалось чудо, и ребенок возвращался. Однако во снах Инеж протягивала руку сквозь завесу между жизнью и смертью. Вонзив ногти Самиру в грудь, призрак шипел то, что Самир больше всего боялся услышать: «Это твоя вина».

Даже когда Самир сел на корабль в Ос Керво, часть его не верила, что Инеж ждет их в Кеттердаме. Письмо было ошибкой — жестокой, красивой ложью.

Он проснулся от очередного кошмара, когда Бхавна вошла в каюту и объявила, что они прибудут в Пятую гавань через час. Самиру пришлось бороться с порывами тошноты, пока Бхавна упаковывала вещи в рюкзак. Во сне вороны клевали тело дочери, в то время как Грязные руки — новый гость кошмаров — с развлечением наблюдал за происходящим.

Прогнав наваждение, Самир со вздохом поднялся. Дав себе немного времени привыкнуть к качке, он молча оделся и принялся помогать жене упаковывать вещи. Напряжение так и искрило между ними. Наконец, закончив со сборами, они поднялись на палубу.

Перекинув через плечо рюкзак, Самир с Бхавной встали у носа корабля, наблюдая, как все четче вырисовывается Кеттердам. Первым, что заметил Самир, когда они вошли в Пятую гавань, был сладковатый запах гниения отходов и соли, от которого скрутило живот. Яркие краски покосившихся домов ошеломляли. Сами доки представляли собой лабиринт из ящиков и контейнеров. У соседнего причала разгружали груз из Нового Зема. Мимо них проплыло каэльское торговое судно.

— Как мы найдем ее здесь? — с трепетом прошептала Бхавна.

Матросы отдали швартовые концы. Самир молчал. Письмо, которое они получили, хоть и было запечатано царской печатью, содержало расплывчатые сведения. По правде говоря, Самир не верил, что они найдут Инеж, но Бхавна возненавидела бы его, если бы он озвучил свои мысли.

— Начнем со штаб-квартиры стражи, — предложил Самир, наблюдая как матросы спускают трап. — Пойдем, mera pyaara. Только мул отрекается от своей семьи.

Бхавна удивленно воззрилась на него, и Самир почувствовал, как краснеют щеки. После исчезновения Инеж от него редко можно было услышать сулийские пословицы. Решив не обращать внимания на изучающий взгляд жены, Самир сжал рюкзак и зашагал по трапу. Он не мог позволить жене увидеть, что Кеттердам сбивает его с толку. Ведь он уже столько раз подводил ее. Мысль о том, чтобы разочаровать жену, была невыносима.

Неожиданно Самир почувствовал, как волоски на руках встали дыбом. Он резко остановился, и Бхавна врезалась в его спину.

— Мама! Папа!

Самир повернул голову на окрик и почувствовал, как ногти Бхавны впились ему в руку. Вдоль набережной им на встречу бежал призрак. Самир пытался сопоставить знакомые и новые черты. На девушке была странная черная одежда вместо шелков. Худое лицо с резкими чертами, длинные волосы заплетены в тугую косу. Фигура оформилась, но осталась тоненькой и миниатюрной. Темные глаза блестели от слез.

«Она похожа на Бхавну», — с замиранием сердца подумал он.

А в следующий миг они с женой уже бежали навстречу дочери.

Они встретились посреди набережной, и Самир притянул Инеж в свои объятия. Он чувствовал ее прерывистое дыхание на своей груди, пока Бхавна целовала дочь в макушку и благодарила святых.

«Из плоти и крови. Вовсе не привидение».

— Ты жива, meja. Ты не призрак, ты в самом деле жива, — прохрипел он.

В ответ Инеж запрокинула голову и рассмеялась. Звук ее смеха напомнил Самиру об оттепели, когда с ручьев сходит лед, и те с хрустальным звоном устремляются вперед.

— Да, папа, я действительно здесь. Я выжила.

И в подтверждении своих слов, Инеж крепко обняла их. От ее волос неуловимо пахло розами.

Самир наконец позволил себе закрыть глаза и дал волю слезам, которые так долго сдерживал. Его трясло. Вот о чем он хотел грезить во снах, а не о череде ужасов. Инеж была жива.

Тук.

Самир открыл глаза и взглянул на дочь. Инеж потерла покрасневшие глаза рукавом рубашки.

— Я хочу узнать все о караване, — выпалила она с резковатым сулийским акцентом. — Как поживают двоюродные братья? До меня дошли слухи, что на Зимнем празднестве выступали сули. Это правда? Вы там выступали? А как Ханзи? Аша? Мне столько нужно у вас просить…

Казалось, слова сами слетали с ее губ, точно скворцы. Самиру всегда казалось, что керчийцы говорят так, будто у них рот набит палками — скрипуче и отрывисто. И он удивился, что мелодичный голос Инеж приобрел подобные нотки.

— Не торопись, meja, — Бхавна поцеловала дочь в лоб. — У нас будет достаточно времени дать ответы. И задать свои вопросы.

Инеж кивнула, и в ее глазах мелькнула тень страха, прежде чем она улыбнулась.

— Конечно, мама. У нас есть время.

Тук.

Инеж резко обернулась. И вот тогда Самир заметил хромающего к ним молодого человека, тяжело опирающегося на трость. Одет в ладно скроенный черный костюм, на плечах накинуто шерстяное пальто. Зачесанные темные волосы блестели на солнце, как перья ворона. И тем сильнее выделялось бледное, как молоко, лицо с темными кругами под глазами. И хотя карие глаза блестели, как панцирь скарабея, выражение его лица оставалось нечитаемым.

Если его дочь выглядела так, словно сошла с полотен импрессионистов, то этого человека рисовал явно ДеКаппель — легкие светлые мазки на сумрачном фоне.

Юноша остановился перед ними, и Самир невольно вспомнил о демоне, обитавшем в каналах Садового района. У незнакомца была бледная кожа, как у монстра, который с одинаковой жадностью упивался бриллианты и чужим отчаянием. Когда юноша открыл рот, чтобы заговорить, Самир почти ожидал увидеть длинный красный язык. Но вместо этого незнакомец заговорил с Инеж на отрывистом керчийском.

Инеж осторожно высвободилась из объятий и извиняющимся тоном что-то ответила. Она подалась ему навстречу, как цветок, тянущийся к солнцу. Уголки губ юноши растянулись в подобии улыбки, но Самир знал, что на самом деле это была уловка демона.

— Мама, папа, — Инеж снова перешла на сулийский. — Это Каз. Он…

Самир перестал слушать. Сердце глухо билось в груди, когда юноша вытащил из кармана пальто пару тонких кожаных перчаток и натянул их на по-паучьему длинные пальцы. Сразу вспомнились кровавые истории, которые рассказывали равкианские моряки.

— У Грязных рук когти вместо пальцев, — заявил один из матросов. — Он как ядовитая жаба — может убить одним прикосновением.

— Неправда, — упрямо возразил другой. — У моего кузена произошла стычка с Грязными руками в Маленькой Равке. Его руки окрашены кровью младенцев. Поговаривают, что публичные дома отдают их Отбросам со скидкой.

Моряки шумно рассмеялись.

— Твой кузен врал, Павел. Если бы он действительно видел голые руки Бреккера, то не трепался бы об этом. Один удар тростью — и он отправился бы прямиком на баржу Жнеца.

Сердце забилось пуще прежнего, когда Самир увидел, что юноша сжал набалдашник трости в виде ворона.

Солнечный луч блеснул на металлическом клюве.