Санкта Маргарита и другие печальные истории (джен)

Самир Гафа

Прежде чем научить свою дочь ходить по проволоке, Самир Гафа научил ее, как правильно падать.

Он помнил те дни, когда Инеж еще не привыкла к кожаным тапочкам. Она тренировалась босиком на канате, натянутом между спицами колес двух вардо. Даже на небольшой высоте от земли, Инеж пренебрегала законами гравитации и делала колесо всякий раз, когда думала, что отец не видит.

Как и у многих их предков, в жилах Инеж текла кровь народа воздуха. И Самир точно знал, что как только обернется, дочь, упрямо вскинув подбородок, попросит его поднять канат повыше.

Хотя крылья за ее спиной были невидимы глазу, Самир мог поклясться, что Инеж не захочет быть привязана к земле.

Однажды днем на ее очередную просьбу повесить канат повыше, Самир, напустив на себя суровый вид, отказался. Бхавна ухмыльнулась ему со ступенек вардо.

— Нет, meja, — покачал он головой, и лицо Инеж потемнело от негодования. Она уже открыла рот, чтобы возразить, но Самир поднял руку.

— Нет, meja, — повторил он. — Прежде чем подняться выше, ты должна научиться падать.

И вот, на выжженном солнцем лугу к югу Ос-Альты, Инеж училась падать. Тени с каждым часом становились длиннее, но Инеж не прекращала попыток. Сначала она падала, раскинув руки, не расслабив мышцы.

— Ты должна признать, что падаешь, meja, — наставлял дочь Самир. — Не напрягайся — это самый верный способ переломать кости.

Самир рассказал дочери, как его младший брат в детстве сломал руку: споткнувшись о ведро с водой, он упал всем весом на запястье. Хрупкая, как тростинка, плечевая кость оказалась сломана. Им пришлось обратится за помощью к корпориалу из Второй армии, чей полк дислоцировался рядом с деревней, и даже после этого плечо начинало болеть при непогоде.

— Ты должна распределить свой вес при падении, meja, — объяснял Самир.

Инеж тренировалась до тех пор, пока ладони не покрылись пылью и синяками. Когда солнце село, Самир одобрительно кивнул.

— Завтра начнем сначала, — сказал он, помогая дочери встать на ноги. — А теперь пошли ужинать.

Теперь, смотря в окно на сад, Самир вспоминал, какую гордость ощутил, когда вернулся с реки и нашел Инеж стоящей на проволоке высоко над землей. Затаив дыхание, он неотрывно следил за дочерью, пока она не дошла до платформы на другом конце. Хотя Бхавна не на шутку тогда разволновалась, Самир был доволен. Страх может быть даром: разве не он научил Инеж падать, чтобы однажды подняться?

Тихие шаги в коридоре вернули его в настоящее. Самир отвернулся от окна как раз в тот момент, когда в комнату вошла жена. Прикрыв за собой дверь, Бхавна долго изучала выражение его лица, прежде чем подойти и обнять.

— Ты нашла ее? — спросил он, целуя темную макушку.

— Она боится, — Бхавна уткнулась ему в грудь. Но когда Самир крепче сжал ее плечи, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Не юношу, mera pyaara. И не хозяев. Она боится нас.

Красный туман перед глазами развеялся, и Самир недоверчиво переспросил:

— Нас?

Бхавна отстранилась и села на кровать. Сбросив тапочки, она поджала ноги и похлопала рядом с собой, приглашая его сесть. Когда Самир устроился рядом, жена переплела их пальцы. Ее ладони казались такими миниатюрными по сравнению с его.

— Думаю, она боится, что мы осудим ее за ужасы, которые ей пришлось пережить.

Самир хотел заговорить, но Бхавна его опередила.

— Она не рассказала мне всего, но подтвердила наши подозрения. Ее привезли в Кеттердам на невольничьем корабле.

На Самира снова накатила волна тошноты, как утром на борту корабля. Он с ужасом представил Инеж, скованную цепью с другими пленниками. Перед глазами снова встали кошмары с мертвой дочерью, и Самиру пришлось напомнить себе, что Инеж пережила плавание.

— Она должна знать, что мы ни в чем не виним ее, — твердо сказал Самир. — Бхавна, она наша дочь…

Бхавна печально покачала головой и сжала его ладонь.

— Mera pyaara, конечно, она все еще наша дочь. Но она многое пережила за эти два года. И я… боюсь, что ей пришлось быстро повзрослеть. Она была одна в чужой стране. Но, возможно, не совсем одинока.

— Что ты имеешь ввиду? — прорычал Самир.

— Самир, матросы понарассказывали всяких ужасов об этом юноше, но я доверяю своей интуиции, — терпеливо успокоила его Бхавна. — Этот юноша опасен, как опасен зверь, попавший в капкан.

Бхавна выдержала паузу.

— Я скорблю об этом юноше, но какие бы ужасы не привели его в Кеттердам, я верю, он не опасен для нашей дочери.

— Но Инеж…

— Инеж заботится о нем, — перебила жена. — Может, даже любит. Ее сердце — стрела, Mera pyaara. А этот юноша попал в ее прицел. Это он написал нам. Он купил ей корабль для охоты на работорговцев, Самир. Возможно, он совершал зверства, но мы обязаны ему жизнью дочери.

Самир ошеломленно молчал и пытался сопоставить бледнолицего демона из гавани с юношей, которого описала Бхавна. Кусочки мозаики никак не хотели складываться вместе. Уже стоимость корабля казалась ему чем-то запредельным.

— Это уловка, — заявил он. — Хитрый план заманить Инеж в ловушку. Привязать ее к себе.

— Похоже, тебе придется самому во всем убедиться.

Бхавна встала с кровати и прошла в ванную, задержавшись на пороге.

— К счастью, мы снова увидим его сегодня вечером.

— Но… зачем?

— Потому что Инеж хочет, чтобы он был рядом, когда она расскажет нас остальную часть своей истории. Потому что, каким бы странным он нам не казался, его присутствие ее утешает. И потому что я его пригласила.

У Самира отвисла челюсть.

— Я планирую привести себя в порядок, — бросила Бхвана через плечо. — И предлагаю тебе сделать тоже самое.

— Но…

— От тебя пахнет морем, трюмом и вяленой рыбой, — фыркнула жена и закрыла за собой дверь, оставив Самира пялиться на деревянные панели. Самир поднялся и подошел к окну, взглянув на проплывающие по Гельдканалу гондолы. Он больше не видел проблеск чешуйчатого демона под водой, только солнечные блики.

* * *

На город опускались сумерки, а мысли Самира все время возвращались к урокам Инеж. Бхавна зажгла масляную лампу и заплетала косу. Самир переоделся в чистую одежду, дрожащими пальцами застегнув пуговицы.

Он замер, когда на него внезапно нахлынуло воспоминание о том страшном дне, когда Инеж сорвалась с проволоки и упала на страховочную сеть. Ужас вгрызся ему в грудь

В первые секунду Самир предположил худшее, но потом Инеж свернулась калачиком и застонала. Самир бросился к ней и отнес в вардо, послав Ханзи за помощью. В ту ночь они с Бхавной по очереди проверяли ее зрачки. На том месте, где Инеж ударилась головой, образовалась шишка размером с гусиное яйцо. Самир благодарил святых, что у дочери не началось внутреннее кровотечение.

Но как только Инеж оправилась от сотрясения, то потребовала убрать страховочную сеть, чем вывела Самира из себя.

Когда часы «Гельдреннера» пробили семь колоколов, во входную дверь особняка постучали. До Самира долетел стук трости по мраморному полу, и он напрягся. Спустя пару минут в их комнату заглянула Инеж и, взглянув на отца, нахмурилась. Бхавна бросила на него укоризненный взгляд.

— Каз здесь, — пробормотала Инеж. — Он в гостиной.

— Мы идем, meja, — Бхавна встала из-за туалетного столика.

Инеж, замерла, явно что-то обдумывая, а потом произнесла:

— Каз не выносит прикосновений. Не знаю почему, но это так.

Самир увидел в глазах дочери решимость. С таким же выражением лица она требовала, чтобы он крепил канат повыше. И тут Самир припомнил кожаные перчатки Каза; то, как у юноши перехватила дыхание, когда Самир схватил его за лацканы пальто — кусочки пазла встали на место.

Самир не мог подобрать слов и просто кивнул. Инеж немного расслабилась.

Инеж отвела их в изысканно обставленную гостиную, залитую теплым светом масляных ламп. На краю кушетки, вытянув правую ногу, сидел Каз Бреккер и разглядывал висящую картину на стене с кораблем, попавшим в шторм. Трость с головой ворона лежала рядом. Каз был одет в безупречно сшитый темно-серый костюм и черные перчатки. Почувствовав на себе взгляд Самира, Каз повернулся и встретился с ним взглядом. В мерцающем свете лампы казалось, что волны на картине пенятся и перекатываются.

Инеж что-то сказала Казу на керчийском, и тот деловито кивнул. Указал на два стула с высокими спинками, Инеж села на кушетку.

В гостиной воцарилась тишина, прерываемые только тиканьем часов. Каз внимательно наблюдал за Инеж. Несмотря на расслабленную позу Самир отметил, что его пальцы непрерывно выстукивали ритм на обитой бархатом сиденье.

Наконец Инеж медленно и неуверенно, словно сулийский не был ее родным языком, заговорила.

— Когда работорговцы — их было четверо — вытащили меня из вардо, я попыталась закричать, и тогда мне заткнули рот кляпом. Пока они меня тащили, я брыкалась, но потом ударилась головой о камень и потеряла сознание. Очнулась я уже в трюме невольничьего корабля, плывущего в Кеттердам.

Самир почувствовал знакомое отвращение к самому себе, вспомнив то утро. Инеж должна была чинить вместе с ним сети, но вместо этого он позволил ей поспать подольше: любовь обрекла ее на страдания.

— Строго говоря, рабство в Кеттердаме незаконно, — продолжила Инеж. — Но не контракты. И многие богатые люди подкупили судей. Когда корабль приплыл в Кеттердам, меня купила Хелен Ван Худен и заставила подписать договор на керчийском. Я даже прочитать его не могла…

Инеж сделала паузу, и Самир заметил на ее ресницах первые слезинки. Каз переместил вес с больной ноги и заговорил. Инеж кивнула и смахнула слезы.

— Хелен владела «Зверинцем», — прошептала она, стараясь не встречать с ними взглядом. — Это дом удовольствий, бордель.

Бхавна судорожно вздохнула, и бросив на жену взгляд , Самир увидел, что по ее щекам текут слезы. Но вместо гнева грудь наполнилась усталой печалью. Он снова повернулся к дочери.

«Посмотри на меня, meja, — хотелось умолять ему. — Тебе нечего боятся».

— Ты была всего лишь ребенком, — сумел выдавить он. — Что за мужчина захочет возлежать с маленькой девочкой?

— Порочные мужчины. Мужчины, которые считали нас зверушками: земенские лани, каэльские кобылки, шухнаские кобры, равкианские лисы. Сулийская рысь, одетая в дешевые шелка.

Инеж вздрогнула, но продолжила рассказ.

— Танте Хелен была жестокой хозяйкой. Я сбежала, когда поняла, куда попала, но ее охранники вскоре поймали меня, приволокли обратно и жестоко избили. Хелен заковала меня в цепи и сообщила, что взыщет неустойку за потерянную прибыль. Долгое время я думала, что умру там.

Инеж подняла голову и встретилась взглядом с Казом.

— Каз никогда не навещал девушек в «Зверинце», но он платил Хелен за информацию, которую выбалтывали клиенты. Я… была в отчаянии. И однажды решилась подойти к нему и предложить помощь. На следующий день он вернулся с предложением от своего работодателя, Пера Хаскеля, выкупить мой контракт. Благодаря Казу я смогла оставить «Зверинец» позади.

Самир еще многое не понимал.

— Ты говоришь, что этот юноша освободил тебя, но мне кажется, он купил тебя для себя.

Инеж резко вскинула голову и впервые прямо посмотрела Самиру в глаза.

— Каз никогда не прикасался ко мне, — заверила дочь. — Когда Пер Хаскель выкупил мой контракт, Каз обучил меня владению оружием. Он сделал меня опасной. Научил давать отпор, чтобы я могла отработать долг с высоко поднятой головой. Я обязана ему жизнью, папа. Ты должен в это поверить.

— А что с Пьером Хаскелем?

При упоминании этого имени на лице Каза промелькнуло раздражение.

— Старик был главарем Отбросов — уличной банды. Но он никогда не трогал меня, я бы ему не позволила.

В подтверждении своих слов Инеж коснулась вырезанной из кости рукояти кинжала.

— Бочка — жестокое место. Чтобы там выжить, нужно бороться. И я боролась. Я выжила. Я крала секреты у жестоких дельцов и драгоценности из их сейфов. Я научилась защищать себя и каждую ночь просила святых о прощении. Но с каждым днем я на шаг становилась ближе к тому, чтобы расплатится по долгу и обрести свободу. И теперь, благодаря Казу, этот долг выплачен.

Инеж упала перед ними на колени и сложила руки в молитве. По ее щекам текли слезы.

— Я знаю, что я не та дочь, которую вы потеряли на берегах Ос Керво. Та девочка давно мертва. Но я каждую ночь просила у святых шанса увидеться с вами, чтобы попросить прощения.

Перед мысленным взором Самира пронеслись картины: вот дочь падает на страховочную сеть. А вот она без устали тренируется на выжженном солнцем поле. Вот с улыбкой делает сальто.

Прежде чем он осознал, что делает, Самир упал на колени рядом с Инеж и заключил ее в объятия. Бхавна опустилась рядом.

Стук.

— Мне нечего прощать, meja, — прорычал Самир. — Ты выжила, и это все, что имеет значение. Ты выжила.

Инеж обмякла и разрыдалась. Самир зажмурился и первые за два года вознес безмолвную молитву Санкта Маргарите за то, что святая вернула дочь. И за юношу, который помог ей в трудную минуту.

Стук.

Самир открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Каз Бреккер выходит из комнаты. Полы его черного пальто развивались, точно тени.