Потерянный шут (джен)

Самолёт приземлился. Приземлился! Да они обкурились! Нет, ну это надо было такое придумать… Да, случалось, что рейсы опаздывали, но не на пять же лет! Это не смешно! Но все были серьёзны. Миша, тем временем, совсем не понимает, что нужно делать. Да и вообще не знает, куда себя деть. Порой был недостаток в его слишком длинных руках и ногах. Горшок с трудом находил себе место. Его как-то резко стало слишком много. И в гримерке, а затем и в такси, что мчало в аэропорт.

После первого шока, когда окружающие начали подозрительно присматриваться и к нему, размышляя, не стоит ли срочно вызвать скорую и предлагая ему все те же валерьянку с пустырником, правда, уже просто в воде.

После всего этого, забыв обо всем другом, совершенно переставшим быть важным, Мишка подхватил Агату и, с трудом продираясь сквозь толпу, запрыгнул в такси. Горшок не мог связно мыслить, оттого постоянно поторапливал водителя, чувствуя, что внутри словно распирает воздушный шарик.

Безумное желание увидеть Андро, увидеть своего Княже, хотя бы просто увидеть — затмевает рассудок. Машина движется слишком медленно, Миша постоянно стучит ногой, словно подгоняя; пока рука Агаты не скользит ему на колено, а её строгий взгляд не велит ему стихнуть. И в самом деле, нельзя привлекать внимания. Если таксист их узнает, то будто мало у них проблем. Надо поскорее попасть в аэропорт — остальное несущественно. В голове проносится слишком много мыслей, настолько много, что ни одну не удается поймать и осознать.

В аэропорту их резко тормознули. И, отобрав все средства связи, промурыжили в вящем неведенье ещё добрых два часа в каком-то ангаре, куда собирали стекающихся родственников пропавшего рейса… За это время Мишка успел порядком себя извести, накрутить так, что струны внутри натянулись до треска.

Впрочем, непонимание так и витало в воздухе. Живём не в сказке, сами понимаете. А тут… Бедолага диспетчер, наверняка, словил не один недоверчивый втык от начальства, когда доложил о внештатной ситуации. Подобного никогда не случалось — ни алгоритмов, ни инструкций не было предусмотрено. Всё писалось на коленке, однако их всё-таки пустили забирать пассажиров; как им сказали, совершенно здоровых и явившихся прямиком из 2012 г., словно те провались в гребаную кротовую нору!

Когда Горшок видит Андрея, не постаревшего ни на один проклятый день из этих пяти лет, когда всё же осознает, что вот, вот он — живой, настоящий стоит и обнимает Агату… Вот тогда-то надутый шар в душе и лопнул, разорвавшись вместе со струнами.

Но вместо ожидаемого облегчения по внутренностям расползлось страшное чувство вины. Да, Князь жив! Реально, а не во снах. Произошло гребаное чудо, которого он так жаждал! Так чего же…

Миха вдруг со всей обрушивающейся тяжестью понимает, что как бы он ни старался, для Княже не было этих пяти лет. Тот просто сел в самолёт… и приземлился. Для Андрея он по-прежнему человек, который творил всяческую дичь, зарубал его песни и музыку, мешал творчеству, пытался продавить… А перед полётом в конец обдолбался и пожелал словить молнию! Интересно, а об этом обстоятельстве тот в курсе?! Миха похолодел, сжимая кулаки. Да, для Андрея он всё тот же Горшок из 2012 г. Безумно далекого и подернутого дымкой болезненного угара.

Несомненно, Миха рад, что Андрюха теперь здесь, что его можно видеть не только в мыслях и снах. Но не вычеркнет ли, не лишит ли теперь его совсем Князев своего присутствия?

Горшок смотрит на Князя и ловит его взгляд — настороженный, растерянный и жутко усталый. Он безумно боится, что тот прогонит его прочь, но неотступно следует за ними с Агатой. Та один лишь раз обернулась на него и ободряюще кивнула.

Это немного придало сил, и Мишка нырнул за ними в такси. Правда, там пожалел о своем решении. Большей неловкости он в жизни не испытывал. Забился в угол и старался не отсвечивать, всё ждал, когда Князь взорвется и велит ему выметаться. Но тот молчал, как и всегда до этого в их гребаных снах. Так, что на миг Горшок усомнился, а не один ли это из его затянувшихся снов…

Идея тянуть грабли к Андрею была плохой. Но Мишка ничего не мог с собой поделать. Он должен был убедиться, что это не сон. Но было страшно вдвойне. Коснуться и узнать, что это ложь, или же столкнуться с тем, что его прикосновений больше не желают… И что болезненнее Горшенёв не знал. Оттого, только когда Князя начисто вырубило, он и решился протянуть руку.

Живой. Настоящий, из плоти и крови. Слабо завозившийся от его прикосновения, но ладонь не вырвавший. Они с Агатой переглянулись. Говорить в такси было слишком опасно.

Впрочем, путь не продлился долго. Будить Князя они не хотели. Однако, когда Миша протянул было грабли, чтоб его вытащить, тот проснулся и впился в него до того колючим взглядом, что Горшок отступил в сторону. Вновь став молчаливым наблюдателем на этом празднике жизни… Одно хорошо — его пока оттуда не гнали, хоть и посматривали недоверчиво.

* * *

Пробуждение настигает его внезапно. Просто в один момент вместо прекрасного сна, где он спокойно приземлился в своём времени, приехал домой, принял душ, и, усыпив Алиску, пошёл играть в танчики, ибо не спалось… Вместо него на вылупилась всё та же непривычно растерянная рожа Горшка в обрамлении седых кудрей.

Отчаянно моргая и прося наваждение покинуть его, Андрей всё же осознал, кто он и где он… Развалился тут в такси на коленях у деликатно молчавшей жены. А ведь весил Княже — будь здоров! Мысленно извинившись, он попытался скорее самостоятельно покинуть такси через дверцу противоположную той, откуда его собрался выгребать Миха. Пригвоздив того взглядом — для острастки, разумеется — Андрей выполз из машины.

Свежий воздух ударил в грудь, помогая справиться с накатившей дурнотой. Место, куда его привезли, было ему незнакомо. В голову, некстати, вбилась мысль, что это естественно — захотеть сменить обстановку после такого. Чтоб не так всё напоминало. Князь сжимает губы. Его. Он выдыхает через рот.

Нет, к такому привыкнуть точно будет не просто. Князь хочет отыскать взглядом Агату, чтоб та провела его, наконец, куда-нибудь, где можно будет укрыться от всего этого, забиться в угол потемнее и подумать, в какой заднице он очутился. Но что-то подсказывало Андрею, что Горшок, что тенью следовал за ним, не отклеится, не достигнув цели… И что взглянуть на подросшую Алису ему будет ой, как не просто… Что он ей скажет?!

«Здравствуй, дочь, я твой папа! Вышёл пять лет назад на работу и провалился. Сейчас вот мистическим образом вернулся, давай скорее мне дверь открой!» — Так, что ли?! Князь с трудом удерживался от желания побиться башкой… Да хоть вон об то симпатичное деревце. А неплохой район Агата выбрала… Всё ещё Купчино, но рядом со сквериком. Видимо, чтоб с ребёнком гулять. Правда, Андрей оглянулся: метро чуть дальше, чем было, но сойдет… Спорт — это жизнь!

Он вновь воровато оглянулся на этого странно бодрого и подтянутого Горшка. Неужто снова ЗОЖником заделался?! И на долго ли сутулой собаке этой кефир?!

Не успел Князь предпринять ровно ничего из запланированных действий, как он заметил, что из недр незнакомой многоэтажки к нему выбегает мама. Растрепанная, с едва накинутой на плечи курткой, беззвучно раскрывающая рот. Кажется, что Андрей даже в этом немом крике отчетливо слышит: «Это ты, мальчик мой, это ты, мой Андрюшенька?»

Мама тоже теплая. От этого снова невыносимо хочется спать. Желательно подольше, желательно, чтобы проснуться в знакомом мире, а не в этом, где каждое движение угрожало поломать всё.

Мама не плачет. Она просто не может от него оторваться, поэтому в подъезд они заходят своеобразным осьминогом — Андрей, крепко зажатый между своими женщинами, и шагающий практически след в след Миха.

В квартире было многолюдно, в воздухе разливался стойкий аромат успокоительных средств. И ладно — тёща, та, наверняка. как прежде сидела с Алисой… Но маме и Алёне, притащившей Диану, явно успели позвонить, как и ещё парочке знакомых-презнакомых рож, которых Андрей рад был бы видеть, но в другое время. Году так этак в 2012, бл*дь!

Да… Это совсем не старая их квартира. Маленькая с хреновым ремонтом. Тут с порога Князь заметил, как извернулась Агата, всё обустроив так, как она ему щебетала, когда они сидели бывало

вечерами и та листала страницы журналов, что-то обводя в кружок и озабоченно выписывая… Мысленно он порадовался: ведь всё это свидетельствовало о том, что живут те неплохо. Ага, без него. Против воли, напоминание об этом больно укололо.

Две незнакомые мелкие собаки, чей покой он потревожил своим вторжением, кинулись ему в ноги… Ладно, что лытки не обожрали. Но смотрели так, словно при малейшем неверном движении были готовы вцепиться ему в пятки… Странно, но Князю стало забавно, что те были именно такой цветовой гаммы — светленькая, почти рыжая и черненькая. Никого не напоминает, м-м?! Одна лишь его черепашистая кошка, настороженно принюхавшись и все же признав, приветливо потерлась о ногу. Андрей прикрыл глаза и отстраненно почесал ту за ухом, ловя в этом движении некоторое умиротворение и чувство дома.

Но спокойствие длилось недолго. Как только Андрей продвинулся в глубь, к нему с задушенным вскриком — «Пап!» — кинулась стройная худенькая девочка, почти девушка.

«Диана,» — машинально обнимая в ответ, отметил Князь. Ум отказывался принимать, что этой девочке почти двенадцать — потому что десять дней назад ей было почти семь. Головная боль, затаившаяся было где-то на темечке, снова активизировалась и засучила щупальцами.

Да, лучше этого наглядного тыка в морду «сколько всего он пропустил» придумать было сложно. Дети вырастают и так-то неимоверно быстро, а здесь ещё… Андрей кусает и без того измочаленную губу. Его подташнивает и вообще конкретно ведёт, потому он благодарен Алёне, что отцепляет от него дочь, говоря, что ему надо немного обвыкнуть.

Только вот это далёко не всё. Потому что из-за угла на него с интересом выглядывает другая семилетняя девочка. Алиса. Если бы Князь встретил их не в том порядке, то, наверняка, бы принял в первый момент за Диану… Просто потому что для его несчастного сознания так проще, но и оно не смогло бы проигнорировать уродившиеся в него оттопыренные ушки и совсем-совсем другой взгляд. Эта дочка его не помнила. Совсем. Потому настороженность, что читалась в ней, хоть и резала не хуже ножа, но была оправдана.

Здесь всё много сложнее, чем с Дианой. Андрею и самому никак не удаётся соотнести своего двухлетнего котенка с этой испуганной девочкой, так знакомо выгибающей бровку. Он с ужасом понимает, что для неё он был «папой с фотографии».

Детские воспоминания — он слышал совсем недавно (или давно?) — обычно начинаются с трёх-трёх с половиной лет. Интересно, что ей говорили? Ей вообще про него рассказывали? Может, показывали видео? Он так много пропустил у своих девчонок. Возможно ли это наверстать?

Противный комок встал в горле. Вот здесь-то слёзы и подступили опасно близко и его размазало окончательно. Князь посильнее вцепился в щеку — скорее всего, останется ранка, но ему было плевать. Плыть сейчас, при всех, было нельзя. Никак.

Он сделал робкий шаг по направлению к Алисе, но та, моргнув враз ставшими оленьими глазами, резво от него драпанула, спрятавшись за… Горшка. И уже из-за ноги растерянного и виноватого Мишки выглянула вновь, попутно вцепившись мелкими пальчиками в его штанину.

Кажется, это стало последней каплей. Ему резко стало не хватать воздуха, перед глазами плыло. И Андрей рванул в сторону предполагаемого балкона. И не прогадал. Вход в него, действительно, оказался с кухни.

Вот только пронестись мимо тех, кто похоронил его пять лет назад, оказалось не так просто. Но Князь, сцепив зубы, справился. Стеклянная дверь оглушительно грохнула, закрывшись, после его позорного бегства. Но надолго ли? От реальности не убежишь.

Андрей открыл окно и высунул голову в форточку в тщетной попытке охладить вспыхнувшие чувства. Он — дома, и в тоже время — нет. Это уже не его квартира. Да, эта больше, Князь заметил, комфортнее, но… Это не его берлога. Много незнакомых вещей, много незнакомых людей — да, все его родные сейчас кажутся ему незнакомцами. Люди за год-то меняются, а за пять лет могут вообще произойти необратимые изменения.

Он отчаянно выдыхает облачко пара. Холодно. На улице, а внутри всё горит и жжёт. Ему хватило и этого марш-броска. Все смотрят на него с одинаковым выражением глаз. Андрей никак не мог идентифицировать эти взгляды. Всё это душило и заставляло снова трястись от холода. В то время, как голова стала такой горячей, будто была котелком, что готовился лопнуть. Всё это подкашивало, лишая сил не то, что лететь, а ползти… Начисто обрывало картиночное восприятие реальности. Она наваливалась на него полностью, с грацией слона и холодом айсберга.

Дверь приоткрылась, по заледенелым ногам чуть пронесло волну тепла. Он не стал оборачиваться, зная и так, что так рвано и нерешительно дышит Агата. Они ведь так толком не поговорили. Пара нечленораздельных звуков и кивков — не считаются.

На начавшие покрываться инеем плечи легла куртка. А в руку оказалась всунута пачка сигарет и зажигалка. Андрей потрясенно сжал всё это добро. Он недавно бросил, но сейчас… Душу был готов отдать за хорошую затяжку, оттого принялся отчаянно чиркать колесиком, пока его непослушные, дрожащие руки, наконец, не подпалили сигарету. И лёгкий дымок не наполнил легкие. Князь прикрыл глаза, облегчение это действие не принесло. Ровно никакого. Он потушил сигарету о внешнюю сторону стены и отдал всё также молча наблюдавшей за ним Агате пачку и зажигалку.

— Где взяла? — не своим голосом поинтересовался он. Не хватало ещё, чтобы из-за его предполагаемой кончины, та снова начала.

— У Алёны, — мотнула та головой, а потом всё же решилась и поймала его за руку, сжимая ледяную ладонь. — Андрей, она привыкнет… Дай время.

Князь хочет ободряюще кивнуть, улыбнуться и заверить жену, что всё в порядке… И он тоже будет, но не сейчас. Но вместо этого он внезапно выпаливает:

— И когда это вы спелись? — ему хватило наблюдений. Все этих переглядок, а также того, как вольготно Горшок чувствует себя в этой квартире, с каким доверием за него спряталась Алиса.

— Миша нам очень помог, — после долгого молчания начала Агата, лицо её побледнело, он видел, что та боялась его реакции. И не зря. Потому Князя решительно не устраивал такой ответ.

— Утешил? — злобно спросил Андрей, перехватывая её тонкое запястье и с силой сжимая, когда Агата от него отшатнулась. — Не щади меня, скажи правду! Или ты серьёзно, думаешь, что всё теперь может быть хорошо? Будем жить счастливой шведской семьёй, а?! — его трясло.

Хлёсткая пощёчина заставила удивленно моргнуть. Князь недоверчиво поднес ладонь к горящей щеке и посмотрел на жену. Та выглядела так, словно едва сдерживалась, чтобы не добавить ему. Рассержено фыркнув, Агата умчалась внутрь квартиры. И он остался один, с медленно растекающимся фингалом и чувством вины. Ну вот какой черт дёрнул за язык?!

Андрей зажмурился. Ну да прошло пять лет, не год, не два! Целых пять! Его признали мёртвым, и Агата была официально свободна. Имела полной права снова выйти замуж и нарожать кучу детишек. Но она этого не сделала… А он… Горшок, определенно, подействовал на него, как красная тряпка на быка.

Помог… Ха! Да этот штрих и себе самому помочь не мог. А здесь его семье. Князь сжал кулаки. Неужели повзрослел? Да быть не может… С другой стороны, возможно, именно его смерть и была нужна, чтобы тот, наконец, одумался.

Дверь с грохотом распахнулась. Он в надежде обернулся. То в самом деле вернулась Агата, но не надолго. Та подошла, чтоб всучить ему в руки ноут, и затем гордо удалиться.

Андрей зябко повёл плечами и открыл поисковик, разминая пальцы… Вынесенное кем-то умным на балкон кресло пришлось к месту. Что ж, не такое он ожидал обнаружить. Ему хватило и пары минут, чтоб захлопнуть крышку и отложить ноут.

Это чего же выходило… Он умер, и Миха ему тут едва ли не памятник воздвиг нерукотворный. Концерты памяти, сериал, клипы. Ему казалось, что он всё ещё во сне. Он смотрел на фото текущего состава Король и Шут и не узнавал никого, включая Горшка. Тот тоже был другой. Трезвый. И… светлый, что ли?!

Мало этого… В уголке фото он узнал притаившуюся Агату. Долго гуглить не пришлось. Та была директором группы. Князь застонал… Это объясняло, чего эти двое «так спелись». Но не объясняло другого. Неужели ему надо было обязательно сдохнуть, чтоб Мишка прекратил быть таким гандоном?!

Главное самому не принять пост. И Андрей, собравшись с духом и натянув на мордало приветливую улыбочку, вышел к поджидающим его… разговоры сразу стихли. И снова эти взгляды, будто покойник ожил и заглянул на огонёк. А ведь он никогда не был анархистом, ни живьём, ни в мертвецком обличье. Решив, что надо как-то развеять это неуютно молчание, он вышёл на середину кухни, медленно взял из держателя ножик и… Вы не подумайте! Князь не е*нулся. Точнее не полностью.

Он всего лишь под судорожный вздох всех собравшись надрезал себе ладонь левой руки, так что оттуда просочилась красная-красная кровь… Не зелёная, как он сам втайне думал, и с облегчением вздохнул. После чего, заливая той пол, поднял над собой и провозгласил, чуть дрогнувшим голосом:

— Живой я! Видите! Живой! — и вновь помахал разрезанной ладонью, как флагом.

— Дурень, — пробормотала Агата, оттаскивая его в сторонку, в ванную, подальше от отбросивших челюсти гостей. — Прижми, — сунула ему под нос марлевый тампон. — А если б там дети были?

— Так я ж убедился, что девочек тут нет, — пристыженно пробормотал Князь, прижимая бинт. Ну да, осознание собственной глупости начало понемногу опускаться на него. — Прости меня, — наконец выпалил он ей на ухо. — Я… я наговорил лишнего, хотя не должен был. Просто… — он обхватил руками голову, сползая спиной к раковине, и жалобно проговорил: — Я мало что понимаю. Для меня просто «бац», и они такие большие…

Мягкая ладонь опустилась ему на затылок, чуть ероша волосы. Чувствуя, что сил почти не осталось, Андрей уткнулся ей в живот. Какое-то время они так и стояли молча, пока Агата не начала шевелиться, чтобы подать ему какие-то колёса, не наркотические, разумеется. Он не стал паясничать, а, с трудом поднявшись, припал прямо к крану… За раз ничего от такой воды не будет. И то ли сработал эффект плацебо, то ли молчаливое присутствие жены, но вышёл из ванной он почти спокойным.

На выходе его тут же, подскочив, обняла мать… Да её он напугал. Князь вновь испытал угрызения совести. Поводив коротко по её спине, он открыл было рот да и закрыл. Честно говоря, Андрей вообще не был уверен, что нужно говорить.

Мама смахивала слёзы и суетилась, бесконечно подливая кому чай, кому воды, предлагая раз за разом «покушать». Однако одна мысль о еде — последняя из которых была у Князя на борту — и внутри тут же поднималась желчь.

Он бегал глазами, не зная куда и деться, как вдруг сзади, незаметно (видимо, играли до этого в детской) ему под плечо мышкой пролезла Алиска. Высунулась и внимательно всмотрелась в лицо. Невольно и Андрей её лучше рассмотрел. Озорные хвостики торчали в разные стороны, в синих глазах плескалось любопытство, а былая робость куда-то испарилась.

А ещё на ней была футболка, при виде которой Князю захотелось заржать, словно конь Ерофея. Ну потому что… Та явно была на заказ. И милый поняш красовался в клепанной косухе с выведенной красным знаком анархии с четким хаером вместо гривы на розовом-розовом фоне.

— Кто подарил? — поинтересовался он, впрочем, уже зная ответ. Алиска вместо ответа обернулась на Горшка, что подпирал собой стену и напряженно за ними наблюдал. — Классная коняшка, — со вздохом признал Андрей, а потом спросил: — Хочешь расскажу тебе историю про одно парнокопытное? — он мог поклясться, но в этот момент уши у Михи почти по собачьи дёрнулись.

Дочка улыбнулась и закивала. Приняв это за приглашение, Князь по привычке попробовал ту подхватить… Но столкнулся, во-первых, с тем, что та весит совсем не, как в два годика, а, во-вторых, уж очень внимательно на него смотрела Диана… Так что пришлось сграбастать своих вяло сопротивляющихся девиц в охапку и, отчаянно надрываясь, протащить пару метров до детской. Где вывалить всех на кровать и себя не забыть, а затем начать на ходу придумывать… Усиленно делая вид, что не замечает, что щёлочку в комнату оккупировали чьи-то не в меру любопытные уши.

Андрей, между тем, немного успокоился. Так как попал в свою стихию. Рассказывать истории… И не беда, что слушательницы вымахали на пять годков без него. Он отчаянно мешал выдумку и быль, в истории у него вышел целый зверинец: и тебе ретивый коник Егогошенька, и добродушное приведение со скрипкой вместо мотора, и человек-пароход, и несчастный Лось, что пытаясь произвести впечатление перед дамочкой Лосихой, обломал рога и обзавёлся только брюхом, будто он съел барабан. И про человека-оборотня, которому проще было быть медведем, и наконец, про его единственного друга дикого манула, с которым тот поссорился… Манул тоже был не образцом нравственности и порядочности, и хотел гулять сам по себе, на свободе, а не у медведя на привязи!

Как-то незаметно Андрей скатился в такие рассуждения, наткнувшись на чересчур понимающий взгляд старшенькой. Мелкая же сопела в две дырочки, обнимая плюшевого медведя в очень знакомой футболке в красно-черную полоску.

— А ты чего не спишь? — грозно пригрозил Дианке пальчиком Князь. А ведь то была уже не та малышка, что просила «ещё и ещё сказок», оседлав его и отказываясь отпускать из «плена»… Да, не баловал он Диану и раньше вниманием… Оттого и вцеплялись в него всегда похуже клеща. Выпутаться удавалось только, умотав до «баиньк». Эта же Диана-подросток смотрела во все глаза и испуганно дергалась каждый раз, когда к ней обращались. Он не выдержал и аккуратно прижал к себе её светлую головенку, мысленно пообещав себе, что сделает всё, чтоб хоть как-то наверстать упущенное.

— Пойдем, отведу тебя к маме… — тихо сказал он ей на ушко. — Завтра я к вам постараюсь заехать. Расскажешь, как ты здесь, — Диана неохотно подчинилась, хотя он видел по ней, что та откровенно клюёт носом.

Большой ух успел покинуть своё лежбище у щёлки, и теперь усиленно делал вид, что заинтересован узором на диване. Ну да, ну да… Князь легонько подтолкнул дочку к её матери.

Алёна сидела там же и курила одну сигарету за другой, не замечая, что иногда стряхивает пепел прямо на свои белые брюки. Миха угнездился в уголочке, сжимая в руках чашку с давно заледеневшим чаем, и всем видом старался казаться меньше и незаметнее.

Андрей решительно не понимал во всей этой ситуации, кого утешать первым. Каждый раз, когда он подрывался к кому-то, хор голосов упрашивал его не волноваться и посидеть спокойно. С пугающей ясностью Князев осознал, что так, примерно, смотрят нет, уже не на покойника. он своей демонстрацией доказал обратное. А на тяжелобольного, который вот-вот забьется в предсмертной агонии. Ну или в психическом припадке, что было ближе к истине. Оттого не мудрено, что пока он устраивал избу-читальню, большим Ухом был не только Горшок.

Алёна, подхватив засыпающую на ходу Диану, поспешила к выходу. Уже в дверях та обернулась и огрела его известием:

— Я знала, что ты вернешься… Только вот когда — разглядеть не могла. Думала уже все выпускные пропустишь… Но ты молодец, — и она ему светло улыбнулась. — Всё наладится, — хлопнула дверь. Князь беспомощно обернулся на Агату, что тенью возникла за спиной:

— А ты верила? — совсем тихо спросил он.

— Я же не общаюсь со столь тонкими материями, — пожала та плечами. — Но ощущение, что не стоит выкидывать твои носки было, — со смехом ответила Агата, на что Князь против воли улыбнулся и подмигнул ей:

— Отлично, нам как раз багаж не выдали… Буду рад снова увидеться со своими носками!

— Ой, ребятушки… — к ним вышла Надежда Васильевна. — Давайте воркуйте, не будем вам мешать… Эй, вы все на выход! — грозно скомандовала та, высунувшись в зал. А потом на ухо ему прибавила: — Завтра зайду, отдыхай, сынок…

Остальные, прислушались и справедливо рассудив, что восставшему из небытия в самом деле стоит срочно отдохнуть, нехотя разъехались по местам обитания.

Пытавшегося последним покинуть квартиру, ссутулившегося и явно не вполне в своих действиях уверенного Миху, Андрей перехватил уже у двери.

* * *

Князь его пугал. Впрочем, Мишка был не одинок. Восставший из предположительно пепла точно в порядке не был. Чего только стоил его фокус с ножом и ладонью… Учитывая, как он до этого смотрел на него, когда Алиска за него зацепилась; то Горшок уже было приготовился отражать нападение. Скрутить Князя — стало бы делом не легким. Он и раньше-то комплекцией его заваливал, а сейчас… На пять лет моложе и полнее сил! Ещё и с ножом!

Впрочем, Андрея можно было понять. Дочки вымахали. Без него. Квартира не та. А ещё он… Которого Алиска неоднозначно показала, как приветила. Неудивительно, что тому крышу снесло. Будь Горшок на его месте, наверное, бы давно выл и бутылки крушил… А потом по битому стеклу походил голыми ногами. Привет, дурка.

По счастью, Княже вязать и держать до приезда психиатрической скорой не пришлось. Он о чем-то переговорил с Агатой в ванной и вышел оттуда почти адекватный. Миха, предварительно терпеливо втолковавший Алисе, что ей лучше подойти познакомиться заново с отцом, почти без страха за мелкую наблюдал, как те воркуют… Потом Князю взбрело в голову побыть сказочником, и это стало правильным решением.

Все они немного выдохнули, а он ещё и в каждое слово с трепетом вслушивался, слабо отдавая себе отчёт, что он и сам очень хотел бы легально находиться в той комнате… Да хоть на коврике, ё-моё! Миха прикрыл глаза, едва ли не впиваясь зубами в косяк. Он скучал. Сильно. По этому чарующему голосу. Запись — не то. Этот живой, колышущийся… Прямо как его сердце, что напомнило, что ему вообще-то нельзя нервничать. Но куда там!

Когда Князь заканчивает, он едва успевает смыться, закинуть свернутые подушки обратно на диван, подхватить остывший чай и забиться в угол, чтобы не отсвечивать.

Ему в самом деле это помогло. Кажется, теперь их, наконец-то, можно оставить с Агатой без страха… Но Мишка всё равно медлит, когда Надежда Васильевна трубит общее отступление. Они ведь ни словом не перекинулись! Причем с ним с единственным Андрей так обошёлся… И всё-таки, когда его на выходе остановила крепкая рука, придержав за локоть, он одновременно обрадовался и испугался.

Агата, заметив это, пробормотала что-то про проводить мать. И они остались одни. Горшок боялся повернуть голову, чтобы посмотреть и увидеть ненависть в его глазах. А Князь всё также молчал. Как же его бесило это его молчание! Сразу вспоминались сны и зазеркалье. Он сжал зубы до хруста.

— Не надо… — вдруг слышит Миша у себя под ухом. — Так без зубов недолго остаться. И чё тогда?! Детское питание жрать?!

Он поворачивает голову и видит, что Андрей улыбается. От души немного отлегает. Горшок мотает головой, вспоминая свой постинфарктный опыт и также негромко, боясь вспугнуть своё счастье, отвечает:

— А оно, между прочим, вполне ничего. Полезное. Попробовал бы, Княже, может настроение бы улучшилось.

— Настроение я другим способом поднимать собираюсь, — хмыкает тот, а затем интересуется пытливо: — А ты, я смотрю, больше не ходок?! — и Князь продемонстрировал, как тот раньше заливал за воротник.

— Пиво, водка — теперь для меня одинаковы. Смерть, — на удивление спокойно отвечает Миха. — Второй инфаркт убьёт.

— Второй? — Андрей прожигает его взглядом, но дальше не копает. Просто вздыхает тяжело и говорит почти миролюбиво: — Иди домой, Горшок. Завтра поговорим. И давай… — он мнётся, но всё равно произносит вслух: — Без инфарктов.

Мишка смотрит на него и не знает, что сказать. Вроде, и не прогнали его, даже вроде и обеспокоились — вон как брови нахмурены, но… Уходить, не прикоснувшись к телу… Ему показалось невыносимым. Того контакта в такси было безмерно мало. Может, Горшенёв и ненасытный, но он хотел большего.

— Мих! — перед носом его легонько щелкнули пальцами. — Ты в порядке?! Чего завис так, словно системник не прогрузился?

— Я… — он всё-таки шмыгает набежавшей излишней влагой. — Думал, что сглазил тебя… Все пять лет! То проклятое интервью! — плечи его начинают дрожать, а глаза застилает пелена. В ушах шум, а сердце готово выпрыгнуть из груди.

Сквозь всю эту вакханалию от не выдержавшего организма Мишка не сразу чувствует, что его стиснули крепко-крепко, словно сначала хотели удушить, но потом милостиво передумали и начали успокаивающе водить разгоряченными ладонями по спине. Осознав это, он навалился на Князя посильнее… Когда ещё такая возможность предоставится.

Негромко хлопнувшая дверь от вернувшейся Агаты, заставила его отлепиться, утереть морду, и не дожидаясь, чего выдаст Князь, громко заявить:

— Буду завтра! — и бежать, не оборачиваясь.

* * *

Всё начинается резко утром и продолжается в течение следующих месяцев: телефоны звонят у всех, отключение звука не помогает — вибрация притягивает взгляды. Старые номера не действительны, однако это не мешало доставать родственников, а затем прознали и об их новых и весьма быстро.

По телевизору, по радио (вот уж древность, но факт!) уже пробегают экстренные новости, к полудню в инете уже куча видео от диванных психологов, конспирологов, магов и просто психов. Одна теория хлеще другой: кто-то, брызжа слюнями, обвиняет во всем Правительство и плоскую землю; часть людей, преимущественно верующих, вопит, что это чудо или начало Страшного Суда; третьи, размахивая учеными степенями, распечатанными на дешевом принтере, вещают о черных дырах, озоновом слое и еще какой-то научной фигне.

Нашлись и такие, кто резво обвинил во всем Князя с командой. Дескать, те просто решили пропиариться и на пяток лет свалили из страны, жили под другим именем. В качестве аргументов приводили тот факт, что Горшок-то музыку и тексты писал, хоть и говорил, что это черновики Князя или что он ему во сне текст напел. Правда, таких было меньшинство, так как их оппоненты резонно спрашивали, каким образом на это дело удалось подбить остальных двести с лишним пассажиров пропавшего рейса. Да и за пять лет рожи у немолодых уже мужичков должны были хоть немного измениться! Не прятались же те в Румынии у Дракулы в гостях, умываясь в крови девственниц и обсуждая письмецо!

Мишка заявился с самого утра. Ощущение было, что он и не уезжал домой, а простоял всю ночь под дверью, прислушиваясь к звукам в квартире, чтобы с первым шебуршанием в глубине квартиры открыть дверь своими ключами.

Андрею ключи эти неприятно отдались где-то на задворках сознания. Он подумал, что каждый из 1825 пропущенных им дней может многое рассказать, раз Горшок может приходить сюда, как к себе домой.

На выразительно поднятую бровь Агата мельком поясняет, что так удобнее, потому что Мишка — это Мишка. Порой тому бывает некуда податься, сам знаешь. Лучше пусть у нас побудет под присмотром, чем сорвётся. С этим не поспоришь… Андрей вздрогнул, вспоминая пугающее спокойного Миху, говорившего о смерти; а затем сорвавшегося и едва не промочившего его насквозь слезами. Жена, меж тем, продолжала:

— Да и временами, когда надо было перехватить и доставить домой Алиску, продукты, лекарства, — при этих словах Князь чувствует нерациональное чувство вины, понимая, что оставил жену с больной дочкой на руках на пять лет. Агата же безжалостно продолжала: — Или просто присмотреть за квартирой — это практически спасало ситуацию, — она развела руками, словно извиняясь. Хотя не за что совершенно было.

На словах «присмотреть за квартирой» у Андрея вырвался истерический полувсхлип-полусмех. Миху попросить присмотреть?! Он за собой-то не мог доглядеть, как вообще ему можно было что-то доверить?! Лихие ж нынче времена, что даже Горшки… набрались ответственности в каком-то чудесном источнике под названием «боль потери».

Мишка трезвый. Андрея и это удивляет, хоть он и знает теперь, что иначе тому каюк… Но раньше-то его это особо не останавливало! Когда это Михаил Юрьевич был в адеквате? И беспокоился о собственной жизни, а?! Зрачки тоже обычные.

Горшочек выглядит непривычно хорошо. В голову навязчиво лезут воспоминания — вот Мишка, на вопрос о будущем, на очередном интервью легко и почти весело замечает, что он-де будет смирно лежать в ящичке, а Андрюха бегать по городам. Кто бы знал тогда, что случится всё ровно наоборот. Ну, почти наоборот. Князь отмахивается от всех мыслей, обещая себе подумать об этом завтра. Или вообще никогда.

Слишком много надо сделать: документы, например, восстановить. Ну, точнее уладить некоторые несоответствия в бюрократической машине правил и стандартов. Всё же не каждый раз живые покойники объявляются. Сим-карту, счёт в банке, да даже клятый билет на поезд или самолет не продадут без паспорта! А там и данные в егрн обновить, и отменить решение о признании свидетельства о браке недействительным…

Волей-неволей приходится выползать из дома — органы государственной власти требуют личного присутствия. Ну и вообще. Князь сомневался, что в «госуслугах» имеется вкладка «мой самолет приземлился на пять лет позже, отмените свидетельство о смерти!» В результате приходится играть в шпиона. Из-за возросшей популярности Андрей совершал вылазки в темных очках и с низко надвинутым капюшоном. Прямо набор «скрывающегося» из киновселенной Марвел. Пару раз его принимали за торчка, и террориста, но снять очки и капюшон не успевали.

Вахтанга — они всё-таки экстренно созвонились — теперь одолевали редакторы теле- и радиостанций. Пытались выманить на интервью. Обещали золотые горы, как и Агате до этого. В конце концов, даже его знаменитому терпению пришёл конец, и он тоже отключил телефон. Да, так вести дела тяжеловато, но и по-другому пока не получалось. Понадобилась труба — включил.

Каспер же, неожиданно, спустя неделю, залетел в эфир «Нашего радио», где битых полтора часа и разливался соловьем, в подробностях описав «Прерванный полет» — так окрестила его народная молва. И ладно б сжато изложил факты, так нет! И не предупредил начальство в лице Князя или Вахтанга, зато какую нёс пургу! Чушь откровенную: предчувствия там, волнение, знаки судьбы, вибрации космоса. «Птица-говорун не отличается умом и сообразительностью,» — с раздражением решил Андрей.

Время шло, а в интернете продолжала твориться какая-то вакханалия. Княже ещё в первый вечер обнаружил, что за пропущенные годы он стал весьма популярен. Только вот масштаба не осознал… А тот был о-го-го! Клубы памяти, каверы на песни… На могиле просто-таки паломничество какое-то не затихло за все годы… Памятник нерукотворный, к которому не зарастает народная тропа.

И если до полёта Андрей бы, наверное, даже обрадовался всей шумихе, но сейчас оно почему-то угнетает, вызывает желание спрятаться и не выходить из дома. Чтоб ненароком не наткнуться на фанатов. Безумных. В памяти слишком свежо то, как те на него накинулись, как стая собак! А потом вот…

Переориентировались, сменили обувку и начали чморить Горшка. Кто знает, каким боком к нему завтра повернется колесо фортуны переменчивого мнения народной молвы! Что сейчас воздавала ему хвалу, носила пиво на памятник…

Кстати, о могилке…. Андрея снова неприятно колет. Он одновременно и хочет, и боится спросить, кто первым решил, что всё, финита ля комедия, пациент совсем уже мёртв, погорюем и забудем. Логически, после всего, что ему рассказали, он понимает, что ожиданием чуда, которое в нашем мире практически невозможно, жить нельзя. Но его душа медленно горит от несправедливости… Вообще всего! Пять лет! Пять пропущенных лет жизни, пять пропущенных лет детей, могилка, клубы памяти… Можно, пожалуйста, уже проснуться?

К слову, в один из вечеров он всё же не выдерживает. Надирается до поросячьего визга, вызывает такси и громит памятник. Позже это попадает в новости. Его пьяная рожа, пинающая собственное фото. Но зато могилку он изничтожил. Хотя, как ему призналась потом Агата, место уже выкупили. И формально оно его. Твою ж нахер! Он решает отпустить и забыть.

Андрей медленно наверстывает упущенные события. В том числе, знакомится и с деятельностью Горшка за эти годы. Смотрит видюшки, концерты, интервью. И все ещё не знает, как к этому относиться. Может, он все же разбился вместе с самолетом, а это сейчас что-то типа посмертия, может быть, Рай какой-то? Он иногда украдкой щипает себя за руку, раздумывая, будет ли чувствоваться боль в послежизненном пространстве, если это самое пространство вдруг, по какой-то причине, слишком похоже на реальность? А, когда ловит случайно на том же Диму и Егорыча, понимает, что ни у него одного подобные вопросы.

Непрерывным потоком приходят друзья и знакомые. Андрей ощущает себя зверушкой в зоопарке. Все хотят его потрогать, поговорить, услышать от него что-то про их затерявшийся во вселенной рейс. Спрашивают, не ощущает ли он себя «Летучим голландцем» и, заодно, про возросшее желание топить попсарей — шутят, шельмы!

Все советуют ему держаться — вот уж и, правда, дурацкое слово. За что держаться, за кого… Поговорить с кем-нибудь, кто имел схожий опыт — бесценный совет, уже записался на собрание клуба «Анонимные невольные путешественники во времени».

Но Князь старается. Говорит об этом с Вахтангом и Димой. Не Ришко. Тот самоустранился. Взошла звезда пленительно счастья для их Каспера, тот воспарил в небеса. Снимался в рекламе будильников (не проспи будущее), микроволновок (оп, а мы, кажется, отправили этот бутер в прошлое!), горящих туров (пакуй чемоданы, дорогая! Другого шанса может не быть!), магазинов музыкальных инструментов (гость из прошлого исполняет Паганини!), вплоть до туалетной бумаги с запахом «прекрасного далёко». Ладно, последнее Андрей пошутил.

Сам он держится за юмор, в основном, это то немногое, что осталось в нём неизменным. Но всё чаще скрывает чувства и эмоции, хотя внутри кто-то воет и бьется в истерике. Так надо, Князь привык быть тем, кто сам всех держит, а не тем, кого сейчас все стараются удержать. Только вот Агата, внимательно глядя на него своими пронзительными и понимающими глазищами, не обманывается.

— Ты знаешь, закупоренный котел рано или поздно рванет… И обожжет всех, кто оказался рядом, — замечает она как-то за завтраком. — Всегда есть та самая последняя капля.

Андрей упрямо отмалчивается. Хоть на скудный ус и намотал.

В первый раз Князева по-настоящему штопорит, когда он случайно краем уха слышит, как Алиска называет Горшка «папа». Видимо, не в первый раз. Он тогда сгустком тёмной материи проскользнул в ванную, где с силой ударил по зеркалу… То пошло уродливой трещиной, а его перекошенное от лютой злобы лицо показалось ещё более жутким и искаженным.

Да, не специально, не со зла, но жизнь превратила его в осла!

Ключи, Алиса, называющая Миху папой, группа новая, название старое, а песни его, Андрея, доделанные и спетые Михой — всё это давит: кажется, что Горшок неосознанно занял его место.

Кровь из руки сочится не слабо. Он угрюмо суёт ту под кран, хмуро глядя, как вода уносит кровушку… Вот бы и проблемы так унесла! Но нет… Папа… Чёрт! Князь закрывает кран, облокачиваясь всем весом на раковину… А может и зря вернулся, а? Помешал чужому счастью!

Всё это давит так, что хочется рвать на себе одежду. Но его останавливает то, что Алиса там за дверью… Играет с Горшком в карты. Не лучшее занятие для семилетки, но он слышит их довольный смех. И от этого его всего аж ведёт.

Пожалуй, он слишком долго сидит в ванной, глядя пред собой невидящим взглядом. Потому что вскоре туда неуверенно скребётся Мишка.

— Порядок?! — вопрошает тот и не слышит ответа. А что Князю ответить… Он смотрит на окровавленную руку, её он может замаскировать полотенцем, но треснувшее зеркало… Плохая примета. Андрею плевать. Вся его жизнь теперь кажется одной сплошной плохой приметой. На сетке разбитого зеркала виднеется кровавый отпечаток — его точно не скрыть.

Да и пора бы уже взглянуть в лицо своим страхам. Страху. Поговорить им с Михой все нормально не получалось. Вокруг вечно толкутся друзья, родственники. И сейчас вот Алиска рядом… А разговор нужен, так как обиды, годами копящиеся внутри, начинают нарывать.

Но Андрей совсем не уверен, осилит ли он этот разговор, не оборвется ли хрупкая ниточка, связывающая его с этой новой действительностью. Он боялся и продолжал усиленно делать вид, что все «окей» днем. А ночью ему снилась чертовщина, в которой он стоит перед проклятым зеркалом… Вот уж образ привязался, допелся, голубчик! Сейчас, в реальности, Князь тоже глядится в такое же, вспоминая жутко реалистичный сон…

В котором видит то самого себя с непривычно злющими глазами, вопрошающего: «Не этого ли он всегда хотел?! Славы, признания!», то Горшка, который протягивает ему руки, но до него никак не дотянуться, то стылое кладбище с собственной могилой, в которой он и должен находиться… И которая ждёт его, выкупленная за кругленькую сумму, раззявив свою чёрную пасть!

Нет, Андрей решительно не в порядке. Его колотит. Он сползает по ванной, отстранённо замечая, что кровь литься не перестала… Эдак, могилка его в самом деле дождётся! И совсем скоро! В дверь снова колотят и теперь совсем не так деликатно, как раньше… Мишка ревёт басом:

— Эй, Княже! Ты там чего… Уснул на толчке?! — а у самого голос звенит… Андрей мотает головой.

Горшок днём почти постоянно ошивается рядом, порой и ночью на диван приблуждался. Агата его привечала. У него и спальный комплект и мыльно-рыльное с персональной кружкой тут имелись. Он не замечает, но начинает колотиться головой о тяжеленную ванну. Несильно, но жбан начинает побаливать.

А ведь самое ужасное, что даже когда его нет, Князь почему-то ощущает острое чувство вины, источником которого является Миха. И Андрею не-вы-но-си-мо. И он ударяется о бортик сильнее, чем следовало… В глазах плывёт, когда Горшок вышибает дверь и в ужасе выпяливается на него.

А Князя внезапно скручивает истеричный смех. Да, хороша картина маслом! Зеркало разбито, всё в кровище, как и пол в ванной, а сам он сидит бьётся о бортик… Бледный с порезанной рукой… одним словом — красавец-мерзавец!

— Не вызывай скорую, — только и может вымолвить он синюшными губами. — Заклинаю, Миш… — шепчет, а у самого пол покачивается и почти встречается с его лбом. Сильные руки подхватывают, а дальше темнота.

* * *

Поговорить с Князем оказалось задачей не из легких. Мишка не спал ту ночь, так и не сумев заставить себя выйти из подъезда… Но разговора не вышло ни на то утро, ни на следующее.Казалось, они оба этого отчаянно избегали. Общались, но как-то скованно. Хотя Горшок и этому был рад, признаться. Он как голодающий, наконец добравшийся до пищи, не спешил заглатывать ту мисками, довольствуясь крохами Андрюхиного внимания.

Концерты они пока перенесли… На месяц. Какие уж тут выступление! Публику лихорадило, и Князь от этого ещё больше загонялся. Миха это видел, но ничем помочь не мог.

Прошли клятые две недели, а тому лучше не стало. А стало, клянусь, только хуже! Журналисты дразнили их ради забавы… А Князь реально, как в воду опушенный ходил. Они с Агатой всё ждали прорыва этой воронки, и вот свершилось.

Горшок знал, что Андрей это услышал… Оговорку Алиски. Он ей и раньше раз сто говорил, но… Сорвалось с языка. Князь паровозом пропыхтел в ванную. Что ж, оказаться с ним лицом к лицу в таком состоянии Миха желанием не горел… Однако выбора не было. Продолжая азартно резаться в карты с маленьким дьяволенком, он набрал Агату, а затем сбросил, не став говорить. Прислал смс. Это был пятый номер за эти дни. Горшок очень сильно надеялся, что телефон у той не в отрубе.

Время шло, Князь всё не показывался… Ванная опасное место — тут тебе и утопиться при желании можно. Или вены перерезать — бритвенных станков навалом. Ну и как тут усидеть на месте… Мишка вздохнул, дал Алиске альбом с карандашами и дал задание нарисовать её батю. На всю голову ушибленного. Последнее Горшок, конечно, оставил при себе.

Поскребся раз — тишина. Два — какие-то приглушенные стуки. Он там что ли башку о кафель разбить пытается. Три — и Миха уже не выдерживает сносит дверь, радуясь, что та не такая крепкая…

Представшая его взгляду картина, конечно, не так ужасна, как нарисованные мозгом способы суицида, но и этот гнев, что не нашёл иного выхода, кроме как в зеркале… Заставил содрогнуться. Князь лепетал ему что-то про то, что не надо скорой, а сам начал заваливаться лбом впёред навстречу плите… Хорошо, не могильной.

Мишка его придержал, а сам лихорадочно соображал, что же делать… Вызовёт скорую — так житья потом не дадут, но и без неё… Потеря сознания — это не шутки шутить.

Пока он размышлял, Андрей в его объятиях слабо пошевелился. Это и решило дело. Горшок, молясь, чтоб Алиска послушно рисовала, засунул того в ванную, включил воду, чтоб просвежел… Сам сбегал за аптечкой. По счастью, там была кровеостанавливающая губка — примотал бинтом.

Нашёл успокоительное, высыпал две таблетки, вместо одной и засунул не сопротивляющемуся Князю в рот, дал запить прямо из-под крана, а после вкрадчиво поинтересовался:

— Легче? — и тут же напоролся на полный усталости и боли взгляд.

— Ни хрена… — слабо признался тот. — Как прилетел, так и думаю… Нахрена?! — Князь вопросительно уставился на него. — Вам без меня лучше… — пробормотал он, едва слышно.

Но Горшок услышал и не поверил своим ушам.

— Ты… — он взревел, забыв про рисующую в детской Алиску. — Идиота кусок! Ты чего, бл*дь, удумал?! Да мы… Да я… У меня менталка все на одних лишь безумных снах с тобой в зеркале держалась! И та отъезжать начала потихоньку… Так тоска заедала. Ни хрена она не тухла, крепла лишь! — он тяжело дышал, едва держась за косяк. Сердце кололо. — Придурок, — жалобно всхлипнул он. — Ты че жопой думаешь, а?

Андрей странно крякнул. Вода всё текла и текла ему прямо на башку, а тот, казалось, не замечал… Выглядел он жалко. Растерянный с огромными-огромными глазищами, что казались совсем уж сапфирово-синими на фоне бледного, как выбеленный потолок, лица… Что придавало ему изумительное сходство с белым ходоком из Игры престолов! Словно он всё-таки умер в самолете, а затем какой-то злой колдун вернул его.

Мишка потряс головой. Такая метафора ему совсем не нравилась. И он решил во что бы то не стало… Раз уж гнойник прорвался, вскрыть его до конца:

— Времена меняются, жизнь меняется, люди меняются. Да, я всё сделал, чтобы тебе жизнь медом не казалась, потому что слишком больно было тебя отпускать от себя, слишком больно без тебя, — признался он, дрожа, как осиновый лист, словно это не на него лилась отрезвляющая студеная водичка. Но Князь молчал, вздёрнув бровь, потому Мишка продолжил:

— Самое ужасное, что может быть, когда ты один, бл*ть, совсем один, — голос сорвался на хрип. — Я не въезжал, как это исправить, да и не хотел исправлять… Всё ждал, когда это сделаешь ты, либо всё само разрулится, — он криво улыбнулся.

Князь, аккуратно подтянувшись, закрыл кран. Но из ванны не вылез. Всё также весь мокрый, наблюдая за ним с чуть приоткрытым ртом.

— А потом тебя не стало, — на выдохе сообщил Миха, а затем его понесло. конкретно так, слова с губ срывались сами собой: — И меня тогда тоже хорошенько припечатало. У меня, нах*й, может полдуши с тем самолетом растворилось в том гребаном небе, — он окончательно осип, и дальше уже выдавливал из себя: — Я единственный, может, надеялся что ты когда-нибудь будешь вот так стоять передо мной, что у меня будет возможность извиниться, посмотреть тебе в глаза, исправить если не всё, то хоть какую-то часть. Что у меня будет хоть что-то! Что у тебя будет всё это, — всё ноги его больше не держали… И Мишка опустился на колени, сползя по стене, не отрывая взгляда от вытянувшегося лица Андрея.

— Что ты от меня сейчас хочешь?! — Князь тоже закрыл руками лицо, голос его дрогнул. — Чтобы я сказал, что ты всё круто сделал, спасибо за память, давай всё забудем и пойдем дальше к светлому анархическому будущему? — он отнял ладонь и уставился зло, однако Миша разглядел льющиеся по нему слёзы.

— Пять лет, Андрюх, — сипло провозгласил он. — Пять, без единой надежды, без возможности хоть как-то извиниться, найти дорогу к тебе. Пять лет медленного поджаривания изнутри. Понимаешь, да? — Горшок с надеждой подался вперёд, надеясь, что тот разглядит в нем отголоски того ада земного, что он держал на плечах, как небо…

— Это для тебя, понимаешь, да?! — горько передразнил Князь, тоже подаваясь вперед, отчего часть воды расплескалась и попала на него. — Прошло пять грёбанных лет, где — да, ты делал всё в память, страдая от потери. Это ты пять лет искупал какие-то свои косяки в своих мозгах. У меня этого не было, — он раздраженно дёрнулся.

Мишка отстраненно каким-то задним мозгом подумал, что возможно, скоро к ним постучатся соседи снизу… Алё, заливаете. а там они — два красавца! И Алиса, что тихонько рисует. Кайф… Хотя… не надо о том. Андрей меж тем продолжал:

— Для меня ты только вот пару недель назад говнился, пеной плевался и всячески старался меня утопить. Это ты переживал, пережил. Да и переживал ли, а, Мишенька? — его голос тоже сорвался к чертям. — А если бы наш самолет сел вот тогда, в 2012, ты бы пришел бы? Я не знаю, кто ты, я не знаю, кто я сейчас, не знаю, как жить со всем этим. Я не вывожу, — наконец признался он, обессиленно опускаясь обратно в воду. Ладно, что не с головой и без пузырей…

Миха молчит и на Андрея не смотрит.

— Прости — убито шепчет он.

Князь же раздраженно трёт глаза, в которые будто песка насыпали, а после всё же гасит его желание вызвать скорую:

— Я ничего не обещаю, Мих. Мне тебя тоже не хватало, но я пока не могу забыть. Для меня всё было вчера… Давай, чуть медленнее, ладно? Нам обоим есть что исправлять. Как там любят говорить психологи?! По одному шагу за раз. Может, мы и зашагаем вместе. Снова…

И Миша поднимает голову, он понимает со всей отчетливостью, что нет — скорая, терапия тут не поможет… Только доломает всё окончательно. Андрея не к койке привязывать надо, и не на мозги в уютном креслице капать, а говорить… Говорить! Здесь и сейчас, с близкими, а не дальними, наемными людьми… Авось, что и получится. Ведь он с самого начала чувствовал это. Надежду. Её запах и поступь. Ведь его не прогоняли, и сейчас… Шанс дают. Ну, да медленно прорабатывать проблему, но… Торопиться и спускать всё под откос, Горшок не хочет.

Если бы он сейчас мог видеть себя со стороны, то Миша отметил бы странный коктейль из грусти, тоски и надежды. Однако он смотрит и видит только Князя — лицо его просветлело, чуть разгладилось. В глазах уже не то звенящее отчаяние. И Горшок протягивает руку, за которую тот молча ухватывается… Но Мишка поскальзывается… И вот они оба в ванной барахтаются в неопознанном клубке.

Андрей не выдерживает первый и начинает тупо, но не истерично ржать, а Миша подхватывает… Так их Алиска и находит — в руке у неё зажат рисунок — сначала та удивленно ведет бровками, а потом спрашивает звенящим голоском:

— А это вы во что так играете?! Что всё погромили?

— Кораблики, — Андрей не моргнул и глазом. — Пускаем.

Мишка истерично хрюкнул. Мелкая же хлопнула глазами и спросила ну очень удивлено:

— А где кораблики?

Князь с Горшок переглянулись. А потом Миха взял и издал гудящий звук… Князь заржал и ответил другими гудками:

— Вот кораблики! — давясь от смеха, произнесли они, и утянули Алиску к ним же. — А это небольшая яхточка!

— Ай, рисунок не замочите! — не стала та сопротивляться, а весьма довольно приняла правила игры, только вот рисунок бережно держала над собой.

— Ну-ка покажи, — зашевелился Андрей, и Миха выглянул любопытствующие, чуть выпутавшись из их клубка.

На рисунке были пусть и корявенькие, но вполне узнаваемые человеки. Миха с игольчатым хаером и Андрей в полосаточке. На сцене. Вместе.

* * *

Невольно они переглянулись… А потом где-то в глубине его темных глаз Княже вдруг снова заметил того мальчишку в брюках со стрелочками. И Андрею хочется верить, что у них есть шанс снова вернуться к той развилке, где всё пошло прахом и наконец-то пойти вместе по одной дороге, больше не расцепляясь… Ну, а пока он просто шепчет, наклоняясь к дочке:

— Чудесно вышло…

А затем слышит, как Мишка предупреждающе кашляет. Осознав, что это неспроста, Князь подымает взгляд и видит застывшую на пороге Агату, чей глаз весьма недвусмысленно дергается. А затем та, словно отпустив ситуацию, тоже улыбается и говорит:

— В самом деле чудесно!

И вот тогда-то Андрей понимает, что дышать стало легче.

* * *

Позже

— Ты этого шкета где нашел-то? — неверяще спрашивает Князь, впервые познакомившись с группой Горшка. — В реставрационку, что ли, по старой памяти зарулил?! Опять кадры у древнего искусства «починителей примусов» отнимаешь? — ухмыляется он.

— А чё? — Миха прослеживает направление взгляда Андрея и утыкается в Женьку. — Да ты понимаешь, парень толковый, играет драйвово, развивается. И чё, что молодой?! Ё-моё! В музыке не только опыт нужен, нужно волну чувствовать, понимаешь, да? — горячо вступается он. Андрей ведь не первый, кто к нему с этим вопросом прискрёбся.

— И сколько он у тебя уже играет? — хмыкнул Князь.

— Женёк? — Горшок почесал башку. — Лет пять… да, точно, пять.

— В семнадцать?! — теперь Андрей, в самом деле, удивлен. — Мих, серьезно, ты взял в группу несовершеннолетнего?

— Нам меньше было! — взвился тот, думая слегка недовольно, что Агата, оформляя того, как-то проще это приняла, хотя тоже повздыхала о детях малых, что на её попечении оказались. — И вообще: какая разница, сколько лет? Главное рок, драйв, понимание, понимаешь, да?

И Князев не нашёлся, что возразить. Да и весь этот разговор, в основном, от удивления. К такому Мишке надо привыкнуть, слишком резкий контраст с тем. Особенно непривычно привыкать, пожалуй, к трезвеннику-хорошо-не-язвеннику. И введенному им же «сухому закону». Невольно в голове родились такие пропитанные хмелем строчки:

Этот мир стал злым и дерзким

Как смириться с этим можно?

От чего бухнуть мне не с кем?

Пью один и мне тревожно⁽¹⁾

А так, группа ему, выражаясь языком Дианки, заходит. Пожалуй, такую он собрал бы и сам, если бы потребовалось. Удивляет скрипачка Ирочка — подумать только, Миха да и сам затащил в группу девушку! Со скрипкой! Андрей даже не жалел, что с Каспером пришлось расстаться — Ирина великолепна, да и шарм определенный на сцене придается.

С Альбертом он быстро находит общий язык — человек хороший, юморить любит, гитарист опытный и умелый. И, что важно, не трезвенник, хех! На том и скорешились… Бухать-то периодически хотелось. Вдали от Горшка. Вот с ним-то да и Димкой-басистом, что чемоданчиком за Князем притащился, они порой и потягивали сей пенный напиток в терапевтических дозах. Ну и с Егорычем, разумеется. Вахтанг же обычно вином угощал, грузинским!

Вообще слияние интересно прошло. Как-то так слово за слово, а пожаловался Мишка, что басист у него херовый… И вообще: должность проклята каким-то Волдемортом! Все за пьянство изгонялись спустя год, а то и меньше.

Вот он и подумал тогда… Да и перебрался назад под лоно старого шута, вывеся флаг их баркаса, что тонуть не собирался, выгребая из шторма. Техники тоже у Горшка не держались, оттого место и Егорычу нашлось… Что до Агаты, то та с какой-то затаенной радостью отдала возжи в руки Вахтангу, сама пробормотав что-то про своих любимых немцев, клипы, Старые книги… и что она всегда может быть на подхвате, как со-продюсер. Так и вышло, в общем-то. Работы на всех хватало… Воскресшие панки нынче были нарасхват!

Пришлось даже в телеграмме канал пилить, чтоб так сильно народ не доставал… А так вроде — и на виду, но общение сам регулируешь. Затея эта с кружочками очень быстро довела глубоко сорокалетних мужиков до детского восторга. Так что Ира с Агатой только и переглядываться успевали, закатывая глаза.

А разве вы не знали, что первые пятьдесят лет детства у мужика самые тяжелые?! То-то ж! Теперь знаете ребятки! Дядя Андрей и дядя Альберт — фигни не скажут, они вам её покажут… А седой дед Горшок ещё и напугает до усрачки…

Да, всё постепенно налаживалось. Потерянное время, конечно, не возвратить, но судьба, кажется дала им возможность построить новую альтернативную реальность. И хотя Андрей пока не понимал точно, как ко всему этому происшествию относиться… Одно он знал точно — рядом с ним теперь был его Миха, настоящий, не Гоблин, а снова его понимающий, слушающий и слышащий, наконец-то повзрослевший, но не утративший своего удивительного взгляда на мир, готовый меняться. Двое против всех, одна душа в двух телах, поэт и музыкант — всё, по ощущениям было так, как и должно быть с самого начала. Шут вернулся на все афиши страны. Теперь уже по-настоящему. И готов обнять был весь мир. Да. И тебя, читатель тоже! То-то ж!

---

Примечания:

DL: Натазя, спасибо, это был замурчательный марафон. Надо как-нибудь повторить в оридже или фике)))

Н: Согласна, Dart Lea, это был чудесный опыт, повторим как-нибудь)

---

1) Пиво-пиво

Вернуться к тексту