Год Крысы. Дороги. Часть 2 (гет)

Сначала Йиржина приняла набивавшуюся в помощницы девицу настороженно, но когда та показала ей зуб енота, сразу потеплела и выдвинула свои условия.

— Жить будешь в комнате внизу, за торговым залом. Если покупатель придёт ночью, встанешь и продашь ему что нужно. Я сплю наверху. Буди меня только в крайнем случае. Днём будешь помогать делать порошки и настои, за травами бегать к травнице на другой конец города. Платы большой не жди, я ведь жильё и столование тебе предлагаю.

— Я вам и по дому помочь могу, — предложила Рыска.

— Нет, — Йиржина решительно помотала головой, — ко мне для этих целей соседка приходит, а её лишать заработка негоже, обидится. Ты лучше на ус мотай, что буду говорить, ремеслу учись. Сребр в неделю тебе определю, так и быть — из любви к Казимире.

— Хорошо, — сразу согласилась Рыска.

Она привыкла обходиться малым и, не разбираясь в размере оплаты за подобную работу, решила, что на первых порах ей и сребра хватит — на что ей деньги-то тратить?

— Полукровка? — без обиняков спросила Йиржина.

— Да.

— Давно в наших краях?

— Нет, я из Ринтара приехала после наводнения, чтобы учиться в школе.

— Посмотрим, чему тебя там научили…

Рыска боялась, что за этим последуют неприятные для неё расспросы, но лекарка, видимо, и так понимала, что девчонка уехала из родных мест не от хорошей жизни, и лишь спросила, откуда она так неплохо знает саврянский.

— Так он на ринтарский очень похож. Я даже сказки на саврянском умею рассказывать, — призналась Рыска и прикусила язык.

Эта информация была лишней, но она, к счастью, Йиржину совсем не заинтересовала.

Новая Рыскина наставница была пожилой сухопарой тёткой, почти слепой на один глаз. Её белые волосы болтались на спине тонкой косичкой, а проворные руки, казалось, сами отмеряли в нужном количестве ингредиенты для снадобий.

Устроившись в комнатке за торговым залом и кладовкой, где приятно пахло сушеными травами, Рыска сразу примирилась со своим новым положением, решив, что всё обернулось неплохо: она получила настоящую серьёзную работу, да ещё и в столице!

Правда, она не успела проститься с Милкой... Корова хоть и была сдана в аренду, но внезапное исчезновение хозяйки могло навести хуторянина на неверные мысли. Рыска переживала за судьбу бурёнки, которая прошла вместе с ней, Альком и Жаром долгий путь, став соучастницей их не совсем праведных делишек. Пообещав себе, что непременно вернётся и заберёт корову, как только у них с Альком появится свой дом, Рыска успокоилась и настроилась на новую жизнь.

Со старой лекаркой они задушевных разговоров не вели, лишних вопросов друг другу не задавали, общаясь, в основном, по делу. Сначала Йиржина проверяла Рыску на прочность: то сложного пациента ей подсунет и следит, что та будет делать, то заставит пересказывать составы настоев и порошков от разных хворей, да и поднимет на смех из-за невежества, но смех этот был не злой, а снисходительный. Лекарка любила поворчать и неохотно делилась с Рыской секретами своих фирменных снотворных и желудочных, не догадываясь, что её ученица уже на второй день нашла за банками с солью старую книжицу со всеми записями старухи, сделанными за последний десяток лет, и многое оттуда запомнила.

Убедившись, что Рыска проворна и деликатна, Йиржина быстро доверила ей обслуживание простых клиентов, подходя к прилавку только если посетитель был хорошо ей знаком или с виду знатен.

Новая работа Рыске понравилась своей полезностью. Некоторые посетители приходили в лавку в горе и отчаянии, а она вселяла в них надежду, продавая нужное лекарство и подбадривая добрым словом. Иногда какой-нибудь нищий бедолага заходил, чтобы спросить совета, не намереваясь ничего покупать. Йиржина таких сразу прогоняла, но Рыска не видела ничего дурного в том, чтобы подсказать недорогое средство, которое найдётся у каждого в доме: отвар овса, капустного листа или дубовой коры, примочку со сметаной и мёдом, а то и вовсе лёд или тепло, в зависимости от недомогания.

Один раз, когда Йиржина, как назло, отлучилась из лавки, к ним забежал совсем молодой парнишка, которого в драке задели ножом, и Рыска с самым хладнокровным видом обработала и зашила его рану. Она осталась чрезвычайно горда собой — вот только плату попросить забыла, и потому Йиржине не стала рассказывать про свой успех. Лекарка, чего греха таить, была скуповата и иногда подмешивала в порошки для объёма что-то безопасное и дешёвое: муку из сушёной полыни или пшеницы, картофельный крахмал, крапивный порошок или даже молотый горох. Рыске это не нравилось, но вреда — впрочем, как и пользы — такие порошки не приносили, так что она старалась помалкивать, зная, что порой вера в чудодейственное средство делает своё дело получше настоящего лекарства.

Шарлатанкой Рыска Йиржину вовсе не считала: она узнала много нового о вывихах, растяжениях и переломах, потому что в школе попрактиковаться на реальных страдальцах не было возможности, а в городе, особенно зимой, таких хватало, и лекарка уверенно с ними справлялась. Рыска научилась правильно хранить травы и мази и, поднаторев в математике, стала легко и быстро делить на части, соблюдая верные пропорции и высчитывая проценты. А ещё — варить снадобья, правильно топить воск и жир, обращаться с ядами, общаться с привередливыми покупателями и бойко торговаться.

Единственное, чего Йиржина не жаловала в своей проворной помощнице, это её тягу к фехтованию, но тут Рыска проявила твёрдость, и лекарке пришлось смириться.

— Упражнения полезны для здоровья, вы это лучше меня знаете, — заявила Рыска, в очередной раз отправляясь на задний двор к курятнику, — а если в лавку нагрянут негодяи, я смогу дать им отпор, вам никакой охраны не надо.

Йиржина пробурчала в ответ что-то вроде «пусть только попробуют, у нас тут не забалуешь», но после подобного аргумента стала проявлять снисходительность к столь недамскому занятию.

Не жалея тела, Рыска каждый день тратила не меньше часа на упражнения, как в школе, тренируясь в одиночку с мечом, а также в беге и прыжках. Выходя на задний двор, она вдыхала утренний воздух и представляла, что напротив неё стоит Альк с деревянной палкой вместо меча, подбадривает её или подзадоривает, делает замечания, смотрит в глаза насмешливо, но не зло, без былой издёвки.

Время шло, а от Алька не было никаких вестей, и это ужасно удручало.

Бегая к травнице за заказами через весь город, Рыска непременно проходила мимо дома Хаскилей, надеясь заметить в нём перемену, говорящую о приезде хозяев, но всё было напрасно. Возле дома не появлялись ни кареты, ни всадники, а по вечерам свет горел только в комнатах для слуг — нижний этаж, правое крыло. Хозяйская сторона оставалась тёмной.

Однажды ей показалось, что во дворе поднялась суета — служанки вытряхивали одеяла и подушки, словно готовясь к прибытию гостей, — и она рискнула постучать в дверь, чтобы понарошку предложить себя в качестве кухарки или служанки. Вышколенный дворецкий смерил её таким подозрительным взглядом, что желание общаться с ним полностью пропало.

— От кого у тебя рекомендации? — сурово спросил он, приглядываясь к тёмным Рыскиным волосам, предательски выбившимся из-под платка.

— А какие нужны? — как можно вежливей уточнила Рыска.

В служанки она не собиралась, но очень надеялась попасть ненадолго в дом и перекинуться парой слов со слугами, чтобы выведать хоть что-то о Хаскилях.

— Никакие. Тем более сейчас, когда хозяева в отъезде.

Рыске хотелось спросить, когда они вернутся, но это могло навлечь лишние подозрения, потому она мило улыбнулась и сказала:

— Можно, я зайду на следующей неделе, с рекомендациями?

— Разве что от самой тсарицы, — пошутил дворецкий.

Рыска сначала замерла, а потом тихо охнула и сбежала.

Почему бы и нет?

То есть просить бывшую тсарицу Нариду похлопотать за Хаскилей Рыска не собиралась, а вот сходить во дворец под видом благодарной ученицы школы для девушек, которую тсарица когда-то спасла, — очень даже! Рыска могла подать прошение о небольшой денежной помощи для ремонта поместья — Казимиру бы это порадовало, — а потом похвалиться своими успехами на лекарском поприще и при случае упомянуть, что накануне неудавшейся войны вместе с Альком встречалась с тсаревной Исенарой. Может быть, тсарица что-то расскажет ей про Хаскилей?

Мечты-мечтами, но Рыска понимала, что дипломатия и риторика были её слабым местом. Любая благородная дама — а тем более, тсарская особа — сразу поймёт, кто она такая. Это рядом с Альком можно было молчать, кивать, хихикать и не выглядеть на светском приёме лишней оглоблей в телеге, а наедине с самой тсарицей, хоть и бывшей, Рыска точно стушуется и вообще, чего доброго, с перепугу перейдёт на ринтарский язык, как это до сих пор бывало с ней в минуты крайнего волнения. И вообще, Альк ей наказал не лезть никуда, чтобы не навредить ни себе, ни ему…

В тот вечер, сразу после разговора с дворецким, она прогулялась вокруг дворца и, вспомнив приёмчики Алька и Жара, узнала у болтливого лавочника, в столице ли тсарица и изволит ли вести приём просителей.

Оказалось, тсарица гостила у дочери и зятя в Ринстане и собиралась пробыть там до конца зимы. Прошлый приём во дворце был осенью, а будущий состоится, когда милостивая Хольга позволит. В отсутствие Нариды прошения в своём поместье принимал наместник.

— Интересно, а какой он, молодой тсарь? — спросила Рыска.

Лавочник понятия не имел, но ему нравилось болтать с симпатичной, прилично одетой девчонкой, хоть и полукровкой, и он был рад пересказать последние сплетни.

— Говорят, в нашей Исенаре души не чает. Дворец по её вкусу переделывает, служанок ей из Саврии выписывает. Тсарицу нашу принимает хорошо — ещё бы, она ведь добровольно передала власть дочери. Вроде он сам не тюфяк, но и не кремень, как его отец. Одним словом, наша красавица не прогадала.

На «красавицу» Рыска улыбнулась, вспомнив ужасные портреты саврянской тсаревны, которые рисовали ринтарские художники, и нежное письмо тогда ещё тсаревича Шареса, вынужденно прочтённое ею и Альком. Это сейчас она изучила книгу о правилах составления писем и осознала, что тсаревич в письме просто следовал этикету, хоть и позволил себе некоторые вольности, показавшиеся ей тогда скабрезными. На самом деле это были всего лишь чрезмерно подробно описанные чувства влюблённого благородного господина, находящегося в разлуке.

Она вдруг вспомнила выражение лица Алька, когда тот читал пропитанное «тенью» письмо — изумленное и чуть надменное, как обычно. Ничего подобного он сам бы никогда не написал и высмеял бы любого, кто стал бы в изысканных выражениях восхищаться в письме чьими-то ногами и прочими частями тела.

Во время их единственной ночи он сказал ей столько лестных слов, что она запомнила их наизусть и теперь частенько прокручивала в голове: у неё чудесные волосы, красивые пальцы, мягкие губы, она совсем не дура... Последнее к комплименту отнести было сложно, но почему-то признание Альком её внешних достоинств радовало Рыску меньше, чем похвала её смекалке и сообразительности, придуманным ею сказкам или удачному приёму в драке на мечах.

* * *

На следующий день после беседы с лавочником Рыска молола полынь в ступке, слушая рассказ Йиржины о сроках сбора клюквы, когда дверь в аптеку с громом распахнулась и внутрь влетел рассерженный господин — высокий саврянин лет сорока, с двумя длиннющими косами и бешеными глазами. Рыска его сразу вспомнила: три дня назад он покупал у них порошки. Его узкое лицо, искажённое злобой и отчаянием, и тогда, и сейчас показалось ей странно знакомым: острый подбородок, чётко выраженные скулы, большие жёлто-зелёные глаза, тонкий нос, линия волос на лбу — сердечком… Неужели они с Альком и Жаром когда-то встречали его? Или он привозил дочь в школу? Рыска решила на всякий случай оставаться в тени — не хватало ещё, чтобы её здесь кто-то узнал!

Спрятавшись за полки с банками, она притворилась, что ищет какую-то траву, и прислушалась.

— Йиржина, что ты мне подсунула, старая ведьма? — завопил мужчина, грозно приближаясь к лекарке.

— Господин Лоресский, — опешила та, — всё, что вы просили: порошок от кашля для сына, капли для суставов для супруги.

— Ага! Мой мальчик этот порошок выпил и чуть не помер!

— Что? — лекарка перепугалась не на шутку. — Да не может такого быть, там в составе только корень алтея, от него вреда не бывает.

— Ну-ну, — сурово сказал мужчина, — как выпил Триш тот корень, у него пена пошла изо рта, он задыхаться стал, еле откачали. Думали, случайность, а дура-служанка ему назавтра снова дала ваш порошок… До сих пор лежит, и лекарь с Мельничной улицы сказал, что выздоровления не гарантирует. Что ты подсыпала туда, мерзавка?

— Простите, но это не я, а она, господин Лоресский, — неожиданно воскликнула Йиржина, указывая на Рыску. — Помощница моя порошки мешала.

— Неправда! — возопила Рыска от такой вопиющей несправедливости, предположившая, что лекарка сослепу вместо алтея случайно намешала в порошок рвотного. — Я алтей на продажу не делала!

Мужчина попытался её разглядеть за склянками.

— Хольгой клянусь, господин, — уверенно сказала Йиржина, бросая взгляд на икону с белокосой Божиней, — вы меня не первый год знаете. Я ни в дозе, ни в составе не ошибусь. А девчонку простите, не со зла она, а по незнанию, неопытная ещё.

— А чего ты в помощницы всяких дур берешь? — раскрасневшийся мужчина шагнул вперёд и вытащил из-за пояса рукоятку с плетью.

Рыска отступила на шаг, лихорадочно припоминая, где оставила свой меч. Как назло, в ножнах, а те — в ларе…

— А ну иди сюда, паршивка! — завопил господин Лоресский, бросаясь к ней со всех ног.

Рыска побежала в свою комнату, надеясь захлопнуть дверь и подпереть её чем-нибудь изнутри — драться с сильным мужчиной, разъярённым из-за болезни сына, даже после всех её тренировок казалось самоубийством, — но не успела. Первый удар настиг её на пороге — по спине словно огнём прошлись. Когда она всё же заскочила внутрь, то получила плетью по ягодицам. Мужчина наступал, загоняя Рыску в угол. Поняв, что угодила в ловушку, она с перепугу прокричала на ринтарском:

— Дяденька, я тут ни при чём!

Это разозлило его ещё больше.

— Дура ринтарская! Я найду на тебя управу! Вредить добрым людям вздумала, мерзавка!

Йиржина прибежала следом и стала что-то громко ему объяснять, но куда там… Тот словно с цепи сорвался. Рыска схватила висевшую на стене шубу и попыталась прикрыться ею от удара, но плеть огрела её, срывая смехотворную защиту.

Саврянин успел снова замахнуться, но Рыска с визгом поднырнула ему под руку, бросилась к ларю и вытащила-таки меч, по-прежнему тупой, но с виду внушительный. Повернулась, встала в стойку.

Опешив от такого поворота, мужчина замер, хрипло дыша, выпучил глаза и удивлённо уставился на неё — но не на меч, а на лицо. Странная пауза затянулась. Оба не шевелились, и даже лекарка с надеждой замерла и умолкла. Наконец саврянин опустил плеть и отступил.

— Ты, девка, того, — он с досадой плюнул и добавил уже на пороге: — Не умеешь работать, не берись.

И вышел.

Рыска опустила дрожащую руку, сжимавшую меч, и села на кровать, чувствуя, как горят обожжённые плетью плечо, спина и особенно ягодицы... Опять! Опять пострадал её несчастный зад… Тяжело дыша от пережитого волнения, она слушала, как Йиржина громко извиняется в лавке.

— Просите, господин! Наверняка ваш малец скушал что-то не то и скоро поправится… Я могу вам желудочных капель предложить, бесплатно.

— Ещё чего! Откуда у тебя эта девка? — вдруг спросил мужчина.

— Так из Ринтара, полукровка она, сами видите… Может, всё-таки порошок для мальчика возьмёте?

Раздались смачные ругательства, и дверь громко хлопнула.

Рыска выдохнула и закрыла глаза. Оказывается, точить меч вовсе не обязательно! Уже второй раз он защищает её, не идя в ход… Слава Хольге, не пришлось ни на кого нападать — достаточно было просто встать в грозную стойку.

Лекарка заглянула к ней через щепку.

— Эй, как ты?

Рыска не ответила, отвернулась.

— Ты это… повнимательней с лекарствами-то, а то видишь, как бывает…

— Что? — воскликнула Рыска, не веря своим ушам.

— Говорю, следи за тем, что покупателям суёшь, — проворчала Йиржина. — А если мальчишка, не приведи Божиня, помрёт, тебя в тюрьму могут кинуть и в злонамеренности обвинить, ты же ринтарка.

— Разве это я слепая на один глаз? — съязвила Рыска. — Как вам не стыдно?

— И вообще, — Йиржина попятилась, косясь на меч, — убери свою железяку. Чего удумала — клиентов мечом распугивать! Да ты знаешь, что господин Лоресский может с тобой сделать?

— Знаю, что сделал бы, если б я меч не достала.

— Ох, что ж теперь делать? — запричитала лекарка, возвращаясь к прилавку. — Остаётся только молиться, чтобы мальчишка действительно поправился. Тогда, может быть, удастся отца умаслить. Он вообще-то спокойный, не знаю, что на него нашло… Ой, как бы мне в убыток не впасть! Да не мог порошок ему ничего сделать. Сами руки не моют, а потом жалуются. А если пена изо рта — так то и вовсе может быть падучая. При чем тут я? Ой, беда…

Оставшись одна в комнате, Рыска перевела дух и сразу поняла, что больше здесь не останется. Надо было собираться в дорогу, и чем скорее, тем лучше.

Прошли те времена, когда она верила, что справедливость непременно восторжествует, стоит рассказать правду судье и хорошенько помолиться Хольге. Если тот мальчишка и правда умрёт, то Рыске не поздоровится. Лекарка её защищать не станет, а будет спасать свою репутацию.

Наскоро сложив самые нужные вещи в два узла, Рыска, поколебавшись, запихнула туда самую толстую книгу по медицине, нацепила пояс с ножнами и оделась по-дорожному, стараясь не обращать внимания на горящую от ударов плети кожу. Когда она выглянула из комнаты в торговый зал, Йиржина обслуживала нового покупателя.

Вырвав лист из тетради с рецептами, Рыска села за стол, обмакнула перо в чернила и набросала записку: «Сохраните, пожалуйста, мои вещи. Я пришлю за ними позже». Ей было жаль остальных книг, принадлежавших Варваре. Она хотела добавить слова благодарности, но саднящая задница отдалась такой болью, что письмо осталось предельно коротким.

Выйдя на задний двор, Рыска вдохнула прохладный воздух, наполненный ароматом куриного помёта и свежего хлеба, и глянула в стремительно темнеющее небо.

Несмотря на подлость лекарки, ей было неприятно уходить не попрощавшись, но Рыска вдруг почувствовала такую тревогу, что всё её нутро стало рваться подальше от этой лавки. Что это было — нервная дрожь от произошедшего или страх от возможного преследования — она не знала. Слишком тонкая нитка видуньего дара не позволяла ей ни увидеть ворот, ни свернуть на нужный путь.

«Ну и что, — Рыска молча сжала губы и натянула пониже на лоб пуховый платок, — разве я сама не в состоянии выбрать правильную дорогу? Разве для этого обязательно нужен дар?»

Она решила переночевать на постоялом дворе, а наутро поехать в Ринстан.

Почтовые кареты за небольшую плату охотно брали пассажиров, а у неё всё ещё оставались три полученных от Казимиры золотых, к которым добавились несколько заработанных сребров. Рыска полагала, что добраться до столицы родного Ринтара сможет задёшево — главное, чтобы почтовый возница оказался порядочным и погода не подвела. Ей было нестерпимо удаляться от Алька, но на самом деле Рыска понятия не имела, где он. Вдруг Альк тоже уехал из Саврии, оказавшейся столь недружелюбной к вернувшемуся на родину видуну? Вдруг его важное государственное дело как раз и приведёт его в столицу объединённого тсарства?

Горше всего было думать, что Альк мог написать ей в школу или передать весточку с голубиной почтой, которую она теперь точно не получит.

Оставаться в Брбржыще не имело смысла. Если Казимира была права и Рыску ищут, чтобы добраться до Алька, то попадать в руки правосудия ей было никак нельзя.

Благодаря долгому путешествию с Альком и Жаром она усвоила простое правило: если ты что-то натворил, уноси ноги сразу, не медли. Хватать преступника проще на месте, а не на расстоянии в сотню вешек. Преступницей она себя не чувствовала, но это ничего не меняло. Пора было уезжать, пока господин Лоресский не примчался в лавку в компании стражей, чтобы обвинить ринтарку-отравительницу в чём-то ужасном.

— Эй, девица, тебе ночь негде скоротать? — раздался мужской голос у Рыски за спиной.

Она ускорила шаг, не оборачиваясь. Ноги сами несли её в кормильню, где они когда-то останавливались с Альком и Жаром, но Рыска вовремя опомнилась. Старые знакомства были ей сейчас ни к чему. За спиной продолжал раздаваться частый стук башмаков: кто-то её нагонял на довольно пустынной улице.

— Ну чего ещё? — воскликнула она, неуклюже поворачиваясь с тяжёлой, перекинутой через плечо поклажей, и столкнулась лицом к лицу с парнем довольно бойкого вида: высокий, худощавый, одет прилично, без излишней показухи.

Рыска научилась определять статус человека по обуви и почти никогда не ошибалась. У этого были добротные, сделанные на заказ дорожные сапоги, пригодные для верховой езды.

— Да я помочь хотел, — дружелюбно ответил парень, — вижу, девушка идёт, вещи несёт, словно её из дома выгнали.

— Ну а если и так?

— Я остановился в приличной кормильне. Могу проводить, — незнакомец глянул на Рыскину шубу и добавил: — Нечего барышне по темноте с добром ходить. Тут есть несколько лихих переулков, в них постоянно кто-то время коротает в поисках лёгкой добычи.

Эх, везде одно и то же… Надеяться на то, что парень поможет ей поднести дорожный мешок, Рыска не смела — знала саврянский обычай навьючивать женщин как коров.

— Ну, веди, — позволила она.

— Ты ринтарка? — спросил парень, уловив акцент.

— Да. Всё, мне идти своей дорогой? — она усмехнулась.

— Отчего же, — он пошёл рядом по расчищенной от снега колее. — Я без предрассудков. Если одинокой девушке нужна помощь, отчего не помочь?

«Сейчас заведёт в переулок, ограбит и прибьёт», — устало подумала Рыска. Пока они шли по широкой улице вдоль приличных домов, опасаться навязчивого помощника не следовало, но в бескорыстную помощь она почти не верила.

— Нам туда, — он указал в сторону освещённого факелами перекрёстка.

Для грабежа и смертоубийства место казалось неподходящим.

«Ну, значит, сейчас пригласит поужинать и приставать начнёт», — продолжила дедукцию Рыска.

Она уже собиралась отвязаться от попутчика, как тот вдруг спросил:

— Не пойму, ты видунья, что ли?

Рыска замерла на месте.

— Нет. А что?

— Да ничего, — тот поправил сползшую на одно ухо шапку. — Ты, наверное, просто не поняла пока, что у тебя есть дар. Он как раз просыпается лет в семнадцать. Тебе сколько?

— Восемнадцать.

— Ну вот! Я же чувствую, что-то не то… Тебе бы поучиться немного, и можешь видуньей стать. Могу предложить свои услуги.

— Сколько учителей на мою голову, — прошептала Рыска, вздохнула и направилась к огоньку показавшейся впереди кормильни.

Связываться с видуном или, хуже того, с путником, ей совершенно не хотелось. Ещё выяснит, что она «универсальная свеча», и начнёт силы тянуть…

Парень не отставал.

— Сюда тебе не надо, дорого берут, и публика не очень. Моя кормильня за углом.

— Что значит «твоя»?

— При ней постоялый двор, где я остановился.

— Ладно, идём, — устало произнесла Рыска, морщась от боли в ягодице. — Тебя как зовут?

— Мартин.

— А меня… Варвара, — отчего-то с языка слетело имя наставницы.

«Интересно, что бы он сказал, если бы я заявила, что меня зовут Рыска Хаскиль?» — подумала она и усмехнулась.

— Проездом здесь? — спросил он.

— Да, осматривала достопримечательности.

Мартин скептически хмыкнул.

— И как?

— Как везде, — печально заключила Рыска, почти не лукавя. Город-то был красивый, а люди… разные. — Слушай, — она замялась, не желая оскорбить попутчика, — мне не нужна компания.

— Как знаешь, — парень уже открывал перед ней дверь кормильни. — Если что, я во второй комнате слева, наверху. Вдруг тебе станет одиноко.

Рыска смерила его равнодушным взглядом.

— Вряд ли.

— Если хочешь, могу посмотреть твои дороги — бесплатно. Ведь ты явно попала в передрягу.

— Нет, — поспешно бросила Рыска. — Не люблю я этого. Пусть всё идёт своим чередом. А ты… путник или видун?

— Видун, но обученный, — он гордо вскинул голову. — Ненавижу мучить крыс...

«Или боишься оказаться на их месте», — подумала Рыска, горестно вздохнув.

Она опустила дорожные сумки на чисто выметенный пол кормильни и огляделась. Хозяин поднял голову в их сторону, но, вероятно, решил, что Рыска пришла в компании с Мартином, и не стал ничего предлагать. Её спутник сам проявил инициативу.

— Эй, милейший, я вам новую постоялицу привёл — за это мне скидка полагается, — заявил он хозяину, краснорожему коротышке. — Ей бы поужинать и комнатку поуютней, — Мартин понизил голос, обращаясь к Рыске: — Ты надолго?

— Завтра уезжаю.

— Куда?

— На юг.

— Какое совпадение! Я тоже. Нетопыря у меня нет, так что планирую воспользоваться почтовой каретой. А ты?

— Я тоже, — удивлённо сказала Рыска.

— Тогда увидимся утром, — с этими словами Мартин вышел из кормильни, предоставив ей самой разбираться с комнатой.

«В конце концов, вместе проще и веселей», — рассудила она, направляясь за служанкой на второй этаж. Кто его знает, какой там в карете окажется почтальон — их набирали из бывших тсецов, а тсецов Рыска по-прежнему побаивалась.

* * *

Почтовая карета кренилась на ухабах так, что Рыску мотало из стороны в сторону. Внутри, кроме неё и Мартина, сидел мрачного вида тсец, так что она то оказывалась прижатой к левой двери, то, цепляясь руками за скамью, старалась не съехать на древко алебарды, которую тот не выпускал из рук.

Возница за пять сребров взялся подвести их с Мартином до самого Ринстана.

Когда перед отправлением к почтовой карете вдруг подошёл тсец, у Рыски упало сердце. Деньги за дорогу уже были уплачены, её вещи лежали внутри, и побег в такой момент был бы фактически признанием вины — вот только какой? Её могли искать и из-за драки в Плыни, и из-за преследования Алька, а теперь ещё и за лекарские дела — но не так же быстро? Своего настоящего имени она никому не называла, чёрные волосы — по погоде и на всякий случай — спрятала под пуховым платком, рта лишний раз старалась не раскрывать…

В тот момент, когда тсец стал грозно переговариваться с возницей, у Рыски чуть не сдали нервы — оставшиеся два золотых и несколько сребров всё ещё были при ней, меч в ножнах болтался у пояса, скрытый под шубой — но она вдруг поняла, что страж порядка интересуется вовсе не ею. Оказывается, до столичного наместника дошли слухи, что в лесах возле Брбржыща пошаливает какая-то шайка, и всем мало-мальски приличным каретам стали выделять сопровождение.

Рыска подозревала, что в той шайке один был точно ранен в зад, но ни с кем не стала делиться этими знаниями.

Она сама еле сидела на жёсткой скамье, проклиная мерзкого господина по фамилии Лоресский — палачом он работал, что ли? Места, задетые его плетью, до сих пор горели, отчего дорога казалась особенно неприятной.

И всё же, откуда она знала его лицо? Встречала в Плыни — или раньше, во время их приключений с Альком и Жаром? Может, в Лосиных Ямах, куда приезжали лечиться грязями со всей округи и даже из других тсарств? Или в Брбржыще, когда они пришли передать письмо тсаревне? Рыска тогда была так напугана предстоящим визитом во дворец, что мало смотрела по сторонам.

Самое ужасное, теперь она не сомневалась, что он её тоже узнал. Когда она встала в стойку с мечом, господин Лоресский удивился, но не испугался — и потом, у него в руках была плеть, а ею, при должном умении, несложно вырвать меч из рук, особенно женских… Нет, он глянул на неё изумлённо, а не со страхом!

Хотя какое это сейчас имело значение? Она удалялась от этого господина со скоростью почтовой кареты по наезженной зимней дороге.

Рыска очень хотела, чтобы его сын поправился. Если бы бешеный папаша так с ней не обошёлся, она бы предложила свои лекарские услуги — вдруг дар подсказал бы ей, что с мальчишкой случилось? В зловредный порошок она не верила. Йиржина могла подмешать к алтею муки, но чтобы симптомы падучей появились…

Она пискнула, влетая в тсеца на особо крутом повороте, извинилась, оправилась и уставилась в окно. Тот сидел с суровым видом, не пытаясь знакомиться, а Мартин вообще дрых, будто в предыдущую ночь в кормильне вовсе не ложился. Его скамья была совсем короткой, потому что по обе стороны от неё стояли мешки с почтой и посылками, которые возница должен был доставить в города и вески на протяжении долгого пути из одной столицы в другую. Точнее, из бывшей столицы Саврии в новую столицу Савринтара.

— Ну что, Варвара, — спросил Мартин, когда они наконец остановились в кормильне после многочасовой езды, чтобы поменять коров, — не хочешь осесть где-нибудь до тепла?

— Мне не было холодно, — ответила Рыска, удивляясь тому, как быстро можно научиться врать.

Вот она уже и не она вовсе и отзывается на чужое имя, представляется девицей, будучи замужней, едет в Ринтар якобы проведать родных, а на самом деле бежит от неприятностей в надежде не вляпаться в новые.

Рыске хотелось отделаться от Мартина. Её не покидал страх, что видун начнёт пророчить, а она окажется рядом, и тогда он сможет случайно использовать её как «свечу». С другой стороны, её совсем не привлекала идея ехать в карете вдвоём с незнакомым тсецом, пусть и очень серьёзным с виду.

У Алька почти всегда и на всё находился правильный ответ, а для важного дела — своя стратегия, с планом «А», запасным и на крайний случай… Она же просто бежала туда, где ей проще было оставаться незаметной. В родной Ринтар.

Рыска постоянно думала о том, где мог быть Альк. Хорошо, если он переждал неприятности в надёжном месте, уже решил свои проблемы и скоро её найдёт — он же видун. Ей так хотелось его увидеть, взять за руку, переплести пальцы, услышать, что свадьба ей не приснилась и он её по-прежнему любит…

— Эй, ты что, оглохла? Я говорю, с собой хлеб брать будешь? — спросил Мартин, допивая вторую кружку пива.

— А? Конечно, — Рыска повернулась к подошедшей к столу служанке. — Мне хлеб и вареные яйца, пожалуйста.

— С собой или сейчас?

— С собой. А сейчас… гречневую кашу.

Служанка ушла, и Мартин принялся рассказывать про свою учёбу в Саврянской пристани. Рыска слушала вполуха, поймав очередной приступ тоски по Альку — сейчас её порадовали бы даже его надменный взгляд и язвительная улыбка, — но при слове «община» встрепенулась и прислушалась.

— Если бы я проучился все семь лет, отказываться от обряда уже бы не посмел.

— Почему?

— Понимаешь, тебе всё время вбивают в голову, что это неприлично — использовать ресурсы Пристани семь лет и продинамить обряд. Ты становишься трусом и подлецом, учителя тебя не будут уважать, ученики поднимут на смех. Поэтому почти никто не отказывается. К счастью, мне и пяти лет хватило — посмотрел я на это дело, решил, что пора повзрослеть, и бросил дурную затею. Думаешь, стать путником легко?

— А что тут такого? — хмыкнула Рыска, продолжая прикидываться дурой. — Это ведь просто дар, его Хольга даёт. Знай используй да деньги греби.

— Дар? — вспылили Мартин. — А ты знаешь, сколько нужно сил для того, чтобы повернуть ворот? И вообще, путниками становятся далеко не все ученики.

— Я уже поняла, некоторые трусят в последний момент, — поддела его Рыска и тут же устыдилась.

Мартин гордо вскинул голову.

— А ты бы хотела стать крысой?

— Кем?

— Да, путники это не афишируют, но и тайны тут нет. Крыса у седла на нетопыре — это тоже бывший видун, только после обряда он стал «свечой», понимаешь?

— Не совсем, — она подпёрла ладонью щёку и уставилась в горящие обидой глаза Мартина.

И он рассказал ей про обряд.

Альк не любил вспоминать про свою учёбу и, тем более, про посвящение, так что теперь Рыска слушала своего попутчика с большим вниманием. Вот оно как — члены общины голосуют заранее, а видуны, стоящие в очереди на прохождение обряда, молча ждут своей участи, молясь Хольге и надеясь, что им повезёт… Идут как скот на бойню, только осознанно и добровольно. Не иначе их там привораживают чем-то или мозги пудрят…

— А сколько может прослужить «свеча»? — спросила она.

Заметив повышенный интерес к своей истории, парень ещё выше задрал нос.

— Примерно месяц.

— А потом?

— Потом ею можно пользоваться ещё какое-то время, тянуть удачу до последней капли — иногда до полугода, — а после её смерти самым преданным путникам выдают новую крысу.

Рыска почти искренне изобразила ужас.

— А что значит «преданным»?

— Ну, выполняющим нужные указания наставников и общины.

— Я думала, путники сами по себе. Ходят, дороги подправляют, деньги зарабатывают. Ну, платят Пристани налог, конечно, как все остальные — тсарю.

— Ага, сейчас! — Мартин пьяно икнул. — В общем, если у тебя проснётся настоящий дар, даже не думай идти в Пристань. И не поддавайся на приглашения путников — им платят за каждого приведённого ученика.

— Как гнусно…

Мартин глянул на ножны у её пояса, почти полностью спрятанные под шубой.

— Я вижу, ты при мече — значит, подумывала об этом?

Рыска пожала плечами. Ей так хотелось побольше выведать о наставниках, общине, обряде и дальнейшей судьбе путников — а если повезёт, и об «универсальной свече», — что при всей своей нелюбви к притворству она решила и дальше играть роль готовой попасться на крючок наживки.

— А почему тогда столько желающих идти в Пристань?

— Да большинство из них — беднота, а тут они идут в школу, где их бесплатно обучают и обещают безбедное будущее. Знаешь, сколько родителей буквально продают своих детей в Пристань в надежде, что их отпрыск станет путником и обеспечит всю семью? Они несут подношения, несмотря на то, что у многих и дар-то совсем слабый.

Рыска печально вздохнула, представив себе уровень нужды, который может заставить мать рискнуть жизнью своего ребенка, и осторожно спросила:

— А женщины часто становятся путницами?

— И не думай, — Мартин покачал головой. — За женщин община иногда голосует, это правда, но лишь для вида — ведь если их всех превращать в «свечи», поток учениц сразу уменьшится.

— Ты считаешь, что женщина не может стать хорошей путницей?

— Да какая разница, что я считаю… Только из той дюжины девушек, что учились со мной в Брбржыще, путницами стали трое, и те быстро лишились рассудка, всего за несколько лет. Путнику сила нужна и стойкость, а ещё умение вовремя остановиться и отбросить жалость.

— А бывает такое, чтобы «свеча» вернула себе человеческий облик? — спросила Рыска.

— Нет, — Мартин рассмеялся, — это всё сказки. Придумки для дурачков, которые надеются в случае неудачного исхода повернуть обряд вспять. Только это невозможно. Ни один хозяин не отпустит свою «свечу», ведь без неё он начнёт быстро расходовать свои собственные силы и сам сойдёт с ума.

— А если «свеча» сбежит от хозяина?

— Тогда ей повезло, а ему нет. Она закончит жизнь обычной крысой, а путнику Пристань больше помогать не станет.

— Хм… А может быть такое, что этой «свечой» воспользуется кто-то ещё?

— Ну, я слышал, что есть «универсальные свечи», из них безнаказанно удачу может тянуть любой путник или видун. А из обычных людей удачу тянуть нельзя — если кто-то от этого умрёт, путник дар потеряет.

Рыска замерла и открыла рот. Играть сгорающую от любопытства дурочку стало совсем легко.

— Ой, расскажи, — попросила она. — Я, может быть, про это сказку потом сложу.

Мартин нахмурил свой веснушчатый нос.

— Ну, иногда путник, погубивший обычного человека, может попытаться вернуть свой потерянный дар, но это очень сложно. Чаще всего после неудачной попытки он становится «универсальной свечой».

— А что это значит?

Мартин уже собирался ответить, но в этот момент их возница заглянул в кормильню и выразительно махнул рукой. Бросив несколько монет на стол, они поспешили к карете, и разговор заглох на самом интересном месте. При тсеце продолжать расспросы Рыска не посмела, а в Йожыге её попутчики неожиданно сошли.

Зимой переправа через Рыбку была совсем простой: река на мелководье промерзала до середины, и её можно было пересечь, не выходя из кареты. Для порядка тсецы, стоявшие на обоих берегах, всё же заставляли всех выйти и пройти по льду пешком. Раньше на границе была таможня, но теперь проезд стал свободным, так что путешественников, к радости Рыски, никто не проверял.

Во время пешей переправы Мартин познакомился с купцом, которому требовался видун на постоянную работу, и, наскоро простившись с Рыской, достал из кареты свою суму и отправился на новое место «службы». Тсец же даже прощаться не стал — лишь сообщил вознице, что в Ринтаре охранять карету ему не поручали. Тот выгрузил в Йожыге большую часть почты и повёз Рыску вместе с последним мешком писем прямо в столицу нового покрупневшего тсарства.