Осенние письма (гет)

Тёмное, мрачное болото казалось бесконечным. Аромат багульника дурманил и усыплял, стволы кривоватых сосен терялись в зыбком тумане. Под ногами дрожала и хлюпала топкая, жадная трясина. Блуждающие огоньки мерцали — то ближе, то дальше, окружали, и из-за их хоровода шла кругом голова.

Только дойти, только дойти до островка, где белеют тонкие стволы берёз, только дойти туда! Дойти, не обернувшись, не выронив из рук спасительного шеста, не ступив ненароком мимо узкой, едва заметной тропинки... главное — не обернувшись!

— Заряна! Помоги!

Глубокий мужской голос. Она скорее догадывается, чем знает, что он принадлежит её отцу. Но это только морок, его там нет. Нельзя обернуться.

— Зарочка! Дочка!

Мама! Но её там тоже нет и быть не может. На мгновение эта мысль даже приносит облегчение — ведь нет ничего более невероятного, чем её изящная, красивая мама — на болоте. Как она туда пойдёт? В шёлковом платье цвета "тиффани" и на шпильках?

— Заря!

Тоненький детский возглас. Юлечка! Малышка... впрочем, сейчас у неё совсем не такой младенческий голосок. Это не Юля!

— Зарянка! Зарянка!

Володя, брат! Самый дорогой, самый родной, самый близкий! Но его там тоже нет, это всё коварство тёмной магии. Обернёшься — и нет там никого из родных, только чудища болотные, схватят ледяными, склизкими лапами и утянут, утянут, утянут в трясину...

Надо не оборачиваться... и молчать...

Это самое трудное, что только можно придумать для Заряны. Она не умеет не оглядываться, не откликаться на зов, не идти туда, где её ждут. Но она идёт к островку — прочь от призраков, прочь от болотного дурмана, к настоящим, живым людям. Уже скоро, скоро... но чем дольше она идёт по узкой тропке, тем сильнее отдаляется остров, тает в густеющем тумане.

— Мисс Драгомилов! Зара... Зара!

Робин! Это Робин из Чёрного леса, мальчик родом из Весёлой Англии. Это Робин, который сказал ей — "я тебя люблю". Это Робин... его там тоже нет, и нельзя обернуться, нельзя...

Вот остров... ещё шаг... ещё... булькает под ногами болото, уходит в сторону мягкая кочка, нога делает последний неверный шаг... тает в руках спасительный шест...

Тёплая рука охватывает её руку, и вот уж нет никакого болота. Вот золотой остров: тёмно-золотые на солнце кроны берёз, нежно-золотой ковёр под ногами... Чей-то силуэт среди деревьев... это Робин. Вот он идёт к ней, протягивает руки. И Заряна, которая ещё ни разу в жизни ни с кем не целовалась, чувствует на своих губах нежное и лёгкое прикосновение его губ...

И вот именно на этом месте сон закончился. Зара проснулась.

Она лежала на своей постели, полускрытой воздушным балдахином. Вот узоры из папоротничков на обоях, вот силуэт окна за воздушным тюлем, вот зеркало над туалетным столиком — слегка поблёскивает в мягком полумраке. Всё уютное, домашнее, мирное.

Зара постепенно успокаивается. Сердце ещё колотится часто-часто, но родные, знакомые предметы словно шепчут: "всё хорошо, это только сон, сон..."

И солнечное окончание сна с первым поцелуем — тоже только сон.

Зара легонько проводит по губам кончиками пальцев, желая воскресить чудесное ощущение. Тогда, в ту ночь Рождественского бала, этот поцелуй был в его глазах. Конечно, Робин хотел бы её поцеловать, а она...

Зара вздохнула, повернувшись на другой бок. Обыкновенно в романах юный рыцарь и его прекрасная дама влюбляются друг в друга одновременно, что облегчает и вместе с тем усложняет им жизнь. В реальности всё иначе.

Ну не могла же она сказать — "о да, я тоже тебя люблю", когда это было неправдой? Он ей нравился, даже очень нравился, но...

Но "люблю" — слишком сильное слово. Другая девушка на её месте сказала бы его легко, не задумываясь, и легко забыла бы. Кузина Алла влюблялась и разочаровывалась чуть ли не по пять раз на дню, но... не то чтобы Заре хотелось походить на Аллу.

Что такое знакомство в школе, на Турнире? Болтали, учились, волновались за своих и за чужих, танцевали на балу... и забыли. Правда, Робин вовсе не забыл её — до сих пор, да и Зара не забывала. И сейчас, после лета в экспедиции Скамандера, был ей дороже, чем на Рождество и даже при прощании весной...

...Заряна ворочалась в постели, пока не поняла, что больше уж не заснёт. На часах была половина шестого утра; в Дурмстранге девушка привыкла подниматься рано — именно в это время. Здесь же, в доме бабушки Всеславы, жизнь начиналась не раньше восьми. Два с половиной часа в запасе!

Выбравшись из тёплых объятий постели, Зара зажгла свечу и, набросив на плечи пушистый оренбургский платок, уселась за письменный стол. Она почти лукаво покосилась на стопку книг с разноцветными закладками. Ну-ну!

— Не из-за вас ли, дорогие книженции, мне сегодня приснилось это несчастное болото? А?

Книженции молчали. Это тебе не то знаменитое издание, Чудовищная книга о чудовищах, которая орёт и кусается. Сначала укроти учебник, потом и до зверья дойдёшь!

Зара усмехнулась. Детские игрушки! Шуточки!

Рядом с учениками Хогвартса и Шармбатона она иногда чувствовала себя старшей сестрой, пожилой особой, умудрённой богатым жизненным опытом. В Шармбатоне, конечно, тоже была дисциплина, но основана она была скорее на учтивости и хороших манерах; в Хогвартсе же такого слова и не слышали. Дурмстранг же отличался воинской суровостью устава, а многие предметы изучались так глубоко, как в Англии учат разве что в Школе Авроров или на курсах ликвидаторов проклятий. С удивлением Заряна узнала, что многие проштудированные ею вдоль и поперёк труды заперты в Запретной Секции Хогвартской библиотеки...

А библиотека была богатейшая! И уютная. Сколько счастливых часов провели они там вместе с Робином... Заряна взяла светло-зелёный лист почтовой бумаги и обмакнула в чернильницу перо.

"Здравствуй, Робин! Пишу тебе в утренней тишине. Я очень рада, что ты здоров, и что твоя экспедиция благополучно завершилась..."

— Если честно, я вздохнула с облегчением! — сказала сама себе Заряна и вновь склонилась над бумагой.

"Мне очень жаль, что в Чёрном лесу такие несчастья. Но не теряй надежды. Ведь ты уже справился с работой на Болотах! Я поняла, всё-всё поняла. После такого уничтожители лукотрусов сами в страхе разбегутся перед тобой! Послушай, Робин, а ты уверен, что дело только в тварях? Нет ли там следов двуногой твари, имя которой — человек? У старинных семейств бывают враги, готовые на всякую подлость..."

Заряна подняла голову и задумалась, подперев рукою круглую щёку. Милый, добрый, честный Робин! Он, наверно, о таком и не подумал. Хотя Хогвартс — тот ещё змеюшник. В чём-то даже хуже Дурмстранга. Суровость правил и нравов в стенах мрачного замка уравнивала почти всех. Система внутри школы была такой устоявшейся, такой прочной, что выдержала даже внезапное назначение директором Игоря Каркарова. Это с его судимостью в Англии! Что-то тут было нечисто. И не всё кончилось с его гибелью и бегством... не всё.

Удивительно, что Робин, находясь в Британии, ничего не пишет об этих событиях. Хотя тогда, в страшные дни окончания Турнира, Робин поверил Гарри Поттеру и Дамблдору. Странно, что поверили не все!

"Робин, я знаю, что обстановка в Британии сейчас весьма сложна. В наших газетах то и дело мелькают сведения о Тёмном Лорде Волдеморте, о внезапных исчезновениях волшебников. Его сторонники были в каждой стране, и у нас тоже. Ты помнишь Каркарова. Робин, я прошу тебя, не скрывай от меня ничего. Зашифруй строчки, пожалуйста, и напиши мне правду. И помни: если что-то случится, у тебя в России есть друзья..."

Заряна поднялась из-за стола, подошла к окну. Небо едва заметно светлело; верхушки лип старого парка были окутаны мягким туманом, красивым и уютным, совсем не похожим на густое тревожное марево из кошмарного сна.

Новое чувство, тревожное и нежное, билось в груди маленькой тёплой птичкой. Зарянка! Её нарекли так, потому что она родилась на рассвете, на заре, и их с Володей мама надеялась, что рождение дочери ознаменует зарю новой жизни — новой жизни семьи Драгомиловых. Надежда не оправдалась. Заряна знала, что она не виновата в этом, и никто, наверно, не виноват; и всё же чувствовала себя так, будто не сумела сделать что-то важное. Но это был голос призрака на болоте, к которому прислушиваться нельзя. Затянет в трясину...

— Дорогой Робин! — прошептала она, отгоняя неприятные мысли.

"Робин" — так зовётся малиновка по-английски. Он родился весенним днём, когда даже Чёрный лес оживает и поёт; на подоконник комнаты, где лежали мать и новорождённое дитя, села малиновка. Миссис Блэквуд настояла на том, чтобы сына назвали Робином...

Эта милая сентиментальная история тронула сердце Зары.

— Знаешь, я не очень хорошо помню маму. Словно отрывки цветных снов: голос, взгляд, движение. Говорят, я похож на неё...

Беата Блэквуд умерла, когда её младшему сыну было четыре года. Любимцем отца был старший, Корвус: крепкий, практичный, сметливый парень, из тех, что не лезут за словом в карман. Мечтательный, задумчивый и тихий Робин был чужд и отцу, и старшему брату. Во всяком случае, осторожные и краткие ответы Робина на вопросы о его семье Заряна расшифоровала именно так.

Эта несправедливость, знакомая ей самой не понаслышке, возмущала и трогала до глубины души. Трогало и красивое совпадение: их имена значили одно и то же. Маленькая весёлая птичка словно связывала их между собой.

И всё-таки она не могла ответить ему "я тоже тебя люблю". Тогда. А теперь?

Он пробрался даже в её старый кошмар, который снился ей уже много лет. Только прежде Заряна каждый раз просыпалась, дрожа от ужаса: ей снилось, что она не добралась до острова и утонула. Она цеплялась за ветки, плакала, задыхалась и просыпалась с беззвучным криком на губах.

А нынче Робин её вытащил, спас. И даже поцеловал...

Заряна улыбнулась, тряхнув рыжими кудрями. Не Робин спас её, а мечта о нём. Хороша она была бы на самом деле, если бы он вытащил её из настоящего болота — вся в тине и грязи! Во сне-то она была красавицей в золотой роще! Смешно, право слово!

И всё же... сны волшебниц — не просто сны.