В чёрной воде (джен)

— Рана опять открылась. — Парень вроде смотрел на меня, но говорил явно не со мной.

— Иди тогда, — пробасил уже знакомый голос.

Все вновь были поглощены брошенным занятием, и никто уже на меня не смотрел. Парень же помог мне подняться и повёл к моей хижине. «Нет! Не хочу её даже мысленно называть своей. Здесь нет ничего моего и никогда не будет. Я очень скоро выберусь отсюда и забуду, как страшный сон».

От накипевшей злости на самого себя я стряхнул чужую руку и метнулся в сторону. Но бледные пятна перед глазами не дали сделать и пары шагов. От падения меня удержали всё те же руки с зажатой в них тряпкой. Краем глаза я успел заметить выражение лица их обладателя. Такая вселенская усталость на таком молодом лице… Я видел девяностолетних стариков, одиноких и нищих, но с искрой жизни во взгляде. Этому же на вид едва перевалило за двадцать, а его безразличие, его внутренняя пустота за долю секунды выбила у меня почву из-под ног.

Пусть на мгновение, но я растерялся. И вот уже сидел на грязном полу и позволял себя перевязывать. Крови было не так уж и много, но рана, как я и предполагал, рваная. Да и находилась почти у самого горла. Неприятное открытие. Я думал, что повреждено плечо. С другой стороны, если я выжил с такой раной в отсутствии квалифицированной помощи — про стерильность я и вовсе не вспоминал — значит, причин для волнения не было. Я уже оправился от шока и от нелепых подозрений. В самом деле, о чём я только думал? Отрава в супе? Можно подумать, я не среди болот застрял в компании, странных отщепенцев в тряпье, а вдруг оказался неугодным при дворе Людовика XIV. Было бы даже забавно, не будь так печально.

Время и место были просто идеальные, чтобы выудить так необходимую информацию. Но каждый раз, наталкиваясь взглядом на отрешённое лицо, я проглатывал рвущиеся наружу слова. Мне всё сильнее хотелось просто бежать, может даже вплавь, если можно так выразиться. Я совершенно точно никому не желал такой участи, тем более самому себе. Мёртвая душа в пока ещё живом теле. «Интересно, сколько, по их мнению, должно пройти времени, чтобы и я стал таким же?» И ведь они не сомневались, что так и будет. Парень, собиравший окровавленные тряпки с пола, которые здесь служили бинтами, был в этом убеждён.

— Почему вы не уплывёте отсюда?

Он посмотрел на меня так, будто я сказал, что у меня на голове отплясывает диско розовый в зелёную крапинку карликовый енот. Так на безнадёжно больных смотрят. Крайне неприятное чувство. Но я знал наверняка, что умалишённый здесь точно не я, и терпеливо ждал. «Нельзя». Одно слово. Всё, что он сказал, прежде чем выйти за дверь, оставив меня в замешательстве сидеть на украшенном свежими пятнами полу.

Я так и просидел, пока не почувствовал неприятное покалывание в затёкшем теле. Возможно, виной тому была усталость и потеря крови, но это сказанное ровным тоном «нельзя» эхом звучало в голове, оставляя за собой рябь, расходившуюся кругами. Она искажала картинки моего будущего, рисуя новые: кривые, неправильные, нежеланные. Я не знал, как местные жители заселили этот остров, как давно это произошло и при каких обстоятельствах. Как и не догадывался, какие путы удерживают их от спасения. Но я знал точно, что сам лучше умру, пытаясь, чем буду жить смерившись. Оставалось надеяться, что ещё не стемнело, а на берегу никого уже не было.

И действительно, до ночи было ещё далеко. Не так уж и долго я медитировал над свалившейся на мою голову бедой. Вяло прогуливаясь по острову, я всем своим видом излучал ту самую сломленность, что от меня ждали. И, похоже, переиграл сам себя. Всё же, раздавленные или нет, дураками эти люди не были, и глаз они с меня не сводили, хоть и нацепили привычные им маски безразличия. Что уж говорить, актёр из меня так себе. Даже на школьную самодеятельность не тянет. Я сам бы у себя вызывал подозрение, если бы не знал наверняка, что стратег из меня ещё хуже, чем актёр. «Простая цель. Простой план. Почему же тогда всё так сложно?»

Я понимал, что необходимо как-то переломить ситуацию. От одной мысли, что придётся провести ещё одну ночь в замшелой лачуге, не способной укрыть даже от сильного дождя, не то, что от крупного хищника, мне становилось не по себе. Но как я мог быстро втереться в доверие теперь, когда на меня все косо поглядывали? Знали бы они, что весь мой коварный план состоял всего из двух довольно примитивных пунктов, наверняка на смех бы подняли. Если они вообще умеют смеяться. Моя нарастающая нервозность только усугубляла положение. С каждой пролетающей с бешеной скоростью минутой пружина внутри сжималась всё сильнее. И я ведь не мог самому себе объяснить, что именно так давит, так закручивает эту пружину. Конечно, я не хотел оказаться растерзанным обитателями здешних глубин. Кто бы хотел? Конечно, не желал ни минутой больше необходимого находиться в том дощатом клоповнике, который мне любезно выделили местные жители. С которыми, к слову, я не желал делить остаток своей жизни. Но все эти факторы были внешними и носили внешний же характер. Вполне осознанный. Было что-то внутри. В глубине моего подсознания таился какой-то непередаваемый страх, имя которому я никак не мог подобрать. Как за мелкой сочной зеленью, разросшейся на чёрной глади этих болот, скрывается нечто доселе неизученное, а потому не имеющее названия.

И всё же я не мог себе позволить ошибиться. Кто знает, что они делают с теми, кто отказывается принимать их устои. Лачуга, в которую меня заселили, могла пустовать не случайно. Жертвоприношения вообще весьма любопытная часть человеческой истории, конец которой, насколько мне известно, положили не так уж и давно. И не факт, что везде. Я, конечно, хотел бы войти в историю человечества, но только не в эту её часть. Собраться с мыслями было сложно, но необходимо. Я нашёл неплохое место для отдыха. Так это должно было выглядеть со стороны. Раскидистое дерево среди густой травы. Я был как на ладони. Но и тем, кто незаметно наблюдал за мной, было не скрыться от моих глаз. Казалось, я просто выдохся от переживаний, измученный глубокой раной и так и не утолённым голодом. Но я изучал. И ждал. И я дождался. Тот самый парень, что менял повязку, принёс флягу и тарелку. Фляга — это уже хорошо. От неё в данной ситуации толку больше, чем от чашки. Не думал я, что местные просто зачерпывают воду из болота для утоления жажды. Содержимое тарелки не сильно отличалось от утреннего супа, разве что выглядело гуще. Значит, надо было найти либо подходящую посуду, либо другую еду.

Что же касалось самого человека, проявившего заботу о страждущем, он довольно сильно отличался от остальных. На фоне массивных широкоплечих местных мужчин он выделялся, как случайно проросшая берёза в тени могучих дубов. Крепкий, но какой-то хилый. Черты его лица были тоньше и не имели ничего общего ни с кем. Ни среди мужчин, ни среди женщин. Он будто принадлежал другой расе в сравнении с остальными. Хотя, очевидно, это было не так. Это давало надежду, пока призрачную, что он не в родстве ни с кем из жителей острова. И возможно, он попал сюда так же, как и я. Если предположить, что это хотя бы отчасти правда, я бы мог этим воспользоваться. На мои выводы повлияло не в последнюю очередь отношение окружающих к моему потенциальному помощнику. А в том, что он поможет, осознанно или нет, я всё больше убеждался.

Обитатели острова почти не общались с ним. Не то, чтобы они вообще были болтливы. Они сторонились его не так, как меня, но всё же явно не считали его своим. Не исключено, что он не так уж давно «влился в семью». Мои шансы росли. Когда же он сам подошёл, я уже не сомневался. На этот раз стоило быть мудрее. И терпеливее. Что в моём положении было очень непросто. Но вариантов у меня не было. «Если придётся остаться здесь ещё на один день, что ж, это лучше, чем последствия спешки и необдуманных решений. Если за эти дни они мне не навредили, хотя возможностей было достаточно, значит, по крайней мере, пока они этого не планируют». Конечно, имелся шанс, что меня попросту было необходимо откормить, но эту не совсем здоровую мысль я решил на время забросить на самую дальнюю полку, к другим параноидальным идеям.

Завязать разговор в моей ситуации было не сложно, а вот поддержать его, вывести в нужное мне русло оказалось задачной не из простых. Но я был к этому готов. Отступать не в моих правилах. Да и некуда. Парень ожидаемо оказался не в восторге не только от собственного пребывания на крохотном острове вдали от остального мира, но и от сомнительного соседства. И это не говоря уже о жителях непроницаемых глубин, которые, как я понял, не прочь полакомиться человеченкой. Эта добыча, как известно, самая лёгкая и доступная. Хотя обычно они и не выказывали особой тяги к противостоянию с людьми, но всякое бывало. Тут взгляд моего собеседника упал на до моего появления пустовавшую лачугу. В подробностях необходимости не было.

Молчание затягивалось, и я, понимая, что могу упустить едва ли не единственную возможность расположить к себе хоть кого-то на чуждой мне территории, принялся расспрашивать о жизни до всех этих чудищ. Губы его болезненно скривились. Без малого пять лет. Долгожданное путешествие по миру! Чем не прекрасный подарок от любящих родителей за удачное поступление в университет? Наверняка, его искали они, друзья, все, кто знал его лично или просто хотел помочь. Уверен, новость о крушении того самолёта, пусть небольшого, пусть для коротких перелётов, освещалась на весь мир. Но прошло уже почти пять лет, а он всё ещё на этом острове. Я напрягся. «А кто знает, что меня нужно искать? При моём-то образе жизни? Никто. Никто не станет меня искать. Ведь никто не подозревает, что в этом есть необходимость». Я уже не раз думал об этом. Даже совсем недавно… Кажется. Я никак не мог вспомнить, но точно знал, что эта мысль тревожила меня раньше. Не в каком-то обтекаемом прошлом, а буквально пару дней-недель назад. Но в связи с чем?