↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
20 октября 2012 г.
— Мих, смотри, что есть! — кто-то из парней помахал перед его носом новехоньким, ещё пахнущим типографией диском со знакомым оттиском рисунка. — Новый альбом Князя! Прикинь, как разродился! Штампует свои побасенки одну за другой, словно с цепи сорвался, — остаток фразы потонул в дружном гоготе, в котором Горшок расслышал только «Сектор Газа» и «колхоз Путь Зари» в Голубково, а затем прозвучавшее чётко под ухом: — Ну что, оценим, чего там наваял в очередной раз этот писака?
Миша зажмурился, вцепившись в граненный стакан. На дне плескался крепкий ром, но даже тот не помогал. Он хотел бы не слышать сейчас всего вот этого. Скрыться, бежать… Но то было бесполезно. От себя не убежишь. Вот если б он мог отмотать стрелки часов назад… Но поздно, Андрей! Горшок осушил стакан.
— «Тайна кривых зеркал» — всё своими детскими сказочками балуется, — послышалось сбоку. Нет, мужики успокаиваться и не думали… У них вон пища для обсуждения подъехала. Только неужели они не видят, что ему их старательные обсирания Князя настроения не прибавляют?! Мишка уставился в пустой стакан. Тот тоже своего рода кривое зеркало, и в нём сейчас отражалась его распухшая от постоянных-то возлияний рожа. Горшок смотрел-смотрел, а затем ему так всё это опротивело, что он хлестким ударом ребра ладони смахнул тот на пол… А затем приложился к бутылке прямо с горла — к дьяволу остатки приличий!
— Чем бы дитя не тешилось… — сквозь грохот битого стекла донеслось до него от парней, а затем всё стихло. Либо мужики, наконец-то, осознали, что он не в духе, либо это у него в башке включился тумблер выключателя, а затем снова выключился, но он уже не разбирал, чё там да как.
Горшок поморщился. Голоса сливались. На душе и так было хреново, почти так же, как в теле хреново физически. А тут еще это. Разговоры эти действовали, как красная тряпка на быка. А ведь все, все вокруг твердили… Считай, что в уши ссали! Мол-де, не переживай, Мишаня: приползет Андрюха обратно! Дай только срок — по миру пойдет, голозадый! Да какое там у него творчество — так в деревне на завалинке под такое только и бухать! То ли дело у тебя театр — искусство, а Князь… продержится в лучшем случае пару месяцев да и загнется. Жди, скоро будет на карачках умолять принять обратно! Ан нет, держится… Вон уже сколько, посчитай… Больше года! Залы собирает, пусть небольшие, но собирает. И второй альбом. Он же так вообще не вернется.
Плохая была затея пойти в бар. Напился бы лучше дома один… Ну как дома… Если ту снятую посуточно берлогу можно было назвать таковым. Ольге решительно не нравились его загулы, а Миха ничего поделать не мог. Больно ему было, больно! А выпивка порой только больше тоску распыляла… Но не пить было ещё гаже. Так что выгнали его, можно так сказать. Но Горшок всем говорил, что сам ушёл. Да и к чему ему теперь обжитое место жительства? Он же, понимаешь, большую часть времени в Москве, в театре проводит… Ну и в гастролях, потому как парням жрать что-то надо да и семьи кормить. А в Питер вот всего на пару деньков заглянули… Единственное светлое пятнышко — Мишка дочку повидал, а так… Лучше б и не возвращался. Вон пацаны, бл*дь, какую новинку, ещё на прилавки даже не попавшую, приволокли!
Парни внезапно замолчали. Горшок оторвался от бутылки и, с трудом сфокусировав взгляд, обнаружил застывшую на входе Агату. Вид та имела грозный. Руки в боки, взглядом сверлила так, словно хотела сделать Мишке трепанацию черепа. Какого б попсаря, слюнтяя она может и напугала б, но Горшенёв только усмехнулся коротко. Ну вот и какого хрена она здесь забыла?! А потом в голову пришла сладостная мысль: «Что?! Неужели Князев решил-таки идти на поклон? Зассал сам прийти, бабу свою подослал?» — да хоть бы и так. Мишка аж встрепенулся, нетерпеливо тряхнув волосами, как пёс, готовый бежать, только бы бросили кость!
— Ты чего здесь делаешь? — заплетающимся языком поинтересовался он, подаваясь навстречу.
— Да вот, пришла посмотреть на человека, который друга предал, — выплюнула та сходу. «Значит, — потерянно подумал Горшок. — Не просить за Андрея пришла».
И всё же с Агатой поговорить пришлось. Вообще слишком много у него в последнее время этого «пришлось». Жизнь натянулась, как туфля… Но душу ему выпила не конопля. Мишка прикрыл глаза. Как же ему всё это опостылело… Зависимость. И не только от алкоголя и наркотиков. Князя. Ему не доставало именно его.
Видать, что-то такое в его лице промелькнуло, или же выглядел Миха теперь препаршиво; но настроение склонившейся к нему Нигровской резко мотнулось с «начистить ему е*ло» до «аккуратно придержать за плечо».
Вот зачем он только поднял взгляд?! От внезапно обнаруженной жалости в её глазах становится слишком плохо. «Да пошло оно всё! Дремучим лесом!» — и резко собравшись, не прощаясь ни с кем, Миха вылетел в ночь, едва не снеся дверь бара.
Уже дома он обнаружил прихваченный зачем-то альбом Андрюхи. Ну, да, машинальненько подхватил, бл*дь. Под самое сердце запихал, с*ка! Разумеется, на съёмной берлоге никого не было. На секунду Горшок словил острый приступ головокружительного одиночества, которое разъедало его изнутри. А затем страшно ухмыльнулся и решил, что это, к счастью, что он один, что рядом нет, ни Оли, ни детей — никто не будет мозги компостировать.
Миха раздраженно швырнул диск на стол. По-хорошему тот следовало ритуально сжечь. Он даже выхватил зажигалку и поднёс ту к коробке, но пальцы задрожали… Горшок едва не обжёгся. Сдавленно ругнувшись, он бросил эту затею.
В голове шумело. Ещё одна стопка, другая… В какой-то момент Горшенёв обнаружил себя вставляющим злополучную вещицу в плеер. Не успел он одуматься, как из наушников полилась музыка, зазвучал теплый княжеский голос:
«Лучше промолчи, прошлое забудь —
Вряд ли ты сможешь его вернуть…
Взял на плечи бремя,
Предал своё племя,
Чтоб у нас с тобой один был путь!(1)»
— Бл*ть! — Миха отбросил наушники вместе с плеером на другой конец комнаты, где те не выдержали столкновения с суровой действительностью. Как и их дружба в конечном итоге. — С*ка!
Не было больше общего пути. Ничегошеньки не было, кроме раздирающих их обоих на куски воспоминаний.
Да, Андрей всегда умел давить на болевые точки. Весь первый альбом, считай, посвящен их разладу. Миша послушал его лишь раз, но того хватило, чтоб проклятое письмо дошло до адресата и впилось тому на подкорку, мучая выдержками из себя. Мало Князю этого, он ещё и второй записал на ту же тему. Сволочь! По больному бил, наотмашь и до слёз… Ещё и посмел обвинять во всем его! Предал своё племя! А вот и нет! Это Князь всегда сам по себе был, чхать он хотел на мнение коллектива… Племя, бл*дь! А считал ли Андрей и раньше хоть его-то частью своего племени?! Или тоже нет? С*ка! Приползет он, ага, как же! Такой подохнет с голоду в забвении, но на поклон не придет.
— Как же всё за*бало! — орал в исступлении Миша, глядя на останки плеера, словно это была дохлая гадюка. — Чтоб тебя камнем по башке шарахнуло, молнией озарило! — вопил Горшок, сгорая в огне ненависти и любви.
Следующие дней десять Михаил полыхал от злости, срывался на парнях, пил, кололся и, кажется, ещё сильнее поссорился с Ольгой и отцом. К первой он заявился, чтоб проведать Сашку, когда на ногах-то едва стоял, придерживаясь за косяк, а со вторым пособачился из-за того, что тот снова завёл разговор, как бы его в клинику упечь. Вот мама — та молодец! Приняла молча… Не пыталась нотации читать, лишь гладила за ушком, позволяя лежать на коленях, растекшись по ним лужицей… Бессильная злоба пыталась не дать прорваться возникшему после разговора с Агатой и прослушивания альбома малюсенькому росточку вины.
Сейчас, как никогда, хотелось всё бросить и уйти в тайгу, или ещё каким-нибудь образом исчезнуть из этого мира.
Но проклятое чувство долга и врожденное упрямство толкали его вперёд. Тодд ещё не поставлен до конца — рано помирать. Рано. Пусть мир узнает, пусть Князь увидит…
Кто же знал, что накопившаяся желчь найдет выход в ответе на очередной вопрос интервьюера об этом проклятущем предателе. Мишка злился и оттого с*зданул:
— Да чтоб этот дурак молнию поймал!
Разве ж мог он предугадать, чем слова его затем обернутся?! Ну сказанул и сказанул… Андрей его бросил — имел право. Правда, вернувшись в берлогу забухал так, что на другой день, кажется, 5 ноября то было; насилу проснулся от противной трели разрывающегося телефона. И вот чего всем от него запонадобилось, а?!
— Чего, бл*дь?! — гаркнул он недовольно в трубку. Во рту, словно все кошки мира насрали — гадко, а на душе ещё поганее. Треклятая шайтан-машина надрывалась уже пару часов. Наконец, Мишка собрал разбежавшиеся после знатной попойки мозги в кучку, да и ответил… так уж вышло, что Поручику.
— Ты как, Миш? — задал тот самый дебильный вопрос.
— П*здато, — ответил, не догоняя, с чего такая забота проклюнулась Горшок. — Чё хотел, Сашка? Говори быстрее — жбан лопается… Тебя ещё слушать!
— Что мы теперь с ближайшими концертами делаем?! Лось до тебя дозвониться не может, а организаторам чего-то сказать надо… Они нам телефоны обрывают, как эта новость прошла… Я понимаю, что тебе сейчас хреново, и вообще не до этого, но решать тебе. Переносим? Мих? — Поручик как-то тяжело задышал в трубку.
— Ты че за горячку порешь?! Какой, бл*дь, перенос? С х*яли?! Вы там обкурились что ли?! — рявкнул в трубку Горшок, так что аж у самого башка раскалываться пуще прежнего начала. — Объясни нормально, что случилось!
Щиголев на том конце провода всё молчал, словно мешком пришибленный. Наконец, Мишка потерял терпение и потребовал:
— Давай говори, Саша, чё там за дерьмо приключилось! Я ж всё равно узнаю, бл*дь! Не боись, гонца за худую весть не пришибу! — и он хрипло рассмеялся, а у самого на душе кошки заскребли.
— Там… Это… Короче, — Поручик заикался и это было паршиво. Настолько, что Мишка и представить глубину той задницы не мог. Наконец, тот собрался и скороговоркой выпалил. — Самолёт с радаров пропал в грозу.
— И чего? — всё ещё не догонял Горшок. — Чё кто-то знакомый что ли летел? Кто, бл*дь! — потребовал он, чувствуя, как отрывается откуда-то и мчится к сердцу осколок льда. Некстати, вспомнилось вчерашнее интервью, но не мог же тот в самом деле молнию…
— Князь вот кто! — наконец выдал Поручик, и Мишка почувствовал, как осколок пронзает сердце, грудь затопила страшная тяжесть, а от боли стало почти невозможно дышать. — Мих? Миша! Горшок! — всё пытался дозваться до него на том конце Поручик в то время, как Горшенёв сполз по стене, выронив телефон и глядя стеклянным взглядом куда-то в окно, где небо было издевательски ясным.
Дальнейшее потонуло в зыбком тумане, сознание начало проваливаться куда-то в сумерки. В голове билась одна лишь мысль: «Что за беду я накликал?!» Мысль, что Поручик мог ошибиться чуть отрезвила его. Горшок ползком добрался до ноута, залез в новости… Лучше б он этого не делал. Список пассажиров уже опубликовали. Пока те считались пропавшими. Велись поиски, но и коню было понятно, что шансов нет.
Сигнал пропал где-то над Чёрным морем — конечно, то не Тихий океан или непролазные скалы, но сгинуть безвестно обломки могли. Безумная надежда подтолкнула его начать искать статистику выживших в авиакатастрофах. Та оказалась крепко неутешительной, потому Горшок с треском захлопнул крышку, как ему показалось своего собственного гроба.
Зачем-то проклятый поисковик под конец, словно издеваясь порекомендовал ему посмотреть сериал Лост(2) — ну не сволочь ли, а?!
Помимо официальных новостей, в ленту ютуба настойчиво лезли сюжеты поганцев-блогеров, что вырвали его цитаты из вчерашнего вью и раздули из мухи немаленькую такую птичку, размером с птеродактиля.
Когда в дверь настойчиво забарабанили, Мишка почти ничего не соображал. Сил пойти и посмотреть, кого там нелегкая принесла, не было. Когда дверь вынес его взволнованный батя, Горшок почти отключился. Последнее, что он запомнил, как тот звонил в скорую, при этом одной рукой, удерживая его голову от падения в сторону чугунной, советской батареи…
* * *
Очнулся Миша уже в комнате с белым потолком, даром, что вязок, то бишь кожаных ремней не было, да и никакой пожарный выдать ему справку не спешил. Да и с чего б это?! Официально Андрей ему — никто… И от этого ещё паршивее.
Оказалось, что достукался он до инфаркта. Ладно, отец вовремя решил его проведать. Мишку вовремя простентировали да и настращали, что ежели он свой образ жизни не переменит, то очень скоро окажется в могиле.
А он и рад бы был, чёрт возьми, на самом-то деле! Но… Это самого «но» в его расколовшейся надвое жизни стало слишком уж много. Начать следовало с того, что Горшок себя не щадил. Предавался самобичеванию с особым изуверством! Достал-таки запись нового альбома, воткнул наушники и слушал до исступления, этот изводивший до легких колик в усталом сердце голос… Но и не слушать было ещё больнее. Там в наушниках — Княже жил, пусть и страдал:
Прежний союз стал роковым
Город грёз окутал серый дым
Рушится мир, твой идеал
Предал и себя не оправдал(3)
Это он про него?! Миха жевал губы вставленными зубами в кровь. Если после ухода в городе грёз Князя в самом деле наступила такая разруха… Но ведь по этому гаду видно не было! Ходил бодрячком, вью без лишней желчи раздавал! И только в песни пробивалось то, что реально хранил на душе этот человек-загадка. А ведь Миша знал про эту его скрытность… А теперь что проку, если:
Мрак и холод
Тлеет город
В тёмной душе копится зло
Волю своим демонам дала
Семя вражды проросло
Безрассудно жжёшь мосты дотла
Только вот не он сжёг мосты дотла… Но кто? Горшок сжался. Князь ведь не ушёл сразу и навсегда. Семя вражды вызревало, и принесло свои плоды только в декабре. И теперь уже:
И сердце огнём пылает
И разум злой туман затмил
И снова дым извергает
Сердце Мишки и вправду «спасибо» за такие копания не говорило. Но ему это было необходимо, как очищение, как… он даже не знал, как лучше это выразить. Но не мог он обходиться без этого голоса в наушнике, а потому нажимал на «плей» снова и снова, лихорадя себе душу:
На землю лёг ночи покров
Явь страшнее жутких моих снов
Среди руин слышу я твой
Дикий крик, наполненный тоской
Что ж, явь в самом деле была хуже любого кошмара. Мишка прикрыл глаза. Часть слов пропускалась мимо ушей, зато другая ввинчивалась на подкорку:
Надежда бесследно тает
Под чёрным я застыл дождём
Твой город не отпускает
Я снова в нём
Я снова в нём
Надежды в самом деле почти не осталось, но Мишу не отпускало. Он снова был в том сказочном мире, что создали они оба, но который теперь казалось даже дышал в его сторону со звенящей укоризной. Боль терзала, но это значило, что Горшок был всё ещё жив. В отличие от Андрея.
Активно включиться в поиски не получилось бы при всём желании. Мишка оказался прикован к больничной койке. Хотя искать — это сильно сказано. Самолет со всеми 225-ю пассажирами пропал и с радаров, и, казалось, что и из этого мира. Поисковые команды обшаривали с воздуха весь маршрут, но искомый объект, словно растворился в воздухе.
Горшок ничего не мог с собой поделать, но смирение давалось ему крайне тяжело. Оттого он раз за разом набирал, не глядя одними пальцами, номер Андрея, чтобы услышать в очередной раз — «абонент временно не доступен». И на что надеялся?! На сюжет Звонка с того света?! Дьявол!
Миша злится и включает в очередной раз альбом, Князь его не подводит, заводя следующую песню:
Одиночества бремя приняв
В ночи пропадала
И гитару свою в руки взяв
Что-то играла(4)
Что ж, то было совсем не похоже на колхозный панк, как с легкой руки окрестили этот альбом в баре его парни… Мрачняк форменный. Под стать тому, что творилось сейчас у Горшка на душе. И Мишка знал, как часто Андрей подменял пол лирического героя… слишком часто.
Не звучат во мгле аплодисменты
Мрачный зритель застыл, не шевелясь,
Кто приходит на её концерты?
С мертвым залом обретает она связь
Что ж сейчас мёртв не только зал… Апплодисментов же Княже в последние годы получал мало.
Старый клуб доживал свои дни
В темной долине
В нем покой гробовой берегли
Стены, а ныне
Мишка знал о каком клубе речь… Пожалуй, он тоже скучал. И по временам, и стенам, а главное людям.
Всё чаще с развалин
Приносит ветер звуки
В них голос бескрайней
Вселенской муки
Месяц в ужасе в небе застыл
Туман опустился
Ей хотелось чтоб слушатель был
И он появился
Безнадега, что пропитала эту песню медленно опустилась и на плечи Горшка. Что ж, там в финале слушатель всё же появился мёртвый. Вот и у Князя… Популярность тот обрёл посмертно. Это было дико, но уже являлось состоявшимся фактом.
Общественное мнение — вещь крайне переменчивая. Даже проститутка и та менее ветрена. Да и любит у нас народ покойников на пьедестал возводить. Так и все те, кто ещё недавно активно поливал Андрея дерьмом, призывая одуматься и вернуться в лоно Король и шут; теперь переметнулись. Под раздачу попал сам Горшок, сольные же альбомы Князя взлетели в продажах, критики исходились в эпитетах, какие те шедевры.
И это было б хорошо, если б Мишка не знал предыстории. А так — тошно было от сознания людского лицемерия. Помер — ты теперь пресветлый Князь, воистину Апостол Андрей! А ты, Горшок, жив остался — значит, виноват, чёрт лохматый, друга чморил, накаркал.
Горшок устало откинулся на подушки. Вынужденное безделье сводило с ума. Он даже начал на ноуте смотреть этот треклятый Лост… Пропавшие, бл*дь! Чудо-остров, чудо-остров жить на нём легко и просто! А вот хренушки! Там такой замес приключился… И всё-таки там хоть надежда у пассажиров упавшего боинга была, а тут?! Но вот жить, усиленно представляя себе, что Андрейка жив, просто попал на таинственный совсем не Жюль Верновский остров, становилось легче. Пусть и это было страшно далеко от реальности, но фантазии стали его единственным спасением. Они, а ещё сны. Туда Князь зачастил.
Правда, тот обзавёлся дурной привычкой молчать. А ведь раньше было не заткнуть… Зато слушателем стал Андрей просто отличным, пока не начинал своим молчанием доводить Горшка до белого каления. Ни слова не сказал ему! Сволочь.
Впрочем, не только он. Пока Мишка выпал из строя, его парни не пожелали сидеть на месте. Тодда они, конечно, ставить не стали. Поехали гастролировать. С турами памяти Андрея Князева. Когда Горшок узнал, то чуть не задохнулся от душка, которым всё это дельце провоняло. А ведь его в известность поставить нужным не посчитали… Списали со счетов. Один покойник — второй почти, а песни их горланит Ренник. Красота.
Оказалось позднее, что на то им выдали разрешение три женщины. Ольга, потому что Сашку надо кормить. И Алёна с Агатой по той же причине. Одна Надежда Васильевна никому ничего не разрешала, но протестовать не стала. Понимала, что деньги нужны. Но Горшок-то был не согласен с таким положением дел!
Окончательно помог ему очнуться подслушанный разговор. Верно говорят, что самое интересное о себе можешь услышать, когда другие думают, что ты крепко спишь. Так и Сашка Леонтьев думал… Оттого и не постеснялся обсудить с организатором грядущий тур памяти. Мишке же в мозг особенно врезалось:
— Нет, мнение Михаила Горшенёва услышать нельзя! Да и к чему вам?! Он сбитый летчик… Хорошо, если следом не отправится! Я ему деньги на больницу достаю, потому и обсуждать этот вопрос вы будете со мной!
Отрезвляет, знаете ли, крепко. И мотивирует вернуться. Потому Миха жрёт проклятые помидоры, причмокивая, за очередной серией. Со стороны может показаться, что он ничем не занят. На самом деле Горшок думает. Так много, что начинает болеть голова. Пока он в больнице, то вопросов к нему немного. Внешний мир сузился до этих унылых стен. То, что долетает до него через незакрытые вовремя странички браузера — это лишь цветочки. Ягодки Миша пожнет позже.
Горшенёв ходит на лечебную физкультуру. Родители в кои-то веки им довольны. А он всего лишь не хочет превратиться в развалину. У него ещё дел громадье. И теперь не только за себя.
В результате приходится заниматься и группой, как бы ни была голова забита другим. Когда его срок в больнице подходит к концу, и Мишка выходит на свободу, у него уже готов план.
Мужики удивлены, когда он собирает их на репточке. Миха краем глаза подмечает, что вместо Сереги возник какой-то новый штрих. А его никто в известность и не поставил. Славно. Так он ещё больше убеждается в своём решении. Флотилия отпущена в свободное сольное плавание под ропот и недовольный гул последних. Яша смотрит побитым щеночком, Поручик невозмутим, словно чего-то такого и ожидал, а у Сашки Леонтьева дёргается глаз. Однако, когда тот слышит, что первые два года им можно петь песни "Короля и Шута", тик мистическим образом сходит на нет.
— Да где ж ты так быстро себе музыкантов найдешь? — слышит он в спину уже у самого выхода.
— Уже нашёл, — тихо отвечает Мишка и уходит в ночь. Он в самом деле не терял времени зря в больничке. Уже в другой репточке его ждут новые кадры, при подборе которых Горшок чувствовал себя так, словно в него вселился Князь.
Ну в самом деле только такой как Андро заменил бы непрошибаемого Поручика на смешливого мальчишку по имени Женёк, его даже Евгением назвать язык не поворачивался. А скрипачка? Он же снова нанял даму. Причем… Да, Князь бы заценил. Переманенная от самого Шклярского Ирочка, определенно, стоила возможного проклятия в бубен. Что до Альберта… Тут вообще помутнение какое-то! Нет, тот гитарист толковый, но… Мысль о том, что ему банально не хватало позитивных и светлых личностей в этом проклятом театре теней пришла не сразу.
Никто не задает вопросов, но в каждом взгляде, в каждом жесте Горшок чувствует напряжение. Росток вины пробивается все сильнее. Возможно, поэтому он скрутил Тодда… Но что-то то делать всё равно надо, верно?! Впрочем, та проблема отпала стоило ему заполучить весь Князевский багаж черновиков. Удивительно, но и музло на те пёрло.
Сложнее всего дела обстояли с Дианой. Та-то уже подросла, и сходство, как говорится, было на лицо. Так мало этого… Она и вопросы уже задавала. Мишка почти физически себя заставить не мог навещать их с Алёной. Каждое такое посещение кончалось для него рвущейся болью в сердце.
Немногим лучше дела обстояли с Агатой и Алисой. Та, хоть и была совсем мелкой, и батю своего помнить не могла, но особо легче от этого не становилось. Смотреть им в глаза было не просто тяжело, а мучительно больно. Особенно в глаза Алиски. Маленькая копия Андрюхи смотрит на мир с абсолютно князевским выражением мордашки.
Он и пришел к ним почти сразу после, и из больнички звонил, как очухался. Не знал, куда себя деть, чувствовал себя настолько бесполезным, что хоть вой. Мишка ведь даже отца попросил помочь подключить свои старые связи, чтобы найти этот чертов самолет. Но тут всё оказалось тщетно. Любые попытки сводились к нулю… Ни единого даже самого завалящегося осколка к ним не вынесло. Незнание убивало. Порой ему казалось, что уж лучше узнать наверняка, увидеть тело, похоронить по-человечески, чем вечно надеяться на то, что это страшный сон… что вот сейчас наступит утро года так 2009, и всё у них будет замечательно! Они с Князем не разойдутся, как в море корабли, Княже не отправится в этот полет. А если и отправится, то вместе!
И в то же время — вот уж странная человеческая природа… Горшок страшно, прямо-таки до чертиков, боялся услышать однажды вновь от кого-то случайного, а не лично: найден, погиб. Сейчас же оставалась маленькая искорка надежды на чудо. Хоть какое-нибудь. Можно даже в духе сценаристов Лост, уж с чем-чем, а с паранормальщиной Андрей должен был справиться. Это он не верил… Раньше, а сейчас готов был хвататься за что угодно.
Волей-неволей пришлось вернуться и к гастрольной деятельности. Всем надо было что-то есть, тем более, что девчонки Князевские тоже нуждались в помощи. Отдыхать было некогда, теперь Агата, Алиса и Дианка были на совести Горшка. Совесть же в свою очередь частенько подкидывала мыслишки о том, что Андрюха-то, случись что с самим Горшком, Ольку с девчонками бы не кинул, в отличие от других, или о том, что 30 процентов авторских отчислений — это ужасно мало и надо бы надбавить… Видимо, верной дорогой Миха шёл, раз однажды Андро во сне взял и расщедрился…
Нет, не слово молвил, а целую песню спел. Да так чётко, что Горшенёв, проснувшись сумел всё слово в слово записать да и мотивчик общий уловить. Так что вышел в тему Тайны Кривых Зеркал более проникновенный и потусторонний текст о зазеркалье… Хоть Мишка и далеко не Алиса, и проживал он не в Стране чудес, но вы только послушайте, люди добрые! Как же текст им двоим подходил… И плевать, что вновь пол лирического героя был сменен — это сути не изменяло:
Я знал, что ты в ту ночь не умерла
Тебя забрали зеркала
Такие дела!
Я неспроста так думал: по ночам
Подсвечник ставил к зеркалам
Ты шла к свечам(5)
И был особенный смысл, что пел это именно Горшок и что последний альбом Андрея так и назывался… Часть его в самом деле отказывалась верить, что тот мёртв.
Хотел тебя рукой коснуться, но
Ладонью трогал лишь стекло
Трогал стекло
Не слышал голос — по губам читал
Но только ничего, увы
Не разбирал
А ведь молчал — гад! В самом деле… Да и по губам читать было без толку — только ещё больше Миха изводился.
Опять ты смотришь на меня из зазеркалья
Окно в твой новый мир отшельника влечёт
Ни с кем на свете не делился нашей тайной
Лишь наедине с тобою жизнь моя течёт
И верно… Миха прикусил губу. Только вот насчет не делился… Журналюги, к сожалению, его раскололи. Горшок однажды не выдержал и сп*зданул, что тот является ему во снах… И про текст подкинутый его долго подначивали, а затем он признался.
Вот так-то с ума и сходят. Ладно, хоть годы жизни с него Зазеркалье не вычитало… Хотя кто знает, какова плата за эти визиты, а?! Мишка не знал да и не хотел знать.
Так прошел остаток 2012 года. Наступил 2013. Горшок его провел в гастролях, заботах о своей семье, о семье Андрюхи, продолжая искать правду о треклятом самолете, правда, безуспешно. А росток вины всё рос, его подогревали вольно-невольно близкие и фанаты. И если близкие и друзья открыто не говорили ничего (но он видел осуждение в их глазах), то фанаты, прежде так яростно поддерживающие все его высказывания, теперь запели другую песню. Только, если раньше он зарывал голову в песок. То теперь вот, когда сердце немного зарубцевалось, решил немного приобщиться и полез в клоаку…
«Горшок виноват! Не выжил бы Князя из группы, всё было бы иначе!» — писал один умник. Ни разу не оригинально, Мишка видел тоже самое в сотнях разных вариациях. Ладно, хер с тобой, писака горемычный… И он промотал дальше.
«Ты предал своего шута, Горшок!» — а вот это уже попадало ниже… Ниже пояса. Миха злобно уставился в экран. Если б проклятия можно было посылать через расстояния… Тут он разом стух, вспоминая сказанное во вью накануне исчезновения. Нет, не будет он больше. Никого и никогда. И он полез за следующим камнем в свою сторону.
«Доволен, да? Теперь все песни твои, никто не стоит у тебя на пути!» — что ж, тут и не поспоришь. Материала у Князя было навалом. Писал тот много, но далеко не всё подходило Мишке. Кажется, он уже почти вычерпал всё, что подходило ему… Остальное было слишком уж Андрюшино. Или та глупая деваха имела в виду не то? Ах да авторские дрязги… Ну и с*ки же люди. Вечно по себе мерят. И Горшок остервенело закрыл комментарии. Хватит, пожалуй, для такого заплыва в дерьмище — он забыл акваланг надеть.
Особый вой поднялся, когда Мишка решил с разрешения Агаты, Алёны и Надежды Васильевны, разумеется, включить в программу песни Андрея из сольников. Посыпались обвинения, часть фанатов даже перестали посещать их концерты. А ему всего лишь хотелось, чтобы песни эти звучали вживую. Может, он хоть так докричится до своего друга, застрявшего где-то в вечном небе. Мечтать не вредно… Мишка и так записал «Руки к небу», отбракованную им, старенькую Князевскую вещь, но такой правильной та сейчас касалась… И уместной.
В октябре же Агата первой заговорила об официальных похоронах. И это был первый раз, когда Горшок на неё накричал. Ему претила сама мысль о реальной могиле.
— Миш… — Нигровская помолчала, даже не дернувшись от его криков. Видимо, ожидала чего-то такого и приготовилась биться до конца. — Нам всем нужно место, куда можно прийти, помянуть…. Нам, фанатам…. Это как уважение ему и всему делу вашей с ним жизни, ты понимаешь?! — вопросила та, вперив в него требовательный взгляд. На самом деле его согласия ей не требовалось. И Мишка это понимал. Но та всё равно пришла.
— А если он жив? А мы ему памятник, живому? — не мог угомониться Горшок. Внутри у него жгло.
Агата ничего не сказала, просто смотрела на него и смотрела. И Миша сдался. Битвы не вышло. Пусть будет, как хотят родные, но его духу на том кладбище не будет!
Церемония была….красивой. Он видел это по телику. За что потом не раз огребал и от фанатов, и от журналистов… Вот любят люди лезть не в своё дело. А ему невыносимо, понимаете ли, претит сама мысль… Да и могила та пуста? Хрена ходить-то?!
У него есть Князь. Свой собственный. Да, только во снах. Но это не мешало Горшку с особым извращенным удовольствием троллить журналистов в ответ на их набивший оскомину вопрос:
— Чего? Скучаю? Да нет! Вон он же на соседнем стуле сидит, — и, довольно хмыкая, кивать на пустующее место рядом.
В 2015 Ольга всё же ушла от Михаила. А тот и не возражал. Их чувства давно уже остыли, делить же его с призраком ей и вовсе не улыбалось… Если и при живом-то — ладно. Удалось договориться полюбовно — алименты и общение с детьми было строго урегулировано и документально подтверждено.
Так, Оля ушла, а Андрея не было. Спасаясь от одиночества, Горшок стал чаще бывать у родителей, чему те были рады, у Лёшки, вот тот удивился, но… не возражал. Ещё Мишка вцепился в Альберта, того злые языке прозвали «Княжезаменителем», но он не слушал, хотя понимал, что в чем-то те и правы, конечно… Но как быть, если человеку нужен человек?! Вечно что ли голову пеплом посыпать — да и не было даже и того.
Всё-таки Горшок себя превозмогал: и бывал и у Алёны, видел, какой росла Диана, и у Агаты. Причем первая увлекалась всякой паранормальной хренью (с точки зрения Горшка), и была свято убеждена, что Андрей вернётся. И ему отчего-то отчаянно хотелось той верить. Агата имела чуть более реалистичный взгляд на мир. И вообще имела крепкую деловую хватку, потому как-то незаметно, но та стала директором его группы. Ну, а что? На чужаках тот уже наобжигался — хватит, а та справлялась. И была реально полезна. Рулила делами и помогала, в итоге Алиса росла где-то в постоянном фокусе его видения. Порой он ловил себя на странной мысли, что видит ту даже чаще Сашки.
В итоге это ему аукнулось, однажды Алиска заговорилась и вместо дяди Миши ляпнула «пап» — и не заметила, стрекоза такая! А он потом спать ложиться боялся… Как бы Андрей не прибил ненароком. Хотя отчего ненароком-то! Вполне себе целенаправленно… Однако обошлось.
В результате Горшок стал больше работать, не забывая, впрочем, о регулярных проверках у врача — умирать ему совсем было нельзя. Слишком много в этом мире зависело от него.
Летели годы, Мишка ни на минуту не забывал про Андрея и не давал забыть другим. Обычные концерты, где на каждом были упоминания об Андрее, концерты памяти в ноябре, клипы в рисованном Андрюхином стиле (пришлось потрудиться, чтобы найти тех художников, кто согласился хоть немного подстроиться под его манеру рисовки) — он делал всё возможное.
Даже согласился на съемки сериала о них. А че, круто! Давно Горшок мечтал о таком… А тут Панкер сам предложил… Человек-то тот проверенный. Вон Лёха поручится, если в чё! Короче, дело пошло. Но и тут не слава ктулху. Фанаты, чтоб им икалось, и тут развели демагогию о плясках на костях… И о том, мол-де, не так было! Врешь, Миха! Чет у тебя Князь какой-то не от мира сего, творец-задрот, ё-моё! А между прочим, Горшку виднее!
Ещё и актера похожего сыскать не вышло. За это его тоже линчевали в соцсетях регулярно. Мол-де, вот твой Костя — да, попал в образ почти стопроцентно, а вот Влад — только на тридцать! «Ну не был — орали фаны. — Князь таким субтильным, мальчиком-зайчиком, прилизанным!» Может, и правы были. Андрейка тем ещё ротозеем бывал, но…
Они с Агатой столько кандидатов отсмотрели, но лучше всех взаимодействовали именно эти двое. И они как-то согласились, что уж лучше такая химия и не полное попадание в образ, чем полное, но без той искры… В общем, Миха не жалел.
Запилили они забойное фэнтези, помимо реальной истории. Там Князь мог проваливаться в другое измерение, в котором их песни сплелись. Потом и Горшка за собой утянул. Там и обретались. Глотки драли, всё вокруг ломали… Но и не только! История та и о дружбе была, и о любви. Хорошая история.
И всё равно недовольные нашлись. Душнили насчет несоответствия фактов и особенно того, что Миха позволил себе малость… И перед полётом будто они с ним созвонились и всё разрулили… А потом в финале Князь аки Домик Элли с Тотошкой свалился на голову жителям сказочной страны, попутно пришибив мутящего воду колдуна. Уже навсегда.
Единственное, что он не делал — не приходил на могилу. Фанаты часто докапывались до него с этим, но как он мог объяснить, что, придя туда снова, он словно окончательно похоронит Князя? Нет, тут проку особого не было… Воздух сотрясать. Порой инсту хотелось попросту удалить. Ведь те подзуживали его, напоминая.
И, хотя надежда всё равно горела где-то глубоко в душе, Миша чувствовал: с каждым годом она слабее и слабее горит.
* * *
5 ноября 2017 года группа «Король и Шут» давала очередной концерт памяти. Горшок в этот день сбился с ног — всё должно было пройти идеально. Он лично проверил всё и вся. И выкладывался на 200%. Скакал так, словно и не было на сердце раны… Ну да, ладно — он недавно ходил проверялся, ещё моторчик продержится — таков был вердикт.
Играл Горшочек интересный репертуар, с каждым годом он расширял его. Сегодня вот пел Стальные кандалы, ещё немного и он до Меригуана дойдёт, вот правда!
Был у Михи и традиционный для такого концерта трек — Кукла колдуна. Её он не пел. Попросту оставлял музыкантов играть и наблюдал из-за кулис за залом. Тот надрывался пел — ну и правильно… Так даже лучше.
Вот Скалу ему тяжело было даже играть. Хоть и просили все, но он не мог. Слишком о многом напоминала. И о смерти, и о высоте, и о любви, и о дурости собственной. В топку, короче.
Допев же заключительный трек (то были Руки к небу) и подмигнув голограмме, Миша поблагодарил всех присутствующих и отправился себе спокойненько с чувством выполненного долга за кулисы… Где и столкнулся с дивной картиной одновременного побеления (и выползновения глаз из орбит) всех присутствующих, обмахивающих первыми попавшимися бумажками (сет-листами и райдером!) Агату.
Та выглядела совсем уж дико. Всклокоченная, словно недавно хваталась за волосы и беспрерывно икающая… К слову, собравшиеся активно пытались напоить не то валерьянкой, не то пустырником, не то всем этим вместе взятым, накапанным в водку. Но Агата стакан с мутной жидкостью игнорировала.
— Чё происходит? — кинулся к ней Горшенёв. В мысли закралось самое худшее: чего-то не в порядке с Алисой, но…
Вместо Агаты ответил пришедший к ним на концерт гостем Влад, потерянно сидящий на диванчике:
— Михаил Юрьевич, самолет приземлился…
Примечания:
Ну что, с почином нас!)
1) КняZz — Ангел и Демон
2) В рус. дубляже — Остаться в живых
3) Здесь и далее — Пепел города грёз
4) Здесь и далее — Голос Тёмной долины
5) Здесь и далее — Зазеркалье
20 октября 2012 г.
Андрей собирался на самолет. Не самый, между прочим, худший способ передвижения, когда-то выдуманный человеком. Однажды он даже пошутил, что полжизни точно провёл либо в автобусе, либо в поезде, либо в самолете, а что ещё хуже — в аэропорту, либо на вокзале в зале ожидания. Это, на самом деле, было грустно.
Жизнь в режиме ожидания, отложенная жизнь его не устраивала. Жажда деятельности обуяла его. Агата говорила, что это от того, что он бежал от мыслей, что гнели его. Но Князь пока не был готов это принять за истину. На душе было муторно и скверно. Неделю назад вышел новый альбом, дела с сольником постепенно ползли в гору, он уже вышел на точку безубыточности, а там, глядишь, и из долговой ямы выкарабкается… Но внутри по-прежнему царила глухая тоска.
И дело было вовсе не в предстоящем микротуре. Три города — три концерта. Самолет до одного, а дальше поезд, затем точно также с тем же даже и авиаперевозчиком назад, домой. Схема уже отлаженная. Зал небольшой, но Вахтанг говорил, что билеты почти раскупили. Это было хорошо. Отчего же так погано?!
Андрей вздохнул. Знал он отчего… Только вот поделать ничего не мог. Да и не хотел. Как же! Много чести… Князь метнул злобный взгляд на шута с плаката. За каким-то лядом он притащил тот домой и даже разгладил перед тем, как зашвырнул на тумбочку. Шут, сорванный им же в приступе неконтролируемой ярости, издевательски подмигивал. В такие моменты он ощущал себя мастером кукол, против которого восстало его же создание.
Только вот ничего Княже не забыл, оттого и плохи дела. В очередном приступе жажды деятельности он начал раздраженно срывать бирки от старых перелетов с чемодана, всего ими обклеенного, словно неликвидный товар, что постоянно уценяли. И плевать, что примета дурная… Скоро у него перевес от всей это красоты образуется! Нафиг ему это надо?! Высунув язык, Андрей сосредоточенно зачищал чемодан. Недавно он точно также у Вахтанга на даче разбирался с гнездом шершней в гараже. Хоть и говорил тот ему, что спецов вызовет, уймись… Так нет! Понесла его нелегкая в бой, как бравого охотника на нечисть. Только Шевроле Импалы 1967 года и не хватало.
В результате одна щека у Андрея была чуть больше другой… Но в схватке он победил. Ещё бы, от него ещё никто не уходил! Это он… Князь бессильно пнул чемодан. А затем воровато оглянулся в сторону детской. По счастью, там было тихо.
Вдруг хлопнула дверь, то, оказалось, вернулась Агата, нервная и расстроенная — как был вынужден завизировать он. Видимо, хандра заразна, либо же загонялась его жена по совершенно не зависящим от него причинам.
— Ты должен поговорить с Мишкой! — с порога комнаты выпалила та, разрушив его надежды, а ещё не слабо плеснув бензина.
Андрей моментально вспыхнул, если бы кострище, что полыхало в его душе от разборок с Горшком перенеслось в физический мир, то его можно было бы заметить из космоса. Сигнальный огонь, бл*дь! И чего его в эту степь несёт, а?
— Вот этого я точно не должен! Диане должен, Алисе, тебе, а ему нет! — грозно выпучил он глаза, а после уже чуть терпеливее пояснил: — И так отмываться буду долго — с ним говорить, проще самому говна наесться, — Князь тяжело уставился пред собой невидящим взглядом. — Хватит с меня.
— Андрей, ты не понимаешь! — жена всплеснула руками. Интересно, где же та была, что так запела, а?! — Ему плохо, он же как ребенок, большой обиженный ребенок! Вот кто твой Горшок! Не далеко от девочек твоих ушёл! И он действительно думает, что ты его предал, — что ж, если Агата пыталась докричаться до его разума, то ничегошеньки у неё не вышло.
Потому что Князь как раз и соображал. Единственный тут, похоже, кто вырвался из-под чар этого темноглазого Короля, что больше напоминал обормота из песенки Смешариков… Андрей вздохнул. Ну, вот, в башке была мешанина. Форменная.
Если же та взывала к его совести… Что ж, тут тоже — пролёт. Искомая у него то ли отсохла, то ли съежилась клубочком, словно усталый ёжик где-то на дне души.
— Значит, пора повзрослеть! — Князев с силой захлопнул чемодан. — Знаешь, я предпочитаю перед вылетом разговаривать о нас, например. А не о человеке, который, с*ка, в 39 не научился ответственности! — глаза его горели, Агата ступила на опасную тропу… Ведь знала ж! Неужто снова ходила к Горшку, пытаясь усовестить?! Вот только сегодня вдруг перекинулась на него…
Андрей был против подобных визитов, но ругаться не хотел. Хватало и того, что с него и так прорывалось:
— Интересно, что должно случиться, чтобы научился? — хмыкнул он. — Да и возможно ли это в принципе?! — озадачился Князь, почесывая подбородок. Но затем глаз его упал на часы, и он, чертыхнувшись, подхватил было чемодан. — Всё, Агат, хватит… Меня уже внизу Вахтанг с Егорычем ждут.
— Андрюш, но он очень плохо выглядит, они его убьют… — жена вцепилась ему в рукав, заставляя отпустить ручку чемодана. — Сам же потом и пожалеешь, только поздно будет! — использовала та последний аргумент. Но тот не подействовал, разбившись о выросшую за эти годы скалу князевского недоверия.
Сейчас Андрей не хочет, не может разбираться, как именно и кто именно там убивает Мишку. На выпуск злости во вью того вполне хватает! Как и на то, чтоб горным козлом скакать по сцене. А всякие там изменения в некогда родной роже лица… Некогда ему о тех задумываться! Не в тот момент, когда его самого активно пытаются убить, стереть, уничтожить, вымарать, если не из жизни, то из творчества. Души прекрасного порывы — только у некоторых «души» — это глагол в повелительном наклонении.
Он аккуратно стряхнул Агату, что проводила его обиженным взглядом, но останавливать больше не стала; да и размашистым шагом отправился в детскую. Ему необходимо было хоть чуточку успокоиться, перевести дух перед встречей с друзьями, ронять лицо перед которыми Князь не хотел. Мелкая действовала на него, как умиротворяющий бальзам. Дочка не задавала вопросов, не взывала к совести и не требовала засунуть свою гордость в задницу и первым пойти на поклон к предавшему его другу.
Алиска и вовсе спала, смешно подпирая крошечными кулачками щёчки, с которых, по счастью, спал нездоровый румянец — решил не будить. Постоял немного у кроватки, наслаждаясь спокойным сном своего котёнка — впервые за много дней… и тихонько вышел из комнаты, а затем и квартиры, сухо кивнув Агате на прощанье. Та стояла в сторонке, мрачно наблюдая за тем, как он накидывал кожанку, а затем долго не мог попасть в ботинки.
Уже в самолете его настигло чувство вины. Слишком уж Князев был резок с женой, а ведь та не стала бы просто так просить за Миху. Мало ли… Случилось чего. Он же так и не спросил. Узнать бы не мешало, что там с Горшком, раз Агата впала в такое состояние. Пометив у себя в голове, что надо вернуться к этому разговору и извиниться, Андрей сосредоточился на будущем туре.
Самолёт, меж тем, набирал высоту… Вскоре родной город стал маленьким-маленьким, словно игрушечным. Отстраненно пялясь в иллюминатор, Князь подумал, что тому не мешало бы прибавить красок… Но не он был тем художником, что разрисовывал его.
Вместе с тающими очертаниями в окне постепенно из души выветривались, ненадолго отступали и тревоги, их место занимали чаяния, что концерты пройдут хорошо и народ реально придёт. И — последнее Андрей подумал совсем уж тихонько — что Горшку же не придёт в голову поиздеваться, выкупив у него полный зал, чтоб тот давал концерт стульям и стенам.
* * *
Тур прошел хорошо. Учитывая отсутствие надоедливого коллектива с символом анархии и его предводителя с Тоддом в башке, — даже лучше, чем ожидалось. Андрей выложился на 110 процентов, остался доволен, и с чувством глубокого удовлетворения провалился в начале полёта в царство Морфея.
Царство это ныне подкинуло ему неприятный сюрпризец в виде того самого, без Короля в башке, злобного Шута. Тот пялился на Князя из глубины отражения, а в ушах сами собой заиграли строчки из отпетого с болью Триумфа:
Затерялся комик-лицедей
Среди им придуманных ролей
Ночью в баре крепкий ром всё убывает
А актер уверен в том, что он играет
Да, заигрался ты, Мишаня… Андрей печально взирал на старого друга. Выглядел тот — краше в гроб крадут. Права, видать, Агата была. До чего тебя твой театр довёл, а?! И не надоела тебе эта игра в «Князев для меня никто, и знать никак», а? Скотина ты, скотина! Князь дышал тяжело, за стеклом Горшок что-то отчаянно ему кричал, но слов было не разобрать, а жестов он не понимал… Кроме того, что и так было очевидно. Плохо тому было. Рвался он к нему… Эвона как заплясал! А когда у Андрея:
Потерян был покой
Жизнь летела под откос
Кто я для вас такой?
Задавал он всем вопрос
И не чесался. И вот Князь еле как этот кризис преодолел, а Мишка всё там же… И отпустить не может, и преступить через себя — тоже. Ни там, ни тут, бл*дь! Куда ж тебя, брат, несёт?! Неужто понял, и десяти лет не прошло, что своим ты будешь только тут? Он прикрыл глаза. Дурак, Миша, балбес… А он не лучше… Счинился с вечно гонимым странником.
Не всякий юмор в этом баре поймут
Но славу ищет тут
Вчерашний комик, ныне злобный шут
Нет, как бы жизнь сильно не била, а надо было сцепить зубы. И не становиться злобным шутом. Им обоим это было не к лицу.
Внезапная болтанка вырвала его из сна. Самолет трясло, дребезжали колеса тележек, тело словно приклеилось к креслу, налилось тяжестью. Будто мало ему было наваждения от сна, что липким потом припало к телу. Из головы не шёл нездоровый вид Мишки… Достукается ж, дурень, да и совершит свой прыжок в гроб… Ещё и поржет перед этим: «Смотри, Княже, кого потерял!»
Дурака кусок обронил. Вот. Он заозирался по сторонам.
— Турбулентность? — спросил Андрей у сидящего рядом Каспера.
— Угу, в грозовое облако залетели. Говорят, что всё хорошо, просто переждать, — ответил Димка спокойненько. Конечно, сколько таких трясок они своими жопами в своё время ощутили… и не счесть. Но Князь всё равно выпялился в иллюминатор. Там была картина маслом: грохочет гром, сверкает молния, только холма внизу не видать, как и дурака…
Тёмные тучи, словно дементоры, окружили самолет. Кое-где причудливыми росчерками вспыхивали зигзаги молний. В довершении метафоры кому-то не хватало только обзавестись соответствующим шрамом на лбу и очками «как у Леннона». Только вот Андрею эта роль никогда не шла. Мишке — другое дело… Восемь клинических, чем не мальчик-который-выжил?! Нет, не мужик… Всё-таки нет. Права Агата. Некоторые не взрослеют. А за окном меж тем красиво и жутко.
Он попытался сосредоточиться на грядущем туре, песнях, ремонту в ванной — на чём угодно, кроме того, что творилось за окном, вызывая первобытный страх. Непонятное предчувствие затопило сознание. Казалось, что-то страшное подбирается к самолёту и его несчастным пассажирам. Некстати ему вдруг вспомнилось свеженькое Мишкино интервью.
В зале ожидания кто-то из доброхотов скинул ему ссылочку. Ничего, в общем, нового. Просто угашенный Гоблин в теле некогда лучшего друга. Просто пытается заплетающимся языком выдавить из себя что-то путное, а может и не пытается, а по своему обыкновению несётся на волнах загадочного горшковского разума в одному ему ведомые дали. Теперь уж точно одному… Князь сжимает кулаки.
Просто пожелание ему, Андрею, словить молнию. Ха! Теперь, кажется, дёргался не только весь салон, но и бровь Князя. Просто… Как же всё просто у того, бл*дь!
Просто порыв разъе*ать телефон, а затем долго, со вкусом, трясти это вечно пьяное тело, пока не вытрясется его Мишка! Тот лучистый парень в брюках со стрелочками, лохматый, смотревший на Андрея глазами полными удивления и счастья, даже если тот такую бывало нёс пургу. Тот Горшочек, что, ржа как конь, показывал ему правильные аккорды, старательно распутывая его завязавшиеся в узёл с непривычки пальцы.
Тот Мишка, что с чудовищным количеством ошибок писал ему в армейку с отчаянным наказом никогда не рисовать его на переднем плане! Даже тот забулдыга, которого приходилось разыскивать в сквотах и притонах и тот «я-панк-мне-пох», которого приходилось тормозить и заземлять — все эти Мишки были родными. Всех их он понимал, все они были лучше Мишки-Тодда, все они были лучше того Гоблина, что и раньше моментами просыпался в нём, не давая окружающим житья. Но теперь, казалось, захватил окончательно физическую оболочку.
Горшку сейчас было в пору задуматься, вспомнив:
Тот, кто пришёл из зазеркалья,
Кто принёс в мою жизнь страданья…
Мой Бог, утешь меня!
Уверь, что я — это я!(1)
Но, увы, тот сейчас далеко… Нажрался, наверняка, после разгрома во вью и спит… Как свинья под дубом. Может, и не вспомнит ничего. А ниспосланная с его поганого языка молния на
Княжью голову уже вовсе навострилась! Эк, трещит за иллюминатором обшивка… Горшенёв он же и сам своего рода молния — непредсказуемый, взрывоопасный, скачет и вовсе по сцене, как шаровая! Андрей его сколь заземлял?! А всё достукался, выходит, эта шальная бестия его сейчас и поразит.
Словно вторя его мыслям, внезапная вспышка за окном — близко, слишком близко — на миг ослепила, вызвав резкую боль в глазах. Но, кажется, все обошлось, в самолет ничего не попало (да и читал он где-то, что даже если молния попадет, это еще не значит конец пути). Однако одного взгляда на вжавшегося в спинку Каспера хватило, чтоб понять, что тот начал побаиваться оправдать прозвище.
— Не ссы, Димка! — ободряюще хлопнул его по плечу Князь. — В крайнем случае станешь скрипачом с Коды! — и заржал, надеясь разрядить обстановку, только оборвался на полусмехе. Молния тоже решила зарядить обстановку, устроив им свистопляску — любой светорежиссер душу продаст!
Где-то в соседнем ряду запричитала нервная мадам что-то в стиле: «Мы все умрём!», а в хвосте пронзительно закричал младенец… Что мирно спал весь полёт, чему весь салон был сказочно признателен. Странно, но окончательно размазало Андрея от того, что на переднем ряду какая-то девочка отчаянно дёргала отца за рукав, спрашивая: «Права ли та тетя»…
Паникёршу отчаянно захотелось стукнуть, чтоб замолчала. Но Князь молчал, пожевывая губу. Понятно, что все люди разные, и нервы тоже… Но пугать детей-то к чему? Обойдется — хорошо, не обойдётся — успеют ещё страху натерпеться. Он прикрыл глаза. Мысли против воли возвратились к Питеру и тем, кто там остался.
Затем Князь самого себя обругал, напомнив, что, сколько летал, никогда не боялся, а тут с чего б? Ну, потрясло, ну, бывает. Чё сразу крылья складывать, да себя хоронить?! Правда… и мысль эта обожгла холодом… Никогда ещё за весь свой богатый налёт Андрей в такой разгул стихии не попадал. В самом деле Горшок своими черными цыганскими очами ему наворожил? Ну точно надо по прилёту найти этого гада и как следует по морде съездить. Вряд ли тот хоть что-то поймет, но натерпевшемуся страху Князю, определенно, станет легче! Ну или не станет…
Он вновь посмотрел в клубящуюся тьму иллюминатора. И то ли ему показалось, то ли молния описала красноречиво фак… Обернулся на Димку спросить, но тот прикрыл глаза и что-то невнятно себе под нос бормотал. Ладно, ни к чему человека трогать… Хоть паспорт в задницу для лучшего опознания не засовывает — и на том спасибо.
Некстати вспомнилась передачка «Каламбур» и их «Крутое пике» и подсознание голосом второго пилота Дринкеса молвило:
— Сэр, как вы думаете, у нас есть шанс выжить?
— Шанс есть, выжить — нет, — и подсознание истерически рассмеялось уже голосом Командоса.
И хорошо этим клоунам… Их самолет пикировал аж триста с чем-то серий! А им уже аварийная система выдала кислородные маски… «Замечательно!» — кисло думал Андрей, нахлобучивая ту сначала на себя, а потом на вяло реагирующего Каспера. Неужто пронёс бухла в самолет?! Так, не начало нулевых уже, вроде, чтоб такое было возможно.
А, впрочем, плевать. Главное, чтоб чудил себе тихо-мирно. В отличие от некоторых. Отчего Князю вспомнился случай, когда они попали в турбулентность поменьше с Горшком. Того погрузили в самолет в состоянии «пьяное тело», дав на лапу на контроле… Ну, а че вы хотели: самое-самое начало нулевых! Вот и приспичило тому очухаться аккурат в начале аттракциона… Спал бы себе и дальше, роняя слюни на плечо Андрею. Тот, впрочем, тоже не далеко по кондиции ушёл. Только что в кресло сам плюхнулся, да паспорт контролеру гордо разворачивал, декламируя Маяковского в вольной интерпретации.
Ну и соображал ещё маленько, где он и что он такое… Миха же, проснувшись в трясущемся самолете, резво отстегнулся, да и подрал… открывать люк. Орал что-то про забытые ботинки — или то Князю показалось. В любом случае не попал он в список авиадебоширов, только потому, что самолет тряхнуло и Горшка приложило лбом о полку… Быстро стих, короче. На волне общей паники почти незаметно это дело прошло. Ну и без небольшой взятки, всунутой стюардессе в карман, не обошлось.
Да, были времена! А сейчас… Андрей вздохнул в масочку, отвернувшись от Каспера. Помирать вместе с тем не хотелось. Вообще… Князь любил ужасы, но быть героем Пункта назначения ему вовсе не улыбалось… Да и если это тот фильм, то где его предвидение, а? Он бы поиграл ещё со Смертью в салочки… Хоть немного бы времени ещё!
Пытаясь успокоиться, Андрей начал перебирать фильмы и сериалы, в которых самолет падал, но пассажиры выживали. В голову отчего-то лез один чёртов Лост. Вот кем-кем, а пропавшим ему становиться не хотелось. С другой стороны лучше разгадывать тайны Дхармы и нажимать на кнопку, чем быть мёртвым. Так хоть какой-то шанс! Князь прикрыл глаза и мысленно пообещал Перуну, а затем и Тору, что напишет о них песню, если громовержцы смилостивятся. Норманны! О! Горшку б понравилось… Ну вот. Все мысли о нём. Даже в падающем самолете. И Андрей побился головой о стекло — кажется, теперь настала очередь Ришко коситься на него с недоумением.
И то ли скандинавские боги его услышали, то ли Перун смилостивился, но ещё немного аттракциона «Вспомни всё и покайся!» и, наконец-то, самолёт прошёл грозовой фронт.
Пассажиры выдохнули. Те, кто ещё недавно возносили молитвы, вновь стали атеистами и теперь нервно посмеивались над собственным страхом. Андрей же, понимая, что осталось лететь около часа, решил больше не ложиться. Да и не заснуть теперь было, стоило ему закрыть глаза, как самолёт все-таки разбивался… А его самого засасывало лишней извилиной в башку Горшка, и он остаток жизни последнего был вынужден безмолвно наблюдать, как тот сливает свою жизнь в унитаз. Бр-р-р! Князь поморщился и потянулся к бумажке и карандашу. Обещания надо было выполнять:
Путь до той звезды, что светит в небе ярче остальных,
Смертью нам грозит, но дело того стоит!
Один — бог войны — услышит в небе звон клинков стальных.
Буря, лютый шторм нас только раззадорят!(2)
Да, Андрей прикрыл глаза. Они ещё повоюют. Он попробует вбить в бедовую лохматую голову то, что не стоит желать кары небес, если не уверен принять последствия.
— Уважаемые пассажиры, мы прибываем в город Санкт-Петербург, прошу всех занять свои места и пристегнуться, — время пролетело незаметно, и Князь уже предвкушал долгожданный отдых… После которого ему придется собраться, извиниться перед женой и отыскать кое-кого.
Однако, несмотря на объявление стюарда, самолёт не пошёл на посадку, он заложил один круг, пошёл на второй. Пассажиры уже начали проявлять обоснованное беспокойство. Сначала такая свистопляска, а теперь им отчего-то не дают добро на посадку. А если топливо кончится?! К счастью, кружили они недолго. Ещё два круга — и они всё же начали снижаться.
Когда шасси коснулись покрытия посадочной полосы, все в салоне дружно выдохнули. Но странности на этом не кончились. Их долго не выпускали из самолета. Команда, растерянная и непонимающая, что происходит, старалась успокоить людей.
Только, на вкус Князя, получалось у тех погано. Что-то точно было не так. Это он нутром чуял. Ну вот с чего б устраивать весь этот цирк? У них, что на самолете кто-то чумной, раз нельзя их выпускать в город? Так вроде ж… Андрей заозирался. Ну была парочка человек сопящих, но что они могли с Юга привести? Бубонную чуму?! Смешно.
И не понятно, а ещё гроза эта. Но она-то здесь причем?! Никакой логики… Князь внутренне застонал. Так хотелось домой… Но не в том случае, если он носитель чумы, ха! Ещё одна странность, сносящая мозг — телефон не читал симку. У всех.
Когда же им всё же разрешили выйти из самолета, то шустро загрузили в трансфер и увезли в отдельный ангар. У всех отобрали средства связи, что были сейчас бесполезными кирпичами, но если их подключить к вай-фаю в аэропорту… Всё это было, как минимум, странно, а, как максимум, попахивало сюжетами фантастических фильмов!
По закону жанра сейчас должны были появиться либо люди в противочумной защите, либо люди в чёрном. Князь юморил, как мог. На этом его менталка ещё и держалась. Егорыч принял правила его игры и тоже фантазировал, не придут ли за ними сейчас агенты Малдер и Скалли.
Андрей с группой, собравшись одной кучкой, пытались хоть у кого-то выяснить, что происходит. Вахтанг, что айсбергом спокойствия выделялся в этом океане людей, удачно сходил на разведку. С ним подошёл человек в строгом костюме. «Ну точно Секретные материалы!» — обреченно подумал Князь.
— Добрый вечер, уважаемые. Прошу прошения за столь длительное ожидание, но с вашим прилетом возникла небольшая проблема, как только она разрешится, вы все сможете отправиться к своим семьям. Если кому-то требуется помощь врачей, еда, вода, обратитесь к сотрудникам, всё будет незамедлительно предоставлено.
Да, служащий точно был профи, раз его даже не перекосило при эпитете «небольшая»! На взгляд Андрея, они не больше не меньше, а все подверглись радиоактивному излучению от инопланетного тела, что замаскировало своё вхождение в атмосферу под грозу… И теперь станут либо супергероями, либо левиафанами, бугагашенька!
— Какая проблема?! — истерично вскрикнула одна из женщин. — Что вы от нас скрываете?! — нестройный гул голосов выражал согласие с её мнение. Правда, не факт, что власть имущие расщедрятся на правду… На всякий случай Князь дал себе зарок, что если ему захочется чужих мозгов, то он вырвется и Михины выжрет первым. Подавится и издохнет. Такие дела.
— Дело в том, что ваш рейс должен был приземлиться в Санкт-Петербурге 5 ноября 2012 года, — агент охватил присутствующих цепким взглядом, будто те сами догадаются в чём тут дело.
— И что? — не выдержало уже сразу несколько человек.
— А то, что сегодня 5 ноября 2017 года, — не поменявшись в лице, сообщил им тот.
В помещении повисла гулкая тишина. Правда — ненадолго. Уже спустя пару минут послышались шепотки, истерические смешки, вздохи, всхлипывания. И, конечно же, никто не верил. А как такому поверишь? Путешествие во времени… Хм. Уж фонящий метеорит или неизвестный науке вирус пореалистичнее будут. А тут… В червоточину они что ли провалились? Вот тебе и занимательная физика, до которой даже лучшие умы пока не дошли… Та самая физика, которая ощущалась магией.
Князев ошалело уставился на коллег. В мозгу словно выжгло цифру 2017. И она болела, чесалась, хотелось её вырвать и выбросить. Пять лет… Да за это время… Пздц.
— Это тупость какая-то. Бред, — лаконично высказался Каспер, а затем отправился требовать доказательств вместе с другими инициативными товарищами, окружившими агента.
Остальные промолчали. Егорыч робко кивнул головой.
Информация не хотела укладываться в голове. Состояние — как в трансе — когда вроде и киваешь головой, и присутствуешь, однако здесь лишь физическая оболочка, а сознание где-то плавает в тумане.
Прибывшие вежливые люди им что-то настырно показывали, доказывали — даты, видео, утренние новости от 5 ноября 2017… Князев слышал краем уха, как в отдалении начали рыдать какие-то женщины. Кто-то просил нашатырь, кто-то истерически требовал телефон и «выпустить немедленно».
Врачей всё равно пришлось пройти. Необходимый поверхностный осмотр — давление, сердце, легкие, рефлексы. Может, всё-таки фонящий метеорит или вирус, а?! Но нет — здоров, никаких отклонений. Хотя Андрею казалось, что всё это — бесполезная трата времени. Остановись у него сейчас сердце или легкие, он, казалось, продолжит чисто механически сидеть на стуле и ждать чего-то. Всё окружающее казалось диким порождением сюрреализма. Может, Князь так и не отошёл с того странного сна о Зазеркалье? И всё это лишь плод его больного воображения?!
Если и так, то мог бы чего получше придумать! Потому что пришлось также побеседовать с представителями органов власти. Всех их по очереди заводили в отдельные комнатки и детально расспрашивали: приземлялся ли где-то самолет, было ли что-то странное, где были, куда пропали….
Под конец разговора, напоминавшего допрос, у Андрея уже дико болела голова. Отвечал он машинально и односложно, в сознании вертелось лишь одно: «Я вам не верю, вы несете х*йню».
В результате ему сообщили, что с ним ещё свяжутся, всучили с какого-то хрена визитку центра психологической помощи жертвам и родственникам авиакатастроф, и отпустили.
Вот так просто. Даже датчик слежения в задницу не запихали… Хотя кто знает! Князь криво улыбнулся.
Внезапно стали появляться другие люди, плачущие, истерически оглядывающиеся, выхватывающие злосчастных пассажиров пропавшего самолета и до боли сжимающих их в объятиях.
Андрей даже и не понял, в какой момент перед ним вдруг оказалась Агата — бледная, с неестественно расширенными глазами, дорожками слёз на щеках. А ещё какая-то неуловимо другая… И он не о морщинках, что появились на некогда гладкой, как бархат коже. Хотя и те тоже прорезались, но ей шла такая зрелость. Она протянула руку и кончиками дрожащих пальцев дотронулась до его щеки.
— Живой, — её голос сорвался до писка, — живой.
Она притянула его к себе, почти повиснув на нем. Дрожь с пальцев перешла на всё тело — жена тряслась как в лихорадке, да и по ощущениям была такой же горячей. Князев уловил тепло её тела — и только тут понял, как замерз.
Холод, казалось, шёл откуда-то изнутри. Агата же согревала, расслабляла, заземляла. Андрей, казалось, впервые после ошеломляющих новостей вздохнул полной грудью и огляделся.
И почти тут же в паре метров от себя наткнулся на знакомый взгляд темно-карих глаз. Миха. Здесь. Пришёл. Стоит, привалившись к стенке, смотрит взглядом побитой собаки.
Что-то скорбное во всей фигуре — огорчен, что ли, что вот он, Андрей Князев собственной персоной, пропавший, бл*ть, пять лет назад?! Что не сработало его колдунство? Взять бы, отодвинув жену, того сейчас за грудки да и, вздернув, поинтересоваться. Только вот что странно! Живое олицетворение грусти, тоски и вины — просто этот Мишка. Непонятные чувства охватили Князя… Зачем тот пришел, какого дьявола здесь забыл… Сил выяснять отношения не было.
Потому Андрей попросту буравил того тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей, пока его не окликнул Егорыч. На том всё ещё висела жена, и он явно хотел уже рвать когти из этого проклятущего места. Как и Князь…
Потому вскоре скомкано попрощавшиеся и договорившиеся созвониться через пару дней Князь, Вахтанг, Каспер и другие были растащены и увезены в разные стороны родственниками.
Андрей чувствовал себя на редкость странно. В голове звенело, он словно проваливался куда-то. Реальность ощущалась серией картинок, которую не удосужились нормально склеить, чтоб получился мультик… К слову, о последних. Диана из тех, наверняка, уже выросла. А вот Алиса, наоборот, доросла. Нет, его не было слишком долго…
Вот они, в сопровождении сотрудников полиции, выходят из здания. Князев, даже пребывая на границе реальности и ирреальности, удивился отсутствию надоедливых товарищей-журналистов. Удивился и обрадовался. Микрофонов в нос он бы сейчас точно не вывез. Мозг подкинул неожиданно логичную мысль: акулы пера ещё не знают, что пролилось столько свежей крови и фактов, а вот как узнают… На эту тему дальше думать не хотелось. Голова разболелась, и он сильнее вцепился в локоть Агаты, что уверенно тащила его за собой, как ледокол баржу сопровождения средь стылого льда и воды. Самое, что интересное, что боковым зрением он видел, как Горшок неотступно следует за ними.
Андрей моргнул и обнаружил себя на заднем сидении такси, между Агатой и Мишей. Но если первая вцепилась в руку и прижималась всем телом, словно желая слиться в одно целое; то Миха отодвинулся так далеко, как мог, пытаясь слиться уже с дверцей. Взгляда, однако, не отводил, да рукой трясущейся (Князев по привычке поискал запах алкоголя, но не нашёл) пытался до него дотронуться, то и дело в последний момент одергивая. Словно сомневаясь не только в возможности коснуться, но и в возможности находиться здесь, с ним в такси, в этом мире, в этой вселенной.
Странно, что это мысль пришла в его плывущую от нереальности реальности голову. Андрей всё смотрел то на город, подмечая, что да, несколько изменился, то на Горшка, который тоже изменился… Постарел — тут уж и без лупы, как для Агаты констатировать можно. Скорбные морщины избороздили лоб, переносицу и носогубные складки. Волосы были почти седые. Ну, право, точно дед… Но умирающим лебедем тот не выглядел.
Лицо не осунувшееся, тело налитое силой — не скелет, не мумия высохшая. Нормальный такой крепкий… дед. Князь хмыкнул своим мыслям. Да, Миха неохотно ответил однажды журналистам, когда те до него докопались на Белой Полосе, что в старости он предпочитает либо не быть вовсе, либо быть этаким мудрым магом-отшельником. Что ж, тот хоть и не был слишком стар (хотя для панка — да), но шарм тот, определенно, уловил.
Короткого осмотра хватило, чтобы с удивлением констатировать, тот не был под кайфом или под мухой. Чист не только телом, но и опрятно одет. Чудеса, да и только!
Все эти перемены Андрей подмечал молча, он едва ли и пары слов сказал, с тех пор, как Агата к нему подлетела. Только кивал как болванчик, так что башка ещё больше разнылась.
Открывать рот и пытаться что-то выяснять не хотелось мучительно. Только вот диво-дивное, и Горшок молчал, даже и дышал-то, кажется, через раз. Что такое крупное сдохло в местном лесу? Лось? Нет… Князь мотнул головой. Молчит — и спасибо на том… Он всё выяснит, но потом.
Сейчас он как-то тяжко вздохнул и привалился к приятно холодящему больную голову стеклу, перегнувшись через Агату, так что частично оказался у неё на коленях, наверняка поддавив… Но осознание этого у него в мозгу так и не вспыхнуло. Князь захрапел, уже сквозь сон чувствуя, как истертая струнами ладонь аккуратно легла на его кисть. Но стряхивать Миху он не стал, окончательно вырубаясь.
Примечания:
Ну и ещё одна часть будет, товарищи!
1) Отражение
2) Норманны
Самолёт приземлился. Приземлился! Да они обкурились! Нет, ну это надо было такое придумать… Да, случалось, что рейсы опаздывали, но не на пять же лет! Это не смешно! Но все были серьёзны. Миша, тем временем, совсем не понимает, что нужно делать. Да и вообще не знает, куда себя деть. Порой был недостаток в его слишком длинных руках и ногах. Горшок с трудом находил себе место. Его как-то резко стало слишком много. И в гримерке, а затем и в такси, что мчало в аэропорт.
После первого шока, когда окружающие начали подозрительно присматриваться и к нему, размышляя, не стоит ли срочно вызвать скорую и предлагая ему все те же валерьянку с пустырником, правда, уже просто в воде.
После всего этого, забыв обо всем другом, совершенно переставшим быть важным, Мишка подхватил Агату и, с трудом продираясь сквозь толпу, запрыгнул в такси. Горшок не мог связно мыслить, оттого постоянно поторапливал водителя, чувствуя, что внутри словно распирает воздушный шарик.
Безумное желание увидеть Андро, увидеть своего Княже, хотя бы просто увидеть — затмевает рассудок. Машина движется слишком медленно, Миша постоянно стучит ногой, словно подгоняя; пока рука Агаты не скользит ему на колено, а её строгий взгляд не велит ему стихнуть. И в самом деле, нельзя привлекать внимания. Если таксист их узнает, то будто мало у них проблем. Надо поскорее попасть в аэропорт — остальное несущественно. В голове проносится слишком много мыслей, настолько много, что ни одну не удается поймать и осознать.
В аэропорту их резко тормознули. И, отобрав все средства связи, промурыжили в вящем неведенье ещё добрых два часа в каком-то ангаре, куда собирали стекающихся родственников пропавшего рейса… За это время Мишка успел порядком себя извести, накрутить так, что струны внутри натянулись до треска.
Впрочем, непонимание так и витало в воздухе. Живём не в сказке, сами понимаете. А тут… Бедолага диспетчер, наверняка, словил не один недоверчивый втык от начальства, когда доложил о внештатной ситуации. Подобного никогда не случалось — ни алгоритмов, ни инструкций не было предусмотрено. Всё писалось на коленке, однако их всё-таки пустили забирать пассажиров; как им сказали, совершенно здоровых и явившихся прямиком из 2012 г., словно те провались в гребаную кротовую нору!
Когда Горшок видит Андрея, не постаревшего ни на один проклятый день из этих пяти лет, когда всё же осознает, что вот, вот он — живой, настоящий стоит и обнимает Агату… Вот тогда-то надутый шар в душе и лопнул, разорвавшись вместе со струнами.
Но вместо ожидаемого облегчения по внутренностям расползлось страшное чувство вины. Да, Князь жив! Реально, а не во снах. Произошло гребаное чудо, которого он так жаждал! Так чего же…
Миха вдруг со всей обрушивающейся тяжестью понимает, что как бы он ни старался, для Княже не было этих пяти лет. Тот просто сел в самолёт… и приземлился. Для Андрея он по-прежнему человек, который творил всяческую дичь, зарубал его песни и музыку, мешал творчеству, пытался продавить… А перед полётом в конец обдолбался и пожелал словить молнию! Интересно, а об этом обстоятельстве тот в курсе?! Миха похолодел, сжимая кулаки. Да, для Андрея он всё тот же Горшок из 2012 г. Безумно далекого и подернутого дымкой болезненного угара.
Несомненно, Миха рад, что Андрюха теперь здесь, что его можно видеть не только в мыслях и снах. Но не вычеркнет ли, не лишит ли теперь его совсем Князев своего присутствия?
Горшок смотрит на Князя и ловит его взгляд — настороженный, растерянный и жутко усталый. Он безумно боится, что тот прогонит его прочь, но неотступно следует за ними с Агатой. Та один лишь раз обернулась на него и ободряюще кивнула.
Это немного придало сил, и Мишка нырнул за ними в такси. Правда, там пожалел о своем решении. Большей неловкости он в жизни не испытывал. Забился в угол и старался не отсвечивать, всё ждал, когда Князь взорвется и велит ему выметаться. Но тот молчал, как и всегда до этого в их гребаных снах. Так, что на миг Горшок усомнился, а не один ли это из его затянувшихся снов…
Идея тянуть грабли к Андрею была плохой. Но Мишка ничего не мог с собой поделать. Он должен был убедиться, что это не сон. Но было страшно вдвойне. Коснуться и узнать, что это ложь, или же столкнуться с тем, что его прикосновений больше не желают… И что болезненнее Горшенёв не знал. Оттого, только когда Князя начисто вырубило, он и решился протянуть руку.
Живой. Настоящий, из плоти и крови. Слабо завозившийся от его прикосновения, но ладонь не вырвавший. Они с Агатой переглянулись. Говорить в такси было слишком опасно.
Впрочем, путь не продлился долго. Будить Князя они не хотели. Однако, когда Миша протянул было грабли, чтоб его вытащить, тот проснулся и впился в него до того колючим взглядом, что Горшок отступил в сторону. Вновь став молчаливым наблюдателем на этом празднике жизни… Одно хорошо — его пока оттуда не гнали, хоть и посматривали недоверчиво.
* * *
Пробуждение настигает его внезапно. Просто в один момент вместо прекрасного сна, где он спокойно приземлился в своём времени, приехал домой, принял душ, и, усыпив Алиску, пошёл играть в танчики, ибо не спалось… Вместо него на вылупилась всё та же непривычно растерянная рожа Горшка в обрамлении седых кудрей.
Отчаянно моргая и прося наваждение покинуть его, Андрей всё же осознал, кто он и где он… Развалился тут в такси на коленях у деликатно молчавшей жены. А ведь весил Княже — будь здоров! Мысленно извинившись, он попытался скорее самостоятельно покинуть такси через дверцу противоположную той, откуда его собрался выгребать Миха. Пригвоздив того взглядом — для острастки, разумеется — Андрей выполз из машины.
Свежий воздух ударил в грудь, помогая справиться с накатившей дурнотой. Место, куда его привезли, было ему незнакомо. В голову, некстати, вбилась мысль, что это естественно — захотеть сменить обстановку после такого. Чтоб не так всё напоминало. Князь сжимает губы. Его. Он выдыхает через рот.
Нет, к такому привыкнуть точно будет не просто. Князь хочет отыскать взглядом Агату, чтоб та провела его, наконец, куда-нибудь, где можно будет укрыться от всего этого, забиться в угол потемнее и подумать, в какой заднице он очутился. Но что-то подсказывало Андрею, что Горшок, что тенью следовал за ним, не отклеится, не достигнув цели… И что взглянуть на подросшую Алису ему будет ой, как не просто… Что он ей скажет?!
«Здравствуй, дочь, я твой папа! Вышёл пять лет назад на работу и провалился. Сейчас вот мистическим образом вернулся, давай скорее мне дверь открой!» — Так, что ли?! Князь с трудом удерживался от желания побиться башкой… Да хоть вон об то симпатичное деревце. А неплохой район Агата выбрала… Всё ещё Купчино, но рядом со сквериком. Видимо, чтоб с ребёнком гулять. Правда, Андрей оглянулся: метро чуть дальше, чем было, но сойдет… Спорт — это жизнь!
Он вновь воровато оглянулся на этого странно бодрого и подтянутого Горшка. Неужто снова ЗОЖником заделался?! И на долго ли сутулой собаке этой кефир?!
Не успел Князь предпринять ровно ничего из запланированных действий, как он заметил, что из недр незнакомой многоэтажки к нему выбегает мама. Растрепанная, с едва накинутой на плечи курткой, беззвучно раскрывающая рот. Кажется, что Андрей даже в этом немом крике отчетливо слышит: «Это ты, мальчик мой, это ты, мой Андрюшенька?»
Мама тоже теплая. От этого снова невыносимо хочется спать. Желательно подольше, желательно, чтобы проснуться в знакомом мире, а не в этом, где каждое движение угрожало поломать всё.
Мама не плачет. Она просто не может от него оторваться, поэтому в подъезд они заходят своеобразным осьминогом — Андрей, крепко зажатый между своими женщинами, и шагающий практически след в след Миха.
В квартире было многолюдно, в воздухе разливался стойкий аромат успокоительных средств. И ладно — тёща, та, наверняка. как прежде сидела с Алисой… Но маме и Алёне, притащившей Диану, явно успели позвонить, как и ещё парочке знакомых-презнакомых рож, которых Андрей рад был бы видеть, но в другое время. Году так этак в 2012, бл*дь!
Да… Это совсем не старая их квартира. Маленькая с хреновым ремонтом. Тут с порога Князь заметил, как извернулась Агата, всё обустроив так, как она ему щебетала, когда они сидели бывало
вечерами и та листала страницы журналов, что-то обводя в кружок и озабоченно выписывая… Мысленно он порадовался: ведь всё это свидетельствовало о том, что живут те неплохо. Ага, без него. Против воли, напоминание об этом больно укололо.
Две незнакомые мелкие собаки, чей покой он потревожил своим вторжением, кинулись ему в ноги… Ладно, что лытки не обожрали. Но смотрели так, словно при малейшем неверном движении были готовы вцепиться ему в пятки… Странно, но Князю стало забавно, что те были именно такой цветовой гаммы — светленькая, почти рыжая и черненькая. Никого не напоминает, м-м?! Одна лишь его черепашистая кошка, настороженно принюхавшись и все же признав, приветливо потерлась о ногу. Андрей прикрыл глаза и отстраненно почесал ту за ухом, ловя в этом движении некоторое умиротворение и чувство дома.
Но спокойствие длилось недолго. Как только Андрей продвинулся в глубь, к нему с задушенным вскриком — «Пап!» — кинулась стройная худенькая девочка, почти девушка.
«Диана,» — машинально обнимая в ответ, отметил Князь. Ум отказывался принимать, что этой девочке почти двенадцать — потому что десять дней назад ей было почти семь. Головная боль, затаившаяся было где-то на темечке, снова активизировалась и засучила щупальцами.
Да, лучше этого наглядного тыка в морду «сколько всего он пропустил» придумать было сложно. Дети вырастают и так-то неимоверно быстро, а здесь ещё… Андрей кусает и без того измочаленную губу. Его подташнивает и вообще конкретно ведёт, потому он благодарен Алёне, что отцепляет от него дочь, говоря, что ему надо немного обвыкнуть.
Только вот это далёко не всё. Потому что из-за угла на него с интересом выглядывает другая семилетняя девочка. Алиса. Если бы Князь встретил их не в том порядке, то, наверняка, бы принял в первый момент за Диану… Просто потому что для его несчастного сознания так проще, но и оно не смогло бы проигнорировать уродившиеся в него оттопыренные ушки и совсем-совсем другой взгляд. Эта дочка его не помнила. Совсем. Потому настороженность, что читалась в ней, хоть и резала не хуже ножа, но была оправдана.
Здесь всё много сложнее, чем с Дианой. Андрею и самому никак не удаётся соотнести своего двухлетнего котенка с этой испуганной девочкой, так знакомо выгибающей бровку. Он с ужасом понимает, что для неё он был «папой с фотографии».
Детские воспоминания — он слышал совсем недавно (или давно?) — обычно начинаются с трёх-трёх с половиной лет. Интересно, что ей говорили? Ей вообще про него рассказывали? Может, показывали видео? Он так много пропустил у своих девчонок. Возможно ли это наверстать?
Противный комок встал в горле. Вот здесь-то слёзы и подступили опасно близко и его размазало окончательно. Князь посильнее вцепился в щеку — скорее всего, останется ранка, но ему было плевать. Плыть сейчас, при всех, было нельзя. Никак.
Он сделал робкий шаг по направлению к Алисе, но та, моргнув враз ставшими оленьими глазами, резво от него драпанула, спрятавшись за… Горшка. И уже из-за ноги растерянного и виноватого Мишки выглянула вновь, попутно вцепившись мелкими пальчиками в его штанину.
Кажется, это стало последней каплей. Ему резко стало не хватать воздуха, перед глазами плыло. И Андрей рванул в сторону предполагаемого балкона. И не прогадал. Вход в него, действительно, оказался с кухни.
Вот только пронестись мимо тех, кто похоронил его пять лет назад, оказалось не так просто. Но Князь, сцепив зубы, справился. Стеклянная дверь оглушительно грохнула, закрывшись, после его позорного бегства. Но надолго ли? От реальности не убежишь.
Андрей открыл окно и высунул голову в форточку в тщетной попытке охладить вспыхнувшие чувства. Он — дома, и в тоже время — нет. Это уже не его квартира. Да, эта больше, Князь заметил, комфортнее, но… Это не его берлога. Много незнакомых вещей, много незнакомых людей — да, все его родные сейчас кажутся ему незнакомцами. Люди за год-то меняются, а за пять лет могут вообще произойти необратимые изменения.
Он отчаянно выдыхает облачко пара. Холодно. На улице, а внутри всё горит и жжёт. Ему хватило и этого марш-броска. Все смотрят на него с одинаковым выражением глаз. Андрей никак не мог идентифицировать эти взгляды. Всё это душило и заставляло снова трястись от холода. В то время, как голова стала такой горячей, будто была котелком, что готовился лопнуть. Всё это подкашивало, лишая сил не то, что лететь, а ползти… Начисто обрывало картиночное восприятие реальности. Она наваливалась на него полностью, с грацией слона и холодом айсберга.
Дверь приоткрылась, по заледенелым ногам чуть пронесло волну тепла. Он не стал оборачиваться, зная и так, что так рвано и нерешительно дышит Агата. Они ведь так толком не поговорили. Пара нечленораздельных звуков и кивков — не считаются.
На начавшие покрываться инеем плечи легла куртка. А в руку оказалась всунута пачка сигарет и зажигалка. Андрей потрясенно сжал всё это добро. Он недавно бросил, но сейчас… Душу был готов отдать за хорошую затяжку, оттого принялся отчаянно чиркать колесиком, пока его непослушные, дрожащие руки, наконец, не подпалили сигарету. И лёгкий дымок не наполнил легкие. Князь прикрыл глаза, облегчение это действие не принесло. Ровно никакого. Он потушил сигарету о внешнюю сторону стены и отдал всё также молча наблюдавшей за ним Агате пачку и зажигалку.
— Где взяла? — не своим голосом поинтересовался он. Не хватало ещё, чтобы из-за его предполагаемой кончины, та снова начала.
— У Алёны, — мотнула та головой, а потом всё же решилась и поймала его за руку, сжимая ледяную ладонь. — Андрей, она привыкнет… Дай время.
Князь хочет ободряюще кивнуть, улыбнуться и заверить жену, что всё в порядке… И он тоже будет, но не сейчас. Но вместо этого он внезапно выпаливает:
— И когда это вы спелись? — ему хватило наблюдений. Все этих переглядок, а также того, как вольготно Горшок чувствует себя в этой квартире, с каким доверием за него спряталась Алиса.
— Миша нам очень помог, — после долгого молчания начала Агата, лицо её побледнело, он видел, что та боялась его реакции. И не зря. Потому Князя решительно не устраивал такой ответ.
— Утешил? — злобно спросил Андрей, перехватывая её тонкое запястье и с силой сжимая, когда Агата от него отшатнулась. — Не щади меня, скажи правду! Или ты серьёзно, думаешь, что всё теперь может быть хорошо? Будем жить счастливой шведской семьёй, а?! — его трясло.
Хлёсткая пощёчина заставила удивленно моргнуть. Князь недоверчиво поднес ладонь к горящей щеке и посмотрел на жену. Та выглядела так, словно едва сдерживалась, чтобы не добавить ему. Рассержено фыркнув, Агата умчалась внутрь квартиры. И он остался один, с медленно растекающимся фингалом и чувством вины. Ну вот какой черт дёрнул за язык?!
Андрей зажмурился. Ну да прошло пять лет, не год, не два! Целых пять! Его признали мёртвым, и Агата была официально свободна. Имела полной права снова выйти замуж и нарожать кучу детишек. Но она этого не сделала… А он… Горшок, определенно, подействовал на него, как красная тряпка на быка.
Помог… Ха! Да этот штрих и себе самому помочь не мог. А здесь его семье. Князь сжал кулаки. Неужели повзрослел? Да быть не может… С другой стороны, возможно, именно его смерть и была нужна, чтобы тот, наконец, одумался.
Дверь с грохотом распахнулась. Он в надежде обернулся. То в самом деле вернулась Агата, но не надолго. Та подошла, чтоб всучить ему в руки ноут, и затем гордо удалиться.
Андрей зябко повёл плечами и открыл поисковик, разминая пальцы… Вынесенное кем-то умным на балкон кресло пришлось к месту. Что ж, не такое он ожидал обнаружить. Ему хватило и пары минут, чтоб захлопнуть крышку и отложить ноут.
Это чего же выходило… Он умер, и Миха ему тут едва ли не памятник воздвиг нерукотворный. Концерты памяти, сериал, клипы. Ему казалось, что он всё ещё во сне. Он смотрел на фото текущего состава Король и Шут и не узнавал никого, включая Горшка. Тот тоже был другой. Трезвый. И… светлый, что ли?!
Мало этого… В уголке фото он узнал притаившуюся Агату. Долго гуглить не пришлось. Та была директором группы. Князь застонал… Это объясняло, чего эти двое «так спелись». Но не объясняло другого. Неужели ему надо было обязательно сдохнуть, чтоб Мишка прекратил быть таким гандоном?!
Главное самому не принять пост. И Андрей, собравшись с духом и натянув на мордало приветливую улыбочку, вышел к поджидающим его… разговоры сразу стихли. И снова эти взгляды, будто покойник ожил и заглянул на огонёк. А ведь он никогда не был анархистом, ни живьём, ни в мертвецком обличье. Решив, что надо как-то развеять это неуютно молчание, он вышёл на середину кухни, медленно взял из держателя ножик и… Вы не подумайте! Князь не е*нулся. Точнее не полностью.
Он всего лишь под судорожный вздох всех собравшись надрезал себе ладонь левой руки, так что оттуда просочилась красная-красная кровь… Не зелёная, как он сам втайне думал, и с облегчением вздохнул. После чего, заливая той пол, поднял над собой и провозгласил, чуть дрогнувшим голосом:
— Живой я! Видите! Живой! — и вновь помахал разрезанной ладонью, как флагом.
— Дурень, — пробормотала Агата, оттаскивая его в сторонку, в ванную, подальше от отбросивших челюсти гостей. — Прижми, — сунула ему под нос марлевый тампон. — А если б там дети были?
— Так я ж убедился, что девочек тут нет, — пристыженно пробормотал Князь, прижимая бинт. Ну да, осознание собственной глупости начало понемногу опускаться на него. — Прости меня, — наконец выпалил он ей на ухо. — Я… я наговорил лишнего, хотя не должен был. Просто… — он обхватил руками голову, сползая спиной к раковине, и жалобно проговорил: — Я мало что понимаю. Для меня просто «бац», и они такие большие…
Мягкая ладонь опустилась ему на затылок, чуть ероша волосы. Чувствуя, что сил почти не осталось, Андрей уткнулся ей в живот. Какое-то время они так и стояли молча, пока Агата не начала шевелиться, чтобы подать ему какие-то колёса, не наркотические, разумеется. Он не стал паясничать, а, с трудом поднявшись, припал прямо к крану… За раз ничего от такой воды не будет. И то ли сработал эффект плацебо, то ли молчаливое присутствие жены, но вышёл из ванной он почти спокойным.
На выходе его тут же, подскочив, обняла мать… Да её он напугал. Князь вновь испытал угрызения совести. Поводив коротко по её спине, он открыл было рот да и закрыл. Честно говоря, Андрей вообще не был уверен, что нужно говорить.
Мама смахивала слёзы и суетилась, бесконечно подливая кому чай, кому воды, предлагая раз за разом «покушать». Однако одна мысль о еде — последняя из которых была у Князя на борту — и внутри тут же поднималась желчь.
Он бегал глазами, не зная куда и деться, как вдруг сзади, незаметно (видимо, играли до этого в детской) ему под плечо мышкой пролезла Алиска. Высунулась и внимательно всмотрелась в лицо. Невольно и Андрей её лучше рассмотрел. Озорные хвостики торчали в разные стороны, в синих глазах плескалось любопытство, а былая робость куда-то испарилась.
А ещё на ней была футболка, при виде которой Князю захотелось заржать, словно конь Ерофея. Ну потому что… Та явно была на заказ. И милый поняш красовался в клепанной косухе с выведенной красным знаком анархии с четким хаером вместо гривы на розовом-розовом фоне.
— Кто подарил? — поинтересовался он, впрочем, уже зная ответ. Алиска вместо ответа обернулась на Горшка, что подпирал собой стену и напряженно за ними наблюдал. — Классная коняшка, — со вздохом признал Андрей, а потом спросил: — Хочешь расскажу тебе историю про одно парнокопытное? — он мог поклясться, но в этот момент уши у Михи почти по собачьи дёрнулись.
Дочка улыбнулась и закивала. Приняв это за приглашение, Князь по привычке попробовал ту подхватить… Но столкнулся, во-первых, с тем, что та весит совсем не, как в два годика, а, во-вторых, уж очень внимательно на него смотрела Диана… Так что пришлось сграбастать своих вяло сопротивляющихся девиц в охапку и, отчаянно надрываясь, протащить пару метров до детской. Где вывалить всех на кровать и себя не забыть, а затем начать на ходу придумывать… Усиленно делая вид, что не замечает, что щёлочку в комнату оккупировали чьи-то не в меру любопытные уши.
Андрей, между тем, немного успокоился. Так как попал в свою стихию. Рассказывать истории… И не беда, что слушательницы вымахали на пять годков без него. Он отчаянно мешал выдумку и быль, в истории у него вышел целый зверинец: и тебе ретивый коник Егогошенька, и добродушное приведение со скрипкой вместо мотора, и человек-пароход, и несчастный Лось, что пытаясь произвести впечатление перед дамочкой Лосихой, обломал рога и обзавёлся только брюхом, будто он съел барабан. И про человека-оборотня, которому проще было быть медведем, и наконец, про его единственного друга дикого манула, с которым тот поссорился… Манул тоже был не образцом нравственности и порядочности, и хотел гулять сам по себе, на свободе, а не у медведя на привязи!
Как-то незаметно Андрей скатился в такие рассуждения, наткнувшись на чересчур понимающий взгляд старшенькой. Мелкая же сопела в две дырочки, обнимая плюшевого медведя в очень знакомой футболке в красно-черную полоску.
— А ты чего не спишь? — грозно пригрозил Дианке пальчиком Князь. А ведь то была уже не та малышка, что просила «ещё и ещё сказок», оседлав его и отказываясь отпускать из «плена»… Да, не баловал он Диану и раньше вниманием… Оттого и вцеплялись в него всегда похуже клеща. Выпутаться удавалось только, умотав до «баиньк». Эта же Диана-подросток смотрела во все глаза и испуганно дергалась каждый раз, когда к ней обращались. Он не выдержал и аккуратно прижал к себе её светлую головенку, мысленно пообещав себе, что сделает всё, чтоб хоть как-то наверстать упущенное.
— Пойдем, отведу тебя к маме… — тихо сказал он ей на ушко. — Завтра я к вам постараюсь заехать. Расскажешь, как ты здесь, — Диана неохотно подчинилась, хотя он видел по ней, что та откровенно клюёт носом.
Большой ух успел покинуть своё лежбище у щёлки, и теперь усиленно делал вид, что заинтересован узором на диване. Ну да, ну да… Князь легонько подтолкнул дочку к её матери.
Алёна сидела там же и курила одну сигарету за другой, не замечая, что иногда стряхивает пепел прямо на свои белые брюки. Миха угнездился в уголочке, сжимая в руках чашку с давно заледеневшим чаем, и всем видом старался казаться меньше и незаметнее.
Андрей решительно не понимал во всей этой ситуации, кого утешать первым. Каждый раз, когда он подрывался к кому-то, хор голосов упрашивал его не волноваться и посидеть спокойно. С пугающей ясностью Князев осознал, что так, примерно, смотрят нет, уже не на покойника. он своей демонстрацией доказал обратное. А на тяжелобольного, который вот-вот забьется в предсмертной агонии. Ну или в психическом припадке, что было ближе к истине. Оттого не мудрено, что пока он устраивал избу-читальню, большим Ухом был не только Горшок.
Алёна, подхватив засыпающую на ходу Диану, поспешила к выходу. Уже в дверях та обернулась и огрела его известием:
— Я знала, что ты вернешься… Только вот когда — разглядеть не могла. Думала уже все выпускные пропустишь… Но ты молодец, — и она ему светло улыбнулась. — Всё наладится, — хлопнула дверь. Князь беспомощно обернулся на Агату, что тенью возникла за спиной:
— А ты верила? — совсем тихо спросил он.
— Я же не общаюсь со столь тонкими материями, — пожала та плечами. — Но ощущение, что не стоит выкидывать твои носки было, — со смехом ответила Агата, на что Князь против воли улыбнулся и подмигнул ей:
— Отлично, нам как раз багаж не выдали… Буду рад снова увидеться со своими носками!
— Ой, ребятушки… — к ним вышла Надежда Васильевна. — Давайте воркуйте, не будем вам мешать… Эй, вы все на выход! — грозно скомандовала та, высунувшись в зал. А потом на ухо ему прибавила: — Завтра зайду, отдыхай, сынок…
Остальные, прислушались и справедливо рассудив, что восставшему из небытия в самом деле стоит срочно отдохнуть, нехотя разъехались по местам обитания.
Пытавшегося последним покинуть квартиру, ссутулившегося и явно не вполне в своих действиях уверенного Миху, Андрей перехватил уже у двери.
* * *
Князь его пугал. Впрочем, Мишка был не одинок. Восставший из предположительно пепла точно в порядке не был. Чего только стоил его фокус с ножом и ладонью… Учитывая, как он до этого смотрел на него, когда Алиска за него зацепилась; то Горшок уже было приготовился отражать нападение. Скрутить Князя — стало бы делом не легким. Он и раньше-то комплекцией его заваливал, а сейчас… На пять лет моложе и полнее сил! Ещё и с ножом!
Впрочем, Андрея можно было понять. Дочки вымахали. Без него. Квартира не та. А ещё он… Которого Алиска неоднозначно показала, как приветила. Неудивительно, что тому крышу снесло. Будь Горшок на его месте, наверное, бы давно выл и бутылки крушил… А потом по битому стеклу походил голыми ногами. Привет, дурка.
По счастью, Княже вязать и держать до приезда психиатрической скорой не пришлось. Он о чем-то переговорил с Агатой в ванной и вышел оттуда почти адекватный. Миха, предварительно терпеливо втолковавший Алисе, что ей лучше подойти познакомиться заново с отцом, почти без страха за мелкую наблюдал, как те воркуют… Потом Князю взбрело в голову побыть сказочником, и это стало правильным решением.
Все они немного выдохнули, а он ещё и в каждое слово с трепетом вслушивался, слабо отдавая себе отчёт, что он и сам очень хотел бы легально находиться в той комнате… Да хоть на коврике, ё-моё! Миха прикрыл глаза, едва ли не впиваясь зубами в косяк. Он скучал. Сильно. По этому чарующему голосу. Запись — не то. Этот живой, колышущийся… Прямо как его сердце, что напомнило, что ему вообще-то нельзя нервничать. Но куда там!
Когда Князь заканчивает, он едва успевает смыться, закинуть свернутые подушки обратно на диван, подхватить остывший чай и забиться в угол, чтобы не отсвечивать.
Ему в самом деле это помогло. Кажется, теперь их, наконец-то, можно оставить с Агатой без страха… Но Мишка всё равно медлит, когда Надежда Васильевна трубит общее отступление. Они ведь ни словом не перекинулись! Причем с ним с единственным Андрей так обошёлся… И всё-таки, когда его на выходе остановила крепкая рука, придержав за локоть, он одновременно обрадовался и испугался.
Агата, заметив это, пробормотала что-то про проводить мать. И они остались одни. Горшок боялся повернуть голову, чтобы посмотреть и увидеть ненависть в его глазах. А Князь всё также молчал. Как же его бесило это его молчание! Сразу вспоминались сны и зазеркалье. Он сжал зубы до хруста.
— Не надо… — вдруг слышит Миша у себя под ухом. — Так без зубов недолго остаться. И чё тогда?! Детское питание жрать?!
Он поворачивает голову и видит, что Андрей улыбается. От души немного отлегает. Горшок мотает головой, вспоминая свой постинфарктный опыт и также негромко, боясь вспугнуть своё счастье, отвечает:
— А оно, между прочим, вполне ничего. Полезное. Попробовал бы, Княже, может настроение бы улучшилось.
— Настроение я другим способом поднимать собираюсь, — хмыкает тот, а затем интересуется пытливо: — А ты, я смотрю, больше не ходок?! — и Князь продемонстрировал, как тот раньше заливал за воротник.
— Пиво, водка — теперь для меня одинаковы. Смерть, — на удивление спокойно отвечает Миха. — Второй инфаркт убьёт.
— Второй? — Андрей прожигает его взглядом, но дальше не копает. Просто вздыхает тяжело и говорит почти миролюбиво: — Иди домой, Горшок. Завтра поговорим. И давай… — он мнётся, но всё равно произносит вслух: — Без инфарктов.
Мишка смотрит на него и не знает, что сказать. Вроде, и не прогнали его, даже вроде и обеспокоились — вон как брови нахмурены, но… Уходить, не прикоснувшись к телу… Ему показалось невыносимым. Того контакта в такси было безмерно мало. Может, Горшенёв и ненасытный, но он хотел большего.
— Мих! — перед носом его легонько щелкнули пальцами. — Ты в порядке?! Чего завис так, словно системник не прогрузился?
— Я… — он всё-таки шмыгает набежавшей излишней влагой. — Думал, что сглазил тебя… Все пять лет! То проклятое интервью! — плечи его начинают дрожать, а глаза застилает пелена. В ушах шум, а сердце готово выпрыгнуть из груди.
Сквозь всю эту вакханалию от не выдержавшего организма Мишка не сразу чувствует, что его стиснули крепко-крепко, словно сначала хотели удушить, но потом милостиво передумали и начали успокаивающе водить разгоряченными ладонями по спине. Осознав это, он навалился на Князя посильнее… Когда ещё такая возможность предоставится.
Негромко хлопнувшая дверь от вернувшейся Агаты, заставила его отлепиться, утереть морду, и не дожидаясь, чего выдаст Князь, громко заявить:
— Буду завтра! — и бежать, не оборачиваясь.
* * *
Всё начинается резко утром и продолжается в течение следующих месяцев: телефоны звонят у всех, отключение звука не помогает — вибрация притягивает взгляды. Старые номера не действительны, однако это не мешало доставать родственников, а затем прознали и об их новых и весьма быстро.
По телевизору, по радио (вот уж древность, но факт!) уже пробегают экстренные новости, к полудню в инете уже куча видео от диванных психологов, конспирологов, магов и просто психов. Одна теория хлеще другой: кто-то, брызжа слюнями, обвиняет во всем Правительство и плоскую землю; часть людей, преимущественно верующих, вопит, что это чудо или начало Страшного Суда; третьи, размахивая учеными степенями, распечатанными на дешевом принтере, вещают о черных дырах, озоновом слое и еще какой-то научной фигне.
Нашлись и такие, кто резво обвинил во всем Князя с командой. Дескать, те просто решили пропиариться и на пяток лет свалили из страны, жили под другим именем. В качестве аргументов приводили тот факт, что Горшок-то музыку и тексты писал, хоть и говорил, что это черновики Князя или что он ему во сне текст напел. Правда, таких было меньшинство, так как их оппоненты резонно спрашивали, каким образом на это дело удалось подбить остальных двести с лишним пассажиров пропавшего рейса. Да и за пять лет рожи у немолодых уже мужичков должны были хоть немного измениться! Не прятались же те в Румынии у Дракулы в гостях, умываясь в крови девственниц и обсуждая письмецо!
Мишка заявился с самого утра. Ощущение было, что он и не уезжал домой, а простоял всю ночь под дверью, прислушиваясь к звукам в квартире, чтобы с первым шебуршанием в глубине квартиры открыть дверь своими ключами.
Андрею ключи эти неприятно отдались где-то на задворках сознания. Он подумал, что каждый из 1825 пропущенных им дней может многое рассказать, раз Горшок может приходить сюда, как к себе домой.
На выразительно поднятую бровь Агата мельком поясняет, что так удобнее, потому что Мишка — это Мишка. Порой тому бывает некуда податься, сам знаешь. Лучше пусть у нас побудет под присмотром, чем сорвётся. С этим не поспоришь… Андрей вздрогнул, вспоминая пугающее спокойного Миху, говорившего о смерти; а затем сорвавшегося и едва не промочившего его насквозь слезами. Жена, меж тем, продолжала:
— Да и временами, когда надо было перехватить и доставить домой Алиску, продукты, лекарства, — при этих словах Князь чувствует нерациональное чувство вины, понимая, что оставил жену с больной дочкой на руках на пять лет. Агата же безжалостно продолжала: — Или просто присмотреть за квартирой — это практически спасало ситуацию, — она развела руками, словно извиняясь. Хотя не за что совершенно было.
На словах «присмотреть за квартирой» у Андрея вырвался истерический полувсхлип-полусмех. Миху попросить присмотреть?! Он за собой-то не мог доглядеть, как вообще ему можно было что-то доверить?! Лихие ж нынче времена, что даже Горшки… набрались ответственности в каком-то чудесном источнике под названием «боль потери».
Мишка трезвый. Андрея и это удивляет, хоть он и знает теперь, что иначе тому каюк… Но раньше-то его это особо не останавливало! Когда это Михаил Юрьевич был в адеквате? И беспокоился о собственной жизни, а?! Зрачки тоже обычные.
Горшочек выглядит непривычно хорошо. В голову навязчиво лезут воспоминания — вот Мишка, на вопрос о будущем, на очередном интервью легко и почти весело замечает, что он-де будет смирно лежать в ящичке, а Андрюха бегать по городам. Кто бы знал тогда, что случится всё ровно наоборот. Ну, почти наоборот. Князь отмахивается от всех мыслей, обещая себе подумать об этом завтра. Или вообще никогда.
Слишком много надо сделать: документы, например, восстановить. Ну, точнее уладить некоторые несоответствия в бюрократической машине правил и стандартов. Всё же не каждый раз живые покойники объявляются. Сим-карту, счёт в банке, да даже клятый билет на поезд или самолет не продадут без паспорта! А там и данные в егрн обновить, и отменить решение о признании свидетельства о браке недействительным…
Волей-неволей приходится выползать из дома — органы государственной власти требуют личного присутствия. Ну и вообще. Князь сомневался, что в «госуслугах» имеется вкладка «мой самолет приземлился на пять лет позже, отмените свидетельство о смерти!» В результате приходится играть в шпиона. Из-за возросшей популярности Андрей совершал вылазки в темных очках и с низко надвинутым капюшоном. Прямо набор «скрывающегося» из киновселенной Марвел. Пару раз его принимали за торчка, и террориста, но снять очки и капюшон не успевали.
Вахтанга — они всё-таки экстренно созвонились — теперь одолевали редакторы теле- и радиостанций. Пытались выманить на интервью. Обещали золотые горы, как и Агате до этого. В конце концов, даже его знаменитому терпению пришёл конец, и он тоже отключил телефон. Да, так вести дела тяжеловато, но и по-другому пока не получалось. Понадобилась труба — включил.
Каспер же, неожиданно, спустя неделю, залетел в эфир «Нашего радио», где битых полтора часа и разливался соловьем, в подробностях описав «Прерванный полет» — так окрестила его народная молва. И ладно б сжато изложил факты, так нет! И не предупредил начальство в лице Князя или Вахтанга, зато какую нёс пургу! Чушь откровенную: предчувствия там, волнение, знаки судьбы, вибрации космоса. «Птица-говорун не отличается умом и сообразительностью,» — с раздражением решил Андрей.
Время шло, а в интернете продолжала твориться какая-то вакханалия. Княже ещё в первый вечер обнаружил, что за пропущенные годы он стал весьма популярен. Только вот масштаба не осознал… А тот был о-го-го! Клубы памяти, каверы на песни… На могиле просто-таки паломничество какое-то не затихло за все годы… Памятник нерукотворный, к которому не зарастает народная тропа.
И если до полёта Андрей бы, наверное, даже обрадовался всей шумихе, но сейчас оно почему-то угнетает, вызывает желание спрятаться и не выходить из дома. Чтоб ненароком не наткнуться на фанатов. Безумных. В памяти слишком свежо то, как те на него накинулись, как стая собак! А потом вот…
Переориентировались, сменили обувку и начали чморить Горшка. Кто знает, каким боком к нему завтра повернется колесо фортуны переменчивого мнения народной молвы! Что сейчас воздавала ему хвалу, носила пиво на памятник…
Кстати, о могилке…. Андрея снова неприятно колет. Он одновременно и хочет, и боится спросить, кто первым решил, что всё, финита ля комедия, пациент совсем уже мёртв, погорюем и забудем. Логически, после всего, что ему рассказали, он понимает, что ожиданием чуда, которое в нашем мире практически невозможно, жить нельзя. Но его душа медленно горит от несправедливости… Вообще всего! Пять лет! Пять пропущенных лет жизни, пять пропущенных лет детей, могилка, клубы памяти… Можно, пожалуйста, уже проснуться?
К слову, в один из вечеров он всё же не выдерживает. Надирается до поросячьего визга, вызывает такси и громит памятник. Позже это попадает в новости. Его пьяная рожа, пинающая собственное фото. Но зато могилку он изничтожил. Хотя, как ему призналась потом Агата, место уже выкупили. И формально оно его. Твою ж нахер! Он решает отпустить и забыть.
Андрей медленно наверстывает упущенные события. В том числе, знакомится и с деятельностью Горшка за эти годы. Смотрит видюшки, концерты, интервью. И все ещё не знает, как к этому относиться. Может, он все же разбился вместе с самолетом, а это сейчас что-то типа посмертия, может быть, Рай какой-то? Он иногда украдкой щипает себя за руку, раздумывая, будет ли чувствоваться боль в послежизненном пространстве, если это самое пространство вдруг, по какой-то причине, слишком похоже на реальность? А, когда ловит случайно на том же Диму и Егорыча, понимает, что ни у него одного подобные вопросы.
Непрерывным потоком приходят друзья и знакомые. Андрей ощущает себя зверушкой в зоопарке. Все хотят его потрогать, поговорить, услышать от него что-то про их затерявшийся во вселенной рейс. Спрашивают, не ощущает ли он себя «Летучим голландцем» и, заодно, про возросшее желание топить попсарей — шутят, шельмы!
Все советуют ему держаться — вот уж и, правда, дурацкое слово. За что держаться, за кого… Поговорить с кем-нибудь, кто имел схожий опыт — бесценный совет, уже записался на собрание клуба «Анонимные невольные путешественники во времени».
Но Князь старается. Говорит об этом с Вахтангом и Димой. Не Ришко. Тот самоустранился. Взошла звезда пленительно счастья для их Каспера, тот воспарил в небеса. Снимался в рекламе будильников (не проспи будущее), микроволновок (оп, а мы, кажется, отправили этот бутер в прошлое!), горящих туров (пакуй чемоданы, дорогая! Другого шанса может не быть!), магазинов музыкальных инструментов (гость из прошлого исполняет Паганини!), вплоть до туалетной бумаги с запахом «прекрасного далёко». Ладно, последнее Андрей пошутил.
Сам он держится за юмор, в основном, это то немногое, что осталось в нём неизменным. Но всё чаще скрывает чувства и эмоции, хотя внутри кто-то воет и бьется в истерике. Так надо, Князь привык быть тем, кто сам всех держит, а не тем, кого сейчас все стараются удержать. Только вот Агата, внимательно глядя на него своими пронзительными и понимающими глазищами, не обманывается.
— Ты знаешь, закупоренный котел рано или поздно рванет… И обожжет всех, кто оказался рядом, — замечает она как-то за завтраком. — Всегда есть та самая последняя капля.
Андрей упрямо отмалчивается. Хоть на скудный ус и намотал.
В первый раз Князева по-настоящему штопорит, когда он случайно краем уха слышит, как Алиска называет Горшка «папа». Видимо, не в первый раз. Он тогда сгустком тёмной материи проскользнул в ванную, где с силой ударил по зеркалу… То пошло уродливой трещиной, а его перекошенное от лютой злобы лицо показалось ещё более жутким и искаженным.
Да, не специально, не со зла, но жизнь превратила его в осла!
Ключи, Алиса, называющая Миху папой, группа новая, название старое, а песни его, Андрея, доделанные и спетые Михой — всё это давит: кажется, что Горшок неосознанно занял его место.
Кровь из руки сочится не слабо. Он угрюмо суёт ту под кран, хмуро глядя, как вода уносит кровушку… Вот бы и проблемы так унесла! Но нет… Папа… Чёрт! Князь закрывает кран, облокачиваясь всем весом на раковину… А может и зря вернулся, а? Помешал чужому счастью!
Всё это давит так, что хочется рвать на себе одежду. Но его останавливает то, что Алиса там за дверью… Играет с Горшком в карты. Не лучшее занятие для семилетки, но он слышит их довольный смех. И от этого его всего аж ведёт.
Пожалуй, он слишком долго сидит в ванной, глядя пред собой невидящим взглядом. Потому что вскоре туда неуверенно скребётся Мишка.
— Порядок?! — вопрошает тот и не слышит ответа. А что Князю ответить… Он смотрит на окровавленную руку, её он может замаскировать полотенцем, но треснувшее зеркало… Плохая примета. Андрею плевать. Вся его жизнь теперь кажется одной сплошной плохой приметой. На сетке разбитого зеркала виднеется кровавый отпечаток — его точно не скрыть.
Да и пора бы уже взглянуть в лицо своим страхам. Страху. Поговорить им с Михой все нормально не получалось. Вокруг вечно толкутся друзья, родственники. И сейчас вот Алиска рядом… А разговор нужен, так как обиды, годами копящиеся внутри, начинают нарывать.
Но Андрей совсем не уверен, осилит ли он этот разговор, не оборвется ли хрупкая ниточка, связывающая его с этой новой действительностью. Он боялся и продолжал усиленно делать вид, что все «окей» днем. А ночью ему снилась чертовщина, в которой он стоит перед проклятым зеркалом… Вот уж образ привязался, допелся, голубчик! Сейчас, в реальности, Князь тоже глядится в такое же, вспоминая жутко реалистичный сон…
В котором видит то самого себя с непривычно злющими глазами, вопрошающего: «Не этого ли он всегда хотел?! Славы, признания!», то Горшка, который протягивает ему руки, но до него никак не дотянуться, то стылое кладбище с собственной могилой, в которой он и должен находиться… И которая ждёт его, выкупленная за кругленькую сумму, раззявив свою чёрную пасть!
Нет, Андрей решительно не в порядке. Его колотит. Он сползает по ванной, отстранённо замечая, что кровь литься не перестала… Эдак, могилка его в самом деле дождётся! И совсем скоро! В дверь снова колотят и теперь совсем не так деликатно, как раньше… Мишка ревёт басом:
— Эй, Княже! Ты там чего… Уснул на толчке?! — а у самого голос звенит… Андрей мотает головой.
Горшок днём почти постоянно ошивается рядом, порой и ночью на диван приблуждался. Агата его привечала. У него и спальный комплект и мыльно-рыльное с персональной кружкой тут имелись. Он не замечает, но начинает колотиться головой о тяжеленную ванну. Несильно, но жбан начинает побаливать.
А ведь самое ужасное, что даже когда его нет, Князь почему-то ощущает острое чувство вины, источником которого является Миха. И Андрею не-вы-но-си-мо. И он ударяется о бортик сильнее, чем следовало… В глазах плывёт, когда Горшок вышибает дверь и в ужасе выпяливается на него.
А Князя внезапно скручивает истеричный смех. Да, хороша картина маслом! Зеркало разбито, всё в кровище, как и пол в ванной, а сам он сидит бьётся о бортик… Бледный с порезанной рукой… одним словом — красавец-мерзавец!
— Не вызывай скорую, — только и может вымолвить он синюшными губами. — Заклинаю, Миш… — шепчет, а у самого пол покачивается и почти встречается с его лбом. Сильные руки подхватывают, а дальше темнота.
* * *
Поговорить с Князем оказалось задачей не из легких. Мишка не спал ту ночь, так и не сумев заставить себя выйти из подъезда… Но разговора не вышло ни на то утро, ни на следующее.Казалось, они оба этого отчаянно избегали. Общались, но как-то скованно. Хотя Горшок и этому был рад, признаться. Он как голодающий, наконец добравшийся до пищи, не спешил заглатывать ту мисками, довольствуясь крохами Андрюхиного внимания.
Концерты они пока перенесли… На месяц. Какие уж тут выступление! Публику лихорадило, и Князь от этого ещё больше загонялся. Миха это видел, но ничем помочь не мог.
Прошли клятые две недели, а тому лучше не стало. А стало, клянусь, только хуже! Журналисты дразнили их ради забавы… А Князь реально, как в воду опушенный ходил. Они с Агатой всё ждали прорыва этой воронки, и вот свершилось.
Горшок знал, что Андрей это услышал… Оговорку Алиски. Он ей и раньше раз сто говорил, но… Сорвалось с языка. Князь паровозом пропыхтел в ванную. Что ж, оказаться с ним лицом к лицу в таком состоянии Миха желанием не горел… Однако выбора не было. Продолжая азартно резаться в карты с маленьким дьяволенком, он набрал Агату, а затем сбросил, не став говорить. Прислал смс. Это был пятый номер за эти дни. Горшок очень сильно надеялся, что телефон у той не в отрубе.
Время шло, Князь всё не показывался… Ванная опасное место — тут тебе и утопиться при желании можно. Или вены перерезать — бритвенных станков навалом. Ну и как тут усидеть на месте… Мишка вздохнул, дал Алиске альбом с карандашами и дал задание нарисовать её батю. На всю голову ушибленного. Последнее Горшок, конечно, оставил при себе.
Поскребся раз — тишина. Два — какие-то приглушенные стуки. Он там что ли башку о кафель разбить пытается. Три — и Миха уже не выдерживает сносит дверь, радуясь, что та не такая крепкая…
Представшая его взгляду картина, конечно, не так ужасна, как нарисованные мозгом способы суицида, но и этот гнев, что не нашёл иного выхода, кроме как в зеркале… Заставил содрогнуться. Князь лепетал ему что-то про то, что не надо скорой, а сам начал заваливаться лбом впёред навстречу плите… Хорошо, не могильной.
Мишка его придержал, а сам лихорадочно соображал, что же делать… Вызовёт скорую — так житья потом не дадут, но и без неё… Потеря сознания — это не шутки шутить.
Пока он размышлял, Андрей в его объятиях слабо пошевелился. Это и решило дело. Горшок, молясь, чтоб Алиска послушно рисовала, засунул того в ванную, включил воду, чтоб просвежел… Сам сбегал за аптечкой. По счастью, там была кровеостанавливающая губка — примотал бинтом.
Нашёл успокоительное, высыпал две таблетки, вместо одной и засунул не сопротивляющемуся Князю в рот, дал запить прямо из-под крана, а после вкрадчиво поинтересовался:
— Легче? — и тут же напоролся на полный усталости и боли взгляд.
— Ни хрена… — слабо признался тот. — Как прилетел, так и думаю… Нахрена?! — Князь вопросительно уставился на него. — Вам без меня лучше… — пробормотал он, едва слышно.
Но Горшок услышал и не поверил своим ушам.
— Ты… — он взревел, забыв про рисующую в детской Алиску. — Идиота кусок! Ты чего, бл*дь, удумал?! Да мы… Да я… У меня менталка все на одних лишь безумных снах с тобой в зеркале держалась! И та отъезжать начала потихоньку… Так тоска заедала. Ни хрена она не тухла, крепла лишь! — он тяжело дышал, едва держась за косяк. Сердце кололо. — Придурок, — жалобно всхлипнул он. — Ты че жопой думаешь, а?
Андрей странно крякнул. Вода всё текла и текла ему прямо на башку, а тот, казалось, не замечал… Выглядел он жалко. Растерянный с огромными-огромными глазищами, что казались совсем уж сапфирово-синими на фоне бледного, как выбеленный потолок, лица… Что придавало ему изумительное сходство с белым ходоком из Игры престолов! Словно он всё-таки умер в самолете, а затем какой-то злой колдун вернул его.
Мишка потряс головой. Такая метафора ему совсем не нравилась. И он решил во что бы то не стало… Раз уж гнойник прорвался, вскрыть его до конца:
— Времена меняются, жизнь меняется, люди меняются. Да, я всё сделал, чтобы тебе жизнь медом не казалась, потому что слишком больно было тебя отпускать от себя, слишком больно без тебя, — признался он, дрожа, как осиновый лист, словно это не на него лилась отрезвляющая студеная водичка. Но Князь молчал, вздёрнув бровь, потому Мишка продолжил:
— Самое ужасное, что может быть, когда ты один, бл*ть, совсем один, — голос сорвался на хрип. — Я не въезжал, как это исправить, да и не хотел исправлять… Всё ждал, когда это сделаешь ты, либо всё само разрулится, — он криво улыбнулся.
Князь, аккуратно подтянувшись, закрыл кран. Но из ванны не вылез. Всё также весь мокрый, наблюдая за ним с чуть приоткрытым ртом.
— А потом тебя не стало, — на выдохе сообщил Миха, а затем его понесло. конкретно так, слова с губ срывались сами собой: — И меня тогда тоже хорошенько припечатало. У меня, нах*й, может полдуши с тем самолетом растворилось в том гребаном небе, — он окончательно осип, и дальше уже выдавливал из себя: — Я единственный, может, надеялся что ты когда-нибудь будешь вот так стоять передо мной, что у меня будет возможность извиниться, посмотреть тебе в глаза, исправить если не всё, то хоть какую-то часть. Что у меня будет хоть что-то! Что у тебя будет всё это, — всё ноги его больше не держали… И Мишка опустился на колени, сползя по стене, не отрывая взгляда от вытянувшегося лица Андрея.
— Что ты от меня сейчас хочешь?! — Князь тоже закрыл руками лицо, голос его дрогнул. — Чтобы я сказал, что ты всё круто сделал, спасибо за память, давай всё забудем и пойдем дальше к светлому анархическому будущему? — он отнял ладонь и уставился зло, однако Миша разглядел льющиеся по нему слёзы.
— Пять лет, Андрюх, — сипло провозгласил он. — Пять, без единой надежды, без возможности хоть как-то извиниться, найти дорогу к тебе. Пять лет медленного поджаривания изнутри. Понимаешь, да? — Горшок с надеждой подался вперёд, надеясь, что тот разглядит в нем отголоски того ада земного, что он держал на плечах, как небо…
— Это для тебя, понимаешь, да?! — горько передразнил Князь, тоже подаваясь вперед, отчего часть воды расплескалась и попала на него. — Прошло пять грёбанных лет, где — да, ты делал всё в память, страдая от потери. Это ты пять лет искупал какие-то свои косяки в своих мозгах. У меня этого не было, — он раздраженно дёрнулся.
Мишка отстраненно каким-то задним мозгом подумал, что возможно, скоро к ним постучатся соседи снизу… Алё, заливаете. а там они — два красавца! И Алиса, что тихонько рисует. Кайф… Хотя… не надо о том. Андрей меж тем продолжал:
— Для меня ты только вот пару недель назад говнился, пеной плевался и всячески старался меня утопить. Это ты переживал, пережил. Да и переживал ли, а, Мишенька? — его голос тоже сорвался к чертям. — А если бы наш самолет сел вот тогда, в 2012, ты бы пришел бы? Я не знаю, кто ты, я не знаю, кто я сейчас, не знаю, как жить со всем этим. Я не вывожу, — наконец признался он, обессиленно опускаясь обратно в воду. Ладно, что не с головой и без пузырей…
Миха молчит и на Андрея не смотрит.
— Прости — убито шепчет он.
Князь же раздраженно трёт глаза, в которые будто песка насыпали, а после всё же гасит его желание вызвать скорую:
— Я ничего не обещаю, Мих. Мне тебя тоже не хватало, но я пока не могу забыть. Для меня всё было вчера… Давай, чуть медленнее, ладно? Нам обоим есть что исправлять. Как там любят говорить психологи?! По одному шагу за раз. Может, мы и зашагаем вместе. Снова…
И Миша поднимает голову, он понимает со всей отчетливостью, что нет — скорая, терапия тут не поможет… Только доломает всё окончательно. Андрея не к койке привязывать надо, и не на мозги в уютном креслице капать, а говорить… Говорить! Здесь и сейчас, с близкими, а не дальними, наемными людьми… Авось, что и получится. Ведь он с самого начала чувствовал это. Надежду. Её запах и поступь. Ведь его не прогоняли, и сейчас… Шанс дают. Ну, да медленно прорабатывать проблему, но… Торопиться и спускать всё под откос, Горшок не хочет.
Если бы он сейчас мог видеть себя со стороны, то Миша отметил бы странный коктейль из грусти, тоски и надежды. Однако он смотрит и видит только Князя — лицо его просветлело, чуть разгладилось. В глазах уже не то звенящее отчаяние. И Горшок протягивает руку, за которую тот молча ухватывается… Но Мишка поскальзывается… И вот они оба в ванной барахтаются в неопознанном клубке.
Андрей не выдерживает первый и начинает тупо, но не истерично ржать, а Миша подхватывает… Так их Алиска и находит — в руке у неё зажат рисунок — сначала та удивленно ведет бровками, а потом спрашивает звенящим голоском:
— А это вы во что так играете?! Что всё погромили?
— Кораблики, — Андрей не моргнул и глазом. — Пускаем.
Мишка истерично хрюкнул. Мелкая же хлопнула глазами и спросила ну очень удивлено:
— А где кораблики?
Князь с Горшок переглянулись. А потом Миха взял и издал гудящий звук… Князь заржал и ответил другими гудками:
— Вот кораблики! — давясь от смеха, произнесли они, и утянули Алиску к ним же. — А это небольшая яхточка!
— Ай, рисунок не замочите! — не стала та сопротивляться, а весьма довольно приняла правила игры, только вот рисунок бережно держала над собой.
— Ну-ка покажи, — зашевелился Андрей, и Миха выглянул любопытствующие, чуть выпутавшись из их клубка.
На рисунке были пусть и корявенькие, но вполне узнаваемые человеки. Миха с игольчатым хаером и Андрей в полосаточке. На сцене. Вместе.
* * *
Невольно они переглянулись… А потом где-то в глубине его темных глаз Княже вдруг снова заметил того мальчишку в брюках со стрелочками. И Андрею хочется верить, что у них есть шанс снова вернуться к той развилке, где всё пошло прахом и наконец-то пойти вместе по одной дороге, больше не расцепляясь… Ну, а пока он просто шепчет, наклоняясь к дочке:
— Чудесно вышло…
А затем слышит, как Мишка предупреждающе кашляет. Осознав, что это неспроста, Князь подымает взгляд и видит застывшую на пороге Агату, чей глаз весьма недвусмысленно дергается. А затем та, словно отпустив ситуацию, тоже улыбается и говорит:
— В самом деле чудесно!
И вот тогда-то Андрей понимает, что дышать стало легче.
* * *
Позже
— Ты этого шкета где нашел-то? — неверяще спрашивает Князь, впервые познакомившись с группой Горшка. — В реставрационку, что ли, по старой памяти зарулил?! Опять кадры у древнего искусства «починителей примусов» отнимаешь? — ухмыляется он.
— А чё? — Миха прослеживает направление взгляда Андрея и утыкается в Женьку. — Да ты понимаешь, парень толковый, играет драйвово, развивается. И чё, что молодой?! Ё-моё! В музыке не только опыт нужен, нужно волну чувствовать, понимаешь, да? — горячо вступается он. Андрей ведь не первый, кто к нему с этим вопросом прискрёбся.
— И сколько он у тебя уже играет? — хмыкнул Князь.
— Женёк? — Горшок почесал башку. — Лет пять… да, точно, пять.
— В семнадцать?! — теперь Андрей, в самом деле, удивлен. — Мих, серьезно, ты взял в группу несовершеннолетнего?
— Нам меньше было! — взвился тот, думая слегка недовольно, что Агата, оформляя того, как-то проще это приняла, хотя тоже повздыхала о детях малых, что на её попечении оказались. — И вообще: какая разница, сколько лет? Главное рок, драйв, понимание, понимаешь, да?
И Князев не нашёлся, что возразить. Да и весь этот разговор, в основном, от удивления. К такому Мишке надо привыкнуть, слишком резкий контраст с тем. Особенно непривычно привыкать, пожалуй, к трезвеннику-хорошо-не-язвеннику. И введенному им же «сухому закону». Невольно в голове родились такие пропитанные хмелем строчки:
Этот мир стал злым и дерзким
Как смириться с этим можно?
От чего бухнуть мне не с кем?
Пью один и мне тревожно(1)
А так, группа ему, выражаясь языком Дианки, заходит. Пожалуй, такую он собрал бы и сам, если бы потребовалось. Удивляет скрипачка Ирочка — подумать только, Миха да и сам затащил в группу девушку! Со скрипкой! Андрей даже не жалел, что с Каспером пришлось расстаться — Ирина великолепна, да и шарм определенный на сцене придается.
С Альбертом он быстро находит общий язык — человек хороший, юморить любит, гитарист опытный и умелый. И, что важно, не трезвенник, хех! На том и скорешились… Бухать-то периодически хотелось. Вдали от Горшка. Вот с ним-то да и Димкой-басистом, что чемоданчиком за Князем притащился, они порой и потягивали сей пенный напиток в терапевтических дозах. Ну и с Егорычем, разумеется. Вахтанг же обычно вином угощал, грузинским!
Вообще слияние интересно прошло. Как-то так слово за слово, а пожаловался Мишка, что басист у него херовый… И вообще: должность проклята каким-то Волдемортом! Все за пьянство изгонялись спустя год, а то и меньше.
Вот он и подумал тогда… Да и перебрался назад под лоно старого шута, вывеся флаг их баркаса, что тонуть не собирался, выгребая из шторма. Техники тоже у Горшка не держались, оттого место и Егорычу нашлось… Что до Агаты, то та с какой-то затаенной радостью отдала возжи в руки Вахтангу, сама пробормотав что-то про своих любимых немцев, клипы, Старые книги… и что она всегда может быть на подхвате, как со-продюсер. Так и вышло, в общем-то. Работы на всех хватало… Воскресшие панки нынче были нарасхват!
Пришлось даже в телеграмме канал пилить, чтоб так сильно народ не доставал… А так вроде — и на виду, но общение сам регулируешь. Затея эта с кружочками очень быстро довела глубоко сорокалетних мужиков до детского восторга. Так что Ира с Агатой только и переглядываться успевали, закатывая глаза.
А разве вы не знали, что первые пятьдесят лет детства у мужика самые тяжелые?! То-то ж! Теперь знаете ребятки! Дядя Андрей и дядя Альберт — фигни не скажут, они вам её покажут… А седой дед Горшок ещё и напугает до усрачки…
Да, всё постепенно налаживалось. Потерянное время, конечно, не возвратить, но судьба, кажется дала им возможность построить новую альтернативную реальность. И хотя Андрей пока не понимал точно, как ко всему этому происшествию относиться… Одно он знал точно — рядом с ним теперь был его Миха, настоящий, не Гоблин, а снова его понимающий, слушающий и слышащий, наконец-то повзрослевший, но не утративший своего удивительного взгляда на мир, готовый меняться. Двое против всех, одна душа в двух телах, поэт и музыкант — всё, по ощущениям было так, как и должно быть с самого начала. Шут вернулся на все афиши страны. Теперь уже по-настоящему. И готов обнять был весь мир. Да. И тебя, читатель тоже! То-то ж!
Примечания:
DL: Натазя, спасибо, это был замурчательный марафон. Надо как-нибудь повторить в оридже или фике)))
Н: Согласна, Dart Lea, это был чудесный опыт, повторим как-нибудь)
1) Пиво-пиво
Вечерело. Но не за солнцем наблюдал Миша, а за ходящим туда-сюда Андреем. Явно что-то не давало покоя. Хотя, в последнее время, поводов для треволнений было предостаточно. Ну вот, ё-моё, не каждому в жизни выпадает такое... Не испытание даже — у того хоть цель какая-никакая имеется, а тут... Непонятки сплошные! Сел человек, понимаешь ли, на самолёт, как сотни раз до этого — пятую часть жизни точно в небе провёл... А тот приземлился, да. Только вот не в ноябре 2012, как должен был, а в тот же день и даже час, но пятью годами вперёд. Так-то! Временные аномалии реальны.
Только, пока тебя не было, жизнь продолжалась. Для всех. Близкие потеряли всякую надежду, да и по закону ты мёртв, тебя нет, признали погибшим. А ведь всю жизнь Мёртвого Анархиста ассоциировали с Мишкой, но сейчас вот ветер переменился. Чудо? Чудо... Особенно для родных. Только не для самих пропавших. Горшок и представить-то толком не мог себя на месте Андро: слишком быстро, слишком много обрушилось.
Ничуть не изменившиеся Княже и компания не могли не угодить в многочисленные нервяки, начиная от восстановления документов (вряд ли в паспортном столе была форма заявления для восставших из мёртвых — пришлось изобретать!) до укладывания всего этого в своей голове (а также в головах друзей, родственников, знакомых…). И, пожалуй, последний нервяк был самым главным. Мишка это видел очень хорошо. Да и на себе ощущал.
Бюрократическая машина с трудом, но ворочалась, и вот теперь, спустя почти три месяца (что по нашим реалиям — просто космическая скорость, подогретая высоким общественным резонансом), выдала новые документы, почти даже без косяков. По крайней мере не смертельные — типа, штампик не проставили. Так что они стали резко выездными... А то прилетели и сразу на место приземлились.
Даже захочешь снять жизнь с паузы — возобновить концертную деятельность, толком-то и не получится. Хотя оно и так и эдак не получится, если Князь обзавёлся фобией... А это самое не попробуешь — не узнаешь. Они пока не пробовали. Готовились к домашнему концерту. Начинать лучше всегда с дома, ё-моё.
И всё равно страшно. Потому что за фасадом "всё в порядке" скрывались немаленькие проблемы. Более того, всего перечня не знал ни Мишка, ни даже Агата. Князев — тип скрытный, до последнего всё внутри булькал, в одного перемалывая, так чуть и не вскипел мозг-то... Но и то — явно ж не всё высказал, ё-моё, Горшочек это чуял.
И так у всех ведь. Ну, внешне заметно точно было, что с пониманием и принятием всего пока тяжеловато. Да и внутренне — Мишка порой просыпался среди ночи в холодном поту с ощущением, что приземление спустя пять лет ему приснилось. И бегом полз в сеть проверить... А пробегая по кричащим на всех языках заголовкам, не сразу успокаивался. Сначала щипал себя, чтоб убедиться — не спит. Так-то. Всех это затронуло, ё-моё.
Сами-то возвращенцы, как порой называли их в прессе, не могли понять, что же произошло, в какую временную или ещё какую дыру они провалились и как оттуда вынырнули.
И, главное, куда они вынырнули. Мир изменился, и весьма сильно. Миша с трудом представлял, как воспринимал всё это сам Андрей и другие пассажиры злополучного рейса. Это заставляло волноваться и переживать и после, казалось бы, самого счастливого финала. Мало ведь вернуться, надо ещё как-то заново в бурный поток жизни войти, откуда выбросил злой рок. Угу, другие пассажиры. Горшок горько усмехнулся. Вот кому он будет врать? Самому себе? Ха, хватит уже, в своё время наобманывался. Едва и вовсе шанса на прощение лишен не был. А то, что повезло... Не вечно же так будет. Так что долой самообман!
На самом деле, его интересует благополучие лишь Князева. Ну и немного меньше Димы, например, Вахтанга, Егорыча… Всё ж не чужие люди, да.
А остальные — сочувствовать отдалённо можно, но сами справятся как-то. Все и справляются по-разному. Так вот: за Княже было порой просто страшно, а иногда и безумно страшно. Потому что даже после того, как они нарыв-то вскрыли и гной вытек, воспаление никуда до конца не ушло: явно в некоторых моментах справлялся с трудом.
В успехи можно занести, что с техническим прогрессом за пять-то лет всё уже более-менее разрешилось — не такой уж тот и сильный скачок сделал, да и Андрюха всегда рад был чёт новое узнать, врубался быстро. Другое дело, например, когда твоя младшенькая нет-нет, да назовёт «папой» другого человека (Миху, бл*, вот те и постоянный повод для раздражения и без того не ангельского терпения!) — вот это уже даётся тяжеловато.
Понятно дело, что осознание того, что Алиска не специально, не со зла так делает, не в пику какую, а просто потому, что за прошедшее время для неё Мишка Горшок в каком-то смысле папу и заменил, Княже сильно угнетало. И таких, вроде бы, мелких деталей (но значимых!) было много. Они как снежный ком накапливались и иногда обрушивались. Вот и отлетал периодически Андрей в какое-то странное состояние, нет, не бычил на них, скорее, замыкался в себе... Но не депрессия, а что-то похожее. И тоже пугающее.
Читал он тут порой истории про возвращенцев — обыкновенные кошмары, блин, им жизнь нарисовала. У многих связи оказались в руинах… И время в этом случае плохой помощник. Скорее, наоборот, многих не дождались. Так что тут, можно сказать, ещё и повезло... Потому что уже с рейса того двое не выдержали, свели счёты с жизнью: семья рухнула, с работы, понятно дело, погнали, навыки за эти годы устарели... Ещё о нескольких пресса сплетничала, желтенькая, что в дурке лечились. Оттого-то и страшно, ё-моё, было. Что все где-то рядышком ходили с этим лезвием бритвы.
Ходили, но пока не соскальзывали на самое остриё! К счастью, как подумал Миша, тяжело прислоняя голову к прохладному стеклу, они с Андреем со скрипом, но начали возвращать что-то прежнее. То, что, как выяснилось, не смогли до конца убить ни разногласия, ни мнимая (а тогда казалось, что и вполне реальная, ведь чудес не бывает, кошмар в Лосте — и тот выдуманный!) смерть одного из них.
«Пока смерть не разлучит вас», — почему-то вдруг подумалось Горшку, точно пластинка какая-то погнутая решила ожить и издать странный звук. Вот ведь, ё-моё! Думается ему тоже... Всякое. А ведь, вспоминает, свои чувства и то, на чем выгребала вся менталка те пять лет, даже смерть, как выяснилось, не в силах остановить. Сны... Слишком уж реальными казались — пропал бы без них.
Так-то, фраза, вообще, неплохая, но при Агате (при Андрее тоже! И вообще, оставить в голове, понимаешь ли, разумнее) лучше её не произносить. Она, конечно, понимающий друг-соратник, вообще-то, но и в то же время, в первую очередь, жена Князю-то, потому такие фразочки с двойным дном может не так понять.
А рука у неё… тяжелая. Да и поставлена хорошо — пока Андрея не было (с терминологией, как вообще называть этот период, они ещё не определились... Арбузную корку объяснить было б проще! Пока Андрей зависал где-то в кротовой норе, что ли? Пока был в полёте? Пока пропадал черте не знаю где?), стала ходить на бокс. Тайский. Ну что уж там, эту боевую ведьмочку — в самом хорошем смысле — не стоило недооценивать. И уж тем более провоцировать, нарываясь на ровном месте.
Так, ладно, это всё понятно — и про Агатку, и про бесконечные, порой ставящие в тупик (и самого Князя, и близких его) проблемки у Андро, но чудо это так и ходит раненым тигром почти, нервничает. Ну пускай, казалось бы, тоже способ для сбрасывания напряжения... Не самый дурной.
Но всё внутри рвётся защитить, успокоить как-то... Более того, Мишка доходит в своих измышлениях до совсем уж крайней точки, что Княже бы вообще в вату, да дома держать, ну или под носом всегда, ё-моё! Чтоб, понимаешь ли, ещё куда не исчез… Но с таким положением дел точно сам Андрюха-то и не согласится. И будет прав: вообще-то не для того выныривал, чтоб в мягкой клетке оказаться, пусть и из заботы.... Может, его и это тоже бесит, да обидеть их боится. Может, с*ка, и клинит периодически — всех... И нет-нет да и это желание — в вату обернуть — на морде лица легко читаемо становится... Эх!
Не будешь же насильно держать — тут воображение снова нарисовало картинку князевской женки, на сей раз с огромной скалкой в руке, что держала дома, почему-то не только Андрея, но и самого Горшка, видимо, чтоб мужу скучно не было... Ё-моё, это уж совсем ни в какие ворота, и Миша поспешил от подобных мыслеобразов поскорее переключиться на действия:
— Андрей, — негромко позвал, решившись, когда тот наматывал очередной круг по комнате. — Чё мельтешишь? Давай, выкладывай. А то ламинат сотрёшь — будет у тебя своя дорога из жёлтого кирпича!
— М? — Князев явственно вздрогнул, едва не налетев на стену из воздуха. Он, казалось, только сейчас вспомнил, что не один в комнате. Вспомнил, и бешено завращал глазами, пытаясь понять, чего от него хотят... Вряд ли понял, но решил пойти по пути наименьшего сопротивления, и, ё-моё, не прогадал, покивав болванчиком: — Да всё ок, Мих, нормально.
— Ага, ты поэтому тут тридцать третий круг нарезаешь, — проворчал Горшенёв. На душе совсем погрустнело — Князь настолько привык, что все беспокоятся о нём, что не глядя пуляет отмазы "нормально". Даже, блин, ему! Зажимается и прячется в раковину, и попробуй этого моллюска отковыряй! — Помнишь же, что вся фигня случается от загонов. Проговоришь, и легче как-то.
— О, — Андрей растерянно посмотрел на него. — Ты к психологу ходишь?
— Нет, — Миха поморщился, понимая, что тот ухватился за "проговоришь". Да, братия эта любила приставку "про"! Проработать, проеба... так, это уже не психологов словечко! Хотя, если вы Миша Горшок и ваши тараканы настолько ядрены, что не дают мозгоправам и шанса, именно это вы и сделаете с вашим временем. А он знал, о чём говорил... Андро не в курсе был — понятно дело, что за эти годы и туда забрасывало от отчаяния. — Агатка несколько раз пыталась пропихнуть меня к этим мозгокрутителям, но… Не моё это. Совершенно, понимаешь ли. Но я-то опытным путём выяснил. А вот ты почему не ходишь — вопрос интересный.
— А мне и пробовать не надо! Я и так знаю, что они из себя представляют! Да, конечно, добрый Айпсихолит прям найдёт мне нужные решения. — Князев раздражённо дёрнул плечом, ну да — запоздало подумал Горшок, Алёнка ж из этих, да и сама Агата порой как на уши присядет. — До х*я опытный во временных провалах.
— Он и не должен искать решения, — Мишка вздохнул, потому что теперь даже Горшок понимал, что готового решения не даст никто. На самом деле, ему этот разговор нелегко давался. Не ему, блин, быть рекламой мозгоправа! Но, видимо, в отношении этого щепетильного вопроса у Агаты пробиться не вышло. А ведь тот важный. Да и с психологинями жить одно дело, а найти своего терапевта — другое. Поэтому, собрав собственные мозги в кучку, Горшенёв и начал было затирать уверенным тоном: — Просто вот смотри, иногда надо кому-то проговорить всё, что гнетёт, выговориться, ё-моё, и тогда в голове всё как-то само выстраивается, да. Необязательно даже со спецом! — неожиданно вырвалось, а потом и вовсе Миху занесло: — Вот я, например, — и он запнулся, чувствуя, что краснеет, потому что о таком они ещё толком не говорили.
— Что ты? — Андрей ухватился за эту мысль, немного резко спрашивая, словно не уверен был, имеет ли право интересоваться, что происходит в жизни… друга. Горшок вздрогнул — такие вот осыпания почвы под ногами — они заметны были. У обоих, чё уж там. Будто они продолжали восхождение, заново сцепившись страховочными тросами друг с другом, но их всё ещё потряхивало. И было страшно, что могут сорваться. Причём вдвоём. В бездну. Такой вот альпинизм бытовой.
Ну или как его назвать-то? Новые реалии, никуда не деться. Теперь норма жизни — вот эти самые осторожные словесные прощупывания территории. Сорваться-то никому не хочется, особенно понимая последствия.
И всё-таки это было... Тоже терапевтически. Ну вот восстановление и сцепки этой, и общения... Всего... Ну пусть не в состояние до всего-всего гнилого, а пока и непонятно ещё какого. Но это было общение. Настоящее. Снова.
Княже несколько приоткрыл створочку своей раковины... Уже не смог оставить всё как есть после того приснопамятного разговора в ванной, когда Горшенёв был близок к тому, чтоб сдать того... вовсе не психологам, ё-моё! После они потихоньку начали проговаривать болючие места свои и обидки, да и просто говорить друг с другом больше, чем дежурными фразами.
Это всё Горшка очень радовало, но некая неловкость до конца не уходила, видимо, рановато было. И если в случае с Михой было абсолютно ясно — ну, во всяком случае ему — почему так страшно было нарушить границы Андрея, то почему смущался Андрей — непонятно. Это Миха конкретно так накосячил, а не Князь. Но факт оставался фактом: Андрей тоже временами впадал в дичайшее сомнение и неуверенность. И вот таким его видеть больно. Вообще, глупо, конечно, ожидать было, что тот приземлится, отряхнется и пойдёт дальше как ни в чём ни бывало.
— Я тоже говорил, — нехотя выдавил. Признаваться по-прежнему было очень... страшно — вдруг Князь не поймёт, покрутит у виска и вообще... Миха сглотнул. Но шансов тот ему не дал. Вгрызся неожиданно, как и раньше, упрямо.
— Ты ж сказал, что к психологам не ходишь? — Князев явно не догонял. Сказал же, необязательно к спецам, эх, е-моё... А ведь не отступится. Пояснять придётся за всё. В том числе и за глупость свою несусветную... Ну, по крайней мере, сейчас так кажется. Вон какое недоумение плещется в синих глазах.
— Не с психологом. — Мишка набрался сил. Словно собирался с парашютом прыгнуть. Или в пропасть шагнуть — в зависимости от того, как его слова воспримет Андро.
— С тобой говорил, — чуть тише продолжил, чувствуя, что уши совсем уж пылают. Будто к ним по зажигалке поднесли. — Ну там, во снах… — спешно добавил, видя вытянувшееся совсем лицо. — Правда, там ты не особо со мной говорил. Просто стоял обычно и смотрел. Поначалу с укором, потом у тебя взгляд смягчаться начал... Ну или я сходить с ума, ё-моё! — Миша запустил себе нервно пальцы в шевелюру, пытаясь хоть как-то унять охватившее его волнение. Не помогло! Но он всё равно дошёл до конца и выдохнул: пусть знает, как важен, пусть... Раньше не часто его этим баловал:
— И эти сны, Андрюх, наказанием были и счастьем, понимаешь, да?
Андрей осторожно кивнул, соглашаясь и одновременно безмолвно прося продолжить. Одна из пружинок внутри чуть расслабилась. Как он мог подумать, что Княже подымет его на смех? Нет... Это не про него. Зато может загнаться по другому поводу. Все мы люди...
— Так что во снах не поговорить было, ну, особо... Хотя однажды ты мне песню подкинул, во фокусник, да? — Горшенёв криво усмехнулся. — Вот я и ставил фотку твою и с ней говорил. И, веришь ли, сумасшествие ли это всё, но иногда казалось, что ты мне отвечаешь. И так было легче. Справляться, ё-моё, с тем, что у нас всё так... Так х*ево вышло, и никаких шансов исправить это не было! Ну вот, такой вот я псих, зато дожил до грёбаного чуда, вот разговариваем, а я подспудно жду, что у тебя сейчас лицо отклеится — и это просто я перегрелся! — криво закончил.
— Не псих… — Андрей отвёл глаза, вздрогнув пару раз на "грёбаном чуде". — Знаешь, сколько раз я мысленно с тобой разговаривал? За одиннадцатый-двенадцатый года? Не имел ведь решимости открыто с тобой пересечься, да высказать всё. Вроде, близко-близко бывали, а всё равно — это лишь физически, Мих. Морально — сунься я к тебе тогда — наверное, дружбу нашу точно можно было бы только похоронить окончательно. Ты злой и обиженный... И я. А в голове, вот да, проигрывал диалоги на пару часов. Такой вот театр одной черепной коробки. И… действительно ведь, иногда словно легче становилось, — признал Князь, легонько улыбаясь. — Так что если ты псих, то и я тоже! — и он похлопал его по плечу.
— Вот! О чём я и говорю! — назидательно поднял палец Мишка, пропуская мимо ушей, что его можно понять и превратно — как согласие, что они оба не в своём уме. Но Горшочка было не остановить: — Нельзя в себе копить — надо общаться если не с психологом, так хоть с кем-то, как старший товарищ, ё-моё, тебе говорю.
— Блин! — Князь внезапно аж подскочил, отскакивая от него. — И ты туда же!
— В смысле? Куда туда же?! — Мишку порядком такая вспышка напугала. В самом-то деле, что опять-то? Настроение у Андро скакало прытче мяча.
— В том, Мих, что меня только ленивый не спросил, как мне ощущается в этой жизни, да! — Князь раздраженно дёрнул лицом и снова зашагал по комнате, останавливаясь, чтоб громко выдохнуть: — На какой, блин, возраст я себя ощущаю! А мне почем знать-то? Никогда паспорту не верил... И вообще — фигня это всё. Но цепляются! Друзья, знакомые, блин, даже родня — нет-нет да и поинтересуется, с каким юбилеем меня скоро поздравлять можно будет! Ещё и журналюги эти прикопались… Фотки суют. Мол, вот как выглядят ваши ровесники, вот вы... Не будет ли Горшок теперь дедовщину чинить?
— Чего? — тихо спросил сам герой расспросов. — Да не слушай ты этих... этих... — цензурного слова не находилось. И неизвестно, не загнался ли Князь. Горшенёв качнул своей белесой гривой и добавил, чтоб обстановочку разрядить: — Это, скорее, ты меня загоняешь, — он прикусил язык. Опять не то сп*зданул. Ну вот, только подтвердил слова Андро. Да блин!
— Вот! Видишь! — горько отозвался тот. — И ты туда же... Старший товарищ.... Загоняешь — молодой... А уж они теперь и подавно не отстанут. Мало проблем! — Князь насупленно ткнул тапочкой в оставленный Алисой мяч. Тот отскочил, не попав по лбу самому Андрею только по счастливой случайности.
Миша же усилием замедлился. Чтобы дальше не напортачить, надо разобраться. Так, суть он догнал верно. И да, пишущая братия, которую хотелось назвать словом "свора", уж точно подлила масла в и так полыхавший костер. И сейчас этот "дымок" метался по квартире, что-то там нелицеприятное про акул пера бормоча. Вообще, сложно было с ним не согласиться. Горшок и сам на них зуб имел немалый... С другой стороны, а как без них? Кто людям будет спле... информацию передавать? Все мы люди — у этих просто работа такая: вынюхивать да выяснять всё. А тут как им было не наброситься? Сенсация такая, ё-моё!
Чем не инфоповод, что совсем недавно, удачно (реально, удачно — хорошо сыгрались, ё-моё!) объединив две группы (как отмечали СМИ — одна половинка — гости из прошлого, вторая... У Михи глаз дёргался, поэтому не будет он это вспоминать!) под одним флагом, начали готовиться к совместным концертам.
Хотя Миша (да и не только он! Агата тоже, но тут неожиданно единым фронтом все возвращенцы выступили — хотим срочно выступать, навёрстывать и точка! Даже всегда разумный Вахтанг смысла в промедлении не видел!) и активно сомневался, что выход на сцену — это прям то, что нужно спустя всего несколько месяцев после возвращения, как-то это потом на менталочке Андро отразится… Но сам Князев давал понять, что это ему необходимо, и вообще, вид имел такой, что, кажется, все попытки обернуть его в вату только в факел бы превратили.
Они и сейчас-то собрались у Андрея обсуждать предстоящий домашний концерт. Арена — знакомая, зритель — тоже, в самолёт садиться не надо — уж он-то должен был пройти нормально... Другое дело, что, естественно, учитывая популярность возвращенцев, событие это не могло пройти мимо акул пера. И те спешно начали (чуть-чуть ажиотаж первых недель схлынул, опять пошли осаждать!) приглашать их на интервью или просто пытаться подкараулить любого из участников группы, от техника до фронтмена.
Похоже, что отныне любимый дурацкий вопрос не кто король, кто шут, а… В различных вариациях интересовались — и это просто невероятно тупо — сколько лет исполнится Андро: 40 или 45. Чудесно просто. И, вроде бы, Андрей каждый раз отшучивался, говорил что-то о том, что у колдунов и шутов возраста нет, но, видимо, в душе всё равно прокручивал и перекручивал. Вот те и тесто к пирожкам Ловетт подъехало!
— Андрей, — осторожно позвал Миша, — это же всего-навсего циферки в паспорте. Они особо не влияют ни на что.
— Нет, Миш, — горько сказал Князь, останавливаясь посреди комнаты и оборачиваясь с дико сверкающим взглядом: — Это не просто циферки в паспорте. Это пять непрожитых, несправедливо отнятых лет! Непонятно за что и кем. Могу ли я находиться в этом моменте, в этой жизни, когда всё перестроилось, и я и сам не понимаю элементарно, сколько же мне на самом деле чёртовых лет! — а вот и признание, которого Миша боялся. А ведь Андрею было что ещё сказать:
— За пять лет люди могут кардинально поменяться, особенно дети, Мих, мои дети — упущенные в детстве годы с малявками не наверстаешь никак! Не повторится ни первого слова, ни первой сказки — ничего! Ладно это, так за пять лет происходят миллиарды событий, которые влияют и на мир, в котором ты живёшь, и на тех, с кем ты живёшь! И вообще, непонятно... Вот я внешне тот же я, как все говорят. А внутренне? Я не поменялся? Или поменялся? — Князь вдруг как-то заметно сник, плеч опустив, и договорил уже тише: — У меня постоянно ощущение, что вы все пошли дальше, а я остался где-то позади. Я и ещё несколько «счастливчиков», которым повезло оказаться на том же рейсе!
Миша опешил: вот как интересно выкручиваются мысли в голове у Андро. Всегда та удивительной была, но вот сейчас со знаком минус мучала владельца.
— Ты не остался позади, — попробовал донести до друга. — Ты идёшь рядом с нами, всё можно восполнить, — он прикусил губу, понимая, что его аргументы разбиваются о только что названные Князем вещи. — Нельзя зацикливаться на том, что ты уже никак не исправишь. Но можно пойти дальше и создать новые воспоминания и впечатления. Те до конца, может, недостаток и не перекроют, но если будешь так загоняться, то испортишь и настоящее, и будущее. Хорошо будет тогда твоим девочкам?!
— Я уже ничего не знаю, Миш, — Князев отвернулся к окну, несколько утихнув. — Понимаю, что психами этими своими и хождениями по кругу только вред приношу... Но и избавиться от всего этого, выкинуть из головы не могу! Вот как восполнить каждый день, прожитый моими девчонками, например, из этих пяти лет? Ты знаешь? Порой реально думаю, что лучше б мне и вовсе не приземляться, — совсем уж тихо добавил, но всё равно заставив Горшка взреветь. Правда, про себя. Опять двадцать пять. То, что было истерично выдано тогда в ванной, оказывается, никуда не делось. Бл*дь!
— Нет, — Горшенёв решил, что не стоит лукавить. Князь и так на всё болезненно реагирует — и такую очевидную ложь... раскусит, и ещё сильнее распсихуется. Интересно, конечно, у них роли перетусовались, бл*дь. — Это, действительно невосполнимо. Но сейчас ты здесь. Это главное, понимаешь? Что Алиска, что Дианка абсолютно счастливы. Им не важно, сколько тебя не было. Им важно настоящее. А сейчас ты здесь, с ними! С нами! Поэтому и думать забудь про это своё лучше. Уж точно не нам лучше, понял, да? — очень хотелось подскочить, развернуть к себе за плечи и как следует встряхнуть... Но... Увы, никак.Нельзя просто — от этого Андрей опять закрыться может. А это ещё хуже.
Поэтому Княже молчал, всё так же отвернувшись. И не видно, какие тени блуждают по его лицу. Казалось, что он всё также не согласен, что доводы его не убеждают. И вообще, ему стыдно и за эту вспышку, и чуть ли не за то, что вернулся и нарушил размеренный ход жизни. Бл*дь, и вот что с этим делать? Горшенёв внутреннее застонал.
— Ладно, Миш, — помолчав ещё немного, Князев поспешил перевести тему, и хорошо, потому что и у Горшка тем не находилось. Ни одной, как и слов. — Давай сет добьём, а то и так уже на репетиции осталось мало времени.
Горшенёв резко вздохнул: нельзя ведь так оставлять, надо что-то делать, чтобы Андрей почувствовал себя своим в этом мире. Но… продолжить разговор и надавить не решился. Слишком хрупким казалось всё же их общение. Может, потом когда-нибудь. И вот так, с*ка, каждый раз. Настанет ли это потом?!
* * *
Пока он страдал, Князев же явно взял себя в лапки и, уже внешне спокойно, вернулся к доделке предварительного сет-листа для триумфального возвращения. Предстояло ещё обсудить его с группой, а времени действительно было мало. Того вообще всегда мало будет, как чувствовал сам Горшок. Потому что нет-нет да посещало его, что это у него подло Князя украли... Что это у него организм конкретно так изношен, хоть сам Андро и любил нет-нет да проговаривать, глядя порой на него, что треснутая посуда живёт долго, а он самый настоящий Горшок — простоит, как и античная ваза, долго и ещё всех их... Последнее не любил уже Миха, особенно в свете прочитанных самоубийств пассажиров, но вот Князя, видимо, такие изречения успокаивали... Бл*.
Да уж тяжеловато помочь другу проработать его загоны, если собственные цветут и пахнут.
Стремясь отвлечься, мысли, по счастью, вняли в толк просьбы не ворошить улей и потекли в другом направлении: невольно, но Андрюха напомнил ему, что приближался февраль и, значит, день рождение Князева. Тут прям снова острый момент вставал — теперь уже у самого Горшенёва: а что дарить-то друже?
Миша, вообще, подумывал было крутой планшет преподнести, чтоб там всё и рисовалось, и качалось, и писалось, как надо. Но сейчас, в свете всех новых обстоятельств, этот подарок казался не просто рядовым, а каким-то… унылым, что ли. Ну вот так, откупиться, вроде как. Тем более, что такую вещь лучше самому выбирать под себя, не дарить же сертификат в магазин техники — то вообще днище. Осталось только деньги на карту сбросить с приписочкой — да!
А что тогда дарить? Хотелось чего-то особенного, что укрепило бы Андрея в его скорейшем осознании, что он не аутсайдер какой, не отставший игрок, а, напротив, нужный всем близким человек в нужном месте и времени. Примирить его с потерянными годами. Звучало, с*ка, как миссия не выполнима!
Вот, кстати, Агатка неплохо придумала, скооперировавшись с Алёной, оформляла персональные альбомы Дианки и Алиски, но не просто фоточки собрала за все прошедшие годы, а красивущие книги, для каждой из девчонок — своя, где к каждому фото был небольшой рассказ об этом дне, где были смешные истории и заметки самих девочек. Рисунки, цветочки и многое-многое памятное. Пусть хоть так Андрюха немного восполнит. А если понадобится — девчонки сами с радостью дополнят воспоминания и подгрузят ими батю. Не фиг чувствовать себя ненужным, ё-моё. Хотя от таких альбомов Князя могло и на худой конец разнести... Но это терапевтическое такое будет, наверное, да? в любом случае звучало это очень нужно и здраво.
Вот и Горшку хотелось чего-то такого. Повторять, правда, фокус для него смысла не имело... Вот, гляди, Андро: тут фото из больнички — да, Ленин в мавзолее краше выглядит, а тут я, гордым одиноким сычём кружу по сцене, почти что Голые Коки исполняю — историческое фото. С серьёзным хлебалом... Да нет... Такого добра Андро не надо... Сдался он ему, ага. Да и воспоминания эти тёмные, мрачные, нехрен их увековечивать.
Так что Мишаня совершенно не понимал, что же ему придумать. Такое, чтоб прям тягу к жизни возвращало и встряхивало... Нет, электрошокер нельзя — говно идея! Мысли заполошно скакали: может, прыжок с парашютом? Тут живое воображение подкинуло Горшенёву весёлую картиночку, как Андро этот самый парашют надевает ему на голову и завязывает чепчиком. Нет, пожалуй, парашют, как символ возрождения к жизни и успевания за ней, совсем не подходит. Что-то другое надо... Без намёков на застрявшего в небесах.
Хм... Если не воздух, то, может, что-то с водой связанное? Княже ж любит это дело, ё-моё! Подарить резиновую лодку (место не критично занимает!) — как символ того, что жизнь, бл*дь, как река, и воспоминания и события всё равно в ней остаются, можно, типа, напитаться ими… На это уж мысленный Андрей с возмущением произнёс: «Утопить меня на резинке решил, что ли?! Небо не забрало, так, думаешь, вода заберёт?!»
Так, поёжился Горшочек... Тоже не то! Думай, Мишка, думай…Только как назло — ничего дельного не шло! Что-то, что обычно мужикам дарят — не канало. Набор рыбака там, типа, чтоб ловил удачу за хвост, слишком банально, блин, да и Князев тогда его с собой утащит... А морозить задницу в камышах утром и вечером, ожидая, когда клюнет не жареный петух, а корюшка какая... Это такое себе. Нет, за такой подарок расплачиваться придётся!
Может тогда цацку какую? Ну Княже ж такое любит... И браслетики-кулончики... Что-нибудь необычное, а? Ага, с джипиэс! Нет, вообще, мысль неплохая... Не в смысле маячок туда поставить, а вообще. Можно отложить. Но хочется чего-то более... блин, ну необычного, да, к тому же — Горшок уже мысленно обливался потом, представляя все эти походы-поиски. Тьфу, бл*!
Так, может, ему что-то для активного время препровождения подарить. Ну, чтоб не жаловался, что отстал безнадёжно? Какой-нибудь электросамокат, а? Но буйное воображение уже нарисовало бешено мчащегося за ним и, естественно, догоняющего Андро с воплями: "Снова ты со своими намёками, что я теперь щенок молодой!" Нет, самокат нельзя... Или обидится, что, мол, хочешь, чтоб я укатился, или разобьётся, блин, в попытках себя живым почувствовать. Ну или просто из реальности выпадет, задумавшись, — привет, столб.
Хм... А если кожанку заказать с шутом их, а, обнимающим? Так не успеет уже... Такие вещи быстро и качественно не делают... Поискать чего из наличия — жилетку, куртку, плащ? Блин... Скажет: чё ты в мой концертный лук вмешиваешься, думаешь, я сам не могу, что опопсел и вообще? Не, говно идея...
В башке вдруг вспыхнул концерт из начала нулевых, где Андрей прихватил оставленный, видимо, с детской постановки костюм и выкатился на сцену киндер-сюрпризом... Вот уж точно — без комплексов человек... Был. Хотя и сейчас сюрприз так сюрприз и всегда дарит радость, ё-моё. Хер знает только, как ему это показать, чтоб точно понял, если по-прежнему загоняется, бл*.
Может, написать что-то реально стоящее? Ага, для этого вдохновение нужно... А уж отловится ли — хрен знает. Надо что-то другое думать! И Миха начал усиленно так обмозговывать, по дороге к себе домой, и в голове, кажется, начало что-то проскальзывать. Пока обрывками мыслей и едва заметными штрихами, но всё же… Уже не полный голяк.
* * *
Когда очередной журналист влез с набившим оскомину вопросом — а на какой, с*ка-бл*дь, возраст господин Князев себя ощущает — Андрей почувствовал, что отчетливо понимает Мишку с его «щас что-нибудь сп*здану», более того: вон тот стул так и просится вместо головного убора на башку этому очередному любителю дурацких вопросов, на которые у него нет и не может быть ответов. Ни сейчас, ни потом, как это не прискорбно осознавать.
Андрей вздохнул, напоминая себе, что не всегда мы можем что-то предпринять, иногда обстоятельства... сильнее нас — и тогда остаётся только жить с этим. Пытаться. И он старался. Порой выбиваясь из сил, но упрямо старался как-то привыкнуть, как-то устроиться в этой новой-старой жизни.
Да, временами даже становилось легче — иногда помогали обычные игры и возня с дочками (настороженность из глаз Дианы уже почти ушла, Алиса же находилась в том возрасте, когда принять вот такое оказалось проще... поэтому, можно сказать, Князеву повезло, но у него язык не проворачивался), нежности с Агатой (Нигровская вряд ли это вообще осознавала, но пару раз Андрей, вздрагивая, просыпался от того, что та его облепила всеми конечностями, да так цепко, что ему, не желая будить, приходилось так дальше и засыпать, ощущая себя каким-то плюшевым, но вообщем-то, весьма нужным зверем), разговоры со старыми друзьями…
Да, особенно со старыми друзьями. Если ещё точнее, то со старым другом — Мишкой. Этот гоблин лохматый (Князь вздрогнул — вот Гоблина-то он как раз давно уже не видел... Но и в то, что тот сгинул с концами, оставив Горшочка в покое — не верил. Увы, и потому ждал, когда тот снова проявит себя, хотя и отказаться от общения не мог. Не имел на это сил — ни моральных, ни физических) ловко заново ввинтился в его жизнь. Впрочем, до конца-то он из неё и не вылезал. И не вылез бы никогда — понимание этого пришло само собой, когда он начал понемногу привыкать к старому-новому миру и тому, что Мишка никуда не денется... Прогонишь — будет кругами вокруг дома бродить и с Агатой за спиной созваниваться. Нет уж... Лучше в открытую. Для обоих лучше.
Как бы Андрей в своё время (пять лет назад — услужливо и гаденько произнесло что-то в голове) ни пытался выбросить Горшка и из жизни, и из головы. Миха крепко зацепился тогда, много лет назад, и сейчас продолжал цепляться (бульдожья хватка — хихикало что-то, примеряя на лохматого то одну породу, то другую — это несколько отвлекало и да... чуточку помогало тоже), приземляя его самого ничуть не хуже, а где-то и лучше других.
Всё-таки Мишка был ему нужен. И ни фига ничего не отболело. Как бы у него те два года ни полыхало, благо и Гоблин дровишек подкидывал, но боль это только усиливало, а тактика избегания не особо работала. То, что придурочного этого всё гнилое обнулить заставила его — да, будем честны — верная смерть, оно тоже настороженности добавляло. Потому что... Ну не надёжное это дело, когда ты внезапно снова становишься хорошим и тебе все косяки прощают, а себе голову пеплом посыпают... и плевать, что для Мишки это ни хрена не внезапно. У него пять лет было, чтоб осознать. А у Андрея такого времени не было. Ничего не было. Вот и поэтому ещё сложно было. Ведь видел же он — и как тот старался, и сеть изучил — понял, что тот все эти годы делал, да и по домашним своим замечал отношение... И в глаза напротив смотрел и не видел ни притворства какого (это уже и не Миха Горшок был бы), ни даже полутени Гоблина. Но от настороженности это не избавляло.
И в целом не про Мишу даже речь и не про домашних, просто мерзкое чувство не оставляло. Точнее, оно притуплялось временами, но совсем не исчезало никогда. Ночью можно было особенно удачно притвориться, что всё хорошо... Агатка не настолько изменилась, чтоб это можно было заметить в полумраке. И вот в тишине под её негромкое сопение он и забывался порой. Ну, подумаешь, спальня не та, всего лишь стены... Как и кровать — мебель. Остальное — старое всё, так ведь? Ну, он уж точно... Вернулся из тура — жена под бочком, за стенкой Алиса спит, где-то живность их на лежаночке дремлет — всё как раньше. Так с самообманом и засыпал. А потом, среди ночи, просыпался, потому что Нигровская схватилась за него как за круг спасательный. Ни хрена всё не хорошо... Совсем.
Так что временами (а это довольно часто, увы) Андрей себя чувствовал какой-то безнадежно устаревшей вещью. Ну, может, и не вещью, но иначе назвать не получалось. Устройством Андроид, бл*. Вроде и работал, но как старая модель, для которой уже и не приходят обновления — производитель махнул лапкой. Всё, ребятушки — все ушли, справились с его потерей, примирились. Обновились. Вон даже Мишка взял и сделал финт ушами — ЗОЖником заделался.
Ладно-ладно, у того и впрямь были причины. И снова — привет, двоякие чувства: Князь, с одной стороны, очень рад был видеть его таким — здоровым относительно, трезвым всегда, а не от случая к случаю… А с другой — как же противно осознавать, что для этого коренного перелома, прорыва в долгой и показавшейся уже бесполезной борьбе в каком-то смысле пришлось полностью устранить, практически выкорчевать до конца с корнем из реальности Миши Горшенёва такой весьма неоднозначный фактор, как Андрей Сергеевич Князев. Круто же, да, понимать, что для того, чтоб друже твой наконец перевёл стрелку с рельс, ведущих в пропасть, на путь в долгую (нет, дедушка Егор, не факт, что счастливую) жизнь, тебе в его сознании пришлось сдохнуть.
И вот теперь вернулся — да. Нужный, вроде бы, да. Но тогда, пять лет назад... Перечеркнуть всё то одномоментно он не мог. Надеялся и в 12 году, да, может, и сам себе в этом не часто признавался, но надеялся. А сейчас уже и не знает, сможет ли: они все научились жить без него. Даже мама. Хотя с ней легче всего было, и спокойнее. Поэтому — когда особенно невмоготу становилось — просто ехал к ней. Та уже перестала тихонько плакать от счастья, так что... Сбегал, да.
Потому что хоть все вокруг и ходят на цыпочках, практически ощутимо, бл*дь, всячески боятся как-то пошатнуть нервную систему возвращенца, разговоры осторожные ведут, к психологам,вон, отправляют… Заботятся так, что и вздохнуть полной грудью порой невозможно.
Вон, бл*ть, те же самые концерты… Услышав, что Андрей хочет вернуться, более того, о сольнике больше и не заикается, только ленивый не спросил по десять раз — ты уверен? Может лучше на время затаиться, с семьей побыть, уйти от такого пристального внимания? Все они точно не понимали, что так Князев отчаянно старается нащупать почву под ногами и стать снова самим собой, а не предметом каким-то, чудом, блин. Нужным и важным.
Да, они из лучших побуждений, да, оберегали. Настолько, что порой Андрей ощущал, что ещё немного — и эта самая вата у него из ушей полезет. Хотя порой такие взгляды ловил, что понимал: могли и сильнее. Сдерживались. Опять-таки ради него — и это не могло не радовать и вообще, буквально кричать в ухо, что ты не один.
Но… Маленькие, ничего для них незначащие вещи больно резали своей нормальностью, повседневностью и незнакомостью. Например, когда Диана рассказывала про какую-то подружку, с комментарием — «ты её не знаешь, пап, но она клевая», когда смотришь на свои песни в аранжировке Мишки и компании, понимая, что не то чтоб сделал всё иначе, просто сам факт... угнетает! Или когда тот же Горшок мимоходом бросает что-то типа: «Лиска этого не любит», или когда он же, но уже с Агатой самозабвенно и без него обсуждают дела группы… Это всё давило и угнетало.
Он не говорил им о своих чувствах, не хотел ещё больше расстраивать. Даже у мамы и то по большей части молчал или трещал о какой-то ерунде. Или слушал, что та может рассказать о жизни, прошедшей мимо него в эти годы. Такая тактика была провальной. Молчание вовсе не всегда золото. Это показал "случай в ванной", но и ничего лучше Князев придумать не мог. Плюс боялся, что родные начнут очень уж внимательно следить и за ним, и за тем, что говорят и делают. И их общение выйдет на новый уровень искусственности. И так уже порой казалось всё каким-то ненастоящим… Будто он не проснулся в самолёте.
А журналисты с этими своими вопросами-расспросами лишь добавляли жару. Ну и как Андрей может на них внятно ответить? Если и сам не понимает до конца ни кто он, ни где он, в какой точке времени застрял. Бляха-муха, застрявшая, но не в янтаре, а каком-то дерьме!
Пожалуй, только в последнем разговоре с Михой, как раз про эту вопросно-допросную тему, и умудрился осознать масштаб проблемы: прошлого уже не вернуть, настоящее было не для него, ведь не было предыдущего отрезка, а будущее скрывалось в тумане, свет на который не мог пролить ни один фонарь.
Несомненно, какое-то оно было, но зыбкое такое, угрожающее так и провести остатки земной жизни в плавании около всех своих. На сопряженной, но прямо не пересекающейся орбите. И не чужой, и не свой. Никакой.
Даже Мишке, с которым легче всего отчего-то срывалась с языка накопленная тяжесть, сказал полуправду — о невосполнимости прошлого. Может, даже себе самому в этом было трудно до конца признаться. А ещё расписаться в собственной беспомощности и незнании, как дальше с этим со всем жить.
Совсем не случайно некоторые пассажиры того самого рейса сошли с ума или… Князь прерывисто вздохнул, поглядывая за окно. Удивительно, как при всей этой заботе, его ещё одного пускали на балкон. Хотя теперь если, как обычно, долго зависал в ванной, его обязательно окликали. Проверяли, блин. Потому что "или" — это добровольно прервали этот замкнутый порочный круг, в который превратилась жизнь. Да, он интересовался судьбой пассажиров. Этот полёт их одновременно и объединил, и от всех отграничил.
Вот-вот. Он-то в своей беде не один. С друзьями попал. Повезло, можно сказать. Да-да — Князев ненавидел это слово "повезло". Слишком уж много раз ему повезло. Да так, что весь и обляпался.
Андрей понимал умом, что и Вахтанг, и Егорыч, и Димка испытывают нечто похожее. В меньшей степени — возможно потому, что журналистам был интересен фронтмен. Да и просто людям. Ну или Князев просто дожил до состояния страдающей маргаритки, принимающей всё слишком близко к сердцу и загоняющейся совершенно левыми какими-то, надуманными проблемами. Ни в чём не был уверен. Даже в том, что друзья-товарищи по несчастью говорят правду, а не умалчивают большую часть того, что творится в душе. Как и он сам. Просто какое-то дико страшное молчание в ответ — и нет, в себе разобраться не получалось, куда до остальных...
Так что удивительное дело, но Мишка прав, наверное: стоит превозмогать себя и разговаривать хоть с кем-то. Прямо, а не в обход, без ходьбы вокруг и около околотками. Может, так и встанут постепенно мозги на место, и он найдёт его, место это, и в нынешней жизни. Однако сделать это было несоизмеримо труднее, чем признать правоту одного лохматого. Ах да — ещё одно изменение неоднозначное. Того сейчас особо и лохматым-то не назовёшь — аккуратно всегда причесанный, весь белый и пуш... просто Горшок (как не вычесанный-то?! И не отполированный от сажи и копоти накопленной) тоже какой-то чужеродностью отдавал.
Да, коллекция загонов А.С. Князева пополнилась, мнительность вывернулась на максимум — и вообще, порой он сам себя не узнавал. И да, видимо, к разговорам он все же не готов ещё. Ни с кем. Хоть и пытается, с тем же Михой, например. С Агатой… Чуть проще было с Вахтангом. Но там они оба по большей части молча пили. Что не отменяет некоторой терапевтичности действа, как и в случае с Наскидашвили. Тот приводил голову в порядок, ну или просто находил свой дзен, за готовкой мяса. Разными способами. Кажется, столько маринадов тот до прерванного полёта не знал. А вот разговоры — те не особо клеились и там.
Особенно нелегко было отчего-то адекватно реагировать на разговоры о каких-то повседневных делах, типа, а что тебе на день рождения подарить — да-да, люди теперь тоже не знают этого Князя, хотя и говорят, что не изменился. Жизнь — хочется ответить ему в такие моменты. Подарите мне пропущенную жизнь, чтоб можно было жить дальше. А не ощущать себя размороженной тушкой цыпленка бройлера, которую какой-то безумный учёный за каким-то лядом реанимировал, дабы посмотреть, что получится.
* * *
Крутится, вертится, но не шар голубой, хотя он тоже вертится, но сейчас не об этом, а о мыслях в голове у Мишани. Подарок, подарок… Ясно дело, что Андро надо заземлить... Не в том смысле, что тот похож на оголённый провод, хотя и это тоже. Но так просто не выйдёт. С техническим-то действом.
Нужно как-то извернуться и показать ему, что, в общем-то, он здесь, с ними. Нужен и важен. И что те пять лет, хоть и не все, конечно, но по большей части можно если не восстановить, то восполнить. Эту яму перепрыгнуть. Создать будущее всем назло, не позволить влиять прогалку этому на себя — обратиться к другим значимым моментам. Будто мало их в прошлом было. Не всё пятью годами измеряется... Как-то же люди приспосабливаются заново, кто с недугами боролся, в коме лежал, кто в тюряге сидел... Нет, х*йня примеры!
И всё равно — не повод сдаваться... Тем более, Княже... Тот же сильный, всегда скалой казался! И вот, с*ка, куда-то песком сквозь пальцы от них просачивается. Так хотелось его за плечи схватить да прямо в ухо как следует прокричать, что не поздно, Андрей, блин! И ты не в стороне, не позади всех. Но нельзя... Осторожнее действовать надо. И день рождение — идеальный повод для говорящего, почти кричащего подарка.
И для этого случая очень быстро — неожиданно даже для самого Горшенёва — нашёлся подарок. И, казалось бы, можно было бы на этом остановиться. А что? Подарок есть? Есть! Значимый? Да! Особенный для них двоих? Очень! Уже лучше подаренной лекции на тему анархо-коммунизма или чего-то такого под стук колёс.
Но нет же… Разум вот это всё понимает, а в душе неспокойно. Где-то внутри зарождается пульсирующая мысль, что этого недостаточно. Вот совсем. Ну, может быть, будь ситуация рядовой, обычная днюшка — вполне достаточно. Всё-таки совсем не такие у них отношения были, чтоб мерить этим... Вот именно что были, бл*! И не всегда и тогда-то Миха был даже просто внимательным. Но ему прощали и это, и многое другое, пока кредит доверия не исчерпался. Да и это не обычный день рождения. И Андрей вовсе не обычный, ё-моё. Быть таким, как все, с детства не умел… Очень точно Княже себя описал, не прикопаешься. Не как многие думали, его, Горшка... Нет — себя. Может, сейчас и начал кто-то догадываться, да...
Вдобавок ещё какое-то смутное чувство не давало покоя. Мишка с ним ежечасно варился, варился, и, кажется, доварился до выжимки. Выварил-таки мысль: что, если проблема глубже? Не только в прошлом дело, но и в настоящем, и в будущем.
Потому как, ведь, если Андрей чувствует себя обделённым, вычеркнутым из жизни в прошлом, считает, что оно ушло, не значит ли это, что и в настоящем так же? И он по-прежнему в неком таком ничего застыл. Ни там, ни тут. Тогда и за будущее думать уж совсем страшно — не строится оно без двух других констант. Его вообще может и не быть, если сейчас Княже тоже доварится. И не удержать им его, если решится уж. Упрямый ведь, и не дурак. Значит, не только в былом надо заземлять, потому что ему подарок подвернулся удачно, а вообще, везде смысловое искать... Чтоб уж со всех сторон Андро никуда не делся, ё-моё.
Вот тут-то мозг и сломался. Но как сломался, так отряхнулся и дальше затарахтел. Страх, знаете ли, хороший подгонятор. Снова остаться без Князя под боком он не выдержит. Тем более, таким жутким образом. Нет, время быть сильным не прошло. Кажется, даже ещё ответственнее момент наступил. Мысленно давая себе подзатыльники — исключительно для лучшей работы мозга, Миша-таки, конкретно поскрипев, нашёл, кажется, ту часть, что могла помочь вдохновить Андрея на дальнейшее и проложить ему дорожку в будущее. Более того — им. Вместе, ё-моё.
Да, собственно, его этот подарок уже давно ждал. Даже когда никто уже не верил в возвращение, когда считали мёртвым, когда пытались и сами жить дальше и уговорить Горшка отпустить. В каком-то смысле эта вещь — хотя можно ли так её назвать, вопрос хороший — поддерживала и самого Миху в почти безнадёжном ожидании чуда. Пусть теперь и увидит, услышит её тот, кому хотелось изначально вручить. Может, и ему поможет.
Да что там — Мишка был уверен, что поможет. Потому что вложил туда всю свою... боль, конечно, тоже, но правильнее будет сказать душу. Правда, маленькая частичка где-то глубоко в душе сомневалась: а не поймет ли превратно это Андрей, не выкрутит ли его, как выяснилось, потерянно блуждающая и активно загоняющаяся менталка вообще в другую сторону, в дичь какую… Ну, что так Горшок его к себе по-новой привязывает, чуть ли не в рабство берёт. И так, считай, снова на одной сцене... Причём отношение к этому самого Андрея, истинного, он боялся узнать. А теперь ещё и это. Миша, конечно, эти мысли паскудные гнал, но волнения они всё же добавляли, да и прогонялись с переменным успехом.
Но подарок-парус к будущему был, как бы Миха не сомневался, как и прошлого ниточка. А вот часть подарка, призванная закрепить Княже в настоящем (и желательно рядом со всеми близкими и родными людьми), ну никак не находилась. Мозг, по ощущениям, кипел и работал на 200 оборотов вместо 100, однако ничего не находилось. Дельных идей не было. Так что рисковал Горшенёв всю удачно вспыхнувшую концепцию порушить.
Так бы и остался Мишка с неполноценным подарком, всю идею провалив (можно, конечно, сделать вид, что так и задумано, мол, ну настоящее — оно на то и настоящее, что про него рассусоливать, но… Он-то знает, себя не обманешь!), однако помог случай.
Охренеть, не встать, но в кои-то веки и СМИ принесли пользу — вот такой вот пердимонокль. Андрюха-то в последние месяцы из новостей не выходил, да. Что, конечно, не прибавляло тому настроения. Из дома выбирался будто ниндзя — всё равно находили как-то... Толком не скроешься, как оказалось, из поля зрения журналистов. Можно, ё-моё, понять, бл*, да — такая сенсация необъяснимая!
Да, других пассажиров того рейса тоже дёргали, но не так активно — сказывалась, видимо, медийность персоны Князя. Стал он кабанчиком отпущения, как кто-то в комментариях криво пошутил. Вот и очередной ролик смонтировали граждане доставучие, загрузив туда фото-видео разных лет.
За него-то и зацепился случайно Мишка, точнее, за отрывочек из интервью, где Андрюха красовался с наглухо упакованной в плотную повязку рукой, а затем догнали его и кадрики выступлений, где Княже старательно прятал за длинными рукавами (откуда тельняшки-то взялись, да!) или наручами страшные шрамы на руке. Если так подумать, то Андрей всегда искусно скрывал то, что его мучило. Прятался за маской весельчака. И ничего особо не изменилось. Только шрамы стали толще и болезненнее, а ситуация — серьёзнее.
Как прятал тогда, что у него на душе творилось, так прячет и сейчас. Никогда не любил обнажать хоть тело, хоть душу. Другим оставалось лишь по косвенным признаком гадать, когда лишь немногим дозволено было подобраться близко-близко да чуть приподнять завесы — проникнуть внутрь чудного мира в его голове. И то — там на порог, скорее, пускали. Агата как-то в эти пять лет разоткровенничалась, что даже, оглядываясь назад, до конца не понимает. Потому и ценно было, что Мишку тот пускал глубоко, до поры до времени. И сейчас, пусть не полностью вернул себе Горшенёв эту привилегию, но потихоньку открывался ему Князь. За порожек заглядывал, но как прежде вещички разбросать свои не мог... Хотя и замечал в щёлочку, что оброненные ранее им там так и остаются. Не вымели, как сор из избы... Надо же!
Вот это-то видео, блин, и натолкнуло на мысль, которая и так витала с момента перечисления первых-первых вариантов. Андрюхе нужно было что-то одновременно и защищающее, и заземляющее. И, после перебирания самых разнообразных, заставляющих медленно звереть вариантов, Мишка всё же пришёл к одному конкретному.
И следующие уже дни посвятил поиску нужной части. К слову, пришлось кучу магазинов обойти-объехать (в интернет он даже и не лез — надо было своими глазами увидеть и понять, что это то, что нужно, а то видел он мемчики, в том числе и со своим таблом. Ну не всем фанатам нравились метаморфозы с ним происходящие ради выживания, кто-то ёмко подписывал "Горшок с Алиэкспресса"!).
И даже в магазинах — всё, блин, было не то. И, да — Миху посещали мысли, что не один Князь загнался. Он тоже, но и сидеть сложа руки не мог. Так он хоть что-то делал. Помочь пытался. Так что — не ныть! И искать, искать... Ведь где-то предлагали какой-то откровенно пидорский вариант, где-то хрень какая-то, попса голимая, где-то было даже интересно, но чуял всё же — не то.
Нашёл нужный вариант опять же, как это часто теперь происходило, чисто случайно, уже выходя из очередного шопа, в котором, поверьте, совершенно зря букву "ш" использовали!
Лежал, оказывается, там себе в уголочке неприметный, ё-моё, даже продавцы, галдящие и назойливые, не предложили почему-то. Простой, но в разуменье Мишкином прям точно цели отвечал, как будто прям для этой задумки и был сделан. И очень вовремя попался на глаза — до днюхи Княжеской буквально день остался. Так что концепции, бл*дь, быть, а вот оценит ли Андро... Новый нервяк добавился, да.
* * *
В общем-то, когда Агата осторожно предложила отпраздновать столь знаменательное и непонятное событие, как днюху возвращенца неопределенного биологически-паспортного возраста, в маленьком загородном ресторане, Андрей резко воспротивился. Был бы котом — точно бы шерсть дыбом поднялась и когти выпустились. Но Нигровская хитрая, предложила всё это дельце ночью, когда у него особо и люфта для побега не было. Сразу б всех на уши подняла. А ему это надо? Нет, да и Алиса спит... Поэтому пришлось брать себя в лапки.
Ну в самом деле, ему в этот день только напиться и забыться захотелось. И не думать обо всей ситуевине, что мозг жгла. Правда, тут он опасался, что Мишка, как будто всерьёз опасавшийся, что Князь может снова куда-то исчезнуть, может тоже... того... развязать, бл*! Поэтому и хотел куда-нибудь на этот день провалиться, блин, да опять же страшно, что снова пять лет пройдёт. Поэтому ну нах... План загаситься и напиться был провальным с самого начала — ясно было, что никто не даст, да и риски со срывом Горшочка имелись. Но устраивать же, блин, празднество в ресторане. Агатка, конечно, добавила слово маленьком... Но знаем мы эти маленькие рестораны, ага. У каждого своё понимание маленьковости. Всего-то, положим, не 500 человек войдет, а 100... Маленький — да, с*ка, бл*!
Жена же не удивилась нисколечки его реакции и последовательно аргументировала, что, во-первых, ему в данном заведении будет удобнее, чем в квартире праздновать — пусть и небольшим кругом родных и близких — дома-то никуда не спрятаться, не скрыться. На заикание Андрея о балконе усмехнулась так, что Княже и понял: никто ему там в одиночестве загаситься не даст. И зимой не напугаешь. Эх. А там, продолжала обрабатывать его Агата, захочет уединения, поймёт, что много всего слишком стало — так, пожалуйста, хоть на террасу какую передохнуть выходи, хоть по территории пройдись. Конечно, достанут и там, если захотят, но скрыться не в пример легче. Там и лес, мол, рядом. Но на последнем Нигровская осеклась, как-то с опаской на него поглядев. Князь вздохнул.
— К тому же, Андрюш, — ласково немного надавила, видя его колебания, — мы все очень хотим провести с тобой этот день. Никто никого не обязывает, можешь, конечно, если ты этого хочешь, дома запереться и не выходить! Или с головой с работу занырнуть, как ты это обычно делаешь, если хочешь отвлечься от проблем — твоё право, но это не ослабит наше желание видеть тебя, а не твой затылок и общаться со своим сыном, мужем, отцом и другом чаще. Так что глупо отказываться, к тому же, когда есть ещё и возможность всем нормально отдохнуть… Вон Мишка работает, как проклятый, и спуску себе не даёт, поэтому...
Она не договорила, неожиданно подлезла к нему близко-близко, прервавшись на полуслове, пока Андрей пытался переварить её слова. Непростые, угу, и что-то такое он и сам, признаться, подумывал, насчёт одних лохматых, в том числе, но... Очень уж похоже на манипуляцию, особенно, когда Агата так, приобняв, за ушком почесывает… Сил уклоняться и прятаться не было, поэтому по фиг на такие вот приемчики — расслабился.
Но потом, всё же извернувшись и взглянув пристально на жену, понял, что та, скорее, не манипулирует, а весьма активно высказывает, может, где-то и продавливая, своё желание, свою тоску какую-то передает за все эти годы. Вон как... Он подставил ей другое ухо — хорошо делает.
Непросто всё, ох, как непросто. Да и права: люди всё равно не оставят в покое — будут звонить, поздравлять и так далее. Не спрячешься, не день в день, так потом найдут. Не лучше ли тогда одним махом хотя бы всем близким дать «доступ к телу» — это Агате проще, во сне активно пользуется привилегиями и тискает почти до состояния поюзанного медведика в детсадике. Да и не только во сне, он дёрнул ухом, которое тоже потрепали.
На "доступе к телу" Князев хмыкнул: какие образы порой в голове рождаются, надо ж, скоро как Ленин, разложится... Только не на плесень и липовый мёд, а на пиво и... ну пусть тоже плесень будет, ага.
И всё-таки, в этом предложении было что-то прям отталкивающее. Ну не хотелось ему вот этого всего — шуму, ресторанов, чужих людей, возможно, рядом и прочее, прочее, прочее... Но и не праздновать совсем уже не представлялось возможным. Надо было хотя бы близким дать этот шанс — да, может, и себе. Он, так-то, штуки четыре днюхи пропустил. Или не пропустил — всё ещё не понимал. Сложно это.
Неожиданно, но выручил Мишка — тот постоянно у них околачивался, иногда ночевал, дело в общем-то привычное, м-да... От него точно не скроешься и не напьёшься. Единственный способ к Вахтангу или Диме завалиться, но, если прямо в днюху это сделаешь, будет очень странно. Но вот Горшок взял и в один из дней, пошептавшись с Нигровской, что тоже теперь дело привычное, выдал ему:
— Ну не хочешь всякие едальни в красивых местах, поехали тогда на горнолыжку. Активный отдых, ё-моё! Нацепил шапку, очки и трубу — и вот тебя и не узнать, скажи, круто придумали, а?
— А тебе можно? — невольно вырывается, потому что идея-то неплохая. Со свистом с горы полетать, кровь разогнать, напомнить себе, что живой... Но вот опять же в Миху загвоздка важная упирается. И правда, сердце же больное. А оставлять его за бортом, даже если тот сам предложил... Совсем не дело. Все друзья-родня будут, а тот нет — ну как так-то?
— В горы нельзя, — Миха немного хмурится, пощипывая себя за бороду, — Но то горы, понимаешь ли, со снаряжением и походом долгим, а это курорт, Андро! Высота небольшая, разреженности такой и нагрузок нет. Короче, пару раз с небольшого склона скатиться мой врач разрешает. Без фанатизма.
Горшенёв закатывает глаза, но Андрей понимает, что да, тот, как ни удивительно это, послушается специалиста. И вообще, кажется, уже проконсультировался у него перед тем, как его начать обрабатывать. О новый дивный мир, что называется... В этом новая черта Мишки, появившаяся за эти пять лет — некая осторожность, наконец-то появившееся планирование наперёд и прогнозирование последствий. Может, потому Гоблина и не видать пока, что тот его на цепь примотал и смотрит, просчитывая, чтоб не сорвался, а?
Но в этом обосновании своего присутствия на горнолыжной трассе, как ни странно, можно доверять друже: он явно хочет жить, потому и совершает все необходимые для взрослого и разумного человека действия. И, кроме того, ещё один, не менее важный момент также влияет на принятие решения — лохматик его основательно подготовился... Вон как бодро на вопросы о детях и более старшем поколении отвечает — мол-де, есть там и просто подъёмник с видами, что ведет на небольшую едальню тоже, естественно, с видами, что всё безопасно. И это тоже может говорить не только о заботе о своём здоровье, но и о том, что ему тоже важно быть рядом с Андреем, вытащить его, как выражалась Агата из норки, и проветрить... До первого выхода в "большие люди" на концерте. Так что в том, что всё пройдёт гладко, Мишке своему почему-то очень хочется верить.
Потому-то Андрей и серьёзно задумался: кажется, не только ему охота прошлое восполнить. Прикрыл глаза и живо вспомнил сибирский тур, молодость, ветер в головах и горные лыжи. Пьяненькие идиоты, толком не умея кататься, да что там — и на земле то слегка пошатывающиеся от общей проспиртованности организма, а полезли на трассы для хорошо владеющих. Повезло, видимо, — никто не убился, хотя снега немного загребли. Даже протрезвели, ага. Хорошо время провели, даже Миха чуть ожил... А сейчас, видимо, уже его решил тем же способом в чувство привести. Без перелётов и дополнительных нервоиспытаний — область их небедна на подобного рода комплексы, вон эти двое заговорщиков ему уже тыкали в фото и видео с комментариями, как можно всё, при желании, в один день обставить — для тех, кому некогда, и в пару — для тех, кто не торопится. Варианты проживания у склона тоже имелись.
И хотя внутри не всё было в восторге и от этого варианта, но, пожалуй, это всё же было приемлемо. И даже немного интересно. Сбегать на лыжах точно сподручнее. И вообще, раз его туда уговаривают пойти — значит, хоть немного, но доверяют, верят, что не полезет убиваться, да! Нельзя таким разбрасываться... А то или в вату замотают, или просто плюнут, и неизвестно, что хуже.
Поэтому, пожалуй, предложение Михи самое лучшее, что можно сделать в данной ситуации. Одновременно можно и в кругу друзей побыть, но в то же время и нет. Выскользнул с рестика — пар с горы вместе с тушкой спустил... Да и, кстати, правильно Горшок заметил — окружающие посторонние вполне могут и не узнать, потому что странно его ожидать тут встретить в день рождения, да и — чего ему больше всего и хотелось — экипировка вполне справится с ролью маски.
* * *
Неудивительно, что Андрей, несмотря на все свои страхи, загоны, коих теперь, кажется, насобиралось больше, чем у Горшочка, раздирающие душу чувства, диаметрально противоположные, понял, уже оказавшись в момент непосредственно празднования, что в целом-то всё неплохо складывается и ему даже нравится. И это лучше, чем греть диван жопой, жалея себя.
Поэтому, да, именно так — нравится, в какой-то мере весело — на горнолыжку собрались только самые-самые, кто действительно хотел, а кто не очень — тот и отсеялся, сославшись на "какие горы, какие лыжи, ватрушки — вы с ума сошли!" Так что не так уж Андрей про "доступ к телу" и не прав был, они дружески общались, затискивали его в объятиях — ну, тут тоже, в общем, без претензий был: приятно же. Правда, временами рёбра скрипели... Особенно, когда к телу подбирались приглашённые в приступе желания примириться, что ли, и не оставлять за спиной заточенные копья разные Лоси ретивые. Ну а чё? Сашка упрямый, долго добивался встречи, и добился-таки — нормально поговорили. Сотрудничать на заранее оговоренной дистанции можно. На горнолыжке тот тоже вёл себя прилично, не придерёшься.
Вообще, неплохо всё было. Исключая Лосей, в коих сомнения закрадывались (Миха, хмыкая, предлагал в случае чего посадить того в ватрушку и пропнуть с горы — кажется, даже серьёзно!), компания подобралась проверенная. И, главное, они не обращались с ним как с больным или умирающим: в вату завернуть не спешили (давали ж кататься!), не ходили вокруг на цырлах (пристально следя!) и так далее.
Что ещё надо, коли есть приятная компания и место прекрасное — трассы разного уровня сложности, а на вершине небольшой ресторанчик, в котором специально забронировали один из панорамных залов, и виды оттуда открывались просто фантастические... Так что тем, кто не за активный отдых был, а за едальню — тоже неплохо было, вот так-то. А имениннику раздолье — есть повод сбегать периодически из-за стола.
Короче, благодать. Народу на склоне в будний день было совсем мало, посему Князь в окружении родных и самых близких — ну, хоть и самые-самые, но набралось-то человек тридцать. И это неожиданно тоже весьма греет душу. В такие дали, пусть и в пределах области, но не отказались, забрались... А вообще, казалось бы, знакомых много, а вот друзей близких — раз, два и обчёлся. А тут прям небольшая толпень получилась.
Агата за эти годы, очевидно, поднаторела в организаторстве — не зря ж с Михой так спелась и отлично функции директора Короля и Шута выполняет. Выполняла — он никак не может привыкнуть и к тому, что она была директором его бывшей группы (а то, что эта группа теперь настоящая — тоже плохо получается), пусть и другим несколько составом, и к тому, что теперь уже решила отдать бразды правления в руки Вахтангу и заняться своими проектами. Снова. Или не снова? Да блин! Разберётся как-нибудь со временем. Наверное.
Всё предусмотрела Саша (и это тоже весьма выделяется — привычка время от времени называть её прежним именем, для всех других-то она за последние чертовы пять лет окончательно стала Агатой. А он вот теперь ворвался и называет. И не понимает, как к этому относится сама жена-то: вроде глаза добрые, не злится, даже не поправляет, но при этом грустинка проскальзывает. Да и ему лишний раз напоминание, что он — человек прошлого, блин, хорошо, не дождя, ага): и инструкторов нанять, чтоб, видимо, не окончился праздник для кого-нибудь в травматологии, да ещё и для детей, и для взрослых отдельно, и застолье организовала, какие-то ещё дополнительные услуги забронировала...
Андрей особо не вникал: ему хватало вполне снега, друзей рядом и адреналина в крови после спуска. А ведь жена молодец... Даже Горшку намутила термос с каким-то безалкогольным, не особо по цвету и пряному запаху отличающимся глинтвейном. Фишечка мероприятия, ага.
Короче, что-то похожее на счастье испытывал. Хотя, может быть, это всё гормончики шарашат — всё-таки кровь он себе сегодня побудоражил, стряхнулся... Но даже если и так — пусть. Хоть сегодня, блин, не думать, а просто ловить момент и жить. Кто знает, когда в следующий раз удастся, да и получится ли вообще. Что-то у него ещё и фатализм в голову заложился. Вот так, живёшь, не знаешь, с какой стороны прилетит, ага, и как. А то, что в одну воронку не бьёт — это чепухня.
А пока, вновь поднявшись вместе с Мишкой и Димкой, колебаясь между желанием ещё раз отправиться на спуск или пойти в рестик, чувствуя приятную тяжесть в мышцах (по фиг, что завтра его, возможно, с кровати Агата будет отколупывать! Хотя у неё, может, и на этот случай пластырь, мазь имеется... Разница в их возрасте, к слову, стала менее существенной, но всё равно — она-то так не усердствовала с катанием, да и потренированнее его была), не удерживается и спрашивает слегка пыхтящего рядом Миху:
— Это такой способ заземления? — кивает на свои, кажущиеся уже даже не свинцовыми, а титановыми ботинки.
— Хотя бы и так, — невозмутимо отвечает Горшок, а в глазах-то чёртики пляшут. Тоже видно, что доволен, хоть и устал... Ни на один спуск от Андрея не отстал... Может, стоит сейчас спуститься и харе... Всё-таки не надо будить лихо, блин. Но пока, вроде, всё в порядке, Князь следил, чтоб тому не поплохело. — Скажи спасибо, что не стальные кандалы нацепили и тебе, и... — кивает в сторону Наскидашвили, тот тоже уже явно взмок, — да вообще, всем, кроме, пожалуй, Каспера — этот пусть летит в свободный полёт, привидение с мотором, бл*, говорливое. И вообще…
Договорить он не успевает: возмущенные согруппники-возвращенцы дружно затыкают рот меткими снежками. Присоединяется и Лось, бормоча что-то про выданный ему парус и не согласие с этим. Благо — не Питер, снега тут хватает. На всех. Хотя считает ли это благом сам весь облепленный и напоминающий йети Горшок, тут же моментально вспыхивающий и включающийся в снежную войну — вопрос.
— Мальчишки, — покачала головой Агата, глядя на возившихся в снегу мужиков. И не важно, сорок или сорок пять... Да хоть пятьдесят! Всё равно мальчишки.
* * *
Накупавшись почти буквально в снегу, довольные и счастливые (мокрые и красные), всё-таки принимают решение идти в ресторан. И так уже дольше всех прокатались. После спонтанно начавшейся снежной битвы, к которой внезапно присоединились и другие парни из группы (Князь их знал не то чтоб хорошо — пара реп не в счёт, но надо было думать на будущее, раз уж они теперь часть корабля, то пригласил — скажет сторонний наблюдатель, но на самом деле всё несколько не так!), углядевшие веселье и не захотевшие пропустить, ещё один спуск показался лишним.
Дима как раз вспомнил, что обещал их нового — ну, для возвращенцев — сотоварища и согруппника, человека, приятного во всех отношениях, Альберта, научить правильно, по-грузински, пить. Потому утаскивает ничуть не сопротивляющегося гитариста за собой. А там и остальные потянулись.
Андрей протянул руку и, довольно улыбаясь, помог подняться заваленному снегом Мишке. Тот шанса не упустил — ухватился цепко и, как только оказался на двух ногах, не отцепился, а позволил себя отряхнуть и после этого совершенно выбившегося из сил, но счастливого увести в тепло, сушиться. За этой суетой очень привычно угадывался прежний Князев — и это неожиданно крепко согревало.
* * *
Вообще, конечно, удивительно, что и Альберт, и Ира (она в снежной схватке не участвовала прямо... Но когда пошёл массовый заброс Горшка (охренели!), подала ему снаряды, что называется: где-то добыла снежный ком размером с барабанную тарелку, рискуя загрести снега в перекрестном огне), и Женёк неожиданно оказались в числе приглашённых — и Андрюха сделал это явно не из вежливости какой или соображений "наперёд", как например, с Ренником, хоть тот тоже человек хорошо и долго знакомый, даже свидетелем на первой свадьбе был.
Нет, просто как-то удивительно быстро после знакомства обоюдно прониклись. Да и не только с Андро. Что не могло не радовать — дух товарищества в обновлённой группе, как и в любой другой, претендующей на хитовость, да и просто, проводящей вместе такую бездну времени, необходим. Обидно тратить кучу времени на то, что не приносит удовольствие! Особенно сейчас это остро ощущалось. Князев бы не стал терпеть...
Но Горшка радуют даже не столько эти, появившиеся новые ниточки связей и то, что не заикается про никакой сольник, сколько то, что Андрей сам всё делает для упрочнения этих связей. Это в какой-то мере подсказывает Мише, что не сдаётся друже, ищет своё место законное в мире, не опускает лапок, а пытается сбить из молока масло.
Так что и ему самому доставляет определенное удовольствие наблюдать и за группой, и за Андро. Даже если те объединяются в дружном желании вылепить из него йети. Кроме Ирочки. Горшочек запомнил — вы не думайте, ё-моё!
Но зато, как хорошо всё закончилось! Битва, в смысле, снежная. Княже рядом, за плечо придерживает, довольный, глаза вон, как раньше, блестят озорно, щёки румяные. К нему словно какая-то лёгкость возвращается. Может быть, не совсем ещё та, что так запомнилась самому Мише, но что-то однозначно похожее. А это подтверждает, что всё они с Агатой правильно придумали. Верной дорожкой пошли. В кои-то веки, ага. Но лучше поздно, чем никогда!
Да и потом... День одним катанием и валянием Горшка не окончился. Вот и подарок от жены и дочек здорово поднял Андрюхе и настроение, и настрой. Разулыбался, котяра Купчинский, засветился аж. Ну тут, конечно, без вариантов было — вне конкуренции подарок.
Мишка в этом не сомневался ни разу, с тех самых пор, как Агатик ему впервые рассказала свою задумку. И даже умудрялся успокоить пару раз эту тревожную натуру, когда Нигровская начинала загоняться в «а вдруг это сделает только хуже, разбередит и без того не зажившие раны?». И даже сам немного руку приложил — помогал найти нужные фото, разобрать, выбрать рисунки и всё такое. Потому что, а как иначе: вытаскивание Князя — труд коллективный!
Так что да, за подарок Агаты он не волновался и в нём не сомневался. Ну вот почти. И это ожидание оправдалось, ага. А вот за свой с каждым часом становилось всё тревожнее. Мишке слишком часто стало казаться, что придумал он какую-то х*йню исключительную, и Андрей лишь удивится и скажет что-то типа: «ну ты и навертел тут, Мих». В лучшем случае. В худшем надумает чего и психанет, благо на горе находятся... Так, бл*, не думать об этом. Нельзя в вату. Надо показать, что доверяют... Но как же тяжело всё это даётся, блин!
И развеять хоть часть сомнений не получилось. Своей задумкой-то он ни с кем не делится — мешает всё же чертово общественное мнение: что скажут, может, осудят, засмеют за какую-то излишнюю, бл*, сентиментальность. Может, поэтому и напряжение растёт, как только возвращаются они в рестик... Там же поздравления, все дела, бл*ха-м*ха, хорошо Агате — она ещё дома подарила... А он вот не успел. Ну или просто страшно стало... А сейчас ещё хуже. Немного его попустило на склоне, да что там — полностью, а сейчас вот по новой и со страшной силой. А от этого и колом в горле встали все слова заготовленные, в кои-то веки чуть ли не написанные и сочиненные не перед выходом на сцену, условно говоря, а заранее...
И всё равно, Мишка ясно понимает, что чем больше ждёшь, тем хуже будет. Потому и отправляется с лёгким вздохом отлавливать Княже. Ибо нет — он, как остальные собравшиеся, не собирался при всех за столом озвучивать речь и всучивать презент... Нет, на такое у него уже не хватило бы храбрости. Нет, дождался, когда тот снова куда-то растворится из-за стола. А потом ещё со страху пару минут просидел, протупил, с духом собираясь... Потом в номер бегал — подарок забрать. А там Андро и след простыл. Пришлось немало потрудиться, ё-моё... Но зато свидетелей не было! Ага, столько стараний... А для чего? Правильно, понимаешь ли, для того, чтоб уж вручить ему презент и простоять весь момент как дебил с открытым ртом, не сумев ни слова произнести вообще. Поэтому, жалея всех усилий и с поиском подарка, и с заманиванием на гору, и с отлавливанием, и вообще, их отношения — и написал, ё-моё, речь!
Добыча, впрочем, (не стоит так, наверное, Княже называть даже мысленно, а то точно, блин, накаркает! Но это как-то полуистерично проскальзывает в уме, да) отлавливается в районе обзорной площадки... На улице уже стемнело, на трассе зажглись фонари — красотень, ё-моё. Скоро трассу закроют, поэтому народа почти нет. Агата как-то договорилась, чтоб им в десять вечера специальным образом включили подъёмник и спустили всех вниз, а там уж кто захочет... продолжит — договоренность была с караоке и кабинкой максимум человек на двадцать. Странно, конечно, им — и в караоке, а с другой стороны — что нет-то? Музыка — их жизнь и глотку подрать — это дело святое.
Короче, нашёл, вокруг никого — идеальные условия, а вот со вторым этапом — вручение и торжественная речь — всё же возникает заминка.
— Мих? — спрашивает Андро после того, как молчание начинает напрягать. Кажется, он теперь стал беспокоиться — вон какая складочка начала меж бровями образовываться. — Ты чё? Сердце, — ну точно, бл*... Дотянул кота за коки — вон тот уже и на запястье ладонь положил, и в глаза смотрит внимательно.
— Ну, короче, — выдыхает, понимая, что, блин, капец, вот он лажанулся... Речь написал — да... Выучил даже, но вот не учёл, что от нервяка те на хер из башки выйдут вон. Почему не записал-то на бумажке какой, а, все эти важные и нужные слова? А, ну точно... Побоялся, что Андро засмеёт.А теперь ещё хуже, похоже, вышло. — Тоже хотел тебя с днюхой поздравить.
— Так ты уже... — Княже улыбнулся ободряющее, кажется, у него отлегло, понял, что Мишка тут помирать не собирается. "Не всё равно", — что-то довольно промурлыкало внутри. — Поздравил, — продолжил он, окидывая руками простор под ними. — Вон куда вырваться уговорил... спасибо.
— Это... — Горшок медлит. — Агаты проект, понимаешь, да? Я только немного посодействовал в уговорах одного упрямого... — он осёкся.
— Осла? — снова улыбнулся Князь. Вот уж, в самом деле, настроение хорошее — надо пользоваться!
— Не без этого порой, — не стал кривить Мишка. — Но, заметь, всеми любимого, ё-моё... — да уж, точно надо было бумажку с текстом взять. Несёт тут всякую пургу, бл*! — Вот первая часть, — без привычной уверенности объявляет и достаёт из достаточно простого крафтового пакета бутылку коньяка, видавшую виды, что заметно даже в неровном свете фонаря. — Узнаёшь?
И по глазам Андрея видит — признал.
— Та самая? — ну что-что, а свой фирменный жест бровью Андрюха за все эти годы где-то там, в непонятной червоточине, точно не про*бал: всё так же задирает высоко.
— Ага, — Мишка кивает, приободрённо, на этой волне даже обрывок речи вспомнить удалось. — Понимаешь ли, это наше прошлое. Мы с тобой как хотели — распить, когда наступит самый большой успех. Вот, считай, наступил. Наше прошлое, которое было, есть и останется с нами. Ничто его не может отнять, — пальцы начали чуть подрагивать, почему-то к концу этой фразы волнение вернулось. Князь, так и не отпустивший руку, сжал ту посильнее. И смотрел так... Странно смотрел. И не залезешь, как раньше, в голову, ё-моё. Может, думает горько, что пить-то одному придётся... Горшок больше не в этой лиге. Но не в этом же суть? Совсем не в том, блин.
А в том, что большой успех-то наступил, но не на музыкальном поприще, хотя и там тоже, конечно, но пик тот они про*бали, не открыли, надеясь на новые вершины, а в жизни. Чудо, вернувшее Андрея — даже если сам тот сейчас таковым его не считает, Мишка сделает всё, чтоб тот снова начал радоваться жизни. И залог всего этого — обретаемая постепенно способность вновь слышать и понимать друг друга. Это ли не успех? После, казалось бы, навсегда утраченного? Мишка слабо улыбается.
Говорить дальше, мучительно вспоминая про эту часть подарка, необходимости нет. Да, ведь и прошлое есть. Общее. И дело тут не только в бутылке коня, не только в вещах материальных каких-то — горючих и не горючих — вообще. Ведь и сейчас вот смотрит на Андро — и постепенно убеждается, что тот понимает.
Может, и совсем не теми словами, заранее приготовленными, изъясняется сейчас Миха, а больше невербальным каким-то контактом, но Князь улавливает суть. Правильно улавливает — принимает бутыль, отставляет аккуратно в сторонку да чуть улыбается выжидающе, по волнению его, видимо, срисовывая, что Горшку есть ещё чего сказать. Потому-то он и собирается, говоря себе мысленно:
«Ну, что, Мишка, часть вторая в студию!»
* * *
Андрей, что удивительно, конечно, но чувствовал полное довольствие жизнью. Всё было замечательно просто... И даже сбегать особо не тянуло. Просто взгляд зацепился за опустившуюся темень и зажегшиеся фонари... Мозг потребовал выйти и зарисовать мысленно картинку. Вот там-то и словил странно себя ведущего Мишку.
Ну, ё-моё — одного взгляда на его необыкновенную даже для нынешнего "просветлённого" состояния серьёзность и даже, кажется, бледноватость хватает, чтоб всё в душе запереворачивалось. Первые мысли взметнулись, конечно же, что поплохело всё же этому дуралею, несмотря на все консультации с врачами и меры предосторожности. Хотя вряд ли врачи рекомендовал пациенту играть в снежки. Князь прикусил язык, мигом подлетая к обормоту своему, хватая за запястье — то легонечко подрагивало, чем сильнее укрепляло в подозрениях.
Потому-то далеко не сразу понимает, что Миха всего лишь хочет его поздравить. Просто волнуется слишком — вот ведь... Не надо было. И так постарался... Лучше, чем во все предыдущие годы почти что. И внимание подарил, и сюда вытащил, а ещё загнался и что-то притащил. Неужто настолько преисполнился в осознании, а? Князя после сказанного немного попускает, но не до конца — это что там чудик его придумал, что аж потряхивает слегка? Боится ж — видно, что неправильно поймёт. Миха и подарки — вещи вообще странные, сложно совместимые. Он сам как подарок, ёлки. Те ж тоже разные бывают.
Когда же Мишка достаёт бутылку, чудом не раз*бывая из-за тремора своего, да и упоминает, что это первая часть — Андрей окончательно сваливается в ох*евание от ситуации. Так что и принять сразу не догадывается, переваривает немного факты свершившегося чуда над Коробицыно.
Во-первых, продумывающий и выбирающий, да что там — составляющий подарок, да ещё какую-никакую, а объяснительную базу под неё подводящий Горшок — это нечто. Конечно, бутылку заветную опознал почти сразу — и, во-вторых, это и удивительно, что та дожила до нынешних времён. Сколько там уже выдержки накапало? Она Алиски с Дианкой вместе взятых в два раза старше.
Да, была у них подобная. В юности далёкой придумали и отложили с одного из первых гонораров. Не влезла, ага, что просто нонсенсом было. Вот и сохранили, подивившись. Андрей-то, если честно, думал, что давненько её Миха, на хранение забравший, оприходовал, или же ещё что случилось. Ан нет — не выпил, не вылил, не про*бал даже тогда, когда в ссоре были. Это греет душу и заводит сильнее адреналина.
Правда, друг отчего-то продолжает волноваться. Ну что опять-то, а? Незаметно-незаметно в мозгу это "друг" проскользнуло да там и встало, оставшись. Ну, а кто ему Мишка? На душе от признания этого, самим собой, наконец, прозвучавшего, тоже легче стало. Да, были... сложности. Но пережили же, да? Оба. Вот и Миха старается. И бутылку додержал. Значит, точно держится, не пьёт уже пять лет. И раньше-то не заглотил. Так-то.
Но челюсть с пола приходится вовремя поднять. У Михи ж ещё два подарочка, как выяснилось с пространной речи про прошлое, настоящее и будущее, заготовлены. Что же придумал его медведь удивительный?
Тот же, явно смущаясь, без лишних слов протягивает пакет ему — типа, сам разбирайся, а я тут постою, помолчу. У него и раньше-то со словесным выражением эмоций и не только проблемки бывали, а тут-то… Смущающийся Миха, вообще-то, птица редкая, но заметная — вон аж ушами алеет. Так что совсем уж, похоже, слова растерял.
Аж снова беспокоиться пришлось. Может, у самого Андрея что не так? Ну, там морда лица от изумления покривилась? Ну что уж там, надо хоть как-то адекватно реагировать, чтоб не придумал, зачем ещё больше в смятение водить? Блин, только мышцы лицевые не слушались — брови разъезжались в стороны, ресницы порхали, а рот приоткрывался!
Впрочем, заглянув в пакет и достав следующий подарок, Андрей понимает, что сохранить лицо невозможно. Потому что застаёт там нечто удивительное... Нет, не билеты на Стаса Михайлова и диск с эфиром Дома-2 — этот подкол он бы ещё понял и поржал бы, шутя откручивая Михе уши... Нет, Князев понял бы книгу какую, технику там, ага, диск не Стасика, но тут на него вывалилась загадочная темно-синяя коробка, в которой обнаружился браслет. Не гранатовый, разумеется, не похожий на кандалы какие — тож шутка, типа, ага, за триста.
А, да-да, мужской браслет. Не кричащий — такой вполне можно и в пир, и мир. Из чёрной кожи, с внутренним вплетением полоски из серебра. Вот тут уж совсем перестал понимать своего Мишку Князев. Где Миха и где украшения, а? Даже представить его в ювелирке какой забавно было, гоняющим девочек-консультантш. Но, видимо, не просто так же притащил сиё странное подношение, а? Тут тоже явно какая-то идея крылась. Взглянул вопросительно — лохматик его правильно взгляд истолковал, нашёл в себе слова, наконец-то, чтоб мучительно краснея, выдавить.
— Заземление в настоящем, — коротко пояснил, на запястье его, где шрамы под курткой скрывались, покосившись. А потом добавил уже, подсобравшись. — Рекомендуется же чё-нибудь материальное иметь, чтоб вспоминать, что ты здесь и сейчас, нужен и любим, — совсем уж тихо дополнил, но Андрей услышал, чувствуя, как внутри что-то рвётся. Но боль эта нужной была.
— А говоришь, к психологам не ходил. — Князев во все глаза на него смотрел. Настолько это было… необычно и очень-очень чутко. Странно это осознавать, но... может, в чём-то и стоило это его исчезновение... Например, да, у него украли пять лет — это точно. Но кое-что судьба взамен-то преподнесла. Такого вот перепрошитого Горшочка 2.0.
— Я и не ходил. — Мишка, кажется, окончательно смутился. — Это Алёнка твоя мне советовала. Ну, пока тебя не было, носить резинку, вспоминать, в какой я реальности, и заземляться, — и он по привычке, видимо, потянулся рукой и, оттянув, дёрнул неприметную — да, резиночку... Вот ведь!
Андрей не знал, что и сказать. И раньше ведь понимал по поведению, по разговорам с Михой, что тому очень непросто пришлось в эти пять лет, действительно ведь страдал. Но только сейчас, пожалуй, понял, насколько… Что аж заземление понадобилось… Да так, что до сих пор вон и носилось... Может, потому и боялся так отпуститься от него, а, что не верил порой, что возвращение-то взаправду произошло? Что не глюк подзатянувшийся...
Так что, по-прежнему не находя слов, просто притянул своего смущающегося анархиста (правда, сеньор Помидор менее насыщенно-красный был!) в крепкие объятия, надеясь, что этим всё скажет куда как лучше любых слов, и понимая, что даже не сам браслет поможет чувствовать себя причастным к этой реальности, а человек, подаривший его. Люди, стоявшие рядом по жизни. Не впереди — рядом. Вот как Горшочек, которого он сейчас обнимал с давно, казалось бы, позабытым чувством — горяченный, определённо живой и очень даже радостный в этом самом моменте и руках находиться!
— Там ещё третья часть есть, — щекотно проворчал Мишка в ухо, видимо, сгоравший от желания скорее уже освободиться от этой своей обязанности, но при этом руку с плеча Князя не убирающий. "Дорвался до тела!" — неожиданно пронеслось в голове, отчего он потряс головой и, аккуратно, чтоб не стряхнуть Миху, наклонился за пакетом.
Испытывая дичайшее любопытство (потому как после коня и браслета реально уже было не вообразить, куда тот разум свой повернул в сторону будущего-то, а!), Андрей залез снова в пакет и вытащил оттуда маленькую коробочку (охренеть, Миха и упаковка — мир точно сошёл с ума!) с флешкой.
— Там музло, — коротко пояснил Миша, как-то зажимаясь и несколько отодвигаясь. Ну вот, снова тот загнался, поглядывая на него с опаской из-под бровей своих лохматых. — Написал давно, ещё в тринадцатом… Вот, ждал, когда ты сможешь её идеально текстом дополнить, — выдыхает и смотрит будто в ожидании приговора.
— А если бы… если бы не вернулся? — тихо-тихо спросил Андрей, чувствуя какой-то ком в горле. Музло почти пять лет пролежало... Не ушло Пушкиной какой, не наложил дружочек ничего из черновиков его, значит, впрямь что-то особенное написал, а? И трясётся теперь... Отчего? Думает, что этим снова его вместе творить заставляет, а? Так не заставляет... Князь внезапно почувствовал, как рушатся в бездну сомнения по поводу этого их объединения. Он сам этого хочет. Теперь надо и до Горшочка это как-то донести, чтоб не трясся так.
Мишка лишь пожал плечами, медленно проговаривая:
— Значит, осталось бы только в инструменталке. Есть вещи, которые можешь сделать только ты, понимаешь, да?
— Спасибо, Миш, — сдавленно сказал Князь, бочком ближе снова подбираясь и ненавязчиво соприкасаясь плечами. — Наиграешь? У меня в номере и гитара есть, Агата, как знала, положила в багажник... У меня тут, — он кивает на тонущее в полумраке изножье горы, — вдохновение так и прёт.
— Нет, — внезапно останавливает тот его. Как-то даже и отшатываясь неожиданно, так что Андрею и ловить его приходится — вон перила опасно рядом... — Ты не подумай... Просто... — Миха снова весь стушевывается. — Её тебе одному послушать надо сперва. А мы... мы можем — что-то новое придумать, а? — он, чуть воспряв, улыбнулся слегка нервозно. — Место, ты прав, шепчет... Думаю, получится!
— Обязательно, — Князев, стремясь прогнать эту, не идущую Горшку нервозность, закидывает ему руку на плечо. — Пошли, скажем Агате, что пусть ведёт желающих в караоке, а у нас творческий процесс! — бодро заявляет, отстраненно думая, что давненько... да никогда, считай, кроме совсем уж соплячества, они в трезвом виде ничего вместе, считай, и не писали. Вот ничего, значит, ещё не прожито и позади не оставлено — будущее формируют. В чём-то и лучшее, чем раньше. И это тоже в каком-то смысле подарок.
Поблагодарить за такой не очень-то получается. У слов ограниченный функционал: как ранее Горшенёв не мог подобрать, выдавая лишь осколки (но такие значимые!) нужных фраз, так и он сам теперь стоял, понимая, что и ему-то не хватает слов для выражения эмоций.
Мишка необъяснимым образом умудрился связать все три времени — прошлое, настоящее, будущее. И одновременно открываясь с новой какой-то, вдумчивой, и, упаси Ктулху, да, серьёзной стороны, показывая изменившегося себя, давал понять, что он всё ещё тот самый Мишка — смешливый парнишка, готовый ради друзей на всё. Это заземляло и одновременно окрыляло, давая силы и уверенность дальше творить, почище любых подарков.
А самое главное, это помогло, как внезапно понял Князь — нет, понять-то он в душе это давно успел... Но вот не мог до этого Михиного перфоманса себе признаться до конца, что вот они, никуда не делись, не украл никто — его прошлое, настоящее и будущее рядышком. Его семья. Его друзья. В том числе и новые, которые и после возвращения прирастали. Тот же Альберт — отчего-то ощущение было очень стойкое, что они хорошо поладят. А значит, ничего не потрачено, не сожжено до конца...
Люди, а не вещи, которые всё же не убежали вперёд, а терпеливо ждали, подстраиваясь под ход времени. Похоже, у него всё-таки будет шанс найти своё место в этом изменившемся мире с надежными якорями в виде родных и близких. А пока...
— Пошли, — с энтузиазмом откликнулся, кажется, окончательно отмерший Мишка и потянул его, только кажется, что по дорожке к рестику, на деле же... вперёд в будущее!
Андрей не один потерялся во времени. Дочки, Агата и Горшок тоже теряются во времени. Кажется они твёрдо стоят на земле но держатся за родного человека и готовы последовать за ним. Каждый по своему.
3 |
Dart Leaавтор
|
|
Paputala
Андрей не один потерялся во времени. Дочки, Агата и Горшок тоже теряются во времени. Кажется они твёрдо стоят на земле но держатся за родного человека и готовы последовать за ним. Каждый по своему. 💔 Но ничего ёжик выберется из тумана🙏1 |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|