От Горшка два вершка (джен)

Утро доброе, утро прекрасное, особенно, когда почки намекают неслабо своими позывами, что они не филонят, работают… И ты, Горшочек, сбегай, коки растряси! И всё равно, несмотря на некоторые тянущие ощущения, Миша совершенно неожиданно для себя почувствовал, что давно так сладко не дрыхал. Выспался, а не высыпался — точно горка песка из самосвала! Чудны ж дела твои… Вроде ж, не вставляло его вчера ничем… Чтоб до сих пор эффект сохранялся, а не откатом прижимало.

Но нельзя же жаловаться на хорошее самочувствие, да? Может, тушка испугалась его намерений, да и начала обман устраивать… Светлые деньки напускать! А вот это — жестоко… Всем ведь ясно, что за мрак за просветами скрывается. Эх. Но всё одно, ё-моё, теми деньками надо пользоваться. Дают — бери, бьют — бей в ответ… Благо судьба уже как могла над ним поиздевалась, все соки выпила, ничего нового та придумать не сумеет. Неприятность та от цыганки — фигня.

Распахнул глаза, да потянулся было сладко, но так и застыл с поднятыми вверх руками от ирреальности открывшейся картины. Сначала показалось, что он в гробу каком. Отмучился, ага, оттого и прошёл радикулит и больше сердце не болит. Сбылись фантастические верования некоторых людей, ё-моё, не его. Каспе… Пусть просто обычным привидением стал. На фиг Димку — всю репутации испортил приличному духу, взяв прозвищем имечко.

Но вообще — если помер, то не надо бы столь мелочным быть. Реально, ё-моё, закрыто же все, наглухо так, вокруг какие-то темнеющие тряпки набросаны… Как не цветы-то! И не пиво… Хотя последнее-то можно было не ждать — не фараон же с собой утаскивать и не хан какой. Да и вообще, а что гроб-то?! Хотел же, чтоб кремировали… Это так волю покойника уважают? Ну он им, блин… Додумать не удалось. Мозги всё же провернулись достаточно, чтоб понять — не помер и не гроб.

Тот бы поменьше был — это, во-первых, во-вторых, в том от удушья помереть можно было. Особенно, если прикопали. А его не прикопали, вон свет проникает… Сквозь дырочки — точно глазки дверные, небольшие, хаотично так проделанные (будто кто-то со психу решетил!) заметно, да и рука загибает какие-то махровые пёстрые тряпочки, мало напоминающие саван погребальный…

Привыкание глаз к полумраку да лучшая ориентация в пространстве, пусть и схлопнувшемся, но не гробовом — сюда б три таких Мишки спокойно зашли, ё-моё — поспособствовали возвращению воспоминаний. Не гробик класса люкс для гномика, коим он теперь и является, не чехол для панка и деревянный макинтош, а самый обыкновенный школьный пенал. С поправочкой на то, что в сие чудное место его никогда не таскали и не потащат, по счастью. Пенал Андрея. Смешной, как раз в Андрюхином стиле, разглядел вчера, ага — с бегемотиками весёлыми. Семейкой целой.

Чудесно просто. Ещё одно диковинное утро пришло, а он всё ещё размером с блоху-переростка! Единственное отличие — сегодня он ещё и под замком, боялся, что ли, дружочек побега? Охренительно просто. Ни отлить, ни ноги-руки размять нормально! Ждать надо, когда Князь прекратит храпеть и освободит Мцыри. Прекрасный финал судьбы, Михаил Юрьевич, браво! Вот вам аплодисменты… Больше вы их не услышите — не вам зал рукоплескать будет… Блошки концерты не дают, как и, вообще, не особо-то деятельность разводят!

* * *

Горшок прекрасно помнил, как, проснувшись вчера утром (тоже, кстати, весьма бодрячком, а не пожёванным кротиком), обнаружил, что ночью явно попал либо в какую-то другую страну (фантастическую! Ну или прикололся кто — шуточки за 300!), либо просто чокнулся, что вероятнее. Мозги всё-таки отказали своему безалаберному владельцу, подкинув напоследок парочку красочных, вштыривающих не по-детски глюков.

Ведь всё вокруг было хоть и узнаваемое, пусть и не сразу, да — приходилось напрягать извилины — но попросту огромных размеров. Точно съел гриба какого, как Алиса Кэрролловская, и стал крохой. Да уж… Но ведь не ел ни грамма, Мусиком поклясться готов! Так какого же хряка вокруг такая страна чудес раскинулась — на его съемный домик похожая, а?! Просто увеличенный раз в хер знает сколько.

Огромный — это его член, ё-моё, а вот всё вокруг другим словом описывалось… Невероятных, гигантских размеров высилось и кручинилось! Ко всему пришлось знатно поприглядываться, да и некоторых телодвижений — типа, задирания головы вверх и подпрыгивания (что за прыгучая хрень такая, точно батут, блин, под ним?!) — потребовал этот процесс, чтоб сообразить, что это такое.

Оказалось же, что, пробудившись ото сна (чудного какого-то — снилось приятное, да, будто б ему снова двадцать лет и жизнь впереди!), лежал абсолютно обнажённым (мало ль — жарко стало, правда, сейчас прохладно!) на какой-то огромной серой поверхности, точно паривший над полом кит. Сказал бы, что скала, да холодности камня не ощущал.

Чуть пораскинув мозгами, опознал-таки по прыгучести, цвету и мягкости диван собственный, на который вчера горестно завалился да отрубился. Видимо, удачно весьма. Вон как вставило-то! Позади (или впереди ли) плоскости дивана были раскиданы какие-то громаднейшие полотнища, смутно напоминающие тканью его одежонку. Вот те и сон — что, жалко Морфею ту было вместе с ним уменьшить? Дубачно ж… Да и неудобно, а ну как появится сейчас тут кто… Может, Олька не одна приедет, а? Девочек расщедрится и привезёт, м-м?

Как в результате, ё-моё, понял? Что это не предметы увеличились, а его сжало до точки, схлопнуло, правда, равномерно, сохранив пропорции тела (даже достоинства)? Да просто — стишок в голову пришёл, детский. Мусик часто его им с Лёхой читала. Оттого, должно быть, так въелся в память, ну, послушайте ж, декламировать правда, не стал — некому, да и страшно, что голос тоже как-то поменялся:

Здесь не комната большая

— Здесь огромная страна,

Два дивана-великана.

Вот зелёная поляна

— Это коврик у окна⁽¹⁾

Вот и у него. С небольшими поправками — диван-великан, хоть и в гордом одиночестве, коврика тоже нет зелёного, как поле футбольное, валяется какой-то рядом с диваном, но вон та, поблескивающая в лучах солнца гладкая прозрачная херня, размером с Байкал — вероятно, их журнальный столик. Моднявый, ага. Правда, вызывающий периодически желание, когда эмоции накатывали, его расп*здолить с хрустом… Но Олька недавно как раз его притащила, может, для того и прикупила. Проверить. Психовал не психовал — держит себя в лапках или нет. Можно не можно девочек привозить — маркер своеобразный, бумажка лакмусовая… Но ведь и не догадался бы! Плевать Михе на вещи… Пока те нормальных высот-объёмов.

Столик, ага. А на нём, на ближайшем к нему краешке, так и лежит мобилка — как кинул, так и валяется. Тоже размером с машину немаленькую. И не одна, вон пристроилась великанша рядышком — Сашкина кукла. Вся в батю девчонка, тоже вещами разбрасывается. Это ж что такое должно было случиться, чтоб Миху расп*дарасило в сей чудный мир, где Барби его вдвое, если не втрое больше?!

Горшочек крепко подзадумался. Разум пиликнул, что он, возможно, ещё спит. Ну, конечно, ё-моё, снится ему такая вот чудесятинка. Всё лучше, чем кошмар какой — со смертью, червями, болью и кровью с блевотиной… Иногда и со стенами дурки.

Почти милый сон на фоне-то! Подумаешь, в киндерного человечка превратился! А че, прикольно даже. Детализировано как! Даже ворс на диване грязноватый — мелкие пылинки подзапутались, какие-то крошки, может, кожа его, ха — вон волос — канатом простёрся. Седой, значит, его. Пинтересненько.

Хм, а ведь в реальности выглядел чистым. Не то, чтоб Михе было прям особенно дело до сего предмета мебели, сухой и мягкий, пружина в жопу не стреляет — и ладно! Но вот сама реализация такого сна впечатляет, это ж ни в одном кино не посмотришь… И не ощутишь. Этакие выкрутасы подсознания. Неужто компенсация за утерянную, точнее, утащенную цыганкой дурь? Недополученный кайф? Ну, если так — спасибо ему, организму, или подсознанию. Потешили напоследок, понимаешь ли.

Горшенёв вздохнул: не за кайфом он в этот раз шёл, совсем нет. Затарился вовсе не с запасом, как дилер думал, а в надежде окончательно разорвать все цепи, приковывающие к постылой реальности. И разорвал бы — если бы не лишили возможности так подло! Ух, стерва! При мысли о вчерашней цыганке внутри притухшим было костерком вновь ярко вспыхнули злость и обида.

Ну, ничего. Сейчас такой сон чудесный напоследок посмотрит, проснётся, подзаймёт у кого, ну или продаст чего, а потом и воплотит в жизнь задуманное. Жаль только, что времени на такое приключение во сне маловато — скоро жена должна вернуться. Не то что разбудит… А по-любому надо бы из дома свалить до её приезда. Не хотелось ругаться на прощанье — по поводу, куда кольцо замылил!

Миша снова вздохнул, и — хочешь не хочешь — придётся заставить свою тушку проснуться, в последний раз, потом отоспится, точнее, ей всё равно будет и ему тоже. «Вообще, — к нему неожиданно вспорхнувшей птицей залетела мысль, — удивительно реалистичный сон, обычно же как бывает — что-то совершенно нереальное снится, при этом и не понимаешь, что сновидение всего лишь… Веришь, ё-моё! Всё безумие за чистую монету принимаешь!»

Здесь же ничего не выбивалось из картины мира, разве что он сам сильно уменьшился. Зеркала рядом нет, увидеть, насколько сильно — не получится. Да и по фиг. Хватало и того, что волос собственный, давно отпавший, перешагивать очень осторожно пришлось. И того, что мимо муха, точно вертолёт, ну или дрон какой — пролетела. Аж волосы на затылке взъерошились от поднятого ей порыва ветра. Да, дела… Осталось только в плен пауку попасть какому! А, впрочем, не настолько он мал… Муха — не вертолёт, да, лишку взял. Оседлать и полететь в неведомые дали — не выйдет. Как и ей — его утащить, что не могло не радовать… А вот таракан… Этот усач, да — пугал. Как если бы был с собаку… Баскервилей.

Внезапно Миху отвлекло настолько громкое дребезжание, будто рядом проезжала гружённая стеклом фура. Звук поезда всё же слишком въелся на подкорку. Не спутаешь. Тут именно что-то стеклом громыхало, будто молния в него ритмично так отбивала, как в барабан, но то почему-то не лопалось.

Посмотрел на единственную полную стекла вещицу — так и есть! Телефон, с небольшую платформу (мотоцикл?! Или ковёр-самолёт? Плот? Во, плот, наверное!) размером, громко затрепыхался на столе.

О, как интересно — стекляшка-то тоже дрожит. Ему, кончено, всё это снится, но такая детализация, определённо, заслуга режиссёра, то есть его подсознания! Спасибо, да, развлекалово устроило — в мире даже не гномиков, а таракашек! Живое воображение даже позволило в этот сумеречный момент различить расходящиеся, как круги на воде, меленькие волны от мобилы. Обалдеть, вот это Нейшинал джиографик на минималках!

А чё трезвонит-то, ё-моё? Прислушался к ощущениям... Будит, нет? Чёт не похоже... И всё равно, а чё это ещё может быть, а, как не будильник-то? Ну, во сне-то?! Такие звуки обычно вместо них, да. Или это такая часть сна? Очень и очень, ё-моё, непонятно.

И вообще, со всех сторон странно. Он ведь не помнил, чтоб заводил. Ну да ладно, всё равно просыпаться надо. Только вот ни в какую, увы. М-да уж, слабоват и похож на случайные звуки с улиц. Тому, кто в поездах, самолётах, автобусах да на пьянках спал — вообще, помощнее чё-то нужно, да!

Или не будильник — ведь в беззвучном режиме трясётся, только вибрация, видно, включена. Так ну, если это, постараться, да, ё-моё, то всё равно ж разбудит — неприятное же ощущение! Ну и себя растолкать можно попытаться... И Миша аж глаза выпучил, давая себе леща — нельзя разлеживаться, да, интересный сон, но если сейчас проспит, то проблемы с Олькой тоже покажутся не маленькими!

Хм, может, и в самом деле будильник, только во сне он криво-косо отображается — как виброрежим. Организм помирать не хочет, ага, ещё скажи, чует планы, вот и спит... Тянет время до прихода жены! Какой-то хитрожопый, блин, организм! Хотя... кто ж в этих вывертах подсознания разберётся?

Тем временем дребезжание стихает. И через пару минут начинается снова. Мишка готовится проснуться, ну же, вот, давай, давай, блин! А хрен там плавал. Снова тишина. И снова начинает вибрировать телефон, а он всё никак не проснётся.

Горшок чувствует, что начинает вспыхивать, водичка в котелке медленно движется к кипятошной — ну, право, чё за затянувшийся сон?! Кошмар уже какой-то — типа, знаешь, что спишь, но проснуться не можешь. Может, так и останется здесь, навеки. Прекрасно, чё!

А адский круг продолжается. Вибрация, причём постоянно одно и тоже время, секунд 60, наверное (да, он считает, бл*дь, а чем тут ещё займёшься в таком состоянии нестояния?!) — тишина (та подольше длится — от 5 минут и до 15, причем, промежутки все сокращаются, ё-моё, скоро будет беспробудный адский танец!), снова вибрация — опять тишина. Но такая зловещая. Наполненная ожиданием.

Миша уже не знает, кому молиться, чтоб это закончилось. И что сделать. Пробовал уши зажимать — бесполезно... Вибрация до тела, кажется, достигает. Кто бы мог подумать, что обычные звонки (ну а чё это, если не будильник?) можно воспринимать орудием средневековой пытки?

В попытках хоть чем-то себя занять Горшок задумчиво и злобно расхаживает по диванной поверхности — делать это, надо сказать, трудно: ноги проваливаются в ворс, как в болото (по колено, считай!), запутываются о ниточки-растения, это не считая волос... Тех много нападало. И, видать, не только с головы... Иногда запинается о какие-то крошки — мусор. М-да, голодным не останется, хоть это и сон — вон явно от печеньки крошечка... М-м, а аппетитная. Так, ещё не хватало чё ни попадя в рот тащить, ё-моё!

И потому просто ходит, тяжело вытаскивая ноги из прожорливой обвивки. Интересно, а может целиком засосать? Опасная ж трясина, м-м?! Настоящий триллер уже получается: Диван. Поглощение. Или не так — На дне дивана. Ага, Тодд: месть кровавому дивану. Мягкий убийца! Надо Андро для песни сюжет подки... Ну да, конечно, блин, как больно-то. Уже два года прошло, а он всё запинается о подобные мысли. Частенько на что-то смотрит и думает: чтоб тот сказал, а сделал? М-да... Князь ушёл из группы, а в голове остался. Как таракан — их тоже хрен потравишь с концами! К слову, много у них общего. Не зря им целую песню посвятил. Ушлый гад.

Да уж, ну и мысли. На очередном треньканье телефона Горшенёв задумчиво подходит к краю дивана (для этого ему пришлось минут пять попотеть) — проснуться от назойливого звука он так и не может, но, если упасть во сне — стопроцентно обратно в реальность выпадешь. Попробовать, что ли?

Чем ближе край, тем сильнее сжимается что-то внутри... Потому что это вам не просто какой-то диван. Это утёс! Поэтому Мишка осторожно, на четвереньках, доползает до самого края и, слегка свешиваясь (руки тут же судорожно вцепились в канатик ворса, хорошо — диван нескользкий!), заглядывает вниз, туда, где виднеется пол… И чувствует, как резко плохеет, зрение плывёт, а голова кружится. Высоко, очень. С десятиэтажный дом точно!

"Интересно, — подумалось мелко, прям, как дрожь, что по телу ползла, — а если во сне в таком, когда проснуться никак не можешь, разбиться насмерть, ты проснёшься, или тоже того, скопытишься окончательно?"

Он поёжился. Слишком реалистично. Но вариант... "А больно будет? Будет", — чувствует интуитивно Миха и отползает чуть подальше — а то сейчас, ё-моё. грохнется от видов на собственный ковёр (размером с волейбольную площадку!) в обморок, как институтка какая, да нечаянно и свалится. Камнем вниз. Боли не хотелось. Даже во сне. А то придётся вспоминать ещё один детский стишок. Более злой. Долго смеялись собаки и кошки, как шевелятся глаза у лепёшки! Угу, он — Горшок, а не блин какой-то. Хотя и к первому-то прозвищу не сразу привык, поначалу обижался... Но когда это было? С тех пор уж лет двадцать прошло. Если не больше.

И вот уже в относительной безопасности (до края шагов тридцать!), сидя ровно на жопе (ворс его скрывает почти по пояс, отчего одновременно и теплее, и щекотнее — ворс забивается туда, куда не следовало, блин!), поддаётся каким-то уж слишком нехорошим мыслям. Совершенно нехорошим, понимаешь ли, и въедливым, настырным.

Наползает медленно, как туман на равнину, странное чувство, что это, в общем-то, может быть и не сон. Миха шумно сглатывает и давится воздухом. От шока даже матюги в голову не идут. Оставьте! Не бывает такого. Это только в их песнях да сказках, в мире чудесном, ярком и завораживающем, такое возможно, но тут-то скучная реальность. Постылая и надоевшая! Невольно голос внутри прибавляет: от которой ты хотел сбежать, застыв в кое-чьих мирах навеки.

Горшок старается эту, забежавшую, звонкую и неприятную мысль вытряхнуть, но она, упрямая с*чка, зацепилась коготочками и вползает всё глубже и глубже, вызывая обильное потоотделение, колотящееся сердце и дрожащие конечности. Прекрасное сочетание! Потому что мокрую спину холодит ещё сильнее, и от этого колотун усиливается.

И всё-таки не бывает чудес на свете! Особенно таких, когда ты хотел исчезнуть, тихо и незаметно, а тут раз и уменьшаешься раз в х*сдесят. Незаметно тебя? Да, капитан Очевидность! Теперь осталось сброситься с дивана, и тебя заметут в мусорный бак вместе с другим мусором. Прекрасные перспективы! Безвестно пропавший, растворившийся, как колдун какой, Горшок — даже одежда тут валяется... Весьма в духе раннего Короля и Шута, чё нет-то? Но почему же от подобных перспектив так трясёт и хочется отползти ещё дальше опасного края? Отчего хочется пить, дико причём, и воды...

А ещё совершенно ничего не болит! Совсем. Давно так хорошо себя не чувствовал, аж жить хочется. Но как жить эту жизнь, если ты размером со стопарик?! Нет, это не может быть правдой. Просто затянувшийся сон. Надо проснуться. Надо.

Потому что взаправду этого не может быть, никак, совсем и точка! Телефон больше не звонит (полчаса тишины — молитвы услышаны, нет?), а как ещё проверить, Миха не понимает. Да и вообще — что проверять-то, ё-моё? Главное доказательство уже на лицо, мозги, ноги, руки и спину... Даже задницу! Ведь, вроде бы, во сне люди не чувствуют боли — это может быть доказательством, так как с самого утра Миха реально чувствует себя будто бы в новой тушке очутился, вместо разваливающейся старой. Заново родился, ага. Правда, татушки — вот они, родные... Да и седь в волосах никуда не делась — имел возможность рассмотреть, пара серебряных ниточек осталась в ладони, после хватаний за голову! Да уж, вот те сон... Такой сюжетец и Князю бы не пригрезился. Стало быть, обставил, ё-моё!

Однако грызущее беспокойство внутри, граничащее уже с паникой, требует более точных методов проверки. Эмпирических, блин. А не умозрительных. Не найдя варианта лучше — с силой щипает себя за руку ногтями. Тут же морщится, ведь... Больно! Блин! А это значит... С*ка!

Паника разгорается внезапно, начисто лишая способности мыслить. Вскочив на ноги, Миха, раненым зверем, судорожно бросается то в одну сторону, то в другую, спотыкаясь о собственные ноги и ворс с крошками, то и дело падая, совершенно не понимая, как в этом пздце оказался и что теперь делать.

Мысли мечутся, как и он сам, отчего ни к чему не приводят попытки придумать план, что, бл*дь, делать... Хотя бы как с дивана треклятого спуститься (зачем, впрочем, это делать, не понимает, ведь до источника воды как добраться не представляет, а без неё ему каюк, но надо! Хоть что-то делать надо, а не то вообще чокнуться можно!), да и альпинистского оборудования подходящего размера что-то поблизости не наблюдается (ха-ха, бл*дь, интересно, а такое, вообще, можно найти в магазинах для детей-экстремалов?!).

Связно мыслить мешает истерически вырывающееся изнутри струйкой поднимающегося пара от закипающего горшка: «так не бывает!» Его бросает из отрицания в судорожное перебирание имён тех, кто мог бы помочь. Только вот чем, бл*дь?! И имён — гордо сказано. На самом деле только одно имя. На этой съёмной берлоге бывает не так много людей, а на детей рассчитывать не приходится. Совсем.

Да, Оля вот скоро приедет… Когда точно — непонятно, времени он не знает. Если увидит его таким (ключевое слово, реально — "если", он сейчас как мышь, а мышь можно и не заметить, если та себя тихо ведёт. В конце концов жена же, понимаешь ли, не ожидает такого превращения), что сделает? Е-моё, голова аж кругом! Завизжит и убежит, будто реально мышь увидела?! Не должна, вроде. Тогда святой водой обрызгает? А она, вообще, у них есть? Хм... Солью засыпет с головой? Врачей вызовет? Чтоб те чё? Накормит Растишкой, ха-ха, бл*дь! На турник отнесёт, ага. Да ё-моё, один вариант хуже другого!

В очередной раз запнувшись и грохнувшись, остался лежать — сил не было вообще — добегался. Загнанность ощущалась и колола в пятки. Жаль, но эта остановка нисколько не помогала с дрожью, противно прошибающей всё тело. Его колотило так, словно за окном был студёный декабрь, а вовсе не июль. Впрочем, лето в Питере теплом не отличается, но не настолько же! Однако и эта вынужденная остановка, и замедление дыхания и сердечного ритма заставляют мозги чуть-чуть получше соображать.

Да, так не бывает. Случилась какая-то магическая херня, в которую он влип. На этом моменте лежащий мордой вниз (ворс, с*ка, колет!) Горшок почти всхлипнул — он, бл*дь, рассказывает сказки всю жизнь, а не живет в них! Может, и хотел бы, да всё ж не верил, что существует хоть что-то подобное. Завидовал иногда Князеву, который в своей картине мира легко допускал всякое такое и при этом умудрялся казаться адекватным... относительно. А теперь же... Именно Мишу вся эта х*еверть поразила на всю тушку! Отныне не фыркнешь презрительно, ибо доказательство налицо, как говорится… На тушку!

А вообще, куда ни плюнь — всюду гигантская задница... Ну ладно, если мягче, то положение безвыходное — даже обычный спуск с дивана может кончиться его гибелью! Да что там — этот ворс и тот может, нах, его убить. Если он сейчас посильнее пыль вдохнет, то привет, болячка из юности и детства — астма, господа. Этот мир стал злым и дерзким, как смириться с этим можно... Увы, даже не так: для Миши-мыша этот мир стал теперь уж совсем опасным. На каждом шагу куча возможностей убиться. Бесславных и глупых.

Именно этот факт и заставил его застопориться и удержать-таки мысль. Нет, про бесславных и глупых — это мозг отринул и списал в утиль. Про убиться. Вновь та зудела над ухом. Вот он, шанс, возможность раствориться почти — может, повезет, и труп не заметят. Или заметят, но не придадут значения, ведь чудес не бывает, а это просто кукла — глупая, окоченелая, похожая... Голая, бл*дь! Миша посмотрел на себя — пришёл в мир голым и уйдёт таким же — м-да.

Но вот, если по чесноку, не этого ли хотел? Ведь если бы всё пошло по плану, то этого утра и не было бы, так же? Уже бы в морге лежал, остывал, ага. Или препарировали бы вовсю... Мишу передёрнуло. Но он попытался переключиться, отправить злость и страх по известному ему адресу.

Цыганка стеклянная, с*чка чёртова, разрушила всё, но… Это же не значит, что он не может убиться другим способом? Хотя бы просто шагнув со скалы… То есть, с дивана. Это милосерднее, чем всю оставшуюся (а кто знает, сколько там теперь отмерено — чувствовал себя Горшок на удивление, с*ка, прекрасно!) жизнь жить страдающим мышом под опекой Ольки. В лучшем случае. Скорее, сдадут на опыты. Капец. Мини-панк. Из него шоу могут сделать. Типа, Трумана — за стеклом, и снимать, как в кукольном доме живёт, каждый пук, превратить жизнь в эксперимент и упоительное шоу.

Его передёрнуло вновь. Ну на хрен... Но альтернатива не показываться Ольге — это умереть от жажды. Может, всё же лучше прыжок, а?

Но, блин, это будет больно. А он-то планировал спокойно уснуть и уйти в вечность… Перед глазами вновь проплыла пугающая высота дивана. А воображение подбросило картинку его изуродованного трупика на подножье... Повезёт — не заметят, а если нет? Наступят, например, ещё что... А-а... Какой же пздц! Лёпеха, соскребут, ё-моё, в спичечный коробок утрамбуют.

Миша сглотнул. Если это единственный путь, он, конечно, готов… Наверное. Тут внутри опять прорезалось раздражение: "Да ёлки-палки, перестань хоть себя обманывать!" Увы, подсознание право — нечего тут храбриться, всё равно никто не услышит и не увидит. Не готов Горшочек через боль. И так в жизни её нахлебался, а последние года два так вообще, концентрат сплошной. Даже умереть спокойно не вышло.

Теперь вот будет выбирать из двух зол меньшее: медленно уйти, от жажды изнемогая, или же рискнуть и стать звёздой цирка уродцев?! Была и третья, конечно, но её он пока боялся больше, чем ещё не разыгравшегося в полной мере сушняка.

Собственно, неизвестно, сколько бы ещё так провёл, в раздумьях тяжких, не зная, то ли пожалеть себя, то ли убиться, то ли хоть какие-то действия начать предпринимать — например, спуститься как-нибудь, потом доползти до ванной, там напиться — да хоть из унитаза, ё-моё! Хотя вариант, конечно, дно, да...

Но всему этому помешал резкий раскатистый звук, будто по гигантскому камню долбанули со всей силой гигантским железным молотом. Сперва Мишка подумал, что это гром (в доме, блин, три раза ха-ха! Тор на огонёк залетел — угу!). Но потом, когда вслед за этим оглушающим грохотом раздался грохот послабее — да не один, а несколько, с равномерными промежутками, по пусть и предающим, но ё-моё, ощущениям… Тут-то Миха и понял, что не погодное явление внезапно приключилось, а просто кто-то пришёл. Жена, вестимо, кто ещё. Правда, а чёй-то она стучит? Опасается, что он тут в неглиже и даёт время одёрнуться? Пф, да не смешите! Странно, понимаешь ли.

Это осознание заставило его вскочить на ноги, придало сил, потому что, блин — по фиг на жажду, нет и всё! Нельзя, чтоб она его таким увидела, это ж и стресс какой для Ольги, и для него потенциально опасно — неизвестно, что сделает женщина в истерике, прихлопнет ещё, как червяка какого. Во славно будет! Именно поэтому Горшенёв, старательно выпутывая ноги из ворса, побежал к так удачно лежащему слегка на, видимо, спинке дивана, рукаву футболки. Ну, по крайней мере, предполагал, что это огромное полотнище, точно парус, да больше, ё-моё, баннер гигантский — его футболка.

Удачно, в самом деле, вышло — благодаря такому положению между спинкой и самой одёжкой образовалось достаточное пространство, чтоб туда поместился один небольшой, понимаешь ли, человечек. Поместился и затаился, даже дышать стараясь реже. Хотя это вообще было ни к чему — его б дыхания сейчас никто не заметил, даже если бы Горшок устроил показательное шоу с хрипами и стонами, словно какое-то буйнопомешанное привидение без мотора.

— Миш? — неожиданно раздался в недрах дома какой-то совершенно оглушающий вопросительный полукрик, — Ты где?

Услышав его голос во мгле футболки, Горшок и в самом деле забыл как дышать. Потому что сразу узнал. Уж его различил бы везде и всегда, в любой тёмной бездне, откуда не позови. Вот и сейчас легко соотнёс голос, даже усиленный, кажется, в тысячу раз, и человека, обладающего им. Но уж тот-то что здесь делает? Что за дивное явление — к нему явился Князь Андрей! Как не запылился-то? Хотя, может, и запылился... Уж его-то громкое дыхание, сбитое, кстати, отчего-то, хорошо слышно. Словно по дому ходит трактор.

Миша громко вздохнул. Ну, для него громко. Для окружающего мира практически незаметно, что уж там. Но не спешил выходить из своего укрытия и хоть как-то пытаться привлечь внимание — ага, прыгать и махать руками. Эй, Княже, не садись на диван — раздавишь! Да и смысл? Его в комнате всё равно не было. Судя по звукам — а он не таился, шуровал, как стадо слонов — шарахался по комнатам, время от времени выкрикивая его имя.

Внутри поднялось раздражение. Ну вот почему лишь сейчас, а? Давно же отдал адрес... А тот пришёл, когда уж было поздно. А если б Мишу не грабанула цыганка? По спине пробежала дрожь. Что ж, так и не узнал бы, что Андрей-то расхрабрился на визит к... "Другу" всё же не сумел выговорить. Не чувствовал, имеет ли ещё право на это. Стало очень грустно. Вот к чему же они пришли, а?

Наконец, отдающиеся небольшим землетрясением шаги приблизились и остановились. Судя по всему — в непосредственной близости от злополучного дивана. Прекрасно, блин!

Мишка не выдержал и осторожно, краешком глаза, выглянул из укрытия: так и есть, он... Вот стоит Князь (колдун ли? — отчего-то неожиданно подумалось, уж больно вовремя притопал) Андрей, заполняющий, казалось, весь обзор (промолчим, что для того, чтобы увидеть лицо нужно было ну очень сильно задирать башку, до рези в шее и риска вывалиться из рукава), в каком-то недоумении смотрит на приснопамятный диван.

Заметил, что ли? Сердце от этой мысли застучало ещё сильней, хотя, вроде бы, куда уж сильнее. И так билось с такой силой, словно хотело вылететь на фиг из грудной клетки. Вспорхнуть, ё-моё, вольной птицей. Но нет, очевидно, живую миниатюру не заметил, иначе бы уже как-то это показал, ну не молчал б точно, всё также напряженно сопя — тут самого Миху взяла жалящая досада и снова обуяли противоречивые чувства.

С одной стороны, хотелось, чтобы увидел, ё-моё, ну, заметил, почувствовал, что ли... Это бы доказательством послужило, что не разучился чувствовать его... Да и Андрей уж точно придумает, что делать, на опыты тоже сдать не должен, ё-моё. Как и от страха прибить тапком по голове, а точнее, по всей тушке. А с другой — было необъяснимо страшно.

Князев меж тем подошёл ещё ближе, наклонился, но не к нему, блин! А пощупал зачем-то одежду, отчего по дивану прокатилась волна ветра, точно налетел шквалистый такой проказник. Что ж, хорошо, хоть не додумался поднять и встряхнуть, отправив Мишку в полёт куда-то в никуда. Но, вообще, дилемму б это решило... Другое дело — не хотелось Князя всё-таки расстраивать. Какая бы предательская рожа ни была, а никогда и ни за что не хотел бы, чтоб тот на себе подобный груз таскал, ё-моё.

Впрочем, Андрей, поозиравшись растеряно, недолго думая, сбросил с плеч огромный тёмный валун, прям на диван. Ну, хорошо, повезло — не придавил. Однако новая волна, прокатившаяся по поверхности, была так сильна, что Миху с ног сбила. Уткнувшись лицом в ворс, Горшенёв тихо порадовался, что на диване отрубился, а не на полу, наквасившись... Вот реально: на чем жёстком бы стоял — точно ходил бы одним большим синяком. А так только самолюбие и пострадало. Он теперь точно блошка — и такое вот обращение лишний раз доказало. Случайно, не со зла его прибить Княжеская сумка могла!

Да-да, именно она. Ведь, отлепившись от дивана, выпутавшись кое-как из ворса-травинок, понял, что не камнем по его укрытию (почти что!) прилетело, а рюкзаком… Обычным чёрным, ё-моё. Без всяких изысков или опознавательных меток. Но он-то знал, чей это рюкзак... Это дело и решило, ё-моё.

* * *

Миша тяжко вздохнул и вынырнул из воспоминаний о вчерашних событиях. Уставившись сейчас в крышку пенала, вновь попытался сообразить, как так случилось, что в мозгах перемкнуло, что он додумался в Андрюхин рюкзак — там молния не до конца застегнута была, точно дверка их мира приглашающе распахнутая — залезть. Точно, волна по голове вдарила! Реально, примерещилось, будто зовёт его старый знакомец с переливом колокольчиков звонким внутрь, заманивает прям... Вдарило, вдарило, ё-моё! Иначе-то как объяснишь? Ага, а как Горшенёв объяснит само своё превращение?

Ну, короче... Дело ясное — дело тёмное. В итоге решено было залезть. Пусть с сумкой по-разному обращаются — швыряют, трясут, но вот будто сам шут манил, ё-моё! Не было сил сопротивляться. Да и бездельничать мочи тоже.

Да и вообще, это не так-то просто было бы провернуть, если бы не лежал на боку сей предмет. Да даже и с боком... Всё равно — помутнение какое-то.

Вот так-то и получилось, что в каком-то помрачённом состоянии, то ли пришибленном, то ли угашенном от ветрового удара или от ситуации в целом, но заполз червячком в рюкзак, да и схоронился там. Слово-то, ё-моё, какое. Ну, да, мог тот его огромным мавзолеем стать, но повезло опять же.

Князев же, естественно, не проверяя, нет ли в его личных вещах безбилетных пассажиров, в итоге так его и утащил домой. К себе. Правда, много позже. Он довольно долго в доме его пробыл.

С Ольгой вдвоём его искали. Иногда хотелось даже высунуться и крикнуть: "Вот он я!" Но разве ж услышат... Да и страшно даже пытаться, захлёбываясь собственным одиночеством. Так и оставался, выглядывая из рюкзака, там довольно жарко, блин, было, а в дырку хоть дышать можно было... Пока Андрей не схватил, ага — успел юркнуть в последний момент — и не поволок.

Так домой и принёс, ё-моё. А выбраться самостоятельно и не получилось бы — этот гад машинально молнию до конца застегнул. Сразу душно стало, может, и угорел бы... Расстегнуть же ту с ростом Мишкиным и снаружи было бы затруднительно, изнутри же, без зацепки (собачки, блин!) и вовсе было нереально. Так и отправился в невольное путешествие. Вцепившись в злосчастный пенал руками-ногами, на самом деле — его швыряло бросало, расплющило бы, наверное, точно... Опять же повезло! Пенал приоткрыт был. Туда и заполз, исхитрившись. Даже не напоролся на карандаши. Пусть ещё душнее, чем раньше стало, но стены защитили немного от ударов. А когда Князь швырнул рюкзак и всё стихло — выбрался — сил, правда, хватило только улечься на пенал... Интересно, насколько хватит кислорода внутри?

Нет, точно, рюкзак Князя — просто камера пыток. Душегубка, потому что воздуха явно не хватало всё больше и больше. Даже просто лежать, распластавшись, было затруднительно. Неудивительно, что тогда Мишка пребывал в состоянии почти нестояния. Ну, или нележания, если уж так посудить. Да ещё, помним же, что и рюкзачок-то Княже в конце куда-то кинул.

От этого удара внутри всё затряслось и воздух конкретно так выбило из легких. Ну, иного объяснения ни с чем не сравнимому чувству падения Миша найти не мог. Мелькнула мысль, ё-моё, даже, что всё, это конец всему, но то ли он слишком задолбался за время этого своеобразного путешествия, то ли просто всё это отвечало его стремлениям, но особого отторжения не вызвала.

Лишь уже в откровенно полуобморочном сознании проскользнуло грустное сожаление, что вот так, глупо, закончится его существование в этом мире. Задохнулся в сумке Андрея — не в спортивной и не в концертной... Просто уму непостижимо! Трезвый! Не умер при падении — умрёт от нехватки воздуха. Чёртовски глупо. Но хотя бы не больно. Ну, или не так больно. Легкие саднило, но он надеялся, что отключится раньше, чем боль станет невыносимой.

Так и вышло бы, ё-моё. Мысли снова путались, ощущения терялись, преломляясь, словно лучи света, и распадаясь на неясное множество оттенков.

Горшок словно плыл в какой-то тесной и одновременно огненно-жаркой невесомости. Плыл, при этом не делая никаких движений. Только пойманной рыбой хватал ртом ускользающий воздух. Неожиданно подумалось, что он так и не отключится. Просто вечность будет в этом безумии бултыхаться, пока не умрёт от жажды. Потому что приток кислорода был — сквозь стык молнии просачивался свет и, следовательно, кислород. Эта мысль пугала даже сквозь спутанность и откровенное желание блевать (было б чем!).

Поэтому, вероятно, когда его коснулось что-то, похожее на огромные сосиски, только теплее и шершавее, что ли, — как-то раньше не особо приходило в голову щупать данные полуфабрикаты, как дикарь поступил — тело среагировало само, инстинктивно, плавая разумом на грани осознанности: попыталось отбиться от прикосновений, от этих хищнических поползновений. Почему избрал такой дикий способ — кусаться — а пёс его знает. Возможно, где-то на подкорке (он чё, дуб?! — вот это ассоциации в голову полезли, м-да) понимал, что, по сути, это его единственное оружие — ноги и руки-веточки против этих вот, загребущих брёвен — совсем ни о чем.

Собственно, это единственное, на что его хватило, кусануть, что есть дури, нечто тёплое и совершенно точно живое (он ощущал заполошный ток чужого сердца): всё скрылось в глухой вязкой темноте. Конец? Возможно…

А, нет, не конец — сознание понемногу возвращалось. Первое, что прояснилось — это дуновение ветерка, холодящего кожу, очень хорошо, ё-моё, оно чувствуется. Впрочем, какой конец… Вспомнилась последняя мысль — всё плыло, воспоминания перемешивались, как пиво в водке у него в желу... Нет, а может, Миша проснулся, наконец, м-м? Да, интересное "кино" посмотрел, а чё ж так дует-то? Окно, что ли, не закрыл?!

Сознание возвращалось спутанно и неохотно, сил почему-то не было от слова совсем. И пить хотелось чудовищно. Перепил, что ли? Странно, всего-то коня немного заглотил — там оставалось-то... Треть бутылки.

Но ещё более странно Мишка себя чувствует, когда открывает глаза и растеряно понимает, что нет, с*ка, не сон... а смотрит он, в самом деле, в огромное лицо Андрюхи. Просто гигантское. Размером с хороший такой шатёр-палатку фестивальный... Бл*дь! Страх и первичное непонимание шарашат с огромной силой, он резко дёргается и сваливается с какого-то предмета, в голове мелькает — стол это, бл*дь, для препарирования. А сам он в роли лягухи, вестимо. Всё это становится слишком. Слишком абсурдно для ошеломленного разума. Пугающе. Сильно бьющее по оголённым проводам нервов.

Взгляд натыкается на издевательски весёлого нарисованного бегемотика (у него чё, синяя кепочка?!) — и осознание бьёт с размаху: сначала пенал опознается как Андрюхин, потом вспоминается адское путешествие в рюкзаке, а следом и все события, произошедшие ранее. Надо сказать, это нисколько не помогает разрастающейся в груди панике. Наоборот, усиливает до степени полыхающего верхового лесного пожара.

Кранты его психике были пугающе близки, но... Хоть всё и смазалось в загребущих ладонях, кусания — это чё, кровь? — нет, не пей, Горшок, ты ж не вампир! Круговерть, тряска, ткань, живое тепло, обилие новых ощущений — всё это сводило с ума. Несколько состояние прояснилось купанием в студёной водичке. Правда, воняла та так, словно в доме у кошатницы-бабки... Короче, аж глаза резало. А ещё, оказалось, купался он в блюдце. В нём, в отличие от тарелки суповой, не утопнешь. Приплыли, блин. Так, что он немного успокоился, посмотрел на гиганта-Князя (писатель Гулливер, бл*!) и открыл свой рот... Высказав, всё, что выпарилось в башке за время томления.

* * *

Мишка снова помотал головой — воспоминания о вчерашнем дне были болезненны и неприятны. Мало того, что он уменьшился и жизнь перевернулась, так ещё и устроил пытавшемуся помочь (а тарелочка с валерьянкой — потом всё-таки узнал этот, усилившийся в несколько раз запах — чем не попытка успокоить? Неуклюжая, но, а сам-то чё в такой ситуации бы делал, отзеркаль та, обнаружь он друга-мышь в рюкзаке? Орал благим матом бы? Наверное...) Андрею форменную истерику, обвинив чёрт знает в чем…

М-да, обидел, вероятно, ведь даже невозмутимый обычно Князь едва не заорал тем самым благим матом. Только с зажиганием поздним, после того, как у Михи изверглось... Пламя — ни больше ни меньше. Как есть дракон, блин — свирепый и беспощадный... Мишка прикрыл глаза. Больно вспоминать, да. Собственный страх переродился во что-то совершенно уж уродливое. И нелепое — это надо ж было додуматься и обвинить, когда по глазам было понятно — Андро не меньше удивлен происходящим и явно не имеет никакого отношения к изменению размерчика. Ну, право ж... Был бы тот колдуном, Горшок бы знал.

Зубы снова сводит... А знал бы? Вот так, положа руку на сердце? Точно б знал? Боль иглой вонзается... застарелая, нагноившаяся. И смрад этот душу отравляет уже давно. Сомнения. Недоверие. Непонимание — это все они камень сточили... Хочется от этого выть. Поэтому, устав от всего, решает для себя раз и навсегда — к его превращению Князь отношения не имеет — аксиома, не теорема, ё-моё.

Впрочем, даже эта ужасная ситуёвина с "кругом лишь я виноват", хоть и вызывает смятение и стыд в душе, но гораздо больше сейчас ощущается влияние Её Величества физиологии.

Во-первых, отлить хочется всё сильнее. Пот потом, но потом-то его, ё-моё, Князь нормально напоил. Да, как жирафу на водопое, предложил тарелку целую. Хорошо, что запах валерьянки почти выветрился, не въелся в блюдце — воду свежую этот любитель ванн (ну, реально же, чё — по себе посудил — понятно всё, понимаешь ли!) налил. И в пенале всё-таки с дырочками было не так уж и жарко. Так что почки радостно заработали в связке не с потовыми железами, а более привычными каналами.

А во-вторых, сам по себе чёртов пенал — это даже хуже комнаты Родиона Раскольникова (чтоб не любить, надо ПРОЧИТАТЬ, нельзя, чтоб не знаю, но осуждаю) — полностью закрытое маленькое пространство, напоминающее комфортабельный многоместный гроб или склеп... И нахождение в нём, пусть и временное, пусть и со знанием, зачем и почему, всё равно вызывает отчего-то беспокойство внутри. Да, от недостатка воздуха не умрёт — Андрюха заботливо дырявил злокозненный пластик (а затем проводил эксперимент, где Мишка в застёгнутом виде пробыл в том три минуты, а потом Андрей интересовался, как дышится — нормально дышалось, ё-моё), но было дико стрёмно…

Стенки будто давили на него, грозя расплющить. Хотя, естественно, что те оставались недвижны, а сам он тоже не опухал из-за невозможности опорожнить мочевой пузырь... Хотя, может, и опухал. Но не до такой же степени, а? Клаустрофобия, что ли, так начинается?! Фиг его знает, ё-моё, если так, то в его коллекции различных фобий прибавление. В любом случае просто так оставаться здесь он не может. Ему надо выйти! Очень надо! Иначе либо озвереет вконец, либо оконфузится, а и то и другое — просто швах.

Но решить, опять-таки, легче, чем сделать. Вроде и легкая с виду крышка, но для него — неподъёмная. Никак, не в этом, застёгнутом напрочь виде точно. Руками-ногами пинает ту — эффекта ноль, пробует всей тушкой давить... И он достигается, впрочем, но и то кое-как — для это приходится упереться получше, так, словно держит на себе рухнувший вагон (привет, царь Александр Третий), а потом отбрасывает, ну, пытается... Тогда крышка приподнимается спиной, но…

Получившейся щели (он теперь не просто видит белый свет, а чувствует его носом), естественно, недостаточно, чтобы пролезть. Да и… Вот пролезет каким-то образом, наполовину (типа, голова пролезет, значит, и всё остальное прошмыгнёт), а крышечка возьми, да и вернись на место! А слегка разошедшийся край молнии, чтоб вы знали, весьма и весьма острый...

Буйное воображение тут же рисует весьма живописную картинку из триллера "Купчинская резня пеналом-убицей": маленький Горшочек, раздавленный весёлым пеналом с бегемотиками. Располовиненный — всё, как полагается: кровь брызгами-капельками, кишочки болтаются ниточками, выражение лица соответствующее — перекошенное, что и без лупы видать, и всё такое прочее. Андрюха точно ох*еет, если такое зрелище поутру застанет. Вот уж точно, забыть ни в жизнь не сможет подобное зрелище. Хлеще, чем труп несчастной женщины из песни про Утопленника. Да уж! Похоронит где-нибудь за плинтусом... Если повезёт, сожжёт где, в кастрюльке на балконе, а прах развеет.

В любом случае пугать до икоты Андрея и оставлять о себе столь незабываемую память отчего-то не хотелось. И так уже… Массу приятных воспоминаний оставил, особенно за прошедшие два года. Прям старался, точнее, не он — оно само лезло, как из вулкана, полного обжигающей лавы и испарений ядовитых.

Миша было тяжко вздыхает, но тут же вновь переключается на ссы... насущные проблемы — ему срочно нужен сортир. А то рискует оконфузиться тут. Не блеванул в рюкзаке у Княже, так обоссыт ему пенал. Прекрасная альтернатива!

Кстати, о Князеве… Горшочек разогнулся — и так из сил выбился держать крышку, поэтому прильнул к одной из дырочек — почти глазку. Андрей не ушёл в спальню. Вот же он, здесь, рядом, диван в кабинете обслюнявливает, как раз виднеется кусочек лица с румяной щекой и растекающейся смачной слюной. Спит, наверное, и довольно сладко, гад, пока Миха тут взаперти страдает от резей в пузыре... А как не спит-то? Просто так слюна болтается, что ли?! Ну, во всяком случае эти странные звуки по комнате опознаются как похрапывания. Значит, что? Надо всего лишь его разбудить! Позвать! В конце концов хоть будить и жалко, но ситуация-то безвыходная. Либо так, либо Горшенёв всё-таки скоро умрёт... От стыда. Вот где только ссать не приспичивало и не присрачивало, но не пенал же с бегемотиками поганить?

И эту идею с побудкой Миша тут же претворяет в жизнь. А именно, сначала просто, потом, сложив руки трубочкой-рупором для увеличения слышимости, пробует докричаться до друга. Затем для верности лезет в щелочку, туда орёт.

Бесполезно. Пучь глаза не пучь, стучи ногами не стучи... Андро как дрых, так и дрыхнет. Зараза! Вот это крепкий сон!

Так, Горшок не сразу, но начинает понимать — дошло, наконец-то, до уставшего разума — голос его сейчас тоже «уменьшился». Вполне вероятно, что для Андрея звучит чуть громче комариного писка. Хрен его знает. Надо поинтересоваться при случае, что ли, комар он пищащий иль мышь... тоже пищащая. А ещё найти способ привлекать его внимание, потому что это уже не просто желание — необходимость выживания! А что-то ему подсказывает, что поиски гадалки простыми не будут... Ранее казавшийся столь решённым и неотвратимым вариант убиться сейчас не рассматривал. Не при Князе.

Вообще, Мишка так, видимо, и пропал бы — от последующего стыда за содеянное (реально, блин, уже разрывало его, даже пытаться снять кукольный костюм начал, чтоб хоть мокрым не ходить... А тот влажный... и вонючий — вспотел, ё-моё!), но, очевидно, боги (всё равно какие!) сжалились и разбудили Андрея. Точнее, разбудил его телефонный звонок. Не вибрация, а нормальные такие звонки. Так что не сразу, но подорвался Княже и схватился за телефон.

Не успел Миха обрадоваться — освобождение и облегчение скоро наступят, сейчас договорят, главное, чтоб языками не зацепились и дело на полчаса не отложилось — как сердце тут же словно сжала ледяная рука, когда понял, кто именно беспокоит Андрея пораньше с утра. А то, что утро раннее было, ясно по серовато-голубоватому свету за окном. Хоть 7-8-то, есть?! Непонятно...

Князев же, услышав командный голос, тоже весь подобрался — сначала сел, одной рукой протирая глаза и разминая явно затекшую шею (диван вам не кровать, а вот Михе, чтоб всё это видеть, приходилось метаться между дырками), затем и вовсе встал и зашагал нервно по комнате.

— Да, здравствуйте, Юрий Михайлович… — выговорил без запинки, вот не знал бы, что только что слюнями по подушке мазал... — Да, я первый приехал, — отвечает чётко на поставленные вопросы. Сейчас вот отец насчет двери опрашивал, как не допрашивал, бл*дь. — Нет, открыта… Я же вчера вам всё и сказал, как было… — а вот и возмущение проклюнулось, значит, не впервой всё это повторяет. — Да я почти сразу Ольге набрал… Так что мы видели одну и ту же картинку… Да, конечно, заехать могу… Ну, да, давайте, — согласился, сдавшись Андрей, почему-то упершись странным, несколько сомневающимся взглядом в пенал.

Мишка же продолжал холодеть — как-то об Ольге он, да, подумал вчера, беспокоиться, мол, будет, а вот что при этом исчезновении почувствуют родители — как-то совсем не сообразил представить. Учитывая первоначальные планы — это вообще, туши свет, бросай гранату. Думать о чувствах родителей следовало раньше. Да и не случись гадалка — тем вряд ли легче было бы. Ну или было. Сейчас неизвестность полная, а там ясно — отмучился. А когда пропал... Вдруг маньяки похитили... А ещё надежда безумная и выматывающая, но такая порой нужная... Нет, неизвестно, какой вариант 19 июля был бы хуже. Мусик, должно быть, с ума сходит… Да и папа… Явно ищет непутёвого сына, даже вон Андро зачем-то к себе вызывает. На допрос, что ли? Глаза в глаза посмотреть? Может, чует, что тот чего-то знает... Вот уж дела.

Князев меж тем телефон отложил, нахмурился озадаченно, потирая лоб. Что-то его явно беспокоило, но уж точно не так сильно, как главная проблема Миши, подпирающая уже к самому не могу, щас обоссусь — потому что друже достаточно быстро подошел и, наконец-то, открыл проклятую крышку.

— Андрюха, SOS, — воскликнул немедля Горшок, физиологическая проблема ведь была уже на грани публичного намачивания фиолетовых смешных штанцов, — срочняк как нужно в сортир.

— Здрасьте, доброе утро, — пробормотал Андрей, обеспокоенно оглядываясь на дверь, за которой явственно слышались голоса — один погромче и потолще, другой потоньше и позвонче — Агатик с Алиской, вестимо. Ранние пташки, как назло, ё-моё!

Мишка практически видел, как крутились шестерёнки у него в мозге. Но у него самого шестерёнки почти отвалились от мысли, как же хочется, а-а-а, бл*!

— Слушай, выходить пока опасно, как я тебя в ванну-то доставлю… — как-то неуверенно сказал Андро, оглядываясь, — но могу предложить, — что, бл*дь, горшок для Горшка?! — вон тот прекрасный кустик…

Мишка проследил за направлением взгляда — кустик? Дерево, блин! Баобаб! Или тополь-мутант. Впрочем, немного похоже на фикус или ещё что-то подобное, чистящее воздух и ауру, как сказала бы жена, а он бы извергся проклятиями на всяких хиромантов, засоряющих мозги фигней. Но, блин, даже, если для него тот сейчас дерево… Он что, собака?

— Ну, представь, что мы на гастролях и это санитарная остановка в лесочке под Тулой где-нибудь, — Князь начал уговаривать, похоже, что «про собаку» вслух вырвалось… Пздц!

Не вставай проблема столь остро — высказал бы Миха всё этому фантазёру. Что думает о подобных предложениях, лесах, Туле и обосанных фикусах. Но тут уж не до жиру, быть бы… сухим, бл*ть!

— Давай уже, — буркнул сердито и напряженно, вскарабкиваясь на протянутую к нему ладонь, молясь уже невесть кому, чтоб прям на неё в процессе транспортировки на дельтопланике Андрея не оконфузиться. Ибо прижало, аж глаза выкатывались. Не надо было столько пить, лакая с блюдца, бл*дь!

Ладно — свезло... Дотерпел. Его быстро и мягко ссадили на чуть влажную землю — босые ноги, тут же неприятно это отметили... Но сейчас было глубоко плевать на необходимость протирки лап!

Испейте всю чашу унижений — чёртов комбезик кукольный! Ширинок там не предусмотрено, как и возможности отстегнуть лямки хотя б. Ещё бы — в пластмассовом мире не писают и не какают! И Мишка, чертыхаясь и матерясь, спешно снимал с себя дурацкую тряпочку целиком. Учитывая, как его припекло и что размерчик был едва-едва, то пришлось попотеть, отчаянно пища (вообще-то, матерясь) и выворачиваясь... Андрей порывался помочь, но он и на него рявкнул — хватит унижений, от рявка штаны кое-как спали. Твою ж мать, при любом походе в туалет будет голой задницей сверкать. Просто великолепно!

— Ты так и будешь глазеть?! — уж из последних сил рявкнул, расправившись, наконец-то, с одёжкой, но всё ещё не имеющий морального права полить цветочек-дерево, — дай мне немного личного пространства, Князев! По-русски: отвернись, блин.

— А, да, — кажется, Андрей-то только сообразил, что внимательно наблюдает за всеми приготовлениями, а его помощь в оставшемся деле точно не требуется. Хорошо, хоть спорить не стал, быстренько повернулся к двери передом, к Михе задом, аж ветер прокатился по комнате. Но Горшку по фиг было. Он, наконец-то, весело зажурчал, чувствуя, как краснеют уши по самую шею и лоб... Ах ты, цыганка стеклянная, ну, погоди!

* * *

— Ты издеваешься? Нет, ты понимаешь, что издеваешься? — Миха скептически посмотрел на Князя. Ни хрена этот поросёнок озорной не понимал. Ни то, что издевается, ни то, что он туда не полезет ни за что-ни за что. Потому что дрянной вариант! Очень-очень. Как и вся его дальнейшая жизнь в таком кукольном состоянии. Мало унижений — ещё одно... Нет, всё-таки он верил, что тот искренне не понимает "а чё такова", а потому решил донести до него эту светлую мысль. — Андро, блин, это ж тюрьма!

Вышло (пискнуло — теперь Миха знал, что он всё одно, что летучая мышка-недомерок! А ультразвук Князев не различал-таки, да ) это неожиданно жалобно, хотя должно было звучать в высшей степени негодующе. Хотя негодование явно стоило засунуть подальше — не в его положении... А в этом и корень всех бед. Горшочек уже осознал своё положение — тотальная беспомощность даже в самых простых делах, а та хлипкая стеночка, что сейчас удерживает его разум от дурки (правда, дурдома для таких крох не предусмотрено, так что, скорее всего, это будет обитая бархатом или ещё какой мягкой хренью шкатулка с дырочками у Андрея — пока не успокоится), это порядочность Князя. Кому уж скажи... в свете его высказываний. Но, да — в это Миха верил. Тот не станет ничего насильно с ним делать... Никуда ловить и сажать, пока не убедится, что Горшенёв согласен... Ведь так? Он нервно сглотнул, ведь предложение Андрея, блин, и в самом деле было… Ужасным!

Ну вот как можно себе представить после чудненького утречка в пенале (пока этот дрыхал, а Мишка страдал от подперших к краю базовых потребностей), что он добровольно туда снова залезет, а?! Что в голове у Князя, ё-моё, какие бегемотики резвятся? Не идиот же он, в самом деле, не был ж раньше. Так и чё ж тогда херню городит? Это ж сущий ужас, чехольчик для ношения мини-панков, блин, гробик, етит! И вообще — свободу Горшкам!

Но ведь именно это Андрей и предложил. После завтрака, когда пришёл с тарелкой в комнату — у кого другого это бы могло показаться странным, но у этой творческой личности домашние всё списали легко и просто.

Ладно, то, что Миха томился запертым в его рабочем кабинете (будто бы он мог открыть и незапертую дверь... Да просто дойти до неё, ага! На это б, наверное, дня два ушло!), а, кстати... Андрей, точно опасаясь, что он чего натворит, аккуратно, перед уходом, посадил его на середину стола. Ну да, ну да — не успеет до края добежать своими коротенькими ножками, пока этот носится. Так вот посадил — да, но бежать убиваться Миха не стал. Решил же...

Зато он имел возможность рассмотреть, что за работа кипит на этом столе. Вот рисунки — разной степени завершенности. Всякие монстряки — знакомые и совершенно новые. И от тех, и от других тоска брала. Потому что исключил тот его из своей жизни, и не знал Мишка, что вон у него типчики, похожие, на викингов тусуются... там, вообще, дракон, что ли? И текста — тетрадка, небрежно оставленная на столе, была закрыта, только вот, чтоб ту открыть... Тягание обложки оказалось сравнимо с поднятием листа шифера. Но не успел приподнять — со стоном понял — для того, чтоб прочесть, придётся побегать... А там и Князев пришёл.

Мишка еле успел захлопнуть тетрадку и отскочить в сторонку со скучающей мордой... То, что с собой не потащил, ё-моё, — это да, хотя бы было понятно — в конце концов по дому сейчас носился маленький ураганчик Элисон, могла затоптать нечаянно (панка-путешественника), или ещё как-то повредить. Да и Агата… Ей тоже будет всё это нелегко объяснить! Доказательства, конечно, на лицо, на всю тушку, но... Самим бы понять и до конца поверить. Нет, то, что Андрюха прятал его в своём творческом уголке — вполне логично и понятно. Сюда ни дочь, ни жена не полезут. Ну, первая точно.

А вот то, кстати, что принёс ему на завтрак, кроме бутерброда, сделанного на его глазах под лупой — точнее, вновь кое-как отщипанного, ещё и овощи (ножичком кое-как отковырял — кусочек огурца и помидора — больше напоминавший капельку помидорного сока, блин!) — вот это вот уже совсем ни в какие ворота не лезло. Как и то, что ЗОЖник-бегун (из группы, вестимо) ещё и зелёного чая налил в блюдечко! На фига изощряться-то? Насервировал ему какой-то санаторный стол, ё-моё! К тому же им же спешить надо, проклятую цыганскую ведьму отлавливать! А перестанет быть маленьким и уязвимым — может, и поговорят нормально. На равных, бл*дь. Там и помирать можно, итак из графика выбился... Какой смысл пить зелёный чай, когда ловить уже нечего? Хотя тушка — да, на удивление, хорошо себя чувствовала. С неё бы сталось инфаркт от потрясения словить, но нет... Однако сейчас его куда больше волновал вопрос, связанный с самоуправством Андро, что подталкивал к нему овощи. Да и вообще — мясо есть и хорошо, всё остальное уже неважно. Хотя и от пива бы не отказался, но об этом можно было и не заикаться, видимо.

Поэтому как бы сердито ни глядел на овощи, но этот упрямец отчего-то втемяшил в свою башку, что завтрак должен быть хотя бы немного полезен... Вот и пришлось, кривясь, закусывать. Вот же ЗОЖник на его седую голову выискался! Да, сильно меняются люди за какие-то несколько лет. Казалось бы, двух лет даже не прошло, а этот фрукт уже о полезной еде талдычит. Ну, давай, бегать ещё его заставь... Вон как раз свободная часть стола — как стадион... Турник из карандашей сооруди. А лучше сразу виселицу!

Впрочем, он и сам-то… Миша вздохнул — тоже ведь другой стал какой-то. И это он сейчас не о размере, а о начинке. Да и время после отчаливания Андро с корабля Короля и Шута показалось вечностью. Невозможность общаться даже не как раньше, а просто хотя б иногда созваниваться, видеть не через экран и не спину на фестах — убивала и сводила с ума. Так обида и злость вылились в ещё большее количество претензий, которые и на Горшке оставили неизгладимый след... Нет просто такого утюга, которым всё это дерьмо можно разутюжить, будто и не бывало.

В любом случае сожалениями своими Андрюху явно не переупрямишь, пришлось подчиниться и слопать, и выхлебать предложенное, картинно при этом закатывая глаза. Совсем без этого Горшок не мог, ну никак. Андрей, конечно, сделал вид, что не заметил корчанье мелкой рожи, и Миха бы непременно купился, если бы не уловил едва заметно поползшие вверх уголки губ. В том, что ты мелкий, оказывается, тоже есть плюсы — мимика очень хорошо видна, малейшее изменение — как на хорошем большом экране отображается. Слышно и изменение дыхания, и такта — теперь его не обманешь...Ходячий детектор лжи, ага, размером с кошачью отрыжку.

С едой — согласился, да, в конце концов — не редька какая и не сельдерей... Но вот следующее его предложение — совсем уж ни в какие ворота. Видите ли, так безопаснее будет отправиться искать цыганку — в пенале, блин! Ага, конечно! Не дозваться, не докричаться. Помирать будет — Андро и не заметит. Прекрасно просто. Поэтому Мишка яростно фыркал и упрямо доказывал, что ему и в кармане (в идеале — на ладони, но этот мир к мини-панкам пока не готов!) будет неплохо… Вообще, Князь всё чего-то боится, кипишует зря! Вроде, не паникер, а паникует так, как фамилия не обязывает.

— Да? В кармане? — Андрей стоял на своём, сдвинув брови — угрожающе так — странно, раньше он и не замечал — все равно, что две молнии пересеклись. — Потрясающе! Так и вижу, как случайно меня кто заденет, ещё чего… Обнимет, например! Или ещё что случится! Люди запинаются, поскальзываются и падают, бл*дь! Я — ладно, но что будет с тобой? Мих, блин, я ж не просто так, не поиздеваться или отомстить так решил! Просто согласись, что так удобнее! Ты под какой-никакой, но защитой! Очки же носят в чехольчике, гитару! Да, блин, хоть раз в жизни включи логику и мозги в нужный момент! — а вот сейчас уже и брызги изо рта пошли. Заусило его, понимаешь ли.

— О, вот как ты обо мне думаешь? — вспыхнул Горшенёв. — Типа, я кто? Малыш неразумный, так? Дурачок безмозглый? И когда ж ты успел мега-взрослым-то стать? Горшок безумный и Князь разумный — прекрасно, блин! И кто тебя назначил ответственным за мою сохранность?

Сказав это, он снова остро пожалел — в конце концов ведь, реально, сам Андрею навязался, проникнув в рюкзак-то… Без всякого на то спросу, наговорив и тогда, и сейчас с три короба... Приятностей, ага. И теперь у Князя, похоже, сплошная головная боль — вон, как нахмурены брови, аж складка-борозда огнезащитная, глубокая-глубокая, на переносице рвом залегла.

— Ладно, Мишк, — внезапно выдохнул этот чертяка, устав спорить. В Горшке мигом шевельнулся страх, что вот сейчас запихнёт, не спрашивая... Приготовился кусаться, но тот вновь удивил: — Ну, значит, раз не хочешь так, то остаёмся дома. Захочешь вырасти — скажи.

А у самого в глазах (сейчас тёмных-тёмных, почти серых) что-то непонятное мелькает, не улавливается эмоция, даже в таком варианте, когда все подмечаешь, точно в кинотеатре.

— Это шантаж, бл*дь! — возмущается, недовольно суча лапками. Это и правда как-то отвратительно звучит, липко и мерзко — Андро ж понимает, что ему некуда деться. Если бы, не спрашивая, кинул в пенал — это было б грубо, но прямолинейнее. И вообще, раньше он такими хитроумными приёмчиками не пользовался. А делать ведь нечего. Реально, в угол загнал. В варианте самому полезть в пенал сохранялась хотя бы иллюзия достоинства.

— Да, так и есть, — неожиданно соглашается этот кадр, перестав играть в серого кардинала и на миг становясь собой — только очень-очень усталым. — Потому что меня, в отличие от некоторых, волнует твоя жизнь.

На языке ещё масса всего вертится, что можно сказать, как ответить, чтоб уязвить, хотя бы словесно ужалить злой медузой, но... Чувство негодующей горечи немного притупляется. Хоть косвенно, но ведь этот гад подтверждает, что не всё равно? Пусть и такими методами манипуляторскими. Да и прав, может быть, Миха вздыхает. Превращаться в лепёху как-то не хочется, да. Не такой смерти хотел, не в кармане Андро.

---

1) Агния Барто

Вернуться к тексту