Лучший друг и защитник (гет)

Жизнь на другом континенте оказалась тем ещё испытанием на прочность. Гермиона не сломалась в первые месяцы только потому, что у неё была чёткая цель, к которой она упрямо шла. Ей хотелось наконец обнять родителей и поговорить с ними по душам, но возвращение памяти далось им очень и очень нелегко. Когда мама и папа стали её узнавать, последовали многочисленные упрёки и жестокие слова. Иногда Гермиона молча уходила от родителей, а на съёмной квартире заливалась слезами. Виновата, сама знала, поступила с ними жестоко, хоть и во имя их блага. Ко всему этому добавилось её интересное положение. Недели шли за неделями, и факт беременности уже невозможно было скрывать.

— Так вот она какая, жизнь в волшебном мире, — недобро заметил мистер Грейнджер, — ну и от кого нагуляла, дочка? Чего же твой парень с тобой не приехал? «Магглов» увидеть постеснялся?

— Пап, давай не будем об этом.

— А что так? В волшебном мире водятся те же подонки, что и у нас? И чего тогда ты так за него радела?

— О Господи…

Деньги, большая часть которых была потрачена на оплату услуг целителей, возвративших её родителям память, кончались. Заработать в её положении было очень затруднительно — среди магглов девушка с внушительным животом не вызывала доверия, а в волшебном мире Гермиона была совершенно чужой. Это в Британии она считалась героиней войны, ближайшей подругой Мальчика-Который-Выжил и могла рассчитывать запросто получить место в какой-нибудь лавке или даже Министерстве. В Австралии же она никому не была интересна, и те немногие, волшебники, с кем ей удалось завязать знакомство, посматривали на неё неприветливо. Гермиона с трудом устроилась помощницей одного зельевара, торгующего разными эликсирами и снадобьями, и проработала у него лишь два месяца. Вырученных денег хватило, чтобы расплатиться за квартиру и купить кое-какие вещи. К тому времени, как она попала в больницу, Гермиона была близка к тому, чтобы отказаться от ребёнка. С грудным малышом на руках вряд ли вообще можно было хоть на что-то рассчитывать.

К счастью, всё изменилось в тот день, когда сын появился на свет.

— Какой у нас тут крепыш, — ласково говорила медицинская сестра, — просто красавчик, да, милая?

Гермиона чувствовала, как слёзы бежали по её щекам, пока она смотрела на красного кроху, завёрнутого в пелёнку. Ей всего и нужно было, что разомкнуть губы и сделать признание. Но губы почему-то дрожали, а в горле застрял ком. Совсем недалеко послышались голоса, и в палату вбежали её взволнованные родители. Растроганная мама стала утирать слёзы, а отец приблизился и захотел подержать внука на руках. Обычно строгий и ворчливый, он улыбнулся, смотря на малыша.

— Как… Дочка, как ты его назвала? — мягко спросил он, а Гермионе невольно подумалось, что на его месте мог бы быть Гарри.

Мог бы, если бы не всадил ей нож в спину, впустив в свою постель Джинни. За что он с ней так поступил? Из-за обиды на её молчание? Не смог сам догадаться, что она не хотела вконец рассорить их с Роном, и так больно ей отомстил? Возможно, если бы он не был таким жестоким, то заметил бы, что малыш очень похож на его отца: те же тёмные волосы, карие глаза. Наверняка вырастет таким же сильным и смелым.

— Джеймс… — проглотив ком, ответила Гермиона дрожащим голосом, — я… назвала его Джеймс.

— Хорошее имя, — одобрил мистер Грейнджер. — Ну, здравствуй, Джеймс, мы так рады тебя видеть, родной.

С этого дня упрёки закончились, и все обиды стали забыты. Это отец настоял, чтобы она перебралась со съёмной квартиры в их дом.

— Что у нас, по-твоему, для тебя места нет? Или ты не хочешь дать нам видеться с внуком? Думаю, мы с мамой всё ещё в состоянии и о тебе, и о Джеймсе позаботиться.

Гермиона была так измучена, что не стала спорить. Помощь родителей была как нельзя кстати. В первые месяцы она сама не понимала, что вообще происходит. Поиски крестражей по сравнению с материнством казались плёвым делом. Джеймс то и дело просыпался и плакал. То его надо было кормить, то выводить на прогулку, то качать, то купать, то менять подгузник. Деление между днём и ночью перестало существовать. Гермиона научилась спать по два-три часа и вскакивать от одного лишь звука. Она часто засыпала, сидя на стуле или диване, а, пробуждаясь, чувствовала себя разбитой. Бывало, она, не открывая глаз, взмахивала волшебной палочкой, чтобы кроватка малыша покачивалась, а над ней крутился мобиль, и звучала мелодия. Её нервная система достигла предела, и Гермиона временами сама лила слёзы вместе с сыном.

— Боже мой, что же ты делаешь!.. Милая, дай его мне. Дочка, успокойся, дай мне, пожалуйста, Джеймса.

Это мама помогла Гермионе прийти в себя. Она забирала внука на прогулку, позволяя дочери нормально поспать, с улыбкой учила её разным хитростям и говорила, что со временем всё это станет обычным делом. Мистер Грейнджер не меньше возился с Джеймсом, возвращаясь с работы. Ближе к вечеру он кормил его с ложечки, когда пришло время питаться не только грудным молоком, покупал ему развивающие игрушки и познавательные книжки. Малыш стал центром притяжения, и в первые два года Гермиона заново училась жить, благодарная небу, что у неё есть такая семья. А потом ей стало немного легче, и она решила, что больше не может сидеть на шее родителей. Мама и папа и так делают для неё слишком много, пора самой как-то устроиться и начать зарабатывать.

В первый год Гермиона сменила несколько мест: работала в обычном книжном магазине, писала статьи для газет, становилась помощницей ведьмы, занимающейся целительством, работала в пекарне и какое-то время даже ходила по домам, изгоняя боггартов и привидений. Но всё это было ей не по душе. К тому же где-то очень мало платили или предоставляли совершенно неудобный график работы. Гермиона так больше не могла и, всё тщательно рассчитав, решила открыть свою лавку, чтобы продавать разные зелья и смеси. Пришлось разве что заложить Орден Мерлина, присланный ей когда-то по почте, и занять немного денег у родителей, но упорства и терпения ей было не занимать. За полгода все затраты окупились, а уж когда Гермиона смогла настоять и получить Феликс Фелицис, а вместе с ним и ряд других сложнейших зелий, её дела пошли в гору. У неё стали появляться постоянные клиенты, обещавшие рассказать об её таланте своим друзьям.

Когда Джеймсу исполнилось четыре года, Гермиона, гордая собой, не взяла у родителей ни цента — они и так немало тратили на еду и одежду — и купила сыну велосипед. К этому времени она могла себя немного побаловать, и у неё даже стали появляться ухажёры. Одного из них звали Майкл, он был очень настойчив и проявлял к ней немалый интерес. После нескольких свиданий Гермиона решила познакомить его с родителями, и вот тут интерес Майкла быстро угас. Он увидел Джеймса, а кому нужна такая обуза? Большинству лишь подавай невинную девицу, которая любовно бы смотрела в ответ и всячески угождала в постели. После Майкла Гермиона ходила на свидания ещё несколько раз, но быстро бросила это гиблое дело. Решила, что не будет притворяться развязной девушкой, кокетничать, влюблять в себя и до последнего прятать сына. Джеймсом она гордилась, а не стыдилась того, что он есть.

Вполне себе спокойная жизнь треснула по швам на Пасху. В тот день Гермиона обещала, что только заглянет в свою лавку, отнесёт несколько заказов клиентам и вернётся домой, чтобы провести время с семьей. Отец сказал, что они сходят с мамой и Джеймсом в магазин, накупят много всего вкусного и будут ждать её возвращения.

— Только попробуй задержаться, — с притворной строгостью предупреждал он. — Если Джеймс станет плакать, то мы съедим всё без тебя!

— Хорошо-хорошо, я очень быстро вернусь, только туда и обратно, обещаю! — заверила Гермиона и, поцеловав его в щёку, умчалась.

Последующие дни она неоднократно терзалась мыслями, что было бы, если бы она не уходила. Может, если бы она пошла с родителями в магазин, всё сложилось бы иначе. У неё ведь имелась волшебная палочка, вдруг она могла одним взмахом всё изменить?

Гермиона помнила, как распрощалась с последней клиенткой, и с улыбкой трансгрессировала домой. И вот тут её ждал сюрприз. У дома стояла полицейская машина, и она рванула внутрь. Джеймс сидел на диване, завернутый в плед. Он был бледный, похожий на статуэтку, и ни на что не реагировал. Мама сидела неподалёку с носовым платком, а полицейский, занявший в кресло, что-то записывал в блокнот.

— Он и не думал оказывать им сопротивление!.. — рыдая, твердила миссис Грейнджер и качала головой. — Дэн лишь заградил нас собой… Хотел, чтобы они нас с Джеймсом не тронули!.. Я не понимаю, за что!.. Мы бы и так отдали им все деньги!..

Догадаться, что произошло, было нетрудно. На праздники, когда народ спешит делать покупки и тратит немало денег, часто совершаются какие-нибудь вооружённые налёты. Полицейский выразил им свои соболезнования и ушёл, сказав, что он с ними свяжется, а Гермиона, будто оглушённая заклятием, осталась у стены и медленно сползла по ней на пол, посматривая в сторону дивана, где ещё недавно сидел её отец.

Похороны и все связанные с ними дела прошли как в тумане. Мать не могла в её состоянии работать, и Гермионе пришлось рассчитывать только на свои силы. К тому же Джеймс от произошедшего на его глазах очень изменился. Из весёлого энергичного мальчишки, любящего всюду бегать и проказничать, он превратился в замкнутого и тихого ребёнка. Каждое слово из него приходилось вытягивать клещами. Теперь Джеймс брал игрушки и садился в сторонку. Машинки у него наезжали на солдатиков или лежали перевёрнутые. Домики ломались, а из мягких игрушек не порвался только пятнистый жирафик Томми, и то возможно потому, что его когда-то подарил дед.

Гермиона записала сына к психологу, но тот не успокаивал её своими выводами, а только злил.

— Возможно, пока ребёнок не способен выразить словами свои чувства, но он не глупый и всё понимает. Ребёнок познал, что такое смерть, и очень напуган. Я так думаю, дед имел у него большой авторитет, был его другом, защитником. Без него Джеймс совершенно растерян и всюду видит опасность. Ведёт себя как можно тише, чтобы не привлекать внимание. А как у него обстоят отношения с отцом?

— При чём тут вообще его отец?! — сердилась Гермиона.

— Вы ни разу про него не заговорили, — невозмутимо заметил психолог. — Он жив? Принимает хоть какое-то участие в жизни мальчика? Поймите, чтобы правильно построить терапию, мне нужно понять общую картину взаимоотношений в семье.

— Нет, он ничего про него не знает и живёт очень далеко!

— А можно узнать, почему так вышло или?..

Вопросы психолога резали её по живому. Гермиона не понимала, почему она должна думать о Гарри. Он где-то там живёт со своей Джинни, наверняка уже женился, завёл детей, просто счастлив. Она так сильно заводилась, что покинула терапию, уверенная в том, что сын обязательно оправится от удара. Он не первый и не последний ребёнок, кому так не посчастливилось.

Вот только Джеймс не оправился. Он стал видеть кошмары по ночам и вскрикивать. В один раз загорелся шкаф, в другой — его покусал мягкий медвежонок, прежде лежавший под рукой. Как-то он пробудился, и Гермиона увидела у него синяки на руке.

— Это деда!.. — в слезах твердил напуганный малыш, пока она пыталась его успокоить. — Деда тянул меня за собой!

Миссис Грейнджер, стоявшая неподалёку, охнула и закрыла ладонью губы. Гермиона тоже жутко перепугалась и побежала к целителям.

— Это невозможно, мисс Грейнджер. Связаться с миром мёртвых способен лишь опытный некромант, а ваш ребёнок при всех его талантах даже случайно вытворить такое не сможет.

— Но он говорит, что видит деда…

— Вполне возможно, что так. У вашего сына большой магический потенциал. Вы же сами видите, что он способен сделать в бессознательном состоянии.

— Да, но он вредит себе, неосознанно, конечно, но я боюсь, что дальше может стать только хуже!

— Такая вероятность велика, и лучше предпринять меры, если это возможно. Скажите, а у вашего сына есть живой кровный родственник по мужской линии? Не знаю, старший брат, дядя, ещё один дедушка, отец?

Родственник по мужской линии у Джеймса был только один. Гарри, конечно же. Как только она о нём вспомнила, Гермиона снова стала злиться. Можно подумать, на нём свет клином сошёлся!

— А почему именно «по мужской линии»? — сердито уточнила она.

— Так вы же сами сказали, что ваш сын потерял деда. Другой родственник-мужчина вполне мог бы провести ритуал защиты, и тогда ребёнок благодаря его участию даже бессознательно не сможет воплощать свои фантазии в реальность.

— А без этого «родственника» никак не обойтись?

— Хм, можно и обойтись. Вы мать, вот и подумайте, как лучше успокоить сына, чтобы он перестал бояться. Думаю, со временем его фантазии утихнут, и он перестанет их воплощать. Только не ругайте его за эти проделки — он может начать подавлять свою силу, а это ещё хуже. Велика вероятность стать обскуром.

— О нет, только не это.

— В любом случае вам решать, как поступить, мисс Грейнджер. Лично я бы рекомендовал провести ритуал и спокойно жить дальше.

Гермиона вернулась домой в самых разрозненных чувствах. Когда-то она обещала себе, что ни за что к Гарри не вернётся, скажет ребёнку, что его отец был хорошим человеком и погиб. Что угодно, только бы не видеть друга снова, но обстоятельства, как назло, складывались против неё. Той же ночью Джеймс упал на кухне и здорово приложился головой о шкаф — он провалился сквозь кровать и пол и твердил, что его засосала чёрная дыра. Дальше откладывать решение было нельзя.

— Я временно закрываю лавку и отправляюсь в Лондон, — сказала Гермиона матери.

— Я с тобой, — тут же ответила та, — и даже не думай мне возражать.

— Я и не думала. Спасибо, мам.

Женщины собрали чемоданы и отправились в аэропорт. Перелёт был очень долгий, Гермиона сидела в самолёте и неоднократно думала о Гарри. О том, как он теперь живёт, и что ему сказать. Многие, в том числе Джинни, могут посчитать, что Гермиона приехала разрушить их семью и что-то с них требовать. Придётся ведь что-нибудь объяснять и доказывать. Как же жутко ей этого не хотелось.

Гермиона повернула голову и посмотрела на сына. Джеймс прижимал к себе жирафика Томми и настороженно посматривал в сторону иллюминатора, за которым находилось тёмное небо.

— Солнышко, ты чего не спишь? Иди ко мне, давай немного отдохнём.

Джеймс ничего не ответил. То ли его пугала темнота, то ли высота, то ли что-то ещё. Гермиона пересадила его к себе на колени, обняла и поцеловала в висок. Напомнила себе, что поговорит с Гарри ради благополучия сына. В конце концов, ей от него ничего, кроме помощи в ритуале, не нужно. Пусть дальше живёт, как жил.

По прибытии в Лондон они арендовали небольшой домик, и в первые дни отдыхали после перелёта, привыкали к другому климату. К тому же надо было купить продукты и кое-что из одежды. На деньги, что у них были с собой, Гермиона рассчитывала прожить в Лондоне недели две, максимум месяц. Хотела провести ритуал и убедиться, что Джеймсу полегчало, а потом уже возвращаться в Австралию. Спустя четыре дня, когда по календарю близилось полнолуние, она поняла, что пора идти к Гарри. Прекрасное время для проведения ритуала.

— Иди уже, не покусает же он тебя, — сказала ей на кухне мама, занятая готовкой ужина.

Гермиона вышла в коридор и ненадолго заглянула в гостиную. Джеймс сидел на диване и, прижимая к себе жирафика, смотрел по телевизору мультики. Живоглот тёрся об него и мурлыкал, но мальчику не было до него никакого дела. Гермиона нахмурилась и вышла на улицу. Через какие-то мгновения она очутилась на Гриммо и поднялась на крыльцо дома двенадцать. Гермиона глубоко вдохнула и надавила на кнопку волшебного звонка.