Визит из прошлого (бывшее Выживание) (гет)

— Какой сейчас год? — наконец, догадываюсь спросить я у парней, сообразив, что странное окружение может основываться не на переходе в другое, параллельное измерение, а на переходе в другой временно́й период.

— Тысяча девятьсот девяносто пятый, — быстро отвечает Дадли, и я резко останавливаюсь, чтобы не упасть на землю.

— Θεέ μου!⁽¹⁾ — восклицаю я, и у меня начинает кружиться голова от попытки представить себе такое путешествие.

Я сместилась на более чем сто с лишним лет вперёд по временно́й линии. Мой мир остался глубоко в прошлом, мой Узел Силы на сто с лишним лет остался без охранника!

— Нам надо вернуться обратно, Лекси! — оборачиваюсь я к мужу. Он тоже выглядит потрясённым. — Ты разве не заметил, что окружает нас? Посмотри, в какое странное место мы попали.

— Я заметил, но не думал, что одним простым уточнением года всё так быстро прояснится, Лили, — говорит он. — Но, да. Я помню, что год действительно тот, что Дад сказал, и мы с ним в этом году станем пятнадцатилетними. Он уже…

Толстяк интенсивно кивает головой и переводит взгляд с одного на другого, не решаясь спросить. Я ободряюще улыбаюсь ему.

— Вы… Вы вправду поженились только что? — превозмогает он своё смущение. — Когда гремело, трещало и на вас падали звёзды.

— Да, кузен, — отвечает за меня Гарри-Лексис. — Это был древний магический обряд объединения в семью девушки и парня, у которых ранее проводился ритуал помолвки. И, чтобы опередить твой следующий вопрос — да, я уже не совсем тот Гарри Поттер, которого ты знаешь и с кем ты рос под одной крышей. И — нет, в мире не существует способа, с помощью которого можно будет установить изменения во мне. Хотя душой я не совсем Гарри, плотью и кровью я всё тот же, что и раньше. Я всё ещё твой родной, единственный в мире кузен, понимаешь?

Поразительно яркие зелёные глаза Гарри-Лексиса смотрят в упор на растерявшегося Дадли, и тот начинает мелко-мелко дрожать. Я решаю совсем его добить.

— И знай, Дадли, у тебя передо мной Долг жизни. Если бы я не вмешалась, лежал бы ты мёртвым, с остекленевшим взглядом в том месте, где я вас застала. Я тебя спасла от поцелуя дементора, ты его присутствие за нами ощущаешь, да? Я таскаю его за собой, а не уничтожила, как первого — того, который выпил твоего кузена, чтобы предъявить в качестве доказательства, когда сюда прибудет Аврорат. Улики, ведь, не уничтожают… — у Дадли глаза становятся круглыми от значимости случившегося с ним. — И смотри, ты не совсем обычный маггл, а немощный отпрыск какой-то изначально волшебной линии, так что думай, прежде чем предпринимать что-либо. И своих родителей предупреди, чтобы они сдерживали свой характер. Иначе словишь откат от Магии. Магии лишиться ты не можешь, но заболеешь чем-то мерзким и будешь долго, до конца жизни страдать. Тебе ясно?

— Я-я-яс-с-но…

— Ладно. Открывай дверь, что стоишь?

За дверью нас ожидает пара взбешённых, намылившихся в бой берсерков. Усатый мужчина одной с Дадли комплекции, но намного крупнее его, и тощая высокая женщина с лошадиным лицом стоят набыченные и готовые идти в атаку. На своего худющего племянника, что ли? И что сразу мне показалась странным, при взгляде на родственников Гарри-Лексиса, так это их абсолютная между собой непохожесть. Исключая Дадли и того же главы семьи, все остальные были как сборная солянка. Женщина, которая должна была бы быть для Гарри Поттера родной тёткой, внешне была ему совсем чужда. Не только это, я вдруг засомневалась, что она и к рождению Дадли вряд ли имеет какое-либо отношение. Кто эти люди?

Но это я оставлю на более позднее исследование. На сегодня рассматривать эту особенность у меня банально времени нет. В любой момент сюда заявится местный Аврорат и всё испоганит на свой собственный лад. А у меня завершение бракосочетания не терпит отлагательств.

Дамочка тем временем стрелой бросается на сыночка, сграбастывает его обеими руками, ревя белугой, причитая и ощупывая его на предмет целости и сохранности. Дадли, смущаясь, отталкивает её, пытаясь объяснить ей, что он цел и невредим и что он уже большой, за себя может постоять. Но его мама не унимается, дотаскивает его до дивана, где оба они садятся, и начинает сюсюкаться с этим уже довольно большим лбом.

— Дадлипусик, ты цел? Всё ли у тебя в порядке? Что с тобой сделал этот неблагодарный? — после этого вопроса она поворачивается к нам и вдруг замечает, что в дом вошёл чужой, незнакомый ей человек. Девушка. — Кто эта оборванка?

Упс! Я знаю, что выгляжу не самым лучшим образом и произвожу не самое лучшее впечатление состоянием своей внешности и одеяний. Но я сегодня — в рамках короткого для меня, но огромной длительности для всех остальных, периода времени — прошла через многое. Утром, хм-хм-м, я почти разрушила один немаленький посёлок на берегу Белого* моря и вся покрыта пылью. Знаю, что из-за похудения моё лицо выглядит измождённым: со впалыми щеками и тёмными кругами вокруг глаз, что мои платиновые волосы взлохмачены и моя длинная, до земли коса растрёпана. Не говоря о моём одеянии: пропитанном потом, чёрном, траурном.

— Это жена Гарри, мам, они только что поженились.

Возможно, я выгляжу отвратительно, но в сравнении с кирией Дурсль, я — сказочная красавица, и это видно по выпученным глазам её мужа, покрасневшего от смущения. Фу, противно. Даже больше, чем когда Фэйдрос алчно разглядывал меня.

— Какая ещё жена? Поттер, что за глупости? — кричит тем временем кириа Дурсль.

— Не передёргивай, тётя Петуния! — яростно вмешивается Гарри-Лексис. — Мы совсем недавно, ещё и часа не прошло, как завершили наш с Лили магический брак.

— Лили? Какая ещё Лили? — истерит женщина и угрожающе приближается ко мне, забыв о своего Дадлипусика. — Это ничтожество?

Её серые суженные от ярости глазки мечут молнии в моём направлении.

Говорят, самый истовый следователь — это ревнующая женщина, когда она разглядывает соперницу. Она это серьёзно?

— Разрешите представиться, кириа Дурсль, — еле сдерживая свою собственную гордыню говорю я, стараясь быть вежливой. Тётя всё-таки. Родня. Пока что ничего другого мной не установлено. — То, что в девичестве моя фамилия была Хаджиниколов, для Вас неважно, да? С сегодняшнего дня я уже кириа Поттер Лиляни. Жрица Узла силы под номером тридцать девять, находящаяся непосредственно на восьмом холме города Фелибе в Османской империи⁽²⁾, — по мере того, как я представляюсь родственникам, лицо Петунии всё больше вытягивается и его покрывают некрасивые красные пятна. — Больше ничего не говорите, чтобы я не передумала быть доброй и вежливой с Вами, — продолжаю вежливо говорить я. — Мы с моим мужем сейчас идём в его комнату, и вы не будете нам мешать. Поняли? Даже если явится Бог с неба или дьявол из Ада!

Дадли делает странный жест правой рукой, сжатый кулак с поднятым большим пальцем. Я пожимаю плечами, но Гарри-Лекс краснеет. А-а-а-а, понятно…

— И, если кто-нибудь появится по наши души, не смейте говорить им о Гарри хоть что-то.

Я призадумываюсь. Эта женщина, Фигг, которую мы встретили по пути, упомянула некого ДамбАлАдора — важная, по всей вероятности, персона. И, или он явится сюда сам, или отправит кого-то из своих людей узнать, правду ли говорит та женщина о дементорах. И что делать с той нечистью, которую я оставила близ дома тётки мужа? Брать с нами? Нет.

— Лекси, — говорю я. — Нам надо позаботиться о демоне снаружи. Он в коконе, но…

— Я могу уменьшить размер кокона до теннисного мяча и сделать его поверхность непроницаемой для его эманаций. Покрашу в зелёный цвет, никто не заметит его. Одобряешь?

— Ну, да. Прости, я забыла, что ты уже закончил Дурмстранг и много чего умеешь. Иди, тогда, а я поработаю немножко над нашими родственниками, чтобы они не сболтнули лишнего…

И в этот момент неожиданно для меня взбрыкнул муж тёти Петунии, вскочив со своего железного стула с усиленной конструкцией.

— В моём доме не будет никаких ненормальных штучек! Я запрещаю всякие уродства, слышишь, девка! — он что, бухой? Так кричать перед невесткой своей жены!

Я взмахиваю своим посохом и накладываю на всех троих Дурслей Сонные чары. Тётя мужа оседает на пол там, где до этого торчала. Усатый невоспитанный толстяк, падая обратно на стул, сразу обмяк и, оседая налево, грохается рядом с ней на пол. Только Дадли, откинувшись назад, остаётся в сидячем положении, посапывая с открытым ртом на диване. Милая картинка, не то, что минуту назад.

В сознании каждого из неволшебных родственников я ставлю защиту от Легилименции. По пути исследую их на предмет Заклятий, наложенных кем-то злонамеренным. Ого-го! На каждом из них я вижу навешанные Чары агрессии к одному темноволосому худенькому пареньку, который на данный момент находится вне дома, чтобы исполнить задуманное с дементором.

Всё это, конечно, отменяется. Закончив с этим, я и Сонные чары отменяю и хозяева, сбитые с толку, оглядываются вокруг.

Тем временем, в комнату входит Гарри-Лексис, подбрасывая в руке небольшой, ядовито-зелёный мячик.

— Идём? — спрашивает он, и я киваю головой. — Тётя, дядя, Дадли, — оборачивается он к родственникам. — Никому ни-ни. Меня здесь нет, ещё не вернулся с прогулки. Ничего не слышали, не видели, если меня сожрали — только рады. Ясно?

Он хватает меня за свободную руку и ведёт наверх по тесной лестнице на второй этаж дома, где открывает одну из пяти дверей — последнюю в коридоре.

Мы входим в комнатку, обставленную настолько убого, что мне хочется вернуться вниз и наказать жёстко и очень болезненно его тётю.

— Не обращай внимания, — говорит он, но его взгляд полон смущения. — Как мы доберёмся до твоего Узла, Лили?

Я хихикаю:

— Легко. Ты забыл, на ком женился?

— О!

Его глаза за очками разгораются зелёным огнём, и я смахиваю с его лица эти отвратительные очки-велосипеды. Потом провожу перед его лицом навершием посоха, разжигая камень-изумруд. Мне противно смотреть на любимые глаза удивительного зелёного цвета сквозь стёкла, к тому же совсем ненужные. Гарри-Лексис глазами следит за движением ярко светящегося обрядного камня, и его взгляд проясняется. Моргнув пару-тройку раз, оглянувшись вокруг, он улыбается, и я вижу, вижу действительное сходство с моим суженым.

— Ты совершила чудо с моими глазами, Лили! Спасибо тебе огромное. Я всю жизнь ненавидел эти очки, которые слабо помогали мне видеть.

— Обращайся, — говорю я, улыбаюсь и поворачиваюсь к закрывшейся за нами двери. — Теперь, смотри в оба на то, что произойдёт: поймёшь, почему у моей семьи имелось прозвище «Открывающие».

Дотрагиваюсь до дверной ручки, вливая в неё своё желание оказаться в моём любимом мире: первом, который я создала в шестилетнем возрасте. Я называю его Миром золотых яблонь.

Воспоминания Лиляни Поттер.

(Лиляна — от «лилия». Существует старая форма имени Люляна, которая идёт от «люляк» (сирень).)

Она появилась внезапно, как только я нарисовала красным мелом дверь на белой стене коридора. Я так старалась оформить правильно детали: ручку, доски, головки гвоздей, петли, раму, что даже не заметила, что уже не рисую, а создаю. Закончив, я посмотрела на своё произведение и обомлела — передо мной, на пустой до этого стене, была настоящая деревянная, солидная с виду дверь. ВРАТА. Как получалось у деда и у отца, когда они показывали мне это своё умение, надеясь, что хотя бы у меня проявится этот талант. В этом отношении мой старший брат был полным бездарем.

Я сразу попробовала открыть её, толкнув ручку вниз и надавив на полотно двери.

Она, неожиданно для меня, открылась в ничто, в пустоту. В чёрное пустое ничто. Я испугалась и, быстро захлопнув дверь, задвинула засов, прислонилась к деревянной, слегка шершавой поверхности, с трудом глотая воздух. Ох, и получу я по первое число от матери — думала я. Еле переведя дыхание, я стала вспоминать наставления деда моего, когда обучал меня открывать Врата. Закрыв глаза, я повторила себе его слова:

— Сотворив дверь, ты должна представить себе то, что хочешь найти за ней. Вот, например, у нас с твоим отцом есть мир драконов, мир фениксов, мир змей… Есть у нас и другие, но тебе рано знать о них. Но тебе, девочке, можно создать себе мир единорогов, хе-хе. Нам не хватает их волос, рогов и добровольно отданной крови. Как подрастёшь, если ты Открывающая, создай себе один.

— Но, дед, единороги не допускают к себе замужних женщин. Как я могу входить внутрь этого мира, если выйду…

— Дурочка моя маленькая! — смеётся мой дедушка, треплет мою белокурую головку и целует мою щёчку. — Свою богиню твои единороги не обидят никогда, даже когда эти золотые косы станут серебряными, а у тебя появится орава правнуков.

Его голос я слышу в своей голове, но не могу себе представить целый мир, который населяют эти прекрасные, очень полезные, однорогие лошадки.

Но яблоневый сад, такой же, как и тот, что окружает наш дом, представить себе я могу хорошо: яркий солнечный свет и синее-пресинее небо с пушистыми белыми облаками на нём. Представила золотых пчёл, жужжащих среди цветущих деревьев и перелетающих с цветка на цветок. В своём воображении я слышала игривый плеск воды в невидимой от входа полноводной речушке. Мой носик почуял сладкий аромат этого райского сада, и, повернувшись, я снова открыла нарисованную мною дверь.

В лицо ударило одновременно ярким солнечным светом и запахом цветущих яблонь.

Я захлебнулась от восторга.

Жужжанье пчёл и мерное журчание текущей воды манили меня, я несмело шагнула внутрь. За мной дверь закрылась сама, и я замерла, испугавшись, что она исчезнет, и я не смогу вернуться обратно. Но дверь торчала рядом — странный коричневый прямоугольник на фоне цветущих яблонь — прямо у меня за спиной. Чтобы успокоить себя, что обратная дорога не потерялась, я слегка приоткрыла полотно двери и заглянула в проём. Увидев за порогом знакомый коридор дома, я захлопнула дверь и с радостным визгом бросилась изучать свой мир.

Я бегала и играла долгие часы под деревьями, лазила по ним и искала улей пчёл. Когда, наконец, нашла его в полости единственного дуба среди яблонь, я отведала самый сладкий в моей короткой жизни мёд, которого было так много, что он стекал по шершавому стволу. Пчелиный рой мой интерес к их мёду почему-то не раззадоривал. Пчёлки кружились вокруг меня, жужжа и улетая по своим-то нехитрым делам, и для них я была просто частью пейзажа.

В неглубокой речке недалеко от дуба между оглаженными камнями текла чистая прозрачная вода, в которой я умыла липкие от мёда руки и лицо, а затем напилась, наслаждаясь прекрасными вкусом и свежестью воды.

Вернувшись обратно домой, в наш мир, я заметила, что за те нескольких часов, которые я провела в яблоневом саду, здесь прошло не более, чем несколько минут. На другой день я вернулась обратно в мой сад, на этот раз представив себе, что яблони поспели.

Заглянув, я увидела, что на ветках деревьев висят уже зрелые золотые и красные яблоки. Взяв с собой несколько корзин, я наполнила их сладчайшими плодами и еле дотащила до коридора в нашем доме. Захлопнув дверь за собой, я позвала бабушку и деда, чтобы они первыми отведали плоды моих трудов.

А вечером у нас состоялся одновременно праздник и скандал. Праздновали мы с бабушкой, дедушкой и отцом, а скандалила мама. Почему-то, она из нас — двоих своих детей — любила только моего старшего брата. Меня она замечала иногда, когда я давала повод ревновать к брату.

Но об этом я предпочитаю не вспоминать и не углубляться в переживания. Напереживалась я достаточно — на всю оставшуюся жизнь. О мёртвых только хорошо, а о плохом — надо забыть.

Конец воспоминания.

Дверь в комнате Гарри Поттера освещается красным светом из контура Врат, и я толкаю её вовнутрь. За ней я вижу свой яблоневый сад. Я тяну парня за собой, но он с криком «Подожди!», бросается к странно выглядящему сундуку и вытаскивает из него мантию-невидимку.

Нет, это не обычная мантия-невидимка, не как те, которые я не раз видела в нашем доме в детстве. Мой дед производил с десяток таких мантий в год и продавал их только Стамбульскому Аврорату. Так как Аврорат запрещал деду свободно торговать конкретно этими изделиями, чтобы преступники и воры не наживались с их помощью, то желающие платили Министерству тройную цену за право владеть мантиями. Приносили эти мантии хорошую кучу золотых нашей семье.

Но эта мантия-невидимка была чем-то особым. В руках у мужа она производила впечатление попавшего в ловушку ткани света. Переливалась эта ткань бликами перламутра и выглядела совершенно невесомой в его руках. Он собирался засунуть это совершенство себе в карман, но я его остановила.

— Стой! Намотай её себе под сорочку, — посоветовала я ему. — Всякое случается, но мантию эту ты должен беречь.

— Ладно, — согласился он, поглаживая странную материю мантии. — Знаешь, она досталась мне от отца… Ох, я совсем запутался, Лили. Помню, что я Алексис Тавридис, всё-всё о своей жизни помню, но тело Гарри само напоминает мне, и очень старательно, СВОИ воспоминания.

Я целую его побледневшую щёку, он резко оборачивается и впивается в мои губы. Короткий, но жаркий поцелуй заводит меня и напоминает, что нам надо спешить.

Снова открываю проход в мой яблоневый мир и тяну Гарри-Лексиса за собой.

На ветках цветут целые грозди бледно-розовых цветочков, покрывающих деревья словно нарядом невесты. Пахнет одуряюще.

— Так вот что такое «Открывающая миры»! — восторженно рассуждает мой муж, оглядываясь вокруг. — Что будем делать здесь? Обряд проводить?

— Не здесь, — отвечаю я и снова открываю красную на фоне цветущего сада дверь.

В сумраке за ней я вижу знакомый коридор в моём доме, заново построенном моим дядей Филиппом.

— Добро пожаловать в наш родовой дом, Алексис, — не успеваю сказать я, как он хватает меня на руки и переносит меня через порог.

Ногой он закрывает проход за собой.

Красный контур на белой стене медленно бледнеет. Я принюхиваюсь. Внутри строения я ощущаю запах затхлости и старого заплесневевшего дерева. Рукой дотрагиваюсь до побеленной, для меня — неделю-две назад, стены. Тогда весь дом был новым, только что построенным потому, что я стихийным выбросом уничтожила старый, обжитый.

Сейчас её покрывают трещины, известь лупится, а потемневшие углы под потолком завешаны паутиной.

Я молча ступаю на рассохшийся деревянный пол, хватаю Алексиса за руку и веду его вниз по каменной лестнице. Витки этой лестницы уходят в глубину земли, к нашему ритуальному залу с тем особым образованием, которое мы называем Магическим Узлом или Узлом силы, под номером тридцать девять. Когда меня в первый раз водили к нему, чтобы привязать как наследницу, число этих витков показалось мне бесконечным.

В действительности же, лестница делает только девять полных витков и мы попадаем на уровень пола огромной, цилиндрической формы с почти двадцати пяти метровым потолком пещеры. Воздух здесь обновляется магией, что я первым делом обеспечиваю, иначе мы с Алексисом задохнёмся. Наше внимание сразу притягивает к себе он — Магический огонь Узла. Каждый раз, увидев его, я забываю обо всём на свете, настолько он захватывающий. Он получается в месте пересечения шести Лей-линий, которые, словно огненные реки света, вытекают из стен пещеры-колодца. Место пересечения выглядит как пылающий кристалл огромного размера, парящий под потолком.

Так это было месяц-два назад — для меня совсем недавно, в действительности — сто с лишним лет назад. Сейчас мой Узел тускл и блекл. Лей-линии тоже бледны, словно больные.

Я выхожу вперёд, оставив Алексиса за собой, чтобы не мешал мне разбудить место Силы, и поднимаю свой посох как можно выше. Камень-изумруд вспыхивает, и яркий тоненький лучик из него падает на потемневшее кристаллическое образование, крутящееся у меня над головой. Лучик действует как стартовый огонёк для моего Узла. В его внутренностях что-то загорается, мигая несколько раз, свет вихрем разносится между стенами кристаллического образования, увеличивая постепенно свою яркость.

Вдруг раздаётся звон лопающегося стекла и тьма, накрывшая место пересечений Лей-линий, загорается, как в детстве. Сами линии освобождаются от «дремоты» и тоже набирают мощь, возвращая свой изначальный яркий цвет.

— Фух! — исторгаю я из своих лёгких всё накопившееся напряжение последнего месяца и поворачиваюсь к замолчавшему от восторга мужу.

Он переводит взгляд своих нереально зелёных глаз с Узла на меня и одним шагом оказывается рядом со мной. Неожиданно сильными руками он рвёт мою чёрную, траурную одежду и опять берёт моё, уже обнажённое тощее тело с супружескими намерениями. Я обвиваю его шею своими тоненькими ручками и впиваюсь губами в его губы.

Хорошо, что пол пещеры гладкий, без выступов, иначе как бы мог он донести меня без инцидентов до каменного Алтаря под самым Узлом? Я не помню, когда Гарри-Лексис освободил себя от одежды, но вдруг он наваливается на меня, голую, горячую, на грани экстаза от его близости и от единения с магией Узла, всей своей тяжестью.

Миг спустя он входит в меня и я ощущаю, что Магия и Узел принимают мой дар им — мою боль и мою девственную кровь. Минуту-две позже свой дар, свою мужскую суть отдает им и мой муж, изливая её в меня — жрицу этого Места.

--------------

*Бяло море или Егейско море (до 1945 года пишется: Бѣло море или Егѣйско море; на греческом: Αιγαίο Πέλαγος — Егѐо Пѐлагос; на турецком: Ege Denizi — Ѐге Денизѝ) часть Средиземного моря между Балканским полуостровом на западе и севере, Малой Азией на востоке и островом Крит на юге. На северовосток через проток Дарданели оно связывается с Мраморным морем.

1) Тее му! — Боже мой!

Вернуться к тексту

2) ныне — Пловдив

Вернуться к тексту